Соблазнитель душ

ГЛАВА 1

— Извините, что опоздал, — Пастырь быстрым шагом вошел в зал совета директоров и занял место во главе стола, — но, услышав о покушении на президента Рейгана, я отменил текущую передачу и заменил ее молебном о его скорейшем выздоровлении, а также выздоровлении его помощника, Джеймса Брейди, и сотрудника Секретной службы, пострадавших при нападении. Мы выйдем в эфир в семь вечера на восточном побережье и в четыре часа на западном. Кроме нас этого не сделает никто. Так что утрем нос остальным телепроповедникам.

— Что произошло? — спросил Джейк Рэндл, сидевший у противоположного торца. — По телевидению передали, что президента увезли в больницу, но никто не знает, сильно ли ему досталось.

— Возможно, все обойдется. Один из репортеров сообщил, что в больнице он вышел из машины без посторонней помощи, но подтверждений этому пока нет.

— Тогда нам повезло. Если он быстро поправится, наши рекламщики позаботятся о том, чтобы вся страна узнала, чьи молитвы первыми призвали Иисуса на помощь президенту.

Пастырь молча смотрел на старика. Тот не отвел взгляда.

— И я рад, что ты наладил хорошие отношения с окружением Буша, хотя раньше мне казалось, что ты только теряешь на них время. Если президент умрет, Фолуэллу припомнят его попытки уговорить Рейгана не останавливать свой выбор на Буше.

— Я думал, вы тоже приложили к этому руку.

— Я лишь дал их комитету деньги, не более того. Лично мне представлялось, что Хейг[23] — более достойный кандидат в вице-президенты. С одним, впрочем, теперь совершенно ясно. Мы должны взять под свой контроль палату представителей на выборах восемьдесят второго года. Если они расправятся с президентом, а потом прикончат Буша, в Белом доме обоснуется Тип О’Нил[24] и демократы.

— До выборов восемьдесят второго еще полтора года, заметил Пастырь.

— Готовиться к ним надо заранее. Мы должны защитить себя, чтобы не потерять приобретенное.

Пастырь кивнул и оглядел сидящих за столом.

— Пора начать заседание и заняться собственными делами. — Собравшиеся одобрительно закивали. Он поднял деревянный молоточек и постучал по столу. — Заседание совета директоров Дома Господнего церкви триумфа христианской Америки объявляется открытым. — Пастырь повернулся к Беверли, сидящей по его правую руку. — Не огласит ли секретарь список присутствующих и решение предыдущего заседания?

Беверли встала. Имена присутствующих она помнила наизусть.

— Мистер Джейк Рэндл, мистер Ричард Крэйг, мистер Джон Эверетт, мистер Чарлз Майклз, мистер Маркус Линкольн, миссис Элен Лейси, миссис Джейн Толбот, доктор Эндрю Толбот. — После паузы она взяла со стола черную кожаную папку. — Копия решения предыдущего заседания лежит в папке перед каждым из вас. Сейчас я его зачитаю.

Рэндл встал.

— Вношу предложение не зачитывать решение и одобрить его в том виде, как оно записано.

— Поддерживаю предложение, — откликнулся Крэйг.

Пастырь тоже встал.

— Проводим голосование по внесенному предложению. Прошу сказать «да» всех, кто его поддерживает.

Предложение Рэндла прошло единогласно. Пастырь кивнул Беверли.

— Вы можете зачитать нам финансовый отчет за последний квартал. Беверли взяла со стола другую папку.

— Копия финансового отчета с подробным изложением статей доходов и расходов также роздана каждому из вас. С вашего разрешения я зачитаю лишь главные параметры.

Доход от пожертвований и взносов — 12,1 миллиона. Доход от дивидентов, процентов и прочих источников — 4,7 миллиона. Суммарный доход — 16,8 миллиона. Эксплуатационные расходы — 10,5 миллиона. Прибыль, оставшаяся после оплаты всех счетов, — 5,5 миллиона. Общая прибыль, инвестиции в государственные ценные бумаги акции и депозиты в различных банках — 41,4 миллиона.

Беверли подняла голову.

— Я хотела бы добавить, что эксплуатационные расходы за два месяца этого квартала, которые попали в текущий финансовый год, возросли примерно на миллион долларов в месяц в связи с увеличением стоимости эфирного времени на радио и телевидении.

— А наши доходы? — спросил Рэндл. — Они тоже возросли?

— Пожертвования и взносы в сумме остались примерно на том же уровне, примерно четыре миллиона долларов в месяц, сэр, — ответила она. — Разумеется, доходы от инвестиций возросли, но не в такой степени, как расходы. И я опасаюсь, что наметившаяся негативная тенденция соотношения доходов и расходов еще более проявится к середине года.

— То есть вы хотите сказать, что нас ждет увеличение расходов на двенадцать-четырнадцать миллионов долларов при сохраняющихся на прежнем уровне доходах. Так?

Беверли кивнула.

— Да, сэр.

— Благодарю, — Рэндл подождал, пока Беверли сядет. Оглядел директоров. — Не слишком радостные новости. Никто не произнес ни слова, понимая, что старик еще не закончил. И действительно, он посмотрел на Пастыря.

— Мне представляется, что ты должен изыскать возможность повысить наши доходы.

Пастырь не отвел взгляд.

— Возможно. Но, может быть, у вас есть предложения, как мне это сделать.

— Тебе надо лишь последовать примеру других.

Организовать выездные проповеди и собирать пожертвования. Джерри Фолуэлл, Орэл Робертс только этим и занимаются. Им не стыдно выходить к людям и просить деньги.

— Мне тоже не стыдно. Но, при всем моем уважении к этим достопочтенным проповедникам, я не собираюсь строить себе памятники в виде школ и больниц. Я хочу построить лишь единственный памятник — Богу.

— Никто и не возражает, доктор Толбот. Но как нам остаться на плаву, если расходы растут, а доходы остаются неизменными? Необходимо расширить число прихожан и, соответственно, увеличить доходы.

— Это легче сказать, чем сделать.

— Фолуэлл это делает. Он хвалится, что его смотрят двадцать пять миллионов телезрителей. Но такого не добиться, если сидеть на одном месте и ждать, пока люди придут к тебе. Он идет к ним, дабы им не осталось ничего иного, как заметить его.

Пастырь повернулся к Маркусу Линкольну.

— Мистер Линкольн, вы принесли отчет «Эрбитрон компани», о котором я вам говорил?

Линкольн кивнул и достал из брифкейса папку, которую и передал Пастырю.

Пастырь раскрыл ее, оглядел сидящих за столом.

— Тут приведены статистические данные о зрителях всех религиозных телепрограмм, начиная с тысяча де-пятьсот семьдесят пятого года. Тогда их было двадцать миллионов восемьсот тысяч. В год нашего открытия, то есть в семьдесят шестом, число зрителей возросло на два миллиона. И оставалось на этом уровне еще два года. В семьдесят девятом упало до двадцати одного миллиона четырехсот тысяч, в восьмидесятом — до двадцати с половиной миллионов. Речь идет о всех религиозных программах, включая Фолуэлла, одного их шестидесяти шести телепроповедников. — Он закрыл папку. — В отчете также указано, что религиозные телепередачи предпочитают зрители от пятидесяти лет и старше, причем женщин среди них больше, чем мужчин.

В свете вышесказанного мне представляется, что мы можем гордиться поддержанием наших доходов на неизменном уровне. Такого не удается никому. У нас нет долгов. Все счета оплачиваются в срок и мы по-прежнему имеем немалую прибыль. За это мы должны поблагодарить нашего Господа.

— Аминь, — подвел черту Джейк. — То есть ты думаешь, что мы должны просто сидеть и смотреть, что будет дальше?

Пастырь взглянул ему в глаза.

— Я этого не говорил.

— А что же ты говоришь?

— Я говорю, что деньги, лежащие в банках, акции, ценные бумаги не идут на пользу Богу. Я думаю, эти деньги должны работать на то, чтобы приблизить церковь, Его церковь к людям. — Он замолчал. Никто не произнес ни слова, даже старик. Пастырь глубоко вдохнул и продолжил: — В мою бытность странствующим проповедником мы приезжали только в те города, церкви которых встречали нас с распростертыми объятиями и оказывали нам всяческое содействие, чтобы наши усилия привели как можно больше людей в объятия Иисуса Христа. А собранными пожертвованиями мы делились с местной церковью. Деньги оставались в городе и использовались во благо прихожан.

— Телевизионные программы этим не занимаются. Мы начали измерять наши успехи в долларах, а не в спасенных душах. Мы можем вести счет деньгам, но кому из нас под силу считать души? Можем ли мы показать, сколько душ повернулось к Христу благодаря нашим усилиям и осталось с Ним? Телепроповедники этого не делают. Да и не могут.

— Есть только одно место, где такое возможно. В церквях городов, где смотрят или слушают наши передачи. Я предлагаю распределить часть собранных нами денег по местным церквям, пасторы которых едва сводят концы с концами, и объединить с ними наши усилия, чтобы свет учения Христа не угасал в сердцах их прихожан.

— Получается, мы должны выбросить наши деньги, пробурчал Рэндл.

— Это не наши деньги, — возразил Пастырь. — Божьи.

Возможно, не возьми их мы, они бы пошли в местную церковь. — Не возьми их мы, они достались бы Пату Робертсону, Джимми Сваггарду, Эрнсту Энгли или Полу Кроучу, — жестко ответил старик.

— Вы забыли упомянуть Боба Шаллера, Билли Грэхэма и Джерри Фолуэлла да и остальных из числа шестидесяти шести проповедников, имеющих свои телепрограммы. Но факт остается фактом: у нас есть деньги и они лежат в банке. Вопрос в том, что нам с ними делать? По-прежнему держать их в сейфе? Или прислушаться к словам святого Луки?

Он открыл лежащую перед ним Библию.

— Глава шестнадцатая, стих тринадцатый: «Никакой слуга не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне[25].

ГЛАВА 2

— Папашка не в восторге от сегодняшнего заседания.

С этими словами Джейн вышла из ванной. Пастырь сидел на кровати и просматривал видеозапись одной из последних передач Эрнста Энгли. Передача подходила к концу. Энгли как раз закончил исцелять страждущих и повернулся к камере.

Пастырь ловил каждое слово.

— А теперь все вы, кто видит меня на экране вашего телевизора, подумайте, не страдаете ли вы или кто-то из ваших близких по той или иной причине? Физической или духовной? Вам не удается изгнать из своего тела демонов пьянства, наркотиков, курения, сладострастия или болезни? Помните, что Христос может вас исцелить. Верьте мне, он может исцелить вас точно так, как исцелил тех, кого вы только что видели, через их веру в Иисуса Христа. Помните, что Он — наш любимый Иисус и Он умер на кресте за нас всех, за все наши грехи, и наша вера в Него способна исцелить все наши болезни решить все наши проблемы.

Я протягиваю руку к камере. Накройте мою руку своей на экране телевизора и повторяйте слова молитвы. — Рука Энгли заняла едва ли не весь экран. — Я верю в Иисуса Христа и в то, что Он умер на кресте за наши грехи, и именем Его я приказываю демонам, вызывающим мою болезнь, покинуть меня.

Над рукой Энгли появилось его лицо. Суровое, решительное, одержимое.

— Излечись! Излечись! Во имя нашего Господа Иисуса Христа, Излечись!

Рука Энгли ушла вниз, камера крупным планом показала его теперь уже счастливо улыбающееся лицо.

— Благодарю, дорогой Иисус! Твоя забота исцелила меня, я опять здоров. Экран померк, потом вспыхнул вновь. Энгли по-прежнему улыбался.

— Присоединяйтесь к нам на следующей неделе. Эрнст Энгли ждет вас в среду вечером в Сивик-Холл в Чарлотте. А мы будем рады получить ваши дары любви и те деньги, что вы можете выкроить из вашего бюджета, ибо без них мы не сможем нести людям слово Божье. И пусть хранит вас Господь до этого вечера. От имени Спасителя нашего Иисуса Христа я благодарю вас.

Пастырь нажал кнопку на дистанционном пульте управления. Экран погас. Он повернулся к Джейн.

— Что ты сказала?

— Ты не слушаешь меня, — с обидой ответила она. — Неужели тебе не хватает религии днем? Так ли нужно смотреть по вечерам передачи других проповедников?

— Иначе мне не узнать, что они делают. Можно как угодно расценивать деятельность преподобного Энгли, но в одном он абсолютно прав. Он идет к людям и говорит с ними. И не полагается на одно лишь телевидение.

Джейн пристально посмотрела на него.

— Похоже, тебе хочется того же.

— Мне недостает таких вот встреч, — признал Пастырь. — Хочется смотреть в их лица, когда несешь им слово Господнее и чувствуешь их ответную реакцию.

— Тебе нет нужды так надрываться. Дела у тебя идут лучше, чем у остальных, и ты никогда не клянчил у них денег, как тот же Энгли. Значит, ты все делаешь правильно.

Пастырь покачал головой.

— Если речь идет о деньгах, что поступают к нам, то я тут ни при чем. Благодарить надо только тебя. Такой совершенной программы, автоматически рассылающей письма и буклеты всем тем, кто занесен в память компьютеров, нет ни у одного из телепроповедников. И им никогда не угнаться за нами. — Он притянул ее к себе на кровать. — Так что я прослушал?

— Папочке не понравился ход сегодняшнего заседания.

Их взгляды встретились.

— Я это знаю. — Он сунул руку ей под халат, обхватил пальцами грудь. — Твой папочка любит, что бы все было так, как ему хочется.

Она сжала его руку своей, чтобы он не играл ее соском.

— Я говорю серьезно, Эндрю.

— Я тоже, — он почувствовал, как набухает сосок, и улыбнулся. — Когда мы в последний раз вместе выкуривали «косячок»?

Выражение ее лица смягчилось, губы коснулись его щеки. Она положила голову Пастырю на плечо.

— Давным-давно.

Он быстро поцеловал жену.

— И я так думаю.

Джейн привалилась к подушке, а Пастырь выдвинул ящик столика у кровати, достал деревянную сигаретницу, поднял крышку, показав ей лежащие аккуратным рядком самокрутки. Она удивленно воззрилась на него.

— Где ты их взял?

— Чарли прислала из Лос-Олтоса. — Он улыбнулся. — Тут твой отец добился своего, но, полагаю, никто из нас особо не огорчился.

Она поняла, о чем речь. Старику потребовалось почти три года, чтобы избавиться от гарема, как он называл девушек. Последними оставались Чарли и Мелани, но и они уехали, когда Пастырь предложил им вернуться в Лос-Олтос и возродить там общину. Они признали, что не нашли счастья в Черчленде.

— Как у них дела? — спросила Джейн.

— Отлично, — Пастырь улыбнулся. — Тарц только что вернулся оттуда. Они получили в муниципалитете все необходимые бумаги и скоро начнут строиться. К этому лету они смогут принимать по сто детей бедняков в неделю. Они уже договорились об этом с церквями Сан-Франциско и Лос-Анджелеса.

— Я рада за них, — проговорила Джейн искренне. — Только не понимаю, почему ты настаиваешь на том, чтобы лично оплачивать их счета. Нашей церкви от этого не убудет.

— Общину организовал я, и мы решили продолжать начатое без посторонней помощи.

Он достал из сигаретницы «косячок», зажег, глубоко затянулся, передал Джейн. Улыбаясь, наблюдал, как она набирает полные легкие дыма, а потом медленно выдыхает его.

— Ну как?

— Потрясающе. — Внезапно она хихикнула. — Такого со мной никогда не было. Всего две затяжки, а я уже готова.

Пастырь рассмеялся, забрал у нее «косячок».

— Должно быть, «травка» качественная. Впрочем, лучших специалистов, чем Чарли и Мелани, пожалуй, и не сыскать.

— Тебе их недостает? — Она протянула руку за «косячком». Вновь захихикала. — Недостает твоего маленького гарема? Другой женщины на каждую ночь, да еще по своему выбору?

Ей ответил смех Пастыря.

— Хочешь знать правду?

Джейн кивнула. Опять раздался смех.

— Будь уверена, недостает.

Джейн затянулась, положила окурок в пепельницу, протянула к мужу руки.

— Иди сюда, дурачок. Тебе пора уяснить, что гарема из одной женщины более чем достаточно.

Телефонный звонок вырвал его из объятий сна. Он взял трубку. Ответил, не открывая глаз.

— Слушаю.

— Доброе утро, доктор Толбот, — раздался в трубке голос его секретаря. — Мистер Рэндл, мистер Крэйг и миссис Лейси приехали поговорить с вами.

Он раскрыл глаза. Взглянул на часы, стоящие на столике у кровати. Пять минут девятого.

— Черт, — пробормотал Пастырь.

Обычно в восемь утра он уже сидел за столом в своем кабинете. А вот когда старик заявился рано утром, проспал.

— Отведите их в мой кабинет и угостите кофе. Я приду через пятнадцать минут.

Он откинул одеяло и встал. На полпути к ванной его остановил голос Джейн.

— Все в порядке? — сонно пробормотала она.

— Все отлично. — Он обернулся. — Но я проспал.

— Не понимаю, как тебе вообще удалось встать. — Глаз она не открывала. — Я не могу пошевелиться. Может, тебе стоит вернуть гарем?

— Нет нужды. Нам вполне хватило друг друга.

— Я уже забыла, как это здорово — всласть потрахаться. Чудо, да и только.

— Ты права. А теперь спи. Мне же пора на работу.

ГЛАВА 3

Четверть часа спустя он вошел в кабинет. Джести Рэндл, мистер Крэйг и миссис Лейси сидели на диване, на столике перед ними стояли три пустые чашечки. Пастырь пододвинул стул, сел напротив. Секретарь принесла ему кофе.

— Доброе утро, — поздоровался он. — Еще кофе?

— Нет, благодарю, — ответил Рэндл.

Остальные согласно кивнули.

Пастырь посмотрел на секретаря.

— Пока все, мисс Грант. Благодарю вас. — Он отпил кофе, а как только за ней закрылась дверь, поставил чашку на стол. И перешел к делу. — Чем вызван ваш столь ранний визит?

Рэндл откашлялся.

— Мистер Крэйг, миссис Лейси и я очень встревожены твоими пораженческими настроениями.

— Пораженческими? — сухо переспросил Пастырь.

— Да. У нас создалось впечатление, что ты не представляешь себе, как улучшить наше положение.

— Так я вопрос не ставил, — покачал головой Пастырь. — Я лишь подчеркнул, что возможности теле-проповедников использованы уже на все сто процентов и большего им не добиться.

— Мы с тобой не согласны.

— Почему вы промолчали на заседании?

— Я не видел смысла что-либо там говорить. Подумал, что мы все можем обсудить в тесном кругу. В конце концов, остальные не более чем наемные работники.

Пастырь кивнул.

— Понятно. — Он вновь отпил кофе. — Но вы не отреагировали на мое предложение инвестировать часть наших денег в местные церкви.

— Мистер Крэйг и миссис Лейси разделяют мое мнение. С тем же успехом мы могли бы выбросить наши деньги.

— У вас есть лучшее предложение?

Рэндл повернулся к Крэйгу.

— Дик, это больше по вашей части. Скажите доктору Толботу, какие бы мы рекомендовали меры.

Крэйг посмотрел на Пастыря.

— Вы, разумеется, знаете, что я и миссис Лейси с давних времен поддерживаем тесные контакты со многими баптистскими евангелическими церквями.

Пастырь кивнул.

— Всем известно, сколь много сделали вы для блага христианской церкви. Мне лестно, что вы проявляете такой интерес к нашим делам, и я с удовольствием выслушаю ваши предложения.

Крэйг улыбнулся.

— Благодарю, мистер Толбот.

— Пустяки, мистер Крэйг. Я говорю совершенно искренне.

Крэйг чуть помягчел.

— По нашему убеждению проблема, вставшая перед этой церковью, заключается в том, что она держится чуть в стороне от движения христиан-евангелистов.

— Вы говорите о тех, кто называет себя новыми правоверными христианами?

Крэйг кивнул.

— В определенном смысле. К примеру, мы не поддерживаем тесных контактов с «Моральным большинством»[26], не помогаем им в их борьбе за возвращение традиционных американских ценностей.

— Надеюсь, вы простите мне мое невежество, мистер Крэйг, но я не понимаю, каким образом нашей церкви может помочь союз с политической организацией.

— Активное участие в их начинаниях привлечет к нам повышенное внимание, как произошло с Фолуэллом. Ранее Фолуэлл был одним из многих проповедников. Теперь в Соединенных Штатах его имя известно всем.

— Я по-прежнему не вижу, какая от этого польза церкви. У меня сложилось впечатление, что у Фолуэлла серьезные финансовые затруднения. Если верить тому, что он говорит, его церковь находится под постоянной угрозой банкротства.

— Дела у него не так уж плохи, — возразил Крэйг. — У доктора Фолуэлла есть проблемы с оплатой счетов, но с ними сталкиваются и остальные. Те же Орэл Робертс, Джим Бэккер, Пат Робертсон. Даже Джимми Сваггарду приходится нелегко с его программой помощи нуждающимся в странах Третьего мира. Денег на всех не хватает. Мы должны прилагать максимум усилий, чтобы сохранить свою долю.

Пастырь смотрел ему в глаза.

— При всем уважении к деятельности упомянутых вами проповедников, мистер Крэйг, не находите ли вы связи между уменьшением аудитории религиозных телепрограмм за последние два года и их увлечением политикой и попытками навязать стране свое видение моральных норм?

— Не думаю, что одно каким-то образом связано с другим, — отрезал Крэйг. — А что советуете вы? Зарыться головой в песок, словно страусы, и позволить демонам коммунизма и аморальности править бал в нашей стране, как они это делают уже добрых сорок лет?

— Нет, я в это не верю, мистер Крэйг, — покачал головой Пастырь. — И у меня нет сомнений, что Бог хочет, чтобы мы сражались с дьяволом на более широком фронте, чем дозволяет политика.

— Если вы имеете в виду телевидение, то этого недостаточно, — не без сарказма ответил Крэйг.

— Я согласен, что этого недостаточно, мистер Крэйг, — кивнул Пастырь. — Я говорю о церквях, что разбросаны по всей Америке. Именно в Его доме мы должны биться с дьяволом.

— Доктор Фолуэлл полностью разделяет эту точку зрения.

Известно ли вам, что он помог более чем тремстам выпускникам колледжа Свободных баптистов основать свои церкви? И планирует в ближайшие десять лет создать еще несколько тысяч церквей?

У меня нет оснований сомневаться в ваших словах, мистер Крэйг. Вполне возможно, со временем в Америке не останется места ни для каких других баптистских церквей, кроме как для Свободных баптистов. И будет очень печально, если такое произойдет, потому что для меня главным достижением баптистской веры является то, что каждый священнослужитель и каждая церковь абсолютно независимы в своей свободе проповедовать слово Божье.

— Но это прогрессивное направление, доктор Толбот. Мы, американцы, знаем, что большая компания все сделает лучше, чем маленькая, пусть независимая, но плохо укомплектованная и испытывающая хронический недостаток в средствах.

Пастырь помолчал, затем повернулся к миссис Лейси.

— Вы с ним согласны?

— Да, — кивнула она. — Мы должны объединиться ради достижения общей цели. Вместе мы сможем свернуть шею аморальности, которая угрожает уничтожить Америку.

— А вы, мистер Рэндл?

— Я не вижу другого пути, сынок, — ответил старик. — Это единственный способ привести к власти людей, которые будут оберегать нашу экономику. Политики слышат лишь те голоса, которые могут повлиять на итоги выборов. Если мы хотим, чтобы законы изменялись во благо наших интересов, мы должны занять еще более твердые позиции и преумножить свое могущество. Хотя и теперь мы сумели добиться избрания президента Рейгана и контроля над сенатом, более половины членов которого — республиканцы.

Пастырь все смотрел на него.

— Сочтете ли вы за дерзость мои слова, если я скажу, что благодаря изменениям в налогообложении и отказу от государственного контроля над ценами на нефть доходы ваших многочисленных компаний в этом году возрастут более чем на сто миллионов долларов?

— Сочту, — резко ответил старик. — До этого никому нет дела.

— Сочтете ли вы за дерзость, — вкрадчиво продолжил Пастырь, — если я спрошу, сколько вам лет?

— Сочту за глупость! — рявкнул Рэндл. — Все знают, сколько мне лет. Шестьдесят восемь.

Пастырь с трудом сдержал улыбку. Старику давно перевалило за семьдесят.

— Из сказанного мистером Крэйгом я понял, что план доктора Фолуэлла рассчитан на десять лет. Вы хотите так долго ждать?

— Куда ты, черт побери, клонишь? — Рэндл побагровел от ярости.

— А если я скажу, что можно достичь того же результата всего за два года, затратив примерно десять миллионов долларов?

Рэндл пронзил его взглядом.

— Ты, видать, сумасшедший.

— Кентуккские жареные цыплята[27].

— Ты совсем спятил.

— Закусочные «Макдональдс». — Тут Пастырь увидел, как зажглись глаза старика. Тот начал смекать, что к чему. — Мне продолжать?

Рэндл кивнул.

— Предоставление льгот, разнообразные скидки, помощь материнской компании. Следующий шаг после ти-ви. У них это получилось, получится и у нас. В стране не меньше десяти тысяч баптистских церквей, влачащих жалкое существование во многих городках и деревнях. Если мы предложим им наш опыт, да еще подкрепим его финансовыми вливаниями, у нас появится сколь угодно большая сеть Домов Господних церкви триумфа христианской Америки.

— Сукин ты сын! — В голосе старика слышалось неподдельное восхищение. Тут он осекся и повернулся к миссис Лейси. — Извините, мадам. — Он вновь посмотрел на Пастыря, губы его разошлись в широкой улыбке. — Не зря я выделил тебя среди других. Ну ты и хитер.

ГЛАВА 4

— Я думаю, у тебя поехала крыша, Пастырь, — Джо покачал головой. — На национальном телевидении еще не было проповедника-ниггера, за исключением преподобного Айка, и того подняли на смех.

— Значит пора появиться проповеднику, которого воспримут всерьез.

— Если он тебе нужен, где ты его возьмешь? Я знаю только одного. В Лос-Анджелесе. Фред Прайс из Христианского центра Креншоу. Его программу «Растущая вера» транслируют тридцать пять телевизионных станций. И пусть его еще не смотрит вся страна, мы ему не нужны. Он уже купил за четырнадцать миллионов старый кампус университета Пеппердайна в Лос-Анджелесе, чтобы построить для себя церковь на десять тысяч человек.

— Ты прав, он нам не подходит. По двум причинам. Во-первых, он ориентируются на черных среднего класса, которые хотят быть такими же как белые, но все-таки желают слушать проповедника-негра. Во-вторых, он, скорее всего, уже работает в паре с Орэлом Робертсом. Я слышал, он пожертвовал крупную сумму на строительство больницы Города веры, который Робертс возводит в Талсе[28],— Пастырь взял со стола компьютерную распечатку. — Тут у меня список более восьми тысяч баптистских негритянских церквей, каждую из которых посещает от ста пятидесяти до двухсот прихожан. Эти люди нуждаются в нас, мы можем им помочь. Ни одна из этих церквей не может оплатить свои расходы.

— Эти нас слушать не будут, — насупился Джо. — Они решат, что это очередной трюк белых, придуманный с одной целью — снова ограбить их.

— Обязательно послушают, если мы придем к ним, — возразил Пастырь. — Только пойду не я. Ты.

— Да ты совсем очумел. Я же не прочел ни одной проповеди.

— Тогда начинай практиковаться. Через две недели мы собираемся записать твою первую программу. — Пастырь рассмеялся, глядя на потерявшего дар речи Джо. — Не волнуйся, не так уж это и сложно. Держи Библию в одной руке, иногда поднимай ее над головой, а другой почаще стучи по кафедре. При этом смотри в объектив камеры и на сидящих в зале с видом человека, который написал хорошую книгу.

— Мы не сможем заполнить нашу церковь черными. В Техасе столько не найти.

— Я знаю, — кивнул Пастырь. — Кроме того, я не хочу записывать передачу в церкви. Интерьер ее слишком знаком телезрителям. Я думаю о другой площадке. Более похожей на негритянские церкви. Размерами поменьше, поуютнее. Мы будем снимать в первой часовне. Соберем в ней триста человек, а впечатление будет, словно их там как сельдей в бочке. — Он пристально посмотрел на Джо. — Так что скажешь, пастор? Попробуешь?

Джо вытаращился на него.

— Как ты меня назвал?

— Пастор. Такая передача не под силу обычному человеку.

— Восславим Господа, я только что получил новый чин, — физиономия Джо расплылась в улыбке. — Попробую, можешь не сомневаться!

Белая краска на щите перед небольшой деревянной церковью облупилась и посерела от времени. Не лучшее впечатление производила и сама церковь. Джо остановил машину. Пастырь с трудом разобрал выцветшие на солнце, когда-то черные буквы.

«БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ ЛИТЛ-РИВЕР

Служба в семь вечера каждый день, кроме воскресенья.

Воскресная школа в 8 утра

Воскресная служба в 11 утра

Паркер Дж. Уиллард, пастор, обладающий даром исцеления и провидения».

— Этот пастор Уиллард представляется точь-в-точь как многие проповедники.

— Подожди, пока встретишься с ним, — Джо подхватил брифкейс с заднего сиденья. — Пастор Уиллард построил эту церковь тридцать лет тому назад. Тогда ее посещало более шестисот человек. Теперь их осталось двести пятьдесят.

— И в чем, по его мнению, причина?

— Телевидение. Он говорит, что телепроповедники не требуют от своей паствы ничего, кроме денег. Людям проще сидеть дома, где их развлекают, чем ходить в церковь и участвовать в службе. Пастор Уиллард говорит, что телерелигия — это все равно, что готовые блюда, купленные в магазине. Может, не так вкусно, но зато не надо ничего готовить. Ставь на стол и ешь.

Пастырь посмотрел на Джо.

— Возможно, он недалек от истины. — Пастырь задержался у входа в церковь. — Как преподобный Уиллард отнесся к нашему предложению?

— Заинтересовался, — ответил Джо. — Потому-то и попросил нас приехать и поговорить с ним. С нами он абсолютно честен. Говорит прямо, что только чудо поможет ему держать открытыми двери церкви, если число прихожан не увеличится по меньшей мере вдвое.

Пастырь кивнул.

— Грустно все это. Столько отдано сил, столько потрачено лет, и все зря. — Он открыл дверь в церковь. — Пути Господни неисповедимы. Может, мы — то самое чудо, которого он ждет.

И внутри церковь производила жалкое впечатление. Деревянные полы и скамьи последний раз красили много лет тому назад. По витражу с изображением креста, установленному за кафедрой, вилась трещина.

