Сны куклы

Глава 4 НОВЫЙ ТРУП

Рику удивило, насколько отличался внешний вид здания театра, где они были вчера, при дневном свете и вечером. Афиша показалась ей кричащей и безвкусной, штукатурка на стенах пооблупилась во многих местах, ступени оказались заметно истёртыми, а деревянные тяжёлые двери потрескались.

— Такова жизнь, — улыбнулся на её замечание Вилохэд, открывая входную дверь, — ночь очень многие вещи делает более привлекательными.

Хотя господин Рэйнольдс и очень старался скрыть то, что здание театра нуждается в ремонте, безжалостный дневной свет словно специально поставил своей целью показать все недостатки: пыльные и выцветшие, но некогда богатые, бархатные шторы, поблекшую полировку перил, вытертый многочисленными ногами паркет пола.

Театр без публики казался удивительно тихим и сонным. Бесцветная девушка, вытиравшая пыль с картин на стене, проводила их в кабинет владельца «Лунного цирка».

Рэйнольд встретил их широкой, радушной улыбкой. Хотя Хито Рэйнольдс и был далеко не молод, но седые, вьющиеся волосы, аккуратно подстриженная бородка и живые светло-карие глаза делали его лицо с крупным носом выразительным и привлекательным по-своему. Рика подумала, что в молодости он, должен был нравился девушкам.

— Прошу, прошу, — Рэйнольдс широким жестом пригласил гостей присаживаться, — тронут вниманием, но, рискну предположить, внимание сие обусловлено отнюдь не личным расположением к моей персоне.

— Вы правы, — ответил Вилохэд, усаживаясь на диванчик, — я к вам по государственному делу.

Рика села поодаль и заметила, что в кабинете директора и владельца «Лунного цирка» они не одни. У окна сидела красивая молодая женщина.

— Это наша солистка — Э́ба Ди́ккери, — представил незнакомку Рэйнольдс, — прошу любить и жаловать. А перед тобой, Эба, никто иной, как четвёртый сын Дубового клана и верховный коррехидор Кленфилда, его сиятельство граф Окку с, — он бросил испытующий взгляд на чародейку, пытаясь определить ей статус.

— Коронер его королевского величества мистрис Эрика Таками, — представил её Вил.

Эба слегка склонила голову, отчего светлая вьющаяся прядка упала на щёку.

— Рада знакомству.

Рика не без интереса рассматривала солистку «Лунного цирка». Она была безукоризненно красива: высокая, стройная, со светлыми волосами натурального пепельного оттенка, точёными чертами лица и очень белой кожей. Пожалуй, даже слишком хороша. Чародейка успокоилась на том, что без косметической магии здесь не обошлось. Эба окинула гостей равнодушным взглядом и отвернулась к окну. Видимо она принадлежала к породе тех невозмутимых людей, что не склонны растрачивать попусту слова и эмоции.

— Конечно, госпожа Таками, — повторил Рэйнольдс, — я видел вас вчера на представлении. Полагаю, ваш визит связан с безвременной кончиной господина Касла?

— Занятно, когда жестокое убийство называют безвременной кончиной, — усмехнулся Вил, — хотя, строго говоря, любое убийство можно квалифицировать и так. Да, именно эта причина привела нас сюда.

— Прискорбное событие, просто ужас, — покачал головой их собеседник, — вы не представляете, насколько меня огорчила смерть Акито Касла. Хоть мы, можно сказать, были соперниками. Ведь наши представления схожи. Хотя спектакли Акито, увы, не могли соперничать с нашими постановками. Он всегда тяготел к банальному цирку.

— А вы? — лениво спросил коррехидор, делая вид, что поддерживает разговор о соперничестве двух театров лишь из пустой светскости, — ваше представление банальным никак не назовёшь.

— Мне всегда нравилось заставлять публику задуматься, показать то, что можно встретить в реальности.

— Наверное это — боги и оживление мёртвых, — невинно заметила чародейка, вспомнив недавний спектакль.

— Ваша ирония вполне уместна и понятна, — Рэйнольдс, сидящий за письменным столом, слегка повернулся в её сторону, — но если взглянуть глубже, то мы увидим такие общечеловеческие проблемы, как неразделённая любовь, предательство, стремление ни с кем не считаться на пути к своей цели и воздаяние, наконец.

— Не слишком ли нравоучительно для обычного варьете? — спросила Рика, — вы сами пишете пьесы для своих представлений?

— Увы, — покачал головой владелец «Лунного цирка», — ещё в далёкой молодости я осознал собственную драматургическую бездарность и оставил безуспешные попытки преуспеть на данном поприще. Я способен лишь генерировать идеи, не более, а пишут для меня другие.

— Вы сказали, что сожалеете о смерти господина Касла, почему? — спросил Вил.

