Сожаления Рози Медоуз

Глава 18

Чтобы приготовить незамысловатый маленький ужин на Новый год, я пустилась во все тяжкие. Сперва села и спланировала меню, потом сорвалась в Сайренсестер, сжимая в руке список ингредиентов. И зря, как оказалось, потому что спаржу, перепелиные яйца, цесарку и свежие персики и в сезон-то нелегко достать, а в середине зимы – вообще невозможно. Но я решила не сдаваться и упрямо ехала дальше и дальше в попытке отыскать мои продукты. Лишь осознав, что я подскакиваю на кочках на проселочной дороге у черта на куличках, потому что кто-то предположил, что где-то здесь проживает фермер, который с удовольствием забьет для меня пару цесарок я начала сомневаться, логично ли я поступаю. Зачем все это, Рози, спрашивала я себя, подскочив на мощной кочке и снова выехав на главную дорогу со свежезабитой цесаркой в багажнике. Почему ты прочесываешь сельскую местность в поисках явно труднодоступных, несезонных продуктов, когда можно было бы просто поджарить пару стейков да открыть банку «Фруктового пунша Либби»? Для кого все это?

Для меня, твердо ответила я, поворачивая на дорогу к особняку Фарлингс. Я делаю это для себя, чтобы доказать себе, что Жан-Филипп не зря выбрал меня среди тысяч юных подающих надежды поваров для практики на его кухне, хоть это и было миллион лет назад. Я занимаюсь кулинарным сумасбродством исключительно в целях повышения собственной самооценки, вот. Именно, с сомнением согласилась я, так до конца и не убедив саму себя, и ввалилась в дверь черного хода, нагруженная покупками. Стоило мне мельком увидеть краешек черных джинсов Джосса, который вышел в левую дверь и направился в кабинет, как колени у меня подкосились. Мне пришлось присесть. Наверное, это оттого, что я тащила такие тяжелые пакеты, подумала я. К тому же я не завтракала.

Тем не менее, раскладывая продукты на столе в тот вечер, я поняла, что, независимо от потайных мотивов, этот ужин безусловно станет проверкой моих способностей. Я уже давно не пробовала готовить столь сложное блюдо. К тому же рядом со мной, за чайным столом, сидела троица детишек и буравила меня прозорливыми глазками, а под ногами путалась деревенская повариха старой школы.

– Что за тощие крохотные цыплята? Я бы на твоем месте обратно их отвезла! – фыркнула Вера, заглянув мне через плечо. – Бывают же нахалы. Хватило же наглости подсунуть тебе таких облезлых исхудавших кур! – Она с отвращением потыкала цесарку пальцем.

– Вообще-то, это цесарки, и вы правы, Вера, они действительно поджарые, но очень вкусные, – заверила я ее, торопливо переливая маринад в кувшинчик.

– Цесарки? О, папочка их обожает, – пропела Эмма, положив тарелку в посудомоечную машину. – И у тебя есть эти симпатичные маленькие яички, и спаржа – ох, Рози, это все папочкины любимые блюда!

– Правда? Надо же, как здорово, я и не знала, – пробормотала я.

Вера вдруг как-то странно на меня посмотрела, и я спряталась за волосами, сосредоточенно вынимая потроха.

– А это что? – Вера прищурилась, глядя, как я намазываю маринадом птичьи грудки.

– Шафрановая смесь с пряностями и сливочным маслом. Ммм, Вера, я могла бы последить за кухней, а вы сбегайте и купите что-нибудь Вику, – робко предложила я. – Вы же наверняка хотите приготовить ему что-то особенное на Новый год?

– О-о-о, нет, дорогая, ничего я готовить не буду. У меня еще остался вкусненький лосось из банки, дам ему к чаю, а потом придет его брат и будет пить наш ром и весь вечер нести чепуху. Какой смысл что-то готовить. Несчастный так изменился с тех пор, как ему в голову вставили ту пластинку.

– Да, понимаю, от этого можно немного… повредиться, – промямлила я, одним глазом следя за Эммой: та окунула палец в миску со сливками. – Эмма, дорогая, если ты закончила пить чай, почему бы тебе… ты куда это направился, Тоби?