— Пастор Уиллард занимает несколько комнат в этом же здании. — Джо подошел к двери слева от кафедры и вежливо постучал.

Дверь открыл невысокий мужчина с седыми курчавыми волосами, в черном костюме пастора, белой рубашке и узком галстуке. Губы его разошлись в улыбке. На черном лице ярко сверкнули белоснежные зубы.

— Брат Вашингтон, заходите. Я уж было подумал, что вы про меня забыли.

— Вы же знаете, что такое невозможно, брат Уиллард, — ответил Джо. — Наш самолет опоздал на час. Позвольте представить вам доктора Эндрю Толбота.

— У меня такое ощущение, что мы давно знакомы, — вновь улыбнулся брат Уиллард. — Я так часто видел вас по телевизору. Вы прекрасный оратор. С таким голосом вам по силам уговорить всех насекомых-вредителей покинуть виноградники Господа.

— Благодарю вас, брат Уиллард. Я слышал, что и вы славно потрудились в Божьих виноградниках.

— Я стараюсь, брат Толбот. Милосердный Господь знает, что я стараюсь. — Он повел их на кухню. — Но мне предложили вспахивать пересохшую землю. — Снова улыбка. — Возможно, есть разница между работой в виноградниках Господа и на Его хлопковых полях.

— В глазах Господа мы все делаем общее дело.

— Кажется, я читал что-то похожее в послании к Коринфянам, брат Толбот.

— У вас хорошее зрение, брат Уиллард.

Седовласый пастор указал на стулья у кухонного стола.

— Почему бы вам не присесть братья? Этим утром, перед тем, как уйти на работу, миссис Уиллард спекла нам превосходный ореховый пирог. Я только вскипячу воду для кофе.

— Лучшего орехового пирога мне есть не доводилось. — Джо отодвинул тарелку, расправившись со вторым куском. — Завтра придется садиться на диету.

Широкая улыбка осветила лицо пастора Уилларда.

— Миссис Уиллард порадуется, услышав ваши слова. Она очень гордится своими ореховыми пирогами.

— И по праву, — вставил Пастырь.

— Надеюсь, вы сами сможете сказать ей об этом. Она должна вот-вот вернуться с работы. — Он вздохнул. — Не знаю, что бы я делал без этой женщины. Если б она не работала, мне пришлось бы закрыть церковь два года тому назад.

Пастырь посмотрел на него.

— Вы счастливый человек. Нелегко найти такую женщину. Давно вы женаты?

— В сентябре будет три года. Я овдовел двумя годами раньше и, честно говоря, не сразу поверил, когда она согласилась выйти за меня замуж.

— Почему? — спросил Пастырь.

— Я же не молод. Мне шестьдесят три, а ей всего лишь двадцать три. Странная штука жизнь. Я помню, как держал ее на руках и крестил, когда ей исполнилась лишь неделя.

Пастырь и Джо переглянулись.

Старик вновь вздохнул.

— Бог действительно наградил меня даром провидения. Он у меня с детства, с той поры, когда мама брала меня в церковь и я сидел у нее на коленях. У меня всегда было чувство, что мы с Иисусом близки, что он позволяет мне видеть недоступное другим. К примеру, я всегда знал, что буду проповедовать Его слово. А когда я держал на руках эту вопящую девчушку и окунал ее в Литл-Ривер, что течет за церковью, я словно услышал голос Иисуса так же ясно, как я слышу сейчас свой голос. «Возлюби это дитя, сказал он. — Ибо как ты приносишь ее ко мне с любовью, так же и я принесу ее тебе». — Он посмотрел на Пастыря, потом на Джо.

— Тогда я не понял, что означают Его слова, и забыл про них. Но потом, перед нашим бракосочетанием, когда я стоял на коленях и спрашивал Его, правильно ли я поступаю, не слишком ли тяжела ноша, которую придется нести на своих плечах этой юной девушке, что-то заставило меня подняться и заглянуть в старые церковные книги. И вот тогда-то, найдя страницу с ее именем, заполненную мною двадцать лет тому назад, я вспомнил Его слова, сказанные мне, и успокоился. Он хотел, чтобы мы были вместе.

Простота слов старика потрясла Пастыря. Его рука накрыла руку Уилларда. Какое-то время они сидели в молчании, потом слезы потекли по щекам старика, он склонился над столом, поцеловал руку Пастыря.

— Почему вы плачете, брат? — ласково спросил Пастырь.

— Не знаю. Может, я просто устал. А может, боюсь, что уже стар и нет у меня сил продолжать Его дело. Боюсь, что потеряю и жену, и церковь.

— Откуда у вас такая тревога?

В голосе старика звучала печаль.

— Я знаю, что она хочет ребенка. Но я так и не стал ей настоящим мужем.

— Она жаловалась вам на это?

Уиллард покачал головой.

— Нет. Она знает, что я ее люблю.

Пастырь заглянул ему в глаза.

— Почему вы думаете, что Иисус менее понятлив, чем ваша жена? Он тоже знает, что вы любите Его, — он помолчал, коротко глянул на Джо, вновь повернулся к Уилларду. — Именно поэтому Он и свел нас вместе.

ГЛАВА 5

Пастор Уиллард нервничал, то и дело поглядывал на часы.

— Начало седьмого, а никого нет, — наконец вырвалось у него.

— Люди еще ужинают, — заметил Джо. — По радио объявили, что их ждут к семи. Не волнуйтесь. Мы знаем, что делаем.

— Я молю Господа, чтобы вы оказались правы, — с жаром воскликнул Уиллард. Повернулся и посмотрел на громадный телеэкран, подвешенный над кафедрой. — Святой Боже. Да кто слышал о службе перед футбольным матчем?

Джо рассмеялся.

— Если не можешь их победить, присоединяйся к ним. Бары и кафе стали этим пользоваться, как только их владельцы заметили, что по понедельникам доходы падают. Так почему церкви не последовать их примеру?

— Люди должны приходить в церковь с желанием услышать слово Божье, — заметил пастор Уиллард.

— Главное — заманить их сюда, — ответил Джо. — А уж потом все будет зависеть только от вас.

— Вы уверены, что эта техника заработает?

Джо улыбнулся.

— Заработает. Мы все проверили. На самом деле все очень просто.

Он двинулся по проходу к кафедре, пастор последовал за ним.

Джо указал на пульт управления видеосистемой.

— Всего-то дел — нажимать на эти четыре клавиши. Посмотрите, какая четкая маркировка. «Видеофильм. Трансляция. Музыка. Микрофон». Вам надо лишь нажимать на соответствующие клавиши. Когда и на какую — написано вот на этом листке. А если вы что-то забудете — не беда. Программа записана в блоке памяти и будет выполняться автоматически.

Пастор Уиллард смотрел на пульт управления.

— Действительно, волноваться не о чем. Я умею пользоваться этой машиной. А если что-то случится и она не заработает?

— Случиться ничего не может, — заверил его Джо. — А если и случится… вы же проповедник, не так ли? Прочтете им проповедь.

Уиллард улыбнулся.

— Вот с этим я справлюсь.

— Музыка зазвучит в половине седьмого, — напомнил Джо. — В половине восьмого вы подойдете к кафедре и пустите видеофильм. Его продолжительность пять минут, потом вы нажмете клавишу «Микрофон» и начнете говорить. У вас будет двадцать пять минут. Ровно в восемь автоматически включится трансляция матча. В перерыве вы поговорите с ними пятнадцать минут, затем начнется вторая половина. После матча еще один фильм, вы скажете им напутственные слова, а уходить они будут под музыку.

— Это уже не та церковь, к которой я привык, — вздохнул Уиллард.

— Это современная церковь, — заулыбался Джо. — Когда-нибудь все церкви станут такими. Бог дал нам электронику не только для того, чтобы мы пользовались ею в миру, но и чтобы мы лучше служили Ему.

Появились первые прихожане. Джо посмотрел на них, перевел взгляд на старика.

— Включайте музыку, брат Уиллард. А потом вы можете пойти к двери и встретить вашу паству.

Давно маленькая церковь не видела столько народу. Ни одного свободного места, толпа у дальней стены Джо сидел на стуле у двери, ведущей в комнаты пастора. Ровно в половине восьмого старик занял свое место за кафедрой.

Мгновением позже ожил громадный экран. На нем возник маленький золотой крест. Затем он начал расти, пока не занял весь экран. По перекладине побежали темно-лиловые буквы, из динамиков зазвучал густой хорошо поставленный баритон диктора.

— Баптистская церковь Литл-Ривер, пастор Паркер Дж. Уиллард, и Дом Господний церкви триумфа христианской Америки начинают вечернюю службу Дня большого футбола. А теперь, братья и сестры, поприветствуйте вашего пастора, Паркера Дж. Уилларда!

К аплодисментам из динамика тут же добавились аплодисменты прихожан. Улыбаясь, Уиллард постоял несколько мгновений, затем поднял руку, призывая к тишине и нажал клавишу «Микрофон».

Потом оперся руками о кафедру, оглядел присутствующих. В глазах его стоял упрек.

— Братья и сестры, многих из вас я давно не видел в этой церкви. Хочу, чтобы вы все знали, что я рад нашей новой встрече.

И, я уверен, этому рад и Господь Бог. Не так уж важно, что вы захотели посмотреть футбольный матч. Главное — вы пришли в Его дом, чтобы послушать проповедь.

То, что мы видим сегодня, — чудо Господнее. Его электронное чудо, Его дар любви людям, призванный улучшить нашу жизнь на земле, дабы мы могли в полной мере осознать Его еще большее чудо, которое Он дал нам. Он дал нам Своего Сына, нашего Спасителя Иисуса Христа, который умер на кресте за наши грехи и за грехи всех, уже умерших и еще не родившихся, кто признает Его и будет омыт кровью барашка[29].

Менее месяца тому назад я стоял на коленях перед распятием. Я молил Бога явить мне чудо. Чудо, которое спасет эту церковь, вернет мою паству в Его дом, чтобы церковь эта не исчезла с Его глаз. Поднявшись с колен, я услышал телефонный звонок. Прошел в комнату и снял трубку. Услышал незнакомый голос. «Пастор Паркер Дж. Уиллард?» — «Да». — «Это ваш брат во Христе Джо Вашингтон. Я звоню из Черчленда, штат Техас». — «Могу я что-нибудь сделать для вас, брат?» — «Нет, брат, — последовал ответ. — Это я могу кое-что сделать для вас. Помочь в вашей службе Господу нашему». — «Благодарю, брат, — сказал я. — Я готов принять любую помощь. Но почему из всех церквей этой страны вы позвонили мне?» — «Честно говоря, не знаю, — ответил он. — Но когда я смотрел на длинный список адресов церквей, лежащий передо мной, неведомая сила вселилась в мои пальцы и они сами набрали ваш номер».

Старик помолчал, оглядывая зал, затем продолжил:

— То было первое чудо. Иисус услышал мои молитвы, — он повернулся и указал на экран. — А то, что вы увидите сегодня, всего лишь одно из бесконечной череды чудес, которые придут ко всем и каждому из нас, если только мы встанем на колени и помолимся Господу. — Он опустил голову, опять посмотрел на сидящих перед ним людей, лицо его осветила улыбка. — А теперь устраивайтесь поудобнее и наслаждайтесь футболом на нашем гигантском телеэкране. В перерыве я вновь поговорю с вами. — Он нажал клавишу «Трансляция» и сошел с кафедры под аплодисменты прихожан. А из динамиков уже несся голос Говарда Козелла[30].

Уиллард присел на стул рядом с Джо, наклонился к нему.

— Все как прежде, — прошептал он. — Уж сколько лет эта старая церковь не видела такого наплыва. Я лишь надеюсь, что так будет и дальше.

— Будет, — улыбнулся Джо. — Ради этого мы и работаем. Вы будете получать видеокассеты с нашими специальными программами, в том числе пятнадцатиминутную воскресную службу, которые сможете показать своим прихожанам перед проповедью. Для вашего воскресного класса мы передадим вам наши двадцатиминутные ролики «Библейских историй». Вы также будете получать всю нашу литературу, и мы пришлем для каждого из ваших прихожан наше подарочное издание Библии. Мы даже направим к вам людей, которые подновят и покрасят церковь, чтобы вы вновь могли ею гордиться.

Старик воззрился на него.

— Вы тратите столько денег, чтобы помочь такой нищей церкви, как моя.

— Мы не хотим, чтобы она оставалась нищей, — снова улыбнулся Джо. — Потому-то мы и подписываем с вами соглашение о льготах. Вы становитесь дочерной церковью Дома Господнего и посылаете нам половину еженедельных доходов, полученных сверх двухсот долларов. Тем самым вы поможете нам нести бремя расходов, на которые нам приходится идти.

— Уже два года я ни разу не собирал больше двухсот долларов, — признался старик. — Если этих денег так и не будет?

— Мы готовы рискнуть. — Джо по-прежнему улыбался. — В конце концов деньги — не главное. Самое важное для нас — служить нашему Господу и вести Его людей к Иисусу Христу.

— Аминь, — отозвался старик.

— Так вы подпишите соглашение?

— Сразу после проповеди, — Пастор Уиллард посмотрел на гигантский экран. — Какое четкое изображение. Не чудо ли это?

— Разумеется, чудо. Возблагодарим Господа. — Джо поднялся. — Могу я позвонить доктору Толботу и сказать, что вы подпишете соглашение? Его это очень обрадует.

— Телефон на кухне. Позвоните. — Глаза старика не отрывались от экрана. — И попросите миссис Уиллард сварить вам кофе.

Миссис Уиллард сидела за кухонным столом и поднялась, когда он вошел.

— Брат Вашингтон, — с мягким южным выговором произнесла она.

— Не обращайте на меня внимания, сестра Уиллард. Мне надо позвонить.

Она указала на телефонный аппарат на стене.

— Телефон здесь. Хотите кофе?

— Выпью с удовольствием, если вас это не затруднит.

Он наблюдал за ней, пока его соединяли с Черчлендом. Высокая девушка, на голову выше мужа, кожа чуть светлее, столь же курчавые волосы. Высокая грудь, полные бедра, обтянутые платьем. Полная противоположность изящной, грациозной Беверли. Конечно, у обеих были свои достоинства, но чувственность сестры Уиллард не вызывала сомнений. Он не мог понять, почему такая женщина вышла за пастора. Секретарь не смогла найти Пастыря. Джо попросил передать, что Уиллард подпишет соглашение. Он уже вешал трубку, когда миссис Уиллард поставила на стол чашечку дымящегося кофе.

— Доктора Толбота нет. — Джо сел.

— Жаль. — Она по-прежнему стояла.

— Ничего. Ему передадут все, что нужно. — Он посмотрел на нее, улыбнулся. — Почему бы вам не присесть, миссис Уиллард?

Она молча опустилась на стул напротив него. Джо пригубил кофе.

— Вы умеете варить кофе.

— Спасибо на добром слове. — Она смотрела ему в глаза.

— Похоже, дело пошло, сестра Уиллард. Если в церкви всегда будет столько народу, вы сможете бросить работу.

— Мне нравится работать.

— Даже если в этом нет необходимости?

Она кивнула.

— Работа отвлекает от мыслей.

Он отпил кофе.

— Каких мыслей?

Она замялась, отвела глаза.

— Дьявольских мыслей. Греховных.

— Всем нам иной раз приходят в голову греховные мысли.

Она не отрывала взгляда от стола.

— Иной раз — это ничего, но меня они преследуют постоянно. Пастор Уиллард — очень хороший человек. Когда я выходила за него замуж, я не была добропорядочной девушкой. Но я думала, после свадьбы греховные мысли уйдут. Однако они остались.

— Ты обращалась к Иисусу за помощью?

— Да. Каждый день. — Она посмотрела на Джо. — Но дьявол во мне слишком силен. Даже когда вы стояли у телефона, он заставил меня смотреть на выпуклость на ваших брюках. И мне казалось, что она становится все больше и больше.

— Вам это не казалось, сестра Уиллард. — Джо поставил чашку. — Дьявол был и во мне.

У нее округлились глаза.

— Так что же нам делать, брат Вашингтон?

— Встанем на колени и помолимся Иисусу. Попросим его помочь нам. Джо опустился на колени, она обошла стол, присоединилась к нему. Он услышала, как ахнула миссис Уиллард, когда соприкоснулись их плечи.

Джо сложил руки перед грудью.

— Иисус, посмотри на нас, несчастных грешников, и именем Своим прикажи дьяволу сладострастия покинуть нас.

Она повернулась к нему.

— Что, если Он нас не слышит?

Одной рукой Джо притянул ее к себе, а второй расстегнул молнию брюк.

— Есть много способов изгнать этого дьявола.

ГЛАВА 6

— Ниггеры! — пренебрежительно бросил Рэндл. — Поначалу твоя идея льгот показалась мне блестящей. Но тысяча четыреста негритянских церквей на пятьсот тридцать обычных баптистских — это уж чересчур. Еще немного, и они заполонят Черчленд, не оставив места для белых.

Пастырь посмотрел на него.

— Места тут достаточно, и вы это знаете.

— Может, и достаточно, — с неохотой согласился Рэндл. — Но какой уважающий себя белый захочет остановиться в отеле, зная, что в соседнем номере спит ниггер? Или что другой ниггер спал в этой самой кровати прошлой ночью?

— И ел в том же ресторане? — сухо спросил Пастырь.

Сарказма в его голосе Рэндл не уловил.

— И это тоже.

Пастырь покачал головой.

— Возможно, им это не понравится, но придется с этим примириться. Помимо того, что в подобном отношении к черным нет ничего христианского, в нашей стране приняты законы о равенстве людей независимо от цвета их кожи.

— Это те самые законы, от которых мы стараемся избавиться, — отрезал Рэндл. — И надеюсь, добьемся этого.

Пастырь молчал.

— Разве ты не понимаешь, сынок, — теперь Рэндл говорил куда спокойнее, — что этот путь ведет к крушению баптистской церкви?

— Я так не думаю, — возразил Пастырь. — Вам же известно, что из более чем восьмидесяти тысяч баптистских церквей почти половину составляют негритянские? Из каждых десяти баптистов четверо — черные. Мы прогнали через компьютер некоторые статистические данные и получили очень интересные результаты. Через десять лет черных среди баптистов будет больше, чем белых.

Рэндл вытаращился на него.

— Я тебе не верю.

— Могу показать вам распечатку. Программу готовила Джейн.

— Плевать мне на твои распечатки. Я не хочу, чтобы ниггеры бегали по моей земле.

— Вы имеете в виду Черчленд?

— Вот именно. Земля и все, что на ней построено по-прежнему принадлежат мне.

Пастырь ответил ему долгим взглядом.

— Вы хотите, чтобы мы перебрались в другое место?

— Я этого не говорил. Я лишь хочу, чтобы ты порвал с церквями для черных.

— Мне представляется, что это будет ошибкой. За год мы уже получили от них более полутора миллионов долларов, и наши успехи вдохновили других телепроповедников. Пат Робертсон уже готовит для своего помощника Бена Киншоу передачу, ориентированную на негров, Орэл Робертс помогает Фреду Прайсу из Лос-Анджелеса расширить круг телестанций, которые транслируют его проповеди, с тридцати пяти до ста.

— Джерри Фолуэлл в этом не участвует.

— Это не совсем верно. Я знаю, что выпускники и преподаватели колледжа Свободных баптистов все чаще и чаще появляются в церквях для черных, предлагают свою помощь. Они даже пообещали несколько стипендий неграм.

— Как ты это узнал?

— Ко мне поступило несколько жалоб из церквей, в которых они раздавали «Известия «Морального большинства». Мы провели расследование и выяснили, что многие черные недовольны, поскольку полагают, что политические цели, преследуемые этой газетой, направлены против них.

— Все потому, что они живут на социальное пособие, — фыркнул Рэндл. — И не хотят зарабатывать деньги.

— Это не так. Но я не стану с вами спорить. Некоторые негритянские церкви решили объединиться и издавать свою газету. Они обратились к нам за помощью.

— Это уж слишком. Я говорил тебе, что их цель — подмять нас под себя. Ты, разумеется, отказал.

Пастырь покачал головой.

— Я не мог. Откликаться на просьбу паствы — обязанность церкви. Это основной догмат баптистской веры. Каждая церковь имеет полное право определять свою политику в толковании Святого писания и участия в общественной жизни. Именно поэтому в нашей стране существует более двадцати баптистских течений.

— Ты не ответил на мой вопрос, — Рэндл не пожелал углубляться в теологию. — Что мы намерены для них делать?

— Уже сделали, — Пастырь взял со стола восьмистраничную газету и положил перед стариком.

Рэндл уставился на газету. На первый взгляд она выглядела точь-в-точь как «Известия «Морального большинства», поскольку использовались те же шрифты. Но буквы в названии были другие: «ИЗВЕСТИЯ «НАИБОЛЬШЕГО МЕНЬШИНСТВА». И ниже шрифтом помельче: «Другая сторона медали». На первой странице, слева вверху, под заголовком «Кредо» красовалась фотография Джо с подписью «Преподобный Джозеф Вашингтон». Начиналась передовица следующим абзацем:

«Газета основана с верой в то, что богопослушные христиане могут поддерживать не одну, но разные точки зрения, и каждый из них имеет равные права на высказывание собственного мнения. Мы намерены предоставлять слово любому христианину, независимо от того, совпадают ли его взгляды с нашими собственными, демонстрируя тем самым истинную независимость любой баптистской церкви и общины».

— Святое дерьмо! — воскликнул Рэндл. Он оторвался от газеты и посмотрел на Пастыря. — Это же революция! Ты даже поместил на первой странице фотографию этого ниггера и назвал его редактором и издателем. Почему бы тебе не передать ему заботы и обо всем остальном?

— Уже передал. Я знал, что присутствие черных в Черчленде вам не понравится. Кроме того мы физически не сможем управляться со всем, что связано со льготными операциями. Поэтому мы переводим департамент Дома Господнего, ведущий это направление, в Лос-Олтос.

Рэндл молча смотрел на него.

— Так что можете не беспокоиться: черных в Черчленде не будет.

— А что будет?

— Обычная повседневная работа.

— А деньги?

— Учет и распределение будут вестись через наши компьютеры.

Рэндл задумался.

— Эти ниггеры тоже будут голосовать. Как мы сможем контролировать их?

Пастырь улыбнулся.

— Дав им возможность высказывать собственное мнение и говоря им правду. В конце концов им решать, на какую сторону встать. И не забывайте о нашей главной цели.

— Какой еще цели?

— Наша задача — распространять слово Божье, а не использовать церковь для утверждения политической доктрины.

— И чего, по-твоему, ждать от этой газетенки?

— Того же, что и от «Известий «Морального большинства». Это совершенно независимое издание, никак не связанное с Домом Господним. Точно так же, как и «Известия «Морального большинства» полностью независимы от колледжа Свободных баптистов. У нас главный редактор Джозеф Вашингтон, а «Известиях «Морального большинства» — Джерри Фолуэлл.

— Ты нарываешься на неприятности. Многие белые, ранее посылавшие нам пожертвования, отвернутся от нас.

— Я в этом сомневаюсь. Наши компьютеры также показывают, что среди белых ничуть не меньше, по сравнению с черными, людей, которые чувствуют, что наше общество отторгает их.

— Мне кажется, ты слишком уж доверяешь компьютерам.

— Возможно, — кивнул Пастырь. — Но, помнится, вы как-то сказали мне, что в современном мире без компьютера не управиться. И пока они нам только помогали.

Старик тяжело поднялся.

— Нашим высокопоставленным друзьям это не понравится.

Встал и Пастырь.

— Если я им не подхожу, пусть так и скажут. Я тут же уйду. С ними у меня нет никакого договора. Только с Богом.

— У тебя такой уставший голос, Константин, — мать позвонила в понедельник вечером.

— Со мной все в порядке, мама.

— И не только голос. Я видела тебе в воскресной передаче. Что-то в тебе изменилось. Ты напоминал мне заводную куклу.

— Может, мне действительно надо взять отпуск.

— Я только что говорила с Джейн. Уже десятый час, а ты все еще в кабинете. По ее словам дети видят тебя только на экране телевизора. Нехорошо, Константин. Детям нужен отец.

— У меня очень много дел, мама. Не только та передача, что показывают по телевизору. Это бизнес, который отнимает все время до последней минуты. А стоит хоть на мгновение отвлечься, как твоих зрителей уведут другие телепроповедники.

— Чему ты ведешь счет, Константин? — спросила мать. — Душам, которые ты привел к Богу? Или полученным деньгам?

Он промолчал.

— Когда в последний раз ты читал проповедь без нацеленного на тебя объектива телекамеры? Когда стоял у двери церкви и беседовал и прихожанами после окончания службы?

— У меня нет на это времени, мама.

— Может, в этом-то все дело. В различных дискуссиях по телевизору я постоянно слышу одно выражение — «обратная связь». Ты должен что-то получать от людей, которым ты читаешь проповедь. Что ты получаешь от телевизора?

— Каждую неделю к нам приходят тысячи писем, мама.

— Ты даже не читаешь их, Константин. На все отвечает компьютер. Джейн объясняла мне, как это делается. Стандартные письма, в которые компьютер впечатывает имена и фамилии.

— Иначе и быть не может, мама. Сейчас век электроники, и церковь должна идти в ногу со временем.

— Богу не нужен компьютер, чтобы следить за всеми душами мира. Ты слышишь Его зов, а не компьютера. Он не изобретал электронной церкви, ее придумал человек.

Он молчал.

— Может, в этом причина твоей усталости и внутренней опустошенности, Константин. Возможно, ты начинаешь ощущать себя частью этого компьютера и уже не знаешь, то ли ты приводишь души к Богу, то ли приносишь чеки в банк.

Он молчал.

— Я знаю тебя, Константин. И всегда чувствую, счастлив ли ты или тебя гнетет тревога. Вот и сейчас мне ясно, что ты несчастлив.

— У меня все в порядке, мама.

— Тебе надо на какое-то время отойти от дел, отдохнуть. Тогда ты сможешь все обдумать и понять, чего же ты хочешь.

— Ничего не изменилось, мама. Я по-прежнему хочу проповедовать слово Божье. И чем больше людей услышат меня, тем лучше.

— Может, в этом твоя главная ошибка. Количество заменило для тебя качество. Я думаю, ты был бы счастлив, имея возможность брать каждого человека за руку и вести его к Богу. А тебе приходится обращаться к тысячам безликих людей, которых ты никогда не видел.

— Может быть есть и другая причина, мама.

— Какая же?

— Я начал сомневаться в своей вере. Стоит ли служить Богу, который дозволяет жадным, рвущимся к власти людям манипулировать тысячами других, спекулируя Его именем ради достижения своих низменных целей?

— Ответить на этот вопрос можешь только ты, Константин. Я твоя мать, а не совесть.

ГЛАВА 7

— Мы начали терять зрителей, — доложил Маркус. — Согласно данным «Эрбитрон компани» только в декабре их число уменьшилось на сто тысяч.

Пастырь повернулся к Беверли.

— Как наши сборы?

— Чуть снизились. Но уменьшение зрительской аудитории сказывается лишь через месяц-другой.

— А другие религиозные программы?

— Тоже теряют зрителей, но не столь интенсивно.

— Это экономический спад, — предположил Пастырь. — Он бьет по нам всем.

— Не совсем так. Мы обратились к Эй-ар-ай[31] с просьбой сделать выборку в Голливуде по нашим последним передачам. Зрителям скучно. Нам надо как-то оживить наше шоу.

Пастырь молчал.

— В этом нет ничего необычного, — продолжил Маркус. — Вы видели специальные рождественские выпуски? Орэл Робертс пригласил сестер Леннон, Кроффта с куклами, а его сын пел и танцевал, подражая Фреду Астору, в окружении красавиц в длинных юбках. Звезды кино приняли участие в программе Джима и Тэмми Бэккер. А Роберт Шаллер выложил миллион долларов на рождественскую службу, обратившись к постановщику из нью-йоркского «Радио сити мюзик-холла».

Пастырь заулыбался.

— Наверное, нам пора закрывать лавочку. Мне уже поздно петь и танцевать.

— Я говорю серьезно, Пастырь. Мы должны что-то делать.

— Я вас понимаю, Маркус. Но что? Я не собираюсь устраивать из службы мюзикл, не могу, как Пат Робертс, приглашать гостей и брать у них интервью по ходу службы. Мне не дано лечить людей перед камерами, как это делает Эрнст Энгли. Я не сумею, как Джерри Фолуэлл, продавать участки в несколько квадратных футов на горе Свободы. Мне по силам лишь поделиться с теми, кто слушает меня, своей верой в Господа нашего.

— Жаловаться нам не на что. До сих пор этого хватало. Но любая, даже самая лучшая телепередача, приедается за пять лет. Для телевидения пять лет — большой срок. Но теперь пришла пора что-то менять, иначе мы останемся без зрителей.

— У вас есть предложения? — спросил Пастырь.

— Я прорабатываю несколько вариантов, но пока не нашел ничего стоящего.

— Могу поделиться с вами еще одним. Помните старую передачу «Дорога шестьдесят два»? Два парня переезжают в спортивном автомобиле из города в город и везде с ними происходят разные приключения? — Маркус кивнул. — Мы можем воспользоваться этим приемом, но с учетом современных реалий. Возьмем двух парней, назовем их Иисус и Петр. Вместо спортивного автомобиля посадим их в пикап. И дадим задание — найти в каждом городе закоренелого грешника и привести его к Богу.

Маркус вскинул глаза на Пастыря.

— Вы не принимаете мои слова всерьез, Пастырь. Я восхищаюсь вашей искренностью. Но как друг я должен предупредить вас, что трое правоверных членов нашего совета директоров только и ждут, чтобы вы дали слабину, а уж потом набросятся на вас, словно стая голодных волков.

Пастырь помолчал. Он наконец понял, что побудило Линкольна придти к нему.

— Благодарю за предупреждение, Маркус. Я буду настороже. Продолжайте разрабатывать ваши варианты. Возможно, и я придумаю что-нибудь интересное.

Маркус поднялся:

— Пока я могу предложить лишь одно. Добавьте драматизма в ваши проповеди. Для проповедников дьявол и адские муки всегда были самым ходовым товаром.

— Я попробую, Маркус. Спасибо вам.

После ухода Линкольна он повернулся к Беверли.

— Что ты на это скажешь?

— Он во многом прав, — ответила она. — Но я не забываю о том, что он всегда работал на Рэндла. Может, его появление здесь — предупредительный выстрел, цель которого — вернуть тебя в наезженную колею.

Пастырь кивнул.

— Это не исключено. Но, если они ищут ссоры, мне их не остановить. Придется ждать, пока они нанесут удар. Она было приподнялась, но он знаком остановил ее.