— Всё очень просто. Я собирался выкупить у Касла его театр. Меня интересовало и продолжает интересовать прекрасное здание, которым владеет, вернее уже владел, глава «Весёлого вечера», — ответил Рэйнольдс, — оно отлично приспособлено для нашей деятельности: сцена, купол, ложи и самая́ форма зрительного зала. Я бы сказал, что встретил идеальное сочетание всего необходимого для наших представлений. И тут, как на зло, кому-то приходит в голову идея убить моего партнёра как раз тогда, когда он собирается подписать документы о купле-продаже! Хуже не бывает. Мало того, что на полгода откладывается сделка, так я останусь в этой конуре, где кроме мишурного блеска ничего и нет! Господин коррехидор, поверьте, я — последний человек в столице Артании, да и во всей Артании, кому была бы выгодна смерть Акито Касла. Мне он был нужен живым и здоровым.

Рика, сидящая чуть сбоку от письменного стола, обратила внимание, что господин Рэйнольдс постоянно с силой сжимает и разжимает правую руку под столом, что могло являться признаком большого волнения. Владелец цирка перехватил взгляд чародейки, вытащил руку и объяснил:

— Не удивляйтесь, в моём почтенном возрасте сердце работает уже не так хорошо, как в былые годы. Кисть руки немеет, вот доктора и посоветовали мне временами разгонять кровь. Это вошло в привычку, и я почти бессознательно делаю упражнения, — он продемонстрировал, как сжимает руку в кулак.

— И что будет со сделкой? С труппой «Весёлого вечера»? — вернулся к допросу Вилохэд.

— У Касла наследников нет, значит я выкуплю здание и всё остальное у Кленовой короны в определённый законодательством срок, — ответил собеседник, а Эба чуть кивнула, словно подтверждала правоту его слов, — что будет с труппой «Вечера», мне неизвестно, скорее всего, их просто распустят. По условиям сделки я был обязан ещё год содержать артистов Касла, но сейчас за их судьбу я не отвечаю. Я встречался с представителем его величества, отвечающим за культурную сферу Артании, он заверил меня, что проблем с лицензированием выступлений моего цирка в Кленфилде возникнуть не должно.

— Хорошо, — сказал Вил, в словах владельца «Лунного цирка» было довольно резонов, чтобы исключить его из числа подозреваемых. К тому же возраст мужчины (а на вид ему было в районе семидесяти) как-то не предполагал возможности лазить по чужим окнам, — это чистой воды формальность, скажите, где вы были ночью с пятницы на субботу?

— Я понимаю, — Рэйнольдс потёр кисть правой руки, — всю ночь с пятницы на субботу я провёл в отеле, где снимаю номер уже несколько месяцев, с момента моего приезда в столицу. Проживаю я там совместно с артистами моей труппы и несколькими слугами, что верой и правдой работают на меня уже около десятка лет. И слуги, и артисты полностью подтвердят мои слова. Отель располагается на улице Белых тополей, недалеко от центра. Вы с лёгкостью проверите всё это.

— Я могу подтвердить слова господина Хито, — послышался мелодичный спокойный голос, и внимание коррехидора переключилось на по-прежнему сидящую у окна Эбу, — мы поужинали все вместе, потом господин выкурил свою вечернюю трубку, отправился спать и проснулся лишь утром.

— У вас общая спальня? — усмехнулась Рика. Её это совершенное создание почему-то раздражало.

— Нет.

— Тогда как вы можете судить, что господин Рэйнольдс не покидал спальни всю ночь? — не унималась чародейка.

— Я могу это утверждать, поскольку сама готовила хозяину успокоительный отвар для сна, — последовал ответ, — доктор, к которому обратился господин Хито в Кленфилде прописал ему специальный травяной сбор для крепкого сна. В пятницу вечером я, как обычно, приготовила отвар и отнесла в комнату господина. Отвар он выпил при мне. Это позволяет мне утверждать, что господин спал всю ночь в своей постели. Доктор предупредил, что отвар очень сильный и принимать его надлежит непосредственно перед отходом ко сну. Если вас интересует состав отвара, вы можете обратиться к доктору Осси, выписавшему рецепт, и в аптекарскую лавку, где тот был изготовлен сбор.

Коррехидор задал ещё несколько, уже ставших обычными, вопросов. Собеседник ответил, что ничего о личных врагах господина Касла ему неизвестно, заметив также, что убитый всегда был скрытным человеком.

— Получается, — проговорила чародейка, когда они вышли из помпезного, но начинающего ветшать здания, — Рэйнольдс не был заинтересован в смерти владельца «Весёлого вечера»?

— Получается, — ответил Вил, пряча руки в карманы. Подул резкий холодный ветер, а он оставил свои перчатки в машине, — у него сорвалась желанная сделка. И на мой взгляд, он совсем не тянет на жестокого убийцу, способного замучить человека до смерти в его кровати.

— И на мой взгляд тоже, — согласилась с ним Рика, — мне он показался вполне безобидным старичком. А как вам Эба?

Чародейка хотела сразу спросить мнение Вилохэда о красавице-солистке, но не решалась. Она опасалась, что восторги коррехидора по её адресу будут ей неприятны.

