Сокол. Трилогия

Глава 1 Впечатление. Восход солнца Весна 1552 г. до Р. Х. (месяц Фармути сезона Перет). Оазис Бехен

Желтый песок. Оранжевый мячик солнца. Желтое небо. Песок скрипит на зубах, солнце немилосердно печет, а небо давит, прижимая к земле воинов Кемет. Щитоносцы в панцирях в виде широких стеганых перевязей, колесницы, легкая пехота — лучники, пращники, метатели дротиков. Проснувшись и наскоро перекусив, войско вытянулось походным порядком, повинуясь приказу своего командира — высокого светлоглазого юноши, Ниб-пахта-Риа Ах-маси, младшего брата Хозяина Великого Дома. Ниб-пахта-Риа Ах-маси — «Владеющий силой, как Ра, Рожденный Луною». Это было царское имя!

Несмотря на молодость — ему недавно исполнилось восемнадцать — Ах-Маси уже три года подряд участвовал в военных походах и считался умелым и опытным воином. Ловко действовал коротким копьем и секирой, умело рубил серповидным мечом на длинной ручке, который здесь назывался хепеш, метко стрелял из лука, метал из пращи камни, а если надо — дрался с врагами и голыми руками, и еще как дрался! Однако командовать столь крупным отрядом ему до нынешнего случая не доводилось. Понимая это, брат, фараон Верхнего и отчасти Нижнего Египта, иначе Черной земли Кемет, великий Ка-маси Уаджхеперра, приставил к молодому командиру опытного полководца Рамоса в качестве военного советника.

Враг — южные племена сетиу — был не столько силен, сколько хитер и коварен. Нападали исподтишка, внезапно, и так же внезапно исчезали в песках, избегая решительной битвы. Ну разве ж это воины? Трусливые гиены, порожденье мрака! И как только такие решились поднять мятеж?! Нет, здесь уж никак не обошлось без подстрекательства хека-хасут, гнусных захватчиков Дельты! Их царь Апопи славился умом и вероломством, к тому же не чурался самого черного колдовства, тайным центром которого стал Хат-Уарит — столица захваченной Дельты. Почти весь Египет — Кемет — давным-давно подчинился врагам, и лишь только властители Уасета подняли факел очистительной борьбы. Властители Уасета — великий фараон Таа Секенен-Ра, погибший четыре года назад, а теперь — его старший сын Ка-маси.

Сетиу восстали внезапно, когда никто не ждал. Войдя в Дельту, славные войска Ка-маси уже жгли предместья Хат-Уарит, предвкушая близкую победу, как вдруг…

Вспыхнувший на юге мятеж угрожал самому Уасету, стовратной столице Верхних, а теперь уже и большинства нижних номов. Это было опасно, очень опасно, и фараону пришлось увести войска от стен Хат-Уарита, дабы спасти свою родину.

Отряды сетиу были разгромлены при первой же встрече. Но, как оказалось, это были далеко не все их отряды. К тому же следовало еще принимать во внимание нубийцев. Помогут ли они мятежникам? Почему бы и нет? Правда, только лишь в том случае, если последним улыбнется военное счастье.

Военные успехи доставались трудно — по сути, это была чужая земля, пыльные тропы которой знали лишь сами кочевники сетиу. Разбив основные, как считалось, силы противника, войска Ка-маси растянулись широким фронтом вдоль линии долины Хапи, Ах-Маси же был направлен в пески. Здесь не было ни дорог, ни колодцев, лишь барханы, редкие оазисы, миражи. И злое желтое солнце!

Нужно было найти тайные тропы сетиу, отыскать врагов и разбить их. Разбить — не так уж и сложно, главное — отыскать, а вот с этим пока имелись проблемы.

Поправив широкое золотое ожерелье, Ах-маси взобрался на колесницу и, щуря глаза от солнца, обратился к воинам с небольшой речью, которую придумал еще вечером. Кратко обрисовал ситуацию — да и чего было долго говорить? И так все всё знали. Призвал к стойкости, обещал покровительство богов, напомнил о той опасности, которую несли мятежники каждому дому.

Потом улыбнулся, увидев подходящего к колеснице парнишку — тоненького, растрепанного, смуглого, с озорным лицом и задорно-насмешливым взглядом. Юноша пытался держаться серьезно, впрочем, это плохо ему удавалось. Сразу было видно — чему-то радовался. А чему он мог радоваться? Ну, конечно же, успешному выполнению возложенному на него задачи.

— Ах-маси, доложишь обо всем чуть позже, — махнув парнишке рукой, молодой полководец отдал приказ к выступлению.

Следовало спешить: к вечеру хотелось уже дойти до местности, называемой Хентхеннофер — по имени правителя мятежников. Именно там располагался оазис Бехен, по данным разведки, увы, сейчас опустевший. Но ведь где-то же должны находиться мятежные войска!

Ах-маси сын Ибаны — друг и тезка брата правителя Уасета — как раз и был назначен командовать разведкой. Сам напросился! И вот, кажется…

Выстроенные в две колонны воины, тяжело печатая шаг, двинулись к югу. Слева — далеко, почти у самого горизонта, — блестела зеленовато-желтая полоска великой реки Хапи, по правую же руку тянулись нескончаемые пески, а впереди синели далекие горы. Неужто придется идти до них? Неужто вражьи войска не встретятся раньше?

— Что у тебя, Ах-маси? — молодой военачальник велел вознице свернуть и остановиться.

Шагавший позади колесницы парнишка тут же склонился почти до самой земли:

— О, солнцеподобный, о…

— Хватит дурака валять, а? Докладывай по существу и побыстрее.

— Так я и говорю! — Широкая улыбка вдруг озарило лицо юноши, столь радостная и вместе с тем лукавая, что и сам командир не выдержал, хмыкнул.

— Вижу, у тебя есть о чем доложить!

— Да, господин! Сам Амон был нынче благосклонен к нам, воистину, не зря вчера принесли ему хорошую жертву.

— Короче!

— Мы отыскали проводника!

— О, Боги!!! — Ах-маси — брат фараона — благодарно воздел руки к небу. — Вот уж, поистине, есть чему радоваться. Ну наконец-то! Веди его сюда немедленно… Нет, постой… Приведешь в мой шатер во время привала.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! — Приложив руку к сердцу, Ах-маси, сын правителя Анхаба Ибаны, вежливо поклонился.

Кивнув ему, брат фараона вскочил в колесницу и, махнув вознице, помчался к началу колонны. Воины приветствовали свого командира криками:

— Слава победоносному сыну Луны!

— Слава великому Ах-маси, любимому брату Хозяина Великого Дома!

— Да благословит Амон твой путь, командир!

Желтое жаркое солнце отражалось в наконечниках копий, в лезвиях серповидных мечей и секир, в шлемах, в щедро украшенных золотом сбруях запряженных в колесницы коней. Улыбнулся, завидев своего командира, начальник колесниц Секенрасенеб — высокий, веселый, длиннорукий. Опытный воин, старый товарищ Ах-маси еще по схваткам в Дельте.

А вот и командир личной гвардии, чернокожий воин Каликха, тоже старый товарищ, если слово «старый» было бы позволительно применить к этому еще совсем молодому парню. И Каликха, и Секенрасенеб, и уж тем более Ах-маси сын Ибаны знали своего нынешнего начальника еще совсем неумелым воякой. Но брат фараона быстро учился и всегда был отличным кулачным бойцом — пожалуй, в этом деле ему не нашлось бы равных во всей Черной земле.

Закинув за плечи тяжелые полукруглые щиты, шагали воины в защитных панцирях из широких полотняных полос с металлическими бляшками. Шагали тяжело, упорно. Чем дальше, тем больше вязли в песках колесницы. Пришлось свернуть ближе к реке — там почва была тверже. Впереди виднелось нагорье, поросшее редким кустарником. Там, в тени красных скал, и решили сделать привал, переждать самое пекло.

Разбив командирский шатер, воины воткнули перед ним шест с золотой головой барана — священным знаком Амона. Сойдя с колесницы, Ах-маси с удовольствием вошел в приятную сень шатра и, усевшись на походный стул с ножками-уточками, выпил прямо из кувшина вина. Сладкого вина из Дельты.

— О, великий… — донеслось снаружи.

— А, это ты, тезка?! Привел пленного? Заходи! — Оторвавшись от кувшина, молодой командир улыбнулся. — Вино будешь?

— Буду, — умостившись на корточках, тут же кивнул Ах-маси.

— Пей! Где пленник?

— Ждет у шатра под охраной. Ввести?

— Сначала поясни, откуда он.

— Вчера мы были в разведке. Ты приказал проверить предгорья. Так вот как раз там. Он сам к нам вышел. Пастушонок.

— Пастушонок?

— Ну да. Житель какой-то местной деревни, которую, насколько я понял, сожгли, и он один остался.

— Один, говоришь? — Ах-маси-старший задумчиво поскреб подбородок. — В этом может быть опасность. Сетиу хитры.

— Думаешь, его могли подослать специально?

— Могли. Что ж, давай, зови. Посмотрим.

Едва войдя, пастушонок — мальчишка на вид лет двенадцати, худой и до чрезвычайности смуглый — пал ниц и заплакал. Тощие плечи его тряслись в рыданиях, набедренная повязка казалась черной от въевшейся грязи, на спине виднелись старые шрамы — следы ударов плетью. Впрочем, не такие уж и старые.

— Как тебя звать, парень? — негромко спросил Ах-маси и, не дождавшись ответа, повторил, повышая голос: — Я спросил — как твое имя?

Мальчишка дернулся, подняв мокрое от слез лицо:

— Меня зовут Пусери, господин. Я пастух… был пастухом… у нас было стадо.

— Было?

— Да, господин. — Пастушонок насупился. — Было. Теперь нет. И деревни нашей — тоже нет. — Он опустил голову.

— Эй, эй! — предостерегающе воскликнул Ах-маси. — Только не вздумай снова реветь. Говори! Что с деревней?

— Ее сожгли. Людей угнали… не всех… только девушек, детей, молодых женщин. Остальных убили. Я был на пастбище, увидел дым… и когда вернулся… О, боги!!!

— Где была твоя деревня? — продолжил допрос молодой командир.

— Здесь, недалеко, на берегу Хапи.

— Там вообще много деревень?

— Много. Было много когда-то. А сейчас не осталось ни одной.

— Тоже сожгли?

— Да.

— Поня-а-атно, — нахмурился Ах-маси. — Тактика выжженной земли называется. И что, в других деревнях тоже всех убили? Ну, кроме детей и женщин?

— Именно так, господин.

— И кто же это все сотворил? Сетиу?

— Я тоже — сетиу, господин, — закусил губу мальчишка. — Но мы жили мирно. Выращивали хлеб, пасли стада. А потом на нас стали нападать. Воины Хентхеннофера. Они все сожгли! Они убили! Они…

Парнишка снова зарыдал, даже пришлось на него прикрикнуть, чтоб успокоился.

— Ты знаешь, куда угнали людей? — снова спросил Ах-маси. — Говори же, не бойся! Амон видит — быть может, мы их спасем.

— Точно не знаю. — Пусери помотал головой. — Но догадываюсь. Там, в нагорьях, есть тайных храм.

— Что за храм? — насторожился брат фараона. — Мне что-то никто не докладывал ни о каком храме.

С этими словами Ах-маси бросил насмешливый взгляд на тезку.

— Мы ни о каком храме не знали, — принялся оправдываться тот. — Вот только от него и услышали.

— А если б он к вам не вышел? — Командир усмехнулся и снова повернулся к пастушонку. — Поведай-ка нам об этом храме все, что знаешь. Большой он, маленький, где примерно расположен, что там за жрецы, откуда тебе вообще о нем известно? В общем — все.

Мальчишка неожиданно насупился, смуглое заплаканное лицо его исказилось страхом.

— Говорят — это храм Змеи, господин.

— Говорят? Кто говорит?

— Наши… ну, рассказывали… Раньше ведь у нас тоже из деревень пропадали девушки… Говорят, их приносили в жертву.

— В жертву. — Молодой вельможа, прищурившись, посмотрел на тезку. — Ты знаешь местных богов, друг мой?

— Немного. — Ах-маси усмехнулся. — Слышал, что змее поклоняются в Дельте.

— Это я и без тебя знаю. А здесь?

— Мертсегер, молчаливая богиня, часто является в облике змеи. В Уасете даже есть ее храм… не из самых богатых.

— Храм Мертсегер в Уасете? — Брат фараона удивленно вскинул глаза. — Первый раз слышу.

— Я же говорю — он мало кому известен. Так себе храм, нет в нем ни особых праздников, ни достойных жертв. Жрецы, можно сказать, прозябают где-то на окраине Города Мертвых. Мало кто туда к ним и ходит.

— Мертсегер, — тихо повторил вельможа. — Эй, пастушонок, так называли твою богиню-змею?

— Ее вообще никак не называли, мой господин. Но девушки пропадали часто. Их искали… Те, кто отправлялся искать, пропадали тоже.

— И где они исчезали, конечно же, никто не знал!

— Никто, господин. Все стали бояться искать. Нагорье — нехорошее место, очень, очень нехорошее. Говорят, там видели демонов!

— Демонов, — недоверчиво усмехнувшись, Ах-маси спросил пастушка про ведущие в нагорья тропы.

— Есть, есть тропы, — сверкнул глазами тот. — Я даже как-то видел людей… Незнакомцев. Они шли в нагорья с поклажей — черные рабы несли носилки, тюки. Я побоялся следить… А через три дня сожгли нашу деревню.

— А ты?

— Я скрывался в нагорьях — а больше негде! И видел еще людей, носильщиков и погонщиков.

— Погонщиков?

— Да, они гнали скот. Наш скот. А носильщики несли битую птицу. Уток, гусей. И тюки… думаю, что с зерном.

— Скот, птица, зерно… — Ах-маси задумчиво посмотрел на тезку. — Что скажешь, приятель?

— То же, что, видят боги, думаешь и ты, — это все пища! Пища для воинов сетиу. Так вот, значит, где они скрываются — в нагорьях! Может быть…

— Да, дружище! Возьмешь этого паренька, самых сметливых своих воинов, несколько колесниц… В общем, через три… нет, даже через два дня я должен знать все. Где именно расположено войско мятежников, походы к нему, тропы… Все!

— Узнаем! — поднявшись, поклонился Ах-маси пен-Анхаб — Ах-маси, сын Ибаны, правителя Анхаба. — Узнаем. Доложим. Разреши исполнять?

— Исполняй. Да поможет тебе Амон и все наши боги.

Юный начальник разведки вышел, уведя с собой пастушонка.

Нагорья…

Ах-маси немного посидел, подумал, а затем велел вызвать к себе начальника колесниц Секенрасенеба вместе со смотрителем обоза Пенгабом.

— Наши колесницы смогут быстро добраться к нагорьям от берега Хапи?

— Надо смотреть дороги, мой господин.

— Смотри. Где надо — делай ремонт. Торопись, дружище Секенрасенеб, времени мало! Да, Пенгаб, у нас в обозе есть свечи?

— Имеются, господин, — поклонился толстяк-обозник. — Приготовлены для молений Амону перед решающей битвой.

— Держи их наготове, Пенгаб.

— Мы будем молиться?

— Нет. Молиться будем потом, сейчас нужно действовать.

Разведчики вернулись к исходу вторых суток. Уже темнело, и в лиловом небе загорались первые звезды, отражавшиеся в темных водах реки. Нил — великий Хапи — был совсем рядом. Ах-маси нарочно велел свернуть в сторону от песков и нагорий: пусть вражеские лазутчики — а такие, несомненно, имелись на всем протяжении пути — думают, что войско идет к Бехену. Пусть думают… А нагорья можно достать одним быстрым рывком! Посадить часть щитоносцев на колесницы — и все дела.

— Ну? — Сидя в походном кресле, брат фараона скрестил на груди руки и обвел взглядом собравшихся в шатре людей: начальника колесничих Секенрасенеба, командира гвардии Каликху, сотников, жрецов. Эх, жаль, главный жрец Усермаатрамериамон остался в войске Ка-маси! Уж он-то бы живо разобрался со всеми богинями-змеями, уж точно сказал бы, чего от них следует ждать.

— Мы отыскали вражеское войско! — скромно потупив глаза, доложил Ах-маси пен-Анхаб.

Доложив, поклонился. И видно было, какой гордостью сверкают его глаза! Ну, еще бы…

— Они в нагорьях, у скального храма. Мы приметили тропы.

— Славно! — Ах-маси-старший, не скрывая радости, потер руки и тут же перевел взгляд на начальника колесниц. — Секенрасенеб, друг мой, вы посмотрели дороги?

— Да. Кое-где подсыпали песка и камней. Колесницы пройдут.

— Тогда бери щитоносцев — и в путь. Выступаем немедленно!

— Но ведь сейчас ночь! Как же мы…

— Ты забыл про свечи. Люди Пенгаба уже высланы и зажгут их на всем пути, указывая дороги. Вперед, и слава Амону! Я сам поведу воинов!

Черное небо сверкало звездами. Дул тихий северный ветер, принося сладковатый запах папируса. В густых камышах у реки кричали ночные птицы. Вот что-то плеснуло… Крупная рыба? Или это вышел на охоту крокодил?

Прыгнув в колесницу, Ах-маси расставил пошире ноги и, схватившись руками за передок, отдал приказ. Тихо, без особого шума, колесницы славного Секенрасенеба, набирая ход, покатили в ночную тьму. Путь им указывали светлячки — храмовые свечи Амона, каждая из которых стоила примерно как половина лошади. Ах-маси даже ухмыльнулся, подумав об этом: что и говорить, недешевая выйдет прогулка!

И снова хохотнул, вспомнив, как управлял колесницей в первый раз. Не один, с Тейей, супругой. Впрочем, она тогда еще не была супругой. Вот уж, поистине, для того чтобы править повозкой, нужен был немаленький опыт. Контролировать лошадей, дорогу, состояние колес и спиц и быть готовым в любой момент выпрыгнуть, ведь на неровной поверхности или на крутом повороте колесницы переворачивались легко и охотно. При этом нужно было еще и сражаться!

Колесничие Секенрасенеба были настоящими мастерами своего дела, и сейчас Ах-маси с удовольствием убеждался в этом. Груженные оружием и припасами, боевые повозки сейчас исполняли роль обычных телег… которых, впрочем, в Египте не было, имелись лишь сани-волокуши. Телеги, колесницы — это все позаимствовано у врагов, хека хасут, или «повелителей песчаных нагорий», жестоких и коварных захватчиков, засевших в Дельте. Несомненно, это хека хасут приложили руку к здешнему мятежу, несомненно…

Колесница вдруг дернулась, наскочив колесом на камень. Ах-маси едва не выпал, удержался лишь в самый последний момент. Что и говорить, трудновато было править лошадьми в темноте — горящие редкие свечки ничуть не освещали дорогу, лишь просто указывали путь.

Да проглотил бы крокодил эту дорогу! Снова камень. Нет, на этот раз — выбоина. И какой-то человек вдруг вынырнул из темноты…

Секенрасенеб!

— Мы прибыли, командир. Дальше ехать нельзя — скалы.

— Славно!

Спрыгнув на землю, Ах-маси посмотрел на небо. Небо было темным, звездным, однако на востоке, за Нилом, уже загоралась узенькая багровая полоска. Скоро рассвет. Успеть бы!

— Успеем! — хохотнув, заверил начальник колесниц. — Уже почти все наши прибыли. Почти сотня колесниц. Перевернулось десяток, из них серьезно поломалось — четыре. Лопнули оси.

Молодой вельможа кивнул:

— Клянусь Амоном, вполне приемлемые потери. Где Ах-маси?

— Там, — показывая, Секенрасенеб махнул рукой. — Ждет.

— Я здесь, командир! — Ах-маси пен-Анхаб выскочил из темноты на дрожащий свет укрепленной на плоском камне свечки.

— Мы выступаем с рассветом. Готовь своих людей.

— Уже готовы, мой командир!

— Славно. Калихка!

— Да, командир?!

— Идем сразу же за разведчиками. Твои люди, Секенрасенеб, — за нами. Остальные пусть подтягиваются по приходе — оставьте проводников. Задача ясна?

— Да командир! — все трое откликнулись хором.

— Тогда отдайте распоряжение своим людям. И — вперед!

Алая заря занималась за великой рекою, блекли звезды, и темное ночное небо постепенно становилось изжелта-голубым, светлым. А воины почти бежали! А небо все равно светлело быстрее, и нужно было успеть, успеть, навалиться внезапно…

Желто-красное солнце, желтый утренний туман, желтые скалы… Желтое мерцающе-дрожащее марево песков. И коричневые фигурки воинов — спешенных колесничих, лучников, щитоносцев.

Они шли быстро, но все же не обгоняли рассвет. Солнце взошло, и желто-багровые лучи окрасили скалы золотом с примесью крови. Воины шли… Шли… Щитоносцы, колесничие, лучники… А впереди… Было еще не ясно, что там, впереди.

— Командир! — вынырнул из-за огромного камня Ах-маси, разведка. Доложил полушепотом: — Там, на скале, — трое. Видать, часовые.

— Часовых — снять, — быстро распорядился командующий. — Только бесшумно, дружище.

— Обижаешь! — Ах-маси озорно улыбнулся и, повернувшись, побежал к своим.

Брат фараона с улыбкой посмотрел ему вслед. Какой же он еще все-таки мальчишка! Не воюет, а будто играет в какую-то увлекательную игру. Впрочем, все бы так играли!

Разведчики Ах-маси-младшего справились с часовыми быстро и незаметно для глаза окружающих, о чем тут же и доложили своему командиру. Путь был свободен, по крайней мере — на этом участке. Однако следовало подождать вестей от остальных — передовой отряд был разделен на три группы, по числу разведанных тропок, по ним сейчас и шли.

— Командир! — шагавший впереди со своими гвардейцами Каликха обернулся. — Кажется, пришли.

Ах-маси пробрался вперед и выглянул из-за груды камней. Внизу, в обрамлении красно-фиолетовых базальтовых плит, лежала небольшая долина, желтая от заливавших ее солнечных лучей. По левому краю долины, поросшей редкими кустарниками и чертополохом, виднелось приземистое строение, словно вросшее в скалы. Двор, мощные стены, ворота. Во дворе шевелились черные фигурки воинов.

— Так вот он, храм Змеи, — вглядываясь вперед, тихо произнес Ах-маси.

— Не только храм, но и крепость, — нахмурился Каликха. — Взять такую будет не так-то просто.

А Секенрасенеб ничего не сказал, лишь прищурил глаза.

— Взять? — Ах-маси неожиданно улыбнулся. — Да, с виду крепость надежная. Но посмотрите туда, во-он, рядом с воротами, с краю. Что видите?

— Камни какие-то… кирпичи…

— Именно, верный Каликха! Кирпичи и груды камней. Вряд ли они собрались что-то здесь возводить, скорей — приготовили для ремонта. Беги к разведчикам — пусть посмотрят все поближе.

Солнце поднималось все выше и уже ощутимо пригревало спины прятавшихся среди скал воинов фараона Ка-маси. Укрывшись в тени, молодой командир терпеливо дожидался разведки. Дождался…

— Там, у самых ворот, вся стена разрушилась. Похоже — от времени, — быстро доложил тезка. — На воротах пост. Но — беспечны, не по сторонам смотрят, а во двор — там, кажется, от нечего делать устроили какую-то потасовку.

— Ясно, — Ах-маси кивнул. — Не ждут нас так быстро. Каликха! Секенрасенеб! Передайте по цепочке воинам — пусть приготовятся. Сигнальщика — на скалу. Выступаем по моему сигналу!

Легкий шепот пролетел меж скалами, красными скалами, озаренными желтым солнцем. Нетерпеливые и возбужденные, воины радостно улыбались, готовые, наконец-то, рвануться в бой.

Ах-маси знал уже — и с двух других сторон вот так же, меж скалами, затаились в боевой готовности отряды. Ждали только сигнала. Общего для всех… Точнее сказать, не совсем для всех — не зря же молодой командир считался одним из лучших учеников знаменитого военачальника Рамоса, водившего войска еще при старом фараоне Таа Секенен-ра.

Ах-маси обернулся и зажмурился — неистово било в глаза желтое солнце. Это хорошо, хорошо… Так же, в глаза, оно будет бить и вражинам.

Все готово. Все… Значит, теперь — пора. Пора…

Молодой вельможа кивнул вестовому — тот бросился со всех ног. И вот уже возникший на скале сигнальщик замахал золотым диском.

Узрев сигнал, бросились в долину воины второго и третьего отрядов. Бросились почти с противоположной от ворот стороны, бросились словно тигры, словно голодные, почуявшие близкую добычу львы!

— Слава великому Ка-маси!!!

— Слава Амону!

Крики ринувшихся на штурм воинов всколыхнули сонное царство долины. Видно было, как черные фигурки врагов во дворе крепости забегали, заметались… Ага! Вот атакующие ворвались в проломы меж стенами. Началась схватка.

Ах-маси улыбнулся:

— А вот теперь — наше время. Выступаем, Каликха!

Воины быстро спустились с гор, построились. Лучники, пращники и метатели дротиков рванули вперед, за ними, тяжело печатая шаг, двинулась щитоносная пехота. Желтые солнечные зайчики горели в угрожающе покачивающихся наконечниках копий, вспыхивали на шлемах и лезвиях серповидных мечей. Хорошо шли, красиво! Раз-два, раз-два! Убыстряли шаги… Жаль, не было колесниц. Ну, ладно…

Ага! Там, в крепости, заметили-таки новое войско — но было уже поздно. Отряд под личным командованием самого Ах-маси Ниб-пахта-Риа, младшего брата великого фараона Ка-маси, уже подошел к стенам. Впрочем, их в этом месте и не было, стен, — лишь какие-то жалкие развалины, миновав которые щитоносцы с ходу вступили в бой, взяв врага в копья.

Ах-маси тоже принимал участие в схватке, хотя и не должен был по своему статусу. Но, тем не менее, следовало воодушевить своих, да и каждый воин был сейчас на счету, тем более — каждый воинский начальник. Да и вообще — хотелось! Не для того все рассчитывал, подготавливал, шел… Что ж теперь, смотреть на все это со скал? Ну уж нет, дудки!

— Слава Амону!

Выхватив секиру, брат фараона лично ринулся в битву, увлекая за собой воинов. Позолоченный шлем с прорезями для глаз венчал голову Ах-маси, грудь прикрывал панцирь из бычьей шкуры, двуручная секира на длинной рукояти была грозным оружием в руках опытного бойца.

— Слава Амону!

А вражины уже повернулись лицом к новой опасности, по крайней мере те, кто еще мог это сделать, — и таких нашлось немало. Конечно, вооружены они были не так, как воины фараона. Почти ни у кого не было панцирей, шлемов, мечей — в основном те же секиры, копья.

Ввухх!!!

Прямо над головой Ах-маси просвистел с силой пущенный дротик, поразив кого-то из державшихся позади. Бросивший его высоченный здоровяк с украшенной белесыми шрамами широкой мускулистой грудью, схватив огромный топор, ринулся прямо на молодого командира. И Ах-маси не стал отступать!

Удар! Секира на топор. Лезвие на лезвие! Противный скрежет, искры… И рык врага! И ненависть, пылающая в глазах его. И запах… Гнусный такой запах, словно бы гнили… Чего ж он такое жрал-то? Чесночную похлебку?

Удар!

Ах-маси уклонился и в свою очередь контратаковал, неожиданно перехватив секиру и нанося удар противнику в шею концом древка. Враг зарычал, наклонил голову, готовясь броситься тупо, как бык…

Давай!

А точно, чеснока нажрался!

Оп-па!

Нет, вроде не чеснок…

Резко отскочив в сторону, молодой командир пропустил бешено вращавшего топором здоровяка слева и, уклонившись от лезвия, снова нанес удар в шею. Только на этот раз — не древком…

Враг как бежал, так же и рухнул — будто оглоушенный бык на бойне. Лишь дернулся, из разрубленной шеи брызнула кровь… А ведь, похоже, ею — кровью — и пахло!

Ах-маси быстро огляделся — судя по всему, битва походила к концу. Крики воинов, звон клинков, стоны раненых уже не сливались в один гулкий шум, а были слышны по отдельности, значит, схватки уже стали реже. Врагов уже оттеснили к дальней стене, а здесь, у ворот, все было кончено.

Нет, не все!

Какой-то человек шмыгнул мимо ворот к храму… Сейчас, вблизи, было хорошо видно, что это не храм, а развалины. Обломки кирпичей, каменные плиты, поваленные статуи, изображавшие непонятно кого.

За ним!

Ах-маси действовал сейчас во многом спонтанно, интуитивно, к тому же, здесь, во дворе, все уже было кончено. А вот куда рванул беглец? Просто хотел спастись, скрыться? Или кого-то предупредить?

Желтое солнце осталось позади, в небе. Узкий, как щель, лаз уходил в скалу, полностью поглощенный тьмою. Ах-маси замедлил шаги и, нагнувшись, положил на пол секиру — в случае чего от нее здесь будет мало толку, так зачем тогда тащить? А вот широкий кинжал — это другое дело, вещь удобная.

Сзади вдруг послышались торопливые шаги.

Молодой человек, нехорошо ухмыляясь, поудобней перехватил кинжал: вот и проверим!

— Командир!

О, боги! Похоже, едва не заколол своего. Сперва надо было подумать, а уж потом за кинжал хвататься. Впрочем, думать никогда не поздно… и не рано.

— Командир, ты здесь?

— Ах-маси?! Тезка! Давай-ка посмотрим, куда ведет этот лаз?!

— Конечно! — В задорном голосе юноши слышались азарт и ожидание невероятной тайны. — За мной еще мои. Разведчики.

— Хорошо. Двигаться тихо. Не растягивайтесь! Стойте! Есть у кого-нибудь стрелы?

— У меня, господин! — приглушенный молодой голос прозвучал, казалось, издалека.

— Славно! Через каждые десять шагов будешь класть стрелу на пол. И перед каждым поворотом. Все ясно? А вот теперь — за мной.

Они шли неожиданно долго, а впереди, казалось, никого не было. Пару раз Ах-маси даже останавливался, прислушиваясь, — нет, все тихо. И вроде бы никого впереди. А вот развилка… трудно двигаться ощупью. Но тем не менее — шли. Осторожно, друг за другом. Где-то было слышно, как капала вода. Что здесь? Подземная река? Колодец? Пару раз свернули… сначала — налево, потом — направо. Снова постояли, послушали… Ничего!

А потом уперлись в тупик! Обшарили все и уже повернули было обратно, как вдруг…

Как вдруг Ах-маси-младший заметил какой-то свет, льющийся — нет, точнее, мерцающий — сверху.

Свет был каким-то зеленоватым, дрожащим… Не похожим на дневной, солнечный.

— Командир, я бы мог, если бы ты… — Ах-маси-младший осекся на полуслове. Ну конечно же, предлагать брату фараона посадить его себе на плечи…

А так и следовало сделать!

— Забирайся! — быстро распорядился вельможа. — Не будем тут толпиться, кого-то звать. Ну же! Лезь!

Сказал и тут же почувствовал пятки приятеля на своих плечах. А затем они исчезли!

— Эй, дружище, ты где там?

— Тут, наверху, лаз! Можно забраться.

— Эй, кто тут рядом?

Миг, и брат фараона очутился в узком лазе, по которому уже полз Ах-маси. Постепенно лаз расширился, льющийся впереди свет стал ярче, насыщенней… запахло… Чем-то противным запахло, ну вот точно так же, как изо рта того здоровяка с секирой. Ползущий впереди юноша замер.

— Ну, что там, Ах-маси? — нетерпеливо осведомился вельможа.

— Какой-то пустой зал. Статуи. Светильники. Чан. Кубки. Кажется, золотые.

— Что, там нет никого?

— Похоже, что нету. Я сейчас посмотрю!

Ах-маси-старший не успел сказать и слова, как его юный приятель уже выскользнул из лаза в зал. И уже оттуда крикнул:

— Здесь нет никого… Ого! Клянусь Амоном, здесь такая кругом гнусь!

— Что еще за гнусь?

Буркнув, молодой командир выполз из лаза вслед за своим подчиненным.

— Ну, глянем, что тут такое?! Ой, ой!!!

Последний возглас Ах-маси Ниб-пахта Риа относился к огромной статуе, горделиво возвышающей посередине залы. Это была статуя змеи — грозно раздувшей свой капюшон кобры.

— Парни, рассредоточьтесь! — приказал Ах-маси выскочившим из лаза воинам. — Вы двое — вдоль стены, ты — возле статуй, ты — осмотри внимательно вон ту груду камней. Ах-маси, дружище, что ты вертишься возле чана? Там что, вино?

— Боюсь, что нет, господин. — Паренек зябко передернул плечами. — Похоже, там кровь! И кровь свежая. А внизу…

Внизу, под чаном, беспорядочной грудой валялись обезглавленные тела — девичьи, детские. Всего с десяток трупов.

— Вот откуда они брали кровь. Смотрите-ка! Она налита в кубки… Они ее пили, что ли?!

— Пили? — Брат фараона задумчиво скривил губы. — Очень может быть.

