Глава 15


Я подошла к тому месту справа, где крыша встречалась со стеной; мне пришлось нагнуть голову, чтобы об нее не удариться. Теперь я видела фонарь, напоминающий тыквенную голову. Он стоял на отслужившем свой срок секретере, мерцая в полутьме своим оранжевым лицом с черными треугольниками глаз. Адрия сказала, что фонарь обычно висел на перекладине, но это не имело значения. Я сняла ею с секретера, ощутив прохладную шероховатость картона, и просунула руку в отверстие, расположенное вверху.

В фонаре ничего не было. Я нащупала металлический стерженек, на который насаживают свечу, — и ничего больше. Моя уверенность в том, что Шен спрятала листок будки из хижины Эмори именно здесь, оказалась необоснованной. Если только она не забрала его потом. И если его не нашел кто-нибудь другой, что казалось мне маловероятным.

Невдалеке послышался легкий скользящий звук; я застыла и затаила дыхание. Кровь пульсировала у меня в висках. Если звук издала мышь, то сейчас она замерла, как и я. Но шорох прозвучал слишком близко, чтобы я чувствовала себя в безопасности. Я начала потихоньку пробираться по направлению к более освещенному центру чердака, горбясь под покатой крышей, стараясь бесшумно покинуть место, рядом с которым раздался напугавший меня звук.

Но здесь невозможно было передвигаться бесшумно. Доски скрипели под ногами, кусок материи, который я задела, скользнул на пол с шумом, показавшимся мне страшным грохотом. Пока на чердаке гудело эхо, я отчетливо расслышала тот самый вороватый скользящий звук. Приближался он ко мне или удалялся?

В моем мозгу вспыхнуло воспоминание о сцене из истории, сочиненной Клеем. Не пришла ли я сюда для того, чтобы воплотились в жизнь его фантазии? Не найдут ли потом на чердаке мое бездыханное тело? Не хочет ли меня убить тот, кто скрывается в темноте, чьи шаги сейчас приближаются?

Я с самого начала избрала не совсем верное направление, шаги, звучавшие теперь смелее, отрезали меня от лестницы. Что мне было делать: рвануться вперед или попытаться пробраться к спасительной лестнице окольным путем?

Тут раздался смех, жуткий смех, заставивший меня задрожать мелкой дрожью. Ускользающий, женский, дразнящий.

— Шен! — крикнула я. — Выходи. Хватит ломать комедию.

Смех, нарастая из темноты, дребезжал, как стакан на блюдце. Затем кто-то выскочил на середину чердака, более не скрываясь, и я увидела, что это не Шен, а Адрия. Она держала в руке свернутый листок бумаги и торжествующе размахивала им передо мной.

— Смотри! Я нашла сокровище первая! Теперь ты меня не поймаешь — оно мое.

Она побежала от меня к лестнице, и я слышала, как она промчалась по ступенькам. Тут обе лампочки погасли, и я осталась в темноте. В отдалении, на каждом конце чердака, было по окну, и сквозь них проникал тусклый серый свет, но его было недостаточно, чтобы разглядеть дорогу. Мне пришлось пробираться во мраке, натыкаясь на различные вещи, спотыкаясь на каждом шагу. К тому же я почти потеряла ориентацию и сомневалась, что двигаюсь в нужном направлении.

Я шла очень медленно, боясь провалиться в лестничный пролет. Был момент, когда груда мебели заслонила окна, и меня охватила паника: я не знала, куда идти, с какой стороны лестница. Затем я снова увидела вдали серые пятна и — прямо перед собой черный провал лестничной клетки.

Даже теперь, спускаясь вниз, я не могла торопиться. Мне приходилось обеими руками держаться за стены и нащупывать ногой каждую ступеньку. Дверь внизу была закрыта, мрак сгустился до предела. Мне осталось преодолеть всего пару ступенек, когда я услышала вопль. Он показался мне резким, диким, устрашающим. Я ринулась вниз, толкнула дверь и побежала по холлу к комнате Адрии.

