Сокол. Трилогия

Глава 1 La Defense — Les Sablons — Denfert Rochereau Август

Старик!

Снова этот старик, тот, попадался уже на глаза на рю Кадет! Противный такой — круглое смуглое лицо с большим крючковатым носом, черные масляные глаза, — увидишь один раз, уже ни с кем не спутаешь.

Максим снова обернулся — ну да, он самый и есть — держится за стойку посередине вагона. А почему бы, спрашивается, не пройти чуть вперед, не сесть? Хотя, может, ему скоро выходить? Так и Максу скоро выходить, вот, уже следующая — «Опера», а там — на восьмую линию до «Конкорда», потом пересесть на первую, сойти на «Пон де Нейи»…

Нейи… Отец говорил, от метро не так уж и далеко до бульвара Бино. Да и с «Опера» в ту сторону идут автобусы. Может, следовало бы выйти? Впрочем, не стоит — больше времени потратишь, пока найдешь.

Выйдя из вагона, Максим быстро пошел вместе с толпой пассажиров, внимательно следя за указателями. Поднялся по эскалатору на верхний уровень, прошел вперед, направо, спустился по лестнице вниз — как раз подошел нужный поезд.

Старик сел в этот же вагон!

Ну, это уже становится интересным. Что же, выходит, он следит за ним от рю Кадет? От штаб-квартиры масонской ложи Великий Восток Франции? Да нет, чушь какая… С чего ему следить-то? Скорее всего, старику тоже надо на «Дефанс»… тогда вышел бы на «Опера», если местный, поехал бы на автобусе, безо всяких пересадок. Если местный… А если не местный — тогда на метро, как вот и Максим.

Вагон оказался новым — загоравшиеся зеленые лампочки высвечивали на схеме следующую станцию. Уже проехали «Аржантин», в принципе можно выйти и на следующей — «Порт Майо», оттуда не так далеко до Нейи, судя по схеме.

Максим протиснулся к двери, увидел, что и старик поднялся со своего места. Ага, вот оглянулся, полоснул быстрым взглядом…

Пропуская выходящих людей, Макс прижался к центральной стойке. Скосил глаза — старик никуда не делся! Не вышел, а так и стоял у самых дверей. Чего же, спрашивается, поднялся с места? Неужели в самом деле следит? Зачем?

Подумав, Максим решил проехать до конечной, а там пройтись до Нейи пешком, по эспланаде и через мост — что там какие-то несколько километров для шестнадцатилетнего парня, тем более спортсмена? А старик, ежели не сойдет раньше, что ж, пускай побегает. Посмотрим, как долго продержится!

Вот и конечная станция. Выйдя из вагона, Макс ускорил шаг. Да здесь, в толпе, и невозможно было идти ни медленно, ни быстро, а только со скоростью самой толпы, которая вскоре вынесла юношу прямо к Большой арке с прицепившимся к ней «облаком».

В отличие от многих, Максиму нравился этот квартал небоскребов, с аркой, с модерновыми скульптурами, фонтанами и огромной площадью. Отсюда открывался замечательный вид на Триумфальную арку, собственно, волею архитекторов, Дефанс так и был задуман — как продолжение перспективы Елисейских Полей и площади Шарля де Голля — Этуаль. На взгляд Макса, замечательно было вписано — там арка и здесь арка и прямые проспекты — Гранд Арме, Шарль де Голль, — плавно переходящие в эспланаду Дефанс.

Отец, когда два года назад показывал ему город, насмешничал: дескать, тебе не в Париж, тебе в Нью-Йорк надо, ну разве эти бирюзово-серые, в зависимости от цвета неба, кубы, шары, параллелепипеды вызывают хоть какие-то чувства? Вызывают, папа. Господи, да это и не Париж вовсе! Нагромоздили черт знает чего, арку эту уродливую выстроили, а скульптуры? Вот уж гнусность-то!

Ничего и не гнусность! Особенно вон та, в виде дерева на сверкающем шаре. Вот Монпарнасская башня, та действительно гнусность — с любого места всю панораму портит, а Дефанс с умом выстроен…

Так вот и спорили тогда, и даже потом, дома.

Быстро, почти бегом, миновав площадь, Максим прошел мимо торгового центра, вдоль садика и фонтана, мимо красной абстракционистской скульптуры (отец презрительно называл ее «арматурина»); на эспланаде остановился, оглянулся… и увидел старика шагах в десяти за собой!

Судя по всему, тот даже не запыхался! Однако…

Плюнув, юноша развернулся и решительно зашагал к преследователю. Тот, по всей видимости, никак не ожидал такого маневра, а потому и не успел ничего предпринять — ни повернуться назад, убежать, ни просто пройти мимо.

— Вы зачем за мной ходите, месье? — по-французски спросил Максим.

Старик — ха! А не такой уж он и старик! Рожа круглая, лоснящаяся, нахальная! Захлопал глазами и вдруг ухмыльнулся:

— Же суиз этранже! Не компран па!

Ага, иностранец, вот как! Не понимаешь ни черта… Чего же тогда тащишься? Тьфу!

Макс и сплюнул бы, если б кругом не было так чисто. Засунул руки в карманы джинсов и — медленно, походкой праздного зеваки-туриста, коих тут было множество, — направился обратно. А черт с ним, с этим мерзким стариком. Пусть следит. В голове Макса уже зрел план, как избавиться от преследователя.

Не спеша молодой человек зашел в музыкальный магазин, посмотрел диски, вышел — старик так и шагал за ним и даже ничуть не скрывался. Ну-ну…

Усмехнувшись, Максим, не оглядываясь, зашагал к Большой арке и спустился в вестибюль метро — огромный залище, кассы, магазины, почта, спуск к поездам метрополитена, спуск к электричкам РЕР, и всюду люди, люди, люди… Ну вот здесь-то!

Словно налим, Макс нырнул в толпу, стараясь слиться с ней в единое целое. Удалось, затесался, сделал пару кругов по залу — магазины, кассы, почта, еще черт знает что, вообще, чего тут только не было. Сам чуть было не заблудился, едва нашел неприметную буковку М — метро. Купил в кассе десять билетиков-«карне», спустился, пропустил первый поезд, второй… На третий сел.

Старика не было! Не было старика! То есть, тьфу, не старика, а того нахала. Отстал наконец, отстал!

Макс перевел дух. Уселся, откинув сиденье, как раз уже проезжали мост. На следующей можно, пожалуй, и выйти. Какая у нас следующая? Ага, «Ле Саблон».

Выбравшись из метро, юноша очутился на широкой авеню Шарля де Голля и, щурясь от яркого летнего солнца, развернул карту. Вот он, бульвар Бино. Не так уж и далеко — мимо церкви, а потом все прямо, прямо.

Довольно насвистывая — преследователь наконец потерялся! — Макс пересек проспект и, вытащив из висевшего на поясе футляра мобильник, посмотрел, который час. Двенадцать почти — это по московскому времени, а по парижскому, значит, десять. Здорово! Времени-то уйма! Сейчас выполнит поручение отца, погуляет везде, где только успеет, — можно на башню подняться, или нет, лучше на Нотр-Дам, мороженое съесть, купить какую-нибудь мелочь на память — себе и отцу. Отец относился к сувенирам скептически, но все ж ему будет приятно, непременно будет приятно, а как же! Но главное, Максим выполнит его поручение, доставит посылочку куда надо. Да уж, побегать пришлось — отец дал два адреса, двух лож, поскольку не знал точно, к какой именно принадлежит господин Пьер Озири. На рю Кадет, в бетонно-алюминиевом здании масонской ложи Великий Восток Франции, такого человека не знали. Не врали — Максим ведь не искал встречи. Просто просил передать посылку, небольшую картонную коробочку с разноцветным золотым соколом внутри — отец показал, прежде чем запечатать. Старинной работы вещь, видно сразу — и как переливаются разноцветные эмали! Красные, зеленые, синие… Максим как увидел…

— Папа, это же…

— Ты прав, сын мой. Эту вещь долго хранила твоя мама. Настала пора вернуть сокола владельцу. И это сделаешь ты!

— Да, но как?

— Ты же едешь на соревнование в Нормандию? В этот, как его?..

— В Эрувиль.

— Ну да, ну да. Перед отлетом обратно заедешь в Париж. Надеюсь, не забыл еще этот город?

— Не забыл. Но…

— Тебя отпустят. Я поговорю с тренером. Заедешь в два места, одно — на рю Кадет, другое — в Нейи, на бульваре Бино.

Вот на этот бульвар Максим сейчас и шел с полиэтиленовым пакетом в руке. В пакете были посылка и, кажется, солнечные очки. А ну-ка… Нет, очки Макс успел уже где-то посеять. Как непременно сказал бы отец — ворона!

На бульваре Бино располагалась штаб-квартира Великой национальной ложи Франции, судя по всему — конкурентов Великого Востока. Что там было между ними общего, а что различного, Макс не интересовался, хотя отец о масонах рассказывал много. Ну какие, к черту, масоны, когда на улице ярко светит солнце, когда тренировки одна за другой, соревнования да еще занятия на курсах французского языка. В школе Максим учил английский, а на изучении французского настоял отец. Даже прикрикнул и чуть не закашлялся, хотя редко позволял повышать себе голос на кого бы то ни было. Потом улыбнулся, подошел к окну — и сразу стало видно, насколько он сдал за последнее время: бледное, словно припорошенное сероватым пеплом лицо, поредевшие волосы, обтянутые кожей скулы.

— Я ведь позволил тебе заниматься боксом. — Отойдя от окна, отец тяжело опустился в кресло, и Максим поспешно накрыл его пледом. — Хотя, видит Бог, поначалу был против. Ну что это за увлечение, прости господи? Бить друг другу физиономии! Впрочем, твоя мать была бы довольна, она вообще любила все экстремальное… Что ее в конце концов и сгубило.

Отец уронил голову и закрыл лицо руками. Максим тоже почувствовал, что вот-вот заплачет. Сдержался — отец не любил открытого проявления чувств. Вот и сейчас, быстро справившись с собой, поднял голову, усмехнулся:

— Эрувиль — это ведь в Нормандии, не так ли? Доедешь поездом до вокзала Сен-Лазар. Очень удобно — рю Кадет оттуда недалеко. Ну а до Нейи доберешься на метро, возьмешь схему.

— Не сомневайся, я все сделаю, папа. Вот только тренер…

— Я же сказал, что поговорю с ним.

Максим посмотрел за спину отца, на фотографию матери в простой деревянной рамке. Пожалуй, она одна и осталась, мама почему-то не очень любила фотографироваться. Мама… Черноволосая красавица, куда моложе отца. Огромные сверкающие глаза, чуть вытянутые к вискам, небольшая родинка над верхней губой. Максим, кстати, пошел в мать — такой же смуглявый, черноволосый, только вот глаза отцовские — петербургские, серо-голубые.

Вообще-то говоря, Макс помнил мать смутно — когда она погибла (отец всегда говорил — ушла), ему не было еще и трех лет. Уехала с подругами на Вуоксу — пройтись на байдарках. Прошлась…

Отец ведь не хотел ее отпускать — уговорила. Такая уж была — любого уговорит. Рванула — не первый раз уже — и больше не вернулась. Попала в порог, закрутило… Даже тела так и не нашли, потому отец и говорил: ушла. Так и не женился больше, с головой ушел в работу — а был ученым-археологом — и в воспитание сына. Воспитывал, надо сказать, жестко, даже, можно сказать, старомодно — хотел видеть в Максиме настоящего петербургского интеллигента, продолжателя своего дела. Жили они вдвоем, занимая две небольшие комнаты в старой коммунальной квартире на Васильевском. Кругом камень, узкий петроградский двор-колодец, в котором кто-то из соседей посадил пару сосенок. Максиму нравилось. Он даже за сосенками ухаживал.

Ага! Вот, кажется, то, что надо, — дом номер 66 по бульвару Бино. Однако тут и вывеска имеется: «Великая национальная ложа Франции». Оно самое!

Повеселев, юноша на всякий случай огляделся в поисках старика — нет, того все ж таки не было. Значит, и вправду отстал — наверняка потерялся на «Ля Дефанс».

Максим позвонил в дверь. Надо же — та сразу открылась. Ах, ну понятно, — камера. Просторный прохладный вестибюль, стены, украшенные календарями с видами Нью-Йорка, и — никого. Стойка ресепшен оказалась пустой. Интересно, а где же служители?

Максим уселся в мягкое кресло — целый ряд таких тянулся вдоль левой стены, — посидел минут пять, потом, так никого и не дождавшись, подошел к стойке, позвал:

— Ау! Есть здесь кто-нибудь?

Никакого эффекта! Лишь под потолком гулко отозвалось эхо. Пожав плечами, юноша обошел стойку и поднялся по ступенькам в длинный коридор, ведущий в глубину дома. Мозаичный, в шахматную черно-белую клетку пол, на стенах — масонские символы в красивых резных рамках: циркуль, угольник, молоток и всевидяще око — глаз в треугольнике. Отец, когда рассказывал, называл его «лучезарная дельта». Вдоль стен тускло, через одну, горели лампы.

— Вы кого-то ищете, месье?

Вздрогнув, Максим обернулся и увидел выходящего со стороны ресепшен невысокого человека в строгом черном костюме при белой рубашке с галстуком. Ну наконец-то, хоть кто-то!

— Я ищу ложу… Великую национальную ложу.

— Вы ее уже нашли. Месье иностранец?

— Да, я русский.

— Русский? — Незнакомец неожиданно улыбнулся. — Посланец из ложи «Александр Сергеевич Пушкин»? Проходите же скорей, брат!

— Боюсь вас огорчить, — замялся Макс. — Видите ли, я профан…

— Жаль. Но все равно — проходите. Думаю, вы явились к нам с каким-нибудь делом? Да даже и без дела, пусть из любопытства — прошу же, прошу!

— Мне нужно передать… одну вещь. Господину Пьеру Озири. Вы такого знаете?

— Пьер Озири?! — Служитель улыбнулся еще шире. — О, конечно же, это наш брат. И не простой брат. Проходите же, не стойте, сейчас выпьем кофе.

— Кофе неплохо было бы, — кивнул юноша. — А когда я могу встретиться с господином Озири?

Служитель остановился и неожиданно тяжко вздохнул:

— Знаете ли, брат Пьер болен. Ой, кстати, это не вы только что спрашивали его по телефону?

— Нет.

— Тогда понятно. — Масон скорбно поджал губы. — Брат Пьер находится сейчас на излечении в госпитале Сен-Венсан де Поль. Ничего страшного, но…

— Я ему хотел кое-что передать, вот… — Максим полез в пакет.

— Ага…

Максиму вдруг показалось, что взгляд масона вильнул… словно бы служитель быстро взглянул на фотографии, выложенные на стойке ресепшен. И сразу же улыбнулся:

— Ага… так это вы и есть. Давайте сюда посылку и немного подождите — я спрошу, что с ней делать.

Масон куда-то вышел, на какое-то время оставив гостя одного, в компании с чашечкой кофе. Впрочем, вернулся он быстро. Улыбнулся:

— К сожалению, мы не можем оставить это у себя. — Он протянул коробку юноше. — Брат Пьер хотел бы сам получить посылку из ваших рук. Вас не затруднит, месье, съездить к нему в госпиталь? Это не так далеко — на «Данфер Рошро».

— Хорошо. — Максим кивнул, и масон снова улыбнулся:

— Я предупрежу брата Пьера по телефону. Еще кофе?

— Спасибо, месье, но у меня не очень-то много времени.

Вежливо раскланявшись со служителем, Макс вышел на улицу и направился обратно к метро. Залитые солнцем тополя и липы светились зеленой листвою, в бирюзовом небе медленно проплывали узенькие полоски облаков. Пахло дымом — то ли где-то жарили каштаны, то ли что-то горело, молодой человек не обращал на это никакого внимания. Уселся на лавочке, проверил коробку — сокол на месте, — развернул карту, разыскивая нужную станцию.

Ага, вот она — «Данфер Рошро». А вот и одноименная площадь, и улица. Ну ничего себе — «недалеко»! Через полгорода тащиться! Хотя на метро, наверное, быстро.

Усаживаясь в полупустой вагон, юноша взглянул на часы мобильника. Час дня. По местному одиннадцать. А с тренером и ребятами они встретятся у вокзала Сен-Лазар, у памятника в виде часов. Вечером, в двадцать три ноль-ноль. Самолет утром. А до двадцати трех еще времени-то! У-у-у-у! Значит, так, сейчас в госпиталь, быстренько передать посылку «брату Пьеру», а потом, потом… Это ведь Париж, господи! Поехать в центр, на Ситэ, к Нотр-Дам и Дворцу правосудия… Или нет, лучше добраться до Лувра. Потом по Риволи — в сад Тюильри, погода-то! И дальше — как два года назад гуляли с отцом, тогда еще не больным, а вполне даже здоровым, — через сад Тюильри на площадь Согласия, потом по Елисейским Полям к Триумфальной арке. А может быть, свернуть к башне?

Максим улыбнулся и посмотрел в окно — поезд как раз выбрался на поверхность и проезжал по мосту через Сену. И вот она — башня! А вот станция «Бир-Хакем», но с нее башню смотреть не хочется — неудобный ракурс, как будто из-за угла подглядываешь. Иное дело — с «Трокадеро», с холма Шайо, — вот тут вид так вид, отец именно туда приводил Макса. Отец… Как-то он быстро сдал, слишком уж быстро. Хотя, с другой стороны, пятьдесят семь лет, Максим ведь у него поздний ребенок. А маме тогда было всего двадцать! Совсем молодая девчонка, в два раза моложе отца.

Отец был археологом, они на раскопках и встретились, кажется, где-то на юге… Или нет, под Новгородом. Мать увлекалась Древним Египтом, и сколько книг от нее осталось! На разных языках, не только на русском. Осталось…

Эх, мама, мама… Как говорил отец — и дернул же черт! Даже могилы и той не осталось. Раз в год, восьмого мая, — именно тогда погибла мама — Максим с отцом обязательно ездили на Вуоксу, к тому самому порогу. Сложили из камней памятник, даже эмалевую фотографию прикрутили — пересняли с той, что была: «Тимофеева Яна Тавовна».

А фотография-то оказалась веселой — других просто не было, и мама — красивая молодая девчонка! — улыбалась так задорно, весело, словно бы говорила: «Ничего! Прорвемся!» Прорвемся — это было ее любимой слово. Макс, правда, этого не помнил — слишком уж мал был.

Со стороны матери родственников не имелось, она была детдомовская и, по словам отца, о детстве своем вспоминать не любила. Отец тоже жил одиноко — все родственники погибли в блокаду, отец скончался от ран, а мать, Максимова бабушка, умерла еще в семидесятом. Такие вот дела.

Ага!

Максим посмотрел в окно — где хоть едем-то? «Распай». Уже на следующей выходить. Отыскать площадь, улицу… Ну, карта есть, да и спросить можно.

А все ж интересно — что ж это был за круглолицый нахал?!

Глава 2 Denfert Rochereau Госпиталь Сен-Венсан де Поль

Станция называлась «Данфер Рошро», так же именовались и площадь с лежащим на постаменте львом, и улица — авеню, — отходившая от площади сразу за бульваром Распай. Росшие вдоль авеню тополя и липы давали приятную тень, а прорывающиеся сквозь их густую листву солнечные лучики приобретали зеленовато-желтый оттенок, падая на мостовую этаким вполне осязаемым дождиком. Солнечным дождиком.

Госпиталь Сен-Венсан Максим отыскал не сразу. Задумался, пока шел, вспомнил и тренера, и ребят, и недавний бой в одном из нормандских коллежей. Ах, какой славный бой был!

Соперник оказался сильным, технически грамотным. Поначалу нападал редко, больше выжидал, и Максим попытался сломать его стремительной атакой: сделав пару ложных выпадов, ударил крюком. И тут же получил апперкот слева. А потом — еще удар и еще… Целую серию!

Глаза юноши затуманились, он даже не понял: что произошло, как оказался на полу?

— Нок! Раз, два, три… — рефери начал счет.

А перед глазами Макса вдруг взорвалось пламя! Бурное, до потолка… точнее, до самых сводов огромной пещеры какого-то ужасного тайного храма с закопченными статуями богов и главным идолом — медным, ухмыляющимся, гнусным! Перед ним, перед его широко, по-хозяйски расставленными ногами располагалась огромная медная чаша с низкими краями. В чаше жарко горел хворост… пожирая его, Макса! Он тоже был здесь, в чаше, прикованный к ее краям цепями!

Боже, как больно! И как страшно!

Нет! Не-е-ет!!!

— …восемь, девять…

Широко распахнув глаза, Максим прыжком поднялся на ноги…

И выиграл-таки этот бой, выиграл, хотя никто — ни ребята, ни даже тренер — в победу уже не верили.

Выиграл… Подтвердил свое звание — кандидат в мастера спорта. Благодаря вот этому жуткому пламени, жадно пожиравшему его тело и душу. Пламени, которое Макс видел иногда в собственных кошмарных снах.

Н-е-е-ет!!!

Юноша вздрогнул, остановился, сверился с картой. Ого! Оказывается, он уже почти до самого Монпарнаса дошагал. Что тут за памятник? Мужик с саблей… Куда ж дальше идти? Любопытства ради Максим подошел к памятнику поближе, прочел надпись: «Маршал Ней». Постоял, подумал, вернулся на несколько десятков шагов обратно и оказался перед мрачноватым зданием с фасадом псевдоклассического стиля — с пилястрами, фронтоном и круглой сине-голубой розеткой с лепным изображением мальчика и каких-то то ли ангелов, то ли зверей. «Госпиталь Сен-Венсан» — было написано на черной мраморной табличке.

Вокруг госпиталя тянулась глухая каменная ограда, переходящая в чугунную решетку с заостренными прутьями, высотой метра полтора-два. Тут же, чуть дальше, имелись и ворота, и проходная — сложенная из угрюмого камня будка, куда и вошел Максим.

— Здравствуйте, месье. Вы к кому?

— Добрый день. Я хотел бы видеть месье Озири, если это возможно, конечно. Говорят, он у вас.

— Месье Озири? — Служитель, как показалось Максиму, удивленно захлопал глазам. — Ах да, да, конечно. Вы ему родственник?

— Нет. Он знакомый моего отца. Отец просил ему кое-что передать.

— Увы, вряд ли это возможно, месье. — Изобразив на худом лице скорбь, служитель развел руками.

— Почему же? — на этот раз удивился Макс. — У вас что, тюремное заведение?

— Видите ли, месье… Не знаю даже, как и сказать. В общем, месье Озири не может ничего у вас принять, поскольку он… поскольку он с час назад умер… вот так получается!

— Умер? — Юноша почесал затылок. — Как так — умер?

— Да вот только что, как раз перед вашим приходом.

— Вот незадача… — Максим покачал головой и задумался. — Что ж мне теперь делать-то? Кому передать? А родственники у него остались? Может, они возьмут?

Служитель обрадованно кивнул:

— Подождите немного, месье. Я сейчас наведу справки.

Он наклонился к телефону, расположенному здесь же, на проходной, черному эбонитовому аппарату в старинном стиле, куда-то позвонил, спросил, выслушал и, положив трубку, с горестной миной взглянул на посетителя:

— Боюсь, месье, ничем не могу вам помочь. Господин Пьер Озири одинок. У него нет родственников. По крайней мере в карточке никто не записан и никто его не навещал за все время болезни.

— Нет родственников? А друзья?

— Я же вам говорю, месье, никто не навещал. Неужели друзья бы не пришли, если б они были? Да и что говорить, этот господин Озири ведь не парижанин, приезжий… был. Пусть земля ему будет пухом. Аминь.

— Аминь, — вежливо отозвался Максим и, поблагодарив служителя за труды, в задумчивости вышел на улицу.

Так и шел, не торопясь и соображая, что дальше делать. Дойдя до небольшого садика, уселся на лавочку у фонтана, любуясь изящными статуями. Рядом пробежала пара девчонок в спортивных трусах и майках. Потом еще пара моложавых мужчин, потом — целая стайка женщин. Спортсмены… Хотя нет, скорее — просто любители. День сегодня хороший — вот и бегают. Ну да, во-он там, совсем рядом, — Люксембургский сад, уж там-то этих бегающих полным-полно.

— Извините, месье, можно я присяду рядом?

— Да-да, пожалуйста. — Максим обернулся… и обомлел, увидев перед собой круглолицего!

Того самого!

Смуглый, с черными маслянистыми глазами и хищным крючковатым носом! Только одет сейчас по-другому: не в бесформенное рубище, как тогда, на Дефансе, а в дорогой красивый костюм — светло-серый, полосатый, с искрой. И туфли — коричневые, явно из натуральной кожи, тоже, видать, стоили немаленьких денег.

— Меня зовут Якба. Мишель Якба, — улыбнувшись, представился незнакомец. — Я друг несчастного Пьера. Вы ведь уже знаете, что с ним случилось… Да-а, бедный, бедный Пьер.

— Друг? Но ведь привратник сказал, что…

— Что у умершего не было друзей? — Господин Якба грустно улыбнулся. — Увы, мы долгое время были в ссоре с беднягой Пьером. Почти не виделись, и вот только сегодня я собрался наконец его навестить. Увы, увы… слишком поздно!

— А я ведь даже забыл спросить, от чего он умер? — вдруг спохватился юноша. — Впрочем, это, наверное, теперь уже не важно… Послушайте-ка, месье! Там, на Дефансе…

— Да, это был я… — расхохотался тот, кого Макс поначалу считал за старика.

На самом деле это был вполне подтянутый пожилой мужчина, лет пятидесяти или даже сорока. Шестнадцатилетнему парню все люди старше сорока лет кажутся пожилыми.

— Пьер позвонил мне два дня назад, сказал, что прибудет посланец — вы.

«Так он знал? Хм… интересно… А, верно, отец ему звонил, попросил встретить, но, как видно, помешала болезнь» — эту фразу Максим произнес про себя, естественно по-русски.

— Вы иностранец, месье…

— Максим, меня зовут Максим, можно коротко — Макс. Да, я русский.

— Русский?! — Господин Якба, казалось, был поражен. — Вот уж не думал… Из какой вы ложи? «Северная Звезда»? «Свободная Россия»? «Пушкин»?

— Я вообще не из ложи. Как бы сказал отец — профан.

— Ах, вот оно в чем дело… Я шел за вами от рю Кадет. Там сказали, что вы интересовались месье Озири. Несчастный месье Озири! О, бедный мой друг, бедный… Да, кстати, надо срочно справиться о похоронах. Минуточку!

Господин Якба вытащил из кармана мобильный телефон и, набрав номер, зачем-то подмигнул Максиму:

— Алло, госпиталь Сен-Венсан? Я по поводу господина Пьера Озири. Да-да, недавно умершего. Кстати, от чего? Что вы сказали? Острая сердечная недостаточность? Бедняга… А когда будут похороны? Я его друг и хочу сказать, что несчастный Пьер хотел, чтоб его кремировали, обязательно кремировали, а прах… Что? У вас имеется завещание? Бальзамировать?! Ну, это, знаете ли, прихоть! Вы тоже так думаете? Хорошо, хорошо, я свяжусь с вами позже. Обязательно свяжусь, уважаемый господин доктор!

Господин Якба убрал телефон и, достав клетчатый носовой платок, с шумом высморкался.

— Там, на Дефансе, я, признаться, опешил, когда вы ко мне подошли. Даже не сообразил, что и сказать, так, нес всякую глупость — думал: вы или не вы? На рю Кадет вас не совсем точно описали. Высокий светлоглазый брюнет в джинсах и белой майке — таких в Париже тысячи. Ну-с… — Максимов собеседник оглянулся по сторонам и зачем-то понизил голос. — Давайте сюда посылку. Ну! Если надо — я могу написать расписку.

— Н-не знаю… — Юноша упрямо мотнул головой. — Не обижайтесь, месье Якба, и прошу, поймите меня правильно — я ведь не могу отдать все первому… мм…

— Первому встречному, вы хотели сказать? — с неожиданной веселостью продолжил Якба и вдруг замолчал, пристально рассматривая Максима. — Знаете, вы очень похожи на… одну мою знакомую. Старую знакомую. Я бы даже сказал — одно лицо. Так, говорите, вы русский?

— Да.

— И отец, и мать ваши тоже были русскими и всегда жили в России?

— Да. — Молодой человек сдвинул брови — ему уже стал надоедать этот странный разговор. В конце концов, какое дело до него этому лощеному господину?

— Ой! Я вас, верно, утомил, друг мой? — словно прочитав мысли собеседника, громко расхохотался месье Якба. — Вообще-то, думаю, правильнее было бы отвезти посылку в Нейи, на бульвар Бино. Ведь бедняга Пьер был членом именно их ложи.

— Спасибо за совет, месье, — обрадовался Макс. — Я именно так и сделаю. Рад был познакомиться!

Молодой человек живо вскочил со скамейки и готов уже был откланяться, однако новый знакомец проворно схватил его за руку, явно не собираясь столь быстро прекращать начавшееся уже было общение:

— Вы очень торопитесь, мой юный друг?

— Честно говоря — да. Вечером приедут наши, а мне еще тащиться в Нейи. Хотелось бы успеть погулять по городу — пройтись по Елисейским Полям, забраться на башню, да мало ли…

— О да, о да. — Месье Якба раздвинул узкие губы в улыбке. — Париж — великий город! Так вы здесь не один?

— Нет, с группой. Они подъедут чуть позже.

— Что ж. — Господин Якба тоже поднялся и развел руками. — Не смею задерживать. Очень было приятно познакомиться с таким симпатичным и вежливым молодым человеком.

— Мне тоже приятно…

— Слушайте, а вы, случайно, не голодны? Я так, можно сказать, прямо умираю!

Голоден? Вот тут-то Максим и почувствовал: голоден, да еще как! Ну еще бы — когда последний раз ел-то?

— Здесь недалеко, на улице Фродо, есть она пиццерия, — подмигнув, вкрадчиво предложил Якба. — Идемте? Там как раз рядом метро.

— А, пошли! — не думая, махнул рукой Макс.

Есть-то действительно хотелось.

Пицца и в самом деле оказалась вкусной, тем более что платил за все господин Якба — и даже прикрикнул на Макса, когда тот попытался было протестовать. Уселись внутри кафе — на улице уж больно палило солнце. Якба заказал обед — пиццу, салаты, бутылку красного вина…

— Я не пью спиртного, — замотал головой юноша. — Я ж спортсмен.

— Так и я спортсмен — вон как за вами бегал! Тем более это не пойло какое-нибудь, а прекрасное вино, которое, несомненно, стоит попробовать.

— Ну, если только самую капельку, — согласился Макс. — Треть стакана.

Обедали весело — господин Якба все время шутил, смеялся, не очень-то было похоже на то, что он только что потерял лучшего друга. Впрочем, они ведь, кажется, были в ссоре…

— Там вон, внутри, туалет. Да повесьте вы ваш пакет — никуда он не денется…

Максим так и сделал. Вернувшись, уселся, снова хлебнул вина — вкусно! И в голове этак приятно шумит.

— Хочу вам подарить одну вещь, — вдруг улыбнулся Якба, вытаскивая из кармана маленький медальон с изображением какого-то египетского бога с головой собаки или шакала. — Владейте! Ну, надевайте же. Да не бойтесь, это вовсе не золото, так, бижу. Но ведь красиво, правда?

— Красиво. Сожалею, но…

— Запишите-ка номер моего телефона. А я — ваш. Так, на всякий случай. Вдруг да будете когда-нибудь еще в Париже?

Максим забил номер в память своего мобильника и, повесив на шею амулет, вдруг почувствовал, что жутко торопится.

А господин Якба, заглянув ему прямо в глаза, удовлетворенно кивнул и тихо прошептал:

— Тебе нужно срочно идти.

— Мне нужно срочно идти, — послушно повторил юноша.

— Ехать в Нейи.

— Ехать в Нейи… Я пойду?

— Иди! Иди, друг мой.

Словно в трансе, Максим покинул пиццерию и, спустившись за углом в метро, поехал куда глядели глаза. Странно, но молодой человек не заблудился — спокойно доехал до станции «Шарль де Голль — Этуаль», там пересел на первую линию, сошел на «Ле Саблон» и, только дойдя до бульвара Бино, сообразил — пакета-то с ним нет!

Черт! Что же он его забыл, что ли? А и забыл — там, в пиццерии.

Будь сейчас на месте Максима кто-нибудь другой, воспитанный несколько иначе, так махнул бы рукой — вот еще, возвращаться, искать. Сказал бы отцу: мол, некому было передавать, оставил посылку в приемной на бульваре Бино, а уж кто ее взял — бог весть. Но не таков был Макс, считавший, что просьбу отца нужно выполнить во что бы то ни стало! Найти, привезти, оставить. И точно знать — сделал все, что смог…

Да, ничего не поделаешь, придется вернуться. А уже, между прочим, темнеет! Ничего, вечером в центре еще красивее — желтые фонари отражаются в Сене, синеет башня, сверкают огнями кафе на Елисейских Полях. Красота! А от Елисейских Полей до Сен-Лазара, где встреча, кстати, не так уж и далеко — пешком прогуляться можно.

Подумав так, Максим резко ускорил шаг…

И тут вдруг зазвонил телефон!

Ну конечно — он же его так и не выключил после пиццерии. Интересно, кто бы это?

— Месье Макс? Это Мишель Якба. Вы, кажется, забыли в пиццерии пакет? Приезжайте, заберете. Нет, друг мой, мне вас ждать, увы, некогда. Чтобы было надежней, я оставлю пакет в отеле «Флоридор» рядом с пиццерией. Заберете на ресепшен, когда сможете, — я предупрежу портье. Нет-нет, не стоит благодарности — люди всегда должны помогать друг другу.

Ну, слава богу!

Переведя дух, Максим спустился в метро и поехал обратно на «Данфер Рошро».

Глава 3 Черная земля. Тейя

Вылез, внимательно смотря на указатели. Висевший на груди амулет с изображением какого-то бога вдруг сделался горячим, даже, можно сказать, начал жечь! Максим остановился, снял медальон с шеи… черт! Выронил! Вон под ту лестницу… Быстренько сбежать вниз, поднять…

Черт побери — да где же он? Нету! И там нету, и там… Вот незадача! Что же теперь, до утра здесь рыскать? Жалко, конечно, подарка, да уж, похоже, делать нечего.

Вздохнув, юноша поискал пропажу еще минут десять, а то и больше, после чего, плюнув, направился к выходу. К выходу… Где его еще найти-то? Что-то и надписей никаких не видно, и темно стало как-то… Да-а…

Вот, кажется, сюда! Явно тянет потоками воздуха. Ветерок! Теплый такой, горячий даже. Макс ускорил шаг, старясь не споткнуться, — вокруг была полная темнота, лишь где-то впереди чуть посветлело. Посветлело! Наконец-то! И ветерок — оттуда.

Нет, ступенек под ногами не было, но чувствовалось, что пол — песчаник или гранит — постепенно поднимается этаким пандусом. Значит, выход — там. Господи… Ну это надо же — заблудился! Ничего… Сейчас выберемся. Интересно только — где? А, черт, жарко-то как! И пот — буквально ручьями. Наверное, от нервов… Блин, чуть не налетел на какой-то камень — и кто его тут только бросил?

Юноша наклонился, погладил ушибленную коленку и, сплюнув, зашагал дальше. Так… Теперь за угол…

Ну, вот оно — небо! Вечернее, ало-золотое… Ох, и долго же он, оказывается, блуждал!

Максим вытер выступивший на лбу пот, отдышался, прикидывая, куда идти, и тут вдруг услыхал крики! И топот!

Сам не понимая почему, быстро спрятался за валявшуюся прямо у выхода большую гранитную глыбу. Затаился — судя по всему, это какая-то окраина, всякое может быть. Не поможет и бокс!

Нет, Макс не то чтобы струсил, а просто проявил разумную осторожность. Затаился — а крики между тем приближались! Кто-то за кем-то гнался!

Ага, ну вот они.

Максим осторожно выглянул из-за глыбы и увидел, как из-за груды камней выбежали трое. Впереди — девчонка в длинном приталенном платье, на первый взгляд показавшемся юноше несколько странноватым, а за ней, шагах в десяти, — двое парней, высоких, но тощих, с длинными руками и бритыми наголо головами. И — Макс глазам своим не поверил — в юбках! Или, скорее, в набедренных повязках. И — босиком! Кстати, девчонка тоже босая.

Опа! А ведь они ее сейчас поймают! Хоть та, конечно, и ловкая, и быстрая, а их все же двое. Да и устала, судя по всему, девушка, утомилась, вон как тяжело вздымается грудь… Черт! А грудь-то — обнажена! Что у нее с платьем-то? Висит на одной широкой бретельке. Разорвано? Да нет. Это вон эти разорвали… Насильники!

Оп! Сделав неловкое движение, беглянка споткнулась и упала наземь. Преследователи тут же набросились на нее чуть ли не с рычанием, словно гончие псы на добычу. Что-то радостно закричали на непонятном языке. Ага, заломили пойманной руки — та вскрикнула от боли… Опа! Один из парней хлестко, наотмашь, ударил ее ладонью по лицу! Нет, ну не сволочь ли?! А второй с гнусной ухмылкой разорвал платье до самого пупка…

Ай, не правы вы, ребята! Девчонка-то явно не хочет того, чего хотите вы! Ага, вот несчастную повалили наземь, послышались смешки… И сдавленный крик…

Макс больше не раздумывал. Выскочив из-за глыбы, с ходу ударил ногой одного — тот отлетел в сторону. А второй, тут же вскочив, накинулся на неожиданного противника, смешно вытянув вперед руки. Ну-ну, давай-давай, маши своими граблями!

Раз! Макс уклонился чуть в сторону, выставил вперед правую ногу и, дождавшись, когда насильник подскочит ближе, нанес короткий удар в скулу — хук. Молниеносно и четко — как на ринге. Охнув, парняга удивленно повалился на землю. Но его напарник уже пришел в себя: не вставая, резко, словно завидевший теленка крокодил, бросился Максу под ноги, ухватил.

Черт! Ловкий гад!

Не удержав равновесия, Максим грохнулся в песчаную пыль, чувствуя, как сильные, вдруг показавшиеся стальными пальцы сжимают его горло. Нечестно! Нечестно это! Ну до чего ж подлый прием!

Стало трудно дышать, в глазах потемнело… А тяжелый этот гад! Жилистый! Эх, ударить бы… да только вот как? Макс чувствовал, что задыхается, теряет силы, а вражина не отпускал, сжимая пальцы все сильнее и сильнее. Смуглое широкое лицо. Вонь изо рта. Мерцающие белки глаз. И довольная ухмылка на тонких губах.

Перед глазами все поплыло… Воздуха! Воздуха!

Юноша дернулся из последних сил.

И вдруг вражья хватка ослабла! Резко, словно бы кто-то выключил рубильник. Парняга как-то странно выгнулся… и уронил голову Максиму на грудь.

Что-то повелительно произнес девичий голос. Макс, тяжело дыша, сел и, пошатываясь, поднялся на ноги, опираясь рукою на глыбу. Поднял глаза. Ну конечно! Девчонка! А в руках у нее — здоровенный увесистый камень. И как только подняла?

Черт! А камень-то, между прочим, в крови! Что же, она, выходит, этого… того, прибила?

Макс огляделся — тот, которого он ударил по лицу, уже сидел на корточках и, скуля, качал головою, похоже, не помышляя уже ни о каком сопротивлении и ни о каких девчонках.

Спасенная неожиданно ухватила Максима за руку и что-то быстро сказала, указывая кивком на садящееся солнце. Что она там говорила, юноша, естественно, не понял, но догадался — советует убраться отсюда до наступления ночи. Что ж, вполне разумное предложение.

Согласно кивнув, Макс зашагал в ту сторону, откуда только что появилась вся эта странная троица. Девчонка быстро его догнала, снова схватила за руку, потянула, залопотала что-то. Ох и глазищи у нее! А волосы!

— Что, не туда иду? — Максим улыбнулся. — Ну, тогда веди.

Парень подвинулся, учтиво уступая дорогу девушке, и та, тоже улыбнувшись, деловито зашагала меж гранитными глыбами, время от времени озираясь — не отстал ли спутник? Макс, естественно, не отставал, хотя девчонка шагала быстро, и по пути с удивлением оглядывался по сторонам, не замечая ни одного знакомого ориентира.

Солнце меж тем уже скрылось за горизонтом, а вокруг, насколько мог судить Макс, расстилался какой-то пустырь — большой, огромный даже. Под ногами скрипел горячий песок, и все дышало жаром. Лишь редкие порывы ветра иногда приносили прохладу.

В черном небе высыпали звезды — ярко-желтые, мерцающие, далекие, и медно-золотой серп месяца закачался над… Черт! Что там такое-то? Неужели… Не может такого быть! Впрочем, сейчас и не разглядишь толком. Завтра. Вот как рассветет… Да, хорошо бы отыскать метро, хоть какую-нибудь станцию. Стоп! Так они и идут от метро. Нет, назад точно нельзя, да и не пойдет туда девчонка.

— Эй, эй, стой! Подожди!

Да куда же она так чешет-то?

Молодой человек прибавил шагу, уже почти бежал, чувствуя, как стекают по спине, под одеждой, липкие капли пота. Ну и жарища! А девке, такое впечатление, хоть бы хны! Идет себе — и так быстро, что едва угонишься. Спортивной ходьбой она занималась, что ли?

Шли долго — может быть, час, а может, и два, — и Максим вдруг неожиданно почувствовал, что почва под ногами стала влажной, зачавкала, горячий песок сменился какой-то жирной грязью, а впереди, неподалеку, замаячили высокие камыши и даже деревья. И золотистый месяц, отражаясь, вспыхнул в какой-то луже, и туда же упали звезды.

Свернув к деревьям, девушка обернулась и что-то негромко произнесла. И Макс понял — пришли или уже почти пришли. Пожал плечами, улыбнулся, впрочем, улыбки все равно не было видно — темно. Зашуршали кругом камыши. Дойдя до деревьев, девчонка остановилась. Пришли?

Снова какое-то слово. А здесь, под деревьями, куда темнее, чем на пустыре, — Макс двинулся на голос. Рядом что-то замаячило. Копна сена, что ли? Черт побери — шалаш! Это что же, они здесь, что ли, ночевать собираются? А хотя… девчонка-то ничего, вроде не страшненькая…

В шалаше, естественно, казалось еще темнее. Максим нащупал рукой охапку тростника, сел… а потом и улегся.

Девушка завозилась, потом вдруг выскочила наружу… Ну, мало ли зачем! Максу тоже, к примеру, приспичило…

Вышел, справил свои дела, опять заполз в шалаш… Снаружи послышались легкие шаги — вернулась девчонка. Что-то сказав, ткнула Макса в бок какой-то странной миской. Интересно, где она ее нашла, в шалаше, что ли?

Юноша осторожно взял миску двумя руками — тяжелая! — понюхал. Кажется, вода! Ну да, вода. Тут же почувствовав жажду, Максим принялся жадно пить… спохватился, лишь когда выхлебал уже больше половины, сконфуженно протянул миску девчонке. Та взяла, хихикнула. Надо же, смешливая…

Потом завозилась, зашуршала камышом, явно устраиваясь спать. Ну, спать так спать — утром разберемся. Максу и в голову не могло прийти приставать сейчас к своей спутнице с какими-нибудь грязными намеками — не так был воспитан, да и без того на долю девушки сегодня выпало немало. И несмотря ни на что — смеется! Молодец. Сильная. Другие б на ее месте давно ревели коровами, а эта — нет. Интересно, где они сейчас находятся? Ладно, утром всяко какой-нибудь знакомый ориентир покажется. Выберемся! А еще интересно, как эту девчонку зовут? И кто она?

Макс прислушался — мерное дыхание раздавалось у самой его груди. Спит. Умаялась, бедняга.

Молодой человек и сам незаметно уснул, даже не ворочался — просто вырубился, провалился в сон, словно в черную бездонную яму. А проснулся от того, что прямо в глаза било яркое солнце! Моргнув, Макс тут же зажмурился, закрывая глаза рукою… и принялся соображать — где он? И услыхал девичий смех. И вспомнил… Значит, не сон!

Вчерашняя незнакомка сидела рядом, на тростнике, длинное платье ее, разорванное спереди, почти ничего не скрывало. Ни упругую небольшую грудь с коричневыми сосками, ни волнующую ямочку пупка… Да и разрез же был — совсем обнажал бедра! Скорее раздета, чем одета. И, такое впечатление, ничуть не стесняется!

Господи! Максим наконец разглядел, какая она красивая! Волнистые иссиня-черные волосы, золотисто-смуглая кожа, огромные, вытянутые к вискам глаза — блестящие и черные как антрацит! Приятное — нет, очень красивое! — лицо, милый, чуть вздернутый носик, чуть припухлые губы. Зубки белые, словно из рекламы какой-нибудь зубной пасты. Цыганка?! Черт побери, что же она — совсем его не стесняется? Панк какой-нибудь, что ли? Или, скорее, гот — вон, вся чернявая…

Максим почувствовал, что краснеет, и тут же решил: настала пора познакомиться.

— Я — Максим, Макс. — Он ткнул пальцем себя в грудь. — Же мапель Макс. Май нэйм из Макс. Максим.

Девчонка неожиданно встрепенулась, вытянутые глаза ее широко распахнулись.

— Ах-маси?! Ах-маси?!

Она бросилась к Максу, схватила за плечи, заглядывая прямо в глаза:

— Ах-маси? Ах-маси?!

Потом — так же резко — отпустила, разочарованно уселась обратно.

— Ах-маси…

— Да Макс я, Макс!

— Ях-мес?

— Черт с тобой, пусть будет Яхмес. А ты-то, ты — кто?

Девчонка улыбнулась, показав на себя… на миг задумалась и тут же выпалила:

— Тейя! Тейя!

Врет — сразу решил Максим, но тут же улыбнулся — Тейя так Тейя, красивое, между прочим, имя.

— Тейя… Парль тю франсе? Спик инглиш? Ну, по-русски ты точно не знаешь… Да, похоже, ты вообще никаких языков не знаешь, кроме неизвестно какого собственного. Вот чудище необразованное!

Макс хмыкнул, и девчонка тоже рассмеялась. Захохотала даже — показывая на одежду Максима. Юноша ухмыльнулся — кому б хохотать! Поднялся на ноги — шалаш-то оказался просторным, целая хижина.

— Пойду умоюсь.

Вышел. Ударило по глазам жаркое солнце, тысячами сверкающих искр отразившееся в коричнево-синей воде канала, тянувшегося, казалось, до самого горизонта! Макса словно и в самом деле ударили… пыльным мешком по голове! Стоял, моргал, оглядывался. Черт поберр-и-и-и-и!!! Где город? Башни? Метро? А уж черный параллелепипед Монпарнасской башни всяко должен быть виден! А нету! Впереди — канал, за ним и вдоль него — роскошная изумрудно-зеленая долина, какие-то сады, поля, пастбища. Вдоль канала по насыпи шло… кажется, шоссе!

Недолго думая, Макс быстро взобрался на насыпь в поисках хоть каких-нибудь указателей. Ага, шоссе, как же! Обычная сельская грунтовка — без всякого намека на асфальт. Указателей, кстати, тоже не видно. Интересные дела…

Юноша обернулся назад… и ошарашенно уселся прямо в дорожную пыль. Позади, за узкой зеленой долиной, краснела песком казавшаяся бескрайней пустыня, на кромке которой вздымались кверху… пирамиды! Нет, не такие, как в Лувре, стеклянные, а самые настоящие, сложенные из каменных блоков!

Не может такого быть!!!

Он что, в Египте?! Нет!!! Да нет же!!!

Макс закрыл глаза… Снова открыл. Пирамиды не пропадали! Это что же такое получается, он из… прямо в Египет?!

А ведь похоже, что так! Каналы, пустыня, оазисы. Пирамиды опять же. И девчонка эта странная, Тейя. Если допустить, что это — Египет, тогда понятно… Не все, но многое. И наряд Тейи, и ее непонятный язык… Ага! В Египте ведь полным-полно русских туристов! Так что не пропадем, выберемся — или, лучше сказать, прорвемся! А уж потом, на досуге, подумаем, как все так получилось? Научная загадка или артефакт. Нет, артефакт — это, кажется, какая-то вещь.

Покачав головой, Максим вновь спустился к каналу, ополоснулся, стянув футболку… Еще бы выкупаться. Да уж ладно, потом. Хлопнув себя по голове, вытащил из поясного футлярчика мобильник. Связи не было. Черт… Задумался…

И вдруг услышал, как кто-то позвал его с насыпи. Этакий прозвучал грубый повелительный голос. Полиция? Тем лучше! Максим оглянулся — на насыпи стояли двое. Один — тщедушный, с длинными черными волосищами до самых плеч — был одет в белую хэбэшную футболку и длинную плиссированную юбку, второй, такой же доходяга, имел лишь набедренную повязку на чреслах и увесистую палку в руках. На лысине его наголо выбритой головы бликами отражалось солнце. Вот он вытащил из-за пояса какую-то шапочку… что-то типа тюбетейки… натянул на макушку, не выпуская из другой руки палку.

А тот, волосатый, в юбке, поманил юношу пальцем — иди-ка, мол, сюда, мил человек. Макс пожал плечами — а чего же не подойти? Глядишь, хоть что-то выяснится. Если они в Египте, то этот, в юбке, наверное, староста одной из арабских деревень.

Забравшись на насыпь, парень на миг обернулся и посмотрел вдаль — нет, пирамиды никуда не исчезли!

Недовольная реплика…

И тут же промелькнула в воздухе черная тень! Бах!

Юношу ударили палкой! Да-да, прямо вот так — палкой, ни с того ни с сего!

— Эй вы! — Максим с неожиданной злостью потер ушибленное ударом плечо. — А ну, полегче! Я ведь вам ничего не сделал!

Бритоголовый снова замахнулся…

И тут Макс ударил его с левой — а что еще делать-то? В конце концов, он же только защищается… Ах, какой хороший вышел удар — тренер бы точно похвалил за такой! Резкий, короткий, почти без замаха — ап!

Выронив палку, доходяга кубарем покатился в канал.

Волосатый тут же заверещал, заругался, набрасываясь с кулаками на юношу.

Максим оттолкнул его и презрительно прищурил глаза:

— Ты сначала драться научись, а уж потом кулаками маши! Да отстань ты! Кому сказал, отстань! Ах, ты так?! Ну, я предупреждал…

Этого Макс уделал с правой — и тоже одним ударом.

Сплюнул, посмотрев, как, вылезая из воды, отплевывается от тины волосатый… Нет! Уже не волосатый, а зияющее лысый! А волосы как же?! А вон они, зацепились за куст — парик! Ну, блин, и дела тут творятся.

Оба пострадавших что-то залепетали, а потом, со страхом взглянув на Макса, неожиданно пустились в бега — так вот, прямо по камышам, вдоль канала. Тот, что в юбке, на миг остановился и, обернувшись, погрозил юноше кулаком.

— Грози, грози, козел лысый! — Подобрав с земли камень, Макс швырнул его вслед беглецам. — Очень я вас боюсь.

Сзади послышался крик. Тейя! Ага, она, оказывается, уже прибежала сюда.

Взобравшись на насыпь, девушка со страхом посмотрела на убегавших и тут же, схватив Максима за руку, потащила вниз.

— Да подожди ты, — уперся тот. — Успеем еще уйти. Ты лучше объясни — что здесь? А, черт, ты ж никакого нормального языка не знаешь. Ну… — Молодой человек задумался, пытаясь хоть что-то объяснить. Наконец обвел рукою все — поля, долину, пустыню: — Это Египет, да? Египет?

— Е-ги-пет? — Тейя удивленно затрясла головой. Снова посмотрела на беглецов. Потом улыбнулась и тоже, как вот только что Макс, обвела вокруг руками:

— Кемет! Та-Кемет!

Потом, показав на пирамиды и чуть правее, скривилась, словно в гримасе отчаяния:

— Хат-Уарит! Хат-Уарит! Хека хасут. Хекат Хауи!

Повернулась в обратную сторону, судя по солнцу, наверное, к югу. Улыбнулась — радостно так, весело, по-доброму:

— Уасет! Уасет. Амон. Пер-о!

Показала пальцами — идти. Что ж, жест понятный. Максим тоже улыбнулся, кивнул — значит, им в этот самый Уасет и надобно. Или в Амон, или в Пер-о. На юг, в общем. Пожал плечами — идти так идти. В конце концов, девчонка она, кажется, добрая, да и дорогу наверняка знает, вон как лопочет уверенно. И грудь такая… ходуном ходит. Оделась хоть бы для приличия, что ли?

Вот как пришли к шалашу, Макс так и начал доказывать — жестами, конечно, — про одежду. Как ни странно, Тейя его вполне даже хорошо поняла, показав в свою очередь, что она-то как раз одета нормально, чего вот о нем, Яхмесе, уж никак не скажешь!

Девчонка так смеялась, показывая на его джинсы и кроссовки, что юноше на миг и самому стало стыдно — что он, и в самом деле лох, что ли?

Оборвав смех, Тейя на полном серьезе показала жестами, что идти куда-либо в такой вот одежде — джинсах и прочем — уж никак нельзя, такую одежку надо немедленно снять и выбросить, иначе Яхмес слишком будет выделяться. Да Макс и сам давно уже понял, что будет выделяться, — достаточно было вспомнить тех двоих, с палкой, да и парней-насильников. Что же, здесь все так ходят? Выходит, все… И ему так вырядиться? Ах, да…

Снова засмеявшись, Тейя проворно стащила с парня футболку, на миг коснувшись его груди своими ничем не прикрытыми сосками. Ух, черт… Макс снова покраснел, густо-густо… Ну что ж она раздетая-то такая, а?!

Тейя улыбнулась и вдруг с напускной строгостью постучала пальцем ему по носу: не время, мол, дорогой товарищ, не время. Да и не из таких я!

Ага, не из таких… Уж судя по одежке, так…

Впрочем, Макс и сам уже лишился не только футболки, но и кроссовок, и джинсов… О! А как Тейя захохотала, увидав его носки! Прямо до слез! А потом потянулась к плавкам, так, словно ни в чем не бывало. Ну ничего себе!

Плавки Макс все ж таки отстоял, и девушка, махнув рукой, разорвала его футболку и ловко соорудила из нее нечто вроде юбочки или набедренной повязки. Вот в таком вот виде, по ее непоколебимому мнению, и должно было пуститься в дальнейший путь. Ну, раз дама настаивает…

— Постой! — вдруг спохватился Максим. — А деньги я куда ж положу? Паспорт? Мобильник? Что ты мне тут показываешь? Спрятать? Ага, как же! А полиции потом как докажу, что гражданин России? На пальцах, что ли? Нет уж…

Вытащив из штанов ремень, Макс приладил его на манер пояса, запихнул в футляр, к телефону, купюры. А паспорт куда? А туда же, где и был, — в карман на футболке. Где он сейчас… О! Как раз спереди, только вот — боком. Ничего, на молнию вот застегнуть… Ну, вот все и поместилось. Славно, ай славно!

— Ну что? — Максим обернулся к девчонке. — Идем?

— И-дем? — Та улыбнулась и, смешно наморщив носик, махнула рукою — идем.

Нет, сразу не пошли. Тейя что-то делала на небольшой вытоптанной площадке у самого шалаша: отломала с дерева веточку, воткнула в землю, что-то зашептала, прикрыв глаза. То ли молилась… то ли хотела хорошенько запомнить место. Зачем? Кто ее знает.

Наконец девчонка призывно махнула рукою — пошли. И Макс, пожав плечами, зашагал вслед за своей спутницей по узкой, вьющейся меж камышами тропе. Небо над головою было каким-то изжелта-голубым, словно бы вылинявшим, а яркое белое солнце выглядело как застывший ядерный взрыв. Всюду росли густые заросли тростника, почва казалась болотистой, местами даже топкой.

Прошагав по тропе, по прикидкам Максима, километра четыре, путники выбрались на высокую насыпь, идущую вдоль канала, — дорогу — и, не сбавляя темпа, двинулись по ней к блестевшему где-то впереди огромному бирюзовому облаку. Юноша прищурил глаза. Море? Очень похоже. Или просто широкая река. Спросить бы — да вот только как?

На насыпи оказалось не так жарко, как в камышах, — в спину дул освежающий ветер, и Тейя даже затянула какую-то веселую песню, время от времени прихлопывая себя ладошками по бедрам. Интересное было песнопение, на взгляд Макса, прикольное. Все так же сверкало небо, тянулась вдоль канала узкая изумрудная долина, и такая же зелень расстилалась далеко впереди, вплоть до самого моря или реки.

Максим с удивлением посматривал по сторонам, надеясь отыскать хоть какие-нибудь приметы цивилизации — дорожные знаки, рекламные щиты или хотя бы столбы с проводами. Ничего подобного на глаза пока что не попадалось. Ну и глушь!

Долина имела в ширину, наверное, километра два-три, вряд ли больше, а дальше до самого горизонта тянулся лишь красный песок. И все так же виднелись пирамиды… только уже далеко-далеко позади, в зыбкой солнечной дымке.

Пару раз мелькнули на той стороне канала деревни — крытые тростником или подобным ему растением (папирусом, если уж это и в самом деле Египет) хижины странной овальной формы. На тянувшихся вдоль канала полях виднелись коричневые фигурки крестьян, а совсем рядом от каменной пристани только что отчалило широкое судно с необычной мачтой в виде буквы Л. Рогами мачта упиралась в палубу, точнее сказать, в борта, парус пока не поднимали — видать, ветер был не сильно-то попутный, зато сидевшие у бортов гребцы ловко орудовали веслами. Причем гребли как-то не по-людски: вставали, делали широкий гребок, потом падали на что-то вроде узких скамеек, снова вставали — вот так и плыли, этакими рывками, надо сказать, довольно быстро. В центре судна, как раз под мачтой, виднелись мешки и кувшины, вокруг которых сидели люди, по местным обычаям не обременявшие себя излишним количеством одежды. Все — волосатые… Или тоже — как тот — в париках?

— Хэй-гей! — Не сбавляя шага, Тейя помахала корабельщикам рукою и что-то спросила.

Один из «волосатых» что-то ей кратко ответил, улыбнулся, потом с улыбкой завернул какую-то витиеватую фразу, на что девчонка, фыркнув, отозвалась так же витиевато, а все корабельщики громко расхохотались. Даже тот, что стоял на носу с большим шестом в руках, постоянно замеряя глубину. Этот был лысый, точнее сказать — в шапочке, да и неудобно размахивать шестом с такими-то волосищами, а уж тем более в парике.

Макс лишь глазами от удивления хлопал — ну и лодочка! А экипаж-то какой колоритный! И главное, не похоже как-то все это на аттракцион для туристов. Вон как гребцы стараются, как блестят от пота смуглые спины, а там еще и один тип объявился, с палкой, которой время от времени колотил гребцов по плечам — подгонял. Те не очень-то обращали на него внимание, лишь прислушивались к сидевшему позади, за кормовым веслом, толстяку, громкими гортанными выкриками задававшему темп гребле.

Лодка — нет, лучше уж сказать, барка — не спеша обогнала путников, и сидевшие у мешков «волосатики» принялись махать руками, видать — прощались. Во типы! Хоть фильм голливудский снимай.

А дорога между тем стала довольно оживленной — то и дело попадались навстречу люди, большей частью одетые точно так же, как сейчас Макс, — в короткие набедренные повязки-юбочки. Пару раз дюжие парни пронесли в носилках очередных «волосатиков» — Тейя поспешно сошла на обочину, потащив за собой и Максима. Склонилась в глубоком поклоне, ткнув юношу локтем в бок. Тот тоже поклонился — ну, раз уж тут так принято.

К слову сказать, на беглецов тут мало кто обращал внимание, все путники шли с самым деловым видом, лишь иногда косясь на Максима, — тот уж явно выделялся своей светлой кожей. Ну ничего — еще денек-другой такого вот солнцепека, и загар будет не хуже, чем где-нибудь на Канарах, уж тогда-то юноша ничем не будет отличаться от местных.

О том же самом, похоже, подумала и Тейя. Повернулась, взяла в руку Максову ладонь, сравнила со своей. Засмеялась, потом сказала что-то, показала на солнце. Ну, понятно.

Ближе к обеду они все же завернули в оказавшуюся по пути деревню. Вот уж где бедность-то! Макс все глаза проглядел — не то что спутниковых тарелок не увидал, но даже и самого захудалого бара. Даже бензоколонки — и той не было, а село-то довольно большое, хижин, может быть, двадцать. Интересно, как же они тут живут, без бензоколонки-то? А хотя… Ни одного грузовика пока что не попалось! Даже самого захудалого.

Перекинувшись парой фраз с каким-то тучным стариком в белых одеждах, Тейя решительно свернула к каналу, точнее сказать — к пристани в виде широких каменных ступенек, спускавшихся в воду. На ступеньках с самым бесстрастным видом сидел загорелый до черноты тип в круглой шапочке, традиционной юбке и с большим веером в правой руке. Веером он время от времени отгонял мух, жужжащих над разложенными на ступеньках лепешками, какими-то пирожками, хлебцами, кусками печеной рыбы и прочей снедью, которую, по всей видимости, продавал на проходившие мимо суда либо, вот как сейчас, пешим путникам. Пахло все это, надо сказать, довольно вкусно — Макс давно уже изошел слюной, тем более почти сутки не евши!

Тейя, недолго думая, указала на пироги и, сняв с лодыжки браслетик — небольшой и, по всей видимости, медный — громко сказала:

— Шемес!

Потом еще добавила короткую фразу, кивая на большой кувшин.

Взяв браслетик в руку, торговец осмотрел его с самым брезгливым выражением лица и, вздохнув так тяжело, будто его принуждают расстаться с самым дорогим и вечным, нехотя протянул беглецам два пирога. А вот питья не предложил — и тогда Тейя сняла браслет с запястья. Тот был не медный, а… пластмассовый, что ли? Нет, скорее всего стеклянный — мутно-синий какой-то.

— Да подожди ты, у нас же есть еврики! — Максим с важностью засмеялся и живо достал из телефонного подсумка купюры. — Вот… десятки, я надеюсь, хватит?

Торговец взял деньги все с той же брезгливостью. Осмотрел… И бросил под ноги!

— Ты что, урод, творишь? — поднимая купюру, разозленно воскликнул Макс. — Что, у вас тут еврики не в ходу? А долларов у меня нет, извини… Слышь, Тейя, он евро не хочет брать — вот чучело! Кому рассказать — не поверят.

Меж тем торговец, внимательно осмотрев парня, протянул руку к футляру для мобильника.

— Э, нет, телефон я тебе не продам, — энергично запротестовал Макс. — Ишь какой хитрый! И больше десятки тоже не получишь! Чего ты глаза-то вылупил? Вот, у меня тут мелочь еще есть…

О! Какое волшебное превращение произошло с продавцом при виде металлических монет! С какой алчностью засверкали глаза его! Как задрожали от жадности губы!

— Дебен! Дебен! — С неожиданным проворством торговец налил из кувшина какой-то пенящийся напиток в большие — такое впечатление, каменные — кружки. Поклонился, разулыбался, словно родному брату, едва только Макс ссыпал ему в потную ладонь всю мелочь… Впрочем, нет. Все не высыпал — часть придержал: вдруг да сгодится еще? Эвон тут как, оказывается!

Тут же, на ступеньках, и подкрепились под веселое жужжание торговца. Пироги — точнее сказать, хлебцы — оказались на редкость вкусными, как и куски печеной рыбы, и синие гроздья винограда, и напиток — густое вкуснейшее пиво. Умм!

— Умереть — не встать! — Наевшись, Максим так и улегся прямо на пристани и, похлопав себя руками по животу, довольно улыбнулся. — Хорошо!

— Хорошо! — тут же повторила Тейя и произнесла при этом еще какое-то слово, которое, в свою очередь, повторил Максим.

Потом потянула парня за руку. Показала рукой вперед — на почти безбрежную синь:

— Хапи! Хапи! Идти!

Юноша пожал плечами — ну, идти так идти. Все ж таки спросил, прощаясь, у торговца, говорит ли тот по-английски или по-французски. Не, дохлый номер! Все они тут бормочут только по-своему. Да уж, сказать нечего… Максим оглянулся по сторонам и покачал головой. Бред какой-то! И куда его занесло? И самое главное — как? Ну, вообще, об этом можно и после подумать, сейчас главное — побыстрее отсюда выбраться. Найти, скажем, какой-нибудь крупный город, а уж там…

— Ничего, Тейя! — Макс на ходу подмигнул девушке. — Прорвемся! Обязательно прорвемся!

Чем дальше шагали путники, тем все более людно становилось на дороге и все больше барок плыло по расширившемуся каналу к уже хорошо видной впереди реке… или морю. Тейя перебрасывалась фразами с попутчиками — те смеялись, в свою очередь тоже что-то кричали, рассказывали, пели песни. Вообще Максим заметил, что местные в большинстве своем были людьми доброжелательными и веселыми — и никогда не упускали случая посмеяться. Что и говорить — молодцы! Вот если бы еще хотя бы английский знали.

— Что там, впереди? — забывшись, спрашивал попутчицу Макс. — Большая река? Море?

— Хапи, — смеясь, отвечала девушка. — Хапи.

Хапи… Макса вдруг осенило — Нил! Это же Нил!!! Ну какая же еще река может быть в Египте?

А люди — все шедшие рядом с ним, и Тейя тоже — вдруг разом повалились на колени, протягивая руки к великой реке, кормилице и поилице всего живого на благодатной египетской земле.

Максим упал с ними в едином порыве и тоже вытянул руки, и тоже, как и все, выкрикивал в экстазе:

— Хапи! Хапи!

Нет, это даже была не молитва, а всеобщее выражение самой искренней благодарности, ведь если бы не было Хапи — вне всяких сомнений, не было бы и Египта. «Кемет» — так называла свою страну Тейя… Кемет… «Черная земля»! Макса словно дернуло током — показалось вдруг, будто он стал понимать бóльшую половину тех слов, что сейчас произносили попутчики, обращаясь к великому божеству Нила. Люди благодарили Великого Хапи за жизнь. Кемет — Черная земля. Действительно черная — от плодородного слоя ила, приносимого во время разлива Великим Хапи.