— Не уходи, Беверли. Я хочу поговорить с тобой.

Она вновь опустилась в кресло.

— Да, Пастырь.

Он долго смотрел на нее.

— Ты ожидала, что все так повернется?

Помедлив, она покачала головой.

— Нет.

— И я тоже.

— Мне очень жаль, Пастырь.

Он печально улыбнулся.

— Жалеть тут не о чем. Я сам выбрал этот путь. Никто меня не заставлял.

Они помолчали, потом он продолжил.

— Иногда у меня возникает ощущение, что нам следовало по-прежнему кочевать с тентом. Пусть с постоянными трудностями, пусть без денег, но зато куда веселее.

— Ничего бы не получилось. Ты не мог не подняться на следующую ступень.

— Наверное, ты права. — Они посмотрели друг другу в глаза. — Что ты сделала с деньгами, что лежали в чемоданах?

— Я их инвестировала.

— Зная тебя, можно предположить, что теперь они превратились в целое состояние?

— Так оно и есть.

— Тогда почему ты продолжаешь тянуть этот воз?

— Из-за тебя. Из-за Джо. — Она задумалась. — Полагаю, ты мне по-своему нравишься. Да и никому не дано вернуться в прошлое.

— Я тебя понимаю. — Пастырь открыл сигаретницу, подтолкнул ее к Беверли. Та покачала головой. Он закурил, выпустил в потолок струю дыма. — В этом году мне исполнится сорок два года.

Она промолчала.

— Говорят, в этом возрасте у мужчин наступает кризис. Начинается вторая половина жизни.

Беверли рассмеялась.

— Вторая половина начинается в пятьдесят.

Пастырь улыбнулся.

— Мне сразу полегчало. Я-то уже заволновался.

— Успокойся, волноваться тебе не о чем.

— Вот и прекрасно.

— Я хочу тебя кое о чем попросить, — продолжила Беверли после короткой паузы.

— Я тебя слушаю.

— Я бы хотела поехать в Лос-Олтос к Джо. Тут мне очень одиноко. Девушки уехали, а других подруг у меня не было. И потом, что это за семейная жизнь, если видишься с мужем раз в месяц?

— Я не могу удерживать тебя.

— Разумеется, я не уеду, пока не найду себе замену.

— Это я знаю. Завтра и займись этим.

— Спасибо тебе, Пастырь.

— Мы должны что-то сделать с нашим частным счетом.

— Все уже давным-давно сделано. Деньги поступают в трастовую компанию в оффшорной зоне. Номер счета известен только мне. К сожалению, я не знаю, как переводить туда деньги без моего участия.

— Думаю, нам пора прикрыть эту операцию. Полагаю, денег там достаточно, чтобы справиться с любой непредвиденной ситуацией.

Беверли посмотрела на него.

— Странный ты человек, Пастырь. Тебе действительно наплевать на деньги.

— С чего ты это взяла?

— Ты никогда не спрашивал меня, сколько денег на этом счете. Тебе не хотелось это знать?

— Разумеется, хотелось. Но я как-то не задумывался об этом. Я знал, что этим счетом занимаешься ты.

Она улыбнулась.

— Я могла бы постоянно обкрадывать тебя, а ты ничего бы не узнал.

— Что бы ты ни делала, я все равно люблю тебя, — ответил Пастырь.

Глаза Беверли повлажнели.

— Ты все еще не спросил.

— Хорошо. Спрашиваю.

— Больше пяти миллионов долларов.

Пастырь присвистнул.

— Мне с трудом в это верится.

— Я представлю тебе полный отчет. Тогда ты поверишь.

— Я не предполагал, что накопится такая сумма. Теперь у тебя действительно есть работа.

— О чем ты?

— Нам надо найти способ использовать эти деньги на помощь самым нуждающимся. В этом мире слишком много больных и голодных, чтобы деньги просто лежали в банке.

— Вспомни, ты завел этот счет на случай, что Рэндл попытается вышвырнуть тебя вон.

Пастырь встал, подошел к окну, выглянул. Один из автобусов Черчленда остановился у часовни. Пассажиры выходили на улицу и направлялись к дверям. Он повернулся, посмотрел на Беверли.

— Поверишь ли, мне теперь все равно, вышвырнет он меня или нет.

Она не ответила.

Пастырь вернулся к столу, встал рядом с Беверли.

— Я основал эту церковь, чтобы привести к Богу больше людей, и мне это удалось. И Рэндлу этих людей не остановить, буду я здесь или нет.

ГЛАВА 8

Джейн открыла дверь, заглянула в кабинет. Пастырь поднял голову, оторвавшись от документа, который читал. Она вошла.

— Уже третий час ночи. Ты собираешься ложиться спать?

— Сначала я должен просмотреть эти бумаги. Завтра заседание совета директоров.

Она села в кресло.

— Католики абсолютно правы, запрещая священникам жениться.

Он положил бумагу на стол.

— Почему ты упомянула об этом?

— Потому что опять подумала о нашей совместной жизни.

Невозможно одновременно быть священником, мужем и отцом. На все не хватает времени. Приходится устанавливать приоритеты. И теперь я знаю, что у тебя на первом месте.

— Тебе известно, сколько у меня работы.

— Известно.

— И легче не становится. Наоборот, наваливается все новая работа.

— А для нас остается все меньше и меньше времени. Раньше мы иногда проводили вечер вместе. За последние три или четыре месяца нам только однажды удалось пообедать в кругу семьи.

Он молчал.

— И я уже не помню, когда мы в последний раз трахались. Я не так уж наивна и понимаю, что огонь, горевший столь ярко при наших первых встречах, не может пылать с той же силой, но с моей стороны логично предполагать, что хоть какие-то искорки да остались. Я не могу не думать о том, что тебе, возможно, скучно со мной, что я тебя не возбуждаю, а может, ты ищешь утех на стороне.

— Дело не в этом, — ответил он. — Мне сорок один год, и во мне поубавилось юношеской энергии.

— Виноват не возраст, а твоя работа. Вот куда уходит вся твоя энергия.

— Ты, скорее всего, права.

— Не знаю, что происходит со мной. — Ее глаза наполнились слезами. — Ты даже не представляешь себе, что мне приходится делать, чтобы уснуть. Иногда я принимаю таблетки. А случается, выкуриваю «косячок», а потом воображаю черт знает что и мастурбирую до полного изнеможения.

— Извини. Я и подумать не мог…

Она вскочила.

— Конечно, не мог. Разве ты можешь о чем-то думать помимо своей работы? По сравнению с ней все остальное — ничто!

Она сорвала с плеч халат и через стол швырнула в него. Ее обнаженное тело блестело в свете настольной лампы.

— Посмотри на меня! Ничего не изменилось. Все осталось таким же. Я не состарилась и не превратилась в уродину.

— Нет. — Он смотрел на Джейн. — Ты прекрасна.

— Нет, ты прекрасна, — с сарказмом повторила она. — Скажите мне, мистер Пастырь, если бы перед вашим столом разделась другая женщина, вы бы тоже не сдвинулись с места и отреагировали вежливым «ты прекрасна»?

Молча он поднялся, с халатом в руках обогнул стол, направился к ней. Попытался накинуть халат ей на плечи.

Она вывернулась, и халат упал на пол.

— Не трогай меня! Мне не нужно, чтобы ты трахал меня из жалости!

Она шагнула к двери, открыла ее.

— Ты был прав, — холодно продолжила она. — Какая же я дура. Мне следовало сделать аборт, как ты и предлагал!

Несколько мгновений он смотрел на закрывшуюся дверь, поднял халат, вернулся к столу. От халата шел слабый запах ее духов. Он бросил халат в кресло, сел за стол, долго смотрел на халат. Наконец, положив на стол сцепленные руки, коснулся их лбом.

— Я ничего не понимаю, Господи, — прошептал он. — Объясни мне. Что со мной происходит?

На этот раз Джейк Рэндл передал право первого удара другому. Говорил Дик Крэйг. Но Пастырь, глядя на папку с аккуратно отпечатанными документами, которые роздали членам совета в самом начале заседания, чувствовал, что подготовка к этому удару заняла не один месяц.

Начал Крэйг с комплиментов.

— Важно, чтобы все мы поняли, что предложенные изменения не являются оценкой работы кого-либо из членов совета директоров и не выражают нашу неудовлетворенность теми впечатляющими результатами, которых добилась наша церковь под руководством доктора Толбота.

Лицо Пастыря оставалось бесстрастным, он ничем не выдал себя, не дал понять, что от него не укрылся истинный смысл вступления: ему объявили войну. Пусть они думают, что одержали победу в своем Перл-Харборе. Он продолжал слушать Крэйга.

— Наш план — осознание того, что проблемы, стоящие перед нашей церковью, и работа по управлению ее делами становятся непосильными для одного человека, и было бы несправедливо с нашей стороны позволить доктору Толботу, хотя он никогда и не жаловался, нести на своих плечах столь тяжелую ношу. Именно этим обусловлено наше предложение ввести в наш совет четырех директоров, каждый из которых возьмет на себя определенный участок работы, разумеется, под началом доктора Толбота.

Мы досконально проверили этих людей, у них прекрасные рекомендации, они много и успешно работали в других церквях. Двое из них получат пост заместителя пастора. Это доктор Томас Соренсен, работавший ранее заместителем пастора в церкви Свободных баптистов в Линчбурге, и доктор Марк. Райкер, ранее заместитель декана теологического факультета в университете Орэла Робертса. Далее мы рекомендуем ввести в состав совета директоров мистера Сэнфорда Кэррола, работавшего в «Кристиан бродкастинг нетуок». Предполагается, что он возьмет на себя подготовку новых программ и маркетинг. Четвертым мы рекомендуем мистера Саттера Дункана, в прошлом партнера в бухгалтерской фирме «Прайс, Уотерхауз и компани». Он заменит миссис Беверли Вашингтон, оставившую в прошлом месяце посты секретаря и казначея.

Полные досье на всех четверых находятся в лежащих перед вами папках. Я могу заверить вас, что мистер Рэндл, миссис Лейси и я лично говорили с каждым из них и убедились, что все они полностью одобряют наши взгляды и устремления и безболезненно впишутся в нашу организацию. Все четверо согласились подписать с нами одногодичный контракт. Их жалование составит сорок тысяч долларов плюс жилье и деловые расходы. У нас есть также договоренность о ежегодном, в течение шести лет, продлении контракта, каждый раз с десятипроцентным увеличением жалования.

Я вношу это предложение на обсуждение.

Крэйг сел, но никто не произнес ни слова: взгляды присутствующих скрестились на Пастыре.

А Пастырь начал неторопливо перелистывать лежащие перед ним документы. Пауза затягивалась. И лишь когда сидящие за столом нетерпеливо заерзали на стульях, он оторвался от бумаг.

— Мне оно нравится.

На их лицах отразилось изумление. Пастырь внутренне улыбнулся. Наверное, они все посходили с ума, если предполагали, что он схватится с ними, заранее зная, что перевес голосов на их стороне.

— Но я полагаю, что есть одно упущение. Я говорю о нашей компании льгот. Потенциально сотрудничество с церквями черных может приносить до трех миллионов долларов в год. И мы должны подчеркнуть значимость мистера Вашингтона для нашей церкви, назначив его заместителем пастора и введя в совет директоров. Если члены совета согласны с моей поправкой, я готов поставить на голосование предложение в целом.

— Поправка доктора Толбота более чем логична, — нарушил тишину голос Рэндла. — Предлагаю голосовать.

Предложение приняли единогласно.

Вновь поднялся Крэйг.

— Вношу предложение закрыть заседание совета директоров и провести специальное заседание через два дня, с участием новых членов.

Предложение поддержали, а затем приняли.

Маркус последовал за Пастырем в его кабинет. Заговорил, лишь закрыв за собой дверь:

— Вы что-нибудь об этом знали?

— Нет, — Пастырь направился к столу. — А вы?

Маркус покачал головой.

— Их предложение — как снег на голову. Им удалось сохранить подготовку в глубокой тайне.

— Похоже, что так.

— Происходящее можно истолковать как их желание избавиться от вас, — продолжил Маркус.

Пастырь улыбнулся.

— Попытаться они могут. Но у них ничего не выйдет. Дом Господний церкви триумфа христианской Америки зарегистрирован в Лос-Олтосе, штат Калифорния, и все акции на мое имя.

— Вы хотите сказать…

Пастырь кивнул.

— В Черчленде мы не более чем квартиросъемщики. Если дело дойдет до открытой стычки, я смогу провести собрание держателей акций и уволить весь совет директоров.

— Интересно, знает ли об этом старик?

— Должен знать, хотя, возможно, и думать об этом забыл. Он слишком занят собственными планами, чтобы помнить подобную мелочь.

— Вам понадобятся опытные юристы.

— Едва ли. Однажды, в моем присутствии Беверли консультировалась у одного нью-йоркского адвоката, и мне навсегда запомнились его слова.

— Какие же?

— Не отдавай то, чего не просят, — Пастырь улыбнулся. — А Рэндл никогда не будет просить меня. Иначе я, скорее всего, отдал бы ему все эти акции.

— Значит, все не так уж плохо, — улыбнулся Маркус. — У меня возникла интересная идея насчет передачи. Мы не так давно говорили об этом. Выслушаете меня?

— Разумеется.

— Вы помните Джимми и Ким Хикокс?

— А кто не помнит? Двадцать лет тому назад это был самый популярный дуэт. Их постоянно показывали по телевизору, а пластинки расходились миллионными тиражами. Потом совершенно неожиданно они канули в небытие и долгие годы о них никто ничего не слышал. Но лет семь тому назад они начали появляться вновь в религиозных передачах и теперь за ними гоняются все телепроповедники. Симпатичные, аккуратно одетые, чистенькие, они олицетворяют домашний уют, который так нравится людям.

— Я переговорил с ними. Им хочется сделать свою передачу. Пять раз в неделю. И они оба относятся к вам с большим уважением.

— Сколько это будет нам стоить?

— Они просят пять тысяч в неделю при годовом контракте. Еще десять тысяч в неделю уйдет на запись передач, двадцать — на оплату эфирного времени. То есть их программа обойдется нам менее чем в два миллиона долларов в год.

Пастырь посмотрел на Маркуса.

— Вы сможете привезти подписанный ими контракт к следующему заседанию совета директоров? То есть через два дня?

— Думаю, да. Но мне придется слетать в Лос-Анджелес. Они живут там.

— Так чего мы ждем? — улыбнулся Пастырь. — Я позвоню в аэропорт и распоряжусь, чтобы вам подготовили наш самолет. Возвращайтесь с контрактом. Преподнесем им маленький сюрприз. По крайней мере, они не смогут пожаловаться, что мы не пытаемся увеличить нашу аудиторию.

Когда Маркус ушел, Пастырь вновь пролистал документы из синей папки, которую принес из зала заседаний. Может, идея не так уж плоха? Люди хорошие, высококлассные специалисты. Если они возьмут на себя черновую работу, у него появится свободное время. И отношения с Джейн наладятся, она не будет так остро чувствовать свое одиночество.

Он позвонил домой. Трубку сняла служанка.

— Позовите, пожалуйста, миссис Толбот.

— Не могу, сэр. Она уехала с детьми.

— Сказала, куда?

— Нет, сэр.

Пастырь опустил трубку на рычаг. Что ж, он поговорит с ней позже. Нажал на клавишу аппарата внутренней связи.

— Слушаю, сэр, — ответила секретарь.

— Соедините меня с мистером Вашингтоном в Лос-Олтосе.

Не прошло и минуты, как в трубке уже слышался голос Джо.

— Поздравляю вас, преподобный Вашингтон. Отныне вы — член совета директоров и заместитель пастора церкви.

— С чего мне такое счастье? — рассмеялся Джо. — И я буду получать больше денег?

— Вероятно, — рассмеялся и Пастырь. — Главное в том, что ты стал первым черным пастором в церкви для белых.

— Ясно. У меня тоже есть новости.

— Какие же?

— Ты помнишь пастора из церкви Литл-Ривер, к которому мы ездили вместе?

— Конечно. Пастор Уиллард.

— Он самый. Помнишь, как он жаловался насчет того, что не может ублажить свою молодую жену?

— Помню.

— Он говорит, что в ночь первой телепроповеди произошло чудо. Толпа в церкви так вдохновила его, что прямо после службы он залез на жену и сделал все, что от него требовалось.

— Это прекрасно, — улыбнулся Пастырь. — Как ты об этом узнал?

— Он позвонил мне, — Джо рассмеялся. — Его жена только что родила мальчика весом в восемь фунтов. Он даже хочет назвать его в мою честь.

— Почему в твою? — спросил Пастырь.

Вновь в трубке раздался смех Джо.

— Он говорит, что в ту ночь я вернул ему мужскую силу.

ГЛАВА 9

Пастырь закончил читать текст, написанный на листке бумаги, который он держал в руках, поло жил его на стол. Звукооператор прокрутил пленку назад, включил запись, чтобы режиссер мог ее прослушать.

Вот и режиссер поднял руку с сжатыми в кулак пальцами, показывая, что он доволен качеством, снял наушники.

— Думаю, это пойдет, доктор Толбот. Если вы снимете телефонную трубку, мы подключим магнитофон к вашей линии, чтобы вы сами услышали, как это звучит.

Пастырь кивнул и потянулся к телефону Звукооператор вновь прогнал пленку назад и включил запись. В ухе раздался его собственный голос:

— Благодарю вас за звонок в церковь Дом Господний. Вы слышите записанный на пленку голос доктора Эндрю Толбота. Мы приносим наши извинения, но все линии в данный момент заняты. Вас соединят с первым же освободившимся консультантом. А пока воспользуйтесь преимуществом бесплатного звонка и послушайте Благодарственную молитву в исполнении сестры Ареты Франклин[32]. Но сначала, услышав длинный гудок, продиктуйте ваши имя, фамилию и адрес, чтобы мы могли соединить вас с консультантом, который знаком с особенностями вашего региона, а потому сможет оказать вам действенную помощь».

Последовал длинный гудок. Затем тридцатисекундная пауза и вновь послышался его голос.

— Благодарю вас. Да благословит вас Бог. И помните, Иисус любит вас. — Тут же зазвучала музыка, и Пастырь положил трубку.

— Все нормально, доктор Толбот?

Пастырь кивнул.

— Отлично.

Режиссер заулыбался, посмотрел на звукооператора.

— Складывайся. — Он подошел к столу и взял микрофон. — У вас получается все лучше, доктор Толбот. На три записи нам хватило одиннадцати дублей. На четыре меньше, чем в прошлый раз.

Улыбнулся и Пастырь.

— Спасибо вам. Вам удается добиться того, что голос звучит очень естественно.

— Благодарю вас, сэр. — Режиссер направился к звукооператору, на ходу сворачивая шнур.

Звукооператор вытащил штекер из магнитофона и поднялся. Они направились к двери. Взявшись за ручку, режиссер оглянулся.

— До свидания, сэр. Хорошего вам вечера.

— И вам тоже, — ответил Пастырь.

Дверь за ними закрылась. Каждый месяц в автоответчик вводилась новая запись. Суть оставалась неизменной, но текст чуть обновлялся, и песня заменялась на другую. Независимо от наличия свободных линий, этой записи придавалось особое значение. Именно она позволяла получить имя, фамилию и адрес абонента, которые тут же вводились в компьютер.

Консультационный центр занимал целое здание в Форт-Уорте. В Черчленде не было места для расселения персонала. В центре работало более сотни сотрудников, которым помогали от восьмисот до девятисот добровольцев. Основная нагрузка приходилась на ночные, разумеется, свои для каждого региона, часы, от полуночи до пяти утра. Часы одиночества, когда прекращали работу телестудии и люди оставались наедине со своими заботами и тревогами.

Абонент не слышал, как консультант снимал трубку. Связь устанавливалась односторонняя, чтобы последний мог вывести на стоящий перед ним дисплей имя, фамилию и адрес абонента. Семьдесят процентов консультантов составляли женщины, но все, женщины и мужчины, отличались (отбор проводился жесткий) теплыми, дружелюбными, сочувственными голосами. К абоненту, нажав соответствующую кнопку на телефонном аппарате, они обращались по имени, называя себя братом или сестрой, благодарили за звонок, спрашивали, чем они могут помочь. Они никогда не торопили абонента, показывая, что времени у них сколько хочешь, решая попутно поставленную перед ними задачу: получить как можно более полную информацию об абоненте и возникших у него проблемах, которую незамедлительно заносили в память компьютера. Они всегда помогали советом, обычно приводя цитату из Библии, хорошо знакомую абоненту. Цитаты высвечивались на дисплее по мере того, как компьютер классифицировал проблемы абонента в соответствии с заложенный в него программой. Если возникала необходимость, консультант вместе с абонентом произносили короткую молитву. Разговор заканчивался, когда абоненту сообщался адрес ближайшей церкви, связанной договором с Домом Господним, и обещанием, что вскоре абонент получит письмо от пастора этой церкви с приглашением зайти и переговорить с ним лично, не связывая себя обязательством присоединиться к общине или пожертвовать церкви некую сумму денег. (Письмо посылалось непосредственно консультационным центром на бланке местной церкви с факсимильной подписью пастора, церковь же получала копию для ознакомления.) Разумеется, будь на то желание абонента, он мог пожертвовать какие-то деньги непосредственно Дому Господнему в Черчленде, дабы покрыть толику расходов на поддержание службы помощи таким же, как он, но на сугубо добровольной основе. Независимо от того, посылался чек или нет, абоненту внушалось главное: какой бы ужасной ни казалась жизнь, завтра она станет лучше, потому что Иисус любит тебя.

В последние несколько лет число ежедневных звонков не превышало тысячу, но экономический спад и увеличение безработицы добавили еще две или три сотни звонков. Девяносто процентов звонящих посылали чек на пять или десять долларов. Пожертвования в местные церкви не поддавались точному учету, но некоторые исследования показывали, что каждый абонент в среднем жертвовал тридцать долларов, то есть шестьсот тысяч звонков приносили восемнадцать миллионов долларов в год.

В девять часов он вышел из кабины личного лифта, соединявшего его кабинет с холлом. Охранник уважительно поднес руку к фуражке.

— Добрый вечер, доктор Толбот.

— Добрый вечер, Джефф. Артрит сегодня не мучает?

— Мне заметно полегчало, доктор Толбот. Каждый вечер я читаю молитвы, которые вы мне дали, и они, несомненно помогают. Спасибо вам, доктор Толбот. Я даже перестал пить на ночь аспирин. Спасибо вам.

— Не надо благодарить меня, Джефф. Благодари Иисуса за Его милосердие. Это Он отвечает на твои молитвы. Не я.

— Благодарю Тебя, Боже, — истово воскликнул охранник.

— Так-то лучше. Да пребудет с тобой Бог. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, доктор Толбот.

После короткого колебания Пастырь направился к выходу. Хотелось подышать свежим воздухом, которого не было в тоннеле, соединяющем церковь с трехэтажным зданием, в котором находились его апартаменты. До его ушей донеслось хоровое пение. Пастырь повернул к одной из дверей, ведущих в зал служб.

Охранник у двери повернулся, приложил руку к фуражке.

— Добрый вечер, доктор Толбот, — прошептал он.

— Добрый вечер, Моррис, — также шепотом ответил Пастырь, оглядывая зал. Свободных мест практически не было. — Столько людей!

— Так бывает всегда, когда мы даем «Воскрешение», — пояснил охранник. — На площадке больше тридцати автобусов.

— Ну, конечно, — кивнул Пастырь. — Я запамятовал, что сегодня вторник.

Каждый вторник любительский театр Черчленда показывал одну из десяти пьес своего репертуара. В каждой раскрывался один из периодов жизни Христа. Основывались они на Библии. Видеозаписи спектаклей рассылались в церкви, связанные с Домом Господним договорными обязательствами.

Пастырь как раз попал в перерыв между действиями. Пока пел хор, по проходам между рядами курсировали девушки, собирающие пожертвования.

— Мне очень нравится работать в те дни, когда дают спектакль, — прошептал охранник. — Диву даешься всем этим чудесам, которые они показывают. Даже зная, что в их распоряжении первоклассная техника.

Пастырь улыбнулся.

— Не забывай, что Иисус творил эти чудеса сам И Он не нуждался ни в каких технических ухищрениях.

— Точно, — кивнул охранник. — Это было настоящее чудо.

— Спокойной ночи, Моррис. Да пребудет с тобой Бог.

Пастырь вышел в прохладный вечер, вдохнул полной грудью. Свежий воздух вернул ему силы и энергию. К своему дому он пошел кружным путем, огибая стоянку с рядами автобусов.

Поднявшись в квартиру, прошел в кабинет, положил «дипломат» на стол, заглянул в спальню. Никого. Из спальни он направился в столовую, решив, что Джейн обедает, не дождавшись его. Столовая встретила его темнотой, на стол даже не накрывали. Он снял трубку аппарата внутренней связи, нажал кнопку вызова служанки.

— Где миссис Толбот? — спросил он, как только она ответила.

— Не знаю, сэр. Они еще не вернулись. А детям давно пора спать. Я очень волнуюсь.

— Она не сказала, куда поехала?

— Я не видела, как она уезжала. По вторникам я утром не работаю.

— Наверное, она поехала к отцу, — предположил Пастырь. — А вы знаете, каков он. Уговорил остаться на ужин. Не волнуйтесь. Я ему позвоню.

— Хорошо, сэр. Будете ужинать?

— Да. В кабинете.

Пастырь вернулся в кабинет и позвонил на ранчо. Трубку снял дворецкий.

— Могу я поговорить с мистером Рэндлом? — спросил Пастырь.

— Нет, доктор Толбот. Он уже лег спать.

— А когда уехала миссис Толбот?

— Миссис Толбот? — в голосе дворецкого послышалась нотка удивления. — Миссис Толбот сегодня не приезжала на ранчо.

Пастырь положил трубку, долго смотрел на телефонный аппарат. Несуразица какая-то. Куда же она уехала? Он позвонил в гараж.

— «Мерседес» миссис Толбот на месте?

— Нет, сэр, — ответил дежурный.

— Вы были в гараже, когда она уезжала?

— Нет, сэр. Моя смена началась три часа тому назад. А те, кто работали днем, уже ушли.

Вновь он положил трубку на рычаг. Поднялся из-за стола, прошел в спальню. Записки Джейн не оставила. Ничего не нашел он и в детской.

Он уже возвращался в кабинет, когда зазвенел телефон. Остаток пути он преодолел бегом, схватил трубку.

— Джейн?

— Она самая.

— Где ты? Я уже начал волноваться. Твоей машины нет в гараже, и я решил, что ты попала в аварию.

— Нет, у нас все в порядке.

— Где ты?

— В Далласе. У тетушки Дженни.

Тут он сорвался.

— За каким чертом ты поехала в Даллас?

— Мне нужно развеяться. Черчленд сводит меня с ума.

— Развеяться? — прокричал он. — Если тебе только это и нужно, зачем тащить с собой детей?

Она ответила после короткой паузы:

— Потому что мы не вернемся.

— Подожди, подожди. — Он не верил своим ушам. — Ты не можешь этого сделать.

— Уже сделала.

— Так сразу? Не переговорив со мной?

— А вот это ни к чему. Твое красноречие всем известно. Я видела, как ты им пользуешься. Едва ли я смогла бы уехать.

— Ты же чувствуешь, что отъезд — не самое лучшее решение.

— Я не хочу тебя слушать. Утром позвоню служанке, чтобы она собрала нужные мне вещи и отправила в Даллас.

— Незачем тебе звонить. Утром я приеду к тебе и увезу обратно.

— Я тебе не верю, — в голосе Джейн слышалась безмерная усталость. — Завтра у тебя найдется какое-нибудь важное дело. К нам ты не приедешь.

— Приеду. — В ответ раздались гудки отбоя: Джейн бросила трубку.

Служанка внесла поднос с едой.

— Вы говорили с миссис Толбот? — она опустила поднос на стол.

— Да.

— Все в порядке?

— Разумеется. Она решила навестить тетушку Дженни из Далласа.

Служанка коротко глянула на него, потом кивнула.

— Я рада, что они в полном здравии, — и вышла из кабинета. Пастырь посмотрел на поднос, отодвинул его. Есть расхотелось. Он встанет пораньше и к полудню привезет их домой.

Приняв решение, он открыл «дипломат» и достал папку, маркированную надписью «Срочно». Два часа работы, прикинул он, но зато утром папка ляжет на стол его секретаря. Он зажег настольную лампу и начал читать.

ГЛАВА 10

Два часа спустя, когда зазвонил телефон, он все еще сидел за столом.

— Они согласны! — Голос Маркуса звенел от радости. — Я только что вернулся в отель. Адвокаты работают над контрактом, чтобы завтра мы смогли его подписать.

— Поздравляю. Их программа станет для нас жемчужиной. Они нравятся всем. Методистам, баптистам, пресбитерианцам, даже прихожанам англиканской церкви.

— Одна зацепка, правда, осталась, — продолжил Маркус. — Они не подпишут контракт, пока не увидятся с вами и вы лично не подтвердите все, что я им наобещал.

— Я с удовольствием встречусь с ними. Приведи их завтра сюда.

— Они не смогут. Завтра вечером они участвуют в специальной программе Боба Шаллера. Вам придется прилететь в Лос-Анджелес, если вы хотите подписать контракт до заседания совета директоров.

— Ничего не получится. Завтра утром я должен быть в Далласе.

— Отложите поездку. Важнее этого контракта сейчас ничего нет.

Пастырь молчал. По-своему Маркус был прав. Как, впрочем, и Джейн. Церковь подмяла под себя его личную жизнь. Но с этой проблемой сталкивались жены всех пасторов. С другой стороны, может, и не стоит так сразу мчаться в Даллас. Сейчас она кипит от гнева. Несколько дней раздумий успокоят ее. Возможно, жизнь в Черчленде уже не покажется ей столь ужасной.

— Хорошо. Сколько туда лету?

— Около трех часов.

Пастырь задумался. С Лос-Анджелесом два часа разницы. Утром ему надо кое-что сделать, к десяти он освободится, три часа лету…

— Я прилечу на «Черчленд-2». Ждите нас к одиннадцати.

— Обязательно.

Пастырь положил трубку, нашел сигарету, закурил. Не нравился он себе, совершенно не нравился. Джейн оказалась права, сказав, что в Даллас он завтра утром не попадет. Что ему помешает какое-то более важное дело. Но опять же не следовало ей противопоставлять себя церкви. Любовь к Иисусу не мешала ею любви к ней.

И тут внезапная мысль заставила его сердито вдавить окурок в пепельницу. А что, если она права в другом, в том, чего не осознавала сама. Они поженились не потому, что он без памяти влюбился в нее. Да, он любил ее, но по-своему, так же, как и многих других. Может, суть в том, что он не способен на любовь, которую она от него требовала.