Тоби прошагал мимо меня и двинулся в коридор, взяв тарелку с нетронутым обедом.

– Не могу это есть, это отвратительно.

Я заметила, что по мере того, как праздники близились к концу, Тоби вел себя все более неуправляемо.

– Не говори глупостей, это же баранина с овощами. Девочки съели, она вкусная.

– Невкусная, и я ненавижу брюссельскую капусту. Она воняет, как будто кто-то пукнул. – Он исчез за углом, направившись в туалет. – Что еще делать с вонючей капустой… – Раздался всплеск и звук сливаемой воды. Тоби вернулся с чистой тарелкой. – Все, ее больше нет.

Эмма прыснула.

– Тоби! – взорвалась я.

– Извините, но я не могу это есть. Это слишком отвратительно. – И он вышел в сад, захлопнув за собой дверь.

Я швырнула нож на стол:

– Господи, этот мальчишка становится совершенно невыносимым!

– Ему надо хорошую порку устроить, так я думаю, – заметила Вера. – Как ты относишься к порке?

– Не очень хорошо, – жалко ответила я, следя за Тоби через окно. Может, стоит пойти за ним?

– Я тоже, уточка. Оставь его в покое, поговоришь с ним потом. Он придет в себя, вот увидишь. Он просто переживает из-за школы.

Я вздохнула. Я знала это.

– Ладно, не будем тебе мешать, пойдем вытрем пыль. Пойдемте, лапочки.

Я благодарно улыбнулась. Вера взяла тряпку и увела близняшек и Айво.

Наконец ужин был готов. Все три блюда удались на славу, и оставалось лишь безупречно рассчитать время. Перепелиные яйца и спаржа устроились в корзиночках из слоеного теста с голландским соусом – их нужно только разогреть. Грудки цесарки с шафраном и соломкой из овощей осталось приготовить на пару. Персики, запеченные в красном вине, с домашним ванильным мороженым, охлаждались в холодильнике. Все было идеально. Мне осталось лишь уговорить детей, чтобы те легли в кровать, приготовиться и накрыть на стол.

Все прошло как по маслу. Непонятно почему, дети устали и послушно отправились спать, и я, волнуясь, побежала в коттедж переодеваться. Я уже запланировала надеть шикарное маленькое темно-синее платье, которое не носила целую вечность, потому что была слишком толстая. Я была уверена, что после нескольких месяцев стресса легко в него влезу.

Я быстро приняла ванну и надела платье. Оно застегнулось великолепно. Натянула темные колготки, туфельки на низком каблуке, причесалась… Очень осторожно, так как рука моя дрожала, подвела глаза, накрасила ресницы, слегка нарумянила щеки, провела по губам бледно-розовой помадой и отошла на шаг назад, чтобы полюбоваться своим искусством. Отлично. Капельку «Шанели» вот здесь… и здесь… жемчужные сережки… и я была готова.

С бешено колотящимся сердцем я бросилась обратно в дом. Так. Кухня. Я лихорадочно убрала книжки, газеты, журналы, детские игрушки, засунув их в шкаф и накрепко прижав дверь. Потом принялась накрывать на стол. Чуть раньше вечером я отполировала серебро, которое обнаружила в ящике, и сейчас вместо обычных приборов из нержавейки я положила серебряные. Потом аккуратно поставила в маленькую вазу посередине стола крошечный букетик подснежников, которые собрала утром. Отступила на шаг… Так, теперь свечи. Я купила в Сайренсестере свечи из пчелиного воска: пахли они замечательно, так что я побежала в гостиную, взяла подсвечники и зажгла свечи. Ничего не забыла? Я оглянулась с бьющимся сердцем. Ах да, освещение! Ужасное, прямо-таки кошмарное: лампу над головой придется выключить… точно, придумала! – можно взять настольную лампу из холла! Я выбежала из кухни и нашла лампу с красным абажуром, которая отбрасывала розовый свет; вернулась и включила ее в розетку. Эффект был потрясающий: мгновенно воцарилась особая атмосфера.

