Сожаления Рози Медоуз

Глава 30

– Это тебе, – просиял он, впихнув букет мне в руки. На нем была старая голубая шерстяная фуфайка, на губах играла предназначенная для особых случаев улыбочка искусителя, от которой в уголках зеленых глаз появлялись морщинки. Глаза соблазнительно поблескивали. – Рози, я хотел первым тебя поздравить. Не могу передать, как я за тебя рад.

«А ты попробуй», – хотела было цинично ответить я, но сдержалась. И мне снова пришло в голову, до чего же странные все эти поздравления: будто я приз выиграла или ребенка родила.

– Ты, наверное, просто в восторге.

Вот, опять – как будто я родила мальчика весом девять фунтов две унции!

– Я чувствую облегчение, – серьезно проговорила я. – Думаю, «в восторге» – не самое удачное определение. Все-таки речь идет о смерти моего мужа.

– Разумеется, разумеется, – быстро спохватился он, моментально погасив огоньки в глазах и изобразив более подходящее выражение. – Как бы то ни было, Рози, хоть это и неподобающий случай, должен признать: мне до смерти хочется его отпраздновать! По дороге я проезжал очаровательный маленький паб и подумал: почему бы нам с тобой не заехать и не выпить по маленькой? Ну, обменяться новостями?

– А потом?

– Ладно, ладно, ты меня раскусила. Я хотел и на ужин тебя пригласить, тем более что выглядишь ты просто неотразимо: устоять невозможно. Как тебе такой вариант?

Я подвинула букет так, чтобы он скрыл объект его желания. Было очевидно, что этот кобель помешан на сиськах, я уже давно это подозревала. В ту ночь, когда он зажал меня на диване в холле Джосса, его руки слишком уж быстро отыскали нужное место. А обладательницы большого бюста мигом распознают такие черты.

– На днях ты все же смог передо мной устоять, причем легко, – беспечно заметила я. – Более того, припоминаю, ты даже спрятался под подоконником, чтобы со мной не встречаться.

– Да… А… Я был ужасно занят, – не сразу нашелся он.

Мне не надо было долго подыскивать следующую реплику – я давно отрепетировала ее. В тот самый день, когда он потерял свои контактные линзы.

– Как я тебя понимаю! – сказала я ему. – Ведь я тоже теперь очень занята. А для тебя – отныне и навсегда.

С этими словами я захлопнула дверь прямо перед его изумленным носом. Потом повернулась и наткнулась на мамочку, которая совершенно случайно взялась полировать перила платочком. Как же иначе.

– Куда он ушел? – встревоженно спросила она.

– А я почем знаю. – Я сунула ей букет, невозмутимо просмотрела заголовки в «Телеграф» на столике в прихожей и пошла на кухню.

– Но… что он хотел? – Она засеменила вслед за мной, сжимая в одной руке платочек, а в другой – букет.

– Хотел пригласить меня на ужин.

– И? – завизжала она.

– И затащить меня к себе домой, чтобы там потискать мои груди.

– Рози! – Она уронила платочек.

– Извини, мам, но он такой слизняк. И к тому же Фома неверующий. С первым я бы справилась, но первое и второе вместе… – Я покачала головой… – Увольте.

Я взяла яблоко из фруктовой корзинки, подбросила его в воздух, поймала и зашагала по кухне. Ничего себе, какое приятное чувство. Очень, очень приятное. Я его отшила! Я захлопнула дверь! Я сказала – спасибо, не сегодня! Чувство было совершенно потрясающее. Теперь я понимаю, почему люди часто поступают так со мной.

– Ты – маленькая дура! – завопила мать мне вслед. – Ты никогда в жизни не найдешь никого лучше, он же ветеринар!

– Можно и по-другому посмотреть, мам, – сказала я, открывая заднюю дверь и натягивая резиновые сапоги. – Представь, если бы он был доктором? Представь, если бы я упустила такой шанс. – Я притворилась, будто поеживаюсь в ужасе, и вышла в сад. Мать в отчаянии фыркала за моей спиной. Потом, повинуясь импульсу, я заглянула в дверь черного хода.

– Эй, мам!

– Что? – злобно прошипела она.

– Я тебе никогда не говорила, но много лет назад, знаешь, что я сделала?

– Что?

Я украдкой оглянулась, проверить, не подслушивает ли кто, сложила руки воронкой и прошептала:

– Я отказала хирургу-ортопеду!