— Эба, конечно, хороша, тут спору нет. Но как бы за невозмутимым совершенством внешнего облика не таилась душевная пустота. Не люблю таких женщин. Но, по всей видимости, это — вкус Рэйнольдса. Он явно не поскупился на косметическую магию, ибо безупречность Эбы Диккери выглядит несколько искусственной. Не находите?

— Пожалуй, — от сердца у Рики отлегло, — мне, если честно, и невозмутимость её показалась тоже наигранной, — Вил наклонился, заглядывая на порозовевшие щёки чародейки, — немного…

— Посмотрим, что удалось нарыть Меллоуну в вещах Касла, — проговорил коррехидор, прикладывая амулет, чтобы запереть свой магомобиль, — но сперва мы сядем у меня в кабинете, выпьем чаю, а уж затем будем делать окончательные выводы по убийству. Боюсь только, успехи нашего двухдневного расследования окажутся более чем скромными.

Сержант Меллоун, многословно по своему обыкновению и слегка сбивчиво, поведал о поисках и находках в доме убитого. Он сообщил, что по вещам Касла можно сделать вывод об изменении благосостояния к худшему.

— Многие вещи качественные и дорогие, но уже основательно потрёпанные, — Меллоун сверился со своим толстым блокнотом, — например, костюм. Некогда шикарная пара потёрлась и залоснилась на локтях и коленях. Обычно обеспеченные люди меняют одежду прежде, чем она успевает обрести столь непрезентабельный вид. Опять же обувь.

— Увольте меня от описания обуви убиенного, — взмолился коррехидор, — меня интересует, удалось ли вам найти нечто существенное, что могло бы пролить свет на мотив убийства либо навести на след убийцы. Мы вот с госпожой Таками сумели найти обручальное кольцо.

Он вытащил из кармана знакомую Рике бархатную коробочку и продемонстрировал находку сержанту.

— Колдовство Эрики позволило безошибочно вычислить нечистого на руку сотрудника банка, пытавшегося присвоить вещественное доказательство, являющиеся ещё по совместительству и ценным имуществом, — закончил он.

Демонстрация изящного перстенька в виде произвела на сержанта Меллоуна непредсказуемое впечатление: он резко вспотел, вытер выступившие капли со лба и полез во внутренний карман. Вилохэд удивлённо следил за его манипуляциями.

— Вот, — выдавил из себя сержант, — я обнаружил у господина Касла магокарточки фривольного содержания, — он протянул коррехидору стопку выполненных на отличном картоне магографий девушек, располагающихся на диване или креслах в откровенных позах и почти без одежды.

— Так вот о каких ночных пробах шла речь! — рассмеялась чародейка, взглянув на запечатлённых раздетых красавиц.

— И когда вы обнаружили сие творчество? — серьёзно спросил Вилохэд, бросив неодобрительный взгляд на смеющуюся чародейку.

Меллоун покраснел ещё сильнее и выдавил из себя, что обнаружил собрание похабных картинок ещё вчера, но скромность и строгое воспитание не позволили ему демонстрировать окружающим столь вопиющее оскорбление порядочности и благонравия.

— Поэтому вы взяли все тяготы от рассматривания магографий на себя, — закончила за него Рика, — а теперь испугались, что я при помощи чар узнаю о припрятанной за пазухой улике?

— Я собирался оформить, — пролепетал пойманный с поличным сержант, — честное слово. Только Турада постоянно был занят, а я не знаком с регламентом оформления подобных улик.

— Хорошо, ступайте, — отмахнулся Вил, — отдайте карточки Тураде, пусть оформит, как положено.

Меллоун с облегчением покинул кабинет.

— Итак, — проговорил коррехидор, когда они остались одни, — с чего начнём с чаепития или работы?

— Я бы предпочла работу, а чай можно не пить с совсем.

— Согласен, давайте так и поступим, а после пообедаем вместе, я знаю одно местечко, где подают великолепные свиные отбивные. Вы согласны?

Рика кивнула, она успела проголодаться, но от чая в коррехидории отказалась намеренно, очень уж не хотелось лицезреть ухмыляющуюся физиономию Дурады, который обычно заваривал и подавал чай своему начальнику.

— Что мы имеем по убийству Касла? — задал риторический вопрос Вил и сам себе ответил, — ничего. Ни мотива, ни врагов. Даже орудия убийства у нас в наличии нет. Не представляю, что я буду докладывать его величеству. Списать на случайное преступление, не получится. Добро бы ещё его огрели по голове, тогда худо-бедно можно было бы попытаться притянуть за уши версию ограбления, Касл проснулся, увидел грабителя и попытался позвать на помощь. Так ведь нет. В доме ничего не пропало, а сама жертва запытана до смерти в своей собственной постели, да ещё так ловко, что ни один из слуг ничего не видел и не слышал. Кстати, наш любитель фривольных картинок опросил соседей и оказалось, что те тоже ничего не слышали. А вот это уже странно. До ближайшего дома несколько метров, а орать человек, которого жгут раскалённым железом, должен отчаянно.

— Может быть мотив убийства кроется в неприличных магографиях? — задумчиво произнесла Рика. Она осмысливала сказанное коррехидором и цеплялась за последнюю возможность, — вдруг кому-то из девушек не понравилось позировать в виде и позах, какие им навязывал Касл?