Здесь, на берегу великой реки, — огромной, без конца и края, — ближе к вечеру расположились на ночлег. Оранжевое солнце садилось в красно-фиолетовые пески пустыни далеко за спиной Максима, и вытянутая тень его падала в мутные воды реки. Макс никогда раньше не думал, что Нил такой широченный… Хотя…

Разлив! Это разлив, что же еще-то? Ну да — вон и вода мутная, и слишком уж широко для реки, даже для такой, как Нил.

— Эй. — Сзади подбежала Тейя, хлопнула по плечу, позвала куда-то.

Ну ясно куда — к костру, который уже успели разжечь попутчики. Для костра нужен был хворост — уж пришлось пообдирать руки, обламывая ветки в колючих кустарниках! Веток требовалось много, хоть и горел костерок недолго, лишь для того, чтобы успеть поджарить выловленную тут же рыбу — огромную, головастую, жирную… и вкуснющую, почти без мелких костей.

Поев, снова запели песни — и веселые и грустные. Макс, между прочим, давно уже заметил, какой замечательный голосок у Тейи. К тому же, кажется, эта девушка очень любила петь… как и все здесь собравшиеся. В перерывах меж песнями пускали по кругу плетеную флягу с пивом — Макс никогда прежде не пивал такого вкусного! — шутили, смеялись… Вот уж люди — хлебом не корми, а дай посмеяться. Тейя так хохотала, что потом принялась икать, и Максиму пришлось похлопать ее по спине между лопатками да сунуть в руки флягу: пей, мол, чудо смешливое.

Передав флягу дальше по кругу, девушка поблагодарила — Макс запомнил слово — и стала петь дальше что-то очень веселое и зажигательное, тут же подхваченное благодарными слушателями. Что-то вроде: «Хоп, хэй-гоп!» Или подобное.

О, как умели веселиться все эти люди! Как пели, как хохотали, а как потом пошли в пляс! И мужчины, и — уж конечно — юные полуобнаженные девушки. Ну, конечно, темп задавала Тейя — подпрыгивала, изгибалась, касаясь волосами земли, — и как только она так может?! — вертелась, словно юла, вытянув в стороны руки. Потом и Максима вытянула: давай, мол, пошли, Ях-мес, хватит греть землю задом! Хоп, хэй-гоп!

А, черт с ним, была не была… Поплясать, что ли? Лучше, конечно, какой-нибудь медленный, лирический танец… с той же Тейей! Ух, и красива же девка! Особенно сейчас — раскрасневшаяся, разгоряченная, с обнаженной грудью и большими блестящими глазищами-омутами, в которых отражались оранжевое пламя костра и жарко-красное закатное зарево. Тейя…

Макс взял девушку за руку:

— Тейя…

Тейя с улыбкой продолжила танец. И когда она только устанет? Похоже, что никогда.

Какие-то люди со щитами и короткими копьями тоже стояли вокруг костра. Воины. Откуда они взялись? Вероятно, охрана какого-то знатного человека. Они тоже улыбались, подпевали… Пока не вышел из поставленного невдалеке шатра хозяин — высокий сильный мужчина в длинном завитом парике. Черты лица было не разобрать из-за быстро наваливающейся тьмы.

А Тейя, подпрыгнув, повернулась лицом к догоравшему костру. Звякнули браслеты…

— Нофрет! — громко и, как показалось Максиму, с большим удивлением произнес знатный мужчина. Произнес даже, можно сказать, не вполне уверенно, как бы даже с вопросом: — Нофрет?

Тейя неловко подвернула ногу и упала.

Максим тут же бросился к ней — и никого не увидел. Черт! Куда ж она делась-то?

Мужчина в парике что-то тихо приказал воинам, те окружили костер. Вспыхнули факелы…

Грозно осмотрев притихших людей, вельможа повелительным жестом подозвал к себе одну из девушек.

Та и в самом деле чем-то напоминала Тейю — такая же черноволосая, черноглазая… Впрочем, они все здесь такие. Нет, эта, кажется, куда смуглее. И черты лица… Вот осветили факелом… Грубее. Нет…

Господин в парике тоже разочарованно отвернулся, махнул рукой… Нет, вот снова повернулся к девушке, кивнул воинам. Оп! Те живо стянули с девчонки платье и повернули спиной к своему хозяину. Тот лично взял факел, нагнулся…

Потом хлопнул девушку по плечу и, потянувшись, зевнул… Вот осмотрел еще одну… Велел отойти. Почесал лоб. Совсем по-детски.

Ага… Интересные дела! Тейю, значит, ищет сей господин? А девка-то ловка, ничего не скажешь — ишь как живо юркнула в травищу, уползла, словно змея. Ищи ее теперь — не найдешь.

Тейя…

Максим вдруг почувствовал себя брошенным. Гулко забилось сердце, а в душе поднялась такая дикая грусть… будто при прощании с самым близким и дорогим человеком.

Тейя…

Словно потерянный, юноша уселся у погасшего костра, обхватив голову руками. Рядом, прямо на траве, спали попутчики. Интересно, куда они все идут? На торговцев, вроде бы, не похожи… Может, в ближайший город, на рынок? Или в гости, да в конце концов — на какой-нибудь праздник!

Жаль, если Тейя ушла. Жаль… И главное, ведь так и не познакомились толком. Да и как познакомишься-то, не зная языка? И вообще, интересно, зачем за ней гнались те парни? Хотели изнасиловать? А может, что-то узнать? Они ведь явно что-то спрашивали. Что? Может, Тейя — известная всем воровка, что-нибудь украла, спрятала… Не зря ведь она так тщательно запоминала дорогу! И как ее назвал тот волосатый мужик? Нофра… Нефра… А, черт, не запомнил. Но не Тейей, точно. Странная девушка, очень странная… Но добрая, вне всяких сомнений, веселая такая. Нет, она хорошая, пусть даже и воровка… или натворила чего-нибудь. Жаль, если они больше так и не встретятся, жаль. А вообще, что же ему, Максу, дальше делать? В принципе, ясно что — как и раньше, идти вместе с этими вот людьми до ближайшего города. А там полиция, там телефон, может, даже мобильная связь работает. А пока — спать, как говорится, утро вечера мудренее.

Юноша улегся в траву, рядом со всеми. Было тепло — дышала жаром лежащая невдалеке пустыня, — а над головой, в бархатно-черном небе, холодно сияли желтые звезды, и черные волны реки плескались о берега Черной земли Кемет.

Глава 4 Черная земля. Шардан

Максим проснулся рано, от шума и голосов поднимающихся людей. Было раннее утро, на востоке, за широкой, сверкающей расплавленным серебром полосой Хапи занималась алая, вполнеба, заря. Люди спускались к реке, умывались, молились, протягивая руки к небу. Ласково запели в тростнике птицы, где-то далеко, в полсотне шагов, с шумом соскользнуло в реку темно-зеленое бревно — крокодил. Наверное, поплыл за добычей, гад зубастый. Рядом в камышах деловито чистили перья цапли. Макс улыбнулся — забавные. Тоже, как все, подошел к воде, что-то пробормотал — сойдет за молитву, сполоснул лицо и шею. Вода оказалась теплой и грязной от ила. Да уж — зубы такой не почистишь, да и не попьешь… Ладно, наверняка вскоре по пути в какой-нибудь деревне встретится колодец, как уже бывало, — там и можно будет утолить жажду. Главное — не потеряться, держаться вот хотя бы этого бритоголового мужика. Он вроде бы ничего, веселый.

Заметив взгляд юноши, попутчик благожелательно улыбнулся и, подмигнув, произнес короткую фразу, наверное, что-то про лежащий впереди путь. Максим тоже улыбнулся в ответ, даже хотел было спросить, далеко ли до города, да вовремя спохватился — все равно ведь не поймет.

Народ собрался уже, к реке подошел и вчерашний вельможа в сопровождении воинов. Идущие позади него здоровенные парни держали носилки, замечательно красивые, даже, кажется, покрытые золотом и драгоценными камнями, прямо не носилки, а музейный раритет или, как любят к месту и не к месту говорить в американских фильмах, — артефакт.

Никто не уходил, видать, чего-то ждали — скорее всего попутное или рейсовое, ежели здесь таковые имелись, судно. И оно появилось!

Сначала вдалеке, ниже по течению, показался из-за излучины парус, белый как облако и странноватой, на взгляд Макса, формы: прямоугольный, вытянутый в длину и выступавший далеко за борта судна — ладьи с высоко поднятыми кормой и носом. Когда парус приблизился, стало хорошо видно, что это не одно, а два судна — второе, почти точно такое же, только без мачты, парусник тянул на буксире.

Стоявшие на берегу люди при виде судов явно обрадовались. Включая вельможу — ого, а у него, оказывается, шрам через всю левую щеку, белый такой, рваный, — и его воинов. Все закричали, замахали руками, опять захохотали — ну, любили посмеяться по всякому поводу, что уж с ними поделать?

Зарифив парус, суда повернули к людям, уже на веслах, но до самого берега не дошли, наверное, метров двадцать — человек с шестом на носу переднего судна, в очередной раз промерив глубину, предостерегающе вскинул руку. Гребцы разом подняли весла. Взметнув тучу брызг, упали в воду якоря — сразу несколько штук, похоже — обычные камни, привязанные канатами. Оба судна застыли неподалеку от берега, лениво покачиваясь на волнах. Вот оно — близок локоть, да не укусишь! Как теперь до них доберешься-то? Ну разве что вплавь.

— Эй, эй! — С обоих кораблей призывно замахали руками, и стоявшие на берегу тут же бросились в воду, придерживая на плечах плетеные корзинки, или, лучше сказать, короба с поклажей. Багаж.

Похоже, там было не так уж и глубоко — несколько парней и девчонка, шагнувшие в реку первыми, дойдя до судов, погрузились в воду максимум до пояса. Вот двинулись и воины, и носильщики подняли на плечи паланкин с гордо восседавшим вельможей. За ними потянулись и все остальные. И Макс. Что ж ему, оставаться тут в гордом одиночестве? Тем более без Тейи…

Вельможа с воинами поместился на буксируемой барже. Максим все никак не мог для себя решить окончательно: кто же это все-таки такой? Ну, прозвал как прозвал — вельможа. А все-таки, кто он? Староста, как можно было предположить? Представитель местной администрации? Тогда отчего у него такой странный вид? Хотя, конечно, вид тут у всех странный. Полуголые, в набедренных повязках, юбочках, каких-то передниках, а зато украшений у каждого — хоть отбавляй! На шеях бусы из нескольких нитей, разноцветные — темно-коричневые, ярко-красные, синие, изумрудно-зеленые, красивые, не оторвать глаз! На лодыжках, на запястьях, даже на предплечьях увесистые браслеты, у некоторых, такое впечатление, золотые — слишком уж нестерпимо сияли. В ушах у женщин и девушек — изумительного изящества серьги, а вот мужчины, похоже, серег не носили, кроме жавшихся к матерям совсем уж маленьких мальчиков, лет семи-восьми. Смешные были детишки — голые, с одним лишь узеньким пояском на чреслах, с этакими забавными прическами в виде связанных пучками прядей с одной стороны тщательно выбритой головы.

И ни у кого — ни часов, ни мобильников, ни даже зажигалок! Какое-то дикое, отсталое племя.

С судна спустили веревки — и пассажиры довольно ловко забирались на борт, располагаясь на широкой палубе под балдахином, растянутым под рогатой, упиравшейся в низкие борта мачтой.

Максим, конечно же, последовал за всеми и, поднявшись на борт, увидел, как его спутники, сняв с плеч короба, подносят важно сидевшему у мачты толстяку (очевидно, капитану или владельцу судна) какие-то кувшины, виноградные гроздья, жареную рыбу, плетеные пояса… да чего только не подносили! Да-а-а, похоже, с наличностью у этого народа явная напряженка!

А вот у Максима-то найдется чем заплатить! Правда, кажется, бумажные купюры тут не в ходу. А вот проверим! А ну-ка… Вытащить из футляра десятку… Да, ничего не вышло, не берет-с! Тогда вот, монеты по два еврика — новенькие, блестящие… Ага! Ишь как сразу подобрел, толстая рожа, аж засветился весь, словно родного сына после долгой разлуки встретил. Ах ты ж…

Расплывшийся в улыбке толстяк, похлопав Максима по плечу, что-то спросил и, не дождавшись ответа, ухмыльнулся:

— Шардан?

— Сам ты шардан!

— Шарда-а-ан… Ап! — Взяв юношу за руку, толстяк лично провел его под балдахин, указав место на палубе ближе к левому борту.

Макс тут же поблагодарил, как это обычно делала Тейя, уселся, опершись спиной о низкий борт, и принялся с любопытством разглядывать судно и корабельщиков. Ничего, в общем, необычного — барка как барка. Орнамент повсюду в таком древнеегипетском стиле — соколы какие-то, песьеглавые боги, птицы, рыбы, крокодилы. Творчество народов мира.

Расположившись на палубе, народ принялся оживленно болтать и, конечно, смеяться — как же без хохота?

Дюжие матросы между тем подняли якоря, гребцы взмахнули веслами, и оба судна, повернув, поплыли на середину реки, после чего на корабле толстяка подняли парус, сразу надувшийся ветром. Медленно потянулись вдоль бортов низкие зеленые берега — поля, сады, деревеньки. Все почему-то казалось Максиму каким-то ненастоящим, игрушечным — и эти крытые камышом (или папирусом) домики, и смешливые попутчики, да и сам корабль с оплетенной многочисленными растяжками мачтой и двумя рулевыми веслами ближе к корме. Ну, прокатиться на таком за четыре евро — оно того стоит. Экзотика! Сфотографировать бы… Ага — телефон! Как же раньше не вспомнил про камеру — вот бы Тейю снять. Эх, дурак, дурак, вот уж верно сказано — хорошая мысля приходит опосля! Ну хоть суденышко это сфоткать… Хотя… Может, не стоит показывать местным мобилу? Украдут еще… С другой стороны, люди вроде кругом неплохие, веселые — но кто их вообще-то знает? Да и батарея почти разряжена… Ладно, потом снять все можно, успеется.

Коротая время, пассажиры судна весело переговаривались, смеялись и с азартными возгласами играли в разные игры. Одна напоминала что-то среднее между шашками и шахматами, ее правила, как ни старался Максим, уловить так и не смог. Другая же оказалась попроще — аналог многочисленных детских игр на картонках, с кубиками, бросая которые определяли количество ходов. В эту игру как раз играли соседи, предложили и Максу. Тот пожал плечами и усмехнулся — а почему бы и нет?

Подвинулся поближе. Напарник метнул кубики. Походил фишкой… Путь был нарисован в виде свернувшейся в кольца змеи, и надо было просто, передвигая фишки, дойти от хвоста до головы — кто быстрее. Обычная, в общем, игра, детская. Только вот реагировал на нее народ совсем не по-детски азартно.

Напарник — молодой хитроглазый парень, — сняв с запястья браслет, поставил его на палубу рядом и, прищурившись, посмотрел на Макса.

— Давай, давай. Шардан! — ободряюще закричали соседи.

Ну, если и не «давай-давай», то наверняка что-то подобное — что им тут еще орать-то?

Ага, ясно — нужно тоже что-то поставить на кон. Интересно что? Купюры тут у них не котируются… монеты? Ну, медяшек еще несколько осталось. Максим вывалил перед собой целую кучу — один, два, пять евро. И еще пару монетин по двадцать и пятьдесят. Странно, но их — желтовато-серые — напарник брезгливо отбросил в сторону пальцем, а вот остальные денежки — красноватенькие — с явным удовольствием похлопал ладонью: мол, мои будут! Ну, не говори гоп…

Макс метнул кубик, грязно-белый, вырезанный из кости, передвинул фишку на несколько ходов. Потом метнул снова: таковы уж были тут правила — метать, покуда не выпадет определенный символ, голова шакала. А если, к примеру, выпадал жук-скарабей, тогда ходы удваивались.

Оп! Снова повезло. Еще раз… Увы!

Подбадриваемый криками хитроглазый закрутил костяшку меж пальцами, бросил — скарабей! Десять ходов. Снова бросок — еще пять. И еще…

— Х-ха! — Довольный напарник радостно потирал руки.

Максим уже давно почувствовал, что тут что-то не то, что его, грубо говоря, разводят, как последнюю деревенщину, и теперь при каждом броске соперника не отводил от костяшки глаз, лихорадочно соображая: ну какой же тут может быть подвох? Один только, если костяшку-кубик незаметно подменили. А ну-ка…

Сделав очередной бросок, хитроглазый дождался, когда кубик упадет на палубу, и с хохотом накрыл его ладонью.

А Макс тут же опустил сверху свою! Припечатал, словно бы намертво. Соперник дернулся — ага, не тут-то было! Юноша изо всех сил напряг мускулы и, сжав пальцы, оторвал ладонь соперника от палубных досок… Вернее, только попытался — выкрикнув какое-то ругательство, парняга ударил Максима кулаком в лицо. Да так, что в глазах юноши замелькали желтые искры. Ах ты ж гадина!

А сам-то, сам-то Макс, хорош — такой удар пропустить, приготовишке непозволительно! Засмотрелся, задумался… Ладно!

От другого — немедленно последовавшего — удара юноша уклонился, но и руку врага пришлось выпустить, чем тот немедленно воспользовался: быстро вскочив на ноги, замахнулся… Но и Макс тоже принял стойку, запрыгал, пружиня ногами и чувствуя, как растет где-то в груди злость… Давить! Давить! Ненависть тут не помощник. Никаких эмоций — только дело. Нанести противнику хороший красивый удар, такой, за который не будет стыдно ни перед кем!

Оп! Вражина напал первым, сделав длинный выпад. Пальцы его руки были сжаты… нет, не в кулак, а словно бы как когти у птицы… или у тигра. Что это, местная борьба? Карате? Ушу?

Ладно… Все равно против хорошо поставленного удара приема нет, а у Макса удар был поставлен, спасибо тренеру.

Раз… Чуть отклонить корпус назад и влево… пропустить вражий кулак… Два — перенести центр тяжести на левую ногу… И — резко, с выпадом — бах! Снизу вверх, по сопатке ему, собаке, по сопатке! Нехороший, конечно, удар, с кровью. Так нечего подличать…

Словно наткнувшийся на невидимую стену, соперник на миг застыл, а потом с грохотом повалился на палубу. Как бы сказал тренер, «загремев всеми своими костями»!

— Ва, шардан, ва! — Толстяк-капитан, видать, с удовольствием наблюдавший за схваткой, с силой хлопнул юношу по плечу. — Ва, шардан! Хет ка Птах!

И тут все залопотали, закричали, набросились на Максима с хохотом — каждый считал своим долгом прикоснуться к парню, ободряюще ущипнуть, хлопнуть. Максим даже головой замотал — ох! Ну и обычаи у них!

А куда делся шулер, герой дня не заметил — испарился тихо, как и не было. И куда только делся? Скорее всего, спрятался где-то на носу или корме. А и черт с ним, вот еще, думать об этом придурке, других мыслей, что ли, нету?

— Э, шардан, э. — Быстро утихомирив пассажиров, толстый хозяин судна ласково потрепал Максима по щеке и поцокал языком, скорчив уморительно-грустную рожу.

Юноша усмехнулся — ну еще бы, можно себе представить, какой синячина сейчас расплывался у него под правым глазом!

— Хэт, шардан, хэт-у-у, — замычал толстяк, увлекая за собой Максима.

Они прошли на корму, где было устроено нечто вроде шалаша или просторной, крытой папирусом хижины с плетеными стенками — так сказать, каюта капитана. Внутри, на палубе, — циновка с красивым рисунком, какие-то сундучки, короб. Сделав приглашающий жест, капитан посторонился, пропуская гостя вперед: иди, мол.

Пожав плечами, юноша вошел под тенистую крышу и уселся на циновке, скрестив по-турецки ноги. А хозяин судна вдруг остановился у самого входа, оглянулся — его явно кто-то позвал. С улыбкой кивнув гостю, — подожди, дескать, — толстяк зашагал к самой корме — да вот она, рядом. Что-то спросив у кормщика, выпрямился во весь рост, поклонился кому-то на буксируемом судне. Наверное, вельможе со шрамом. Потом указал пальцем на ближайшего гребца — и тот, не говоря ни слова, тут же выпрыгнул за борт!

Максим покачал головой — ну и порядочки здесь у них! А этот толстяк явно подозрителен: имеет такую антикварную лодку и, вероятно, неплохо зарабатывает на туристах — и ничего у него нету! Ни часов, ни навигатора, ни даже простенького китайского радиоприемника. Ой, не к добру все это! Куда ж это весь технический прогресс подевался?

Ага! Вот гребца снова втащили на борт. Мокрый, а за плечами — маленький плетеный короб. Сняв короб со спины, гребец с поклоном передал его капитану, ну а уж тот направился обратно в каюту — к гостю.

Подмигнув, уселся на циновку напротив. Забавный тип, толстый, веселый — чем-то похож на старого киноартиста Евгения Леонова в молодости.

Открыв мокрую плетенку, хозяин судна ловко извлек оттуда небольшой запечатанный кувшин из коричневой, с красно-синим геометрическим рисунком глины. Ухмыльнулся, кивнул назад, наверное на буксируемую барку. Показал на кувшин, потом снова назад:

— Усеркаф!

Потом показал на глаза, на Макса, изобразил кулаком пару ударов. Ну конечно, тут и дураку понятно — этого вельможу на задней барке зовут Усеркафом, он тоже имел удовольствие наблюдать драку, и Макс ему чем-то понравился, иначе не прислал бы вина. А это было именно вино — капитан уже разливал по вытащенным из сундука кружкам красную ароматную жидкость. Ух и запах! Нектар! Какой же тогда вкус?!

— Ка! — Кивнув гостю, толстяк тут же выхлебал кружку до дна и сразу же налил еще. И себе и Максу.

— Ка! — В свою очередь поднял кружку юноша.

— О! — Одобрительно прищурился толстяк. — Шарданн-н-н-н!!!

Выпили. Ох, и впрямь вкусное оказалось вино — Максим раньше никогда такого не пил. Как, впрочем, и такого же вкусного местного пива. А они тут не дураки поесть да выпить! Не смотри, что ни часов, ни мобильников нет, а в хорошем вине толк знают!

— Небамон! — что-то хвастливо сказав, капитан ткнул себя пальцем в грудь. — Небамон.

— Очень приятно, господин Небамон. А я — Макс. Максим.

— Ах-маси?! Ах-маси… Ях-мес.

Гость махнул рукой:

— Ну, пусть так.

Небамон щелкнул ногтем по опустевшему кувшину:

— Мех! Умм-цо-цо!!! Мех. Имет. Имет. Мех — Усеркаф — Ах-маси!

— Спасибо господину Усеркафу за вино. Вкусное.

Подмигнув, толстяк достал из сундучка еще один кувшин, ребром ладони ловко отбил крышку. Налил в те же кружки — кажется, из глины или даже каменные. Пояснил:

— Хами — Син. Син — хами.

— Хами, — послушно кивнул Максим. Как видно, так назывался другой сорт местного вина, оказавшийся ничуть не хуже первого.

— Ка-а! — Поднял кружку гость.

— Ба-а! — хохотнул хозяин.

Когда опустел и этот кувшин, послали слугу на кухню — на нос, за пивом, выпили и его — тоже оказалось вкуснющее, как и все здесь.

Максим никогда в жизни своей так не пил, можно сказать — ведрами. А потому вдруг с ужасом ощутил, что язык ему уже давно отказывается повиноваться… как, впрочем, и все тело. И между тем сильно хотелось отлить — жидкости-то сколько выпили.

— Неб… Небамон, друг мой, где у в-вас т-тут туалет? — запинаясь, осведомился юноша.

Как ни странно, капитан его понял и, заботливо приподняв, под руку вывел на палубу. Ну ни фига ж себе! Макс заморгал глазами — уже близились сумерки, а оба корабля стояли у длинного каменного причала напротив какого-то квадратного сооружения с колоннами и странными статуями в виде людей с песьими головами.

— Не-а, Неб. — Спускаясь на причал по сходням, пьяно замотал головой Максим. — Я-а туда не пойду… там это… слишком людно. Я лучше тут, с мосточков…

Парень попытался было помочиться в воду, но все его попытки были тут же пресечены новым приятелем, с укоризной покачавшим головою:

— Э, шардан, шардан… Хапи!!!

— Да понятно, что Хапи. Ну, нельзя так нельзя. А где можно-то?

Проведя гостя за храм — да, похоже, сооружение с колоннами было именно храмом, а не каким-нибудь там складом или сельским клубом, — Небамон показал жестом на целый ряд завешенных разноцветными циновками кабинок, располагавшихся меж кустами акации и сирени. Кругом было так аккуратно, красиво и чисто, что Макс даже позавидовал — вот бы и у нас, в России-матушке, так. Так ведь нет! Все не так… Особенно туалеты где-нибудь в провинции. Да и в больших-то городах на некоторых вокзалах — прости господи!

Внутри кабинки стоял каменный стульчак и пахло вовсе не дерьмом, а каким-то навязчивым сладковато-кислым ароматом — может, специально так?

Сделав свои дела, Максим вышел на неширокую, идущую вокруг храма аллею и в ожидании Небамона принялся неторопливо прохаживаться между кустиками, любуясь великолепными статуями и колоннами.

И здесь, за углом, юноша чуть было не столкнулся с каким-то приземистым человеком со злым губастым лицом и черными курчавыми волосами. Человек этот был по виду совсем не похож на тех людей, что окружали Максима в последнее время: те в большинстве своем были высокие, красивые, с черными выразительными глазами, а этот… какой-то карлик, честное слово, только плечи уж чересчур широки, глазки маленькие, злые, так и бегают.

Ха! А вдруг он тоже издалека? Точно! Значит, может понимать по-английски!

Незнакомец, повернувшись боком, уже прошел мимо, бросив на Макса полный презрительного безразличия взгляд… Юноша догнал его в два прыжка!

— Эй, эй, господин, сорри! Плиз… Ду ю спик инглиш?

О, каким цепким оказался взгляд!

Незнакомец обернулся тут же, словно бы ждал нападения! И, не говоря ни слова, выхватил из-за пояса широкий блестящий кинжал!

— Ну, чего вы так-то? Я же просто спросил!

— Тенерех! — отрывисто произнес курчавый и, такое впечатление, кого-то позвал…

Ну еще бы…

Максим и сообразить ничего не успел, как на него навались сразу трое или даже четверо. Сильные молодые парни, вовсе даже не пьяные… В отличие от Макса!

Сбили с ног, пнули пару раз по ребрам, заломили руки…

— Шардан! — наклонившись, негромко произнес курчавый. Что-то спросил. Потом кивнул, будто бы разговаривая сам с собою: — Шардан…

Убрав кинжал, деловито пощупал Максовы мускулы и, удовлетворенно кивнув, махнул рукой парнягам — те ловко скрутили пленнику руки и куда-то поволокли прямо через кусты.

— Эй, эй! — пытался протестовать юноша. — Вы не очень-то! Я гражданин России! Я буду жаловаться… я…

Недалеко от пристани его швырнули в легкую тростниковую лодку, парняги навалились на весела — а того, кучерявого, не было, видать, где-то шлялся, гадюка подколодная! И черт дернул Макса заговорить с ним по-английски! Может, он из Аль-Каиды?! Ненавидит американцев, англичан и всех прочих. Сейчас вот — захватил Максима в заложники. И поделом! Сам виноват. Нечего пить столько.

Лодка ходко шла вниз по течению, правда недолго. За излучиной на фоне темно-голубого вечернего неба возникла вдруг черная тень корабля. Высокие крутые борта, заостренный нос, и вообще весь какой-то хищный, вытянутый облик свидетельствовал, пожалуй, о том, что это судно было куда быстроходнее корабля капитана Небамона. И куда вместительнее.

Последнее Макс заметил уже позднее, когда его грубо швырнули в трюм.

— Вы за это ответите! — снова закричал юноша. — Я буду жаловаться в ООН!

Это не он сейчас говорил.

Хмель.

Глава 5 Черная земля. Хека хасут

Бежать! Бежать!

Немедленно бежать!

Максим пошевелился, стараясь освободить руки от пут, — похоже, не так уж и крепко его связали. В трюме было темно и душно, чьи-то горячие тела — таких же пленников? — сжимали парня со всех сторон, кто-то надсадно кашлял, кто-то сопел, кто-то плакал. Ничего не разберешь. Подождать до утра? Хоть что-то выяснить? Или все же попытаться, чего зря время терять? Ну конечно попытаться, что за вопрос?!

Юноша дергал связывающие руки веревки с такой силой, что заныли запястья. И все ж таки путы ослабли, так что можно уже было осторожно освободиться. Ага… Если считать, что здесь — трюм, тогда люк наверняка наверху. Как только к нему подобраться — ползти прямо по людям? А иначе никак!

Не обращая внимания на бурчание и недовольные возгласы, Макс поднялся на ноги — не так тут было и высоко, он даже вынужден был пригнуться — и, вытянув руки, принялся тщательно ощупывать потолок, точнее сказать, верхнюю палубу, но снизу. И нашел, нашел-таки края люка, запертого снаружи при помощи какой-то палки. Вот ее и вытащить… вот она, вот…

Сделав маленький шажок вперед, парень споткнулся о чье-то тело и упал, вызвав рев недовольства. Люк тут же открылся, пахнуло свежим ветром, и над головами притихших пленников засияли далекие желтые звезды.

Заглянувший вниз воин с коротким копьем в руках что-то злобно произнес — видимо, выругался — и, оглянувшись, подозвал товарищей. Подошли сразу четверо — в трюм опустили лестницу, спустились и принялись щедро раздавать удары палками. Максу тоже сильно досталось по ключице. Пленники застонали, но тут же притихли, быстро сообразив: чем больше шума, тем дольше продолжится экзекуция. Погрозив на прощание кулаками, воины вылезли обратно, с силой захлопнув за собой люк.

— Ш-шарданн!!! — с неожиданной злобой прошептал кто-то.

Макс, конечно же, догадался, о ком идет речь. О нем, о ком же еще-то? Ну, надо же, вот и кликуха появилась — шардан. Интересно, они что, всех европейцев здесь так называют? В целом Макс не особо отличался от здешних — почти такой же смуглый (нет, все-таки, конечно, посветлее), черноволосый, вот только серо-голубые глаза да и черты лица тонкие, европейские. Впрочем, и у местных встречались подобные лица, взять хоть, к примеру, Тейю. Тейя. Где ж ты теперь? И почему скрылась? Кстати, как только к ней обратился тот вельможа со шрамом, как его… Усеркаф, кажется… так девка и сгинула, прямо пропала без вести. Наверное, он ее узнал, окликнул — та и свалила. Что же, выходит, Тейя — преступница? Какая-нибудь воровка или, того хуже, проститутка? А вообще интересно знать, когда закончится весь этот балаган? Выбраться к цивилизованным местам теперь окажется потруднее — эти сволочи-похитители, естественно, отобрали и телефон, и паспорт, и еврики. Бандиты! Торговцы людьми! Подобных как-то показывали в новостях. Это надо же — угодить в их лапы! А все вино. Расслабился, черт побери. Теперь попробуй выберись… Эх, договориться бы с товарищами по несчастью. Может, кто-нибудь из них знает хотя бы английский?

Максим приподнял голову и громко зашептал:

— Хэй! Ху из спикин инглиш?

А в ответ услышал лишь злобное бормотание. Мало того, кто-то из пленников, вскочив на ноги, стукнул головой в люк, тотчас же открывшийся.

— Шардан! — с гнусным придыханием немедленно сообщил пленник. — Шардан.

— Шардан, — воин кивнул и жестом подозвал подмогу.

Черт! Макс сообразил-таки, что добром все это не кончится. Ага…

Снова лестница. Схватив парня, воины вытащили его на палубу, заломив руки за спину, поставили на колени.

— Шардан? — С ласковой улыбкой взял Макса за волосы подошедший курчавый губастик. Тот самый, по чьему приказу юноша был пленен. Главарь банды.

Судно стояло на якорях почти у самого берега, вдоль бортов горели факелы. Одетый в яркую узорчатую юбку главарь ухмыльнулся и коротко, без замаха, отвесил пленнику увесистую пощечину, так что у того выступили слезы.

— Шарда-а-ан. Хэк!

Еще пощечина. Еще, еще, еще… Голова Макса задергалась, и ручьем хлынули слезы — не столько от боли, сколько от обиды и унижения.

— Шардан…

Дался вам этот шардан, суки!

Наконец, по-видимому утомившись, главарь заложил руки за спину, ухмыльнулся и что-то повелительно сказал. Один из бандитов выхватил откуда-то палку и глумливо захохотал, посмотрев на Максима. Захохотали и державшие парня воины, на миг ослабив хватку…

Чем немедленно воспользовался Макс!

Оп! Рывок!

Кувырок через голову!

Удар! Удар! Удар!

О, Максим знал как бить!

Трое бандитов бросились ему наперерез, трое и упали на палубу, схватившись за скулы. Впрочем, юноша не строил иллюзий, знал: здесь больше эффект неожиданности. Когда силы неравны, никакой бокс особо-то не поможет.

Прыжок влево… Вправо… Теперь — через низкий борот. Опа!

И плеск волн. И теплая — горячая даже — вода. Вода Большого Хапи.

Вынырнув, Макс поплыл к середине реки — а плавал он неплохо. Похоже, никто за ним не гнался, хотя с палубы отдалявшегося судна и слышался какой-то шум. Юноша перевернулся на спину, соображая, куда дальше плыть. Ну конечно, к берегу — куда же еще-то? Вот только где он, берег? Вот судно — все так же пылают факелы, отражаясь в черной воде реки оранжевыми звездочками. Значит, там же и берег. Излучина.

Нет, в самом деле никто не гонится! Что же они, плавать не умеют? Или не надеются отыскать в темноте? А что бы он, Макс, сделал сейчас на месте бандитов? Ну конечно, не поплыл бы — угляди тут хоть что-нибудь в темноте. Отправил бы нескольких человек по берегу — это да. И чтоб сидели тихонько где-нибудь в камышах, слушали…

А другой берег далеко — река-то разлилась. Не доплыть, нет, не доплыть. Значит, сюда, к излучине. И — осторожно, очень осторожно, чтоб ни одна волна не всплеснула.

Макс так и поплыл — по течению, чуть шевеля руками и ногами. Плыл неожиданно долго, может быть, с полчаса, пока наконец не почувствовал коленками ил. На ноги так и не встал: дно илистое, еще затянет, плыл — сколько мог, потом уперся руками — громко, казалось, на всю реку чавкнула черная жижа. Едва вытащил руки, увязли ноги. Черт! Пришлось ползти на брюхе. Так вот и выполз на берег, словно какой-нибудь там крокодил. Грязный, мокрый, но вполне довольный.

Выполз, привстал, огляделся — теперь бы еще не попасться. Огляделся — это как сказать, темнота вокруг стояла такая — пальцев на руке не видать. Одно утешало: преследователи ведь так же слепы. Однако отнюдь не глухи, это нужно было учитывать.

Стараясь не шуршать камышами, Максим отошел от берега шагов, может, на двадцать, после чего, подумав, решил здесь же, в камышах, и заночевать или по крайней мере подождать до рассвета. А уж потом побыстрее убраться — идти вниз по реке или вверх, в зависимости от того, куда направится бандитское судно, за которым нужно обязательно проследить.

В черном небе все так же сверкали звезды — желтые, равнодушные и далекие. Узкая полоска молодого месяца отражалась в реке тонкой блестящей тростинкой, было слышно, как где-то совсем рядом, вспорхнув, забила крыльями птица. Птица… Что же это она так разволновалась? Спугнули?

Беглец вжался в камыши и затаил дыхание — кто-то осторожно пробирался берегом вдоль реки. Слышны были приглушенные голоса, шуршание камыша… вот снова взлетела птица. А ведь они вполне могут его поймать! Запросто! Не сейчас, на рассвете. Растянутся цепью — холмов и деревьев здесь, похоже, нет, видно далеко. Одна надежда на камыши — так ведь кто знает, насколько они тянутся? Может, узенькой такой полосочкой вдоль самой воды?

Где его будут искать? Конечно, подальше от реки и судна, ведь это логично. Значит, что нужно делать? А возвращаться к самому судну, вот что!

Макс прислушался — шаги и голоса явно удалялись… Удалялись, чтобы ближе к утру вернуться. Наверняка и вверх по течению тоже был выслан такой же небольшой отряд. Ну, пусть уйдут подальше.

Немного выждав, беглец поднялся на ноги и пошел на зыбкий свет мерцавших вдали факелов. Что-то скользкое прошмыгнуло под ногами. Змея! Господи, не хватало еще наступить на какую-нибудь ядовитую гадину! Макс застыл, нагнулся, зашуршал камышом — он для змеи никто, никакая не добыча, лишь досадная помеха и опасность… которую в случае чего можно и нужно устранить ядом. Но лучше уползти. А если вдруг погонится, наступит, вот уж тогда…

Рассудив таким вот образом за змею, беглец несколько успокоился и, чуть постояв, зашагал дальше, правда уже не так быстро, чтобы змеи, ежели что, успели бы спокойненько уползти.

Между тем факелы впереди приближались, вот уже стал виден и освещенный дрожащим пламенем черный силуэт судна. Ага! Вынырнув из темноты, ткнулась в борт тростниковая лодка — ловили, ловили! И не смогли! Хотя, с другой стороны, еще не вечер… вернее, не утро. Хорошо, что у них нет собак!

Камыши здесь оказались не очень-то густыми, и Максим принялся лихорадочно соображать: где укрыться? По всему выходило — нужно спуститься ближе к реке, сиречь к судну, там уж всяко камыш погуще. Да, вот туда и надобно!

Парень обнаглел до такой степени, что устроился в камышах шагах в двадцати от бандитского корабля! Улегся, не обращая внимания на чавкающий ил, — а, все равно грязный, тем более полуголый, а рядом река, всегда можно вымыться. На судне все так же жгли факелы… Вот от борта отчалила лодка, подошла к берегу. Ага! Видать, ждали возвращения посланных в погоню бойцов.

Беглец не чувствовал ни усталости, ни сонливости, ни страха — нервы были напряжены, словно стальные канаты. Все произошедшее слегка напоминало полузабытую детскую игру в прятки. Максим даже улыбнулся: эко как получалось! Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!

Он и не заметил, как посветлело. Лишь повернув голову на шум приближавшихся шагов, увидел, как отразилось в воде красное рассветное небо. Пройдя метрах в пяти от убежища Макса, посланные в погоню воины уныло остановились напротив судна, на носу которого появился главарь, угрожающе потрясая палкой. Не нашли, мол? Не справились! Не выполнили задание! Уж теперь не взыщите, огребете по полной.

Алое солнце, показавшееся на краю неба, быстро превратилось в золотое. Поднялось, освещая жаркими лучами землю. На судне раздавались звуки ударов и крики — как видно, главарь наказывал своих нерадивых людишек. Вот наконец все закончилось. Подняв якоря, бандитский корабль развернулся и, взмахнув веслами, направился к середине реки. Потом повернул, поплыл вниз по течению. На север. Если это Нил, то — на север. Максим вздохнул — вообще-то и ему туда бы надо. С другой стороны, хорошо хоть от бандитов освободился, кто знает, куда б они его сейчас повезли и что бы сделали? Продали бы, наверное, в рабство куда-нибудь в Оман или, сообразив по паспорту, что перед ними российский подданный, попытались бы получить выкуп. Выкуп… С кого интересно? У отца больших денег нет, а больше платить некому. И вообще, он-то, Макс, теперь хорош гусь! Ни документов, ни телефона, ни денег. Вот еще загорит получше — и совсем сойдет за местного, даже несмотря на цвет глаз.

Дождавшись, пока бандитское судно скроется за излучиной, беглец выбрался из камышей и, выйдя на высокое и сухое место, уселся на плоский, нагретый солнцем камень. Соображал: куда дальше? На север — ясно куда. Но, с другой стороны, именно туда отправился и бандитский корабль. Как бы не столкнуться! А что, если поискать какое-нибудь идущее вдоль реки шоссе? Да тут, похоже, такая глушь, что никакого шоссе нету. И все же стоит пройтись, посмотреть: что хоть тут вообще есть?

Максим вдруг так и представил: вот отойдет сейчас от реки километра, скажем, на два, на три — и упрется в широкую автостраду. Махнет рукой, доберется автостопом до Каира или до любого ближайшего города, обратится в полицию — так, мол, и так, ограбили, самого чуть в заложники не захватили. Сообщит приметы бандитского кораблишки — уж с полицейским-то катером слабовато ему будет тягаться.

А потом позвонит в Петербург, отцу, тот вышлет денег — а уж по возвращении обязательно начнет допытываться, как это Максим вдруг оказался в Египте? И что сказать? Непостижимым образом? Ехал, ехал себе в парижском метро, вышел на «Данфер Рошро» — и на тебе! Нет, конечно, «Данфер Рошро» — станция крупная, узловая, там не только метро, но и РЕР-электрички ходят, к примеру до Версаля хоть бы…

Так вдруг он, Макс, случайно на электричку сел?! Вот задумался и сел! И это никакой не Египет, а Франция. Река, скажем, Сена… Ага, Сена… с тростником и крокодилами! И пирамиды еще. Хотя в Лувре тоже пирамиды имеются — только не такие.

Ладно! Потом рассуждать будем, сейчас главное — выбраться поскорее отсюда!

Махнув рукой, Максим решительно зашагал прочь от реки. В изжелта-синем блеклом небе, наливаясь белым огнем, нещадно палило солнце. Хорошо, что у Макса кожа такая, что не сгорает никогда, даже самым жарким летом.

Молодой человек успел сделать лишь с полдесятка шагов, как позади, от реки, вдруг послышался крик. Вздрогнув, Максим обернулся и уже приготовился бежать со всех ног…

— Хэй, гей! — махая рукой, кричала какая-то девчонка.

Длинноволосая, в узеньком белом платье и с ожерельем. Кричала явно ему, Максу…

Господи!

Беглец не поверил своим глазам.

Тейя!!!

Ну да, она самая!

Вон бежит, улыбается…

Опа! Бросилась с разбегу на шею, потерлась носом. У Макса даже в глазах защипало.

— Тейя. — Он ласково погладил девушку по плечам. — Ты-то хоть как здесь оказалась?

Девушка лишь смеялась — ну конечно, русского-то не понимала. Да и никаких других языков, окромя своего, местного, из которого Максим уже знал несколько десятков слов — во многом благодаря той же Тейе.

Вспоминая нужные фразы, юноша напряг память:

— Ты! Откуда?

Девушка что-то быстро затараторила, смеясь и помогая жестами, так что Макс в конце концов понял: Тейя шла за ними по берегу, но не показывалась на глаза, опасаясь вельможи со шрамом на щеке. Потом, когда суда причалили, увидела Максима — «Ах-Маси! Ах-Маси!» — хотела подойти еще там, в кустах, у храма. Подошла бы, если б не бандиты.

— Хека хасут! Хека хасут! Хат-Уарит! — как заведенная, твердила непонятные слова девушка. — Плохо, плохо. Хека хасут — плохие, жестокие. Ужас! Страх! Кровь! Хат-Уарит — плохо, Уасет — хорошо. Мы идем в Уасет! Ты и я. Туда, туда! — Тейя показала на юг, вверх по течению Нила.

Максим покачал головой:

— А может, все-таки повернем на север? Туда, туда. Понимаешь?

Тейя в ужасе передернула плечами:

— Там — Хат-Уарит. Там смерть, кровь. Там — хека хасут.

— Да что такое это «хека хасут»?! Хека хасут — что? Кто?

— Хека хасут… Властелины. Властелины пустынь, гор. Теперь — и наши.

Так ничего толком и не поняв, молодой человек лишь махнул рукой и, согласно кивнув, улыбнулся:

— Ну, на юг так на юг. Вместе все веселее. Слушай, а там есть большие города? Селения? Ну, большой, понимаешь? Много, много домов. Один, два… много.

— Уасет — большой! Очень большой! Красивый. Как солнце!

— Большой, говоришь… — Максим пригладил растрепавшиеся волосы. — Хочется верить. Слушай, а метро там есть? Ну, метрополитен, понимаешь? Андеграунд, подземка. Мет-ро!

— Мет-ро, — моргнув, повторила девушка. — Мет-ро. Идем?

— Идем!

Тейя бросилась к реке.

— Постой! Постой! Куда ты? — закричал ей вслед Макс. — Нам же не туда вовсе!

Девушка на полпути обернулась:

— Туда, туда. Лодка!

— Ах, лодка… Постой. А откуда у тебя лодка?

Тейя ничего не ответила, побежала к реке, черные волосы ее бились по худым лопаткам блестящими антрацитовыми волнами. Тейя… Оказывается, она следила за ним! Не бросила! Интересно — а помогла бы бежать? Нет, скорее всего, просто сообщила бы в полицию. И все же какая она молодец! Ведь не бросила, пробиралась вслед за бандитским судном — несмотря на то что ей-то надо было на юг, совсем в другую сторону.

— Тейя! — Максим осторожно уселся в тростниковую лодку. — Ты очень хорошая. Очень! — И погладил девушку по плечу.

Та вдруг расхохоталась, задорно запрокинув голову, — ох, и любили же здесь посмеяться!

Потом протянула парню весло — греби, мол.

И Макс сделал такой мощный гребок, что едва не перевернул лодку!

— Э, не так, на так! Дай!

Отобрав весло, Тейя показала, как нужно грести — осторожно и плавно. Потом произнесла какую-то не совсем понятную фразу, жестами изобразив, как переворачивается лодка и как выплывает из воды какое-то зубастое чудище. Ап! И сомкнулись челюсти.

Господи — крокодилы! Макс похолодел: так вот почему никто не бросился за ним следом с борта бандитского корабля. Крокодилы! Ну правильно, их же тут множество. И как же он сам-то об этом не подумал, не сообразил! А вообще и хорошо, что не сообразил, иначе б не убежал, томился б до сих пор в плену у бандитов. А так… Но вполне ведь мог попасться на ужин зубастому хищнику, вполне. Пронесло, слава богу! И вот не только выбрался на свободу, но и Тейю встретил. Вернее, она его.

— Тейя, хорошо я гребу? Так?

— Так, так.

Девушка снова засмеялась, потом наклонилась к воде, зачерпнув, омыла лицо и шею. Сложила благоговейно руки:

— Хапи! Великий Хапи!

— Хапи, Хапи. — Максим улыбнулся.

Все ж таки хорошо было вокруг! Тянулись по берегу желто-зеленые заросли камышей и трав, над густым кустарником порхали птицы. В мутной зеленовато-коричневой воде сверкающим кругом отражалось желтое солнце. Кстати, здесь, на реке, зной чувствовался не сильно — спасал прохладный северный ветер. Похоже, он дул здесь всегда или по крайней мере довольно часто, и если б поставить парус, то можно было бы и не грести…

Какая-то крупная изумрудная муха — слепень? — уселась Максиму на шею. Парень хлопнул рукой — сидевшая на носу Тейя снова расхохоталась. Потом, покрутив головой, сняла с себя платье, оставшись голышом, повернулась, принялась полоскать одежку в воде, ничуть не стесняясь. Макс аж закашлялся, покраснел, а ей хоть бы хны! Постирав, улеглась на носу, вытянув ноги, — причем не проявляя никаких сексуальных намерений. Будто так и надо. Словно б в купальнике загорала.

Парень даже глаза прикрыл — слишком уж девчонка была красивой. И не сказать, чтоб бесстыдной, но все же… На спине у Тейи, между лопатками, виднелась татуировка — изящное изображение сокола.

Максим стыдился признаться приятелям, но он до сих пор стеснялся девчонок, хотя пару раз, конечно, было, но… все как-то не по его инициативе, да и девушки попались те еще, прости господи… Да как-то и не до этого было — все тренировки, да еще внезапно навалившаяся болезнь отца. Нет, вот в прошлом месяце как-то целовался с одной, и может быть, там дошло бы и до большего, но вот не сложилось как-то — то ли кто-то помешал, то ли еще что… В общем, вот так вот!

А тут…

Безумно красивая нагая девчонка лежала перед ним, греясь на солнышке, словно кошка. Вот повернулась, потянулась, зевнула. И, махнув рукой Максу — греби, мол, — закрыла глаза, задремала.

Да уж, погребешь тут…

Максим посмотрел вперед и увидел, что за излучиной показались крытые папирусом хижины — деревня. Наклонившись, пощекотал Тейе пятки — та захихикала, распахнула глаза и тут же зажмурилась от яркого солнца.

— Деревня! — Макс показал рукою.

Взглянув на деревню, девушка неторопливо натянула платье, поправила, обнажив грудь, и, подмигнув своему спутнику, кивнула: давай-ка, друг, к берегу. Надо сказать, молодой человек исполнил приказ с удовольствием — устал грести, давно уже плыли. По указанию Тейи пристали не у самой деревни, а чуть выше по реке. Спугнув гусей и уток, спрятали лодку в камышах, выбрались вдвоем на неширокую тропку. Овальные глинобитные хижины маячили метрах в ста, за пальмами. И уж конечно, никаких почт, полицейских участков, антенн-тарелок и прочего. Даже завалящего грузовичка — и то не было. Как всегда — вот глушь-то! А что если… Нет! Нет! Нет! Уж больно невероятно! Хотя… а вот выйти на «Данфер Рошро» и оказаться в Египте — это как, в порядке вещей? Так, может быть, и…

Отгоняя страшные мысли, Макс потряс головой, словно норовистый конь. А потом вдруг подумал, что ничего страшного нет: как попал сюда, так же и выберется обратно. Всего-то и делов! Шагавшая впереди Тейя внезапно остановилась, всмотрелась вдаль и вдруг, потянув парня за руку, быстро спряталась за пальмой. Макс удивился:

— Ты чего?

— Тсс!

Тейя кивнула на одну из хижин — повыше и попросторней других. Как тут же решил Макс, видимо, что-то типа сельсовета, или как это у них тут называется. Из хижины в огороженный невысоким забором двор с распахнутыми настежь воротами как раз выходили люди. Впереди, понурив голову, шел совсем молодой человек, подросток лет четырнадцати, смуглый, худой, даже тощий. Его по-хозяйски подталкивали в спину двое дюжих молодцов в разноцветных одежках. Волосатые, с черными лохматыми бородищами, они отнюдь не походили на египтян, скорее напоминая главаря с бандитского судна. За ними шагал… нет, здесь было бы уместнее иное слово — шествовал, да-да, шествовал толстяк с обрюзгшим лицом и крайне надменным видом. Платье его отличалось завидной пестротой, пояс сверкал золотом, ноги — у единственного из всех — были обуты в сандалии. И такие же нечесаные патлы, борода, заплетенная в сальные косицы, высокая шапка — видок тот еще!

Присмотревшись внимательней, Макс заметил у молодцов, тех, что подгоняли в спину испуганного подростка, широкие, заткнутые за пояс кинжалы, а за плечами — луки. Абсурд какой-то! Зачем им луки? Артисты погорелого театра.

Вальяжный толстяк остановился прямо напротив ворот и щелкнул пальцами. Выбежавшая из хижины пожилая женщина с поклоном поднесла ему стул, точнее, табурет на хиленьких ножках. Скептически оглядев сиденье, толстомордый рявкнул на женщину и кого-то позвал. В глубине двора, за домом, вдруг заржали кони… их вывел под уздцы молодой парень, тоже в пестрых одеждах, с реденькой бороденкой и с луком. Пара белых коней была запряжена в повозку, не лишенную некоего изящества, даже, можно сказать, изысканности, что ли. Богатая — больно глазам! — упряжь, высокие колеса с металлическим ободом, дышло, синие круглые щиты по бокам… Колесница! Да-да-да, вот именно так это и называется!

Усевшись прямо на колесницу, — а сзади на ней не было никакого ограждения, — толстяк свесил ноги и повелительно, с некоторой даже брезгливостью махнул рукою. Тотчас же двое молодцов повалили паренька наземь, один из них сел несчастному на шею, другой — тот, что подвел колесницу, — на ноги, ну а оставшийся молодец взял в руку палку… Что же это, они его сейчас бить будут? А похоже, что так.

Максим закусил губу и даже зажмурился при звуке удара.

Раз!

Лежащий парнишка дернулся, застонал.

Два, три, четыре… десять… пятнадцать… двадцать.

Двадцать ударов!

Макс рвался было на помощь, но тут же остыл — а что он мог сейчас сделать? Лишь закусил губу да тихо спросил:

— Кто это?

— Хека хасут, — тихо отозвалась девушка. — Чужие! Идем. Они нас заметят — будет плохо.

Ну, ясно, что плохо…

Так вот они какие, эти хека хасут, «повелители пустынь и нагорий», — так, кажется, переводились эти слова. Злыдни. Впрочем, нет, просто относились к египтянам как, скажем, к животным или каким-нибудь мелким рептилиям — с той же безжалостностью, равнодушием и брезгливостью.

Хека хасут…

— Ничего. — Уходя, юноша прищурил глаза. — Бог даст, еще посчитаемся!

— Идем, идем. — Тейя тянула его за руку.

Никем не замеченные, они вернулись в камыши и застыли — лодки нигде не было! Вот камень, к которому они ее привязали, небольшая пальма невдалеке росла все так же, а лодки не было. Ну, ясно — чудес не бывает, сама отвязаться не могла. Значит, украли.

Тейя горестно кивнула — ну да, мол, украли. Придется теперь дальше пешком тащиться, а куда денешься? Даже если и будет попутное судно, так никаких вещей в уплату кормщику уже не осталось… ну разве что ожерелье.

— Уходим. Быстро, — немного подумав, решительно заявила девчонка.

И так же решительно зашагала вперед, оставляя позади себя деревню с жестокими хека хасут, по всей видимости выбивающими из местного населения какие-то недоимки. Максим чуть поотстал — по мелкой надобности, а когда ринулся догонять свою спутницу, никого на тропе не увидел!

То есть вообще никого! Пусто! А где же, интересно…

Впрочем, нечего рассуждать, когда надо действовать.

Рванувшись вверх по тропинке, Макс сразу же увидал за пальмами двух человек — по виду, как раз египтян, а не хека хасут. Те тащили какой-то взбрыкивающийся мешок. Ну, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Ах вы ж твари! Ладно…

— Эй, постойте-ка!

Юноша быстро нагнал египтян. Видя такое дело, те бросили свою ношу в траву и взялись за палки — и где только их и прятали-то? Небось, к поясу прицепляли — Максим давно заметил уже, что любое дерево тут ценность.

— Ну, что вылупились? — встав в боксерскую стойку, Макс подзадорил парней.

Это были именно что парни — высокие, жилистые, мускулистые. Если б они умели боксировать, еще неизвестно, каков бы оказался итог схватки, вероятно, Максиму тоже досталось бы не хило. Впрочем, ему и так не хило досталось, правда не кулаками — палками. А действовали ими эти парни вполне уверенно, со сноровкой!

Бах, бах — да по предплечьям — больно! — хорошо, не по голове, увернулся, отпрыгнул, нанес обманный удар одному… И сразу двойной — в подбородок — второму! Тот только крякнул, повалившись на землю. Но его напарник отнюдь не собирался сдаваться — принялся так лихо махать палкой, так… словно мельница крыльями! Несколько раз отбил Максиму все кулаки, раскровянив костяшки пальцев… Ух ты ж гад!

Макс уклонялся, пятился, переставлял ноги, выбирая подходящий момент для удара. Ага, вражина опять замахнулся! Ну, давай, давай… подними повыше свою палку. Ага!

Не теряя драгоценных секунд, юноша бросился в атаку — хук слева… справа… апперкот!

На тебе! На! На! На!

В бешеной злобе Максим уселся верхом на упавшего и молотил его кулаками по лицу, разбрызгивая по траве кровь, — на! на! на!

Его оттащила освободившаяся из мешка Тейя. Со страхом посмотрела вокруг — на поверженные тела, на окровавленные кулаки парня. Закусила губу. Всхлипнула… И побежала. Не оглядываясь, через камыши, к реке…

— Эй, постой, Тейя! — Максим бросился за ней. — Ну постой же.

Девушка навзрыд плакала в камышах, не реагируя на прикосновения и слова Макса. Лишь один раз обернулась, зло сверкнула глазищами:

— Уходи!

— Да не злись ты!

— Ты… Ты жестокий! Хека хасут!

Парень потупился. В конце-то концов, могла б и не обзываться, это ведь ради нее он сейчас старался.

— Тейя… Ну, пожалуйста, не плачь, а?

Никакого эффекта! Девчонка рыдала еще сильнее.

Максим погладил ее по плечу, прижал к себе… потом встал на колени, взмолился:

— Ну, выслушай же меня!

Тейя снова сверкнула глазами. Но хотя бы отвлеклась от плача.

— Понимаешь, тебе ведь было плохо — да? Они несли тебя куда-то в мешке. Куда? Явно не для хорошего дела. А когда тебе плохо, то плохо и мне! Понимаешь?!

Девчонка, кажется, поняла, успокоилась. Улыбнулась даже. Робко так, с грустью, так в хмурый дождливый день пробивается сквозь тучи-облака несмелое солнышко. Поднялась из травы.

Максим обнял ее ноги, посмотрел, чувствуя, что и сам вот-вот заплачет:

— Ну, Тейя… Ну, не сердись, ладно?

Снова усевшись, девушка потерлась носом об его лоб, всхлипнула:

— Я смотрела на тебя вон там… И мне было страшно. Кровь. Повсюду кровь! Ужас!

Максим хотел было заметить, что добро должно быть с кулаками, да не знал, как это сказать. К тому же и постеснялся — здорово его уела эта девчонка! Совсем как когда-то отец.

Улыбнулся примирительно, погладил девушку по руке, поднялся на ноги:

— Ну что? Идем?

— Идем, — решительно отозвалась Тейя. — Быстро-быстро идем. За нами будут бежать, ехать, гнаться!

Она изобразила жестами колесницу, потом — толпу бегущих людей и с грустью посмотрела на реку. Да-а, лодочки-то нет! Плохо.

Вздохнула:

— Без лодки нам не уйти.

К своему удивлению, Максим хорошо понял произнесенную фразу. Согласился:

— Да, без лодки — не уйти. А если на колеснице? — Он повторил жест.

Тейя со страхом дернулась:

— Нет! Нет, нельзя!

— Да почему же нельзя-то? Лодку ведь ты позаимствовала. Почему же колесницу нельзя?

Максим и сам не заметил, как заговорил по-русски. Впрочем, девчонка его, кажется, вполне понимала — а чего тут было непонятного-то?

Потом все ж таки махнула рукой — согласилась, мол, уговорил, красноречивый. Похоже, это сейчас был единственный способ уйти от погони, а она, несомненно, последует, и в самое ближайшее время, ведь не до смерти же Максим прибил тех парней.

Они снова подобрались к деревне — экзекуция уже закончилось, вкусно пахло какой-то едой.

— Вон она! — выглядывая из-за пальмы, прошептал Макс.

Колесница стояла у самых ворот, привязанная за дышло. Кузов разукрашен золотыми спиралями, какими-то звериными мордами, пальмами. Ленты — красные, зеленые, голубые, сверкает золотыми дисками упряжь, над синими, с золотым шитьем чепцами, украшавшими головы лошадей, развеваются страусиные перья. Да-а, богатый экипаж, ничего не скажешь. Жаль вот только, с комфортом плоховато — никаких сидений внутри повозки не было. Один пол.

Из дома раздались пьяные песни. Во молодцы-то! Умаялись — теперь пьянствуют. И правильно — меньше заботы.

Максим встал у ворот, а Тейя, быстро отвязав лошадей, повела их за собой под уздцы. Стукнули по камням колеса…

Вот и околица, тропа… дорога! Широкая, на дамбе! Ну конечно, дорога, иначе б как же сюда вообще колесница приехала? Не асфальт, правда, но все же…

Выведя лошадей, беглецы забрались в колесницу, и Тейя взяла в руки вожжи… Поехали! Умеет ведь управлять, девчонка, ну надо же.

Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, усаживаясь на пол, хотел было пошутить Максим, но не смог — едва не прищемил язык. И тут же встал, ухватившись, как и Тейя, за передний борт — сидеть на полу не было никакой возможности, колесницу неимоверно трясло на малейшем ухабе, а ухабов, как и мелких противных камней, на дороге было достаточно! И буквально каждый камешек чувствовался, тем более что девушка разогнала лошадей во всю прыть. Макс обернулся — позади быстро удалялись хижины. Да, при всех недостатках этого транспортного средства теперь за ними вряд ли кто угонится, ну разве что на автомобиле или верхом. Впрочем, верхом тут, похоже, не ездили, за все время Макс так и не видал ни одного всадника. Да и вообще кони у местных жителей были в дефиците.

Они ехали, наверное, с час, а то и более — Макс уже начал чувствовать, как задеревенели ноги. Скосил глаза на Тейю — а вот той, похоже, хоть бы что. Довольная, с вожжами в руках, смеется!

Проносились по сторонам поля, каналы, деревни. Еще издали завидевшие едущую колесницу люди поспешно сбегали с дороги и, упав на колени, кланялись. Тейя как ни в чем не бывало отвечала им царственным кивком. Королева, блин… Господи, да когда ж наконец эта поездочка кончится?!

На одном из поворотов — не очень крутом, скорее даже изгибе — юноша едва не вылетел из колесницы, хорошо, вовремя ухватился. Тейя, конечно же, рассмеялась — а что ей еще делать-то? Поплакала — теперь и посмеяться не грех! Потом остановила повозку, протянула вожжи парню, взглянула с этакой насмешечкой, искоса, — хочешь, мол, править?

— А давай! Что тут сложного-то?

Макс уже присмотрелся к тому, как управлялась с лошадьми его спутница. Перед поворотом натягивала вожжи, то левую, то правую, то обе одновременно, то пускала по вожжам «волну»… В общем, не космический корабль и даже не трактор — всего-то навсего гужевая повозка с максимальной скоростью… ну, вряд ли больше тридцати километров в час.

Макс ухватил вожжи. Оп! Тоже пустил «волну» — получилось.

А лошади ка-ак рванут! Ка-ак поскачут!!! Вот дуры-то!

— Эй, стой, стой! Куда?

Тейя, конечно, тут же захохотала во весь голос. Что и сказать, весело — едва на дорогу не вылетела. А вообще ничего…

Максим вдруг с удивлением обнаружил, что колесница довольно ходко катит себе по дороге, а лошади его слушаются. Чуть натянет вожжи — притихнут, ослабит — побегут. Весело!

— Эй, эй! — Обняв юношу за плечи, Тейя кивнула вперед — поворот.

— Хэ! — Макс лишь презрительно хмыкнул: не видала она поворотов! Подумаешь! Сейчас чуть притормозим левой вожжей — впишемся… и-и-и… йэх-х-а-а-а!!!

Вписались…

Лошади.

А колесница понеслась себе дальше — только уже вверх тормашками и, естественно, без пассажиров.

И вылетевший, словно из катапульты, Макс растянулся на дороге, наткнувшись лбом на камень.

Хороший такой камень, увесистый.

А дальше — лишь зеленые искры из глаз, а потом — темнота. Зияющая, зыбкая темень. Докатались! Вот вам и хека хасут!

Глава 6 Черная земля. Bon jour!

Хороший оказался удар! Славный такой апперкот. И как только Макс его пропустил? Расслабился, расслабился… Ведь соперник, Лешка, куда более слабый боец. Почти что из новичков. И главное, среди болельщиков находился отец. Наконец-то решил посмотреть, чем занимается сын.

И на тебе…

…Соперник уже склонился, закрывая голову руками, а Максим все бил, бил, бил, чувствуя, как поднимается в груди какое-то жуткое, но прекрасное чувство!

Замесить врага! Ударить! Так, чтоб больше он никогда не поднялся!

На! На! На!

Рефери еле-еле оторвал парня от повалившегося на пол Лешки…

— Нок… Раз… два… три… Аут!

И поднятая вверх рука, и рев — или это только так казалось, что рев, — зала, и торжество, и радостная улыбка… Только вот почему-то хмурился тренер. И в глазах отца — Макс случайно заметил — вместо гордости за сына виднелись отвращение и страх.

— Не знал, что мой сын — фашист, — глухо произнес отец уже дома.

Максим вздрогнул, словно от пощечины:

— Папа!

— Молчи! Я видел твои глаза — глаза бешеного, алчущего крови тигра, не человека.

— Но это был мой соперник!

— Но не враг!

— Это же спорт, папа! И спортивная злость…

Отец в бешенстве опрокинул стул — а вообще-то всегда был спокойным человеком.

— Да не может быть никакой такой спортивной злости, как не может быть национал-социалистической физики или коммунистической математики! Зло всегда зло, какими бы эпитетами оно ни прикрывалось. Ты ведь часто смотришь «Звездные войны», вспомни Йоду. Ты сегодня перешел черту. Ступил, так сказать, на Темную сторону силы. Этот несчастный мальчик, твой соперник… Ты ведь, наверное, убил бы его, если б не тренер!

Макс опустил голову. Наверное, отец был прав. Да, конечно, прав… но в этом не хотелось признаваться даже самому себе. Куда лучше считать себя победителем!

— Сядь! — Отец несколько успокоился, налил из старого сифона воды и долго вертел стакан в руках. — Еще раз повторю — зло есть зло, какой бы маской оно ни прикрывалось. И утверждаться за счет других по крайней мере подло! И не говори мне, что это спорт. Слишком многие ведут себя так и в жизни. Идут по трупам — успех, успех любой ценой! Поначалу ими движет зависть, которая тоже не бывает ни белой ни черной, а остается всегда просто завистью, гнусным, недостойным нормальных людей чувством, таким же отвратительным и мерзким, как и твоя «спортивная» злость!

Так и не выпив воды, отец поставил стакан на стол и, привстав, обнял Максима за плечи:

— Понимаешь, сын, я очень не хочу, чтобы ты стал таким. Уверен, этого не хотела бы и твоя мать. Что молчишь? Ждешь, что я запрещу тебе посещать секцию? Ну уж нет, для тебя это был бы самый простой выход. Это ведь всегда просто, когда решает кто-то другой. Остается только исполнить, а потом обижаться, дуться… не на себя, упаси боже, — на того, кто решил. Нет, сын мой! Решай сам. Сможешь совладать с собой? Занимайся боксом и дальше. Тем более что тренер ваш — неплохой человек. Если же для тебя это трудно… увы.

