Сочинения в трех томах. Том 3

Средь холмов от моря близко —

крепость странная на вид,

Здесь обитель францисканцев

память о былом хранит.

Их патрон отцом вдруг крестным

городу чужому стал,

Ангел ликом здесь чудесным

с ветвью золотой сиял.

Древние гербы, трофеи

безвозвратно сметены,

Флаг чужой парит здесь, рея

над камнями старины.

Бреши и рубцы осады,

на стенах их много тут,

Только на мгновенье взгляды

любопытных привлекут.

Нить чудесно-золотую

лишь любовь вплести могла

В ткань суровую, простую, —

та любовь не умерла.

Лишь любовь та неизменно

оживляет и сейчас

Эти сумрачные стены, —

слушайте о ней рассказ.

Здесь когда-то граф Резанов,

русского царя посол,

Возле амбразур у пушек

важную беседу вел.

О политике с властями

завязал он разговор,

Обсуждая вместе с ними

о Союзе договор.

Там с испанским комендантом

дочь красавица была,

Граф с ней говорил приватно

про сердечные дела.

Обсудили все условья,

пункт за пунктом, все подряд,

И закончилось Любовью то,

что начал Дипломат.

Мирный договор удачный

граф с властями завершил,

Как и свой любовный брачный,

и на север поспешил.

Обрученные простились

на рассвете у скалы,

В путь чрез океан пустились

смело Русские Орлы.

Возле амбразур у пушек

ожидали, вдаль смотря,

Что жених-посол вернется

к ним с ответом от царя.

День за днем дул с моря ветер

в амбразуры, в щели скал,

День за днем пустынно-светел

Тихий океан сверкал.

Шли недели, и белела

дюн песчаных полоса,

Шли недели, и темнела

даль, одетая в леса.

Но дожди вдруг ветер свежий

с юго-запада принес,

Зацвело все побережье,

отгремели громы гроз.

Изменяется погода, летом —

сушь, дожди — весной.

Расцветает все полгода,

а полгода — пыль да зной.

Только не приходят вести,

писем из чужой земли

Коменданту и невесте

не привозят корабли.

Иногда она в печали

слышала безгласный зов.

«Он придет», — цветы шептали,

«Никогда», — неслось с холмов.

Как живой он к ней являлся

в плеске тихом волн морских.

Если ж океан вздымался —

исчезал ее жених.

И она за ним стремилась,

и бледнела смуглость щек,

Меж ресниц слеза таилась,

а в глазах — немой упрек.

И дрожали с укоризной

губы, лепестков нежней,

И морщинкою капризной

хмурился излом бровей.

Подле пушек в амбразурах

комендант, суров и строг,

Мудростью пословиц старых

дочку утешал как мог.

Много их еще от предков

он хранил в душе своей,

Камни самоцветов редких

нес поток его речей:

«Всадника ждать на стоянке, —

надо терпеливым быть»,

«Обессилевшей служанке

трудно будет масло сбить»,

«Тот, кто мед себе сбирает,

мух немало привлечет»,

«Мельника лишь время смелет»,

«Видит в темноте и крот»,

«Сын алькальда[29] не боится

наказанья и суда»,

«Ведь у графа есть причины,

объяснит он сам тогда».

И пословицами густо

пересыпанная речь,

Изменив тон, начинала

по-кастильски плавно течь.

Снова «Конча», «Кончитита»

и «Кончита» без конца

Стали звучно повторяться

в речи ласковой отца.

Так с пословицами, с лаской,

в ожиданье и тоске,

Вспыхнув, теплилась надежда

и мерцала вдалеке.

Ежегодно кавалькады

появлялись с гор вдали,

Пастухам они веселье,

радость девушкам несли.

Наступали дни пирушек,

сельских праздничных потех. —

Бой быков, стрельба и скачки,

шумный карнавал для всех.

Тщетно дочке коменданта

до полуночи с утра

Распевали серенады

под гитару тенора.

Тщетно удальцы на скачках

ею брошенный платок,

С седел наклонясь, хватали

у мустангов из-под ног.

Тщетно праздничной отрадой

яркие плащи цвели,

Исчезая с кавалькадой

в пыльном облачке вдали.

Барабан, шаг часового

слышен с крепостной стены,

Комендант и дочка снова

одиноко жить должны.

Нерушим круг ежедневный

мелких дел, трудов, забот,

Праздник с музыкой напевной

только раз в году цветет.

Сорок лет осаду форта

ветер океанский вел.

С тех пор, как на север

гордо русский отлетел орел.

Сорок лет твердыню форта

время рушило сильней,

Крест Георгия у порта

поднял гордо Монтерей.

Цитадель вся расцветилась,

разукрашен пышно зал,

Путешественник известный

сэр Джордж Симпсон там блистал.

Много собралось народу

на торжественный банкет,

Принимал все поздравленья

гость, английский баронет.

Отзвучали речи, тосты,

и застольный шум притих.

Кто-то вслух неосторожно

вспомнил, как пропал жених.

Тут воскликнул сэр Джордж Симпсон:

«Нет, жених не виноват!

Он погиб, погиб бедняга

сорок лет тому назад.

Умер по пути в Россию,

в скачке граф упал с конем.

А невеста, верно, замуж

вышла, позабыв о нем.

А жива ль она?» Ответа

нет, толпа вся замерла.

Конча, в черное одета,

поднялась из-за стола.

Лишь под белым капюшоном

на него глядел в упор

Черным углем пережженным

скорбный и безумный взор.

«А жива ль она?» — В молчанье

четко раздались слова

Кончи в черном одеянье:

«Нет, сеньор, она мертва!»