Он тут же вспомнил того здоровяка с секирой — от него несло вовсе не чесноком, кровью! Человеческой кровью.

— Какой ужасный идол! — внимательно рассматривая статую огромной змеи, негромко промолвил Ах-маси пен-Анхаб. — Нет, это не Мертсегер… Смотрите, вместо змеиной морды под капюшоном — человеческий череп! Настоящий! Это никакая не Мертсегер… Это Небаум — демон злобы и тьмы! Так вот кому здесь приносили жертвы…

Мельком взглянув на идола, Ах-маси-старший наклонился к трупам:

— Гм, интересно, куда они дели головы? Унесли с собой? Эй, парни, что там вокруг? Черепов не видите?

— Нет, господин. Видим дверь.

— Дверь?

— Там, за статуями. Небольшая, железная. Заперта.

— Железная? Интересно… А ну, Ах-маси, пошли-ка, взглянем.

Дверь, конечно, была деревянной, сколоченной из крепкого ливанского кедра и обитой толстыми медными полосами, начищенными со всей подобающей тщательностью и тускло блестевшими в дрожащем пламени светильников.

Потрогав петли, Ах-маси-старший махнул рукой:

— Попытайтесь открыть. А мы пока посмотрим…

Кроме трупов и идолов да чана и кубков с кровью, ничего интересного в капище больше не было. Лишь бронзовые светильники на треногах да кровавые следы. Ах-маси подошел к главной статуе. Черный базальт, позолота, скалящийся, украшенный золотом череп — сделано на совесть и очень неплохим мастером. Базальтовая кобра словно бы лежала, свившись в кольца, но, увидев врагов, грозно приподняла голову, угрожающе раздув капюшон. И вместо змеиной морды — череп. А под черепом на тонкой золотой цепочке — амулеты: маленькие золотые черепа, кости… и небольшой футляр из яшмы. Незаметный, он висел чуть в стороне от других, почти сливаясь с чернотою базальта.

Ах-маси протянул руку. Запечатано — залито застывшей смолою или чем-то подобным. Ладно, потом посмотрим, что там. Сунув футляр за пояс, молодой командир подошел к воинам:

— Ну? Что-то вы долго возитесь.

— Уже заканчиваем, господин. Пенемху предложил просто разобрать дверь.

— Да, господин. — Пенемху, смуглый аж до черноты воин, обернулся с улыбкою на устах. — С наскоку эту дверь не возьмешь — крепкая. А вот снять полоски, и… Ага!

С помощью кинжалов вскоре удалось отодрать одну полосу, затем — другую, третью. А потом настала очередь досок. Прочные оказались — поначалу никак не хотели поддаваться, но… Сменивший Пенемху высокий здоровяк Ашар поднатужился, послышался треск…

— Все, господин! Можно идти.

Они снова оказались в подземелье, только теперь коридор был широким, насколько можно было разглядеть в пламени прихваченных с собою светильников. От главного хода отходило множество ответвлений, терявшихся в гулкой тьме. По стенам и сводам, колыхаясь и отбрасывая причудливые тени, бегали зеленоватые сполохи света. Вдоль стен штабелями были уложены дрова или камни, сверху над ними скалились черепа. Много, много черепов.

— Храм мертвых голов! — подойдя ближе, хмыкнул молодой командир.

Протянул руку к камням… и тут же непроизвольно отдернул. Это оказались не камни и уж тем более не дрова… а аккуратно уложенные человеческие кости!

— О, боги! — Воины в ужасе округлили глаза.

Да уж, было от чего прийти в ужас! Сколько людей… Эти люди не просто погибли страшной смертью на жертвеннике Змеи-Небеума, это бы еще полбеды. Самое страшное в том, что их тела не сохранились, их бессмертные души, называемые Ба, никогда не воссоединятся, не превратятся в дух Ка… А значит, не будет никакой благословенной жизни после смерти, никаких полей Иалу, а только смертная тоска, вечные скитания и муки. Кто же, какие изверги обрекли этих несчастных на такое?!

— Это сделали не люди — демоны! — поежившись, негромко произнес Ах-маси-младший. — Черные демоны Тьмы! О, господин мой, мы должны найти их и предать смерти! Нельзя безнаказанно спускать такое.

— Нельзя, — согласился брат фараона. — Боюсь только, что демонов мы вряд ли сумеем изловить. А вот потолковать с теми, кто им служит, — это другое дело! Что ты там наклонился, Ах-маси? Плохо стало? Тошнит?

— О, нет… Кажется, я тут нашел кое-что. Вот!

Юноша с торжеством протянул своему командиру небольшую блестящую пластинку величиной в ладонь.

— Золотая… — Ах-маси-старший усмехнулся и тут же вздрогнул, увидав выбитое на краю пластинки изображение сокола.

Сокол! Слишком многое было связано у него с этой птицей.

— Ого! Тут какие-то надписи… Пенемху, поднеси-ка светильник поближе! Впрочем, нет, сначала выберемся отсюда. Парни, ничего не замечаете?

— Кажется, ветер, господин. Вон, как дернулось пламя.

— Вот именно. А ну, прибавьте-ка шагу.

Они прошли по коридору с костями еще шагов пятьсот, пока не уткнулись в небольшие воротца, за которыми слышались голоса.

— Тихо! — Командир предостерегающе поднял вверх руку.

Все застыли, напряженно прислушались.

— Да это же наши! — вдруг улыбнулся Ах-маси. — Слышите? Это же Каликха! Вот, головешка, — регочет, как конь.

— Да, похоже, это его голос!

— Я спрошу, господин?

— Давай.

— Эй, эй, Каликха! Эй! Слышишь меня? — набрав в грудь побольше воздуха, истошно закричал Ах-маси. — Эй, головешка!

— Сам ты головешка… Эй! Кто здесь?!

— Я! И наш командир!

— Командир?! Так вот вы где! А мы уж обыскались.

— Каликха, ну-ка помоги нам отсюда выбраться, разбей эти дурацкие ворота!

В тот же миг снаружи послышались удары. Ворота быстро поддались, затрещали, и вот уже яркий солнечный луч озарил радостные лица разведчиков.

— Слава Амону!

Замаскированный кустарником и камнями подземный ход выводил в небольшое ущелье, по которому можно было спуститься с нагорья, а уж дальше…

— У беглецов — сто дорог, — стряхивая с одежды пыль, усмехнулся брат фараона.

Впрочем, он тут же выслал погоню.

Во дворе храма группами выстроились связанные между собой пленники, угрюмо взиравшие на веселящихся победителей. В изжелта-синем небе неистово сверкало белое солнце. Нагретый его жаром воздух, трепеща, поднимался ввысь, в его призрачном мареве дрожали далекие синие горы. Впечатление такое, будто вот-вот собирались взлететь. Впечатление…

Отдав необходимые распоряжения, Ах-маси-старший уселся в тени на плоский камень. Вытащив из-за пояса найденную тезкой пластинку, всмотрелся в иероглифы…

«Сжигающее пламя, чей огонь ненасытен; та, у кого сжигающее сердце, кто простирает руки и разит беспощадно…»

Сжигающее пламя, чей огонь ненасытен!

На мгновенье закрыв глаза, юноша представил, словно наяву: огромная статуя рогатого бога, яростно сверкающая медь, жертвенник, костер… И пожирающее тело пламя! Жгучее, неистовое, сжигающее пламя! Как больно! Как страшно! О, Боги…

Ах-маси тряхнул головой, отгоняя внезапно навалившееся видение, видение, часто являвшееся ему в кошмарных снах. И тут же уронил раскалившуюся пластинку в песок — та просто обжигала руки. Солнце? Жара?

«Сжигающее пламя, чей огонь ненасытен!»

Статуя ужасного божества… Жертвенник… Пламя…

— Разреши отвлечь тебя, господин!

Юноша вскинул глаза — светлые, серо-голубые, большие, совсем не похожие на те, что у здешних людей. У них у всех — вытянутые, маслянистые, черные… правда, встречаются и зеленовато-карие…

— Что тебе?

Перед ним стоял воин — молодой парень, судя по красной нити на поясе — вестовой.

— Приехал вестник, мой господин.

— Вестник?

— Из войска Владыки Великого Дома. Говорит — привез важное известие.

— Известие? — Ах-маси кивнул и поднялся на ноги. — Что ж, пусть явится и доложит.

Вестник — поджарый скороход в короткой набедренной повязке-схенти с широким поясом, — вытащив папирусный свиток, с поклоном передал его молодому вельможе.

Обычный свиток. Что за важное известие? Может быть, нашлись наконец главные силы мятежников? Ведь те, что были только что разгромлены здесь, еще не все. Может быть. Если так, то…

Что такое?!

Знак смерти!!!

Показалось?

Нет, точно… И имя брата в красном овале — картуше.

Не может быть!!!

— Здесь написано, что мой брат, Хозяин Великого Дома Ка-маси Уадж-хепер-ра, сын великого Таа Секенен-ра, да будет его Ка вечно счастливо на полях Иалу, — мертв! Это так?

— О да, мой повелитель. — Вестник упал на колени. — Повелитель Великого Дома скончался вчера на рассвете.

— Скончался? — вскричал Ах-маси. — Так он умер сам? Не был убит?

— Нет, господин. Именно умер.

— Брат…

Ах-маси поспешно отвернулся, чтоб не было видно, как исказилось лицо. Брат, великий фараон Ка-маси, был очень достойным человеком. Великим воином и заботливым, нежным сыном… и братом.

— Эх, Ка-маси… Ка-маси…

А вестник не уходил, и расстроенный юноша бросил на него недовольный взгляд:

— Что, еще что-нибудь случилось?

— Великая царица Ах-хатпи, луноподобная дочь Тетишери и Таа, желает видеть тебя, господин, в Уасете как можно быстрее.

— Ну, это уж понятно. — Ах-маси махнул рукой, отпуская вестника. Ну, ясно… Бальзамирование, подготовка к похоронам, похороны… Кстати, не такая уж и печальная церемония…

Да, несомненно! Надо ехать. Как можно быстрее.

Молодой командир подозвал Каликху:

— Передай всем. Немедленно собираться! Возвращаемся в Уасет.

— В Уасет? — Глаза чернокожего воина вспыхнули радостью. Впрочем, тут же погасли. — Осмелюсь спросить, господин. Это правда, что…

— О! Все уже знают, — неприятно поразился Ах-маси. — Да. Правда.

— Сочувствую, мой господин, — глубоко поклонился Каликха. — Разреши исполнять приказание?

— Исполняй.

Ах-маси снова уселся на камень. Наклонившись, поднял золотую пластинку… уже холодную. Сунул за пояс… Рука наткнулась на какой-то гладкий предмет… Футляр. Яшмовый футляр. А ну-ка…

Несколькими ударами юноша раздробил футляр о камень и вытряхнул на ладонь маленький, размером с палец, свиток. Пожелтевший папирусный свиток… Нет! Не папирусный. Кажется, это плотный картон… бумага… Но как такое может быть? Впрочем, может… Развернуть!

Фотография! Старинное фото мужчины в шляпе, с усами и, кажется, в смокинге. Внизу что-то написано. Красиво так, в виньетках.

Повелитель Великого Дома, сын славного фараона Таа Секенен-ра и царицы Луны Ах-хатпи, Ниб-пахта-Риа Ах-маси с волнением прочел по-французски: «Бульвар Капуцинок, фотоателье г-на Нодара. 1876 год».

1876-й!!!

Глава 2 Красные крыши Весна 1552 г. до Р. Х. (месяц Пахонс сезона Шему). Уасет

Жрецы забальзамировали тело умершего фараона на славу! Вначале специальными крючками извлекли через ноздри часть мозга (оставшуюся часть растворили, впрыснув особые снадобья), потом очистили брюшную полость от внутренностей, пропитали пальмовым вином, протерли благовониями, заполнили чистой растертой миррой и, испросив благословенья божества загробного мира Осириса и Анубиса — собакоголового бога, покровителя бальзамирования и некрополей, — положили умершего в натровый щелок на семьдесят дней. По истечении этого срока тело будет обмыто, обвито полотняными повязками и намазано камедью — клеем. И вот после этого уже можно приступать непосредственно к похоронам — главному делу всей жизни не только фараона, но и любого вменяемого человека. Естественно, каждый всю жизнь строит себе гробницу — исходя из имеющихся возможностей, а уж что-что, а возможности у фараона имелись. Правда, гробница Ка-маси, на взгляд его младшего брата, казалась довольно скромной. Небольшая пирамида из красного кирпича располагалась на западном берегу Хапи, в Городе Мертвых, рядом с такой же пирамидой отца, великого Таа Секенен-ра. Обе гробницы находились неподалеку от усыпальницы древнего почитаемого царя Менту-Хатпи, лет шестьсот тому назад вырвавшего Кемет из долгого периода смут и раздоров. Тогда же возвысился и Уасет — родной город Менту-Хатпи.

Подходя к усыпальнице брата, Ах-маси оглянулся — клонившееся к закату солнце окрашивало крыши гробниц и храмов в густой красный цвет — цвет крови.

— Как страшно! — Идущая рядом супруга — юная Нофрет-Ари, иначе Тейя, взяла мужа за руку. — Это солнце… Эти крыши… Как кровь!

— Не бойся, жена моя. — Юный фараон ласково обнял Тейю за плечи. — Я же говорил, незачем тебе было со мной ехать. Я бы сам все посмотрел…

— Нет! — Девушка покачала головой и лукаво улыбнулась. — Твоя мать, великая Ах-хатпи, попросила меня сопровождать тебя. Ты слишком устал.

Ах-маси улыбнулся и погладил жену по щеке. И в самом деле, устал. Да и как не устать? Ведь на него легли все заботы о достойном погребении умершего брата! Погребение, по здешним меркам, событие не столько грустное, сколько торжественное и даже в чем-то радостное. Ну, правда и есть, с чего грустить-то? Человек достойно прожил свою — пусть и короткую — земную жизнь, достойно подготовился к жизни иной, вечной, и теперь его Ба соединится с вечной душой Ка на светлых и счастливых полях Иалу — полях загробного мира, в царстве покоя и благоденствия. Всем бы так жить, и всем бы так умереть.

Вот только много хлопот родственникам. Кроме бальзамирования, еще и гробница — надо все проверить, чтобы статуи были красивы, чтоб имелись подобающие рисунки и росписи, чтобы… Да много всего. Можно было бы, правда, поручить это слугам, но Ах-маси хотелось самому оказать последние почести брату. И мать его, царица Ах-хатпи, и жена, Нофрет-Тейя, с этим его решением согласились: да, умершему брату это, несомненно, будет приятно. Свой, родной глаз, он все-таки лучше.

Обойдя величественную усыпальницу Менту-Хатпи, юный фараон с супругой и идущие за ним на почтительном расстоянии слуги и воины направились к кирпичной пирамиде Ка-маси. Небольшая — уж конечно, не как у древних царей Инебу-Хедж, но очень уютная, можно даже сказать, по-домашнему уютная… А рядом с ней пристроена еще одна, маленькая пирамидка — гробница любовницы, одной хорошей девушки. Она, правда, еще жива, но ведь когда-нибудь и она умрет, и тогда любящие сердца вновь соединятся. Ну, чем не повод для радости! Кстати, великий Менту-Хатпи когда-то поступил так же. Во-он, за широким пандусом, за пальмами, белеет изящная гробница Кемситы, жрицы богини любви Хатхор и любимой женщины Менту-Хатпи. Все правильно — жены женами, а любовь — любовью. Это, наверное, одному Ах-маси волею бессмертных богов повезло: и супруга, и любовь одна — Нофрет-Ари Тейя!

Да как такую не любить?! Стройненькая, ловкая, красивая… Ой какая красивая! Точеное личико, милый, чуть вздернутый носик, глаза… как брильянты! Тонкие брови, ресницы длиннющие, загнутые, золотисто-смуглая кожа… ах… на спине, меж лопатками, татуировка — сокол. Такая же была и у матери Тейи. И у матери ее матери… ну, и так далее… К тому же умна и много чего умеет… и знает. Не жена — сокровище!

— Скажи слугам, пусть не идут дальше за нами, — сворачивая к пирамиде Ка-маси, попросила… нет, скорее даже, распорядилась Тейя.

Обернувшись, молодой фараон поднял руку:

— Ждите нас здесь.

— Но, господин…

— Я сказал — ждите. Небеху, дай сюда светильник! Да не спеши так — сначала зажги.

Оставив слуг и воинов снаружи, супруги вошли в усыпальницу, кивая в ответ на поклоны бдительных стражей.

— Как красиво!!! — Подняв повыше светильник, Ах-маси не смог сдержать восхищения. — Какие великолепные колонны, росписи, целые картины! Смотри-ка, жена моя. Вон — охота. Тут — рыбалка… Нет, вранье! Такой крупной рыбины мой брат отродясь не ловил!

Тейя засмеялась:

— Ловил, ловил, он рассказывал.

— Ну, мало ли что он там рассказывал…

— Ладно тебе спорить! Глянь-ка лучше вон на ту стену. Видишь, пир!

Ах-маси посветил, всмотрелся… и губы его сами собой растянулись в улыбке:

— Ха! Вон Ка-маси… Какой важный. А вон матушка. Каликха… жрец Усермаатрамериамон, а рядом с ним кто? Похож на военачальника Усеркафа?

— Так он и есть. Видишь шрам на щеке? А вон и мы с тобой, у колонны.

— Точно! — Фараон улыбнулся и тут же притворно нахмурился. — Это ты тогда была в таком прозрачном платье? Смотри-ка, все тело насквозь просвечивает!

— Ну и что? Пусть все завидуют — какая у тебя красивая жена. Тогда, кстати, тебе нравилось.

— Мне и сейчас нравится… Впрочем, кажется, не одному мне. — Ах-маси шепотом прочел иероглифические надписи: — «Какая красивая супруга у брата Великого Царя!» «Воистину, она подобна луне!» «Молодость ее подобна красоте ее».

— Ой, как хорошо сказано, — ухмыльнувшись, заметила Тейя. — Приятно такое читать, а? Что скажешь?

— Да уж. Приятно. А где, кстати, тут мой старый приятель Ах-маси пен-Анхаб? Что, его тогда не позвали? Усеркафа из Анхаба позвали, а его — нет? Не может такого быть.

— Не может. Ты просто плохо ищешь! Ну-ка, посвети… Сюда, сюда… Ага! Вон он, твой дружок, — где гусь с кошкой дерутся. Скрючился, бедняжка, видать, перепил. Ой, ой, бедолага — извергает из себя все, что съел и выпил. И написано — «Не буду больше пить, клянусь Гором!» Он выполнил клятву-то?

— Похоже, что нет. Ну и художник. Что он тут изобразил! — Ах-маси нахмурился. — За такие картины велю бить его палками.

— Зачем? Ка-маси такие рисунки понравятся!

— Думаешь?

— Точно понравятся, тут и думать нечего. Вон и девчонка его… танцовщица…

— Да тут много танцовщиц. Все голенькие.

— Ишь, заинтересовался!

Повернувшись к мужу, Тейя обняла его за плечи:

— Ты еще не сказал, нравится ли тебе мое новое платье?

— Платье? Ах да…

Опустив светильник на черную базальтовую плиту, место для саркофага, юноша нарочно отодвинулся от супруги — рассматривал.

Что и говорить, красивое было платье! Голубовато-зеленое, сшитое из невесомой полупрозрачной ткани, называемой «сотканный воздух», оно хотя и не обнажало полностью грудь, но отнюдь ее не скрывало, скорее — подчеркивало, обволакивая прелестное тело мерцающей дымкой. К тому же имелся еще и длинный, от бедра, разрез. Сверху, поверх широкого ожерелья из золота и драгоценных камней — ускха, был накинут легкий золотисто-белый плащ из точно такой же ткани. Наряд дополнял узенький золоченый пояс с цветными фаянсовыми подвесками-амулетами, в основном зелеными и голубыми, посвященными различным богам, а еще роскошные, украшенные разноцветной эмалью серьги и такие же браслеты на руках и ногах.

— Не платье — мечта! — с улыбкой оценил Ах-маси.

— Ах, муж мой. — Поведя плечом, Тейя вздохнула. — Клянусь Хатхор, воистину, ты стал оказывать мне мало внимания в последнее время. Что случилось? Ты меня разлюбил? Нашел другую?

— Что ты, что ты! — горячо возразил юный царь. — Как я могу разлюбить тебя?! Тебя, которую… какую… А, не буду больше ничего говорить! Буду действовать!

— Действовать? — Отскочив в сторону, Тейя спряталась за колонной и показала мужу язык. — Это как же, позволь тебя спросить?

— А так! Вот сейчас ка-ак поймаю тебя!

— Поймай, поймай…

Опа! Прижав к себе жену, молодой фараон ощутил сладостно-щемящее чувство. Не очень-то от него супруга и бегала. Наоборот… Прижалась, обвила руками шею…

— Помнишь, ты когда-то учил меня поцелую? Жуткий разврат! Но… так приятно…

— Я знаю…

Крепко целуя юную женщину в губы, Ах-маси снял с нее плащ, пояс… Под прозрачной тканью, на бедрах, блеснула тонкая золотая цепочка.

— Новая? — на ухо прошептал фараон. — Ты не хвастала… Давай-ка посмотрим…

Тяжело дыша, Тейя подняла вверх руки, с готовностью освобождаясь от платья… которое и так мало что скрывало. Ну, тем не менее…

— Какая ты у меня красивая! — лаская нежное тело, прошептал юноша. — И как я тебя люблю! О, боги… За что вы дали мне такое счастье? Иди же ко мне, душа моя…

— С радостью, муж мой… ой… Но тут, на плите, холодно… и неудобно.

— Но мы не будем ложиться…

— Не будем…

Они вышли из усыпальницы, взявшись за руки и смеясь. Ах-маси почему-то сейчас жутко волновал вопрос: а что скажет по поводу вот только что произошедшего хозяин гробницы? Понравится ли это ему? Не вызовет ли гнев? Тейя со смехом уверяла, что, конечно же, понравится, не может не понравиться. А насчет гнева — уж скорее Ка-маси будет смеяться.

— Он будет доволен, твой брат. — Не стесняясь находившихся неподалеку воинов, Тейя потерлась носом о щеку царственного супруга. — Несомненно. Воистину!

— Слава Хатхор, если так.

— Так, так… Именно.

Юная красавица снова прижалась к мужу, потерлась носом… и вдруг прошептала:

— Медленно поверни голову влево… Нет-нет, не так быстро! Видишь?

За усыпальницей, у храма Амона, Ах-маси увидел прошмыгнувшую фигуру в белых одеждах жреца.

— Он следил за нами в гробнице, — так же шепотом пояснила Тейя. — Я хотела переговорить там с тобой, без лишних ушей… Но вышло куда приятнее!

— Я прикажу воинам его схватить и выяснить, кто…

— Нет! Пусть думают, что мы о них не знаем.

— О них?!

— Милый… Весь дворец кишит соглядатаями! За время военных походов многое изменилось.

— Изменилось… — эхом повторил Ах-маси. — И все же… что ты хотела сказать мне?

— Мы поговорим… теперь даже не знаю где.

— Не знаешь? Тогда давай в барке.

— В барке?

— Ну, в той маленькой разъездной лодке… Мы в ней уединимся… на виду у всех.

В барке они вновь предались любви, бурно и почти что открыто, не обращая внимания ни на плывущие впереди лодки, ни на золотисто-красный закатный шар солнца, на блеклые пока еще звезды.

А потом Тейя шепнула, глядя на небо:

— Ну наконец-то мы может поговорить. Ты знаешь, как умер твой брат?

Ах-маси вздрогнул:

— Как?

— Странно — вот как! Слишком уж быстро. И слишком выгодно для мятежников.

— Я уже об этом думал, — тихо признался юноша. — Его отравили…

— Нет. — Тейя повела плечом. — Отравить не могли — слишком уж много кругом охраны, да и за пищей для повелителя, как водится, тщательно следили. Его убили иначе… В шатре Ка-маси нашли золотую табличку. Твоя мать, великая царица Ах-хатпи, покажет ее тебе, однако я могу прочесть ее наизусть.

— Прочти!

— Пятый пилон, — прикрыв глаза, нараспев произнесла красавица. — Пламя, владычица слов власти, дающая радость тому, кто в нем отражается с мольбами, та, к кому никто на земле не смеет приблизиться. Имя привратника: Усмиряющий мятежников.

— Усмиряющий мятежников, — шепотом повторил фараон. — Откуда эти слова?

— Это слова «Книги мертвых», самой тайной и непостижимой из сорока двух книг Тота, в коих сокрыто древнее Знание… Из «Книги мертвых» — «Познание пилонов в доме Осириса в саду Аарру».

— Вижу, тебе тоже неплохо знакома эта книга.

— Я же не деревенская простушка! Ка-маси умер от лихорадки — именно ее и вызывает заклинание, написанное на пятом пилоне дома Осириса. Умер быстро, словно сгорел.

— Сгорел…

— Что ты все время повторяешь мои слова? — удивилась Тейя.

— Так… Просто так мне удобней думать. Говоришь, во дворце полно лазутчиков?

Царственная супруга качнула головой:

— Ну — полно, это уж я так, к слову. Но они есть! И мы, увы, их не знаем.

— Узнаем. — Сжав зубы, Ах-маси потянулся к веслу. — Узнаем, клянусь Амоном и Гором. Узнаем.

Вечером во дворце он встретился с матерью, великой царицей Ах-хатпи, непостижимо красивой женщиной, еще далеко не достигшей возраста сорока лет. Она сидела в золоченом кресле и, склонив голову, слушала пение служанок. Горели светильники, от жаровни в углу, щекоча ноздри, поднимался лиловый дым благовоний Пунта. В квадратные, под самым потолком, окна заглядывали луна и звезды.

Войдя, молодой фараон, как почтительный сын, преклонил колени:

— Ты звала меня, царица-мать?

— Да, сын мой. Хочу вместе с тобой молиться Осирису за моего умершего сына, твоего брата. Ты уже осмотрел гробницу?

Сияющие глаза царицы взглянули на сына требовательно и строго.

— Да осмотрел. Там много хорошего.

— Расскажешь мне обо всем в храме.

Ах-хатпи встала, отпуская служанок повелительным жестом. Широкое ожерелье ее светилось драгоценными камнями и золотом, платье и накинутая сверху туника белого полотна ниспадали на мраморный пол дворцовых покоев. Пышный завитой парик из волокна пальмы был только что водружен на голову служанкой. Верх парика покрывал головной убор в форме ястреба — символ Исиды, чуть ниже его царственный лоб обвивала золотая кобра — урей.

Взяв в левую руку скипетр в виде цветущего лотоса, Ах-хатпи величественной походкою направилась к двери, и молодой фараон, прихватив с собой поднесенную слугою корзину с жертвенными яствами, следовал за матерью, почтительно склонив голову.

Сопровождаемые низкими поклонами бесшумно снующих слуг, они вышли из дворца во двор, усаженный прекрасными деревьями и кустами. Здесь были финиковые пальмы, сикоморы, акации, тамариск и, конечно же, цветники, увы сейчас плохо видные в наступившей тьме.

Бежавший впереди слуга освещал путь факелом, царица и молодой фараон шли по широкой, усыпанной белым скрипучим песком аллее мимо фиговых пальм, мимо изящных беседок, мимо квадратного, облицованного шлифованным камнем пруда с лилиями и утками.

Храм Осириса — небольшой и нарядный — располагался в самом конце сада. Этот храм — любимое место матери, по ее настоянию он был выстроен лет двадцать назад и с тех пор приковывал взгляды гостей своим изяществом и красотою. Снаружи высились десять сделанных с истинным искусством статуй, изображавших наиболее выдающихся представителей рода покойного фараона Таа Секенен-ра. Внутри стройные витые колонны с капителями в виде виноградных листьев поддерживали легкую красную крышу, под которой, в глубине, напротив входа, располагался алтарь и резное изображение Владыки мертвых в виде мудрого старца с легкой улыбкой на тонких устах.

Юный царь воткнул взятый у слуги факел в специальное углубление у жертвенника, налил в стоявшую на алтаре чашу принесенного с собою вина, вытащил из корзины яства — сладкие булочки, жареное мясо, рыбу.

— Вкушай же, мой Бог! — преклонив колени перед жертвенником, тихо произнесла царица-мать.

Ах-Маси поспешно опустился на колени рядом с нею.

Некоторое время они молчали, словно бы не хотели мешать Осирису наслаждаться принесенными в жертву вином и пищей. Чадя, потрескивал факел, оранжевые сполохи пламени отражались на лице божества, делая его как будто живым… и неожиданно добрым.

— Ты захватил с собой все, что я тебя просила? — наконец спросила царица.

— Да, о великая мать моя… Я принес с собой все то, что отыскал в храме Демона Тьмы.

— Тихо! Прошу тебя, говори шепотом. Здесь вряд ли кто подслушает, но все-таки… Я давно хотела отыскать спокойное место и вот вспомнила об этом храме. Его выстроил великий жрец Осириса Петенхонсу, который также был и магом. Выстроил в честь твоего рождения. Знай, сын мой, — именно тебе суждено богами возродить былое величие Черной Земли! Именно с тебя пойдет род великих правителей… Должен пойти, если все будет происходить как должно. Петенхонсу знал и умел многое… Он предсказал твою гибель!

— Мать! Ты мне не рассказывала… А я ведь…

— Да, ты спрашивал. Но тогда еще не пришло время.

— А теперь…

— А теперь слушай. — Ах-хатпи ласково взъерошила волосы сына. Тот по-прежнему надевал парик лишь в самых торжественных случаях, обычно обходясь собственной пышной шевелюрой. Считал — так удобнее. — Когда ты уезжал в Иуну, я уже предчувствовала твою смерть… Но не думала, что она будет столь страшной. Ты помнишь?

— Меня сожгли живьем, — опустив голову, глухо произнес юноша. — Сожгли на алтаре Бала — злобного бога хека хасут, захватчиков Дельты.

— Захватчиков Черной Земли, ты хотел сказать, — мягко поправила царица. — Это сейчас в их руках осталась лишь Дельта. Этого хватит, чтобы они снова завоевали все! Если мы… Если ты…

— И потом ты родила меня снова, — Ах-маси вздохнул. — Родила… там… в Петербурге.

— Да, в Петербурге. — Улыбнувшись, женщина прижала к себе голову сына. — Меня отправил туда Петенхонсу… Отправил родить.

— Ты родила…

— Да. Мне было все равно от кого. Не буду скрывать, я не очень-то любила твоего отца… того отца, профессора-археолога. Но была ему надежным спутником и верным другом, пока…

— Пока не утонула на Вуоксе?

— Петенхонсу позвал меня.

— Сколько мне тогда было? Года два? Три… Бедный отец. Как он сейчас… без меня.

— Не думай, что сейчас он несчастлив, — загадочно улыбнулась царица.

— Но почему именно Петербург? Почему, скажем, не Париж? Не Москва?

— Как раз перед моим появлением в Петербурге была основана ложа.

— Северная Звезда! — не выдержав, воскликнул Ах-маси… Максим, так уж его вернее было бы называть. Впрочем, как посмотреть… — Так и знал, что здесь не обошлось без масонов!

— Да, масоны. — Ах-хатпи утвердительно кивнула. — Вольные каменщики — наши друзья… и враги.

— Якбаал?

— Да, он. Поэтому Петенхонсу сделал все, чтобы я случайно не оказалась в Париже. Якбаал нашел бы тебя… и убил.

— Но он все равно нашел. Помнишь, я рассказывал, мы ведь с ним встретились в Париже. Я тогда занимался боксом, и думаю, что занимался неплохо. Мы поехали в Нормандию, на соревнования, и отец… отец попросил меня взять с собой золотого сокола. Твоего сокола!

— Да, все так. Ты должен был передать амулет Петосирису, моему верному другу.

— Я его тоже знаю… Похоже, Якбаал убил его.

Царица вновь улыбнулась:

— Уже, думаю, нет. Вы с Тейей вовремя предупредили.

— Ах да, тогда. В Париже, в госпитале Сен-Венсан де Поль. О боги, было же время! Даже не верится. И ты знаешь, мама, даже… — Максим — Ах-Маси неожиданно запнулся. — Даже не знаю, как и сказать. Не то чтобы обратно не тянет, тянет… но так, не очень. Нет, хочется, хочется провести бой с достойным соперником, на ринге, и чтобы так, что… чтоб все трибуны сходили с ума! И хочется послушать музыку… хоть я и не большой любитель, скажем, что-нибудь русское… или французов — Зази, Янник Ноа, Астонвилла, Наташу Сен-Пьер даже! Сходить на дискотеку, прокатиться с ветерком в скоростной машине по загородному шоссе, пообщаться с кем-нибудь в чате, да мало ли… Всего этого я здесь лишен. Увы! Но… странно, что я вовсе не чувствую себя обделенным. Хотя нет, все же иногда чувствую, иногда жалко, но… Некогда грустить, что ли. Я ведь здесь все время чем-то занят, чем-то очень важным: то воюю, то еще что-нибудь, вот и с тобой первый раз говорим по душам, я имею в виду — говорим так долго. Почему меня не сильно тянет обратно? Я же родился не здесь. Но… Постой, не отвечай! Да, ты родила меня, как будущего фараона, души Ах-маси — его Ба и Ка — возродились во мне, но ведь я-то хорошо помню и другое! Санкт-Петербург, отца, секцию бокса, ребят… Все помню. Все осталось там… А здесь… Здесь у меня — ты! И теперь — вся Черная земля и все люди. Тейя!!! Тейя… Мама, ах, как же я люблю ее! Не знал раньше, не думал, что может быть во мне такое вот чувство. И вот — на тебе!