Теперь музыка. На шкафу стоял радиоприемник. Я включила его: приятный женский голос на «Радио 4» принялся разглагольствовать о жестоких проблемах менструального цикла. Нет, это не пойдет. Я поспешно покрутила колесико в поисках чего-нибудь более романтичного… ага, вот это самое оно, «Незнакомцы в ночи». Хихикая про себя, я закружилась по кухне с воображаемым партнером, тихонько подпевая. Взглянула на часы. Без десяти восемь – наверняка он скоро появится. Может, он захочет выпить? Ах да, забыла про выпивку. Я достала пару бокалов из буфета и налила себе немного вина из бутылки, которая стояла в холодильнике. Задумчиво сделала глоток. Облокотившись о столешницу, я с улыбкой обежала взглядом мягко освещенную комнату, восхищаясь своей работой. Он, конечно, еще занят, но с минуты на минуту положит свой молоток, придет сюда, и достаточно будет одного взгляда в романтическом освещении на изящный стол, цветы, свечи; достаточно будет услышать музыку, увидеть меня во всей красе, чтобы он подумал: черт возьми, она что, на меня запала?

В моей голове резко скрипнули тормоза. Бокал замерз в моей руке. Я в ужасе схватилась за столешницу. Господи Иисусе, Рози, что же ты наделала? Неужели совсем с мозгами распрощалась? Вконец ошалела? Может, тебе в психушку пора? С таким же успехом можно было бы написать на лбу: «ГОТОВА НА ВСЕ» и размахивать флагом с надписью «ЭТО ПРОИЗОЙДЕТ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ!» Интересно, а почему ты матрас у стены не постелила – так, мало ли что? Я прижала ладонь ко рту. О господи, о господи, что же он подумает? Что, если он войдет прямо сейчас, обнаружит все мои уловки соблазнительницы, и… помогите!

Охваченная паникой, я бросилась менять мизансцену. Задула свечи, включила потолочный светильник, вырубила розовенький свет, «Незнакомцев в ночи» – незнакомцы в ночи, подумать только! Швырнула подснежники в раковину и пулей полетела в коттедж. Лихорадочно сорвала платье, колготки, туфли; нашла старые джинсы, футболку, шерстяные носки, развалюшки-мокасины, напялила все это и стерла макияж. К счастью, я вовремя остановилась, а не то содрала бы кожу; зато сделала хороший пилинг. Проклятье, простонала я, рванув вниз по лестнице, проклятье, Рози, ну ты и идиотка: полная, круглая дура! Преодолев пятисотметровку от коттеджа до особняка, я посмотрела на часы: двадцать минут девятого. Помогите! Я быстро поменяла серебряные приборы на старую облезлую нержавейку, огляделась и прикинула, что еще можно сделать.

Я посмотрела на угощение. Все мои старания, его любимые блюда, о которых я выведывала многие недели путем осторожного тайного подслушивания, как крот, как агент ФБР: и вот они здесь, готовые быстро последовать друг за другом. Что он подумает? Одно из двух: или это фантастическое совпадение, или я по уши в него влюблена. Неужели это правда? Я вспыхнула. Неужели я в него влюблена? Я присела на минутку, потрогала лоб. Мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Я его арендатор, ради всего святого, к тому же он женат! Немыслимо даже предположить, что он обратит на меня внимание, а если и так, он совершит предательство – да к черту предательство, что мне с едой-то делать? Я в отчаянии заломила руки над спаржей и перепелиными яйцами. Можно, конечно, полить все это хозяйство кетчупом и прополоскать цесарки в уксусе, чтобы он не заметил их вкуса, но по какой-то причине я была не в силах это сделать. Мне не позволяла профессиональная гордость. Я сглотнула комок в горле. Нет, еда должна быть безупречной, а вот самой мне нужно принять как можно более разобранный и асексуальный вид. Будет мне наказание. Мне надо выглядеть так, будто романтический ужин на двоих – вообще последнее, что могло прийти мне в голову. Я лихорадочно взлохматила волосы, пока они не встали дыбом; нашла жвачку, конфискованную у Тоби, запихнула в рот и разжевала. Фу. Я знала, что на лбу у меня набухает прыщ, так что по-быстрому его расковыряла – то, что надо, пусть бросается в глаза. Потом я включила телевизор на полную громкость, плюхнулась в кресло и с хулиганским равнодушием перекинула одну ногу через подлокотник. И только я успела пожалеть, что не умею пукать по заказу, как Тоби, для оживления обстановки, как вошел Джосс.