Длинный белый лимузин с затемненными стеклами подкатил к «Черчленд-2», как как только самолет остановился. Стюард открыл дверь, нажал кнопку выдвижения трапа.

Маркус уже ждал внизу.

— Долетели нормально? — спросил он, когда Пастырь сбежал по ступенькам.

— Превосходно, — Пастырь оглядел лимузин, улыбнулся. — С чего такая честь?

— Этот лимузин предназначен только звездам, — улыбнулся и Маркус. — Я подумал, что должен встретить вас по высшему разряду. Там есть все: бар, телевизор, два телефона, даже складной столик, на случай, что вам захочется что-то записать.

— Понятно, — кивнул Пастырь.

Шофер открыл дверцу. Пастырь нырнул в салон, Маркус последовал за ним.

— Черновик договора у меня с собой. Мы можем просмотреть его по пути в отель и обсудить изменения, которые потребуется внести, чтобы предложить адвокатам согласованное решение.

Пастырь повернулся к нему.

— Почему мы едем в отель?

— Я подумал, что вы захотите принять душ, переодеться. Я снял вам бунгало в «Беверли-Хиллз». Вы сможете попасть в него, минуя основной корпус. Встреча назначена после ленча, в половине третьего, у них дома.

Пастырь выглянул в окно. Они уже мчались по автостраде. В Даллас он мог попасть только к вечеру.

— Я думал, что осталось лишь подписать договор.

— Совершенно верно, — подтвердил Маркус. — Но в шоу-бизнесе свои правила. Двум минутам работы обязательно предшествуют два часа бесполезной говорильни.

— Ладно. Давайте договор.

Маркус разложил столик, открыл брифкейс, достал две папки, одну отдал Пастырю, вторую оставил себе.

— Все, как я и говорил. Но они хотят внести некоторые дополнения.

— Какие именно?

— Они хотят работать только тридцать девять недель в году, а на оставшиеся тринадцать приглашать гостей по своему выбору, разумеется, с нашего согласия. Я не стал возражать, поскольку наше согласие остается необходимым условием.

Пастырь кивнул.

— Дальше.

— Они хотят, чтобы программа называлась «Джимми и Ким Хикокс шоу».

— Годится.

— Они хотят распоряжаться продюсерским бюджетом.

— Пусть распоряжаются.

— Они хотят, чтобы программа стала совместным предприятием их компании и нашей церкви. В титрах должно значиться: «Продукция Хикокс-Черчленд». И они претендует на совместное с нами авторское право. В этом я им отказал.

— Почему?

— Потому что, если мы захотим как-то использовать видеозапись, нам придется спрашивать их разрешения. Я сказал, что продюсерский бюджет они получат, а авторские права останутся за нами.

— Они согласились?

— Еще нет. Попытаются уговорить вас. Если вы не поддадитесь, они, скорее всего, дадут задний ход.

— Буду тверд, как скала.

— Хорошо. И еще один вопрос остался открытым. Из-за него, правда, может полететь вся сделка. Они хотят записывать шоу в Лос-Анджелесе. Говорят, что гости, которых они намереваются пригласить, не поедут в Черчленд. Если нам придется арендовать студию здесь, производственные расходы возрастут вдвое. Мы не можем этого допустить.

— Как же мы выкрутимся?

— Не знаю, — честно ответил Маркус. — Я испробовал все и ничего не добился. Решать вам.

Пастырь на мгновение задумался.

— Можем мы что-нибудь предложить взамен?

Маркус покачал головой.

— Боюсь, что нет.

Пастырь посмотрел на него.

— Расскажи мне о них.

— Джимми — хороший парень. Добродушный, раскованный, точно такой, каким мы видим его на экране. Ким — другое дело. Серьезная дама. Глава семьи. Очевидно, ей не оставалось другого выхода после того, как он прокутил все деньги и поставил крест на их дальнейшей карьере, — Маркус глубоко вдохнул. — Я в этом не уверен, но у меня сложилось впечатление, что именно она решила переключиться на религиозные телепрограммы. По двум причинам. Во-первых, неплохо платят, а во-вторых, у них нет шансов вернуться на коммерческое телевидение.

— Вы хотите сказать, что настоящей веры в ней нет? И Бог для нее не более чем бизнес?

Маркус пожал плечами.

— Возможно. Но стопроцентной гарантии я, разумеется, дать не могу.

Пастырь кивнул, насупился, потом улыбнулся.

— Скоро мы это выясним.

— Как?

— Пожалуй, я уведу ее в другую комнату и помолюсь вместе с ней. — Выражение лица Маркуса заставило его рассмеяться. — Не расстраивайтесь. Я пошутил. Я знаю, что сейчас не время для молитв. Давайте лучше проверим крепость их позиций. Позвоните ее адвокату и скажите, что съемки шоу могут вестись только в Черчленде и нигде больше. Я на этом настаиваю. Если они не согласны, сделка отменяется. Скажите также ему, что я буду в отеле до двух часов. Если до этого времени я не получу их согласия на съемки в Черчленде, встречаться с ними мне смысла нет, и я сразу поеду в аэропорт.

Маркус уставился на него.

— Не слишком ли жестко? Вы не оставляете мне места для маневра.

— Не оставляю, — подтвердил Пастырь. — Мы ведем телетрансляции из Черчленда с тем, чтобы туда приезжало все больше людей. Если у нас это не получится, привлекательность их программы уменьшится вдвое.

— Если они не согласятся, мы останемся у разбитого корыта.

— Они не единственная рыбка в море, — Пастырь задумался. — Как насчет Пэта Буна? Его популярность ничуть не меньше, чем у Хикоксов.

— Мне сказали, что он заангажирован на год вперед. Потому-то я и не обратился к нему.

Пастырь посмотрел на Линкольна.

— Мы ставим телегу впереди лошади. Они еще не отказали нам. Давайте закончим с одним делом, а уж потом будем думать, как браться за другое.

В отель они приехали в половине двенадцатого. Маркус отвел его в бунгало.

— Вы голодны? Я могу заказать ленч.

Пастырь покачал головой.

— Нет, благодарю. Но я очень устал. Плохо спал ночью.

Как вы думаете, могу я немного отдохнуть?

— Конечно. Мне как раз надо кое-что сделать. Вы ложитесь, а я приеду в четверть второго и разбужу вас. Не возражаете?

— Разумеется, нет.

Маркус ушел, а Пастырь задернул занавески в спальне разделся и вытянулся на постели. Но тут же сел и взялся за телефонную трубку.

— Слушаю, доктор Толбот, — тут же ответила телефонистка коммутатора.

Он продиктовал ей номер Джейн в Далласе.

Трубку сняли после второго гудка.

— Резиденция Даусон.

— Это доктор Толбот. Могу я поговорить с миссис Толбот?

— Нет, доктор Толбот. — Похоже, ему отвечала служанка. — Она вместе с детьми пошла по магазинам. Ей что-нибудь передать?

— Да, пожалуйста, скажите миссис Толбот, что меня неожиданно вызвали в Лос-Анджелес. Я перезвоню позже и все объясню.

— Я ей все передам, — заверила его служанка.

— Спасибо. — Пастырь положил трубку и вновь откинулся на подушки. Уставился в темноту. Все шло наперекосяк. Сначала совет директоров, потом отъезд Джейн, теперь Хикоксы. Странное совпадение. Но с тех пор, как ему минуло сорок, его не покидало ощущение, что время убегает от него, а он не может поспеть за ним. Он устал. Чудовищно устал. Пастырь закрыл глаза и провалился в сон.

Слабый сладковатый запах «травки» щекотал ноздри. Сначала он решил, что это сон. Но запах не исчезал, наоборот, усиливался. Наконец Пастырь открыл глаза. В темноте он различил силуэты двух девушек, сидевших на его кровати. Кончики их сигарет светились как раскаленные угольки.

Он протянул руку, чтобы зажечь ночник, но одна из девушек остановила его.

— Спи, Пастырь. Мы не хотели мешать тебе.

Он выхватил сигарету из ее пальцев, затянулся.

— Вы не помешали мне, Чарли. Но если уж курить «травку», то не во сне, а наяву.

— Мы любим тебя, Пастырь, — сказала вторая девушка.

— И я люблю вас, Мелани. — Он вернул «косячок» Чарли. — Могу я теперь зажечь лампу?

— Я зажгу, — ответила Чарли.

Вспыхнул свет. Пастырь мигнул, посмотрел на Чарли, потом на Мелани. Девушки улыбались.

— Как вы узнали, что я здесь?

— Маркус сказал Джо, а он — нам, — пояснила Meлани. — Мы выехали рано утром. Очень хотелось повидаться с тобой.

— В конце концов, прошел почти год, — добавила Чарли.

Он помолчал.

— Убирайте ваши самокрутки. У меня сегодня важная встреча, на которую надо прийти со свежей головой.

— Ты не рад нам, Пастырь? — В голосе Чарли слышалась обида.

— Ты знаешь, что я всегда рад вас видеть. — Он поднялся с постели. — Пожалуй, приму холодный душ, чтобы окончательно проснуться.

— А может, лучше потрахаемся? — предложила Мелани. — Ты сможешь расслабиться и сразу позабудешь обо всех заботах.

Улыбаясь он смотрел на них.

— Вы обе такие красотки. Совсем не изменились. Но у меня нет времени.

— Так найди это время, — Чарли начала раздеваться. По твоему голосу чувствуется, что ты нас хочешь.

— Останови ее, — Пастырь повернулся к Мелани, но уже успела раздеться и прыгнула на кровать. Он посмотрел на Чарли. И она стояла у кровати в чем мать родила.

— Эй!..

Смеясь они повалили его на постель, с двух сторон прижались к нему. Он лежал не шевелясь, потом тяжело вздохнул.

— Ничего не получится, дети.

— Ничего не получится, если ты так захочешь, Пастырь. — Глаза Чарли наполнились слезами.

Он повернул голову к Мелани.

Та тоже плакала.

— Пожалуйста, Пастырь, — прошептала она. — Оставайся молодым.

Он молча смотрел на нее. Мелани потерла нос рукой.

— Если ты состаришься, мы тоже будем чувствовать себя старухами.

Тут уж и он едва не заплакал, обнял девушек, прижал к себе. Долго лежали они так, пока он не опустил руки. Чарли и Мелани тут же поднялись. Он же наблюдал с кровати, как они одеваются.

Чарли заговорила первой.

— Извини. Не следовало нам приезжать.

— Мы думали, все будет как прежде, — вздохнула Мелани. — И ошиблись. Все изменилось. Даже ты. Теперь мы это знаем.

— Мы не собираемся возвращаться в общину, — добавила Чарли. — Там тоже другие порядки.

— И куда же вы поедете? — Пастырь сел.

Мелани пожала плечами.

— Мы думали вернуться с тобой в Черчленд. Теперь будем искать что-то еще.

— Найдем, где приткнуться, — заверила его Чарли. — Джо скажи, что мы сообщим ему, куда прислать наши вещи, как только устроимся.

Пастырь широко улыбнулся.

— Вы можете позвонить ему прямо сейчас.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Мелани.

— Вы обе сегодня вечером летите со мной в Черчленд. — Изумление, отразившееся на их лицах, позабавило его. — Раз с этим все ясно, вы не будете возражать, если я все-таки приму холодный душ?

— Сколько лететь? — спросила Чарли.

— Три часа.

Они обе подошли к нему, с двух сторон чмокнули в щеки.

— Только не замерзни под душем, — хихикнула Чарли.

ГЛАВА 11

Дверь им открыл Джимми Хикокс. Моложавый, подтянутый. Выглядел он лет на тридцать семь, хотя Пастырь знал, что ему за пятьдесят.

— Доктор Толбот, — он протянул руку. — Очень рад встрече с вами, сэр.

Пастырь улыбнулся, пожимая его руку.

— Я тоже, мистер Хикокс. Я с давних пор ваш поклонник.

— Как приятно это слышать. Я, кстати, всегда смотрю вашу передачу. Вам удается донести людям слово Божье. Этой стране нужны такие проповедники, как вы, посвятившие жизнь борьбе с дьяволом, грозящим подорвать основы американской семьи и уничтожить наш образ жизни.

Пастырь искоса глянул на Маркуса. Того явно позабавили слова Хикокса. Не вызывало сомнений, что тот ни разу не видел Пастыря на экране, иначе не стал бы восхвалять его на то, чего не было.

— Все мы стараемся выложиться до конца, мистер Хикокс.

— Зовите меня Джимми. Ким и остальные ждут нас в гостиной.

Под остальными подразумевались трое мужчин: их агент, менеджер и адвокат. Джимми представил их первыми. Пастырь пожал каждому руку, потом повернулся к Ким Хикокс. Взял ее за руку до того, как Джимми представил жену, и ей пришлось встать. Руку Ким он задержал в своей чуть дольше, чем требовали приличия, заглянул ей в глаза.

— Я думал, до вас мы никогда не дойдем. Но теперь я понимаю, в чем дело. Лучшее он припас напоследок. Я счастлив познакомиться с вами.

Она покраснела от удовольствия.

— И я рада нашей встрече, доктор Толбот. Если б вы знали, как мы горды вашим приглашением помочь вам в ваших праведных трудах во имя Господа.

— И меня порадовало быстрое решение всех спорных вопросов. Я вижу Божий промысел в том, что мы соединимся, работая Ему на благо.

Вновь она покраснела, уловив двусмысленность последней фразы.

Отвела взгляд.

— Кто-нибудь хочет «пепси-колы»? Может быть, чай или кофе?

— Мне ничего не надо. — Пастырь покачал головой. — К сожалению, у меня очень мало времени. Вечером я должен быть в Далласе.

— Как жаль, мистер Толбот, — воскликнула Ким. — Я думала, мы сможем поговорить о нашей программе.

— Мы поговорим, миссис Хикокс. Возможно, вам удастся выбраться на несколько дней в Черчленд. Вы убедитесь, что мы располагаем самым современным оборудованием и можем проводить съемки на самом высоком уровне.

Она кивнула.

— Я согласна, доктор Толбот. Это очень важный момент. Я бы хотела побывать у вас как можно скорее. Как насчет следующей недели?

— Меня это вполне устраивает, миссис Хикокс.

— Одну минуту, Ким, — вмешался Джимми. — Разве ты забыла, что на следующей неделе я пообещал Билли Грэхэму поехать с ним в Канаду?

Она улыбнулась, но в ее голосе появились властные нотки.

— Все так, дорогой. Но я уверена, что нам всем будет лучше, если следующую неделю я проведу в работе над программой вместо того, чтобы бесцельно слоняться по дому.

— Ты права, — кивнул Джимми. — Я как-то не подумал об этом.

— Не заняться ли нам бумагами? — вмешался в разговор Маркус. — Чем быстрее доктор Толбот подпишет контракт, тем раньше он окажется в аэропорту. Вечером он действительно должен попасть в Даллас.

Адвокат протянул Пастырю его экземпляр контракта, но тот покачал головой.

— Я не читаю контракты. Этим занимается мистер Линкольн. Я лишь расписываюсь там, где он укажет.

Он повернулся к Ким, держащую в руке свой экземпляр.

— Я уверен, что вы поступаете точно так же, миссис Хикокс. Предоставим это занятие опытным специалистам, таким как ваш муж и ваши помощники.

— Разумеется, доктор Толбот. — Она положила контракт на кофейный столик, замялась, не зная, то ли ей сесть, то ли нет.

Пастырь улыбнулся.

— У вас великолепный дом, миссис Хикокс. И мне говорили, — не знаю, правда ли это, — что одна из стен увешана «золотыми» дисками вашего мужа.

— Это так. В библиотеке. Хотите взглянуть?

— Хочу. Поверите ли, миссис Хикокс, но я никогда в жизни не видел «золотого» диска.

— Пожалуйста, зовите меня Ким. — Она повернулась к адвокату. — Позовите нас, когда все будет готово.

Пастырь последовал за ней из гостиной к лестнице в холле. Она поднялась на несколько ступенек, затем обернулась, посмотрела на него.

— Библиотека на втором этаже.

Их взгляды встретились.

— Я знаю. Я прочел об этом в той же статье, где было написано о «золотых» дисках. Она опять покраснела, молча повернулась и повела его в библиотеку. Открыла дверь, вошла, отступила в сторону.

— Пластинки на дальней стене, за столом.

Пастырь прошел к столу, мельком глянул на «золотые» диски, повернулся к Ким.

— Закройте дверь.

Она помедлила, затем подчинилась. Пастырь обошел стол, встал перед ним.

— Вы слишком далеко от меня.

Медленно, словно загипнотизированная, не отрывая от него глаз, она приблизилась, замерла в шаге от него. В голосе ее звучал испуг:

— Что вы со мной творите?

Он положил руки ей на плечи, почувствовал, как дрожит ее тело.

— Прежде чем я отвечу, вы, похоже, хотите мне что-то сказать.

Она опустила глаза.

— Я никому об этом не говорила.

— Скажите мне.

— Я не всегда была такой. Любила посмеяться, повеселиться. Как все. По однажды проснулась и увидела, что вышла замуж за пустышку, алкоголика, который сумел потерять все, ради чего мы трудились всю жизнь, потерять уверенность в завтрашнем дне и карьеру. Мне пришлось взять его в оборот. Я перепробовала все, но ничего не помогало, пока он не обратился к Богу. И я увидела в этом единственный для него способ вновь выйти в люди, служа Иисусу, занять место, которое ранее по праву принадлежало ему. — Она посмотрела на Пастыря. — Это вы хотели услышать?

— Восславим Господа! — с насмешкой воскликнул он. — Эта сказочка годится для Робертсона или Бэккера.

— Вы мне не верите?

— Верю. Но вы сказали мне то, что я, по-вашему хотел услышать. А не то, что я хотел узнать.

— Я вас не понимаю.

Пастырь сурово смотрел на нее.

— Выходя замуж, вы знали, что он голубой?

Она покачала головой.

— Нет, — прошептала едва слышно.

— Вот почему вы хотели записывать программу в Лос-Анджелесе? Боялись, что в таком маленьком городке как Черчленд, в отличие от Лос-Анджелеса, он не сможет укрыться от нескромных взглядов?

Она опустила голову.

— Да.

Рукой он поднял ее подбородок, так, чтобы она смотрела ему в глаза.

— Может, нам всем не стоит так рисковать? — задумчиво спросил он. — У меня хватает врагов. Если об этом узнают, из него сделают отбивную котлету ради того, чтобы добраться до меня.

— Не узнают! Я контролирую ситуацию. Иначе мы не продержались бы так долго. О его пристрастии никто не знает.

— Вы очень решительная женщина.

— Приходится быть такой, хотя я предпочла бы обойтись без этого. Я по-прежнему женщина, и ничто женское мне не чуждо. Но мы не всегда можем вести себя так, как хочется.

— Я уверен, что Бог понимает и прощает. Его милосердие распространяется не только на грешников.

— Но я грешница.

— Все мы грешники. Потому-то я и надавил на вас.

Она отступила на шаг.

— Не по той причине, о которой я подумала?

Пастырь промолчал.

— Вы странный человек, доктор Толбот. Не похожи ни на одного из знакомых мне проповедников. — Она глубоко вдохнула. — Мне следовало понять это сразу и не затевать с вами игру. — Она направилась к двери, обернулась. — Я иду к себе. Вас не затруднит сказать им, что мы не пришли к согласию. Сейчас я не хочу видеть их физиономии.

— Не зная правды о каждом из вас, Ким, я не смог бы подписать договор. Теперь могу. Я уверен, что вы меня не подведете.

На ее лице отразилось изумление.

— Вы хотите сказать…

— Да, — с улыбкой он направился к ней. — Давайте спустимся вниз и покончим с бумагами.

О том, что надо позвонить Джейн, он вспомнил лишь в летящем в Черчленд самолете.

Надпись «Пристегните ремни» погасла, как только самолет достиг расчетной высоты. Пастырь расстегнул ремень и через стол посмотрел на сидящего напротив Маркуса.

— Спасибо вам, что послали второй самолет за Джо. Я совершенно забыл о нем, и, если бы не вы, он не успел бы на заседание совета директоров.

— У вас и так хватало забот, — ответил Маркус.

— Хотите Что-нибудь выпить? — почтительно осведомился стюард.

Маркус повернулся к нему.

— Будь это коммерческий рейс, я бы заказал двойное виски, но раз самолет принадлежит церкви, ограничусь кофе.

Пастырь улыбнулся, посмотрел на стюарда.

— А мне виски со льдом, — и добавил, обращаясь уже к Маркусу. — Разумеется, это конфиденциальная информация, но на борту каждого из самолетов у меня есть запас спиртного.

— Сугубо для медицинских целей. — Губы Маркуса разошлись в улыбке.

Пастырь кивнул.

— Именно так. А иначе не долетишь.

Они рассмеялись. Маркус через плечо глянул на девушек, сидящих впереди.

— Старику не понравится их возвращение.

Пастырь вновь кивнул.

— Скорее всего, нет.

— И куда вы их определите?

Пастырь подождал, пока стюард поставит на столик бокалы с виски и отойдет. Поднял свой, долго изучал налитую в него золотистую жидкость.

— Наверное, в отдел приема важных гостей. Они знают, как показать людям, что те — желанные гости.

— Я думал, этот отдел ликвидирован.

— Так мы его восстановим. Благо, деньги у нас есть.

Маркус отпил виски.

— Меня удивило, что Рэндл так быстро согласился с вашим предложением ввести Джо в совет директоров. А вас?

Пастырь покачал головой.

— Отнюдь. Торговаться-то он умеет. Отдал одного, зато получил четверых. Отличный результат.

— А как он отнесется к шоу Хикоксов?

— Какая нам разница? Контракт подписан. Ему не остается ничего другого, как согласиться.

— Разве не совет директоров выносит окончательное решение по контрактам?

— Обычно, да. Но как пастор и председатель совета директоров я имею право последней подписи.

Маркус вновь отпил виски.

— Даже если ему понравится идея привлечь Хикоксов, мне от него достанется. За то, что я ничего не сказал ему. Я все-таки по-прежнему президент «Рэндл коммюникейшн».

— Сколько эфирного времени вы покупаете на телестудиях Рэндла для нашей передачи?

— Много.

— Тогда он на вас не набросится. Вы всегда можете сказать, что я навязал вам это шоу, а вы только защитили его интересы покупкой эфирного времени. Это для него главное. Спорить он не будет.

— Но мы оба знаем, что шоу Хикоксов, если все пойдет так, как мы рассчитываем, не принесет особых денег.

— А вот об этом я ему не скажу. Пусть выясняет сам, когда посмотрит шоу. Если посмотрит.

Неожиданно Маркус рассмеялся.

— Сэнфорд Кэррол вырвет от злости последние волосы. Он больше года старался заполучить их для Кей-би-эн»[33], но им все не хватало денег.

— Что он за человек? — спросил Пастырь. — Хороший специалист?

— Очень хороший. Настоящий профессионал. До прихода на Кей-би-эн он десять лет работал на Эн-би-си»[34].

— Тогда я полагаю, что вам следует переговорить с ним до заседания. Почему бы нам не поделиться с ним лаврами победителей? Если он действительно хотел заполучить Хикоксов, его должна порадовать наша общая победа.

Маркус пристально посмотрел на Пастыря.

— У меня такое ощущение, что вы — бизнесмен, прячущийся за обликом проповедника.

— У вас неправильное ощущение, — улыбнулся Пастырь. — Я — проповедник, пытающийся сыграть в бизнесмена.

Мелани поднялась и направилась к ним с зажженным «косячком» в руке.

— Вы не будете возражать, если мы покурим?

Пастырь усмехнулся.

— А чего спрашивать? Вы уже курите.

— Разумеется, из вежливости, — Мелани протянула ему «косячок». — Желаешь затянуться?

— Вот это правильная постановка вопроса, — Пастырь взял у нее самокрутку. — Конечно. — Он глубоко затянулся, задержал дыхание, медленно выпустил дым. — Хорошо.

Она подождала, пока Пастырь затянется второй раз, взяла из его руки «косячок», предложила Маркусу.

— Маркус?

Помявшись, тот взял у нее самокрутку.

— Почему нет? Похоже, в этом самолете все дозволено.

Под восхищенным взглядом Мелани он дважды затянулся, затем вернул ей «косячок».

— Эй! — воскликнула та. — Все эти годы я считала вас снобом, а вы парень хоть куда.

Маркус рассмеялся.

— Что у вас в этой самокрутке? Две затяжки, а я уже на седьмом небе. — Он что-то достал из кармана жилетки. — Не хочу казаться эгоистом. Пастырь поделился виски, девушки — «травкой». Я вношу свою лепту. — Он раскрыл руку, показав маленький коричневый флакон. — Как насчет «белого кайфа»[35]?

Мелани уставилась на флакон, затем повернулась к Чарли.

— Эй, Чарли! Иди сюда! Народ, похоже, хочет повеселиться.

Они и не заметили, как самолет приземлился в Черчленде.

ГЛАВА 12

Будильник зазвенел в семь утра. Застонав, Пастырь сел. Болели глаза, с похмелья трещала голова, во рту — помойка.

С трудом он выбрался из кровати, потащился в ванную. Нашел в аптечке бутылочку с «Алка селтзер», бросил четыре таблетки в стакан с водой. Шипение растворяющихся таблеток показалось ему рычанием льва. Он быстро выпил воду, оперся руками о раковину, посмотрел в зеркало. На него глянули налитые кровью глаза. Пастырь печально покачал головой. Негоже в таком состоянии открывать заседание совета директоров.

Вернувшись в спальню, он позвонил на кухню с просьбой принести большую чашку кофе. Сел на кровать, гадая, как же он попал домой. Он помнил, как сошел с самолета. Больше ничего.

В дверь постучали, служанка внесла поднос со стаканом апельсинового сока, кофейником, большой кружкой. Поставила поднос на прикроватный столик, подала Пастырю сок.

— Сегодня вам получше, доктор Толбот? Он взял сок, пристально посмотрел на нее. Голос бесстрастный, лицо непроницаемое. Как понять, действительно она беспокоится о его здоровье или осуждает вчерашнее поведение?

— Еще не знаю.

Служанка уже наливала дымящийся кофе. Потом взяла у него пустой стакан, дала ему кружку.

— Обеих дам я положила в комнате для гостей, — Пастырь недоуменно вскинул на нее глаза. — Вы знаете, тех двух дам, что раньше работали в центре приема гостей, — быстро добавила она. — Они сказали, что вас укачало в самолете.

Пастырь пил кофе маленькими глотками. Они могли бы придумать более убедительную причину.

— Втроем мы подняли вас наверх и уложили в постель.

— Спасибо. — Кофе помогало. — Дамы еще не проснулись?

Она покачала головой.

— У них пока тихо.

— Мне звонили?

— Вчера несколько раз звонил мистер Рэндл, но не просил перезвонить ему. О, да, звонила миссис Толбот.

— Что она сказала?

— Не знаю, я с ней не разговаривала. Мы как раз укладывали вас в постель. Трубку взяла одна из этих дам. Когда она назвалась миссис Толбот, та бросила трубку.

Он едва не застонал, допил кофе, протянул служанке кружку, чтобы она вновь наполнила ее.

— Не хотите ли позавтракать, доктор Толбот? — спросила служанка. — Яичница с ветчиной вам не повредит.

Пастырь покачал головой.

Его мутило от одной мысли о еде.

— Нет, благодарю вас. Пока хватит и кофе. — Он встал. — Может, позавтракаю, когда спущусь вниз. А сейчас хочу принять душ и побриться.

Он подождал, пока служанка уйдет, потом поставил кружку на поднос, придерживая ее обеими руками. Слава Богу, она не увидела, как они дрожали. Прошел в ванную, включил холодную воду, встал под струю.

Его тело словно пронзили тысячи ледяных иголок. Перехватило дыхание. Но он не сдвинулся с места, чувствуя, как прочищаются мозги по мере того, как холод проникал в тело. Наконец он включил горячую воду, намылился, смыл мыло, а перед тем, как выйти из душа, еще минуту простоял под ледяной водой.

Затем растерся большим махровым полотенцем. Теперь состояние его заметно улучшилось. Он снял трубку с настенного телефона, позвонил на кухню. Ужасно захотелось есть.

— Приготовьте оладьи, яичницу из двух яйц с ветчиной и побольше кофе, — распорядился он. — Я спущусь через десять минут.

Позавтракав, он налил себе еще одну чашку кофе, закурил и потянулся к телефону, который во время еды всегда ставили на стол, чтобы позвонить Джейн.

Ему ответила служанка тетушки Дженни.

— Миссис Толбот еще спит.

— Так разбудите ее, — потребовал он.

— Да, сэр, — ответила служанка.

И тут же трубку взяла Джейн. По ее голосу Пастырь понял, что служанка солгала: Джейн проснулась давным-давно.

— Вроде бы ты говорил, что приедешь еще вчера.

— Я же позвонил и все объяснил служанке. Она тебе ничего не сказала?

— Сказала, — по температуре ее голос мог соперничать с ледяной водой душа. — Что за важные дела оказались у тебя в Лос-Анджелесе? Или эти шлюхи так важны для тебя, что ты сам полетел за ними, чтобы привезти в Черчленд?

— Я летал по делу. Мы подписали контракт с Джимми и Ким Хикокс. Они будут выступать в нашей программе.

— Не думай, что я тебе поверю. В час ночи Мелани говорила со мной по телефону, который стоит в нашей спальне. Ты даже не дал постели остынуть после моего отъезда.

В нем закипела злость, но он сумел сдержаться, заговорил медленно, четко выговаривая каждое слово.

— Джейн, я скажу это только один раз, теперь и никогда больше. Поэтому слушай внимательно, независимо от того, веришь ты мне или нет.

Прошлой ночью между мной и девушками ничего не было. Они помогали Суси укладывать меня в постель. В самолете я перебрал виски и «травки». Сейчас девушки спят в комнате для гостей, а не в нашей кровати.

В Лос-Анджелес я летал ради Хикоксов. Они соглашались подписать контракт лишь после встречи со мной, а я хотел получить его до сегодняшнего заседания совета директоров. О встрече я с девушками заранее не договаривался. Они приехали в Лос-Анджелес неожиданно для меня, чтобы спросить, не могут ли они вернуться в Черчленд. Вот и вся история, не прибавить, не убавить.

— Почему это они решили вернуться? — с ехидцей спросила Джейн. — Внезапно поняли, что жить без тебя не могут?

— Я все тебе сказал, добавить мне нечего. У меня сегодня тяжелый день, я не смогу приехать за тобой, но, если хочешь, пришлю самолет.

— Не надо. Мы не вернемся. Я не такая, как эти шлюхи. И могу прожить без тебя.

— Извини меня. Прошу тебя, извини, — но в трубке раздались гудки отбоя.