— Боги благоволят к тебе, сын мой, — мягко улыбнулась царица. — Взять в жены горячо любимую девушку — такое счастье доступно не многим правителям. Очень и очень немногим.

— Тейя умна и сообразительна!

— Я знаю. Тебе с ней повезло, сынок. Надеюсь, такими же умными будут и ваши дети — великие фараоны Черной Земли Кемет. Я верю — так будет. Я знаю! — Ах-хатпи немного помолчала, а затем продолжила, сильно понизив голос: — Извини, не удержалась от пространной беседы. Слишком уж мало мы с тобой общались, сын. Ну, так покажи наконец что принес!

Ах-маси молча вытащил из-за пояса фотографию и золотую пластинку.

— «Фотоателье Нодара, Бульвар Капуцинок, 1876-й год», — шепотом прочла царица.

А на пластинку взглянула, словно на ядовитейшую змею!

— О, боги! Ты знаешь, что здесь написано?

— Да, я прочел. Отрывок из «Книги мертвых».

— Ты умер так, как написано в ней. И кто-то снова хочет… Кто-то знает…

— Якбаал?

— Может быть — он, может быть — и кто-то еще. — Царица Ах-хатпи вздохнула и, поднявшись с колен, зашла за алтарь… и вернулась с золотой пластинкой в руке! Той самой… Или — просто такой же? Протянула:

— Читай!

— Четырнадцатый пилон; владычица ужаса, кто пляшет на нечистом, в честь которой празднуют праздник хакер, в день, когда раздаются вопли…

— Твой отец, а мой муж, великий Таа Секенен-ра ушел на поля Иалу в праздник хакер. Тоже внезапно. Как и Ка-маси! Какое злобное колдовство… Даже не знаю, как противостоять ему. Как противостоять черным демонам тьмы? Я очень боюсь за тебя, мой сын!

Ах-хатпи тяжело опустилась на колени, вытянув руки к изображению благого бога:

— О, великий Осирис, владыка мертвых, помоги нам!

— Говоришь, демоны? — вдруг усмехнулся Максим. — За каждым демоном стоят люди. А значит, нужно просто их отыскать. Вычислить, отыскать и обезвредить!

— Легче сказать, чем сделать.

Они проговорили долго, до самого утра, и Ах-маси был рад этой откровенной беседе: слишком много вопросов накопилось у него к родной матери, слишком многое нужно было прояснить, спросить то, о чем было некогда спрашивать раньше. Вот хоть о тех же соколах, еще в незапамятные, допотопные времена созданных заклятьем и гением великого мага Сиамона. На первый взгляд обычные золотые подвески с разноцветной эмалью, они обладали некой таинственной мощью, резко усиливая любые способности их обладателя. Чем больше амулетов, тем больше силы. Один сокол давал власть над собой и над временем, три — над вражеским войском, а семь — над всем миром.

У Апопи, царя захватчиков хека хасут, имелось два таких сокола, было бы и три — но третьего похитила Тейя, выкрав его из храма Ра в городе Иуну. И этот похищенный ею сокол потом снова оказался в руках Якбаала, одного из жрецов рогатого божества хека хасут. У Якбаала был и второй сокол — фальшивый, по просьбе Максима когда-то подмененный масонами в парижском районе Нейи. Скорее всего, обладатель амулета давно уже догадался, что сокол не настоящий. Еще бы — он ведь сам его когда-то и изготовил, а потом всучил Максу.

Якбаал… Не он ли стоит сейчас за спиною демона тьмы?

А соколы… Маг Сиамон изготовил семь. Два сейчас у царя Апопи, третий (настоящий) — у Якбаала, четвертый… четвертый так и остался в Нейи… или уже у Петосириса, мужественного и самоотверженного жреца храма Амона. Преследуя Якбаала, Петосирис сознательно обрек себя на большие жертвы, навечно покинув и родину, и привычную эпоху. Впрочем, наверное, не так уж ему и плохо в Париже. Как и Якбаалу… иначе Мишелю Якба. Масоны… Они как-то со всеми ними связаны. Масоны Великой Национальной ложи Франции. Штаб-квартира на бульваре Бино, в Нейи.

Максим невольно улыбнулся, вспоминая свои парижские приключения: как за ним следил Якбаал, как хитростью выманил сокола, которого юноша вез Петосирису — господину Пьеру Озири. Как, выйдя из метро на площади «Данфер Рошро», внезапно очутился в Древнем Египте… Встретил Тейю. И Якбаала… Тот тогда набивался в друзья, видать, тоже что-то знал о пророчестве… о том, что Ах-маси станет великим правителем. Дружок, блин…

Итак, четыре сокола — ясно у кого. Но где-то существуют еще три. Где — пока неизвестно, быть может, скрыты в подземелье под каким-нибудь древним храмом?

Да, есть еще один сокол — на спине Тейи!

В небольших оконцах под крышей храма вспыхнул алый огонь зари.

— Утро… — Царица вдруг вздрогнула и обернулась.

— Ты что?

— Там… Показалось, что у входа кто-то стоял.

Ах-маси без слов рванулся наружу… Нет, никого. Хотя… на белом, а сейчас — красном от багрянца рассвета песке явственно виднелись следы. Кто-то прятался здесь, за колоннами. Стоял, топтался, подслушивал… Дожили! Даже в собственном дворце стены имеют уши. Чужие уши!

И как их вычислить? Во дворце чертова уйма слуг, пожалуй несколько сотен, попробуй-ка уследи за всеми. Приказать устроить слежку чати — визирю? А кто поручится за то, что чати не подкуплен врагами? Никто. Даже Амон и Осирис. Надо что-то придумать, надо…

Молодой фараон задумчиво оперся о колонну, глядя на красный рассвет и красные крыши дворцовых построек. Вот-вот покажется солнце, и тогда багряный свет уйдет, уступив место золотому, и крыши из красных превратятся в желтые, а затем побелеют. Да. Все вокруг вовсе не такое, каким кажется. Кажется… А что, если…

Улыбнувшись, Максим вернулся в храм, присоединяясь к молящейся царице.

— На войне затишье, почтеннейшая мать моя!

— Да, затишье… — Ах-хатпи скосила глаза и тут же потребовала властным шепотом: — Ну! Говори, что придумал!

Ах, все-таки она была умной женщиной!

— Очень удобный момент для паломничества в какой-нибудь дальний храм. Испросить у богов благословения на начало царствования.

— Паломничество? И что это даст? Постой, ты хочешь сказать…

— Да. Мы с Тейей останемся здесь, в городе. Поедут другие, похожие.

— Но…

— Но надо проделать все втайне, опираясь только на верных друзей.

Царица внезапно вздохнула:

— Хочется верить, что таковые имеются.

— Имеются, о венценосная мать моя! — напыщенно произнес Ах-маси, имея в виду чернокожего Каликху, своего тезку Ах-маси из Анхаба, командира боевых колесниц Секенрасенеба, да мало ли еще кого.

— Жрец Усермаатрамериамон, — немного подумав, посоветовал царица. — Он, несомненно, умен и, кажется, честен. А чати Небхеперсенебу я почему-то не верю — слишком уж сладок и льстив.

— Я знаю жреца. — Макс кивнул. — Умен, хитер и коварен. И слишком много теряет в случае нашего поражения. Именно поэтому ему можно довериться.

Не откладывая дело в долгий ящик, со жрецом поговорили в тот же день, но уже ближе к вечеру. Главный жрец храма Амона Усермаатрамериамон был давним знакомцем юного фараона и, уловив суть вопроса, удовлетворенно кивнул:

— Благодарю тебя, государь, что ты обратился ко мне в таком важном деле!

Ах-маси скривил губы:

— У меня не так много людей, которым я мог бы полностью доверять. Тебе доверяю. Надо объяснять почему?

— В этом нет надобности, мой повелитель. — Жрец — высокий, мосластый, худой — прищурился, на тонких губах его еле уловимо заиграла улыбка. Такая же, как у Осириса в дворцовом храме под красной от света зари крышей.

Они договорились, условились обо всем — встреча прошла в храме Амона, на западном берегу Хапи. Говорили немного, по существу. Жрец взял на себя заботу о «паломничестве», заявив, что сделает все для того, чтобы раскрыть заговор.

— Враги, конечно, попытаются убить тебя… точнее, того, кто будет изображать тебя, повелитель. Уж больно удобный случай. Ты все хорошо рассчитал — вряд ли они его упустят.

— Нет, друг мой, — махнув рукой, хохотнул Макс. — Ты понял меня не совсем так. Вряд ли враги будут наносить удар… они его уже нанесли! Помнишь, я говорил о золотой пластине в храме Змеи? Думаю, ее нарочно подбросили. Чтоб я нашел. Но сейчас дело в другом — я хотел бы сам, без помех, заняться храмом Мертсегер, богини-змеи.

— Храмом Молчаливой Богини? — удивился жрец. — Сам? А почему нельзя кому-нибудь это поручить?

— Нельзя, — Юноша упрямо покачал головой. — Такова моя воля! Поверь, так будет лучше. И вовсе не потому, что я никому не доверяю. К тому же меня интересует не только этот храм, но и все другие… в основном — маленькие, неприметные… но почитаемые! Такие ведь есть… и много.

Максим понимал, конечно, что объяснение вышло путаное, но уж какое есть. В конце концов, он — великий фараон и не обязан никому ничего объяснять! Ну не говорить же о том, что местные люди, в силу своей особой религиозности и почтительности к различного рода божествам, вовсе не годятся для столь деликатного дела. Даже Тейя — и та вряд ли подойдет, хоть она и способна на многое. Но… она родилась здесь, здесь воспитывалась, росла, как и все, впитывая себя преклонение перед богами. Это почтение, этот страх невозможно было пересилить. А Максим подозревал, что с храмом Мертсегер дело обстоит нечисто, специально интересовался этим. Впрочем, не только богиней-змеей, но и всеми другими храмами, кроме, пожалуй, храма Амона, жрецы которого с приходом захватчиков потеряли бы все.

Отец — не великий фараон Таа Секенен-ра, а другой… хм, другой! — профессор-археолог — верил в Бога и ходил в церковь, а вот Максим вырос не очень-то верующим. Вечно во всем сомневался, видя в основном материальную составляющую, и случившиеся с ним невероятные события в общем-то мало поколебали отношения Макса к вере. Тем более — к здешним многочисленным богам и божкам: всяким там кошкам, крокодилам, скарабеям и прочим тварям. Наверное, не было такого животного, которое хоть где-нибудь, хоть в какой-нибудь дальней деревне не обожествлялось бы! Конечно же, Максим относился к подобному весьма скептически. Один — во всем Египте! Или, по крайней мере, так уж ему казалось.

И еще казалось, что храм, любой местный храм — очень уж удобное место для лазутчиков. Уважение, страх, никто лишний раз не проследит, не заподозрит — побоится гнева богов. Очень удобно для всяких тайных дел. К тому же еще и прихожане… или как уж там их называть? Им ведь вполне можно поручить самое опасное и гнусное дело. Волею богов — запросто!

Во всем этом, в многочисленных божках и храмах, в их влиянии на души людей, Максим почему-то остро чувствовал опасность, которую никто, кроме него, не ощущал. Никто.

Украшенная затейливой резьбой и цветами царская барка — бар-ит — взмахнув веслами, отошла от причала Города Мертвых, взяв курс к восточному берегу Хапи. Отражаясь красно-желтой полоской в воде, за кормой судна садилось солнце, окрашивая в красный цвет пирамиды и крыши многочисленных храмов. Красные крыши… Они не были красными, лишь такими казались. Как сейчас… вот-вот… скоро, кто-то должен будет казаться великим фараоном Уасета и всей Черной Земли.

Глава 3 Дом повешенного Весна — лето 1552 г. до Р. Х. (месяцы Паини и Эпи-фи сезона Шему). Уасет

О, какие горестные вздохи и рыдания оглашали округу, когда похоронная процессия покинула наконец дворцовые стены! Царица Ах-хатпи, юный фараон Ах-маси Ниб-пахта-Риа и его супруга, царственная Нофрет-Ари Тейя, стеная, двигались пешком вслед за саркофагом, в котором покоилась мумия Ка-маси, дабы торжественно проводить ее в Дом Вечности, за реку, в Город Мертвых. Переселение сие — момент не только торжественный и грустный, но в чем-то и житейский, как любой переезд. Двигающиеся впереди служители несли цветы, глиняные кувшины, пирожки, каменные вазы, статуэтки и прочую так необходимую в загробном мире мелочь. За ними тащили погребальную мебель, без которой, понятно, покойнику тоже было не обойтись: кресла, кровати, сундуки, ларчики и прочее, и прочее, и прочее, — все сделанное изысканно, с любовью, как и положено для посмертного существования.

После мебели слуги несли личные вещи умершего фараона: трости, скипетры, веера, зонты, драгоценности — как же без них! Ах как они сверкали грудами на золотых блюдах! Больно глазам.

Обнаженные до пояса женщины — профессиональные плакальщицы, — с распущенными волосами и измазанными грязью лицами, вопили, голосили, стонали, в экстазе ударяя себя руками по голове, и, по мнению Ах-маси, явно переигрывали. Ну совершенно незачем было здесь так вопить, это уже не похороны получались, а какой-то фарс, впрочем мало кого смущавший.

Пара коров уныло тянула на полозьях завешенный разноцветными циновками катафалк в виде барки со статуями жены и сестры владыки загробного мира, Исиды и Нефтис, жены и сестры Сета… однако родившей от Осириса бога Анубиса, покровителя бальзамирования и некрополей. Анубис также почитался и в качестве властителя царства мертвых, но вот кто там был главнее — он или его родной батюшка Осирис, — Максим не очень-то понял, да, собственно, не особенно-то и рвался понять. Богов и богинь в Черной Земле имелось великое множество, запомнить всех было бы, пожалуй, трудновато, хотя бы главных.

Под вопли плакальщиц процессия спустилась к пристани, у которой покачивались на волнах барки с главной, погребальной ладьей посередине. Туда и поставили катафалк с саркофагом и статуями, зацепили погребальную барку буксирным тросом. Поплыли — родственники и друзья, плакальщицы, слуги…

— На запад, на запад, к земле праведных! — кричали женщины. — Место, которое ты любил, ныне безутешно.

— О, безвременно ушедший сын мой! — по обычаю, причитала царица. — Ты уходишь нынче, уходишь, переправляешься через реку, уходишь на поля Иалу, в страну вечности!

Несколько ошеломленный всей этой суетой, Ах-маси исподволь осматривал собравшихся. Народу повсюду виднелось великое множество, что и понятно — хоронили-то не кого-нибудь, а самого фараона! Некоторые зеваки уже создавали в собравшейся толпе давку, а кое-кто даже затеял драку, и воины назначенного в помощь распорядителю похорон Секенрасенеба охаживали драчунов увесистыми палками по спинам:

— А вот вам, вот! Воистину, как же вы смеете драться в такой печальный и скорбный день?!

Большая часть зевак, естественно, осталась на том берегу, однако и тех, кто считал необходимым лично проводить умершего до самой гробницы, набралось предостаточно. На западном берегу, на всем протяжении пути до гробницы, дорога была заставлена каким-то прилавками с разного рода амулетами, разноцветными ленточками, цветами. Понятно… кому похороны, а кому и бизнес.

Сняв погребальную ладью с барки, вся процессия направилась к видневшейся невдалеке пирамиде усопшего, обходя обширную усыпальницу Менту-Хатпи. По пути несколько раз останавливались, плакали, кричали, взывали к богам.

Вот добрались и до последнего пристанища умершего фараона — дома Ка. Снова остановились, покричали, поплакали… Снова пошли, остановились у накрытого стола, где уже давно в нетерпении поджидали жрецы. Помянув покойного хлебом и пивом, вошли-таки наконец в гробницу, водрузили саркофаг на надлежащее место.

— Горе! Горе! — истошно зарыдали плакальщицы. — Плачьте, плачьте! Плачьте, не переставая. Добрый пастырь ушел в страну вечности. Теперь ты в стране, которая любит одиночество. Теперь ты пленен, запеленан, связан. О, плачьте же, плачьте!

Плачьте…

Ах-маси давно уже было жаль мать — она очень искренне переживала. Еще бы, все-таки сын. Да и самому Максу было жаль брата. И тем сильнее поднималась в душе желание найти и покарать убийц!

— Плачьте же! Плачьте!

Войдя в усыпальницу, юный фараон взял царицу-мать под руки. Было душно. Тут же рядом толпились какие-то люди — жрецы, родственники, приближенные, слуги.

Мать… Бедная мать…

Максим протянул руку — утешить…

Как вдруг кто-то пихнул его кулаком в бок. Юный властелин Уасета обернулся и увидел позади Ах-маси, тезку.

— Все готово, — шепнул тот. — Будьте готовы с Тейей.

— Мы готовы, — быстро кивнул фараон.

Жрецы уже выбрались из подземной камеры, куда был опущен саркофаг, и каменщики старательно замуровывали вход. Народ оживленно переговаривался, шутил, потирая руки и поглядывая на накрытые здесь же, в гробнице, столы. Впрочем, все желающие помянуть безвременно ушедшего тут не помещались, а потому столы расставили и на улице.

Ах-маси, нахлобучив парадный парик, чувствовал, как стекают по щекам и спине крупные капли пота. Жарко… Толпа… Утомленные грустные лица…

Вот все выпили. Заговорили…

Пора!

Улучив момент, Максим и Тейя быстро отошли за колоннаду, в тень, в полумрак, озаряемый проникающими сквозь входной проем узкими солнечными лучами.

— Сюда! — указывая путь, выскочил откуда-то Ах-маси.

— А…

Юный фараон хотел было поинтересоваться, а кто, собственно, теперь заменит их с Тейей… И увидел. Едва не столкнулся сам с собой! Они были похожи настолько, что аж не верилось. Нет, правда!

Подойдя ближе, молодой человек одних лет с Максимом — и надо же, светлоглазый! — склонил бритую голову.

— Волосы, господин, — шепнул Ах-маси, и юный фараон, облегченно сняв с головы парик, нахлобучил его на своего двойника. Вот теперь они стали совсем неразличимы! И Тейя… Точнее, та девушка, что изображала Тейю. На нее тоже надели парик.

Все правильно, сразу после поминок царственная чета должна была отправиться в паломничество к одному далекому, но чрезвычайно почитаемому храму в стране красных песков. Отправиться с воинами, жрецами и прочей свитой. Сначала на барке, потом…

Что «потом», Максиму было неинтересно, он-то вовсе не собирался куда-то плыть. Наоборот — наконец-то наступала пора действовать!

— Удачи! — Он обернулся и быстро подмигнул двойникам. — Да будет с вами благословенье Амона.

И, взяв за руку Тейю, вслед за приятелем нырнул в недавно пробитый проем.

Они вышли к кустарникам, окружающим небольшую пирамидку любовницы древнего царя Менту-Хатпи, и, обойдя усыпальницу, вскоре очутились у реки, где в камышах уже поджидала тростниковая лодка.

— Грести придется самим, — обернувшись, лукаво ухмыльнулся Ах-маси. — Вы же сами просили, чтоб как можно меньше народу знало.

— Ты правильно рассудил, друг мой! Конечно — как можно меньше. Ну, что стоишь? Давай-ка сюда весло. Да… Еще хорошо бы переодеться.

— Все приготовлено. — Проводник поклонился. — Вот одежда, украшения… Одевайтесь и поплывем!

Ничуть не стесняясь, Тейя тут же скинула свое платье из тонкой ткани виссон — «сотканный воздух» и натянула на себя другое — куда более грубой работы, из беленого полотна на толстых, обнажающих грудь лямках. Тоже довольно-таки эротичный наряд, сказать к слову.

Тихонько зашуршал тростник, и папирусная лодка легко поплыла вниз по течению великого Хапи. Солнце, жаркое белое солнце Черной Земли, отражалось в мутно-зеленых волнах, в камышах, спасаясь от зноя, крякали утки, где-то запела иволга… Недолго пела, тут же попала в когти дикому коту, терпеливо выслеживающему добычу. На плесе играла рыбья мелочь, в высоком изжелта-голубом небе, недвижно распластав крылья, парил коршун.

— И куда же мы плывем? — поудобней примостившись на носу, обернулась Тейя. — Надеюсь, нам подобрали удобное жилище?

— Конечно же, удобное, моя госпожа, — с улыбкой заверил Ах-маси-младший. — Дом почти на самой окраине, у городской стены, неплохой дом, имеется даже и сад с прудом!

Юная царица махнула рукой:

— Да я ведь так просто спрашиваю. Клянусь Осирисом и Исидой, не так уж и долго нам там жить. До окончания паломничества — всего-то пару месяцев.

— Только вот за эту пару месяцев надобно много чего успеть, — усмехнувшись, напомнил Максим. — Уж придется поработать, ваша царская милость!

— Поработаем. — Тейя независимо повела плечом. — Заодно развлечемся — а то ужас как надоело в скукоте во дворце, поистине, с ума сойти можно, клянусь Тотом.

— Да уж, развлечемся, — покачал головой фараон. — Да будут благосклонны к нам боги.

Супруга взглянула на него и хмыкнула: в новой одежке, состоявшей из длинной плиссированной юбки-схенти и недорогого ожерелья из темно-голубых, желтых и красных бусин, Ах-маси Ниб-пахта-Риа напоминал сейчас не великого правителя Уасета и сопредельных земель, а какого-нибудь молодого писца, недавно выбившегося в немаленькое начальство. Пышную шевелюру Максиму пришлось обстричь, конечно не начисто, но тем смешнее смотрелось — этакий недопанк-полубокс. Мелкий Ах-маси уж до чего старался удерживаться от смеха, а и то не всегда получалось.

Максим даже рассердился:

— Ну? Что уставились-то? Нормальной прически не видали?

— Нормальную-то видали… — Ах-маси все же не выдержал, расхохотался, а за ним — и родная супружница.

Смеялись долго, громко и с явным удовольствием, как и все египтяне: уж этим-то только дай повод повеселиться, хоть покажи палец — никаких юмористов не надобно.

Едва дождавшись, когда его спутники успокоятся, юный фараон счел уместным еще раз напомнить им о деле, на что, показав язык, тут же отозвалась Тейя:

— Дело — делом, а веселье — весельем!

А дел было много! И решать их нужно было быстро: завести знакомства, прояснить подозрительные места, проверить, рассчитывая лишь на себя, на старшего жреца Усермаатрамериамона, да на царицу-мать Ах-хатпи. В принципе — не столь уж и малая помощь!

— Прорвемся! — так, пряча слезы, напутствовала на прощанье царица.

Дом оказался таким, каким его и описывал Ах-маси, — с садом и прудом. Только вот сад оказался маленьким, можно даже сказать — микроскопическим, размерами примерно шагов десять на пятнадцать, а пожалуй, и того меньше. К тому же какую-то часть его занимали амбар и кухня — очаг и стол под навесом из пальмовых листьев. Впрочем, в саду нашлось место для нескольких сикомор, финиковой пальмы и клумбы с яркими желто-красными цветами. Имелся и обложенный круглыми камнями пруд — такой же миниатюрный, как и садик. Да в углу еще обнаружился колодец, а раз сей район города вплотную примыкал к Нилу, следовательно, и вода в колодце должна была оказаться вкусной, уж по крайней мере куда вкуснее, чем на противоположной окраине. Неподалеку, пару сотен шагов вниз по улице, располагались городские ворота. Настежь распахнутые, они закрывались лишь при приближении врагов, таким образом, ничто не препятствовало жителям в случае надобности спускаться к реке. Там даже имелась своя небольшая пристань, это не считая общегородской.

Двор был окружен высокой, выше человеческого роста оградой из необожженного кирпича-сырца, однако ворота по традиции представляли собой два каменных столба с навешенными меж ними створками из крепкой киликийской сосны. На столбах сидели вытесанные из розоватого туфа кошки.

В общем, уютный двухэтажный особнячок с плоской, огороженной невысоким парапетом крышей, над которой уже был натянут полотняный полог. К приезду гостей жилище постарались привести в порядок: вода в пруду казалась чистой и прозрачно-голубой, дорожки были тщательно посыпаны белым песком, клумбы — прополоты, а во внутренних покоях особнячка царили чистота и порядок. Ну все бы хорошо, только вот домик сей являлся выморочным имуществом и раньше принадлежал небогатому торговцу, погибшему от рук разбойников где-то в районе Инебу-Хедж. Странные слухи ходили о его смерти: кто-то говорил, что его зарезали, другие утверждали, что удавили веревкой, третьи — что повесили на высокой пальме. Впрочем, находились и такие, кто на полном серьезе заявлял, что несчастный торговец повесился сам — от неразделенной любви. Вот в подобное верилось с трудом, но дело было не в этом. Название «Дом повешенного» приклеилось к особнячку намертво и явилось одной из причин, по которой он давно пустовал, так и не обретя нового хозяина. Кому же захочется жить в таком доме?

Тейя, конечно, фыркнула, входя, — ну надо же, жилище! Впрочем, она быстро успокоилась и даже развила бурную деятельность — с помощью Ах-маси передвигала какие-то столики, кресла и подставки для кувшинов с вином, перестилала циновки, раскладывала по углам красивые вышитые подушечки.

Тем временем Макс, не тратя времени даром, прихватил с собой пару браслетов и разноцветных бусин, за полным отсутствием монет используемых в Черной Земле в качестве мелких денег, и, напялив на голову недорогой паричок из пальмовых волокон, отправился на местный рынок… рыночек… базарчик.

Слава Амону, уже миновал знойный полдень, и ближе к вечеру прилегающие улочки и рыночная площадь быстро заполнялись народом. Раскладывали свой товар торговцы, кричали, зазывая людей, владельца маленьких лавок, разносчики-мальчишки — водоносы и торговцы булочками — бегая, во всю мочь расхваливали свой товар. Под сенью высокой пальмы расположился цирюльник с ножницами, бритвами, пахучими мазями и прочими принадлежностями; к нему тут же выстроилась очередь из молодых и не очень молодых мужчин. Судя по запаху и отдельным долетавшим до Максима словам, все эти люди были рыбаками либо владельцами небольших суденышек. Усевшись на корточки, рыбаки поначалу обсудили сегодняшний улов, а потом принялись с интересом наблюдать за игрой возвращавшихся из школы детей. Те, как видно, утомленные нудными поучениями учителя-жреца, с удовольствием затеяли веселую потасовку, выталкивая друг друга из нарисованного на земле круга.

— Э, Тати, а ну, напрягись, не давайся! — поддерживали знакомых зрители.

— А ты, Шеду? Что ж ты упал на землю, словно бурдюк? Воистину, правильно тебя и назвали Шеду — «бурдюк»!

— Дай, дай им!

— Ну и молодежь пошла! Веселятся, вместо того чтобы заучивать священные книги и гимны! Вот в наше время совсем по-другому было. Мало их, видно, бьют, надо бы больше. Воистину, верно сказано: уши мальчика на спине его и внемлет он, когда бьют его!

— Да ну тебя, Джед! Разворчался.

Пошатавшись по рынку, Макс некоторое время тоже наблюдал за подростками, а затем, улучив момент, подозвал к себе тех, что показались ему посмышленей. Без лишних слов вытащил из сумки браслеты:

— Заработать хотите, парни?

Ух как загорелись у мальчишек глаза! Максим даже улыбнулся:

— Вижу, что хотите. Вот вам бусины и браслет. Второй получите, когда к великому лекарю и магу из Иуну Джедефу-несет-ра, что поселился в «Доме повешенного», что с кошками на воротах, придут желающие избавиться от любовных недугов! Ну, те, что несчастны в любви. Поняли задачу?

— Поняли, господин! Лекарь в «Доме повешенного». Хором будем славить тебя по всему рынку.

— По одному рынку — мало.

— Еще и на всех улицах, и на пристани.

Договорившись с мальчишками о нехитрой рекламе, Максим прикупил — сиречь обменял на оставшиеся бусины — три крупные жареные рыбины и булочки, после чего, довольный покупкой, вернулся домой, где быстренько организовали обед. Вино и пиво в доме имелись, о том Ах-маси, точнее, матушка-царица и жрец Усермаатрамериамон, позаботились заранее.

Вечером не успел Максим ополоснуть после жирной рыбины руки, как в ворота от всей души забарабанили кулаками. Прибежали мальчишки с рынка, коих «великий маг и лекарь Джедеф» тут же охолонул надменно-невозмутимым взглядом:

— Ну? Где же больные?

— Они придут, придут завтра же с утра, о великий лекарь, о том многие сказали нам и спрашивали твой адрес.

— Вот когда придут, тогда и поговорим об оплате. Хотя… — Максим неожиданно улыбнулся. — А ну, зайдите-ка во двор. Во-он тут, у пруда, присядьте.

Мальчишки послушно уселись — смешные, с бритыми головами и оставленными сбоку разноцветными прядями волос, этакими заплетенными в тоненькие косички чубчиками, вернее, дредами.

— Я не только маг и лекарь, а еще и писатель, — важно заявил им Макс. — Собираю и записываю разные страшные и невероятные истории. Не слышали ничего подобного?

— Не…

— Жаль. Я бы хорошо заплатил. Как услышите — приходите. Пока же, так и быть, вот вам браслет, один на всех. Ха, интересно, на что вы его потратите?

— Я куплю вкусного вина! А я — пива! А я — красивое ожерелье! — наперебой закричали юные гости.

— Подарок учителю не забудем! Чтобы был милостив к нам во имя Амона.

— Воистину, ты верно сказал, Хори!

Хори — пацан лет двенадцати с узким лицом и хитроватым взглядом — приосанившись, поправил на шее ожерелье из зеленых камней и подмигнул приятелям:

— Поистине, слушайте, что я говорю! Получив подарок, учитель долго не будет бить нас палкой.

Вежливо простившись с «лекарем», гости ушли, оглашая округу веселыми воплями и смехом. Максим поскреб подбородок, соображая, что ему лучше сейчас сделать — подняться к Ах-маси и Тейе на крышу или вначале искупаться в пруду? И тут снова услышал стук. На этот раз не очень громкий, но настойчивый, быстрый.

И кто бы это мог быть?

Молодой человек подошел к воротам, справедливо полагая, что для таких дел лучше бы иметь привратника.

— Господин! — В приоткрывшуюся створку прошмыгнул тот самый смышленый мальчишка, Хори. — Ты спрашивал о разных странных или нелепых историях?

— Спрашивал, — ухмыльнулся «лекарь». — А ты их знаешь?

— Кое-что.

— Что ж раньше не сказал? Ах, понимаю — не хотел делиться с другими.

— Я и так с ними уже достаточно поделился, — с неожиданной злостью отозвался Хори. — Что бы они вообще без меня делали! Так ты готов платить за истории, господин?

— Сначала послушаю сами истории.

— Ха!

— Не хочешь — не рассказывай. — Макс лениво повел плечом. — Я тебя за язык не тяну, клянусь Хором!

— Ой, господин, — с неожиданным испугом замахал руками мальчишка. — Почему ты клянешься моим покровителем?

— Потому, — вполне исчерпывающе ответил «маг» и, кивая на стоявшую у стены дома скамеечку, спросил: — Так что, рассказывать будешь?

— Буду, — решительно сказал Хори и в знак согласия уселся, заложил ногу за ногу, шмыгнул носом. — Ну, слушай, господин.

Максим постарался придать лицу серьезное выражение и царственно махнул рукой — мол, продолжай, слушаю.

— Так ли было или все врут, не знаю, — негромко начал мальчик. — А только еще совсем недавно жили со мной по соседству две красивые девчонки, Навия и Тамит. Тамит — дочка чесальщика шерсти Панхара, а Навия, ее двоюродная сестра, к ним перебралась из деревни, ну, после прошлогодней засухи, когда все ее родичи там умерли. Жили они жили, а потом семейство разорилось, Панхара продали за долги в рабство, и семью его… девчонок тоже должны были продать, да те как-то вдруг исчезли.

— Так сбежали! — перебил Максим. — Тоже мне история. Чего ж в ней такого страшного или невероятного?

Хори покачал головой:

— О, выслушай до конца, господин. Их сосед, господин Сенуфер-ра — богатый владелец коровьих стад — давно уже обещал взять их к себе в служанки. Он хороший человек, несмотря на то что богат, добрый и веселый, и девчонкам было бы у него не так уж и плохо, клянусь Хором, уж куда лучше, чем у Панхара, который частенько-таки их поколачивал, а Навие так один раз за какую-то провинность раскровянил всю спину воловьей плеткой. С чего бы им куда-то бежать, когда и тут было бы неплохо? А что с беглянками делают — известно. Тем более девчонки-то неплохо плясали — уж всяко могли не тужить у Сенуфер-ра.

