– Если так пойдет и дальше, Каролин, леди Уайтхолл выставит тебя, ни минуты не колеблясь. И я не должна напоминать тебе об этом, моя дорогая, – сказала миссис Уинстон.
Джульетт перестала работать и прислушалась. Она была в гладильной комнате рядом с кухней, выводила пятна с шелкового платья мисс Сары при помощи хлебных крошек, но ей очень хотелось узнать, что ответит ее подруга на слова миссис Уинстон.
– Я знаю, миссис Уинстон, – тихо ответила Каролин, – я обещаю, что это больше не повторится.
– Оставить льняное масло в гостиной, забыть про мытье лестницы?! – продолжала возмущаться миссис Уинстон. – Это ошибки, которые может совершить девчонка, работающая первую неделю, но никак не ты – после восьми лет службы!
– Я знаю, миссис Уинстон. И я приношу свои извинения.
Установилась тишина, насколько тишина может установиться на кухне. Джульетт слышала, как Рейчел мыла посуду после завтрака, лакей Грант натирал ботинки, а мистер Блейк отчитывал его за «безделье», ведь в доме еще так много надо сделать!
– Пойми, милая, – сказала миссис Уинстон более мягким тоном, – если у тебя трудности, ты в любое время можешь обсудить со мной все, что угодно. Знаешь, пятьдесят четыре года не шутка, я все-таки что-то смыслю в жизни, и если тебе надо о чем-то посоветоваться…
– Со мной все в порядке, уверяю вас, – тихо ответила Каролин. – Это было минутное помрачение, теперь это не повторится, я вам обещаю.
Несколько минут спустя Каролин прошла мимо Джульетт, и было видно, что она плачет.
Перекинув платье Сары через плечо, Джульетт смела крошки со стола и направилась наверх. Она повесила платье у себя, чтобы потом заняться им еще раз, так как далеко не все пятна отошли, и тут она увидела всхлипывающую Каролин.
Каждую ночь они говорили перед сном о том о сем, и Каролин уже знала ее историю о настоящей матери, а Джульетт, в свою очередь, знала о том, что Каролин любит молодого человека, которого зовут Мартин Капшоу, лакея, работающего в одном из соседних домов. Может быть, она плакала из-за Мартина?
– Пока никого нет, расскажи мне, что случилось, – торопливо сказала Джульетт.
Каролин покачала головой и зажмурилась, стараясь сдержать слезы.
– Какая же я дура! – проговорила она, вытирая глаза. – Помнишь, что сказал Мартин, когда леди Фокскрофт в прошлый раз заходила к Уайтхоллам?
– Ну, он сказал, что любит тебя, – ответила Джульетт, и сердце ее почувствовало недоброе. А ведь она никогда не видела такой идеальной и счастливой пары, как Каролин и Мартин.
Каролин кивнула:
– Он сказал, что любит меня. – Ее нижняя губа задрожала, и слезы побежали по нежным щекам. – Сегодня утром он прислал мне записку, передал её через молочника! Пишет, что нам надо пересмотреть все, о чем мы говорили раньше. Пишет, что, если он хочет остаться на этой работе, нам придется прекратить наши отношения. Ему этого не хочется, но за работу он боится больше.
Джульетт просто остолбенела. Впрочем, ситуация, описанная Каролин, была вовсе не редкой, большинство хозяев не желало, чтобы у слуг была хоть какая-то личная жизнь. Некоторые прогрессивные хозяева позволяли появляться поклонникам, хотя в большинстве случаев запрещались даже такие контакты с внешним миром. А попытка выйти замуж чаще всего каралась немедленным увольнением.
Каролин снова попыталась справиться со слезами.
– Я понимаю, что у Мартина сейчас отличная работа, а без характеристики от Фокскрофтов ему новую никогда не найти, но ведь что-то можно сделать! Научиться какому-нибудь ремеслу, поехать в Америку… Я готова на все, лишь бы быть с ним!
Каждый раз, когда Мартин просто смотрел на Каролин, он выглядел так, будто был на седьмом небе от счастья. Тогда-то Джульетт подумала, что никогда не видела в глазах мужчины такого счастья и, конечно, никто никогда не смотрел так на нее.
И вот теперь он говорил Каролин, что им надо разорвать отношения?! Если он действительно хотел это сказать, Джульетт полагала, что такое решение было вызвано только страхом перед будущим без работы. Ведь каждую копейку он откладывал для родителей и сестры, как говорила Каролин.
Джульетт не в первый раз задумалась о том, осознают ли хозяева, выдумывающие такие правила для слуг, насколько это несправедливо. Может, это все оттого, что сами они никогда не любили? Джульетт видела лорда и леди Уайтхолл – они очень милы друг с другом, но, конечно, речи не могло идти о любви! Сара, безусловно, отличалась от всех: она мечтала о такой любви, как у Каролин и Мартина. Джульетт знала это наверняка. Она говорила, что для ее круга вполне нормально, когда женятся по разным причинам, множеству причин, но никогда по любви, и ей самой хотелось впервые разорвать это дурную бесконечность скучных браков.