– Привет. Извините, что опоздал. Надеюсь, вам не пришлось ждать. – Он подошел к раковине: смыть пыль с ладоней.

– Чего? – Я скосила на него осоловевшие глаза, тупо жуя резинку, будто от просмотра сериала «Бруксайд» у меня сварились мозги. Я заморгала. – А, Джосс, это вы. Не-а, не ждала.

– Ммм, какой знакомый запах. «Шанель»? Перемалывающие резинку челюсти замерли.

Я покраснела до взлохмаченных корней волос.

– Ммм… да. «Шанель». – (Черт, черт, черт!)

– Очень приятно. Мы будем есть здесь?

– Хмм, да. А где же еще?

– Почему бы нам не переместиться в холл? Здесь так мрачно, да еще эта ужасная потолочная лампа. Беритесь за один конец стола, а я возьму другой.

Он толкнул задом боковую дверь и замер у одного края стола. Я тупо поднялась с места и взяла другой конец. Вместе мы потащили стол. Я заметила, что он зажег камин, и, когда мы поставили стол у огня, холл моментально превратился в уютную столовую – золотистые стены, красный ковер, книги и антиквариат.

Он огляделся и нахмурился:

– Надо же, как странно: готов поклясться, на том комоде стояла настольная лампа, интересно, куда она…

– О, я знаю, где она, я ее… брала на время! – Я пулей полетела на кухню и вернулась, торжествующе потрясая лампой.

– Великолепно. Так. Может, зажжем свечи?

– Почему бы и нет? – пролепетала я, чувствуя легкую дрожь в коленях и немного приглаживая волосы.

– Интересно, где…

– Я знаю! – чуть не завизжала я и побежала за подсвечниками, как послушный спаниель, учуявший запах хозяйских тапочек. Подсвечники были в ящике на кухне, куда я их и запихнула. До сих пор горячие. Как и я. Остынь, Рози, остынь. Я глубоко вздохнула. И не пыхти.

Я поспешила обратно. Он взял у меня подсвечники и зажег свечи.

– Так-то лучше.

– Да, намного! – ответила я пищащим голосом. Пришлось откашляться. – Намного, – басом проревела я. И огляделась вокруг. Проклятье, теперь атмосфера еще более романтическая, чем тогда, на кухне.

– Мы с Китти ужинали здесь, когда хотелось устроить что-то особенное, – бесстрастно проговорил он, усаживаясь за стол.

– А. Понятно. – Я тупо переминалась с ноги на ногу, потом бросилась на кухню за едой. – А с Аннабел вы здесь не ужинаете? – осмелилась спросить я, вернувшись в холл.

Он усмехнулся и разлил вино.

– Может, вы и не заметили, Рози, но вообще-то Аннабел не ест. Когда на нее нападает обжорство, она может поглодать сырые чечевичные зернышки, но на этом ее прием калорий ограничивается.

– Хотела бы я так питаться, – вздохнула я, поставив перед ним закуску. – Я вообще не умею голодать, по моему заду видно. – (Супер, Рози, молодец! Неужели обязательно привлекать внимание к своей заднице в самом начале вечера? Разумеется, он опустил глаза.)

– Нормальный зад, по-моему. – Я поежилась и аккуратно села. – Вы сложены как женщина, вот и все. Если бы у вас не было бедер, вы были бы мужчиной.

Я сразу же вспомнила Аннабел с ее фигуркой ивового прутика, но Джосс поднял бокал, и я схватила свой, не желая отставать.

– Ваше здоровье. За Новый год, новое начало, за все, что вам хочется. – Он сделал глоток и поморщился. – Господи, Рози, это же отрава! Где вы это купили?