— И все равно, мутная какая-то история, — усмехнулся «маг». — Что еще поведаешь?

— Многие у нас пропадают! Ну, я имею в виду не только девчонки даже, но и парни — все в основном из бедных семей. И знаешь, что скажу, господин: я видал Тамит и Навию как раз перед самой их пропажей — они беседовали на рынке с одним молодым парнем, жрецом из храма Хатхор. Никто его здесь у нас не знает — храм-то за рекою, я узнал, потому что в том храме был. Пытался я привадить к себе одну девушку, а Хатхор ведь богиня любви, думал — поможет. Не помогла. А я ведь все сделал, как сказали жрецы, и…

— Давай-ка ближе к жрецу. Что за жрец такой и о чем он с твоими знакомыми девушками шептался?

— Говорю ж — жрец из храма Хатхор, что за рекою. А о чем шептался — не знаю, но только после этого разговора девки и сгинули.

— Так, может, они теперь при храме!

— Может. Только говорят, там вовсе нет жриц. И я не видел. А еще говорят, что иногда воды Хапи — как раз пониже храма Хатхор — становятся красными от крови!

— Красные они от ила, а не от крови, — усмехнулся Макс.

— А вот и не от ила, клянусь Хором! — Хори потряс головой. — От ила вода когда красная делается? С началом сезона Ахет — а до того еще почти месяц. А красную воду рыбаки две недели назад видали, шептались потом на пристани. Не зря ведь! Много, много людей в последнее время пропало, господин.

— Много — это никто. — Максим протянул пареньку браслет. — Тем не менее — вот тебе задаток.

— Да возлюбит тебя Амон, господин! — обрадованно закричал мальчик.

— Подожди благодарить, — осадил его «лекарь». — Писать умеешь?

— Еще бы! Я ж учусь в школе при храме Амона, а отец мой — старший писец, начальник над всеми другими писцами, и я буду начальником, и никто, кроме самого Хозяина Великого Дома, не посмеет бить меня палкой.

— Ладно, ладно, верю, — молодой человек усмехнулся и понизил голос. — Вот тебе задача, Хори. Ты сказал: много людей пропало. Выясни, что именно за люди, когда пропали, при каких обстоятельствах, все тщательно запиши, чтобы не забыть, а уж тогда… Тогда получишь многое.

— Понял, господин! — Хори азартно потер руки. — Ну, так я вскоре зайду.

— Надеюсь, не с пустыми руками.

— Да уж не с пустыми, клянусь Хором!

Спать молодой фараон и его юная супруга, как и многие в Черной Земле, улеглись на крыше, под балдахином. Стены и кровли домов отдавали накопленный за день жар, и даже северный ветер не спасал от зноя. Тем не менее наверху было куда лучше, нежели в душном доме. Кстати, Ах-маси-младший, играющий роль слуги «великого лекаря и мага», по тем же причинам устроился ночевать на кухне, постелив прямо на землю циновку. Правда, вскоре ушел обратно в дом, убоявшись кусачих насекомых — разного рода скорпионов и прочих не слишком-то любезных тварей.

А на крыше все же оказалось неплохо! Невесомый, слегка колеблемый порывами ветерка балдахин из виссона, медный свет месяца, широкое, покрытое циновкой из душистых трав ложе и полное небо звезд.

Рядом — и слева, и справа, и сзади, и через улицу впереди — со всех сторон теснились точно такие же дома, какие-то повыше, какие-то пониже, но очень похожие друг на друга. И слева, и справа, и спереди, и сзади с течением времени стали доноситься приглушенные стоны и вздохи… точно такие же, что слышались на крыше особнячка «лекаря из Иуну»…

— О, душа моя, — ласкал жену Макс, — как шелковиста твоя кожа, как нежны руки, как…

— Тсс. — Тейя с улыбкой прижалась к нему грудью. — Погладь меня по спине… та-ак… та-ак…

— О, боги, — обнимая и целуя супругу, прошептал молодой фараон. — Что за звуки доносятся от наших соседей?

— Звуки? — Тейя приглушенно расхохоталась. — Думаю, там занимаются тем же, чем сейчас займемся и мы…

Утром, едва рассвело, их разбудил стук.

— Ах-маси, — проснувшись, закричал Максим. — Вставай. Посмотри, кто это там пришел?

Ах-маси, похоже, так и не проснулся, а в ворота стучали все настойчивее и громче, пока наконец внизу не раздался недовольный голос тезки:

— Ну полно, полно стучать-то. Иду уже, иду… Какой еще Себекемсаф? Какой еще резчик? Какого лекаря и мага?

Лекаря и мага?

Максим живо оделся, благо сделать это при скудости местной одежки было легко и просто. На ходу напяливая парик, «лекарь и маг» спустился вниз, в залу, подпертую тонкой колонной с капителью в виде виноградных листьев. В зале царил приятный полумрак, проникавшие сквозь резные ставни солнечные лучи рисовали на стенах изысканные узоры.

— К тебе посетитель… великий лекарь Джедеф, — поклонившись, с порога доложил Ах-маси и тут же посторонился, пропуская в дом невысокого сгорбленного старичка с морщинистым лицом и высохшим телом, впрочем довольно-таки проворного для своих лет, этакого живчика в длинной плиссированной тунике и намотанной сверху набедренной повязке с поясом из блестящей желтой ткани. Судя по наряду, посетитель был далеко не беден, о чем более чем красноречиво свидетельствовали и оставшиеся на улице слуги, которых старик, как видно, не собирался посвящать в свои любовные недуги. Если он, правда, за этим пришел.

— Ты — великий маг Джедеф из Иуну? — вперившись в «лекаря» взглядом, старичок громко почмокал губами.

— Клянусь учителем мудрости Птахом, твои глаза не обманули тебя, о почтеннейший, — выставив вперед ногу, учтиво улыбнулся Максим. — Именно я и есть великий маг и лекарь Джедеф из славного города Иуну, средоточия непознанных, но действенных целительных сил. Прошу, садись же, о почтеннейший! Позволь узнать твое славное имя?

— Хм-хм. — Усевшись, посетитель подозрительно прищурил глаза. — Что-то ты больно молод для лекаря.

Ну, на этот вопрос Макс давно придумал, как отвечать. Как и подобает воистину великому магу.

— Мне сто двадцать два года, — скромно заметил он, выпятив мускулистую грудь.

И, как оказалось, попал в самую точку!

Старик ведь именно за этим и пришел! Не только и не столько за любовью, сколько за молодостью.

— Нет ли у тебя каких-нибудь притираний, маг? — наконец, представившись, поинтересовался Себекемсаф — старшина резчиков храмового хозяйства Амона. — Я имею в виду, чтобы у меня исчезли морщины и начали бы расти волосы.

— У меня есть многое, почтеннейший Себекемсаф, — покровительственно улыбнулся Макс.

— Только прошу, не предлагай мне кориандр, анис и касторовое масло, — с ходу предупредил старик. — А также мазь из утиного помета, что столь настойчиво рекомендовал мне этот шарлатан Беду!

— Беду? Что за Беду?

— А, есть у нас тут такой. Вернее, был, сейчас уехал.

Надо сказать, «великий лекарь и маг» оказался сейчас в некоторой растерянности: именно эти снадобья — кориандр, анис, касторовое масло и утиный помет он как раз и собирался сейчас предложить в качестве проверенного временем средства.

— И что же, утиный помет тебе никак не помог? — Юноша покачал головой. — Видать, он был неправильно заговорен. Да, да, клянусь Тотом, в заговоре все дело! Ничего, любезнейший, я это быстро исправлю.

Важно надув щеки, Макс протянул руки к потолку… однако Себекемсаф тут же прервал его ехиднейшим смехом:

— Вот именно так и действовал шарлатан и проходимец Беду! Тоже поднимал руки… что-то шептал. А потом взял с меня два дебена серебра и полсотни дебенов меди. Да за такие деньги можно купить красивую молодую рабыню — тогда и никакой молодости не надо, тем более что все снадобья и заговоры Беду так и не подействовали, чтоб его Ка никогда не попало на поля Иалу!

— Вижу, этот Беду и впрямь большой шарлатан, — согласился молодой человек. — Осмелюсь спросить: а зачем тебе молодость, уважаемейший Себекемсаф? Человек ты, я вижу, не бедный, наверняка, у тебя есть множество рабынь и наложниц.

— Да есть. — Старик досадливо отмахнулся. — И рабыни есть, и наложницы. Да не в них дело — я жениться собрался! Старая моя жена, слава Осирису, уже давно пребывает в лучшем мире, дети выросли, а я еще хоть куда… вот если б не морщины. — Неожиданно подмигнув, резчик понизил голос. — Сказать по правде, есть у меня на примете одна женщина, вдовица. Всем хороша, да вот только — обязательно подавай ей молодого!

— Что и говорить, странная женщина. И что с этих молодых толку?

— Вот и я о том же…

— А не выпить ли нам вина, уважаемый Себекемсаф? Заодно расскажешь мне о своей избраннице поподробнее. Что же касается оплаты… Ты заплатишь мне только после того, как омолодишься и счастливо женишься.

— Ты настолько уверен в своем искусстве?! — Старик посмотрел на «мага» с неподражаемым изумлением.

— Конечно, уверен, — небрежно взмахнул рукой тот. — Не был бы уверен — не говорил бы. Кстати, о молодых и красивых рабынях. Слышал, они здесь частенько пропадают неведомо куда. Так говорят. Думаю — врут все.

— Врут?! — вдруг распалился резчик. — Да как же врут-то, любезнейший?! У меня самого в месяц Пахонс пропали три рабыни. Целых три! Красивые и юные. И два раба-мальчика. Тоже красивых. Э-э-э! Только не говори мне о том, что они сбежали! Если б было так — их давно бы нашли, начальник городской стражи — мой давний приятель. Нет! В том-то и дело, что не сбежали, а сгинули!

— Сгинули?!

— Думаю, это все — самое черное колдовство! И я даже догадываюсь, кто колдун.

— И кто же? — тихо переспросил Макс.

— Беду! Тот самый шарлатан-лекаришка! — Старик округлил глаза. — Я знаю, он давно хотел отомстить мне. Это ведь я его выгнал из города… способствовал, так сказать. Вот он и злится. Кстати, не найдется ли у тебя какого-нибудь сильного заклятия против него?

— Поищем. — Тут же пообещав, Максим отхлебнул из любезно принесенного Ах-маси кубка.

— Скажу тебе по правде, маг Джедеф, у тебя очень плохой слуга, — после ухода тезки не преминул заметить Себекемсаф. — Слишком уж гордый. Такой запросто обчистит до нитки хозяина, а то и убьет. Так мы договорились насчет любовного зелья?

— Договорились. Пришли слугу через три дня. Что же касаемо колдовства Беду… то мне надобно знать точно — как именно исчезли твои рабы, при каких обстоятельствах, кто это видел… ну, или, может быть, заметил вдруг чего подозрительного.

— Понятно, — скупо улыбнулся старик. — Все выясню и через три дня зайду лично. Заодно и снадобье заберу.

— Зелье.

— Ну да. Зелье.

Хори и его приятели не зря взяли браслет и бусины. Едва ушел резчик, как явилось сразу четверо клиентов, устроивших во дворе шумную очередь. Один, молодой писец по имени Туи, затеял строить себе гробницу на окраине Города Мертвых, но панически боялся змей и без помощи знаменитого мага никак не мог собраться с духом, чтобы осмотреть стройку.

— Подозреваю, что каменщики обманывают меня и вместо базальта кладут туф, а то и — не дай Амон! — кирпичи, — усевшись в кресло для гостей, жаловался писец. — Я послал было слугу, так тот явился с таким докладом, что можно было подумать, будто эти каменщики — честнейшие люди, а их десятник Имху такой бескорыстный человек, что даже страшно становится. Воистину, клянусь Осирисом, такое впечатление, что и работают-то они не ради вознаграждения, а просто так, из любви к труду!

Одетый в длинный, расшитый таинственными символами балахон Макс рассмеялся:

— Да, что-то мне слабо верится в бескорыстность каменщиков. Как видно, ты, уважаемый Туи, не очень-то доверяешь и собственным слугам?

— Совсем не доверяю, господин лекарь! Ведь эти слуги у меня недавно. Милостию безвременно ушедшего от нас Хозяина Великого Дома великого царя Ка-маси. Ох, великий был государь!

— Думаю, и новый будет не хуже, — вызвав усмешку вертящегося неподалеку Ах-маси, вскользь заметил «маг», на что писец неожиданно ухмыльнулся и пояснил, что во дворце все равно всем заправляет великая царица Ах-хатпи. Так что, какой царь у власти, по сути, дело десятое, лишь бы был любящим и почтительным сыном.

— А сколько содрал за гробницу архитектор? — Максим быстро перевел разговор на другую тему.

Туи улыбнулся:

— Не так уж и много, господин лекарь. Мы ведь с ним давно знакомы. Всего три дебена серебра.

— Да, дешево… — «великий маг из Иуну» потер руки. — Ну, что же, приступим. Так ты, уважаемый Туи, говоришь, что опасаешься змей.

— Да, господин, ведь их в том месте множество! Там ведь рядом храм Мертсегер, а ее жрицы змей привечают. Меня как-то в детстве цапнула одна. — Писец зябко поежился. — Едва жив остался.

— Так-та-ак, значит, змеи… — Максим отошел к стоявшему позади сундуку — объемистому, отнюдь не дешевому, из обитой медными полосами крепкой ливанской пихты, — и откинул крышку. В сундуке в строгом порядке были разложены многочисленные амулеты и снадобья, каждое из которых было снабжено небольшой папирусной биркой с самолично выведенными Максом — естественно, по-русски — пояснительными надписями: от сглазу, от порчи, от скорпиона, от несчастной любви, от змей…

— Возьми это ожерелье, Туи, — незаметно сорвав бирку, «маг» протянул посетителю бусы из круглых зеленоватых камней. — Надень его, когда соберешься проведать дом своего Ка. Еще я дам тебе свиток. На нем — заклинание…

Максим прикрыл глаз и нараспев прочел:

— Поднимись, яд, приди и упади на землю. Хор говорит с тобой, уничтожает тебя, плюет на тебя; ты не встаешь больше, а падаешь; ты слабеешь, и нет в тебе силы; ты ослеп и не видишь; голова твоя опустилась и не поднимется больше. Ибо я Хор, великий маг.

— Да, это сильное заклинание, — почтительно произнес писец. — И сколько все стоит?

«Лекарь» почесал голову:

— Цены — по прейскуранту… Ой… Два дебена меди за ожерелье и три — за заклинание. Всего пять получается.

— Пять дебенов меди, — поднимаясь, негромко повторил посетитель. — Это равно пяти мешкам полбы. Возьмешь полбой, великий маг?

— Возьму. Пусть будет полба — в хозяйстве сгодится.

— Я пришлю к вечеру слуг на твой двор.

С двумя следующими клиентами — осанистым смотрителем царских дорог и сутулым мужчиной лет тридцати, булочником, — Максим справился быстро. Смотритель дорог где-то умудрился подхватить насморк и теперь на полном серьезе опасался, что из носа вытечет весь мозг — было здесь такое поверье. Сдерживая смех, «лекарь» продал ему анисовые капли и пару нефритовых амулетов в виде голов коршуна. Клиент обещал расплатиться за все полбой, как и второй — сутулый. Видать, урожай в прошлом сезоне выдался неплохой. Сутулый, кстати, жаловался на сглаз, от чего получил заклинание, пару ярких бусин, все те же капли и совет: не пренебрегать ярким днем зеленым макияжем — почаще подводить глаза мышьячно-серной краской.

Ничего особенно интересного эти двое не рассказали, так, повторяли все те же слухи о пропавших неизвестно куда девушках — слухи эти бродили по всему прибрежному району. Ничего конкретного ни смотритель, ни булочник не говорили, как, впрочем, и четвертый посетитель… Однако его надо было видеть! Огромный, плечистый, с широким добродушным лицом и руками-оглоблями, он оказался плотником, то есть владел специальностью достаточно редкой — ведь деревья в Черной Земле встречались нечасто. А потому, имея постоянную работу в дворцовом хозяйстве, Панехси — так его звали, — естественно, не отказывался и от халтур, ведь многим знатным людям требовалось, скажем, сделать у гробницы опалубку, поставить на зависть соседям деревянные колонны, починить скрипучие ворота, ну и так далее.

Все это парнище по простоте душевной тут же и выложил в ответ на незамысловатый вопрос Ах-маси-младшего: а имеются ли у него средства для того, чтобы заплатить за услуги великого кудесника и мага?

Средства, похоже, имелись, о чем и поведал Панехси, горделиво расправив плечи. А еще долго хвастал своими знакомствами и нужностью, мол, всякому знатному и не последнему человеку есть до него, плотника, дело.

— Вот, взять хоть господина Меренптаха, смотрителя дворцовых гробниц, или жреца храма Монту господина Сенефермонтусенеба. Уж на что человек серьезный, а и ему без меня не обойтись. Я ему как-то ставил опалубку, а он потом подошел сам у рынка, спросил, нет ли у меня каких-нибудь деревянных обрезков. Ну, нашлись, конечно, обрезки — как не найтись, тем более для такого уважаемого человека?

— А храм Монту, он где, в Городе Мертвых?

— Да, там, — добродушно ухмыльнулся здоровяк-плотник. — Не все туда ходят, но воины — обязательно, особенно перед походом или битвой.

— Хм, так-так. — «Маг» почесал подбородок, раздумывая, понадобятся ему эти сведения или нет.

С одной стороны — вряд ли: ну подумаешь, жрец храма бога-воителя Монту скупает за какой-то надобностью деревянные обрезки. Может, он из них костер жжет? Но, с другой стороны, подозрительно.

Ладно, стоит запомнить.

Панехси еще долго рассказывал, как нужно чинить ворота да какие породы деревьев лучше всего подходят для колонн, а какие — для кресел и мебели, потом неожиданно заявил, что поддерживающую крышу колонну посередине залы необходимо срочно менять, чему и обещал поспособствовать за небольшую цену, затем рассказал какую-то байку про кошку и домашнего гуся — сам же над ней и посмеялся, а вот «великий маг» так и не понял юмора. А затем… затем поблагодарил и направился к выходу:

— Да будут благословенны к тебе боги, великий маг!

— И тебе того же… Ой! — Макс внезапно сообразил, что что-то идет не так. — Уважаемый Панехси, ты зачем приходил-то?

— Зачем? — Парень озадаченно потер шею и вдруг улыбнулся. — Ах да! Совсем ведь забыл — у вас ворота разболтались, так я вот шел мимо — дай, думаю, загляну. Ну что, чинить будем?

— А нужно?

— Конечно! А то, не дай Амон, воротца-то ваши скоро упадут кому-нибудь на ноги!

— Ну, тогда будем. — Максим со смехом махнул рукой. — Когда сможешь-то?

— Да хоть сегодня после обеда. Очень бы было для меня удобно.

— После обеда так после обеда, — согласился «маг». — Пять мешков полбы за работу устроит?

— Пять мешков… — Плотник поднял к небу глаза и задумчиво зашевелил губами. — Это получится… это получится… это получится…

— Пять дебенов меди, — не выдержав, подсказал Макс. — По одному за каждый мешок.

— Тогда лучше десять! — Панехси тряхнул головой и ухмыльнулся.

На том и порешили.

В полуденную жару, естественно, никаких клиентов не принимали, да их пока и не было. «Великий кудесник и маг» вытащил ложе во двор, под пальму, и устроился на нем с кувшином вина. Вышла на улицу и Тейя — голая, с узенькой золотой цепочкой на бедрах, — улеглась рядом, положив голову мужу на грудь, и, пользуясь тем, что Ах-маси отправился к Усермаатрамериамону за каким-то нужными сведениями, принялась нежно гладить супруга.

— О, муж мой, поистине, сегодня хороший день.

— Какой же хороший? Так ничего толком и не узнали.

— Зато мы сейчас одни… Прижми же меня к себе! Дай твои губы… О, Амон, воистину, как прекрасна жизнь!

Золотисто-смуглые тела сплелись в едином порыве любви, синее бездонное небо распростерлось над их головами, в саду пели птицы, порхали разноцветные бабочки и стрекозы, и сладкий аромат цветов окутывал влюбленных супругов нежным дурманящим флером.

— Ах, Ах-маси, муж мой…

Ба-бах!!!

Кто-то со всей дури замолотил в ворота, едва не сорвав их с петель.

— Кого это еще принесло?

Поднявшись, Максим отворил ворота и пропустил во двор носильщиков с мешками на худых плечах. На груди одного из них, совсем еще юного парня, качалась плетеная сумка.

— Слуги господина Туи, писца, — обернувшись, пояснил он. — Принесли полбу.

Тейя улыбнулась, потянувшись, словно довольная кошка:

— Скажи, чтоб несли в амбар… Ой! А почему столько много? Вы же, кажется, договаривались на пять дебенов?

— На пять… — Макс подозвал одного из слуг.

— Почему десять? — переспросил тот. — Волею нашего господина, писца. Он велел передать, что твое ожерелье и заклинание хорошо помогли — еще до полудня наш господин отправился к своей гробнице, взял с собой мальчишку-прислужника, Тети, вот он. — Слуга показал на молодого парнишку, только что с явным облегчением скинувшего с узких плеч тяжелый мешок. — Так его, Тети, там, у храма Мертсегер, укусила змея. И — ничего!!! Даже нога не опухла. Тети, покажи ногу!

Подросток послушно подошел ближе:

— Вон, у большого пальца.

Честно говоря, Максим не заметил никаких следов укуса.

— Я и змею прихватил с собой, — похвастал Тети. — Огромная такая змеища! Сделаю из ее кожи пояс или кошель. Очень красиво получится. Вот!

Сняв с шеи плетеную суму, он вытащил из нее… мертвую змеюку, и в самом деле очень красивую, только уж вовсе не огромную, так, скорее даже мелкую. Вряд ли хватит на пояс. Однако…

— А из зубов сделаю амулет. — Тети внезапно хлопнул себя по лбу. — Вот только что об этом подумал… Ой! — Раскрыв змее пасть, он озадаченно захлопал ресницами. — А где же зубы?

Максима почему-то тоже заинтересовал этот вопрос — никаких ядовитых зубов в пасти рептилии не было! Вырвали! Вырвали и отпустили. Зачем? Чтобы отпугнуть прохожих от храма богини-змеи Мертсегер?

Глава 4 Голубые танцовщицы Лето 1552 г. до Р. Х. (месяц Месоре сезона Шему). Уасет

— Купи девочку, господин! Клянусь Осирисом и Амоном — хорошая девочка. Глянь, какие у нее глазки, какие ножки, какая грудь! Не смотри, что маленькая, она еще вырастет… Я имею в виду, и грудь, и сама девочка.

Продавец — мерзкий морщинистый старик с темным лицом черта — нахваливая свой товар, сидел под деревом в дальнему углу рынка. Приготовленная к продаже рабыня — смуглая голенькая девчушка лет четырнадцати на вид — дрожала мелкой дрожью и испуганно посматривала на проходивших мимо людей карими блестящими глазами.

«Несовершеннолетними не интересуюсь», — хотел было высказаться Максим, но вовремя прикусил язык: несовершеннолетними тут считались лишь совсем уж мелкие дети. А эта… Вполне созрела для наложницы или даже жены.

— Возьми девочку, господин, не пожалеешь!

Отвратительный старик! Ну что он прицепился?

— Дорого не прошу, всего полтора дебена. Серебра, конечно, а не булыжников из долины мертвых.

Старик засмеялся, показывая беззубый рот и раздувшиеся от какой-то болезни десны. Даже осмелился схватить Максима за край схенти скрюченными коричневыми пальцами. Угостить его, что ли, хорошим свингом или хуком? Ладно, черт с ним. Поскорее уйти, не нужно привлекать излишнее внимание.

— Полтора дебена, говоришь? — отойдя, краем уха услыхал Макс. — А за дебен не сойдемся?

Парень!

Молодой парень в белой набедренной повязке жреца и с бритой наголо головой, накрытой таким же белым платком. Жрец!

Максим замедлил шаг и остановился рядом с зеленщиком, делая вид, что заинтересовался его нехитрым товаром.

— Дебен? Да ты только взгляни, уважаемый, какая она красавица! К тому же — еще девственна… Хочешь — сам проверь! Эй, раздвинь ноги, тварь.

— Думаю, и дебен серебра за нее — слишком дорого, — не сдавался жрец. — И мне нет никакого дела до ее девственности — я себе не жену беру. Не хочешь, не продавай… корми… До нового урожая еще далеко.

Жрец повернулся, чтобы уйти, но старик, проворно вскочив на ноги, ухватил его за локоть:

— Не спеши, уважаемый, не спеши.

Зачем жрецу девочка? Мало ли… Может, для личных утех или для храма. Но почему именно эта? Вон, рядом…

— Вон, рядом тоже продают девочек, — заметил жрец. — Пожалуй, я могу купить и там.

— А ты думаешь, там дешевле? — Старик осклабился. — К тому же взгляни на них повнимательней! Воистину — они не очень-то красивы.

Да, так и обстояло дело. Макс незаметно присмотрелся к другим рабыням — та, что у старика, уж конечно, была куда красивее.

Похоже, так рассудил и жрец, ибо поторговался еще совсем немного, после чего — Макс заметил — в грязную ладонь старика перекочевал серебряный браслет. Весил он примерно девяносто грамм, как раз дебен. Покупатель и продавец все же пришли к соглашению: проданная девчушка, обретя другого хозяина, зашагала позади, послушно склонив голову. Приятная девочка. Жаль, если в храме с ней… ее… Интересно, что это за жрец? Из какого храма? И почему он не взял других девушек? Только потому, что эта красивей? Странно… Хотя чего ж тут странного? Если брать для себя… да и для богов — им, конечно, тоже приятно, когда красиво.

Немного выждав, Максим направился следом, сначала не спеша, а уж потом, когда покупатель и его товар свернули к реке, пришлось и прибавить шагу. Впрочем, на улицах и на пристани сейчас было много народу, и юноша не опасался, что его заметят.

Жрец… Бритый наголо молодой парень с обычным лицом, чем-то даже приятным. У Макса вдруг возникло такое чувство, будто кто-то ему уже рассказывал о похожем молодом человеке, причем рассказывал совсем недавно… Хори! Ну конечно же, Хори — мелкий хитроглазый прощелыга. Он говорил о своих знакомых девчонках, куда-то сгинувших сразу после разговора с молодым жрецом… жрецом богини Хатхор!

Богиня неба, мать Хора, покровительница любви, веселья, музыки и пирушек. Ее изображали с коровьими рогами и еще называли «владычицей опьянения» и «око Ра». Весьма авторитетный в древние времена, сейчас культ ее, конечно, уступал культу Амона или Осириса, однако по-прежнему был широко распространен. Имелись и жрецы, и храмы.

Храм Рогатой богини, кстати, присутствовал в составленном жрецом Усермаатрамериамоном списке подозрительных святилищ, наряду с храмом Мертсегер и Монту. Все остальные храмы либо были слишком уж многолюдными, либо, наоборот, мелкими, мало способными к какой-либо активной деятельности. А вот эти три… К тому же все три святилища, как удалось выяснить все тому же Усермаатрамериамону, владели через подставных лиц земельными угодьями и стадами. На какие средства все было приобретено? Средства эти явно не соответствовали положению и авторитету храмов.

Жреца и его покупку на краю пристани поджидала тростниковая лодка с двумя гребцами, тут же и отвалившая от берега. Понятно было куда — в храмы у Города Мертвых. Мертсегер, Хатхор, Монту. Еще бы определить — в какой? Впрочем, мало ли… Конечно, нигде уже давно не приносили человеческих жертв, но… Все эти странные исчезновения девушек и детей, которых потом никто никогда и нигде не видел, наводили на весьма неприятные мысли. Возможно, жрецы одного из культов решили улучшить свое положение путем кровавых жертв. Почему бы и нет? К тому же, как «лекарь и маг», Максим интересовался снадобьями и хорошо знал уже, что на черном рынке Уасета время от времени появлялись человеческие внутренности, причем не из гробниц, а в хорошем состоянии, так сказать, свежие — вполне пригодные для разного рода магических целей. Откуда они брались? При бальзамировании внутренности богатых людей извлекались, но бальзамировались отдельно, у бедняков же все внутри растворяли специальными снадобьями, и Усермаатрамериамон клялся, что все известные ему мастера заупокойного культа тут ни при чем. То есть никаких утечек там быть не могло.

Однако внутренности-то появлялись! И их можно было купить, о чем Максим — Ах-маси — знал, но никак не мог выйти на продавцов. Пока не мог. Ну ничего, не зря же он избрал для себя имидж лекаря и мага. Должно было повезти и с перекупщиком, для чего Макс уже распространил информацию по своим каналам — через приятелей Хори и сплетни, специально распускаемые по всем базарам и пристаням Ах-маси-младшим. Теперь оставалось только лишь ждать.

Но вот этот жрец…

Приложив руку ко лбу, Макс посмотрел на реку. Рыбаков нынче хватало, на желтых от солнечных лучей водах Хапи покачивалось десятка два суденышек, это не считая снующих туда-сюда челноков-перевозчиков. На один из которых — последний из уходящих — Максим якобы опоздал и тут же принялся бегать по пристани, размахивая руками и громко возмущаясь:

— Клянусь Амоном, да разве ж не могли эти прощелыги чуть-чуть подождать? Чтоб им перевернуться.

— Эй, парень, не шуми!

Сзади тут же подошел неприметный мужичок в дешевом ожерелье и схенти. Оглянулся по сторонам и, понизив голос, спросил:

— На тот берег надо?

— Конечно! Спешу! Умоляю!

— Тсс! Не надобно так кричать. Иди за мной шагах в трех.

Юноша так и сделал, и вскоре оба, покинув пристань, оказались в камышах, где и был замаскирован челнок. Максим усмехнулся — понятно… «Державшие» пристань перевозчики вряд ли потерпели бы конкурента. Лодку бы продырявили или сожгли, да и самого бы отправили на корм рыбам.

Усадив клиента, владелец челнока принялся ловко махать веслом — Максим ведь попросил побыстрее, щедро отсыпав в подставленную ладонь разноцветных бусин. Вот лодочник и старался. Высадил пассажира тоже не на пристани, а чуть ниже, опять же в камышах, что было Максу на руку — он видел, как там же только что причалила тростниковая лодка. Та самая…

Храм Хатхор!

И гребцы, и жрец, и юная рабыня исчезли за воротами небольшого кирпичного храма со статуями рогатой богини у входа. Никаких сомнений больше не оставалось — это был храм Хатхор, богини любви и пирушек.

Храмовые ворота оказались сработанными на совесть, крепкими… правда, обмазанные смолой, вспыхнули в ночи ярко, словно падающая звезда. Притаившиеся в покачивающейся у берега лодке приятели — Макс с Ах-маси-тезкой, — углядев вспышку, с удовольствием переглянулись.

— Как бы наши парни не попались, — негромко произнес Ах-маси.

Макс усмехнулся, покрепче сжимая весло:

— Не попадутся. Слышишь, трещат камыши?! Не они ли?

— Мертсегер! Мертсегер! — донеслись из камышей условленные выкрики.

Ах-маси всмотрелся во тьму и махнул рукой:

— Сюда, ребята!

Едва выбежавшие из камышей подростки — Хори и два его приятеля — оказались в лодке, как им тут же всучили весла:

— Гребите, парни!

От храма Хатхор донеслись крики — видать, жрецы только что заметили поджог. Ага, заметались! Так вам!

— А они за нами не погонятся? — оглянувшись, опасливо протянул Хори.

— Не погонятся. — Максим усмехнулся. — А если и погонятся, то не догонят… ежели вы, вместо того чтоб болтать, будете быстрее грести! А ну-ка — рраз… два… раз… два…

Тростниковая лодка ходко поплыла к восточному берегу. Темно было кругом, темно и душно, кончался Месоре — последний месяц сезона засухи, скоро следовало ждать наводнения — разлива Хапи. В темно-синем ночном небе, казалось, низко-низко висели крупные желтые звезды, отражаясь в черной воде, так что непонятно было, где отражения, а где все-таки звезды.

Никакой погони не было — похоже, жрецы Хатхор и в самом деле спохватились уж слишком поздно. Никем не замеченные, юные поджигатели причалили чуть ниже пристани и, выскочив на песок, вытащили на берег лодку.

— Ну, что заработали — получайте! — щедрой рукой Максим выдал каждому из пареньков по серебряному браслету и тут же предупредил: — Смотрите, перед родителями оправдайтесь.

На что хитрый Хори вполне справедливо, как ему казалось, заметил, что были бы браслеты, а уж оправдаться — нехитрое дело.

— Э, не скажи! — покачал головой Максим. — А ну-ка, быстро соображайте, что скажете про украшенья родителям?

— Скажу, выиграл в «змею» у… у тебя, Шеду, а ты, мол, тоже у кого-то выиграл.

