Из толкования на Евангелие от Луки

Гл. 1.

Ст. 20. И се будеши молча и не могий проглаголати, до негоже дне будут сия: зане неверовал еси словесем моим, яже сбудутся во время свое. Ангел справедливо не прощает неверующему Захарии; потому что имел он в пример прежде него бывших бесплодными и раждавших, как учат божественные Писания.

Ст. 35. Темже и раждаемое от Тебе[1] свято, наречется Сын Божий. Ангел не просто говорит Деве: раждаемое, чтобы не подать мысли, будто бы тело входит в нее отвне, но присовокупил: от Тебе – в удостоверение, что раждаемое восприемлется от ея естества. Свято же наречется не потому, что будет иметь обитающим в себе Сына Божия и соделается святым по причастию, но потому что действительно свято по естеству, так как есть сам Сын Божий, и притом единый.

Ст. 36. И се Елисавет южика Твоя. Ангел наименовал Елисавету южикою Пресвятой Девы, или потому что происходили оне от одного праотца Иакова, или потому что еще прежде законоположения Аарон, бывший из колена Левиина, взял в жену Елисавету, дочь Аминадавову, сестру Наассонову, из колена Иудина. Ибо с сего времени царственное колено Иудино, из которого была Пресвятая Дева, сопряглось родством с священническим коленом Левииным, от которого была Елисавета. Посему, всепремудрая благодать Всесвятого Духа чудесно устроила, что и сия жена Захарии, подобно жене Аароновой, именовалась Елисаветою, чтобы из самого имени ясно видели мы, что по Елисавете жене Аароновой есть южичество между Девою и матерью Предтечи Елисаветою.

Всесвятая же Дева, сказав: (38) Се раба Господня, буди мне по глаголу твоему, выразила тем следующее: я – скрижаль, на которой Писец пишет, что угодно Ему. Господь всяческих да пишет и творит, что хощет. И Ангел, прияв от всесвятой Девы сие исповедание веры, отъиде от нея.

Ст. 46. Величит душа моя Господа. Как словами: «славить Бога» не выражается, будто бы отвне придается Богу слава, и выражением: «святить Господа» не означается, будто бы прилагается Ему святость; так и словами: «величать Бога» не показывается присовокупление Ему величия. Напротив того, величающий Бога приемлет в себя причастие Его величия. Посему и сказано: величит душа моя Господа. И это не покажется странным тому, кто в точности дознал, что Бог не приемлет, но подает блага.

Ст. 48. Яко призре на смирение рабы Своея: се бо отныне ублажат мя вси роди. Как высоко девство! Всякий, желая подвизаться в других добродетелях, водится в том законом; но девство, превосходя закон и направляя жизнь к важнейшей цели, есть указание будущего века, образ ангельской чистоты. Посему, многое можно сказать о девстве; но чтобы не останавливаться словом на том, что явно для всех, вместо всего сказав одно, покажу тем величие сей добродетели. Владыка всяческих – Бог Слово, когда Отец благоволил все возставить и обновить, восхотел, чтобы только Дева стала матерью восприятого Им на Себя тела; и Дева стала матерью. Так, пришел к нам Господь – человек, чтобы, как вся Им быша, так и девство было от Него, и Им снова дарована была людям благодать сия, и продолжала в них возрастать. Посему, в какой мере служит это похвалою для дев и указанием Его Божества, можно видеть то из следующего. Если родители святых мучеников славны мужеством сынов, и Сарра радуется, родив Исаака, и, как говорит Пророк, блаженны имеющие племя в Сионе, и южики во Иерусалиме (Ис. 31, 9); то в состоянии ли кто сказать, сколько похвалы для святой Девы и богоподобной Марии в том, что соделалась и именуется Она матерью Слова по плотскому рождению? Ибо сие Божественное рождение воспето ангельским воинством; а жена воздвигши глас рече: блажено чрево носившее Тя, и сосца, яже еси ссал (Лук. 11, 27); и сама родшая Господа приснодева Мария, увидев совершившееся с нею, сказала: отныне ублажат мя вси роди. Но совершившееся с Марией обращается в славу всем девам; потому что девственные ветви сии на ней уже держатся, как на корне.

Гл. 2.