Я вышла в сад и побрела прочь от дома, на ходу жуя яблоко. Краем глаза заметила Филли – та загружала машину, готовясь к отъезду. Тут входная дверь распахнулась настежь, и мамочка вылетела на дорожку со злобными неистовыми воплями, демонстративно размахивая руками, бряцая драгоценностями. Несомненно, я довела ее до отчаяния. Филли прекратила загружать вещи и стала слушать; скрестила руки, склонила голову набок, принялась вздыхать, кивать, сочувствовать. Я явно была безнадежна. И что им со мной делать? Отвратительный, проблемный ребенок никак, ну никак не соглашается лечь под первого же мужика, которого они отыскали! Вот и остается качать головой, заламывать руки, пожимать плечами. Я пошла дальше. Я шла и шла по выложенной кирпичом тропинке, вьющейся через рощицу в конце луга; мимо пруда, где я в детстве лежала на животе и часами наблюдала за рыбами; и, наконец, добралась до священного папиного убежища в сарае.

Я подняла щеколду. Ко мне обернулись два виноватых и очень грязных личика. Мой папа и Айво сидели рядом на скамейке.

– Става богу, – вздохнул папа. – Я уж думал, это твоя мать. Мы тут устроили небольшую пересадку, ничего серьезного, но ты же ее знаешь.

Я улыбнулась. Айво был весь в грязи, как и его дед, а перед ними выстроились бесконечные ряды горшков, в которых вода переливалась через край.

– Поливать саженцы – хитрая работа, а Айво может увлечься, – заметил папа. Айво встал на колени на скамье и рискованно закачался, держа в руках большую лейку. Наконец он вылил полгаллона воды в двухдюймовый горшочек.

– Хитвая вабота, – мрачно кивнул он, залив скамейку.

– Айво, будь осторожен! Что ты сделал с дедушкиными семенами!

– Ничего страшного, дорогая, пусть поливает. Я потом все уберу, – сказал папа. – Ему нравится.

Я присела в уголке, глядя, как они трудятся. Счастливые, спокойные, усердные. Лишь изредка тишину нарушал возглас Айво:

– Так, дедушка?

– Да, дорогой.

Спокойствие, запах земли, явно довольные папа с Айво – все это меня утешило. Я любовалась ими. Спустя какое-то время я взяла каталог семян и стала рассеянно листать страницы. Наконец папа заговорил:

– Кто звонил в дверь?

Я отложила журнал и все ему рассказала. В том числе и исход дела. Он усмехнулся.

– Эх, Рози, твоей матери понадобится много месяцев, чтобы от этого оправиться. Много и много месяцев! Она будет вспоминать эту историю каждый раз, когда ты оплошаешь. Помните, как Рози упустила свой последний шанс? Помяни мое слово.

– Я знаю. Я буду долго об этом жалеть, и, самое худшее – скорее всего, она права. Я совершенно не разбираюсь в людях, не могу отличить хорошего человека от плохого.

– Это тут ни при чем, милая. Когда придет время, ты поймешь. Просто ты еще не испытала настоящее чувство. Здесь не разумом взвешиваешь – всем управляют инстинкты.

– Да, – тихо проговорила я, – да, я знаю. – Я сглотнула комок и отодрала с джинсов засохшие мюсли. Потом резко подняла голову и прищурилась. – Пап, а почему ты женился на маме?

– Почему? – Он рассмеялся и отложил совок. Наверное, потому, что в ней было все, чего не было у меня. Она говорила с правильным южным акцентом, пила шерри, как настоящая леди, могла вести светские беседы, была красивой и культурной. Во всяком случае, так мне казалось. А я был всего лишь нескладным чурбаном с Севера.

– И ты все взвесил?

– Да, я понимаю, о чем ты говоришь. Наверное, в какой-то степени, да. – Он поспешно поднял совок и так же резко отложил его снова. – Я был амбициозен, Рози, – тихо продолжал он. – У меня были деньги, но за ними ничего не стояло. У меня не было вкуса. А твоя мать одевалась по последней моде, шила себе платья по картинкам из «Вог» и играла в теннис в белом костюме, как полагается. Мне казалось, что она – самые сливки. Мне казалось, что она и станет вишенкой на моем пироге.

– А она не стала.