Он так и не узнал, услышала Джейн его последние слова или нет.

В кабинет Пастырь вошел в восемь утра. Старик уже ждал его. Сидел на стуле, положив подбородок на руки, сжимающие рукоять тяжелой трости с золотым набалдашником. Пастыря он встретил тяжелым взглядом.

— Доброе утро, Джейк. Хотите кофе?

Рэндл не ответил.

Пастырь сел за стол, нажал клавишу аппарата внутренней связи.

— Принесите, пожалуйста, кофе?

Минуту спустя чашка кофе стояла у него на столе, а секретарь вернулась в приемную, плотно притворив за собой дверь. Пастырь пригубил кофе, посмотрел на старика.

— О чем задумались. Джейк?

— Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я думаю, — прорычал старик.

— Проблем у нас немало, а я, к вашему сведению, не телепат. Так уж скажите сами.

— Какого черта Джейн и дети в Далласе?

— Вы не говорили с ней? — полюбопытствовал Пастырь.

— Говорил.

— Тогда вы все знаете. — Очередной глоток кофе. — Она ушла от меня.

— Черт побери! — взорвался старик. — Как ты мог такое допустить? Почему не остановил ее?

— Я удивлен не меньше вашего. Она не делилась со мной своими планами.

— Ты должен привезти ее назад, — заявил Рэндл.

— Почему?

— Почему? — эхом отозвался Рэндл. — Ты — пастор церкви, вот почему! И нелады в семье наверняка отразятся на доверии как к церкви, так и к тебе. Неужели ты думаешь, что люди пойдут к тебе за советом, если ты не можешь добиться мира в собственной семье? А если она подаст на развод, мы просто погибнем. Вспомни, во что обошелся Орэлу Робертсу развод его сына. Какой вой поднялся среди его паствы. Мы такого себе позволить не можем, потому что еще не столь крепко стоим на ногах.

Пастырь смотрел на старика.

— Вас заботит церковь или ваша дочь?

Рэндл поднялся.

— И то, и другое. Я слишком много вложил в эту церковь. И мне не нравится, что Джейн ведет себя так же глупо, как и ее мамаша.

— О разводе она ничего не говорила.

— Пока не говорила. Это только начало. Теперь жди ее следующего хода. Я через это прошел. — Рэндл помолчал. — Ты сам привезешь ее сюда или это сделать мне?

— А как вы это сделаете?

Глаза старика сверкнули.

— Найду как. Она увезла детей. И не останется в Далласе, если дети вернутся в Черчленд.

— Нет, — Пастырь тоже встал, оперся руками о стол, поймал взгляд старика. — Я не хочу, чтобы вы вмешивались в наши отношения, Джейк. Вы так долго помыкали людьми, что забыли об их праве жить так, как им того хочется. Пусть она ваша дочь, но она и моя жена, и дети тоже мои, так что происходящее — моя забота, а не ваша. Не пытайтесь вторгнуться в нашу личную жизнь. Иначе вы и оглянуться не успеете, как я развалю эту церковь.

Старик смотрел на него, тяжело дыша.

— Дурак ты!

— Возможно. — Пастырь снова сел, улыбнулся. — Почему бы вам не расслабиться, Джейк? Неужели вы совсем не верите в могущество Господа? Он проследит за торжеством справедливости. А у нас много работы, так что давайте ею и займемся, вместо того чтобы терять время на споры, отвлекающие от богоугодных дел.

— Ты не должен допустить развода, — не уступал старик.

— Постараюсь. Я, как и вы, не хочу развода, но она, возможно, придерживается иной точки зрения.

— Ты можешь слетать туда и задать ей хорошую трепку. Это ее остановит.

Пастырь рассмеялся, встал, обошел стол.

— Если эта идея столь хороша, почему вы не реализовали ее, когда мать Джейн подавала на развод?

Старик тяжело вздохнул.

— Я пытался.

— И что из этого вышло?

— Ноги она не раздвинула.

Пастырь снова рассмеялся.

— Так почему вы думаете, что у меня получится лучше, чем у вас?

ГЛАВА 13

Пастырь постучал по столу деревянным молоточком.

— Специальное заседание совета директоров Дома Господнего церкви триумфа христианской Америки объявляется открытым. Председательствующий готов рассмотреть предложение не зачитывать решение предыдущего заседания и сразу перейти к текущим делам.

В течение минуты предложение было внесено, поддержано и одобрено. Пастырь вновь постучал по столу.

— Решение принято.

Он поднялся, оглядел сидящих за столом, дожидаясь, пока все взгляды сосредоточатся на нем.

— Председательствующий официально и от себя лично приветствует новых членов совета директоров. Я знаю, что ваши опыт, энергия, вера в Господа нашего Иисуса Христа позволит нам привести к Нему еще больше душ. И я лучше остальных осознаю, что пришли вы в самый нужный момент. Ибо ноша, возложенная на меня, стала слишком тяжела. Шесть лет, со дня основания церкви, я отдавал ей все силы, решая самые разнообразные проблемы, но теперь должен признать, что трудности, с которыми нам приходится сталкиваться, оказались куда серьезнее, чем я предполагал. И так же, как Иисус, направивший своих учеников распространять Его учение, я обращаюсь к вам. Не к ученикам, но соратникам, как и я возделывающим виноградники Господа. Объединение наших усилий поможет успеху дела, которое Он нам поручил.

Господа, помолимся.

Пастырь склонил голову, сцепил руки перед собой. Легкий шумок пролетел по залу: остальные последовали его примеру. Голос Пастыря зазвучал чисто и ясно.

— О, Господь наш, взгляни на собравшихся здесь людей, которые далеко не святы, и дозволь нам, как апостолу Павлу, нести людям безграничные богатства учения Христа. Ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять. И пусть будет для нас Иисус Христос путеводной звездой сейчас и всегда, во веки веков. Аминь.

— Аминь, — прошелестело над столом.

Пастырь поднял голову. Все вновь смотрели на него. И тут он улыбнулся.

— Надеюсь, апостол Павел простит меня за то, что в молитве я позаимствовал цитату из его послания к Ефесянам.

Начало знакомству было положено, все заулыбались, поудобнее устраиваясь в креслах.

— А теперь позвольте перейти к первому вопросу. Как вы знаете, мы давно хотели расширить наше присутствие на телевидении, добавив к вечерней дневную программу, как уже делают многие церкви. Но до последнего времени у нас не было достойных ведущих для этой программы. И я рад доложить совету директоров, что вчера мы подписали соглашение, которое позволит нам решить проблему дневной передачи. Позвольте передать слово брату Маркусу Линкольну, который куда лучше, чем я, расскажет вам об этом. Пожалуйста, брат Маркус.

Маркус встал.

— Благодарю вас, доктор Толбот. — Он оглядел сидящих за столом. — Прежде чем я начну, позвольте проинформировать вас, что при реализации этого проекта мы консультировались с Сэнфордом Кэрролом, нашим вновь избранным членом совета директоров, который с энтузиазмом поддержал наше начинание.

Маркус выдержал паузу, дабы сидящие за столом переварили сказанное им. Кэррол согласно кивнул. Пастырь едва сдержал улыбку. Похоже, Маркус основательно подготовился к заседанию. Дискуссия не затянулась: менее чем через пятнадцать минут совет директоров одобрил соглашение с Хикоксами.

Рэндл поднял руку.

— Мистер председатель.

Пастырь кивнул.

— Председатель предоставляет слово брату Рэндлу.

Старик заговорил сидя.

— Я внимательно выслушал вступительную речь доктора Толбота, и должен сказать, что согласен с ним на все сто процентов. Действительно, наша церковь разрослась и превратилась в столь крупную организацию, что управлять ее деятельностью одному человеку просто не под силу. Я предлагаю совету директоров прямо на этом заседании образовать исполнительный комитет, который проведет независимую оценку всех аспектов нашей деятельности — пасторских, административных, финансовых — и укажет пути повышения эффективности наших служб. Результаты проведенной работы и основанные на них рекомендации комитет будет докладывать непосредственно доктору Толботу и совету директоров.

— Полагаю, предложение брата Рэндла очень своевременно, — поддержал старика Пастырь. — У меня есть только одно добавление. Этот комитет должен состоять из пяти новых членов совета директоров, поскольку нам особенно важен взгляд со стороны, не затуманенный рутиной будней, которая так или иначе засасывает всех нас, и привычками прошлого. Если брат Рэндл согласен, что это дополнение послужит интересам церкви, председательствующий готов внести вопрос на рассмотрение совета.

Старик согласился. Предложил провести голосование. Его поддержали мистер Крэйг и миссис Лейси. Проголосовали единогласно, за исключением пяти новых членов совета, которые предлагались в исполнительный комитет.

Пастырь поднялся.

— Я думаю, на этом официальная часть сегодняшнего заседания закончена, но перед тем как объявить заседание закрытым, позвольте информировать вас, что в течение нескольких последующих недель в моих передачах я представлю нашей широкой телеаудитории всех трех моих заместителей, чтобы зрители получше познакомились с ними. Я убежден, что тем самым мы продемонстрируем нашей пастве и всем остальным крепость позиций нашей церкви, которая будет продолжать свой благородный труд во славу Господа, что бы ни случилось с одним из нас. Нет незаменимых в Доме Господнем, за исключением Самого Господа и Его единственного возлюбленного Сына, нашего Спасителя Иисуса Христа.

— Аминь, — хором откликнулись сидящие.

Пастырь постучал деревянным молоточком по столу.

— Председательствующий вносит предложение закрыть заседание.

Джо, кипя гневом, расхаживал взад-вперед перед столом Пастыря, Беверли же спокойно сидела на диване у окна. Наконец Джо, сверкая глазами, остановился перед Пастырем.

— Ты совсем выжил из ума, Пастырь? — Ответа он ждать не стал. — Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты только что отдал себя в руки филистимлянам. Ты же знаешь, что старик только и ждал, как бы поставить тебя на место. Теперь ты сам вложил в его руки оружие.

Пастырь молча смотрел на него.

— Если ты действительно хочешь выйти из игры, Пастырь, почему просто не отойти в сторону, сдав им все дела? Дело же идет именно к этому. Они хотят избавиться от тебя и подмять церковь под себя.

Пастырь повернулся к Беверли.

— Ты тоже так думаешь?

Поколебавшись, Беверли кивнула:

— Вероятность этого очень велика.

Пастырь вновь посмотрел на Джо.

— И что бы ты предпринял?

— Послал бы их к чертовой матери. Сказал бы им, что это моя церковь, я построил ее и она останется у меня.

Пастырь покачал головой.

— Это не моя церковь, она не принадлежит никому из людей. Это церковь Бога.

— У Бога не было бы этой церкви, если бы ты не построил ее для Него, — возразил Джо.

— Бог создал эту церковь до того, как родился любой из нас, и она останется у Него и после нашей смерти. Я лишь выполнял Его волю.

— Только не говори мне, что Божья воля состоит в передаче Его церкви этим жадным до денег, рвущимся к власти филистимлянам, — с жаром воскликнул Джо.

— Я ничего такого тебе не говорю, — улыбаясь, ответил Пастырь, — но, прежде чем судить их, подумай, не виновны ли мы в тех грехах, что приписываем им. — Он глубоко вздохнул. — У меня такое ощущение, что основное время мы уделяем сбору земных благ, хотя надобно собирать души.

— В этом мире ничего не сделаешь без денег, — возразил Джо. — Ты ведь знаешь, сколь дорого обходится служение Господу. — Он глянул на Беверли, вновь на Пастора. — Может, ты и забыл, как оно было без денег, но мы — нет. Помнишь, как нас выгнали из Лос-Олтоса? Помнишь, мы даже не могли оплатить счета, путешествуя по стране, и так часто оставались голодными, чтобы заплатить людям, работавшим у нас? Помнишь, сколько раз мы оказывались без гроша в кармане и спасала нас только Беверли, доставая деньги из чулка?

Пастырь кивнул.

— Я помню. И всегда буду помнить, что я в неоплатном долгу перед вами. Такое не забывается. Но тогда было одно время, а сейчас — другое. Я также помню, что Джейк Рэндл дал деньги на строительство Черчленда и всего остального. И какими бы ни были его мотивы, именно Бог захотел, чтобы наши пути пересеклись.

— Мы всегда знали его мотивы. Он жаждал власти, и теперь готов захватить ее. Потому-то и появились эти новые директора. Они будут плясать под его дудку, как дрессированные собачки.

— Я не готов судить кого-либо. Пути Господни неисповедимы. Может, они лучше меня готовы к тому, чтобы вести Его дело. Если так, я буду счастлив переложить на них свои обязанности.

— А если окажется, что они служат кесарю, а не Богу? — спросил Джо.

— Тогда придется с ними разбираться.

— Не запоздаешь ли ты?

— Ты входишь в состав комитета. И будешь знать об их планах.

Джо покачал головой.

— Я буду знать лишь то, что они сочтут нужным мне сказать. Я всего лишь ниггер Даниил в клетке с белыми львами.

— Выступив по национальному телевидению, ты уже не будешь просто ниггером. Я слышал, как ты читаешь проповедь. Они — нет. Ты положишь их на обе лопатки. Одна передача — и они будут мяукать у твоих ног.

— Не обольщайся, — мрачно возразил Джо. — Я знаю, как старик относится к ниггерам. Он терпит меня лишь потому, что я приношу деньги. А вот к эфиру он меня близко не подпустит.

Пастырь улыбнулся.

— Ты неправ. Он не сможет остановить тебя.

Джо скептически хмыкнул.

— Это еще почему?

— Ты же слышал, что я сказал им в конце заседания. Я собираюсь представить вас всех нашей телеаудитории в течение ближайших недель. Я, правда, не уточнил, что начну с тебя и аккурат в это воскресенье. Говорю об этом только тебе, и не скажу никому больше. Даже режиссеру передачи. То есть они ничего не узнают, пока ты не выйдешь в эфир.

Джо широко улыбнулся. Хлопнул себя по колену, расхохотался.

— Уж кому-кому, а мне-то следовало верить в тебя.

— Лучше верить в Бога, чем в слабых и глупых мужчин, — Пастырь поднялся, подошел к окну, выглянул наружу. Затем повернулся и посмотрел на Джо и Беверли. — Кроме того, мне надоела тайная война старика. Пора ему узнать, что теперь, принимая решение, я буду руководствоваться только Божьей выгодой, разумеется, как я ее понимаю. А если это ему не понравится, пусть в открытую и объявит об этом.

— Его голыми руками не возьмешь. Он будет сопротивляться. И ты, возможно, проиграешь.

Пастырь медленно кивнул.

— Я могу проиграть. Бог — никогда.

ГЛАВА 14

— Все кончено, — по тону Джейн чувствовалось, что решение принято и обжалованию не подлежит. — Я много думала о нас. Ничего не получится. Мне это абсолютно ясно.

Пастырь сидел на диване напротив нее.

— Ты же знаешь, какие у нас изменения. Теперь мы сможем проводить вместе больше времени. У меня осталась только одна передача в месяц.

Она долго смотрела на него, потом поднесла к губам бокал белого вина.

— Ты не понимаешь, Пастырь. Дело не только в этом. Наверное, я не гожусь в жены священнику. Я никогда не принимала ограничений, которых от меня требовали. В Черчленде я не чувствовала себя свободной. Мне казалось, что я живу в аквариуме. Делать нечего, только плавай взад-вперед.

— Не так уж там и плохо.

— Для тебя возможно. Ты с головой в работе. Куда-то ездишь, где-то бываешь. Люди обращают внимание на тебя, на твои дела. Я там лишняя. Мне ничего не остается, как сидеть дома и ждать, пока ты придешь и ляжешь спать.

Пастырь молчал.

— Я намерена купить здесь дом. Как только мы устроимся и дети начнут учиться, я пойду работать. Я знаю, что могу принести немало пользы. И не хочу, чтобы мои мозги превращались в желе.

— Ты будешь работать у отца? — спросил он.

— Нет. Мне надоели его попытки устраивать мою жизнь. Найти работу мне труда не составит. Специалист я хороший.

— Это точно.

Она вновь отпила вина.

— Я ему все это объяснила, и он не стал спорить. Лишь попросил меня об одном.

— О чем?

— Не подавать на развод. Сказал, что церкви сейчас нелегко и развод может причинить серьезные неприятности, — Джейн помолчала. — Ты того же мнения?

— Я не хочу развода, но по другой причине. Церковь достаточно сильна, и проблемы ее членов, священнослужителей или мирян, не приведут к ее гибели. Я не хочу развода, потому что не люблю признавать собственные неудачи.

— Но мы потерпели неудачу, — тяжело вздохнула Джейн. — Не создали семью, не получилось и совместной жизни. Мы зачали детей, жили в одном доме. Но настраивались на одну волну лишь когда трахались, накурившись «травки». В остальном мы жили в разных мирах. Твой мир не соприкасался с моим, в твоем мире меня не существовало.

Пастырь достал сигарету из пачки, что лежала на разделяющем их кофейном столике, закурил.

— Извини меня.

— Тебе не за что извиняться. Ты не лгал мне. Ты сразу посоветовал мне избавиться от ребенка. Именно я настояла на свадьбе. Ты никогда не говорил, что любишь меня, да и не чувствовала я твоей влюбленности.

Он молча курил.

— Наверное, я сглупила, — продолжала она. — А может, просто была слишком наивной. Я думала, что беременность — признак того, что мы любим друг друга, ибо иначе такого бы не случилось. Теперь я знаю, что это не так.

— Как дети? — спросил Пастырь.

— Отлично. Им здесь нравится. Даллас куда больше и интереснее Черчленда.

— Они спрашивают обо мне?

— Практически нет. Иногда, когда видят тебя на экране, показывают пальцем и говорят: «Это папа», — но не более того. О деде они спрашивают. Это и понятно, он проводил с ними куда больше времени.

Вновь он промолчал.

— Дети, что животные. Отношение к ним они чувствуют интуитивно. Реагируют на проявленную любовь, внимание.

Пастырь затушил окурок.

— Ты изложила свои аргументы. Полагаю, больше добавлять нечего.

— Изложила? А вот у меня полной уверенности нет. Я часто слушала твои проповеди. Ты постоянно твердил, что твой Бог — Бог требовательный, не дозволяющий, чтобы кто-то встал между Ним и тобой. А тебя не удивляет, что Иисус умер, ни разу не заявив о своей любви к женщине?

— Иисус заявлял о своей любви ко всему миру и всем людям в нем. Он умер, чтобы мы могли жить.

— С этим я не спорю. Но возможно ли, что Иисус отдал всем так много любви, что у него не осталось ее ни капли для одной отдельно взятой женщины?

— Если ты хочешь сказать, что я похож на Иисуса, то это полная чушь.

— Я хочу сказать не это, — возразила Джейн. — Я говорю, что ты отдал всю любовь, что была в тебе, во имя Христа, а любви, которую ты мог бы дать кому-либо от себя, не осталось. Ни от себя, ни для себя.

— Ты не можешь меня понять. Работы так много, а отпущенного времени — чуть.

— Ты не прав, Пастырь. Я тебя понимаю. Очень хорошо понимаю. Поэтому и ухожу. Я наконец осознала, что в своей работе ты должен быть полностью свободен. Личная жизнь для тебя — камень на шее.

— Получается, что я ужасный человек, — прошептал он. — Чудовищный эгоист.

— Ты совсем не такой, Пастырь, — покачала головой Джейн. — Просто ты стараешься для всех людей, потому что считаешь, что этого хочет от тебя Бог. Может, это и так. Но я не могу поверить, что Иисус в своем милосердии просит от тебя чего-то большего, нежели то, чтобы ты был самим собой.

Пастырь поднялся, посмотрел сверху вниз на Джейн, глубоко вздохнул.

— Я надеюсь, Джейн, — в голосе его звучала печаль, — что не дьявол говорит твоими устами, пытаясь отвратить меня от трудов во славу Господа.

Она не отвела глаз.

— А я надеюсь, Пастырь, что милосердный Иисус Христос позволит тебе увидеть, какой же ты есть на самом деле. Обычный человек. Такой же, как все мы. И тебе нет нужды изображать Бога на этой земле.

Пастырь стоял на платформе подъемника под сценой, слушая пение хора. Глаза его не отрывались от маленького экрана. Крупный план Черчленда — съемка с вертолета. Толпы людей, вливающиеся в церковь, быстро заполняемый зал, гигантский золоченый крест.

Хор сменил профессионально поставленный голос диктора. По экрану поплыли строчки произносимого им текста.

— Дамы и господа, Дом Господний церкви триумфа христианской Америки из Черчленда, штат Техас, и четыре тысячи девятьсот семьдесят объединенные с ним церкви Соединенных Штатов Америки рады пригласить вас на нашу еженедельную программу «Воскресное утро в Черчленде».

Диктор выдержал паузу, заполненную аплодисментами, а когда они смолкли, продолжил:

— Дамы и господа, ваш пастор доктор Эндрю Толбот!

Аплодисменты усилились, а из крошечного динамика, закрепленного за ухом Пастыря, послышался голос режиссера.

— Поехали, доктор Толбот.

Автоматически Пастырь кивнул.

Аплодисменты все еще гремели, когда платформа встала вровень с полом. Подождав секунду-другую, Пастырь поднял руки. Аплодисменты стихли.

— Братья и сестры, приветствую вас именем Спасителя нашего, Иисуса Христа. — Гром аплодисментов, которые он остановил взмахом руки. — Сегодня особый день для меня, и, надеюсь, он станет таким же для всех нас в Доме Господнем. Ибо с этого дня я более не одинок. Я нашел трех братьев, трех мудрых, добропорядочных мужей, чья вера в Господа нашего Иисуса Христа укрепит меня и нашу церковь, позволит нам еще лучше служить Господу.

— Это не сегодняшний сценарий, доктор Толбот, — заверещал из наушника голос режиссера. — Вы изменили ход передачи. Вывести сценарий на ваш монитор?

Пастырь нажал красную кнопку на кафедре, связывающую его с аппаратной.

— Нет, — прошептал он. — Внимательно следите за мной и как можно скорее реагируйте на мои команды. — Он отпустил кнопку и оглядел свою паству.

— Сегодня я хочу представить вам первого из этих мудрых мужей, которые теперь будут вместе со мной нести слово Божье с этой кафедры. Этого человека я знаю много лет, он был рядом со мной все те годы, пока мы создавали эту церковь. Он колесил со мной по всей стране, проповедуя учение Господа, в дождь, в снег, в жару. Человек, чья вера в Иисуса доказана не только словами, но и борьбой с силами зла, ибо ему достало храбрости взглянуть Сатане в лицо и не отступить. Человеку, которому более чем кому бы то ни было Дом Господний обязан созданием объединения церквей Дома Господнего, благодаря чему сотни и тысячи душ вновь обратились к нашему Господу и Спасителю Иисусу Христу. Человек, под руководством которого наша газета «Известия «Наибольшего меньшинства» привлекла всеобщее внимание к насущным нуждам членов нашей общины, чтобы помочь им выжить, одеть и накормить свои семьи, человек, под руководством которого наша газета борется с несправедливостями, творимыми людьми по наущению Сатаны, и учит нас следовать законам, оставленным нам Господом, не обращая внимания на посулы безбожников.

Братья и сестры, с безмерной радостью представляю вам моего любимого брата во Христе, преподобного Джозефа Вашингтона, из чьих уст вы и услышите сегодняшнюю проповедь.

Пастырь отошел от кафедры, протянул одну руку к кулисам, а вторую к залу, призывая к аплодисментам. Паства его не подвела, аплодисменты грянули, но едва не стихли, когда Джо выступил из-за занавеса. Пастырь однако подбодрил сидящих энергичным взмахом руки, и они хлопали, пока Джо в темно-синей сутане с белым воротником, с посветлевшей от особого грима кожей пересекал громадную сцену.

Они пожали друг другу руки, обнялись, затем Пастырь подвел его к кафедре, а сам сел в кресло, поставленное чуть правее и сзади, чтобы находиться в поле зрения режиссера.

В полной тишине Джо оглядел зал. Высокий, широкоплечий, громоздящийся над кафедрой, слишком маленькой для его роста. Он закрепил на сутане беспроводной микрофон, обошел кафедру, встал перед ней. Снова оглядел зал. И заговорил зычным, мелодичным голосом проповедников прошлого:

— Братья и сестры, сегодняшнюю проповедь я хочу начать с первого псалма. Давайте повторим святые слова.

«Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей;

Но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!

И будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое, и лист которого не вянет, и во всем, что он ни делает, успеет.

Не так — нечестивые; но они — как прах, возметаемый ветром.

Потому не устоят нечестивые на суде, и грешники — в собрании праведных.

Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет».

Джо вернулся за кафедру, оперся на нее большими, сильными руками, оглядел сидящих перед ним. И вновь его голос заполнил зал:

— В мире, где мы живем, много нечестивых, людей, угрожающих самой нашей жизни, стремящихся отнять у нас наши права, наши свободы, надеть на нас ярмо. Нечестивые только и ищут повода стравить брата с братом, соседа с соседом, нацию с нацией. Нечестивые грозятся вырвать еду изо ртов наших детей, лишить обеспеченной старости наших матерей и отцов. Нечестивые стремятся к тому, чтобы отдать наш мир на растерзание дьяволу, лишив его милосердия Господа нашего Иисуса Христа!

Редкие хлопки тут же переросли в бурную овацию. Пастырь позволил себе чуть улыбнуться. Джо захватил внимание аудитории. Проповедь удалась.

ГЛАВА 15

Джо закончил проповедь в громе аплодисментов, и Пастырь, поднявшись с кресла, пошел к кафедре навстречу Джо. Они вновь обменялись рукопожатием, Джо сел в кресло, а Пастырь занял его место за кафедрой. Он поднял руку, призывая к тишине. Аплодисменты стихли.

Пастырь улыбнулся.

— От Дома Господнего и от себя лично, я хочу выразить искреннюю признательность и благодарность преподобному Джозефу Вашингтону за сегодняшнюю волнующую проповедь. Я знаю, что его слова вдохновят всех нас на еще более усердное служение Иисусу Христу, а его верность учению Божьему послужит нам примером и в будущем. — Он выдержал паузу, потом продолжил. — Как вы помните, в начале службы я упомянул о трех мудрых мужах, которые помогут нам в наших трудах во славу Господа. На этой неделе я представил вам преподобного Джозефа Вашингтона, первого из них. В ближайшие недели я познакомлю вас со вторым, доктором Томасом Соренсеном, бывшим заместителем пастора церкви Свободных баптистов, и третьим, доктором Марком Райкером, ранее заместителем декана факультета теологии в университете Орэла Робертса. Каждый из этих мужей поделится с нами своим богатством веры в Господа нашего, и объединенными усилиями мы поведем всех, кто пойдет за нами, в объятия Иисуса Христа.

— Три минуты, доктор Толбот, — предупредил режиссер.

Пастырь поднял руку, чтобы сдержать начавшиеся аплодисменты. Заговорил, прежде чем они стихли.

— Но теперь, впервые после образования этой церкви и лишь потому, что три этих великих мужа взяли на себя часть моей ноши, перед Домом Господним церкви триумфа христианской Америки появилась возможность расширить сферу своей деятельности и привнести Иисуса Христа в сердца и души тех, кто еще не принял Спасителя нашего. И прежде всего организовать первый однодневный Поход за Христа, который пройдет на всей территории Соединенных Штатов. Через три месяца, в День труда[36], первый понедельник сентября, в один и тот же момент в церквях, залах, на стадионах, соединенных воедино спутниковой связью — еще одним чудом Господним, дарованным людям, сотни тысяч, а может, и миллионы людей соединятся в Христовом братстве, вознесут молитву во славу Иисуса Христа, который умер на кресте за грехи человечества.

— Тридцать секунд, — раздалось из наушника.

Пастырь простер обе руки к небу.

— Пришла пора завершить нашу передачу «Воскресное утро в Черчленде», и я молю вас жить по законам Иисуса Христа до следующего воскресенья, когда мы вновь встретимся в то же время и на тех же каналах. Прощайте друзья, и да пребудет с вами Бог.

Он оставался на кафедре, улыбаясь, с поднятыми руками, пока за спиной не запел хор. Быстрый взгляд на монитор подсказал, что камера дает крупным планом его лицо, затем по экрану побежали титры.

— Звонила ваш секретарь, доктор Толбот, — снова ожил наушник, — и просила незамедлительно придти в кабинет.

Пастырь кивнул, все еще улыбаясь. Видать, нечестивые уже подняли вой. Он подождал, пока не потух экран, а прихожане не начали покидать церковь, и лишь тогда прошел за кулисы.

На столе лежали записки с просьбами позвонить. Он перебрал их. Джейк Рэндл. Маркус Линкольн. Джон Коннорс, руководитель консультационного центра в Форт-Уорте. Элен Лейси. Ричард Крэйг. Его мать. Вновь Джейк Рэндл. Снова он. Первой он позвонил матери.

— Сегодня у тебя была изумительная программа, Константин.

— Спасибо, мама, — поблагодарил ее он. — Но у меня такое ощущение, что согласятся с тобой далеко не все.

Она рассмеялась.

— Разве мнение других для тебя что-то значит? Ты же всегда слушал только своего Бога.

— Не моего Бога, мама, — поправил ее Пастырь. — Всеобщего Бога.

— Это так, Константин, но до тебя, похоже, доходили Его слова, которых не слышал никто.

— Может быть, они слышали лишь то, что хотели услышать.

— Это мне неведомо. Но я хочу, чтобы ты знал, что я горжусь тобой, и уверена, что те же чувства испытывает Джейн.

Он ответил не сразу.

— Мне не известно, что испытывает Джейн, мама. Она ушла от меня.

— Какой ужас, Константин. — Новость потрясла ее. — Когда это произошло?

— Неделю тому назад. Она взяла детей и уехала в Даллас. Хочет купить там дом и снова начать работать.

— Ты говорил с ней?

— Да.

— Может, она вернется, если хорошенько все обдумает?

— Едва ли, мама. Она приняла решение. Сказала, что не годится в жены священнику, да и в Черчленде ей не нравится. Она не хочет быть рыбкой в аквариуме.

— Должна быть более серьезная причина.

Да, подумал Пастырь, в проницательности матери не откажешь.

— Она сказала, что всю любовь я отдаю людям от имени Христа, а для одного, конкретного человека ее не остается.

Мать обдумала его слова.

— Боюсь, она не так уж далека от истины, сынок.

— К сожалению, это так, — вздохнул Пастырь.

— Ты сможешь стать другим, Константин. Ведь другие пасторы находят время для личной жизни.