— Я буду ходить, — помолчав, упрямо прошептал Максим. — Буду. Ведь каждый мужчина должен уметь постоять и за себя, и за других. Что же касается злости… Я даю слово! Даю!

Отец вдруг неожиданно улыбнулся, погладил Макса по голове, как совсем уж в раннем детстве. Сквозь приоткрытое окно, зависнув над карнизом, ярко светило солнце…

…прямо в глаза!

Макс прищурился — все тело болело, а голова прямо раскалывалась! Ага, вот кто-то погладил его, ласково провел рукой по волосам…

— Тейя!

— Ах-маси! — Девушка улыбнулась, и молодой человек почувствовал великую радость: ну, слава богу, жива!

Платье, правда, разорвано и в пыли, на руках и коленках ссадины, но в общем-то не похоже, чтоб что-нибудь сломано.

— Ты как?

— Хорошо. — Девушка улыбнулась и вдруг с тревогой взглянула на Макса: — Ты можешь идти?

Валяющийся в дорожной пыли парень понял только одно слово — «идти», но, конечно же, догадался о смысле. Пошатываясь, поднялся на ноги — а вроде бы ничего, легко отделался, синяками да ссадинами. Если б не мягкая земля Кемет, могло быть и хуже — ну-ка, по асфальту бы так размазало!

Черт! Погоня же!

— Пошли-ка к реке!

Согласно кивнув, девушка побежала следом. И в самом деле, вряд ли бы они сейчас смогли уйти по дороге, некогда было тратить время на починку колесницы — да и едва ли беглецы смогли бы быстро приладить отвалившееся колесо. Скакать же верхом Максим не был обучен, тем более без седла и стремян.

Река! Только река! Великий Хапи поможет им.

Воды в реке вроде как стало меньше, да-да, меньше, это было заметно все яснее с каждым днем. Разлив спадал, обнажая жирный слой плодородного ила. Действительно, Черная земля.

Добравшись до берега, уселись, переводя дух. Думать было нечего — либо раздобыть лодку, либо дожидаться попутного судна. Правда, вот чем заплатить корабельщикам? Тейя сняла с шеи ожерелье из разноцветных бус и, уныло встряхнув его, пригорюнилась. Без слов ясно — этого для оплаты не хватит. Да и корабля, кстати, поблизости пока не наблюдалось. Значит, лодка? Похитить, украсть — а что еще делать-то? И еще хорошо бы перекусить чем-нибудь…

Перекусить? Да не о брюхе пока надобно думать — о погоне! Сейчас вот налетят, схватят…

Максим непроизвольно дернулся, обернулся… и быстро схватил Тейю за руку, приготовляясь немедленно уносить ноги. Позади, скрестив на груди руки, стоял высокий красивый мужчина, одетый в длинную набедренную повязку из белой плиссированной ткани и цветной треугольный передник, и пристально рассматривал беглецов. Потом улыбнулся, подошел ближе и что-то сказал. Тейя так же с улыбкой ответила, мужчина произнес длинную фразу, девушка отозвалась столь же витиевато, и как-то незаметно начавшийся диалог быстро перерос в оживленную беседу, из которой Макс понимал только обрывки фраз и некоторые слова — «Инебу-Хедж», «Уасет», «петь», «красивая девушка»…

— Да-да-да! — положив руку на плечо Максима, Тейя добавила какую-то фразу.

Незнакомец махнул рукой и рассмеялся. Повернулся и быстро зашагал к излучине по узкой рыбачьей тропке. Тейя дернула парня за руку — идем. Макс пожал плечами — идем так идем. Интересно, правда, куда и зачем?

— Это — Пенгабен из Инебу-Хедж, — на ходу поясняла девчонка. — Он…

Она показала, как играют на дудке, потом — как дергают струны, танцуют…

Ага, музыкант! — догадался Макс. И мы, значит, отправимся дальше с ним. Что-что? Ах… танцовщица сбежала… С лодочником? Что и сказать, бывает. Я вот только не знаю, сгожусь ли? Хотя сейчас — лишь бы поскорее убраться отсюда. С музыкантами так с музыкантами, да хоть с самим чертом! Правда, вот насчет музыки… Максим не только не умел играть ни на одном музыкальном инструменте, но даже подозревал, что и слуха-то у него нет. Отец увлекался джазом, собирал грампластинки — Дюк Элингтон, Армстронг, оркестр Гленна Миллера, — а вот Макс к музыке был равнодушен. И как же он теперь будет музицировать? Ладно. Посмотрим.

За излучиной у самого берега покачивалась большая лодка. Даже, можно сказать, небольшой — метров десять в длину — кораблик, деревянный, с высоко поднятой кормой и носом, с рогатой мачтой и беседкой под папирусной крышей. В беседке кроме нескольких полуголых девушек виднелись аккуратно сложенные инструменты — нечто вроде домры, небольшая арфа, флейты и тамбурины. Завидев возвращающегося Пенгабена, девчонки засмеялись и весело замахали руками. Ага, ждали, оказывается!

— Отплываем, — тут же приказал Пенгабен и, обернувшись, пояснил: — Нам нужно спешить, чтобы успеть в Анхаб до начала праздника.

Вот примерно так и сказал — к своему удивлению, Максим почти все понял. И обрадованно подмигнул Тейе. Спешить — это хорошо. Им тоже нужно спешить.

Украшенное разноцветными ленточками и бубенцами небольшое судно, приняв на борт старшего и новых членов труппы, подгоняемое веслами гребцов, отвалило от берега и ходко устремилось к середине реки, где тут же подняли большой прямоугольный парус, сшитый из белых полотен. Как успел уже заметить Макс, здесь всегда дул северный ветер — попутный, если, как вот сейчас, плыть вверх по течению.

Общительная Тейя забралась в беседку и уже вовсю болтала с девчонками, Макс же молча устроился неподалеку. Ему показали весло — в случае надобности он должен будет заменить недостающего гребца — и оставили в покое. Впрочем, нет, одна из девушек — гибкая и очень молодая — улыбаясь, принесла новому товарищу небольшой глиняный кувшин и краюху хлеба с печеной рыбой. Еще раз улыбнулась, присела рядом:

— Ешь! Вкусно. Твоя сестра сказала, что вы из Уасета? Там хорошо? Красиво? Я никогда еще не была в Уасете! Может, скоро буду. А ты на чем играешь? Умеешь ли танцевать? Хорошо ли поешь?

Половину слов Максим не понимал, но общий смысл уловил точно. Хлебнув из кувшина улыбнулся, похвалил:

— Доброе пиво!

— Пей, пей. Ты — Ах-маси?

— Да, Ах-маси.

— А меня зовут Пебаст.

Кроме узенького золотистого пояска, браслетов и ожерелья из разноцветных бус, на девчонке ничего больше не было. Впрочем, как и на ее подружках. И никого это ничуть не смущало — ни гребцов, ни кормщика, ни старшего, Пенгабена. А вот Максим все никак не мог привыкнуть.

Доев рыбу, снова хлебнул из кувшина и, вытерев губы рукой, украдкой оглянулся. Ага! Тейя словно того и ждала — живо показала кулак и расхохоталась!

— Эй, Пебаст, не приставай к моему братцу! Он у нас скромник.

— А я и не пристаю. — Пебаст засмеялась. — До ночи-то еще далеко. А там — посмотрим. — И, придвинувшись ближе, провела рукой по бедру юноши: — Я красивая?

— К-красивая, — поспешно согласился Максим и на всякий случай отодвинулся.

— Эй, Пебаст, ты там долго будешь строить глазки? А кто будет петь?

— Я приду к тебе ночью, — уходя к подругам, пообещала девушка.

Макс фразы не понял, но снова бросил быстрый взгляд на Тейю. Тейя… Казалось бы, кто она ему была-то? Так, случайная попутчица… И все же… Все же юноша чувствовал, что эта девушка приобрела вдруг над ним какую-то необъяснимую власть. Вот, закрывал глаза — и видел перед собой пышные волосы, черные сияющие глаза, чуть приоткрытые губы… Тейя… А она вела себя с ним точно как сестра! А ведь парень хотел бы большего! Наверняка хотел бы большего, что уж было с собой-то лукавить. Но пока ничего, и никак, и ни с кем. А ведь эта Пебаст к нему явно неравнодушна. Вон как смотрит. Тейя, конечно, куда красивее, но и эта ничего — симпатичная. Правда, немного угловатая, и грудь маленькая, зато какая тонкая талия, гибкость и, должно быть… ой! Размечтался…

В парус ровно дул северный ветер. На берегах мелькала зелень и все чаще попадались деревни, некоторые даже большие — в несколько десятков хижин. Максим уже перестал высматривать телефонные вышки, антенны и прочее. Устал. Знал, что ничего такого не увидит, хотя и надеялся. И гнал, гнал от себя зародившиеся нехорошие мысли, снова нахлынувшие вот сейчас, в обстановке покоя и неги.

Взяв в руки музыкальные инструменты, девушки запели — музыка оказалась такой прекрасной и нежной, какой Максим и не слышал-то никогда. И звонкие, ангельские прямо голоса — примерно как у французской детской группы «Воз Анжели». И самый лучший — голос Тейи. Она солировала, играя на арфе, да и вообще держала себя как королева.

Хорошая была песня, красивая, а следующая — еще лучше и красивее! Пенгабен, слушая, удовлетворенно кивал и улыбался — не зря взял девочку!

Макс и сам не заметил, как задремал, да и многие другие тоже. А когда проснулся, уже плавился оранжевым солнцем теплый и тихий вечер. Загорались первые звезды, еще не желтые, а серебристо-белые, и такой же серебристо-белый месяц неслышно плыл по низкому бледно-лиловому небу.

Сидевший невдалеке от беседки кормщик — веселый толстяк с оплывшим лицом пьяницы и жуира, — углядев на берегу подходящее место, закричал, замахал руками. Часть гребцов тут же бросились спускать парус, другие, в том числе и Максим, взялись за весла. Оп!

Суденышко ловко повернуло к берегу! Мягко опустилась на борта отвязанная от креплений мачта. Грести оказалось трудновато — с непривычки весло все время норовило выскользнуть из рук, пока обернувшийся товарищ не показал с улыбкой, как именно надобно его держать, тогда уж дело начало спориться. Даже кормщик взглянул на юношу с одобрением — мол, ничего, скоро научишься, парень. Все на этом судне делалось весело, как-то по-доброму. Макс даже представил подобную ситуацию где-нибудь в России — без мата бы точно не обошлось! А здесь — улыбки да смех. Может быть, люди такие? Или климат?

Укрепив лодку на якорях, все вышли на берег и тут же принялись молиться, упав на колени. Макс, кстати, тоже, больно уж не хотелось выделяться. Он и так-то стал совсем похож на местных — такой же загорелый, тощий, черноволосый. Если не вглядываться в глаза, ну прямо вылитый египтянин. Кожа на пятках задубела, стала твердой, как сандалии, хотя на первых порах все ж таки ноги болели — попробуй-ка с непривычки походить босиком. Хоть и мягкая земля, а все же…

Покончив с молитвой, юноша обернулся вместе со всеми — оранжевые воды реки стремительно разрезало какое-то приземистое хищное судно с вытянутым носом. Парус был снят, мачта опущена. Подгоняемые ударами бичей гребцы проворно работали веслами.

Ищут, где бы пристать. Только бы не сюда, только бы не сюда… Максим неосознанно чувствовал тревогу, словно от этого черного корабля исходили какие-то волны. И похоже, это же чувство испытывали сейчас все. Только бы не сюда, только…

Чужаки проплыли дальше. Слава богу! Или — богам? Интересно, куда они так спешили?

Поужинав, музыканты стали устраиваться на ночлег. Девушки — на лодке, в беседке, остальные — рядом, на берегу. Пара гребцов острыми серпами ловко срезали стебли папируса. Все остальные — и Макс — деловито связывали их бечевами. Получалось нечто вроде матрасов, только что не обтянутых материей. Максим попробовал присесть — мягко.

С лодки принесли какие-то колья, навтыкали вокруг связок — от зверей? А задержит ли такой колышек, скажем, крокодила? Навряд ли. Впрочем, похоже, здесь никто ничего подобного не опасался, быть может, надеялись на молитвы и помощь богов, а скорее всего, просто хорошо знали повадки местных хищников.

Так что и Макс не стал долго думать, улегся вместе со всеми, неудобно, правда, было без одеяла, ну да ничего — в конце концов, тепло, сухо, чего еще надо-то? Странно, но и Пенгабен, и толстяк-кормщик тоже спали вместе с гребцами — не хотели стеснять женщин? Или что-то другое? Ну конечно же, сторожили! Мало ли? Вот Пенгабен наломал стеблей тростника, зажал в кулак, протянул всем — выбирайте. По жребию распределили ночную вахту — Максиму выпало дежурить третьим. В самую ночь. Ничего в этом такого нет, но вот только как определить время вахты? Кого будить? Ах, вот этого… Того самого парня, что недавно показывал вновь прибывшему, как нужно грести. Звали его, кстати, Диду. Кажется, неплохой парнишка, улыбчивый такой, веселый. Хотя они все здесь негрустные.

Да, а когда будить-то? Кормщик похлопал по плечу, успокоил — мол, ежели что, разбудит сам. Ну, ладно…

Решив проблемы, немного перекусили и, поговорив да посмеявшись, улеглись наконец спать. Уже совсем стемнело, и мерцающие в небе звезды сделались ярче и даже как будто ближе. Где-то неподалеку послышался волчий вой, на который никто не обратил особого внимания, лишь старший, Пенгабен, пододвинул к себе лук и стрелы.

Максим долго не мог заснуть, ворочался, словно боялся проспать свою смену, хотя ведь знал: когда надо, разбудят. Разбудили… Казалось, только что закрыл глаза.

Встав, юноша потряс головой, принимая от высокого парня короткое копье и лук со стрелами. Во, блин, экзотика! Кому потом рассказать — ни в жисть не поверят!

Парень улегся, и Макс, чтобы не уснуть, ополоснул в реке лицо и шею да принялся неспешно прохаживаться вокруг спящих. Время от времени останавливаясь, прислушивался — не крадется ли во тьме неведомый враг? Зря, наверное, старался — кому тут надо по ночам-то шататься? Разве что какому-нибудь зверью…

Чу! Услыхав всплеск, юноша резко обернулся. Спрыгнув с лодки, на берег выбралась юркая девичья фигурка, и тоненький голос тихо позвал:

— Ах-маси!

— Тейя?

В ответ лишь приглушенный смех. Подойдя ближе, девушка взяла его за руку, повела в камыши… Нет, это не Тейя!

— Пебаст?

— Да. Я.

Резко повернувшись, девчонка вдруг обняла опешившего парня за шею и, прижавшись к нему горячим телом, потерлась носом о щеку. Нежные руки ее, трепетно пробежав по спине Максима, игриво скользнули вниз, к набедренной повязке…

— О, Пебаст… я не…

— Тсс!

Гибкое девичье тело, шелковистая кожа, затвердевшая грудь… И — горячее дыхание… И ласковый шепоток уст. И горящие в темных глазах звезды…

В конце концов Максим был всего лишь молодым человеком, а человек, как известно, слаб.

Он сам ничего и не делал, все сделала девушка. И, надо сказать, это было чудесно! Чудесно, несмотря ни на что — ни на всю фантасмагоричность происходившего, ни на чужую землю, где юноша очутился черт знает как… несмотря даже на Тейю! Тейя… Эх, если б на месте Пебаст сейчас очутилась она!

Со стоном отпустив девушку, Макс вдруг ощутил нахлынувшее чувство вины. Как будто он сейчас сделал что-то не то, что-то постыдное, нехорошее… И это чувство, наверное, было связано с Тейей — с кем же еще? Хотя она ведь всегда вела себя с ним как сестра, не позволяя и намека на всякие там пошлые вольности, если не считать чересчур нескромной одежды. Хотя какой там, к черту, нескромной — у Тейи хоть платье имеется, а вон та же Пебаст совсем голой ходит!

Максим благодарно чмокнул девушку в губы, и та вдруг отпрянула, отпрянула в ужасе, будто он сделал сейчас что-то не то, что-то такое, чего нужно стыдиться. А что он такого сделал-то? Просто поцеловал.

Оттолкнув парня, Пебаст побежала обратно к реке, разбивая поднятыми брызгами отражавшиеся в черной воде звезды. Зависший над серединой реки сверкающий расплавленным серебром месяц тоже покачивался на волнах, словно опрокинутая лодка… а рядом с ней Максим вдруг увидел еще одну — узкую, продолговатую, хищную. Да что там одна — вон, за ней и вторая, третья…

Они спускались вниз по течению, беззвучно, лишь иногда шевелили веслами, замедляли ход, рыскали, словно охотничьи псы. Будто что-то искали. Что-то? А может, кого-то? За спиной Макса вспыхнул вдруг яркой звездой факел!

И лодки, как по команде, повернули к нему одна за другой!

— Тревога! — разбудив Пенгабена, Макс показал на факел и лодки. Вскинулся, хотел было закричать, предупредить всех, но старший придержал его за руку. Не надо.

Они быстро растолкали спящих, разумеется, кроме оставшихся на корабле девушек. Парни разобрали луки и копья. Факел уже погас, но по звездной воде скользили быстро приближавшиеся черные тени.

Вскинув лук, Пенгабен что-то отрывисто приказал. Лучники наложили на тетивы стрелы, остальные — в том числе и Максим — затаились на берегу, в камышах, покрепче сжимая в руке древки коротких копий с плоскими тяжелыми наконечниками.

И напряженно ждали.

А чужие лодки становились все ближе, шли четко к цели, указанной им неведомым факельщиком. Затаившийся рядом Пенгабен вдруг вытянул руку и, дотронувшись до плеча Макса, мотнул головой назад — еле заметный жест в сумрачном свете месяца, однако вполне понятный. Юноша тут же кивнул в ответ и быстро пополз к лежбищу. Факельщик оставался на его совести.

— Хэк!!! — громкий возглас пронзил тишину ночи, и звонкое пение стрел отдалось в ушах тонким стремительным свистом.

Поняв, что их гнусный замысел больше не является тайной, враги, — а это были враги, кто же еще-то? — завыли, заорали, заколотили в щиты, вызвав жуткий визг девушек, впрочем быстро прекратившийся. Свистели стрелы — вжик, вжик… стонали раненые. Вот раздался всплеск — кто-то упал в воду. Вот еще…

Снова свист стрел. Парням Пенгабена было сейчас значительно удобнее, чем нападавшим, — они, невидимые, прятались в камышах, а враги все же были хоть немного видны. Судя по их крикам, стреляли гребцы и артисты метко.

А где же… Ага! Вот что-то затрещало, похоже, кто-то с силой бил камнем об камень, потянуло дымом, и вновь вспыхнул факел, выхватив из ночной тьмы узкий участок берега. Как раз тот, на котором и засели оборонявшиеся.

Факельщиков оказалось двое — оба высокие, бородатые. Один держал в руках такое же копье, как и у Макса, второй — тот, что с факелом, — имел при себе серпообразный меч на длинной прямой рукоятке.

Юноша вынырнул из травы и с ревом, словно алчущий крови тигр, набросился на обоих. Поднял копье… И тут же упустил — выбитое удачным ударом, оно упало в густую траву. Макс едва успел пригнуться, пропуская над головой вражеское оружие, унесшееся куда-то к реке. Ага! Копьеносец выхватил из-за пояса широкий кинжал. Факел! Сейчас главное — любой ценой погасить факел.

Макс живо встал в стойку, качнулся влево и вправо, выбирая момент для удара. Такой момент настал быстро — замахнувшись кинжалом, вражина бросился к нему. И наткнулся физиономией на хороший хук!

Бах! Бах!

Еще удар, еще, еще…

За какую-то секунду — три раза.

Враг недоуменно застыл… пошатнулся… рухнул!

Нок… Аут!

Второй, остался второй факельщик!

Вух!!! — просвистело прямо над ухом изогнутое серпом лезвие. Ввуххх!!! — еще раз! Еще, еще, еще! А он, похоже, опытный боец, этот факелоносец. Ишь как орудует, гад!

Что-то горячее скользнуло по правому предплечью… кажется, ранил!

Макс приложил руку, почувствовал — кровь. Вражина осклабился, поднял повыше факел, заорал что-то гнусное… или радостное, черт там его разберет. Снова пошел в атаку… Вжик! Вжик! Вжик!

Словно жнец на колосящемся поле.

Копье! Живо подобрать копье!

Переместить левую ногу назад… Теперь правую… Пригнуться… Ух, гад! Едва не зацепил шею!

Упасть в траву! Откатиться в грязь. Вытянуть руку… Теперь сразу — удар!

Что-то противно хлюпнуло, и факел полетел на землю падучей звездой. И, упав в мокрую грязь, заскворчал, медленно угасая.

А на берегу все так же летели стрелы… Нет, не так же! Лодка музыкантов спешно отплывала от берега. Что же они, его бросили, что ли?

— Ах-маси-и-и-и!!! — пронесся над рекой пронзительный девичий крик. — Ах-маси-и-и-и!!! Плыви! Плыви!

Макс так бы и сделал — спустившись по берегу чуть вниз по реке, зашел по колено… И тут же в ужасе выскочил обратно, заметив неслышно скользнувшие в воду бревна. Крокодилы! Жуткие зубастые твари! Только вас тут сейчас и не хватало, только вас!

— Ах-маси-и-и-и!!! — снова разорвал ночь удалявшийся жалобный крик. — Ах-маси-и-и-и…

И все. И вот уже больше никто не кричал. А враги… Юноша присмотрелся: а их не было, врагов-то! То есть не было на берегу, по крайней мере живых, — пара лодок стремительно преследовала уходившую во тьму реки добычу.

Догонят? Нет? Всяко быть может. Артистам бы продержаться до утра, а там… Днем здесь, похоже, есть хоть какой-то порядок, закон. А ночью — кто сильней да наглей, тот и прав.

Интересно, что ж теперь делать-то? Ну, в общем-то ясно что — подождать до рассвета, в темноте-то не очень разберешь, куда податься.

А тот парень, факельщик… Кажется, он, Макс, угодил ему копьем в живот. Так что же получается, убил, да? Но ведь это была защита… И все же — убил, убил, убил! Вот так запросто лишил жизни незнакомого человека… которого в общем-то никто и не просил нападать на мирных людей в составе ночной банды.

И все же, все же… А может быть, не убил, а только лишь ранил? Тут, в темноте, не разберешь. Да-да, наверное, ранил. Господи, только бы ранил, только бы не убил, только бы…

А стоит сходить к тому месту! Посмотреть. Или нет, не сейчас — с рассветом. А сейчас, может быть, нужно отдохнуть, затаиться… или побежать по берегу за лодкой. Так где ее теперь увидишь? Вниз по реке? Вверх? Не пароход, ходовыми огнями не расцвечена.

Вздохнув, юноша присел на корточки, точь-в-точь так же, как любили сидеть местные. Снова подумал об убитом им человеке… или все же раненном? Поднялся, намереваясь осторожненько подойти к реке… И тут услыхал приглушенные голоса сзади! И жесткий повелительный крик!

Обращались явно к нему — он же тут столбом маячил, на фоне лунной дорожки хорошо заметным. Дернулся в сторону — услыхал, как просвистела стрела. Дались им эти стрелы, дикари чертовы! Нет чтоб как люди, из крупнокалиберных стволов палить… Да уж, тогда точно не уцелел бы. А так… Ого! Да их тут, кажется, много! Бегут! Окружают!

Максим бросился прочь, вдоль реки, совершенно не соображая, куда бежит, лишь бы подальше от преследователей! А те уже кричали, улюлюкали со всех сторон, загоняя беглеца, словно дичь. Под ногами то чавкал ил, то хрустела солома, и острые стебли молодого папируса больно резали ноги. А справа, за рекой, предательски алело небо. Рассвет! Господи, ну что же так рано-то?! Ну хоть бы еще часочек.

Бежать! Бежать! Бежать! Пригнуться, оглянуться — ага, не так-то вы и близко. И прибавить ходу, и броситься вперед изо всех сил… Куда? Неизвестно. Куда-нибудь туда, где можно было б укрыться.

Краешек жаркого желтого солнца уже показался из-за красных песков близкой пустыни. Справа — река, поля, камыши: увы, низенькие и ничуть не густые — не спрячешься, да и видно будет, куда свернул. Впереди — пустынный, пока пустынный берег, дорога, идущая по невысокой дамбе. Именно по такой они неслись с Тейей на колеснице. Тейя…

Юноша взбежал на дамбу, на миг застыл, оглянулся — ух ты господи, сколько их! Человек двадцать, никак не меньше. Значит, не все бросились в погоню за лодкой с артистами. Или, может быть, это другие?

Впрочем, какая разница? Ничего хорошего от этого разбойного люда Максим для себя не ждал, а потому, недолго думая, сбежал с дамбы вниз и со всех ног понесся к желтым пескам начинавшейся невдалеке пустыни, на границе которой маячили какие-то развалины — то ли гробницы, то ли каменоломни. В общем, наверное, было где спрятаться, больше-то негде.

Они быстро приближались — и развалины, и преследователи. Жаркий песок нещадно обжигал ноги. Нет, это все-таки не каменоломни. Скорее всего гробница — основательные, сложенные из массивных камней стены, колонны, занимавшие немаленькую площадь. А вон высится статуя какого-то египетского древнего бога с головой собаки или волка… или шакала. А за ним — черный провал входа.

Туда! Куда же еще-то?

Не раздумывая, Максим проскочил мимо статуи и очутился в темном коридоре, извилистом, узком и полутемном. Кто-то разъяренно зашипел под ногами… змея?! Нет, шипение быстро прекратилось. Зато стали хорошо слышны раздающиеся снаружи голоса. Вперед! Раз уж скрылся, спрятался — так пусть половят! А лабиринт тут, кажется, тот еще.

Коридор то расширялся, то вновь становился узким, так что приходилось протискиваться боком, а кое-где и вообще ползти под резко понизившимися сводами. Пахло прокаленным на знойном солнце песком, мелом и еле уловимо медом. Или то был не мед, а аромат каких-то цветов, бог знает.

Вот коридор снова сузился. Вот каменной лестницей нырнул в какую-то яму, опускаясь все ниже, ниже, ниже… Пока не привел беглеца в небольшую, но не лишенную определенного уюта и изящества залу с каменными столиками, креслами, колоннами с капителями в виде выкрашенных зеленой краской каменных листьев. Симпатичные такие колонны. Лесные. Интересно, а откуда здесь свет? Ха, ну и вопрос. Как теперь отсюда выбраться — вот о чем надобно думать.

Остановившись, юноша перевел дух и осмотрелся. Тот коридор, что привел его в залу, похоже, являлся единственным входом… и выходом.

Ловушка! Черт побери, ловушка! И он сам себя сюда загнал. Где ж вражины? Что-то они не очень торопятся. А с чего б им, спрашивается, торопиться, беглец-то — вот он, словно на блюдечке. Они, верно, знают, что здесь тупик.

Максим поднял с пола увесистый каменный обломок и напряженно прислушался. Странно — ни голосов, ни шагов. Ничего! Одна тишина, мертвая тишина… наверное, такой и положено быть в гробнице.

В таком напряжении беглец простоял, наверное, минут двадцать, а может, и с полчаса — никто так и не появился! Интересно, что же, выходит, это какой-нибудь запретный для местных отсталых племен храм?! Если так, то Максиму сильно повезло. Правда, с другой стороны, сколько он здесь высидит? Без еды, без пищи…

Юноша осторожно прошелся вдоль стен, потрогал руками колонны — ух как отполированы! Зеркало!

А рядом, за колоннами, прямо на стене, в изысканном беспорядке висели картины! Самые настоящие картины в золоченых рамках! Вот чего Макс ну никак не ожидал здесь встретить. Картины! Ну надо же!

Раскрыв в удивлении рот, юноша невольно засмотрелся на полотна, а они, надо сказать, того стоили.

Вот темно-сине-голубая ночь, пронизанная сверкающими желтыми звездами. И река, и темные силуэты домов на берегу, и отражающиеся в лиловой воде огоньки. А на переднем плане — контуры рыбачьих лодок… и потерянные человеческие фигурки. Здорово! Максим восхищенно хмыкнул: где-то он эту картину уже видел. Как и вон ту, что рядом, — усыпанные снегом крыши домов, деревья, забор, узенькие ворота, а на них сидит какая-то птица. Сорока?

На следующем холсте — бал в каком-то открытом старинном кафе: быстрое движение, зыбкий фиолетовый пол, какой-то даже сверкающий, воздушный… и люди, люди, люди. И фонари. И зеленая листва деревьев…

Тут вот тоже зелень. Только — трава. И женщины в шляпах. И красные-красные маки.

А рядом — вообще какое-то безобразие: лужайка в темном лесу, разбросанные по траве продукты, двое одетых мужчин и две женщины. Одна, на заднем плане, в белом легком платье, а та, что впереди, с мужчинами, вообще голая. И не особенно-то красивая, надо сказать, толстая какая-то.

Господи! Копия этой картины висела у отца в кабинете! Как и та, первая, — звездная ночь. Да это ж Мане, Ван Гог…

— Ван Гог…

— Да, вы правы, Ван Гог, — со смехом произнес чей-то приглушенный голос. — А еще Моне, и Ренуар. Это все подлинники, а в Орсэ — лишь жалкие копии! Ну, здравствуйте, молодой человек, признаться, давно вас искал.

Юноша резко обернулся, силясь понять, откуда же исходит голос.

— Бон жур, месье Макс. Голову поднимите!

Глава 7 Черная земля. 1554

Максим поднял глаза и увидел наверху, под самыми сводами, нечто вроде балкона, на котором, улыбаясь, стоял… тот самый господин из Парижа, который…

— Месье Якба?! — удивленно-обрадованно воскликнул молодой человек. — Вы тоже здесь? Господи, хоть кто-то.

— Подождите, сейчас я спущусь.

Месье Якба выглядел точно так же, как и во время их последней встречи на «Данфер Рошро», — круглолицый, черноглазый, вальяжный. Только вот костюм его теперь был другим: длинная плиссированная юбка с передником, сандалии с острыми, загнутыми кверху носами, грудь и живот обтягивало нечто вроде футболки или трико с короткими просторными рукавами в складку. На шее блестело широкое золотое ожерелье, сияла выбритая до зеркального блеска лысина, а вот на подбородке, наоборот, курчавилась черная жесткая бороденка. И тем не менее, несмотря на все произошедшие метаморфозы, Максим узнал этого человека сразу.

— Месье Якба…

— Я вижу, у вас ко мне накопились вопросы? — Похлопав юношу по плечу, Якба улыбнулся. — Отвечу, отвечу. На те, что смогу. Только вот не здесь — вам бы не мешало вначале вымыться и покушать, а?

— Да, не мешало бы, — машинально кивнул Максим, так и не придя еще в себя от удивления. Ну надо же! А может быть… — Где мы, месье Якба?

— После, после, все вопросы после. Идите за мной, друг мой.

— Там, снаружи, какие-то люди, — вспомнил молодой человек. — Они за мной гнались.

— За тобой?! — Месье Якба обернулся и переспросил довольно удивленно: — Почему за тобой?

Максим пожал плечами:

— Не знаю. Может, приняли за кого-то другого?

Он почему-то не хотел рассказывать про Тейю и про все, с нею связанное. Нет, не стеснялся, но не хотел, сам еще до конца не осознавая почему. В конце концов, это была его личная жизнь — Тейя… И еще — Пебаст. Вспомнив навязчивую девушку, Макс покраснел. Добилась все-таки своего, чертовка! Хотя… нельзя сказать, чтоб это было неприятно.

Немного пройдя по коридору — по тому самому, — они резко свернули направо, в еще более узкий ход, практически совсем не освещенный, и долго шагали почти в полной тьме. Лишь гулкое эхо шагов раздавалось под сводами.

А здесь высоко! — неожиданно подумал юноша. Неудивительно — ведь и снаружи постройка выглядела внушительно, а здесь видно было, что она еще и углубляется под землю. Коридор постепенно расширялся, становилось светлее — солнечный, именно солнечный свет лился откуда-то сверху, с каждым шагом приобретая все более насыщенный золотистый цвет. Вот снова запахло медом и какими-то благовониями. Еще раз свернув, Максимов провожатый любезно распахнул перед юношей обитую металлическими полосками дверь.

— Нам сюда.

Макс вошел… и зажмурился от неожиданно яркого света. Здесь уж стало ясно, откуда он все-таки проникал — через узкие окна, расположенные высоко-высоко, под самой крышей. Квадратный в плане зал, размерами метров десять на десять, был просто залит солнцем! И все вокруг блестело, искрилось: позолоченная резьба кресел, полки с разноцветной посудой, сундуки, ящички, полные каких-то непонятных, но очень красивых вещиц. Свободное пространство стен было покрыто рисунками, в основном изображавшими того собакоголового бога. Или то была не собака — волк, шакал?

Макс не очень-то в этом разбирался.

Какие яркие цвета! Солнечно-желтый, изумрудно-зеленый, небесно-голубой, огненно-красный. И рисунке все в таком… древнеегипетском стиле — вроде бы и люди, и боги изображены в профиль, но плечи повернуты, и глаза — тоже анфас.

— Это зал бога Сета, — обведя вокруг рукой, любезно пояснил провожатый. И тут же громко позвал: — Сетнахт!

На зов явился молодой человек лет двадцати пяти — тридцати, среднего роста, худой, неприметный, с бритой наголо головой и скромно потупленным взором. Якба сказал ему пару фраз, и тот, повернувшись, низко поклонился гостю.

— Сетнахт поможет тебе вымыться и переодеться.

Максим неожиданно сконфузился:

— Да я бы и сам…

— Молчи, молчи! Ты же у нас гость!

Вот так вот незаметно месье Якба перешел на ты. Ну и ладно — он же все-таки старше да и ведет себя здесь как настоящий хозяин.

Подойдя к неприметной двери, Сетнахт обернулся и, снова поклонившись, сделал приглашающий жест. Пожав плечами, Макс проследовал за ним в соседнюю залу — большую, украшенную коричневыми колоннами, комнату — вот чудо! — с квадратным бассейном из какого-то красного, гладко отполированного камня. В бассейн, прямо в бирюзовую воду, освещенную падающим из верхних окон светом, вели широкие ступени.

Вот это здорово!

Уже не стесняясь, молодой человек сбросил свою скудную одежку и с наслаждением вошел в прохладную воду. Нырнув, проплыл метра четыре — до противоположного края, — оттолкнулся, перевернулся на спину, ощущая такое блаженство, которого давно уже не испытывал.

А Сетнахт все так и стоял у бассейна застывшей живой статуей. На смуглом бесстрастном лице его не отражалось ни эмоций, ни мыслей.

Максим устыдился плескаться долго — все же ждет человек. Еще раз нырнув, фыркнул, выбрался из бассейна… но своей одежды не обнаружил.

— А где…

Сетнатх молча взял его за руку, подвел к стоявшему у дальней стены широкому ложу на низких деревянных ножках в виде позолоченных львиных лап и жестом показал — ложись. Снова пожав плечами, юноша улегся, заложив за голову руку, — ничего не поделаешь, в гостях воля не своя…

Что? Что-то не так? Ах, перевернуться на спину… понятно.

Макс исполнил требуемое, и Сетнахт громко хлопнул в ладоши. Два раза — хлоп-хлоп. И сразу же, словно только того и ждали, в зал вбежали две грациозные длинноволосые девушки, по местному обычаю — абсолютно голые, если не считать узенького пояска на бедрах, браслетиков, серег, ожерелий. Одна держала в руках какой-то небольшой голубоватый сосуд, вторая — кувшин из ярко начищенной меди. Из кувшина шел тот самый медовый запах, который Максим почувствовал еще раньше, голубой сосуд пах иначе, но тоже изысканно, вкусно.

Подбежав к ложу, девушки изогнулись и, что-то напевая, принялись делать гостю массаж, умело умащивая его тело благовониями и какими-то пахучими маслами. Максим вытянулся и зажмурил глаза — ну до чего ж было приятно! Негромкое пение, ласковые руки девчонок… опа! Засаднила рана на правом предплечье… ага, боль тут же утихла — одна из девушек ловко наложила на рану повязку с какой-то мазью. И той же мазью — холодной, приятной — смазала все синяки и шишки на теле Макса. Ах, ну до чего же хорошо здесь!

Здесь-то хорошо… А как же там, на реке? Что случилось с людьми Пенгабена, с Тейей? Успели ли они уйти, оторваться от бандитов? Наверное, успели. Должны были успеть, по крайней мере в это сейчас хотелось верить. Ушли, ушли, чего уж! А раз так, то они с Тейей еще встретятся обязательно встретятся, что бы ни случилось. Тейя… И — Пебаст. Макс снова почувствовал какую-то неловкость, хоть Тейя и не была, что называется, его девушкой… но Пебаст… Хотя она ведь сама напала, первой…

Девушки терли его с все нараставшим усилием, одна из них, усердно намазав ароматным маслом свою грудь и живот, прилегла рядом, прильнув к молодому человеку всем телом. И точно так же поступила вторая, потеревшись носом о шею юноши.

Максим ощутил вдруг, что не в силах больше терпеть — ну а кто бы оказался в силах? Разве что какой-нибудь святой или евнух…

Девушки ласково перевернули парня на спину, одна положила его голову себе на колени, другая оказалась сверху — смуглотелая, с золотистой кожей и подкрашенными изумрудно-зелеными тенями глазами. Небольшая, но твердая грудь ее упруго вздымалась, бедра и плоский животик лоснились от благовонных масел… О боже…

Максим обхватил ее за талию, погладил, прижал к себе…

А потом то же самое повторилось и со второй девушкой.

Чудо!

Затем в руках у девчонок вдруг появились острые бритвы. Одна из них, усадив гостя на ложе, дотронулась до его волос.

— Э, нет! — вдруг воспротивился Макс. — Прическу не трогайте — не хочу лысым ходить.

Обе озадаченно переглянулись, а Сетнахт… Кстати, а где он был? Неужели подглядывал, прячась за колонной? Так или иначе, тот снова хлопнул в ладоши, и девчонки, соскочив с ложа, подняли гостя под руки и принялись одевать.

Набедренная повязка, поверх — длинная полупрозрачная рубашка из тончайшей ткани, какая-то гофрированная юбка, передник, пояс, браслет, ожерелье. Волосы причесали, умастили — теперь и не поймешь, своя шевелюра или парик.

Удовлетворенно взглянув на гостя, Сетнатх махнул рукой. Девушки тут же испарились, на прощание игриво подмигнув Максу. Откуда-то из-за колонн явственно потянуло сквозняком.

— Ну, вот ты и готов, друг мой, — по-французски произнес появившийся в зале Якба. — Надеюсь, мои служанки тебя не обидели?

Служанки?! Ну ничего себе! А вдобавок еще и дворец, — а как же еще назвать все вокруг? — и немаленькая, похоже, власть.

— Кто вы, месье Якба?!

Хозяин дворца прищурился и выставил вперед ногу:

— Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Надо сказать, это было довольно туманное объяснение, однако Максу больше ничего спросить не удалось — месье Якба пригласил его ужинать.

Печеная рыба, дичь, какие-то хрустящие хлебцы нескольких видов, пиво, даже вино — давно проголодавшийся Максим откровенно насыщался, не обращая особого внимания на приличия. Кстати, сам хозяин тоже ел руками, время от времени споласкивая их в подносимой служанками чаше с ароматной водой. Служанки были все те же — голые.

— Мы с тобой сейчас просто перекусим, — ухмыльнулся Якба. — А потом, быть может, даже завтра, устроим настоящий пир. Все честь по чести — с музыкой, танцами. А вот гостей не обещаю, неоткуда им пока здесь взяться.

— А мы вообще где? — ополоснув руки, поинтересовался молодой человек.

Якба улыбнулся:

— Можешь считать, что ты в моем загородном доме! Как тебе?

— Да вроде неплохо. — Максим пожал плечами. — Только немного странно — я пока не видел ни телевизора, ни какой-нибудь музыкальной аппаратуры.

— А ты знаешь, друг мой, я вообще не любитель смотреть телевизор, — махнув рукой, рассмеялся хозяин. — Я его и в Париже-то включаю редко. Что же касается музыки, то…

Он хлопнул в ладоши — похоже, это было здесь принято, — и все те же самые служанки, убрав лишнюю посуду, вернулись обратно уже с музыкальными инструментами: флейтой и небольшой арфой.

Гость даже головой покачал и хотел было восхищенно присвистнуть, да почему-то постеснялся: ну молодцы девки! Они и массажистки, они и служанки, они и музыкантши, они и… гм-гм… На все руки мастерицы, ничего не скажешь. Сейчас вот, наверное, петь будут.

Нет, на этот раз гость не угадал. Девушки-служанки не пели, лишь наигрывали легкую и приятную мелодию, под которую в зал вбежали танцовщицы — совсем юные девушки с бритыми головами и, по местной традиции, голые. На руках и ногах их позвякивали браслеты и колокольчики. Танцовщицы извивались в такт музыке, все более убыстрявшей темп, их смугло-золотистые тела то соприкасались друг с другом, то снова отталкивались. Нежные, поднятые кверху руки изображали гнущийся под порывом ветра тростник… а вот — мачту корабля, а вот — парус…

— Как тебе музыка, друг мой? — Спрятав ухмылку, нагнулся к гостю Якба.

Юноша лишь кивнул, непроизвольно сглотнув слюну… хотя вроде уже и наелся.

— Ты, верно, хочешь отдохнуть? — пристально заглянув Максиму в глаза, негромко поинтересовался хозяин. — Устал… от всего.

Молодой человек вдруг и вправду почувствовал сонливость, веки начали слипаться, а тело налилось такой тяжестью, что, казалось, и не дойти до кровати.

Впрочем, идти самому не пришлось — девушки, бросив играть и плясать, подняли осоловевшего гостя на руки и понесли в спальню.

Широкое низкое ложе, мягкое покрывало… только вот вместо подушки — каменная плита! Хотя довольно удобно. Максим чувствовал, как нежные руки служанок снимают с него одежду, слышал, как девушки шепотом переговариваются, тихонько смеются… А потом уже больше ничего не осознавал, погрузившись в объятия глубокого и спокойного сна. Не видел, как, прогнав девушек, подошел к нему месье Якба, как постоял, посматривая на спящего гостя с торжествующей улыбкой, а потом неслышно ушел. Лишь колыхнулась прикрывающая дверной проем портьера.

Когда Макс проснулся, было уже утро — из узеньких, под самым потолком, окон струилось солнце. Юноша осмотрелся — каменные стены опочивальни были густо покрыты рисунками в древнеегипетском стиле: развернутые плечи людей, повернутые в профиль лица с вытянутыми глазами, яркие чистые краски. Кроме широкого ложа в спальне стояли небольшой сундучок, два табурета на скрещенных ножках и какой-то шкафчик, на котором была аккуратно разложена одежда — набедренная повязка, длинная полупрозрачная рубаха из тонкого белого полотна и прочее.

Быстро одевшись, Максим вышел из спальни и оказался все в той же обеденной зале с колоннами. Ни хозяина, ни слуг видно не было, и юноша озадаченно застыл, вспоминая, где здесь туалет. Вроде бы во-он там, за той дверью… Нет, тут какой-то склад. Значит, за другой, рядом… Коридор. Пахнет неизвестными благовониями. Ага, вон, в конце — дверца. Точно — он!

Вернувшись обратно в залу, юноша уселся в кресло и, подумав, что хорошо бы умыться, принялся искать вчерашний бассейн. Нашел. Вот только воды в нем не было, и молодой человек в задумчивости уселся на ступеньки.

Позади вдруг послышался смех, Максим обернулся и увидел перед собой одну из вчерашних служанок с большим медным кувшином в руках.

— Идем! — улыбнувшись, позвала она — уж это-то слово Макс помнил.

Встав, улыбнулся в ответ и зашагал следом, невольно любуясь стройными бедрами девушки.

Пройдя по узкому коридору шагов пятнадцать, они вышли на просторный, залитый солнцем двор, квадратный, с пальмами и красивейшими цветами — небесно-голубыми, лиловыми, солнечно-желтыми, красными, розовыми. От такой яркой, бросающейся в глаза красоты гость лишь восхищенно качнул головой — здорово! Нежная зелень кустов, пальмы, чарующее разноцветье… А вот и ручеек! И пруд! А рядом — скамеечки из розоватого мрамора.

А неплохо устроился этот господин Якба! Кто же он, черт побери, такой? И вообще, где они? Надо было вчера спросить. Так ведь спрашивал, кажется. Что же ответил хозяин всего этого великолепия? А черт его… Не вспомнить. Кажется, говорил что-то про Египет, но ничего толком не объяснил. А! Ведь обещал отправить домой, вот славно! Правда, пояснил, что сие не так-то просто и не всегда возможно. Но ведь возможно все-таки!

Вспомнив слова господина Якба, юноша повеселел и даже принялся что-то фальшиво насвистывать, что-то похожее на «чижик-пыжик, где ты был?». Обернувшись, служанка поманила его пальцем. Ага — к пруду. Максим подошел, улыбнулся. Девушка тоже улыбнулась в ответ, однако подведенные зеленой краской глаза ее оставались бесстрастными. Вытянув руку, она подергала гостя за рукав рубахи — мол, надо бы снять. Ну ясно — снять.

Нагнувшись, служанка поставила наземь кувшин и, ловко развязала пояс, помогла скинуть лишнюю одежку. Максим наклонился над краем пруда, и девушка полила ему на руки пахнущей благовониями воды из кувшина.

Умывшись, молодой человек сразу почувствовал себя бодрым и деятельным. Рубаху надевать не стал, так и уселся на скамейку — ах черт, жарковато! И служанка куда-то делась, впрочем, мало ли у нее дел.

Нет, вот снова появилась, вышла из-за какого-то покрытого пышными желтыми цветками куста — несла большую кружку и глиняное расписное блюдо с хлебцами и восхитительно пахнущим мясом. Завтрак?

И вправду…

Максим устроился в просторной беседке, располагавшейся сразу за прудом, под пальмами. Широкая лавка, небольшой столик, ползущий по витым столбикам плющ — просто парадиз какой-то, рай. И эти голые девушки…

Господи! Так ведь это очень похоже на какой-то закрытый публичный дом! Макс аж поперхнулся от внезапно пришедшей в голову мысли. Ну конечно же! Можно было б еще вчера догадаться. Публичный дом! А месье Якба — его содержатель. Отсюда и все тайны, и вся необычность, экзотика. Ай-ай-ай, в нехорошее дело вляпался! Но ведь не по своей воле, просто вот вышло так.

И конечно же, теперь хозяин сего заведения не скоро отпустит невольного гостя — завлечет в свои сети, уже завлек, вот хоть бы вчерашнее вспомнить… Юноша покраснел. Однако дела-а-а…

Снова появилась служанка, принесла еще пива. Рай! Истинный рай!

— Сама-то не выпьешь? — по-французски осведомился Максим. Подвинулся на лавке: — Садись! Садись рядом.

Девчонка лишь улыбнулась. Поставив пиво на столик, поклонилась, явно собираясь уйти.

— Постой, постой! — Максим схватил ее за руку. — Объясни-ка мне, где мы? И где господин Якба? Что молчишь? Не понимаешь? Ну, хозяин ваш где? Спит еще, что ли? Ну?

— Не надо мучить девушку, мон шер ами! — Из-за пальмы наконец-то показался улыбающийся хозяин — все в тех же узорчатых одеждах, что и вчера. — Я не сплю долго — не имею сей пагубной привычки. Просто у меня много дел. Особенно сейчас.

— Здравствуйте, месье Якба, — отпуская служанку, вежливо кивнул Максим.

— Доброе утро!

— Я хотел бы кое о чем у вас спросить…

— Знаю, знаю. — Хозяин дворца — или публичного дома? — уселся рядом с гостем на лавку. — Ты вчера еще спрашивал.

— Но все — не успел. Мы правда в Египте?

— Правда. — Прищурившись, господин Якба посмотрел на юношу каким-то странным взглядом. Сложно понять, чего в этом взгляде было сейчас больше — сочувствия или затаенного торжества.

— Только не совсем в том Египте, о котором ты думаешь, — с усмешкой продолжил Якба.

Макс удивился:

— Как это — не в том? Что их, два, что ли?

— Боюсь тебя огорчить, друг мой… Но ты ведь давно уже здесь и, полагаю, кое о чем догадался… Однако не смог, а точнее, не захотел сказать самому себе горькую правду — слишком уж она невероятна, ведь так?

— Что-что?

Юноша похолодел — хозяин дома сейчас озвучил его самые грустные и тревожные мысли! Словно бы прочел!

— Да, друг мой, это не тот Египет, куда ездят туристы. Это Египет древний — страна фараонов, Черная земля Кемет!

— Черная земля… Древний Египет? А год? Какой здесь сейчас год? — надрывно выкрикнул Максим.

Месье Якба улыбнулся:

— Хочешь знать точную дату? Изволь! Тысяча пятьсот пятьдесят четвертый… до Рождества Иисуса Христа!

— Какой? Я что-то не понял.

— Ты не ослышался, друг мой. До рождения Христа — тысяча пятьсот пятьдесят четвертый!

Глава 8 Лето 1554 г. до Р. Х (месяцы Тот и Паофи сезона Ахет) Черная земля. Карне

Вот уже два месяца Максим, Ах-маси, жил в храме-дворце Якбаала — так именовался «месье Якба» по-настоящему. Жил на положении то ли гостя, то ли почетного пленника — за пределы дворца его не выпускали. Как пояснил сам хозяин: «Еще не пришло время!»

Первые дни юноша вообще находился в шоке: шутка ли — Древний Египет! Тысяча пятьсот пятьдесят четвертый год до Рождества Христова! Причем Макс чувствовал, что Якбаал его не разыгрывает. Да молодой человек и раньше догадывался, что с Черной землей что-то не то — ну, сколько он там путешествовал и ни разу не увидел никаких примет цивилизации. Значит, их и не было, этих примет, не появились еще. И если Максим, сойдя на станции «Данфер Рошро», вдруг оказался в Египте, то почему бы этому Египту не быть Древним? Ведь и то и другое — невероятно, однако случилось же!

Как так произошло и можно ли вернуться обратно? — вот те вопросы, которые молодой человек снова и снова задавал Якбаалу при каждом удобном случае. Тот уже устал отвечать: дескать, тут много всего намешано — и магия, и заклинания с амулетами, и какие-то грозные силы, и большой элемент чистой случайности.

— Понимаешь, Ах-маси, — не обижайся, но я буду звать тебя так — меня когда-то точно так же, как вот тебя, закинуло в Париж. И я прожил там сто пятьдесят лет.

— Сто пятьдесят… — Макс недоверчиво покачал головой. — Шутите! Столько ведь не живут.

— Старайся говорить на языке Черной земли, друг мой. Или на языке хека хасут.

— Хека хасут, властелины пустынных нагорий, — задумчиво хмыкнул юноша. — Почти как генералы песчаных карьеров.

Якбаал усмехнулся:

— Почти. Кстати, мне нравился этот фильм. Тогда… когда он еще только вышел.

— И все это время вы прожили в Париже и вот только сейчас…

— Да, только сейчас, — быстро кивнул властелин дворца. — Чистая случайность помогла мне вернуться домой… та же самая, что забросила сюда и тебя, мой юный друг. Я пошел на «Данфер Рошро» встречать тебя. Конечно, не знал, каким выходом ты воспользуешься, спустился вниз… так, от нечего делать. Билетик купил, вот… — Якбаал повернулся к стоящей на каменной полке шкатулке и, покопавшись в ней, протянул гостю обычный билет — «тикэ», парижское метро, RATP. Denfert Rochereau… Значит, там и куплен.

Повертев билетик в руках, Максим вернул его хозяину и спросил, что тот конкретно думает обо всех этих перемещениях.

— Да уже говорил, — месье Якба хмыкнул. — Ничего не думаю. Просто иногда так случается, что можно уйти. Воля богов!

— Но вы еще говорили про какую-то магию, амулеты, — напомнил гость.

— Ах, ну да, ну да, говорил. Понимаешь, друг мой, это уж я сам пытался… пытался как-то воздействовать на пространство и время — и заклинаниями, и амулетами, да чем угодно. Пытался понять. И, знаешь, почти обнаружил закономерность! Условия иногда повторяются…

— Значит, все-таки можно вернуться обратно?! — невежливо перебив собеседника, воскликнул молодой человек. — Можно, да? Можно?

Якбаал лишь развел руками и мечтательно прищурил глаза:

— Будем надеяться. Иметь возможность проникать в иные миры, даже на поля Иалу… О, для этого ты мне и нужен — мы с тобой двое, кто знает. Кто уже проникал…

— А может, есть еще? — тут же предположил Макс.

— Вряд ли. — Хозяин опустил веки. — Иначе б я знал. Видишь ли, я сразу же выставил пост там, на старой каменоломне, куда вышли и ты, и я.

— Но, может быть, раньше…

— Может быть. Но о них мы уже не узнаем. Посуди сам — выживет ли человек твоего времени в Черной земле? А даже если и выживет, не сойдет ли с ума?

— Ну я же не сошел!

— Ты — иное дело. — Якбаал неожиданно встал и, подойдя к сидевшему на табурете юноше, обнял его за плечи. — Видел себя в зеркале? Вылитый житель Черной земли! Только кожа чуть посветлей да глаза. Я думаю, есть какая-то загадка в том, что ты оказался здесь. Ты слишком похож на местных, слишком… Так не бывает! Кто были твои родители?

— Отец — археолог, доктор наук, мать… — Максим вздохнул. — Матери я почти не помню.

— Это ведь отец просил тебя передать посылку Пето… Пьеру Озири… моему несчастному, безвременно погибшему другу?

— Погибшему?

— Я хотел сказать — умершему. Отец ничего тебе не говорил по поводу этой посылки?

Юноша пожал плечами:

— Да нет, особенно ничего не рассказывал. Просто просил передать. И просил очень настойчиво — он явно обрадовался, узнав, что я с командой еду во Францию. Все приговаривал: «Вовремя, вовремя».

— Твой отец, как видно, был очень ученый человек.

— Был?!

— Ну, он ведь там, а ты — здесь. Кстати, думаешь, мне было легко в Париже? Уж куда сложней, чем тебе! Хорошо, попались масоны. Многие из них искали что-то важное в истории Египта. И я помог им в этом. — Якбаал вдруг мечтательно прикрыл глаза и улыбнулся. — О, Париж, Париж! Представляешь, тогда еще не было башни, ее только строили! О, если б ты только слышал, сколько споров она вызывала… Я работал тогда в книжной лавке, затем — на выставках, потом торговал картинами. Ой, чем только не занимался! Был лично знаком с Моне, Тулуз-Лотреком, Ван Гогом, Сислеем, Ренуаром. Тебе что, ничего не говорят эти великие имена?

— Почему же не говорят? — обиделся Макс. — У отца в кабинете висит «Звездная ночь на Роне», копия, конечно…

— А у меня — подлинники! — в который раз уже не преминул похвастать хозяин. — Видишь ли, я как-то нанял одного шустрого молодого человека, чтобы рисовал копии. Они сейчас и висят в Орсэ! Скажешь — мошенник?! О, да… Но, увы, ничего не смог с собой поделать — такова сил искусства, мой друг. Кстати, помнишь, как будет «художник» на языке Черной земли?

Максим сказал.

— Хорошо! — похвалил Якбаал. — Ты очень быстро выучил наречие Кемет! Очень, очень быстро.

— У меня вообще способности к языкам, — пожал плечами юноша.

— Да-да, я вижу. Но полагаю, что тут не только в способностях дело. Что-то связывает тебя с этой страной, Ах-маси!

— Уж скорей бы ее покинуть! У меня там, кстати, отец не слишком здоров. К тому же тренер, ребята… — Максим грустно поник головой, чувствуя, как предательский комок подкрадывается к горлу. — Господи, ну когда ж я вернусь домой, когда?!

— Скоро вряд ли получится, — жестко отозвался хозяин. — Но когда-нибудь это случится, клянусь Баалом! Обязательно случится… если ты будешь помогать мне!

— Я готов! — юноша встрепенулся. — Хоть сейчас! Говорите, что делать?!

— Э-э, не все сразу, друг мой, — снова прищурился собеседник. — Кстати, забыл спросить. Когда ты попал сюда, не встречал ли в каменоломнях некую девушку лет пятнадцати — двадцати на вид?

Девушку? С чего бы это Якбаал задал этот вопрос? Он не прост, явно не прост и хитер.

— Нет, у каменоломни не встречал. — Максим тряхнул головой. — А вот потом, когда плыл по реке, — там было много девчонок.

— Она такая… красивая, черноволосая. Зовут Нофрет.

Нофрет! Нофрет! Макс поспешно опустил глаза — где-то он уже слыхал это имя.

— Нет, не знаю. Много было девчонок, к тому ж… — Юноша усмехнулся. — Они тут все красивые и черноволосые. По крайней мере блондинки мне почему-то не встречались!

— Ты прав, ты прав, друг мой. — Якбаал расхохотался. — Кстати, у этой девушки есть одна примета — татуировка меж лопатками, изображение сокола. Не видал?

— Нет. Не видал. Да и не очень всматривался как-то… А что она такого сделала, эта девчонка? Почему вы про нее спрашиваете?

— Да так. — Собеседник махнул рукой. — Не бери в голову, это все местные дела. Видишь ли, я тут занимаю определенную должность при царском дворе в дельте, потому и вынужден реагировать на все указания: ловить преступников, следить за сбором налогов и прочее. Это все утомляет, но, с другой стороны, обеспечивает неплохой доход и положение в обществе. Значит, не видел девчонки с соколом не спине?

Макс упрямо покачал головой:

— Нет. Не видел.

— Что ж, надеюсь, мои люди все-таки схватят ее. Приказ царя, фараона, великого Апопи!

— Давно хотел спросить, — юноша быстро перевел разговор на другую тему, — вы, господин Якбаал, — хека хасут?

— Да, так. Я из расы властелинов Черной земли. Захватчиков, как нас здесь называют. И не питают к нам особой любви, что ты уже, верно, заметил.

— Кто ж любит захватчиков?

— Как посмотреть. Лучше твердая власть, чем хаос и безвременье! Впрочем, мы с тобой еще об этом поговорим. — Якбаал снова поднялся на ноги. — А сейчас, к сожалению, я вынужден проститься с тобой, друг мой. Начинается сев, и, увы, государственные дела властно требуют моего присутствия. Все здесь в твоем распоряжении, Ах-маси, — мой кабинет, слуги, наложницы. Жрец Сетнахт продолжит твое обучение — все будет как всегда, надеюсь, наша разлука не продлится слишком уж долго.

Максим вышел во двор проводить хозяина:

— Я готов вам помогать во всем, господин Якбаал. И надеюсь на свое скорейшее возвращение.

Якбаал забрался в колесницу:

— Это скоро произойдет друг мой… Если будешь во всем слушаться меня.

Слуги проворно распахнули ворота, и хозяйская колесница в сопровождении вооруженных воинов — и откуда они, интересно, взялись? — выкатила на дорогу, ведущую к реке, которая блестела на горизонте широкой зелено-голубой лентой.

— Продолжим наши занятия, господин? — неслышно подошел сзади Сетнахт. — Сегодня я поведаю тебе о Великом Сете, которого в верхних землях называют Сетхом, а в дельте — Баалом. О, это грозное и прекрасное божество, поистине бог-воитель! Сверкающий Властелин Хаоса и пустыни, погонщик грозовых туч и родитель бурь! Верю, ты, Ах-маси, вскоре поймешь все величие Сета и станешь истинным его поклонником.

Глаза жреца горели, обычно бесстрастное неприметное лицо налилось какой-то надменной гордостью и величием.

А он, оказывается, страшный человек, этот Сетнахт! Фанатик!

Благодаря стараниям Якбаала и Сетнахта, а также и собственной памяти Максим уже много чего знал о Черной земле — Кемет. О ее великих властителях — фараонах, о разрозненных княжествах — номах, о Египте Верхнем и Нижнем. Знал, что Уасет, о котором говорила Тейя, — это стовратные Фивы, главный город Верхних земель, что вся Дельта занята завоевателями — жестокими хека хасут, что им подчиняются почти все земли. Апопи — так звали фараона хека хасут. Однако на юге, в Уасете, были свои цари — не так давно погибший в битвах с завоевателями Секеннера, а теперь его сын, Камос Ка-маси Уадж-хепер-ра. Все эти люди были, по словам Якбаала, враги, мятежники, носители сепаратизма и хаоса, с которыми следовало бороться.

Что ж, пусть борются, если им надо. Уж Максим-то не собирался ввязываться в местные дела. Вернуться бы поскорее домой — вот что его сейчас больше всего интересовало! А ведь к тому, похоже, имелась возможность. Конечно же, Якбаал рассказывал ему далеко не все, юноша это чувствовал, и в чистую случайность перемещений во времени и пространстве ему как-то не очень верилось. Якбаал, скорее всего, мог проникать в тот же Париж… ну, может, и не тогда, когда хотел, но по крайней мере при известных условиях. Во всем этом надо было бы разобраться, и чем скорее, тем, естественно, лучше.

У юноши складывалось такое впечатление, что все слуги Якбаала запуганы своим хозяином. Все, кроме Сетнатха, — тот был на особом положении, все ж таки жрец Сета. У него имелись и собственные рабы — двое юношей чуть младше Макса и две девушки примерно такого же возраста. Держались они особняком, во всех работах по дому и в саду не участвовали, занимаясь лишь обслуживанием храма Сета, располагавшегося в массивном, пристроенном к жилым покоям здании из черных базальтовых плит. Сет — существо с головой шакала — тут считался одним из самых главных богов и почитался куда более, чем даже бог солнца Ра, лунный бог Хонсу, Гор, Птах и прочие. Даже больше, чем владыка загробного мира Осирис, а ведь жизнь после смерти имела для всех египтян определяющее значение, куда более важное, чем земная жизнь. Оттого все их гробницы, бальзамирование и прочее: для загробного существования души считалось крайне необходимым сохранить тело, точнее телесную оболочку. Собственно, как понял Максим, душ у египтян было две — Ка и Ба. Ка — духовный двойник человека, с которым тот встречался после смерти. За него-то все время и пили. «За твоего Ка!» — самый популярный тост, типа «ну, за здоровье». Ба — это чистая душа, некая внутренняя энергия, покидающая человека также после смерти. Да еще был какой-то Ху, но его точные функции Максим пока так и не выяснил, да и не очень-то старался, не то было ему интересно, вовсе не то.

В храме Сета частенько проходили богослужения и праздники, только вот Макса туда не звали — Якбаал лишь усмехался, что всему свое время. Да, честно говоря, не больно-то молодой человек туда и хотел — слишком уж мрачным казался и храм, и Сет, и его культ. Совсем не в духе обычно веселящихся по любому поводу египтян! Может, эту мрачность и грозную загадочность привнесли в служение Сету захватчики хека хасут? Впрочем, черт с ними со всеми.

Максиму очень хотелось бы в отсутствие хозяина вдумчиво порыться в его личных вещах. Вот только в кабинете, как господин Якба гордо именовал колонную залу с развешенными по стенам картинами, никаких личных вещей не было. Пользуясь случаем, юноша там все сундуки перерыл и ничего этакого не отыскал — ни часов, ни бумажника, ни, скажем, обычного пиджака или костюма. А ведь в Париже Якбаал не в набедренной повязке расхаживал! Значит, было все. Но где? Скорее всего — в спальне, как и все остальные, примыкавшей к главной зале, но, пожалуй, единственной, отделенной от нее обычной закрывающейся дверью. Хорошо бы туда проникнуть, да вот только как? В зале постоянно кто-то находился — прислуга, иногда Сетнахт. Слуги, среди которых оказалась даже пара чернокожих, такое впечатление, были немыми, по крайней мере никаких слов от них молодой человек не слышал. Так, бродили вокруг неслышными тенями. Другое дело — служанки, они же — танцовщицы, они же — наложницы. Уж те-то поговорить любили, особенно в отсутствие хозяина и Сетнахта. И особенно одна из девушек, Уна. Юная, тоненькая, чем-то напоминавшая Максиму Пебаст и Тейю одновременно, Уна казалась большой модницей, даже несмотря на свое подчиненное положение, и ухитрялась довольно умело пользоваться румянами, белилами, краской для век и прочими подобными штуками. Как заметил Макс, глаза в Черной земле подводили все — и женщины и мужчины. Черный контур, зеленовато-голубой макияж — кстати, это хорошо помогало от сверкающего солнца, и, чтобы походить на местных, юноша решил поучиться сему искусству, тем более что это давало повод поближе сойтись с Уной. Хотя куда, казалось, ближе? Уна приходила в опочивальню гостя через день — то одна, то в компании других девушек. Любовью она занималась охотно, неистово и ненасытно, как будто и была рождена ради этого. Максим поначалу даже стеснялся всех неожиданных ухищрений изобретательной девушки, подумать даже не мог, чтоб в Древнем Египте — и такое! Немецкие порностудии отдыхают!

Так вот Уна наряду с прочим любила и поболтать, причем на любые темы.

— Ах, ах, какие у тебя волосищи! Целая львиная грива! Совсем как у каких-нибудь дикарей или хека хасут… Ой! Ты не скажешь хозяину?

— Не скажу, не скажу. Чем тебе не нравятся мои волосы, Уна?

— Голову надо брить!

— Кому надо? Мне и так хорошо.

— Вообще-то приличным людям полагается носить парик! Хороший такой парик из льна или шерсти.

— А мои волосы что, на парик не похожи?

— Да похожи… Только все равно это некрасиво. Ой-ой-ой! Ты зачем схватил меня за руку? А, хочешь еще!

— Нет. Просто любуюсь браслетом. Красивый!

— Хозяин подарил мне его на праздник Сета.

Вот примерно так и проходили беседы. Правда, когда хозяин находился дома, даже Уна не позволяла себя говорить лишнего… так, может быть, иногда, случайно упомянет, что не очень-то любит хека хасут и тоскует по прежней — очень-очень веселой! — жизни в городе Белых стен.

А вот теперь хозяин уехал! И можно поговорить на разные темы. И не только поговорить.

Как-то под вечер Максим поймал Уну за руку:

— Придешь сегодня?

— Ого! Соскучился! — Девушка явно обрадовалась. — Давненько не звал.

— Соскучился, да… Заодно научишь меня накладывать на лицо краски?