Ст. 22. И егда исполнишася дние очищения ею, по закону Моисеову, вознесоста Его во Иерусалим, поставити пред Господем, (23) якоже есть писано в законе Господни, яко всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна, свято Господеви наречется: (24) и еже дати жертву, по реченному в законе Господни, два горличища, или два птенца голубина. Не по подобию иных человеков, не для того облекся Господь плотию, чтобы прийти в бытие и произойти на свет; соделался же человеком, чтобы освятить плоть. Если же кто слова: поставити Его пред Господем – понимать будет о самом Господе, то в таком случае уклонится от надлежащего смысла. Ибо, когда Господь сокрыт был от очей Отца и не мог быть Им видим? Или, находится ли какое место вне Его владычества, где пребывая, не предстоял бы Он Отцу, пока не был принесен в Иерусалим и внесен во храм? Но для чего приносили и прообразовательные жертвы, когда был Он – самая действительность? Не для того ли, что написано сие не ради Него, но ради нас? Ибо как Он, сущий Бог, неизменяемо по естеству делается человеком, и обрезывается плотию, и крещается, и терпит прочее не ради Себя, но ради нас, чтобы мы, будучи человеками, по благодати соделались чрез усыновление богами, и обрезались духовно, а не по Закону, и крещением омыли греховную скверну, и распялись миру, и возстали Богу: так и сказанное здесь об очищении их, о поставлении Его пред Господем и о прообразовательных жертвах совершено и написано не Его ради, но ради нас, дабы мы научились очищать и поставлять себя пред Богом, таинственно и духовно принося Ему два горличища или два птенца голубина. И горлица есть символ целомудрия и безмолвия; потому что животное сие пустыннолюбиво и весьма целомудренно; и если умирает горлица мужеского или женского пола, то оставшаяся не сопрягается уже с другою. Птенцы же голубиные суть образ незлобия и кротости. Посему те, которые целомудрием очищают себя от плотских удовольствий и похотей, а незлобием и кротостию удерживаются от раздражительности и гнева, действительно приносят добрые жертвы, являются лицу Божию и поставляют себя в Иерусалиме небесном. Ибо ничто не угодно так Богу, как незлобие и целомудрие. И действительно, Бог хощет соделать нас столько целомудренными, чтобы мы и не взирали даже на женщину с похотением; о незлобии же говорит: аще не обратитеся и будете яко дети (Матф. 18, 3), не по телесному возрасту, но под образом детей представляя незлобие; а в пример кротости и смиренномудрия представляет Себя самого, говоря: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Матф. 11, 29). Но если кто спросит: почему же означенных животных повелел приносить в числе двух и двух, и двух совершенных, а двух птенцов? Ответствую: поскольку человек двусоставен, то-есть, состоит из души и тела, то Бог требует от нас двоякого целомудрия и двоякой кротости. Если по телу воздерживаюсь от плотских удовольствий, а по душе вожделеваю их; то я не целомудрен, но прелюбодей. Ибо сказано: воззревший, ко еже вожделети, уже любодействова в сердце (Матф. 5, 28). И также, кто по наружности кажется кротким, но в душе раздражителен; тот не незлобив, но лицемерен и гневлив; видимое и мнимое незлобие служат у него покрывалом тайной злобы. Таковых имея в виду, говорит Пророк: усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху (Псал. 61, 5); и еще: глаголющими мир с ближними своими, злая же в сердцах своих (Псал. 27, 3). Повелевая приносить двух совершенных и двух птенцов, дает этим разуметь, что в благоразумии и целомудрии должны мы быть совершенны, но злобою, как говорит Апостол, младенчествовать (1 Кор. 14, 20). Но посмотрим, – относительно чего, где и когда сказано: всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна, свято Господеви наречется, – и что это за загадка закона?.[2]..