— Мне бы этого очень хотелось, — Пастырь чуть не плакал. — Я прожил всю жизнь с одной мечтой — превратить Бога в реальность, показать миру, что Бог живет. Другого пути у меня нет. Если я хоть немного отступлю от этой мечты, вспомню о своих эгоистичных нуждах, моя жизнь будет потрачена зря. С тем же успехом я мог и не жить. Если я не принадлежу Богу и не отдаю Ему всю свою любовь, то кому я принадлежу?

— Ты также принадлежишь тем, кто любит тебя, Константин, — мягко ответила мать.

— Я знаю, мама. Но любовь Господа больше той, что может дать живущий в этом мире.

В голосе матери послышалась грусть.

— Не один раз я задумывалась, Константин, а мой ли ты сын.

— Я всегда был твоим сыном, мама. И в то же время дитем Божьим. Таким, как и мы все.

Она помялась.

— Если ты не будешь возражать, я бы хотела поговорить с Джейн.

— Разумеется, поговори, мама. Я думаю, она будет только рада. Ей нужна поддержка тех, кто любит ее.

Он продиктовал матери далласский телефон Джейн, положил трубку, долго смотрел на телефонный аппарат. Затем попросил секретаря соединить его с Коннорсом из консультационного центра в Форт-Уорте.

— Извините, что побеспокоил вас, доктор Толбот, но мне хотелось рассказать, что у нас происходит.

— Я рад, что вы позвонили, Джон. Внимательно вас слушаю.

— Как вам известно, сэр, во время трансляции мы всегда увеличиваем число консультантов, но на этот раз мы просто не смогли принять все звонки. После того, как начал говорить преподобный Вашингтон, телефоны словно сорвались с цепи. В какой-то момент к автоответчику были подключены тысяча абонентов. Мы еще не ответили на пятьсот звонков.

— И как вы оцениваете реакцию абонентов, Джон? Она положительная или отрицательная?

— Мы как раз запрограммировали компьютер с тем, чтобы он дал точную оценку. К сожалению, со многими абонентами поговорить не удалось, так что их мнения мы не узнаем. И впервые в нашей практике мы столкнулись с таким количеством анонимных звонков, когда абонент отказывался назвать свои адрес, имя и фамилию. — Последовала пауза, затем в трубке вновь раздался голос Коннорса. — Компьютер классифицировал все звонки. Результат вы можете вывести на свой дисплей. Пароль к этому файлу — FW-800-316-248.

Пастырь включил компьютер, набрал на клавиатуре пароль. На дисплее появилось несколько строчек. Одновременно Коннорс начал читать написанное:

«Общее число звонков, зарегистрированных за время трансляции плюс тридцать минут 6142

Звонки, оставшиеся без ответа 2961

Общее число звонков, на которые ответили

консультанты 3181

— 100 %

Из них:

Анонимных, реакция отрицательная 1060

— 33%

Обычных, с указанием фамилии 2121

— 67%

Распределение по обычным звонкам, в процентах от общего числа звонков:

Реакция отрицательная 320

— 10%

Реакция положительная 1801

— 57 %»

Пастырь выключил компьютер, дисплей потух.

— Сколько потребуется времени, чтобы выяснить, откуда вам звонили, Джон?

— По обычным звонкам выборку можно подготовить за несколько минут, сэр, — ответил Коннорс. — Номера анонимных абонентов мы можем узнать в телефонной компании, но на это уйдет по меньшей мере день. Они присылают нам общий счет, из которого нам придется вычеркнуть номера абонентов, оставивших свои адрес и фамилию.

— Пожалуйста, займитесь этим, — попросил Пастырь. — Я хочу знать, из каких регионов шли анонимные звонки.

— Обязательно, сэр. Мои сотрудники все еще в шоке. Вы и представить себе не можете, что говорили анонимные абоненты. Я никогда в жизни не слышал таких ругательств.

— Тем более надо выяснить, откуда они звонили, Джон. Люди, которые так ругаются, наверняка не в себе. И нам надо знать, где живут наши враги.

— Обязательно выясню, доктор Толбот.

— Благодарю вас, Джон. Вы потрудились на славу, и я хочу, чтобы вы знали, что я очень вами доволен.

— Спасибо, доктор Толбот. — По голосу чувствовалось, что Коннорс рад похвале. — До свидания.

— До свидания, Джон, — Пастырь положил трубку, посмотрел на цифры, переписанные им с дисплея в блокнот.

Интересно, подумал он, сколько из анонимных абонентов прихожан церкви и удастся ли установить их точное число. Отрицательная реакция сорока трех процентов абонентов толковалась однозначно: участие в передаче Джо Вашингтона не пошло на пользу церкви.

Следующим был звонок Маркусу Линкольну.

— Вы вызвали огонь на себя, Пастырь. Не прошло и десяти минут с начала передачи, как старик уже обрывал мой телефон, требуя, чтобы я отключил вас от эфира.

— Однако.

— Это еще не все. Слышали бы вы его после того, как я сказал, что такое невозможно. Что нас транслируют больше ста телестанций и они обдерут нас в суде как липку, если мы оставим их зрителей с пустым экраном. Более того, они с радостью разорвут заключенные с нами контракты, поскольку мы еще три года будем платить им по ценам семьдесят девятого года, а эфирное время сейчас стоит в три раза дороже.

Пастырь рассмеялся.

— Он, наверное, полез на стену.

— Именно так, — подтвердил Маркус. — А спустившись, набросился на меня. Почему, мол, я не контролирую вас. Как получилось, что я ничего не знал, а если знал, почему не доложил ему. Я объяснил, что мы утвердили сценарий совсем другой передачи, который вы изменили уже после того, как она вышла в эфир, что я связывался с режиссером в аппаратной и он сказал, что вы велели ему действовать по обстановке.

— Это точно, — подтвердил Пастырь. — Извините, что подставил вас, Маркус, но, расскажи я кому-нибудь о том, что задумал, едва ли мне удалось бы реализовать свои планы. От них остались бы рожки да ножки. — Он помолчал. — Так или иначе, сделанного не вернешь, и поставим на этом точку.

— А вот старик придерживается другого мнения. Он собирается надрать задницу этому ниггеру, так он сказал, а потом заняться вами. Вы, мол, слишком много себе позволяете, забыли, кто вывел вас в люди, а потому ему не остается ничего другого, как скоренько поставить вас на место. Он не намерен терпеть, когда христианские принципы, в которые он верит, попирают обкурившиеся «травкой» прелюбодеи, которых оставляют жены и дети.

— Это все, что он сказал?

— Нет. Предупредил, что еще один такой инцидент — и я могу считать себя уволенным. Я ответил, что готов подать заявление об отставке прямо сейчас-, но он дал задний ход.

— Благодарю, Маркус. Вы держались молодцом.

— Знаете, я уже сыт по горло тем дерьмом, что прет из него. Найти другую работу — невелик труд.

— Все равно, требуется немалое мужество, чтобы вот так говорить со стариком.

— Дело не только в мужестве. Я, в конце концов, не дурак и могу прочесть то, что написано на стене аршинными буквами. По какой причине он ввел в совет директоров Сэнфорда Кэррола? Чтобы выполнять одну работу, не нужно двух человек, и я думаю, он убедил себя, что я в вашей команде.

— Возможно, вы и сами этого не знаете, но вы не в моей команде, Маркус. Мы оба в команде Бога.

— С этим я согласен.

— Вот и хорошо. А теперь я хочу, чтобы вы быстро добыли мне кое-какую информацию. Мне нужен сегодняшний индекс Нельсена[37] по регионам, охваченным нашими телестанциями. По первому получасу передачи и по второму. Я должен знать, потеряли мы зрителей после появления на экране Джо Вашингтона или нет.

— Ожидаете неприятностей?

— К сожалению. Но надеюсь, что ошибаюсь.

— Постараюсь подготовить эти материалы завтра к полудню.

— Отлично. Тогда и поговорим.

— И еще одно. Ким Хикокс прилетает завтра в три часа дня на «Черчленд-1». Вы обещали ее встретить.

— Обязательно встречу. Еще раз спасибо вам, Маркус.

Аппарат внутренней связи зажужжал как только он положил трубку.

— Миссис Толбот на линии два, доктор Толбот.

— Скажите ей, что я сейчас же перезвоню ей по своему телефону, — Пастырь подождал минуту, другую, затем набрал номер Джейн.

Она ответила после первого же гудка.

— Пастырь?

— Да.

— Я только что говорила с отцом. Он рвал и метал, так что я не разобрала половины его слов. То он не хотел развода, а теперь требует, чтобы я незамедлительно подавала документы в суд. Он обещает снабдить меня доказательствами твоей вины в прелюбодеянии. Причем я должна сделать это до того, как ты передашь церковь в руки черных.

— Черных? — переспросил Пастырь. — Он сказал «черных»?

— Нет. Ты знаешь, каким словом он пользуется в таких случаях, но мне его повторять не обязательно. Что такого ты натворил?

— Ты не видела утренней передачи?

— Нет.

— Проповедь читал Джо.

— Не вижу в этом ничего плохого.

— Я тоже. Но, похоже, точка зрения твоего отца не совпадает с нашей.

Она помолчала, прежде чем продолжить.

— Я звоню тебе вот по какой причине. Хочу, чтобы ты знал, что на развод я пока подавать не собираюсь. Что бы тебе ни говорили. В том числе и мой отец.

— Спасибо, Джейн.

— Не надо меня благодарить. Вместе мы или нет, я все равно буду жить по справедливости. В конце концов, ты отец моих детей, и я не допущу, чтобы их пачкали грязью.

Прежде чем Пастырь успел ответить хоть слово, раздались гудки отбоя. Он положил трубку, повернулся к окну. Внезапно навалилась усталость. Долго смотрел он в окно, потом тяжело поднялся.

Выйдя из кабинета, остановился у стола своего секретаря.

— Я иду домой. Хочу немного отдохнуть. Со мной никого не соединять. Я вернусь через несколько часов.

— Но, доктор Толбот, — воскликнула секретарь, — вы же не позвонили мистеру Рэндлу! Что ему сказать, если он вновь позвонит?

— Скажите правду. Что я устал и пошел отдохнуть. Я позвоню ему, как только вернусь.

ГЛАВА 16

Тяжесть лежала у него на сердце. Он метался по кровати, не в силах найти долгожданного покоя. В какой-то момент вроде бы и задремал, но тут в темноте комнаты возникла яркая точка. Свет усиливался, и Пастырь открыл глаза в поисках его источника. Но ничего не увидел: тяжелые портьеры плотно закрывали окна. Однако в комнате становилось все светлее, ее заполнило золотистое сияние. И тут в него словно вдохнули энергию, усталость как рукой сняло.

Он сел с широко раскрытыми глазами, пытаясь хоть что-то разглядеть в золотистом сиянии, окружавшем его кровать. По телу Пастыря пробежала дрожь.

— Отец? — спросил он.

Голос, что он услышал, зазвучал прямо в его голове.

— Сын мой.

— Я сбился с пути, Отец. Я согрешил, и не ведаю, куда идти.

— Я знаю, сын мой. Тропа, которую ты выбрал, длинна и пустынна. — Золотистое сияние придвинулось к кровати. — Но путь к истине всегда был усеян шипами и острыми камнями.

— Я пытался идти к ней, Отец. Но все выходило не так, как мне хотелось. Я знаю, что допустил много ошибок, Отец. Но не могу распознать, в чем именно.

— Заглядывал ли ты себе в душу, сын мой?

— Да, Отец. Много раз я молился, чтобы Ты наставил меня, и искал ответа в Твоих словах. Но, когда вроде бы находил то, что искал, потом оказывалось, что молился я о другом. — Пастырь все еще дрожал. — Возможно ли, Отец, что грехи, которых я боялся, овладели мною? Что миллионы, которые я спрятал от церкви, предназначены не для ее сохранения, но для укрепления моей власти? Что мои дети зачаты в сладострастии, а не в любви и моя женитьба обусловлена моей жадностью?

Золотое сияние запульсировало, а в голове его зазвучало: «Ответы, которые ты ищешь, можно найти не только в моих словах. Иногда они откроются тебе там, где ты этого и не ждешь. Даже в словах твоих врагов. Хотя они и вещают словами Сатаны, по словам этим ты определишь, чего же он боится».

— Я слишком ничтожен и невежественен, Отец. Я слышу в их словах только зло и грех, с помощью которых Сатана хочет поглотить наш мир. Я ничего не понимаю.

— Вслушайся вновь повнимательнее в слова твоих врагов, сын мой. И тебе откроются страхи Сатаны. А когда ты поймешь, чего он боится, в действиях своих руководствуйся совестью и любовью, которая связывает нас друг с другом.

Золотое сияние начало меркнуть, растворяться в темноте. Внезапно Пастыря охватила паника.

— Отец! Отец! Не покидай меня!

И вновь в голове послышались пришедшие ниоткуда слова:

«Я никогда не покину тебя, сын мой. Скоро мы опять будем вместе».

Сияние пропало, и Пастырь упал на подушку, успокоенный и окрыленный. Он закрыл глаза и тут же уснул.

Секретарь подняла голову, как только он вошел в приемную.

— Мистер Рэндл, мистер Соренсен и мистер Райкер ждут в вашем кабинете, доктор Толбот.

Пастырь, нахмурившись, остановился.

— Миссис Хилл, я буду вам очень признателен, если в дальнейшем вас не затруднит всегда следовать одному достаточно простому правилу: это мой личный кабинет, и никто, абсолютно никто не должен входить туда в мое отсутствие или без моего разрешения. А подождать меня можно и в комнате для гостей. Для того она и предназначена.

Секретарь покраснела.

— Но, доктор Толбот, мистер Рэндл всегда…

— Сказанное мною касается всех, миссис Хилл. В том числе и мистера Рэндла.

При его появлении оба священника вскочили, но Джейк Рэндл даже не шевельнулся. Пастырь обошел свой стол, сел. Священники остались стоять. Пастырь знаком предложил им присесть и заговорил лишь когда они заняли свои места.

— Чем обязан вашему визиту, господа?

— Вы не отвечали на мои звонки, — проскрежетал старик.

Пастырь посмотрел Рэндлу в глаза.

— У меня были другие дела.

— Решили немного вздремнуть? — голос Рэндла сочился сарказмом.

— Прежде всего я занимаюсь важным, а второстепенное оставляю на потом.

Рэндл побагровел.

— Почему вы не поставили в известность совет директоров о своем намерении пригласить этого ниггера в утреннюю передачу?

Пастырь не отвел взгляда.

— Полагаю, вы говорите о преподобном Джозефе Вашингтоне?

— Вы отлично знаете, о ком я говорю, черт побери.

Этот ниггер такой же священник, как и я.

— Мистер Рэндл, — холодно ответил Пастырь, — преподобный Вашингтон официально рукоположен этой церковью.

— По каким же стандартам определена его квалификация, его право называться священником?

— По стандартам Бога, мистер Рэндл. Наш Господь, Иисус Христос, предъявлял к своим ученикам только два требования: верить в Него и нести людям Его учение. Преподобный Вашингтон верит в нашего Господа, а в умении читать проповеди с ним едва ли кто сравнится. Добавим к этому, что благодаря его усилиям многие души обратились к Христу, а церковь за последние два года получила шесть миллионов долларов пожертвований.

— Все это не объясняет вашего нежелания поставить в известность совет директоров, — отрезал Рэндл.

— Мистер Рэндл, в известность я вас ставил, хотя как пастор этой церкви не обязан сообщать совету директоров о том, что я буду или не буду делать. Мне нет необходимости руководствоваться в своих действиях рекомендациями или решениями совета директоров. Если вы не сочтете за труд прочесть устав нашей церкви, то поймете, что я и только я могу принимать решения, которые сочту нужными, а каждый член совета директоров действует в рамках делегированных ему мною полномочий.

Старик однако и не думал сдаваться.

— Вы, кажется, намеренно забываете, доктор Толбот, что именно благодаря мне вам удалось основать эту церковь.

— Не забываю, мистер Рэндл, и всегда первым готов признать, сколь велик перед вами долг нашей церкви. Я не раз публично говорил об этом.

— А в договоре аренды, по которому эта церковь занимает территорию, именуемую Черчленд, есть пункт, согласно которому я безо всяких на то причин могу отказать вам в аренде, — с триумфом воскликнул старик и торжествующе глянул на двух священников, которые не пытались ввязываться в спор и сидели тихо, как мышки.

Но Пастырь не растерялся.

— Мистер Рэндл, если вы предлагаете Дому Господнему церкви триумфа христианской Америки покинуть Черчленд, вам надо лишь послать нам соответствующее письмо, и мы тут же подчинимся вашему решению.

Рэндл молча сверлил Пастыря взглядом. Он понял, что далее блефовать не удастся. Ни одна другая церковь не располагала достаточными финансовыми возможностями для переезда в Черчленд, а без служб и постоянного притока гостей возведенные здесь сооружения не стоили и цента.

— Я этого не предлагал, доктор Толбот. Я привел эти сведения лишь в рамках дискуссии о правах каждого из нас. У меня нет ни малейшего желания отказывать вам в аренде.

— Рад это слышать, мистер Рэндл, — кивнул Пастырь.

— Но я не собираюсь сидеть, сложа руки, и наблюдать, как вы, доктор Толбот, передаете эту церковь ниггерам.

— Мистер Рэндл, я думаю, вам пора перенестись в нынешнее столетие, — в голосе Пастыря сквозило раздражение. — Мне, как многим сотрудникам и прихожанам этой церкви и, надеюсь, присутствующим здесь моим коллегам, крайне неприятно постоянно слышать от вас это слово. Я бы предпочел, чтобы в будущем, говоря о черной части нашей церкви, вы употребляли более пристойные термины.

Рэндл глянул на священников. Те по-прежнему помалкивали. Он повернулся к Пастырю.

— Я однако уверен, и в этом они согласятся со мной, что вы поступили по отношению к ним несправедливо, представив телезрителям этого ниг… я хочу сказать этого черного, первым. Тем самым вы поставили их в весьма щекотливое положение.

Пастырь повернулся к священникам.

— Вы согласны с мистером Рэндлом, господа?

Соренсен взглянул на Райкера, затем заговорил. Голос у него был мягкий, обволакивающий.

— Я полагаю, доктор Толбот, что мы нашли бы более сбалансированное решение, если бы предварительно обсудили этот вопрос.

— Что вы подразумеваете под словом «сбалансированное», доктор Соренсен?

— Решение, которое смогло бы свести к минимуму потрясение, испытанное белой аудиторией при появлении черного проповедника в столь значимой для церкви передаче.

Пастырь кивнул.

— Понятно. — Он посмотрел на второго священника. — Я бы хотел услышать и ваше мнение, доктор Райкер.

По голосу доктора Райкера чувствовалось, что он не один год провел в студенческих аудиториях.

— Одним из важнейших направлений нашей работы в христианских школах и колледжах является изучение явления, называемого «культурным шоком». Это классический пример появления не того человека не в том месте и не в то время. Предложить белой аудитории слушать черного проповедника, рассказывающего им о Боге, который создал человека по Его образу и подобию. Вы просите от них слишком многого.

— Но обратная ситуация не создает никаких проблем, — заметил Пастырь.

— Разумеется, доктор Толбот. Такова историческая традиция.

— Но справедлива ли она, доктор Райкер? В конце концов в Святом писании действительно сказано, что Бог создал человека по Его образу и подобию. Но нигде не смог я прочесть, был ли человек, которого Он создал, белым, черным, желтым, красным или зеленым.

— Вопрос, который мы рассматриваем, доктор Толбот, скорее практический, чем теологический, — вмешался Соренсен. И добавил, глубоко вдохнув: — Если мы восстановим против себя значительную часть нашей белой аудитории, это неминуемо приведет к снижению наших доходов.

Пастырь долго смотрел на него, прежде чем ответить.

— Доктор Соренсен, здесь церковь, а не Гарвардская школа бизнеса. Наша главная забота — спасение душ, а не поступление все больших сумм на банковский счет.

— Без этих сумм, доктор Толбот, — подал голос и Рэндл, — а вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, — куда труднее найти те самые души, о спасении которых вы печетесь.

Пастырь покачал головой.

— Господа, более семидесяти процентов церквей, объединенных Домом Господним, черные. Я не могу поверить, что душа одного человека отличается от души другого только потому, что у этих людей кожа разного цвета. И пока эти черные — прихожане нашей церкви, я считаю, что они должны иметь своего представителя среди пасторов.

— Вы их впустили, а теперь они захватят всю церковь, — взвился Рэндл. — Всем известно, какие они. Продай им один дом на улице, и через несколько месяцев ими будет кишеть вся округа. Дик Крэйг и Элен Лейси уже угрожают лишить нас поддержки своих организаций. А это более двух миллионов человек. Они отвернутся от церкви, в которой правят бал черные. Эти люди — основа консервативного христианского большинства, и они никогда не сядут на церковную скамью рядом с ниг… с черным.

— Мы теряем время, препираясь друг с другом, господа, когда у нас полным полно работы. В нашем национальном крестовом походе за Христа, который я планирую провести в следующий День труда, мы прежде всего должны показать каждому христианину, что и он, и все остальные любят одного и того же Бога.

— Неужели вы думаете, что в этом я буду с вами заодно? — Рэндл встал.

— А вы хорошенько обдумайте мое предложение, мистер Рэндл. В один день мы приведем к Христу миллион душ. И в этот же день соберем не менее пятидесяти миллионов долларов, которые позволят нам и дальше трудиться на благо нашего Господа.

Рэндл уставился на Пастыря, сел.

— Объясните, как это у вас получится.

— Очень просто, — Пастырь улыбнулся. — Если устроители одного боя за звание чемпиона мира по боксу собирают двадцать пять миллионов долларов, вы можете представить себе, сколько миллионов принесет схватка между Господом нашим и Сатаной?

Рэндл не ответил, но Пастырь буквально слышал, как щелкает компьютер в его голове, подсчитывая возможную прибыль.

— При должной организации и подготовке, использовав спутник-ретранслятор, мы сможем охватить пятьдесят миллионов, собрав их на всех крупнейших стадионах страны.

— Блестящий план, доктор Толбот, и я его полностью поддерживаю, — включился в дискуссию Соренсен. — Но не кажется ли вам, что такой проект не под силу одной церкви? Я убежден, что наши шансы на успех возрастут, если мы привлечем к нему другие наиболее крупные церкви с их телеаудиторией.

— Превосходная мысль, доктор Соренсен, — согласился с ним Пастырь. — Я буду вам очень благодарен, если вы организуете специальный комитет, который возьмет на себя переговоры с другими церквями об их участии в нашем крестовом походе.

— Если мы двинемся в этом направлении, полагаю, пасторы этих церквей должны играть важную роль в нашем проекте.

— Вы абсолютно правы, доктор Райкер. Я почту за честь, если эти священники, чьи усилия во благо Христа и чья любовь к Нему с давних пор восхищают меня, присоединятся ко мне в этом великом крестовом походе.

Райкер глянул на Соренсена.

— Я уверен, что доктор Соренсен согласится со мной, если я скажу, что такие известные проповедники, как Джерри Фолуэлл, Орэл Робертс, Рекс Хамбард, Боб Шаллер, а может и сам доктор Билли Грэхэм отнесутся к нашему проекту со всей серьезностью.

— Я бы добавил к ним Пола Кроуча и Фреда Прайса из Калифорнии. У них очень много последователей. — Пастырь подождал ответной реакции. Программа преподобного Прайса, негра из Лос-Анджелеса, транслировалась по тридцати пяти телестанциям, а его церковь в Креншоу не могла вместить всех желающих, так что по воскресеньям у ее дверей загодя выстраивалась длинная очередь.

— Ну, разумеется, — откликнулся Соренсен. — Чем больше мы соберем звезд, тем лучше.

Пастырь улыбнулся. О том, что Прайс — негр, даже не упомянули. Похоже, деньги легко стирали расовые барьеры. В голове его щелкнуло. Какой ему дали совет? «Вслушайся вновь, повнимательнее, в слова твоих врагов, сын мой».

Улыбка сошла с его губ.

— Я вслушиваюсь, Отец, — прошептал он. — И молюсь лишь о том, чтобы правильно истолковать сказанное ими.

— Вы что-то сказали, доктор Толбот? — спросил Райкер.

Пастырь покачал головой.

— Нет-нет. Просто размышлял вслух.

Рэндл поднялся. Его полностью выключили из разговора, что, разумеется, его не радовало.

— Я уверен, что моя телекомпания сможет убедить многих кино- и телезвезд принять участие в этом грандиозном шоу. Я буквально вижу, как все будет. Величайшие проповедники мира все вместе, в одной программе. Она войдет в историю религиозного телевидения. — Он внезапно замолчал, словно его осенила новая идея. — Нам потребуется два часа. В один мы не уложимся. Может, не хватит и двух часов.

— Логично, — согласился Пастырь. — Но нам придется найти эфирное время.

— Оно покупается, — пренебрежительно бросил Рэндл. — Ради того, чтобы коснуться Луны, можно и потратиться.

Пастырь оглядел их, улыбнулся.

— Не правда ли, господа, лучше продуктивно работать в мире и согласии, чем злиться друг на друга без достаточного на то повода?

ГЛАВА 17

— Да, ты заставил его не величать нас ниггерами, но это не означает, что он сдался, — наседал на Пастыря Джо. — Он нас ненавидит и не угомонится до тех пор, пока не увидит меня болтающимся на суку с веревкой на шее, а тебя — поджаривающимся на горящем кресте. — Выговорившись, Джо отправил в рот огромный кусок чизбургера.

Пастырь взглянул на Беверли, клюющую салат, вновь повернулся к Джо.

— Я рад, что подобная перспектива не портит тебе аппетит.

Джо ополовинил бутылку пива.

— Ты знаешь, что я прав, Пастырь. Это плохой человек. И мирится он с нашим присутствием в Черчленде лишь потому, что чует запах хороших денег.

— Я согласен с тобой, Джо. Но если тревожиться из-за таких как он, некогда будет работать.

— Попомни мои слова, — мрачно произнес Джо. — Как только крестовый поход закончится, он с нами разделается.

— А вот тут ты неправ, — покачал головой Пастырь. — Он ударит раньше.

Джо воззрился на него.

— С чего ты это взял? Я чего-то не знаю?

— Это же логично, — ответил Пастырь. — Он будет выжидать до той поры, пока не станет ясно, что крестовый поход уже не остановить. Вот тут-то и наступит самое время избавиться от нас. Ясно же, что он не сможет тронуть нас и пальцем, если успех крестового похода будет отнесен в наш актив.

— Дерьмо! — с отвращением воскликнул Джо. — А я-то думал, что у меня по меньшей мере три месяца спокойной жизни.

Пастырь улыбнулся.

— Мы тоже будем готовиться.

— К чему готовиться? Мы же не знаем, чего от него ждать. Это же сущая змея. Он нападет в самый неожиданный момент.

— Верно, — кивнул Пастырь. — Значит, придется крепить оборону, чтобы его атака не застала нас врасплох.

— Как во Вьетнаме, — насупился Джо. — Отгородимся тремя рядами колючей проволоки. Глядишь, в одном он да запутается.

— Будем надеяться.

— У меня есть идея получше. Давай я положу пластиковый гостинец под сиденье его длинного катафалка. Бум — и все дела. А уж внутренности его мы отскребем.

Пастырь расхохотался.

— Ты не меняешься Джо. А тебе надо бы помнить, что теперь ты слуга Господа. Его слуги так не поступают.

— Хорошо. Предложи что-нибудь получше.

— Давай позаботимся о себе, а с ним пусть разбираются небеса.

— Аминь. Но теперь скажи, что нам делать.

— Во-первых, закрой дверь. Я не хочу, чтобы к нам кто-нибудь зашел.

Ленч им подали в библиотеке его квартиры. Пастырь подождал, пока Джо закроет дверь и вернется к столу. Затем поднялся и сдвинул настенную панель, за которой находился сейф. Быстро повернул диск в нужное положение, открыл дверцу, достал какие-то бумаги, закрыл сейф, поставил панель на место, снова сел. Бумаги он протянул через стол Беверли.

— Узнаешь?

Она кивнула.

— Давным-давно мы решили приготовиться к непредвиденным обстоятельствам. Как показали последние события, не зря.

Беверли вновь кивнула.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — не выдержал Джо.

Пастырь посмотрел на него.

— Я хочу отдать Дом Господний объединенным с ним церквям.

Джо чуть не упал со стула.

— Теперь я знаю, что ты чокнулся. Ты же отдаешь пятьдесят миллионов долларов. А то и больше.

— Мне деньги не нужны. Я хочу, чтобы каждая церковь, которая получит свою долю, преобразовала ее в фонд для помощи неимущим.

— Какой прок тебе от этого?

— Если все пройдет, как я и задумал, у меня останется только то, что было в начале пути. То есть ничего.

Джо печально покачал головой.

— Пастырь, Пастырь, ты тоже не изменился. Здравого смысла после нашей первой встречи во Вьетнаме у тебя не прибавилось.

Пастырь повернулся к Беверли.

— Работа предстоит большая. Сначала надо отдать деньги церквям. Потом создать для каждой фонд, который получит долю акций Дома Господнего. Думаю, ты знаешь, как это делается.

— Да, — кивнула Беверли. — С этого счета мы переведем деньги церквям. Разумеется, анонимно. Одновременно церковный фонд вернет деньги нам в обмен на акции.

— Совершенно верно.

— А что ты будешь делать с деньгами? Они же вернутся к тебе.

— Положи их в банк на имя моих детей. Попечителем пусть будет их мать. Я хочу, чтобы часть денег взяли вы с Джо. Договариваться с церквями придется тебе, — это уже относилось к Джо. — Думаю, особых проблем у тебя не возникнет.

— Каких проблем? — Джо рассмеялся. — Они примут меня за Санта-Клауса, узнав, что получат такие деньги.

— Это еще не все. Я хочу, чтобы все документы были подписаны, заверены и отосланы в банк до крестового похода.

— Жесткие сроки, — покачала головой Беверли. — Чтобы уложиться в три месяца, нам с Джо придется забросить все другие дела.

— Совершенно верно. — Пастырь посмотрел на нее, потом на Джо. — Но вы справитесь?

Беверли и Джо переглянулись.

— Справимся, — ответил Джо за двоих.

Пастырь улыбнулся.

— Хорошо.

Внезапно из глаз Беверли покатились слезы, она вскочила, обежала стол, прильнула к Пастырю. Поцеловала его в щеку.

— Ты же знаешь, что мы любим тебя, Пастырь.

Подошел Джо, обнял их обоих.

— Совершенно верно, сумасшедший ты наш, — от волнения голос у него сел. — Мы и вправду любим тебя. Но скажи мне, зачем? Почему ты отдаешь все, что имеешь. Никто этого не оценит, благодарности ты не дождешься.

Пастырь чувствовал тепло их любви. И у него на глаза навернулись слезы. Он хотел, чтобы они его поняли.