— Краски?! Конечно! Наконец-то ты захотел походить на истинного вельможу, о благороднейший Ах-маси.

— Ладно тебе смеяться-то. Так придешь?

— Конечно. Погоди, вот только закончу с уборкой. Позвать подруг?

— Нет. Лучше приди одна.

— Как скажешь, господин мой.

В ожидании гостьи Макс улегся на ложе и принялся размышлять. В центральной зале даже ночью в отсутствие хозяина всегда находился кто-то из слуг, если не жрец Сетнахт — тот тоже иногда любил бодрствовать до зари. И необходимо было как-то обойти сие препятствие. Как именно, юноша еще не знал, но почему-то не сомневался — придумает!

Уна проскользнула в дверной проем, как всегда, неслышно, лишь чуть шевельнулась тяжелая портьера. Прилегла на ложе, прижалась горячим нагим телом — из одежды на ней, как всегда, были только тоненький поясок, браслеты и ожерелье; молодые служанки здесь вообще не обременяли себя излишком одежды.

Руки девушки ласково скользнули по груди Максима… развязали набедренную повязку.

— Сделай как в прошлый раз, — тяжело дыша, томно прошептала Уна. — Как ты это называл, когда губы в губы?

— Поцелуй…

Крепко прижав к себе ночную нимфу, юноша принялся целовать ее в губы, жарко и долго. Уна стонала, извивалась: жители Черной земли не знали поцелуя — вместо этого лишь терлись носами. А прикасаться губами к губам… и более того, языком — казалось неслыханным, неимоверным развратом!

Чем сейчас, не очень-то переживая, и занималась Уна. И, кажется, поцелуи возбуждали ее куда больше, чем все остальное…

— Целуй меня, целуй! О…

Желтое пламя свечи выхватывало из полутьмы сплетенные коричневые тела, отражаясь в глазах любовников, пронзительно черных — Уны и светлых, серо-голубых, — Максима.

— Ты обещала научить меня красить лицо.

— Научу. — Соскользнув с ложа, девушка с наслаждением напилась из большой черной кружки. — Я оставила шкатулку за дверью.

Качнулась портьера, и Уна проворно вернулась обратно с небольшим сундучком в руках. Поставив его на пол, открыла крышку и, лукаво взглянув на юношу, шепнула:

— Садись!

— Послушай-ка, — облизнув губы, несколько сконфуженно произнес Макс. — Давно хочу спросить… Не обидишься?

— Если не будешь хулить богов — нет!

— Да я никогда и не…

— Шучу! Спрашивай, милый мой.

— Ты… мы… мы с тобой часто… ну, спим вместе… и с другими тоже. Но ведь от этого рождаются дети и…

Девушка неожиданно расхохоталась и, подбежав к парню, обвила его руками за шею:

— Поверь, глупенький Ах-маси, я и все мои подруги знаем, когда и где нам заводить детей. Уж точно — не здесь! Ты, верно, заметил, что я прихожу к тебе далеко не каждый день? И не всегда — в одно и то же время. О, мы, женщины, знаем много чего… Не вертись! Теперь опусти ресницы… Ага! Подними… Ну и глаза у тебя, брр! Вот уж точно, нехороший взгляд, не людской.

— Да почему же не людской-то? — обиженно переспросил молодой человек, терпеливо снося все косметические манипуляции.

— Потому что! — Уна ловко вырывала ему лишние волоски из бровей изящными золотыми щипчиками. — У всех людей глаза как глаза — черные, а у тебя какие, милый мой? Страх!

— Да ладно!

— И волосы тоже — слишком уж мягкие. Говорю тебе — побрей голову!

Макс дернулся:

— Сама-то чего не бреешь?

— Я служанка. А хороший парик стоит дорого. Ну, чего прищурился, милый?

— Щекотно.

— Щекотно ему… Так! Теперь мы тебя причешем… вот так… припудрим… подведем брови… губы… Так!

Отойдя в сторону, девушка оглядела молодого человека с видом художника, бросающего взгляд на только что написанную картину. Нахмурилась:

— Голубого бы чуть добавить, было бы куда изысканней. Да вот только, увы, нет у меня голубого… один зеленый.

— А я знаю, у кого есть, — словно бы между прочим произнес Макс. — Почти целый флакон! Мы б взяли немножко, и тебе и мне… он бы и не заметил.

— Ты про хозяина нашего говоришь? — покосившись на дверь, шепотом спросила Уна.

— Про него. — Гость заговорщически подмигнул. — Пойдем, а? Или боишься?

— Тебе-то хорошо рассуждать!

Девчонка передернула плечами. Видно было, что ей и хочется и колется. В конце концов, подумаешь, немного краски возьмут… Не обеднеет от этого хозяин, да и не заметит ничего.

— Ну, давай, давай, решайся! Хотя… — Макс вскочил на ноги. — Сиди тут, я и без тебя пойду. Ой, сколько у господина Якбаала интересных вещиц! Ужас просто. Ты их так никогда и не увидишь.

Юноша подошел к портьере и обернулся:

— Ну, я пошел.

— Постой.

Уна тут же бросилась за ним, позабыв все свои опасения:

— Там, в зале, могут быть слуги. Я знаю, как их отвлечь. Тсс! Жди здесь.

Ловко, словно пантера, девушка выскользнула в залу. Максим прислушался. Поначалу все было тихо, но немного погодя послышались чьи-то приглушенные голоса.

— Да-да, клянусь Баст! Они как раз собрались совершать омовение… Или завтра.

— Так сейчас или завтра? — послышался заинтересованный голос.

Ага, так слуги здесь все-таки не немые!

— Может, сейчас… а может, и завтра. — Уна негромко засмеялась. — Ну-ну, Хеви, не приставай… Я же сказала! Идите-ка лучше в сад, глядишь, что-нибудь и сладится.

— Так твои подружки точно туда придут?

— Точно и разливы Хапи не всегда предсказывают… Эй, эй, постойте-ка! Не говорите девушкам, что я вам про них сказала.

— Да уж знаем, не глупые. Спасибо, Уна.

Закрывающая дверной проем портьера дернулась, и тонкая девичья рука, нащупав ладонь Максима, властно повлекла его в залу.

Юноша прихватил свечку — дернулось желтое пламя.

— Все спокойно, слуги ушли, — останавливаясь перед дверью хозяйской опочивальни, тихо произнесла Уна. — Только ты иди первым.

— Хорошо, хорошо. — Макс уже распахнул дверь, вовсе не снабженную замком, и поднял повыше свечу.

Спальня Якбаала оказалась не очень большой, такой же, как и опочивальня, предназначенная для гостей. Широкое ложе на низких позолоченных ножках в виде львиных лап, кресло, два табурета, небольшой резной шкафчик, чем-то напоминающий секретер, три больших сундука, шкатулки. К последним сразу же кинулась Уна, Макс же быстро осмотрел сундуки… а потом и шкатулки… и секретер… И ничего интересного не нашел! Кроме запонок. Обычные такие запонки, для рубахи. А где же сама рубаха, костюм, туфли?

— Слушай, Уна, ты случайно не помнишь — уезжая, хозяин захватил с собой сундук?

— Конечно, захватил, — алчно перебирая флаконы с благовониями и мазями, отозвалась девушка. — Он всегда берет с собой дорожный сундук, его несут специальные слуги. В том сундуке у него какие-то смешные одежды — уродливый серый балахон, закрытые сандалии с жуткими тупыми носами и — представляешь?! — суконные трубы для ног! Ты б увидал — описался бы от смеха! Ой… извини.

— Ничего, ничего. — Максим погладил девушку по плечу и спросил, откуда она знает про странную хозяйскую одежду.

— Так сама видала! — Уна усмехнулась. — Каждый раз, как хозяин возвращается, я ее чищу. Знаешь, он частенько берет ее с собой на тайные богослужения Баалу — жестокому богу хека хасут! Запомни, Ах-маси, — девушка неожиданно стала серьезной, — я рассказываю это только тебе. Мне почему-то кажется, что ты хороший человек, хоть и водишь компанию с моим господином.

— Это не я с ним, это он со мной водит, — грустно улыбнулся молодой человек. — Ох, скорей бы уж все это кончилось!

Уна прижалась к его груди:

— Да, тебе нелегко — я чувствую. Кстати, я до сих пор не знаю — откуда ты? Из Иуну? Нен-Несут? Уасета? Ах, нет же, нет! Хат-Уарит — вот твой родной город. Но ты не хека хасут, ты наш — я же вижу.

— А говорили — шардан.

— Да, похож и на шардана, — перебирая флакончики, согласилась девушка. — Тонкий нос, светлая кожа, мягкие волосы и глаза… Ох, и глаза у тебя — иногда страшно бывает смотреть. А! Наверное, твой отец был шарданом. Или — мать?

Максим, ничего не ответив, прислушался.

— Пойдем-ка отсюда! Кажется, в зал кто-то идет.

— Но я так и не нашла…

— Идем, говорю!

Почти силой молодой человек вытащил Уну из хозяйской спальни. Едва они успели захлопнуть за собой дверь, как в залу вбежали слуги:

— Не было в саду никого, Уна! Зачем ты обманула нас? Ой… господин! Извини, мы тебя не заметили.

Слуги тотчас же упали на колени.

— Неужели мы разбудили тебя?

— Нет… Мы с Уной… искали зеркало! Кажется, я видел его где-то здесь.

— Зеркало? О, мы тотчас же принесем его, господин. Куда прикажете?

— Тащите ко мне в спальню.

Вид незнакомого существа, глянувшего на Максима из полированной меди принесенного слугами зеркала, был настолько необычен, что юноша не сразу и узнал свою собственную персону. Напомаженные и чуть завитые волосы, тонкие — ниточкой — брови, огромные, накрашенные и подведенные глаза с ярко-зелеными тенями… Даже кончики ресниц — и те зеленые! Вот так чудище! Не поймешь и кто — трансвестит или кто похуже… Ну Уна…

— Здорово, правда? — Уна погладила Макса по плечу. — Ты теперь такой стал красавчик — глаз не оторвать! Настоящий вельможа. Всегда и впредь ко мне обращайся.

— Слышишь, Уна… Э-э… спасибо тебе. Да будет твоя гробница большой и крепкой.

— Рада услышать слова благодарности из твоих уст, Ах-маси! Пусть и твоя гробница станет достойным обиталищем твоего Ка!

— Спокойной ночи, Уна… Да, чуть не забыл — если тебе не трудно, скажи, когда будешь снова чистить платье хозяина. Ну, то, странное и смешное. Больно уж любопытно взглянуть!

— Животик со смеху надорвешь — обещаю! — громко расхохоталась девушка. — Кстати, не ты один такой любопытный: жрец Сетнахт — даже и тот интересовался. Ну, я пошла — вставать завтра раненько.

Сетнахт…

Проводив девушку, Максим в задумчивости растянулся на ложе. А не слишком ли этот Сетнахт любопытен? Нравится рассматривать хозяйскую одежку? Или не рассматривать, а, скажем, шарить по карманам? И что он надеется там найти?

Поразмыслив, Макс решил держать с Сетнахтом ухо востро — слишком уж мутный парень.

Следующий день, с самого утра, выдался суматошным. Все деятельно готовились к какому-то празднику, и этот праздник, судя по всему, не был связан с возможным приездом хозяина дома, поскольку хозяин как раз и прислал гонца с вестью о своем довольно не скором прибытии. Задерживался где-то дней на десять, а то и больше. Впрочем, где — известно. В городе Хат-Уарит у господина Якбаала имелся пожалованный царем дворец, где и проживали все его домочадцы — жены, наложницы и прочие. Здешний же дом являлся лишь загородной резиденцией вместе с пристроенным храмом. Да, собственно говоря, Якбаалу принадлежал весь здешний оазис, а также часть дороги, канал и пристань с лодками. Богатый был человек этот месье Якба, ничего не скажешь! Богатый и, по всей видимости, очень влиятельный. Жаль, что хека хасут, Максим их почему-то не любил. Может быть, потому, что Тейя (а кстати, и Уна тоже) относилась к завоевателям дельты с нескрываемой ненавистью, у самого-то Макса причин ненавидеть хека хасут вроде бы не было. Хотя как посмотреть! Кто, как не хека хасут, его не так давно захватили в рабство, а потом чуть было не угробили?

Слуги и служанки наводили порядок в саду — посыпали светлым песком дорожки, подстригали кусты, украшали цветами беседку. На летней кухне, расположенной на заднем дворе, тоже суетились — разделывали рыбу, что-то варили, пекли, жарили. Пахло, между прочим, вкусно!

Ошивавшийся в саду Макс маялся от безделья, не зная, куда себя деть. Сетнахт сегодня был занят и уроков не давал, да и все кругом усердно хлопотали, включая Уну. Предоставленный сам себе гость выкупался в одиночестве в пруду, потом, зубоскаля со служанками, посидел в беседке, потом… Потом направился к воротам — не очень-то плотно они оказались прикрыты, вполне можно было бы уйти, убежать, если б это нужно было юноше. А нужно-то ему было как раз другое — домой! А как это сделать без господина Якбаала, хозяина всего здешнего парадиза? А никак! Так что ни о каком бегстве речи не шло, несмотря на то что Максиму, конечно же, очень хотелось узнать, что стало с Тейей. Она, кажется, пробиралась в Уасет? Да-да, именно туда. Вот бы и встретиться.

Тейя… Грустные мысли вновь нахлынули на молодого человека. Грустные и конфузливые. Да, Тейя ему очень нравилось и даже больше, чем нравилась, но… но ведь у него были и Пебаст, и Уна, и другие служанки. Только захоти.

А почему-то больше хотелось — Тейю! При всей внешней похожести она все-таки сильно отличалась от прочих местных девушек каким-то неуловимым шармом, аристократизмом даже и неким только ей присущим изяществом. Вытянутые блестящие глаза, чуть вздернутый носик — такой только у Тейи! И — изображение сокола на спине, меж лопатками. Именно ее, Тейю, и искал Якбаал! Зачем она ему нужна? Зачем? Узнать бы…

С охапкой пестрых цветов к воротам подошла Уна. Улыбнулась:

— Что такой грустный?

— Да так.

— Если хочешь, встретимся вечером. Кое-что тебе покажу… чего ты еще точно не видел.

— Да, конечно, давай встретимся, — рассеянно кивнул молодой человек. — Приходи.

— Я приду не одна, ладно? С подружками. Не надо, чтобы нас с тобой часто видели наедине… слишком часто.

Максим улыбнулся:

— Хорошо, как скажешь.

Уна… Не то чтобы эта девушка ему не нравилась. Нравилась, и даже очень. Но, наверное, это было лишь мимолетное увлечение, совсем не тот случай, что с Тейей. И Уна, казалось, тоже чувствовала это, давая понять, что ни на что не претендует в жизни «милого Ах-маси». «Милый» — она его так называет. Так и Якбаал всегда говорит — «друг мой» или по-французски — «мон шер ами».

Как здесь скучно-то, боже! Оазис, почти полностью изолированный от мира. Интересно, что держит здесь слуг — ту же Уну? Только лишь страх? Или чувство защищенности? Или еще что-нибудь? Почему, к примеру, Уна не пошлет своего господина к чертям собачьим да не убежит в какой-нибудь большой город, скажем, в тот же Уасет, вовсе не подчиняющийся завоевателям хека хасут? Что ж не уйдет? Боится?

Вечером Уна пришла, как и обещала, с подружками. В честь праздника пусть даже и не очень-то почитаемого этими девчонками бога все были одеты в полупрозрачные длинные платья — нежно-зеленые, белые, розовые. На Уне было светло-голубое, очень красивое, с большим, от самого бедра, разрезом.

Принесли хозяйского вина, пива, недавно сваренного Сетнахтом в честь праздника Сета, — все делалось по старому как мир принципу: «Кот из дому — мыши в пляс». Даже того же Сетнахта девчонки сегодня почему-то не опасались, да его и не было видно нигде.

— Он в храме, — негромко пояснила Уна. — Будет приносить жертвы Сету. Праздник.

Максим улыбнулся:

— Чего ж вас-то не позвал?

Девушка передернула плечами и в ужасе замахала руками:

— Упаси Амон нас от таких праздников! Сет — страшный, злой бог. Другое дело — Амон, светлое божество тепла и солнца.

Гостьи принесли с собой музыкальные инструменты — небольшую арфу, флейту и что-то напоминающее домру с длинным грифом. Выпив вина и пива, заиграли, запели — негромко, но проникновенно, лирично, не для других — для себя. Песня была необычная — Макс уже достаточно улавливал слова, чтобы понимать ее смысл, — о тяжкой крестьянской доле:

Девушки-музыкантши нежно перебирали струны, негромко выводила грустную мелодию флейта, все покачивались в такт, и Максим тоже.

Потом, после песен, заговорили за жизнь. Сначала грустно, а потом и весело, вспоминали разные смешные случаи, хохотали… Нет, эти люди положительно не умели и не хотели долго предаваться унынию!

Под потолком, за узкими окнами, светились желтые звезды, месяца было не видно, он завис где-то над самой крышей. Еще немного попев — теперь уже повеселее, — девушки принялись прощаться до завтра.

— Рано уходите! — с сожалением посетовал молодой человек и, улучив момент, подхватил под локоть Уну, наклонился, шепнул: — Ты, кажется, обещала мне кое-что показать.

— Тсс! — Девушка проводила взглядом уходивших подруг. — Покажу! Идем за ними скорее.

— За ними? — Максим удивился. — А интересно куда?

— Увидишь!

Вместе с остальными девушками они вышли во двор, направляясь к небольшим домикам почти у самой стены, — именно там и жили все слуги. Ночь была теплой и звездной, золотистый месяц покачивался над плоской крышей дворца, тихо шуршали листьями пальмы. Пахло цветами, жареной рыбой, благовониями… и еще чем-то таким… непонятным, дурманящим, мерзким.

— Сетнахт уже принес первую жертву, — останавливаясь у пруда, тихо прошептала Уна. — Ты чувствуешь — пахнет кровью.

Юноша застыл рядом.

Кровь? Точно — кровь!

— Так ты хотела показать…

И тут вдруг послышался отвратительный, мерзкий вой! Максим вздрогнул и прислушался: вой исходил не снаружи, не из пустыни, а был где-то здесь, рядом, словно прямо в саду, за кустами, прятался отбившийся от стаи волк.

— Это шакал, — пояснила Уна. — Священный зверь Сета. Сейчас я покажу тебе храм. А потом мы вместе будем молиться Амону — и наши молитвы станут вдвое сильней. Ну, что ж ты стоишь? Идем!

Не говоря больше ни слова, молодой человек зашагал следом за своей спутницей. Немного пройдя по посыпанной песком дорожке, они свернули, ступая прямо по траве и пробираясь через кусты терновника.

— Ай! — зацепившись за шип, непроизвольно вскрикнула Уна. — Кажется, я порвала платье.

— Ничего, можно зашить, — попытался утешить Максим.

— Зашить? Ты с ума сошел? Это ж такая ткань, что все будет видно. — Девушка явно пригорюнилась. — И зачем я только его сегодня надела?

— Так и пусть будет видно! Зашить нарочно такими блестящими или разноцветными нитками, каким-нибудь узором, будто бы специально…

— Узором? Цветными нитками? — Уна ткнулась носом в щеку юноши. — А это мысль, клянусь Амоном! Узором… Пожалуй, я так и сделаю… Так, мы пришли. Сюда.

Они и в самом деле уже оказались перед базальтовой стеной храма. Пригнувшись, девушка юркнула в какой-то узкий ход, и Максим быстро проскользнул следом. Откуда-то тянуло дымом и тем самым мерзким запахом — кровью.

— Этим лазом пользуются при ремонте, — обернувшись, прошептала девушка. — И еще по нему поступает воздух.

Максим едва удержался, чтоб не чихнуть, — судя по количеству пыли, ходом давненько уже никто не пользовался.

— Иди сразу за мной, — предупредила Уна. — Здесь темно — не потеряйся. И старайся не очень шуметь.

Ход стал ýже, потом снова расширился, выгнулся, вот появились ступеньки — вверх, вверх, вверх. Максим даже запыхался с непривычки, а вот Уне, похоже, было хоть бы что.

— Теперь сюда, направо. — Девушка тронула парня за локоть. — Пришли!

Они остановились в узкой нише с небольшими отверстиями в стене, как видно, для прохода воздуха. Остро запахло благовониями, послышались обрывки голосов, а в отверстиях мелькнули оранжевые сполохи света.

— Смотри! — взволнованно прошептала девушка.

Макс приник к отверстию, сквозь которое было хорошо видно все внутреннее убранство храма — с колоннами, жертвенником из черного камня и величественными статуями Сета, коварного божества с головой шакала.

Перед жертвенником стояла большая золотая клетка, в которой рычал какой-то хищный зверь… шакал! Да не один — много!

— О, великий Сет, сын Мут и Геба, брат Осириса, Изиды, Нефитис! — послышался звучный голос Сетнахта, стоявшего перед самой клеткой в набедренной повязке с длинным передником. Плечи его и грудь прикрывала львиная шкура, в руках блестело широкое лезвие кинжала. — Прими нашу жертву, великий Сет!

Жрец обернулся, и его немые слуги, двое юношей и две девушки — все в набедренных повязках, с бритыми наголо головами — с поклонами поднесли к жертвеннику дары — живых птиц и какое-то мелкое животное, кажется кошку. Ну да — кошку! Послышалось мяуканье… оп! Сетнахт взмахнул кинжалом…

И отрубленная голова кошки упала на жертвенник, а обезглавленная тушка была тут же брошена в клетку — шакалам.

— Ты видел, видел? — в ужасе прошептала Уна. — Они убили священное животное Баст — кошку! Святотатцы! Преступники! Видел, как они ублажают Сета?! О, ужас!

— Да уж. — Максим согласно кивнул, он знал уже, что кошка, как, впрочем, и многие другие звери, в зависимости от района, являлась для египтян священным животным, убийство ее каралось смертью. Смертью!

Но здесь, в храме бога-убийцы Сета, похоже, действовали совсем иные законы.

Внизу, в храме, затянули песню — славословие Сету. Пел сам Сетнахт и его помощники — ого, оказывается, они вовсе не немые!

В руках у помощников появились маленькие барабаны — их глухой рокот быстро нарастал, становясь все громче, мощнее… Покончив с жертвоприношением, Сетнахт отбросил нож и, сняв с себя набедренную повязку, молча указал пальцем на одну из помощниц. Та покорно улеглась прямо на жертвенник…

— Ну, дальше неинтересно, — прошептала Уна. — Уходим. Самое главное ты уже видел.

И снова узкий лаз, только на этот раз дорога показалась короче. И колючие кусты, и трава, и пряный запах цветов, а над головой — огромное звездное небо.

— Боже, как здесь хорошо-то! — Макс все никак не мог отдышаться.

А бедняжку Уну трясло.

— Ты видел? Видел? Они принесли в жертву кошку! Я знала об этом, как-то подсмотрела случайно. А сегодня специально позвала тебя, ведь кто поверит служанке? Ты же — совсем другое дело, почетный гость.

— Так, думаешь, стоит рассказать обо всем Якбаалу?

— Что ты, что ты! — Девушка задрожала от нахлынувшего вдруг страха. — Не вздумай! Мы с тобой расскажем это… другим людям. Когда придет время.

— И скоро оно придет?

— Скоро! — Уна сверкнула глазами. — Я верю — скоро. — И тут же поникла, вздохнула.

Максим обнял ее за плечи:

— Ты сейчас куда?

— Домой, в хижину. О Амон, о боги — что за мерзость мы сегодня увидели!

— Да не переживай так. Кстати, я давно заметил, что тебе здесь не очень-то нравится.

Девушка повела плечом:

— Да уж.

— Тогда почему ты не уйдешь?

— Как?! — нервно рассмеялась Уна. — Неужели ты еще не понял? Здесь все, все принадлежит Якбаалу — весь оазис, пристань, корабли. Везде его люди, при всем желании не убежишь, сразу схватят и…

— И — что? — негромко поинтересовался Макс.

— Не хочу говорить… Пойду, пора уже. Так ты не забудешь про то, что видел?

— Нет… Постой! — Максим взял девушку за руку. — Почему ты веришь мне?

— А больше некому! И притом — просто хочется… Хочется хоть кому-то верить. Ты хороший человек, Ах-маси, — я чувствую это. И давно хотела тебя предупредить: опасайся Якбаала! Он вовсе не так радушен, как кажется. О, это страшный человек, поистине страшный. Чужак, захватчик — хека хасут!

— Ты уже говорила. Идем?

— Не надо, не провожай меня. И вообще, теперь нам надо встречаться реже. Чтобы никто не догадался, что мы с тобой друзья… Ведь мы же друзья, правда?

— Правда, милая Уна. — Юноша нежно поцеловал девушку в щеку.

Легкие порывы ветра шевелили листья пальм, и золотой месяц, отражаясь в пруду, заливал своим мягким светом сад, дворец и черные базальтовые плиты храма Сета. Максим отправился к себе, размышляя об Уне. Эта девушка доверила ему страшную тайну! Почему? Действительно, больше некому? А похоже, что так. Кроме Сетнахта и слуг, во дворце Якбаала больше нет людей. Только он, Максим, — гость. А если б он оказался подлецом и выдал Уну? Эта девушка рисковала — почему? Так ненавидела захватчиков? Или — Сета?

Утром неожиданно явился хозяин, да не один, а с гостями. Все бородатые, кудлатые, с маслянистыми черными глазами: важный, в богатом платье толстяк с мечом за поясом и с ним двое мужчин помоложе, тоже в расписных одеждах, словно бы сшитых золочеными нитками из разноцветных лоскутков. Вообще они чем-то напоминали Максиму цыган.

Якбаал относился к ним с почтением — лично помог толстяку слезть с колесницы, улыбаясь, повел в дом. Двое других — видать, поменьше рангом — почтительно шли сзади.

Макс увидел их из беседки, хотел было выйти навстречу, но оказавшийся поблизости Сетнахт — гнусный преступник Сетнахт, убийца кошек! — сделал предостерегающий жест:

— Хозяин хочет, чтобы ты подождал его здесь, Ах-маси.

Молодой человек пожал плечами:

— Хочет — подожду.

Сетнахт ничего более не сказал, лишь улыбнулся и застыл невдалеке статуей, скрестив на груди руки.

Ждать пришлось недолго — выйдя из ворот дворца, господин Якбаал быстро зашагал к беседке. Осклабясь, похлопал юношу по плечу:

— Надеюсь, ты не очень скучал здесь, друг мой?

— Да нет, некогда было. Учился новым словам и грамоте.

— Похвально, похвально. Вот что, друг мой… — Якбаал немного замялся. — Я бы не очень хотел, чтобы о тебе кто-то знал…

— Так скажите, что я ваш племянник!

— Можно, но… Начнутся всякие расспросы и прочее. Мои гости — важные люди, но они пробудут здесь недолго, дня два. Тебя не затруднит пожить пока в одной из хижин? Немного… слуги обставят там все с необходимым комфортом.

— Как скажете, господин Якба.

— Вот и славно, вот и договорились. Танцовщицы сегодня будут заняты… но одну я тебе пришлю, скажи кого.

— Кого хотите. — Опустив глаза, юноша равнодушно пожал плечами.

— Да, и еще попрошу тебя эти два дня не выходить в сад.

— Хорошо.

— Вот и славно!

Якбаал вернулся к гостям, лучась довольством и умиротворением, Максим же в сопровождении одного из слуг зашагал к хижинам.

В бледно-голубом выцветшем небе ярко пылало солнце. Свернув с главной дорожки направо, ведомый слугой юноша зашагал вдоль обсаженной колючим терновником стены храма Сета и невольно оглянулся — вот где-то здесь должен быть лаз. Вот, кажется, за тем кустом… Господи, что это? Показалось вдруг — на колючках повис маленький кусочек неба. Светло-голубой лоскуток… Обрывок от платья Уны!

— Погоди-ка!

Макс замедлил шаг, намереваясь свернуть к кустам, оглянулся… И понял, что опоздал, увидев идущего позади Сетнахта в сопровождении бритоголовых девушек. Кивнув юноше, жрец остановился, снял с куста лоскуток и, недовольно покачав головой, бросил его младшим жрицам. Обругал прислугу — мусора, дескать, набросали…

У Максима отлегло от сердца. Пусть хоть так — мусор. И все же надо будет предупредить Уну. Ах, что же она вчера была так неосторожна! Только вот как с нею встретиться, если нельзя выходить в сад? Юноша усмехнулся: ну, если очень хочется, то, наверное, можно. Главное — не попадаться на глаза гостям.

Хижина оказалась обыкновенной — овальная в плане, крытая папирусом, без окон, с дверным проемом, занавешенным плетенной все из того же папируса циновкой. Такие же циновки покрывали и глинобитный пол, правда, посередине имелось широкое ложе, явно принесенное недавно. Еще были медное зеркало, сундучок с разноцветными флаконами и большая глиняная кружка с вином. Что и говорить — необходимый комфорт Якбаал обеспечил. Холодильника вот только еще не хватало для полного счастья и телевизора с музыкальным центром… Как же, однако, встретиться с Уной?!

— Господин! — едва слуга удалился, как послышался чей-то тоненький голос.

Вскочив на ноги, юноша отдернул циновку и увидел перед собой девушку — одну из служанок.

— Уна сказала, что сейчас будет чистить одежду, — оглянувшись по сторонам, быстро произнесла девчонка. — На заднем дворе.

Сказала и тут же убежала, сверкая голыми ягодицами. Ох, ну и мода же здесь, к слову сказать! Отличная мода для юных девушек!

Покинув хижину, молодой человек поспешно миновал сад и вышел на задний двор, занятый разными постройками — колодцем, птичником, амбарами и двумя башенками-элеваторами для зерна, похожими на огромные перевернутые кувшины.

Все слуги — из тех, кто не был занят непосредственным обслуживанием гостей, — занимались делом: кто пропалывал на огороде грядки, кто таскал воду в большом кувшине, кто чистил к обеду огромную, наверное, только что пойманную в Ниле рыбу.

Уну Максим увидел в сторонке, за амбарами. Развесив на веревке серые полосатые брюки, девушка старательно чистила их тряпочкой, периодически промакивая ее в каком то пенном растворе. Пиджак и сорочка лежали рядом, в траве.

Юноша подошел ближе:

— Уна!

— А, явился, — обернулась девушка. — Помнится, ты как-то хотел посмеяться над одежкой хозяина? Ну, смотри, смейся.

Максим хохотнул, изображая удивление:

— И в самом деле смешно. Это что же — трубы для ног?

— Они самые! — Уна засмеялась. — Я-то уже привыкла к их виду, а другие… Вот, специально выбрала укромный уголок, чтоб не смотрели.

Молодой человек уселся в траву рядом с пиджаком и рубашкой. И то и другое пахло дорогим одеколоном и потом.

Одеколон!

А может быть, просто местные благовония?! По силе и запаху они никаким духам не уступят, скорее даже наоборот, превзойдут.

— Уна, ты уже зашила платье?

— Нет еще.

— А оно у тебя одной такое?

— Голубое — только у меня. А почему ты спрашиваешь? — Уна скосила глаза.

— Сетнахт нашел в терновнике лоскуток. Твой.

— Ну нашел. И что же?

— Не знаю. Просто решил тебя предупредить.

— Спасибо… Что же ты не смеешься?

— Еще не все рассмотрел… Можно?

— Да смотри, смотри. — Обмакнув тряпку в пену, девушка принялась стирать с брюк пятно.

А Максим тем временем быстро обследовал пиджак. Начал с внутренних карманов… теперь — внешние… Ничего! Абсолютно пусты!

Юноша разочарованно отложил пиджак в сторону. Ну, отыскать там бумажник он и не надеялся, но хоть что-нибудь, какой-нибудь обрывок буклета или чек из магазина… Ничего!

— Уна, ты говорила, Якбаал часто надевает это платье?

— Не часто. Но надевает. На богослужение. Он же хека хасут, а у них свои боги, и самый сильный — Баал, бог грозы, молнии, войны и власти. Такой же, как наш Сет. Кстати, некоторые говорят, что это — один и тот же бог. Сет и Баал.

Максим слушал вполуха — честно говоря, вопросы богословия его как-то не очень занимали. Особенно сейчас, когда он так надеялся отыскать хоть что-нибудь, внести хоть какую-то ясность. Правду ли говорил Якбаал? Действительно ли так сложно вернуться обратно в то, родное время? Может, сам-то он наведывается туда, когда захочет? Может, и вот сейчас, недавно был? Иначе зачем брать с собой костюм? Только ли для богослужений?

— О чем задумался, милый? — Бросив тряпку, Уна устало присела рядом и вздохнула. — Воистину, я не могла уснуть всю ночь.

— Из-за вчерашнего? — Поднял глаза Максим.

— Да… Ты же сам помнишь всю гнусность! Принести в жертву кошку… Это кем же надо быть?! Знаешь, Ах-маси, мне здесь почему-то страшно. И чем дольше я тут живу, тем страшнее. Не только мне — всем, кроме, наверное, служек Сетнахта.

— Сетнахт… А о нем ты что-нибудь знаешь? Он давно здесь?

— Всегда был. По крайней мере на моей памяти, а я здесь уже три года. Целых три года! О великий Амон, когда же это кончится? Когда ты поможешь мне покинуть это гнусное место, когда? — Девушка уткнулась лицом в ладони и зарыдала.

— Ну, ну, Уна. — Максим ласково погладил ее по спине. — Не стоит так убиваться. Неужели и в самом деле отсюда столь трудно бежать?

— Трудно? — Девушка подняла заплаканные глаза. — Невозможно! Здесь все, все…

— Знаю — все принадлежит нашему хозяину. И везде его люди — и на пристани, и в оазисе. А в пустыне? Она же, кажется, не так далеко?

— В пустыне? — Уна удивленно качнула головой и хмыкнула. — Оттуда еще никто не возвращался живым.

— И все же…

— Ладно, хватит болтать. Помоги-ка!

Сняв с веревки вычищенные брюки, девушка протянула их парню:

— Сейчас вытряхнем, как циновку… И-и-и р-раз!

Тряхнули. И еще, и еще, и еще…

Что-то белое маленькое вылетело из заднего кармана, какая-то бумажка. Упала в траву. Юноша быстро уселся рядом, накрыл клочок рукой.

— Что там увидел?

— Так, какой-то мусор…

Уна развесила на веревке пиджак и принялась орудовать тряпкой.

Максим рассмотрел находку: маленький картонный прямоугольник — билетик на французское метро. Уже прокомпостированный, пахнущий свежей краской. Без названия станции, на которой куплен, просто карне — так называют сразу десяток. Карне! А зачем Якбаалу покупать десять билетов?

Глава 9 Лето — осень 1554 г. до Р. Х (месяцы Паофи и Атир сезона Ахет) Черная земля. Колесница удачи

Билет… А может, он просто-напросто остался с прошлого раза — такое ведь тоже может быть?

Весь день Максим провел в хижине, мучаясь раздумьями: действительно ли Якбаал совсем недавно посещал иную эпоху? И — если отвлечься от этого — зачем ему он, Макс? Зачем обучать местным обычаям, языку, коли скоро предстоит вернуться обратно, домой? А если — не скоро? Якбаал дал понять, что молодой человек ему зачем-то нужен. Правда, так до сих пор и не сказал прямо зачем.

Юноша чувствовал: Якбаал вовсе не альтруист и готовит его для выполнения какого-то важного поручения, причем здесь, в Египте. Именно этим и объясняется столь настойчивая учеба. Якбаал… месье Якба. Неведомо как проникший в Париж вельможа из племени захвативших Египет чужеземцев — «повелителей пустынных нагорий», хека хасут. И случайно — случайно ли? — встретивший там Макса. А затем — временной провал, и вот… Стоп! Из-за чего это все случилось? По большому счету из-за обычной безделушки — золотого сокола. Кстати, а где он сейчас? Остался на ресепшен отеля? Или его забрал себе Якбаал? Скорее уж второе. Сокол… И на спине Тейи тоже ведь был изображен сокол! Знак бога Гора, верховного бога дельты, ныне захваченной сынами Баала. Тейю зачем-то ловят… ловят хека хасут, тот же Якбаал не зря о ней расспрашивал.

Юноша чувствовал во всем этом какую-то нешуточную мрачную тайну, но пока не мог ее разгадать — не хватало сведений. Да и разгадает ли? Если верить смеющемуся месье, не так уж и долго теперь осталось до возвращения домой. Домой…

Раньше как-то некогда было скучать — плавание, побег, потом учеба. А вот сейчас, в минуты вынужденного безделья, тоска по дому нахлынула на молодого человека с особой всепроникающей силой. Зримо представились вдруг серое петербургское небо, дом на Васильевском, родная комната, отец. И конечно, тренер, и секция, и ребята… Бокс! Макс вздохнул: как же давно он уже не тренировался! Да тут и не с кем, разве что проводить «бой с тенью».

Отец… Он, верно, все глаза проглядел и передумал все думы — что с сыном? Почему не вернулся? Как? Кто виноват? И конечно же, будет винить себя, вовсе не тренера. Отец не привык сваливать вину на других, к тому же приучил и сына.

От тяжких раздумий Максима отвлек какой-то шум, раздавшийся вдруг снаружи, от ворот. Кто бы это мог быть? Вернулись охотники, с утра ушедшие за добычей? Или местные крестьяне привезли на санях-волокушах налог?

Молодой человек прислушался и явственно различил голос хозяина. Ого! И этот здесь! Кого это он встречает с черного хода?

Осторожно отодвинув циновку, Макс увидел невдалеке от ворот радостно улыбающегося Якбаала и какого-то мужчину, стоявшего спиной к хижине. Длинный черный парик, белая рубаха, передник с набедренной повязкой — шенти, — по всему видать, человек не простой. Почему же один, без свиты? И на плечах — палка с привязанными к ней сандалиями. Обувь, по здешним меркам, — роскошь. В ней постоянно не ходили, обувались лишь для посещения важных особ.

За спиной незнакомца висел серповидный меч, лица видно не было, лишь локоны парика колыхались — гость качал головой в такт словам.

— Я хочу встретиться с господином Ваахетом лично, — как показалось Максиму, раздраженно произнес гость. На левой руке его, чуть выше локтя, белел рваный шрам — следы волчьих зубов.

— Но… никто не должен видеть вас, уважаемый друг мой, — ласково улыбаясь, возразил Якбаал. — О, нет, нет, не сердитесь! Воистину, я что-нибудь придумаю. О! Никто не увидит здесь вашего лица, если вы… если вы соблаговолите надеть маску.

— Маску?

— Из чистого золота, мой уважаемейший друг! Сам царь не отказался бы от такой.

— Ладно, неси свою маску, приятель! — Махнув рукой, незнакомец снял с плеча палку и быстро обулся. — Я готов! Где твоя маска?

— Идем же за мной, уважаемый господин. Кстати, ночью у нас будет интересно — в храме Сета.

Оба ушли во дворец по черному ходу, и Максим рассеянно опустился на ложе. Какой-то тайный гость. Впрочем, какая разница? А интересно, в золотой маске жарко? Рожу не припечет?

Усмехнувшись, юноша потянулся и смачно зевнул. Улегся, что еще делать-то? Можно было, правда, наплевать на все запреты и отправиться в соседнюю хижину, в гости к девчонкам… да только вот не было сейчас там никого — все услаждали высоких гостей. Снаружи быстро темнело.

Юноша закрыл глаза, стараясь уснуть… и вдруг насторожился, услыхав за стеной чьи-то крадущиеся шаги. Кто бы это мог быть? Кто-то из слуг? Сетнахт?

Максим быстро вскочил на ноги и, затаившись у дверного проема, принял боксерскую стойку — ну-ну, заходи, кто б ты ни был!

Чья-то рука осторожно отвела в сторону циновку.

— Ты еще не спишь, мон шер ами?

— Господин Якбаал?

— Тсс! Я здесь тайно.

Якбаал ужом проскользнул в хижину и уселся на корточки перед ложем.

— Вы — и тайно? — тихо рассмеялся Максим. — Можно подумать, не вы здесь хозяин!

— Тайно, потому что дело — тайное, — туманно пояснил ночной гость. — Вот что, друг мой, ситуация резко переменилась! Наступил такой момент, когда ты, и только ты можешь помочь мне… а значит, и себе тоже.

— Что я должен сделать? — Юноша вскинул глаза.

— Бежать! — просто отозвался хозяин. — Да-да, ты не ослышался, друг мой. Именно что бежать! Ты проникнешь в войско Ка-маси, наглеца, именующего себя властелином Верхних номов. Проникнешь под личиной знатного человека, перебежчика, точнее сказать — политического эмигранта.

Беседа шла по-французски — господин Якбаал явно опасался сейчас чужих ушей.

— Ты красивый парень, ловкий и умный, — продолжал собеседник. — Там, в войске Ка-маси, будет одна девушка. Познакомишься с ней.

— Как я ее узнаю?

— О, просто — она очень красивая. К тому же на спине, между лопатками, имеет татуировку в виде сокола.

— Сокола?! — Макс вздрогнул и тут же опустил глаза.

— Вот этого сокола ты и будешь искать! Помни: без него ты никогда не вернешься обратно домой.

— А что, нельзя было отыскать этого сокола раньше? — с усмешкой поинтересовался молодой человек.

Якбаал вздохнул:

— В том-то и дело, что нельзя. Вещь волшебная — не каждый может взять ее в руки. Ты — один из тех немногих, кому она доступна.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Поверь мне, друг мой, знаю! — Господин Якба потрепал юношу по плечу. — Я ведь не зря возился с тобой, учил языку, манерам. Жаль, не успел обучить оружному бою. Ну да ничего — ты ведь, кажется, неплохо работаешь кулаками и без всякого оружия, а?

— Да, я боксер, вы ж знаете… Но получится ли у меня раздобыть сокола?

— Раздобудешь. — Якбаал усмехнулся. — Он точно у девки! Впрочем, быть может, она его где-то спрятала — не зря же явилась сюда, в войско. Вот и узнай где.

— Легко сказать!

— Девчонка вполне может надеть сокола на шею или привязать к поясной цепочке — тогда тебе будет совсем просто.

— Но не бить же ее!

— Может, придется и бить, — серьезным тоном отозвался хозяин оазиса. — Помни: без сокола ты никогда не вернешься обратно. Можешь мне, конечно, не верить, но это, увы, так.

— А с соколом? — Максим затаил дыхание.

— А с соколом я отправлю тебя в Париж в любое из полнолуний! Выйдешь на «Данфер Рошро», пройдешься по Распаю, по Монпарнасу — эх, и я б с тобой, да некогда. Увы, друг мой, увы! Буду лишь завидовать… при условии, что ты отыщешь сокола. Его обязательно надо отыскать, надо. В первую очередь — тебе!

— А вам? — не удержавшись, тихо спросил молодой человек.

Месье Якба неожиданно рассмеялся:

— Не буду скрывать — и мне тоже. Ты поможешь мне, я — тебе. Такая вот у нас будет коммерция!

— Я согласен! — Порывисто вскочил Макс.

— Вот это другое дело! — Якбаал обрадованно потер ладони. — А то заладил: что, да почему, да как… Прямо диссидент какой-то, клянусь Сетом! Отправишься уже завтрашней ночью. Доберешься до реки — на излучине тебя будет ждать корабль. Спросишь кормщика Бекенхонсу.

— Корабль на излучине. Кормщик Бекенхонсу, — послушно повторил Максим.

— Наденешь самый лучший парик, золотое ожерелье, сандалии…

— Сандалии?!

— К тому же возьмешь колесницу. Да-да, не удивляйся! Здесь везде, по всему оазису, мои люди — они пропустят колесницу с одиноким юношей, то есть с тобой. Запомни, тебя теперь зовут Джедеф, сын вельможи Птахотепа из города Инебу-Хедж. Твой отец был казнен по приказу царя Апопи, тебе же удалось бежать, и теперь ты жаждешь отомстить захватчикам дельты.

— Но…

— Твой костюм, твой вид и манеры говорят о тебе больше, нежели ты думаешь! Все пройдет отлично — никто ничего не заподозрит, в войске Ка-маси много таких, как ты. Делай что хочешь. Как только сокол окажется у тебя, ты знаешь, где меня отыскать. Этот оазис называется Сет-хотеп. Любой покажет и проведет. Ну, готов? Тогда жди.

Якбаал принес одежду лично — видать, в некоторых делах не доверял даже собственным слугам. Объяснил, как отворить ворота, как управлять колесницей…

— Да тебе не долго и ехать, река близко.

Потом простился, ушел…

Нет, не совсем ушел — голос его загремел во дворе вновь:

— Что тебе надобно от меня, Сетнахт? Что ты ходишь за мною повсюду? Девка? Какая девка? Что?! Имела наглость подсматривать? И как же, интересно знать, — через отверстие в ремонтной шахте? Ты ее что, там видел? Какой еще лоскуток? Ладно, поступай с ней как знаешь, девкой больше, девкой меньше — какая разница? Пленниц скоро будет много, очень много, Сетнахт! Что-что? Принести в жертву? Сету? Баалу? А неплохая идея! Сегодня же ночью покажем жертвоприношение нашим гостям. Молодец, Сетнахт, соображаешь! Только вот что… Девка-то пока нужна — она хорошо поет и пляшет. Схватишь ее ближе к ночи — куда она денется-то?!

Якбаал был раздражен и говорил громко, слишком громко. Впрочем, а кого ему было опасаться — подумаешь, какая-то служанка! Кому до нее есть хоть какое-то дело? Правильно, никому. Ну, разве только Максу…

Юноша сразу понял, о ком идет речь! Голубой лоскуток, ремонтная шахта… Уна! Кто же еще-то? Ай да Сетнахт, вмиг вычислил излишне любопытную девку. Что и говорить, молодец. Вот только как теперь быть с Уной? Как?

В полдень явился слуга с большим свертком от Якбаала. Парик, одежка, сандалии. Максим больше не думал — ждал. Устал уже от ожидания, пока наконец не увидел.

Уна забежала на миг в свою хижину… Быстро оглянувшись по сторонам, Максим юркнул туда же.

— Ой! — Девушка обернулась. — Ты так меня напугал! Такой сегодня день суматошный. Что у тебя с глазами? Ты чем-то взволнован?

— Уна, тебе надо срочно бежать!

— Что?!

— Сетнахт узнал о твоем любопытстве.

— Что ж…

— Нет-нет, не опускай руки. Лучше послушай меня! Здесь, в свертке, парик и одежда. Как станет темнеть — переоденься и жди меня в кустах у черных ворот.

— Что ты задумал, Ах-маси? — испуганно прошептала Уна. — Я… я ничего не понимаю.

— А тебе и не надо понимать. Просто верь мне. Ведь мы же друзья!

— Да, друзья.

— А друзья должны помогать друг другу.

Девушка посмотрела парню в глаза и вдруг улыбнулась:

— Хорошо, милый. Я сделаю так, как ты скажешь.

Вечер пришел незаметно. Начинало темнеть, и на лиловом небе высыпали звезды. Задний двор был безлюден, как и должно было быть, как и должно…

Подойдя к воротам, Максим осмотрелся и тихонько позвал:

— Уна!

— Я здесь.

Девушка уже переоделась, накрасилась, натянула парик. Да-а-а… Не узнаешь при всем желании! Даже грудь под богатым ожерельем не очень-то просматривалась сквозь тонкую белую ткань.

— У излучины стоит корабль. Спросишь кормщика Бекенхонсу. Тебя зовут Джедеф, сын Птахотепа. Уплывешь отсюда — дальше уж соображай сама.

— Я все поняла, Ах-маси. Но как же ты? Давай убежим вместе!

— Я убегу. — Макс усмехнулся. — Только не сейчас, позже.

Подмигнув девушке, он зашагал к конюшне и, выведя приготовленную колесницу, отодвинул на воротах тяжелый засов.

— Удачи тебе, Уна!

— И тебе…

— Стой… Не забудь-ка связать мне руки… вяжи-вяжи… Чем? Да хоть своим девичьим пояском… Да-да, именно им! Все, поезжай… Удачи!

— Да будет с тобой Амон!

Тихо скрипнули колеса, и запряженная парой гнедых колесница — колесница удачи — скрылась в вечерней тьме. Проводив девушку взглядом, Максим вздохнул и с усмешкой повалился наземь.

Глава 10 Осень 1554 г. до Р. Х. (Месяц Хойак сезона Ахет) Черная земля. Тезка

Красновато-коричневая от плодородного ила вода Хапи растекалась от носа корабля длинными пенными усами. Судно шло ходко: ветер был попутным, а парус — большим и крепким. Дюжие матросы, в обычное время — гребцы, развалясь, сидели у бортов, в любую секунду готовые по приказу кормщика схватить управляющий парусом канат или взяться за весла.

Сняв надоевший парик, Максим сидел на носу и задумчиво глядел вдаль. Проплывали по берегам деревни с глинобитными хижинами, все чаще попадались поля — уровень воды понизился, начинался сев, и чем дальше к югу, тем активнее. Мычали запряженные в легкие плуги коровы, сеятели бросали семена в землю, а ведущие коров по бороздам мальчишки махали проплывавшему кораблю руками и что-то кричали, вызывая явное недовольство бывшего тут же чиновника в белом головном платке и длинной плиссированной юбке-схенти. Чиновник и бывший при нем писец с папирусным свитком в руках, как видно, следили за ходом полевых работ, готовые доложить своему повелителю о каждом брошенном в землю зернышке. Из поучений Якбаала Максим знал уже, что все работы в Египте — да вообще все — строго регламентировались. Любая мелочь подлежала строгому учету, что, конечно, способствовало распределению урожая. Денег — собственно монет — в Черной земле не было, никому еще не приходило в голову набить в кузнице золотых и серебряных кругляшков с парадным портретом фараона, что, конечно, сильно затрудняло торговлю, по сути — обмен. Существовали, правда, чисто условные единицы, четко определявшие стоимость той или иной вещи, — шетит, дебен, кедет. Но все это были чисто весовые категории, к примеру, дебен был равен девяноста граммам золота, серебра или меди, кедет — девяти. Средней величины и комфортности дом стоил один дебен серебра плюс пять кедетов золота, бык — около полусотни дебенов меди, красивая рабыня — два дебена серебра плюс шесть дебенов меди, десять мешков зерна — два дебена меди. Раз денег не было, все менялось — и довольно трудно было, скажем, купить на том же базаре полупрозрачную невесомую ткань, называемую «сотканный воздух». Мало было иметь представление о ее стоимости, для начала нужно было узнать у торговца, что он за нее хочет. Зерно, медные браслеты, несколько кувшинов вина или еще что-нибудь. Макс хорошо помнил, как они когда-то «покупали» еду с Тейей. Тейя… Где-то она сейчас? Даст бог, все же удастся ее отыскать.

К удивлению юноши, господин Якбаал, узнав о побеге Уны, сразу же принялся громко и долго хохотать, хлопая себя по ляжкам:

— Ай да рабыня! Ай, хитра! Что ж, значит, Уна затянула тебя в постель, что неудивительно, ведь она красивая девка, потом связала…

— Сначала чем-то опоила…

— Неважно. Извини меня, друг мой, но попался ты в девичьи сети, как последний простофиля! Ладно, ладно, не обижайся — сбежавшая рабыня вовсе не повод для ссоры. Эко богатство — девка! Куплю других, еще красивее. Да, полагаю, и не денется она никуда — везде в оазисе мои люди.

— Она воспользовалась моей одеждой и колесницей, — шмыгнув носом, напомнил Максим.

— Ах, да… Я же и говорю — хитрунья! Не бери в голову, но уж теперь придется тебе потруднее: корабль Бекенхонсу, полагаю, уже давно отчалил, так тебя и не дождавшись. Придется теперь тебе самому искать попутное судно — ждать некогда, скоро начнется большая война. И ты должен успеть сладить дело до ее начала.

— Слажу, — хмуро кивнул молодой человек. — Добраться бы…

— Доберешься! — Якбаал похлопал его по плечу. — Я дам тебе золотые браслеты и несколько ожерелий — хватит расплатиться с самым привередливым корабельщиком.

К своему удивлению, попутный корабль юноша отыскал достаточно быстро — барка торговца вином Имхотепа из Сина как раз направлялась в Уасет, а именно оттуда должно было отправиться войско молодого южного царя Ка-маси, сына Секеннера. В пику северным захватчикам Ка-маси, как и его отец, упорно именовал себя фараоном — властелином всей Черной земли, хотя фактически ему подчинялись только некоторые южные номы. Остальные же сочувствовали и были б вовсе не прочь поддержать молодого царя в его войне с хека хасут… если б военные действия сложились удачно.

Как и всегда в период смуты, кроме регулярных армий по всей стране бродило множество непонятно каких отрядов, по сути — разбойничьих шаек. Время от времени они примыкали к той или иной стороне, а чаще всего действовали на свой страх и риск, по принципу многочисленных «батек» времен Гражданской войны в России: «Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют». Вот таких бандочек следовало опасаться, о чем несколько раз предупредил Якбаал. Потом обнял юношу на прощание:

— Да не оставят тебя своими милостями Сет и другие боги!

Судно имело несколько якорей и, останавливаясь на ночлег, к берегу не подходило — синский купец Имхотеп вовсе не собирался рисковать своим товаром. О плате за проезд договорились быстро, и, когда один из серебряных браслетов перекочевал в заплечную суму Имхотепа, Максим стал на судне самым важным пассажиром. А собственно, других и не было, в смутные времена мало кто отваживался пускаться в дальние путешествия. Что же касается местных, транзитных пассажиров, так им столь быстроходное судно было явно не по карману, перебивались и обычными лодками.

— Эй, Джедеф! — закричал из беседки купец. — Ты что там увидел?

Максим не сразу понял, что обращаются к нему. Джедеф — под этим именем он и пробирался на юг, по заранее разработанной Якбаалом легенде… которой уже воспользовалась Уна и, дай-то бог, успешно.

— Джедеф! Да откликнись же!

Юноша обернулся:

— А, любезнейший Имхотеп, да будет благословен твой Ка! О чем ты хотел спросить меня?

— Не спросить, а позвать. — Купец хитро прищурился и засмеялся. — Сыграем в «змею»? Ну, хотя бы пару-тройку партеек, а? Так и быть, ставлю на кон кувшин своего лучшего хами!

Максим хмыкнул: надо же, расщедрился! Хами — нечто вроде ликера — конечно, вино неплохое, что и говорить. Да вот только Имхотеп этот — больно уж хитрый игрок. Рука набита! За два дня пути уже выиграл у Макса два серебряных браслета и три медных колокольчика. И все ему мало — вот жлобина!

— Дам фору, — продолжал уговаривать купец. — Против моего вина — всего лишь медный браслетишко. Ну, давай, давай, решайся — что еще нам тут делать-то?

Делать действительно было пока нечего, а торговец, насколько успел понять юноша, характер имел такой, что ни за что не отстанет.

— Ладно, — Макс наконец сдался. — Сыграем, потешим наши Ка!

Торговец быстро расставил на медном игровом поле фишки в виде голов ибиса и, протянув напарнику коробочку с кубиками, улыбнулся:

— На! Мечи первым.

Юноша раскрутил коробку, высыпал кубики на палубу и сделал соответствующее количество ходов. Затем пришел черед купца — ему гораздо менее повезло, что, впрочем, его ничуть не расстроило — игра-то еще только начиналась. Лишь заметил:

— Давно хотел тебе сказать — неправильно ты кости бросаешь. Не так надо.

— А как?

— Дай покажу… Впрочем, нет. Чтобы ты потом меня обыгрывал, да?

— Да не больно-то и надо, — обиделся Максим. — Все равно я не сегодня завтра сойду, мне ведь не до самого Уасета плыть.

— Ладно, ладно, уговорил — покажу! И еще скажу о неких… гм-гм… хитростях. Но только завтра… или сегодня вечером, после того как сыграем.

— Эх, алчный ты человек, Имхотеп! — качнув головой, посетовал юноша.

— Так я же торговец! Ну, давай, бросай — твоя очередь.

Макс проиграл все партии — был невнимателен, не об игре по большому счету думал. Купец — жилистый, широкоплечий, с шоколадного цвета кожей и блестящими белками глаз — радостно потирал руки. Полюбовавшись выигранными браслетами, убрал их в сундучок и, разлив по кружкам вино, — угощаю! — принялся, как и обещал, учить парня премудростям этой, казалось бы, нехитрой игры.

— Кости бросай так… А коробочку крути вот этак… Видишь, да? Вот я беру кубики… вот положил их в коробочку… видишь, сколько там очков? А теперь смотри… оп! Ха-ха! Видал, да? На-ка, сам попробуй!

После долгих тренировок Максим все-таки навострился выбрасывать примерно такое количество очков, сколько ему было нужно. Снова сыграли три партии, из которых одну юноша выиграл.

— Вот! — обрадованно закричал торговец. — Вот видишь, научил я тебя все-таки!

Впереди, у излучины, показались рыбачьи лодки — одна, две… восемь. Четыре челна покачивались у берега, а четыре других направились ближе к середине реки, прошмыгнув под самым носом корабля Имхотепа. В каждом челне — довольно небольшом и даже, можно сказать, утлом — находилось человек пять, а то и больше, если считать гребцов. Как же они друг другу-то не мешали?

Один из челноков замешкался, ткнулся кормой в борт купеческого судна.

— Эй вы, неумехи, чтоб вас крокодил сожрал! — перегнувшись через борт, заорал кормщик… и вдруг затих, захрипел, поймав горлом тяжелую боевую стрелу!

Что? Что такое?

И снова раздался свист — это сидевшие в челноках рыбаки вытащили спрятанные под сетями луки, выбивая из экипажа торгового корабля самых сильных — гребцов и прочих матросов. Максим и глазом не успел моргнуть, как под прикрытием лучников челноки атаковали судно, словно гиены, набросившиеся на ослабевшего льва.

Купец Имхотеп вытащил из-за сундука серповидный меч и короткое копье с плоским бронзовым наконечником. Меч он оставил себе, а копье бросил Максу:

— Защищайся! Но лучше — спасайся вплавь.

Оп!

Сразу двое пиратов, забравшись на борт корабля, напали на юношу, угрожающе размахивая копьями. Они славно бились, по всему чувствовался опыт — копье, которым орудовал Максим, было выбито у него из рук буквально после двух-трех ударов. И тяжелое вражеское острие уперлось прямо в сердце!

— Да примет эту жертву Баал! — гнусно ухмыляясь, заорал вражина — смуглый, с черной кудрявой бородой и всклокоченной шевелюрой.

— Постой, Хайрак! — Какой-то высокий молодой мужчина, чистый египтянин по виду, перехватил копье сильной рукой и, прищурившись, посмотрел на Макса. — Ты, парень, кажется, не бедняк?

— Не бедняк, это так, — согласился юноша. Он, конечно, мог бы сейчас дернуться, попробовать отобрать у кого-нибудь оружие и сражаться… только вот чего достиг бы собственной смертью? Кстати, многие корабельщики, включая и самого купца Имхотепа, поступили сейчас точно так же, массово сдаваясь в плен неведомому врагу.

— Свяжите его, — приказал египтянин, видать, бывший в шайке за главного, и сразу двое пиратов — дюжих мускулистых молодцов — принялись азартно вязать пленника.

— Кто хозяин судна? — когда все было кончено, грозно вопросил главарь.

Кто-то из слуг вытолкнул на середину палубы несчастного Имхотепа.

— Я хозяин, — поник головою тот.

— Что за груз?

— Вино. Триста кувшинов.

— Вино? Отлично, клянусь Осирисом! — атаман шайки явно обрадовался. — Куда везешь? В Уасет?

— Да, в Уасет.

— Часть кувшинов мы возьмем себе, — подумав, заявил разбойник. — С остальными ты поплывешь в Уасет в сопровождении моих людей. Нам нужно оружие, ты приобретешь его для нас в Уасете.

— О господин… — Торговец не знал, грустить ему или радоваться.

С одной стороны, он был только что ограблен до нитки, но с другой — получил жизнь. И кто его знает, как там, в Уасете, все обернется?

Окинув строгим взглядом купца, главарь указал пальцем на Макса:

— Этот человек и вправду так богат, как о том свидетельствует его платье? Отвечай, торговец!

— Да уж, не беден. — Имхотеп улыбнулся. — Думаю, вам не очень-то выгодно его убивать.

— Без тебя разберемся!

Атаман повелительно взмахнул рукой, и всех пленников с угрозами и ругательствами принялись пересаживать в лодки. Ох, и неудобно же оказалось в челне! Узко, тесно, а еще какой-то черт в спину копьем колет да ржет, противно так, словно пьяная лошадь.

Макс повернул голову:

— Эй, там, полегче!

И, тут же получив по зубам, полетел на дно лодки.

Так себе был удар, средненький — зубы не выбил, только раскровянил губу. Юноша раздосадованно сплюнул, четко понимая, что злиться-то сейчас надобно на самого себя — чего языком-то болтал? Спокойнее надо, спокойнее. Из лодки сейчас уж точно не сбежишь — нужно посмотреть, что дальше будет.

Дружно повернув к излучине, лодки, не снижая набранной скорости, влезли в заросли камыша и папируса и долго плыли по какой-то узкой извилистой протоке, распугивая многочисленных гусей и уток. Птицы было много, как и рыбы в реке, так что голод разбойникам явно не угрожал.

Несмотря на свое незавидное положение, Максим с любопытством посматривал по сторонам. Коричнево-зеленый камыш высотой в человеческий рост, желтоватый папирус, кругом — птичий гомон, а над головой — чистое, пронзительно-голубое небо.

Под днищем челнока наконец заскрипел песок — похоже, приплыли. Лодки остановились, и спрыгнувшие в воду разбойники принялись подгонять пленников:

— Быстрее, быстрее, не то останетесь здесь, на корм крокодилам!

Одного — самого неповоротливого, а скорее просто попавшего под горячую руку — тут же и закололи, в назидание другим, и бедняга, захрипев, ткнулся лицом в грязную от поднятого ила воду. Да так и застыл с зияющей в спине раной, кровь из которой окрашивала алым цветом качающиеся на волнах камыши.

А они людей не жалеют! Макс передернул плечами — человеческая жизнь здесь стоила так мало, что об этом можно было и не говорить. Кстати, точно так же и Якбаал относился к своим слугам. Взять вот хоть Уну. Ну, сбежала девка, и черт с ней! Новую купим. А эту, буде попадется, казним, чтоб другим неповадно было.

Камыши вскоре раздвинулись, и показался берег — распаханные поля, пальмы, аккуратные, крытые папирусом хижины, два добротных дома из кирпича-сырца, амбары. Деревня. Обычная такая деревня. Интересно, кому подчиняется ее староста — южному фараону Ка-маси или властителям дельты?

Всех пленников загнали в амбары, предварительно распределив, кого куда. Гребцов и слуг поместили отдельно, а вот Максима отвели в другой амбар, в котором уже находились люди. Скрипнув, затворилась за плечами пленника дверь. Заметив людей, юноша вежливо поздоровался:

— Да не оставят вас своими милостями Амон и другие боги.

— Воистину не оставят, — с улыбкой ответствовал сидевший в углу парнишка, на вид несколько младше Макса. Проникавшие сквозь прорехи в крыше солнечные лучи выхватывали из полутьмы приятное лицо незнакомца, короткие черные волосы, бронзовые плечи.

— Как твое имя, о благородный молодой человек? — встав на ноги, несколько витиевато поинтересовался парень.

— Меня зовут… Джедеф, — с улыбкой отозвался Макс. — Эти разбойники захватили меня в плен на барке.

— Как и почти всех здесь… Меня зовут Ах-маси! — слегка поклонившись, представился юноша.

— Как-как? — удивленно переспросил Максим.

— Ах-маси. Сын Ибаны, властелина Анхаба! — Подросток с важностью выставил вперед ногу и обвел рукой остальных: — А это всё мои люди — славный десятник Сути, достопочтенный Ментухотеп, владелец коровьих стад Сенуфер-ра, краснодеревщик Атарша. Как видишь, все почтенные люди! Мой отец пригласил их на охоту и… — Ах-маси номер два вздохнул и развел руками. — Кстати, ты не голоден? Нас тут плохо кормят, но у меня есть остатки лепешки. Вот, возьми!

— Да возблагодарит тебя Амон, добрый юноша! — со всей искренностью поблагодарил Максим. — Все-таки как приятно оказаться в компании столь благородных и досточтимых людей.

В ответ на лестный комплимент поднялись на ноги и остальные пленники, каждый счел своим долгом как-то выразить свое отношение к вновь прибывшему товарищу по несчастью. Славные, истинно благородные люди.

— Ешь, ешь! — улыбнулся Ах-маси Второй.

Тезка! Выглядел он молодо, очень молодо, наверное, не так давно надел пояс зрелости, ну, может, всего-то лет пять назад. Совсем еще мальчик. Однако этому мальчику с почтением внимали люди гораздо старше его. И даже как-то слушались. Видать, и впрямь этот Ах-маси был сыном очень знатного и влиятельного человека. Как же разбойники-то не побоялись его пленить?! А может, потому и пленили?

— Садись вот сюда, рядом. Тут солома, может, захочешь поспать, о благороднейший Джедеф.

— Ну уж. — Максим совсем засмущался. — Не стоит так меня называть.

Ах-маси вскинул голову:

— Очень даже стоит! Благородного человека видно сразу. Впрочем, других в этот амбар и не бросают. Но вот взять хотя бы тебя, Джедеф…

Макс поспешно спрятал улыбку — по всему было видно, что этому смешливому пареньку пришлось в узилище весьма скучно и теперь он был рад поговорить с новым человеком.

— Да, твоя одежда разорвана, но я вижу — это сусх из тончайшей ткани «сотканный воздух». О, нет, простолюдины не носят такую одежду! Потом, смотри… — Мальчишка осторожно дотронулся до шеи Максима. — Здесь царапины. Значит, сорвали ожерелье. Явно не медное, да? А вот тут, верно, были браслеты…

— Увы, — негромко засмеялся молодой человек. — Браслетов я лишился куда раньше. По собственной глупости — просто-напросто проиграл.

— А в какую игру играли? — оживился толстяк-скотопромышленник Сенуфер-ра.

— В «змею».

— О, в «змею»? Это хорошая игра. Я в ней когда-то знал толк!

— Знал толк? Да ладно тебе прибедняться-то, Сенуфер, — засмеялся в дальнем углу мосластый десятник Сути. — Все знают, что ты как-то раз выиграл целое стадо!