— Навязывал? — выгнул бровь Вил, — вспомните, девушки выглядели вполне довольными и счастливыми. Полагаю, именно лицезреть и запечатлевать красоток было главной целью и основным удовольствием от общения с прекрасным полом для убитого. К тому же, я не слышал, чтобы в наше время не доставало девиц для подобных, — он замялся, подыскивая подходящее слово, — упражнений.

— Но у них могли быть братья, отцы, женихи, которым такой род деятельности мог не прийтись по сердцу, — возразила чародейка.

Вилохэд поглядел на неё, как на ребёнка, совершенно не понимающего суть происходящего.

— Вы полагаете, подобными картинками хвастаются перед родителями, родственниками или показывают женихам?

— Но вдруг кто-то из них случайно натолкнулся.

— Во-первых, случайно натолкнувшийся не узнает, кто их изготовил, — возразил коррехидор, — во-вторых, обычно в такой ситуации дело ограничится бытовым мордобоем. Причём, получить могут оба виновника торжества. Лезть в окно уважаемого человека с заранее припасёнными орудиями пытки — это уж слишком.

Вил был прав, и чародейке, хоть и с неохотой, пришлось согласиться с ним. Так и не придя ни к какому решению, они отправились обедать, а вернее уже ужинать.

Вилохэд приехал домой довольно поздно. Они прекрасно провели вечер, смеясь и разговаривая о самых разных вещах, совсем как в Оккунари, когда изображали жениха и невесту. Дома его встретил дворецкий Фибс. Этот пожилой мужчина с длинными седеющими бакенбардами, вырастивший Вила и его трёх старших братьев, имел одну слабость: он до страсти интересовался всевозможной мистикой и чертовщиной, скупал журналы и сомнительные газетёнки, где печатали «реальные случаи встречи людей с демонами». Магия тоже входила в круг интересов дворецкого, посему он глубоко уважал Рику. Сейчас глаза Фибса горели, и Вилу было очевидно, что он жаждет поведать своему господину о какой-то очередной сенсации, поразившей его воображение.

Фибс вытерпел, пока Вилохэд раздевался и облачался в домашнюю одежду. Чтобы окончательно не расстраивать своего бывшего воспитателя отказом от ужина (тот продолжал придерживаться мнения, что коррехидору необходимо хорошо питаться, дабы иметь достаточно сил для служения Кленовой короне), он попросил чаю с молоком. Фибсу только этого нужно и было.

— Я сегодня посетил преудивительное представление, — начал он нарочито будничным голосом, щедро наливая сливки с чашку с чаем, — в последние несколько месяцев в Кленфилде все только и говорят о необычном театре господина Рэйнольдса, которого счастливое стечение обстоятельств привело в столицу.

Дворецкий смолк. Коррехидору была прекрасно известна эта его манера, он ждал, когда собеседник задаст вопрос или удивится. Вил сказал, что на днях тоже посетил «Лунный цирк».

Фибса немного расстроило, что он лишился возможности в ярких красках расписать увиденное. Он ещё помолчал, потом воспрял духом и произнёс со значением, как делал всегда, когда почитал себя особенно осведомлённым в каком-либо вопросе.

— Представление прекрасное, спору нет. Поговаривают, будто бы господин Рэйнольдс собрал свою труппу целиком из выходцев горной деревни тодзи́ру. Что, впрочем, и объясняет их особые физические кондиции. Мало кому удавалось повстречаться с этими необыкновенными людьми, — на этих словах он покачал головой, — они очень скрытны, и, говорят, безжалостно убивают каждого, кто осмеливается нарушить покой и сосредоточенность секретных тренировок, делающих истинных тодзиру неуязвимыми, немыслимо ловкими, сильными и абсолютно бесстрашными. Я слыхал, будто они платят за это своими чувствами, — ещё одно покачивание головой, — ужасная плата. Просто чудовищная!

— Милый мой Фибс, — Вил через силу съел пышный оладий, политый мёдом и посыпанный тёртыми орехами, — ты, как всегда, легковерен. Тодзиру попросту не существует.

— Я, конечно, не сомневаюсь к компетентности господина, — чуть обиженно проговорил дворецкий, — однако же мои глаза говорят мне обратное. Да и ваши вам тоже, вы ведь видели «Любовь жреца»?

Вил утвердительно наклонил голову.

— И что? Станете утверждать, что обычному, пускай даже самому замечательному артисту, по силам выполнять смертельно опасные трюки, коими буквально набито представление?

— Я полагаю, мы с тобой стали свидетелями ловкой обставленной иллюзии с капелькой магии, — ответил коррехидор.

Фибс снова взялся за чайник, намереваясь порадовать господина второй чашкой чая, но Вил жестом отклонил предложение.