— Помните наши странствия по стране, когда мы спорили сколько отдавать денег местным церквям? — ответа ждать он не стал. — Разве вы не видите? Ситуация та же самая. Мы лишь возвращаем церквям деньги, которые принадлежат им по праву.

Маркус ждал в комнате для гостей, когда Пастырь вернулся с ленча.

— Я подготовил интересующие вас цифры.

— Пойдемте ко мне. — Пастырь знаком пригласил его в кабинет, закрыл дверь, прошел за стол, всмотрелся в лицо Маркуса. — Все плохо, не так ли?

— Мы понесли урон. Обычно мы теряем на второй половине передачи десять процентов зрителей, а тут их число упало на двадцать три процента. Хотите услышать данные по регионам?

Пастырь кивнул.

Маркус достал исписанный лист.

— Начнем с самого худшего. Юг: обычные потери — пять процентов, в последнее воскресенье — сорок шесть. Юго-запад: обычно — пятнадцать процентов, на этот раз — тридцать семь. Средний запад — два процента и тридцать один. Калифорния — два процента и двадцать. Атлантическое побережье — семь и девятнадцать. Северо-восток — пятнадцать и семнадцать. Единственные светлые пятна — крупные города. Филадельфия, Нью-Йорк, Бостон, Детройт, Чикаго и Лос-Анджелес прибавки в потерях не дали, а в Чикаго и Детройте число зрителей во второй половине передачи даже немного возросло.

Пастырь кивнул. Цифры Маркуса лишь подтверждали данные консультационного центра и анализ поступивших после передачи писем и пожертвований. Компьютер, учитывая результаты первого дня, спрогнозировал сорокапроцентное уменьшение еженедельной суммы пожертвований. Пастырь посмотрел на Маркуса, сухо улыбнулся:

— Может, я поторопился. Наверное, следовало подготовить нашу аудиторию. Я не ожидал такой реакции.

— Думаю, подготовка ничего бы не дала, — возразил Маркус. — Сумасшедших среди зрителей хватает везде. Они только и ждали, чтобы побольнее ударить. И потом сделанного уже не вернешь. Подождем следующей недели. Кого вы представите на этот раз?

— Соренсена.

— Правильный выбор. Он — любимчик ультраправых, консерваторов и «Морального большинства». Предлагаю провести на этой неделе интенсивную рекламную компанию по телевидению и по радио. Соренсен выправит ситуацию.

Пастырь кивнул.

— Позаботьтесь об этом.

— Я уже отдал соответствующие распоряжения.

— Хорошо. Как вы думаете, когда эти цифры станут всеобщим достоянием?

— Насколько я знаю Кэррола, он уже едет с ними к Рэндлу.

Пастырь покачал головой.

— Значит, неприятности еще не кончились.

— У нас, телевизионщиков, есть выражение, суть которого мы позаимствовали у газетчиков: «К черту, это уже вчерашние новости, а нам надо готовить новую передачу».

— С этим не поспоришь.

На столе Пастыря зазвонил телефон. Он снял трубку, послушал, протянул ее Маркусу.

— Вас.

— Слушаю. — Мгновение спустя тот поднял глаза на Пастыря. — Диспетчер аэропорта докладывает, что самолет с нашей дамой приземлится через шесть минут. Пора ее встречать.

— Наверное, пора, — эхом отозвался Пастырь.

Они вошли в кабину лифта.

— С чего такая печаль? — Маркус попытался поднять настроение Пастырю. — Может, вы еще и поразвлечетесь. У меня такое ощущение, что дамочку сжигает страсть. Жить с «голубым» — удовольствие небольшое.

Пастырь коротко глянул на Маркуса. Вероятно, свои знали о пристрастиях Джимми Хикокса. Но Ким волновало другое: лишь бы об этом не стало известно широкой общественности.

— Если это так, придется вам остудить ее.

— Меня она и не заметит, — рассмеялся Маркус. — Потому что положила глаз на вас.

Они вышли из лифта, направились к ожидающему их лимузину.

— Со мной у нее ничего не выйдет, — ответил Пастырь, садясь в машину. — У меня и так хватает хлопот.

Но он ошибся. Ким все обставила так, что ему пришлось пригласить ее на обед в свою квартиру. Кофе они выпили в библиотеке, а потом она достала из сумочки пару сигарет с превосходной марихуаной. Так что еще до полуночи они улеглись в одну постель.

ГЛАВА 18

На следующее утро в приемной Пастырь столкнулся с двумя мужчинами, выходившими из его кабинета.

— Кто это? — спросил он секретаря.

— Телефонщики, доктор Толбот, — радостно ответила она. — Нам первым поставили новые телефоны. Теперь они пройдут к вам домой и установят такие же.

— Меня вполне устраивали и старые.

— Эти вам понравятся, доктор Толбот, — секретарь сияла как медный таз. — Они полностью автоматизированы, и ими очень легко пользоваться. А самое удивительное — они реагируют на голос. Вам не обязательно снимать трубку, достаточно сказать: «Слушаю». И трубка вам понадобится только в том случае, если в кабинете есть кто-то еще и вы не хотите, чтобы он слышал вашего собеседника. Аппарат снабжен экраном, на котором высвечивается набранный вами номер. Если этот номер занят, набор производится автоматически каждые пятнадцать секунд до тех пор, пока на другом конце провода не снимут трубку. В этом телефоне есть и автоответчик, который фиксирует все звонки в ваше отсутствие. Все секретари ждут не дождутся таких же телефонов. С ними нам будет куда легче работать.

— Это хорошо, — кивнул Пастырь. — Между прочим, миссис Хилл, а кто заказал эти телефоны?

— Новый казначей, мистер Дункан. Неделю назад здесь побывали эксперты по эффективной организации труда, а в пятницу мы получили служебную записку о том, что с сегодняшнего дня начнется установка новой телефонной системы. Все работы рассчитаны на две недели.

— Это прекрасно. Не могли бы вы соединить меня с мистером Дунканом? Или для этого мне достаточно щелкнуть пальцами?

— Нет, доктор Толбот, — она хихикнула. — Этим по-прежнему должны заниматься секретари.

Пастырь прошел в кабинет и сел за стол. Новый телефон напоминал миниатюрный пульт управления. Он еще разглядывал аппарат, когда раздался звонок. Следуя указаниям секретаря, трубку он не снял.

— Слушаю.

— Соединяю вас с мистером Дунканом.

— Давайте. — Он подождал несколько секунд. — Саттер?

Лампочка над цифрой один перестала мигать и теперь горела ровным светом.

— Доктор Толбот, вам понравился новый телефон?

— Во всяком случае, он отличается от старого. И во сколько нам обойдется новая система?

— Примерно в миллион долларов. Но благодаря повышению эффективности она окупится за восемнадцать месяцев, а в дальнейшем будет экономить нам от трехсот пятидесяти до четырехсот тысяч в год. Старую систему обслуживала телефонная компания и брала с нас по двести пятьдесят тысяч долларов в год. По контракту с фирмой-изготовителем за обслуживание новой мы будем платить только сто тысяч.

— Это хорошо, но где гарантия, что эта компания не обанкротится к тому времени, когда нам понадобятся ее услуги.

Дункан рассмеялся.

— Такое просто невозможно. Мистер Рэндл имеет исключительное право на продажу и установку этой системы в штате Техас и сейчас ведет переговоры с японцами о приобретении аналогичных прав во всем юго-западном регионе.

— Тогда волноваться не о чем. Позвольте поблагодарить вас, Саттер, за то, что мне первому установили новый телефон.

— Иначе и быть не могло, доктор Толбот. На этом настаивал и мистер Рэндл.

— Все равно, спасибо вам, Саттер. До свидания.

— До свидания, — и лампочка погасла.

Пастырь откинулся на спинку кресла. Старик далеко не дурак. Миллионные контракты под ногами не валяются, так что он позаботился о том, чтобы снять возможные возражения Пастыря. Оборудование уже установлено, не снимать же его. Однако контракты на столь большую сумму должны утверждаться советом директоров. И тут у старика был запасной ход. Он мог сыграть на том, что услуги телефонной компании обходились куда дороже.

Вновь зазвонил телефон.

— Пришли миссис Хикокс, мистер Линкольн и мистер Кэррол.

— Пригласите их в кабинет.

Дверь открылась, первой вошла Ким, за ней — мужчины. Пастырь поспешил им навстречу, поцеловал Ким в щечку, пожал мужчинам руки, пригласил их к дивану, стоящему у дальней стены, сам сел в кресло.

— Так как наши дела? — он улыбнулся Ким.

— Просто чудесно, доктор Толбот, — ответила та. — Маркус и Сэнфорд буквально носят меня на руках, а такой аппаратуры я не видела и в Голливуде. Мне просто не терпится начать работать. Если хотите, я даже готова сдвинуть оговоренные нами сроки.

— Это хорошая новость. — Пастырь повернулся к Маркусу. — А что вы думаете поэтому поводу?

— Сэнфорд и я полагаем, что это дельная мысль. Эту неделю мы использовали на все сто процентов. Определились, как будет строится передача, какие будут декорации. Два сценариста Ким быстро нашли общий язык с тремя их коллегами, работающими у нас. А Ким предложила блестящую идею, которая сразу выведет передачу на высочайший уровень. Пусть она сама расскажет вам об этом.

Пастырь посмотрел на Ким.

— Судя по его реакции, вы придумали что-то удивительное.

Она скромно потупила глазки.

— Да нет, ничего особенного я не придумала. Идея весьма проста, так что кто-нибудь обязательно наткнулся бы на нее.

— Возможно и так, — подал голос Сэнфорд, — но первой она осенила вас.

— Так не томите меня, — улыбнулся Пастырь.

— Как вы знаете, мы собираемся отснять пять передач в два дня. Две в первый и три во второй. На то есть много причин, включая финансовые, так что это наиболее практичный вариант. Опять же у нас остается время на планирование передач следующей недели. Вот тут у меня и возникла эта идея. Раз мы работаем только два дня, почему не сделать приглашенную нами знаменитость гостем недели? Во-первых, пригласить звезду на два дня куда проще, чем на целую неделю, а во-вторых, за каждый из этих дней мы можем предложить им очень высокое вознаграждение. Им это польстит, а нам избавит от лишних расходов, потому что гонорар за два дня будет меньше недельной оплаты по обычным расценкам.

— Фантастическая идея, — воскликнул Пастырь. — О каких звездах вы говорите?

— Не тех, кого вы обычно видите в религиозных передачах. Я уже позвонила своему агенту в Голливуде, а также моим близким друзьям. Думаю, мы сможем пригласить Чарлтона Хестона, знаменитого исполнителя роли Моисея и фильме «Десять заповедей», чтобы он прочитал отрывки из сценария. Кэрол Барнетт расскажет о борьбе с распространением наркотиков, о том, как ей удалось излечить дочь, Дэнни Томас — о работе в детской больнице святого Иуды. А певцы Арента Франклин, Джонни Кэш, Тамми Уайнетт исполнят нам религиозные песни из своего обширного репертуара.

— Потрясающе. Когда мы начнем?

— С удачей и Божьей помощью, мы могли бы начать через две недели. Но есть одна загвоздка. Если мы начнем раньше, получим ли мы эфирное время?

— Это не по моей части, — Пастырь повернулся к мужчинам. — Что скажете, господа?

Маркус перепасовал вопрос Кэрролу.

— Полагаю, в ситуации на рынке Сэнфорд разбирается лучше меня.

Кэррол откашлялся.

— У нас очень неплохие шансы. Начинается лето, когда воздействие экономического спада на продажу эфирного времени особенно велико. Дайте мне несколько дней и я представлю вам полную картину. Но действовать придется предельно осторожно. Не дай Бог телестудии подумают, что нам нужно лишнее время. Они задерут цены до потолка.

— Торопить вас мы не будем, — заверил его Пастырь. — А сами будем работать так, словно с выходом в эфир уже этим летом все решено.

Зазвонил телефон.

— Доктор Толбот, к вам пришли.

— Проводите посетителей в комнату для гостей. Я освобожусь через несколько минут. — Пастырь вновь повернулся к Ким и двоим мужчинам. — Я безмерно рад, что вы отнеслись к нашему проекту с таким энтузиазмом. А уже достигнутые результаты просто потрясающие. По-моему, ваша программа, Ким, обречена на успех.

Он поднялся, встали и гости.

— Пожалуйста, держите меня в курсе. Я хочу знать, как пойдут дела.

Он проводил их до двери, открыл ее.

— Надеюсь, мы встретимся вновь в самое ближайшее время.

Маркус и Сэнфорд уже вышли из кабинета, когда Ким внезапно повернулась к Пастырю.

— Завтра утром я улетаю в Лос-Анджелес. Мы сможем пообедать сегодня?

— Почему бы и нет? — улыбнулся Пастырь. — В восемь вечера у меня?

— Я приду, — прошептала Ким. — Мне хочется прямо сейчас попробовать на вкус твой конец.

Ким ушла прежде чем он успел ответить. Открылась дверь комнаты для гостей. Чарли и Мелани вернулись в приемную в тот самый момент, когда Ким покинула ее. Пастырь подождал у двери, пока они пройдут в его кабинет. Закрыл дверь, поцеловал из обоих в щеку.

Отвел девушек к тому же дивану, сам сел в кресло.

— Работы вам хватает, дети?

— Ее могло бы быть и побольше, — ответила Чарли. — Не знаю, то ли здесь особо нечего делать, то ли нам не дают перетрудиться.

Пастырь промолчал.

— Часто видишься с этой дамочкой, Пастырь? — спросила Мелани.

— Случается.

— Будь осторожен. Хорошего от нее не жди.

— Это точно, — поддакнула Чарли. — Она специализируется по пасторам. Говорят, перетрахала всех, в чьих передачах выступала, и им пришлось выкладывать крупные суммы, чтобы отделаться от нее.

Он посмотрел на одну, на другую, встал.

— Как насчет того, чтобы прогуляться, девушки? Что-то мне захотелось подышать свежим воздухом.

Из телефона раздался голос миссис Хилл.

— Звонит доктор Соренсен. Он хочет с вами поговорить.

— Я сам перезвоню ему через пятнадцать минут. — Он указал на новый аппарат. — Эти телефонные звонки не дают спокойно поговорить.

Девушки, похоже, все поняли.

— Свежий воздух нам не повредит, Пастырь.

Они спустились на его личном лифте, зашагали по дорожке к фонтану.

— Красиво, не правда ли? — он указал на сверкающие на солнце струйки воды.

— Великолепно, — согласилась Мелани.

— С холма вид еще лучше.

Молча они поднялись на холм. Пастырь повернулся, посмотрел на фонтан, затем на здание церкви. Тонированные окна не позволяли заглянуть внутрь.

— За этой рощицей есть скамья.

Деревья закрывали скамью от любого, кто следил за ними из окон. Он сел, девушки последовали его примеру. На их лицах отражалась озабоченность.

— Я хочу, чтобы вы мне помогли.

Девушки молча кивнули.

— Буду краток, у меня сегодня тяжелый день, масса каких-то встреч, заседаний, совещаний, поэтому слушайте внимательно. Вы обе должны уехать отсюда, одна завтра, вторая — через несколько дней. Никому ничего не говорите. Просто соберите вещи и уезжайте. Встретитесь в Сан-Антонио. В отеле поселитесь под вымышленными фамилиями. После того, как вы снова будете вместе, позвоните Беверли в Лос-Олтос. Она переведет пятьдесят тысяч долларов на ту фамилию, которую вы ей назовете. На эти деньги купите наиболее комфортабельный «Уиннбаго»[38], достаточно большой, чтобы в нем хватило место нам троим. Зарегистрируйте фургон на вымышленную фамилию и поставьте его на стоянку. Снова позвоните Беверли и скажите, где вы находитесь. Я вас найду.

— Что все это значит, Пастырь? — спросила Чарли.

— Объяснять у меня нет времени, но можете не волноваться. Опасность нам не грозит. — Он оглядел девушек. — Вы поняли, что мне от вас нужно?

— Поняли, — кивнула Мелани. — Хочешь, чтобы я все повторила?

— Пожалуйста.

Мелани слово в слово повторила полученные инструкции.

— Так? — спросила она, закончив.

— Все верно. — Пастырь достал из кармана конверт. — Вот вам тысяча долларов наличными на текущие расходы. И еще, в Сан-Антонио добирайтесь кружным путем, и не забудьте назвать друг другу вымышленные фамилии, которыми намерены воспользоваться.

Они рассмеялись.

— Не забудем, Пастырь, — ответила за обоих Чарли.

Он поднялся, посмотрел на них.

— Спасибо вам. Если вы не возражаете, я оставлю вас здесь. Мне пора на работу.

— Пастырь, твой кабинет прослушивается? — спросила напоследок Мелани.

Он повернулся к ней.

— Думаю, что да. Сегодня мне поставили новый телефон. Я его не заказывал.

— Когда нам тебя ждать?

Пастырь покачал головой.

— Точно не знаю, но думаю, что очень скоро.

Они наблюдали, как Пастырь идет по тропе, и не поднялись со скамьи, пока он не скрылся за деревьями.

ГЛАВА 19

— Заседание совета директоров через десять минут, доктор Толбот, — послышался из телефона голос миссис Хилл.

— Мне надо подобрать кое-какие бумаги, миссис Хилл. Я выхожу через несколько минут.

— Вы не забыли, что перед заседанием они хотят просмотреть запись первой программы Хикоксов?

— Не забыл. Благодарю вас, миссис Хилл.

Он уже складывал бумаги в папку, когда вновь раздался звонок.

— Да, миссис Хилл?

— Миссис Вашингтон из Лос-Олтоса хочет с вами поговорить. По очень важному делу.

— Хорошо. — Он нажал клавишу, на этот раз снял трубку.

— Что случилось, Беверли? — Голос ее переполнял испуг.

— Приехали какие-то люди и увезли Джо.

— О чем ты говоришь? Какие люди?

— Не знаю, — она зарыдала.

— Когда мы открыли дверь, они назвались полицейскими. Их было трос. Один достал из кармана какой-то листок и сказал, что это ордер на арест Джо, обвиняемого в двух преступлениях: террористических актах, совершенных несколько лет тому назад, и женитьбе на другой женщине при здравствующей первой жене, проживающей в данный момент в Южной Каролине. Он заявил им, что все это выдумки, он не регистрировал брак с первой женой, да и не может быть одного ордера на эти правонарушения, поскольку они подпадают под юрисдикцию разных судов. Мужчина с ордером достал из кармана наручники и велел Джо не трепать языком, а протянуть руки. «Вы не копы, — разозлился Джо, — вы даже не зачитали мне мои права», — и ударом кулака сшиб мужчину с ног. Но другой ударил Джо по голове рукоятью пистолета. Джо потерял сознание. Мужчина с наручниками поднялся, застегнул их на руках Джо, и они поволокли его к двери. Я начала кричать, один из них вернулся, сильно ударил меня по лицу. «Лучше молчи, раскосая, — прошипел он. — И позвони своему дружку, доктору Толботу. Только он может спасти жизнь твоему мужу». — Они подтащили Джо к машине, бросили его на заднее сиденье и уехали.

— Ты запомнила номерные знаки? Какого цвета была машина?

— Черная. А номерные знаки они заляпали грязью, Беверли вновь зарыдала. — Что происходит, Пастырь?

— Не знаю. Но ты оставайся дома и постарайся взять себя в руки. Не волнуйся. Я со всем разберусь и верну тебе Джо.

— Но он был весь в крови. Кровь из раны на голове текла по лицу.

— Он оклемается, — заверил ее Пастырь. — Я его знаю. Череп у него железный. Никуда не уходи, пока я не позвоню тебе.

Он медленно положил трубку, взял со стола папку. Первый выстрел прозвучал. Интересно, подумал он, когда и каким будет второй. Почему-то он нисколько не сомневался, что долго ждать не придется.

Он посмотрел на Рэндла, как только погас экран и вспыхнула люстра. Старик сидел с закрытыми глазами. По ходу просмотра Пастырь несколько раз поглядывал на него и, похоже, тот проспал большую половину программы.

— Я думаю, это очень хорошее шоу, господа. Хикоксы буквально лучатся добротой и дружелюбием. А самое главное, это развлекательная передача. В ней есть понемногу от всего, что обеспечивает на телевидении успех. И игра, и отличные песни Джимми, и душещипательная история женщины, которую поддерживает Христос, когда ее ребенок умирает от рака, и комедийная сценка, в которой Хикоксам приходится иметь дело с сантехником, чинящим их посудомоечную машину. Передача наверняка получит хороший рейтинг, — Пастырь оглядел сидящих за столом. — Я бы хотел, чтобы эта передача уже летом вышла в эфир.

— А вот я несколько разочарован, доктор Толбот, — возразил Соренсен. — Я бы предпочел, чтобы упор делался на религию, а не на игры и юмор. Все-таки спонсор у этой передачи — церковь.

— Вы точно ухватили суть, доктор Соренсен. Именно такого эффекта мы и добивались. Сейчас в эфире полно программ с упором на религию. Я думаю, люди сыты ими по горло. Они хотят, чтобы их развлекали. У них полно своих проблем, так что они не желают постоянно выслушивать нравоучения. Не забывайте, что в каждой передаче у нас четыре полные минуты. Мы донесем до зрителей все, что хотим сказать.

— Я в этом не уверен, — упорствовал Соренсен.

— Давайте сделаем несколько выпусков передачи именно в таком виде. Если дело не заладится, что сможем быстро внести необходимые изменения.

— А есть возможность упомянуть в передаче о нашем Крестовом походе? — спросил Соренсен. — Если да, то я склонен согласиться с вами.

— Давайте обратимся к специалистам. Мистер Линкольн, мистер Кэррол, что вы думаете по этому поводу?

— Я думаю, идею мистера Соренсена можно реализовать, не меняя сценария передачи.

— Согласен, — кивнул Маркус. — Придется кое-что сделать, но непреодолимых препятствий нет.

— Хорошо, — улыбнулся Пастырь. — Тогда, если у доктора Соренсена больше нет возражений, председательствующий готов рассмотреть предложение о скорейшем выпуске программы в эфир.

Предложение внес доктор Соренсен. Доктор Райкер и миссис Лейси поддержали его. «За» проголосовали все, за исключением Линкольна и Кэррола. Они воздержались из скромности, поскольку речь шла об их работе. Как обычно председательствующий не голосовал, поскольку его голос учитывался лишь в тех случаях, когда мнения директоров разделялись поровну.

Пастырь посмотрел на свои записи.

— Доктор Райкер предложил, чтобы о подготовке Крестового похода нам доложил доктор Соренсен.

Доктор Соренсен встал.

— Я с нескрываемым удовольствием сообщаю вам, что из пятнадцати ведущих телепроповедников одиннадцать согласились присоединиться к нам. Пять пасторов приедут сюда, в Черчленд, остальные предоставят короткие видеоклипы для включения в передачу, поскольку на этот день у них уже назначены проповеди. Заключены контракты на аренду тридцати одной спортивной арены, то есть потенциальное число зрителей может превысить два миллиона. Стоимость входного билета составит в среднем пять долларов, из которых мы получим сорок процентов. Возможный доход оценивается в четыре миллиона долларов. Разумеется, в объединенные с Домом Господним церкви вход будет бесплатный. Кроме телестанций, регулярно транслирующих наши программы, еще ряд станций кабельного и обычного телевидения высказали желание показать наш Крестовый поход. Финансовые вопросы еще утрясаются, но уже можно утверждать, что из этого источника мы получим десять миллионов долларов. К нам обращаются также религиозные вещательные компании, как американские, так и зарубежные. Ожидается, что контракты с ними принесут нам еще миллион. Помимо вышесказанного, мы можем рассчитывать на доходы от нашей обычной телеаудитории. Можно ожидать, что трансляцию Крестового похода будут смотреть сорок миллионов человек. И без моих пояснений всем ясно, что мы смело можем рассчитывать на получение с каждого человек по доллару. Более шестисот представителей администрации и законодательной власти, как федеральной, так и на уровне штатов, многие известные общественные деятели ответили согласием на приглашение организационного комитета приехать в Черчленд и принять участие в нашем Крестовом походе. Сейчас полным ходом идет работа над сценарием, определяются порядок выступающих, музыкальное сопровождение, развлекательные номера. — Он сел под аплодисменты директоров.

Пастырь поднялся.

— Председательствующий выражает личную благодарность доктору Соренсену за прекрасный доклад, а также ему, доктору Райкеру и их многочисленным помощникам за плодотворную и бескорыстную работу на благо нашей церкви. — Он помолчал. — Если других вопросов, требующих внимания директоров, нет, председательствующий вносит предложение закрыть заседание.

Заседание закончилось, директора начали покидать зал. Пастырь сел, собирая лежащие перед ним бумаги в папку, закрыл ее и уже встал, чтобы уйти, когда к нему обратился Рэндл.

— Не сможете ли вы уделить нам несколько минут?

Пастырь поднял голову. Рэндл так и остался сидеть у противоположного торца, Дик Крэйг и миссис Лейсм расположились справа и слева от него. Доктора Соренсен и Райкер остались на своих местах.

— Разумеется, — Пастырь опустился на стул.

Рэндл махнул рукой в сторону двери, и Райкер, сидевший ближе всех, вскочил, чтобы закрыть ее. После того как он вернулся к столу, Рэндл долго смотрел на Пастыря, прежде чем заговорить. По триумфальным ноткам в его голосе чувствовалось, что старик полагает себя хозяином положения.

— Поступившая к нам информация, касающаяся вас, доктор Толбот и вашего заместителя, преподобного Вашингтона, заставляет нас задуматься о необходимости вашего дальнейшего сотрудничества с этой церковью. Сведения, о которых я говорю, убеждают нас, что вы и ваш заместитель более не можете работать в этой церкви, ибо, если они станут достоянием широкой общественности, церковь наша будет уничтожена, и мы не сможем нести учение Господа нашего Иисуса Христа американскому народу.

— Полагаю, вы можете предоставить мне вышеозначенную информацию. — Голос Пастыря звучал ровно и спокойно.

— Разумеется. — Рэндл раскрыл папку, достал несколько скрепленных листков, протянул их Райкеру, а тот, в свою очередь, передал листки Пастырю.

Пастырь посмотрел на верхний лист. Авторство документа принадлежало известному частному детективному агентству, которому поручили покопаться в прошлом Джозефа Вашингтона, одно время известного как Али Эльях. Содержание отчета не составляло для Пастыря тайны: Джо Вашингтон разыскивается ФБР за совершенные им террористические акты. Джо Вашингтон жил с некоей Ли Тернер, которая родила ему двоих детей. В настоящее время Джо Вашингтон женат на Беверли Ли.

Пастырь отложил листки, посмотрел на Рэндла.

— Сотрудники этого агентства сегодня утром похитили Джо Вашингтона из его дома?

— Не похитили, доктор Толбот, — возразил Рэндл.

Задержали его, чтобы передать органам правопорядка.

— Так почему же он до сих пор не в тюрьме?

— Потому что я объяснил им, какой урон в этом случае будет нанесен нашей церкви, — ответил Рэндл. — Они — истинные христиане, и не хотят, чтобы из-за преступлений одного человека страдали многие.

— Какие добропорядочные люди, — саркастически заметил Пастырь. — Разумеется, к задержанию Вашингтона вы не имеете ни малейшего отношения?

Рэндл молча смотрел на Пастыря, рот его превратился в узкую полоску.

— Полагаю, ваше молчание означает, что агентство действовало по вашей указке.

— Полагайте, что хотите, — ответил Рэндл и взял со стола зеленую папку.

Райкер подхватил ее и передал Пастырю.

Пастырь открыл папку. Еще не поданное в суд заявление на развод. Причины: измены и жестокое обращение.

— Моя жена сказала мне, что никогда не подаст на развод, что бы ни говорили обо мне кто угодно, включая и вас.

— В суд она не обращалась… пока, — кивнул старик. — Но, думаю, она переменит свое мнение, увидев вот это, — он передал видеокассету Райкеру, который вставил ее в паз видеомагнитофона. Рэндл повернулся к миссис Лейси. — Вам совсем не обязательно заставлять себя смотреть на эти извращения.

— Я посмотрю, — твердо заявила миссис Лейси. — Как один из основателей этой церкви я должна знать все факты, сколь бы отвратительными они ни были.

Лицо Пастыря осталось бесстрастным. Он уже догадался, что его ждет. Рэндл не только снабдил его телефоны подслушивающими устройствами, но и установил видеокамеру в его спальне.

По экрану побежала черно-белая рябь, перемежаемая цветовыми вставками, затем появилась картинка. В темноте лишь слабо проглядывались очертания тел. Но вот послышался женский голос: «Твой игрунчик слишком велик для моего рта. Я должна его увидеть».

Тут же экран осветился. Пастырь голышом стоял на коленях на кровати, спиной к камере, скрывая Ким, лежащую за ним. Внезапно она развернула Пастыря лицом к камере, все еще держа его член в руках, затем улеглась на спину, широко развела задранные вверх ноги, ввела член и закрыла глаза, как только Пастырь начал ритмично двигаться взад-вперед.

— Можно выключать, — распорядился Рэндл. — По-моему, увиденного белее чем достаточно.

Пастырь молчал. Ким заложила его. Она знала, где находится камера, и расположилась так, что показать его во всей красе.

Рэндл не сводил глаз с Пастыря.

— Вы думаете, что просмотрев эту пленку, Джейн не подаст на развод?

— Я не могу отвечать за Джейн. Но мне хотелось бы знать, сколько вы заплатили Ким Хикокс за эту сцену?

Рэндл не ответил.

— А может, она всего лишь честная женщина-христианка, пожертвовавшая собой ради спасения церкви? — Пастырь невесело рассмеялся. — Меня предупреждали. Очевидно, ей не впервой искать Бога в постели священника.

Рэндл заговорил.

— Мы не хотим загонять вас в угол. Главное для нас — благополучие церкви. Поэтому мы не просим вас и вашего приятеля незамедлительно уйти в отставку. Мы согласны принять ее на следующий день после Крестового похода. Разумеется, соответствующий документ вы должны подписать сегодня.

— А если я его не подпишу?

— Ваша жена получит пленку. А ниггера сдадут в полицию.

Пастырь помолчал.

— А если я скажу, что мне плевать? Валяйте.

Рэндл вытаращился на него.

— Ты же уничтожишь церковь.

— Нет, — покачал головой Пастырь. — Не я. Ее уничтожите вы. С самого начала я знал, что забота ваша не о Божьем слове. Вас волновали только деньги и власть, которые оно могло вам дать.

— Один из мужчин, что караулят вашего друга, потерял двух близких родственников, которые погибли при взрыве бомбы, брошенной Черными мусульманами. — Рэндл словно и не слышал слов Пастыря. — Вашему другу повезет, если его сдадут полиции. Возможно, его жена не увидит вашего друга живым.

