Снова ты (СИ)

Глава 9

Кто-то бесцеремонно расталкивает меня и спихивает с постели, сорвав при этом уютное одеяло. Холодно и неудобно на жестком полу. И я бы рад послать всех к черту, но… передо мной рассерженная не на шутку мама. С ней шутки плохи.

— Игорь, немедленно в душ и завтракать! — ее голос, такой звеняще-холодный, проходится, как острый нож по оголенным нервам и тупой болью оседает в звенящей голове.

Я с трудом поднимаюсь и плетусь в ванную. Холодный душ бодрит и из зеркала на меня смотрит более свежая версия меня.

На кухне мама стоит у окна, ожидая меня. Передо мной на столе стоит дымящаяся кружка с зеленым чаем. Аромат мелиссы напоминает о той, кого я безуспешно пытаюсь забыть уже сколько? Черт, даже не знаю, сколько дней прошло. Для меня все они сплошной день сурка.

— Поешь. — мама кивает на тарелки с блинчиками и омлетом, но к горлу подкатывает тошнота, и я отрицательно машу головой. Мама складывает руки под грудью и приподнимает правую бровь, что означает крайнюю степень ее раздражения. В такие моменты вообще стоит выполнять все беспрекословно. И я запихиваю в себя омлет. Странно, но становится легче, и тошнота отступает. Я доедаю все.

— Мам, я не хочу чай. — Я теперь ненавижу этот напиток, который так любит она. Та, кого нельзя вспоминать и невозможно забыть. Та, которая растоптала мое глупое сердце своими стройными ножками. — Лучше кофе.

Через минуту передо мной стоит кружка с бодрящим напитком. Я делаю глоток и жду. 1, 2, 3…

— Игорь, что с тобой творится? Ты приходишь под утро, или вообще не бываешь по несколько дней дома. И всегда пьяный. Мы с отцом…

Он говорит и говорит, а я просто молча киваю. Ей не особенно нужны мои ответы. Думаю, что она с отцом уже что-то придумала и после этой беседы, призванной вызвать во мне глубокое чувство стыда и жаркой благодарности к их ангельскому и безграничному терпению, она объявит их решение.

— Ты меня слушаешь? — Кивок. — Мы переезжаем. С институтом уже все решено… — Я снова выпадаю из реальности. Идея уехать из этого проклятого города кажется мне просто превосходной. Потому что, я как идиот, все равно продолжаю думать о ней. Тряпка. Я сам себе противен. Но каждый вечер я неизменно оказываюсь под ее окнами в тени деревьев, чтобы не увидела, вздумай Ника вдруг выглянуть в окно. Пару раз я даже чуть не поднялся к ней. Хотел еще раз посмотреть в эти прекрасные лживые глаза и спросить почему она так со мной. Идиот. Иногда я даже различаю ее четкий темный силуэт за наглухо зашторенным окном. И от этого только что-то щемит, сильно сжимается в разодранной в клочья груди. Какая же ты отрава, Ника Скворцова! — Жить первое время будешь с нами, а там, если твое поведение будет нас полностью удовлетворять, возможно, снимем отдельную квартиру. Где-нибудь в южной части Манхеттена, поближе к твоему университету…

Слух цепляет название моего нового места жительства. Значит, Нью-Йорк. Отлично. Подальше отсюда, подальше от нее.

Я снова прихожу к этим окнам и стою уже часа два, тупо глядя на желтые пятна света на асфальте под ними. Не хочу приходить, но ноги сами несут сюда. Впрочем, сегодня можно. Сегодня я прощаюсь, хотя она и не узнает об этом. Кидаю последний взгляд и ухожу, чтобы снова попытаться вытравить ее алкоголем и чужими прикосновениями. Это совсем не приносит ни удовлетворения, ни облегчения. Стоит закрыть глаза, я снова вижу эту изменницу и обманщицу.

Как она могла???

Пять лет в другом городе, другой стране, на другом континенте пролетели быстро. Жизнь постепенно входила в свою колею. Исчезли пьянки и загулы, учеба в одном из самых престижных университетов США была на удивление интересной и захватила меня. Новый дом, новые друзья, интересная работа. Новая, в конце концов, жизнь, в которой не было места воспоминаниям. По крайней мере, не должно было быть, да вот только они были и не куда не делись. И появлялись всякий раз абсолютно неожиданно. Это мог быть запах булочки с маком, которые мы с Никой ели как-то гуляя в парке. Или чей-то веселый заливистый смех, как у нее, вдруг окутывал тело жаркой волной и заставлял вздрагивать. Как-то на улице увидел вдалеке волну светло-русых волос и сердце на секунду сжалось, пока я не вспомнил, что ее здесь просто не может быть. За пять лет я так и не забыл ни тепло ее мягких волос, ни гладкость кожи, ни голубые, как небо, глаза, ни нежность голоса, говорившего о любви. Мы так мало времени провели вместе, но я до сих пор помню о ней все.

Оказалось, что я однолюб. Я понял это только через год, когда пробовал завязать отношения с сокурсницей. Она была красивой, сексуальной и даже очень неглупой. Джесс — мечта большинства, если не всех, моих однокурсников, но я заставлял себя ей улыбаться и терпел поцелуи и ласки. Что-то меня постоянно отталкивало, вызывало странное раздражение, и я не мог понять, что же с ней или со мной не так. Все оказалось до банального просто — она не Ника.

Ника.

Она вывернула меня наизнанку, выпотрошила, скрутила узлом. И даже находясь на другом конце планеты оставалась единоличной владелицей моих мыслей и чувств. Звучит сопливо, знаю. Но это правда, какой бы хреновой она ни была.