— Да, но я и на кон поставил точно такое же стадо! — тут же парировал толстяк. — Ах, что говорить — у нас все равно нет никаких принадлежностей для сей прекрасной игры. А жаль!

— Не об игре надобно думать, а о том, как отсюда выбраться! — глухо заметил Ментухотеп, уверенный в себе человек лет тридцати пяти — сорока, с жилистыми руками и бесстрастным лицом сфинкса.

— Выбраться?! — Сенуфер-ра усмехнулся. — Ага, поди попробуй! Тут везде охрана, разбойников в шайке больше двух сотен. Очень многие — выходцы из местных деревень. Днем они мирные крестьяне, ночью лучше им не попадаться.

— Это ты к чему, Сенуфер?

— К тому, что незаметно мы не уйдем — земля-то кругом чужая. Чужие и люди! Все — от мала до велика — здесь будут против нас.

— Что же, вот так здесь и сидеть в ожидании выкупа?

— Мой отец заплатит за всех! — гордо воскликнул Ах-маси Второй. — И очень скоро, клянусь Амоном и Осирисом.

— Ага, заплатит, — скептически ухмыльнулся скотовладелец. — За Сути и тебя — да, а мы-то ему зачем?

— Так у тебя и самого золота и скота для выкупа хватит! — невежливо перебил Ах-маси Ментухотеп. — А вот нам что делать? Тому же Джедефу, а?

Ах-маси вскинулся:

— Я же сказал, мой отец…

И тут заскрипели засовы. Дверь отворилась, и на пороге возникли трое разбойников с короткими копьями в руках.

— Советую вам не плескать языками, а спать, — нагло ухмыляясь, заявил один из них. — Завтра с утра приказано выгнать вас на работу!

— На работу?! — Пленники возмущенно переглянулись, видать, сей приказ оказался им в новинку.

— Да-да, на работу! — глумливо захохотали стражи. — Хватит уже зря нашу похлебку есть!

— Да как вы смеете! — Вскочив на ноги, Ах-маси бросился к двери. — Вы разве не знаете, что мой отец…

— Попридержи зубы, волчонок! — Один из разбойников грубо оттолкнул мальчишку. — А до твоего отца нам нет никакого дела, так и знай.

Дверь захлопнулась, и снаружи послышался хриплый издевательский смех.

— Да не попадут их души на поля Иалу во веки веков! — сплюнув, выругался Ах-маси. — Вы как хотите, а я ни на какую работу не выйду!

Максим так и заснул — под возмущенный шепот и долгие приглушенные ругательства.

А утром в распахнутую дверь пожаром ворвался рассвет.

— Встать! — войдя в амбар, громко распорядился охранник. — Всем двигаться друг за другом, колонной, кто дернется в сторону — будет тут же убит.

— А как же выкуп? — ехидно осведомился Сенуфер-ра.

— Выкуп? — Разбойник расхохотался. — Скоро у нас будет всего хватать и без всякого выкупа. А ну пошли!

Щурясь от быстро набиравшего силу солнца, пленники выбрались из амбара и в сопровождении вооруженных копьями и серповидными мечами разбойников направились к блестевшему невдалеке пруду.

— Вот вам ил, вот песок, вот солома, — жестом указал главный охранник. — Все тщательно перемешиваете, топчете ногами, потом лепите кирпичи. Норма — три десятка штук в день на пару. Кто сделает меньше — будет наказан.

— Я не буду работать! — Ах-маси презрительно скрестил на груди руки.

— Не будешь? — Разбойник нехорошо прищурился, круглое толстоносое лицо его сделалось еще более отталкивающим, хищным. — Ладно, не будешь.

Мальчишка торжествующе хмыкнул.

— Но не потому, что не хочешь, а потому, что не сможешь! — Осклабясь, разбойник сделал знак остальным. — Займитесь этим молокососом.

Долго просить не требовалось: хохоча, те набросились на Ах-маси и, скрутив паренька, живо швырнули его наземь, лицом вниз. Один тучный лиходей уселся ему на ноги, другой — такой же — на шею. Третий взял в руку бич из вымоченной бычьей кожи и вопросительно посмотрел на главного.

— Бей! — с усмешкой распорядился тот. — Бей, пока не скажу: хватит.

Раскрутив в воздухе бич, разбойник ударил резко, с оттяжкой, оставляя на спине паренька тонкую кровавую полосу. Ах-маси дернулся, замычал… И снова удар! И еще, и еще, и еще…

Брызги крови оросили сухую землю. Все остальные пленники, окруженные воинами, в ужасе смотрели на экзекуцию. Вынуждены были смотреть.

Несчастный содрогался всем телом и бился, пытаясь вырваться. Напрасные старания — лиходеи хорошо знали свое гнусное дело. А тот, с бичом, все хлестал и хлестал, и страшная мечтательная улыбка застыла на тонких губах его.

— Хватит! — наконец распорядился старший. — Я сказал, Абак, хватит! Остановись же!

Избитого юношу оттащили и бросили обратно в амбар. Остальные молча склонились над деревянными формами…

Жарко пекло солнце. Работа оказалась не бог весть какой трудной, но монотонной и утомительной. Ил, песок и солома перемешивались, полученной смесью заполнялась форма, утрамбовывалась, подравнивалась небольшой деревянной лопаткой, переворачивалась — через восемь дней обожженный на солнце кирпич вполне годился в дело. Сути работал в паре с Ментухотепом, а Сенуфер-ра — с краснодеревщиком Атаршей. Максиму пары не было, и он помогал сразу всем. Уж конечно, норму на первый день не выполнили — не было еще необходимой сноровки.

Вечером, пересчитав кирпичи, главарь презрительно скривился, но, окинув взглядом запыхавшихся пленников, милостиво махнул рукой — видимо, посчитал, что один наказанный уже сегодня есть.

Тезка Максима сидел в амбаре, уткнув лицо в притянутые к груди коленки. Спина его кровоточила, но не так сильно, как можно было бы ожидать, судя по ухмылке того, кто бил.

— Как ты? — Сев рядом, Макс осторожно дотронулся до плеча Ах-маси.

Парень поднял голову — нет, он не плакал, глаза были сухие.

— Они меня били! — с неподдельным удивлением произнес он. — Как такое может быть? Как? Ведь только отец и царь Юга Ка-маси имеют право бить меня! Только они, а не эти простолюдины. Воистину наступили времена, когда рушится мир!

— Ты лучше скажи, как твоя спина? Сильно болит?

— Мужчина должен терпеть боль! Но не унижение! — Ах-маси дернулся. — Они ответят за все, ответят!

И снова опустил голову. Потом улегся на бок на солому и, кажется, задремал.

— Ну? — Ментухотеп, сотник с бесстрастным лицом сфинкса, неожиданно тряхнул головой. — У кого какие будут мысли о прошедшем дне?

— Да какие уж тут мысли, — раздраженно протянул скотопромышленник Сенуфер-ра. — Этак совсем уже до полного беспредела дошло. Виданое ли дело — заставлять благородных людей работать, словно каких-нибудь рабов!

— Я сейчас не об этом. — Ментухотеп смачно сплюнул. — Кто что заметил необычного? Начнем с тебя, Сути.

Десятник шмыгнул носом:

— Все необычное. Выгнали на работу — а раньше не выгоняли, избили Ах-маси — об этом вообще страшно думать.

— Вот-вот, — подтвердил доселе молчавший краснодеревщик Атарша. — Я так своим стариковским умом думаю — мы им почему-то стали не очень нужны.

— Верно думаешь, Атарша! — поддержал старика Ментухотеп. — Точно не нужны!

— Зато кирпичи, похоже, очень нужны! — усмехнулся Макс.

— И это верно подмечено! — тут же одобрил сотник. — А скажите, зачем разбойникам кирпичи? Да еще такого размера — это ведь не на дом, а на крепостную стену. Что они хотят строить — крепость? Зачем? Зачем разбойникам крепость?

— А что, если их кто-то заставляет строить эту крепость? — неожиданно предположил Максим. — Ну, если и не прямиком заставляет, то очень сильно просит. И обещает всяческие богатства, так что им и выкупа никакого не надо!

— Ага, ага, так! — громко зашептал Ментухотеп. — Вот и я думаю точно так же. А еще думаю: убьют скоро нас.

— Как это — убьют? — встрепенулся скотопромышленник.

— А так. Зачем им нас зря кормить? Вот наделаем кирпичей — и убьют.

— И что? Что теперь делать?

— Бежать надо, — твердо заявил сотник. — Выбрать момент — и бежать. И как можно скорее — пока еще есть силы.

— Бежать? — Сенуфер недоверчиво хмыкнул. — И как же? Может, все ж таки лучше дождаться выкупа?

— Выкуп им, очень на то похоже, теперь не нужен. Бежать, только бежать! Ты как, Сути?

— Я — за!

— Ты, Джедеф?

— Я тоже за побег!

— Тогда и я — вместе со всеми, — поспешно вставил слово Сенуфер-ра. — А ты как, старик? Бежишь с нами?

— Побегу, — проскрипел Атарша. — Силы у меня еще есть.

— А меня что, забыли? — неожиданно послышался звонкий голос Ах-маси. — Меня что, не надо спрашивать?

— О молодой господин, — извинительно пробормотал Ментухотеп, — мы полагали — ты спишь.

— Выспался уже, было время. — Юноша зашуршал соломой и уселся на корточки. — Значит, бежим. Что для этого надо?

— Хороший вопрос, — усмехнулся сотник. — Вот как раз сейчас и решим. Полагаю, нужна лодка или корабль. Думаю, сгодится и колесница — пешком-то мы далеко не уйдем.

— Нет-нет, только не колесница! — Толстяк Сенуфер-ра замахал руками. — На ней уж мы точно все головы сломим.

Максим тихонько хмыкнул — у него тоже имелся подобный печальный опыт обращения с колесницей. Это уж точно — далеко на ней не уехать. Корабль, только корабль! Ну, или вместительная, на шестерых, лодка.

— Итак, теперь каждый из нас должен внимательно следить за охраной и другими разбойниками. — Ментухотеп, похоже, уже назначил себя главой беглецов. — Все примечать — когда, куда, в какое время идут, кто старший, ну и так далее.

На том и порешили.

На следующий день с утра снова заявились охранники и погнали пленников на работу. По широкой, ведущей от реки тропе какие-то изможденные люди, числом около пары десятков, подгоняемые бичами надсмотрщиков, тащили огромную каменную глыбу — по всей видимости, предназначенную для постройки крепости. Проводив глазами несчастных, знатные пленники со вздохами приступили к своей работе.

Ах-маси постанывал, но месил ил упорно, стиснув зубы. И поглядывал по сторонам, как и все. Работавший с ним в паре Максим тоже примечал: в какой стороне река, какие к ней ведут дорожки, тропинки, сколько надсмотрщиков обычно охраняют пленников — выходило, не так уж и много. Все, правда, вооружены, некоторые даже луками, но к обязанностям своим относятся беспечно, прямо скажем — спустя рукава. Вот хоть взять того, дальнего охранника — долговязого молодого парня с тупым лошадиным лицом. Не слишком-то усердно он несет службу, больше подглядывает за снующими на поля и обратно девушками. Как и его напарник — более симпатичный и, естественно, имеющий куда больший успех у проходящих мимо девчонок. Кстати, эти двое — лучники. Кто еще имеется, кроме них? А еще только трое! Но эти трое — настоящие сволочи, садисты, которым прямо-таки истинное наслаждение доставляет наблюдать за мучениями пленников. И главный из них — тот самый верзила, что стегал бичом Ах-маси. Гад, каких мало! Вечно ко всем цеплялся — то не так, это не этак, в общем, всячески мешал выполнять норму, а потом с наслаждением наказывал провинившихся, хорошо хоть, главарь его хоть как-то контролировал, иначе б верзила давно бы всех застегал.

Значит, верзила — самый опасный. Плюс те двое с копьями, что находятся в его непосредственном подчинении. Их придется убирать — другого выхода нету. Впрочем, как это нету? А крыша? Да-да, крыша, сквозь которую по ночам просвечивают звезды! Южная страна, где практически не бывает дождей, здесь никто особенно-то и не заботился о состоянии крыш. Ну, в зажиточных домах еще устраивали на них какие-нибудь хранилища или спальни, что же касается хижин или вот амбаров — крыши никому и в голову не приходило перебрать, пока совсем не сгниют.

— Крыша? — вечером переспросил Ментухотеп. — А что? Неплохая идея!

— Только вот как быть с охраной? — Ах-маси не замедлил подать голос. — По ночам дежурят двое — я приметил, когда выставляли посты.

— Я тоже приметил, — ухмыльнулся сотник. — Только их не двое, а трое. Третий — в беседке у тропы, что ведет к реке. А вообще ты молодец, Ах-маси. Поистине достойный сын своего отца.

Юноша поспешно отвернулся, чтобы никто не заметил озарившую его лицо радость — все-таки приятно, когда вот так хвалят. Хотя кто заметил бы в полутьме?

Ментухотеп обвел всех пристальным взглядом, снова усмехнулся и негромко бросил:

— Мы убежим сегодня! Вот только выждем чуть-чуть.

— Сегодня? — опешил обычно невозмутимый Сути. — Как это, без всякой подготовки?

Максим радостно встрепенулся:

— А что готовить-то? Пищи вокруг полно, с вражинами разберемся, уж сейчас придумаем как!

— А лодка?! — задал вопрос Сенуфер-ра. — Откуда мы возьмем лодку?

— На пристани! — тут же воскликнул Ах-маси. — Или в камышах.

— Не спорьте. — Ментухотеп взмахнул рукой и, понизив голос, сказал: — Как раз сейчас у пристани стоит большой грузовой корабль.

— Корабль?! Откуда ты знаешь?

Сотник глухо хохотнул:

— Видели, как сегодня тащили каменную глыбу? Откуда она, интересно, взялась?

— Верно! — быстро выкрикнул Ах-маси. — Ее могли доставить только на грузовом судне!

— Которое будет дожидаться утра, чтобы отчалить. Матросы там наверняка пьянствуют или уже упились — уж я эту братию знаю.

— Значит, решено! — Подросток вскочил на ноги. — Тогда чего больше ждать?

— Верно, ждать нечего. — Ментухотеп тоже поднялся. — Сенуфер, Сути, вставайте к стене. Я — вам на плечи, ну а те, кто помоложе, — на крышу.

Так и сделали: выстроили пирамиду, и — оп! — Максим, а следом за ним и его тезка уже осторожно выглядывали из прорехи.

Кругом была тишина, в ночном небе холодно сверкали луна и звезды. В их призрачном зеленоватом свете видны были черные контуры пальм, кусты, хижины. И крытая камышом беседка у широкой тропы, ведущей к пристани. В беседке находился часовой, и еще двое шатались вокруг амбаров.

— Ну, что там? — запрокинув голову, нетерпеливо прошептал Сенуфер-ра.

Макс склонился вниз:

— Пока ничего. Выбирайтесь!

Ах-маси ухватил его за ноги, и юноша протянул вниз руку, за которую тут же уцепился Ментухотеп. Выбравшись на крышу, сотник с минуту прислушивался, а затем, удовлетворенно кивнув, наклонился, помогая выбраться остальным. Тем временем самые ловкие — тезки — уже спрыгнули вниз и, быстро скользнув в тень амбара, замерли, буравя взглядами пронизанный лунным светом воздух. Где ж часовые? Где?

Вот они! Переговариваясь, разбойники неспешно шагали прямо к амбару.

— Менгебед приказал всех пересчитывать, — лениво бросил один. — Будем?

— Да, уж, верно, придется.

Ах-маси нервно сжал плечо Макса, шепнул:

— Сейчас заметят!

И молодой человек мгновенно принял решение — эти двое парней с копями и мечами явно были уверены в себе. Что им какой-то полуголый безоружный пленник?

— Стой здесь! — тихо приказал Максим и вышел из темноты навстречу стражам.

Те удивленно застыли.

— Как ваши Ка? — не замедляя шага, во весь рот заулыбался молодой человек. — Как семья? Все ли в порядке в доме?

— Спасибо, все… Э! Ты кто такой? О великий Сет! Так это же…

А больше они ничего не успели сказать. Оба. Макс все ж таки был кандидатом в мастера спорта, а подпускать такого человека на расстояние вытянутой руки со стороны самоуверенных стражей было неосторожно, очень неосторожно!

Они даже не успели понять, что случилось. Вот появился из тьмы какой-то странный парень, очень похожий на одного из пленных, улыбнулся, словно встретил вдруг родных братьев или самых лучших друзей, а потом — бац! Бац! И только искры из глаз! И вставшая дыбом земля! И тут же навалившаяся тьма.

— Нок… Раз, два… Аут!

Максим удовлетворенно обернулся — беглецы уже давно спрыгнули с крыши и сейчас находились… находились… находились… Черт! Да где же они?

— Эй! — выглянув из-за угла, тихонько позвал Ах-маси. — Они уже пошли к реке, скорее бежим!

— А часовой? — шепотом спросил Макс. — Тот, что в беседке?

Парнишка улыбнулся, так что в темноте блеснули луной белые зубы:

— Он спит. А винищем разит на всю округу! Бежим же!

Парни ринулись к кустам.

— Не проснется? — когда подбегали беседке, обернулся Максим.

— Ха!

— Значит, хорошее было вино.

Свернув за пальмы, беглецы устремились к пристани по широкой дорожке, той самой, по которой недавно тащили каменную плиту. Путь освещали луна и звезды, отражавшиеся в черных водах реки узкими серебристо-золотыми полосками.

— Вот он, корабль! — Ах-маси резко остановился. — Где-то тут должны быть наши. Сейчас покричу.

— Тсс! — Макс резко зажал мальчишке рот. — Разбудишь матросов!

— Джедеф? Ах-маси? — словно из-под земли возникла вдруг мосластая фигура десятника Сути. — Давайте быстрей, все уже на корабле!

— Вот как? — на бегу удивился Максим. — И как это вы так ловко его захватили?

— А там никого и не было! — Сути с усмешкой сплюнул. — Лишь пара гребцов — да и те пьяные. Остальные, похоже, разошлись по местным девкам.

— Вот славно! Сам Амон помогает нам!

Взойдя на корабль по широким мосткам, они уперлись в грудь Ментухотепу.

— Ну наконец-то! — Передернул плечами сотник. — Теперь можно и отправляться. Берите весла — идем на середину реки.

— А потом? — Послушно схватив тяжелое весло, Ах-маси вскинул глаза. — Утром они нас наверняка заметят!

Ментухотеп усмехнулся:

— Мы поплывем ночью!

— Как ночью?!

— Так! Поставим парус и поплывем.

— Может быть, тогда уж лучше вниз по течению? — приноравливаясь к веслу, быстро спросил Максим.

— Не лучше. Нам вовсе не нужно вниз — там враги! Гребите — и слушайте мой голос!

Ментухотеп отошел к корме, взявшись за широкое рулевое весело. Сенуфер-ра и Сути по его команде втащили на судно мостик и, отвязав швартовы, уселись на весла по другому борту. Старик Атарша устроился на носу с шестом — промерять глубину.

— И — хап! — громко прошептал сотник.

Вздыбились весла. Упали в воду. Первый раз — все-таки вразнобой, а потом все дружнее и дружнее.

— Хап-хап, хап-хап, — сидя на корме, негромко покрикивал Ментухотеп, задавая темп гребле.

Судно оказалось тяжелым, очень тяжелым и неповоротливым, двигалось медленно, так что, когда Максим оглянулся назад, ему показалось, что корабль остается на месте. Может быть, забыли поднять якорь? Хотя нет, вроде бы движемся. Движемся, черт побери, плывем!

— Хап-хап!

Грузная барка не торопясь продвигалась к середине реки.

— Хап-хап, хап-хап, хап…

В какой-то момент Максим снова обернулся — и уже не увидел берега, скрытого густой пеленой ночи. Лишь в нильской воде таинственно мерцала луна.

— Ах-маси, Джедеф, не гребите! Хап-хап, хап-хап, хап…

На середине реки судно развернулось по ветру. Теперь предстояло самое трудное — поднять мачту и парус. Рогатая мачта лежала на корме; рядом во всю длину палубы растянулся рей со скрученным парусом.

— Бросайте весла, — снова распорядился Ментухотеп.

Кажется, этот парень знал толк в управлении кораблем!

— Старик — на рулевое весло, Сенуфер, Сути — по моей команде будете тянуть этот канат, а вы, Джедеф и Ах-маси, — тот. Готовы?

— Да!

— Тогда разом… И-и-и… рраз! Оп… Давай, давай, давай!

Не так-то легко оказалось это сделать — установить мачту. Узкий канат больно резал руки, мускулы напряглись, скользили по влажной палубе ноги.

— И-и-и… еще разок! Давай, давай, давай… Дружненько! Оп-па!

Мачта наконец встала, уперлась рогами в борта. Теперь осталось прицепить к ней рей с парусом — тоже повозиться пришлось. Привязали, подняли — с большим трудом и проклятиями, но подняли, распустили до половины стягивающие парус рифы. Двигаться на полной скорости Менутхотеп пока опасался — ночь все-таки.

Захлопал, зашумел попавший в парус ветер. Судно ощутимо дернулось, заскрипело… И пошло! Пошло, пошло, пошло!

— Ах-маси, Джедеф — на нос, промерять глубину. Потом Сути и Сенуфер вас сменят.

Мокрый шест в руках. Черная вода с мерцающей в ней лунной дорожкой. Оп! Шест на что-то наткнулся, напрягся… Мель?

— Лево руля!

Сути и Сенуфер живо потянули на себя парус, Ментухотеп переложил руль… Слава богам! Снова впереди было чисто.

— Главное — не наткнуться на берег, — громко проговорил сотник. — Тут могут быть излучины, а вы сами видите, что… в общем, ничего не видите. Одна надежда на шест. Эй, Ах-маси, Джедеф! Как там у вас, получается?

— Да вроде бы ничего, слава Амону!

— Держитесь, сейчас возьмем левее и ускорим ход.

Северный попутный ветер наполнял парус, пахло влагой и тростником, а над головой уже начинало светлеть небо. По правому берегу занималась заря, красная, словно кровь. Судно шло уверенно и четко. И — быстро, да-да, быстро — никакой лодке не угнаться! Ну еще бы — пустое-то.

— А ведь мы все ж таки плывем, парень! — Максим потрепал напарника по плечу. — Плывем!

Ах-маси обернулся:

— Плывем, хвала Амону, и Хапи, и всем богам!

И широко улыбнулся. Смешной такой, худенький. Тезка.

Глава 11 Осень 1554 г. до Р. Х. (месяц Теби сезона Переш) Черная земля. Воин

Солнце, жаркое солнце Черной земли Кемет яростно сверкало в бледном голубом небе, принося иссушающую жару и зной. Если б не Великий Хапи — Нил, — вряд ли здесь возможна была хоть какая-то жизнь. Поистине Кемет был даром богов.

Укрывшись от солнца в тени паруса, Максим пристально наблюдал за округой. Впереди, сзади, слева и справа, насколько хватало глаз, расстилалась изумрудно-зеленая сверкающая лента реки, обрамленной низкими берегами, поросшими камышом и папирусом. За прибрежной линией тянулись засеянные поля, рощицы финиковых пальм, заросли терновника и акации. За деревьями виднелись глинобитные хижины, амбары, зернохранилища. Время от времени попадались на глаза пасущиеся стада коз и коров, овечьи отары. Пастухи и работавшие на полях люди громко пели, их было слышно даже здесь, на середине реки, на судне, — ветер доносил обрывки слов и мотив.

— Воистину волею богов обильна всем наша земля! — лениво потягиваясь, произнес толстый скотопромышленник Сенуфер-ра. — Сколько в ней коров, овец, гусей и прочей живности. А сколько зерна, а виноград в дельте? Поистине счастливы мы, родившиеся в столь благословенной земле!

Максим хмыкнул — с детства не любил пафосных речей. Впрочем, толстяк тоже недолго предавался славословиям:

— Ты, кажется, говорил, Джедеф, что умеешь играть в «змею»?

— Ну, умею, и что? — Юноша пожал плечами.

— Я нашел на корабле принадлежности для игры, — вкрадчиво пояснил скотопромышленник. — Правда, не хватает кубиков, но ведь их можно вырезать самим — ножи на судне имеются.

— Да уж. — Молодой человек согласно кивнул. — Ты, я вижу, игрок, дружище Сенуфер!

Толстяк почмокал губами:

— Так… Игрывал когда-то. Так что, попробуем сыграть? Кубики я, так и быть, вырежу.

— Давай, все равно делать пока нечего.

Максим потянулся… и застыл, бросив взгляд вперед. Там, неизвестно откуда, скорее всего из-за излучины или из камышей, выплывали три больших корабля, полные гребцов и воинов! Сверкали на солнце весла, звенели задававшие гребле темп медные диски, ощетинившиеся копьями суда грозно надвигались на корабль беглецов.

— Эй, просыпайтесь! — громко крикнул Макс. — Тревога!

Спящие тут же проснулись, вскочили на ноги — Ментухотеп, Сути, старик Атарша… Только вот Ах-маси спокойно дрыхнул себе на корме, накрывшись циновкой. Как же, умаялся, бедняга, — всю ночь напролет рассказывал какие-то страшилки про загробную жизнь да хвастал своей личной гробницей, которую, мол, по приказу отца вот-вот начнут строить. Вообще, хорошая гробница — это, по здешним понятиям, было круто. Совершенно необходимейшая вещь! Дом по большому счету мог быть каким угодно — глинобитным, из кирпича-сырца, да хоть из пальмовых листьев, а вот гробница — обиталище Ка — совсем другое дело. Красный гранит, базальт, розовый и белый мрамор, туф. Гробница — это не какой-то там дом, это для жизни вечной!

Чужие корабли между тем уже плотно окружили барку, как деревенские собаки окружают случайно забредшего в селение приблудного пса. Принюхиваются, скалят клыки, готовые вот-вот броситься. Так и здесь.

И не скрыться было уже, не убежать. Хотя, быть может, стоит попытаться броситься в реку и достигнуть берега вплавь? А потом еще посмотрим, догонят ли беглецов в камышах?! Макс подошел к борту и оглянулся — ну где же, черт побери, Ах-маси?

— Это не хека хасут! — всмотревшись, нервно прошептал Сенуфер-ра. — Это скорее южане. Люди из Верхних земель!

— Тогда чего же мы опасаемся? — резонно спросил Максим. — Это ж наши друзья!

— А могут быть и разбойники, тут их много!

— Сдавайтесь! — громко прокричал с ближайшего корабля какой-то вельможа в изысканном парике и в панцире из нашитых на толстую ткань мелких металлических бляшек. О, как яростно сверкало в них солнце! — Сдавайтесь или, клянусь Амоном, мои копьеносцы наделают хороших дыр в ваших шкурах!

— Не слишком-то они ласковы, как я погляжу. — Хмыкнув, Макс бросился на корму. — Эй, Ах-маси, вставай! Да проснись же! Протри поскорее свои глаза!

Странно, но Ментухотеп не предпринимал сейчас вообще никаких действий, просто стоял посреди палубы, скрестив на груди руки. Стоял и смотрел. Словно бы и впрямь собирался сдаться. Не похоже это было на сотника, ой не похоже… А может, у него имелся какой-то план?

— Эй, Ах-маси, да проснешься же ты наконец?

Мальчишка таки продрал глаза, поднялся на ноги. И конечно же, сразу увидал чужие корабли. Поджал губы… И вдруг в черных глазах его искрами вспыхнула радость!

— Усеркаф! — Ах-маси стремительно бросился к борту и замахал руками. — Усеркаф! Это я, я, Ах-маси!

— Ах-маси?! — Стоявший на носу быстро приближающегося судна вельможа в панцире и парике повернул голову.

И тут Максим тоже узнал его, увидев рваный, пересекающий щеку шрам. Усеркаф! Старый знакомец!

— А ведь, кажется, это вовсе не враги и не разбойники! — радостно обернулся Сенуфер-ра. — А, Ментухотеп? Что скажешь?

— Не враги, верно, — с усмешкой отозвался сотник. — Я давно это заметил.

— То-то ты и застыл, словно сфинкс! Ха! Похоже, наш Ах-маси знает их главного. Эй, Ах-маси, кто это?

— Это мои… — По лицу паренька текли слезы радости. — Воины отцовских земель.

Корабли сближались бортами. С судна Усеркафа перекинули мостки, и вельможа в сопровождении тяжеловооруженных щитоносцев вмиг очутился на барке, где давно уже опустили парус.

— Усеркаф, друг мой! — Ах-маси бросился вельможе в объятия. — Как я рад тебя видеть! Как твой Ка, Усеркаф? Как мой отец? Мать? Братья?

— С ними все хорошо, мой юный господин. — Вельможа с улыбкой поклонился.

— А гробница, моя гробница? Надеюсь, ее уже начали строить?

— Уже заложили первый камень, мой господин. Кстати, мы плывем именно к тебе на выручку. Стало известно, где тебя держат.

— О, — засмеялся мальчишка. — Я уже освободился без вашей помощи, любезнейший Усеркаф! Лишь с помощью богов и друзей — вот они, рядом со мною. — Юный вельможа широко развел руками. — Эй, Ментухотеп, Джедеф, Сути! Что вы там жметесь? Подойдите ближе! Эти люди достойны самой высокой награды, Усеркаф! Я обязательно скажу об этом отцу!

Усеркаф внимательно посмотрел на беглецов и при виде Максима удивленно вскинул брови:

— У меня хорошая память на лица. Кажется, я тебя уже видел.

— Да, на реке, — вынужден был признаться молодой человек. — Я плыл на барке кормщика Небамона.

— И тебя тогда звали вовсе не Джедеф!

— Ах-маси — мое второе имя! А полностью — Джедеф Ах-маси Менхепер-ра-сенеб Таа!

Максим назвал первые пришедшие на ум имена, и, похоже, это подействовало — Усеркаф посмотрел на него уважительно:

— Мне еще тогда показалось, что ты вовсе не простолюдин!

— Да, мой недавно умерший отец — знатный человек, — горделиво поведал юноша.

— Ах-маси! Ты сказал — Ах-маси? — Подскочил к нему юный вельможа. — Так, значит, мы с тобой тезки!

— Зови меня лучше, как прежде, Джедеф. Чтоб не путаться.

— Я вижу — вы славные люди! — снова оглядев всех беглецов, торжественно произнес Усеркаф. — И оказали услугу сыну моего господина, великого властелина Анхаба, чей лик подобен Амону, а голос раздается, как голос Осириса! Вы, несомненно, будете вознаграждены, а сейчас я побеседую с каждым из вас и постараюсь исполнить то, что каждый из вас захочет.

— О, это было бы здорово, клянусь Амоном! — радостно возопил толстяк Сенуфер-ра.

Усеркаф уселся на принесенную воинами циновку и жестом велел сесть остальным. Беглецы опустились прямо на палубу.

Вельможа взглянул на бесстрастную физиономию Ментухотепа:

— Начнем, пожалуй, с тебя!

— Мое имя Ментухотеп, я был сотником в войске Итауи, правителя Наба.

— Слыхал об Итауи — воистину это достойный правитель. Как ты попал к разбойникам?

— Они пленили меня спящим. Хитростью и коварством!

— Воину не следует столь крепко спать. Что ж, чего же ты теперь хочешь? Вернуться к своему господину?

— Увы, он давно уже мертв, — глухо откликнулся сотник. — И долг мой перед оазисами Наба давно исполнен. Я воин и ненавижу хека хасут и прочую нечисть. Надеюсь, мои услуги будут полезны славному Ибане, властелину Анхаба!

— Вот поистине слова разумного и славного мужа! — Усеркаф и не скрывал удовлетворения. — Не секрет, нам нужны опытные воины. В каком отряде ты хотел бы служить? В лучниках, в щитоносцах, в секирщиках?

— В Набе я командовал сотней щитоносных копейщиков.

— Ты получишь… пока десяток, а дальше все зависит от твоей храбрости.

— Благодарю! — Встав на ноги, Ментухотеп поклонился, приложив руку к груди.

— Этот человек сделал для нашего побега все! — не замедлил высказаться Ах-маси. — Без него воистину не было бы побега. Славный Ментухотеп — храбрый и опытный воин, на которого всегда можно положиться.

— Так, с этим разобрались, — улыбнулся вельможа. — Есть еще воины?

— Я — Сути, десятник. Ты должен помнить меня, господин.

— Сути? — Вельможа прищурился. — А, Сути! Тебе придется начать с простого воина, Сути. И потом уже добиваться чего-то большего.

— Я согласен, мой господин. Это честь для меня.

— Отлично. Есть здесь еще воины? Что, что ты шепчешь, мой юный повелитель? Какой Ах-маси? Ах, Джедеф? Да, я видел, как он бьется! Голыми руками — это ж надо так!

— Я вовсе не воин, — скромно потупил глаза Макс. — Я почти не умею владеть оружием, не знаком с принципами боя…

— Зато ты силен кое в чем другом! — хохотнул Усеркаф. — Согласен обучать наших воинов кулачному бою? Или… ты слишком торопишься вернуться домой?

— У меня нет здесь дома, — тихо отозвался молодой человек — и, кстати, в этом он не соврал! — Моего отца убили разбойники хека хасут, дом и сад отобрали, и сердце мое пылает жаждой мести!

Максим едва удержался, чтобы не рассмеяться над своей напыщенной фразой, — что поделать, в подобных случаях здесь именно так и было принято выражаться.

— Приятно слышать такие слова, Джедеф! Рад, что ты будешь с нами!

— И я, и я очень рад! — Юный Ах-маси, подскочив, порывисто обнял парня за шею. — Я расскажу про тебя отцу, мы с тобой сдружимся!

— Кажется, уже сдружились…

— Ну да!

С остальными дела пошли несколько по-другому. Ни скотопромышленник Сенуфер-ра, ни старик краснодеревщик Атарша служить в армии Ибаны не возжелали, а предпочли вернуться к своим прежним занятиям.

— У меня мастерская в Уасете, — скупо пояснил старик. — Еще прежний правитель, Секенен-ра, да пошлют ему боги удачу на полях Иалу, пожаловал мне рабов и помощников. И понесло же меня за деревом в Дельту! Нет, чтоб сидеть дома, работать… Ах! Слава Амону, что все хорошо закончилось.

— Слава Амону! — хором повторили все.

Сенуфер-ра тоже заявил, что у него полно дел в Уасете — царская казна, мол, еще не расплатилась с ним за все поставки мяса.

Они простились с ними уже на берегу, в каком-то небольшом городке, — Сенуфер-ра и Атарша остались на пристани дожидаться попутного корабля в Уасет, все остальные проследовали в расположение войска — отряда в тысячу человек, находившегося под личным командованием Усеркафа.

Обещав вернуться, Ах-маси умчался в Анхаб навестить семью. Звал с собой и Максима — представить родителям своего нового друга, — да молодой человек отказался, опасаясь слишком уж дотошных расспросов. Мало ли, при дворе правителя Ибаны окажется какой-нибудь вельможа, знавший мифического отца «Джедефа»? Нет, уж здесь, в войске, казалось куда спокойнее — по крайней мере никто с лишними вопросами не приставал, да и вообще Максу в военном лагере нравилось.

Тысяча Усеркафа, как и всякое другое войско, делилась на несколько отрядов, различных по своему вооружению и функциям. Основу составляли вооруженные короткими копьями и серповидными мечами щитоносцы, сражавшиеся без всякой защитной одежды. Также имелся и особый, вооруженный секирами и небольшими щитами отряд, считавшийся элитным; разумеется, были и лучники, и прочие сражавшиеся без щитов воины — метатели дротиков и палиц, пращники и дубинщики. И в довершение всего два десятка колесниц — сравнительно новый вид оружия, заимствованный у хека хасут.

Признаться, раньше, еще в той, прежней своей жизни Максим относился к колесницам как-то более уважительно — ему они казались чем-то вроде древнего танка. Увы, действительность при первом же знакомстве быстро развеяла эти иллюзии. Какой там танк! Скорее орудие массового самоубийства, управлять которым было по силам лишь опытнейшим воинам. Без всяких рессор насаженная на ось коляска переворачивалась на малейшей кочке и могла действовать только на почти идеально ровной местности — в пустыне или на плоскогорье. Тем не менее стремян в те времена еще не изобрели и колесница была, пожалуй, единственной реальной возможностью более или менее эффективно использовать в военном деле коней. Экипаж колесницы обычно состоял из двух человек — виртуоза возницы и стрелка из лука, иногда к ним добавлялся щитоносец. Если колесница переворачивалась, — а случалось сие довольно-таки часто, — экипаж живенько распрягал коней и покидал поле боя, усевшись на них в охляпку. Так и воевали. Хотя, с другой стороны, сотня боевых колесниц, ощетинившихся стрелами, представляла собой очень даже внушительное зрелище, да и боеспособность свою они вполне могли показать — нужно было только использовать их на подходящей для того местности и, естественно, в сопровождении щитоносной пехоты.

Желающих обучаться бою на кулаках в войске неожиданно нашлось довольно много. Объяснялось это тем, что по примеру фараонов правитель Анхаба тоже частенько практиковал парадные, для развлечения, борцовские схватки. Точнее сказать — самые настоящие бои без правил, победители которых нередко награждались с неслыханной щедростью. Вот воины и старались на тренировках.

— Не так, не так, Сэти, — словно завзятый тренер, морщился Макс. — Ну что это за удар? Смотри, вот как надо!

И показывал, заставляя бойцов оттачивать приемы боя сначала на соломенных чучелах и мешках с песком, а уж затем — в спарринге между собой. Странно, но давно уже никто не называл молодого человека шарданом. Может быть, потому что он сейчас почти не отличался по своему внешнему виду от всех остальных жителей Черной земли — такой же смуглокожий, черноволосый. Вот только глаза… Светло-голубые, они казались многим какими-то колдовскими, мерцающими и явно вызывали страх!

Максим жил в небольшой хижине вместе с десятниками, в том числе и с Ментухотепом. Несмотря на все, бывший сотник относился к нему с ровным безразличием, не предпринимая никаких попыток как-то углубить их отношения, так, просто приятельство, не более того. Иное дело — Ах-маси! Вернувшись в войско, парнишка постоянно вертелся возле Максима, словно младший братец, то просил показать удары, то что-то рассказывал, чаще всего что-то веселое — и сам же первым смеялся, весело скаля зубы. К мальчишке относились почтительно — все ж таки сын самого правителя! И парень принимал такое отношение как само собой разумеющееся, без всяких там шуточек.

И так же серьезно он обучал старшего друга стрельбе из лука, владению серповидным мечом-хепешем, копьем и секирой. Поначалу Максиму казалось странным: как это, совсем пацан (Ах-маси едва исполнилось четырнадцать), а владеет оружием не хуже любого воина, даже, пожалуй, и лучше? И только потом, уже через какое-то время, сообразил, а иначе и быть не может, ведь сына правителя обучали оружному бою лучшие воины и полководцы! А теперь он обучал Макса.

— Не так, не так, Джедеф! Перехвати копье поближе к древку… Ага! Теперь вращай им… Дай покажу!

Неуловимое движение — и Максим, ловко подцепленный под колено, в удивлении завалился наземь.

— Здорово!

— А ты думал! Слушай, а ты не забудешь показать мне тот хороший удар? Ну, про который я вчера говорил?

— Покажу. Хук называется. Ты прав, Ах-маси, — удар и в самом деле красивый.

Вот уже больше двух недель тысяча Усеркафа готовилась к строевому смотру. Собственно, они все здесь ожидали скорого появления врага — передовых отрядов хека хасут под командой самого повелителя дельты Апопи. Однако правитель Анхаба Ибана пожелал лично проверить боеготовность войск — вот по этому поводу и организовывался смотр. Готовясь, воины маршировали, перестраивались, показывали приемы владения оружием. Тоже нужно — трудно в учении, легко в бою!

И командиры не давали спуску воинам, особенно новобранцам — молодым, не старше Макса, парням.

Наконец наступил тот момент, которого все давно ждали, — вечером на всеобщем построении и молитве было торжественно объявлено о приезде высокого начальства. Ночь прошла тревожно, каждый думал: а может быть, повелитель выделит среди всех именно меня? Запомнит, чтобы потом когда-нибудь вознаградить, в случае проявленной ратной доблести?

Утром трубачи взялись за свои трубы, извлекая из них, на взгляд Макса, настолько мерзкие звуки, что соперничать с ними могла разве что какая-нибудь «Фабрика звезд» или «Евровидение». Все войско выстроилось на берегу реки, в ожидании барки правителя воины старательно выпячивали грудь. На высоких шестах под золотыми бараньими головами гордо реяли на ветру красные штандарты Амона — Анхаб, как и Уасет, считал своим покровителем именно это божество.

Снова затрубили трубы, и показавшаяся на реке барка, взмахнув веслами, повернула к берегу.

Усеркаф подал знак рукой — и громкие приветственные крики спугнули из камышей многочисленных птиц. Взлетая, птицы недовольно забили крыльями, кто-то из воинов не удержался — пустил вслед стрелу. Шутники.

Барка причалила к берегу. Выбросили на песок широкие сходни, и высокий сухопарый мужчина в полосатом головном платке и завитом парике с важностью ступил на землю.

— Слава великому Ибане, волею Амона властелину Анхаба!

— Слава великому Ибане!

— Слава! Слава! Слава!

Выстроенные в десять рядов по четыре человека, воины слаженно подняли секиры и копья.

Милостиво кивнув Усеркафу, властелин Анхаба поднялся на специально притащенный камень. Все затихли в ожидании речи властителя.

— Воины! — немного помолчав, громко произнес Ибана. — Вы все знаете, зачем собрались здесь, на границе родного оазиса. Жестокие хека хасут идут сюда, подобно саранче, готовые пожрать все Верхние земли, выпить кровь наших отцов, жен, матерей и детей. Воистину вы и только вы, соединившись с войском славного властелина Уасета царя Ка-маси, сможете остановить алчных захватчиков, как камни, песок и ил останавливают вырвавшуюся из запруды воду. Да поможет нам Амон в нашем деле, угодном богам!

Воины ответили дружным восторженным криком. Собственно, на этом речь властелина Анхаба и кончилась, сменившись вещами приземленными, типа состязаний бойцов и лучников.

Сначала соревновались в стрельбе. На высоком шесте было подвешено золоченое кольцо, сквозь которое должны были пролетать стрелы, чтобы уже потом, на излете, поразить мишень — войлочное изображение какого-то жуткого клыкастого существа.

Юный Ах-маси оказался удачливее всех — практически все выпущенные им стрелы поразили мишень. Максиму повезло куда как меньше, но юноша не обижался, он ведь только начинал овладевать столь сложным (как оказалось!) искусством.

Ибана, из кресла под цветным балдахином наблюдавший за состязаниями в окружении своей свиты, с довольным видом кивал — радовался за сына и гордился им.

В полдень все состязания прекратились — пережидали жару, заодно пообедали, точнее, наскоро перекусили, настоящий пир Ибана обещал устроить вечером. Конечно, не для всех воинов, а только для командиров.

Когда солнечная ладья Ра уже пробежала больше половины своего дневного пути, снова зазвучали трубы, возвещая о возобновлении воинских игр. С грохотом промчались колесницы, славя Ибану, промаршировали выстроившиеся в десять рядов воины: щитоносцы-копейщики, метатели дротиков и палиц, лучники.

— Слава Амону! Слава великому Ибане!

— Слава! Слава! Слава!

Яркое египетское солнце играло на остриях копий и золотой голове барана на штандарте Амона. Под чеканным шагом тяжеловооруженных воинов, казалось, дрожала земля. Властитель Анхаба, сидя в своем кресле, благосклонно улыбался и щурился. Посматривая на него, был доволен и Усеркаф — его войско выглядело сегодня достойно.

После того как все промаршировали, а дневная жара начала спадать, Ибана объявил о состязании борцов. Десятники сноровисто разметили место, и толпа любопытствующих воинов, столпившись вокруг, загудела в ожидании схватки.

Сначала боролись молодые — хватали друг друга за ноги и за руки, стараясь бросить соперника наземь, иногда даже наносили удары — дилетантские, по мнению Максима. Вообще, судя по всему, в здешней борьбе разрешалось все: толчки, болевые захваты, удары руками и ногами — лишь бы победить, лишь бы свалить соперника. Молодежь выказывала в этом больше энергии и упорства, нежели искусства борьбы, правда, кое-кто уже пытался применить на практике полученные у Макса уроки.

Вот один юноша резко ударил другого в скулу. Обернулся, радостно махнув рукою, — вот дурачина, что ж ты не бьешь дальше?! Ведь соперник-то еще на ногах и вполне боеспособен. Ага, не помог удар, хоть и неплохой получился для первого-то раза.

Вышла следующая пара, потом вторая, третья… Максиму стало скучно смотреть — ничего нового на площадке не происходило. Все те же броски, зажимы и — редко-редко — удары. Кое-кто даже кусался — следившие за поединками судьи за это нещадно штрафовали ударами палок.

Ибане, похоже, тоже прискучило столь вялое действо. Поднявшись с кресла, властитель Анхаба поднял руку. Все стихли.

— Я привез с собой умелого борца, знаменитого Каликху, — громко заявил номарх. — Тот из вас, кто победит его, получит от меня колесницу, запряженную парой гнедых!

Ряды воинов загудели, словно растревоженный пчелиный рой. Колесница — это поистине царский подарок! Стоила она немало: сама коляска — пять дебенов серебра, плюс три дебена — дышло. Да еще кони! Если и самому не ездить, так можно обменять на какую-нибудь более полезную вещь — быка, лодку или красивую молодую рабыню.

Все вдруг снова затихли, посторонились: на вытоптанную борцами площадку вальяжно вышел здоровенный негр в узкой набедренной повязке и с леопардовой шкурой на плечах. По всей видимости, это и был знаменитый Каликха. Посмотрев вокруг с презрительной ухмылкой, негр остановился на середине площадки и, глубоко поклонившись Ибане, в ожидании соперника упер руки в бока.

— Ну?! — Номарх обвел глазами воинов. — Отыщется среди вас настоящий смельчак?

— Я хочу, господин!

Один из щитоносцев десятка Ментухотепа, Джхути — тоже не слабый парень, Максим его хорошо знал, — сбросив на землю панцирь в виде широких, перекрещивающихся на груди ремней, поднял левую ладонь к солнцу:

— Думаю, великий Амон дарует мне сегодня победу.

— Тогда начинайте! — Ибана сделал знак судьям, и те отвели борцов на противоположные стороны площадки.

Оба соперника, широко расставив руки, закружили друг против друга, выбирая подходящий момент для броска или удара. Оп! Первым бросился Джхути! Оттолкнувшись пружинящими ногами, прыгнул головой вперед и, обхватив негра за талию, попытался оторвать от земли, бросить. И бросил бы, если б действовал чуть побыстрее! Однако Каликха недаром имел славу лучшего бойца. Какой-то доли секунды ему хватило для того, чтобы воспользоваться инерцией бега соперника, выбрать нужный момент, нагнуться, схватить… И вот уже оторвавшиеся от земли ноги Джхути смешно заболтались в воздухе.

Ну а дальше все уже было делом техники…

Швырнув соперника наземь, Каликха ударил себя кулаком в грудь и издал дикий торжествующий крик. Вероятно, это был боевой клич его племени.

Пристыженный Джхути, припадая на левую ногу, убрался с площадки под разочарованный свист зрителей.

Ибана вновь понял руку:

— Кто еще?

— Я!

На этот раз вызвался молодой колесничий по имени Сенмут, юноша не столько сильный, сколько ловкий и быстрый. Не тратя времени на кружение с расставленными руками, он бросился на противника стремительной молнией и с ходу нанес удар ногой, угодив Каликхе в грудь. Негр зашатался… и упал на спину!

Как-то слишком быстро упал, не столь уж и силен был удар. Ловушка! Несомненно, ловушка! Максим предостерегающе засвистел, однако куда там — естественно, Сенмут в этот момент ничего и никого не слышал. Торжествуя, огляделся вокруг павлином и снова рванулся к медленно поднимающемуся негру — довершить дело.

А довершил дело как раз негр, а не Сенмут! Ловко ухватил соперника за ногу, подбросил… И нанес сильный удар сцепкой рук. А потом еще и еще…

Алая кровь, брызнувшая из разбитого носа колесничего, оросила желтый горячий песок. Судьи замахали палками — всё.

Утирая кровь, Сенмут ушел прочь, ни на кого не глядя и шепча проклятия. Этот парень остро переживал свое поражение.

— Последний, третий боец! — разочарованно вздохнув, провозгласил Ибана.

И в этот момент все посмотрели на Макса!

Нет, конечно, это ему так показалось, что все. Не все, но многие: Усеркаф, Ментухотеп, Сути и, уж конечно же, Ах-маси.

Вообще-то молодому человеку не очень хотелось драться… но отступать тоже было не в его правилах. Что ж, бой так бой — похоже, иного выбора у него сейчас и не было.

— Пропустите! — Подмигнув друзьям, юноша направился к номарху и, поклонившись, молча посмотрел на негра.

Подбежавший к отцу Ах-маси что-то зашептал ему на ухо, показывая пальцем на старшего приятеля.

— Ах вот как? — Властитель Анхаба улыбнулся. — Я слышу, ты, Джедеф, славный боец! Что ж, посмотрим, кто из вас лучше. Начинайте!

Судьи, кивнув, взяли в руки палки.

Каликха выжидал, вороном кружась вокруг своего соперника. Как уже давно приметил Максим, негр вовсе не торопился нападать первым, умело выбирая нужный момент. Да что и говорить — боец опытный, это большое дело — уметь ждать.

Оп!

Словно тень промелькнула внизу — черное, блестящее от пота тело рванулось вперед! Макс дернулся назад, но не успел — противник уже обхватил его за талию сильными мускулистыми руками. Юноша едва не охнул — словно клещами сдавило или даже кузнечным прессом!

Ударил, конечно, куда успел — по почкам, по печени. И почувствовал, что теряет опору. И мир перевернулся в глазах, и словно кулаком ударило солнце, а знойное изжелта-голубое небо тут же сменилось желтым скрипучим песком. Оп!

Бросив парня на землю, Каликха тут же ударил его ногой. Первый удар Максим пропустил, охнул… и тут же откатился в сторону, понимая — эта черная машина сейчас запросто переломает ему все ребра.

Дернулся влево… Ага! Соперник отвлекся на пару секунд. Воспользовавшись этим, Максим живо вскочил и запрыгал, затанцевал, словно на ринге, держа перед собой сжатые кулаки.

Негр подскочил… Удар, удар, удар! Все в грудь — лицо противник закрыл кулаками. Действительно опытный боец. А если так? Максим нарочно приоткрыл скулу — ну, бей же!

Нет, Каликха проявил вполне разумную осторожность — не бросился в атаку сломя голову. Кружил, выжидал и уже не пытался ударить, понимая: в этом соперник куда сильнее. Чего выжидал? В чем он сильнее? Естественно, в ближнем бою, в обхвате! Наверняка сейчас попытается повторить свой удавшийся прежде маневр. Схватит… И тогда — конец. Молоти его, не молоти, а толку все равно не будет.

Ага… Подпрыгнув, Каликха нанес резкий удар ногой, от которого Макс тут же с легкостью увернулся и даже успел нанести вражине пару скользящих ударов. Ну, давай, давай, разозлись!

Только не смотреть на солнце! Не смотреть!

А противник нарочно кружил, подставляя Макса под солнечные лучи. Чтоб сверкали! Чтоб, ослепляя, били прямо в глаза!

Ну что ж, коли он этого так хочет…

Максим нарочно поддался, сделал вид, что не замечает всех ухищрений соперника.

А зрители кричали — они-то это заметили!

— Джедеф! Джедеф! Солнце! — надрывая связки, громко орал Ах-маси. Переживал парень.

Юноша вдруг дернулся и на миг застыл, словно бы непроизвольно закрыв рукой глаза от солнца.

Ага!

Ну, вот она — стремительная черная тень. Рванулся!

А теперь — получи!

Хук слева! Справа! Еще пара ударов…

Негр зашатался, глаза его широко раскрылись.

Удар! Удар! Удар!

Полилась кровь, захлестала из носа, из разбитых губ…

Нок…

Соперник повалился в песок…

Даун!!!

Победа! Кажется, победа!

Ах-маси радостно бросился на плечи:

— Какой ты молодец, Джедеф!

— Дже-деф! Дже-деф! — скандировали воины.

Джедеф…

Максим усмехнулся: видели бы его сейчас тренер и ребята! Устало усевшись на песок, помотал головой. Кто-то из молодых воинов поднес воды в чашке. Юноша напился, поблагодарил.

Да, что и говорить — этот бой дался ему нелегко. В ушах все еще звенело, а в распахнутых глазах застыли огненно-зеленые зайчики солнца.

— Идем на пир, Джежеф! Ты сегодня герой!

— На пир? Ну нет, я, пожалуй, отдохну где-нибудь в тенечке.

Поднявшись на ноги, Максим осмотрелся и, заметив невдалеке пришедшего в себя Каликху, направился туда, прихватив принесенный кем-то кувшин.

— Ты славный воин, Каликха, — усевшись рядом с бывшим соперником, негромко произнес Макс. — И воистину великий боец. Победить такого — большая честь для меня.

Ненавидящий взгляд негра сменился изумлением.

— Ну, что же ты разлегся здесь, как беременный крокодил? — Молодой человек рассмеялся и потряс кувшином. — У меня есть, кажется, неплохое вино. Идем же к реке, выпьем!

Глаза Каликхи потеплели, на разбитых губах заиграла улыбка.

— Сам ты беременный крокодил, — глухо сказал боец. — А насчет вина — неплохая идея. Идем выпьем.

— И я, и я с вами! — побежав, громко закричал Ах-маси.

Глава 12 Осень 1554 г. до Р. Х Черная земля. Рейд

Верные захватчикам хека хасут войска отступали, но еще способны были огрызаться. Победоносная армия фараона Ка-маси с боями продвигалась в дельту, приводя все больше номов под сень освободительного стяга Амона. Но захватчики были еще сильны, очень сильны, и немало сил требовалось еще потратить, чтобы изгнать их с благословенной Черной земли и вновь объединить страну Кемет под властью царей Уасета. Правитель Анхаба Ибана был верным союзником Ка-маси, и отряд Усеркафа находился сейчас на передовой линии наступления. Им противостояло куда более многочисленное войско союзников хека хасут из северных номов. Закрепившись где-то в районе излучины, враги спешно возводили неприступные укрепления, используя для этой цели даже камни из чужих гробниц. Воистину большего святотатства и гнусности еще не видела Черная земля Кемет, и боги с укоризной смотрели на захватчиков, несомненно желая покарать их силами славного фараона Ка-маси.

Максим уже свыкся со своим положением, приобрел приятелей и друзей, лишь одно смущало его — он так и не смог пока оказаться в основном войске, при самом царе Уасета, отыскать Тейю… и сокола — ключ к воротам, ведущим домой. Однако, судя по всему, уже совсем скоро основное войско должно было нагнать вырвавшийся далеко вперед авангард, чтобы помешать его возможному окружению и, соединив усилия, продолжить преследование врага.

Сокол, золотой сокол… Так ли уж легко будет его достать? Якбаал уверял, что о соколе хорошо осведомлена Тейя. Но для начала надобно отыскать ее. Юноша верил, это случится скоро, очень скоро! И не знал, что больше влечет его сейчас — золотой сокол… или все-таки Тейя?

— О чем задумался, Джедеф? — Чернокожий друг Каликха, подойдя к реке, уселся на плоский камень рядом с Максом.

Молодой человек обернулся с улыбкой:

— Так…

— Вставай, дружище! Усеркаф призывает нас на совет в свой шатер!

— Неужели наконец-то мы встретимся с царским войском? — вскочив на ноги, воскликнул Максим.

Негр хмыкнул:

— Не знаю. Пошли, все уже собрались.

С того памятного боя Макс, находящийся в «тысяче» уже на правах офицера, стал приглашаться на все военные советы, на которых в обязательном порядке присутствовали все сотники, в том числе и Ментухотеп, и Сути, добившиеся ратным трудом сего почетного звания. Присутствовал и Ах-маси — как сын правителя, и Каликха — как полномочный представитель Ибаны. Ах-маси утверждал, что чернокожий воин предан его отцу, словно верный пес, — так, похоже, и было.

Поднятый полог просторного шатра тысячника, растянутый на шестах, давал тень, в которой, усевшись кто на низенькие табуреты, а кто — на вытащенные наружу циновки, собрались все те, без кого невозможно было что-либо планировать. Здесь были заместитель Усеркафа Панхар, человек желчный, сухой и язвительный, со своими помощниками — вечно хмурым Хапиуром и щекастым крепышом Семди (Макс про себя именовал их генеральным штабом), сотники и два жреца Амона — Усермаатрамериамон и Пасер. Подошли Максим с Каликхой. А уж потом, едва они уселись, прибежал заспанный Ах-маси. Макс хмыкнул — все ж не он оказался последним.

Окинув собравшихся пристальным взором, Усеркаф начал совещание с краткого обзора прошедших военных действий, после чего, проанализировав причины некоторого замедления темпа похода, перешел наконец к истинной цели собрания:

— Войско верного хека хасут правителя Иуну находится в дне пути от нас, в оазисе Гора. Как вы помните, перебежчики, что явились к нам три дня назад, показали, что командир отряда собирается первым напасть на нас, хоть это и противоречит всей военной науке. Если ты отступаешь, так должен отступать, а не наступать.

— Воистину золотые слова! — подобострастно заметил Семди, и Усеркаф нахмурился: как большинство полевых командиров, он не очень-то жаловал лесть, предпочитая красивым словам вещи посущественнее — к примеру, пару-тройку дебенов серебра.

— Так вот, взгляните-ка сюда. — Встав, тысячник взял в руки стебель тростника и показал им начертанную прямо на песке схему.

— Вот река, — продолжал он тоном школьного учителя. — Вот, у излучины, лагерь Иуну. Как они могут на нас напасть? Двумя путями. Напрямик, по реке, — но тогда наша стража их непременно заметит; значит, остается второй путь — вдоль излучины, там есть дорога.

— Можно мне сказать, командир?

— Говори, Ментухотеп.

— Смею заметить, есть еще и третий путь — в обход, через пустыню.

— Но это же очень далеко! — усомнился Панхар. — Нет, вряд ли они пойдут в пустыню.

— И тем не менее я бы выставил там прикрытие, — упрямо сжал губы сотник. — Так, на всякий случай. Вдруг да пойдут? И еще бы обязательно устроил засаду на дороге!

Выслушав его, Усеркаф кивнул и принялся что-то задумчиво чертить на песке. Никто, даже непоседливый Ах-маси, не смел перебивать его мысли. Потом вдруг резко поднял голову — глаза его горели!

— Мы увлечем врагов за собой притворным отступлением, — глухо произнес тысячник. — И ударим в тыл — через пустыню. Дерзкий рейд колесниц! И все — врагам некуда будет деваться.

— Воистину замечательная идея! — тут же поддержал толстощекий подхалим Семди.

Впрочем, и Ментухотеп тоже кивнул, и начальник штаба Панхар одобрительно бросил:

— Да, неплохая задумка. Только хватит ли колесниц? И потом, что там за местность? Твердая поверхность или барханы?

— Там твердо и сухо. — Усеркаф усмехнулся. — Иначе б я и не предлагал этот план. А колесниц хватит… если посадить на каждую трех воинов!

— Трех?!

— Кроме возницы и лучника еще и копейщика-щитоносца.

Немного помолчав, тысячник обвел глазами присутствующих:

— Ты, Ментухотеп, и ты, Сути, и все сотники нужны будете здесь — заслон должен быть непробиваем! Я сам буду командовать основным войском. Колесницы же я доверю… тебе, Джедеф! Да-да, именно тебе. Кроме того, с тобой будут Ах-маси и Каликха. Они лучшие лучники, что немаловажно. Готовьтесь же к битве, мои верные воины, и да помогут нам Амон и все боги! Жрецы проведут моления.

— О, да, мы будем просить богов о помощи в задуманном деле, — погладив лысую как колено голову, утвердительно отозвался Усермаатрамериамон. — Мы уже приготовили для жертв рыб и косуль.

— Славно, — удовлетворенно кивнув, Усеркаф жестом отпустил собравшихся.

Максим давно хотел спросить тысячника о Тейе… Ведь он назвал ее каким-то другим именем, и Тейя тогда исчезла, убежала. Почему? Что же, выходит, эта девушка — соглядатай врагов? Да нет, не похоже — она вполне искренне ненавидит захватчиков хека хасут. Тогда почему она скрылась от Усеркафа? Просто не хотела, чтобы ее узнали?

Черт побери, да почему ж не спросить тысячника?

— Идите, я сейчас!

Отстав от друзей, молодой человек вернулся к шатру:

— Командир!

— Ты что-то хотел, Джедеф? Ах да, забыл предупредить — колесницами у нас теперь командует Сенмут, ну, тот молодой парень… Вы ведь дружите, кажется.

— Да, Сенмут — мой друг.

— Тем лучше, тем лучше… — Тысячник был рассеян, видать, думал о том, как наиболее эффективно воплотить в жизнь разработанный им же план.

— Я хотел спросить об одной девушке, — наконец решился Макс. — Помнишь тот день на реке, когда ты плыл в барке? Перед этим искал какую-то девчонку.

— Девчонку? — Усеркаф наморщил лоб и неожиданно засмеялся. — Ах да. Показалось, что встретил одну танцовщицу. Властитель Ибана как раз незадолго до этого велел по возможности приглядываться ко всем молодым девушкам — как будто к ним никто не приглядывается, ха! — и если попадется девушка с вытатуированным между лопатками соколом, то нужно незамедлительно и со всей возможной любезностью и почетом доставить ее в Анхаб… или сразу в Уасет, в зависимости от того, куда та захочет.

— А имя? Как ее имя? И вообще, кто она такая?

— Танцовщица из храма Амона, я как-то видел ее в Уасете, запомнил — сам знаешь, Джедеф, на лица у меня память отличная, вот что касается имен — тут другое дело. И вот тогда, на берегу, вдруг показалось — она! Я позвал… потом подумал, что ошибся, решил проверить. И вправду ошибся. А что ты про нее спрашиваешь? Небось понравилась, да?

— Понравилась. — Юноша потупил взор. — Очень понравилась! И знаешь, командир, я очень хотел бы ее разыскать.

— Когда окончатся военные действия, думаю, ты можешь отыскать ее в Уасете, в храме Амона. — Тысячник с хохотом хлопнул Максима по плечу и, немного подумав, добавил: — Впрочем, очень может быть, что эта девчонка сейчас куда ближе, чем ты думаешь.

— Как?!

— А так! Жрецы Амона, конечно же, сейчас в войске великого царя Ка-маси! И с ними, конечно же, танцовщицы. Так что совсем скоро ты можешь встретиться со своей зазнобой! Красивая девчонка, а?

Молодой человек улыбнулся и не покривил душой:

— Да, очень красивая.

— Нелегко тебе будет сделать ее своей женой, жрецы наверняка выступят против. А они очень влиятельны, ведь Амон — самое почитаемое божество в Уасете!

— Знаю, — кивнув, махнул рукой молодой человек.

Четыре колесницы Сенмута опаздывали. Максим уже проглядел все глаза, а их все не было видно — ни марева, ни тучки пыли на горизонте. И где они, спрашивается, куда подевались? Остальные шестнадцать «танков» — как их с насмешкой именовал новоявленный командир Джедеф — в полной боевой готовности стояли на краю пустыни, в любой миг будучи готовыми, получив приказ, рвануться к реке, встать у излучины, накрывая стрелами появившуюся вражескую пехоту, вовсе ничего подобного не ждущую.

Росший по берегу высокий тростник-папирус качался желтовато-зелеными волнами под ровным дуновением северного ветра, пахло какими-то ароматными цветами и медом — этот запах сюда, на край горячих красным песков, тоже приносил ветер.

Жаркое солнце клонилось к закату, золотило изумрудные воды Великого Хапи своими прощальными лучами. В блекло-голубом быстро темнеющем небе повисли серебряный месяц и звезды. Приближался вечер, теплый и бархатно-лиловый, напоенный пряным запахом трав и прокаленным ароматом пустыни.

Максим снова — в который раз уже — взобрался на головную колесницу и всмотрелся вдаль. Ну где же они, где?

— Ничего, командир, явятся! — с улыбкой заверил Сенмут — совсем еще молодой парень, однако опытный и закаленный во многих боях воин. — Колесница — вещь сложная, всякое может случиться. Может, кто-то и перевернулся в пути — так ведь бывает, и часто. А может быть, отвалилось колесо или, да не допустит того Амон, переломилась ось. Сделают! Починят! И уверен — явятся в срок.

— Так уже срок, Сенмут! — все же волновался Макс. — Вон темнеет уже, вот-вот ночь. А что, если враги выступят в поход с темнотой? Я бы, наверное, так и сделал!

— Да что ты такое говоришь, командир?! — Сенмут изумленно посмотрел на парня. — Воевать ночью — противно богам! Нет, никто не пойдет на это!

— Ты забываешь, наши противники — хека хасут и подвластные им племена. Все они хитры и коварны… и молятся чужим жестоким богам!

— Ты прав, наверное, — подумав, со вздохом согласился колесничий. — И все же я надеюсь…

— Надеешься, что они успеют? — насмешливо хмыкнул Максим. — Ну-ну… Взгляни на это лиловое небо, на эти звезды, на эту золотую луну! Воистину я уже не надеюсь… Поднимай всех, Сенмут! Едем!

Коротко поклонившись, колесничий побежал будить спящих воинов, прилегших отдохнуть в преддверии битвы:

— Подъем! Вставайте, друзья мои! Боги зовут нас в бой!

— Что, уже? — открыв глаза, сонно потянулся Ах-маси и, встав, стряхнул с циновки песок. — Ах да, солнечную ладью уже еле видно. Что ж, приятно будет прокатиться вечером.

— Ты-то, кстати, сейчас никуда не поедешь, — усмехнулся подошедший Макс.

— Как не…

— Останешься здесь и будешь дожидаться отставших. Четыре колесницы — сила немалая. Я отправлю их немного в сторону, ближе к нашему лагерю, — пусть ждут там, так им и передай, Ах-маси, только смотри ничего не перепутай!