— Я читал в «Кленфилдском вестнике» большую статью о «Лунном цирке», — начал Фибс, он явно собирался привести весомые контраргументы, — и в ней господин Рэйнольдс лично заявлял, что его представление неоднократно проходило проверку на магическое вмешательство, и всякий раз никакой магии обнаружить не удавалось. Более того, у него имеется соответствующий сертификат, где чёрным по белому написано о полном отсутствии магии в его спектаклях. Только техника секретных тренировок тодзиру.

— Владелец театра волен заявлять всё, что угодно, особенно для привлечения внимания публики, — усмехнулся Вилохэд, порой доверчивость Фибса по некоторым вопросам ставила его в тупик, — я, как выпускник факультета классической артанской литературы могу тебе с полной ответственностью заявить: тодзиру придумал писатель Та́ко Эга́рт, который в своё романе «Тропы гор» описал особых оборотней — людей-кошек, козням которых противостоят тодзиру — люди, владеющие техникой необычного боя без оружия, особой ловкостью и смелостью. Герои Эгарта настолько полюбились публике, что представление о затерянных деревнях и секретной технике тодзю́цу прочно укоренилось в головах обывателей. Таким образом тодзиру кочуют из книги в книгу уже больше сотни лет.

— Возможно, что и так, — с видом оскорблённой невинности проговорил Фибс, — но ведь и этот ваш Тако Эгарт откуда-то взял тодзиру. Вы полагаете, он их выдумал, а мне кажется, что он, как и господин Рэйнольдс каким-то образом пересёкся с ними, завоевал доверие и поведал о них людям.

— Как-то не вяжется с обычаем убивать всех и каждого, кто прознает об их существовании.

— Свеча светит лишь тому, кто нуждается в её свете, — со значением возразил собеседник, — вы ведь видели номер с колесом и вылетающими клинками?

— Естественно, видел. Это — коронный номер всего представления.

— Так вот, я вам с уверенностью заявляю, что выполнить его может только настоящий тодзюцу. Лет десять-двенадцать назад в одном цирке не в меру самоуверенные молодые люди уже пытались показывать это. Только без секретной техники тодзюцу закончилось это катастрофой. Прямо на представлении в девушку-артистку вонзились острейшие лезвия, от чего бедняжка скончалась прямо на месте. Я сам не присутствовал при этом, но одному знакомому повезло. Он говорил, что крови было очень много…

— Данный факт никоим образом не доказывает существование тайных горных деревень с их умопомрачительными тренировками, — Вил промокнул губы салфеткой, — несчастные случаи — не такая уж редкость, когда дело касается сложных, а в особенности, опасных цирковых трюков. Сломанные конечности, а подчас и шея, встречаются даже среди банальных канатоходцев.

— Давайте, милорд, перестанем спорить и останемся каждый при своём мнении, — заключил Фибс, что по опыту коррехидора означало, что все его аргументы просто-напросто исчерпаны.

Вил согласился и отправился спать. Но уснуть ему удалось не сразу. К несчастью, перед сном вздумалось обдумать формулировки будущего доклада его величеству, — и всё. Сонливость испарилась, словно её и не было вовсе, в голове принялись крутиться обрывки фраз вперемешку с картинками театра, трупом Касла и обручальным кольцом в виде золотого тюльпана. Проворочавшись часа два, Вил встал, посетил уборную и спустился вниз. На кухне налил себе холодного молока, выпил и вернулся в спальню, дав себе честное слово впредь гнать из головы мысли о работе, когда ложишься в постель. С горем пополам заснуть на этот раз удалось, но спал он плохо, просыпался, ворочался и утром чувствовал себя настолько разбитым, что отказался от завтрака, ограничившись крепким чаем.

Уже на подъезде к зданию Службы дневной безопасности и ночного покоя принялась болеть голова. Раздосадованный и не выспавшийся коррехидор позвал Тураду, велел сварить кофе и послать за рисовыми булочками с мясом в пекарню через дорогу.

Турада, специализировавшийся на заваривании чая, был несколько удивлён необычной просьбой шефа, но не растерялся. Он приготовил требуемый напиток прямо в заварочном чугунном чайнике, благо кто-то из посетителей презентовал ему целый пакет истолчённых кофейных зёрен. Шустрый рядовой принёс исходящие ароматным паром мясные булочки, и Турада красиво разложил их на тарелке. После чего перелил кофе в чашку, поразмыслив, добавил щедрую порцию сахара и пристроил на подносе кувшинчик со сливками.

Вил плеснул сливки в чашку и размешал уже имеющийся там сахар, потом сделал большой глоток, он очень надеялся, что от кофе пройдёт неприятная головная боль, ржавым гвоздём угнездившаяся в правом виске.

— Что это? — он заставил себя проглотить кофе, хотя единственным желанием при попадании в рот напитка, приготовленного Турадой, было выплюнуть его немедленно.

— Кофе, как заказывали ваше сиятельство, — ответил адъютант, искренне недоумевавший от вопроса.

— Я понимаю, что кофе, я не понимаю, как вам удалось его настолько испортить? Он отвратителен: горчит, поскольку вы его, без сомнений, переварили, а ещё он почему-то явственно отдаёт жасмином. Как вы можете объяснить сей необычный феномен.

