Сожженные девочки

Глава 10

Я оставляю мисс Марпл потягивать свой херес, чувствуя себя еще хуже, чем утром.

Разумеется, это все вздор. Причудливые измышления мозга, которому больше нечем заняться. Я не меньше других люблю «Убийства в Мидсомере»[3], но в реальной жизни никто не убивает деревенских викариев потому, что они «слишком много знают».

Реальная жизнь совсем не такая. Из пасторских визитов в тюрьму мне известно, что реальные преступления не умные и не замысловатые. Они случайные и плохо продуманные. Убийцам их преступления очень редко «сходят с рук», а если это и происходит, то скорее благодаря удачному стечению обстоятельств, чем планированию. Убийство – это почти всегда акт отчаяния, без продумывания последствий. Для жизни и для души.

Я разгоняюсь до тридцати. Я так погружена в свои мысли, что чуть не проезжаю мимо деревянного указателя фермы Харпера.

Блин!

Я резко торможу, сдаю назад и въезжаю на длинную, посыпанную гравием дорогу. Петляя между полями, она ведет к красивому, сложенному из красного кирпича дому под шиферной крышей, расположенному на вершине холма. Дом явно достраивали и совершенствовали – из огромного окна и большой оранжереи открывается потрясающий воображение вид на окрестности до самого Даунс.

Я паркую машину рядом с видавшим виды грузовичком и ренджровером Саймона Харпера и выхожу. Мне в нос тут же бьет запах навоза и чего-то слегка гниющего. В одном поле пасется стадо коричневых коров, а второе усеяно комочками овец.

Подойдя ближе, я вижу, что еще один участок превращен в паддок для двух ухоженных гнедых лошадей. Левее виднеются сараи и амбары, а также современное строение, похожее на склад. Видимо, это и есть бойня.

Я не сентиментальна в отношении животных. Я ненавижу жестокость, но ем мясо и понимаю, что оно не падает с неба и не вырастает в «Теско». Животное погибает, и максимум, что мы должны сделать, – это обеспечить ему хорошую жизнь и быструю безболезненную смерть. С разных точек зрения это даже хорошо, что бойня находится прямо на ферме. И все же мне становится не по себе при мысли о том, что маленькая девочка случайно туда забрела. Как вообще она могла просто «забрести» на бойню? Я снова вспоминаю безразличный взгляд Поппи, агрессивное бахвальство Саймона. Смущение? Или чувство вины?

Хрустя гравием, я иду к входной двери дома. Это именно то, от чего меня предостерег бы епископ Деркин. Он посоветовал бы мне не совать нос не в свое дело. Не докучать людям своим присутствием. Хотя именно поэтому я и стала священником. Чтобы защищать невинных. Священнику рассказывают многое из того, что предпочитают утаить от полиции или социальных работников. Кроме того, белый воротничок позволяет проникнуть в места, недоступные для большинства обычных людей. Он работает почти как удостоверение сотрудника полиции.

Я поднимаю руку и коротко стучу. До меня доносятся чьи-то голоса, после чего дверь распахивается. Тоненькая девочка-подросток в укороченных джинсах и майке стоит, небрежно прислонившись к дверному косяку. Ее белокурые волосы кое-как собраны в хвост.

У нее есть старшая сестра, Роузи.

– Я вас слушаю.

– Привет. Я Джек Брукс, новый священник в Чепел-Крофт.

Она продолжает молча на меня смотреть.

– Вчера с твоей сестрой произошел неприятный случай. Я просто решила заглянуть и узнать, все ли с ней в порядке.

Она вздыхает, делает шаг назад и зовет:

– Ма-ам?

– Что случилось? – откликается откуда-то сверху женский голос.

– Викарий. Насчет Поппи.

– Скажи ей, что я сейчас подойду.

Девочка одаривает меня быстрой неискренней улыбкой.

– Она сейчас подойдет.

С этим она разворачивается на одной тщательно ухоженной ножке и скрывается в доме, не приглашая меня войти. Вообще не произнеся больше ни единого слова. Ну и ладно. Я вхожу.

Холл необъятен и благодаря огромному окну залит светом. Деревянная лестница, извиваясь, поднимается к площадке второго этажа. Судя по всему, бизнес процветает.

– Здравствуйте.

По лестнице спускается еще одна тоненькая блондинка. Какое-то мгновение я пытаюсь сообразить, не упоминалась ли в разговорах третья сестра. Но, когда женская фигура подходит ближе, я пересматриваю первоначальное мнение. Эта женщина явно постарше – несмотря на искусное применение косметики, процесс старения отменить невозможно. Ей, вероятно, уже за сорок, как и мне. Все же сходство со старшей дочерью необычайное.