– Я ни о чем не жалею, Рози. Скажем так я не подумал о том, что она может оказаться куда более амбициозной, чем я. А из свиного уха мешка с деньгами не наколдуешь. Она думала, что у нее получится, и с тех пор давится своими стараниями. Но как ни крути, я все еще остаюсь свиным ухом.

Я сжала его руку.

– Ты самое милое свиное ушко, которое я когда-либо видела, – с нежностью проговорила я.

– Что ж, спасибо за добрые слова, дочь моя, – с улыбкой произнес он, – но если ты вытащишь локоть из горшка с азалиями, я буду еще более благодарен… спасибо.

Какое-то время он возился со своими цветами. Потом снова заговорил, но глаз не поднял:

– Рози, я тут подумываю, не построить ли мне коттедж в глубине сада.

– Коттедж?

– Мы уже четыре года как получили разрешение на постройку, и в следующем году его срок истекает. Жаль будет его не использовать. Я подумал, что вы с Айво могли бы там жить. Построю коттедж у ручья, чтобы он протекал у вас в саду, и речка станет границей с нашим домом. Правда, это может быть опасно, но ручей неглубокий, и когда Айво подрастет, ему понравится там играть: пусть строит дамбы и все прочее.

В горле у меня застрял комок – по различным причинам. Во-первых, как мило со стороны моего отца использовать все сбережения на постройку крыши над моей головой. Ведь он прекрасно знает, что если мы с матерью будем жить в одном доме, то рано или поздно убьем друг друга. И во-вторых… во-вторых, было во всем этом какое-то ужасное чувство обреченности. Неужели это конец? Одинокая дочь, живущая дома с родителями. Отныне и – неужели навсегда? Я вздохнула. Вдалеке послышался хруст шин по гравиевой дорожке. Наверное, Филли поехала домой, в свой собственный дом, к семье, к мужу. Я откашлялась.

– Спасибо, пап, я очень ценю твое предложение. Можно… можно я подумаю?

– Конечно, можно, дорогая. Спешить некуда, не торопись. – Папа был рад, что я сразу не отказалась. Он повернулся и помог Айво, который отчаянно пытался разделить глиняные горшки. Когда он наконец разодрал их, один из них треснул, но папа не обратил внимания, бросил осколки на пол и протянул ему целый горшок. Мне пришло в голову, что раз уж я не смогла найти Айво отца, то, по крайней мере, могу найти ему постоянного дедушку.

– Что мама говорит?

– Что мама говорит о чем? – Это моя мать вдруг просунула голову в дверь. Вид у нее был сердитый. Мы с папой оба подпрыгнули, как провинившиеся дети.

– Ничего, милая, ничего, – успокоил ее отец. О коттедже ей явно не было известно.

– Неужели? – ядовито прошипела она. – Я тебя знаю, Гордон, и знаю, что вы тут замышляете, когда собираетесь вместе. Значит, вот вы где. Опять испачкались. Я заварила чай на кухне, если кто-нибудь хочет.

– Спасибо, – послушно промямлили мы в унисон.

Она направилась к выходу, но вдруг обернулась:

– Да, кстати, Рози, к тебе приезжал твой бывший хозяин. Я послала его куда надо и прямым текстом.

– Джосс? – прошептала я.

– Да, наглец чертов, это же надо – выбросить тебя из собственного дома! Я такого ему наговорила, все высказала! Теперь пойдем, Айво… о господи, вы только посмотрите на эти брюки! Оставь эту грязную землю, пойдем мыть ручки с бабушкой, пойдем!

Значит, это была не Филли. Это шины Джосса хрустели по гравию. Папа оторвался от своих горшков и посмотрел на меня.

– На Маркхэмс-Корнер дорожные работы, – тихо сказал он. – Наверняка он там застрянет. Если побежишь в рощу и через речку, можешь его и нагнать.

Я смотрела на него ровно секунду – и больше подсказок не понадобилось. Я вскочила, оттолкнула мать от двери и бросилась в сад.

– Куда это ты собралась? – крикнула она мне вслед, но я бежала без остановки, пока не добралась до ручья. Забыв о мостике, который был чуть выше по течению, я перепрыгнула речку. Нога соскользнула, и я почувствовала, как в ботинок просачивается вода, но ухватилась за тростник на другом берегу, подтянулась наверх и, тяжело дыша, понеслась к небольшому лесу. Я нырнула в чашу, на последнем дыхании огибая заросли, выраставшие предо мной.

