Как лебедь, медленно скользящий
По зеркалу озёрных вод,
Как сокол, в облаках парящий,
Мой призрачный, ненастоящий,
Мой выдуманный мир плывёт.
И на его спине крылатой,
В томительном и сладком сне,
Я медленно плыву куда-то,
Без сожаленья, без возврата,
В прозрачной тая глубине.
И голос вещий, голос сонный
Мечтающей души моей
Плывёт над темнотой бездонной
И гулким эхом повторённый
Бесследно исчезает в ней.
Под аркою железною небес,
На пристани, где свален мёртвый лес,
Под аркою воздушного моста –
Без имени, без счастья, без креста,
Они похожи на больных зверей,
Уснувших в тёплой сырости камней,
Гранитною стеной защищены
От света леденящего луны.
В высоких берегах течёт река,
Стремительна, мутна и глубока,
Вот, поднимаясь, заливает мост,
Доплескивает пеною до звёзд.
По мутным волнам в небо уходя,
Качается гранитная ладья,
Несёт волна, взбегая на волну,
Бродяг и проституток в вышину.
В глубоких нишах спят – к спине спина,
Им снится много мяса и вина,
Весёлый праздник – лунный диск дрожит,
Пластинкой граммофонною кружит.
За стойкой улыбается патрон,
Горячий кофе наливает он,
В высоких залах, в райской тишине,
Тепло на белоснежной простыне.
Течёт река в небесные сады,
Покамест Ангел утренней звезды,
Чтоб душам в небесах не утонуть,
Большим крылом не перережет путь.
Над миром поднимается рассвет,
На тёмных лицах брезжит влажный след,
В пустое небо поднимая пыль,
Промчался по мосту автомобиль.
Будут жить в тесноте – тесной станет земля, как тюрьма, –
Будут знать, что ни Бога, ни ада, ни вечности нет,
Выше туч из бетона и стали построят дома,
И большой дирижабль долетит до далёких планет.
И когда зазвенит над кружащимся миром труба,
И когда над землёй небеса распахнутся как двери,
И погаснут огни, и откроются в склепах гроба –
То никто ничего не поймёт и никто не поверит…
Никогда я так жалок не был,
Так бессилен, смешон и нелеп.
Мне снилось чёрное небо,
Мне снилось, что я ослеп.
О, тяжесть слепой печали,
Память земного дня,
Невидимые – кричали,
Бежали мимо меня.
О, страшная смерть без тленья,
Ненасытный червь темноты…
Я к Богу взывал о спасенье –
Но мне отвечала ты.
Чем голос был глуше и тише,
Тем явственней был ответ:
«Милый, я слышу, слышу,
Милый, спасенья нет!»
За ночами проходят дни,
Равнодушно гасят огни.
Проплывают за снами сны,
Одинаковы и черны.
Опускается ниже твердь.
Знаю, Господи, это – смерть.
Знаю, Господи, это Ты
Вёл меня путём нищеты,
Потушил вкруг меня огни,
Сновиденья, ночи и дни,
Чтобы я в непроглядной мгле,
На пустой, ледяной земле,
Обречённый, как все, умереть
Ни о чём не мог пожалеть.
Бессильны мы, обречены судьбе,
Томимы страхом, нищетой и скукой,
В тоске смертельной я пришел к тебе –
И ты ко мне протягиваешь руку.
Молчи. Не надо о любви. К чему?
Ведь не спасает ни любовь, ни вера,
Тебя прижал я к сердцу моему,
Как прижимают дуло револьвера.
С тобою в этом мире мы одни,
И я забыл твоё лицо и имя,
Вот догорят последние огни,
И ты умрёшь, и я погибну с ними.
Не плачь. Молчи. Последний свет погас.
Сейчас конец – пойми – сейчас над нами
Бессильно вздрогнет и угаснет пламя,
И тьма падёт, и тьма поглотит нас.
Закрой плотнее дверь, глаза закрой,
Забудь, что ты живёшь, забудь, не думай,
Отгородись от неба слепотой
И глухотою от земного шума.
Не знай, что есть начало и конец, –
И встанет новый мир перед глазами.
Так улыбается в гробу мертвец
Видению невидимому нами.
Как в водах тёмного колодца,
Во мне душа отражена,
Легчайшими крылами бьётся
О гладь зеркальную она.
Сквозь толщу бледного эфира
Доходят, слышные едва,
Несуществующего мира
Неясные, как сон, слова.