Она стояла посередине комнаты и громко плакала навзрыд, держа в руке развернутый листок бумаги.

— Что случилось, Адрия? Дай мне эту бумажку!

Она внезапно перестала плакать и метнулась к камину. Прежде чем я успела ее остановить, Адрия швырнула бумажку на тлеющие угли, и я увидела, как она вспыхнула, мгновенно превратившись в черную горстку пепла.

Теперь и другие обитатели дома бежали к комнате Адрии. Девочка снова зашлась в рыданиях, сотрясавших все ее тело; я обернулась и увидела в дверях Джулиана и за ним Шен.

— Что произошло? — закричал Джулиан. — Что здесь творится?

— Я… я не знаю, — запинаясь, бормотала я. Мы… мы были наверху, на чердаке и… и ах, не в этом дело. Мы должны как-то помочь Адрии!

Я кинулась к Адрии, но она оттолкнула меня от себя, словно я была чудовищем из ее ночного кошмара. А когда до нее дотронулся Джулиан, она завопила еще более пронзительно.

Смертельно побледневшая Шен некоторое время молча наблюдала за происходящим, затем словами «Я позвоню доктору» выбежала из комнаты.

Джулиан принял более действенные меры. Он ударил Адрию, не слишком сильно, по одной и другой щеке, отчего она замолчала; вопли прервались, и Адрия бросилась на кровать, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Когда я подошла к ней и протянула руку, чтобы погладить ее по голове, Адрия откатилась на дальний край кровати, глядя на меня с ужасом и содроганием. Джулиан обратился ко мне.

— Сейчас вам лучше уйти. Вы сможете потом рассказать мне, что, по вашему мнению, здесь произошло.

Но когда он сам приблизился к кровати, Адрия отшатнулась от него с диким, бессмысленным испугом.

Я сходила к себе и оделась, готовясь выйти из дома. Потом помчалась вниз, встретив поднимавшуюся по лестнице Шен. Она прошла мимо меня, не говоря ни слова, торопясь помочь Адрии. Я направилась в Сторожку по короткой тропинке.

Даже на Клея я не могла положиться, особенно после того, как он дал мне прочесть свою рукопись. Но, если я его застану, он по крайней выслушает. Я нашла его в кабинете, за столом; он изучал список гостей, прибывших на уик-энд. Когда я свалилась в кресло, стоявшее у стола, пытаясь перевести дух, Клей заговорил со мной мягко и доверительно:

— Сегодня на склонах проводится наша ежегодная «Большая лыжная ночь». Это еще не главный фестиваль года, но после обеда откроется выставка, посвященная лыжному спорту, а на ночь запланировано множество мероприятий. Ты собираешься принять в них участие?

Я отрицательно покачала головой; мне было не до того.

— Возвращаю тебе рукопись, — сказала я и протянула ему конверт.

— Что ты о ней думаешь?

— Она меня расстроила и возмутила — ты ведь на это и рассчитывал. Зачем ты дал мне ее прочесть? Там ведь все узнаваемо.

— Я подумал, она тебя заинтересует.

— Почему? Не потому ли, что молодой человек, напоминающий Стюарта, изображен в ней злодеем?

— Ну, не так уж он и похож на Стюарта. Ты слишком впечатлительна, Линда. Зачем вкладывать в повесть смысл, которого она в себе не содержит?

— Тебя послушать, так и жертва — не Марго.

— Скажем так: Марго послужила ее прототипом. Может быть, я таким образом выразил свою неприязнь к Марго Мак-Кейб.

— Ну, а чердак-то оказался вполне реальным. Я сходила туда после того, как прочитала твою историю.

Я рассказала ему о последних событиях. О листке бумаги, который видела в руках Шен в хижине Эмори. Том самом, который она, по-видимому, спрятала на чердаке. Адрия нашла его в картонном фонаре раньше меня, прочла, впала в истерику и сожгла.