Здесь не было нормальной тропинки, и я продиралась сквозь кусты ежевики, маленькие деревца, огибала взрослые деревья и снова попадала в кусты ежевики. Я опустила глаза и пошла напролом, закрывая глаза рукой и ломясь сквозь чащу. Сердце выпрыгивало из груди. Пожалуйста, пожалуйста, только бы я его догнала! Только бы успела вовремя!

Наконец я вышла на просеку и рванула по сырой траве вдоль берега, перекувырнувшись у самого низа. Я поднялась и кинулась к забору, опоясывающему нашу территорию. Мне было все равно, что забор увит колючей проволокой, а я едва дышу. Я перелезла через ограду, порвала свитер, высвободила его и перепрыгнула на другую сторону. Из последних сил я побежала через какие-то кусты, колючее пастбище и наконец, наконец, выбралась на обочину главной дороги. Скоростной дороги, ведущей обратно в Сайренсестер.

Я стояла на обочине двухполосного шоссе, ловя ртом воздух, покрытая грязью, схватившись за бок, и отчаянно оглядывалась вокруг. Машины пролетали плотными рядами в обоих направлениях, но зеленого «рейнджровера» нигде не было видно. О господи, я опоздала, он уже уехал… хотя… да! Да, вот он, несется слишком быстро, нарушая скоростные ограничения, а за рулем сидит очень угрюмый Джосс!

– СТОЙ! – прокричала я что есть мочи и выскочила на середину дороги, видимо, желая повторить судьбу Анны Карениной. В последний момент я начала отчаянно махать руками, не желая быть раздавленной в лепешку посреди шоссе, и отпрыгнула на обочину. Он пронесся мимо, и в какой-то момент мне показалось, что он не остановится, но потом я увидела, как он зажег тормозные огни и со скрипом замер в нескольких сотнях ярдов вниз по дороге. Рой рассерженных автомобилистов свернул в сторону, чтобы избежать столкновения. Они гудели в гудки и неистово размахивали кулаками.

Дверь машины открылась. Он выпрыгнул и повернулся ко мне. Закрыл дверь и замер в ожидании. На мгновение мое сердце перестало биться – а потом снова заколотилось как бешеное. О! Он ждет меня! Я должна бежать к нему, это же момент моего торжества! Наконец-то он настал, да, я это чувствую! Обезумев от счастья, я пустилась галопом, несясь по дороге, как сам дьявол. Я бежала и бежала, а он все равно не приближался. Ну почему я такая ужасно неспортивная, подумала я, задыхаясь; и если бы не этот марафон по лесу! Но какая разница! Я пыхтела и пыхтела, несясь по направлению к высокой темной фигуре, которая стояла расставив ноги и чем-то напоминала мне Клинта Иствуда в «Пригоршне долларов». В голове невольно промелькнула мысль: а ведь он мог хотя бы шагом двинуться мне навстречу и встретить меня на полпути. Но я тут же отмела такое предположение. Нет, нет, это было бы совсем не круто: такие парни, как Джосс, не бегают, к тому же так намного романтичнее. Я же похожа на одну из тех девушек, бегущих по кукурузному полю, протянув руки навстречу любимому, я прилечу в его объятия, он закружит меня, и я поцелую его так крепко, что у него голова закружится… да, так я и сделаю. Я остановилась на минутку, схватилась за бок, и мне вдруг резко поплохело. Я глотнула ртом воздух. Давай же, Рози, осталось еще немного, беги! О да, я так и сделаю, вернулась я к своим мыслям, переходя на шаг – на хромающий шаг, – в тот момент, когда я… господи, как же мне нехорошо… в тот момент, когда я, черт побери, наконец до него добегу, я поцелую его так… проклятье, какого черта надо было парковаться так далеко! Наконец я подвалилась к нему, хрипя и разевая рот, как рыба, и приказывая себе не проблеваться на его черный свитер. Он протянул руку и схватил меня за плечо.

– Какого черта ты творишь? Тебя чуть не сбили! – У него был рассерженный вид. – А мне в зад чуть не въехало полтонны железа!

– Извини! – выпалила я. – Хотела тебя нагнать – слышала – ты приходил – мама сказала – хотел…

– Залезай.

– А?