И никогда не умирая,
Меняя только бытиё,
Кривится отраженьем рая
Сознанье тёмное моё.
Нет ничего, ни зла, ни блага,
Ни мудрости, ни правды нет, –
Зеркальная темнеет влага,
Мерцает отражённый свет.
Канут годы в вечность без следа,
Смолкнет голос, сердце прахом станет,
Но душа любить не перестанет,
Землю не забудет никогда.
В тишине бессолнечных высот,
Пролетая в неземном пределе,
О тяжёлом, о горячем теле,
О дыхании земном вздохнёт.
Так, под звёздным, голубым шатром
Вспоминает погорелец нищий
Тесное и тёмное жилище –
Молнией испепелённый дом.
Какое дело мне, что ты живешь.
Какое дело мне, что ты умрешь.
И мне тебя совсем не жаль – совсем!
Ты для меня невидим, глух и нем,
И как тебя зовут, и как ты жил
Не знал я никогда или забыл,
И если мимо провезут твой гроб,
Моя рука не перекрестит лоб.
Но страшно мне подумать, что и я
Вот так же безразличен для тебя,
Что жизнь моя, и смерть моя, и сны
Тебе совсем не нужны и скучны,
Что я везде – о, это видит Бог! –
Так навсегда, так страшно одинок.
Бичом и криком подгоняя,
Как нерадивого раба,
Меня влечёт моя слепая,
Жестокая моя судьба.
В такой тоске, в такой неволе
Как много надо сил иметь
Чтоб не сойти с ума от боли,
От бешенства не умереть.
Но в тёмные часы бессилья
Прорежут тьму – в который раз! –
Мерцание легчайших крыльев,
Сияние прозрачных глаз.
Как медленно я умираю…
Но верю, что в конце пути
Он приоткроет двери рая,
Крылом поможет доползти.
С каждым годом бьётся сердце глуше,
С каждым часом бьётся сердце тише,
Как ни всматривайся, как ни слушай,
Не увидишь ты и не услышишь
Приближенья Смерти. И напрасны
Будут жалкие твои надежды
Сквозь ещё не сомкнутые вежды,
На одно мгновение, не ясно,
Хоть на долю малую мгновенья,
Тёмное лицо её увидеть.
Так её любить и ненавидеть,
Так желать её прикосновенья,
Так бояться и не мочь при встрече,
Преодолевая страх и муку,
Видеть убивающую руку.
Будет путь души высок и вечен,
Но нигде, влача своё бессмертье,
В неподвижном, незакатном свете
Не увидишь, никогда не встретишь,
Не узнаешь ничего о Смерти.
У нас оледенела кровь
От ожиданья и печали,
Свою умершую любовь
Мы в страхе к сердцу прижимали.
Мы думали, что оживёт,
Мы верили, что будет вечной…
Но время продолжало лёт,
Бессмысленный и бесконечный.
И проходил за сроком срок,
И слепли тёмные надежды,
И падали у наших ног
Её истлевшие одежды.
И открывалось нам лицо,
И тленьем тронутое тело,
И обручальное кольцо
На пальце высохшем темнело.
Но мы, превозмогая страх,
Её, холодную, качая,
За тело принимаем прах
И верим, что она живая.
Себя спасти не можешь – даже ты –
От одиночества и темноты.
Твои глаза – хоть нет светлее глаз –
Темнеют каждый день и каждый час,
И всё слабее слабая рука,
И всё сильнее по ночам тоска.
У наглухо закрытого окна
Стоишь ты, неподвижна и бледна,
Ты смотришь вдаль. И по твоим губам
Скользит улыбка. Что ты видишь там,
За этой тишиной и темнотой?
Какою невозможною мечтой
Ты сердце ослабевшее пьянишь?
Какое ожидание таишь?
Какою радостью душа живет?
Так умирающий бессмертья ждет,
Так иногда слепому снится сон,
Что он прозрел, что солнце видит он,
И у него тогда – о, ложь и страх! –
Такая же улыбка на губах.
Окончено стихотворенье,
Душа пуста, душа легка,
Дрожит, от головокруженья,
Держащая перо рука.
Мир призрачный и еле зримый,
Качаясь, в темноту плывёт.
Тяжёлой, непоколебимой,
Земля из темноты встаёт.
И только на листе бумаги
Неясный и неверный след,
И капельки чернильной влаги
Небесный отражают свет.
А сердце часто и устало
Стучит, как будто в звёздной мгле
И тело за душой бежало
По небесам, как по земле.
