Еще неделю я провела, постоянно озираясь по сторонам, боясь и одновременно желая его увидеть, и дергаясь от любых звуков. Ночами не могла нормально спать, потому что снился Игорь, и каждое утро я встречала на мокрой подушке. А еще у меня развилась мания, что за мной следят. Поэтому к концу недели, я уставшая и измученная пошла к директору выпрашивать отпуск.
— Ника, дорогая, но у тебя отпуск запланирован только через два месяца. — он посмотрел в график. — Ты же сама так хотела, а теперь просишь отпустить тебя. И потом график давно утвержден.
— Сергей Борисович, ну хоть недельку! Давайте разобьем мой отпуск. В сентябре меньше отдохну. Я так больше не могу, понимаете!
Директор у нас был нормальный мужик, понимающий, хоть иногда и орал так, что стены тряслись. Сейчас он внимательно меня осмотрел и минуту сидел в своем кожаном кресле, вертя в руках дорогую ручку.
— Да, выглядишь ты действительно неважно. Что стряслось?
— Это личное.
— Личное, говоришь? Ладно, черт с тобой, иди в свой отпуск. — сказал, размашисто ставя подпись на приказе. — Но чтобы в следующий понедельник была на месте, как штык. Лично проверю.
— Спасибо, Сергей Борисович! — я готова была его расцеловать, но радостно схватив приказ, побежала в отдел кадров.
А вечером, быстро побросав в дорожную сумку, пару сарафанов, маек и шорт, вызвала такси до вокзала. Не могу больше в этом городе, мне нужно хоть немного передохнуть.
Междугородний автобус быстро довез меня до нужного населенного пункта, когда солнце еще только клонилось к закату, окрашивая все вокруг во все оттенки золотисто-оранжевого. Я осмотрелась по сторонам, вдохнула полной грудью свежего воздуха, чувствуя, как напряжение последних недель понемногу отпускает меня. От вокзала мне было идти минут пятнадцать, поэтому я неспешно шла, оглядываясь по сторонам и замечая, как деревенские дети катаются на велосипедах, мимо проезжают машины, бабушки сидят на лавочках, обсуждая последние новости.
Дойдя до нужного дома, я посмотрела и отметила, что родители поставили новый забор. Этот дом они купили два года назад. Именно о таком доме они мечтали последние лет десять — добротный двухэтажный дом из кирпича с большой верандой и небольшим садом и от нашего города не так далеко, каких-то сто километров.
Открыв калитку, я сразу же увидела папу, что-то мастерящего в саду. Мамы не было видно, скорее всего в доме готовит ужин, тем более вокруг витает сладкий запах свежей сдобы.
— Хозяева! — крикнула во всю силу своих легких и замерла с улыбкой на губах в ожидании, когда папа повернется и увидит меня.
— Ника! Вот проказница! — папа быстро преодолел, разделяющее нас расстояние, и заключил меня в крепкие и такие родные объятия. — Дочка, почему не сказала? Я бы встретил.
Он отошел на шаг и смотрел на меня, когда в дверях появилась мама.
— Вася, кто там кричал? — через секунду она заметила меня и громко вздохнув, тоже бросилась обнимать. — Никуля, родная, ты приехала! Надолго?
— На недельку. Выпросила отпуск, решила к вам приехать.
— Это ты молодец, но почему не предупредила? Я бы чего-нибудь вкусненького приготовила.
— Вот поэтому и не позвонила. Не хотела беспокоить.
— Ты что такие глупости говоришь? Мы всегда тебе рады! Пойдем в дом. Устала, наверное? Сейчас ужинать будем. Вася, забери чемодан!
Мама вела меня, обнимая за плечи и не переставая говорила.
— Худющая какая стала! Кожа да кости остались! Ты что совсем не ешь ничего? Или это тебя так на работе замучали? — продолжала допытываться мама.
Я успевала только кивать или отрицательно махать. Так мы вместе накрыли на стол на веранде, потом поужинали на свежем воздухе. От вкусной еды я так разомлела, что чуть не заснула за столом. Мама, глядя на это отправила меня спать.
Ночь я впервые спала спокойно — без сновидений, и наконец, смогла отдохнуть.
Всю неделю я только и делала, что загорала днем, много читала и спала ночью, как убитая. Нет, конечно, я еще помогала по дому, но в принципе занятий никаких особо не было — грядки полить да помочь маме с готовкой. Ночами снилось что-то приятное и неуловимое, и стоило только открыть глаза, как тут же все забывалось.
Но как хорошо мне тут не было, нужно было все же возвращаться. Поздним вечером в последний день перед отъездом, мы сидели с мамой на веранде обнявшись и болтали о всяких пястках, как вдруг она спросила:
— Дочка, а у тебя все хорошо?
— Конечно. Почему ты спрашиваешь?
— Просто ты всю неделю какая-то задумчивая, рассеянная. Вот я и подумала, что что-то случилось.
— Да нет. Все хорошо, правда. — сказала, но сама не очень-то была в этом уверена. Это здесь я расслабилась и почти забыла, но стоит вернуться в город, боюсь воспоминания снова одоелют.
— Точно? Может ты влюбилась?
— Нет! — поспешно ответила. Как я могу влюбиться, если от сердца давно ничего не осталось, кроме горстки крошечных осколков, иногда напоминающих о себе. Особенно, в последние несколько недель.
— Пора бы, милая. Не сошелся свет клином на этом твоем Игоре. Сколько можно себя хоронить?
Действительно, сколько? Кто бы подсказал.