Снежное колдовство

Глава 4

Эрик

— Эрик, тебе не говорили, что в высшем свете принято стучать? — интересуется брат.

— Мне много чего говорили, я и половины сейчас не вспомню, — отвечаю, протягивая руку де Мортену.

Тот с привычно кислой физиономией ее пожимает. Слава Всевидящему, что мы здесь ненадолго. Если честно, я здесь вообще исключительно из-за Шарлотты: мне все эти развлечения даром не сдались, равно как и семейные праздники. Была бы моя воля, заперся бы с ней в доме и на улицу не выходил без крайней на то необходимости. Бывали дни, когда и не выходил, но с тех пор, как в моей жизни появилась Шарлотта, я пытаюсь жить как все нормальные люди.

Так это, кажется, называется.

— Собственно, я зашел сказать, что мы уже здесь, — отвечаю на рукопожатие брата, — поэтому не буду вас дольше отвлекать. Беседуйте о том, на что вы способны ради жен, а я поднимусь к своей.

— Эрик, — темнея лицом, произносит Анри.

— Анри, — отвечаю я, раскрывая ладонь. — Между прочим, тестирую изобретение для твоей конторы.

— Моя контора, как ты выразился, — жестко говорит брат, — не спонсировала начало этой разработки.

— Ну так считайте это благотворительностью, — сообщаю я, демонстрируя узор на ладони.

Доработанный узор, чуточку от армалов, немного от мааджари, и вот оно — возможность слышать определенного человека при нужной настройке безо всяких артефактов. Незаменимая вещь для разведки, между прочим, но Анри выглядит как всегда. Поэтому я разворачиваюсь и оставляю их наедине с де Мортеном.

— Невыносимо, — голос брата звучит в моей голове.

Какой-то слишком усталый — как он вообще праздновать собирается?

— Де Ларне, не стоит…

Я стираю узор, точнее, нарушаю контуры, окончательно оставляя их наедине. Сюда бы еще доработку, чтобы можно было вот так общаться… но думаю, со временем и это решится. Как-то помимо прочего я слегка увлекся наукой, и причиной тому — она. Моя Шарлотта. Благодаря ей я увлекся столькими сферами, о которых раньше даже не думал. Это позволяет моему бизнесу процветать, а имя де ла Мер с каждым годом все меньше ассоциируется с моим отцом.

Впрочем, мне гораздо больше нравилось Орман.

Шарлотта в спальне стоит у окна, заметив меня, оборачивается. Она уже не та наивная девочка, которой я увидел ее когда-то, но для меня она всегда останется такой. Страшно даже представить, что я тогда творил, и невозможно — что она смогла меня простить. Впрочем, как раз в том, что касается Шарлотты — это возможно. Она всегда была светлой, невероятно светлой, и доброй. И она всегда будет такой.

— Уже поговорил с Анри? — интересуется жена.

— Да.

— Так быстро.

— Да не о чем с ним особо говорить.

— Эрик!

— Там был де Мортен.

Шарлотта закусывает губу, а потом подходит ко мне. Кладет руки мне на плечи.

— Я думала, вы помирились.

— Мы помирились достаточно для того, чтобы я не хотел его убить, когда захожу в комнату.

Она качает головой, и мне невыносимо хочется впиться поцелуем в ее такие желанные губы. Чувство, которое мне непонятно, с которым я не могу справиться, которое не могу понять. Его называют любовью, я называю его Шарлоттой. Потому что до сих пор не уверен, что умею любить.

— Ты опять на себя наговариваешь.

— Я просто говорю правду.

— Эрик. — Она вздыхает, а потом вдруг становится растерянной. — Я все-таки очень переживаю за Рауля. Как думаешь, все будет хорошо?

Все ли будет хорошо? Мы с Шарлоттой до последнего сомневались, стоит ли оставлять сына, но и брать его с собой тоже был не лучший вариант. Портальный переход для него слишком серьезное испытание, Рауль еще очень мал, а переезд до Ларне — тем более. Поэтому совместно нами было принято решение оставить его на няню.

— Разумеется, будет. — Я беру руку Шарлотты в свою и целую тонкие пальцы. — Я обещал Франсуаз оторвать ей голову, если с его головы упадет хотя бы волос.

Жена отнимает руку.

— Эрик!

— Что? — я приподнимаю брови.

— Это ненормально!

— Я никогда не обещал, что буду нормальным.

Шарлотта хмурится.

— Я о том, что… ненормально, что слуги нас боятся!

— Они боятся меня. Тебя они любят, — снова подхватываю ее хрупкую руку и разворачиваю ладонью вверх, чтобы коснуться губами самого центра. — По-моему, этого вполне достаточно.

Жена сердито сопит. Она такая смешная, когда сердится, особенно — учитывая, что и сердиться-то толком не умеет.

— Я пошутил, — отвечаю, глядя ей в глаза, скользя губами по тонкой коже. — Не переживай, Тхай-Лао и Сюин проследят, чтобы все было в порядке. Не забывай, у нас здесь портальные амулеты, одна активация — и мы дома.

Шарлотта пытается отнять руку, но я не отпускаю. Мне нравится повторять губами тонкую ниточку пульса. По-хорошему, активировать бы сейчас этот портальный амулет, и вернуться домой, а там делать с ней все то, о чем я сейчас думаю. Но… Шарлотте это действительно нужно. Ей нужна семья, ей нужна встреча с Терезой и Луизой, все эти женские разговоры, которых она долгое время была лишена. Завтра утром, сразу как вернемся, к нам приедут ее мать и сестра, и у меня опять будет очередной долгий «семейный день».

В котором моя радость — это она.

Анри бы сказал, что я на ней помешался, и это так. Я на ней помешался. Долгое время я обходился без общества и без слуг, довольствуясь короткими диалогами с Тхай-Лао и Фьет-Лао, в редких случаях — с Сюин. Благодаря долгим путешествиям и «Ваорхан» мне приходилось общаться с огромным количеством людей, но все они оставались в прошлом, стоило мне выйти из их кабинета, или им из моего.

Исключением была разве что Камилла, и то недолго.

Ради нее я не стал бы нанимать слуг и не стал бы устраивать приемы, не стал бы участвовать во всем этом кошмаре, именуемом «семейные радости», но…

— Эрик, — когда я касаюсь губами сгиба ее локтя, голос Шарлотты становится низким. — Мне пора переодеваться к празднику. А еще нужно успеть принять ванну…

— Я сам тебя одену, — говорю я, — и ванну мы примем вместе. Но сначала надо тебя раздеть.

Удивительно, как чутко она отзывается на эти слова, я чувствую ее дрожь, втекающую в мое тело через губы. Сам отпускаю ее руку, и, когда она поворачивается ко мне спиной, щелкаю застежками платья. Выбившаяся из прически огненная прядь на шее сводит меня с ума, заставляя сжимать пальцы сильнее, но Шарлотта ничего этого не чувствует. Сильнее я сжимаю пальцы только на крючках, скрытых под тканью, и если тьма, пытающаяся прорваться в этот мир сквозь меня, все еще жива, я лично ее уничтожу, как когда-то Аддингтона.

Я лично уничтожу любого, кто попробует причинить этой девочке вред.

Даже себя.