— Когда я что путал? — обиделся юный воин.

— Вчера! — ухмыльнулся чернокожий Каликха. — Когда рассказывал какую-то страшилку о сожженном заживо царевиче, ты перепутал Сета с Баалом!

— Ничего и не перепутал, — обиженно возразил Ах-маси. — Многие союзники хека хасут всерьез считают Сета и Баала одним и тем же богом, злобным, коварным и жестоким, алчущим кровавых человеческих жертв! Я слышал такую вещь от отца и еще от многих, что зря болтать не будут.

Максим уже отошел к колесницам, напутствуя воинов и не очень-то обращая внимания на слова Ах-маси. Страшную историю о заживо сожженном царевиче он вчера не слыхал, не до того было. Однако… Сожженный… Заживо?

Юноша вдруг встрепенулся, вспомнив собственный ночной кошмар! И тут же стало вовсе не до того: уже все были готовы — воины, колесницы, кони — и ждали только команды.

Взобравшись на колесницу, Максим взмахнул рукой:

— В путь, воины Амона! И да помогут нам боги.

Заржали лошади, возничие натянули поводья. Плавно набирая скорость, колесницы покатили к излучине, и сверкающая медью луна светила над головами воинов.

Двигались ходко. Над головами коней колыхались страусовые перья, позвякивали золоченые диски упряжи, и в глазах готовых к битве людей отражались желтые звезды. А впереди — уже все ближе и ближе — блестела река.

Дорога оказалась ровной, без крупных камней и выбоин — то, что надо для колесниц, по пересеченной местности они не смогли бы двигаться. Кругом было тихо, лишь, стуча копытами, хрипели кони да скрипели колеса. Максим стоял рядом с Сенмутом, держась за окованный медью край боевой повозки. Колесницы шли ровно, одна за другой. Вот дорога расширилась, пошла твердая и сухая земля. Колесницы быстро перестроились в боевой порядок, одна подле другой, и неслись уже параллельно. Мягкий свет месяца отражался в украшавших упряжь золоченых дисках, поблескивал на медной оковке щитов и бронзовых остриях копий. Что и говорить — мчащиеся в ночи колесницы представляли собой внушительное и красивое зрелище!

— Мы успеем! — Повернув голову, Сенмут ободряюще улыбнулся…

И в тот же момент угодившая в какую-то яму колесница, высоко подпрыгнув, перевернулась в воздухе…

Максим едва успел сгруппироваться, упал, сильно раскровянив ногу. Выругался — досадная задержка. И тут же услышал крики — несущиеся впереди колесницы переворачивались одна за другой, и навстречу им, свистя, летели стрелы.

В свете полной луны были хорошо видны и колесницы, и воины. А вот тех, кто затаился в зарослях, среди каких-то развалин, — о, их невозможно было заметить. Но, черт побери, откуда они узнали?!

— Засада! — поднимаясь на ноги, отчаянно закричал Сенмут. — Нас предали!

Предали… Да, пожалуй, это было так! Иначе как можно было объяснить, что…

Услыхав свист стрел, Максим бросился на землю. Черт! Как же больно-то! И почти невозможно двинуть ногой. Перелом? Вывих!

— Спешиться! — собрав все силы, громко закричал юноша. — Всем спешиться. Залечь! Лучники — бейте по камышам. Каликха!

— Я здесь, командир!

— Ты как?

— Цел! — В темноте лишь блеснули белки глаз и оскаленные в улыбке зубы.

— Бери копьеносцев — и живо к развалинам. Перебейте всех, кто там прячется. Удачи!

Каликха исчез, ужом уполз по песку. Лишь слышно было, как он созывал уцелевших воинов. Максим попытался встать и скривился — нога! А над головой снова засвистели стрелы.

Камыши и развалины — именно там скрывались невидимые безжалостные враги, и было даже неясно, сколько их. Наверняка много!

— Что с тобой, командир? — Подполз к Максиму Сенмут.

И снова пропели стрелы.

— Они продержат нас так до рассвета, а потом перебьют или попытаются захватить в плен, — озабоченно протянул колесничий.

— Согласен, — морщась от боли, отозвался Макс. — Значит, нужно прорываться.

— Не все колесницы пострадали, Джедеф! Кажется, пять или шесть уцелело. Я пойду проверю.

— Давай! Будь осторожен, Сенмут.

Часть воинов, те, что оставались еще в живых, сгруппировались вокруг своего командира. Большинство — совсем молодые парни, новобранцы. Их нужно было вывести. Обязательно вывести.

— Слушай мою команду, — прячась за опрокинутой колесницей, негромко произнес Максим. — До рассвета мы должны прорваться к нашим, с рассветом уже не уйдем.

Почувствовав, как кто-то подполз сзади, юноша обернулся: Сенмут!

— Что с колесницами?

— Целы. Но вражеские лучники поразили коней. Осталась лишь одна упряжка. Для тебя, командир!

— Нет! — Максим упрямо передернул плечами. — У меня есть идея получше. Мы пустим эту колесницу к камышам — отвлечь врагов, сами же в это время — бегом, как можно быстрее — скроемся во-он в тех зарослях. А потом спустимся к реке. И будем пробираться вплавь.

— Как скажешь, командир. — Сенмут усмехнулся. — Пойду распоряжусь насчет колесницы.

Он быстро уполз в темноту, и Максим оглядел оставшихся воинов — молодых парней, почти еще совсем мальчишек. У одного, самого юного, со смешно оттопыривающимися ушами, что-то блестело в руке. Труба! Черт побери, труба!

— Ты трубач?

— Да, господин.

Макс улыбнулся:

— Тогда труби, парень, труби как можно громче! Быть может, нас услышат не только враги.

Резкий вибрирующий звук ворвался в ночь ржавым тоскливым воем, мерзким и громким. Макс улыбнулся: сейчас самое главное — чтобы погромче.

И тут же в полусотне шагов заржали лошади: Сенмут направлял колесницу.

— Вперед, парни! — тихо скомандовал молодой командир. — Во-он мимо тех развалин. Будьте осторожны — оттуда могут стрелять. Правда…

Услыхав донесшиеся от развалин крики, Максим улыбнулся: Каликха и его воины знали свое дело.

Послышался топот копыт — это мчалась, отвлекая врагов, единственная боеспособная колесница.

— Вперед! Да… мне помогите кто-нибудь.

Двое воинов, взяв на руки своего командира, пригибаясь, побежали к зарослям. Загромыхала позади колесница. Кто-то выкрикнул громкий боевой клич. Максим обернулся…

Сенмут!

Прячась за укрепленным на передке щитом, тот стоял в несущейся на невидимых врагов колеснице, зажав в левой руке поводья, в правой же руке его ярко пылал факел — небольшой запас их был взят копьеносцами.

— С нами Амон!

Управляемая Сенмутом колесница, подпрыгивая на ухабах, понеслась на засаду, раздавался громкий клич. Сразу несколько стрел попали вознице в грудь, колесница перевернулась на полном ходу! Полетел в камыши факел… И те вспыхнули жарким оранжевым пламенем, словно только того и ждали.

Темные тени врагов в ужасе бросились прочь, в развалинах послышались торжествующие крики. Максим прислушался: славили Амона, и улыбнулся — свои!

Впереди блеснула река, но камышовые заросли, которые еще нужно было пройти, уже не казались спасением — бурно разрасталось пожирающее все вокруг пламя!

— Каликха! — громко закричал Макс.

Молодой воин — тот самый смешной трубач — снова затрубил. Ух, и мерзкие же звуки издавал его инструмент!

И — о, боги! — в ответ ему послышался точно такой же быстро приближавшийся звук. Кто-то скакал в ночи… Свои? Свои! Кто же еще-то?

— Идем навстречу! — быстро распорядился Максим.

И оглянулся на развалины. Оттуда уже не стреляли. Ага! Вот снова послышался клич… Вот кто-то выбежал… Вот он уже здесь… Черное лицо, сверкающие белки глаз, зубы…

— Каликха!

Макс радостно обнял приятеля:

— Как там?

— Мы убили лучников, командир. Но погибли и наши. — Чернокожий воин тряхнул головой. — И все же к ним идет подмога. Надо уходить, командир.

— Я знаю. Уходим.

Пара воинов сменила тех, кто тащил на себе Макса.

— Клянусь Осирисом, нелегко чувствовать себя обузой, — пошутил молодой человек. — Жаль Сенмута.

— Что с ним?

— Погиб. Светлая память! — Максим приподнялся, опираясь на плечи парней. — Славные воины Амона! Постройтесь: легковооруженные — вперед, щитоносцы — позади. Лучники — сбоку. Держать строй! Уходим! Трубач, труби!

И снова омерзительный резкий звук пронзил небо. И снова ему отозвались. Уже здесь, впереди, рядом. Кто-то скакал… Колесницы!

— Хей-гей, слава Амону!

— Амону слава!

Максим всмотрелся во тьму… впрочем, восточный край неба уже алел, растекался зарей.

— Черт побери… Ах-маси! Ах-маси, ты ли это, клянусь Амоном?

Юный вельможа радостно потрясал копьем на передней колеснице:

— Я, Джедеф, я! Мы услыхали трубу и подумали, что нужна помощь!

— Здесь слишком много врагов.

— Одну колесницу я послал к Усеркафу. Подмога явится скоро.

— Слава богам! — обрадовался Макс. — Теперь мы сможет отбить тела наших павших и предать их достойному погребению. Сенмут… Несчастный Семут…

— Что с ним?

— Он погиб. И тело его может сгореть… как и тела других.

Ах-маси передернуло:

— Клянусь соколом Гора, я не допущу этого!

Утреннее солнце уже золотило дальний край неба, мягкая лазурь рассекала тьму, и ладья великого Ра начинала свой дневной путь. Только еще начинала.

Далеко впереди на берегу реки что-то блеснуло. Потом еще и еще. Максим улыбнулся: то явно была золоченая голова барана на штандарте Амона. Свои! Значит, успели…

— Хорошо, что ты додумался направить оставшиеся колесницы отдельно, — с улыбкой произнес Ах-маси.

Глава 13 Зима 1554 г. до Р. Х. (месяцы Мехир и Фаменот сезона Переш) Черная земля. Враг

Кто? Кто же этот скрытый враг? Он явно был, без него ну никак не обошлось — противник точно знал о колесницах и устроил засаду. И если бы Макс не сообразил, что делать, если бы не явившаяся вовремя подмога, если бы не оставшиеся колесницы… Четыре колесницы уцелели, а это означало, что враг о них не знал. А кто знал? Тот, кто был тогда в штабе, при обсуждении рейда. Сам Усеркаф с заместителем, желчным Панхаром, Макс-Джедеф, Ах-маси, сотники и жрецы. Многовато получается осведомленных. Что же теперь, подозревать каждого?

Панхар это и предложил, и Усеркаф вынужден был согласиться. Правда, в воинских делах сейчас установилось затишье — в ожидании окончания жатвы никто не предпринимал активных действий. Война войной, а хлеб хлебом — на голодный-то желудок немного навоюешь.

Хоть в одном повезло — у Максима оказался не перелом, а сильный вывих, который быстро вправил помощник старшего жреца Усермаатрамериамона, хмурый и неразговорчивый Хапиур. Дернул, прочитал какой-то заговор, помазал несколько дней мазями — и все как рукой сняло, даже и опухоли не осталось. Воистину медицинское искусство народа Черной земли было выше всяких похвал! А может, этим людям все же помогали боги?

Поисками предателя занимались те, кому это было положено по обязанностям, — Панхар и старший жрец Амона, исполнявший при командующем Усеркафе нечто вроде роли комиссара времен Великой Французской революции или Гражданской войны в России. И, похоже, эта парочка всерьез подозревала лишь одного человека — Максима, уж слишком дотошно допытывались они о его прошлом, особенно преуспел в этом жрец. Ох, и взгляд же у него оказался — пронзительный, холодный, цепкий!

Ах, уважаемый Джедеф-Ах-маси, вы откуда родом? Из дельты? Да, судя по вашим глазам — именно оттуда. Кто был шарданом — твой отец? Мать? Оба? А где именно в дельте вы жили? Случайно не в Хат-Уарите? А Баалу ты случайно не молишься? Кстати, командующий Усеркаф говорил о том, что как-то встречал тебя на реке… ты путешествовал в каком-то странном виде. Что-что? Решил посмотреть мир? Похвальное желание для юноши, воистину похвальное. А позволь спросить, уважаемый Джедеф, где и у кого ты научился так лихо драться? Тоже в дельте? Странно. Твоя родина — дельта, родители — шарданы… хорошо, хорошо, пусть только отец или мать. И ты хочешь сказать, что тебе доставляет удовольствие воевать с твоими бывшими друзьями и, быть может, даже с родственниками?! Не очень-то в это верится, честно сказать. Что-что? Расспросить других? Расспросим. Уже расспрашиваем. А как, позволь спросить, ты оказался в узилище вместе с сыном правителя Анхаба, сотником Ментухотепом и прочими? Как-то слишком вовремя оказался. А каким образом вам удалось бежать? Вот только не надо злиться, я помню, что уже об этом расспрашивал, причем не одного тебя, уважаемый Джедеф, а и всех прочих. Еще разок повтори, пожалуйста, будь так любезен! Ага, ага, ага… Здорово! Прямо здорово, как вам все ловко и быстро удалось, иначе как помощью богов такое везение и не объяснишь, верно?

Кстати, в этом Максим, по зрелом размышлении, оказался полностью солидарен со старшим жрецом, неожиданно наведшим молодого человека на не очень-то веселые мысли. Действительно, что получится, если тщательно, без предвзятости проанализировать все обстоятельства их столь счастливого побега — слишком счастливого, по мнению жреца? Во-первых, при действительно удачных обстоятельствах, его ведь могло и не быть — знатных пленников наверняка выкупили бы их богатые родственники. Почему не выкупили? Точнее так: почему пленников решили не отпускать? Чтобы использовать на тяжелых работах? Так это все равно что микроскопом забивать гвозди — при желании можно, конечно, но все же удобнее молотком. Для тяжелых работ у разбойников вполне хватало бы и обычных, незнатных пленников. Тогда для чего на работы вывели знать? Не для того ли, чтобы подтолкнуть их к побегу? Кстати, и Ах-маси для того же избили — чтобы боялся, чтобы не ждал никакого выкупа. Но избили очень осторожно, больно, но без особых повреждений — слишком уж быстро оклемался парень, только спина немного болела. Вот именно что немного — это после воловьей-то плетки!!! Нет, и здесь дело нечисто! Что же, тогда выходит, шпион — Ах-маси?! А какой ему смысл? Никакого. Нет, если б через сына решили надавить на влиятельного папашу, это иной разговор — но тогда и все дальнейшие обстоятельства складывались бы по-иному, и уж точно Ах-маси не дернулся бы в рейд с колесницами, вообще не приехал бы в отряд Усеркафа. Нет, Ах-маси не предатель. Да и в целом этот парнишка был симпатичен Максиму, не верилось в его предательство, не хотелось верить и, похоже, правильно не хотелось. Тогда кто?

Возможно ли, что лазутчик хека хасут был внедрен в тысячу Усеркафа именно через побег? Именно на этом, похоже, настаивали и Панхар, и Усермаатрамериамон, а оба были людьми отнюдь не глупыми и много чего повидавшими. Если предположить, что они правы, то следует тщательно, до мельчайших подробностей восстановить для себя самого все несуразности, случайности… Те, что можно объяснить привычно — волею богов… Или иной, более злой и определенно направленной волей.

Итак, что еще? Не что, а кто — стражники! Слишком уж беспечно — нарочито беспечно! — они несли службу, так не бывает, не должно быть! Это ж надо — напился и спал на дежурстве!

И еще — привезший гранитные плиты корабль. Вот уж поистине рояль в кустах, и никакой божественной волей это не объяснишь. Подстава, настоящая подстава! Побег наверняка был организован с целью внедрения в войска Ибаны определенного человека. И этот человек — кто-то из трех. Он, Макс, или сотник — а потом снова десятник — Ментухотеп, или десятник же Сути. Оба, кстати, давно получили командирские должности и присутствовали на том совещании. Итак, Ментухотеп или Сути? Если рассуждения об организованном побеге правильны — предатель кто-то из этих двоих. И кто, проверить не так уж и трудно: двое — это не десяток.

Выслушав парня, оба — и Панхар, и жрец Усермаатрамериамон — со всеми его доводами согласились, однако добавили, что «уважаемый Джедеф» забыл включить в число подозреваемых еще одного «довольно мутного» человечка — себя самого. Максим только руками развел — ну что ж, проверяйте, могу даже подсказать как.

— И как, интересно? — Панхар скривился.

Молодой человек объяснил как. Просто-напросто организовать добротную подставу.

— Чего? Чего?

— Ну, сделать так, чтобы обоим… нам троим… стали внезапно известны какие-нибудь секретные сведения — лазутчик же должен как-то попытаться передать их врагам!

Панхар и Усермаатрамериамон переглянулись и одновременно скривили губы в ухмылке — мол, такие вещи мы и без тебя знаем.

Макс лишь плечами пожал — знаете, так делайте и не приставайте со всякими дурацкими расспросами.

Посмотрев на него, Панхар вдруг ухмыльнулся:

— А может, не стоит все так усложнять? Просто схватить всех вас троих да бить палками, пока кто-нибудь не сознается.

— Боюсь, что тогда мы все трое сознаемся, — парировал юноша. — И не только в предательстве, но и в краже солнечной ладьи Ра, и в убийстве Осириса, и еще одни боги только знают в чем! Палкой бить — работа нехитрая, а вот вы попробуйте мозгами пошевелить! А правда — подумай хотя бы немножко, уважаемый Панхар, подумай — и, может быть, тебе это дело понравится?!

— Хватит издеваться! — Поднявшись на ноги, жрец Усермаатрамериамон прекратил зашедший невесть куда разговор. — Идем, Панхар… А ты, Джедеф-Ах-маси, помни: подозрение с тебя отнюдь не снято, и, если что, клянусь Осирисом и Гором, мы сотворим с тобой такое, что побелеют даже черные тени красных песков пустыни!

Тут уж скривился Макс:

— Вот угроз только не надо, ладно?

Его никуда не заперли — да и трудно было бы кого-либо куда-либо запереть во время походного марша, — даже не связали, как, впрочем, и остальных подозреваемых. Выстроившаяся двумя колоннами тысяча Усеркафа спешно продвигалась вдоль реки к северу на соединение с передовыми отрядами фараона Ка-маси.

Дела для южной коалиции в последнее время складывались вполне удачно: власть фараона Уасета уже признали почти все верхние номы, войско продвигалось в дельту, почти не встречая сопротивления, — уставшие от произвола захватчиков люди радостно приветствовали избавителей.

Первой шагала легкая пехота — лучники, метатели дубинок и дротиков. Дальше следовали основные силы в лице вооруженных мечами и копьями щитоносцев, за ними неспешно катили колесницы и обоз — волокуши с припасами — в сопровождении охранения.

Войско двигалось по неширокой дороге, проходившей по валу параллельно реке. Временами приходилось останавливаться и ремонтировать разрушившийся участок либо перетаскивать колесницы и волокуши на руках.

Максим шел в раздумьях, от которых его не могли отвлечь даже веселые россказни шагавшего рядом тезки. Кто? Кто из них предатель — Сути или Ментухотеп? Вот вопрос, над которым и размышлял сейчас Макс. И чем дольше думал, тем больше склонялся к кандидатуре Ментухотепа. Ну конечно же — что тут думать-то? Ведь именно Ментухотеп и организовал тот, оказавшийся столь удачным побег! Это он и подбивал на него всех, а Сути… Сути, похоже, было все равно.

Значит, Ментухотеп. Больше просто некому, ну не Ах-маси же — этому-то какой прок в предательстве? Да и юн еще.

Скосив глаза, Макс обозрел смеющегося над собственным рассказом подростка и, повернув голову, поискал взглядом Ментухотепа. Сотник, как ему и положено, шел чуть позади, во главе вверенного ему отряда. В блестящем, с завязками, шлеме, в панцире из широких перекрещенных повязок, с серповидным мечом хепешем и острой секирой за спиной. И меч такой, и секиру Максим когда-то видал в Лувре.

Ладья солнечного бога Ра, все больше (особенно в верхних номах) отождествлявшегося многими с Амоном, уже подбиралась к концу своего дневного пути, отражаясь в изжелта-голубых водах реки жарким пылающим шаром. Низкое бледно-медное небо дышало зноем, от него не спасал даже северный ветер.

Позади вдруг послышался скрип колес — тысячник Усеркаф, проезжая на сверкающей колеснице, пристально оглядывал свое войско. Потом, проехав вперед, к лучникам, жестом велел вознице остановиться. Повернулся, махнул рукой:

— Привал!

Расположились тут же, на берегу. Кто-то сразу побежал в воду — смыть дорожную пыль, нарвать сладких стеблей тростника и, если повезет, поймать серебристую рыбу. Повсюду слышался смех, спешно разворачивались шатры, натягивались разноцветные пологи. Звонко трубя в трубу, побежал по отрядам вестник — созывать на совет сотников.

Макс усмехнулся: началось, что ли? Вероятно, именно сейчас Панхар и жрец Усермаатрамериамон претворят в жизнь подсказанный им план. По крайней мере сейчас самое удобное для того время. Пока все свои, пока не соединились с войском фараона.

Обозрев собравшихся, Усеркаф кивнул всем на разостланные под широким пологом циновки и предоставил слово Панхару. Тот битый час распространялся о всякого рода проблемах типа нечищеного оружия или «гнусных немытых рож, весьма похожих на хека хасут».

— Воистину вскоре мы соединимся с войсками благого царя Уасета, — поддержал заместителя Усеркаф. — И, клянусь Амоном, вовсе негоже предстать перед ним этакими грязнулями. Все должны выглядеть как на параде! Виновные отведают палок.

— Так, командир. — Панхар удовлетворенно качнул головой и, желчно усмехнувшись, осведомился, чья караульная смена придется на раннее утро. Как будто не знал!

— Моя, уважаемый Панхар, — став на ноги, быстро поклонился Сути.

— А до тебя?

— Каиб и Ментухотеп.

— Каиб, Ментухотеп и ты, Сути, останьтесь, остальные свободны, — с согласия Усеркафа распорядился Панхар. — Займитесь, заклинаю вас именем Гора, настоятельно займитесь внешним видом ваших воинов, больше напоминающих сейчас бродяг, нежели людей, волею богов несущих в дельту свет скорого освобождения от захватчиков!

Покинув совет, «Джедеф» и его юный приятель расположились в тени пальмы. Ах-маси тотчас же задремал, давая отдых своему уставшему языку, а Макс привалился спиной к стволу и задумался. Явно Панхар со жрецом что-то замыслили на раннее утро. Решились-таки на подставу! Давно пора. Жаль только, неизвестно, что они придумают для него, Максима. Уж наверное, изобретут какую-нибудь заковыристую пакость — жрец на такие штуки мастер.

Словно мячом по голове ударила свалившаяся темнота. Еще только что плавилось оранжевым пожаром солнце, и вдруг на тебе — бархатно-черное небо, золотая луна, звезды.

Макс смежил глаза… И снова увидел сон. Тот самый кошмар — огромный сумрачный зал, медная статуя злобно ощерившегося бородатого бога, сумасшедший блеск в черных глазах жрецов — и огонь, огонь, пожирающий тело огонь! Они снова сжигали его живьем, снова! А рядом… рядом у ног злобного божества к жертвенному столбу была привязана Тейя! Сбросив набедренные повязки, жрецы, гнусно ухмыляясь, подошли к ней… сорвали одежду…

Тей-я-а-а!!!

— Ты что так кричишь? — испуганным шепотом переспросил проснувшийся Ах-маси. — Приснилось что?

— Да так, всякая ерунда. — Юноша отмахнулся. — Спи, тезка!

Подросток засмеялся:

— Да чего уж теперь спать! Смотри — Ра уже готовит свою ладью к дневному пути.

Ах-маси кивнул на восток, где пылали золотисто-алым светом зарницы — предвестники нового дня.

Максим улыбнулся… и в этот момент откуда-то неподалеку, из-за кустов, раздался яростный крик.

— Что там такое? — Парни вздрогнули, переглянулись и, не сговариваясь, бросились на шум.

И не они одни!

Перепрыгивая через спящих, неслись к кустарникам жрец Усермаатрамериамон и помощник командира Панхар! Неужто что-то пошло не так? Ловушка на предателя не сработала?

Нет, сработала…

Они лежали все трое, рядом. Двое юных воинов из сотни Ментухотепа и еще один, такой же молодой… кажется, Максим видал его раньше у лучников. Воины были убиты кинжалом в сердце. Как видно, они умерли сразу, да так и полегли, с удивленными улыбками на устах. А третий… Третий получил сильный удар в живот… похоже, убийца просто-напросто промахнулся… А уже затем нанес удар в шею!

Первые лучи солнца коснулись убитых, и рубиновыми каплями вспыхнула кровь.

— Их убил кто-то хорошо знакомый, — кивнув на воинов, тихо проговорил Ах-маси. — Иначе б они наверняка сопротивлялись.

— Знакомый? — Жрец зло ощерился. — Еще бы не знакомый! Их командир — сотник Ментухотеп!

— Ментухотеп?! — Глаза паренька в ужасе распахнулись, и прикусивший язык жрец уже пожалел, что, не сдержавшись, назвал имя предателя. Хотя, с другой стороны, все равно все обо всем скоро узнают. Ведь у лазутчика теперь вряд ли хватит наглости остаться здесь.

— А почему бы ему и не остаться? — словно прочитав мысли окружающих, хмуро заметил жрец. — Ведь никто не видел…

— Ты ошибаешься, уважаемый служитель Амона, — неожиданно прищурился Макс. — Насколько мне известно, в дозоре должны быть трое. Эти двое бедняг одеты и вооружены одинаково, как и надлежит щитоносцам, третий, увы, уже не расскажет, кто он и откуда взялся… Впрочем, — молодой человек пристально посмотрел на Панхара, — некоторые из нас явно знают большее.

— Да, это был наш человек, — хмуро пояснил помощник тысячника. — Однако где же третий? Искать! Всем искать! Поднять всю ночную стражу!

— О господин. — Максим предостерегающе поднял руку. — Клянусь Амоном, вряд ли стоит поднимать шум на весь лагерь. Поищем сами.

— Пожалуй, ты прав, — подумав, согласился Панхар. — Ищем!

Нигде поблизости третьего не отыскалось. Вообще ничего не отыскалось, кроме разве что свежей кучки дерьма за кустами.

— А ведь это — важная вещь! — понюхав воздух, задумчиво произнес жрец и, понизив голос, принялся развивать свою мысль дальше: — Их было трое в дозоре, и сотник это знал — сам ведь и выставлял. Смотрите-ка, нарочно выбрал самых молодых и неопытных. Был уверен, что легко справится, и, видать, специально предупредил, что явится проверить посты. Пришел — и обнаружил только двоих, третий в это время делал свои дела за кустами. И вот-вот должен явиться Ибу… наш человек, да будет удачной его охота на полях Иалу. Нужно было его убить! А тут — свидетели… Сотник убил двоих, а третьего не дождался — явился посланец, первый удар оказался не очень удачным… крик… Третий воин, видать, заподозрил неладное… Затаился! Стал ли сотник его искать?

— Думаю, вряд ли, — качнул головой Панхар. — Думаю, лазутчик со всех ног помчался в оазис Нафа, к своим… Он ведь думает, что они там есть!

— Нужно немедленно выслать погоню!

— Вышлем. А этот третий… Думаю, он сейчас уже у шатра Усеркафа — явился поднять тревогу… если не сбежал.

И в этот момент рассветную тишину, прерываемую лишь ласковым щебетанием птиц, пронзительным ревом разорвали трубы! Играли не подъем, а сигнал общей тревоги.

— Похоже, не сбежал, — усмехнулся жрец. — Что ж, пойдем поговорим — что там он скажет?

Предателя поймать не удалось, он оказался хитрее — не подался в оазис посуху, а похитил у местных рыбаков лодку.

— Я же говорил: нужно было сразу отправить часть воинов к реке, — возмущенно размахивал руками Ах-маси. — Но все же умные! Никто же меня не послушал!

— Думаю, что и Ментухотеп не так уж глуп. — Макс положил руку приятелю на плечо. — Наверняка он предусмотрел если и не все, то многое.

— Да, наверное, так. — Тряхнув головой, Ах-маси оглянулся и посмотрел на дорогу, вдоль которой маячили какие-то камыши… Нет, не камыши — копья! Их наконечники звездами сверкали на солнце, и слышно было, как яростно затрубили трубы.

Неужели это войска захватчиков? Откуда они здесь взялись?

Максим дернулся было, но вдруг заметил широкую улыбку приятеля.

— Чему радуешься, парень?

— Это войска Ка-маси, царя Юга!

Глава 14 Зима 1554 г. до Р. Х. (Месяц Фаменот сезона Переш) Черная земля. Радость и плач

Лично с фараоном Ка-маси, конечно же, Максим не встретился — на совет позвали только тысячника Усеркафа и его ближайших помощников. Царя Уасета — и организатора борьбы с захватчиками хека хасут — молодой человек видел лишь издали, во время строевого смотра, устроенного по случаю встречи. Пышный парик, блистающие золотом одежды — вот и все впечатление. Что и говорить, издалека все знатные египтяне выглядели одинаково.

Потрясая копьями, проходили мимо царя щитоносцы, солнце играло в шлемах и на доспехах тяжеловооруженных воинов, развевались над головами коней плюмажи из страусовых перьев, и сверкающие колесницы лихо проносились мимо устроенного ради смотра помоста, щедро украшенного разноцветными лентами и цветами.

— Слава великому повелителю Ка-маси! — дружно скандировало войско.

Фараон, улыбаясь, кивал, и локоны его длинного завитого парика покачивались в такт шагам воинов.

— Слава повелителю Уасета!

— Правителю Черной земли — слава!

Кроме самого царя на помосте под балдахином толпилось еще человек двадцать — полководцы, вельможи, жрецы, даже какие-то женщины! Знать. Никого другого в окружение фараона и не пустили бы.

После окончания смотра по традиции был устроен пир. Воинам щедро раздали выделенные властелином Уасета припасы: рыбу, птицу, лепешки и хлебцы, пиво и сладкое вино, произведенное в знаменитом винодельческом городе Сине.

Веселитесь, бойцы, забудьте печали, и пусть всеблагие боги сделают незабываемо прекрасным этот отрезок вашей жизни… потому что другого может уже не быть. Война есть война, и все же фараон обещал сделать все для павших, дабы сохранить их тела, вместилища душ для главной, загробной, жизни.

— Слава правителю! — смеясь, пили вино воины.

— Слава великому повелителю Черной земли! Слава!

— Они так говорят, — с аппетитом обгрызая утиную косточку, промолвил Макс, — будто уверены в полной победе! А вдруг мы еще не скоро разобьем врагов? Ведь воинская удача переменчива.

— Что ты такое говоришь, Джедеф! — От возмущения Ах-маси едва не подавился и поспешно запил кусок крылышка густым пивом. — Мы — да не победим? Что же, мы зря молим богов?

— Думаю, наши враги тоже усердно молятся.

— Но наши боги сильнее мерзких богов хека хасут!

— Захватчики наверняка думают по-другому.

— Ладно вам спорить, — ухмыльнулся чернокожий Каликха. — Давайте-ка лучше веселиться, покуда есть такая возможность!

Макс улыбнулся:

— Кто бы спорил, только не я! Пью за твоего Ка, друг мой! И за твоего, Ах-маси!

— А я выпью за твоего, — засмеялся мальчишка. — А может, хватит нам тут сидеть? У шатра повелителя сегодня будут состязания и песни.

— Лучше бы танцы устроили.

— Пляски тоже будут! — оживился парнишка. — Говорят, из самого Уасета приглашены лучшие танцовщицы!

— Вот как? — Каликха с восторгом хлопнул себя по бедрам. — Так чего же мы тогда здесь сидим, клянусь Амоном и Гором? Не знаете?

— Не знаем.

— Вот и я не знаю! Поспешим же, друзья! Думаю, там уже все началось или вот-вот начнется.

Прихватив с собой кувшинчик вина, приятели вышли из тени растянутого между пальмами полога и, щурясь от солнца, направились к шатру фараона. Здесь уже в нетерпении толпился народ — воины, жители окрестных селений, следовавшие за войском торговцы и падшие женщины. Последних было довольно много… а одежды на них — довольно мало, что вызвало бурный восторг всех друзей, едва те заметили зрительниц.

— Как ваши Ка, девчонки? — подойдя ближе к рассевшимся прямо на траве девушкам, громко приветствовал Каликха.

Немедленно, откуда ни возьмись, из травы поднялись несколько молодых парней — воинов.

— Ого! Кто явился? Опоздали, парни, — это уже наши девушки.

— Вот как, ваши? — Каликха был явно настроен подраться. — А может, все же поделитесь, а? Или — они достанутся самому сильному в драке!

— Да идите вы дальше-то, — посоветовал другой воин. — Там, у обоза, наверняка отыщете еще девчонок. Их тут сегодня полно, одна красивее другой.

— Да что вы говорите! А ты случайно не врешь?

— Не вру, клянусь Осирисом и Гором! Чтоб мне остаться непогребенным, если соврал.

Максим усмехнулся:

— Сильная клятва. Уж видно, придется поверить. Пошли, парни.

Воин не обманул — у обоза и в самом деле крутилось множество молодых женщин. Только и воинов там было отнюдь не меньше. Слетелись как мухи на мед!

Каликха оскалился:

— Нет, уж видно, таки придется сегодня подраться, клянусь Амоном! Да и что за жизнь без хорошей драки? Одно слово — скучища. А, Джедеф? Ты как думаешь?

Максим отмахнулся:

— Да никак я не думаю… Послушайте-ка! Кажется, музыка!

От царского шатра донеслись звуки арфы и барабанов.

«Аппаратуру настраивают», — подумал Макс и улыбнулся: — Скорее идем туда!

Приятели побежали, да вокруг сбегались уже все — и воины, и обозники, и гости.

Не успели они найти себе место среди собравшейся быстро толпы, как музыка заиграла громче, и снова громыхнули барабаны, и, выводя мелодию, тонко запела флейта. На утоптанную площадку недалеко от шатра выбежали танцовщицы — юные девушки с распущенными по плечам волосами. Тонкие золоченые пояски на бедрах, браслеты и ожерелья — вот и вся их одежда, впрочем, здешние танцовщицы всегда одевались более чем легко.

Изгибаясь, девушки закружились в танце, а потом вдруг застыли, словно статуи, встали одна за другой, подняв и вытянув руки, так что казались каким-то многоруким существом. Вот снова подпрыгнули, закружились… Изогнулись, касаясь волосами земли.

— Ах, поистине это наслаждение — смотреть на них! — взволнованно прошептал Ах-маси на ухо другу. — Смотри, смотри!

— А там, на помосте, девушки еще красивее! — Оглянувшись, подмигнул сидевший впереди Каликха. — Взгляните-ка!

— Но там не про нашу честь! Поди, царские родственницы.

— Как знать…

Максим повернул голову, пристально рассматривая зрительниц, прозрачные одежды которых почти не скрывали соблазнительных изгибов прекрасных тел.

— Да, вон та — хороша! И та. И вон эта!

И вдруг среди этих разодетых женщин он увидел… Нет, показалось… Нет, не показалось! Впрочем, не может быть! Так надо… надо проверить, немедленно проверить, вот прямо сейчас…

— Я скоро.

Кивнув друзьям, юноша со всех ног бросился к помосту. Бежал, не обращая внимания на то, что кричали ему вслед потревоженные зрители. Бежал, чувствуя, как от нахлынувшего волнения выскакивает из груди сердце. Бежал…

Задыхаясь, остановился шагах в десяти — ближе не пускала охрана, дюжие молодцы с копьями и закругленными сверху щитами.

Вот она! Вот!

Стоит, повернув голову к плясуньям, улыбается… Черные волнистые волосы, подкрашенные, вытянутые к вискам глаза, милый, чуть вздернутый носик… Неужели она?

Макс не выдержал:

— Тейя!

Девушка даже не шелохнулась! Неужели обознался? Но, черт побери, какое сходство! Еще раз позвать, вдруг да она просто не слышала?

— Тейя! Тейя! Тейя!

На крик уже оборачивались. Повернула лицо и… Тейя?

Безразличное, покрытое толстым слоем косметики лицо. Надменное, как и у всякой знатной дамы.

Максим замахал рукой, подпрыгнул:

— Тейя! Это я, Ах-маси! Помнишь меня? Помнишь?

Нет, отвернулась. Значит, и впрямь показалось. Поникнув головой, юноша повернулся и медленно зашагал обратно к друзьям. Вокруг кричали, шутили, смеялись, но молодой человек чувствовал себя чужим на этом веселом празднике. Самая жуткая тоска навалилась на него безжалостно и беспощадно! Навалилась, упала, не отпустила — держала намертво. Так коварный крокодил сжимает челюсти на горле подстереженной им жертвы. Эх, Тейя, Тейя, где ж ты теперь? Отыскать бы… А эта знатная девушка… она все ж таки очень похожа, очень. Если б ее слегка подраздеть, смыть с лица слой помады и пудры, тогда…

Кто-то схватил его за руку:

— Господин!

Молодой человек обернулся: мальчишка. Незнакомый, в длинной плиссированной юбке-схенти, с золотым ожерельем на шее. Наряд, приличествующий знатному мужу… или, быть может, пажу знатной дамы?

— Моя госпожа желает поговорить с тобой, господин.

Ну да, так и есть! Однако же…

И чувства, вдруг снова нахлынувшие чувства накрыли юношу с головой так, что почти невозможно стало дышать! Неужели все-таки…

— Иди за мной, господин.

Колючие кусты. Трава. Пальмы. За пальмами — шатер из дорогой ткани.

— Сюда, господин. Входи!

Охваченный волнением юноша откинул полог.

Полумрак. Зеленоватый полумрак. Приятный, особенно после слепящего солнца. Какая-то девушка сидит на циновке. Вот встрепенулась, встала…

— Ах-маси!!! О, боги, глазам своим не верю! Ты ли это?

Радость вспыхнула в голове Максима яростным ядерным взрывом. Так, значит, ему не показалось, значит, правда, значит…

— Тейя!!!

— Здесь меня называют иначе…

Молодые люди кинулись друг другу в объятия. По щекам девушки текли слезы.

— Тейя, Тейя, — прижимаясь к лицу девчонки щекой, взволнованно шептал Максим. — Наконец-то я отыскал тебя, наконец-то… Даже не верится, что такое может быть!

— Я тоже искала тебя, — шептала Тейя. — Корабельщик Пенгабен сказал, что тебя убили. Я даже не смогла отыскать твое тело, чтобы достойно похоронить. Ах-маси! Друг мой! Поистине сегодня боги явили нам свою милость.

— Знаешь, милая… я давно хотел тебе сказать… Я люблю тебя! Люблю! — яростно выкрикнул Макс. — Я только теперь понял — люблю!

Прижав девушку к себе, он крепко поцеловал ее в губы… Крепко и долго — не отпускал, несмотря на все робкие попытки освободиться.

— Ты… ты делаешь как хека хасут… — наконец вырвавшись, прошептала Тейя. — Губами…

— Тебе не нравится?

— Это ужасно… Ужасно приятно! Я раньше даже не знала такого…

Сквозь тонкую прозрачную ткань юноша вдруг с неожиданной силой ощутил пылающий жар юного гибкого тела. И эта невесомая преграда из «сотканного воздуха» показалась ему ненужной, лишней, даже почему-то противной — быть может, потому, что отделяла его от любимой?

Опустив бретельки с плеч Тейи, Максим принялся целовать ее грудь, а руки, руки его скользили по всему телу девушки, все ниже, ниже…

— Нет! Мне нельзя.

Оттолкнув возлюбленного, Тейя с плачем упала на циновку.

— Нельзя? Почему? Почему же? — Упав рядом, молодой человек ласково погладил девушку по спине. — Не плачь. Ну пожалуйста, не плачь, хорошо? Я никогда — слышишь? никогда! — не сделаю тебе ничего плохого… того, чего ты не хочешь! Ну, перестань же горевать, милая Тейя!

Повернув заплаканное лицо, девушка неожиданно улыбнулась:

— Я очень хочу, поверь мне! Но — не могу себе позволить. Пока не могу…

— Пока?

— Но верю, еще придет время… Наше время, Ах-маси! О, нет, не уходи, не покидай меня!

— Я не ухожу, с чего ты взяла? Вот он я — здесь, рядом с тобой.

— О милый мой…

— Любимая!

Максим и не ожидал, что окажется способен на такие слова. Вот, оказался…

— Ты как сюда попала, Тейя?

— Тейя… Никак не привыкну снова к этому имени.

— А…

— Здесь меня называют Нофрет, и я — сестра… мм… главного жреца Амона!

— А! Так вот почему тебе…

— Да, именно поэтому, — поспешно согласилась Тейя-Нофрет. — Знаешь что? Ты, если хочешь, называй меня по-прежнему — Тейя.

— Но ведь твое имя другое. Нофрет… Тоже красивое!

Повернувшись, девушка вновь прижалась к Максиму и, проведя пальцем по его груди, прошептала:

— Давай поклянемся именем Амона больше никогда не разлучаться… ну, по крайней мере надолго. Судя по твоей одежде и оружию, ты теперь воин.

— Да, я попал в войска Ибаны, правителя…

— Я знаю Ибану, — ласково прервала Нофрет.

— Его сын — мой лучший друг. Знаешь, его тоже зовут Ах-маси.

— Я знаю Ах-маси, сына Ибаны, видела как-то мельком. Такой смешной, голенастый. Впрочем, сейчас он, наверное, подрос.

— Конечно подрос — воин! Нофрет… Тейя… Как ты попала сюда? Ах, да, наверное, с братом, коли уж он великий жрец.

— Да… с братом. Вот что, Ах-маси… — Девушка неожиданно встрепенулась и выглянула наружу, прислушиваясь к доносившимся от царского шатра музыке и шуму веселья. — Нет никого поблизости. Мы можем спокойно поговорить.

— Так мы это и делаем! — удивился Максим. — Или что-то еще?

— Не язви, ладно? Лучше скажи — согласен ли ты помочь мне?

Юноша дернулся:

— Ах, ты еще и сомневаешься? Ну, благодарю…

— Не обижайся, прошу! Просто меня так много раз предавали. Ой, снова обиделся. Ну, не дуйся, пожалуйста! Ну? Хочешь… подставляй губы! А ну-ка!

— Эй, эй…

Максим даже для виду не сопротивлялся. Ха! Да этой девчонке, похоже, понравилось целоваться, нет, честное слово — понравилось! А говорила: ужасно!

— Клянусь всеми богами, ты можешь положиться на меня во всем, Тейя! — наконец важно заявил Макс. — Пусть я останусь без погребения и тело мое сгниет, если это не так! Говори… Нет, не так! Приказывай! И я, как твой верный слуга, исполню все, что ты ни попросишь.

— Завтра поутру мне надо наведаться кое-куда, — тихо промолвила девушка. — Жди меня у деревенской пристани, знаешь, где это?

— Знаю. Там еще дорога рядом.

— Вот именно — там. А сейчас иди… Нет! Постой! Подойди-ка! Подставляй губы… Ах!

От пристани они долго плыли на тростниковой лодке, Макс греб широким веслом, а Тейя — юноша так и продолжал называть девушку этим именем — пристально всматривалась в берег. На сей раз одета она была проще — в такое же полотняное платье, с обнаженной грудью. Ну, конечно, ожерелье, браслетики, серьги — без этого никак!

Время от времени Максим по указанию Тейи причаливал к берегу; девушка ненадолго исчезала, словно бы что-то высматривая, потом с разочарованным видом садилась обратно в лодку, нетерпеливо махала рукой — греби, мол.

Было ранее утро, но земледельцы уже вовсю трудились на тянувшихся по берегу полях — частенько слышались песни, голоса, шутки. Яркое солнце пускало по волнам зайчики, и Макс вдруг подумал, что, наверное, ослеп бы, если б не защищающий глаза зеленовато-голубой грим. Боже! Появись он в таком вот виде в родном Санкт-Петербурге! Что подумали бы? Просто ужас. А здесь все так красились, и не зря — очень даже помогало от солнца.

Наверное, через час пути или что-то около того проплыли мимо деревенской пристани — очень знакомой пристани… Не здесь ли они с Тейей когда-то покупали (точнее, выменивали) пиво и пирожки? Девушка тоже насторожилась, привстала, всматриваясь в берег, потом обернулась с довольной улыбкой:

— Не устал? Скоро уже приплывем.

Максим тоже улыбнулся в ответ — с чего тут устать-то? Плыли они вниз по течению, оставалось лишь немного направлять лодку. Особо не утомишься!

Миновав пристань, по просьбе Тейи поплыли медленнее, словно бы девушка боялась пропустить нужное место. Похоже, так оно и было! Вон как всматривалась в колышащуюся стену папируса — Шерлок Холмс отдыхает.

Еще немного спустившись вниз по реке, свернули в какой-то канал и долго плыли по нему, то и дело замедляя ход.

— Сюда! — выдохнув, наконец негромко скомандовала Тейя, и юноша направил челнок к берегу, врезаясь в шуршащий тростник.

Недовольно крякая, вспорхнули по сторонам утки. Бросив весло на дно, Макс погнал лодку вперед, хватаясь за стебли тростника, покуда плыть уже совсем стало невозможно. Тогда оба выскочили, едва ли не по колено проваливаясь в липкую жирную грязь, и, тяжело переставляя ноги, побрели к берегу. Выбрались-таки, уселись, усталые, но довольные. Тейя, улыбаясь, взъерошила темную Максову шевелюру:

— Ты так и не носишь парик?

— Так неудобно же!

— Зато богато!

Тут парень не выдержал, расхохотался:

— Куда уж нам уж! Мы люди простые, не какие-нибудь изнеженные вельможи.

— А вот это — плохо, — вдруг посмурнела девушка. — Для нас с тобой плохо. Хотя… — Немного подумав, она снова разулыбалась. — Тысячник Усеркаф тебя хвалит, а значит, скоро похвалит и царь! Тебе только нужно быть на виду, где-нибудь поблизости от колесницы повелителя.

— Как же я туда попаду-то? — смеясь, резонно возразил Макс. — У моего подразделения совсем другие задачи. Разведка, а вовсе не сопровождение правителя Уасета.

— Повелителя Черной земли — ты хотел сказать? — поправила Тейя самым серьезным тоном, таким, что у юноши вдруг пропала всякая охота смеяться.

Эта девчонка оказалась сестрой главного жреца Уасета… Однако знать! А он, Максим — Джедеф — Ах-маси — кто? Простой воин. Правда, на войне часто бывает, что и простые воины становятся вельможами — все зависит от воли и благорасположения фараона. А кто фараон-то? Ка-маси из Уасета. А Тейя с ним, похоже, знакома.

— Идем! — Немного отдохнув, девушка поднялась на ноги и, не оглядываясь, быстро пошла по узкой тропе.

Заросли тростника сменились кустами и пальмами, за которыми виднелись поля с работавшими на них крестьянами и важными чиновниками в длинных юбках-схенти. Все как всегда — крестьяне работали, чиновники надзирали и вели учет. Сделав несколько шагов, Тейя остановилась у пальмы, задумчиво вглядываясь вдаль. Кажется, девушка почему-то не хотела идти вдоль полей. Опасалась, что ее кто-то увидит?

Максим посмотрел туда же, куда во все глаза вглядывалась его спутница, — нет, не на поля, а дальше, где разогретый воздух, словно над жаровней, кривился над полосой красных песков. Там, на границе пустыни, виднелись какие-то развалины… Развалины! Сердце юноши екнуло — ну да, развалины. Те самые, на которых… «Данфер Рошро»! Именно там он и встретился с Тейей, избавив от наглых притязаний каких-то оболтусов.

Так-так-так-так-та-а-а-ак… И вот сейчас девушка снова возвратилась сюда. Зачем? А те парни, они ведь, похоже, собирались не просто изнасиловать Тейю, нет, они ее пытали! Что-то выпытывали. Что?

А может быть, Тейя украла какую-то вещь? И парни за ней погнались, настигли… но… Но девчонка успела-таки спрятать похищенное в развалинах. Не рискнула взять с собой. И вот теперь — вернулась.

Максим почесал затылок: скорее всего, так. А может, и не так, по-другому — кто знает? Впрочем, скоро все разъяснится.

— Дожидайся меня у реки, — обернувшись, мягко сказала девушка. — Сторожи лодку.

— Нет. — Максим положил руки на плечи любимой. — Если ты намереваешься топать сейчас к развалинам — я тебя не отпущу одну. Кто знает, кого ты там встретишь? Помнишь, как было в прошлый раз? Те парни…

— А ты наблюдательный, — хмыкнула Тейя. — И умный. Я давно это заметила, не только сейчас.

— Да, умный, а ты думала? — Молодой человек улыбнулся. — Знаешь, я бы сейчас отправился к развалинам один, без тебя. Если б ты мне сказала, что ищешь?

— Нет! Нет! — Замахала руками девчонка. — Понимаешь, Ах-маси, милый, я не могу тебе ничего сказать. Ну правда, не могу — это не моя тайна.

Юноша пожал плечами:

— Не хочешь говорить — не говори. Но одну я тебя в развалины не отпущу.

— Ну… хорошо, — подумав, согласилась Тейя. — Так и быть — проводи меня. Только будешь стоять там, где я скажу, ладно?

— Договорились! — Кивнув, Макс быстро поцеловал подружку в милый вздернутый носик.

Девушка фыркнула и расхохоталась:

— Ну, хватит уже. Идем.

Они обогнули поля далеко за деревней; пришлось сделать хороший крюк, но Тейя сейчас явно избегала чужих глаз, поэтому пришлось накручивать лишние тысячи шагов. Девушка шла молча, необычайно серьезная, что было в общем-то вовсе не в ее духе. Шагавший чуть позади Максим тоже помалкивал, опасаясь, как бы Тейя не прогнала его раньше времени, — уж больно хотелось и самому взглянуть на развалины поближе. Вдруг да там… Скажем, эскалатор — и выход на Denfert Rochereau?! Да-а-а… Мечтать, конечно, не вредно. Кстати, Якбаал ведь обещался помочь. Якбаал… Максим усмехнулся: приходилось признать, что соратники тысячника Усеркафа Панхар и жрец Усермаатрамериамон были не так уж не правы, подозревая Макса. Ведь именно с подачи Якбаала юноша и оказался в рядах войска Ка-маси. Пусть не таким путем, как рассчитывали, и далеко не сразу, но ведь оказался-таки! Правда, не со шпионской целью, а с другой, вполне даже конкретной — отыскать девушку с соколом на спине… и золотого сокола, с помощью которого можно будет наконец-то вернуться домой.

О, боги!

Макс едва не споткнулся, подумав: ну какой же он дурень! Ясно же, зачем идет к развалинам Тейя — за соколом! Именно его она и похитила, а потом спрятала, а сейчас — возвращается…

Ну дурень, дурень, что и говорить — гораздо раньше можно было обо всем догадаться. Хотя, с другой стороны, когда? Даже про отца некогда было вспомнить, в последнее время все как-то не до того было: разбойники, побег, войны, а потом вот — Тейя. Тейя…

И что же теперь, отобрать у любимой девушки сокола?! Но он ведь ей зачем-то нужен — вон как рискует… и рисковала, и едва не лишилась… если не жизни, так девичьей чести. Значит, нужен ей сокол, очень и очень нужен. Но он так же нужен и ему, Максу! И что теперь? Как быть? Что делать? Отобрать? Отобрать, вернуться к Якбаалу в оазис Сета, а потом — домой, домой, домой! Ведь «месье Якба» обещал! Обещал… но стоит ли ему верить? Честно говоря, сей скользкий господин отнюдь не производил впечатления высоконравственного и порядочного человека. Тем более Тейя… Но ведь где-то остался его, Максима, мир! Больной отец, Петербург, секция… Его, его время, а не это… черт знает что! И золотой сокол — ключ ко всему этому! Осталось только его взять. Нет… сначала найти. Тейя его и найдет, а потом… Нет!

Господи, как же тяжело жить! Ну почему, почему он, Макс, должен сейчас выбирать из того, что ему очень и очень дорого? С одной стороны — привычный мир, отец… С другой — Тейя. Выбирая одно, неминуемо теряешь другое. Однако раньше, еще у Якбаала, намереваясь вернуться домой, Максим ведь не думал о Тейе. Так зачем думать о ней сейчас? Просто отобрать сокола и… И вот оно — дом, отец, родная эпоха, которую пока есть большой шанс никогда не увидеть. А с соколом — другое дело. Надо только его взять! И значит, предать Тейю… Да, вот именно так — предать. О, боги, ну почему мир так непрост?!

Погруженный в тягостные раздумья, юноша не заметил, что развалины уже давно приблизились, словно бы выросли из красной пелены песка, угрожающе нависнув над головой тяжелыми каменными глыбами.

— Жди меня здесь! — на миг остановившись у базальтовых плит, приказала — именно приказала! — девушка. — Не скучай. Я скоро!

Макс лишь усмехнулся: ага, скоро она…

Проводив Тейю взглядом, уселся на плоский камень. И тут же вскочил — горячо! Выбрал другой — в тени. И снова задумался. Все о той же дилемме — дом или Тейя? Странно, но раньше это почему-то просто не приходило в голову — то, что, попадая домой, он теряет — навсегда теряет! — девушку, которую полюбил всем сердцем! Впрочем, тогда казалось, что Тейя — так, не более чем приключение… Казалось… А вот вышло так, что Максим с каждым днем все сильнее чувствовал: он просто не сможет жить без этих черных сверкающих глаз, без розовых, словно туф, губ, без вздернутого носика, без лукавой улыбки! Жить не сможет! И никогда, никогда, никогда не посмеет не то что забрать у Тейи сокола, но и просто ее обидеть каким-нибудь грубым словом!

И навсегда останется здесь!

Навсегда! Навсегда!! Навсегда!!!

Нет!

А как же отец? Тренер, ребята?

Вот было бы хорошо, если… если бы вернуться домой на какое-то время, а потом — опять сюда, к Тейе, а потом — домой, а потом… Нет! Лучше забрать отсюда Тейю! Уговорить! Вот только поверит ли? Пойдет ли за ним? Ну, ежели постепенно… Вода камень точит!

Кстати, что-то любимая долгонько не возвращается. Уж не случилось ли чего? Стоит сходить посмотреть… Стоит!

Вскочив на ноги, молодой человек быстро зашагал в ту сторону, куда, как он заметил, удалилась девушка. Черные камни громоздились все выше и выше, и жаркий ветер пустыни приносил скрипевший на зубах горячий песок. Со всех сторон раздавался унылый гул — то пели барханы.

Что-то угрожающе зашипело совсем рядом. Змея! Огромная длиннющая кобра, которой юноша едва не наступил на хвост. А нечего тут ползать, сейчас вот ка-ак взять камень… Нет! Нельзя так со змеями — их тут любят, поклоняются, впрочем, как и любой другой живой твари, даже крокодилу. И змеи — Макс давно приметил — словно бы чувствуют такое к себе отношение, жалят людей редко, уж совсем в крайних обстоятельствах.

— Ну, что ты смотришь на меня, Змея Змиевна? — ласково улыбнулся кобре Максим. — Камня у меня в руках нет, видишь? Не брошу. Что чуть было не наступил на твой хвост — извини, задумался. Ползи себе, куда ползла, а я пойду по своим делам — делить-то нам с тобой нечего. Ведь нечего, да?

Словно поняв речь парня, змея успокоилась и, перестав шипеть, быстро уползла в расщелину между камнями. Ну, слава богам! Могла бы ведь и укусить.

Переведя дух, молодой человек зашагал дальше. Развалины казались очень старыми, наверное, остались еще со времен первых фараонов, украшены даже не цветными рисунками, а какими-то непонятными полустершимися барельефами, изображавшими бога Гора с головой сокола, еще каких-то богов, крокодилов и навозного жука-скарабея, которого тут, в Египте, чтили особо. Да и вообще — кого тут только не чтили! Земля благодатная — всем всего хватало.

Однако где же Тейя?

Может быть, пошла во-он в тот проход? Или свернула за этот камень? А ну-ка, посмотрим! Что там, на песке? Никаких следов. А там? А там, кажется, есть. Да! Точно — есть!

Максим был сейчас очень рад действовать. Не думать ни о чем, а просто искать. Найти девчонку, а уж потом… там видно будет.

Обследовав значительную часть развалин, юноша остановился немного передохнуть и вдруг услыхал плач. Тихий такой, горький…

Прислушавшись, Макс зашагал на звук рыданий. Поднялся по небольшим глыбам, спустился… и тут, на узкой открытой площадке, увидел Тейю. Припав к круглому серому камню, девушка плакала навзрыд, и бронзовые плечи ее сотрясались.

— Тейя! Родная! — Подбежав, юноша уселся рядом и принялся ласково гладить возлюбленную по волосам. — Ну, что ты, что ты… Не надо. Не нашла свою вещь, да? Да не плачь ты так, слезами-то горю не поможешь! Лучше давай-ка вместе подумаем, что дальше делать. Может, в другом каком месте поискать стоит, а?

— В каком друго-о-ом…

— Ну вот, хоть голос подала — уже неплохо. Может, скажешь, что ищешь? Я помогу, ты не думай!

Девушка наконец успокоилась и, утерев слезы, задумчиво взглянула на Макса.

— Ну вот, уже и глазки повеселели! — Широко улыбнулся тот.

Тейя повела плечом и вдруг улыбнулась:

— Спрашиваешь, что я ищу? Смотри.

Повернувшись к парню спиной, она спустила бретельки платья:

— Видишь сокола?

— Да.

— Я ищу такого же. Только золотого, с эмалями. Волшебного сокола Гора.

Глава 15 Зима 1554–1553 гг. до Р. Х. (месяцы Фаменот и Фармути сезона Переш) Неферуси. Следуй желаньям сердца!

Косой Нехеб нанес удар первым. Быстро, коварно, словно змея в прыжке. Да, он был неплохо тренирован, этот косоглазый крепыш из Неферуси — города без власти. Видать, давно набил кулаки на состязаниях в честь богов — покровителей нома. Широкоплечий, мускулистый, поджарый, Нехеб не зря имел славу лучшего бойца. Вот только он не знал бокса, а Макс все-таки был кандидатом в мастера спорта. Но даже и ему приходилось сейчас трудно. Оп! Едва ведь не пропустил выпад. Нехеб явно хочет повалить его наземь и там заломать — вон какие у него руки. Не руки — грабли!

Нет, в ближнем бою с таким соперником не совладать — и юноша хорошо понимал это.

Еще удар! Еще!

Уж конечно, бил Косой Нехеб от души, с размаху, с силой, но для Максима не составляло никакого труда увернуться от этих ударов. Впрочем, соперник это тоже довольно быстро сообразил и, перестав без толку махать руками, закружил, выжидая удобного момента, чтобы ринуться вперед внезапным прыжком, сбить Макса корпусом, навалиться всем телом, прижать к земле. Этого нельзя было допустить ни в коем случае!

Юноша смотрел как бы сквозь соперника, видя все его выпады. Однако этого еще мало — нужно было уметь предугадать. Вот что, что вражина сделает через пару секунд? Бросится под ноги? Нанесет удар рукой? Ногой? А потом?

Ага! Пальцы на руках Нехеба чуть растопырились. Так, самую малость, но Макс сразу заметил это. Значит, бить не будет. Бросится!

Точно!

Темно-коричневой молнией лучший боец Неферуси метнул мощное тело вниз, под ноги юноше. Но тот вовремя подпрыгнул как можно выше; приземлившись позади соперника, сразу принял боксерскую стойку и…

И, как только Нехеб повернулся, нанес ему целую серию ударов в лицо. Быстрых, внезапных, сильных — от таких многие уходят в нокаут.

Этот — не ушел. Выстоял! Вот же гад! Ладно, продолжим… Теперь главное — не дать ему прийти в себя, опомниться. Бить, бить, бить!

Все эти мысли пронеслись в мозгу Максима за какие-то доли секунды. В бою некогда долго размышлять — надо действовать. Действовать, полагаясь на свой опыт и интуицию.

Еще удар! Еще! Ага, заоглядывался! А на тебе — хук! Чтобы не вращал башкой!

Собравшаяся на небольшой площади толпа оскорбленно ревела. Здесь мало кто желал победы чужаку. Косой Нехеб был для них свой, мало того, он в каком-то смысле являлся их знаменем и надеждой. И вот какой-то шардан сейчас повергнет все это в прах! А что потом будет с этим шарданом? Разорвут на куски? Это еще мягко сказано.

Макс на секунду отвлекся, бросив взгляд на зрителей. Увидел восхищенные глаза Тейи. А рядом — заинтересованный взгляд человека с темным лицом, державшегося здесь по-хозяйски. И в этом человеке был выход. И не только выход — Макс надеялся и на большее…

Ну, будь что будет! Пора, кажется, заканчивать.

Выбрав момент, когда очухавшийся после очередного удара Нехеб поднялся на ноги, Максим нанес последний удар — в подбородок, вложив в него все свое мастерство и силу. Получай!

Соперник запрокинул голову, зашатался и под рев зрителей тяжело завалился наземь.

— Бей шардана! — громко закричали в толпе. — Бей чужака, бей!

Максим крепче сжал кулаки, ища глазами Тейю. Ага, вон она, машет рукой на углу. Молодец, девочка, сообразительная. Теперь бы пробиться к ней или хотя бы на соседнюю улочку. Можно пробиться, можно — с разбега нырнуть в толпу, а там…

Странно, но крики вдруг резко утихли. Двое утащили куда-то поверженного Нехеба, собравшаяся толпа, недовольно гудя, расходилась. Странно… Макс ожидал несколько иной реакции. Но Косого Нехеба нужно было победить любой ценой! Слишком уж велика была ставка, в прямом смысле велика — шесть кедетов золота, стоимость хорошего дома. Правда, ему, Максу, из этих шести кедетов, дай-то боги, достанется лишь один. Но и то хорошо, просто прекрасно — будет на что жить, и искать, и покупать сведения. А славный бой был сегодня! На редкость удачный. И этот темнолицый… хозяин здешних мест. Теневой правитель.

— С тобой хотят поговорить, шардан, — подойдя, шепнул неприметный парень с круглым, словно припорошенным пылью лицом. — Иди за мной.

И пошел, не оглядываясь. Словно был уверен: Макс пойдет за ним, никуда не денется. Махнув рукой Тейе — иди, мол, домой, — юноша свернул за угол и, пройдя вслед за круглолицым проводником пару кварталов, вошел в огороженный высокой стеной двор двухэтажного дома. Как и в любом дворе, здесь был разбит сад — пышные кусты, цветы, деревья. Под деревьями было устроено несколько скамеечек, на одной из которых, устало вытянув ноги, сидел темнолицый.

— Я пришел, — подойдя ближе, вежливо поклонился Макс. — Да пребудет твой Ка в покое и счастье.

— И твой. — Усмехнувшись, мужчина кивнул на соседнюю скамью.

Гость уселся, напряженно разглядывая хозяина. Прищуренные, казавшиеся какими-то больными глаза, темное морщинистое лицо, длинные локоны парика, тонкие, повелительно сжатые губы, и взгляд… такой бывает у людей, привыкших отдавать приказы.

— Ты славно дрался, шардан. Я знаю, толстый купчина Итауи поставил на тебя шесть кедетов золота. И не прогадал! Откуда ты взялся?

— Беженец.

— Пришел в наш город с девчонкой. Кто она тебе — жена, сестра?

— Невеста.

— Красивая девушка… только слишком уж любопытная. Зачем ей расхитители гробниц? — Глаза хозяина дома уставились на гостя пристально и жестко.

— Не ей — мне!

Макс всей душой ощущал исходящую от этого мужчины опасность, но все же не показывал этого.

— Тебе? А тебе что до них за дело?

— Хочу… — Максим нарочно замялся, ожидая, что пригласивший его человек догадается об остальном сам.

— Ну-ну, продолжай, здесь нет лишних ушей!

— Хочу предложить им свои услуги, господин, — напряженно ухмыльнулся гость.

— Вот так, значит? — неожиданно расхохотался хозяин. — И ты не боишься гнева богов?

— Нет. Я ведь шардан, не здешний.

— Я знаю. Зачем тебе это? Жизнь расхитителей гробниц всегда проходит по грани смерти. Гнусной, омерзительной смерти, а вовсе не веселой охоты на полях Иалу!

— Я просто хочу хорошо жить, господин… не знаю вашего славного имени…

— Меня зовут Абен.

— Очень приятно познакомиться, уважаемый господин Абен, да пребудет вовеки в спокойствии твой Ка! Мое же скромное имя…

— Знаю — Джедеф. — Абен скривил губы в улыбке. — Значит, хочешь хорошо жить, Джедеф? Но за хорошую жизнь надо платить!

— Именно поэтому мне и нужны расхитители гробниц. А гнева богов я не боюсь, как ты, наверное, уже заметил! — Максим высокомерно тряхнул головой.

— Такие, как ты, во множестве появляются в смутные времена, — тихо протянул Абен. — Хочешь служить мне, Джедеф?

— А что я буду за это иметь?

— Мой расположение, юноша! В этом городе оно значит куда больше, чем благоволение двух царей — Апопи или Ка-маси.

— Да, я заметил, в здешнем городе вообще никакой власти нет.

— Ты ошибаешься. Жить будешь на моем дворе и для начала пройдешь проверку.

— Но… — Макс дернулся.

— Сядь! Твою девчонку уже ведут сюда мои люди. Она побудет пока в моем доме. Пока ты не докажешь мне свою преданность.

— Хорошо. А что будет потом, когда докажу?

Абен усмехнулся:

— Потом у тебя будет все!

О том, что около развалин видели шайку расхитителей гробниц, Максу и Тейе поведали пастухи, что пасли отары неподалеку. Золотой сокол был спрятан девушкой в тайнике… но все тайники древних гробниц были прекрасно известны разбойникам-святотатцам! А еще у развалин любили играть мальчишки из ближних деревень.

— Нет, это точно не мальчишки, — подумав, качнула головой девушка. — Они бы никогда не отыскали тайник, а он вскрыт, вскрыт умело и быстро.

Максим пожал плечами:

— Значит, будем искать расхитителей!