– Залезай в машину, черт возьми! – Он подтащил меня к пассажирскому сиденью, схватил в охапку и захлопнул за мной дверцу. – Или ты хочешь умереть на шоссе?

Завороженно, вцепившись в обивку и глотая воздух, я смотрела, как он обошел джип и залез в машину с другой стороны. Он завел машину, и мы поползли по обочине. Он высматривал в зеркало заднего вида, куда можно пристроиться.

– Тупая башка, – пробормотал он.

Очевидно, это предназначалось какому-то автомобилисту, вот только… на дороге-то никого не было.

Он выехал на шоссе с такой скоростью, что я чуть не получила травму шеи. Я вцепилась в сиденье. Он подъехал к развороту, развернулся – мне показалось, на триста шестьдесят градусов и на двух колесах, но, наверное, я до сих пор была в шоке – и снова выехал на шоссе.

– Итак, – произнес он, окинув меня на удивление злобным взглядом, – итак, ты съехала. Очень мило, Рози, и как раз вовремя. Дети в восторге – ревут без передышки, к твоему сведению.

– Я не съезжала! – пропищала я. – Кто тебе это сказал?

– Аннабел.

– Аннабел! Значит, вот что она тебе сказала! Господи, да это она приказала мне уехать и сказала, что тебе из-за меня неловко!

– Почему неловко?

– Ну, знаешь, потому, что я увиваюсь и… – Я замолкла, представив, как я за ним «увиваюсь». Словно преданный спаниель, лежу у ног хозяина с тапочками в зубах. Я закусила губу. – Неважно. Просто она сказала, что нашла новых жильцов. Каких-то эко-активистов.

– Эко-активисты! Боже, вот это героическая последняя попытка!

– Это правда, Джосс, она приказала мне уехать, велела вышвыриваться вон. Спроси ее, если не веришь, – обиженно проговорила я.

– Не могу, она уехала.

– Куда?

– Как знать? В Лондон, я полагаю. Прежде чем вернуться в Штаты.

– Она опять уезжает за границу? – (Черт, а я-то думала, что она останется здесь со своим мужем, которому она «так необходима», родит ребенка, займется ремонтом.) – И надолго?

– Насовсем.

– На… – Я удивленно подняла глаза. Он вздохнул.

– Рози, по-моему, ты не заметила, что мы с Аннабел не похожи на нормальную семейную пару. Мало того, что мы живем в двух тысячах миль друг от друга, так еще когда мы оказываемся в одном доме, хоть и на короткий срок, то начинаем драться, как демоны, и рвать друг друга на куски. Неужели это прошло мимо твоего внимания?

– Ммм… нет, наверное.

– Так что она наконец согласилась со мной развестись. Она сопротивлялась два года, и мне не хватало смелости ее принуждать, но думаю, даже Аннабел понимает, когда дело проиграно. Даже она может почувствовать, что ее превзошли.

– Ра… развод? Превзошли? О чем ты говоришь?

– Ни о чем. Если ты не понимаешь… значит, возможно, я ошибся.

– Нет, Джосс, погоди-ка. Скажи мне простым английским языком. Ты что, разводишься? Но я думала, что ты от нее без ума!

– Правда? Но почему?

– Так все говорили!

– Кто это все?

– Ну, Алекс.

– Да что ты, – ядовито произнес он. – Алекс. Что ж, неудивительно, не так ли? Зачем ему конкуренты?

Я тупо уставилась на него.

– Послушай, Рози, – продолжал он тоном, каким обычно разговаривают с маленькими детьми и умственно отсталыми, – в первый раз мы с тобой встретились у входа в адвокатскую контору в Лондоне, помнишь? И оба пришли туда по одному и тому же делу. По делу о разводе.

– Но… я думала, ты просто так туда зашел. Чтобы повидаться с твоим шурином, братом Аннабел.

– Я действительно пришел повидаться с моим шурином. Братом Китти. Он ведет мой развод.

– О!

– Назови меня старомодным, но мне тогда не хотелось болтать об этом направо и налево. Мне кажется, это недостойное поведение для джентльмена, тем более что Аннабел была против моих действий. И я подумал, что если начну болтать, это будет несправедливо по отношению к ней. Тем более что как раз тогда ты стала моим арендатором.

– Д-да, разумеется. – (Я покрепче села на свои ладони.)