– Здравствуйте. Я преподобная Брукс. Джек.

Женщина плавно идет ко мне по каменным плитам пола. В ее присутствии я начинаю казаться себе неухоженной и неопрятной.

– Эмма Харпер. Рада знакомству. Мне рассказали все о вчерашнем недоразумении. – Она улыбается. – Мне очень жаль, что вас в него тоже впутали.

– Ничего страшного. Я была рада помочь. И только хотела убедиться, что с Поппи все в порядке.

– Конечно, с ней все хорошо. Входите же. Я уверена, что она хотела бы с вами поздороваться. Кофе?

– Спасибо, – говорю я. – С удовольствием.

Эмма любезна и мила. Но… не слишком ли? Или я просто придираюсь к ней из-за ее мужа?

Я иду за ней в кухню, которую как будто перенесли сюда непосредственно из передачи «Гранд Дизайнс». Огромный остров, гранитные рабочие поверхности, сверкающая утварь и бытовая техника. Полный фарш. Кухня переходит в стеклянную оранжерею, в которой стоят длинный стол и скамьи, удобные диваны, покачивается подвесное кресло-яйцо.

Я ощущаю укол зависти. Я никогда не буду жить в подобном месте. Если мне повезет, церковь позволит мне остаться в доме, в котором я буду обитать на момент окончания службы, в обмен на мою дальнейшую помощь в делах церкви. Если не повезет, меня вышвырнут на улицу, вынудив снимать жилье, в то время как у меня не будет ни сбережений, ни активов.

Такова судьба викария. Разумеется, нам предоставляется бесплатное жилье, и если проявить смекалку, можно скопить на скромный вклад. Но заработок викариев в Соединенном Королевстве приблизительно вдвое меньше среднего, а с дочерью-подростком денег постоянно не хватает. В настоящий момент моих сбережений хватило бы только на то, чтобы купить вагончик возле мусорной ямы.

– У вас очень красивый дом, – говорю я.

– Да? – Эмма обводит окружающее пространство взглядом, как будто заметив его впервые. – Да, спасибо.

Она подходит к элегантной кофемашине, которая, вероятно, стоит больше моего автомобиля. Зеленоглазый монстр утробно ворчит.

– Капучино, латте, эспрессо?

Я прикусываю язык, чтобы не сказать «Нескафе».

– Просто черный кофе, спасибо. Без сахара.

– Чудесно.

Под клекотание кофемашины я подхожу к складным дверям и выглядываю наружу. Часть поля отгородили, превратив в сад с деревянной рамой для лазания, детской горкой и батутом, на котором прыгает Поппи. Вверх, вниз, вверх, вниз, волосы взлетают и развеваются. Но, когда она оборачивается, я вижу ее застывшее, лишенное какого-либо выражения лицо. На нем нет ни улыбки, ни радости. Обескураживающее зрелище.

– Она может заниматься этим часами напролет.

Эмма подходит ко мне и протягивает кружку с кофе.

– Должно быть, это доставляет ей удовольствие.

– Трудно сказать. Имея дело с Поппи, часто не поймешь, как она к чему относится. – Она оборачивается ко мне. – У вас есть дети, преподобная?

– Только одна дочь. Флоренс, Фло. Ей пятнадцать.

– Ага, столько же, сколько моей старшей дочери, Роузи. Флоренс пойдет в местную школу в Уорблерс-Грин?

– Да.

– О, прекрасно. Нам нужно их познакомить.

– Это было бы чудесно.

Я не понимаю, как эти двое смогут найти общий язык. Но чудеса случаются.

– Так, значит, ваш муж тоже викарий?

– Был викарием. – Я сглатываю. – Он умер, когда Фло была еще совсем малышкой.

– О, мне очень жаль.

– Спасибо.

– Вы воспитывали Фло в одиночку? Должно быть, вам пришлось нелегко.

– Быть родителем нелегко. Точка.

– И не говорите. Если бы я знала, как будет сложно с Поппи по сравнению с Роузи, я бы, возможно, ограничилась одним ребенком. Это не значит, что я жалею о том, что она у меня есть, – добавляет Эмма, поняв, что сболтнула лишнее. – Давайте присядем.

Мы подходим к столу и усаживаемся на скамейки. Стильно, но неудобно.

– Как Поппи? – спрашиваю я, снова возвращая разговор к цели моего визита. – Она вчера выглядела очень расстроенной.

– О да, конечно. Мне очень жаль, что все это произошло.

– Наверное, сложно запретить детям привязываться к животным?

– Саймон показал Роузи бойню, когда ей было приблизительно столько лет, сколько сейчас Поппи.

– В самом деле?