Все сжечь – стихи, любовь, надежды,
Все позабыть, все потерять,
На рубище сменить одежды,
Последним из последних стать,
И беспощадно и сурово
Отвергнуть счастие своё,
Без Бога, без любви, без слова
Влачить земное бытиё.
И, может быть, тогда, в холодном,
Томительном и жалком сне,
Над прокажённым и голодным,
В непостижимой вышине,
Перед ослепшими глазами
Вдруг загорятся тьмы светил,
И за сутулыми плечами
Почувствуется тяжесть крыл.
И в воздаянье за потери,
Которым не было числа,
Обресть, как ангелы и звери,
Познание добра и зла.
Нам снятся сны, но мы не верим им,
Не понимаем знаменье Господне,
Вчерашний сон развеется, как дым,
Его не в силах вспомнить мы сегодня.
Вот так и жизнь земную – в смертный час
Мы, коченея на холодном ложе,
Смежая веки изумленных глаз, –
Ни вспомнить, ни понять не сможем.
Не кляни ни людей, ни Бога,
Не плачь о счастье земном,
Каждый вечер тайно и строго
О себе молись и о нём.
Все отнимет смерть и погубит,
Но любви не сможет отнять.
Так – умершего сына любит,
Больше живого, мать.
Пройдут за годами годы,
Неслышны, подобно сну,
Он встретит тебя у входа,
Он помнит тебя одну.
Я не хочу поднять тяжёлых век,
Там те же звёзды, в том же мраке стынут.
Как одинок бывает человек,
Когда он Богом на земле покинут.
Какие тёмные бывают дни,
Какие мёртвые бывают ночи…
Закрой лицо руками и усни,
Во сне мгновенья кажутся короче.
Ты, может быть, увидишь райский сон,
Ты даже Ангела увидеть сможешь;
Крылами рук твоих коснется он,
И Божьим Ангелом ты станешь тоже,
И, может быть, тогда забудешь ты
Хотя б на час, хотя бы на мгновенье
Свои земные, тёмные черты,
Своё земное, смертное томленье.
Мне снился сон – дрожала твердь
От грохота и молний белых,
И в ужасе металась Смерть
В ещё неведомых пределах.
И в чёрной крови и в огне
Скакал, от ран изнемогая,
Святой Георгий на коне,
По тучам тяжко громыхая.
Архангел, крылья волоча,
Рубился, уступая силе,
И Божьи Агнелы, крича,
Как ласточки в грозу, носились.
И столб подземного огня
Вздымался, небо пожирая,
И поднял тёмный вихрь меня,
И бросил у преддверья рая.
И на предельной высоте,
У опустевшего престола,
В сиянии и красоте
Мерцающего ореола,
Увидел я его, и мгла
Вставала за его плечами,
И по щеке его текла
Слеза, и дикими очами
Смотрел он с высоты высот
На рай, потерянный навеки,
И медленно смыкались веки,
И горько улыбался рот.
Моя высокая, моя звезда,
Едва заметная, горит в ночи, –
Дробясь, как синие осколки льда,
На землю падают её лучи.
И от мерцающих лучей её
На сердце призрачный ложится свет.
Во тьме и в вечности и ты и я,
И жизни не было, и смерти нет.
Ни смерти, ни жизни, ни правды, ни лжи, ни людей.
Лишь сны в поднебесье, как стаи летят лебедей.
Летят в бесконечность, эфиром небесным пыля,
Из пыли небесной, кружась, возникает земля.
И быстрые тени от крыльев ложатся во мгле,
И тенью от тени живет человек на земле.
Лишь тенью от тени, эфирною пылью дыша,
Рождается, бьётся и гибнет во мраке душа.
Всё будет так, как я всегда хотел –
В ногах покров парчовый будет бел,
И будет лента венчика бела
Вкруг ледяного, тёмного чела.
Земной, привычный облик свой храня,
Три долгих, три неповторимых дня
Лежать я буду на столе один.
Торжественный, заупокойный чин
Священник будет истово свершать,
И будут молча вкруг меня стоять
Мои друзья, враги, моя семья,
Все, с кем я жил и с кем встречался я,
И будет, от прозрачной белизны
Ещё красивее лицо жены.
Всё будет так, как я хотел всегда.
И только ты не сможешь никогда,
В отчаянье последнем и тоске,
Припасть к моей, почти живой, руке,
К моим уже невидящим глазам.
И даже в широко открытый храм
Со всеми не посмеешь ты войти.