— Я могу предположить, что это был за листок, мрачно сказал Клей. — Думаю, что Марго написала письмо Эмори Ольту — письмо, которое может послужить уликой против твоего брата.

— Такое письмо в самом деле существует, я видела его копию. И полиция действительно видит и нем важную улику, чуть ли не вещественное доказательство. Так что Шен не могла держать его в руках. В копии, которую я видела, Марго жалуется Эмори на то, что Стюарт грозит ее убить.

— Стюарт? — удивленно переспросил Клей.

— Конечно. Это и есть главная улика, которую они против него имеют.

Клей открыл гроссбух, лежавший перед ним на столе, и стал его перелистывать. Я думала, что он собирается что-то мне показать, но вместо этого он захлопнул книгу.

— Я хочу тебе кое-что сообщить, — обратился он ко мне некоторое время спустя. — Может быть, моя теория неверна, но я подозреваю, что письмо, копию которого ты видела, — подделка.

Надежда всколыхнулась во мне.

— Что ты имеешь в виду? Откуда ты знаешь?

— Я не знаю. И в том-то вся беда. Только предполагаю. Если существует другое письмо — настоящее письмо Марго, обращенное к Эмори, — и именно его спрятала Шен и нашла Адрия, то сомневаюсь, что там упоминалось имя Стюарта.

— Но что заставляет тебя так думать?

— Я видел, как Эмори подделывает чужие почерки — да так искусно, что просто невозможно заподозрить фальшивку. Это служило ему любимой забавой. Я, например, видел, как он развлекал Адрию зеркальным письмом. Если человек может писать вверх ногами и справа налево, то ему ничего не стоит подделать почерк. Но не думаю, что таким образом можно обвести вокруг пальца профессионального эксперта. Я считаю, что адвокат должен добиться повторной, авторитетной экспертизы, а пока дело ограничивалось дилетантским сличением почерков. Если выяснится, что письмо — фальшивка, Стюарта отпустят насовсем.

В ходе его рассуждений чего-то недоставало. Я так и не поняла, на каком основании Клей пришел к своему заключению.

— Но почему… — начала я, но он протянул, через стол руку и потрепал меня по плечу.

— Довольно, Линда. Дай мне самому об этом поразмыслить. А пока никому не говори о моих предположениях. Мне нужно кое на что решиться, прежде чем я поделюсь с тобой дополнительными соображениями. Просто дай мне немного времени. Если государственный обвинитель решит, что после смерти Эмори у него нет достаточных оснований для предъявления Стюарту обвинения, тебе, может быть, и не понадобится вникать в детали, касающиеся письма.

— Понадобится, Клей, — заверила его я. — Я уже пыталась дать тебе понять, что не удовлетворюсь освобождением Стюарта. Я хочу добиться его полного оправдания.

— Ты настоящий борец за справедливость, — насмешливо заключил Клей. — И ты очень милый ребенок, Линда. Малость своенравный, но милый.

— Я не ребенок! — возмущенно возразила я. — И не отступлю, пока не выясню правду.

Он снова посерьезнел, но его взгляд излучал доброту.

— Да, в этом сомневаться не приходится. Но теперь будет лучше, если ты вернешься в Грейстоунз и дашь мне подумать. Как только приму решение, я тебе о нем сообщу. Такой вариант тебя устроит?

— Пожалуй, — неуверенно сказала я. — Пока. Но объясни мне, пожалуйста, одну вещь. Если действительно существовало то, что ты называешь настоящим письмом Марго, и именно его нашла Адрия, то оно все равно уже уничтожено. И я не понимаю, как ты собираешься его использовать.

— А ты понимаешь, почему Адрия его уничтожила?

— Не знаю, что и думать.

Он с минуту загадочно смотрел на меня.

— А что, если Марго написала не только Эмори, но и мне?

— Клей… — начала я, но он сильно, — до боли, как раньше — сжал мою руку.