– Но ей отчаянно хотелось казаться успешной во всем, понимаешь. Она пыталась поддерживать видимость супружеского рая. Подумать только, ей удалось обмануть даже Веру и Марту! Но на самом деле никогда ничего подобного не было. Даже в самом начале. Во-первых, она неспособна на нормальные сексуальные отношения; единственный человек, с которым она может наладить интимную связь, – это она сама. Мы перестали заниматься сексом вскоре после свадьбы: она просто выдумывала одну убогую отговорку за другой.

– Но… но я думала, что у нее роман! Когда она послала меня за покупками и приказала купить эти…

– Она тебя отпугивала. Решила, что ты подобралась слишком близко. Я сразу понял, что у нее на уме.

– О!

– Рози, она бы никогда в жизни не завела роман. Разве что это помогло бы ей продвинуть карьеру. Видишь ли, ее не интересует секс. Есть такие люди, знаешь.

(Разве? Черт, я и не знала.)

– Так зачем ты на ней женился, черт возьми?

– Потому что вначале я всего этого не знал. Она мастерски маскировала следы. Мы встретились, когда она училась в Гарварде, а я приехал туда прочитать лекцию. Она сразу ко мне подкатила. Короче говоря, соблазнила, выполнив все необходимые сексуальные действия, как я теперь понимаю, руководствуясь холодным расчетом. Я был безмерно польщен, ведь, как ты наверняка согласишься, она довольно привлекательна, и все молодые люди сходили по ней с ума. Китти умерла почти год назад, и по какой-то причине эта дата показалась мне зловещей. Мне стало страшно. Наверное, я был уязвим и ухватился за женщину, которая показалась мне хорошей. Но сейчас я понимаю, что не любил ее по-настоящему.

– Так почему ты?..

– Потому что я решил, что детям нужна мать, и подумал, что она отнесется к ним по-доброму, что у нее есть собственный необычный подход. Я ошибся. Семейная жизнь и дети ее не интересовали, у нее были совсем другие планы. Ей нужна была моя фамилия, чтобы прославиться как начинающий юный писатель – или гуру, как ей нравится себя представлять. И знаешь, по глупости, наверное, я подумал, что у нас что-то получится, потому что она была так непохожа на Китти. Думаю, именно это меня в ней и привлекло. Она была такая жесткая, энергичная, амбициозная – ничего общего с Китти. А мне было бы невыносимо находиться рядом с кем-то похожим на нее, я боялся, что начну сравнивать. Но я так ошибался. Рядом с Аннабел мне лишь сильнее не хватало Китти.

– Как же получилось, что она наконец уехала?

– Сегодня днем Джонатан, брат Китти, вручил ей официальное уведомление о разводе. Я не хотел, чтобы все вышло именно так, но она не оставила мне выбора. Должна же она наконец убраться из моего дома.

– Хочешь сказать, ты и раньше предлагал ей убраться? – изумленно спросила я.

– Естественно. Но я не мог ее вышвырнуть, и сам переезжать тоже не собирался, а другого выхода не было.

– Но я думала… я думала, ты в нее влюблен! – выпалила я. – В Новый год ты вдруг так расстроился, как будто ее отсутствие было для тебя невыносимо!

– Ну уж нет. Я притих потому, что твой рассказ о том, как она послала тебя за презервативами, напомнил мне о ее истинной сущности. Не просто бесчувственная, как ледышка, но и манипулирует людьми. И еще я вспомнил о той, которую потерял. Ровно шесть лет назад. – Он замолк – Китти умерла в Новый год.

– О! – в ужасе ахнула я.

– И впервые за шесть лет я встретил Новый год трезвым. Благодаря тебе, Рози. Тогда Аннабел и поняла, что проиграла. Она знала, что я провел Новый год с тобой, и знала, что я не валялся на полу в коматозном состоянии. И я тогда тоже кое-что понял. Я осознал, что могу отметить Новый год с тобой и при этом не напиться. Более того, мне будет даже приятно. Я понял, что Китти тоже этого хотела. Что сейчас самое время. И ей бы это понравилось.

Я задержала дыхание. За ветровым стеклом со свистом проносились поля.

– Ты… ты очень ее любил.

– Словами не передать.

Я замолчала и постаралась не дышать. Мое дыхание вдруг стало слишком глубоким, шумным, свистящим, грубым. Словами не передать… о господи…

– И я слишком редко говорил ей эти слова. Наверное, поэтому мне так трудно разговаривать с тобой, Рози. На бумаге я вполне красноречив, дай мне ручку и листок, и я смогу рассказать, как сильно тебя люблю, но когда приходится использовать голосовые связки…

– Как сильно ты…

– Неужели ты не догадалась? – тихо спросил он.