Пастырь встретился взглядом со стариком.

— Вы странный человек, Джейк. Одно убийство, другое. Человеческие жизни для вас совсем ничего не значат?

— Моя единственная забота — церковь.

— А ваша дочь?

— Она сама решила выйти за вас. Я ее не заставлял. Пусть сама и расплачивается за свои грехи.

— А за чьи грехи будете платить вы. Джейк? По своим-то вы платить не собираетесь.

Рэндл промолчал.

— Вот о чем я вас попрошу, Джейк, — продолжил Пастырь. — В следующей воскресной передаче объявите, что я ухожу от мира и появлюсь только в день Крестового похода.

— Я не возражаю.

— Благодарю.

— Так мы получим прошение об отставке?

— Да, — Пастырь встал. Прошел к двери, открыл ее, оглянулся. — Любопытная у вас телефонная компания, Джейк. Ваши друзья, должно быть, понятия не имеют, какие тут установлены штучки.

Рэндл не счел нужным продолжать затронутую тему.

— Когда мы получим прошение об отставке?

— Как только мне позвонит Беверли и скажет, что Джо дома, целый и невредимый, — и Пастырь вышел из зала заседаний, закрыв за собой дверь.

ГЛАВА 20

Зеленый «бьюик» свернул с Тихоокеанской береговой автострады на большую автостоянку к северу от Сан-Диего и покатил к серебристо-черному «Уиннбаго», припаркованному над самым обрывом. Машина остановилось. Джо, сидевший за рулем, вылез из кабины первым. За ним последовали Беверли и Тарц.

Джо вгляделся в «Уиннбаго».

— Наверное, этот. Других серебристо-черных я не вижу.

— Почему бы нам не постучать в дверь? — предложила Беверли.

Они подошли к фургону, Джо осторожно постучал. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, сильнее.

Мгновение спустя изнутри послышался приглушенный женский голос: «Кто там?»

Джо однако его узнал.

— Это Джо, Чарли. Открывай.

Дверь распахнулась, Чарли сбежала по ступенькам в объятия Джо.

— Вы здесь! — Она рассмеялась. — Вы действительно здесь! Даже не верится!

— Разве Пастырь не говорил о нашем приезде?

— Говорил, говорил. Но мы торчим тут больше недели. Я уже начала думать, что мы вас не дождемся.

— Мы смогли уехать лишь после того, как уладили все дела. — Он посмотрел на появившуюся в дверном проеме Мелани. — Привет, крошка. Ты прекрасно выглядишь.

Мелани спустилась по ступенькам, чтобы обнять его, а Чарли тем временем уже целовала Беверли и Тарца.

Джо огляделся.

— А где Пастырь?

— На берегу, — ответила Мелани. Медитирует там каждое утро.

— С ним все в порядке?

— Он в отличной форме. Можете убедиться в этом сами.

Она подвела их к обрыву, указала вниз. Пастырь сидел на большом выпирающем из песка валуне, спиной к ним, абсолютно неподвижный.

— Он опять отрастил волосы, — заметила Беверли.

— Да, — кивнула Чарли. — И бороду. Он так помолодел. Стал тем Пастырем, каким мы знали его раньше.

— Он расстроился из-за развода? — спросила Беверли.

— Нет, — ответила Мелани. — Полагаю, он этого ожидал, так что сообщение Джейн не стало для него сюрпризом. Он даже сказал нам, что так оно и лучше.

— Меня удивляет другое, — добавила Чарли. — Почему о разводе не написали в газетах?

— Об этом позаботился ее папашка, — ответил Джо. — Все сделали по-тихому. — Он вновь посмотрел на Пастыря. — Долго он так будет сидеть?

— Еще полчаса, а то и больше. Если хотите, я схожу вниз и приведу его, — предложила Чарли.

— Нет, — покачал головой Джо. — Встречи с ним мы ждали два месяца. Потерпим еще полчаса.

— Тогда прошу в «Уинни», — Чарли шагнула к лесенке. — В холодильнике есть пиво.

В доме на колесах царила прохлада. Мерно жужжал кондиционер. Джо отпил пива.

— Так что же вы делали целыми днями? — спросил он. — Я знаю, что вы мотались по стране. Каждую неделю встречали в новом штате.

Мелани пригубила ледяной чай.

— Главным образом, ходили в церковь. Каждый день в разные. Там Пастырь стоял и общался с людьми. Сам практически ничего не говорил. Слушал. На следующий день все повторялось в другом городе, в другой церкви.

— Он не проповедовал? — спросил Тарц.

— Нет. На этот раз он решил последовать совету матери. Просто поговорить с людьми и послушать их.

Беверли кивнула. Повернулась к Джо.

— Он вот-вот придет. Может, принести все документы? Они в багажнике.

Джо кивнул и поднялся.

— Пошли, Тарц. Негоже переваливать всю тяжелую работу на черного человека.

Тарц рассмеялся и последовал за ним.

Беверли посмотрела на девушек.

— С Пастырем действительно всё в порядке?

— Да, — кивнула Мелани. — Он, правда, более спокойный, чем бывало. И большую часть времени говорит с кем-то внутри себя.

— Странно это, — добавила Чарли. — Зачастую говоришь ему что-то без полной уверенности, что он тебя слышит. Но потом он отвечает; получается, что твои слова до него доходят.

— А в оставшееся время он читает Библию, — вздохнула Мелани. — По-моему, он пролистал ее столько раз, что со страниц стерся шрифт.

Беверли заговорила после долгой паузы.

— Буддистские священники учат нас, что каждое слово имеет тысячу значений, но лишь одно из них годится конкретному человеку. Может, Пастырь ищет подходящее ему.

Папки с документами аккуратной стопкой лежали перед Пастырем. Он сидел между Беверли и Джо, Тарц с девушками расположились по другую сторону стола.

Беверли открыла первую папку.

— Здесь компьютерные распечатки по Черчленду. Последняя датирована пятнадцатым июня. После этого нам перекрыли кислород.

— Каким образом? — спросил Пастырь.

— Они изменили пароль. Я думаю, кто-то заподозрил утечку информации.

— Могли они выйти на тебя?

Беверли покачала головой.

— Исключено. Каждый раз мы подключались к ним с другого базового адреса. А компьютер не оставляет в памяти сведения о том, кто запрашивает информацию.

Пастырь кивнул.

— Читать все не хочется. Ты сможешь сообщить мне самое главное?

— Думаю, да. Прежде всего Рэндл позаботился о себе. Он продал Черчленд вместе со всеми сооружениями Дому Господнему за двадцать пять миллионов долларов наличными. Трансфер намечен на тридцатое июня.

— Неплохая сделка. Двадцать пять миллионов за дома стоимостью в шесть миллионов и тысячу акров никому не нужной земли.

— Пятьсот акров, — поправила его Беверли. — Аэропорт и прилегающий к нему участок он оставил за собой. Черчленд будет платить за аренду аэропорта по двести тысяч долларов в год.

Пастырь молча ждал продолжения.

— Приблизительно восемь миллионов долларов пожертвовано «Фонду Джейка Рэндла» для распределения среди различных церквей и социальных и политических групп. По одному миллиону получили «Американцы за лучшую жизнь» мистера Крэйга и Женский христианский совет миссис Лейси. Кроме того подписаны новые контракты с докторами Соренсеном и Райкером, увеличивающие их жалование и расчетный счет до ста пятидесяти тысяч долларов в год. Миссис Ким Хикокс заплачена премия в двести пятьдесят тысяч долларов за особое содействие в организации Крестового похода. — Беверли отпила ледяного чая. — К пятнадцатому июня примерно семь миллионов ушло на оплату эфирного времени и рекламу Крестового похода.

Пастырь посмотрел на нее.

— И сколько оставалось на счету пятнадцатого июня?

— Около семи миллионов долларов, — ответила Беверли. — Учитывая среднюю сумму еженедельных пожертвований, ко дню Крестового похода эта сумма уменьшится вдвое, но по расчетам компьютера Крестовый поход должен привести не меньше двадцати пяти миллионов долларов.

Пастырь пролистал папку с распечатками.

— Каждый урвал свой кусок.

— Еще нет, — возразил Джо.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты слишком много знаешь. И не думай, что старик хоть на минуту забудет об этом. Ты для него серьезная угроза, и он приложит все силы, чтобы нейтрализовать тебя. — Джо повернулся к Тарцу. — Расскажи, что тебе известно.

— Однажды я пошел в Лос-Олтосе в кино. Потом мне захотелось пить, и я заглянул в ближайший бар. У стойки толпился народ, поэтому я сел за столик и заказал пива. Прежде чем официантка принесла его, ко мне подсели двое мужчин. Я сразу понял, что это детективы. Они молчали, пока официантка не обслужила меня. Я тоже не спешил начать разговор.

Наконец один из них заговорил. «Вы — помощник пастора в Доме Господнем?» «Совершенно верно», — ответил я. «Вы — давний друг Пастыря, не так ли?». «Один из самых давних». В последнее время он не связывался с вами»? «Нет, — ответил я, — я ничего не слышал о нем с тех пор, как он ушел от мира».

«Вы же не верите такой ерунде?» — он всмотрелся в меня. «Я верю тому, что мне говорят», — ответил я. «Поверьте мне, все это выдумки. Он удрал, взяв с собой половину принадлежащих церкви денег». «Нет, — надеюсь, ужасался я достаточно естественно. — Кто мог подумать, что этот человек способен на такое?» Он пристально посмотрел на меня. «Так вы, часом, не знаете, где он»? «Нет, — ответил я. — Я даже не знаю, в какой штат он поехал». Детектив, что допрашивал меня, повернулся к напарнику, тот кивнул. Он вновь посмотрел на меня. «Мистер Рэндл хотел бы переговорить с Пастырем и решить все полюбовно, без лишнего шума. Он считает, что скандал только повредит церкви». «Я с ним полностью согласен», — поддакнул я. «Мистер Рэндл заплатит десять тысяч долларов тому, кто сможет сказать нам, где его искать». Я глубоко вздохнул, глотнул пива. «Это большие деньги». «Мистер Рэндл очень обеспокоен его длительным отсутствием. Очень обеспокоен». «А вы не связывались с его матерью»? — спросил я, зная, что там тебя нет. «Мы держим ее дом под постоянным наблюдением и прослушиваем ее телефон. Результат нулевой. Мы следим и за домом его бывшей жены, но они последний раз говорили по телефону месяц тому назад, когда она сообщила ему о разводе. «Тогда я понятия не имею, где он может быть». «А как насчет проповедника-ниггера, что объезжает маленькие церкви»? — спросил детектив. «О нем я тоже ничего не знаю. У меня совсем другая работа». Детектив помолчал. «Так вы хотели бы получить десять кусков?» «Конечно, — кивнул я. — Кто откажется от таких денег»? Он достал из кармана визитку и протянул мне. «Если вы что-нибудь услышите, позвоните по этому номеру. Вы получите десять тысяч при условии, что мы его поймаем». «Целых десять тысяч?» — переспросил я. «Ровно десять. — Он поднялся. Наличными. Не потеряйте карточку». «Ни в коем случае». — Я засунул визитку в карман. И я ее не потерял, — Тарц достал из бумажника визитку и передал Пастырю.

Тот поглядел на белый прямоугольник. «Специальная служба безопасности. Инк.», Хьюстон, штат Техас. И телефонный номер.

— Меня схватила эта же компания, — заметил Джо.

Пастырь кивнул, положил визитку в нагрудный карман. Улыбнулся Тарцу.

— Спасибо тебе.

— За что? — изумился Тарц. — Я же ничего не сделал.

— За любовь и заботу, — Пастырь повернулся к Джо и Беверли. — Как реализуется наш план?

Лицо Джо расплылось в улыбке.

— Девяносто процентов договоров подписано и скреплено печатью. Остальные будут подписаны в ближайшие недели. В этих десяти папках копии всех договоров.

— Хорошо, — кивнул Пастырь и взглянул на Беверли. — Как насчет фонда для детей?

— Все готово, — она подтолкнула к нему большой конверт из плотной бумаги. — Здесь все документы. Заверенные нотариусом и одобренные банком. Осталось лишь послать копии твоей бывшей жене.

Пастырь отодвинул конверт.

— Ты и пошлешь его заказным письмом за день до Крестового похода.

— Хорошо, — кивнула Беверли.

— Как насчет судебного иска священников? — спросил Пастырь.

— Он тоже готов. Священники подписывали его, когда мы передавали им акции. Но наши адвокаты рекомендуют подать иск в федеральный суд Калифорнии. Во-первых, потому что именно в этом штате зарегистрирован Дом Господний. А во-вторых, в Техасе слишком велико влияние Рэндла. Он может добиться того, что иск положат под сукно. Сейчас они выясняют, кто из федеральных судей в Сан-Диего с пониманием воспримет наш иск.

Пастырь кивнул.

— Они также советуют подать иск в последнюю пятницу перед Крестовым походом, чтобы ордер на арест счетов начал действовать со следующего дня. В этом случае мы заморозим все, включая сборы от Крестового похода.

Пастырь глубоко вдохнул.

— Тогда тебе придется идти в суд. Меня здесь не будет.

Джо воззрился на него.

— А где же ты будешь?

— В Черчленде, где же еще. В конце концов, меня рекламируют наравне с остальными. Я должен прочитать заключительную проповедь.

— Ты совсем обалдел? — набросился на него Джо. — Ты же слышал, что сказал Тарц. Неужели ты думаешь, что тебя подпустят к Черчленду?

— Меня это не остановит, — спокойно ответил Пастырь.

— Тогда я пойду с тобой, да еще приглашу пару-тройку надежных парней. Подготовку они начнут немедленно.

— Никто со мной не пойдет, — твердо возразил Пастырь. — Я не хочу, чтобы из-за меня кому-то причинили вред. Я верю в то, что убийство недопустимо.

— Ты думаешь, они придерживаются того же мнения? — сердито спросил Джо.

— Тогда мне остается лишь пожалеть их.

— Какая тебе польза от того, что тебя убьют?

Пастырь ответил ему, и никогда ранее не слышали они в его голосе такой категоричности. Не оставалось сомнений, что для себя он все решил, и спорить более не о чем.

— Иисус знал это, когда шел к римлянам, однако не ведал страха. И потребовался Понтий Пилат, чтобы вынести ему смертный приговор. — Он оглядел сидящих перед ним. — Не бойтесь за меня, дети мои. Я выживу, как выжил наш Господь.

ГЛАВА 21

Телефонный звонок вырвал его из объятий сна.

Он перекатился к краю кровати, заставил себя разлепить глаза, посмотрел на часы. Без пяти шесть. Он застонал, глянул в окно. Только-только начало светать. Вновь с его губ сорвался стон. Не прошло и трех часов, как он лег спать, а им опять что-то от него нужно. С большим трудом ему удалось протянуть руку: усталое тело отказывалось подчинятся.

— Линкольн слушает.

— Авраам? — Голос показался ему знакомым.

Маркуса аж передернуло. Этой шуткой его донимали с детства.

— Нет, черт побери! Маркус!

— В чем дело, Маркус? Я вас разбудил? — В трубке послышался смех.

И тут он окончательно проснулся. Смех этот он слышал не раз.

— Это…

Закончить фразу голос ему не дал.

— Пожалуйста, без имен. Спуститесь к телефонной будке на углу[39]. Я перезвоню через три минуты.

Три минуты спустя Линкольн стоял в телефонной будке.

Трубку он снял после первого звонка.

— Это вы? Как дела?

— Отлично.

— Где вас носило? Я все время пытался связаться с вами.

— Ездил по стране. Общался с людьми. Думал. Молился.

— Вам следовало позвонить мне. Я — ваш друг.

— Я знаю. Но позвонить не мог. Мне требовалось время, чтобы очистить голову от всего этого дерьма. Сейчас мне нужна информация. И я хочу попросить вас об одной услуге.

— Слушаю вас.

— Беспроводные микрофоны работают на той же частоте, что и прежде?

— Да. Мы ее не меняли.

— Сможет сверхмощный микрофон, работающий от аккумулятора на двадцать четыре вольта, заглушить все остальные?

— Конечно. Все микрофоны работают на полуторавольтных батарейках. Двадцать четыре вольта забьют все, что находится в радиусе тысячи ярдов.

— Все проводные микрофоны подключены к одному пульту?

— Да.

— А беспроводные — к другому?

— Совершенно верно.

— Сколько видеокамер у вас в работе?

— Двадцать. Наш пульт рассчитан только на восемь. Поэтому их подключение и отключение оговариваются заранее.

— Вы можете навести лучшую камеру на крест и сделать так, чтобы она не отключалась?

— Да. Только уточните место.

— У вас есть надежный человек?

— Я все сделаю сам.

— Наведите ее на сдвижные панели в перекрестье, за которыми находятся прожектора.

— Понятно.

— Вы сможете отключить все остальные видеокамеры, когда панель начнет двигаться?

— Нет проблем.

— И соединить микрофонные пульты?

— Естественно.

— Отлично. Значит, вы все поняли.

— Подождите. Когда мне начинать?

— Как только увидите меня.

— Вам не пробраться сюда.

— Почему? Я еще числюсь в программе, не так ли?

— Разумеется, числитесь. Но это не значит, что они выпустят вас в эфир. Вместо вас выступит Соренсен.

— Его ждет жестокое разочарование.

— Старик пригнал в Черчленд триста детективов. У каждого есть ваша фотография. Они схватят вас, как только увидят.

— Они меня не увидят.

— Как бы не так. Для этого вам нужно стать невидимкой. Пожалуйста, послушайте моего совета, не лезьте в Черчленд. Это серьезные ребята. И они получили приказ не церемониться с вами.

— Это ужасно. Значит, мне нечего и пытаться выбраться отсюда.

— Что вы такое говорите?

— Я в Черчленде уже три дня. — В трубке послышался добродушный смех. — Да пребудет с вами Бог, Маркус.

Раздались гудки отбоя. Маркус медленно вышел из будки. Солнце уже выглянуло из-за горизонта. По всему чувствовалось, что погода в этот день не подведет.

К полудню, за четыре часа до начала трансляции Крестового похода, на десятитысячной трибуне, возведенной на автостоянке перед зданием церкви, не осталось ни одного свободного места. Прочие автостоянки были забиты машинами, люди толпились на всех лужайках. Всюду царило праздничное настроение. Разносчики воздушной кукурузы, булочек с сосисками и прохладительных напитков трудились, не покладая рук. Даже люди, стоящие в очереди в передвижные туалеты, и те улыбались.

Маркус обозревал окрестности из аппаратной, которая помещалась высоко над трибуной. Внизу он видел море людей. На крыше церкви расположились охранники с биноклями и винтовками с оптическим прицелом. Ходили они — он это знал — и по крыше аппаратной.

Между трибуной и церковью располагалась большая сцена для шести сотен почетных гостей Крестового похода. От солнца ее прикрывал красно-бело-синий парусиновый навес. Маркус посмотрел на гигантский золотой крест, парящий меж двух башен. Вот и сдвижная панель. Стоит, не шевелится.

Он шагнул к камере номер один. Прильнув к объективу, сфокусировал ее на сдвижных панелях так, что они заполнили весь экран монитора. Закрепил камеру в этой позиции, вновь прильнул к объективу, выключил монитор. Внезапно Маркусу стало нехорошо, он прошел в крошечную ванную. Запер за собой дверь, посмотрел в зеркало. Душевная мука отражалась на его лице. Постояв, он достал из кармана флакончик с кокаином. Втянул белый порошок одной ноздрей, второй. Убрал флакончик, сложил руки перед грудью, склонил голову, взмолился:

— Пожалуйста, дорогой Бог. Не дозволяй ему этого делать.

Маркус взглянул на часы пульта управления. Шесть минут до начала двухчасовой передачи, вызвавшей громадный интерес по всей стране. Сомнений в этом не было. Поступавшие со всех концов страны сведения свидетельствовали о безмерной любви Америки к Богу Мечта Пастыря стала реальностью.

Маркус подошел к пульту.

— Я тебя сменю, — сказал он режиссеру. — Ты, должно быть, совсем вымотался.

— Это точно, — кивнул тот. — И мне надо отлить, а не то у меня лопнет мочевой пузырь.

Маркус надел наушники, поправил микрофон.

— Камера семь, дайте Рэндла. Мужчина в белом костюме и черных очках слева и чуть сзади от кафедры.

На мониторе появился Рэндл, за ним горой возвышался телохранитель. Рэндл опустил голову и, похоже, не следил за происходящим. А на кафедру уже поднялся диктор.

Маркус искоса глянул на часы. Тридцать секунд до начала передачи. Диктор заговорил в точно назначенное время, как только на гигантском экране померкло улыбающееся лицо самого популярного калифорнийского проповедника.

Маркус включил камеру один и посмотрел на сдвижные панели в центре креста, одновременно слушая диктора вместе с миллионами телезрителей, сидящих у экранов. Руки Маркуса лежали на переключателях, а в ушах гремел хорошо поставленный голос:

— …человек, чья любовь к Иисусу Христу позволила организовать первый общенациональный поход за Христа, великий пастор Дома Господнего церкви триумфа христианской Америки, доктор Эндрю Толбот, к со…

Маркус щелкнул переключателями, отсекая голос диктора от эфира, сдвижные панели разошлись, из чрева креста выдвинулась платформа с прожекторами. Перед ними на платформе стоял другой крест, из темного дерева, высотой в семь футов. К краю платформы подошел мужчина. В белой свободного покроя сутане, перетянутой в талии белой веревкой, концы которой свисали чуть ли не до босых ног мужчины. Он взялся руками за ограждающий платформу поручень.

Маркус смотрел на экран монитора, не веря своим глазам. Длинные волосы мужчины падали на плечи, борода достигала груди. Мужчина постоял, вглядываясь в собравшихся внизу. И лишь когда он заговорил, Маркус поверил, что перед ним Пастырь. Еще один щелчок переключателя, и картинка с монитора появилась на гигантском экране за сценой. Теперь Пастыря видели не только телезрители всей Америки, но и сидящие на трибуне.

Голос Пастыря загремел из динамиков.

— Братья и сестры во Христе… — Конец фразы потонул в восторженном реве толпы.

А в наушниках раздался перепуганный голос режиссера сцены: «Что у вас там происходит? Немедленно давайте доктора Соренсена на кафедре!»

Маркус взглянул на монитор седьмой камеры. Рэндл уже вскочил и что-то кричал телохранителю, указывая на экран. Затем бросился к кафедре, крича на ошалевшего Соренсена, застывшего, словно изваяние, не понимающего, как такое могло случится.

— Катись ты к черту, Джейк, — прошептал Маркус и вновь повернулся к Пастырю.

Тот поднял руки, призывая к тишине. Шум быстро стих, многие опустились на колени, некоторые лишились чувств от любви к Христу. Вновь загремел голос Пастыря.

— Сегодня я вышел к вам не с тем, чтобы проповедовать о любви к Богу. Потому что вы уже любите Его. Я пришел сюда не с тем, чтобы сказать, что Он любит вас. Вы это и так знаете. Сегодня я пришел, чтобы сказать вам об иудах. Не о том несчастном Иуде, что предал нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа. Но о сотнях иуд, которые в собственных целях используют вашу любовь к Иисусу, чтобы предать и вас, и Его. Посмотрите в лица тех людей, которым вы верите, тех людей, которые обещают привести вас к Нему на небеса за деньги, которые вы посылаете им, а потом используют эти деньги ради собственного обогащения и власти, которой они жаждут. Я хорошо знаю этих людей, ибо сам был одним из них.

Последние месяцы я ходил среди вас, прислушивался к разговорам о ваших бедах, ваших печалях, вашей борьбе и ваших мечтах. Слушая вас, я понял, что согрешил. Не только перед Ним, кого я люблю, но и перед вами, своими прихожанами. И я молю Спасителя нашего Иисуса Христа, который умер на кресте за мои грехи и ваши, чтобы он, выслушав мою исповедь, в милосердии Своем отпустил мне мои грехи.

Эта церковь, как и многие другие, построена на долларовых кирпичиках, которые вы в вашем желании показать любовь к Иисусу давали нам. И что мы сделали с этими деньгами, как выразили нашу любовь к Господу? Мы покупали лимузины, в которых ездили, самолеты, на которых летали, большие дома, в которых жили, роскошные одежды, которые носили, отменную пищу, которую ели. Вот на что мы их тратили. Вам ничего такого не доставалось. Хотя это были ваши деньги. Потом, не удовлетворенные этим, мы начали строить памятники, прославляющие наши имена. Мы называли их школами и больницами, церквями и соборами. А когда нам не хватало денег на эти постройки, мы вновь обращались к вам и продавали вам клочки земли, владеть которыми можно лишь символически. Мы предлагали жертвовать нам большие суммы денег, мы просили вас стать нашими партнерами по вере, награждали титулами, дарили вам подарки. И на ваши деньги создавали радио- и телепрограммы, главная задача которых, как у любой радио- или телепрограммы, продавать товар. Только наш товар, тот, что мы продавали вам, — упакованный в современную оболочку Иисус Христос. Мы тратили половину получаемых от вас миллионов на то, чтобы убедить вас присылать нам еще больше денег.

Есть и другие способы использования ваших денег. Мы покупаем власть. Мы поддерживаем долларом тех политиков, которые поспособствуют нам в усилении нашего влияния на ваши ум, мысли, жизнь. Только за последние несколько лет мы привели к власти людей, которые вынимают хлеб из ваших ртов, отнимают у вас рабочие места, мешают получить образование, лишают вас необходимой медицинской помощи, безбедной старости, которую вы заслужили, проработав всю жизнь. Мы давали деньги людям, которые не признают ваше, дарованное вам Богом право на равенство вне зависимости от цвета кожи, вероисповедания и пола. Мы давали деньги людям, которые, затрачивая бессчетные миллиарды долларов на оружие уничтожения, говорят, что мы должны потуже затянуть пояса и страдать от голода, чтобы они могли противостоять угрозе коммунизма, сохраняя сбалансированный бюджет.

Поддерживая этих людей на деньги, полученные от вас во имя Господа, и тем самым обеспечивая свое влияние в нашем обществе, не становимся ли мы похожими на коммунистов, которые отрицают само существование Иисуса Христа? Если мы должны как-то называться, не подойдет ли к нам словосочетание «религиозные коммунисты»? Не должна ли наша жадность называться «религиозным коммунизмом»? Ибо не аналогичны ли наши поступки действиям тех, кого мы зовем коммунистическими атеистами?

Я держу в руке листок бумаги с данными, полученными от компьютера этой церкви. За последние несколько месяцев мы использовали деньги Бога, ваши деньги, чтобы купить землю, на которой вы сейчас стоите, за двадцать пять миллионов долларов. Ту самую землю и дома, построенные на ней, которые шесть лет тому назад не стоили и шести миллионов. Еще десять миллионов денег Бога, ваших денег ушло на политические цели, не отвечающие вашим интересам, и на пропаганду так называемых образовательных программ. Они направлены на то, чтобы убедить многих людей, что угроза их положению в обществе исходит не от нехристиан — их молитвы Бог не слышит, — но от человеческих существ одной с нами веры, но другого цвета кожи. Именно они угрожают нашей добропорядочности и нашему целомудрию. Если эта церковь проповедует не религиозный коммунизм, то я не могу найти другую характеристику тому, чем она занимается.

Но есть и другой грех, совершаемый нами особенно часто. Каждый день такие церкви как наша удерживают вас от посещения местных храмов, и вместо этого предлагают вам для поклонения образ. Образ на вашем телеэкране. Господь Бог наказывал нам не поклоняться образам. А как иначе назвать то, что вы видите на экране?

Совершенные мною проступки, мои грехи заставили меня три дня тому назад подать иск в федеральный суд, защищающий вас и церкви, объединенные с Домом Господним, которые и являются настоящими хозяевами Дома Господнего, с просьбой назначить управляющего имуществом этой церкви и определить, не нарушен ли закон при использования денег, которые вы дали нам на обогащение некоторых из нас или на иные неблаговидные цели. Мне сообщили, что суд назначил такого управляющего, и теперь я тоже предстану перед властями и буду держать ответ за преступления, которые, возможно, совершил.

На мгновение он замолчал. Ни звука не раздалось из толпы. Все, затаив дыхание, ждали продолжения. Пастырь оперся руками о поручень.

— Братья и сестры во Христе, пожалуйста, присоединитесь ко мне в молитве о Его милосердии…

Маркус подключил микрофон сцены, и молитва сидящих на трибуне слилась с молитвой Пастыря, но из динамиков вырвался скрипучий голос Рэндла. В изумлении Маркус повернулся к седьмому монитору. Рэндл вопил, размахивая руками: «Плевать я хотел на то, что вы думаете! Убейте этого сукиного сына!»

Три выстрела прозвучали практически одновременно. С округлившимися от ужаса глазами Маркус смотрел на экран. Первая пуля разорвала белую сутану Пастыря, пробив огромную дыру в его боку. Вторая пронзила обе руки, соединенные в молитве. Его отбросило на деревянный крест. Чтобы не упасть, он схватился за перекладину руками. Третья пуля сбила его с ног. Вместе с крестом Пастырь перевалился через ограждение и, вращаясь в воздухе, полетел вниз. Упав на парусиновый навес, деревянный крест, нижним концом прорвавший парусину, оказался под Пастырем. Пастырь лежал на спине, руки его распластались по перекладине креста.

Двигаясь как автомат, Маркус навел камеру на Пастыря. В этот самый момент солнечные лучи, прорвавшись меж башен, окутали тело Пастыря золотым сиянием. Полный боли стон вырвался из уст тысяч людей, наблюдавших за происходящим на экране. Многие упали на колени, едва ли не у всех по щекам катились слезы.

Маркус, словно в трансе, смотрел на Пастыря. В каждой ладони пламенела рана, последние капли крови пятнали белую сутану, одна нога лежала на другой, пробитые третьей пулей. Маркус сфокусировал камеру на лице Пастыря, из груди его вырвалось глухое рыдание.

Лицо Пастыря светилось умиротворенностью и любовью к людям.

«Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям.

Ты же, человек Божий, убегай сего, а преуспевай в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости.

Подвизайся добрым подвигом веры, держись вечной жизни, к который ты и призван и исповедал доброе исповедание пред многими свидетелями.

Пред Богом, все животворящим, и пред Христом Иисусом, Который засвидетельствовал пред Понтием Пилатом доброе исповедание, завещаваю тебе.

Соблюсти заповедь чисто и неукоризненно даже до явления Господа нашего Иисуса Христа,

Которое в свое время откроет блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих.

Единый имеющий бессмертие. Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может. Ему честь и держава вечная! Аминь.»[40]