— Сказанного достаточно, — отрезал он. — Повторяю: возвращайся в Грейстоунз и дай мне подумать. Но не рассчитывай на то, что я спасу твоего брата. Этого я не могу тебе пообещать.

Я вырвала руку из его цепких пальцев.

— Если существует другое письмо, то Джулиан должен о нем узнать. Можно я расскажу ему о нашем разговоре? Ведь если…

Он резко прервал меня.

— Если ты это сделаешь, я буду все отрицать, а ты окажешься в дурацком положении. Я сам приму решение. А ты сегодня вечером оставайся дома. Никуда не выходи. Ни под каким видом.

— А как насчет моих служебных обязанностей?

— Забудь о них. Я ожидал, что у тебя могут возникнуть трудности с выходом на работу, и пригласил одну девушку, помогавшую мне раньше; теперь она замужем, но на некоторое время сможет тебя заменить. Так что не волнуйся.

Я встала и направилась к двери.

— Итак, я уволена, — сказала я напоследок.

Он вышел из-за стола и обнял меня за плечи.

— Давай поговорим об этом в следующий раз, Линда. Просто не выходи из дома и береги себя, а я что-нибудь придумаю.

Больше говорить было не о чем, я вышла из кабинета с чувством разочарования и неудовлетворенности и поспешила в Грейстоунз.

Когда я вошла в дом через переднюю дверь, Джулиан позвал меня из библиотеки; я спросила, как себя чувствует Адрия.

— Доктор дал ей успокаивающее средство. Она проспит всю ночь, с ней сейчас сиделка. У нее, кажется, появилась какая-то странная неприязнь ко всем нам. Не могу этого понять. Вы не можете объяснить, что с ней стряслось?

Объяснить, что происходило в душе Адрии, я не могла, но рассказала Джулиану, что случилось: о письме, которое Шен заполучила в хижине Эмори; о сцене, имевшей место на чердаке; о том, как Адрия сожгла листок в камине. Я вняла предостережению Клея и ничего не сказала о его предположении насчет подделки письма, имеющегося в распоряжении полиции; не сообщила Джулиану и о намеке Клея на то, что у него, возможно, имеется какое-то другое письмо от Марго. Но Джулиан сейчас и не воспринял бы подобную информацию: он был слишком обеспокоен состоянием Адрии.

Однако поведение Джулиана осталось для меня непредсказуемым, и его предложение сильно меня удивило.

— Давайте на время отложим все наши заботы. Лыжная прогулка сегодня вечером всем нам пойдет на пользу. Погода ясная, и сегодня у лыжной базы состоится любопытное зрелище при лунном свете. Вы не должны его пропустить. Адрия сейчас не нуждается в нашем присутствии, так что вы, Шен и я сможем пойти туда вместе. Стюарт, если захочет, тоже может к нам присоединиться. Давайте отправимся сразу после ужина.

Я вспомнила предостережение Клея, настаивавшего, чтобы я в этот вечер не выходила из дому. Но он, конечно, не мог иметь в виду нашу совместную прогулку. Он просто не советовал мне одной бродить по окрестностям Грейстоунза. Пока я с Джулианом, мне нечего опасаться.

— Не сказала бы, что настроена сегодня на посещение какого-либо зрелища, — ответила я, — но если хотите, пойду с вами.

Он снова посмотрел на меня с пронзительной нежностью, но я отвернулась. Это получилось у меня непроизвольно: я была слишком обеспокоена и озабочена. Я смогу искренне ответить на его взгляд, только когда перестану опасаться за судьбу Стюарта. Я все еще не знала, захочет ли Джулиан защитить его должным образом.

День прошел без происшествий. Стюарт вернулся со склонов рано, немного уставший: сказалось длительное отсутствие тренировок; но он с радостью согласился пойти с нами. Адрия крепко спала, сиделка дежурила возле ее постели; Шен не выходила из комнаты, хотя обещала Джулиану присоединиться к нам вечером.