– В «Оддбинз», – обиженно ответила я. – Извините, на кларет не хватило.

– Только не говорите, что я мало заплатил вам за помощь. Да и зачем вообще что-то покупать, у нас здесь целый погреб, грех его не использовать. – С этими словами он поднялся и исчез. Вернулся через несколько минут, размахивая бутылкой, у которой по крайней мере была пробка и содержимое которой, по его заявлению, было гораздо более пригодным для питья.

Вечер шел своим чередом. Мы ели, пили, разговаривали, и, когда время от времени повисало молчание – оттого, что я нервничала, – он ловко, без усилий, подхватывал нить и продолжал разговор. Он говорил, как волнующе внезапно получить признание после долгих лет борьбы, какое напряжение он испытывает оттого, что от него постоянно ждут новых и оригинальных работ. Но он говорил не только о себе. Не вдаваясь в личные подробности, он расспросил меня обо мне, о том, как продвигается моя работа, нравится ли мне жить в деревне, не одиноко ли мне, или же я в глубине души рада уехать из Лондона. Неожиданно для самой себя я рассказала ему о Гарри, о том ужасном времени, когда он грозился отнять у меня Айво, и поняла, что после разговора мне стало легче – груз с души упал. Наконец, когда мы добрались до десерта, под влиянием вина, еды и тепла от камина, я расслабилась. Объевшись, откинулась на спинку стула и вытерла рот.

– Какая чудесная комната.

– Вы это уже говорили.

– Правда? Боже, какая я идиотка.

– Вовсе нет, ведь окружающая обстановка для вас важна, не так ли?

– Да, наверное. Я точно не смогла бы жить в такой разрухе, как вы. – Вино явно придало мне храбрости. – Но вы же, наверное, не замечаете такие вещи, – с легкой улыбкой сказала я. – Находясь на высшей интеллектуальной ступени, чем все мы, простые смертные.

– Китти тоже так говорила. – Он огляделся вокруг. – И ей тоже нравилась эта комната. Ей казалось, что она чего-то достигла, обставив этот холл. И свою комнату на чердаке. – Он вздохнул. – Прошлым летом Аннабел до того меня извела и измучила, что я чуть было не вычистил все на чердаке. Но когда сказал о своем намерении Тоби, он три дня со мной не разговаривал. Так у меня руки и не дошли.

– Тоби еще совсем ребенок. Через год-два он оправится. Может, вы могли бы сделать это вместе.

– Может быть. – Он опустил ложку и рассеянно уставился в пустую десертную тарелку. – Что ж, Рози. Я очень, очень разочарован.

Я опешила. Заметив это, он усмехнулся.

– Не глупите, ужин был просто превосходный. Я уже давно так вкусно не ел, а между прочим, в последнее время я частенько бывал в так называемых роскошных ресторанах. И я вижу, что вы – необычайно талантливый повар, так почему же вы никак не применяете свой талант?

– О чем это вы?

– Марта рассказывала, что вы проходили практику у enfant terrible[28] кулинарного мира, любителя подбрасывать сковородки – Жана-Филиппа, как его там? Раз уж вы подвергли себя таким страданиям, значит, у вас была какая-то цель; так какая же у вас цель?

– О, я не знаю, – тупо промямлила я, встала и принялась собирать тарелки. – Есть работа в пабе, конечно, и я подумала, что могла бы готовить для вечеринок, жарить противни лазаньи для задерганных домохозяек и все такое.

– И все?

– Ну, пока все. Конечно, много лет назад у меня были всякие планы, но нужно же соизмерять свои возможности. У меня есть Айво, я вдова, так что…

– Какие планы? – прервал меня он.

– Ну, тогда я мечтала открыть собственный ресторан, разумеется.

– Какой ресторан?

Я вытаращилась на него, не понимая вопроса.

– Вы что, не знаете?

– Знаю, конечно, – медленно ответила я. – Я точно знаю. Вплоть до оформления карточек меню, вплоть до цвета скатертей, краски на стенах, сорта муки, из которой я буду печь хлеб, рецептов пирожных, цветов – конечно, я представляю, как все должно быть. Это было моей мечтой, моим убежищем с восемнадцати лет. У всех у нас есть место в воображении, где можно укрыться, и этот ресторан всегда был для меня таким местом.