Меня подстерегая на пути,
Зажав рукой молчащий в муке рот,
Увидишь ты, как медленно плывёт
Высокий гроб, в тумане, без следа…
И сердце мёртвое моё тогда
От жалости смертельной вздрогнет вдруг,
И ты услышишь еле слышный стук,
Такой знакомый, сердца моего.
Но люди не услышат ничего.
Какое там искусство может быть,
Когда так холодно и страшно жить.
Какие там стихи – к чему они,
Когда, как свечи, потухают дни,
Когда за окнами и в сердце тьма,
Когда ночами я схожу с ума
От этой непроглядной темноты,
От этой недоступной высоты.
Вот я встаю и подхожу к окну,
Смотрю на сад, на темную луну,
На звёзды, стынущие в вышине,
На этот мир, уже ненужный мне.
Прислушиваюсь к шёпоту часов,
Прислушиваюсь к шороху шагов.
Какое там бессмертие – пуста
Над миром ледяная высота.
Он тяжко клонится к столу,
Чернилом белый лист марая,
А Муза пленная, в углу,
Об отнятом тоскует рае.
Ложится за строкой строка,
Глухие отражая звуки,
До боли потная рука
Сжимает маленькие руки.
И нелюбимый, может быть,
Терпеньем и трудом сумеет
Любимую к любви склонить,
Любимую назвать своею.
Но лживым будет торжество,
Когда она, в изнеможенье,
Коснётся жадных губ его
С покорностью и отвращеньем.
Друг, не бойся – не страшен страх,
Мы с тобой на земле одни.
Догорает любовь в сердцах,
Потухают в окне огни.
Всё исчезнет как дым, как сон,
Даже с камней сотрётся след
Этих тёмных и злых времен,
Этих страшных и долгих лет.
Всё исчезнет как сон, как дым
Горстью пепла ляжет во мгле
То, что было сердцем моим,
Всё, что я любил на земле.
Друг, не бойся – спасенья нет.
Сердце к сердцу, в последний раз.
Звёздный, холодный свет
Из мёртвых струится глаз.
Пожаром дымным наши дни горят,
Горячий пепел ветер развевает.
Прекрасный и торжественный закат,
Как Ангел, над землёю пролетает.
И полумёртвого лица земли
Касаются его большие крылья,
Они в росе вечерней и в пыли,
Они дрожат от страшного усилья.
И по его следам восходит ночь,
Восходит в вечном сне и в вечной славе,
Она одна сумеет всем помочь,
Она одна сумеет всё исправить.
Моя любовь – ты как легчайший сон,
Который умирающему снится.
Я знаю, без следа исчезнет он
И больше никогда не повторится.
Я знаю, что любовь… Но всё равно,
Я слишком много знаю, слишком много…
За свет свечи, когда кругом темно,
Благодарить я должен Бога.
За слабое тепло, за слабый свет,
Хотя бы призрачный, хотя бы ложный,
Которого и не было, и нет,
Который лишь во сне увидеть можно,
Благодарить я должен Бога. Есть
Вокруг меня, в ночи без сна и света,
Есть люди на земле – о, их не счесть! –
Которым не было дано и это.
Ты сказала мне: «Мы сильны,
А любовь сильнее всего,
К нам навстречу летят с вышины
Бессмертье и торжество!»
Две руки твои – два крыла –
Поднимаешь ты в высоту.
Так судьба Икара несла
И поддерживала на лету
Перед тем, как засыпать рот
Влажным морским песком,
Перед тем, как земной полёт
Небесным спалить огнём.
Зачем ты здесь, зачем всегда со мной,
Зачем тревожишь мой прекрасный сон?
Я зачарован вечной тишиной,
Я над небесной глубиной склонен.
О, если б знала ты, что там на дне,
О, если б ты могла туда взглянуть…
Уйди, уйди, чтоб было легче мне
В небесную пучину соскользнуть.
Не уходи, не уходи, –
Мне холодно – со мной побудь,
Скрестились руки на груди,
Я их не в силах разомкнуть,
Я глаз не в силах приоткрыть,
Мне холодно и мне темно.
Не может быть, не может быть,
Чтоб это было дно…
Я знаю, что любовь сильна,
Я верю, что любовь спасёт.
Но руки холодны, как лёд,
А ночь длинна, а ночь темна…
И всё темнее, всё нежней,
И всё труднее видеть мне
Сиянье ледяных очей,
Горящих в чёрной вышине.
И слабый голос всё нежней,
Всё глуше, дальше, выше он.