— Во! — обрадовался толстяк Шеду. — И я тоже своим скажу, что выиграл.

— А не выпорют вас за азартные игры? — Макс с сомнением покачал головой.

Хори тут же сплюнул:

— Не выпорют. Мы с отцом частенько в «змею» играем… Когда матушка не видит.

— А выпорют, так в первый раз, что ли? — неожиданно расхохотался третий паренек, до того молчавший, звали его, кажется, Джедом. — Я так родителям вообще ничего не скажу. Откуда у меня браслет — мое дело.

— Что, неужели и допытываться не станут? — удивился Шеду.

— Не станут. Сказал же — мое дело.

— Ладно.

Простившись с мальчиками, тезки, негромко переговариваясь, зашагали к городским воротам, в мирное время запиравшимся разве что на ночь, да и то больше не от врагов, а в связи с алчностью ночных стражников, срубавших немалый куш с припозднившихся гуляк или рыбаков.

Вот и сейчас стражники либо вовсе не спали, либо проснулись сразу же, едва услыхав голоса.

— Эй, воины!

— Кто такие?

— Идем с главной пристани, с рынка.

— Чего ж в те ворота не пошли?

— Да там уж больно много просят! Трех жареных рыб им, собакам, мало!

— Трех жареных рыб? — В голосе стража явственно проскользнула заинтересованность. — А что за рыбины-то?

— Большие. Не костлявые. Сыщется к ним и кувшинчик пива… Эй, Шеду, бурдюк, ты еще не все выхлебал?

— Не. Пива еще много осталось.

— Хорошее пиво, свежесваренное. Как раз по нынешней духоте.

Поспешно распахнув ворота, стражники, получив рыбин и пиво, тут же у ворот и уселись, бросив в траву короткие копья.

— И вправду хорошая рыбка, жирная.

— Хвала Амону, побольше бы таких гуляк!

Максим лишь головой покачал, видя подобное разгильдяйство и явное пренебрежение служебными обязанностями. В конце концов, это был его город, его народ, который вправе ожидать большей заботы о своей безопасности, особенно в нынешние неспокойные времена. Подумав так, юный фараон дал себе слово резко повысить боеспособность городской стражи и даже высказал эту мысль вслух, но наткнулся на неожиданное возражение со стороны Ах-маси:

— Зато все знают — ежели стражи кушают на посту рыбу или спят, значит, в городе все спокойно! А потому и нету никакой паники.

Макс только головой покачал в ответ: конечно же, какая-то правда в этих словах тезки имелась.

— Господин Джедеф! — внезапно позвали сзади, и Максим не сразу сообразил, что обращались-то именно к нему — «великому кудеснику и магу Джедефу из Иуну».

— Господин Джедеф!

— А? Кто здесь?

— Это мы. Хори… и все…

— Хори? — Макс удивленно посмотрел на приблизившихся мальчишек.

— Видишь ли, господин Джедеф, я сказал родителям, что ночую сегодня у Шеду, Шеду — что у меня. Джед тоже у кого-то…

— Понятно, — хохотнул «маг». — Вы, стало быть, все друг у друга ночуете.

— Не пустил бы ты нас переночевать в своем саду…

— Пущу, что уж с вами делать?

Такой вот шумной компанией и ввалились на двор «Дома повешенного», вызвав некоторое недоумение у Тейи. Впрочем, она быстро пришла в себя и, угостив всех вином, распределила, кому куда ложиться.

— Ты тут, у порога, ты за колонной, а ты на сундуке.

— Да будут благословенны к тебе боги, добрая госпожа!

На следующий день с раннего утра, как и было условлено заранее, Максим и Ах-маси встретились со здоровяком-плотником Панехси, с которым вместе и поплыли на западный берег все на той же тростниковой лодке, арендованной несколько дней назад у одного местного рыбака. Панехси оказался парнем понятливым и за определенное вознаграждение согласился помочь тезкам в одном важном для них деле.

Оранжевый шар солнца медленно поднимался из-за желтых барханов не такой уж и далекой пустыни. Крякали в камышах утки, в прибрежных кустах о чем-то пела иволга. Собравшиеся на берегу у пристани молодые жрецы о чем-то спорили и ругались.

— Не вам ли нужны плотники? — едва выбравшись на берег, осведомился Максим.

— Плотники? Да, нужны. Но откуда вы…

— Об этом уже вся пристань знает! Вот мы и поспешили.

— А…

— Мы уже и доски с собой привезли. Во-он, в лодке… И петли имеются — только приладить.

— Хвала великой Хатхор! — переглянувшись и посоветовавшись, дружно решили жрецы. — Идите за нами, плотники, и знайте — если выполните свою работу хорошо и в срок, получите достойное вознаграждение.

— Эй, парни! — повернувшись к реке, громко закричал Макс. — Сгружайте доски!

Собственно, работал один Панехси, деловито пригоняя друг к другу толстые киликийские доски. Тезки больше делали вид, суетились, кричали, деловито прохаживаясь у входа в храм. И не упускали из виду главного. Рискуя навлечь на себя неудовольствие и подозрения жрецов, они даже проникли в молельный зал храма, надо сказать, весьма и весьма просторный, с круглым небольшим жертвенником перед раскрашенной статуей Рогатой богини с золоченым посохом и загадочной улыбкой на красивом, тщательно выточенном из мягкого камня лице.

Хатхор…

Никаких других статуй и изображений богов или богинь в храме не было, не считая многочисленных росписей, покрывавших стены. Росписи изображали в основном юных гибких танцовщиц, почему-то нарисованных голубой краской. Вот одна изогнулась в танце, коснувшись пола густой волнистою шевелюрой, вот другая высоко подпрыгнула, расставив в стороны стройные ноги, третья встала на голову, четвертая… четвертая уже уединилась в обнимку со жрецом… да еще в интересной позе… ай-ай-ай… такие уж тут дальше пошли картинки, что дух захватывало! Максим даже покраснел — подобного он не видел даже в журнале «Пентхаус». А вот Ах-маси — хоть бы что, воспринимал все довольно спокойно. Впрочем, тут все относились к эротике и сексу как к чему-то обычному и вовсе не постыдному. И в самом деле, чего стыдиться-то?

— Любуетесь?

Вот черт! Они и не заметили, как сзади тихонько подошел жрец. Молодой, бритоголовый… тот самый, что недавно купил на базаре девушку? Может, и тот. Хотя они тут все похожи — все молодые, мускулистые, бритоголовые.

— Да. Очень красивые рисунки!

— Занимались бы лучше своей работой!

— О, господин. Сейчас идем. Мы только взглянули одним глазком, интересно ведь! Да, вот еще что хотели спросить. Насчет досок.

— Досок?

— Да, господин. Мы завтра будем ремонтировать храм Амона, и, боюсь, не успеем сегодня перетащить туда все доски. Не разрешишь ли оставить их здесь, перед входом в молельню?

— Доски?! Постойте… Вы завтра уходите в храм Амона? А ворота? Успеете ли вы поставить ворота?

— Конечно, успеем, господин, — от всей души заверил Максим. — Сладим все в лучшем виде. Вот только доски… Если придется таскать их к храму Амона, то, боюсь, с воротами…

— Если поставите ворота, так и быть — бросайте здесь доски! Но только до утра.

— Да не оставят тебя боги своими милостями, добрый человек! Завтра всенепременно явимся.

Поклонившись, «плотники» вышли наружу и присоединились к своему «напарнику», азартно работавшему молотком.

Ворота были отремонтированы качественно и в срок, так что у жрецов храма Хатхор не было причин жаловаться. Толстые, непрошибаемые ничем доски из киликийской пихты пригнаны одна к одной, без единой щелочки. Да на таких воротах можно свободно по Великой Зелени плыть без опаски, ежели, конечно, использовать их заместо плота!

Вот именно такими словами и похвалился Панехси, получая за работу несколько горшков меда — жрецы не обманули, заплатили щедро! Мед — это уж такая вещь, которую на что хочешь обменять можно!

— Воистину, вы поработали на славу, — оценил качество ворот главный жрец — столь же молодой, как и все другие. — Где же твои напарники, что-то я их не вижу?

— Ушли договариваться с храмом Амона. Чтоб утром начать сразу.

— А что, в храме Амона тоже сожгли ворота?

— Ха! Если бы только ворота! Его едва весь не спалили. Прямо какая-то секта поджигателей храмов, клянусь Тотом!

Простившись с главным жрецом, плотник удалился, прихватив с собой горшки с медом. А в притворе храма, как раз перед главной залой, остались лежать смолистые ароматные доски из киликийской пихты. Целый штабель.

— О, Амон… Тьфу, тьфу… — зашептал прятавшийся под досками Ах-маси-младший.

— Что? Что такое? — Максим оторвался от дырки из-под сучка в одной из досок, служившей смотровым отверстием.

— Чихать хочется, — честно признался тезка. — Ой, не могу уже.

— Ну так чихай, пока никого нету!

— А-а-апчхи!!!

Ах-маси громко чихнул, громко — так почему-то показалось Максу, словно бы на всю залу!

А нет, похоже, никто и не услышал. Или не придал значения, в храме-то никого не было, уж по крайней мере в пределах видимости, если уместно здесь было бы употребить сейчас это слово. Зала освещалась лишь полной луною, мерцающие лучи которой окрашивали стены, пол и статую Рогатой богини странным призрачно-голубоватым светом.

— Темно как, — прошептал Ах-маси. — Может, пора уже выбираться?

— Думаю, что еще рановато, — подумав, тихо отозвался Максим. — Вряд ли жрецы уже заснули… Чу! Слышишь?

— Что?

— Что-то звякнуло!

— Ага… Кажется, идет кто-то.

— Тсс!

Из залы явственно донеслись чьи-то упругие шаги… голоса… смех…

Музыка! Да-да, музыка — кто-то дернул струну арфы: «Мба-а-аммм!»

— Мистерия, — шепнул Макс. — Сейчас вот все и начнется. Может, даже увидим, как Рогатой будут приносить жертвы.

— Жертвы? Чего ж в этом такого?

— Девушек, Ах-маси! Красивых юных девушек, попавших в гнусные лапы жрецов!

— Ужас какой! А мы что, так и будем спокойно на это смотреть?

Максим не успел ответить: в храме вдруг грянула музыка. Зазвенели кимвалы, забили барабаны и бубны, вот в общий хор вступили арфы, свирель…

Странная это была мелодия. Точнее — никакая, просто какая-то какофония, шум… Прерванный чьим-то властным повелительным голосом:

— О, Хатхор!!!

Все резко смолкло. Максим, как ни крутился, так и не смог увидеть говорящего — тот стоял с левого края, у самых колонн.

— О, великая богиня любви, око Ра и мать Хора! О, владычица бирюзы, чей образ вдохновлял многих! Прими… прими же теперь этот танец и, прошу тебя, не суди слишком строго!

Дробно зарокотали барабаны, звякнули — на этот раз вполне слаженно — кимвалы: дзинь!!!

На стенах зажглись голубые светильники. Барабанная дробь вдруг сделалась тише, и стал хорошо слышен другой звук — быстро приближающийся звон колокольчиков.

— Ах! — не в силах сдержаться, выдохнул Макс, увидев, как одна за другой в зал вбежали девушки в длинных лазоревых платьях. Вбежав, на миг застыли, воздев руки к небу…

— О, Хатхор!

…и тут же пали ниц, распластавшись на мраморном полу храма.

Барабаны зарокотали громче. Ударил бубен, словно подкинувший, взметнувший девушек ввысь! Словно взвилось голубое пламя!

— Ух ты!

— Что? Что там?

— На, посмотри… Осторожней!

— Да у меня тут, рядом, тоже есть дырка… Только что выдавил сучок… О, боги! Вот это красотища!

Большие барабаны забили ритм — бух-бу-бух, бух-бу-бух, — и голубые танцовщицы, хлопнув в ладоши, взорвались танцем, танцем, в котором слышались отголоски древних — очень древних — мистерий и колдовских грез.

Музыка стала громче, ритмичнее — в дело вступили арфы и выводящая нежную мелодию флейта. Все это сильно напомнило Максу обычную дискотеку… впрочем, нет, не обычную — эротическую. Танцовщицы, пробежав несколько кругов, снова застыли и скинули с себя платья. И закружились дальше, нагие, с голубой кожей. Пульсирующая ритмичная музыка рвала душный воздух храма, девушки извивались, пускали руками «волну», подпрыгивали, делая пассы. Лазутчики не могли оторвать от них глаз, настолько все было красиво и необычно! Эта музыка, этот голубой свет, голубые танцовщицы… и сам танец.

Максим усмехнулся: вот если б еще добавить пульсирующий в ритм свет… ага, и стробоскопы.

Вдруг неожиданно звонко ударил кимвал!

И музыка оборвалась, резко, словно лопнувшая струна.

Тяжело дыша, юные танцовщицы разом опустились на колени, их прекрасные голубые тела лоснились от пота. Да, видно, отнюдь не просто было так танцевать, тем более — в такой духоте!

— Тамит! — Подойдя к жертвеннику, молодой жрец выбросил указующий перст в сторону одной из девушек.

Та сразу же поднялась и, дрожа, подошла к жертвеннику.

Неужели сейчас…

— То! — послышался чей-то крик, и к жрецу подбежал его напарник — худой невысокий парень. Оглянувшись, что-то прошептал.

— Что? — недоуменно моргая, переспросил жрец. — Какие лазутчики? Какие доски? Ах так… Взять их!

Возмущенный взгляд его черных глаз, казалось, прожег доски насквозь! И тут же неизвестно откуда взявшиеся люди проворно раскидали штабель, явив присутствующим пару смутившихся соглядатаев. Впрочем, смущались они недолго.

— Плотники?! — подойдя ближе, удивленно произнес главный жрец.

Апперкот — коварный удар, особенно в печень, в ближнем бою. Всю прелесть его жрец тут же испытал на себе, едва только оказался на расстоянии досягаемости.

Оп! Резко вырвавшись из рук парней, Максим нанес удар. Застонав, жрец согнулся, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

А Макс и не думал останавливаться!

Развернулся — хук слева, и бросившийся было к нему жрец отлетел в сторону, ударившись бритой башкой о колонну.

Свинг — прямой — в голову, этот уж достался следующему! А нечего размахивать палкой!

А ну-ка, кто тут еще?

Секунды три всего и прошло-то… А вражины уже поостреглись! Еще бы… Да и не так-то и много их тут оказалось — всего-то четверо жрецов, из которых трое вряд ли придут в себя быстро, четвертый же…

— Ах-маси, уходим…

— Ах вы, разбойники!

Что еще?

Максим не поверил своим глазам. Предназначенная в жертву девушка, Тамит, бросилась на него, словно разъяренная кошка, оскалясь и яростно шипя! Юноша едва успел схватить ее за руки — а то бы живо расцарапала щеки… Вот зараза! Она еще и лягалась! Ну не бить же девчонку!

— Эй, ты! Поосторожнее! — строго предупредил Макс. — Сбавь обороты, кому сказал?

Ага… Не тут-то было!

Девчонка — настоящая красавица! — обернулась к своим подругам:

— Ну, что застыли? Хватайте же их! Бейте!

Вот уж этого незадачливые лазутчики никак не ожидали! Тамит достаточно было только сказать… И все танцовщицы, числом где-то около двадцати, вскочив, набросились на приятелей, словно фурии!

Максим не успел и глазом моргнуть, как на его левой руке повисло сразу три девчонки… и столько же — на правой. И две ухватили за шею, повалили… Ой, стыд, стыд-то какой!

Безуспешно пытаясь вырваться, Макс скосил глаза — Ах-маси оказался в положении ничуть не лучшем.

— Хватит! Оставьте их! — морщась и держась за правый бок, распорядился пришедший в себя жрец.

— О, господин! Прикажи — и мы разорвем их на тысячи кусочков!

Вот это да! Вот это вляпались! Вот вам и несчастные жертвы! Да они сами кого хочешь в жертву принесут. Фурии!!!

— Я сказал — отпустите!

Почувствовав свободу, Максим быстро вскочил на ноги и ухмыльнулся — ой, напрасно жрец предоставил им свободу. Напрасно! Впрочем, теперь он, кажется, не выказывал особой враждебности. Даже улыбнулся:

— Хорошо ты меня припечатал! Специально учился драться?

— Было дело, — согласно кивнул Максим.

Повернувшись к танцовщицам, жрец повелительно взмахнул рукой:

— Оставьте нас!

— Но, господин…

— Оставьте! Впрочем, нет, постойте… Уж скажу вам пару слов. Сегодня вы танцевали хорошо!

Девушки радостно заулыбались.

— Хорошо… для храма какого-нибудь крокодила или бегемота, — издевательски продолжил жрец. — Но — не для храма Хатхор! Так, как вы, танцуют многие. И многие же вам скажут — за эти танцы вы мало чего получите. Лучше надобно, лучше! Изящней, красивей, грациозней…

— Но, господин, это ведь новый танец!

— Что?! И это говоришь ты, Тамит?! Новый танец, ха… Да, новый! Но вы его должны чувствовать… особенно ты, ведь ты в нем — ведущая.

По вмиг погрустневшему лицу девушки потекли слезы.

— Господин, я танцевала плохо?

— Ну, не так чтобы плохо. — Улыбнувшись, жрец неожиданно погладил девчонку по голове. — Но и недостаточно хорошо. Не плачь, милая Тамит, и не обижайся на мои слова. Тебе… и всем вам… просто надо больше работать. С завтрашнего дня будем повторять танец по три раза в день! Тяжело? Да… А кто вам сказал, что будет легко? Скоро праздник, и вас увидят многие. И многие захотят пригласить вас к себе, и тогда многие из вас — да все! — со временем приобретут и красивую гробницу, и дом с садом, и хорошего славного мужа. Только надо работать, девочки! Больше работать!

— О, господин наш…

— А сейчас всем спать. Завтра новый день. И новые танцы.

Подобрав платья, девушки ушли, перешептываясь и бросая на лазутчиков любопытные взгляды. Красивые голубые феи!

— Ну, господа плотники, что же вы прятались-то?

— Решили посмотреть на девчонок, — вылез вперед Ах-маси. — Много слышали.

— Что же, не могли прийти днем? — Жрец покачал головой. — Вообще-то я не разрешаю смотреть на еще не доведенные до ума танцы, но если б хорошо попросили бы… вы же все-таки сделали ворота. Хотя, думаю, что вы же их и подожгли.

Максим дернулся, но жрец успокаивающе поднял руку:

— Мне теперь все равно, кто вы — плотники или соперники, до праздника нового года осталось совсем ничего, и нам уже незачем больше таиться — никто не сможет повторить мой танец!

— Танец прекрасный! — восхищенно признал Ах-маси.

— И музыка, — поддержал приятеля Макс. — Музыка мне тоже очень понравилась. Такая… необычная, яркая… эти барабаны…

Жрец польщенно улыбнулся:

— Эту музыку придумал я! Ну, конечно, подсмотрел кое-что у нубийцев, кушитов.

— Извиняюсь за… — Макс подул на кулак. — Просто мне показалось, что вы хотите с нами расправиться.

— Расправиться? Да нет. Мы вовсе не кровожадны. Просто-напросто выкинули бы из храма… господа соперники! Вы ведь из Инебу-Хедж? Там много моих бывших танцовщиц. Кто-то из них рассказал, похвастал. Признайтесь, ведь так было дело? Ладно, ладно, не буду вас неволить.

— Ты присматриваешь по базарам красивых молодых рабынь? — быстро поинтересовался Макс. — И делаешь из них чудо-танцовщиц!

— Да. Ты правильно сказал — чудо. Мои девушки благодарны мне и Богине и не оставляют храм своим милостями, после того как добьются многого. Хорошая танцовщица может за один сезон заработать такую сумму, которая и не снилась какому-нибудь писцу! Впрочем, вы об этом и сами хорошо знаете, господа из Инебу-Хедж.

Максим посмотрел на жреца с улыбкой — вполне приятный оказался парень, жаль, что подрались… хм — подрались? Кто подрался, а кто и…

— И что, все девушки остаются благодарными храму… и его жрецам?

— Не все, но многие. Я имею возможность нанять лучших музыкантов, искать и покупать девушек, украшать храм. Мне и всем другим жрецам храма сокровища не нужны — нужны только танцы!

Глаза жреца Рогатой богини горели, звучный уверенный голос его уходил ввысь, к расположенным под самой крышей окнам, сквозь которые призрачно светила луна, освещая голубых танцовщиц, нарисованных на кирпичных стенах храма.

Да, тайна храма Хатхор была разгадана — ничего необычного и страшного не выяснилось. Странно, но Максим сейчас даже был этому рад.

Глава 5 Радость жизни Лето 1552 г. до Р. Х. (месяц Месоре сезона Шему). Уасет

В приземистом, вытянутом в длину храме было душно не столько от жары, сколько от скопившихся внутри людей, зашедших поблагодарить и восславить Молчаливую богиню в преддверье нового года и целой череды праздников, начинавшихся с разливом Нила и приходом сезона Ахет. В половодье земледельцы, основное населении Черной Земли, работали мало — за неимением таковой возможности в основном пили вино и пиво, веселились и плясали на многочисленных праздниках и мистериях, организуемых каждым мало-мальски уважающим себя храмом.

Мертсегер — богиня-змея, богиня-кобра — считалась покровительницей некрополя Усасета, и время от времени каждый житель города и округи считал необходимым восславить грозную богиню, любящую молчание и тишину.

Жрецы в белых одеждах зажигали бронзовые светильники, выливали вино в большие алебастровые чаши перед статуей богини — женщины с темным лицом и изображением иероглифа «запад» на сложной прическе. Тут же рядом имелись и другие статуи — кобры, и те же кобры, золотые или серебряные, угрожающе покачивались над головами жрецов.

Изысканные витые колонны поддерживали крышу, стены храма покрывал искусная роспись и позолота. Богато жили жрецы Мертсегер, ничего не скажешь! При том что официальные их доходы, куда включались и пожертвования фараона, были не то чтобы мизерными, но явно не соответствовали расходам, всей этой позолоте, статуям и прочему великолепию.

— О, Мертсегер, великая мать Города Мертвых! — упав на колени перед жертвенником, истошно возопил жрец, и собравшаяся толпа принялась горячо славить богиню.

— Ну и духота, — повернув голову к мужу, шепнула Тейя. — Я уже вся на пот изошла, скорее бы все это кончилось.

Максим лишь улыбнулся, внимательно наблюдая за жрецами. Нет, не за теми, что священнодействовали сейчас перед жертвенниками, а за теми, что скромненько притулились у колонн, в притворах. К этим жрецам время от времени подходили люди, довольно хорошо одетые — в плиссированные юбки-схенти, в туники-калазирисы из прозрачных тканей, с золотыми браслетами и драгоценными ожерельями. И они не были похожи на всех остальных, на тех, кто молился сейчас в храме. Нет, одежда у многих молящихся имелась и побогаче, но… Странно вели себя эти люди, шептавшиеся о чем-то со жрецами. Очень было похоже, что им глубоко плевать на происходившее в храме действо, как, наверное, и на саму богиню. Равнодушно скользившие по залу взгляды, оживляющиеся лишь иногда, во время беседы… Ага, вот один что-то передал жрецу… Серебряный браслет, кажется. Пожертвовал на храм? А почему постарался сделать это как можно незаметней? Странно…

Мистерия наконец кончилась, и молодые супруги вместе со всеми вышли из храма, как и многие другие святилища, располагавшегося на западном берегу Хапи, не столь уж и далеко от храма Амона.

В небе ярко светило солнце, а воды реки уже немного окрасились красным — предвестьем начинающегося скоро разлива. Сезон Ахет — время праздников и мистерий, время отдыха, гуляний и пьянок. О, как ждали его охочие до развлечений жители Черной Земли! Скоро уже, скоро, славя Амона, поплывут по Нилу разукрашенные цветами и разноцветными ленточками барки, полные смеющихся и веселых людей, скоро все будут пить прямо на улицах вино, радоваться и танцевать на улицах и площадях перед храмами. Воистину, нет больше таких праздников, как в сезон Половодья-Ахет! Разливается Хапи — несет новую жизнь! Как не радоваться?

— Ты знаешь, То сказал, что я неплохо танцую! — выйдя на улицу, неожиданно похвастала Тейя.

— Кто-кто сказал? — удивленно переспросил Макс.

Тейя пожала плечами — привычка, перенятая от супруга.

— Ну — То! То-Ах-Хатхор, твой знакомый жрец!

— А, понятно… Ты что же, ходила в тот храм?

— Да, и смотрела мистерию! Даже сама танцевала вместе со всеми. И очень даже неплохо!

— Не сомневаюсь. Раз уж сам жрец похвалил…

— Ты в это время беседовал с тем стариком, резчиком… Себекемсаф, так его зовут, кажется.

— Да, Себекемсаф. Он, кстати, и сказал мне кое-что об этом храме.

— Ага! — Юная женщина засмеялась. — Теперь понятно, почему мы сюда заявились.

— Тебе не понравилось?

— Да нет… Просто духота страшная. А что Себекемсаф сказал про храм?

— Да ничего конкретного, так, на эмоциях…

— На че-ом?!

— Сказал: многих людей погубила Мертсегер… и еще многих погубит.

— Ох, ничего себе заявил, клянусь Амоном! — Тейя покачала головой. — И что, ничего поточнее не сказал?

— Ничего. — Пропуская вперед человека в сбившемся набок парике, бегущего куда-то с крайне озабоченным видом, Максим развел руками. — Ну не пытать же его? И так-то подозрительно было выспрашивать. Вот такие слухи ходят об этом храме, а ведь дыма без огня не бывает! Тем более вспомни ту змею с вырванными зубами. Кто-то ведь выпускает таких перед храмом Мертсегер. Значит, хотят, чтобы люди боялись, чтобы какие-нибудь любопытные — вроде нас с тобой — не совали свой нос.

Тейя задорно расхохоталась:

— А мы ведь сунем!

— Конечно, сунем! Иначе зачем нам тут ошиваться? Кстати, где Ах-маси?

— С утра ушел на рынок за рыбой.

— За рыбой?

— Так он сказал, пока ты уговаривал того тощего старика купить какое-то снадобье. Сказал, сегодня самолично пожарит рыбу!

— Пожарит? А он умеет?

— Не знаю. — Тейя снова пожала плечами. — Пошли-ка быстрее, как бы твой дружок не подпалил дом!

Они увидали дым еще издалека, когда свернули с широкой улочки в проулок — так можно было быстрее добраться до «Дома повешенного». Каменные кошки на воротах плотоядно улыбались. Пахло паленым.

— Эй, Ах-маси. — Максим тревожно забарабанил в ворота. — Отворяй-ка поскорей двери!

Ворота распахнулись не сразу, а где-то через пару минут — чумазая физиономия сына правителя Анхаба прямо-таки лучилась от удовольствия.

— Не так уж и сложно, оказывается, жарить эту рыбу, — радостно заявил он, утирая выступивший на лбу пот жирной от масла рукой. — Сейчас будем есть — поистине, вы непременно скажете, что не пробовали никогда ничего вкуснее! Идите же к кухне, я вытащил туда столики и циновки.

— Э, друг мой. — Подойдя к круглой печке, Максим с сомнением покачал головой. — Ты хоть ее вычистил, эту рыбу?

— Зачем?

— Как зачем?!

— Я уже ее купил — чищеную.

Юный фараон медленно опустился на корточки:

— О, жена моя, принеси-ка сюда вина, и побольше. Кажется, этот парень и впрямь хочет скормить нам все эти угольки.

— Это не угольки, а вкуснейшая поджарка!

К удивлению Макса и Тейи, пожаренная анхабцем рыба оказалась вполне съедобной, мало того, даже вкусной! Ели, запивали вином и нахваливали:

— И где ты только научился так жарить?

— Научили на пристани, рыбаки. — Ах-маси ухмыльнулся и уже серьезным тоном добавил: — Думаете, я туда только ради рыбы ходил? Если бы…

— Ну-ка, ну-ка, — тут же насторожился Максим. — Давай-ка, выкладывай все поподробнее.

Оказывается, пару дней назад Ах-маси узнал от Хори о самоубийстве одного рыбака. Не простого рыбака, а владельца десятка лодок. Все у человека было — красивый дом, супруга, рабыни, лодки, казалось бы — жить да радоваться. И вот на тебе! Хори еще пояснил, что незадолго до смерти случайные прохожие видели несчастного выходящим из храма Мертсегер. Кстати — ранним утром!

Услышав такое, анхабец и решил прояснить всю эту историю поконкретнее. Очень его интересовали, к примеру, «случайные прохожие», почему-то тоже ранним утром не занимавшиеся собственным туалетом, как и положено добропорядочным горожанам, а рыскавшие в Городе Мертвых. Спрашивается — и чего они там с утра забыли?

— Так ведь про них и не узнал, — шмыгнув носом, признался Ах-маси. — Никто ничего толком и не сказал. Видели — и все тут. Ой, нутром чувствую — нехорошее здесь дело!

— Кстати, а куда делись все эти лодки, дом, рабыни? Ну, того самоубийцы, — поинтересовался Максим.

— Все продано, — усмехнулся анхабец. — Полагаю — подставным лицам, слишком уж быстро. Жена точно ничего не получила, якобы несчастный много задолжал каким-то перекупщикам из Инебу-Хедж.

— Инебу-Хедж? — удивилась Тейя. — Ничего себе — свет не близкий!

— Потому-то я и думаю, что они подставные. — Ах-маси старательно облизал жирные от рыбы пальцы. — Наверняка кто-то из здешних обогатился, однако вот поди выясни!

— Да, сложновато. — Максим покривил губы. — Сами-то рыбаки что говорят?

— Болтают разное, — уклончиво отозвался анхабец. — Говорят, несчастный был весьма азартен.

— Азартен?

Макс усмехнулся — жители Черной Земли почти все отличались такой склонностью, постоянно о чем-то спорили, заключали пари, бились об заклад… и если самоубийца характеризовался как «весьма азартный», то можно себе представить, что это был за человек. И при чем тут храм Мертсегер?!

Запив рыбу вином, Макс захватил с собой папирусный свиток с докладными записками Усермаатрамериамона и поднялся на крышу, под балдахин. Дул приятный северный ветерок, с реки тянуло влагой, и день вовсе не казался таким уж жарким. Молодой человек устроился поудобнее и внимательно вчитался в иероглифы…

Итак, вот она — старшая жрица храма змеиной богини. Абенаст, так ее звали, точнее — Абенаст Мертсегер-неджем — «Мертсегер сладостная». Ведет замкнутый образ жизни, ни в чем подозрительном не замечена. Однако храм Мертсегер — чрезмерно богат! С чего бы? Когда нет ни большого числа зажиточных поклонников, ни богатого и влиятельного покровителя… Значит, имеется тайный источник дохода. Какой? Золото Дельты?

Мертсегер… Храм Мертсегер…

Поднявшись на ноги, Максим перегнулся через парапет крыши:

— Эй, Ах-маси, ложись-ка сегодня спать пораньше! Ночью отправимся с тобой… сам, верно, уже догадался куда.

— В храм Мертсегер, куда же еще-то? — засмеялся анхабец. — Опять плотниками прикидываться будем?

— Там и сообразим… — Макс вдруг услышал стук. — А кто это там рвется в ворота? Прямо ломится!

— Сейчас посмотрю.

С края крыши было хорошо видно, как Ах-маси, вытерев руки о какую-то тряпку, распахнул ворота, чтобы впустить во двор хитроватого паренька Хори и его приятеля, толстяка Шеду.

Хм… Интересно, зачем это их принесло? Вроде бы ничего такого им больше не поручалось.

— Да будут благословенны к вам боги, — поклонившись, вежливо поздоровались ребята. Выглядели они сейчас как самые добропорядочные ученики: в чистеньких схенти, с плетеными корзиночками с припасами и кувшинчиком пива — собранным заботливыми матерями завтраком. Под мышкой у Хори еще торчала какая-то расписная доска — принадлежность для письма, что ли.

— И вас пусть не оставят своими милостями боги, — помахал с крыши Макс. — Чего зашли?

— Так просто, — улыбнулся во весь рот Хори. — Давно вас всех не видали — соскучились. Шли вот мимо и решили — заглянем. Можно в пруду выкупаться?

— А, вот вы зачем явились! — выглянув из дома, расхохоталась Тейя. — Что, в реке уже вода мутная?

— Так и есть, уже мутная, госпожа! Так мы искупаемся?

— Ладно!

— Слава Амону! — С радостными криками мальчишки бросились к пруду, на ходу скидывая схенти. Однако в воду лезть почему-то не спешили, остановились на краю.

— Ну! Подставляй лоб, Шеду! — радостно закричал Хори. — Что я тебе говорил — пустят. А ты — «нет», «нет»… А ну-ка… Раз!

Парнишка отвесил приятелю звонкий щелбан.

— Два! Три! Четыре…

— Ну, хватит уже, Хори, — заканючил толстяк Шеду. — Воистину, Клянусь Амоном, уж и так искры из глаз.

— А в следующий раз не спорь с умными людьми!

Наконец оба с воплями кувырнулись в пруд, поднимая густые радужные брызги.