— Э, — протянул Турада, обмозговывая самый безопасный ответ, — поскольку в коррехидории нет в наличии посуды, рассчитанной на варку данного напитка, я проявил смекалку и воспользовался заварочным чайником. Именно оттуда запах жасмина, ибо лепестки жасмина — непременная составляющая вашего любимого чая, запах мог просочиться и в кофе.

— Лучше бы вместо смекалки вы использовали здравый смысл, — заметил Вилохэд, — если чай и кофе готовят в разной посуде, значит сие чем-то обусловлено? Нет кофейника — так и скажите, и не надо выдумывать новых методов сделать то, что уже давным-давно придумано до вас. Вы привели в порядок протоколы Меллоуна?

— Почти, господин граф, — Турада обрадовала возможность перевести разговор в другое русло, — я хотел его самого заставить разбираться с собственной галиматьёй, но прямо перед вашим приездом он выехал на преступление. Поскольку поступило заявление о непонятной смерти, я направил с ним на всякий случай мистрис Таками.

— Что произошло на сей раз?

— Я хорошенько не знаю, — Турада поспешил убрать свой позорный кофе, — вроде жена обнаружила супруга мёртвым.

— Надеюсь, покойный не относится к категории людей, смерть которых может взволновать его величество, — сам себе сказал Вилохэд.

— Не стоит беспокоиться, — заверил адъютант, — речь идёт о простом торговце. Не думаю, что его величество Элиас озаботится кончиной владельца маленького магазинчика, — тонкие губы секретаря тронула улыбка.

Пока Вил размышлял, чем ему занять себя в ближайший час, в приёмной появился сержант Меллоун.

— Господин коррехидор на месте? — голос его был взволнованным и поэтому слишком громким, — мистрис Таками срочно велела ему передать, — тут он замолчал, видимо обдумывал, достоин ли Турада услышать то, что предназначалось для ушей Вилохэда.

— Проходите, — пригласил Вил, — и доложите толком, что случилось, и что велела передать госпожа Таками.

Меллонун отдышался, вытянулся в струнку (видимо, так он выполнял указание доложить толком) и проговорил:

— Сегодня утром владелец магазина «Шляпа фокусника» найден мёртвым в собственной постели. Обнаружила его жена. Госпожа Таками велела передать вам, что он — номер два. Всё.

Турада, естественно, насторожённо слушал, искренне надеясь, услышать что-нибудь личное, благо статус невесты Дубового клана позволял это госпоже Занозе в заднице, но кроме странной информации про второй номер не услышал ничего. Имя и общественное положение покойного его не интересовало совершенно.

Вил немедленно отправился на место происшествия. В магомобиле Меллоун сидел с прямой спиной и показывал дорогу. Дом, куда они держали путь, находился не самом плохом, но и не в самом хорошем месте. Он замыкал торговую улицу, выходившую одним концом к Лебяжьему пруду, а вторым упиралась в людный проспект, сбегавший к Университетскому холму. Коррехидор издалека заприметил вывеску в виде огромной континентальной чёрной шляпе с высокой тульёй, какую по мнению иностранцев должны были непременно носить волшебники, и в какой щеголяла мистрис Таками, пока портниха Дубового клана не занялась всерьёз её гардеробом. Это и был магазинчик товаров, где мог найти для себя что-то интересное как начинающий фокусник, просто любитель весёлых розыгрышей, так и организатор детский праздников. Сейчас магазин был закрыт, о чём извещала специальная табличка. Жил покойный Диме́трий Ку́бо, сержант специально сверился с записной книжкой, выговаривая мудрёное имя, на втором этаже над магазином.

— Супруга проснулась, а он лежит. Ей подумалось, спит. Вот баба и решила не будить его пока что, — рассказывал Меллоун, — встала, оделась и взялась за домашние дела. Потом спохватилась, что магазин уже полчаса как открывать пора. Пошла в спальню, а супруг, то есть господин Кубо, лежит всё в той же самой позе. Она сперва не придала этому значения, потрясла за плечо: мол, пора вставать, лежебока! А у него голова откинулась на бок, и изо рта струйка крови потекла. Баба в крик. Орала так, что соседи сбежались. Нас вызвали. Я лично мертвяка не видал, меня мистрис Таками дальше порога не пустила. Спускаюсь, значит, вниз, пытаюсь с бабой, то есть с госпожой Кубо, следственные действия произвесть, а та лишь рыдает и причитает так, что мне самому завыть захотелось. Но к моему счастью тут спустилась мистрис и послала меня за вами.

Вилоэда не покидало премерзкое чувство, что судьба припасла им с Рикой очередную подлянку. И предчувствию суждено было оправдаться: на втором этаже добротного старого дома на супружеском ложе лежал человек в исподнем, изо рта которого стекала тёмная струйка крови.

— Взгляните, — проговорила чародейка, позабыв о приветствии, — опять необычный труп.

Вил подошёл поближе. С момента первого покойника, которого ему довелось осматривать вместе с Рикой, прошло время, и он уже не испытывал необоримых рвотных спазмов, но видеть странное, синеватое, с одной стороны, лицо было неприятно.