Мы поужинали рано и переоделись в лыжные костюмы, затем, все четверо, разместились в большой машине Джулиана. На этот раз Клей не встретился нам у Сторожки. Я заволновалась: не будет ли он искать меня вечером в Грейстоунзе. Я сказала Джулиану, что Клей освободил меня от работы в Сторожке и нанял другую горничную.

Во время поездки Шен выглядела подавленной; на ней был костюм, веселая желто-зеленая расцветка которого никак не соответствовала настроению. Состояние Адрии глубоко ее обеспокоило, и даже Джулиан не мог отвлечь сестру от тяжких переживании. Зато Стюарт снова стал самим собой, над его головой зажглось прежнее сияние, и оно согревало мне сердце. К нему вернулся былой оптимизм, и он был уверен, что процесс не состоится, и все треволнения остались в прошлом. Дружелюбность Джулиана по отношению к нему казалась мне не вполне искренней и натянутой, но брат явно этого не замечал и своей оживленностью компенсировал отсутствие таковой в своих спутниках.

Когда мы припарковались возле лыжной базы, Джулиан и Стюарт сняли наши лыжи с багажной рамы, и мы подошли к низким скамейкам, чтобы надеть их. Вечер был необыкновенно ясным, в небе ни облачка, над нашими головами сияла почти полная луна. Вокруг сверкали огни и звучала музыка, раздавались голоса лыжников, веселые возгласы и смех. В такой обстановке расцвели «снежные крольчихи», и, пока мы шли к подъемнику, они не раз наступали нам на лыжи. Это никуда не годилось. Лыжники на горных склонах должны быть очень внимательны к себе подобным. Все подъемники были заняты, но очередь оказалась небольшой и мы скоро уже раскачивались на подвесных креслах. Сначала поднялись в воздух Шен со Стюартом, потом мы с Джулианом.

Везде искрились огни, очерчивая линии лыжных трасс, а темные пятна деревьев казались почти черными. Наши кресла висели над матовым озером, подымаясь к небу, и тени следовали за нами. По мере удаления от земли голоса звучали глуше, давал о себе знать пронизывающий холод вершины. Теперь нас тоже охватило радостное возбуждение.

Мы сошли на верхней площадке и оказались в ином мире — мире лунного света и густых черных теней. Днем тени серые, ближе к ночи начинают отливать черным янтарем. Мы потеряли из виду Шен и Стюарта и стали подниматься «елочкой» на самую вершину горы, в царство лунного света. Огни деревень и шоссейных дорог мерцали внизу, а над нашими головами сверкали мириады зимних звезд, усеявших далекое небо.

Джулиан привел меня на плоскую, покрытую снегом скалу, венчающую гору, кончики наших лыж свисали над пропастью. Я почувствовала прикосновение руки Джулиана к своей спине, и на мгновение чувство опасности, пробужденное близостью зияющей под ногами пропасти, заставило меня содрогнуться. Прикосновение Джулиана было едва ощутимыми, но достаточно легкого толчка, чтобы я свинцовым грузом свалилась на заснеженные скалы, казавшиеся с высоты предательски мягкими. Но тут Джулиан покрепче ухватился за складки моей парки и потянул меня назад, прочь от зияющей бездны, так что я покачнулась и мы упали в снег и завозились в нем, запутавшие перекрестившихся лыжах и весело смеясь. Как прикосновение его руки могло показаться мне опасным? Глаза Джулиана сияли, отражая свет звезд; он наклонился и поцеловал меня. На этот раз его поцелуй не был мягким и нежным; он заключал в себе требовательный призыв, попытку подчинить себе мою волю. У меня не хватило сил противиться этому призыву. Наши озябшие лица, сблизившись, запылали огнем.

Джулиан умудрился выпутаться из хитросплетения лыж и встать на ноги первым; он протянул мне руку и помог подняться. Мы поехали туда, где начинались лыжные трассы.

Это была ночь снега и огня.