– Знаешь, Каролин, давай сначала разберемся, почему Мартин так сказал. Может, он написал это письмо, потому что ему казалось, что так будет лучше, но теперь он передумал. Наверняка он…
Джульетт собиралась сказать, что Мартин наверняка до сих пор очень любит Каролин, когда дверь распахнулась и в комнату вошла леди Уайтхолл, а за ней и Сара.
– Так, – сказала леди Уайтхолл, – Каролин, принеси чаю и проследи, чтобы он был горячее, чем вчера!
– Конечно, миледи, – ответила Каролин, выходя плавно и беззвучно, как всегда делали хорошие слуги, даже когда на душе у них было какое-то горе.
– Мама, неужели ты не видишь, что Каролин плакала? – воскликнула Сара. – С ней все в порядке? – спросила она, обернувшись к Джульетт.
– Она справится, мисс Сара, – ответила Джульетт, прекрасно понимая, что дела сердечные лучше не обсуждать в присутствии леди Уайтхолл.
Леди Уайтхолл покачала головой:
– Ей лучше избавиться от всего, что ее тяготит, до вечера пятницы, или мне придется поговорить с миссис Уинстон. Будет совершенно лишним, если она вдруг станет лить слезы в суп лорда Харгроува.
– Боже мой, мама! – возмущенно сказала Сара. – Неужели тебе ни разу не приходило в голову…
– Достаточно, Сара, – отрезала леди Уайтхолл, – остановись сейчас же, или ты действительно будещь сожалеть.
– Но, мама!..
Леди Уайтхолл поднялась с кресла, но тут же вспомнила, что слуги это видят. Она медленно села обратно, взглянула на Джульетт, затем посмотрела на Сару и сказала что-то по-французски.
– Ну, мама, правда! – раздраженно ответила Сара. – Хорошо, что ты напомнила: Джульетт, у тебя же сегодня выходной!
– Я освобождаюсь во второй половине дня, мисс, после двух часов.
Леди Уайтхолл изумилась тому, что Джульетт рискнула перечить Саре.
– А разве ты не отпрашивалась в прошлый четверг?
– Я тебя спрашивала, мама, и ты сказала, что сегодня Джульетт может быть свободна, – быстро ответила Сара. – Ты же помнишь, что мать Джульетт серьезно больна.
– Ах да, чахотка, припоминаю…
– Именно так, миледи. Причем на довольно серьезной стадии, как это ни ужасно.
– Жаль, что твоя мать не может на время поехать к Средиземному морю. Леди Вулрич это очень помогло… – Она отвернулась от Джульетт, поскольку все вопросы были решены, но тут же повернулась обратно. – Мы выпьем сегодня чаю до захода солнца, Джульетт? – резко спросила она.
– Думаю, что Каролин уже несет его, миледи, но я прямо сейчас пойду и проверю.
Она вышла из комнаты и, закрывая дверь, тут же услышала голос леди Уайтхолл:
– По правде сказать, Сара, ты уже совершенно не следишь за собой – споришь со мной при слугах. А дурные манеры Джульетт в первую очередь порочат ее хозяйку.
Джульетт тихонько прикрыла дверь, размышляя, долго ли ей осталось работать тут – в доме, который она полюбила всей душой.
Когда Джульетт вышла из дома, дождь лишь начинал накрапывать, но на выходе из кондитерской, куда Джульетт зашла за гостинцами для Гарриет, дождь уже лил как из ведра. Но возвращаться не было смысла, ведь каждый день, когда Джульетт удавалось увидеть Гарриет, был для нее настоящим подарком, и об этом невозможно было забыть. Ну даже если она и промокнет, ожидая омнибуса, – что с того? Она поправила шляпку и вышла из кондитерской.
Но тут же над ее головой распахнулся зонт. Она повернулась и в тот же самый момент поняла: это ее американец, Томас Джеймсон.
– Да вы просто с ума сходите по шоколаду, мисс Уайтхолл! Я бы не поверил, что вы здесь окажетесь как по расписанию, но я рад, что получилось именно так.
А она и забыла, какой он красивый, – впрочем, нет, не забыла, она заставила себя выкинуть его из головы, думая, что никогда не увидит его снова. Его темные глаза, его мужественное загорелое лицо – все в нем заставляло ее сердце сладко сжиматься. Да, конечно, о нем не стоило и мечтать, но, глядя на его губы, она подумала, каково это – почувствовать их вкус.