– Нет! – ахнула я. – По крайней мере… ну, я надеялась, конечно, молилась, но мне казалось, что такого просто не может быть, что это невозможно! И вчера, в Лондоне, ты был таким далеким, таким холодным!

– Да, прости, что я не заключил тебя в объятия в доме твоего мужа сразу после того, как полиция предоставила леденящий душу отчет о его последних часах. Мне казалось, будто метафорические меловые очертания его трупа до сих пор виднеются на полу. Это было бы как-то некрасиво.

– О! Да, конечно.

– И броситься тебе в объятия на обочине тоже казалось неподходящим. Не говоря уж о том, что это попросту опасно.

– О! Да, наверное, ты прав… Боже, какой же ты практичный, Джосс!

– Все относительно. Ну и – что?

– Что?

Он крепче схватился за руль, несясь на невероятно большой скорости по знакомой дороге.

– Как с тобой непросто, Рози. Вот он я, пресыщенный и эмоционально измученный мужчина, два раза женатый, с тремя ненормальными детишками в придачу, готов предложить тебе свою любовь и весь мир и лезу из кожи вон, чтобы понять, чувствуешь ли ты то же самое. – Он перелетел через лежачего полицейского, потом внезапно развернулся налево и остановился на гравиевой дорожке.

У меня закружилась голова, и я видела только его глаза: серьезные, многозначительные. Он повернулся ко мне, и я поймала его взгляд.

– О да! – выпалила я. – Да, я понимаю, о чем ты, и я чувствую то же самое! – Я хотела было броситься в его объятия, но чертов ремень безопасности чуть меня не придушил.

– Вот, – он расстегнул ремень, и наконец – наконец! – я кинулась к нему. Туда, где мое место. Он склонил ко мне голову, свои каштановые волосы, и поцелуй за поцелуем раскрыл мои губы – и каждый был чудеснее, вкуснее, слаще другого. Я вдруг поняла, что превращаюсь в желе. Наконец-то, ликующе подумала я, после стольких долгих лет блуждания в пустоте, иссохших, подавленных эмоций, наступила оттепель. Он взял меня за подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза, поцеловать мои щеки, уголок рта, волосы, а я блаженно купалась в лучах счастья, медленно открывая глаза, чтобы полюбоваться на него. Но пока я любовалась, в поле моего зрения возникло кое-что еще. Моя мать. Она шпионила через окно гостиной. Я окаменела.

– Черт! – взвизгнула я, сразу же выпрямившись. – Это же мой дом!

– Да, я в курсе.

– То есть дом моих родителей!

– Конечно, я знаю.

Я ахнула. Поправила одежду, пригладила волосы. Боже правый, а я ведь раньше никогда не обнималась на тропинке перед родительским домом, даже в подростковые годы! Я была удивлена, что этот несомненно практичный мужчина посчитал нашу дорожку подходящим местом для таких дел. Зачем он сюда приехал? Неужто поблизости нет уединенных дорожек где можно всласть пообниматься? Какого черта ему понадобилось у дома моих родителей?

Он откинулся на сиденье, обняв рукой спинку моего кресла и глядя на меня.

– Ну, что ты сидишь? Иди.

– Идти… куда? – Я запаниковала. О господи, он что, опять передумал? И привез меня домой к мамочке? Да что с ним такое, в самом деле?

– Иди, забери Айво. Я так полагаю, он идет в нагрузку к тебе, не так ли? Так же как и мои дети – ко мне. Кроме того, я не на шутку привязался к этому чертенку.

– О! – простонала я. – Да, конечно! Так ты за этим…

– Вернулся? Вообще-то, да. А ты решила отдать его на усыновление?

– Нет! Нет, что ты! – Я выпрыгнула из машины и побежала по дорожке. Но у входной двери замерла и обернулась. Через две секунды я уже стучала в окно джипа. – Джосс!

Он открыл дверцу.

– Выходи! Я хочу познакомить тебя с папой!

Он улыбнулся, вышел и взлохматил волосы ладонями.