Ст. 29. Ныне отпущаеши раба Твоего, Господи, по глаголу Твоему, с миром. Посему, будем презирать смерть. Ибо, если и бояться ея станем, то умрем же, конечно, в определенное нам Промыслом время. Лучше встретить ее доблестно, как нечто непременно требуемое, нежели уступить только ей бесславно. Кто кончает жизнь в богочестии, тот не умирает. А кто призывается единственно по времени, как живший для себя; тому должно дать отчет и в самом времени; а если не даст, то услышит: восприял еси благая в животе твоем: ныне же зде страждеши (Лук. 16, 25). Поэтому, должно мужаться, как заповедал Апостол (1 Кор. 16, 13), чтобы умертвить уже нам уды, яже на земли (Кол. 3, 5); должно приуготовить дела к исшествию, чтобы, когда постигнет конец времени, или будем позваны Спасителем, можно было и нам сказать: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко. А когда приидет сам Господь, да обретет нас бодрствующими, а не спящими, и да не укорит нас, сказав: тако ли не возмогосте единого часа побдети (Матф. 26, 40)? Душевный же сон есть нерадение и непамятование о смерти.

Гл. 4.

Ст. 33. И в сонмищи бе человек имый духа беса нечиста, и возопи гласом велиим, (34) глаголя: остави, что нам и Тебе Иисусе Назарянине? пришел еси погубити нас: вемы Тя, Кто еси, Святый Божий. Бес сказавший: вемы Тя, не знал Его истинно, говорил же лицемерно. Но и в том, что сказано им в правду (ибо справедливо сказал: Ты еси Святый Божий), Господь наложил на него молчание и запретил ему говорить, чтобы и бес вместе с истиною не посеял злобы своей, и мы приобучились не внимать бесам, хотя, по-видимому, говорят они и истину. Ибо нам, имея у себя божественные Писания и свободу дарованную Спасителем, неприлично учиться у диавола, который не соблюл чина и совратился в мыслях своих. Посему, когда произносит он и изречения Писаний, Господь запрещает ему, говоря: грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя (Псал. 49, 16)? Поэтому, сам Отчий глас, вещающий: Сей есть Сын Мой возлюбленный (Матф. 3, 17), и покланяющиеся Ему Ангелы и написавшие о Нем святые достаточно могут научить верных, что Он один есть Сын и Божие Слово. Ариане же, поскольку не имеют чистого разумения и не могут послушать мужей божественных и богословов, то хотя у подобных им бесов пусть научатся, что не о многих возглашали сынах, но Сего единого ведая, говорили: Ты еси Святый Божий и Сын Божий. Ибо сам внушавший им ересь не сказал: Ты один из святых Божиих (σὺ εἶ ἅγιος τοῦ Θεῦ), которых много, но говорит: Ты еси Святый Божий (σὺ εἶ ὁ ἅγιος τοῦ Θεῦ), потому что Ты один. Поэтому, весьма кстати присовокуплен здесь член (ὁ ἅγιος). Ибо Он один свят по естеству, другие же святы, как причастники Его. Так и сами делатели лжи, нередко вынуждаемые очевидностию, и против воли свидетельствуют об истине. Ибо и демоны не Евангелистов исполняли дело, но, поскольку не могли взирать на свет истины, то и взывали: вемы Тя, Кто еси, Святый Божий.

Гл. 8.

Ст. 50. Иисус же слышав, отвеща ему, глаголя: не бойся, токмо веруй, и спасена будет. Господь у призывающих Его прежде всего требует веры; так, слепому говорит: веруеши ли, яко могу тебе сие сотворити (Матф. 9, 28), и о беснующемся на новые месяцы говорит: если веруешь, будет здрав (Мар. 9, 23). Требует же сего Спаситель не потому, что имеет нужду в содействии других, ибо Он – Господь и податель веры, но хочет нам показать, что не по лицеприятию склоняется на просьбы, внемлет же только верующим, а вместе внушает не без веры принимать благодеяния, и не утрачивать их по неверию. Ибо хощет, и даруя благодать, чтобы она пребывала, и врачуя, чтобы уврачевание было непреложно. Так, предостерегал Он расслабленного, говоря: здрав еси, ктому не согрешай (Иоан. 5, 14). И как врач, приходя к больным, спрашивает сперва, хотят ли излечиться, чтобы от противления больных врачебному искусству, если прилагать о них попечение против воли их, самое врачевание не сделалось бесполезным: так и Господь вопрошал врачуемых, и подавал благодать верующим, чтобы верою могли они и удерживать благодать; потому что вера есть знак душевного произволения. Посему и говорит теперь: токмо веруй, и спасена будет.

Гл. 9.