– По расписанию я не в магазин хожу, а навещаю свою… подругу, – ответила Джульетт. – Она болеет, и когда у меня… – Она чуть не сказала «выходной», но что-то остановило ее. Девушка понимала, что это глупо – она совершенно не стыдилась быть служанкой, и вообще, какое ей дело до того, что подумает о ней этот иностранец? Но почему-то казалось, что с правдой можно немного повременить. Он-то считает, что разговаривает с мисс Уайтхолл, и зачем портить его впечатление долгими, объяснениями, к тому же если они больше никогда не увидятся? – Когда я нахожу время, я всегда хожу проведать ее, – сказала Джульетт наконец.
Она увидела искру интереса в его умных проницательных глазах.
– Вам бы выбрать денек получше, мисс Уайтхолл. Впрочем, ваш день, наверное, так же расписан, как и мой. – Он протянул ей руку: – Будьте добры, примите мое приглашение воспользоваться моим кебом, куда бы вы ни держали путь. Нет ни малейшей нужды мокнуть!
Он лишь предложил ей руку. Но какие-то смутные ощущения от его присутствия рядом, чувство надежности, тепла, комфорта и уверенности наполняло все ее существо. Когда она подняла глаза на американца, ее щеки пылали. Он улыбнулся:
– Ну вот, наверное, я опять нарушил какое-то правило, не оставив вас мокнуть под дождем. – Внезапно он приобнял ее и повел к своему экипажу. – Знаете, что я думаю обо всех ваших английских правилах, мисс Уайтхолл? Они для меня ничего не значат. А теперь забирайтесь, пока не простыли окончательно!
Его руки обнимали ее талию и были такие теплые, что казалось, они могут прожечь ткань платья. Джульетт просто не могла поверить в то, что ее йоги сами привели ее в экипаж.
Он вошел за ней и сел рядом, словно они знали друг друга всю жизнь.
– Что бы еще такого нарушить? – весело спросил он, поворачиваясь к ней.
Джульетт открыла рот, но не смогла сказать ни единого слова. Она чувствовала его тело рядом с собой, он сел так близко, что между ними не осталось свободного места, и ей казалось, что она дышит в такт его дыханию.
– Я… – начала было она, понимая, что ей необходимо что-то сказать. – Да, конечно, вы нарушаете определенное правило. И кажется, нарушать правила – ваше главное правило.
Он только улыбнулся:
– Дайте-ка подумать. Наверное, мы должны были сесть спиной друг к другу.
Она улыбнулась и покачала головой:
– Уже тепло, но не совсем так.
По выражению его лица было понятно, что эта игра в угадайку ему нравилась.
– Так, я вспомнил одну важную вещь: я должен знать, куда именно мы едем, чтобы я мог сказать об этом вознице.
Джульетт назвала адрес Гарриет, он передал его вознице, и кеб поехал.
– Мисс Уайтхолл, я догадался! – воскликнул американец. – Я не должен был сажать вас лицом на север, так как сегодня – нечетное число!
Джульетт рассмеялась:
– Вы просто дурачитесь, мистер Джеймсон. Нет, безусловно, вы нарушили все возможные и невозможные правила с момента нашей первой встречи. Но самое главное в этом… – Она запнулась, чувствуя, что игра заходит слишком далеко. Девушка смотрела в его глаза и понимала, что дар речи оставляет ее.
– Так в чем же самое главное? – продолжил он за нее.
Джульетт понимала, что надо продолжать, пока он не околдовал ее окончательно.
– Самое главное – джентльмен не должен вот так садиться рядом с леди, – сказала она, – только если они женаты или помолвлены.
Томас Джеймсон не смог скрыть улыбки, а потом и вовсе рассмеялся. Покачав головой, он произнес:
– Да, не мудрено, что мне выпало жить в Америке. В чем же смысл всех этих ограничений? Неужели если я сяду рядом с вами вот так, у меня появятся мысли, недостойные джентльмена?
– Я… я думаю, что это не исключено… – проговорила она, чувствуя, что произносить слова становится все сложнее.
– Боюсь, что я только подтверждаю ваши правила, но подобные мысли появились у меня в тот самый момент, когда я увидел вас в кондитерской на прошлой неделе. Будь мы в Австралии, мысли мои имели бы то же самое направление.
Слова американца заставили Джульетт вздрогнуть. Приятное и одновременно мучительное тепло разлилось по всему ее телу. Она старалась думать о том, как должна реагировать на подобные слова настоящая мисс.
Джульетт ничего не знала о Томасе Джеймсоне, кроме того, что он был богат, жил в Америке и был самым красивым мужчиной на всем белом свете. Он был настоящий мужчина, в нем чувствовалась сила. Пожалуй, какая-то животная сила. И подсознательно она понимала, что, когда он заговорил о мыслях, недостойных джентльмена, каждая женщина почувствовала бы то же самое: неотвратимое желание быть предметом таких мыслей.