– Оставьте. – Он забрал у меня тарелки. – Сядьте. И расскажите мне все.

И я рассказала. Села и рассказала все, как есть. Рассказала, что мой ресторан будет в деревне, рядом с магазинчиком при ферме, и свежие продукты будут каждый день доставляться с фермы на кухню, а посетители, поужинав в ресторане, захотят купить продуктов и для себя. Чтобы попасть в ресторан, клиентам придется пройти через кухню, отделенную стеклянной перегородкой, чтобы они могли видеть, как готовится еда. Миновав суперсовременную кухню, настоящее произведение искусства, они попадут в светлую, просторную, традиционную столовую: не в хирургическую операционную из хрома и стекла с жутким потолочным освещением, излюбленный дизайн лондонских ресторанов. На стенах теплого пергаментного оттенка будут висеть картины маслом, акварели; шкафы будут ломиться от книг, а в углублении будет пылать дровяной камин. Столы из красного дерева, расставленные не слишком близко друг к другу; двустворчатые французские окна, ведущие на террасу, которые летом будут раскрыты нараспашку. На террасе будут еще столики, и вокруг них – садовые растения, буйная зелень в старинных кашпо. У террасы раскинется огородик с пряными травами, и под летним солнцем от него будет исходить головокружительный аромат. Дальше будет овощной огород, а на склоне – фруктовый сад и бесконечные просторы живописных холмов. На кухне мы будем использовать только свежайшие ингредиенты, акцентируя внимание на домашних, традиционно английских блюдах – зайчатине, куропатке, рыбе и сезонных овощах; никакой выпендрежной пасты и поленты, столь популярных в нынешних ресторанах. Это будет возвращением к корням, но без чрезмерной жирности и переваренности, часто приписываемых английской кухне. Я рассказала ему о винной карте, о ценах, о своей идее нанять струнный квартет, может, из местного музыкального колледжа, чтобы тот играл по вечерам за небольшие деньги. Одним словом, я поведала Джоссу свою мечту. И должна признать, он слушал меня очень вежливо. Когда я закончила, он откашлялся.

– Так почему вы ничего не делаете?

– Что, на шоколадные монетки?

– Ну, я не заявляю, что деньги посыплются с неба, но, по-моему, у людей принято отправиться к банковскому менеджеру, представить бизнес-план, примерно такой, как вы мне только что изложили, взять займ и постепенно выплатить кредит.

– Ох, Джосс, да вы хоть понимаете, сколько начинающих рестораторов так и поступают каждый год? Сколько людей берут займы, открывают рестораны, готовят, стараются изо всех сил, и у них ничего не получается; они закрываются, разоряются, потом у них случается нервный срыв, они идут к психиатру и заканчивают жизнь в психушке? Я не могу позволить себе такой риск!

– Отлично, не позволяйте.

– Ах так, вам-то, конечно, можно рисковать, не так ли? Да все ваши мечты заключаются в том, чтобы поколдовать над глыбой камня или помучить кусок железа паяльной лампой. Не слишком затратное дело! Вряд ли вы не спите ночами, гадая, как выплатить по кредиту, как заплатить зарплату в конце месяца, как не потерять лицо! Как знать, может, ваши греческие боги так и не выйдут за порог мастерской!

– Значит, вот что вас тревожит? Боитесь потерять лицо?

– Похоже, страх – основная движущая сила в моем характере, – бодро проговорила я. – Мое главное достоинство.

– Не страх. Всего лишь неуверенность в себе. – Он поднялся и подошел к шкафчику. – Может, по стаканчику мадеры?

– Разумеется.

