Я скрючился на полу и пытаюсь успокоиться. У меня режет в груди, дико болит под лопаткой, скрутило желудок, текут слезы и ужасно холодно.
Андрей сует мне что-то в чашке. Я машинально отхлебываю — в кофе больше рома, чем кофе. Делаю еще глоток. Становится полегче дышать.
— Ничего, щелкопер, — говорит Андрей. — Сейчас пройдет. Я думал, ты вообще в этом теле не удержишься — а ты ничего, удержался. Молодец.
— Они же умерли, Андрюха… — бормочу я. — Ч-ч-черт, как меня-то… отрикошетило… А тебя? Ты-то как? Что — это только мне? Ты не чувствуешь?
— Я, скажем, привык, — улыбается Андрей. — Давай еще кофейку? Главное — не отождествляй себя с ней. Жалко девчонку очень — но это она, ее жизнь, ее мир, ее игра — не ты. Ты, кстати, дыши — не забывай.
Помаленьку отпускает, хотя все еще знобит и ноет сердце.
— Ни фига себе — к такому привыкать… — в горле комок, говорить тяжело.
— Ну так не привыкай, — вот-вот по-настоящему рассмеется. — Это — кому как удобнее, знаешь ли…
— Ты умираешь, как дело делаешь, — говорю я. — Да еще дважды… Как ты умудрился раздвоиться?
— Сложно объяснять, потом поймешь.
— Тяжело быть женщиной… вот ведь извращенка, действительно! Совсем дурочка. Да, везучая. Слушай, в ее воспоминаниях — такая каша, у нее такая каша в голове, диву дашься! Какой-то эмоциональный сумбур… Мне кажется, или она придумала половину того, что помнит, и поверила?
Андрей потягивается.
— Женщина, что возьмешь… И потом, у операторов телепортов — специфический талант; чтобы он не увял, у них специальным тренингом развивают интуитивное, внелогичное мышление. Как я понял, она следит за колебаниями метрики пространства, пока в ней что-то такое не мелькнет — когда можно будет открыть портал?
Я уже могу улыбнуться.
— Она сама не понимает, как это у нее получается. Читает безумные числовые последовательности на следящем компьютере — и вдруг ее озаряет. Гадание на кофейной гуще.
Андрей качает головой.
— Не надо недооценивать. На Кунданге такие операторы смотрят-слушают в системе космической защиты — и принимают единственно верные решения быстрее компьютера. Тренинг заключается в умении замечать и анализировать быстрее, чем успеешь понять умом, мелкие частности. Работает.
— Она обожала кундангианца. Совсем сумасшедшая девица, — говорю я, смущенно улыбаясь.
— Ты тут ни при чем, — хмыкает Андрей. — Не забывай — не надо отождествлять. А то вообразишь невесть что… Дн-Понго, кстати, знал, что Марта по нему с ума сходит.
— Она не заметила.
— Он бы не позволил ей заметить. Она — человек, он — нет, что, ему надо ее убивать? Она — отличный оператор телепорта, о ней его товарищи хорошо отзывались… Олег намекал почти открытым текстом, а Олегу Дн-Понго доверял, Олег ему нравился: они уже работали вместе. И потом, у кундангианцев есть сердце, как ни удивительно…
— А я думал, у них вместо сердца — пламенный мотор с протонным ингибитором…
Андрей вздыхает.
— Эх ты… Она поверила в эту байку, сочиненную наспех, потому что ей очень хотелось. Но ты-то вылезай уже из ее шкуры! Это же полная ерунда, с любой точки зрения — хоть с физической, хоть с позиции здравого смысла. Да и потом — их диктофонные записи прямо говорят, что планета заражена насквозь, ее надлежит уничтожить или сделать непригодной для грибов. В Министерстве Обороны не идиоты сидят. А Дн-Понго просто не смог уйти. Ну как солдату бросить девчонку умирать одну? Ты бы мог? А зная, что она тебя любит? Украдкой так, безнадежно?
— Вот дьявол…
— Вы, люди — хорошие союзники для нас, — нежно говорит Андрей. — Эх, кундангианцы… В них человеческого не меньше, чем в землянах… не напоказ, но, близко пообщавшись, можно понять. Дн-Понго любил эту парочку психов, ему хотелось с ними работать — наверное, он был психом не в меньшей степени…
— А мне казалось, что людей он слегка презирает…
— Это ей. Не отождествляй. Учись отделять свои чувства от… ну тех, которые у них! Ей, кажется, нравилось, что он такой мрачный, таинственный и презрительный. А ему нравились многие земляне, нравился Олег, да и к ней он относился серьезнее, чем можно подумать… это, с точки зрения девочки, наверное, не так романтично.
Боль отпускает. Я постепенно привыкаю к мысли, что жизнь «роли», «тени» — моего alter ego в другом мире — может прерваться, и прерваться внезапно. Все ходят под Богом.
Я живу много раз. Я осознаю, что и умереть могу много раз. Впоследствии я умираю еще и еще — но так и не могу научиться делать смерть терпимой.
Правда, по-моему, есть вещи и похуже смерти. Когда мы открываем очередной выход, я, перешагивая границу реальности, ощущаю кандалы на запястьях…