Ст. 57. Бысть же идущым им по пути, рече некий к Нему: иду по Тебе, аможе аще идеши, Господи. (58) И рече ему Иисус: лиси язвины имут, и птицы небесные гнезда: Сын же человеческий не имать, где главу подклонити. Господь видя, что книжник сей, обещаясь идти по Нем, говорит это только на словах, а не содержит того в мысли, и увлекается иными помыслами, – постыждает его обличением, и не гонит от Себя, какбы отвращаясь от Него, и не обольщается словами его, какбы не зная, каков Он, но как ведущий обличает, и как вразумляющий исправляет. Господь какбы так говорит: никто, упокоеваясь в бессловесном, не может последовать Слову; друг бессловесных не в состоянии приять Слова; кто мечтает о бессловесных, тот неспособен приобрести понятия о Слове. Действительно же, в самой дерзости книжника можно видеть признак его опрометчивости и невежества. Ибо если бы познал он силу Слова, то вовсе не составил бы себе ложного понятия о духовном Слове. И, будучи человеком, не осмелился бы сравнивать себя с непостижимою силою Спасителя, говоря: иду по Тебе, аможе аще идеши. Ибо идти во след Спасителю с тем только, чтобы слышать Его учение, возможно еще для естества человеческого, впрочем по человеколюбию только Спасителя; сравняться же с Ним и последовать за Ним всюду и невозможно и дерзко для дающего такое обещание; потому что не можем мы пребывать с Ним, покоющимся у Отца. И возможно ли это для тех, которые иного естества? Невозможно для нас всюду сопутствовать Вездесущему; потому что Он беспределен, а мы ограничены; Он – в целой вселенной и вне ея, а мы во вселенной имеем определенной меры состав. И Господь, недвижимо и непреходя с одного места на другое, повсюду сущее приводит в движение и всем управляет; а мы человеки, переходя с того места, с которого движемся, этим оставлением места показываем, сколько малы пред непреходящим вездеприсутствием Его Божества. Господь исправляет книжника в том и другом, изобличает неготовность его к исполнению предприятия, и научает величию Своего Божества, говоря: лиси язвины имут и проч. Это то-же, как если бы сказал Он: все сотворенные существа ограничены и разделены между собою местом, Слово же Божие имеет необъятную силу; поэтому, не говори больше: иду по Тебе, аможе аще идеши. Если же хочешь стать учеником, оставь бессловесное и приступи к Слову. Ибо пребывающему в бессловесии невозможно стать учеником Слова.

Гл. 13.

Ст. 20. Кому уподоблю Царствие Божие? (21) Подобно есть квасу, егоже приемши жена скры в сатех триех муки, дондеже вскисе все. Пусть обратит внимание на это всякий сомневающийся в сказанном, а именно, что человек, приобретший и малую закваску добродетели, хотя не успел охлеботворить ея, однако-же имел такое намерение, но не возмог исполнить его или по беспечности, или по нерадению, или по недостатку мужества, и потому что отлагал это день за день, не останется в забвении у праведного Судии, когда будет он нечаянно застигнут и пожат; напротив того, Бог, по смерти такового, возбудит ближних его, направит мысли их, привлечет сердца, преклонит души, и подвигнутые этим, они поспешат подать ему помощь и пособие. И поскольку Владыка коснулся сердец их, восполнят они недостатки отшедшего. А кто, покрытый весь терниями, ведет худую жизнь, исполненную нечистот, кто никогда не приходит в сознание, небоязненно и равнодушно погружается в смрад сластолюбия, исполняя всякие плотские пожелания, вовсе не заботясь о душе, и предаваясь совершенно плотскому образу мыслей; тому, если застигнутый в таком состоянии преселится он из жизни, никто конечно не подаст руку помощи, и участь его будет решена, так что ни жена, ни дети, ни братья, ни родные, ни друзья нимало не помогут ему; потому что ни во что не поставит его Бог.

Печатается по изданию: Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великаго, Архиепископа Александрийскаго. Часть четвертая. / Издание второе исправленное и дополненное. – Репринт. – М.: Издание Спасо-Преображенскаго Валаамскаго монастыря, 1994. – С. 445-454. – Репр. изд.: СТСЛ, 1903.

Загрузка...