Я задумалась над его словами. Да, наверное, мне на самом деле не хватает уверенности в себе. Я наблюдала за Джоссом: он разливал напитки у каминной доски. Рядом с его локтем стояла фотография жены. Да уж, ей уверенности не занимать. Это была черно-белая студийная фотография: она сидела, подперев рукой подбородок, надув полные губки, глядя прямо в камеру загадочными глазами. О да, она уверена в себе, и даже с перебором. Можно сказать, сверх всякой меры. Я заглянула в ее прямолинейные, горящие глаза и подумала: неужели люди такими рождаются, уже из утробы выходят, излучая уверенность в себе, или же становятся такими, потому что стоит лишь войти в комнату, и все падают к твоим ногам? Красивым людям так легко живется, не правда ли? Жизнь становится простой, как дважды два. Элементарной.

– Надеюсь, она не слишком вас извела?

Я очнулась. Джосс опять сидел напротив меня и следил за моим взглядом.

– Н-нет. Вовсе нет, – пробурчала я, потянувшись к бокалу.

– Такая уж у нее манера. Не принимайте близко к сердцу.

– Я и не принимаю, – ответила я и подумала: да уж, грубость свойственна и мне, но вот «уверенность» – нет.

Я взяла ложку и лениво повозила остатки мороженого по тарелке. Вдруг я ощутила свое ничтожество.

– Наверное, она скоро вернется.

– Завтра утром, в самую рань. К сожалению, она смогла попасть только на ночной рейс. – Он горько усмехнулся. – К сожалению для нас. Увы, от крепкого виски она становится немного раздражительной.

Тоже мне новость, вяло подумала я.

– Она очень популярна? – (Не знаю, с чего я решила об этом заговорить и как вообще умудрилась направить разговор в столь катастрофичное русло, как его жена.)

– Да, безусловно, в ее области.

Что это за область? Что угодно, лишь бы приносило доход, стервозно подумала я.

– Поэтому она иногда и бывает такой… – он замялся… – непростой в общении. Увы, с успехом приходит стресс.

– Надо же, какой кошмар.

Он рассмеялся:

– Просто у нее такая манера, Рози. Она привыкла быть звездой и переступает черту, сама того не замечая. Насколько я понимаю, она подрядила вас девочкой на побегушках на Рождество. Мне очень жаль.

– Ничего страшного. Я не против помочь ей с покупками, хотя в будущем вынуждена отказаться покупать вам контрацептивы.

– Что?

– Ну… ничего.

– Какие контрацептивы?

– Ну, просто она… послала меня за презервативами.

Он нахмурился:

– Мы не пользуемся презервативами.

Я уставилась на него. Думаю, до нас дошло одновременно.

– Так-так, – протянул он, – значит, вот какую игру она затеяла. – Он глухо рассмеялся. – Что ж, стоило бы догадаться.

Я опустила глаза в тарелку. Боже мой, презервативы предназначались не для него! Значит… у нее роман? Я почувствовала, как кровь прилила к лицу. О боже, как ужасно. И как я только додумалась ляпнуть такое? И, наверное, теперь выгляжу образцовой стервой – ну надо же, так просто, невзначай обронила! Но мне вообще не пришло в голову, что презервативы были не для него!

Над камином медленно тикали часы. В огне треснула щепка. Я взглянула на циферблат. Всего несколько секунд до полуночи. Джосс поднял глаза, как раз когда стрелки приняли вертикальное положение.

– Двенадцать часов, – угрюмо проговорил он. – С Новым годом, Рози.

– С Новым годом, – пролепетала я.

– За старую любовь, – подняв бокал, с горечью в голосе проговорил он. – И чтоб забыть о ней.[29] – Он опрокинул вино одним залпом и поставил бокал на стол. Без всякого выражения уставился на него. – За счастье прежних дней… да-да, за счастье прежних дней…

Я пристально посмотрела на него. Похоже, он впал в транс, уставившись в одну точку на столе, рядом с винным бокалом. Он явно был в шоке. И это я во всем виновата. Мы сидели в вымученной тишине. Потом тишину прорезал крик.

– Это Айво! – Я резко подскочила, опрокинув стул.