— Вот сорванцы, — усмехнулась Тейя. — Поистине, учитель мало бил их своей палкой. Смотрите-ка, они и «змею» с собой принесли… Ну, игру эту дурацкую. Вон и доска, и — видно, в корзинках — фишки.

— В «змею»? — подходя к пруду, заинтересованно переспросил Ах-маси. — Играете, что ли, в «змею», парни?

— Играем! — тут же отозвался Хори. — Хочешь, сыграю с тобой, уважаемый помощник лекаря? Только предупреждаю сразу: я сильный игрок!

— Ладно, там увидим. — Раскрыв доску, анхабец, скрестив ноги, уселся рядом.

Вылезший из бассейна Хори принялся быстро расставлять фишки, а примостившийся с краю Шеду вытащил из корзинки метательные кубики.

Максим, глядя на все это с крыши, ухмыльнулся: он и сам умел неплохо играть в эту игру — три года назад научился от одного корабельщика. Причем… гм-гм… мягко говоря, знал некие особенные приемы… которые некоторые почему-то называли шулерскими.

— Шесть! — Метнув кубик, Ах-маси переставил фишки по «пути», изображавшему извилистое тело свернувшейся кольцами кобры — потому игра и называлась «змеей».

— А у меня — восемь! — радостно возопил Хори.

— Двенадцать! — Брошенные анхабцем кубики показали максимальное число.

— Помоги мне, Амон, помоги мне, Амон. — Прищурив глаза, хитрый мальчишка затряс метательный стаканчик. — Оп-па! Тоже двенадцать! О, спасибо тебе, Амон, воистину, ты великое божество!

— Кто бы сомневался. — Вовсе не считавший себя азартным человеком, Макс лениво отошел от края крыши и улегся на ложе.

Излишний азарт, он, знаете ли, мало кого доводил до добра… а вот до нокаута — запросто. Именно так когда-то говорил тренер, а дурных советов он не давал. Прикрыв глаза, Максим неожиданно вспомнил родной Петербург, отца, ребят из секции бокса… Жуткая ностальгия вдруг охватила его с такой силой, с какой затаившийся в зарослях тростника крокодил хватает зазевавшуюся жертву своими зубастыми челюстями. Петербург… Васильевский остров. Серебристые крыши. Трамваи. И дождь. Милый петербургский дождь, такой серый, нудненький, родной…

Господи!!!

Да как же это все произошло-то? До сих пор иногда не верится. Но ведь — правда. Вот он, Макс, Ах-маси Ниб-пахта-Риа — великий фараон Верхнего и части Нижнего Египта. Государь, которому суждено спасти Черную Землю от захватчиков Дельты. Государь… В восемнадцать-то лет! Ну, раз так уж случилось, нужно действовать, а не ностальгировать! Все равно уж ничего не изменишь.

— О, возлюбленный супруг мой!

— Тейя!

— Что случилось с тобой? У тебя только что было такое странное… страшное лицо!

— Не обращай внимания. — Максим прижал к себе жену. — Ты — моя самая любимая!

Тейя нежно провела рукой по волосам мужа:

— Милый… Тебе снова привиделось прошлое? Из того, странного мира, который ты называл «Пари». С самоходными колесницами, железными змеями, внутри которых люди, огромными голубыми гробницами, царапающими небо, с высоченной башней из железа… Я помню.

— Ты не только красивая. — Макс уткнулся носом в теплое плечо юной женщины. — Ты у меня — самая умная. Это великое счастье — то, что боги дали мне тебя!

— Поистине, это счастье и для меня, — снимая с мужа схенти, прошептала Тейя.

Миг… И вот уже отброшено на парапет крыши платье… тонкое, «сотканный воздух». Порыв ветра подхватил его, сорвал, сбросил вниз…

Супруги не видели этого, наслаждаясь охватившим их чувством…

— Ого! Кажется, на нас пялятся соседи. Во-он с той крыши! — негромко смеялась Тейя.

— Пусть пялятся, — на секунду оторвался от поцелуев Максим. — Пусть завидуют!

— Пусть лучше делают так же, как мы!

А внизу тем временем слышались азартные крики:

— Пять! Десять! Двойки. Переход хода. Сгорел! Ага, сгорел, клянусь Амоном!

Спустившись за вином, Максим заглянул к игрокам. Посмотрел на тезку и не выдержал — расхохотался. Похоже, анхабец все ж таки проигрался, причем, что называется, в пух и прах. На нем не было уже ни широкого ожерелья, ни парика из волокон пальмы, ни схенти — одна узенькая набедренная повязка. Кусочек плиссированной ткани торчал из плетеной корзинки Хори, оттуда же выглядывала и невесомая светло-голубая ткань… ткань… Черт побери! Платье!

— Эй, Ах-маси, — усевшись рядом, негромко заметил Макс. — Ты зачем проиграл платье моей жены?

— А, так это было ее платье? А я-то думал — и что еще тут прилетело?

— А ну-ка, уступи место! — Юный фараон властно хлопнул проигравшегося приятеля по плечу. — Вижу, если дела так и дальше пойдут, мы лишимся и дома, и сада, и этого вот пруда! Дай сюда кубики, Хори… Я когда-то неплохо играл.

Хори улыбнулся:

— А мне вообще везет в игры. Особенно — в «змею».

— Ладно, посмотрим, как тебе повезет.

О, Макс действовал хитро! Как и учил когда-то корабельщик. Пару партий проиграл — для затравки, — одну свел вничью, а уж потом — начал! Метательный стаканчик мелькал в его руках, словно крылья стремительной птицы, только и слышалось:

— Десять! Двенадцать! Восемь! Переход хода.

Сначала Максим отыграл платье. Затем — одежку анхабца. А уж потом очередь дошла и до самого «везунчика» — уж пришлось ему распотрошить свою корзинку, вытащить недопитое пиво, пару браслетов и… изумительной красоты кораблик, точнее, его часть, кажется, нос, а может быть, и корму — высокую, выделанную с неописуемым изяществом рукою истинного мастера. Проработанную до мельчайших деталей — обшивка, канаты, весло, даже фигурка матроса.

— Откуда у тебя такой? — удивился Макс.

— Нашел. В канале, неподалеку от храма Монту.

— Вот как? Недалеко от храма Монту, значит…

Уже с вечера Макс и Ах-маси, прихватив с собою циновки, с относительным удобством расположились за кустами акации, начинавшимися почти сразу от пристани Города Мертвых. С этой позиции хорошо просматривалась дорожка, ведущая к маячившему шагах в трехстах храму, покрытому резными изображениями изготовившихся к броску кобр. Мерзость, конечно, та еще, но следует признать — красиво. Храм Мертсегер…

Медно-призрачная луна загадочно мерцала в черном бархатном небе, вместе со звездами отражаясь в такой же черной воде Великого Хапи. Невдалеке плескались о песчаный берег волны, и было слышно, как мяукали кошки.

— Кто-то идет, — шепотом заметил анхабец.

— Идет? А как ты видишь?

— А мне и не надо видеть. Кошки! Дозволь тебе сказать, сами по себе они никогда не мяукают — только когда рядом люди. Что-нибудь выпрашивают. Ага!

Ах-маси замолк, да и Максим уже услыхал торопливые шаги. Припозднившийся путник шагал по узенькой, залитой лунным светом тропинке к храму Молчаливой богини. Да-да, именно туда, больше некуда было. Идет уверенно, сразу видно — чихать хотел на змей, кои тут, если верить слухам, обитали во множестве. Те самые — с вырванными зубами. Интересно, кто же это такой? Жрец? Нет, на жреца вроде бы не похож — в парике и плиссированной тунике-калазирисе, жрецы так не одеваются. Человек с виду не бедный.

— Пойдем за ним? — Ах-маси напряженно вытянул шею.

— И что мы скажем жрецам? Этот-то, видно, идет с каким-то делом. Ишь как торопится. И ведь не споткнется же — значит, дорожка знакомая. Подождем. Спешить не будем, сегодня просто присмотримся… к посетителям.

— Как же мы к ним присмотримся в темноте? — резонно заметил анхабец. — Звезды не светильники, а луна не солнце.

Макс хмыкнул и покачал головой:

— А зачем, как ты думаешь, мы взяли с собою циновки?

— Зачем?

— Чтобы спокойно ждать до утра. Завтра день не праздничный, обычный, вряд ли те, кто придет сегодня в храм Мертсегер, останутся там и на весь завтрашний день. Наверняка ближе к утру двинут обратно. Вот тут-то мы их и рассмотрим! Может быть, ты кого-нибудь и признаешь.

— Может быть, — задумчиво отозвался юноша. — А еще можно прикинуться лодочниками.

— Можно, — согласился Максим. — Только осторожно — как бы нам настоящие перевозчики потом не намяли бока!

— Ой, кто бы говорил, только не ты, о величайший! Намяли бока! Бедные будут их морды… в смысле — лица. Бедные — от твоих кулаков.

— Ну уж. — Молодой человек явно смутился. — Тебя послушать, так я тут только тем и занимаюсь, как морды всем бью!

— И еще как бьешь! — Ах-маси тихонько хохотнул и продолжил внезапно начавшуюся беседу уже с некоторым оттенком зависти: — Мне бы так! Вот, позволь, спрошу тебя, как так получается — сколько ты мне ни показывал ударов, сколько ни учил, а все ж мне до тебя так же далеко, как луне до солнца?!

— Эк хватил, — улыбнулся Макс. — Я ж — КМС, кандидат в мастера спорта, а этого, знаешь ли, очень даже нелегко добиться, только не подумай, что хвастаю.

— Да я не думаю.

— Нужно долго и упорно тренироваться, соблюдать режим. Выигрывать бои, конечно! Стать призером, победителем первенства страны в своем весе, да не просто так, а при наличии схваток не менее чем с восемью боксерами твоего веса, да еще — из пяти регионов. В общем, много всего… Тсс! Слышишь? Вроде как еще кто-то идет.

Со стороны реки донесся слабый плеск весел, а потом послышались приглушенные голоса. О чем говорили — было не разобрать из-за дальности, всего же ночных гостей оказалось четверо. И все направлялись к храму Молчаливой богини!

— Да что у них там сегодня, сходка, что ли?

Ах-Маси повернул голову:

— Похоже, еще идут.

Еще прошли трое. Потом, сразу за ними, парочка. Эти явно опаздывали, неслись бегом, подбадривая себя загадочными словами:

— Беги, беги, дружище Анхесенгор, да поможет сегодня тебе хозяин костей!

Бегущий захохотал:

— Скажи лучше — хозяйка!

— Да уж, хозяйка. Что бы мы все без нее делали?

— Подались бы на рынок… Или к тебе, или еще к кому-нибудь.

— Воистину, так, друг мой Тауи!

Эти двое, похоже, были на сегодня последними. По крайней мере, после них караулившие в засаде друзья никого больше не видели. Никто не выскакивал из темноты, не несся к храму большими скачками, не переругивался… Скучно!

А на западе, за песками, занималась заря. Узкая, густо-алая, с тоненькой золотистой каемочкой полоска постепенно становилась все шире. В черном, но уже голубеющем по тому же, западному краю небе тускнели звезды, лишь луна все еще сияла по-прежнему ярко, но и та словно бы чувствовала, что настала пора уступить дорогу солнечной ладье Ра.

И вот он — первый луч солнца! Ярко-золотой, он пронзил тьму сверкающим кинжалом, блеснул на волнах и, отразившись от них, ударил Максиму в глаз. Юноша довольно прищурился — ну наконец-то утро!

В кустах на берегу радостно защебетали птицы — иволга, малиновка, жаворонок. В камышах заквакали лягушки, и слышно было, как где-то в отдалении гнусаво захохотала гиена. Видать, жаловалась на неудачную ночь… или, наоборот, хвасталась.

— Смотри-ка!

Первым его увидел Ах-маси, Максим в это время любовался быстро светлеющим небом. По узкой тропинке от святилища, чуть прихрамывая, шел человек, размахивая руками и грязно ругаясь. Человек был абсолютно голым! Ни схенти, ни парика, ни пояса. Даже какого-нибудь жалкого браслета или перстенька — и того не имелось.

Сидевшие в засаде приятели переглянулись. Максим молча кинул, и оба, встав на ноги, направились следом за голым. А тот все ругался, ругался, пока не дошел до самого берега. Забрел по колено, наклонился, ополоснул лицо и, подняв руки к небу, горестно возопил:

— О, Амон, сверкающий и лучезарный! Воистине, ты всемогущ! Так послал бы мне сейчас хотя бы дебен серебра… Насладиться радостью жизни. Хотя бы дебен!

— Мы дадим тебе серебра! — с берега тут же откликнулся Макс. — Только взамен расскажешь нам, почему ты здесь расхаживаешь голым?

— Не я один, не я один, — оборачиваясь, нервно улыбнулся мужчина. — Тут скоро таких много появится. Неудачный день. Ой! Что я говорю? Вы, кажется, упомянули про серебро? Вы действительно хотите мне его дать? Просто так? — Мужчина пытливо уставился на парней.

— Нет, не просто так, а за подробный рассказ! Почему ты тут оказался в таком виде? Это ты так наслаждаешься радостью жизни?

— А! Вы тоже, как видно, не прочь насладиться ею? Тогда идемте со мной.

— С тобой? — Приятели переглянулись. — И куда же?

— Как куда? В храм Змеи! Что вы так смотрите, уважаемые? Скажете, вы в какое-то другое место шли или просто гуляли? В такую-то рань. Ага, так я вам и поверил! Так дадите серебра?

— Дадим! — Максим быстро снял один из своих браслетов. — Устроит?

— Давай! И пошли побыстрей, скоро там уже никого не будет.

Узкая, но плотно утрамбованная тропинка привела путников и голого — звали его, кстати, Нехтамон — к отполированным базальтовым стенам храма Змеи. Расположенная у самого входа статуя Молчаливой богини посматривала на незваных гостей с подозрением и немым укором.

Поклонившись ей, Нехтамон подошел к небольшой двери и несколько раз постучал. Сначала — три раза, потом, немного выждав, — четыре.

— Придется подождать. Не думаю, чтобы они там сразу ответили.

Ан нет, ждать вовсе не пришлось: из-за двери что-то глухо спросили, голый Нехтамон отозвался. И вот уже открылась… нет, не дверь — отошла со своего места базальтовая плита позади статуи!

Из открывшегося подземного хода струился приглушенный свет, доносились чьи-то отдаленные голоса и смех.

— Это мои друзья из Инебу-Хедж, — войдя, пояснил Нехтамон двум здоровенным нубийцам-охранникам. — Они уже бывали здесь раньше и сейчас хотят снова насладиться радостью жизни. Если будет позволено.

— Поздновато явились, — усмехнулся один из нубийцев. — Хотя… какое-то время у вас есть… вполне достаточное для того, чтобы уйти отсюда голыми!

— Голыми, — шагая позади всех, тревожным шепотом повторил Ах-маси. — Что же у них тут за притон? О, друг мой, воистину, боюсь я! Боюсь не за себя — за нас обоих. Как бы они тут с нами…

— Не беспокойся. — Максим глухо хохотнул и подул на сжатый кулак. — Если что-то пойдет не так… В общем, прорвемся, как любит говорить моя матушка.

— Да будет благословенно ее Ка!

— Да будет!

Пройдя каким-то закоулками, они свернули за угол и, миновав подпирающие потолок резные колонны, оказались в просторной зале, вовсе не напоминавшей молельню. Нет, статуя богини-змеи здесь присутствовала, и даже не одна, только вот не было видно жертвенника, да и нарисованные на стенах картины имели куда более фривольный характер. Какие-то обнаженные танцовщицы, пьяницы — один так уже совсем упившийся, похотливые сластолюбцы и сластолюбицы, застывшие в самых интересных позах. Ах-маси даже глаза отвел — застеснялся, правда, нет-нет, да и посматривал, скосив глаза.

Откуда-то доносилась негромкая музыка, юные голенькие служанки разносили вино и пиво — ничего необычного, все как в любом богатом доме во время дружеского ужина. Только вот — заметно тише. И потолок слишком уж низкий, казалось даже — подними руку, и можно потрогать. Ах-маси так и сделал… и разочарованно свистнул — нет, хоть и низко, а не достанешь. Ну разве что если хорошенько подпрыгнуть. Кстати, потолок тоже был покрыт росписями… и тоже очень интересными, в чем-то даже забавными — к стыду своему, Максим таких поз еще ни разу не видел. Да и некогда было особо рассматривать потолок, незваным гостям уже давно стало ясно, что тут происходит, что здесь за радости жизни.

Азарт! Вот она — главная и единственная радость в храме Молчаливой богини.

Игра! Вот по углам, тряся метательные стаканчики, склонились игроки в кости. Вот посередине, за небольшими столиками, а то и прямо на постеленных на пол циновках с удобством расположились желавшие попытать счастье в «змею». Нет, не так — не «желавшие попытать счастья», а «желавшие ощутить радость жизни» — это выражение было бы здесь куда более к месту.

Интересные среди игроков попадались типажи! Вот лысый старик с горящим алчностью взором — о, как он следит за фишками, как нервно елозит, как закусывает губу… Напарник его, здоровяк, с улыбкой бросает кости. И тут же, едва те упали, накрывает их ладонью — ап!

— Смотри, смотри же скорей, Мнесемхет! — нетерпеливо кричит старик. — Я знаю, у тебя там меньше шести… Гораздо меньше, гораздо…

Слюна тонкой ниточкой тянется с уголка рта старика, тот этого не замечает, взор его затуманен алчностью, однако вполне внимателен — как бы не обманул соперник!

— Ну, ну, открывай же!

А здоровяк Мнесемхет не торопится! Зачем? Осторожненько поднял одну ладонь, другую…

Старик вытянул шею… и довольно расхохотался:

— Пять! Три и два! Пять! Ну, что я говорил? Давай-ка сюда свое ожерелье!

— О, Нехтамон! — кто-то из играющих обернулся, узнал. — Воистину, ты, видно, еще не наигрался. Помнишь ли ты о запрете проигрывать самого себе в рабство?

— У меня есть браслет! — Голый Нехтамон горделиво поднял вверх руку. — В нем серебра больше, чем на целый дебен.

— Да нет же, клянусь домом своего Ка! Вряд ли больше! Впрочем, сыграем… Кто это с тобой?

— Мои очень и очень хорошие друзья. — Нехтамон улыбнулся и, обернувшись к своим спутникам, негромко добавил: — По правилам вы должны сначала сыграть с храмом. А потом уж можете с кем хотите.

— С храмом? — удивленно переспросил Ах-маси. — Как это — с храмом?

Голые жрицы сновали туда-сюда, разнося пиво, задевали игроков бедрами, однако здесь все их прелести, похоже, мало кого интересовали — иное было у людей занятие, иной интерес, иная радость жизни. Азарт! Игра! Повезет — не повезет? Если повезет, если будет к тому благосклонна Молчаливая богиня — ты сорвешь куш, выиграешь, и драгоценное ожерелье будет сверкать на плечах твоих, золотые браслеты украсят руки и ноги твои, а бедра — толстая серебряная цепочка. Если же богиня будет недовольна… То будет так, как с Нехтамоном, — ты покинешь сей храм голым, проиграв все.

— Идите сюда. — Нехтамон взял Максима под локоть. — Вон там, за статуей, особые жрецы, с ними и нужно играть. Сейчас я за вас поручусь!

«Лекарь и маг» усмехнулся:

— Вижу, ты пользуешься здесь большим авторитетом, уважаемый Нехтамон!

— О, да! Воистину, так. Еще бы, если только представить, какие суммы я здесь оставляю… У-у-у!

— Осмелюсь спросить: не жаль?

— Не жаль! Не жаль! — Нехтамон замахал руками, словно отгоняя каких-нибудь комаров или ос. — Ничего не жаль ради радости жизни! К тому же мне не всегда так не везет, бывают дни, когда боги благосклонны, и тогда я ухожу отсюда с богатством! Ну, подождите…

Нехтамон подошел к статуе и быстро заговорил со жрецами. Надо сказать, служители храма Максиму определенно не понравились — слишком уж хитрые у них были лица. И повадки — как у законченных шулеров. Ну конечно, кто это еще мог быть-то? Ой, и хитры жрецы храма Мертсегер! Устроили тут тайный игорный клуб, законспирировались — ишь ты, кто не знает, тот и не сыщет. Змей выпускают — всех прочих отпугивать. Не ядовитых, без зубов, но кто ж об этом знает? Так вот откуда у жрецов Мертсегер столь крупные средства! Что и говорить — занятие доходнейшее.

— Ах-маси, только не вздумай с ними играть, — быстро предупредил Макс.

— Но…

— Я сам сяду! А то как бы ты не ушел отсюда, как этот вот наш знакомец. Вот он идет, улыбаясь, — видать, с нами согласны сыграть.

— Прошу во-он за тот столик, — подойдя, сообщил довольный Нехтамон. — Я же, к сожалению, вынужден вас покуда покинуть — хочется отыграться, а времени осталось мало.

— Ничего, ничего. — Максим по-приятельски похлопал его по плечу. — Спасибо, дружище, что привел нас сюда. Дальше уж мы сами!

— Да будет на вашей стороне Молчаливая богиня!

— И на твоей.

А жрец уже улыбался, завидев новых людей. Поклонился, пояснил негромко:

— Вы ставите ваши драгоценности, я — молитву богине.

— А…

— Сейчас жрицы принесут вино и пиво.

Солнце светило ярко, и был уже день, и мягкий северный ветер шевелил зеленые листья деревьев, и на городских улицах — даже здесь, на окраине, — было полно народу. Мальчишки, торговцы, писцы, просто прохожие — кто шагал по делу, кто просто так, некоторые останавливались под пальмой у цирюльника — побрить голову и освежиться. Обсуждали последние новости, рассказывали разные истории, смеялись.

Но громче всех смеялась Тейя, когда оба приятеля наконец вернулись домой, прикрывая наготу сорванными стеблями папируса.

— Шулеры они, эти жрецы, — прикрыв за собой ворота, обиженно посетовал Ах-маси. — Клянусь Амоном, в жизни больше с ними играть не сядем!

Глава 6 Тропинка в высокой траве Лето 1552 г. до Р. Х. (месяц Месоре сезона Шему). Уасет

Закрыть, что ли, к чертям собачьим, это гнусное казино? Хотя… почему гнусное? Никто никого туда насильно не тянет, бедняков не пускают и не зовут, полный фейс-контроль, все для своих, все пристойно. Люди проигрываются в пух и прах? Так не такие уж и бедные они люди. К примеру, Нехтамон — тот, что бегал голым, — старший писец! Должность не маленькая. А закрыть храм… Мертсегер уж такая богиня — покровительница Некрополя, Города Мертвых, пожалуй, одна из самых уважаемых, как и все, связанное со смертью. Не стоит зря раздражать тех, кто заправляет этим культом… стоит лишь намекнуть, что Бог делиться велел! Или тогда уж пусть не слишком выпрашивают государственные подачки. А то уж совсем обнаглели — дай им на ворота, на ремонт стен, художников дай и скульпторов. Пусть сами и расплачиваются — доходы вполне позволяют.

Решив так, Максим несколько повеселел и, разбудив прикорнувшего в саду тезку, отправил его с донесением во дворец.

— Что, милый, вижу, думаешь, куда б опять податься?

Вынырнув из бассейна, Тейя не торопилась одеваться, подставляя солнцу свое прекрасное юное тело.

— Да. — Она провела руками по бедрам. — Хочу, кстати, напомнить тебе кое о чем…

— Напомни. — Макс улыбнулся и, хитро прищурившись, предложил: — Подойди… Напомнишь… Дай-ка я вытру тебя!

— Пустое, — Тейя отмахнулась. — Я уже высохла…

— Я чувствую… — Подойдя ближе, Макс мягко обнял жену за талию… и поцеловал в губы.

— Ах, — прикрыв глаза, тихо прошептала та. — Опять эти твои штучки! Нет… Не останавливайся…

Они оба повалились в траву рядом с цветочной клумбой, не обращая никакого внимания на подглядывающего со своей крыши соседа. Теплый ветер шевелил цветы, ярко-желтые, красные, розовые; над ними порхали такие же разноцветные бабочки, а в кустах сладко щебетал жаворонок.

— О, как я люблю тебя, жена моя, — восторженным шепотом приговаривал Макс. — Поистине, боги дали мне счастье!

— Великая царица сказала… Ой!

Смутившись, только что вошедший Ах-маси поспешно отвернулся.

— Ты б хоть постучал, — ухмыльнувшись, буркнул Максим, а Тейя весело расхохоталась, заметив, что Ах-маси давно пора жениться и она лично займется этим вопросом, то есть подыщет парню достойную спутницу жизни и уговорится о свадьбе с отцом Ах-маси, правителем Анхаба Ибаной.

— Представляешь, как здорово будет сыграть свадьбу! — Так и не одеваясь, юная женщина радостно всплеснула руками. — Я даже знаю, что тебе подарить — пару белых коней и колесницу с золотой упряжью. О, как ты в ней будешь смотреться, милый мой Ах-маси! Воистину, все будут завидовать тебе.

— Колесница, — анхабец повторил с неожиданной задумчивостью. — Колесница — это хорошо! Не знаю, правда, как насчет жены, а вот колесница…

Тейя снова расхохоталась:

— Женишься, будет тебе колесница, клянусь Осирисом и Исидой! Не беспокойся, жену я тебе сыщу…

— Да я б и сам, наверное…

Усмехнувшись, Максим завязал пояс и решил, что настала пора вмешаться в беседу. Сначала он посмотрел на супругу:

— Ну, и что ты там хотела мне сказать? Ну, вот, только что, перед тем как…

— А! Перед тем как ты завалил меня в траву! — сверкнула глазами Тейя.

— Я завалил?! А ты, значит, тут и ни при чем? Так что хотела сказать-то?

— Хотела напомнить: через семь дней — великий праздник Опет!

— Ну, это я знаю.

— И тогда же, кстати, вернутся в Уасет Повелитель Великого Дома и его молодая супруга. Ну, те, кто отправился в моление вместо нас. Осталось всего семь дней, милый! Семь дней… А у нас и чибис еще не пел!

— Ничего себе — не пел?! — резко возразил Ах-маси. — А что же мы, все зря делали — вон сколько всего успели: и в храме Мертсегер, и у Хатхор… Остался один Монту!

— Да. — Максим согласно кивнул. — Остался один Монту. За семь дней успеем!

Фыркнув, Тейя раздраженно повела плечом:

— А что, если и там пустышка? Кстати сказать, вы и у Хатхор, и у Мертсегер немного чего узнали.

— Зато оставили там верных людей, — почесав ухо, заметил анхабец. — К тому же ты, царевна, что же, всерьез считаешь жрецов Хатхор лазутчиками?

— Ну… вообще-то они славные парни. Ну, а жрецы Молчаливой богини? Те, что вас раздели? Они как?

Ах-маси махнул рукой:

— Они не лазутчики, точно. Зачем? Иным промышляют успешно.

— Вот это уж верно сказано!

— Да! Так что же все-таки велела передать царица-мать? — Максим перевел взгляд на тезку.

— Велела сказать, что храм Мертсегер трогать не стоит. Лучше пока закрыть глаза на то, что там творится.

— Вот! — обрадованно кивнул юный правитель. — И я того же мнения! Клянусь Амоном, в который раз уже убеждаюсь в уме своей матери. Что ж… Давайте теперь думать. У кого какие мнения будут насчет храма Монту?

— Думаю, что проникнуть туда и хоть что-то узнать будет трудновато. — Тейя пригладила волосы и задумчиво покачала головой. — Сенефермонтусенеб — главный жрец храма — славится своей нелюдимостью и упрямством. Нет, бывают, конечно, совсем уж неприветливые люди. Пусть редко, да встречаются. Но этот, я вам скажу… Да ты, милый Ах-маси, о нем слышал.

Анхабец задумался, зачесал переносицу:

— Не тот ли это Сенефермонтусенеб, про которого рассказывали, будто он отказался от собственного дома, да так и живет в храме?

— Да, это про него рассказывали.

— И еще говорили, будто все жрецы храма Монту никогда не улыбаются. Главный жрец заставляет всех держаться неприветливо и угрюмо. Потому люди — даже воины, Монту ведь их покровитель — заходят в храм редко, лишь ставят стелы.

— В храм Амона тоже редко заходят, — хохотнул Макс.

— Но ведь Амон у нас, в Уасете, самый почитаемый бог! Только сам великий жрец храма, и ты, о муж мой, имеют право ухаживать за статуей божества, кормить, умащать и просто лицезреть воплощенье Амона! Остальные лишь могут ставить свои обелиски снаружи, у входа в храм.

— Да, там много обелисков, — подтвердил анхабец. — И больших и маленьких. С самыми дурацкими просьбами. И…

— Ну, хватит уже об Амоне, — Максим прервал приятеля непререкаемым тоном. — О Монту думайте. О Сенефермонтусенебе. Как к нему подступиться? Может, через других жрецов? Вообще, что мы об этом храме знаем, кроме того, что указал Усермаатрамериамон в своем списке?

Оказалось, мало чего знали, так, на уровне слухов. Монту — бог с копьем и головой сокола, бог-воитель, дарующий победу, когда-то давно культ его был главным в Уасете, однако вот уже более полтысячи лет, как Монту оттеснен Амоном, солнечным божеством. Обычно поклонялись сразу «Четырем Монту» — статуям, взгляды и копья которых направлены на четыре стороны света — так казалось надежней. Однако лучшие годы этого культа были давно позади, и сейчас, в новые времена, бог-воитель не мог конкурировать не то что с Амоном, а и с Мертсегер. Ну, был. Ну, имелся. Так, можно сказать, прозябал на задворках — по крайней мере именно такое впечатление сложилось у Макса. А уж что касается главного жреца… да уж, о его нелюдимости ходили легенды. Говорят, он и помощников подбирал точно таких же, себе под стать — угрюмых, нерадостных, молчаливых. Сложно было установить с такими хоть какой-то контакт.

— Панехси, ну, тот здоровяк-плотник, кажется, говорил, что жрецы храма Монту как-то покупали у него обрезки, — вспомнил вдруг Ах-маси.

Макс кивнул:

— Да, именно так и говорил Панехси. Он отдал жрецам деревянные оставшиеся от работы обрезки.

— Интересно, зачем им они? Может, сжигают на жертвеннике, чтобы было приятно богу?

— Ой, не смеши! Станет Монту питаться деревяшками! Чем гадать, дружище, лучше бы сходил, навестил плотника. Точнее, позвал. Давненько уж он не захаживал — вон и ворота уже покосились, поправить бы нужно.

— Покосились? — Анхабец удивленно взглянул на ворота — крепкие, недавно починенные. Панехси их же, кстати, и чинил. — А по-моему, они вполне надежно выглядят.

— А вот если мы вдвоем на них повиснем, они уже по-другому будут выглядеть. Давай-ка, парень, навалимся!

— Пошли, — понятливо кивнув, Ах-маси улыбнулся. — Был у нас «Дом повешенного», станет дом двух повешенных. Точнее — повиснувших.

Вызванный для починки ворот Панехси в начавшейся после ремонта беседе подтвердил, что Сенефермонтусенеб, главный жрец храма бога-воителя, действительно время от времени покупает у него деревянные обрезки, главным образом ливанский кедр и киликийскую пихту, не брезгует и эбеновым деревом, а если попадается простая сосна — то и сосною. Причем берет немного — именно что обрезки, расплачивается честно, бывает — пшеном, а бывает — полбой. На что жрецу никуда вроде бы не годные обрезки, Панехси был ответить не в состоянии, поскольку никогда над подобной проблемой не задумывался.

На прощанье выпив с плотником пива — вот так, запросто, сейчас, находясь в образе простого лекаря, Максим мог себе это позволить, — юный фараон поднялся под балдахин на крышу и задумался. Разные мысли витали в стриженой голове его, но ни одна из них не могла пока зацепиться, сделаться главной. Впрочем, нет… Краснодеревщик! У него же… у них с тезкой… имелся знакомый краснодеревщик, один старик, вместе с которым парни когда-то томились в плену у разбойников. Ну да — он точно был краснодеревщиком из Уасета! Двое их там имелось, пленников, гражданских, — один вроде бы скотопромышленник, а другой точно краснодеревщик.

— Краснодеревщик? — Поднявшись на крышу, Ах-маси поморгал. — Пленный? Ах да, да, клянусь Осирисом, был там такой старик. Вот как его звали, не вспомню… Да отыщем! Найти в Уасете краснодеревщика не так уж и трудно.

— Вот-вот, — усмехнулся Макс. — Сходи-ка, брат, поищи.

Не тратя времени на лишние разговоры, анхабец спустился вниз и, помахав со двора рукой, выбежал на улицу, на ходу нахлобучивая на голову небольшой парик.

— Куда это ты его послал? — поднявшись к супругу, осведомилась Тейя.

Она была накрашена для выхода — зеленью подведены глаза, на лбу прочерчена голубая полоска, на плечах лежала серебряная пектораль, из-под тонкой материи длинного приталенного платья просвечивала золотистая кожа.

— Куда послал? В город. А ты, я вижу, туда же?