— Что скажете? — он постарался сфокусировать взгляд на гравюре над кроватью, изображающей горный пейзаж с двумя уточками не переднем плане.

— Он умер от падения с высоты, — ответила чародейка, повернув лицо господина Кубо так, чтобы лучше был виден синяк, занимающий левую щёку, — это кровь вытекла из лопнувших сосудов, образовав, — она хотела назвать научный термин, но решила сказать проще, — обширный синяк. К тому же мы видим последствия внутреннего кровотечения. Весьма характерная картина. Однако, более детальное заключение сделаю после вскрытия.

— При этом человек умер в своей постели. Вы не ошибаетесь? Кровь изо рта может быть последствием внутреннего кровотечения, например, в желудке, — возразил Вил, ему ужасно не хотелось вешать себе на шею ещё один необычный труп.

— Если бы не синяк на лице, я и сама бы согласилась с подобной версией событий, — она наклонилась над покойным и ещё раз осмотрела посиневшее лицо, — нет, видите, похоже на след удара.

— Драка? — предположил коррехидор, — супруга саданула его чем-то вроде сковороды для омлета, тот падает, ударяется животом об угол стола. Разрыв печени, селезёнки. Мужчина худо-бедно добирается до спальни, а ночью ему становится плохо, и вот мы получаем то, что имеем.

Рика задумалась. В теории всё так и могло происходить. Но жена покойного — добродушная полноватая женщина, которая, содрогаясь от рыданий, рассказывала ей о минувшей ночи, никак в глазах чародейки не походила на человека, способного сначала избить, а потом и оставить умирать безо всякой помощи собственного мужа.

— Давайте отправим его в прозекторскую, а потом будем судить о причине смерти и выстраивать версии, — предложила она.

— Хорошо, — согласился Вил, испытывая облегчение от отсутствия необходимости и далее находиться в обществе трупа, — я распоряжусь. Надеюсь, у Турады хватило сообразительности прислать похоронную карету. С вдовой господина Кубо я хотел бы побеседовать вместе с вами.

Рика кивнула в знак согласия и принялась собирать свои вещи.

Турада не подвёл. Старая карета с заколоченными окнами уже дожидалась внизу, а возле неё с возницей курили уже знакомый чародейке парень с подбитыми глазами и невзрачный мужичонка в тулупе и намотанном на шею полотенцем вместо шарфа.

Госпожа Кубо сидела на кухне и продолжала плакать. Возле неё суетилась более молодая женщина, по всей видимости, соседка, пытавшаяся напоить несчастную чаем. Рика подумала, что вот сейчас очень бы пригодился успокоительный сбор, о котором упоминала Эба Диккери.

— Ой, батюшки, — заунывно причитала хозяйка дома, — что же это такое на белом свете-то деется! На кого ты меня покинул, дорогой мой Диметрий, что я теперь делать буду одна одинёшенька, как травиночка на ветру!

— Ничего, — похлопала по плечу соседка, — после церемонии погребения к дочке поедешь, внуков нянькать станешь. Вот и будет, чем головушку бедную занять.

— А дом, а магазин? — я ж жила, как императрица какая, никогда про деньги не думала, всё он, мой родимый, и купит, и принесёт, и, можно сказать, мне прямо в рот и положит! А ноги мои? Они ж не ходят, — женщина продемонстрировала исключительно полные ноги, — болят, ноют, я ж сама далеко не уйду! Что делать? Что делать!

Вилохэд специально не прерывал этих причитаний. Когда человек пребывает в растрёпанных чувствах, он может много чего о себе показать и рассказать такого, чего в здравом уме и твёрдой памяти делать никогда не станет. Рика взглянула на него и встала рядом.

Женщины заметили присутствие посторонних. Худая повернулась к ним и проговорила достаточно недоброжелательным тоном:

— Вы видите состояние госпожи Кубо? Идите ведите своё расследование где-нибудь в другом месте.

— Вы, собственно, кто?

— Я, собственно, вдова Ото́ки, живу по соседству и пытаюсь в меру сил привести в чувство бедную женщину, внезапно потерявшую кормильца семьи.

— А я — верховный коррехидор Кленфилда и пытаюсь найти хоть одну причину не присудить вам пяток плетей за непочтительное отношение к представителю королевской власти и четвёртому сыну Дубового клана. Не так давно за подобное обращение к древесно-рождённому лорду можно было лишиться не только языка, но и головы.

Обе женщины вскочили и низко поклонились.

— Простите за непозволительную дерзость, — выдавила из себя тощая, зыркнув глазами в сторону чародейки, — внезапное горе помутило рассудок.

— Хорошо, — проговорил Вил, — причина найдена удовлетворительной. Покиньте дом госпожи Кубо. Если Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя посчитает нужным задать вам несколько вопросов, мы с вами свяжемся.