— Задача нетрудная, — рассмеялась Тейя. — Они наверняка из ближайшего города, не из деревень же! В деревнях вообще невозможно было бы скрыть подобный промысел — там всегда все всё про всех знают. А ближайший город здесь — Неферуси.

— Вот туда сейчас и отправимся!

— Но там сейчас нет никакой власти! Хаос!

— Но тебе нужен сокол! И мы его найдем, хоть ты и не говоришь зачем.

В городе Неферуси действительно оказался хаос! На улицах правили бал самые отвратительные типы — воры, разбойники, убийцы, а все добропорядочные люди, казалось, попрятались по домам или вовсе покинули город, пройдя сквозь городские ворота, которые, похоже, давно уже не закрывались.

И тем не менее на городских рынках и в храмах, несмотря ни на что, бурно кипела жизнь! Продавали (точнее, меняли) рабов — мальчиков и красивых рабынь, сильные молодые мужчины не пользовались популярностью — могли восстать, а никакой центральной власти в городе не было. Кроме рабов какие-то подозрительные люди с замотанными черными тряпками лицами торговали угнанным в набегах скотом, драгоценностями и сладким как мед вином из славного города Сина. Видать, бандиты недавно ограбили какую-то идущую с севера барку. Тут же рядом продавались и драгоценности — золотые и серебряные статуэтки богов, амулеты, дорогое оружие, утварь. Все это было похищено из гробниц, и покупатели посматривали на кучи сверкающего на солнце добра с суеверным ужасом. Но все-таки покупали — продавцы просили не очень дорого, так, пару молодых рабынь за статуэтку Гора или Исиды — дешевка! И многие, очень многие делали себе состояния в эти смутные времена.

Макс с Тейей поселились на самой окраине, в небольшой хижине на просторном дворе толстого купца Итауи, отдав за жилье все браслеты. Увы, охотники за золотым соколом не знали, сколько им здесь придется прожить, однако надеялись, что недолго. Поселившись, сразу же стали искать, прохаживаясь по рынку и расспрашивая людей в ближайших харчевнях. В ходе поисков Макс однажды нарвался на одного из грабителей, и тот вместо ответа ударил его кулаком… точнее сказать — попытался ударить. И покатился кубарем от удара Максима! Вскочив на ноги, разъяренно рыпнулся было еще… И уже больше не поднимался — нокаут.

Толстый купчина Итауи (по случайности или нет, то ведали лишь одни боги) оказался тому свидетелем… и вечером предложил сделку. Максим выходит на бой против одного из лучших городских бойцов — Косого Нехеба, а Итауи ставит на победу чужака шесть кедетов золота.

Юноша только свистнул тогда:

— Ого! Изрядная сумма. А откуда ты, уважаемый, знаешь, что я окажусь победителем?

Купец ухмыльнулся:

— Я видел, как ты бьешь! Никто и нигде не владеет таким искусством. Поверь, я знаю, что говорю.

— Но зачем мне драться?!

— Из шести кедетов один — твой. К тому же… только так ты можешь войти в доверие к шайке расхитителей гробниц. Только тогда, когда они будут принимать тебя за своего, ты что-то от них узнаешь. Иначе все расспросы бесполезны — всегда будет драка… или, боюсь, что-нибудь похуже. Так что, думаю, выход у тебя один, шардан! Если ты, конечно, хочешь что-то от них узнать.

— Откуда ты…

— Слышал! Я же имею не только собственные уши, а вы с твоей девушкой слишком неосторожны в расспросах. Смотрите, как бы не прищемили вам языки… или — не отрезали.

Таким вот образом Максим и согласился на этот бой, закончившийся столь удачно. Удачно не в смысле победы, а в смысле того, что потом произошло: кажется, все же удалось вступить в контакт с расхитителями, да не с простыми, а с самим главарем! Да, дела, можно сказать, складывались удачно. Вот только Тейя…

— Не бойся, с твоей девчонкой ничего не случится, — с ухмылкой заверил Абен. — Наоборот, ей здесь даже понравится, смею тебя уверить!

— Я должен видеться с ней!

— Будешь. Но только сначала исполнишь мое поручение…

Поручения Абена, носившего еще и милое прозвище Змеиное Жало, оказались весьма примитивными и, в общем-то, нетрудными: сопровождать носильщиков за город, к реке, и обратно. Туда и обратно что-то несли в мешках и больших тростниковых корзинах, но Максим не особенно интересовался что. Знал уже, что ту, разрушенную гробницу с каменоломней, бандиты шерстили по просьбе одного влиятельного человека, так сказать, выполняли вип-заказ. И все найденное передали заказчику, как и было условлено между ним и Абеном. Так вот! Теперь дело оставалось за малым — узнать имя заказчика и место его жительства, а носильщики и простые бойцы в это, естественно, посвящены не были — только главарь и его ближайшие помощники. С ними и нужно было, улучив подходящий момент, завести разговор на сию щекотливую тему. Вот только момента такого пока что не представлялось — все были какие-то дела.

Абен Змеиное Жало не обманул: Максим таки виделся с Тейей. Но только чем дальше, тем все реже и реже, а работал молодой человек на главаря банды вот уже вторую неделю. Да, долгонько задержались!

Все это весьма тревожило Макса, справедливо подозревавшего, что чем больше он будет погружен в тайные дела шайки, тем сложнее будет отсюда уйти. И еще тревожила Тейя. Нет, вроде бы ее и в самом деле не обижали, но это пока, а потом — кто знает? Ведь это бандиты, а не обычные люди — как им можно верить?

Волнение Макса крепло от вечера к вечеру, тем более что он уже не видел Тейю целых четыре дня. Все сопровождал носильщиков с грузами — и днем, и ночью, и вечерами. Иногда даже парню казалось, что Абен специально отправляет его подальше от своего дома. Зачем? Тейя? Ему понравилась девушка? Да как такая может не понравиться?!

Охваченный томлением Макс был полон самых нехороших предчувствий и однажды не выдержал. Они вернулись поздним вечером, сгрузили мешки в амбар, оставив до завтра. Носильщики и Максим разбрелись по своим хижинам, что располагались на заднем дворе, за уборной. Все вскоре заснули, все, кроме юноши, — тому не спалось уже которую ночь. Для виду похрапев, — а с ним в хижине жило еще двое парней-охранников, — молодой человек поднялся с циновки и вроде как отправился к уборной. В темном небе мрачно сверкали холодные звезды. Узкий серп месяца застрял где-то между листьями пальм лезвием кривого кушитского кинжала. Пахло свежим навозом и пряным ароматом цветов. У ворот и ограды прохаживались вооруженные короткими копьями часовые: даже могущественный главарь шайки опасался лихого налета, столь смутными были времена!

Максим знал уже, что собой представляет дом, выстроенный без особых архитектурных изысков, как и положено временному пристанищу, в отличие от жилища вечности — гробницы. Просторная, с высокой колонной посередине, зала, к которой примыкали комнаты. Два этажа, крыша плоская, по сути, третий этаж — хозяин спал там иногда, даже зимой… Впрочем, здесь не было зимы, деление года на сезоны было связано с разливами Нила.

Вот и сейчас с крыши доносились голоса — похоже, хозяин принимал там какого-то важного гостя. Вот снова смеются…

— А хочешь, уважаемый Птахотеп, я подарю тебе одну красивую девку?

— Всего одну?

— О! Она того стоит.

Макс насторожился — похоже, предчувствия его не обманули. Речь шла о Тейе? Наверное… Хотя, конечно, быть может, и не о ней — мало ли у главаря шайки девок? И все же, и все же что-то подсказывало: они говорили о Тейе.

— Эй, Уперра! — свесившись вниз, закричал с крыши хозяин. — А ну, приведи сюда ту кушитскую девку! Желаем посмотреть, как она пляшет. Да-да, сейчас ты увидишь ее, Птахотеп, тебе понравится, клянусь Сетом! Какая у нее грудь, какие бедра, а грация — царица, истинная царица! К тому же она еще девственна — большая редкость в наше смутное время.

— Девственна? Да не может того быть, клянусь Птахом! Может, уважаемый Абен, ты разрешишь мне это проверить?

Говоривший гнусно захохотал, и прятавшийся в саду юноша ощутил поднимающийся из глубины души гнев.

— Проверить? Конечно же разрешу! Мы с тобой вместе проверим, вернее, по очереди! Только прошу, поначалу обращайся с ней вежливо, как с принцессой. Эй, эй, где ты там, Уперра? Куда запропастился?

— Иду уже, хозяин, иду.

Максим вмиг влез на растущую рядом с домом пальму, увидев, как в сопровождении молодых охранников на крыше появилась Тейя. Хозяин и его гость — худой горбоносый старик — посмотрели на девушку с нескрываемым интересом.

— Садись, — отпустив охранников, Абен кивнул на низкое ложе. Потом указал пальцем на старика: — Это мой друг. Тебе не обязательно знать его имя.

Гостья — а скорее пленница — спокойно уселась, даже улыбнулась, выпила любезно поднесенного стариком Птахотепом вина.

— Пей, пей, дева! — одобрительно расхохотался хозяин дома. — Пей до дна и не бойся — это хорошее вино.

— Да, замечательное, — согласно отозвалась Тейя.

Она была все в том же дешевом полотняном платье, с обнаженной грудью, слегка прикрытой лишь медными бусинами ожерелья. На крыше, рядом с ложем и креслами, ярко горел небольшой костер, и свет его отражался в глазах девушки тревожными оранжевыми бликами. Макс буравил взглядом ее спину… И девушка вдруг обернулась! На один только миг, словно бы посмотрев прямо в глаза залезшему на вершину пальмы парню. Ну нет, показалось, конечно, — что она могла увидеть в ночной тьме?

— Пей еще! — ухмыляясь, настаивал Абен.

— Наливай! — Тейя отнюдь не отказывалась, и юноша скрипнул зубами: сейчас ведь напьется, ну а потом… Будто не знает, зачем подвыпившие мужики поят вином девушек!

— Это вино из Сина.

— Я вижу.

— Хо?! Ты уже пробовала синское вино? Клянусь Сетом, неплохо для бедной девушки! — Абен засмеялся и, покинув свое кресло, уселся на ложе рядом с гостьей. Провел рукой по ее спине — Максим едва не свалился с пальмы.

— Сегодня в твоей жизни поистине великий день, дева, — переглянувшись со стариком, громко произнес главарь шайки. — Ты можешь стать очень богатой женщиной, подругой обеспеченного человека.

— Но у меня уже есть жених, ты же знаешь, — робко, пожалуй, даже слишком робко возразила девушка.

— Нищий шардан? Ха! — непроизвольно схватившись за ручку заткнутого за пояс кинжала, глумливо захохотал разбойник. — Что он может тебе дать? Такая красивая девушка нуждается в столь же красивой обстановке. Богатый дом, сад, украшения и даже слуги — ты все это можешь иметь!

— Должна иметь, я бы так сказал, клянусь Мином! — сладострастным шепотом поддержал приятеля старик Птахотеп.

Максим скривился — ишь, выбрал бога, каким клясться! Мин — божество плодородия с эрегированным членом! Более чем прозрачный намек! Пора, наверное, вмешаться в это гнусное действо.

Юноша быстро прикинул: до края крыши метра полтора-два, вряд ли больше. Если забраться чуть выше и оттолкнуться от ствола, то можно… угодить прямо в костер! Ох, не на том месте его разложили! Что ж, придется рискнуть — похоже, иного выхода нет.

— Слуги говорили, ты хвастала, что умеешь хорошо танцевать, — поглаживая девушку по плечам, негромко произнес Абен. — Так ли это?

— Я не хвастала, клянусь Баст! — Тейя возмущенно дернулась, отбрасывая алчные руки разбойника. — Поистине это так и есть. Хотите, я станцую для вас?

— О, мы не смели и просить!

— Только мне нужна музыка. Кто-нибудь из вас умеет играть?

— Я умею, — радостно выкрикнул Птахотеп. — Игрывал когда-то на арфе. Найдется она у тебя, дружище Абен?

— Найдется. — Хозяин особняка ухмыльнулся и громко позвал слугу: — Эй, Уперра!

— Да, господин? — По лестнице на крышу вмиг взметнулись двое.

— Арфу сюда! Ту, маленькую…

Слуги доставили арфу. Судя по всему, они находились где-то поблизости и слышали все, что происходило на крыше. Это плохо, честно-то говоря, ведь неизбежно поднимется шум.

Слуги доставили арфу — небольшую, изящную. Усевшись поудобнее, Птахотеп тронул пальцами струны.

Трень-брень, трень-брень…

Не очень-то хорошо он умел играть, впрочем, Тейе, похоже, было все равно. Поднявшись с ложа, она изогнулась и, сделав несколько движений, скинула с себя платье.

— О! — Абен издал радостный возглас. — Клянусь Мином, поистине ты действительно хочешь стать богатой женщиной, дева!

— Играй, играй! — с улыбкой подбодрила старика Тейя.

И вдруг остановилась, застыла:

— Нельзя ли убрать подальше костер? Он мне мешает.

— Передвинуть жаровню? Нет ничего проще! Эй, Уперра!

Слуги переставили жаровню на дальний край крыши. Снова зазвучала арфа. Тейя принялась танцевать, раскованно, эротично и страстно — гибкое тело ее извивалось, сплетались в изысканные узоры поднятые к небу руки, позвякивали браслеты на руках и ногах.

Ишь ты, браслеты! Откуда они у нее? А может, Тейя и не нуждается ни в каком спасении? Нет, не может быть! Наверняка она что-то задумала!

Девушка затянула негромкую песню:

Все так же извиваясь, она вдруг подбежала к краю крыши — как раз перед пальмой, на которой уже давно готовился к прыжку Макс. Уперлась в ночь пылающим взглядом — казалось, посмотрела юноше прямо в глаза. И с неожиданной яростью выкрикнула во тьму ночи припев:

И, изящно выгнувшись, вдруг сделала прыжок через голову — назад, к Абену, — такой, которому позавидовали бы и циркачи.

Опустилась перед разбойником на колени, провела руками по бедрам… и, выхватив торчащий за поясом главаря шайки кинжал, вонзила ему в сердце!

Тут уж Макс не терялся — прыгнул, на лету сбив с ног старика Птахотепа.

— Вяжи его! — подхватывая упавшую арфу, сверкнула глазами девушка. И тут же тронула пальцами струны:

Быстро связав старика первой попавшейся под руку ветошью — ею оказалось брошенное платье Тейи — и сунув ему в рот кляп, Макс подбежал к возлюбленной, показывая на край крыши:

— Скорее, спустимся вниз.

— Ах, я устала! — отбросив в сторону арфу, жеманно и громко воскликнула девушка. — Хочу еще вина! Эй, дружище Абен, налей-ка! Хорошее у тебя вино, клянусь крокодилом! Ой, ой, что ты делаешь?! Зачем ты меня щекочешь? Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ох…

Находившиеся где-то неподалеку слуги, — а они явно подслушивали — теперь должны были успокоиться, хотя бы на ближайшее время. Но следовало спешить.

Первым спустился Максим — просто ухватился руками за край крыши и неслышно спрыгнул в траву, не так уж высоко тут и было. Затаился, прислушался… Кажется, кругом все было тихо.

Ага, вот и Тейя! Соскользнула вниз ловко, как кошка. Тихонько прошептала:

— Ах-маси!

— Я здесь.

— Бежим на задний двор. Там можно уйти.

— Откуда ты…

— Тсс! Бежим!

Неслышно ступая, они прошмыгнули мимо ворот, таясь за кустами, и, оказавшись на заднем дворе, подошли к уборной.

— Задние ворота не заперты, — взяв юношу за руку, шепнула Тейя. — На рассвете ждут золотарей. Идем же!

— Стоять! — раздался вдруг громкий повелительный голос. — Кто такой?

— Я — Джедеф. Живот прихватило.

— Тебя я вижу, а это кто? — Из темноты на свет месяца выступила черная фигура негра, вооруженного коротким копьем и кинжалом.

Максим привычно сжал кулаки:

— А это моя невеста!

Хук справа! Прямо в челюсть!

Коротко хрюкнув, часовой повалился в кусты.

Выбравшись на улицу, беглецы, таясь за деревьями, зашагали к городской пристани. Сейчас приходилось опасаться не столько погони, сколько ночных шаек.

— Послушай, Тейя, — вдруг поинтересовался юноша, — а как ты меня заметила там, на пальме? Ведь заметила же, да?

— Никогда не позволяй месяцу светить себе в спину, — наставительно промолвила девушка.

Глава 16 Зима — весна 1553 г. до Р. Х. (Месяц Фармути сезона Переш, месяц Пахонс сезона Шему) Нижний Египет. Окрестности. Инебу-Хедж. Война

Тейе все ж таки удалось выяснить у Абена судьбу золотого сокола — его заказал и получил очень влиятельный человек из хека хасут, обитающий в оазисе Сета. Узнав это, Максим чуть было не застонал — Якбаал! Конечно же, Якбаал! Вот сволочь. Решил, значит, пойти другим путем, не надеясь на Макса. Вполне логично в общем-то…

Покинув Неферуси на рассвете с попутным судном, беглецы высадились чуть выше по реке и зашагали в оазис. Конечно же, молодой человек вовсе не горел желанием тащить за собой возлюбленную в столь опасное место, однако попробуй-ка отвяжись от нее! Максим ничего не рассказывал Тейе ни про Якбаала, ни про его поручение — зачем? Пусть Тейя думает, что сама все разузнала, ишь как задирает носик! Гордится — умная, мол. И в самом деле — не дура. И довольно решительна — далеко не каждая смогла бы вот так легко вонзить кинжал в сердце разбойника. Макс, к стыду своему, признавал: по сути, это Тейя и вытащила их обоих из обиталища Абена, не только вытащила, но и смогла разузнать все, что нужно.

Вот только дальше не повезло — оазис Сет-хотеп оказался пуст! Уныло поскрипывая, раскачивались на петлях ворота, и ветер разносил по захламленному двору красную песчаную пыль. И никого! И ничего! Все разграблено… или — увезено в дельту? Скорее последнее — Якбаал вовсе не такой дурак, чтобы дожидаться войск фараона Ка-маси. Конечно же, убежал, эвакуировался — так вернее будет.

Чу! Максу показалось вдруг, что кто-то на него смотрит. Юноша резко обернулся и увидел шмыгнувшую в амбар тень. Махнув рукой Тейе, поспешно бросился туда же:

— Эй, выходи, кто здесь? Выходи или, клянусь Амоном, тебе будет хуже!

— Господин, не гневайся на меня, — донесся из амбара тоненький голосок.

— Выходи! Не бойся, мы тебя не обидим.

Боязливо щурясь, во двор вышел тощий мальчишка в короткой набедренной повязке и с обросшей, давно не видевшей бритвы головой, как у Макса. Однако шевелюра юноши была аккуратно причесана, а вот что касается этого…

— Ты кто таков? — грозно вопросил молодой человек, и мальчишка с плачем повалился на колени.

— О, не губи меня, именем Амона, я тебе ничего плохого не сделал!

— Воистину я не собираюсь губить тебя, славный юноша, — важно выставив вперед ногу, промолвил Максим. — Скажи мне лишь: кто ты такой?

— Я — Шедек… Я из деревни, мой господин. Здесь недалеко…

— А где же обитатели этого дома? Только не вздумай сказать, что не знаешь!

— Знаю. — Мальчишка поднял голову. — Они все подались в Хат-Уарит! Ну, почти все, господин. Уплыли на большой барке.

— Точно туда? — недоверчиво прищурился молодой человек.

— Клянусь Гором! Пусть тело мое сгниет, а мой Ка сделается бездомным скитальцем! Наши, деревенские, помогали грузить вещи.

— Хат-Уарит, — Максим покачал головой и вздохнул. — Да-а-а, вряд ли мы там окажемся в ближайшее время.

— А вот и окажемся! — с неожиданной радостью выкрикнула Тейя. — И в самое ближайшее время, клянусь Амоном и Баст! Ведь победоносные войска великого царя Ка-маси неудержимо движутся к дельте! Месяц-другой — и Хат-Уарит будет взят, а захватчики хека хасут — навеки изгнаны с Черной земли.

— О, благословенные боги! — не менее радостно воскликнул мальчишка. — Воистину и я желаю, чтоб было так.

— Желает он, — Тейя хмыкнула. — Лучше скажи, нет ли поблизости войск славного Ка-маси?!

— Конечно есть. — Паренек уже совсем пришел в себя и усмехнулся. — Передовой отряд стоит в нашей деревне. Могу вас проводить, если хотите.

— Так веди!

— А-а-а-а…

— Видишь этот кинжал с золотой ручкой? Ты получишь его, клянусь владыкой загробного мира, в тот же миг, когда приведешь нас к войскам.

— Кинжал? А ручка точно из золота?

— Я не привыкла лгать, крестьянский сын!

О, каким тоном были произнесены эти слова! Прямо-таки царским.

— Эй-эй, — повернувшись к девушке, вдруг забеспокоился Макс. — А нас не сочтут дезертирами, а?

— Об этом не волнуйся! — все тем же тоном заявила Тейя. — Мой брат… мой брат, несомненно, объяснит все царю.

— А что, что объяснит-то?

— То, что мы с тобой придумаем. Пошли! Веди нас, крестьянский сын, да помни: если обманул — мало тебе не покажется!

Максим аж головой покачал — да-а-а, женишься вот на такой…

А Тейя вдруг подбежала к нему и со смехом потерлась о щеку носом:

— Ну вот, мы скоро будем дома, любимый! Ну, почти дома… Слава богам!

— Воистину слава.

Да никто их ни о чем и не спросил! Просто по просьбе девушки командир остановившегося в ближней деревне отряда доставил беглецов в ставку фараона, располагавшуюся в живописной излучине Нила. Тейя, словно так и надо, прошмыгнула в царский шатер — и стоявшие на часах воины даже не дернулись, не скрестили перед наглой выскочкой копья. Наоборот, взирали на осмелившуюся побеспокоить самого фараона девчонку с улыбками и даже, казалось, одобрительно. Ну дела… Неужели ее братец, великий жрец, такая уж важная шишка? Выходит — так, если судить по поведению девушки.

Скучая, юноша завалился в траву под раскидистыми деревьями. Примерно через час Тейя выбежала из шатра с радостным криком:

— Ах-маси! Ах-маси! Ага… Вот ты где! Я договорилась — ты получишь назначение сегодня же! Правда… — девушка вдруг погрустнела, — скоро, совсем уже скоро начнутся военные действия. Войска хека хасут и их союзников собрались у города Инебу-Хедж, чтобы дать решительный бой Ка-маси. Будет большая битва. Да хранят тебя боги, любимый!

— Нофрет, Нофрет! — Из царского шатра вышел какой-то вельможа. — Нофрет, где ты?

— Ну, все — меня снова зовут. — Девушка улыбнулась. — Жди здесь, я отправлю к тебе слуг с вином и пищей.

И побежала обратно, и подол красивого дорогущего платья из ткани «сотканный воздух», развеваясь, обнажал стройные ноги девушки. Ах, Тейя, Нофрет — да есть ли кто в целой Вселенной красивее тебя? Впрочем, тут, наверное, не только в красоте дело.

Возлюбленная не обманула — через некоторое время появились слуги с вином и самыми изысканными яствами. Юноша неплохо перекусил, а уже к вечеру, вызванный в шатер военачальника Рамоса, получил назначение в передовой полк. И даже осмелился спросить о тысяче Усеркафа. А как же, там ведь были друзья — тезка Ах-маси, Каликха!

— Усеркаф будет прикрывать левый фланг, — с надменной улыбкой пояснил вельможа. — Он уже давно выдвинулся к Инебу-Хедж, и ты его вряд ли догонишь. Да и не нужно — в передовом полку куда больше возможностей отличиться. Я слышал о тебе от Усеркафа и Нофрет. Говорят, ты неплохой воин.

— Может быть, — пожал плечами Максим.

— Однако хороший воин еще не значит хороший командир, — продолжил Рамос. — Я лично тебя не знаю, а потому, извини, не могу доверить даже сотню. Будешь сражаться на колеснице в отряде Секенрасенеба — это весьма почетная должность.

— Благодарю тебя, уважаемый господин. — С достоинством поклонившись, Максим получил все необходимые разъяснения у заместителя Рамоса, после чего удалился и направился в расположение колесниц Секенрасенеба.

Вечерело, и заходящее солнце прочертило на водах реки широкую оранжевую дорожку. По всей излучине располагалось войско — щитоносная пехота, лучники, метатели дубинок и дротиков, а чуть выше на берегу, близ дамбы, нетерпеливо ржали кони.

Секенрасенеб оказался мужчиной лет двадцати пяти. Высокий, улыбчивый, длиннорукий, он сразу понравился Максиму, да и сам новоприбывший, похоже, вызвал у командира колесничих симпатию.

— Рамос пишет о тебе как о хорошем бойце, — прочитав предписание, с улыбкой заметил Секенрасенеб. — Управлял когда-нибудь колесницей?

— Приходилось. — Юноша скромно потупил глаза, умолчав, чем закончилось сие управление.

— В общем-то ничего сложного, нужен лишь некоторый навык, ну и конечно, опыт. Понимаешь, надо чувствовать колесницу и лошадей. Когда чуть натянуть вожжи, когда ослабить, а когда и спрыгнуть на землю, побежать рядом. Знаешь, как колесницы называют у нас в войске?

— Как?

— Повозки самоубийц, вот как! — Молодой командир расхохотался. — Ишь какие шутники выискались! Ничего, в грядущей битве мы покажем себя, клянусь Амоном и Гором! Завтра мы научим новоприбывших хоть немножко управлять лошадьми. Да-да, что смотришь? Тут таких, как ты, множество. Сам Властелин Великого Дома приказал усилить экипажи колесниц лучшими воинами. Так обычно в повозке два человека — возница и лучник, теперь будет по три — еще копьеносец. Ты хорошо владеешь копьем?

— Пожалуй, неплохо, — вспомнив уроки тезки, Максим вовсе не покривил душой.

Командир хлопнул его по плечу:

— Вот и славно! Пойдем, покажу место ночлега.

На следующий день, познакомившись со своим экипажем и другими воинами, юноша приступил к тренировкам. Как опытный командир, Секенрасенеб хотел, чтобы каждый из экипажа при случае мог управлять колесницей, а потому гонял людей до седьмого пота — времени на подготовку оставалось крайне мало.

Некоторые колесницы усиливали — оббивали борта листами звонкой сияющей меди, укрепляли ступицы и ось.

— Помните, главное — это вовремя остановиться, — учил Секенрасенеб. — Не увлекайтесь, не врывайтесь в самую гущу врагов — там и останетесь, колесница не ладья Ра, обязательно перевернется. Наше дело — внезапно появиться, ошеломить врагов стрелами, а потом, подпустив их ближе, действовать по обстоятельствам. Либо придется спешиваться и драться — на то нам и копьеносцы, либо — быстро уезжать, чтобы появиться в другом месте, к примеру, выставив заслон, ликвидировать вражеский прорыв.

— А что, если набить на колесницу острые наконечники копий, вставить в ободья колес кинжалы, — предложил какой-то молодой воин. — Ух как будут вертеться! И сколько врагов поразят!

Громкий хохот колесничих был ему ответом.

— Нет, в этом ты не прав, парень, — пряча усмешку, заметил командир. — Сам подумай — а если придется быстро передислоцироваться, скажем, на левый фланг или на правый, без разницы. И что тогда — мы будем резать этими кинжалами собственную пехоту? Да и с другой стороны, много ли врагов ты ими зарежешь? Тела убитых просто повиснут на лезвиях, колесница неминуемо остановится или перевернется — на этом все и закончится, уверяю тебя, друг мой!

И так продолжалось несколько дней подряд — с утра и до позднего вечера. Некогда было не только увидеться с Тейей, но даже и подумать о ней. А потом внезапно посыльный принес приказ о всеобщем марше.

Задрожала земля под тысячами ног! Качнулись над головами копья. Кони, заржав, понесли колесницы навстречу грядущей битве. Настроение у воинов было радостным — они шли освобождать родную землю Кемет от ненавистного чужеземного ига. Ну, надменные захватчики хека хасут, повелители пыльных нагорий, скоро, совсем скоро придет ваш последний час! Великие боги повернулись наконец лицом к жителям Черной земли, и воинская удача будет сопутствовать победоносной армии фараона Ка-маси. Да будет так! Воистину будет!

Ржали лошади. Свистели стрелы и дротики. Яростные лучи солнца сверкали на шлемах и наконечниках копий. От ног воинов гудела земля. Две армии, две ощетинившиеся копьями и мечами орды сошлись на равнине близ славного города Инебу-Хедж. Армия захватчиков хека хасут и армия освободителей под стягом сокровенного бога Амона.

Заглушая воинственные крики и вой, били в стане врагов барабаны. Отвечая им, в войске Ка-маси трубили медные трубы. Легкая пехота уже давно сделала свое дело и теперь поспешно освобождала место для основных сил. Словно на параде, печатая шаг, копьеносцы вскинули к плечам щиты с полукруглым верхом. Качнулись копья. Взметнулись в воздух секиры.

— Слава Амону! — с громким криком тяжелые пехотинцы Юга двинулись в бой.

Земля дрожала, знойное желтое небо звенело эхом тысячи кличей, и воды Великого Хапи, казалось, помутнели.

— Слава Амону!

— Ба-ал! Ба-ал! — подбадривали себя криками пехотинцы захватчиков.

Их пестро одетые колесничие нетерпеливо перебирали поводья.

— Ба-ал! Ба-ал!

Враги ударили друг друга грубо — в лоб — сошлись… В глазах воинов стояла ненависть, а в глотках застыл крик.

Удар! Удар! Удар!

Захрипели раненые, упали наземь убитые, орошая дымящейся кровью ноги своих товарищей.

— Слава Амону, слава!

— Ба-ал!

Стоя в колеснице, Максим наблюдал за ходом сражения — точнее сказать, за тем, что было можно разглядеть за тучами поднятой пыли, — и чувствовал неожиданно поднявшийся откуда-то из темных глубин души восторг.

Яростные крики, боевой клич, проклятия и стоны раненых, звон мечей и свист стрел — все слилось в один угрожающий гул, шум битвы. Тяжелые шеренги воинов сшиблись грудь в грудь, копье к копью, глаза в глаза.

Вот, кажется, вражеский строй прогнулся!

Давайте же! Давайте! Ну!

Вот выгнулся еще, вот враги показали спины! Пехотинцы Ка-маси, бросая не нужные больше щиты, устремились в прорыв, оглашая всю округу громким победным воплем. Максим вздрогнул — словно гигантским пылесосом щитоносцев засасывало в образовавшуюся в строе врагов дыру. Юноша насторожился — слишком уж быстро все происходило, слишком уж быстро. Оглянулся на командира — тот стоял в соседней колеснице и тревожно хмурился, как видно, и ему тоже совсем не нравилась ситуация. Вот кто-то выбежал из кустов — гонец! Подбежал, поклонился, что-то сказал…

Секенрасенеб воодушевленно расправил плечи:

— Воины! Наш великий правитель разгадал подлый замысел хека хасут! Нам приказано ударить по врагам в том месте, где они специально прогнулись, завлекая в западню наши войска. Наш удар — на левом фланге, а союзная пехота Ибаны чуть позже ударит справа. Задача ясна?

— Ясна, командир! — хором отозвались воины.

— Тогда — вперед. И да помогут нам боги!

Молодой командир взмахнул серповидным мечом, и колесницы, по пять в ряд, рванулись в битву. Ржали кони, развевались над их головами плюмажи, и прорывающееся сквозь поднятую пыль солнце сверкало на золотых дисках упряжи.

Слава Амону!

Сжав губы, Максим напружинил ноги и покрепче ухватился за передний край колесницы. Рядом с ним стоял возница — смешливый парень по имени Хоремхеб, а сразу за ним, справа, — лучник Беду. Повозку немилосердно трясло, но страха не было, наоборот, хотелось как можно скорее ворваться в самую гущу битвы! И такая возможность представилась.

Обогнув небольшой холм, колесницы Секенрасенеба, свернув по пологой дуге, врезались в тыл воинам хека хасут.

А те вовсе не ожидали удара! Еще бы, ведь колесницы — это оружие Дельты, и странно было видеть, как ловко управляли ими славные воины Юга!

— Хэй-гей! Слава Амону!

С воплями и презрительным смехом колесницы ворвались в гущу врагов — отступать сейчас никто не собирался, нужно было отвлечь врагов на себя, дабы спасти от неминуемого окружения основные силы. Спасти, тем самым решив исход битвы. Спасти — и, быть может, погибнуть.

Страха не было. Был спокойный расчет. И уверенность… И азарт! Все точно так же, как в боксе!

Грохот, гром, крики и скрипящий на зубах песок. А, черт! Кажется, прикусил язык на ухабе.

Сплюнув кровавой слюной, Макс отбил древком чужое копье и с возвышения колесницы нанес смертельный удар по врагу. Тот захрипел и, падая, вцепился в колесо повозки, а возбужденные кони несли ее дальше, и труп врага подпрыгивал на ухабах.

Удар! Кто-то из вражин сунул копье между спицами. Колесница закружила на месте, словно подбитый танк. Все! Нечего здесь больше сидеть… то есть стоять.

Они соскочили всем экипажем — Максим, лучник Беду, возница… Черт! Возницу тут же пронзили дротиком! Ну, сволочи, погодите!

Юноша действовал копьем, как учил Ах-маси, а этот парнишка, несмотря на юный возраст, знал свое дело лучше многих.

Макс держал древко, как винтовку, — одна рука ниже другой. Так же примерно и действовал, как штыком, — выпад, отскок, отбивка, выпад, отскок…

Ага! Достал-таки еще одного вражину, не помогли и доспехи из широких полос прочной бычьей кожи — острие копья как раз угодило чуть выше перекрестья. Но расслабляться было некогда — место упавшего врага тут же занял другой.

О, каким яростным блеском сверкали его черные глаза! И как лихо он орудовал мечом. Тем самым, серповидным — это оружие, как и колесницы, пришло в Египет из Азии.

Ввухх!!!

Вот так удар!

Юношу едва не отбросило — с такой силой нанес удар враг! Максим уже пожалел, что не прихватил с собой щит. Хорошо хоть, спасли доспехи — кожаная рубаха с нашитыми на нее мелкими бронзовыми пластинками. Тяжеловата была рубашечка, да хоть какая-никакая, а защита.

Макс ударил копьем — отскочив, противник ухватился рукой за древко. Потянул на себя, выставив вперед меч… Его лезвие юноша отбил, левой рукой выхватив из-за пояса широкий кинжал. Правой же, бросив копье, с налета ударил вражину в челюсть.

Охнув, тот завалился наземь… И попал под копыта коней, и колесница Секенрасенеба, едва не перевернувшись, проехала по его груди. На губах упавшего показалась кровавая пена. Брр!

Все вдруг снова стало объемным — схлестнувшиеся в яростной сече воины, пыль с редкими проблесками выцветшего изжелта-голубого неба, шум битвы. А ведь вот сейчас — только что! — Максим ничего этого не видел, не слышал, не чувствовал. Видел только глаза врага, его всклокоченную грязную бороду, сверкающее острие меча. Ощущал смрадное дыхание, запах чеснока и пота. Ничего другого вокруг как будто бы и не было какое-то время. Словно бы исчезло все…

— А, что?!

Командир беззвучно открывал рот:

— …кафа!

— Какая кафа?

— Отряд Усеркафа! Он уже на подходе, уже недолго осталось! Только держитесь, парни!

Только держитесь…

Сеча продолжалась, даже вроде бы стала еще ожесточеннее, злее. Никто не щадил раненых — их добивали, никто не хвастал своим благородством — противника доставали и били всем чем угодно и как угодно. Нападали трое на одного, потом брались за следующего… Вон за кустом двое вражин наседали на лучника.

— Держись, Беду! Слава Амону!

Подняв оброненный кем-то меч, Макс рванулся на помощь. Помочь успел, отвлек на себя врагов, но и сам, обернувшись на громогласный вопль, получил по голове палицей. Густая шевелюра смягчила скользящий удар, но все же в глазах потемнело, и юноша со стоном повалился в пыль.

И не видел уже ничего.

Ни беспорядочно бегущих врагов, ни воинов Усеркафа, ни грозной щитоносной пехоты великого фараона Ка-маси. А вот его некоторые увидели.

— Эй, Каликха, постой!

— Что тебе, Ах-маси? Хочешь помешать мне ворваться первым во вражеский лагерь?!

— Не в этом дело. Смотри-ка, кто здесь лежит!

— Лежит? Ты, верно, хотел сказать — валяется, словно брошенный мешок… О, боги! Не может быть! Джедеф! Ведь это Джедеф, точно!

— Точно он! Кажется, не убит, ранен. Да-да, сердце бьется! Скорей! Эй, эй, колесничий! Заворачивай, заворачивай! Тебе, тебе кричу, дылда! Успеешь еще пограбить вражеский стан, всем достанется. Давай-ка сюда! Стой. Помоги-ка…

Глава 17 Весна 1553 г. до Р. Х. (месяц Паини сезона Шему) Дельта. Наемник

— Ты найдешь его там во что бы то ни стало! Найдешь и предупредишь… если он, конечно, все еще жив. — Военачальник Рамос погрустнел, впрочем, тут же гордо вскинул голову. — Петосирис знал, на что шел. Знал, что враги могут бросить его тело на съедение гиенам, или оставить гнить в земле, или — сжечь! В любой миг поля Иалу могут стать недоступными для него, но Петосирис на это пошел, пошел ради своей родины, ради своих богов, ради всех нас — жителей Черной земли. Воистину это великий человек, да помогут ему боги!

— Воистину так, — важно согласился Макс.

Они с командиром Рамосом находились сейчас в небольшой барке на середине реки. Это было самое удобное место для того, чтобы никто даже случайно не смог подслушать беседу: настолько высоко военачальник ценил своего человека, агента, внедренного в высшие круги хека хасут в самой их столице, городе Хат-Уарит. О да, несомненно, сведения, предоставляемые этим агентом, имели большую ценность. Во многом благодаря им была выиграна та битва при городе Инебу-Хедж, в которой едва не погиб и Максим. Слава Амону, его вытащили на себе друзья из передовой тысячи Усеркафа — Ах-маси и Каликха.

— Запомни тайное слово к Петосирису: «Скоро Амон и Ра станут как братья!» Если все в порядке, он должен ответить: «Воистину как единое целое».

— Амон и Ра станут как братья… — тихо повторил молодой человек. — Как единое целое. Можно спросить тебя кое о чем, почтеннейший командир Рамос?

— Почему выбрали именно тебя? — Военачальник усмехнулся. — Не только потому, что ты умен, храбр и умеешь хорошо драться. Ты — наполовину шардан, светлокож и светлоглаз, а наемников сейчас очень много в дельте. Тебе легче, чем кому-либо другому, будет проникнуть в Хат-Уарит, не вызывая никаких подозрений. К тому же тебе доверяет Нофрет, а Хозяин Великого Дома ценит ее мнение.

— Ах, вот оно что. — Вспомнив о Тейе, юноша невольно улыбнулся. — Но я не об этом хотел узнать. Вернее, не только об этом. Почему такая спешка? Ваш человек на грани провала?

— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, но догадываюсь. Да, не буду скрывать — ситуация обострилась. — Рамос огляделся по сторонам и понизил голос — даже здесь, в барке! — Мы знаем, что среди высших вельмож царя есть предатель! И он, несомненно, умен и сообразителен, так что неизбежно вычислит нашего человека, и скорее рано, чем поздно. А Петосирис нужен — это целый клад знаний о хека хасут, а война вовсе не закончится со взятием Хат-Уарита. К тому же Петосирис — человек, близкий досточтимой матери Хозяина Великого Дома. Ты должен найти и предупредить его во что бы то ни стало!

— Я готов, — негромко промолвил молодой человек. — Готов идти в Хат-Уарит хоть даже сегодня.

Рамос покачал головой:

— Не спеши, юноша! Отправишься завтра, с рассветом. Сегодня же жрецы расскажут тебе все о вражьей столице. Все, что знают.

Он даже не успел как следует попрощаться с Тейей. В сопровождении верных слуг девушка уезжала обратно в Уасет — здесь, в самом преддверии дельты, уже становилось слишком опасно. На удивление Максима, свита оказалась не такой уж большой — всего трое рабов и одна пожилая толстуха-рабыня.

Девушка увидела возлюбленного издали, подбежала, не стесняясь чужих глаз, обняла, потерлась носом о щеку:

— Ты пришел проститься со мной? Я рада.

— Рада, что уезжаешь?

— Что скоро мы будем вместе!

Юноша только хмыкнул в ответ: ну надо же — скоро! Как сказать, как сказать…

Тейя погладила его по плечу:

— Отойдем. Во-он туда, к деревьям.

Здесь, на севере, местность была другой, не такой, как на знойном юге: трава казалось густой и необыкновенно зеленой, росший по берегам тростник колыхался, словно безбрежное море, и таким же морем, только серебристо-голубым, казалась широченная река. Тут и там во множестве росли кустарники и деревья, яркие цветы сверкали упавшей на землю радугой, повсюду порхали разноцветные бабочки и птицы. Дышалось легко — воздух был насыщен влагой близкого моря. Только вот очень часто порывы ветра приносили гнилостный запах болот, знаменитых непроходимых топей дельты.

У пристани, в полусотне шагов, лениво покачивались на волнах барки.

— На которой из них поплывешь ты? — обняв девушку, тихо спросил Макс.

— На той, синеглазой, видишь?

На носу стоявшего ближе всех к берегу судна густой синей краской были выведены глаза.

— Не мало ли у тебя охраны, милая? Ведь повсюду разбойники. Вдруг нападут?

— Не нападут. — Девушка беспечно отмахнулась. — Все, что к югу, уже освобожденная от захватчиков наша земля! Там повсюду наши чиновники, воины и жрецы — чего ж мне бояться?

— Твои слуги… — Максим обернулся.

— Это верные люди!

— Мне они почему-то такими не кажутся! Посмотри же, у них физиономии бродяг и лжецов. Почему ты не взяла с собой воинов?

— Воины есть на барке.

— Ну, слава Амону… О, боги!

— Что?! — дернулась Тейя. — Что такое? Почему ты так смотришь?

— Какая ты красивая, милая! — прошептал молодой человек с самым искренним чувством. — Самая красивая на всей земле.

Прижав возлюбленную к себе, он крепко поцеловал ее в губы… как делали хека хасут. Или — не делали, но все новое, необычное, непривычное приписывали именно им.

С барки замахали руками.

— Ну все, мне пора! — со вздохом промолвила девушка. — Прощай и — до встречи.

Лукаво улыбнувшись, она махнула рукой слугам и быстро побежала вниз, к барке. Затканный золотом прозрачно-зеленый подол ее платья развевался на бегу, словно боевое знамя.

Максим проводил девчонку глазами и вздохнул. Отчего-то стало вдруг грустно. Подумалось, что, наверное, лучше бы ему отправиться в свой поход первым. Не так бы было грустно прощаться. А так… Сколько еще до вечера?

Впрочем, скучать ему не дали. Как и обещал Рамос, не успела еще барка с Тейей отчалить, а Максим уже очутился в цепких лапах жрецов. Важные, с бритыми головами, одетые в длинные белые схенти, они несколько часов кряду учили будущего шпиона всему тому, что принято у хека хасут. Как одеваться, как приобретать пищу, просить ночлега, благодарить — в общем, всему. Запомнить сии сведения оказалось не так уж и сложно — в дельте ведь жили и простые люди, такие как и везде вдоль Великого Хапи. Они-то не порывали со своими обычаями и богами и по-прежнему говорили на своем языке. А наемник-шардан, под видом которого Максим должен был попасть в Хат-Уарит, мог и не знать речи захватчиков, точнее — недостаточно хорошо ее знать.

Они сидели в высоком шатре, и пахучие благовония курились перед золотыми статуями богов — Амона, Осириса, Гора. Когда наступила ночь и над черной водой Хапи повисли желтые звезды, жрецы ушли, кроме одного — старого и мудрого жреца Амона. Максим подумал вдруг: неужели Тейя — родная сестра этого старика?! Может быть, сводная? Или это не самый главный жрец?

— А теперь я хочу сказать тебе главное, — взяв юношу за руку, тихо промолвил старик. — Твоя задача на самом деле куда труднее, чем кажется.

Максим вскинул глаза.

— Да-да, труднее… — Жрец помолчал. — Не знаю, сможешь ли ты поверить, но знай, что владыки хека хасут призвали себе на службу самое мерзкое колдовство! Каждый день в тайном храме они приносят кровавые жертвы своему гнусному богу Баалу и черным богам дельты. Красивых девушек, женщин, детей. Каждый день льется невинная кровь. И уже есть результаты!

— Результаты?

— Да. Именно поэтому захватчики столь беспечно проигрывают битву за битвой, они уверены: мы никогда не возьмем Хат-Уарит и никогда не завоюем дельту! Понимаешь — уверены. Наш человек, к которому ты идешь, с большой тревогой докладывал об этом неоднократно. Ему пока не удалось отыскать тайный храм. Ты поможешь ему в этом… или найдешь его сам!

— Найду, — кивнул Макс. — А что потом?

— Сделаешь так, чтобы там больше не было жертвоприношений. Я не знаю как. Думай! Думай и помни — их гнусное колдовство опасно, очень опасно! Вот… взгляни…

Нагнувшись, старый жрец открыл небольшую шкатулку и вытащил оттуда… сувенирные кварцевые часы в обрамлении цветного стекла! Белый циферблат с изображением Эйфелевой башни и надписью Paris — таких полно в каждой лавке, продаются по три или пять евро. Ну конечно, и здесь не обошлось без господина Якба! Кстати сказать, Максим не очень-то и был удивлен.

И старый жрец заметил это:

— Вижу, ты что-то знаешь об этой странной вещице? Доводилось видать?

— Так, мельком… У одного из торговцев. Так себе вещь, не особенно ценная.

— Да-а-а-а. — Убирая часы обратно в шкатулку, жрец покачал головой. — Много чего непознанного имеется в дельте! И за всем этим — самое гнусное колдовство! Будь уверен, если б могли, владыки хека хасут принесли в жертву своим богам каждого жителя Черной земли! Они и сейчас это делают — похищают детей, девушек, женщин. Брр… Мерзость! Ты должен положить этому конец. Или хотя бы попытаться.

— Я сделаю все, что смогу, — просто ответил Максим.

На следующий день с утра, облачившись в пестрые одежды и засунув за пояс кинжал, молодой человек выбрался на идущую по вершине дамбы дорогу и, весело насвистывая, зашагал на север. Вскоре он уже смешался с целой толпой беженцев, собиравшихся пересидеть военные действия в каком-нибудь из городов дельты. Все правильно — кому же понравится жить на переднем крае, когда грабят и те и эти? Когда нет ни спокойствия, ни даже тени порядка, когда по ночам власть переходит к мерзким разбойничьим шайкам, когда нет закона и не знаешь, встретишь ли утро живым. Кто мог, уезжали. Не важно — на север или на юг, лишь бы подальше от всего этого ужаса, подальше от смерти и от страшных криков в ночи. Торговцы, ремесленники — ткачи, кузнецы, гончары, да и просто непонятно какой люд вскоре заполонили всю дорогу, параллельно которой, по реке, неспешно двигались барки, тоже полные беженцев. Только крестьяне из окрестных деревень уныло поглядывали им вслед — им-то невозможно было уйти, ведь не прихватишь же с собой участок земли, канал, дамбу! Да и скот не погонишь с собой на новое место — всенепременно отберут по пути! Горестен путь простого человека в смутные времена, но еще горше — тернистый путь крестьянина.

Те, кто побогаче, погрузили свое имущество на сани-волокуши, кто победнее — тащили поклажу на плечах. Уныло было кругом и как-то беспросветно грустно. Впрочем, не везде — где-то впереди Максим услыхал вдруг веселые голоса и песни.

Юноша тут же прибавил шагу, справедливо рассудив, что, кроме как алчным наемникам, для которых любая смута все равно что мутная вода для ловли в ней золотой рыбки, тут больше веселиться некому.

Нагнав группу веселящихся парней, молодой человек некоторое время шагал чуть позади — присматривался, прислушивался, мотал на ус. Как оказалось, не все там были такими уж молодыми, хватало и вполне зрелых мужчин. За поясами у всех блестели кинжалы, кое у кого имелись и мечи, и секиры, и короткие копья, и даже поблескивали на солнце привязанные к поясу шлемы.

— Эй, парень!

Напрасно Максим полагал, что сия компания поглощена песнями и весельем, — его, оказывается, давненько уже заметили и вот сейчас решили позвать.

— Ты, ты, длинный!

— Я? — молодой человек с деланым изумлением ткнул себя пальцем в грудь.

— Небось тоже идешь в Хат-Уарит, к Апопи?

— Да, — юноша ухмыльнулся. — Надеюсь там кое-что получить.

— Мы все надеемся, — хохотнул чернобородый мужчина. — Из чьего ты отряда?

— Махал копьецом у Черной Собаки Джхути, — Макс тут же вспомнил то, чему его учили жрецы.

— Ого! — одобрительно улыбнулся бородач. — Джхути — лихой рубака!

— Жаль только, что мертвый, — ухмыльнулся какой-то совсем еще молодой парень — светлокудрый, как греческий бог Феб.

Бородатый махнул рукой:

— И не говори, Медой. Жаль, жаль Джхути. О подвигах головорезов Черной Собаки много чего говорят. Правда, может, и врут.

Максим и не заметил, как уже шагал рядом с новыми знакомцами.

— А правда, Джхути как-то велел разрушить храм Гора? — забежав вперед, поинтересовался кудрявый Медой.

— Правда, — ничтоже сумняшеся отозвался Макс. — Сам разрушал. Ух, и много же дебенов золота мы там взяли! А храмовые танцовщицы?! Клянусь Баалом, я таких жарких женщин не встречал даже в дельте!

— А как же Гор?

— А что нам какой-то Гор? Тьфу!

Молодой человек смачно сплюнул под ноги, с удовлетворением отметив промелькнувший в глазах Медоя ужас. Вот так-то вот! У этой братии принцип один: боишься — значит уважаешь.

— Как твое имя, парень? — спросил бородач.

— Джедеф.

— Хм… странно. Это не шарданское имя!

— А я и не шардан. Вернее, лишь наполовину шардан.

— Судя по твоей коже — на все четыре четверти!

Вся компания громко расхохоталась.

Бородатого, кстати, звали Хаемхатом. Опытный рубака, он держался здесь за командира, насколько возможно было командовать сей спонтанно сбившейся вольницей. Ну, по крайней мере слово его здесь имело вес.

На ночлег остановились в какой-то большой деревне. Обычные беженцы довольствовались охапкой тростника и пологом, а вот люди Хаемхата нагло ввалились на постоялый двор.

— Эй, хозяин! — едва войдя в просторное помещение, заорал Медой. — А ну, тащи сюда вино и девок!

— Притащу, — возникший непонятно откуда мужик с не по-деревенски щегольской квадратной бородкой ухмыльнулся и быстро поинтересовался, чем уважаемые гости будут платить.

— Ах, тебе еще и платить? — Медой возмущенно тряхнул кудрями и выхватил из-за пояса кинжал. — Слышишь, Хаемхат, давай я отрежу ему голову!

— Смотри, как бы тебе кое-что не отрезали, сопляк! — Ничуть не испугавшись, хозяин постоялого двора, прищурив глаза, взглянул на Хаемхата. — Ты, похоже, здесь главный. Так знай — в деревне найдется немало мужчин, способных за себя постоять. И вооружены они не только палками и цепами для молотьбы. Впрочем, для вас достаточно и этого.

— Посмотрим! — сквозь зубы протянул Хаемхат.

— Давай, смотри. Но лучше бы нам было договориться.

— Это нам решать!

— Так решайте. У меня есть одно дело — как раз подходящее для вас.

— Что еще за дело?

— Разобраться с соседней деревней — тамошние ворюги украли наших быков, но не признаются. А наказать бы их надо. Вот вы и накажете. Словно бы сами по себе.

Хаемхат усмехнулся сквозь зубы и обернулся к парням:

— Ну вот, опять надобно кого-то убивать!

— Вовсе не обязательно убивать, — тут же поправил хозяин. — Главное — это пригнать быков в то место, которое я вам укажу.

— И что мы за это будем иметь? — перебил старшего недисциплинированный Медой.

Хозяин постоялого двора улыбнулся:

— Все, что просили: ночлег, еду, женщин.

Переглянувшись, наемники согласились — в конце-концов, дело-то было привычное.

Заручившись согласием всех своих людей, — ни один не отказался, куда там — наоборот! — Хаемхат подошел к разработке набега как настоящий стратег. По его просьбе Усир — так звали хозяина корчмы — начертил на песке план: река, дорога, деревня. Место, где держат быков, и место, куда их нужно пригнать. А затем в подробностях рассказал о том, сколько в соседней деревне боеспособных мужчин — выходило не так-то и много.

— Ну, что же, — получив требуемые сведения, Хаемхат азартно потер руки. — Дело, похоже, нехитрое. Делаем так…

Быстро и доходчиво он тут же изложил свой план, надо сказать, довольно толковый, так что даже Макс, которому изначально не нравилась вся эта затея, несколько повеселел. Выходило, что можно было обойтись почти совсем без крови, дай-то бог, вернее боги.

Воспользовавшись круглой, вовсю светившей луной, наемники на предоставленных Усиром тростниковых лодках спустились вниз по реке и пристали к берегу невдалеке от нужной деревни, в которой, почуяв чужих, тотчас же забрехали псы. То, что и было нужно!

Притаившись в кустах, Хаемхат похлопал по спине Медоя:

— Ну, вперед, парни. И да помогут вам боги!

Усмехнувшись, Медой, а с ним еще человек пятнадцать, не обращая никакого внимания на собачий лай, подобрались к дому старосты, чуть-чуть выждали и с громким воплями ворвались во двор, хватая там все, что попадалось под руку: овец, гусей, уток, юных рабынь.

— Помогите! Помогите! О, боги! — послышались вопли. — Люди! Люди! На помощь! А-а-а-а!!!

В деревне вспыхнули факелы.

И в тот же момент казавшаяся неуправляемой вольница, подхватив на плечи награбленное добро, с такими же громкими воплями помчалась к реке.

Максим даже головой покачал — быстро, ну до чего ж быстро! Деревенские жители вряд ли успели что-нибудь сообразить. Нет, ну конечно, поняли, что грабят, а вот куда уносят добро… Хотя нет!

Юноша прислушался.

Сообразили!

— Вон они, вон они! На лодках!

— Стойте, лиходеи, стойте!

— Клянусь богами, вам сейчас не поздоровится!

По всему берегу замелькали факелы. Разобиженные деревенские жители с воплями и громкими ругательствами садились в лодки.

— Вон они, на излучине! Слышите, как блеют наши бараны?

— Мы вас поймаем, клянусь Исидой и Гором!

— Гребите, гребите быстрее, гребите!

Немного выждав, Хаемхат дотронулся до локтя Максима:

— Ну, пора и нам. Ты и в самом деле сможешь уложить скотника одним ударом? А он не очнется?

— Уверяю тебя, очень не скоро!

— А если их окажется двое?

— Уложу двоих, какая разница?

Оставшиеся из всей шайки пять человек, неслышно ступая, подошли к деревне с подветренной стороны и оказались перед длинным коровником, окруженным невысокой плетеной оградой. Перемахнуть через нее было совсем уж плевым делом, что все и проделали.

Взбрехнул, зашелся лаем пес. И тут же заскулил, умолк, получив ножом в сердце.

Макс подскочил к воротам. Бросилась навстречу ему черная тень…

Удар!

Хорошо — луна светит ярко, все видно отчетливо.

— Молодец! — бросив быстрый взгляд на распластавшегося по земле скотника, похвалил Хаемхат. — Похоже, здесь только один. Все остальные местные дурачки бросились в погоню. Ну что, парни? Выводим быков? Не забудьте только намотать им на копыта тряпки.

Без всяких проблем они вывели быков на залитую лунным светом дорогу, по ней и погнали, ни от кого уже больше не прячась, потом свернули к каналу.

Хаемхат замедлил шаг:

— Эй, Усир!

— Я за него! — Из кустов тут же выскочил какой-то тощий парень с широким мясницким ножом в левой руке. — Оставляйте быков здесь. Хозяин ждет вас.

— Ну, ясно.

Переглянувшись, все пятеро весело зашагали к деревне Усира. Ночь была светлой и теплой, где-то далеко на реке утробно ревел гиппопотам, а прямо над головою путников, едва не задев крылами, пронеслась какая-то ночная птица.

— Как там, интересно, наши? — негромко спросил кто-то. — Сумеют ли легко уйти?

— Ты не знаешь Медоя! — Хаемхат глухо рассмеялся. — Они сейчас бросят награбленное добро на излучине и уйдут. Попробуй-ка вылови их в камышовых зарослях!

— Как бы сами не потерялись.

— Не потеряются — Медою это место хорошо знакомо. Можно сказать, родные края.

Они пришли на постоялый двор еще засветло, а с первыми лучами солнца туда же вернулись и остальные. Не все — двоих потеряли.

— Мы не думали, что у них найдутся лучники, — меланхолично произнес Медой. — Стреляли почти наугад, суки. Ладно! Ну, так что там хозяин? Готов платить?

— Готов, готов, — довольно ухмыльнулся Усир. — Вы все сделали как надо. Сейчас будут и вино, и еда, и девушки.

— А эти? Ну, те, деревенские, они не отыщут быков? Не явятся за ними сюда?

— Не явятся! Быков уж давно нет. Разделаны на мясо и проданы одному торговцу из Шмуну. Небось уже давно плывут на барке вниз по реке!

Первые лучи солнца, проникая сквозь дверной проем, окрашивали золотом просторную залу. Проворные служанки уже расстилали циновки и тащили еду и вино.

— Что-то мне знакомо твое лицо, парень. — Трактирщик пристально вгляделся в Медоя. — Не ты ли тот, кого называли Кудрявый Мед, знаменитый раз…

— Не я! — Ангельское лицо юноши вдруг стало напряженным и злым. Впрочем, он тут же улыбнулся. — Не советую тебе задавать лишние вопросы, Усир! Лучше зови сюда девок!

— Позову, — скромно кивнул кабатчик. — Тут у меня ночует целая труппа бродячих танцовщиц. Идут в Хат-Уарит — каждой ведь хочется заработать себе на гробницу. Думаю, уже давно пора их разбудить.

— Так буди, что стоишь?!

— Еще один вопрос, если позволите…

— Ну?

— Нет ли среди вас человека по имени Джедеф?

Максим вздрогнул:

— А в чем дело?

— Одна из танцовщица спрашивала: не было ли тут на постое такого? Я, правда, ничего не сказал — так ведь и не знал.

— Танцовщица? Что за танцовщица? Покажи мне ее!

Молодой человек крепко ухватил Усира за локоть. Остальные наемники давно уже сидели на циновках и смачно управлялись с жареными утками, хлебцами, рыбой…

С усмешкой взглянув на них, хозяин постоялого двора повернулся к Максу:

— Видишь ту дверь?

Ну конечно же!!! Максим прямо предчувствовал — ну какая же еще здесь могла оказаться девушка!

Тейя!!!

Она спала на соломе, и разметавшиеся волосы ее золотило солнце.

— Тейя, — сев рядом, нежно прошептал молодой человек.

Девушка открыла глаза:

— Ах-маси! Любимый мой Ах-маси! Наконец-то я тебя дождалась.

— Дождалась?

— Мало кто минует эту харчевню на пути в Хат-Уарит.

— На пути… Постой! Как ты здесь очутилась?

— Сбежала! Ты был прав — я нарочно взяла с собой самых гнусных и неумелых слуг. — Потянувшись, Тейя обняла парня за шею и, заглядывая в глаза, прошептала: — Я не могла не пойти с тобой, помни — ведь именно в Хат-Уарит мы с тобой отыщем наконец золотого сокола. Ну, что? Ты не рад? Ведь отыщем?

— Отыщем!

Юноша накрыл губы возлюбленной поцелуем.

Глава 18 Весна 1553 г. до Р. Х. (месяц Паини сезона Шему) Хат-Уарит. Зеленые ставни

Простившись с наемниками, Максим и Тейя, которую он, не мудрствуя лукаво, объявил своей любовницей, сбежавшей от надоевшего мужа, сняли хижину на просторном дворе почтеннейшего работорговца Хаанкара и с первых же дней принялись деятельно искать Петосириса… и Якбаала.

С первым казалось проще — имелись данные Рамосом явки, оставалось их лишь методично проверить, что было не таким уж трудным делом. Что же касалось второго объекта, то с ним дела обстояли куда сложнее — новоявленные шпионы пока даже не представляли, с чего начать. Утешало лишь одно — столь важный и богатый вельможа, как Якбаал, наверняка довольно хорошо известен в этом городе.

Город был как город — обычный. Несколько ворот из черного базальта, зубчатые стены, сложенные из обожженного на солнце кирпича, узкие и запутанные улочки, дворцы знати и жалкие лачуги окраин, великолепные гробницы и храмы, пристань, спускавшаяся к мутным водам реки широкими беломраморными ступенями. И — люди, люди, люди. Кроме местных жителей еще и беженцы, наемники, воины, торговцы из самых далеких и диковинных стран. Все они бродили по улицам, растекались безбрежной рекой по рынкам и храмовым комплексам, ловили рыбу, разгружали пузатые корабли, прибывшие из Библа и других городов и стран Великой Зелени — Средиземноморья, азартно торговались, дрались, молились, прелюбодействовали, восторженно внимали бродячим артистам — в общем, занимались всем, чем только возможно заняться. А вот воевать, похоже, не спешил никто, разумеется, кроме наемников, — этому разноплеменному сброду война поистине являлась родной матерью, кормилицей, поилицей, утешительницей.

Походив с полдня по улицам, Макс, возвращаясь домой, в хижину, устало закрывал уши руками. Нет, все же хорошо, что с ним сейчас Тейя! Без нее он вряд ли бы скоро разобрался во всех хитросплетениях здешней жизни, для девушки же все это было с детства знакомым, можно даже сказать — родным.

Пока шатались без особого конкретного дела — кое-что разузнать, послушать сплетни, привыкнуть к разноязыкому говору собиравшейся на улицах и площадях толпы. Узнали, где находятся нужные улицы, выспрашивали про Якбаала — и ничего! Никто такого вельможи не знал, и тут можно было предположить только одно из двух: либо его вообще в городе не было, либо он скрывался под другим именем.

— О, боги, как же мы его теперь разыщем? — сокрушалась Тейя.

А Макс все улыбался:

— Разыщем! Помнишь, я тебе говорил, что слыхал о нем кое-что? Якбаал — богач необычный, у него много причуд и всяких забавных вещей. Вот, к примеру, картины: Моне, Ван Гог и прочие… Он хвастлив — даже перед самим собой — и наверняка повесит их на видное место, как делал в оазисе.

Девчонка прищурилась:

— Это тебе тот деревенский мальчишка все рассказал? Ну, тогда, в пустыне?

— Какой еще мальчишка? А… он!

— А что такое «картины»? Не понимаю, о чем ты говоришь?

— Такие… настенные росписи… в рамках.

— В картушах?

— Ну да… Они очень необычны, кто видел — наверняка запомнит.

Тейя недоверчиво хмыкнула:

— Ты уверен, что именно таким образом мы сможем его отыскать? И — точно ли у него сокол?

— Точно! Ты ж сама вызнала, что сокол — у хозяина оазиса Сет-хотеп. А кто хозяин-то? Якбаал. Человек, по словам многих, тщеславный, любящий жизнь — всяких там танцовщиц, веселье. Ты же, кстати, дожидалась меня с танцовщицами! Разыщешь их? Выспросишь?

— Постараюсь. — Девушка зябко поежилась. — Только что спрашивать-то? Не знают ли они этого… Якбаала? Так они здесь пока вообще никого не знают.

— Для начала просто поинтересуйся, как у них дела. Никто не приглашал на вечеринку?

— Куда?

— Ну, на пир.

Тейя задумалась, сидя на корточках, обхватила руками коленки:

— Наверное, приглашали. Они ведь для этого сюда и явились! О Ах-маси, какие это веселые, хорошие и добрые девушки, никогда раньше не думала, что простолюдинки могут такими быть!

— Так мы можем отыскать их?

— Думаю, да. Надо просто поспрашивать на пристани и рынках.

Они уснули далеко за полночь, все строили планы. Тейя, несмотря на всю свою кажущуюся простоту, по-прежнему держала себя строго, не позволяя любимому никаких особенных вольностей, да Максим и сам себе не позволял, боялся обидеть девушку — только лишь объятия и поцелуи.

Ждал. Надеялся. Верил — придет еще время, придет. И Тейя ясно дала ему это понять:

— Ты совершишь благое дело, милый мой Ах-маси! Повелитель Великого Дома щедро наградит тебя, пожалует просторный дом с садом, поля и стада, колесницы и лодки, рабов. Я верю — ты станешь самым богатым и вознесенным царской волей вельможей Черной земли! Все будут преклоняться перед тобой. И вот тогда ты возьмешь меня в жены! И в этом не будет позора.

— Ага, — обиделся юноша. — Значит, если у меня не будет никаких богатств, для тебя позор связать со мной свою жизнь? Ты и думать об этом не хочешь!

— О нет, милый! Я все время думаю… Только… я же живу не сама по себе! У меня же есть обязательства перед своей семьей, и как бы я ни хотела… Ну, что ты надулся? Обиделся? А ну, поцелуй меня! Ну, скорее же!

— Ох и хитра ты… Да не щекотись! Ладно, давай-ка лучше спать — завтра у нас много дел.

— Знаю.

Максим и сам был хитрым, он тоже знал, как отыскать Якбаала — просто привлечь внимание к своей персоне. К примеру, устроить хорошую драку или, еще лучше, выступить где-нибудь на базаре в качестве кулачного бойца, и сделать это как можно быстрее, вот хотя бы завтра…

И назавтра случай представился, правда, не совсем такой, какой замышлял Макс. Он ввязался в драку спонтанно, не рассуждая, ввязался, даже не вспомнив о Якбаале, просто так, ведь на краю базара били его старых знакомых — наемников. В их числе Хаемхата с Медоем — уж его-то светлые кудри можно было узнать издалека. Били довольно слаженно, но без четкого порядка — кто чем. В ход шли длинные палки, дубинки, камни… Вот Медой упал, и разъярившаяся толпа принялась топтать его ногами. Хаемхат и оставшиеся напрасно размахивали своими кинжалами — что кинжал против кольев?