– Знакомство с родителями, да? Хорошо, только должен тебя предупредить: я уже давно этого не делал. Еще со времен «Лиги плюща». Надеюсь, я не возьму не ту вилку и не пукну, когда сяду на стул.

Я рассмеялась, и, взявшись за руки, мы зашагали к двери.

– Ну, с мамочкой ты уже познакомился. Это та дама с голубыми волосами, которая послала тебя куда подальше.

– Ах да, очаровательная женщина, просто прелесть. Страшно представить, что она скажет, когда я женюсь на ее дочери.

Я замерла как вкопанная на верхней ступеньке, положив руку на дверную ручку.

– Ты… хочешь на мне жениться?

Он повернулся ко мне лицом. Взял меня за руки.

– Да, неужели я забыл сказать? – нежно произнес он. – Да, хочу. Я хочу жениться на тебе больше всего на свете.

– Ну дела! – (Ну дела, Рози? И так, по-твоему, должен ответить взрослый человек? Раз уж на то пошло, нормальный человек?) – Я… я… – замялась я.

– Я знаю, знаю, – торопливо оборвал он. – Ты только что похоронила мужа, и я тебя гоню, и я знаю, что у тебя есть другие планы, другие мечты – например, твой ресторан, но я все обдумал, Рози, правда. Мне кажется, ты могла бы перестроить старый сарай для сена – тот, который стоит на той стороне луга. Это огромный сарай, и там есть веранда, старые стропила и нужная атмосфера. Если немного поработать, ты могла бы переделать его по-своему, в точности как планировала – с огородиком пряных трав, зеленой изгородью и так далее. Черт, да если захочешь, можешь устраивать там представления с голыми цирковыми гимнастами мне все равно, я просто подумал…

– Хватит, хватит! – рассмеялась я. – Нет, дело не в этом. Ресторан тут ни при чем, мне достаточно просто быть с тобой и детьми. Но я даже не подозревала! Не знала, что у тебя такие сильные чувства!

Он ласково взглянул на меня:

– Я не помню, когда влюбился в тебя, Рози. Я только знаю, что с каждой минутой меня затягивало все глубже и глубже. Почти с того самого дня, когда ты появилась у меня на пороге со всем твоим барахлом, твоей дурацкой гордостью, смелостью и маленьким сыном в придачу, я все время думал: как жаль. Как жаль, что я поспешил и женился на Аннабел. Как жаль, что я не подождал. Но я же не знал, что ты появишься. И когда ты появилась, у меня было такое чувство, будто меня со всей силы, со всей наглости ударили по зубам. Я думал, что мне придется беспомощно сидеть и наблюдать, как ты исчезнешь за закатным горизонтом вместе с этим проклятым червяком Алексом Мунро. Но слава богу, этого не произошло, потому что я действительно хочу, чтобы ты стала моей женой. Но если ты мне откажешь, прошу тебя, скажи об этом прямо сейчас, чтобы я мог спокойно надраться в пабе. И мы обо всем забудем.

– Не напивайся, – прошептала я. – Я очень тебя люблю, и да, да, я выйду за тебя замуж, если хочешь – прямо сейчас! Ох, Джосс, я самая счастливая девушка на свете. Я… – Внезапно я замолкла. Прислушалась. – Подожди минутку!

Я коснулась входной двери и легонько ее толкнула. Моя мать взвизгнула и чуть не перевернулась вверх тормашками. Она сидела на корточках с тряпкой в руках, приложив ухо к замочной скважине.

Покраснев от смущения и восторга, она выпрямилась во весь рост.

– Мистер Даберри, – просияла она, – или вы позволите называть вас Джосс? Разрешите выразить радость по поводу нашей встречи и принести глубочайшие извинения насчет недавней неловкой ситуации. Мне очень жаль. Боже милостивый, о чем я только думала, выпроваживая вас вон! Итак, поскольку для вас обоих это не первый брак, о традиционном венчании и белом платье не может быть и речи, но кремовый оттенок смотрится очень мило, или даже лимонно-желтый. Я знаю, ведь сын Марджори женился на разведенке, и она выглядела просто прелестно в желтом платье – разве что немного толстовата. Просто поразительно, но некоторые продвинутые священники в наше время все готовы спустить с рук. Подумать только, дочь Синтии Паркер была уже на шестом месяце, но все равно проплыла к алтарю в платье цвета айвори – вот маленькая шлюшка! Так что не думаю, что здесь у нас возникнут проблемы…