Мальчику, который корчится на земле, приблизительно столько же лет, сколько и ей. Он худой, одет в узкие джинсы, худи с черепом на спине и доки. Длинные, крашенные в черный цвет волосы упали ему на лицо.
– Я задала тебе вопрос.
– Слушай, прости, пожалуйста. Я просто иногда сюда прихожу и…
– И что?
– Я… люблю смотреть… и рисовать всякое.
– Всякое что?
– Ну всякое.
Он с трудом вытаскивает из заднего кармана джинсов потрепанный блокнот и дрожащей рукой протягивает ей. Фло берет блокнот и начинает листать. На рисунках, выполненных по большей части угольным карандашом, изображены могилы и церковь, но также встречаются черно-белые чудовища и странные призрачные фигуры.
– Рисуешь по-настоящему классно.
– Ты правда так думаешь?
– Да. – Она захлопывает блокнот и возвращает мальчику. – И все же не следовало использовать наш флигель в качестве туалета.
– Здесь теперь живешь ты?
– Моя мама новый викарий.
– Послушай, мне просто было очень нужно, ну ты понимаешь, а я не люблю… – он машет рукой в сторону могил. Его рука продолжает дрожать, она дергается все сильнее. – Мне кажется, нехорошо делать это там.
Фло разглядывает его еще несколько секунд. Похоже, он говорит искренне, и ей даже немного его жаль, особенно с учетом этих странных непроизвольных судорог. Она протягивает ему руку. Он принимает ее, и она рывком помогает ему подняться.
– Я Фло.
– Ригли.
Не успевает он это произнести, как все его тело сотрясает конвульсия.
– Это что, какая-то шутка?
– Н-нет, это моя фамилия. Лукас Ригли.
– А-а.
– Ну да. Злая ирония, верно? Как будто я помогаю своим собственным обидчикам. «Смотрите, вон идет корчащийся Ригли[4]».
– Сочувствую.
– Хулиганы так предсказуемы. Вряд ли кто-то из них может похвастаться избытком воображения.
– Верно.
– Это, кстати, называется дистония. Подергивание и все такое. Врачи говорят, это носит неврологический характер. Что-то не так у меня в мозгу.
– Они ничем не могут тебе помочь?
– Практически нет.
– Фигово.
– Ага.
Он смотрит на фотоаппарат у нее на шее.
– Ты фотограф?
Фло пожимает плечами:
– Пытаюсь им быть. Я подумывала о том, чтобы оборудовать во флигеле проявочную комнату.
– Круто.
– Ага. Только тогда я еще не знала, что его используют как туалет.
– Прости.
Она отмахивается:
– Возможно, мне стоит подумать о подвале.
– Вы только что переехали?
– Вчера.
– Как тебе тут? Нравится?
– Честно?
– Ага.
– Это дыра.
– Добро пожаловать в жопу мира.
– Ты живешь в деревне?
– Да, на другом ее конце, с мамой. А ты?
– Тоже только я и мама.
– Так, значит, ты пойдешь в школу в Уорблерс-Грин?
– Думаю, да.
– Тогда, может, я найду тебя в школе.
– Может быть.
– Ладно. Договорились.
Несколько мгновений они стоят и молча смотрят друг на друга, не зная, что еще сказать. Она обращает внимание на его глаза – необычного серебристо-зеленого оттенка, почти кошачьи. Было бы круто их сфотографировать. Она могла бы классно подчеркнуть эти странные блики. Фло тут же задается вопросом, почему ее так интересуют его глаза.
– Ладно, я пошел, пока.
– Пока.
Ригли поворачивается, затем останавливается и оглядывается.
– Знаешь, если тебе нравится фотографировать, я мог бы показать тебе по-настоящему крутое местечко.
– Честно?
– Вон там, за полем, стоит старый заброшенный дом. – Он указывает дрожащей рукой вдаль. – Адски зловещий домик.
Фло колеблется. Ригли кажется ей странным, но странный необязательно означает плохой. И если бы не эти его подергивания, он был бы очень даже ничего.
– Ладно.
– Ты будешь здесь завтра?
– Видишь ли, мой ежедневник забит битком…
– А-а.
– Шучу. Я свободна. Во сколько?
– Не знаю. В два?
– Хорошо.
– В поле за кладбищем есть старые качели из шины. Я буду ждать тебя там.
– Отлично.
Он улыбается ей из-за волос и, подергиваясь, бредет прочь. Ригли. Фло качает головой в надежде, что только что договорилась встретиться не с местным психом.
Она делает несколько снимков, но это занятие ей уже наскучило. Она начинает спускаться обратно к часовне. Зацепившись за что-то носком кроссовки, Фло едва не летит кубарем, успев удержаться на ногах за мгновение до того, как ее фотоаппарат должен был врезаться в оказавшееся на ее пути надгробие.
– Проклятье.
Она оглядывается, чтобы понять, обо что споткнулась. Упавшее надгробие, заросшее травой, наполовину покрытое мхом, с почти полностью стершейся надписью. Она поднимает фотоаппарат, чтобы сделать снимок, и хмурится. Картинка немного мутновата. Фло пытается настроить фокус. Все равно не то, что надо. Она оборачивается, чтобы навести резкость на какой-нибудь отдаленный предмет, и вздрагивает от испуга.
В нескольких футах от нее стоит юная девушка.
Она обнажена. И она горит.
Оранжевые языки мерцают вокруг ее лодыжек и лижут быстро чернеющие ноги, поднимаясь к гладкому, лишенному волос лобку. Вот откуда Фло знает, что это девочка. В противном случае было бы трудно об этом судить.
Потому что у нее нет обеих рук и головы.