Взглянув вниз, мы увидели, что лыжники спускаются по склонам, держа в руке зажженные бенгальские огни, ярко мерцавшие в ночи. От этого проложенные на горе лыжные трассы превратились в струящиеся ручейки пламени.

Мы стояли рядом, Джулиан обнимал меня за плечи. Вокруг нас белел холодный снег, внутри пылал огонь. Теперь я не могла замерзнуть. Я знала, что мои щеки зарумянились. Когда Джулиан оттолкнулся палками и устремился вниз по Дьявольскому спуску, я последовала за ним. Повторяя его движения, я чувствовала себя сильной и уверенной. Внизу нас ждала Шен.

— Ты не видела Стюарта? — спросила я.

— А где он, по-твоему, может быть? Где-то наверху. Возможно, среди звезд. Оказавшись на склонах, он уже не касается земли. И полностью утрачивает стадный инстинкт. Джулиан, у меня ужасно разболелась голова. Пожалуйста, проводи меня в комнату отдыха.

— Может быть, отвезти тебя домой? — предложил Джулиан, явно обеспокоенный жалобой.

— Нет. Я просто немного посижу за столиком, а ты закажешь мне кофе. Приму аспирин, и со мной все будет в порядке. Не хочу портить вам удовольствие.

— А ты пойдешь с нами? — спросил меня Джулиан, снимая лыжи.

Я покачала головой. Мне хотелось остаться на горе, чтобы смотреть на склоны, смешаться с толпой, почувствовать, как знакомое всем лыжникам радостное возбуждение горячит кровь. И мне хотелось в полной мере ощутить другое, новое для меня возбуждение, заставившее почти забыть о Стюарте. Когда Джулиан и Шен ушли, я, сильно отталкиваясь палками, объехала здание лыжной базы. Я чувствовала, что теперь принадлежу этому миру, и мне захотелось усовершенствовать свои лыжные навыки.

Когда Клей остановил меня, это было так неожиданно, что я испугалась. Он схватил меня за руку, чтобы я не проехала мимо него.

— Мне надо поговорить с тобой, — обратился ко мне Клей.

Я нерешительно посмотрела на него.

— У Шен разболелась голова. Может, Джулиан и проведет с ней какое-то время в комнате отдыха, но скоро вернется и будет меня искать.

— Возможно, он вернется не так уж скоро. Я попросил Шен увести его, чтобы мы с тобой смогли поговорить. Снимай лыжи. Я знаю место, где нам никто не помещает.

Я отстегнула крепления и освободилась лыж. Клей положил их себе на плечо, а я пошла за ним, неся в руках палки. Он подвел меня к маленькому строению с островерхой крышей. Когда Клей открыл дверь, пропуская меня вовнутрь, я поняла, что это была часовня. По воскресеньям в ней попеременно проводили службы представители различных вероисповеданий. В остальное время ее двери оставались открытыми тех, кто хотел предаться медитации или просто отдохнуть.

Вдоль стен часовни протянулись стеллажи лыж, в обоих боковых приделах рядами уложены тюки с соломой вместо скамеек. В дальнем у часовни стояла небольшая чугунная печка, сейчас в здании было холодно и пусто. Когда Клей закрыл за нами дверь, я села на соломенную скамейку, глядя на торчащие со стеллажей кончики лыж. Клей нащупал на стене двери выключатель, щелкнул им, и в часовне стало светло; я наслаждалась миром и покоем этого места. У меня не было никаких дурных предчувствий.

Клей прислонил к стене мои лыжи и палки и опустился на тюк с соломой рядом со мной.

— Я предупреждал, чтобы ты никуда не выходила сегодня вечером, — напомнил Клей.

Я легкомысленно пожала плечами. Радостное возбуждение не иссякало.

— Это просто смешно, — сказала я. — Со мной Джулиан, мой брат и Шен. Чего мне бояться?

Клей ничего не ответил; он достал из кармана куртки конверт.

— Я решил показать тебе письмо, которое прислала мне Марго за три дня до смерти.

Загрузка...