«Он думает, что ты мисс Уайтхолл, – сказала Джульетт себе, пытаясь успокоить мысли. – Он флиртует с тобой, потому что не знает, кто ты на самом деле».
Девушка осознавала, что ей просто необходимо немедленно объяснить ему, что он ошибается. Тем не менее, когда она смотрела в омут его глубоких темных глаз и чувствовала его запах, она хотела, чтобы эта минута длилась вечность. Ведь никогда-никогда ни один мужчина не посмотрит на нее так, как смотрел сейчас Томас Джеймсон.
– А что скажете вы, мисс Уайтхолл? – вкрадчиво спросил он. – Как вы думаете, такое расположение ведет к неприличным помыслам?
– На самом деле, мистер Джеймсон…
– Кстати, а откуда вам известно мое имя? – спросил он. – Я же, помнится, нарушил правило, не представившись вам.
– Это же очевидно! Вы же были в клубе и разговаривали с моим отцом! – ответила она и поняла, что игра становится опасной. Вот сейчас пришло время рассказать ему всю правду. Но какой же дурой выставит она себя при этом! И зачем же говорить ему правду прямо сейчас, если им больше не суждено увидеться?
«Смени тему!» – закричал ее внутренний голос, и Джульетт выглянула из экипажа.
– Боже мой, ваш возница должен был свернуть еще на предыдущем перекрестке! – сказала она. – Впрочем, по следующему переулку тоже можно выехать на Ист-Ханфорд-стрит.
Томас Джеймсон посмотрел на Джульетт с еще большей настойчивостью.
– Что ж, это даст нам возможность проехаться чуть дольше, – сказал он, и его не волновало, доедут ли они вообще до нужного места. – Мне кажется, мисс Уайтхолл, что ваша жизнь наполнена тайнами, в которые вы почему-то не посвящаете меня. Но раз мы уже почти приехали, вам не убежать, не рассказав мне главного.
– Главного? – растерянно спросила она.
– Того, что бы вы хотели рассказать мне о своей жизни. Я уже знаю, что вы любите темный шоколад с орехами, что вы участвуете в благотворительных проектах и что у вас есть подруга, которую вы готовы навещать в такую погоду, когда ни одна женщина из вашего, окружения не рискнет выйти на улицу… Ну, теперь ваша очередь.
«Ты Сара, или Джульетт, или еще какая-нибудь мисс Уайтхолл. Ты дочь одной из богатейших семей Англии, и ты…»
– Я обожаю театр, – выдохнула она, поскольку мисс Сара и даже леди Уайтхолл действительно любили театр.
– Что ж, стало быть, театр. Скажите мне, когда вы свободны и что бы вам хотелось посмотреть. Выбирайте все, что вам заблагорассудится, я сам еще ничего не видел здесь.
Джульетт засмеялась:
– Вам придется покупать билет и для моего сопровождающего, мистер Джеймсон. Одну меня с вами никогда не отпустят!
Сначала он удивился, а потом начал сердиться.
– Знаете ли вы, как бы мне хотелось, чтобы встреча с вами произошла в Америке? – спросил он.
Экипаж повернул, и Джульетт поняла, что они подъехали к дому Гарриет.
– Мне надо идти, – сказала она, собирая свои вещи. К счастью, дождь уже кончился и у Томаса Джеймсона не будет повода провожать ее до дверей. – И пожалуйста, мистер Джеймсон, по ряду причин я вынуждена просить вас держать в тайне нашу встречу. Пожалуйста, не говорите моему отцу, что я выходила из дома одна, и не делайте попыток найти меня.
Глаза американца сверкнули.
– Ох уж эти дамские секреты… – пробормотал он. – Это очень-очень интригующе. Но если вы считаете, что я не стану искать встречи с вами…
– Я очень на это рассчитываю, – сказала Джульетт и вышла из экипажа. Повернувшись к американцу, она произнесла: – Пожалуйста, мистер Джеймсон. Я буду рада, если вы не пренебрежете моим желанием. – И побежала прочь.
Чуть погодя она шла по узкому лабиринту лестниц, ведущих в комнату Гарриет. Как же различаются между собой эти два мира – мир, в котором она живет, и мир, частью которого ее считает Томас Джеймсон.
«Надо было сказать ему правду», – мучительно звучал внутренний голос.
И она понимала, что голос в данном случае был прав. Ведь сначала притворяться благородной дамой было просто забавно, но вот теперь шутка зашла слишком далеко. Уже невозможно вот так взять и сказать: «Ой, а кстати, я совсем забыла: я не мисс Уайтхолл, а ее служанка. Я тут подумала, что вам это будет интересно!»
Но теперь это уже не имело значения. Даже если у американца будут дела с лордом Уайтхоллом, они смогут все обсудить и в клубе. А ей остается видеть его в своих мечтах.