— Да, на рынок. — Девушка улыбнулась. — Кстати — с тобой, о, дражайший супруг мой. Не лежи же, вставай! Надень браслеты и ожерелья.

Поднимаясь с циновки, Максим пожал плечами:

— Ну, хочешь, так сходим. Только не понимаю — к чему такая спешка?

— Ты слышал что-нибудь о богине Уаджет? — вместо ответа поинтересовалась Тейя.

— Ммм… Не могу припомнить… Ну-ка, помоги застегнуть ожерелье… Так. Не… не… не целуй меня… Мы идем… или всякими глупостями будем заниматься?

— Идем, идем… Глупостями тоже займемся. Но позже. Так вот, Уаджет — это богиня Дельты, почитаемая в образе зеленой змеи.

— Вот, зеленой змеи нам только и не хватало! — покачал головой Макс. — Тем более — из Дельты! Как будто своих змей нету — и Мертсегер, и Ретенутет… хватает у нас змей-то! Постой-ка… А при чем тут Уаджет?

— А при том, муж мой. — Тейя, слегка прищурившись, замолчала, хотя видно было, что ей не терпится сообщить новость супругу. — При том, что, оказывается, здесь, в Городе Мертвых, имеется и храм Уаджет. Я сама не видела, но Тамит, танцовщица из храма Хатхор, ты ее должен помнить, говорила, что есть. Она сама видела изображение зеленой змеи у входа в один из скальных храмов, правда, внутрь не зашла — побоялась. А я вот решила сегодня туда прогуляться вместе с тобой, милый.

— Что ж, пойдем, — согласно кивнул Макс, хотя, видят боги, не очень-то хотелось ему тащиться сейчас по жаре к пристани, искать лодочника, переправляться на тот берег, и все ради чего? Чтобы посмотреть на храм какой-то там зеленой змеи Уаджет? Ну, есть здесь такой храм — и что из этого? Мало кто о нем знает? Так это не оттого, что он тайный, а от малолюдства — не очень-то много сейчас в Уасете выходцев с Дельты.

Хотя, с другой стороны, конечно, стоит проверить. Странно, что храма Уаджет нет в списке Усермаатрамериамона.

Солнечная ладья Ра, медленно плывущая по выцветшему изжелта-голубому небу, уже почти достигла середины дневного пути. Наступала самая жаркая часть дня, улицы и пристань быстро пустели, чтобы ближе к вечеру вновь всколыхнуться гулкой людской толпою. Пряча товар в заплечные плетеные корзины, уходили мелкие торговцы с рынка, сидевший под раскидистым деревом цирюльник деловито собирал свой скарб, извиняясь перед оставшимися посетителями: мол, приходите теперь после обеда, без очереди приму. Те, конечно, были не очень довольны, но куда им было деваться — наступала жара, которую лучше было бы переждать где-нибудь в относительной прохладе, уж, по крайней мере, не на улице и не на палящем солнце.

Едва удалось отыскать лодочника, и тот долго упрямился, пока Тейя не показала ему медный браслет. С опаской взглянув на небо, перевозчик немного подумал и, взвесив на ладони браслет, согласно махнул рукой. Но всю дорогу спешил, стараясь разделаться с этой работой побыстрее.

Пристань Города Мертвых тоже оправдывала свое название и казалась вымершей. Ни одного человечка! Повернув голову, Максим с уважением посмотрел на супругу — молодец, хорошо все рассчитала. Только вот жара… Прямо истинное пекло. Что ж, придется терпеть, тем более что парик из волокон пальмы прекрасно предохранял от солнечного удара, а броский ярко-зеленый макияж, коим в Черной Земле пользовались как женщины, так и мужчины, не только отпугивал злых духов, но и защищал глаза от слепящих лучей.

Макс и его верная спутница, быстро миновав храм Амона, обошли несколько роскошных гробниц и, пройдя мимо святилища Монту, остановились у каких-то желтоватых кустиков — то ли акации, то ли дрока.

— Вон он, храм Уаджет, — прижавшись к мужу, прошептала Тейя. — Видишь зеленую кобру?

— Да вижу, — присмотревшись, молодой человек презрительно махнул рукой. — Похоже, это просто пещера. Вон, даже ворот нет. И что в таком можно спрятать? Какие тайные дела вершить?

Снаружи храм Уаджет — если это был он — не вызывал никакого почтения. Ни базальтовых или мраморных пилонов, ни статуй, даже ведущая к черному провалу входа лестница — и та из простого необожженного кирпича. Правда, видно, что новая. Ну, так и храм ведь открылся недавно. Похоже, именно поэтому его и не было в списке Усермаатрамериамона. А может быть, еще и потому, что сие святилище сложно было подозревать в чем-то тайном — вон, все нараспашку: кто хочешь, заходи, что хочешь, бери.

И тем не менее…

— Стой здесь, — решительно распорядился Максим. — А я схожу гляну.

— Я с тобой!

— Нет! Пойми, милая, тебе лучше остаться. Мало ли что там? Возьми кинжал — если что, будешь меня прикрывать.

Вытащив из-за пояса широкий клинок, молодой человек, так и не объяснив, что значит «будешь прикрывать», вручил его супруге и быстро зашагал к храму по узкой тропинке среди высокой желтой травы. Такая же тропинка вела и к видневшемуся невдалеке храму Монту, выглядевшему куда основательнее, нежели святилище зеленой змеи Дельты.

Интересно, отыскал ли Ах-маси старика-краснодеревщика?

— И что ты тут вынюхиваешь, позволь спросить?

Макс едва успел подняться по ступенькам и заглянуть в черное чрево пещерного храма, как вдруг откуда ни возьмись выскочили двое мускулистых жрецов, повадками больше напоминавшие воинов. Оба были вооружены: один — коротким копьем, другой — хепешем, серповидным мечом на длинной ручке. Изогнутое лезвие изнутри покрывали зарубки. Да-а… оружие в умелых руках довольно страшненькое, наносящее ужасные рваные раны, от которых потом мало кто оправляется. Однако, интересные же здесь жрецы!

— Эй-эй, клянусь Амоном, я просто ищу храм Монту. — Молодой человек поднял руки ладонями вверх. — Вы, кстати, случайно не знаете, где он?

— Не лги нам, о незнакомец. — Один из парней нехорошо прищурился, второй — с копьем — спрыгнул с лестницы вниз и оказался сзади.

Что и говорить, ситуация складывалась неприятная. Интересно, чем бы сейчас могла помочь оставшаяся за кустами Тейя? Хорошо, хоть ее за собой не потащил.

— Я узнал тебя, ты подлый вор и расхититель гробниц! — Неожиданно возопив, жрец замахнулся мечом.

Собирался ли он ударить всерьез или решил просто напугать — раздумывать было некогда. Быстро шагнув на ступеньку вверх, Максим улыбнулся как можно шире… и нанес быстрый апперкот в печень! Хороший такой, коварный и смачный удар, в ближнем бою весьма действенный.

И тут же, не обращая внимания на скрючившегося от неожиданности и боли жреца, соскочил со ступенек, памятуя о том, кто находился сейчас позади с копьем.

Тот ударил сразу, целя острием в грудь, так, что молодой человек едва успел уклониться. И чуть не пропустил очередной удар, после чего, захватив пальцами ноги песок, бросил его в глаза вражине!

Тот, похоже, никак не ожидал подобного, уже торжествуя победу. А — на тебе! Не говори «гоп»!

Секунда — даже меньше! — пока жрец протирал глаза, Максим уже оказался рядом… Свинг, он же джэб — или прямой удар. Атакующий в голову! Н-на! Получи, гад, привет из светлого будущего.

Выпустив из рук копье, жрец отлетел в кусты… откуда тотчас же с кинжалом в руках появилась Тейя!

А Макс как раз успел уже подобрать копьецо и теперь с нетерпением ожидал нападения того, что с мечом.

— А ну, прочь отсюда, бродяга! — неожиданно пронзительным голосом заорала на Макса родная супруга!

Мало того, что заорала, так еще и замахнулась кинжалом:

— Прочь отсюда, гнусный расхититель гробниц! Гляди, дождешься сейчас стражников, вот я сейчас их позову.

— О, клянусь головой Сета, вряд ли они меня поймают, — усмехнувшись как можно более гнусно, молодой человек поспешно ретировался… и, расположившись недалече, в кусточках, принялся с большим интересом наблюдать за дальнейшим развитием событий. И что там еще придумала женушка?

А та между тем участливо присела перед валявшимся на земле жрецом. Ай, знатный вышел свинг! Так тебе!

— Надеюсь на милость Осириса — никто из вас не ранен?

— Нет… добрая девушка. Слава богам — нет.

— Это был известный разбойник… Его ловят, жаль, я не успела позвать воинов. Сейчас позову!

— Нет, нет, не нужно, — разом замахали руками жрецы. — Мы ведь и так его прогнали, слава Осирису и Уаджет.

— Уаджет?

— Да, мы из ее храма.

— Из храма? Воистину, сама богиня послала вас мне! Не требуются ли вам танцовщицы для мистерий?

Когда супруги возвращались домой, на улицах, на пристани, на реке уже снова становилось довольно людно. Вновь возникли торговцы, цирюльники, какие-то продавцы амулетов, гадатели, мальчишки с плетеными школьными корзинками, зеваки. Небесная лодка Ра, сверкая, постепенно клонилась к закату, на город медленно опускался синий прозрачный вечер с длинными тенями деревьев, людским гомоном и запахом жареной рыбы.

Макс и Тейя купили по пути пару завернутых в широкие желтоватые листья рыбин — на ужин, рыбины оказались большими, увесистыми, как раз хватало на всех троих, под вечернее пиво.

Ах-маси уже давно вернулся и, нетерпеливо поджидая друзей, играл сам с собой в кости, то и дело приговаривая:

— А мы вот так! Семь и пять — тринадцать! Тринадцать? А ну-ка… Так-так-так… клянусь Осирисом и Исидой, да ты жулик, молодой человек! Кто жулик, я жулик? Играть надо уметь, вот то-то! О! Вернулись наконец! — Оторвавшись от костяшек, анхабец улыбнулся вошедшим. — Вовремя пришли, а то я чуть было не проиграл сам себя в рабство. Между прочим — самому себе! Клянусь Анубисом, жестокая была игра!

— Опять ты об игре, Ах-маси, — посетовала Тейя. — Забыл уже, как проигрался в прошлый раз да заявился домой голым? Кстати, не ты один.

Максим поспешно сделал вид, что последней фразы не слышал, и быстро поинтересовался, что там с краснодеревщиком.

— А я ведь его нашел, клянусь Амоном! — радостно сообщил тезка. — Отыскал-таки, хотя, признаюсь, это было нелегко. Его зовут Атарша, ну, этого старика, у него мастерская и дом как раз напротив старого рынка. Богатый двор, что и говорить — и семья живет, и подмастерья, и слуги. Как ты и предупреждал, я не стал заходить, но старика рассмотрел хорошо — он как раз выходил из ворот, видать, куда-то собрался.

— Ясно, — выслушав, Максим улыбнулся. — Ты все сделал правильно, приятель. Воистину, видно, так было угодно богам. Мы тоже кое-чем похвастаем — мою милую супругу пригласили танцевать в храме Уаджет! Как раз на празднике Разлива. Не представляю, правда, где там плясать?

— Внутри храма довольно просторно, — раскладывая на циновке рыбу, пояснила Тейя. — Думаю, даже гораздо просторней, чем кажется. Странный храм — жрецов всего трое, все такие приятные улыбчивые люди…

Макс хмыкнул:

— Да уж, приятные!

— Всего трое, а такое впечатление, что пещера полна народу. — Юная царевна неожиданно поежилась. — Словно бы кто-то прятался за статуями, крался, рассматривал… А эти трое жрецов — они с нетерпением ждут праздника. Кажется, к ним должен пожаловать какой-то важный гость.

— Это они сами тебе сказали?

— Конечно же, нет. Я догадалась. Я — умная.

Быстро темнело, зажегся уже тусклый медный фонарь луны, засверкали звезды. Ах-маси устроился на ночлег внизу, в одной из спален, супруги же, как и всегда, расположились на крыше. Звезды казались здесь выше, а луна — ярче, и в общем было довольно уютно, особенно сейчас, в темноте, скрывающей молодую пару от нескромных взглядов соседей.

— О, жена моя, — прижав к себе Тейю, прошептал Максим. — Воистину, ты мое счастье!

— А ты — мое…

Юная царевна потерлась носом о щеку мужа:

— Обними же меня крепче… вот так… так… О, как долго я ждала этого!

— Я тоже…

И луна, казалась, вдруг стала ярче, а звезды заулыбались — вот уж, воистину, нескромно! — и теплый ветерок приятно щекотал кожу, принося откуда-то сладковатый запах курящихся благовоний.

Одевшись поскромнее, как, надо полагать, и следовало молодому искателю приключений, Максим покинул дом рано утром и, напутствуемый пожеланиями удачи, отправился на старый рынок, к усадьбе краснодеревщика Атарши. Великий город просыпался, лаяли собаки, переругивались меж собой мелкие торговцы и ожидающие своих господ носильщики и слуги, кричали дети, вприпрыжку бегущие в школы, — сыновья жрецов и писцов.

Усадьба краснодеревщика действительно оказалась богатой, точно такой, как ее и описывал Ах-маси. Сквозь распахнувшиеся, словно нарочно, ворота пахнуло жженым деревом и дымом.

— Эй, прохожий, посторонись! — грозно возопили входившие во двор носильщики с увесистыми бревнами на плечах. Сосна… Нет, все-таки — пихта. Ага, а вот, кажется, и сам хозяин усадьбы — ничуть не изменился, даже не постарел особо. Одет в длинный схенти с квадратным передником, на впалой груди — ожерелье, на поясе — расшитый разноцветными бусинами кошель.

— Рад видеть тебя, славный Атарша! — остановившись в воротах, выкрикнул Макс. И тут же напомнил: — Это я, вольный воин Джедеф, приветствую тебя волею всемогущих богов!

— Джедеф? Какой еще Джедеф? — Старик озадаченно обернулся… и тут же удивленная улыбка тронула его тонкие губы. — Джедеф! Ха! Клянусь Амоном, твое Ка еще не обрело пристанище в доме вечности!

— Еще не обрело, — с улыбкой согласился Макс. — Но где только меня не носило!

— Так приходи ко мне сегодня вечером, славный Джедеф, — пригласил старик. — Я как раз устраиваю небольшую пирушку. Так, для близких друзей. Думаю, им интересно послушать твои рассказы о битвах и чужих землях! Кстати, расскажешь и ту историю, когда мы с тобой и со многими славными людьми бежали, презрев опасность, из лютого плена.

Джедеф — именно под такими именем и знал его когда-то Атарша — ухмыльнулся:

— Да, клянусь Себеком, именно так все и было: презрев опасность! А если б тогда испугались? Где бы сейчас были наши Ка?

— Воистину, любезный Джедеф, воистину! — Старик заулыбался, он был еще вполне крепкий, жилистый, юркий. — А вот мои друзья почему-то совсем не поверили мне! Не мог, говорят, ты вот так просто убежать от лихих людей! Не мог, и все тут. Не верят. Ну ничего, теперь уж ты им расскажешь. Жду тебя на обед сегодня, в седьмом часу дня, едва тень от обелиска Амона упадет на старую пальму!

И обелиск, и пальма имелись — как раз между дворцом и рынком и были вполне известны и узнаваемы в городе: по ним обычно определяли точное время, если это кому-то вдруг требовалось.

Поклонившись, Максим отправился обратно домой — переждать жаркий полдень и переодеться в подобающую важному визиту одежду. Конечно же, с ней следовало не переборщить, ведь Атарша знал Джедефа как простого парня, наемника, который, конечно же, очень даже мог разбогатеть, но все же не настолько, чтобы, скажем, щеголять золотой пекторалью с изумрудами и рубинами величиной с голубиное яйцо. Даже красные кораллы — и то были бы слишком.

— Даже не знаю, во что тебя и одеть, — озадаченно протянула Тейя. — Он, этот старик, ты говоришь, богат?

— Да, но не знатен. Не занимает никаких должностей.

— Значит, и нечего церемониться. — Усмехнувшись, супруга подала Максу обычную складчатую схенти и передник. — Наденешь еще ожерелье, то, серебряное, с бирюзой, оно не очень дорогое, но и не дешевое. Как раз в самый раз для разбогатевшего на службе наемника. Да, и еще возьми сандалии — похвастать! Ибо, клянусь Баст, какой же наемник да не хвастлив? Повесишь их на посох, да смотри, чтобы по пути не украли.

— Не украдут. — Макс быстро повязал поверх схенти узорчатый пояс. — Где посох?

— Вот он, муж мой.

Пока собирался, не заметил, как пролетело время. Тейя едва успела умастить мужа ароматными смолами и подвести глаза, пора уже было и идти, не хотелось опаздывать. Положив на плечо посох с повешенными на нем сандалиями — предметом роскоши и хвастовства, кои следовало обувать, лишь явившись куда-нибудь в гости или пред высокие очи какого-нибудь немаленького чиновника-чати, — молодой человек поправил на голове парик и уверенной походкой зашагал к старому рынку.

Старик Атарша встретил гостя дружелюбно, лично вышел во двор, приветствовал, проводя через прекрасный сад в гостевую залу — с колоннами, высоким расписным потолком и квадратными окошечками под самой крышей. Меж колоннами уютно горели светильники, и враз подбежавшие служанки — по обычаю, голенькие и юные — водрузили на голову гостя шар из ароматных благовоний Пунта. Такой, как и на всех пирующих, — опять же по обычаю. Да и что дышать потом? Вежливо поклонившись, Макс торопливо обул сандалии и вслед за любезным хозяином проследовал в дом.

На полу залы были постелены разноцветные циновки, стояли небольшие столики, подставки, резные — гордость краснодеревщика! — стулья с инкрустацией из дорогих пород дерева, валялись какие-то подушечки, стояли цветы в больших расписных вазах. Прямо на циновках, на подушечках, на стульях — те, кто постарше, — уже располагались и остальные гости либо домочадцы.

— Любезнейший господин Анхенсегор, поставщик леса и мой давний друг, с супругой, — подходя, представлял гостей хозяин. — Господин Себекхотеп, староста дворцовых кожевников… Мои сыновья — Сути, Сэти, Тауи. Их жены явятся позже… Дражайший господин Сетимес, золотых дел мастер… Господин Ах-ихтуи, скульптор Города Мертвых… его супруга, красавица Менемхат… А это, господа, Джедеф — храбрый воин, и мой хороший знакомый, и, воистину, не побоюсь этого слова, спаситель из лап лиходеев! Ну, помните, я вам часто рассказывал ту историю…

— Так это на самом деле было? Ой, извини, старина… Я лично и не сомневался, но… Приятно будет услышать этот рассказ и из других уст. Приветствуем тебя, о Джедеф, да ниспошлют тебе здоровье, удачу и счастье великий Амон, Осирис, Исида и все боги и богини нашего сладостного края.

Господин Анхенсегор — лесоторговец и, как видно, богатейший и влиятельнейший человек, — приложив руку к сердцу, приветствовал молодого гостя от имени всех собравшихся.

Максим тоже не остался в долгу.

— Рад! — Он снова поклонился, на этот раз куда глубже, нежели в первый раз, когда только вошел. — Рад буду вкусить яств в столь почтенной компании. Да будет в ваших сердцах милость Амона! Да ниспошлют вам могучие боги достойную старость! Да проведете вы жизнь в радости и почете!

Выслушав приветствия, собравшиеся одобрительно загудели. Атарша, усадив «Джедефа» на почетное место — резную скамеечку рядом со стулом господина Анхенсегора, выскочил во двор встречать важных гостей, кои, насколько можно было судить, собрались еще далеко не все.

В ожидании пира гости негромко переговаривались и с интересом следили за кошкой, гусем и обезьяной — обычными домашними любимцами, скрашивающими любой пир. Кошка уже добыла где-то изрядный кусок рыбы, который и пыталась отнять обезьяна, гусь же громко гоготал и норовил ударить кошку по голове своим тяжелым клювом. Обезьяна верещала и смешно хлопала в ладоши, кошка обиженно шипела, а гусь важно переваливался с лапы на лапу.

Заиграла музыка — лютня, кифара, цитра, голенькие служанки, одеждой которым служил разве что тоненький поясок, разносили гостям благовония и цветы. Каждый получил по лотосу и — те, у кого еще не было, — ароматный шар из смазанных маслом волос.

— Твой хранитель благовоний раздает смолистые ароматы. — Кто-то из припоздавших гостей покровительственно ущипнул за талию служанку. — Воистину, без благовоний не может быть радости.

В придачу к струнным инструментам зазвучали гобой и флейта, и под эту нежную музыку служанки с необыкновенной грациозностью принялись расставлять среди гостей золотые и серебряные блюда с мясом, рыбой и птицей, кувшины со сладким вином шему и пивом, плетеные корзиночки со сладкими медовыми булочками и хлебом. Что и говорить, пир удался на славу! Особенно гвоздь программы, то есть выступление Джедефа. Ух, в каких выражениях расписывал он давнишний побег! Ах, как страшно выглядели в нем враги! Ну просто ужаснее самого ужасного ужаса — именно так выразилась одна из жен сына хозяина дома. Сам же краснодеревщик, уж выходило так, оказывается, не просто принимал участие в побеге, но и активно его готовил, разрабатывая хитроумный план.

— И тут я залез на крышу и увидел, как блистают наконечники копий врагов! — рассказывая, Макс не жалел красок. — Поистине, их было великое множество! Наш друг, Ах-маси пен-Анхаб, — думаю, вы все хорошо знаете его отца, могущественного правителя Анхаба Ибану, — спустился вниз… и едва не был схвачен целой толпой разбойников. А мне было уж никак не успеть прибыть к нему на помощь! И тогда я вскричал — о, благороднейший Атарша, воистину, твое сердце из железа! Беги же, беги скорее на помощь, рази вражин камнями и отнятым у них же копьем… Так и вышло…

Покрасневший от удовольствия краснодеревщик сидел в своем резном кресле, украшенном сердоликовыми пластинами и бирюзой, в правой руке он держал серебряный бокал с вином, в левой — крылышко жареной утки.

— О, друг мой, Джедеф! В счастливый день встретился ты мне. Ешь же, пей, развлекайся! А хочешь, покажу тебе кое-что?

— Конечно хочу, — тут же согласился Максим, давно уже выгадывающий подходящий момент для приватной беседы. — Веди же меня, дружище!

— Идем. Клянусь Амоном, ты такого еще не видел.

Вслед за хозяином Макс прошел в западное крыло дома, где было устроено нечто вроде приемной или хозяйского кабинета, хотя, видят боги, кого мог принимать в своем доме краснодеревщик? Клиентов? Своих подмастерьев? Может быть, и так, а скорее всего Атарша просто подражал придворным, которым самолично отделывал подобные комнаты, украшая их полированной мебелью из крепкой киликийской сосны. Почему б себе подобное не устроить, если средства позволяют? Сапожник без сапог, что ли? Вот уж нет!

По всей видимости, именно так и рассуждал краснодеревщик, хвастливо показывая гостю собранные в кабинете диковины — огромные, редкостной красоты раковины, резную изящную мебель явно своей работы, модели судов. Вернее, одна модель — изящную копию нильской барки с высоко поднятыми кормою и носом. Ах, как чудесно было все сделано, поистине изысканно, с большим трудолюбием и вкусом! Весла, фигурки гребцов и кормщика, мачта с матерчатым парусом, канаты, даже нарисованные на носу барки глаза — чудесно синие, большие — все говорило об умелой руке мастера…

Которую Максим уже где-то видел! Ну, несомненно, видел, и не так давно… О, Амон! Хори! Подобную штуку приносил как-то во двор Хори, мальчишка, правда, не целую барку, а лишь половину, обломок, который, говорил, нашел на берегу у храма бога-воителя Монту.

— Клянусь Осирисом и Исидой — замечательная работа! — зацокал языком Макс. — Прямо не оторвать глаз. Тоже ты делал, уважаемый Атарша? Или кто-то из твоих сыновей?

— Не угадал, друг мой! — Хозяин дома неожиданно расхохотался. — На это раз не я и не мои дети. Так, один человек… Я ему иногда поставляю обрезки различных пород деревьев — большая, кстати, редкость у нас. А он вон что делает! Такие ладьи обычно ставят в гробницах знатных людей или в храмах, и ты даже не представляешь себе, Джедеф, каким большим спросом пользуются такие кораблики и сколько стоят.

— А сколько? — подняв глаза, поинтересовался гость.

— Половину шетита! — почему-то шепотом пояснил Атарша. — Или, чтоб понятнее, полдебена серебра и два кедета золота.

— Половина шетита?! — Максим округлил глаза. — Но ведь столько же стоит небольшой дом! Не такой, конечно, особняк, как у тебя, но все-таки. Отдать столько за маленькую — пусть и красивую — лодочку! Поистине, есть еще в Уасете богатые люди!

— Не только в Уасете, друг мой Джедеф! И они не только есть, но к тому же готовы платить хорошую цену. О, мой знакомый… это влиятельный, но не очень заметный человек… и не очень любит ходить в гости… Впрочем, что-то мы заболтались. Пойдем же, дружище Джедеф, вернемся к гостям. Будем продолжать пить вино, смотреть на танцовщиц и веселиться. Кстати, тебе понравились мои служанки? Уж признайся, признайся, я видел, как ты не сводил с одной из них глаз! И даже — не с одной.

— Хорошие у тебя служанки, да, — одобрительно отозвался молодой человек. — Что же касается твоего знакомого… ну, который делает эти замечательные кораблики… Кажется, я его тоже немножко знаю. — Максим посмотрел старику прямо в глаза. — Это жрец храма Монту, не так ли?

— Тсс!!! — почему-то испугался Атарша. — Я этого тебе не говорил.

— Ну понятно. — Гость развел руками. — Жрецы вообще не любят пристального внимания. Да, и вот еще что — мне бы хотелось попросить у тебя деревянных обрезков. Разных. Хочу сам кое-что сделать в своем доме.

— О, у тебя уже есть и дом?

— Не здесь, в Шмуну.

— Далековато забрался, дружище Джедеф!

Пир закончился еще до темноты — засиживаться дольше было не принято. Напившиеся, наевшиеся и от души повеселившиеся гости, прощаясь, желали хозяину всяческих благ:

— Благодарю тебя за прекрасное вино, уважаемый Атарша. Воистину, это чудесный напиток.

— Пусть всегда будет благоденствовать твоя семья!

— Да хранят тебя великие боги!

Простился и Максим, впервые направляясь домой пьяным. Нет, на ногах, конечно, стоял, но постоянно хихикал, а уж язык как заплетался — ух! Еще бы, столько выпить, и ведь не откажешься, да и вино, честно говоря, вкусное, чего ж не пить-то?

— О, муж мой, — хохотала Тейя, помогая супругу подняться на крышу. — Я рада, что ты хорошо сегодня повеселился. Жаль только, что не смог взять меня, уж я бы тоже не пронесла бокал мимо губ! Хвала Амону, ты явился домой вовремя и не ограбленным до нитки. А ведь могло быть и так — хватает лиходеев на вечерних улицах.

— Попробовали бы только, — освобождаясь от излишней одежды, буркнул Максим. — Ах-маси, дружище, там, внизу, я принес доски… Смотри не брось их в очаг!

— Ого! — со смехом откликнулся анхабец. — Так ты, о великий, похоже, надумал отбивать хлеб у плотника Панехси?!

С плотником Макс встретился уже следующим утром, раненько так, с восходом. Зашел по пути в мастерскую. Поболтал о том о сем, кое-что спросил и через некоторое время уже был у пристани, где подозвал лодочника и, быстро сговорившись о цене, отправился на тот берег.

О, как чудесно было на реке ранним утром! Желтое солнце висело ярким веселым мячиком в полупрозрачной дымке, такой же легкий туман…туманец… туманчик, играя, стелился нал самой водой, уже поднявшейся, красноватой от плодородного ила. В подсвеченных пушистыми солнечными лучиками камышах дружно крякали утки, с пристани от развешенных для просушки сетей несло свежей рыбой, впрочем, появившиеся рыбаки уже снимали свои снасти, готовясь к очередному дню.

Выпрыгнув из лодки на причал Города Мертвых, Максим углядел в высокой, желтой, с созвездиями красных цветов траве узенькую тропинку и уверенно зашагал по ней к храму Монту — приземистому, с массивными пилонами зданию, выстроенному из красного кирпича.

Не доходя до храма, молодой человек свернул к Нилу, там и устроился прямиком на небольших мосточках, где уже копошились у вытащенных на берег лодок жрецы. Поначалу они отнеслись к незнакомцу без особой приветливости.

— Это наши мостки! — так и заявили ничтоже сумняшеся, ни «здасьте» тебе, ни «как зовут»! Мол, канай отсюда. Как бы сами не поканали!

Максим натянул на лицо самую радушную улыбку:

— Я от Панехси, плотника. Принес кое-что.

— А-а-а! — Жрецы тут же сменили гнев на милость. — Так бы сразу и сказал, а то сидит тут на наших мостках, как будто они его собственные! Ладно уж, сиди, мы сообщим о тебе старшему.

— Давайте. — Махнув рукой, Максим принялся беспечно болтать в воде ногами, с интересом глядя, как разбегается в разные стороны серебристая рыбья мелочь. Видно было, конечно, плохо — воды великого Хапи и так-то не отличались особой прозрачностью, а уж когда приближался разлив — и говорить нечего.

Щурясь от солнца, юноша приложил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в противоположный берег и в рыбачьи лодки, уже вышедшие на свой промысел. Сидевшие в них рыбаки ловко закидывали сети, и слышно было, как эти люди просят богов о благословении и хорошем улове.

Хороший улов любому бы не помешал. В любом деле.

— Ты от Панехси? — довольно нелюбезно осведомились сзади.

Максим обернулся, увидев ступившего на мостки высокого мускулистого человека, по обычаю жрецов одетого лишь в простую набедренную повязку и квадратный передник без всяких узоров. Голова его, опять-таки по обычаю, была тщательно обрита наголо, на лице не имелось ни бороды, ни усов… Само же лицо — широкое, с твердым подбородком и тяжелым взглядом, несомненно, принадлежало человеку волевому и сильному, каким и являлся Сенефермонтусенеб, нелюдимый и вечно хмурый жрец бога-воителя.

— Да, я вместо него, господин. — Улыбнувшись, молодой человек показал жрецу плетеную корзинку, стоявшую рядом. — Не угодно ли взглянуть?

— Угодно! — буркнув, жрец принялся с непроницаемым видом перебирать принесенные парнем дощечки.

Да-а… Ничего не скажешь, угрюмый дядя. А брови-то, брови — выщипаны, точно у какой-нибудь похабной танцовщицы-куртизанки.

— Ну как, господин, что-то выбрали?

— Я возьму все! — Сенефермонтусенеб скрестил на мощной груди волосатые руки и безапелляционным тоном приказал: — Бери и неси за мной.

О! Вот именно это Максиму было и надобно!

Он живо поставил корзину на плечо и быстро зашагал следом за хмурым жрецом. По той самой тропинке в высокой траве, ведущей к храму.

Конечно, особенно-то Макс губу не раскатывал — тем более при первой же встрече. Но так обломиться! Сенефермонтусенеб даже не пустил его на порог храма! Просто забрал корзину, буркнув:

— Тебе отдаст ее младший жрец!

— Хорошо, хорошо, господин, пусть младший. Завтра я могу принести доски снова. Приносить?

Ага! Повернулась-таки глыба этакая!

— Завтра принесешь опять?

— Да! Если надо.

— Надо! Приноси.

Жрец скрылся за пилонами, и почти сразу же оттуда выбежал молодой служитель, почти совсем мальчишка. Молча протянул корзинку и тут же ушел.

— Эй, эй, постой! — закричал ему вслед Максим. — Понравились вашему старшему доски? Тьфу ты… Глухой он, что ли? Вот и поговорили. Ладно, будем надеяться на завтрашний день.

Решив так, Максим шумно высморкался, наплевав на местное поверье, будто бы при насморке вместе с… гм-гм… слизью вытекает и мозг, и, повернувшись, быстро зашагал обратно к пристани. Высокая трава приятно щекотала колени.

Глава 7 Танец Лето 1552 г. до Р. Х. (месяц Тот сезона Ахет). Уасет

Максим старался весь вечер, хотелось, чтобы вышло получше. Вполголоса ругался, поднимая выскальзывающий из рук нож, хмурился, вытирал пот, выступивший на лбу от напряжения, и уже не раз пожалел, что, кроме секции бокса, не записался в свое время еще и в судомодельный кружок. А ведь была такая возможность, и отец явно отнесся бы к этому вполне одобрительно. Отец… Как там он сейчас, один-одинешенек? Был единственный сын, да и тот… Правда, мать — великая царица Ах-хатпи — как-то говорила, что по этому поводу волноваться не следует, но… Но Макс все же волновался, хоть и гнал от себя грустные мысли. Старался гнать.

— И все же мачта какая-то кривоватая вышла, — подал голос Ах-маси, сидевший рядом на корточках.