– Это часть их наследия, их корни. Это источник нашего дохода. Роузи это не обескуражило. Она не такая, как Поппи.

– Она присматривала вчера за Поппи?

– Да, она очень хорошо умеет с ней обращаться. Но с Поппи бывает трудно. Бедняжка Роузи…

– Мне все еще не совсем понятно, как Поппи оказалась вся в крови.

Она улыбается одними губами.

– На бойне много крови.

Я понимаю. Но это не ответ на мой вопрос. Я бросаю взгляд в окно и вижу, что батут опустел. Кухонная дверь распахивается, и входит Поппи.

– Привет, милая, – говорит Эмма.

Поппи замечает на скамье у стола меня.

– Привет, Поппи. Ты меня помнишь? Мы виделись вчера.

Кивок.

– Как у тебя дела?

– Мне купят хомяка.

Мои брови взлетают вверх.

– Отлично.

– Это была идея Саймона, – говорит Эмма. – Но не забывай, Поппи, тебе придется за ним убирать. Мамочка этого делать не будет.

– И папочка тоже, – раздается у нас за спиной низкий звучный голос.

Я оборачиваюсь. В дверях стоит Саймон Харпер, одетый в потрепанный джемпер, покрытые пятнами джинсы и носки грубой вязки. Он входит в кухню, берет стакан и наполняет его водой из холодильника. Похоже, мое присутствие его не удивило, а впрочем, он, должно быть, уже заметил мою машину, припаркованную возле дома. Стикер на заднем стекле «Викарии делают это с благоговением» выдает меня с головой. Но это не я его наклеила, спешу уточнить. Как и большую часть всего остального, я унаследовала машину от кого-то из предшественников.

– Преподобная Брукс. Рад снова вас видеть.

Тон, которым он это произносит, говорит об обратном.

– Надеюсь, вы ничего не имеете против того, что я к вам заглянула. Я только хотела узнать, как дела у Поппи.

– С ней все в порядке. Верно, Поппи?

Поппи послушно кивает. Присутствие отца, похоже, снова переключило ее в режим молчания.

Он смотрит на Эмму:

– Тебе надо было позвать меня и сообщить, что у нас гостья.

– Прости, я думала, ты занят.

– Я мог бы выкроить время.

– Да, пожалуй, но я не думала…

– Вот именно – ты не думала.

Резкие слова повисают в воздухе. Я перевожу взгляд с одного супруга на другого, а затем спешу встать, прежде чем у меня вырвется что-то, чего человеку в моем положении говорить не следует.

– Эмма, спасибо за кофе. Было приятно познакомиться. И рада снова повидаться с тобой, Поппи.

– Я вас провожу, – говорит Саймон.

– В этом нет необходимости.

– Мне будет приятно это сделать.

Мы выходим в холл. Когда нас уже никто не может слышать, он произносит:

– Вам незачем было приезжать и шпионить за нами.

– Я этого не делала.

– Я знаю о вас, преподобная Брукс, – понизив голос, говорит он.

– Неужели? – Я напрягаюсь.

– Знаю, откуда вы.

Я пытаюсь сохранять невозмутимый вид, но чувствую, что подмышки взмокли.

– Понятно.

– Уверен, что у вас самые лучшие намерения, но здесь вам не Ноттингем. Это не какая-то городская помойка, и мы тут детей не насилуем. Мы не такие, как те люди.

– Те люди?

– Вы знаете, что я имею в виду.

– Нет. – Я холодно смотрю на него. – Может, вы хотели бы уточнить?

Он хмурится.

– Вы лучше просто смотрите за своими овцами, а я позабочусь о своих, договорились?

Он открывает передо мной дверь, и я на негнущихся ногах выхожу наружу. Дверь с грохотом захлопывается у меня за спиной. Ну и мерзкий тип.

Я иду к машине, и полуденная жара тяжелым грузом давит мне на плечи. И тут я останавливаюсь. Две глубокие кривые царапины вспороли краску на пассажирской стороне автомобиля, образуя перевернутый христианский крест. Я смотрю на оккультный символ, чувствуя, как стынет пот у меня на спине. Уверена, что, когда утром выехала из дома, его там не было, хотя, если честно, я не проверяла. Озираюсь вокруг. Подъездная дорожка пуста. Но я чувствую, что за мной кто-то наблюдает. Поднимаю глаза, щурясь на ярком солнце. Роузи стоит, высунувшись из окна одной из спален на втором этаже. Она улыбается и насмешливо качает пальцами в знак прощания.

Будь христианкой. Будь христианкой.

Я улыбаюсь в ответ. Затем показываю ей средний палец, сажусь в машину и трогаюсь с места, взметнув клубы пыли.