Максим тут же ввязался в драку, хорошо понимая, что выход у них всех сейчас один — спасаться бегством, слишком уж неравны силы.

— Эй, что творишь, харя?! — Оттащив здоровенного парнягу, топтавшего упавшего наземь наемника с упоением и яростным криком, молодой человек с ходу ударил его по лицу.

Скривившись, парняга попятился, но не упал — уж больно оказался здоров! Так и застыл, удивленно моргая.

Бросив его, юноша оттолкнул другого, нагнулся, протягивая лежащему руку… Ох! Кто-то хорошо приложил по спине! Вот сволочуга!

— Эй, Медой, поднимайся!

— А, Джедеф! — радостно выкрикнул Медой и, перевернувшись, ловко выхватив у одного из нападавших палку, переломил ее об чью-то шею.

Они были зажаты в угол, эти молодые парни Хаемхата, и яростно дрались, не видя возможностей к отступлению. А вот Макс такую возможность увидел еще издалека: высокая, сложенная из кирпича-сырца ограда, опоясывающая чей-то трехэтажный дом с амбарами и обширным садом. Наверняка в саду имеются и слуги, и собаки — но зачем туда лезть? Ограда должна быть широкой, достаточно широкой, чтобы…

— Наверх! — Подняв упавшего, Максим встал с ним плечом к плечу и кивнул назад, на ограду.

Хаемхат улыбнулся — узнал:

— Наверх?! Но там же воинские склады! Охрана!

— Наверх, говорю… Ах ты гад!

Кто-то ловко ткнул парня палкой под ребра. Чуть ребро не сломал, паразитина!

Перехватив палку левой рукой, молодой человек смачно впечатал противнику по физиономии правой. Тот отлетел, скуля и ругаясь, однако освободившееся место тут же занял другой. Вражин, разъяренных торговцев, было много, но в этом многолюдстве имелась и хорошая сторона — все они сильно друг другу мешали, беспорядочно толпясь вокруг зажатых в угол жертв. И в этом был шанс!

— Наверх! Быстрее!

Все наемники, повинуясь жесткому взгляду своего предводителя, вспрыгнули на ограду, все, кроме Медоя. Стерев с разбитого лица кровь, тот половчей перехватил зажатую в руке палку и, скосив глаза, выкрикнул:

— Лезьте! Я прикрою!

— А сам?

Вопрос был излишним.

Нападавшие немного сбавили темп, примериваясь к новым ударам. Их черные прищуренные глаза сверкали ненавистью и злобой, бороды были всклокочены, а ноздри раздуты, как у рвавшихся в бой коней. Интересно, что такого натворили наемники? Чем вызвали столь неистовый гнев?

Эх, отвлечь бы чем-нибудь всю эту толпу! Что бы придумать?

— Пожар! — неожиданно завопил истошный женский голос, переходящий в пронзительный визг. — Пожар! Портовые амбары горят!

И в самом деле, с пристани несло дымом.

— Пожар! Пожар, люди!

Толпа растаяла словно сама собой. Вот только что была — и нету. И не нужно уже было спасаться, не нужно лезть ни на какую ограду, не нужно…

Сверкая пятками, казалось, все рыночные торговцы и покупатели со всех ног ринулись к городской пристани. Навряд ли тушить пожар, скорее — чем-нибудь там поживиться. Впрочем, очень может быть, что у кого-то из местных купчин там хранились товары.

— Дернул тебя Сет связаться с ними! — Вынырнув неизвестно откуда, Макса схватила за руку Тейя.

— Ты?! — Парень ошеломленно моргал лишь краткий миг. Потом понял: — Так это ты кричала?

Девушка скривилась:

— Нет, это была выпь! Из всех вас хоть один-то должен бы быть умным, а? Точнее — умной.

— Я вижу, твоя подружка, Джедеф, умная и храбрая девушка, — одобрительно кивнул Хаемхат. И, оглядевшись, добавил: — Пошли скорее отсюда, а то как бы они не вернулись!

Остальные наемники быстро попрыгали с ограды.

— Знаю тут одно красивое место на берегу, — подмигнул избитый Медой. — Сейчас возьму кувшинчик вина…

— Вот это правильно!

— Ха, вина! — когда свернули за угол, хмыкнула Тейя. — У нас вообще-то свои дела найдутся.

Хаемхат прищурился:

— Так, может, чуть-чуть подождут?

— Да-да, — несмело поддержал Макс. — Видишь, тут дело такое.

— Да уж вижу, какое дело — все бы вам пить! Впрочем, ладно, — девушка наконец смилостивилась. — Идемте, только ненадолго.

Наемники, конечно же, остались на бережку, а вот Макс с Тейей, выпив пару глиняных кружек, откланялись.

— Мы все сейчас — на улице Розового Льва, в казармах военачальника Ушетты, — прощаясь, промолвил Хаемхат. — Если что — только свистни!

— А, вот вы куда подевались! — Максим рассмеялся.

— Это ты подевался, — растирая синяки, тряхнул кудрями Медой. — Вместе со своей девчонкой. Гляжу, увела она тебя, а?

— Такая красавица хоть кого уведет! — поддержал кто-то. — Или тут уже дело пахнет свадьбой?

Хаемхат немного проводил гостей по берегу:

— Условия у нас сейчас так себе, и, знаешь, похоже, здесь никто не ждет решающей битвы, словно бы точно знают: войска Ка-маси уйдут не сегодня завтра. А значит, и нам тут ловить нечего. Думаем подаваться в Библ.

— А там что, война?

— В той земле всегда какие-нибудь заварушки, без работы не останемся. Но пока подождем, что будет здесь.

Юноша усмехнулся:

— Сказал бы я вам, куда идти… Вам ведь все равно, на чьей стороне сражаться?

— Конечно, — кивнул Хаемхат. — Иначе б не были теми, кто есть. Кстати, — он повернулся к Тейе, — ты здорово помогла нам, красавица. Клянусь Баалом, если бы не ты…

— Пустое! — Девушка раздраженно повела плечом. — Так и не сказали, из-за чего хоть драка-то была?

— Из-за женщины, из-за чего же еще-то? — громко захохотал Хаемхат. — Медой, видишь ли, умыкнул чужую рабыню… даже не одну, трех! По-наглому, прямо с рынка. Понравились они ему, видишь ли. Землячки! Такие же сивые!

— Вот молодец! — Макс хлопнул себя по коленкам. — Значит, не зря дрались! Кстати, а где он спрятал всех этих девушек?

— У танцовщиц, конечно. Где же еще? — Главарь наемников замедлил шаг и остановился. — Ну, прощайте, други. Джедеф, если вдруг надумаешь в Библ или вам вдруг понадобится помощь — ты знаешь, где нас найти.

— Знаю. Улица Розового Льва. Ну и назвали — надо же!

— Там просто на площади, на постаменте, — лев из розового туфа.

— Данфер Рошро, — усмехнувшись, тихо прошептал юноша.

— Что?

— Ничего, так… Только там лев не розовый.

Первый проверенный начинающими шпионами адрес оказался пустым: дом был разрушен до основания и, как удалось выяснить, продан. Новый владелец просто перестраивал все и даже заново планировал сад.

— А где же прежний владелец? — спросил Максим руководившего перестройкой архитектора — юркого смешливого типа в пышном завитом парике почему-то ярко-зеленого цвета. — Что с ним сталось?

— Прежний владелец? — Архитектор задумался. — А, ты, верно, имеешь в виду того старика-кушита? Так он умер, а наследников не было. Да-да, это выморочное имущество.

— Старик-кушит? — Максим с удивлением посмотрел на Тейю.

Та махнула рукой:

— Пошли, нечего здесь искать, то есть некого. Петосирис, как видно, снимал у умершего старика хижину во дворе или даже целый этаж дома. Сам или через подставных людей — сейчас уже мы это не выясним. Что здесь должно было быть?

— Мм… — Вспоминая, юноша закатил глаза. — Ага! Украшенная лентами смоковница у самых ворот. Красные ленты — если опасность, синие — если все в порядке.

— Ну вот, видишь — здесь теперь и смоковницы-то нет, выкорчевали!

На следующей явке тоже не повезло — дом-то был, но вот жильцы оттуда давно уже выехали, и вместо них расквартировался какой-то военный отряд. Ни воины, ни их командир о прежних жильцах, разумеется, не знали.

Напарники — наверное, их теперь можно было бы называть именно так — огорчились, но не слишком. Еще оставалась последняя, третья, постоянно действующая явка, ну а потом следовало каждый десятый день месяца, повязав красный пояс, в определенное время являться к высокой гранитной стеле, установленной на одной из людных площадей, и там ждать, когда кто-нибудь подойдет и скажет условную фразу. Нудно, но, похоже, ничего другого не оставалось. Правда, наряду с ожиданием можно — нужно! — было бы предпринять некоторые шаги, направленные на проникновение Макса в высшие круги знати хека хасут. Об этом следовало подумать, и юноша уже подумал, надеясь использовать Якбаала. Кто же еще введет его в столь высокие сферы, как не старый знакомый? Правда, этого хитрого черта еще предстояло отыскать.

— Что твои танцовщицы, Тейя? Их еще не приглашали в богатые дома?

— Приглашали. Я сказала им про странные росписи, но с тех пор не видела. — Тейя вдруг улыбнулась. — А хочешь сейчас зайдем, по пути? Видишь ту черную стелу? — Девушка показала куда-то поверх крыш. — Это стела их мерзкого царя Апопи, танцовщицы как раз должны быть там. Идем?

Максим с сомнением покачал головой:

— Может, нам лучше стоит проверить последний адрес? Дом Сенусерта, на улице Черных Змей.

— Ну, если это рядом…

— Сейчас спросим! Эй, уважаемый! — Юноша бросился наперерез прохожему — сутулому старику с какой-то поклажей за плечами. — Не скажешь, где здесь улица Черных Змей?

— Улица Черных Змей? — Остановившись, старик покачал головой и язвительно хмыкнул. — Так вы ж по ней и идете, болваны!

— А… А дом Сенусерта?

— Сенусерта? Того, что недавно казнили?

— Ну вот. — Услышав такие слова, юноша досадливо сплюнул. — И тут не повезло, что ты будешь делать?!

— Его дом — вот он. — Старик показал рукой и, поудобней пристроив ношу, тяжело зашагал дальше.

Переглянувшись, напарники быстро пошли в указанную сторону и вскоре очутились на небольшой площади, усаженной платанами и липами. Одну из ее сторон почти целиком занимал большой трехэтажный дом, окруженный невысокой оградой из все тех же обожженных на солнце кирпичей. В узком дворике росли такие же, как и на площади, липы, а от распахнутых настежь ворот к дверям вела посыпанная желтым песком дорожка, проходившая между двух больших клумб с красными, желтыми и сиреневыми цветами. Симпатичный особнячок, ничего не скажешь! Может, хоть здесь повезет?

— Ставни! — Запрокинув голову, Тейя застыла в воротах. — Зеленые ставни!

— Вижу, — радостно улыбнулся Макс.

Зеленые ставни на втором этаже дома, на всех узких оконцах, — это был знак. Все в порядке! Вот если бы ставни были красные или черные — это означало бы совсем другое.

— Подожди здесь, — на всякий случай прошептал молодой человек.

— Но ты же не знаешь Петосириса!

— Я знаю условные слова — этого достаточно.

— Но ведь ставни…

— А вдруг? Нет уж, жди здесь, под липами.

— Кого-то ищете, господин? — вынырнул из-за деревьев привратник.

— Тех, кто на втором этаже.

— Прошу сюда. Вот лестница.

Привратник подобострастно поднялся первым, откинул расписную циновку, прикрывающую вход в анфиладу комнат, изогнулся в поклоне:

— Прошу, господин, заходите.

— О, да к нам гости! — откуда ни возьмись, выкатился навстречу юноше радушно улыбающийся толстяк с веселым добродушным лицом. — Ну наконец-то!

Максим попытался было произнести пароль, но толстяк не дал ему и рта раскрыть, замахал руками, даже, казалось, обиделся:

— Нет, нет, ничего не хочу слушать, сперва я тебя накормлю, друг мой! Вот, пожалуй-ка, отведай моих яств… Поистине я ждал тебя так долго! Эй, слуги! А ну, несите сюда все, что есть! Вот, проходи, почтеннейший гость, садись на эту скамейку… Удобно ли? Хорошо ли? А вот попробуй жареную уточку! А вот рыба, знаменитый лобан! А там, в миске, — сазаны, караси, окунь. А вот сливы, финики, фиги… Сладкие хлебцы с начинкой. Попробуй! И вино, вино не забудь! Эй, тащите сюда самого лучшего синского вина, такого, что слаще самого сладкого меда! Испей же, друг мой!

Максим был даже несколько ошарашен подобной встречей, однако про пароль не позабыл, вспомнил:

— Воистину скоро Амон и Ра станут как братья!

— Да-да, как братья… Вот, выпей-ка… Хватай его, ребята!!!

Дюжие слуги вмиг набросились на гостя. Максим, правда, успел ударить одного, другого, но в комнате было тесно, а парней — слишком много. Сбили на пол, скрутили… Кто-то поставил ногу гостю на грудь. Ага… Вот сейчас ее перехватить, вывернуть, а потом…

— Не советую дергаться, Джедеф! Твоя девчонка тоже в наших руках.

Глава 19 Весна 1553 г. до Р. Х. (месяц Паини сезона Шему) Хат-Уарит. Черные боги Дельты

Перекрытия храма терялись высоко-высоко, их не доставал мерцающий свет факелов, зажженных жрецами Баала. Максим и Тейя, помещенные в забранные решетками ниши, не видели друг друга, зато им было хорошо видно происходившее в храме гнусное действо.

Полуголые жрецы с лоснящимися от умащений плечами приносили в жертву детей. Буднично и просто поклонники зловещих богов хека хасут стояли перед огромной статуей Баала и перед медными статуями богов поменьше, каждый из этих божков — клыкастых демонов ночи — тоже требовал своей доли жертвы, но прежде нужно было насытить главного.

Младшие жрецы по очереди подтаскивали к жертвеннику несчастных, где им тут же отрубали головы острой двурогой секирой. И головы, и тела затем сжигались в огромной медной чаше, и мерзкий дым ел глаза, поднимаясь вверх черными едкими клубами.

Страшные крики детей и гнусные песнопения жрецов сливались в один сплошной гул — гул неизбежной смерти. Пахло кровью, и этот отвратительный запах щекотал ноздри служителей Баала, пробуждая в них инстинкт дикого зверя.

Убивать! Убивать! Убивать!

В этом была их работа во славу жестоких черных богов, в этом же была их радость — ведь что может быть радостней близости к божеству?

Храм находился глубоко под землей, откуда-то сверху проникал приглушенный свет, а вокруг, от главной залы, словно кротовые норы, расходилась во все стороны разветвленная сеть подземных ходов.

В нише, несомненно предназначенной для того, чтобы видом на жертвенники и богов вызвать у пленников трепет, находился один Максим, хотя при нужде за прочную решетку можно было засунуть людей и побольше — пятеро, а то и десяток вполне поместились бы.

Пленник не знал, что его возлюбленная находится на расстоянии всего пары десятков шагов, точно в такой же нише, и от неведения его нравственные терзания и муки оказались куда горше.

Предатель Ментухотеп заявил, что они оба — и Макс, и Тейя — лазутчики, и даже похвастал, что будет их лично пытать. Однако его хозяева почему-то рассудили иначе. Прошло уже около суток с того момента, как незадачливые шпионы южан попали в засаду, а никто к ним не притронулся и пальцем. По крайней мере к Максиму и, хотелось бы в это верить, к Тейе. Значит, никакие сведения захватчикам не были нужны, пойманных лазутчиков явно собирались в самое ближайшее время принести в жертву черным богам — так Максим называл про себя все эти прокопченные жертвенным дымом статуи.

В храме, несмотря на его исполинские размеры, было жарко от огромного костра, разложенного под жертвенником перед внушительной статуей Баала. Пристально взглянув на нее, Максим похолодел — именно эту статую он видел в своих кошмарных снах, именно здесь его сжигали… Сжигали живьем! А руки были закованы в железные цепи, и никак невозможно было выбраться, убежать. И адский состав, покрывавший все тело, вспыхнул от факела, поднесенного жрецом в золотой маске демона. Не-е-ет!!!

Должен же быть какой-то выход, должен… он всегда есть. Люди… нужно надеяться на людей, ведь человек слаб. Жаль, никто сюда не подходит… Хотя!

Какой-то невысокого росточка, ловкий и проворный подросток вдруг шмыгнул к решетке, протиснув меж прутьями мешочек…

— Пей!

Бурдюк! Бурдюк с водой!

Пленник с большим удовольствием напился, признаться, его уже давно мучила жажда. Кто же этот невесть откуда взявшийся доброхот? Судя по одежде, кто-то из слуг. Ну да, его хозяева, наверное, не собираются мучить пленников жаждой — а то еще помрут раньше времени. Или собираются? Тогда кто этот парень? А вот и проверить!

Отдавать бурдюк назад Максим не торопился — ждал, когда подросток протянет меж прутьями руку. Вот протянул… Оп!

И крепко ухватил запястье!

Парнишка дернулся — не тут-то было!

— Пусти! Пусти, иначе тебе конец.

— Кто ты?

— Жрец…

Жрец. Значит, жрец… А что, если…

— Ты все время торчишь здесь или выходишь в город?

Парень усмехнулся:

— Конечно выхожу. Иногда. Пусти!

— Хочешь хорошо заработать?

— Пусти же!

— Сейчас отпущу… ты не рвись, просто слушай. Ничего особенного тебе и делать не надо, просто сходить в одно место…

Сказав пару слов, юноша наконец отпустил руку жреца, и тот мгновенно исчез, словно растворился в жаркой полумгле храма.

Поможет или нет? Можно было только гадать. Макс усмехнулся — не заинтересовался бы жрец, так, верно, давно позвал бы на помощь. А ведь не позвал, и это позволяло надеяться. А пока попытаться расшатать решетку.

Неизвестно, сколько прошло времени, наверное, много, но решетка так и не поддалась, крепкая оказалась, зараза. Однако и все гнусное действо в храме постепенно заканчивалось, жертвы уже не кричали — их больше не было, и, стреляя красными углями, уныло догорал под главным жертвенником костер.

Поесть бы, что ли, принесли, гады!

Нет, фиг! Никто и не подумал даже. А решетка крепка, ничего не скажешь, вделана намертво, да и запоры надежные. Может, лучше попытаться что-то сделать с цепями? Найти слабое звено… А ну-ка!

Юноша рванул раз, другой, десятый — тщетные потуги, все вещи в эти времена делали старательно, на совесть, с любовью. Хотя… А зачем, собственно, пытаться снять эти цепи? Ими ведь, в случае нужды, можно так хорошо припечатать — мало не покажется! Отлично! Так и следует поступить, подороже продать свою жизнь и, быть может, дождаться подмоги… Нет, тот пацан, жрец, не должен подвести, не должен. Иначе б и не разговаривал, не слушал, закричал бы.

Костер совсем догорел, ушли жрецы, и тяжелая глухая тишина повисла в пещере — да, именно в пещере размещался храм. Максим едва не задыхался: повсюду проникал мерзкий запах крови и сгоревшей человеческой плоти. Эх, знать бы, где Тейя! Ее ведь не должны сжечь, все-таки сестра жреца Амона. Интересно, предатель Ментухотеп об этом знает? Наверное, должен бы знать…

Пленник не помнил, спал он или нет, быть может, ненадолго и смежил веки. И тут же проснулся от чьих-то тяжелых шагов!

Звякнули запоры, и двое дюжих жрецов, больно заломив за спину руки, потащили юношу к жертвеннику по узенькой, вырубленной в скале лестнице. Ну, вот оно, началось…

Черные статуи богов отсюда, снизу, казались еще более страшными и величественными, особенно, конечно, Баал — кровавый истукан с закопченным пузом. Ноги статуи были широко расставлены, медным тараном торчал половой орган, когтистые пальцы длинных рук-лап почти касались земли. Красавец!

Нет, жрецы не повели пленника к богу, оставили поодаль у вкопанного в землю столба. Ага, наверное, не успели подвезти дровишек. Хотя нет, дровишки-то — вот они. Во-он сколько хвороста, целая куча. Нет, не в дровах тут дело. А ходов, ходов тут сколько! Прямо змеиные норы, точнее, кротовые, змеи ведь норы не роют, при всем желании — нечем. Хм… Что за дурацкие мысли? А ну-ка, голову вниз, как и положено испуганной жертве. Вниз! Никому не смотреть в глаза, никому, даже самому младшему жрецу.

И вдруг на всю пещеру раздался девичий визг! И кто-то обиженно закричал.

— Что там такое, Яхморт?

— Эта сучка меня укусила!

— Укусила? Так не шарь своими руками где не надо! Успеешь еще!

Тейя! Это, конечно же, была Тейя!

Максим увидел, как девушку подтащили к соседнему столбу, привязали… сорвали одежду.

Где-то за статуями глухо и тревожно забили барабаны. А, здесь и музыканты?! Вот, суки, все торжественно обставили.

Жрецы, похоже, больше пока что не обращали на Максима никакого внимания, полностью сконцентрировавшись на девушке. Ну а как же! Вот один, в золотой маске, подошел ближе, сладострастно провел по груди. Тейя дернулась, выкрикнула какое-то ругательство — жрец ударил ее ладонью по щеке…

Оттолкнув служителей Баала, Макс бросился на выручку, словно разъяренный тигр, нанося удары налево и направо руками и сковывающей их цепью, которая, как он и предполагал, оказалась очень даже неплохим оружием.

Вот один гад, закрывая окровавленное лицо, отлетел в сторону, вот второй, третий. Золотая маска свалилась с лица служителя… Сетнатх! Ах, вот ты где, сволочь! Значит, где-то поблизости и твой гнусный хозяин.

Кто-то из жрецов снова бросился к девушке, Макс размахнулся…

— Стой, Ах-маси! — вдруг закричала девушка. — Это свой!

Свой?! Если свой, так что же он ничего не сделал для…

Молодой человек вдруг заметил, что в храме появились какие-то чужие люди, вовсе не церемонящиеся со жрецами и статуями богов. Вооруженные мечами и короткими копьями, они гоняли ошарашенных и ничего не понимающих жрецов по всей пещере — повсюду слышались вопли и горестные стенания. Кто-то из чужих воинов уже крушил жертвенники, сопровождая свои действия радостным криком.

— Стой, стой, Анемнехт! — быстро развязывая Тейю, закричал тот самый жрец — «свой», о котором так пеклась девушка. — С этим потом, сейчас уходим, и побыстрее!

Снова появились какие-то люди, их становилось все больше, больше, завязалась потасовка — вероятно, это опомнилась наконец охрана тайного храма.

— Я помогу им! — Размахивая цепью, Максим дернулся было, но тут же упал — забыл, что ноги-то тоже скованы, можно было лишь идти, но не бежать.

Какой-то бородатый мужчина с секирой наперевес вдруг, разбросав жрецов, подбежал к упавшему:

— Ты ранен, Джедеф?

— Хаемхат! — обернувшись, радостно воскликнул юноша. — Значит, тебе все ж таки передали! Ого, и Медой здесь!

— Все здесь! Все пришли! Уж мы не оставим тебя в беде, парень!

— Это твои друзья? — подбежав, быстро спросил «свой» жрец — высокий человек лет тридцати с умным худым лицом и быстрым взглядом.

— Да, Петосирис, — вместо возлюбленного ответила Тейя. — Это все наши.

— Пусть уходят, — тут же распорядился жрец. — И мы тоже уйдем, как можно быстрее. Сейчас здесь будет отборная тысяча Хоремхета.

— Тысяча Хоремхета? — Хаемхат взглянул на Петосириса. — Слыхал про этих парней. Что ж, приятно будет сразиться!

— Они не будут сражаться, — покачал головой жрец. — Храм — в пещере, глубоко под землей. Они просто окружат его и пустят сюда воду. Бежим же! Если не хотим подохнуть, как крысы, бежим!

— Понял. — Предводитель наемников взмахнул секирой и заорал: — Уходим!

В пещерном храме стояла страшная суматоха: жрецы, слуги, охранники, воины Петосириса и наемники Хаемхата — все бегали, дрались, вопили.

Звеня цепями, Максим быстро, как мог, зашагал следом за Петосирисом. Эх, медленно, медленно!

— Здесь есть кузница, я покажу! — К освободившимся пленникам неожиданно подбежал какой-то человек в серебряной маске и…

Максим сжал кулаки:

— Кузница? Кто ты?

— Ах, вы не узнали меня, мон шер ами? — Человек поспешно сорвал маску с лица.

— Якбаал! Господин Якба!

— Я еле успел вас спасти, друг мой! — с чувством произнес Якбаал. — Идемте же, это рядом.

— Кто этот человек? Ты его знаешь? — ревниво спросила Тейя. — Он одет как-то странно.

И в самом деле странно: в дорогие светло-коричневые туфли и шикарный серый костюм, полосатый, с искрой.

— Скорее!

Сняв пиджак, Якбаал лично расковал пленника, ударив пару раз зубилом.

— Ловко это у вас получается, — по-французски произнес Максим. — Вы нашли сокола?

— Нашел. — Якбаал с усмешкой сунул руку в карман. — Вот он, держите.

В пламени кузнечного горна тускло сверкнули эмали и золото. Ну, вот он, вот…

Взволнованно дыша, Тейя протянула руку:

— Дай!

— Я бы поторапливался на твоем месте, мон шер, — все так же по-французски произнес господин Якба. — Скоро сюда пустят воду.

— Я знаю.

— И… сегодня как раз такой день, когда ты можешь вернуться домой!

— Что? — Юноше показалось, что он ослышался. — Домой? Отсюда?

— Да, отсюда. Идем!

— Со мной мои друзья!

— Я выведу их. Ну, скорей же!

Когда они вышли из кузницы, храм уже почти опустел, и гулкое эхо шагов раздавалось под его мрачными сводами. Закопченные статуи черных богов были сброшены наземь и валялись теперь, словно разбросанные по всему двору поленья у нерадивого хозяина. Лишь огромный идол Баала по-прежнему возвышался на своем месте перед окровавленным жертвенником в ожидании новых подношений.

— У, гад! — Обернувшись, Максим погрозил ему кулаком.

Тейя не выдержала, рассмеялась.

— Быстрей, быстрей! — подгонял Якбаал.

Нырнув в узкий лаз, они, пригнувшись, пошли колонной, один за другим — Якбаал, Петосирис, Максим с Тейей, потом наемники во главе с Хаемхатом и Медоем, терпеливо дожидавшиеся всех у кузницы.

Лаз становился все уже, а Якбаал шагал все быстрее, и как он ориентировался в темноте и хитросплетении узких ходов — бог весть.

— Эй! — замедляя шаг, выкрикнул юноша. — Вы где там?

Ответом была тишина. Ни впереди, ни сзади, похоже, никого уже не было. Максим еще раз покричал, прислушался — нет, никто так и не отозвался! Хорошо хоть Тейя никуда не делась. Юноша ласково взял девушку за руку:

— Устала?

— Да не очень. — Тейя погладила его по плечу. — Только мне что-то не по себе. Куда все подевались-то?

— Не знаю. Наверное, где-то рядом. Тут ведь так все запутано. Эй! Эй! Якбаал! Петосирис!

— Не отзываются… Так что, идем?

— Идем. Только куда?

Беглецы невольно перешли на шепот — настолько здесь было темно и жутко.

— Вперед! — выкрикнув, Тейя вдруг прикусила язык и вцепилась парню в плечо. — Слышишь?

Максим прислушался… Вроде никаких голосов. Интересно, а что он должен услышать?

— Ну вот же, вот!

Словно бы что-то журчало… Вода! Ну конечно, вода, ведь Петосирис предупреждал, ведь именно потому они сейчас так и спешили!

— Ай!

Что-то мокрое коснулось ног. Ого! Вода быстро прибывала — вот поднялась уже почти до колен.

— Бежим, Тейя, бежим!

Схватив девушку за руку, Макс бросился вперед — все равно куда, лишь бы подальше от несущейся по пятам грозной волны.

Да, вода именно неслась, словно не желая выпускать беглецов из храма, вот уже достигла колен, поднялась до пояса.

— Такое впечатление, что скоро придется плыть, — на ходу пошутил юноша, однако на самом-то деле ему было сейчас не до шуток.

Вода все прибывала, вот уже достигла груди — идти стало совсем невозможно, а сверху давил каменный свод — еще немного, и…

И наконец мощный поток сбил беглецов с ног, закрутил, понес, выбросил в какую-то длинную пещеру.

— Вон там — свет! — вынырнув, кивнула Тейя. — Плывем!

— Плывем!

И в самом деле, из небольшого туннеля, скорей даже лаза, в противоположной стене пещеры струился призрачный свет. А вода все прибывала!

Доплыв, Максим протянул руки, подтянулся. Выбравшись, помог Тейе — дернул девушку за руки… И кубарем полетел вниз, больно ударившись рукой о какой-то длинный железный брус.

Макс быстро ощупал брус руками. Да чего щупать, достаточно было чуть прийти в себя, оглядеться…

Рельсы!

Это были рельсы!

— Ах-маси… Ты где? — откуда-то сверху громко позвала Тейя.

Глава 20 Passy — Bir-Hakeim — Denfert Rochereau Пятнадцатое июня

— Прыгай! — Юноша вытянул руки. — Ну, спускайся же, не бойся!

Он поймал девушку, обнял и со смехом поцеловал в губы:

— Ну, вот… А ты думала — утонем!

— Ничего я такого не думала! Ой… нам надо быть осторожными, кроме друзей, здесь могут быть и враги.

— Осторожными?! — Максим быстро прогнал усмешку. — Пожалуй, ты права. В сторону! Быстро в сторону!

Он едва успел схватить девушку за руку, дернуть, прижаться к стене, как мимо прогрохотал поезд.

Неистовые огни фар, стеклянные окна вагонов, люди…

— Что это было, Ах-маси?! — испуганно спросила Тейя. — Огромный змей?

— Не змей, обычный поезд… Ну, метро — понимаешь? Хотя, конечно, что ты понимаешь? Не знаю даже, как и объяснить…

— Ты говоришь непонятные слова, милый!

— Знаешь что, Тейя? — Юноша мучительно соображал, как бы все объяснить. Впрочем, сейчас было не до этого — сначала хорошо бы отсюда выбраться, куда-нибудь выйти. — Не спрашивай пока у меня ничего, хорошо? И ничему не удивляйся. Просто верь мне.

— Я верю. — Девушка потерлась носом о щеку Максима.

И снова прогрохотал поезд! Тейя дернулась было… но, посмотрев на спокойствие возлюбленного, лишь прижалась к нему и презрительно хмыкнула:

— Носятся тут всякие железные змеи! Как ты сказал — по-езд?

— Угу, именно так. Ты храбрая девушка, Тейя!

— Я еще и умная.

Максим огляделся по сторонам, прикидывая, куда податься. Слева, кажется, виднелся перрон. Какая-то станция — люди. А они с Тейей одеты как… В общем, почти что не одеты, да еще и грязные, мокрые… Тейя вообще голая — один тоненький поясок с привешенным к нему золотым соколом. И как же в таком виде идти? Тут же заберут в участок, и что потом доказывать? Ни документов, ни денег, ничего!

Пропустив очередной поезд, Максим решительно стянул с себя пеструю тунику наемника и, оторвав подол, протянул верхнюю часть девушке:

— Надевай.

— Эту рвань?!

— У нас больше ничего нету.

— Но лучше ходить голой!

— Тейя! Ты же только что обещала мне верить!

— Ну хорошо, хорошо, сделаю, как ты скажешь. О, боги…

С горем пополам девушка натянула на себя пеструю одежонку — и вышло очень даже неплохо, издалека смотрелось как короткое эксклюзивное платьице.

Частью подола юноша прикрыл торс, остальное намотал на бедра — стал похож на огородное пугало, но выбирать было не из чего. Тейя взглянула на него и прыснула:

— Ну и чучело!

— На себя посмотри! Ла-адно, не обижайся. Идем.

Здраво рассудив, что на станции метро показываться в таком виде не стоит, Максим, взяв подружку за руку, направился в другую сторону, к видневшемуся невдалеке мосту через реку… Что за река, интересно?

Ну конечно же!

Конечно же, Сена!

И башня, взметнувшаяся ажурными пролетами к небу!

— О, боги, что это?!

— Тейя! Ты ведь обещала.

— Да помню, помню. Уж и сказать ничего нельзя!

— Сначала выберемся… куда-нибудь.

Юноша быстро прикинул, где они. Да что тут было прикидывать-то? Вот река, вон башня, значит, это мост Бир-Хакем, за ним — станция метро с таким же названием, а позади другая станция, «Пасси».

Так… На улице тепло — значит, лето, солнце, похоже, только что встало. Что тут поближе-то? Ну, ясно: на том берегу — башня, на этом — смотровая площадка, дворец Шайо, сады Трокадеро… сады… Там же и пруд с фонтанами, в нем, между прочим, купаются туристы, да и вообще — всякого народу полно.

Вот и отдышаться немного. Пересидеть, подумать…

— Ах-маси… Я хочу… Ну, это…

— Писать, что ли?

— Угу.

— Тоже мне проблема. Писай здесь.

— Здесь?! — Девушка вскрикнула с неподдельным ужасом. — Прямо на улице?! Что, здесь поблизости нет уборной?

— Есть, но тогда придется немного потерпеть.

— Я потерплю. Идем же!

Взявшись за руки, они пошли вдоль реки по авеню Кеннеди, на которой было куда больше машин, чем редких прохожих. Росшие на набережной липы и тополя сияли свежей зеленью, голубело над головами небо, а в бирюзовых водах реки весело отражалось солнце.

Париж, Господи! Неужели Париж! Случилось наконец то, о чем давно мечтал! Вернулся-таки домой, и не один, а с любимой! Случилось. И пусть в кармане ни гроша, да и нет самих карманов — пусть! Главное, дома. Ну, почти что дома.

— Эх, Тейя! Ты даже не знаешь, как я тебя люблю!

— Я догадываюсь. И догадываюсь, что все эти места тебе хорошо знакомы, так?

— Тей-я!

— Да молчу, молчу. Но когда мы уже поговорим? И… когда же будет уборная?

— Скоро, скоро, милая. Тебя не удивляют эти самодвижущиеся повозки?

— Больше удивила железная змея. А эти… — Повернув голову, девушка посмотрела на проносящиеся мимо автомобили. — Они не кажутся мне угрожающими. Веселенькие такие! Ой, и сколько девушек сидит в этих повозках! А помнишь, мы с тобой ехали в колеснице, ты взялся управлять и мы перевернулись?

— Я взялся управлять?! Да ты же сама всучила мне вожжи!

— О, боги, да где же уборная-то?!

— Говорил тебе, надо было пописать в туннеле!

Тейя оскорблено фыркнула:

— Справлять свои дела на улице?! Так не поступают даже простолюдины и слуги!

— Ладно, ладно, не дуйся. Придем сейчас, вот поднимемся на этот холм.

Максим украдкой посматривал на девушку, ожидая увидеть в ее глазах безграничное удивление, восхищение и страх. А вот ничего подобного! Тейя оценила только башню: сказав, «миленькая», а вот сады Трокадеро с фонтанами, скульптурами и прудом вовсе не произвели на нее особого впечатления. Макс даже несколько обиделся за Париж:

— Как тебе холм, дворцы, лестница?

— Неплохо. Но, знаешь, у нас в Уасете не хуже! Ты сам увидишь.

— М-да… Туалеты во-он там.

— Что?

— Ну, уборная. Пошли, я тебя провожу.

Показав девушке женский туалет, Макс тут же свернул к мужскому и сморщил нос — больно уж сильно пахло хлоркой.

Справив свои дела, вышел, встал у деревьев, дожидаясь девушку. Та вскоре появилась и, подбежав к возлюбленному, хмыкнула:

— Это уборная для простолюдинов?

— Хм… Пусть так.

— Как там ужасно пахнет! И знаешь, вовсе не тем запахом, что производят все люди.

— Ладно тебе, пошли.

Они улеглись прямо на траве, под солнцем, среди многочисленных загорающих туристов. Кто-то купался в пруду, под фонтанами, кто-то загорал, какой-то толстый месье в очках читал газеты.

— Я тоже хочу искупаться! — Тейя ухватилась за подол своего импровизированного платья.

— Эй-эй! — вовремя среагировал Макс. — Только не вздумай его снимать! Купайся так, в одежде! Надеюсь, нас не заберут в полицию.

— В одежде?!

— Подожди, я с тобой.

Выкупавшись, разлеглись на траве под ласковым парижским солнышком.

— Я все же его сниму! — Снова дернулась Тейя.

— Нет-нет, не вздумай!

— Ну почему, почему я должна сидеть в мокром?

— Ты сокола-то не потеряла?

— Не потеряла! Вон он… — Высоко задрав подол, Тейя протянула руку к пояску.

Рядом кто-то хмыкнул: читавший газету толстяк во все глаза пялился на Тейю.

— Свежая? — ухмыльнулся молодой человек.

— Что? Ах, да, сегодняшняя.

— Позволите взглянуть?

— Да, пожалуйста. А ваша подружка — смелая девушка! То есть я хотел сказать — очень красивая. Вам повезло, месье!

— Спасибо.

Буркнув, Максим развернул газету. 15 июня… Июня!!! А год? Год тот же… что и был. Господи! Юноша похолодел. Как же такое может быть?! Ведь он, Максим, выходит, еще дома, в Санкт-Петербурге! И еще не ясно, поедут ли они во Францию. И вот он — одновременно — уже здесь, в Париже, загорает напротив Эйфелевой башни, да еще не один, с девушкой… С девушкой!

А девушка, между прочим, плакала! Точно, плакала, рыдала! Даже толстяк заметил:

— Что с вами, мадемуазель?

— Возьмите вашу газету. Спасибо. — Повернувшись, Макс обнял девчонку за плечи. — Тейя! Да что с тобой? Почему ты плачешь?

— Сокол… — Плечи возлюбленной тряслись от рыданий.

— Что — сокол? Ну, успокойся же, успокойся. Все хорошо, мы вместе…

— Отлетела эмаль, видишь?

Максим поднял из травы сокола.

— Ну, отлетела, и что? Невелико и богатство!

Перестав плакать, Тейя шмыгнула носом и посмотрела юноше прямо в глаза:

— Ты не понимаешь. Там, под синей эмалью, должен быть знак Гора. А его нет! Сокол — поддельный, тот тип в серебряной маске обманул нас!

Обманул…

Максим потряс головой — слишком много всего свалилось на него за столь краткий миг. Пятнадцатое июня… Теперь вот сокол, оказавшийся на поверку фальшивым. Ну Якбаал! Ну подлая харя! Впрочем, что уж теперь ругаться-то? Надо думать, что делать. Прийти в российское посольство, как-нибудь попытаться вернуться домой, в Петербург? Ага… Но ведь он, Максим, сейчас находится дома. А кто же тогда здесь, получается? Выходит, тоже он!

Париж, пятнадцатое июня… А тогда… Тогда был август. Так-так-так-так-так…

— О чем ты задумался, Ах-маси?

— О том, что мы с тобой можем сейчас здорово проучить Якбаала!

— Кого?

— Ну, того, кто подсунул нам поддельного сокола! Так… сначала раздобыть одежду. Кажется, здесь это можно сделать довольно просто. Вон, хотя бы взять ту группу туристов. Кажется, немцы. Ишь развеселились! Ага, раздеваются… Как бы только отвлечь их!

— Тейя, сейчас пойдешь купаться голышом. Видишь во-он тех парней? Поплавай с ними. Потом оденешься и придешь на ту сторону пруда, ближе к лестнице. Я там тебя буду ждать.

— Но…

— Пока ничего не спрашивай. Доверься мне и делай.

— Хорошо, милый…

Подойдя к краю пруда, девушка изящным жестом сбросила платье и ступила в воду…

Осмотревшись, Макс быстро встал, прошелся, наклонился… схватил что попалось под руку. Быстрым шагом отойдя метров на двадцать в сторону, тут же натянул джинсы, кроссовки и майку с эмблемой какого-то немецкого футбольного клуба. И, оглянувшись, пошел, пошел себе прочь, пристав к какой-то крикливой и шумной группе.

— Ай, Марья Ивановна потерялась!!! Договорились же — не теряться! Кто видел Марью Ивановну? Так, господа, останавливаемся, ждем! Сейчас можете погулять, но напоминаю всем: встречаемся ровно в час у башни.

Земляки, однако… Какой противный голос у женщины-экскурсовода. И нравится же им ходить этакой толпищей?

Пристроившись к русской группе, Максим, то и дело подтягивая сползающие штаны — велики оказались, — спустился с холма и, поднявшись с другой стороны пруда, принялся ждать Тейю. Заодно посмотрел, что для нее прихватил. Босоножки, шорты, футболка. Ничего вроде бы. Правда, все великовато, похоже, но это не беда — лучше уж так, чем мало. Так, что в карманах? Три билетика на метро, деньги… тридцать евриков и еще мелочь… жаль, маловато, но скромно перекусить хватит.

Ага… Вот и девушка!

— Ой! — Подбежав, Тейя чмокнула парня в щеку. Ишь, научилась уже! — Они такие приставучие, еле отвязалась. Ну, куда теперь идем? Ха! Как ты выглядишь! Ой, не могу! — Схватившись за живот, девушка упала в траву и принялась громко смеяться. — Ну надо же!

— Ладно, ладно, — усмехнулся Макс. — Сейчас посмотрим, как ты будешь выглядеть. А ну, одевайся! Нет, нет, платье не снимай, сначала натяни шорты. Ну, вот эти вот.

— А как их надевают?

— О, великий Амон! Давай-ка, суй сюда ноги.

Натянув на девушку шорты, Максим быстро застегнул молнию, оглянулся — никто особого внимания на них и не обращал, тут таких чудиков много. Нет, все ж таки пара старичков пялилась… Ну, пусть их!

— Ишь как вылупились! — Тейя повела плечом. — Как видно, я им понравилась!

— Понравилась, понравились… — Макс снова огляделся. — Значит так, быстро снимай платье… и так же быстро натяни вот это.

Девушка послушно проделала требуемое.

— Теперь покажи тем старичкам язык!

— С удовольствием, милый!

— Ну, пожалуй, все. Уходим. Как босоно… сандалии, не жмут?

Тейя улыбнулась:

— Нет, очень даже приятно в таких идти. И все же я бы лучше прошлась босиком.

— Нет уж, делай что говорю.

Перейдя Сену по широкому мосту Йена, беглецы оказались у подножия башни. Тейя невольно остановилась, в восхищении запрокинув голову, и юноша довольно улыбнулся — ага, проняло все-таки!

— Ну что, насмотрелась?

— Ой, а что это за божество? Похоже на Гора. Надо скорей принести ему какую-нибудь жертву.

— Это инженер Эйфель. Нам направо.

Они снова пошли вдоль реки, только на этот раз уже по другому берегу и в противоположную сторону, к станции «Бир-Хакем». По мосту, сверкая в лучах солнца, пронесся состав.

— Ой! Смотри, опять эта змея!

Макс хохотнул:

— На ней сейчас и поедем!

— Как?! Мы поедем верхом на железной змее?!

— Скорей, в ее брюхе.

— Ой, Ах-маси, а она нас не переварит?

Войдя в вагон, они прошли в середину, уселись. Народу было немного, и медленно продвигавшийся по проходу старик, аккомпанируя себе на гитаре, пел что-то из репертуара Ива Монтана.

Юноша бросил ему мелочь. Музыкант поклонился:

— Мерси, гран мерси, месье!

Тейя во все глаза смотрела в окно, на бульвар Гренель, станции. Потом, когда поезд нырнул под землю, стала рассматривать пассажиров. И все время улыбалась, видать, попутчики ей казались смешными. Пассажиры тоже улыбались веселой девушке, так и ехали, и Макс был очень рад, что его спутница не выказывает никакого страха перед «железной змеей».

Максим смотрел в окно, опасаясь пропустить нужную станцию.

«Монпарнас Бьенвеню», «Эдгар Кине», «Распай»…

— Тейя, вставай. Нам на следующей.

«Данфер Рошро». Что и говорить, с этим местом у Максима было много чего связано. Теперь бы сообразить, что дальше. Петосирис — Пьер Озири… Такая пока была схема. А значит, нужен был госпиталь Сен-Венсан.

Выбравшись на поверхность в районе улицы Фродо, путники свернули к площади.

— Ой, смотри, смотри, сфинкс!

— Это просто лев, Тейя. Сейчас перейдем улицу… Стой, стой, куда ты — красный!

Молодой человек ухватил девушку и строго посмотрел ее в глаза:

— Никогда больше не спеши и не делай здесь ничего без моего согласия, хорошо?

— Это… Это твоя земля, Ах-маси? Царство шарданов?

— Царство, царство. Рот-то закрой, да идем уже!

Тейя почему-то вздохнула и доверчиво протянула руку:

— Идем. А куда мы идем-то, а?

— В гости. К одному старому другу. Если он, правда, здесь. Кстати, ты его знаешь гораздо лучше, чем я.

— Вот как?! — Девушка резко остановилась напротив букинистической лавки. — Оказывается, у меня здесь есть знакомые?!

— Надеюсь, что есть.

Госпиталь Сен-Венсан был все таким же — с латинскими надписями по фронтону, пилястрами и детской фигуркой в круглом сине-голубом окне-розе. Часовня.

— Ха! Мальчик!

— Это, кажется, детский госпиталь. Не знаю, как там удалось оказаться твоему знакомцу?

— Да кто он такой-то? Может, наконец, скажешь?!

— Сейчас увидишь сама. — Они как раз свернули к проходной будке. — Добрый день, месье. Мы пришли навестить господина Пьера Озири. Как кто такие? Родственники! Племянник и… племянница… Никого не принимает? Хм… А я уверен, нас он примет обязательно! Вы только ему, пожалуйста, передайте пару слов. Ну, не сами, по телефону. Пожалуйста, а?!

— Ну, так и быть, — взглянув на Тейю, смилостивился служитель. — Больно уж симпатичные вы ребята. Кому другому бы отказал. Что передать-то?

— Скажите: Амон и Ра скоро станут как братья!

— О! Ну точно родственники! Недаром ваш дядюшка все время поминает Древний Египет!

Повторив фразу, служитель повесил трубку висевшего на стене телефона и развел руками — ну, ждите.

И тут же раздался звонок!

— Что?! Ах, вот даже как! Но мы ведь не можем разрешить… Слушаюсь, господин профессор!

— Ну, что? Что? — нетерпеливо переспросил Максим. — Разрешили?

— Первый раз за всю мою службу, а я служу здесь уже пятый год! Проходите через двор к главному входу — там вас встретят.

Он! Петосирис!

Старый! О, боги, какой же он старый! А был ведь еще молодым, и расстались вроде недавно…

Лежащий на больничной койке старик посмотрел на вошедших с удивлением, надеждой и неожиданной радостью. Черные глаза его были широко распахнуты, по смуглым щекам текли слезы.

— Скоро Амон и Ра станут как братья, — с порога произнес Макс.

— Воистину как единое целое… Нофрет-ари! Ты здесь, моя принцесса! Поистине я ждал этого здесь больше ста лет… Дай же обнять тебя, о будущая царица!

Тейя, зарыдав, бросилась на грудь старику, юноша тоже почувствовал, как почему-то защипало в горле.

— Теперь можно умирать, — гладя девушку по волосам, растроганно шептал Петосирис. — Теперь можно. Знаешь, Нофрет-ари, я уже отдал все необходимые распоряжения насчет моей смерти. Братья забальзамируют мое тело.

— Вы имеете в виду масонов, месье Озири? — подойдя ближе, тихо спросил Максим по-французски.

— Уи. — Петосирис перевел взгляд на юношу… и снова удивился. — Клянусь Амоном, ты… ты…

— Да, это наш друг, — улыбнулась Тейя. — И, чтобы ты знал, мой возлюбленный. Посмотри, он очень похож на моего несчастного сводного брата! Его даже зовут так же!

Старик присмотрелся и вздрогнул:

— Действительно! Одно и то же лицо. О, боги, да разве в жизни бывает подобное сходство?!

А может, в тело этого славного юноши переселился Ка несчастного Ах-маси?! Воистину пути богов неисповедимы.

— Надеюсь, вы знакомы с месье Якба? — взглянув на висевшие на стене часы, перебил молодой человек.

Лицо лежащего тотчас же сделалось строгим.

— О да. Это мой давний враг! Он много вредил мне.

— Я хотел бы его немного проучить, месье Озири. — Максим улыбнулся. — Разумеется, с вашей помощью.

Тейя удивленно переводила глаза с одного на другого:

— На каком языке говорите вы оба? И почему, Петосирис, ты так постарел?

— Ты объяснишь ей? — Жрец посмотрел на юношу.

— О да, — быстро кивнул тот.

— Тогда говори же, чем я могу помочь тебе в борьбе с Якбаалом? Хочу предупредить: это страшный и жестокий человек.

— Я знаю. Как вы оказались в этом госпитале? Помогли братья-масоны?

— Ты догадливый юноша.

— Из Великой национальной ложи Франции?

— Да, оттуда. — Чуть прищуренные глаза жреца смотрели на Макса уверенно и цепко. — Братья много сделали для меня… как и я для них. Так что я смогу сделать?

— Вот. — Юноша вытащил из заднего кармана джинсов фальшивого сокола. — Надо передать его на бульвар Бино, вашим людям. В августе к ним явится молодой человек… гм… очень похожий на меня. Принесет посылку, небольшую такую коробочку… надо забрать ее и подменить лежащего там сокола вот этим. Потом вернуть юноше. Сможете это проделать?

— К сожалению, я не могу даже встать. — Старик закашлялся, и сидевшая на краю койки Тейя поспешно подала ему стоявший на тумбочке стакан с водой.

— Благодарю тебя, моя принцесса. — Улыбнулся жрец и потом снова взглянул на Максима: — Вы сами отправитесь на бульвар Бино… Я напишу записку.

— Но…

— Отправитесь! — Жрец повысил голос. — Это нужно для вас! Потом вернетесь обратно… на «Данфер Рошро». При выходе держитесь за руки — это хорошая примета, а я в них верю.

— Что? Что он говорит? — обиженно воскликнула Тейя.

— Говорит, что мы должны кое-куда съездить. Спасибо за помощь, Петосирис! — тихо промолвил Максим. — Хочу предупредить: опасайся Якбаала! Он захочет кремировать твое тело!

Жрец неожиданно улыбнулся:

— Я давно о том догадался. И принял меры. Не сомневайтесь, братья помогут мне. Нофрет, дай обнять тебя на прощание. О, как я рад был увидеть вас, дети мои! Поистине боги смилостивились надо мной на склоне лет. Кстати, чуть не забыл… Примета предателя из числа приближенных правителя Ка-маси — на левой руке, чуть повыше локтя, шрам от укуса крокодила.

— Шрам на левой руке? — Максим вздрогнул.

— Что? Что такое?

— Да так, ничего.

И снова метро, и станция «Ле Саблон», и богатый квартал Нейи. Отсюда были хорошо видны голубовато-синие небоскребы Дефанса.

— Какие красивые гробницы! — восхищенно прищелкнула языком Тейя. — Клянусь Амоном, у нас с тобой будут не хуже!

У нас с тобой… Какая замечательная фраза!

Бульвар Бино, 66. Знакомый особнячок, отделанный мрамором холл.

— Бон суар. Нам нужен брат Орио.

— Бон суар. А вы, собственно, кто?

— Вот записка…

— Записка? — Служитель быстро прочел послание и, дружелюбно улыбнувшись, протянул руку. — Давайте сокола. Хм, красивый какой. Не скажешь, что подделка. Прошу подождать.

Он вышел куда-то, но быстро вернулся с каким-то кулоном и маленьким цифровым фотоаппаратом в руках. Протянул Максу кулон с изображением обычного масонского знака — циркуль и «всевидящее око».

— Наденьте на шею. Так. Разрешите вас сфотографировать, месье.

— О да, конечно.

Вспышка. Прощание. Снова метро… Станция Denfert Rochereau.

Поднимаясь по ступенькам, Максим взял Тейю за руку. Девушка замедлила шаг. Остановилась, обняла Макса за шею и, не обращая внимания на прохожих, принялась с жаром целовать в губы…

О, как это было здорово, юноша даже закрыл глаза, а когда открыл, вокруг почему-то уже никого не было! Ни единого человечка! И масонский амулет под майкой нестерпимо жег грудь.

Откуда-то сверху пахнуло горячим ветром.

Максим неожиданно для себя улыбнулся — он уже догадался, где они.

— Что мы стоим? — тихо спросила Тейя. — Мы что, не пойдем больше к Петосирису?

— Нет. — Юноша покачал головой и погладил возлюбленную по плечу. — Думаю, мы лучше пойдем домой.

Глава 21 Лето 1553 г. до Р. Х. (месяц Месоре сезона Шему) Черная земля. Слава Амону!

— Эй, корабельщик! А ну, спускай сходни! — Вскинув голову, Тейя выставила вперед ногу и надменно взглянула на кормщика.

В коротких шортиках и футболке с изображением Эйфелевой башни смотрелась она, по здешним меркам, более чем странно. Как, впрочем, и Макс — в кроссовках и слишком больших для него джинсах.

— Что ты говоришь, краса моя? — прищурился кормщик, пожилой смешливый мужичок в длинной юбке-схенти. — У меня совсем нет мест, сама видишь!

— Как это нет мест? — девушка раздраженно хмыкнула. — А вон там, на палубе, у мачты?

— Там у меня корзины с товаром — протри глаза, дева!

— Попридержи язык — ты слишком дерзок для простолюдина! — Тейя вела себя так, будто это она хозяйка барки. — Корзины со своим барахлом ты немедленно выкинешь, натянешь полог и постелешь на палубу мягкие циновки.

— Так-так-так! — Корабельщик глумливо обернулся к гребцам: — Видели ли вы когда-нибудь такую наглую девку? А чем платить будешь, красавица? Собой?

— Я вижу, ты очень хочешь отведать палок, дерзкий простолюдин!

— Ой-ой-ой, не грози, а то вот как задам тебе сейчас хорошую трепку! Не посмотрю и на твоего парня!

— Лучше посмотри сюда!

Презрительно хмыкнув, девушка повернулась к барке спиной… и быстрым движением стянула с себя майку.

— Сокол!

Корабельщики тотчас прекратили смеяться, в ужасе взглянув на ее спину.

Тут же сбросили на причал сходни, и кормщик выскочил с низким поклоном:

— О, прости нас, любезнейшая госпожа… Мы ведь не знали…

— Хватит болтать! Стели циновки — и немедленно отправляемся. Сколько тебе заплатить, кормщик?

— Ради тебя, моя госпожа, самую малость — всего каких-то пять-шесть кедетов золота.

— Да ты с ума сошел, клянусь Амоном! Да за такую сумму можно купить хороший дом! Впрочем, ладно. Получишь. Только давай, пошевеливайся!

Птицей взметнулся вверх широкий парус.

В устроенной у мачты беседке было уютно и не очень жарко — дул северный ветер, а полотняный полог защищал от яростных лучей солнца. Барка Нетубаста — так звали смешливого кормщика — ходко поднималась вверх по реке к Уасету, славному городу Амона.

— Я хотел спросить тебя кое о чем, Тейя, — выпив принесенного расторопным кормщиком вина, негромко произнес Максим.

Девушка улыбнулась:

— Я тоже!

— Но я же первый начал!

— Ладно, ладно, спрашивай.

Юноша покачал головой и прищурился:

— Вообще, объясни-ка для начала про соколов. Он же не один, кажется.

— Не один. — Тейя неожиданно вздохнула. — Много поколений назад великий жрец и маг Сиамон сделал семь золотых соколов, золотых амулетов, вложив в них чары и страшное заклятие. Кто владеет даже одним соколом — может многое, кто имеет три — выиграет любую битву, кто же соберет все семь — получит полную власть над всем миром. У Апопи, царя хека хасут, было два. И стало бы три, если б я не выкрала третий из храма Ра солнечного города Иуну. Иначе захватчики стали бы непобедимы!

— Теперь понятно, почему они так спокойно относились к грядущей схватке там, под Хат-Уарит. Знали, что войска царя Ка-маси никогда не возьмут их город. Ты сказала, у их властителя, Апопи, было два сокола…

— Не только поэтому. — Девушка дернула головой и понизила голос: — Я не хотела говорить, но раз уж ты спросил… У них есть и иной источник уверенности в своих силах. Черные жрецы хека хасут принесли в жертву своему мерзкому богу царевича Ах-маси, твоего тезку и младшего брата Ка-маси. Они заманили его в ловушку и сожгли живьем, разрушив тело и душу! О, боги, воистину нет оправдания этой мерзости!

Сожгли живьем!

Макс прикрыл глаза.

Нестерпимый жар… Бурное оранжевое, пожирающее плоть пламя! Вой жрецов… И медная статуя Баала. Сон! Все тот же сон!

— Что с тобой, друг мой? — Тейя погладила юношу по плечу. — У тебя вдруг стало такое лицо… Как будто враги разрушили дом твоего Ка!

Максим через силу улыбнулся:

— Зато сокол Якбаала — фальшивый! Здорово мы его обманули, правда?

— Правда! — Задорно запрокинув голову, девушка весело засмеялась и, подмигнув, потерлась о щеку юноши носом. — А ведь мы скоро будем дома, милый Ах-маси! Дома!

— Ну, ты-то дома…

— Я замолвлю о тебе словечко, не сомневайся! Ты умный и храбрый и, несомненно, достигнешь успехов, станешь богатым и важным вельможей. И женишься наконец. На мне! Что так нахмурился, а? Или передумал?

— Да нет. — Макс усмехнулся. — А это очень важно — быть богатым и важным вельможей?

Тейя вмиг сделалась серьезной:

— Для моей семьи — да. Вообще-то, я должна была стать женой своего брата. Но его нет.

— Вот и хорошо, что нет, — обрадованно протянул молодой человек.

Девушка взглянула на него с ужасом.

Стовратный Уасет — город храмов и великолепных гробниц, дворцов и хижин, город гулкого многолюдства и важных священных процессий — навалился на Макса всем своим жаром, подобно тому, как, ища любовных утех, наваливается на молодого человека старая жрица любви. Уличная толпа казалась огромной — куда там Парижу! Приветственные крики, вопли, ругательства, пряные запахи многочисленных рынков, жара и яростный свет солнца — все это ошеломило юношу, несколько отвыкшего от чего-либо подобного.

— Ничего, привыкнешь! — шутила Тейя. — Это тебе не в брюхе железной змеи ездить!

Тейя поселила его в каком-то громадном дворце, и вышколенные, неслышно появляющиеся слуги исполняли любое желание девушки.

— Слушай-ка, объясни…

— Нет! Не сейчас! Некогда.

— Так ты не останешься?

— Я приду утром. Не скучай, милый.

Ага, легко сказать — не скучай…

Тейя пришла вечером! Заглянула, откинула циновку, разбудив спящего:

— Вставай, вставай, соня! Ну, поднимайся же, или я велю слугам окатить тебя холодной водой! Сейчас принесут одежду. Я сама помогу тебе! Нет-нет, сначала тебе сделают массаж и умастят благовониями. Раздевайся! Ну, скорее же!

— Не понимаю, к чему такая спешка?

— Великая Царица Ах-хатпи, дочь Тетишери и Таа, вдова великого Секенен-ра и мать великого Ка-маси, желает видеть тебя немедленно!

— Меня? Сама царица?! Но…

— Я рассказала ей о тебе! Эй, слуги, давайте сюда одежду!

Длинная туника, сусх из тонкой зеленоватой ткани, окутала тело прозрачной дымкой, поверх нее, вокруг бедер, расторопные служанки повязали пестрый златотканый синдон, затем — золотой пояс, на руки — золотые браслеты, на шею — жемчужно-эмалево-золотой воротник-ускх, тяжелый и дорогущий.

— Прям как на прием к английской королеве! — с усмешкой заметил Макс.

Тейя осмотрела его, как скульптор осматривает свое только что созданное творение:

— Так… Теперь — парик…

— Не, не, не! Он меня как-то сковывает. Да и носить его я не умею — еще слетит, вот конфузу-то будет!

— Хм, ладно. — Девушка махнула рукой. — Тогда сандалии!

— Ой, горячо! Они что, из золота, что ли?

— А ты думал — из глины?! Ну, все! Идем!

Царица Ах-хатпи сидела в высоком кресле у дальней стены длинной залы, украшенной малахитовыми колоннами и стенной росписью. Макс шел к ней один, без сопровождения Тейи и слуг, и гулкие шаги его раздавались, казалось, на весь дворец.

Не доходя до трона, юноша, как учили, опустил глаза и поклонился:

— Приветствую тебя, царица-мать!

— Ах-маси…

Короткий сдавленный крик… И вот уже царица бегом спустилась с трона, схватила парня за плечи…

И тут только Максим смог в желтоватом пламени свечей наконец рассмотреть ее лицо. Милое, очень красивое лицо с тонким чертами… блестящие, вытянутые к вискам глаза… Родинка над верхней губой…

— Мама!!!

— Сын мой, Ах-маси… — Царица прижала Максима к груди. — Я ждала тебя всю жизнь… Ты пришел…

Юноша был ошеломлен, да и кто бы мог спокойно воспринять такое?! Его мать — властительница Древнего Египта! Пусть пока не всего… за исключением дельты. И все же… Как она обрадовалась! Как засияли ее глаза! Как…

И в Уасете, и во всех подвластных номах была объявлена великая радость — младший сын благой царицы Ах-хатпи вернулся из далекого паломничества в храмы Иуну, где испрашивал у богов победы для славной армии Юга. Он долго отсутствовал, но теперь вернулся, и потому в сердце царицы-матери волею богов сейчас поселилась радость, которую должен был — обязан был — разделить весь народ Черной земли.

И еще… Царица, оказывается, уже давно подобрала сыну невесту.

— Ты женишься на своей сводной сестре! Как и положено царям. Она придет к тебе сегодня ночью.

Честно говоря, Макс лучше бы поспал, но вот приходилось ждать. Как-то не очень хорошо все получалось с этой невестой… Была ведь уже и у него самого на примете одна хорошая девушка, а тут нате вам — сводная сестра. И взялась же откуда-то? Может, стоит еще раз поговорить с матерью? Господи… Мать! Да может ли такое быть? Господи, Господи, Господи…

Юноша зашатался, застонал, обхватив голову руками.

— Что, голова болит? Надо было сегодня пить поменьше вина!

Максим вздрогнул:

— Кто здесь? Тейя?! Откуда ты тут взялась?

— Не взялась, а только что пришла. Извини, что заставила ждать, это не я виновата. Там, внизу, твои друзья… рвутся увидеть тебя, едва не избили охрану. Настырные! Еле уговорила их подождать до утра.

— Друзья?

— Ну да. Мальчишка Ах-маси, сын правителя Ибаны, и этот черный… как его…

— Каликха!

— Да, Каликха… Ну?! Ты так и будешь на меня смотреть… брат и жених мой?

— Брат?! Так, значит, ты…

— Да! Я твоя невеста, милый мой Ах-маси! Ты что же, не рад?

— Э-э… Знаешь, у меня просто голова раскалывается!

— Не беспокойся, сейчас вылечим!

Опустившись на ложе, девушка обвила шею Макса руками, прижалась, прошептала:

— Ну? Что ж ты недвижен, словно сфинкс у гробницы царя? Скорей обними меня, раздень, брось на ложе…

Максим уже вообще-то это и делал… Только вот на секунду запнулся:

— Ты же говорила, что тебе нельзя…

— Теперь уже можно… Ведь ты — жених и повелитель мой! Слава Амону!

— Слава!

Крепко обняв возлюбленную, ошалевший от внезапно свалившегося счастья Максим-Ах-маси с жаром поцеловал ее в губы…

Пояснительный словарь

Амон — «Сокровенный», бог солнца, фиванский бог (Верхний Египет), со времени возвышения Фив (18-я династия) отождествлялся с Ра.

Ахет — «половодье» — период примерно с середины июля по середину ноября.

Ах-маси — основатель победоносной 18-й династии, фараон (1552–1525 гг до Р. Х.) Яхмос Первый.

Ах-маси (Яхмос, Яхмес), сын Ибаны, — историческое лицо, тезка, друг и сподвижник фараона Яхмоса Первого, оставивший подробный отчет о своей военной карьере на стенах собственной гробницы.

Ба — душа, одна из составляющих частей человека, изображалась в виде птицы с человеческой головой, после смерти человека отправлялась в загробный мир.

Гор (Хор) — бог солнца, верховный бог Нижнего Египта. Изображался в виде человека с головой сокола.

Инебу-Хедж — Мемфис.

Иуну — Гелиополь.

Ка — жизненная сила, двойник, одна из составляющих частей человека.

Ка-маси — старший брат Яхмеса, фараон (1555–1552 гг. до Р. Х.).

Кемет — «Черная земля» — Египет.

Нен-Несут — Гераклеополь.

Ном — княжество.

Переш — «всходы» — с середины ноября по середину марта.

Пер-о — фараон.

Поля Иалу — нечто вроде рая.

Ра — бог солнца, верховный бог в эпоху Древнего и отчасти Среднего царства (3–12-я династии).

Сет (Сетх) — бог хаоса, бог войны, бог-убийца. Отождествлялся гиксосами с Баалом.

Сусх — длинная полупрозрачная туника с обернутым поверх нее куском ткани на уровне бедер.

Схенти — плиссированная или гладкая длинная юбка.

Уасет — Фивы.

Ускх — воротник-ожерелье.

Хапи — Нил.

Хат-Уарит — Аварис, столица захватчиков-гиксосов.

Хека хасут (в некоторых источниках — хекат хает) — гиксосы, завоеватели Египта в период 1785–1550 гг. до Р. Х.

Шардан — так называли выходцев из Средиземноморья (некоторые египтологи (Пьер Монте) полагают, что от названия острова Сардиния).

Шему — «засуха» — с середины марта по середину июля.

Шмуну — Гермополь, центр поклонения богу Тоту.