Я вылетела из комнаты и побежала наверх через две ступеньки, свернула в коридор, обрадовавшись случаю улизнуть. Сердце неистово колотилось. Айво стоял в колыбельке: глазки блестят, улыбка до ушей. Я подняла его и сразу же поняла, что он испачкал подгузник. Черт. Придется идти в коттедж и принести новый. Взяв его на руки, я засомневалась. Положить его в кроватку и уйти – не могу же я вручить вонючего младенца Джоссу? Тогда он заплачет. Или пойти в коттедж вместе? Айво совсем проснулся, и у меня появился предлог улизнуть из дома, а что мне еще делать? Принести подгузник, переодеть Айво, спуститься вниз и снова сесть напротив Джосса? Или попросту тайком пробраться в коттедж, как осведомитель, выполнивший свою работу? Причем на ура? Победила трусость. Ничего не поделаешь, придется улизнуть. Я обернула Айво одеялом и спустилась вниз. Джосс все еще сидел за столом. Похоже, всего одной фразой я умудрилась его парализовать. И он обратился в камень.

– Послушайте, Джосс, я не взяла подгузники, и мне придется отнести Айво в коттедж.

– Не говорите ерунды, – внезапно проговорил он. – Идите и принесите этот чертов подгузник. Вам необязательно идти спать.

– Послушайте, Джосс, – начала я, взявшись за дверную задвижку. – Мне очень жаль. Я правда не хотела…

…И осеклась, чуть не разрыдавшись при виде его лица. Взвинченное, бледное лицо; на щеке пульсирует мускул. Я вдруг с ужасом поняла, что он пытается перебороть слезы. В горле застрял страшный комок, и, не раздумывая ни секунды, я выбежала на улицу и захлопнула за собой дверь. Минуту постояла в темноте, потрясенная, потом побежала к машине. Посадила Айво на детское сиденье и запрыгнула внутрь. Мы понеслись к коттеджу; сердце стучало молотком. Зайдя в дом, я отнесла Айво в его комнату, переодела и быстро уложила под кучу одеял, не обращая внимания на его возмущенные вопли. Вернулась в свою комнату, разделась и легла в постель, натянув одеяло на голову. Поджала колени к подбородку и крепко их обняла, дрожа, свернувшись калачиком в темноте. О боже, какой кошмар! Я вспомнила его лицо: сначала ошеломленное, потом перекошенное от боли. Меня передернуло. В голову пришла шальная мысль: ведь теперь он захочет от нее отделаться, теперь, когда ему все известно, он свободен для меня; но я отогнала ее, вспомнив его посеревшее лицо. Не обманывай себя, Рози: в его глазах ты не выдерживаешь рядом с ней никакого сравнения; и уж точно не можешь держать свечку! Я представила, как он сидит в прихожей и осушает свой графинчик, напиваясь в хлам у потухающего камина, думая о том, чем она занимается в многих милях отсюда. В чужой постели. Интересно, в чьей? Он терзает себя, сгорает от страсти к ней и ненависти ко мне. Я тихонько заплакала; мне хотелось уснуть, чтобы укрыться от всего этого…

Меня разбудили страшные крики и грохот, раздававшиеся снизу. Я испуганно села на кровати. Кто-то кричал на улице и ломился в дверь. Я выпрыгнула из кровати и подбежала к окну. На улице была тьма кромешная, но внизу, чуть левее крыльца, виднелась расплывчатая фигура в длинном темном пальто и шляпе. Это явно был мужчина, но кто именно – разглядеть невозможно. Черт, а что, если это Джосс? Пришел обвинить меня во лжи, или решил сам изменить Аннабел, чтобы насолить ей, или… Я не знала, зачем он пришел, но все равно схватила халат и побежала вниз.

– Рози! Впусти меня! – позвали из-за двери. Голос был хриплый, и я его не узнала, но сразу же поняла, что это был не Джосс.

С трепещущим сердцем я подкралась к двери.

– Кто там? – прошептала я.

– Черт возьми, да открой же ты!

Я поколебалась минутку, потом протянула руку и отодвинула засов. Мне даже не пришлось поворачивать ручку: дверь сама распахнулась. И тотчас же кто-то, от кого сильно воняло алкоголем, навалился на меня, чуть не удушив. В следующую секунду я узнала его:

– Майкл!