Женщина почти бегом вылетела из кухни. Госпожа Кубо ещё разочек для порядка хлюпнула носом, но не видя поддержки со стороны окружающих её королевских офицеров, сразу как-то успокоилась и утёрла слёзы. Вил устроился напротив и сказал:

— Расскажите нам с мистрис Таками что произошло в вашем доме. И начните со вчерашнего вечера.

Вдова хозяина лавки глубоко вздохнула и начала:

— Магазин закрывал Диметрий как обычно в восемь часов вечера. Он ещё выручкой хвастался. Оно и понятно — Лунный год на носу, фейерверки, шутихи, маски, — всё это как раз востребовано. Потом мы поели. Я курицу потушила с рисом, омлет сделала, ещё копчёный желтохвост оставался и…

— Я понял, что за ужином ничего необычного не происходило, — остановил словоизлияния коррехидор. Он знал, что люди, пережившие шок, могут пуститься в излишние подробности, чтобы оттянуть момент рассказа о самом трагическом событии, — что было дальше?

— Отдыхали, — повела полными плечами госпожа Кубо, — я вязала внучке носки, а Диметрий читал газету. У него, знаете ли, была привычка читать всю газету он начала и до конца. Он считал, что таким образом он не отстаёт от жизни, — последовал ещё один вздох, — потом он почему-то решил выпить бренди. Нет, вы не подумайте, будто бы Диметрий имел пагубное пристрастие к горячительному, совсем наоборот, выпивал рюмку-другую в хорошей компании да под хорошую закуску, а тут вот — налил себе чуть ли не полстакана. Я, натурально, озлилась, по какому поводу праздник, говорю. Он выкушал бренди, поморщился, крякнул и ответил, дескать, где уж там праздновать, бессонница одолела. Сказывал, спать начал плохо, а коли засыпал, одни кошмары снились. Ему бренди заместо снотворного сосед присоветовал.

Голос женщины снова приобрёл плаксивость.

— Успокойтесь, глотните воды и продолжайте, — четвёртый сын Дубового клана, совсем недавно обещавший плетей не в меру нахальной соседке, встал и собственноручно подал стакан принявшейся всхлипывать женщине, — я понимаю, насколько вам больно и неприятно вспоминать о событиях минувшей ночи, но мы по долгу службы обязаны расспросить вас, чтобы разобраться в случившемся.

— Да, да, — лепетала госпожа Кубо, шумно глотая воду, — сейчас, — она поставила стакан на стол, утёрла губы, глубоко вздохнула и продолжила свой рассказ.

С её слов выходило, что муж регулярно храпел по ночам, а в последнее время принимался ещё и бормотать что-то.

— Я давно приноровилась ухо маленькой подушечкой накрывать, — поделилась она, — вот сегодня также поступила. Он ворочался, ворочался, кашлял и постанывал. В конце концов затих. Утречком я поднялась пораньше, завтрак сготовила. Мой-то плотный завтрак уважал, другие столько в обед не едят. Сперва я подумала, что Диметрий встал и в лавку спустился, а когда покупатель в дверь барабанить принялся, я озлилась и наверх пошла, стала тормошить, думала заспался. А он, — из глаз женщины сами собой потекли слёзы.

— Откуда у вашего мужа на лице синяк? — спросила Рика, которой причитания и вздохи уже начинали действовать на нервы.

— Какой синяк? — удивилась госпожа Кубо.

— Вы не видели разве, когда его будили?

— Нет. Я на егойное лицо и не глядела даже. Как кровь изо рта увидала, чуть в обморок не хлопнулась. Уж не помню, орала я или нет, только соседи прибежали, а дальше вы знаете. Ваш, этот рыжий, меня расспрашивал.

— Вы не помните, господин Кубо ночью вставал с кровати? — Рика подумала, что захмелевший торговец мог запросто свалиться с лестницы, повредить себе что-нибудь внутри и удариться лицом. Потом в состоянии шока вернуться в спальню, позвать на помощь, но закрывшая голову подушкой супруга его не услышала, и он умер от внутреннего кровотечения.

— Нет, не вставал, — ответила женщина.

— Как вы можете это утверждать с такой уверенностью, когда сами спали, да ещё и уши заткнули! — засомневалась чародейка.

— Вы видали моего покойного супруга? — прищурилась госпожа Кубо, — то-то же. Диметрий в еде себе никогда не отказывал, поэтому и полным сделался. Когда на кровать ложился или вставал с неё, весь матрац ходуном ходил, и я зараз просыпалась. А сегодня не было такого.

— Понятно, — сказал Вил, — а окна спальни были закрыты или открыты?

— Закрыты, понятное дело. Сейчас, чай, не лето. Дрова и уголь денег стоят, а я так вообще от малейшего сквозняка чихаю и кашляю. Мы окна зимой никогда не открываем.

— И никого посторонних в доме сегодняшней ночью не было?

— Откудова им взяться? Понятное дело, не было. У нас даже служанки нет, — не без сожаления заметила госпожа Кубо, — муж говорил, мол, не по карману нам служанку содержать. Вот на мне и дом, и магазин были.

Больше ничего полезного узнать у вдовы погибшего не удалось. Рика и Вил поехали назад в коррехидорию.