Во тьме, над головой моей,
Смертельный пролетает сон.
Он падает ко мне на грудь,
Тяжёлый, чёрный и немой,
Холодная, ночная муть,
Как крылья за его спиной.
Я знаю, что любовь сильна,
Я верю, что любовь спасёт,
Но руки холодны, как лёд,
А ночь длинна, а ночь темна…
Не надо ни бессмертия, ни чуда –
Холодный воздух чист, и в вышине
Ты ласточкой летаешь белогрудой,
Ты камнем падаешь на сердце мне.
И слабым криком, жалобным и страстным,
Небесную тревожа тишину,
Ты кружишься в закате тёмно-красном,
Крылами рассекая вышину.
Так, разделённые тщетой земною,
Судьбе, пространству, людям вопреки,
В вечерний час, на берегу реки –
Встречаемся, любимая, с тобою.
Ты уходишь от меня, уходишь…
Ни окликнуть, ни остановить,
И не разлюбить, и не убить…
Ты уходишь от меня, уходишь.
Удаляющиеся шаги,
Звёздный свет за узкими плечами…
Слушай, слушай в тишине, ночами,
Удаляющиеся шаги.
Как крылья Ангела – любовь моя.
Небесная невыносима тяжесть
Для слабых плеч. Из мрака бытия,
Где Смерть у выхода стоит на страже,
Не улететь. Он праха, от земли
Не оторвать тяжёлых ног. Сгибаясь,
Влачу любовь по камням. Свет вдали
Плывёт во тьму, дрожа и погибая.
Всё глубже, всё неверней след ноги.
Вот упаду, крылом закроюсь белым,
И будут в страхе замедлять шаги
Прохожие над распростёртым телом.
И скажут: «Никогда не знали мы,
Не видели и в книгах не читали,
Чтоб Ангелы из райской тьмы
На землю умирать слетали!»
Это очень хорошо, когда
Жизнь течёт, как чёрная вода,
Мимо тёмных и пустынных стран
В тёмный и безвестный океан.
Это очень хорошо – поверь, –
Если за тобой закроют дверь,
Дверь запрут на ключ, припрут болтом,
Ключ в колодец выбросят потом.
Очень хорошо идти ко дну,
Жить десятилетия в плену,
Ничего не мочь и не хотеть,
Ничего не знать и не уметь.
Ведь в года или минуты те
Ты увидишь в ясной темноте,
Как светла, как дивно хороша
Одинокая твоя душа.
Звезда с небесных падает вершин…
Ты видишь, звёзды погибают тоже…
Как ни живи, как ни гори – один
Конец всему. Но разве сердце может
Понять, поверить, что когда-нибудь,
Быть может, через несколько мгновений,
Оно сорвётся в ледяную муть,
Как та звезда. И лёт уничтоженья,
Стремительный, молниеносный лёт,
Уже ничья рука не остановит,
И алый след живой, горячей крови,
Как след звезды, во мраке пропадёт.
Плывёт луна в серебряном огне,
Плывёт душа, качаясь в звёздной пыли,
И далеко внизу – на самом дне –
Шумит толпа, гудят автомобили.
Земное утверждая бытиё,
Ребёнок плачет и стучит рабочий.
Плывёт душа по волнам вечной ночи
В последнее пристанище своё.
На ледяной постели, у окна,
Спит человек, скрестив на сердце руки,
В его глазах, открытых в смертной муке,
Бессмертие, усталость, тишина.
Всё медленнее бьётся сердце. Ночь.
Пока ты можешь жить, пока ты жив – живи.
Тебя нельзя спасти, тебе нельзя помочь.
Друзья… но нет друзей, любовь… но нет любви.
Есть только одиночество и сон,
И тяжесть в холодеющей крови,
И дальних звёзд в ночи чуть слышный звон.
Покамест ты не глух, покамест слышен он –
Живи.
Звёзды, одиночество, стихи,
Ангелы, бессмертие, усталость…
Сердце лёгким и бесплотным стало,
Стали дни бесстрастны и тихи.
На высоком, звёздном берегу
Кончились юдольные скитанья.
Сам себя коснуться не могу,
Словно я живу в воспоминанье.
Словно где-то, много лет назад,
Медленно сгорая в звёздном свете,
Шелестел листами этот сад
И заламывались руки эти.
Словно в свете призрачных огней,
Над землёй клонясь в изнеможенье,
Ты, моя любовь, – среди теней
Ангельскою пролетаешь тенью.