Два часа назад я сошел с трапа самолета и впервые за пять лет полной грудью вдохнул сладкий воздух родного города. А мысль, что она ходит по этим улицам и дышит этим воздухом, увеличивала мою радость в разы.

— Хей, бро! Как сам? — Меня в зале аэропорта встречал единственный друг, с кем я все это время поддерживал связь.

— Привет, Кабан! — было непривычно разговаривать на русском. С родителями я давно не живу и встречаюсь редко. Мне нравилось, как твердо и уверено звуки перекатывались на кончике моего языка. Такое наслаждение.

Мы обнялись с другом. Кабан стал еще выше, чем был, ну или чем я запомнил. И давно вырос из детского прозвища, когда он был довольно маленьким и толстым пацаненком. Сейчас Андрей Красин запросто мог быть отличным баскетболистом, но он выбрал профессию ветеринара. Вообще он всегда был непробиваемо спокойным и верным, как собака. Закинув вещи в багажник его машины, мы поехали ко мне. По дороге я все прокручивал в голове разговор месячной давности.

Мы общались по скайпу, когда он вдруг спросил:

— Знаешь кого я тут встретил?

Предчувствие кольнуло меня где-то в области солнечного сплетения.

— Кого?

— Трофимова. Объявился, наконец. — Звук этой фамилии всколыхнул во мне запретные воспоминания, тщательно сдерживаемые все это время. — Он про тебя спрашивал.

— Что ему нужно было? — Я старался не подавать виду, что меня приводит в неописуемую ярость само упоминание этого человека, и сидел ровно, держа в руках мобильник.

— Если дословно: «Передай привет Кирсанову. Скажи, что это все было из-за Алинки. Можешь также ему передать, что я счастлив. Это уж точно стило разбитой губы и сломанного носа. Его маленькая подружка оказалась такой доверчивой. А Игорь непроходимым тупицей. Но все сложилось, как и было задумано. Всего-то и нужно было пару раз сказать о неверности его подружки и подстроить жаркую сцену, подмешав в сок легкий наркотик и точно зная, когда он придет…»

Раздался хруст. В руках я с удивлением обнаружил останки своего смартфона, согнутого почти напополам, и мелкое крошево, на месте экрана.

— Сууука!

Кабан в изумлении смотрел на меня. А я жалел, что не убил тогда Трофимова.

Теперь-то ничто не могло меня удержать так далеко. Только бы не было слишком поздно.

У меня не было определенного плана, да вообще никаких конкретных мыслей, как ее вернуть. Не могу же заявится к ней на порог со словами: «Прости меня, любимая. Я все знаю» Бред! В лучшем случае она тут же спустит меня с лестницы, а в худшем… посмотрит равнодушно. Самое сложное — держаться в стороне и не подходить к ней, терпеть, ждать, пока не смогу придумать, как ее вернуть.

После первой встречи, я не мог уснуть полночи. Ника стала даже красивее, чем я помнил. Светлые густые волосы, небрежно собранные на голове, вызывали желание распустить тяжелые пряди и пропускать сквозь пальцы. Мне всегда нравилось их трогать. Хрупкие плечи, тонкие руки и огромные голубые глаза, смотрящие со смятением и испугом, отпечатались в памяти. Мне было мало этих минут. Я не насмотрелся, не напился ее присутствием. Хотелось еще и еще. Так, наверное, чувствует себя наркоман, получивший слишком маленькую дозу, которая лишь слегка притупляет ломку.

Я, как чертов мать его сталкер, ходил за ней по пятам, не решаясь подойти. Любовался издалека. Боялся, что не простит. Позволил себе пару раз с ней «случайно» столкнуться. Разузнал о ней практически все и с удивлением обнаружил, что она стала очень замкнутой и кроме работы почти никуда не ходит, ни с кем не встречается. Что же я с тобой сделал, девочка моя?

Все это время я продумывал план действий.

Во-первых, нужно сделать так, чтобы мы часто виделись и общались. Как это сделать? Работа. Удача повернулась ко мне, когда я с легкостью устроился в ее фирму. Правда пришлось каждый день вставать в несусветную рань и замазывать свои тату на шее и руках специальными средствами, которые мне посоветовали в салоне. Но это того стоило. Теперь-то я мог находиться рядом, чувствовать тепло ее маленького хрупкого тела, вдыхать пьянящий запах ее волос, иногда касаться, задевая рукой.

Во-вторых, нужно вызвать эмоции. Ревность. Тут главное, не перестараться. Легкий флирт, не более. Это работало.

В-третьих, окружить ее вниманием, заботой. Пока она позволяла только комплименты и мелочи в виде пирожных.

В-четвертых, и самое сложное — держать руки при себе (получается хреновенько). Нужно сначала вызвать хоть какое-то крохотное доверие. Только бы не спугнуть, только бы вытерпеть, только бы дождаться.

План работал. Я видел это в ее глазах.

Но в пятницу вечером, как в другие дни, я терпеливо жду, когда же Ника выйдет из офиса. Тонкая фигурка показывается в дверях, а я чувствую, как тело подбирается, будто готовое к прыжку. Удивительно, но она позволяет подвезти ее и даже пристегнуть ремнем безопасности. Я еду максимально медленно, чтобы подольше побыть с ней, растянуть мгновения. Я, сам не ведая, что творю, не даю ей выйти, и слова срываются с языка быстрее, чем я успеваю подумать. В ее глазах испуг и слезы. Блять! Долбанный придурок, не мог потерпеть? Бегу за ней и перехватываю у самой двери. Все говорю и говорю, желая, чтобы она поверила. И вот, когда я думаю, что все уже невозможно вернуть и я окончательно все испортил, Ника простым кивком головы делает меня самым счастливым на свете.