— Кривоватая? Так ты же ведь ее и выстругивал! Вот, блин, глаз-алмаз!

— Какой еще блин?

— Ладно, проехали.

— Куда проехали?

Максим лишь вздохнул и, уже ничего больше не говоря, принялся прилаживать к модельке ладьи только что вырезанный из обрывка ткани парус.

Так вот и промучились до глубокой ночи все трое. Тейя, конечно, тоже принимала во всем этом самое деятельное участие: давала советы. То нос игрушечной барки ей показался каким-то не таким, некрасивым, то — корма. И все же, когда наконец Максим поднял готовую модель к светильнику, все улыбнулись. Вроде бы ничего себе получилось, даже не очень коряво.

— Красиво, — похвалил анхабец, в том числе и самого себя. — Нет, клянусь Амоном, красиво! Ну, если жрецу не понравится… Не знаю тогда, что и сказать.

Жрецу не то чтобы не понравилось. Он просто хмыкнул — и посмотрел на Макса с некоторым интересом. Что и нужно было! И это уже был прогресс! Вечно хмурый нелюдимый Сенефермонтусенеб, главный жрец храма бога-воителя Монту, хоть чем-то — и кем-то — заинтересовался!

— Я хотел бы подарить свою лодочку вашему храму, — Макс ковал железо, пока горячо. — Я делал ее ночами, старался, не покладая рук, все думал, как лучше угодить богам, сделать ладью покрасивее. О, господин! Можно, я сам отнесу ее в храм? Клянусь всеми богами, нет у меня больше никакого другого желания.

Скептически осмотрев модель, Сенефермонтусенеб махнул рукой:

— Хорошо. Ты затратил труд — и должен быть вознагражден. Идем, я сам покажу тебе бога! Но помни, парень, — в следующий раз ты сможешь увидеть его только через год!

— Благодарю и за это, уважаемый господин.

Низко поклонившись, молодой человек подхватил ладью в правую руку, в левую же взял корзинку с дощечками и быстро зашагал следом за жрецом все по той же тропинке в высокой, желтой, с красными цветами траве. И рыжее солнце светило им в спины, а бегущие впереди тени казались смешными пляшущими человечками.

Великий бог-воитель Монту — точней, его статуя — оказался закрыт особым притвором, сколоченным из крепких сосновых досок, щедро украшенных инкрустацией и резьбой. Сенефермонтусенеб самолично отодвинул золоченый засов и распахнул дверцы…

Макс поспешно упал на колени — как того и требовали обычаи. На вытянутых руках показал богу ладью.

— О, великий Монту, воистину, один из величайших, — опустившись на колени рядом с юношей, негромко промолвил жрец. — Прими подношение сего юноши, он долго старался ради твоей милости.

Юный фараон почтительно опустил глаза и что-то невразумительно зашептал — типа, молился, а статуя Монту, бога с головой сокола, вытесанная из розоватого мрамора и украшенная позолотой, казалось, покровительственно улыбалась.

Макс с Сенефермонтусенебом простояли на коленях, наверное, с четверть часа, уж никак не меньше, после чего жрец поднялся на ноги и, почтительно прикрыв дверцы, обернулся к юноше:

— Идем. Я покажу тебе, куда поставить ладью.

Они зашли за пилоны, где тускло горели светильники, а из расположенных высоко окон — маленьких, квадратных — падал солнечный свет, освещая модели кораблей и лодок, аккуратно и, можно даже сказать, с любовью расставленные на специальных полках.

— Вот. — Жрец кивнул на глиняную подставку внизу. — Ставь сюда.

С благоговейным видом Максим послушно выполнил указание, присоединив свою барку к подобным же моделькам, больше напоминавшим забавные детские игрушки. Многие барки были даже глиняными! И по качеству и красоте заметно уступали делу рук юного фараона. Так себе были кораблики, как видно из числа подношений. Но вот те, что стояли… нет, красовались на полках…

Светлые глаза юноши вспыхнули самым искренним восхищением, а в душе заиграл восторг, как у любого человека при встрече с прекрасным! В самом деле, эти кораблики были настолько красивы и изящны, что казались не творением человеческих рук, а произведением иного, высшего разума.

— О, боги, никогда не видел столь великолепной работы!

— Можешь подойти поближе, — милостиво разрешил жрец.

Максим смотрел во все глаза — ему даже не нужно было разыгрывать восхищение. Вот морское судно. Надежное, быстроходное, с мачтой из крепкой сосны и высоко загнутым штевнем. На таких храбрые моряки бороздят волны Великой Зелени. А вот кораблик попроще, но оттого не менее изящный — нильская грузовая барка, называемая бар-ит. Макс повидал немало таких и на многих подобных плавал. Мачта в виде рогатки — складывающаяся, высоко задранные нос и корма, гребцы, кормщик… Так, а это еще что такое?

Молодой человек вдруг застыл, не веря глазам своим.

Вот это! Вот, откуда оно? Вот это… этот… Колесный пароход середины девятнадцатого столетия!!! Сделанный столь же тщательно, как и остальные, стоящие на полках, ладьи и, нет никакого сомнения, той же рукою. Отполированные борта из красного дерева, две мачты, надстройки, труба… и — по бокам — гребные колеса! Что, в Черной Земле уже изобрели паровую машину?!

— А…

— Ты никогда не встречал подобного? — ухмыльнулся жрец. — Не только ты. Это корабль кушитов. Я видел такой на стене в храме Уаджет.

— В храме Уаджет?! Но…

— Они выпросили у меня одну из моих барок. Пришлось продать — уж больно хорошо заплатили. Впрочем, — Сенефермонтусенеб тут же опомнился, — ты можешь идти. Дерево приноси, барку — через год! Можешь даже не одну, сколько сделаешь.

— О, это трудная работа.

— Да уж, не простая, — жрец неожиданно улыбнулся, но тут же вновь стал хмурым.

О, как ждал этого дня весь народ Уасета и всех ближних и дальних земель! Разлив Нила, начало нового сезона Ахет, праздник нового года и звезды богини Сопдет, восходящей на небе предвозвестницей начала половодья. Вода — жизнь, а приносящие плодородный ил воды Хапи — жизнь вдвойне, втройне, вчетверне…

По всей Черной Земли, от Дельты до самых дальних порогов, люди радовались окончанию засухи и началу разлива. Радовались предстоящей череде выходных и праздников, ведь когда Нил разливался, все сельскохозяйственные работы прекращались, начиналось полоса отдыха и веселья, продолжавшаяся до того момента, когда вода начнет спадать и обнажится земля — а уж тогда не зевай, земледелец!

Пока же люди радовались, поздравляли друг друга, дарили подарки знакомым, родственникам и друзьям: изображения богини Сопдет, иначе звезды Сириуса, возвещающей разлив Нила; маленьких алебастровых кошечек, любимиц Баст, золотые и серебряные статуэтки Великого Хапи — толстяка с отвислым животом и в сандалиях — символе нешуточного богатства. На голове Хапи — венок из лилий, в руках — поднос с рыбой, утками, цветами и прочими приношениями. Хапи — отец богов, радуется он, доволен, значит, будет жизнь по всей Черной Земле.

Во всех храмах Уасета и Города Мертвых было по-праздничному многолюдно и шумно. Весело переговаривались знакомые, кричали торговцы, а воды Хапи почти скрылись от глаз из-за множества лодок.

Максим с тезкой явились к храму Уаджет к самому началу мистерии. Тейя, как одна из главных участниц предстоящего действа, отправилась туда еще с раннего утра, а вот парни подзадержались — Макс отправил Ах-маси во дворец, чтобы попросить у царицы воинов. Так, на всякий случай.

И теперь воины, отправленные в Город Мертвых волею жреца Усермаатрамериамона неизвестно под каким предлогом, важно расхаживали неподалеку от храма Монту, ожидая условного знака Максима или его тезки. Святилище Зеленой Змеи Уаджет, кстати, располагалось рядом, и там, как и возле всех прочих храмов, толпились люди. Нет! Уже входили.

— Поспешим же и мы! — обернувшись, подогнал приятеля Макс.

Внутри храм оказался просторным, но чрезвычайно низким — до потолка можно было запросто достать рукой, потому и простор казался каким-то ненастоящим, скрывающимся в полумраке. Ярко освещена была лишь статуя богини-змеи. И небольшая площадка перед ней, где уже собрались танцовщицы — три грации в золотых масках, нагие, как и положено танцовщицам. На смугло-золотистой коже тускло поблескивали ожерелья и браслеты.

Пробираясь через толпу, приятели остановились у пилона, шагах в десяти от площадки. Максим все пытался угадать: которая из танцовщиц его жена? Вот эта, с краю? Стройненькая такая… впрочем, они все здесь стройненькие. Не узнаешь! Да и темновато, чтоб разглядеть наверняка.

Поклонившись богине, танцовщицы повернулись к публике и подняли руки. Толпа затихла. Ударил бубен. Потом еще… и еще. Кажется, кроме бубна и цитры никаких инструментов в невидимом оркестре не имелось… нет, вот зазвучала флейта.

Танцовщицы дернулись, подпрыгнули… припали к земле… и вот уже, вскочив на ноги, закружили в искрящемся танце. Солнечные лучи, проникающие откуда-то сверху, золотили смуглую кожу девушек, яркими искорками вспыхивали на браслетах и ожерельях.

Бил бубен, звенела цитра, и нежный голос флейты уводил собравшихся в волшебную страну грез. Ах, как замечательно танцевали девушки, вот уж поистине, мастерицы своего дела! Как покачивали бедрами, изгибались, наклонялись назад — почти до земли, так что спутанные локоны их подметали пыль. И потом — оп! — опять поднимались, и, взявшись за руки, образовывали круг, и…

Какая же из них Тейя? Вон та, что сейчас наклонилась? Да, наверное… Или нет, скорее вот эта, быстрая, ловкая, похожая на веселый солнечный зайчик. Хотя…

— Что-то я не вижу жрецов, — на ухо прошептал Ах-маси. — А ведь, когда мы только что зашли, они были.

— Жрецы? — Сказать по правде, Максим не обратил на них никакого внимания, не туда смотрел. Как и все здесь.

— Ага, вот один появился! — Анхабец кивнул влево, где за пилонами прошмыгнула мускулистая фигура жреца. Верно, одного из тех, что отведал не так уж давно крепких кулаков фараона!

Усмехнувшись, Максим скосил глаза, наблюдая, как жрец — действительно торопясь и оглядываясь — что-то быстро сказал танцовщицам. Сказал — и исчез. И уже больше не появился. Впрочем, зачем они тут сейчас нужны-то, жрецы? Вон какое кругом веселье! Народ и сам стал подтанцовывать, хлопать в ладоши, неизвестно откуда вдруг появились разносчики вина — прошелестел уверенный шепоток, что сие угощение — за счет храма.

А бубен бил все яростнее, и так же яростно звенела цитра, а флейта уже не тянула нежную ноту, а выла, как лишенный добычи шакал! Танцовщицы изгибались, кружили, сладострастно покачивая бедрами, обнаженные золотисто-коричневые тела их блестели от пота, а ноги покрылись липкой красновато-бурой пылью.

— Танцуйте! Танцуйте! — хлебнув дармового вина, подбадривали зрители. — Воистину, сегодня славный праздник!

А девушки, похоже, устали: еще бы, сколько они уже так плясали? Час? Два? Уж никак не меньше. Бедная Тейя! Они уже стали меняться: пока одна кружила, выделывая немыслимые па, две другие стояли и лишь хлопали в ладоши, чтобы в свой черед выйти в круг.

Судя по рваной мелодии, притомились и музыканты, но почему-то никак не хотели прерывать игру. Почему? Так положено?

Где-то снаружи небесная лодка Ра походила к середине своего дневного пути, в храме становилось душно, душно до невозможности, до седьмого пота, кто-то из зрителей уже пробирался к выходу, уходил, не дожидаясь окончания танца, и даже сладкое вино уже больше не привлекало многих.

Вытерев со лба пот, Максим подошел поближе к плясуньям. Наверное, хватит уже! Бедная, бедная Тейя. Ну, которая же из них? Вот эта? Вон та? Ха! Да просто сейчас повнимательней присмотреться: у которой меж лопатками татуировка — сокол, та и есть Тейя!

Ага — нет, не эта… И не та… Значит… Та-ак! У третьей тоже сокола не имеется! Черт возьми, да что же такое тут происходит?

Предчувствуя недоброе, Максим подозвал тезку:

— Беги за воинами!

— А ты?!

— Я здесь посмотрю.

Анхабец убежал, и Максим, прошмыгнув меж пилонами, принялся внимательно осматривать храм. А ничего такого тут и не было… и никого. Пилоны, статуи, росписи на стенах… Препохабные, надо сказать, росписи: тут кого-то режут, тут — протыкают копьем, здесь вон насилуют, и над всем этим… бррр! Жуткое инфернальное существо. Раньше вот Макс не мог себе даже представить, что бывают злорадно ухмыляющиеся змеи. А тут — вот они. Нарисованы. Изображены. Гнусные такие, похотливые твари. И именно — ухмыляющиеся. Нечто подобное Максим когда-то давно наблюдал в оазисе Сета, правда там, на стенных росписях, кажется, не было змей. Впрочем, не до змей сейчас. Куда, черт возьми, делась Тейя? Почему не танцует? Ведь должна! Она так радовалась, так готовилась, так… Дверь! Заперта… Ну конечно. Ладно, потом можно и сломать. А сейчас… А сейчас — спросить! У тех же танцовщиц, у музыкантов. Вон, кстати, и они, бедолаги…

— Эй, парни, вам еще не надоело играть?

— Нет, господин. Жрецы щедро заплатили за то, чтоб мы играли как можно дольше. Хвала Уаджет! Побольше бы таких праздников!

Бросив эту фразу, музыкант — молодой узкоплечий парень — вновь поднес к губам флейту.

— Эй, эй. — Макс тронул его за руку. — А где же сами жрецы?

— А кто их знает? Клянусь Амоном, я в общем-то уже давненько их здесь не вижу.

— А девушка? Вы не видели девушку? Четвертую танцовщицу?

— Четвертую? Нет, здесь было только три.

— Три?!

Выскочив к жертвеннику, молодой человек схватил за руку стоявшую с краю танцовщицу и, быстро утащив за пилон, снял с девушки маску:

— Не бойся! Клянусь Амоном, я не причиню тебе зла.

— Кто ты? Чего хочешь? — Темные глаза вспыхнули страхом.

— Позволь мне лишь только спросить. Вас же было четыре? Где? Где Тейя?

— Тейя? — Девушка вдруг неожиданно улыбнулась. — А! Верно, ты ищешь танцовщицу из храма Хатхор?

— Да! Да! Да! Именно ее! Где она?

— Сетиур, жрец, сказал, что она будет танцевать позже.

— Как так?

— Да так. — Танцовщица повела плечом. — Рано утром мы явились все вчетвером, плясали, чтобы угодить какому-то важному гостю.

Макс сразу же насторожился, вспомнив слова Тейи о том, что жрецы храма Уаджет действительно ждали гостя откуда-то с севера. С севера!

— Гостю? Что за гость?

— Не знаю, я его толком не разглядела. А потом и не видела больше. Ни его, ни танцовщицу Хатхор.

— Так вот оно в чем дело…

А в полупустую залу уже вбегали вооруженные копьями и секирами воины, приведенные анхабцем.

— За мной! — выбегая навстречу, взволнованно закричал Макс. И, вспомнив условную фразу, добавил: — Скоро Амон и Ра станут как братья.

— Воистину, они словно братья уже сейчас, — улыбнулся молодой командир и, скосив глаза на анхабца, осведомился: — Куда?

— За мной. — Максим махнул рукой и исчез за пилоном, чувствуя за спиной дробный топот воинов.

Полутьма… Росписи… Редкие солнечные зайчики на стенах. Где ж эта чертова дверь? Ага… вот она.

— Ломайте!

Двое крепких воинов схватились за секиры.

— Да благословит вас Амон на благое дело, парни!

Удар! Удар! Удар! Грохот. Треск. Щепки.

Ну еще, кажется, немного, еще…

Жалобно скрипнув, тяжелые створки наконец распахнулись, Макс бросился вперед… и тут же больно ударился головой о скальную породу. Черт, аж искры из глаз! Зеленоватые такие, яркие… как после хорошего пропущенного удара, перед самым нокаутом. А двери… А двери никуда не вели!

— Это ложные двери, так часто делают, чтобы отвлечь возможную погоню.

Максим обернулся, услышав знакомый голос… И это не был голос анхабца.

— Усермаатрамериамон! Как ты…

— Решил посмотреть сам… что-то вы стали сегодня слишком активны.

Жрец улыбнулся, умное волевое лицо его почему-то казалось уставшим, осунувшимся.

— Плохие новости, государь, — отправив воинов обыскивать храм, тихо произнес священнослужитель. — Южные мятежники вновь собирают войска. Но, пока не выступают, словно бы чего-то ждут.

— Выбирают удобный момент? — Юный фараон сжал зубы. — Не дождутся!

— Их наглость не вяжется с их силами, — пояснил жрец. И, понизив голос, добавил: — Признаюсь, это меня пугает. Ладно, поговорим потом. Ты что-то ищешь?

— Тейя! Тейя Нофрет-Ари пропала, сгинула где-то здесь! О!!! Клянусь богами, не нужно было мне ее отпускать.

— Воины отыщут ее. — Усермаатрамериамон внимательно разглядывал настенные росписи. — Обязательно отыщут… если она еще здесь.

— Еще?!

— Я велел своим людям перекрыть пристань и все дороги из города.

— Боюсь, не было бы поздно, — грустно вздохнул молодой человек. — Эти танцы… музыка… Жрецы Уаджет специально затянули церемонию! О, клянусь Амоном, какой я дурак!

— Господин! — подбежав, застыл перед жрецом явившийся с докладом воин. — Мы нашли тайный ход, господин.

Оба — жрец и фараон — тут же повернулись и, ускоряя шаг, пошли вслед за воином. Ход обнаружился в неприметном и пыльном углу, где был кучей набросан разный хлам — какие-то камни, кирпичи, разбившиеся сосуды.

— Сюда, господин! — Мускулистый воин держал в руке зажженный факел, оранжевые блики пламени дрожали на стенах, проникали в узкий лаз.

Максим, анхабец и жрец спустились в подземный ход сразу вслед за воином с факелом — без огня же ничего не увидишь. Ход расширялся, превращаясь в небольшую залу, мрачные своды которой поддерживались мощными колоннами из черного базальта. Такие же базальтовые плиты облицовывали стены. Сделано было надежно, и когда только успели?

— Этому храму около тысячи лет, — шепотом произнес жрец. — Я слышал о нем от своего отца. Чувствуете?! Чувствуете этот запах?

Максим принюхался. Ну да… Как он раньше-то не заметил? Опять! Опять этот гнусный кошмарный запах, запах свернувшейся крови!

— Вон жертвенник, — замедляя шаг, жрец кивнул на черную плиту у ног жуткого идола в виде гигантской ухмыляющейся змеи на бегемотовых лапах. На груди сего ужасного существа висело ожерелье из человеческих черепов. Из настоящих черепов, правда маленьких. Детских!

А вот еще черепа — аккуратно разложенные вдоль стен. А вот — сложенные в поленницу кости.

— О, Амон! — зябко передернулся Ах-маси. — В какое ужасное место мы попали!

Максим обернулся к жрецу:

— Усермаатрамериамон, ты что-нибудь знаешь обо всем этом? — Слова юноши гулким эхом отдались под черными сводами.

— Это храм Небаума, — тихо отозвался жрец. — Черного демона, когда-то проклятого Осирисом и Амоном. Тысяча лет прошла… Я даже не думал, что этот храм еще существует. И что кто-то возродит культ демона крови.

— Господин, мы нашли выход!

— Выход? Идем!

Ах как приятно было вновь выбраться на солнечный свет! Сразу пахнуло свежестью, лишь позади, в подземелье храма, стоял все тот же ужасный запах. А здесь…

А здесь было чудесно! Густые кусты, розовые, красные и темно-голубые цветы, акация, пальмы… целые заросли. А вот и тропинка, ведущая к реке.

— Все ясно, — наклонившись к воде, тихо произнес Ах-маси. — Они уплыли на лодке. Куда — о том можно лишь только гадать.

Уплыли… И с ними — Тейя! Если они ее не…

О, боги!!!

— Господин, мои воины нашли в храме какие-то странные вещи, — выбравшись на поверхность, доложил молодой командир.

— Пусть несут сюда, — посмотрев на Максима, приказал жрец. — Взглянем.

Воины вытащили наружу средних размеров сундук, поставили в траву. Нетерпеливо усевшись на корточки, юный фараон откинул крышку.

Сокол! Золотой сокол, украшенный разноцветной эмалью! Тот самый… Один из тех. Однако не слишком ли опрометчиво было оставлять его здесь? Почему не взяли с собой? Оставили для кого-то?

Кроме сокола, здесь были и другие золотые вещи — подвески, ожерелья, браслеты, парадное одеянье жрецов… И фотография! Небольшая, в черной деревянной рамке — старинный колесный пароход!

«Ателье Нодара, — негромко прочитал Максим. — Бульвар Капуцинок. Париж. 1875 год».

— Мы нашли сундук в верхнем святилище, у стены. На нем сидел флейтист.

Флейтиста, конечно, допросили, как и танцовщиц, и остальных музыкантов. Все показали одинаково: жрецы Уаджет наняли их на праздник, потанцевать с утра перед жертвенником и статуей богини. А потом неожиданно увеличили время — сразу после начала празднества попросили плясать как можно дольше. Обещали хорошо заплатить… даже действительно заплатили.

— Мы должны были забрать все из этого сундука, — качнув головой, поведал флейтист. — Все, кроме маленького золотого сокола и рисунка с кушитским кораблем. Эти амулеты мы должны были… я должен был…

— Передать! — не выдержав, продолжил Максим. — И кому же?

— Одному человеку. Он должен явиться на днях, когда, Сетиур не сказал, но дал понять, что скоро. Он — этот человек — так и спросит: удачно ли долетел сокол? Надо ответить, что удачно, слава Уаджет, и отдать.

— Так-так… Сетиур, говоришь? — Юный фараон перевел взгляд на Усермаатрамериамона. — Странное имечко для жреца Зеленой богини. Уж скорее такое куда лучше подошло бы служителю храма Сета!

— Согласен с тобой… друг мой, — тут же кивнул жрец и, жестко посмотрев на флейтиста, спросил: — Сетиур тебе так доверяет? Оставил золото, сокола, доверил важное поручение. Я вижу, вы с ним большие друзья!

— Клянусь Тотом, вовсе не так! — Музыкант испуганно замахал руками. — Я знаю Сетиура менее двух суток. С того момента, как приходил договариваться. Видите ли, уважаемые, мы — странствующие музыканты и явились на праздник в Уасет заработать, вот и ходили по всем богатым домам и храмам, предлагали свои услуги. В храме Уаджет нам как раз и предложили поиграть. Почему бы и нет?

Макс усмехнулся:

— В самом деле — почему бы? Ты так и не ответил, почему жрец доверился именно тебе? Тебе и никому другому!

— Сам не знаю. — Парень задумчиво посмотрел в потолок. — Клянусь Тотом, не ведаю.

— Ты все время клянешься Тотом, — негромко промолвил жрец. — Забыл, в каком городе сильнее всего почитают сего мудрого бога — «язык Птаха» и «сердце Ра».

— В Шмуну, господин! — обрадованно пояснил флейтист. — Мы с друзьями как раз оттуда. А Сетиур доверился мне случайно. Сейчас припоминаю, все играли, а я как раз ненадолго выскочил во двор… по малой надобности, с утра выпил немало пива. И вот, возвращаясь, встретил жреца. Точнее, это он на меня наткнулся: такой весь озабоченный, словно бы спешил куда-то. Увидел, прошел было мимо. А потом — оп! — подозвал. Мол, не хочешь ли еще заработать? Побольше, чем уговаривались. Я и согласился — чего б не согласиться-то?

— И вот так просто он тебе все доверил?

— Да нет же, не просто! — Парень снова замахал руками. — Предупредил строго-настрого: мол, у нас здесь везде свои люди. Да и кроме людей… Обмануть Уаджет, столь грозное и почитаемое божество?! Да что я, сам себе враг?

Остальные музыканты, как и танцовщицы, поведали и того меньше. Увы…

Тейя! Бедная Тейя!

Максим места себе не находил… впрочем, недолго, он вообще никогда долго не унывал — не имел такой привычки. Уныние должно побеждаться действием! Только действием! Так ли уж непонятно, куда увезли Тейю? Гость с севера… Он, вероятно, узнал в танцовщице знатную даму… по соколу на спине. Видел когда-нибудь раньше. И кто же тогда этот гость? Знакомый? Ладно, пока не нужно гадать… Гость с севера. Волшебный сокол, один из семи. Кто-то с севера передал его сюда, на юг… И быстро бежал, прихватив Тейю. Может, потому и бежал, что узнал? Показалось… Почуял слежку? А сокол… Три сокола дают успех в любой битве! Даже один способен на многое — это амулет страшной магической силы. Если южные мятежники заполучат его… Кстати, а не потому ли они столь нагло собирают войска после недавнего разгрома? Не таясь, открыто, с этаким даже вызовом — мол, чихать мы на вас всех хотели! Это можно было бы хоть как-то понять, если б властелин Дельты Апопи двинул свое войско на юг! Но ведь Апопи сидит тихо, зализывая раны, нанесенные еще безвременно ушедшим Ка-маси! Нет, столь наглые действия мятежников, пожалуй, можно объяснить только одним — верой! Непоколебимой уверенностью в своих силах… Нет! В магической силе волшебного амулета — золотого сокола великого древнего жреца Сиамона. У царя Апопи два таких амулета! Еще два — у Якбаала… Ха, два — как же! Один-то фальшивый, тот, что был подменен в Нейи. И еще один, получается, там же, в парижском пригороде Нейи, и остался. В штаб-квартире масонской ложи. Таким образом, пока известны лишь четыре сокола. Остальные три — черт знает где. Мать, великая царица Ах-хатпи, как-то говорила, что и эти-то четыре сокола «выпорхнули» случайно.

Неужели Апопи решился-таки усилить своих южных союзников этим амулетом?! Отдал свой собственный? Или — приказал Якбаалу? Ага, можно подумать, тот так и отдал, как же! Черт с ним, теперь уж не узнаешь. Главное, сокол — вот он. И за ним вскоре должны прийти. А Тейю наверняка увезли на север. Точнее — еще везут. Эх! Давно ведь собирался устроить нечто вроде солнечного телеграфа — сейчас бы предупредил дальнюю стражу, чтобы тщательно проверяли все караваны и барки. Ладно, что теперь говорить? Надо действовать. Готовить людей, идти… в оазис Сет-Хотеп, в храм Сета, в бывшую усадьбу Якбаала! Именно там — выход… и вход… в иные миры. Именно оттуда и, пожалуй, только оттуда и могло быть это… Максим подкинул на ладони фотографию в лаковой черной рамке. «Ателье г-на Нодара». Бульвар Капуцинок. Париж. Потом повертел в руке сокола… Всмотрелся… Вот здесь царапина, здесь… Черт побери! Фальшивый!!! Ну точно, фальшивый, тот самый, что заполучил Якбаал в Нейи! Один раз сей хитрющий господин уже всучил его Максиму и Тейе. А теперь что же, решил порадовать им мятежников? Впрочем, почему бы и нет? Они-то как разберут, фальшивый амулет или нет? И в голову не придет такое. Обрадуются, обнаглеют, глядишь — и на штурм Уасета кинутся или затеют еще какую-нибудь смуту, вместо того чтобы, получив по башке от правительственных войск, сидеть себе тише воды, ниже травы. Тише воды, ниже травы… Да, Апопи такое не на руку! На руку — чтобы действовали. Действовали, даже себе во вред! Так вот почему этот Сетиур, жрец демона тьмы, доверился первому встречному! А некогда было больше никого искать — словно угли жгли ноги. Бежать, бежать! А сокол… что сокол? Тот, кто его привез, судя по всему, прекрасно знал, что это подделка. Иначе бы поступил по-другому.

Конечно, Максим хотел бы пуститься в путь немедленно. Однако, увы, все праздновали, и найти трезвого кормщика или лоцмана в ближайшие дни вряд ли представлялось возможным даже для самого фараона. А пускаться в путь по высокой воде без опытного человека — себе дороже. Сядешь на первую же мель — наткнешься на какой-нибудь затопленный амбар или дамбу, на том все путешествие и закончится. Да уж, придется ждать. Дня два, уж никак не меньше.

— Ничего, нагоним! — ободряюще улыбнулся жрец. — А пока устроим засаду в храме.

— Вот это дело! — обрадовался Максим. — Я лично проведу эти два дня в храме Уаджет!

— И я, господин! — тут же подал голос анхабец.

— Кстати. — Усермаатрамериамон обернулся уже у выхода. — Завтра возвращается караван из Иуну. С вашими двойниками, мой государь.

— А, с этими. — Юный фараон хмыкнул и взмахнул рукой. — Ну что ж. Пусть пока царствуют под бдительным присмотром матушки. А мы тем временем поищем Тейю! И, если повезет, поймаем еще одну хорошую рыбку. Из тех, что водятся на юге! Верно, дружище Ах-маси?

Посланник юга явился в храм на исходе второго дня праздника Сопдет. Это был высокий, но до чрезвычайности худощавый мужчина с обтянутыми иссохшей кожей скулами и узкими глазами жителя страны красных песков. Черная, несмотря на жару, хламида покрывала его худые плечи, босые ноги были покрыты мозолями, за поясом торчал нож.

— Здесь храм Уаджет? — вместо приветствия хмуро спросил он у выбежавшего навстречу Ах-маси.

— Да, так и есть. Подождите, я сейчас позову жреца.

Улыбаясь незнакомцу, словно лучшему другу, Максим вышел из ворот храма:

— Прошу, зайди, господин. Клянусь А… Зеленой богиней, твой путь был так долог!

— Мой путь не касается ни тебя, ни богини, — буркнул визитер. — Заходить не буду, лишь спрошу — долетел ли сокол?

— О, долетел удачно!

— Тогда… — Незнакомец оглянулся. — Придешь во-он к тем кустам. Передашь.

Хорошее местечко он выбрал. Открытое и до реки недалеко. Если что — вполне можно убежать, не догонят и скрывающиеся в храме воины. Ладно, посмотрим…

— Думаю, не нужно говорить, чтоб ты пришел один, жрец?!

О, с каким презрением цедил фразы мятежник! Вот гад. Ладно, ладно, выпендривайся. Пока.

Поднявшись в храм, Макс предупредил воинов, чтобы были готовы к погоне, и, прихватив сокола, вышел наружу. Дойдя до кустов, приметил покачивающуюся ниже по реке лодку. Да-а… мятежник подготовился неплохо.

— Вот твой сокол. — Молодой человек с улыбкой протянул амулет. — Долетел и даже не запачкался.

Посланец осторожно взял амулет… присмотрелся… И тут же, злобно ощеряясь, бросил безделушку в траву!

— Чтоб ты сдох, жрец! Куда делся настоящий?! — Грязно выругавшись, мятежник выхватил из-за пояса нож. — Это называется — привет с полей Иалу!

— А это называется — апперкот!

Выдохнув, Макс быстро ударил посланца в печень. Коротко, без замаха, снизу.

Блеснув на солнце, отлетел в сторону нож. Мятежник скрючился и, застонав, повалился в траву.

— Во! Не разучился еще бить-то! — Юноша улыбнулся бегущим из храма воинам и, взглянув на корчащегося мятежника, сплюнул. — Хороший у нас вышел танец.

Глава 8 Звездная ночь Лето 1552 г. до Р. Х. (месяц Тот сезона Ахет). Оазис Сет-Хотеп

— Они видели барку, господин! — ловко взобравшись на борт ладьи из тростниковой лодки, доложил молодой воин из анхабского отряда. Именно этот отряд и был вызван в погоню за жрецами — чтобы сохранить тайну юного фараона. Кто такой Максим — здесь не знал никто, кроме, разумеется, его тезки Ах-маси, с гордостью взявшего на себя командование.

Таким образом, карьера «великого мага и лекаря» закончилась на третий день первого месяца Половодья. И Макс сейчас отдал бы все, лишь бы она закончилась не так. Тейя, любимая супруга и юная царица Египта, оказалось похищенной, и в этом фараон винил только себя. Впрочем, уже не винил — действовал.

— Что за барка? — подойдя к тезке, деловито переспросил Макс, которого все воины отряда принимали за важное лицо, скрывающееся под вымышленным именем, — какого-нибудь тысячника или даже начальника писцов. Что Максим не кто иной, как великий властелин Черной Земли Ах-маси Ниб-пахта-Риа, они даже и помыслить не могли! Ну, естественно, кто же может представить такое? Чтобы живой бог плыл вместе с ними на барке, шутил, пил вино, играл с десятниками в «змею» или шашки?

— Странная барка, господин. — Воин оглянулся на пристань, словно искал там подтвержденья своим словам. — Сейчас — время праздников, а она украшена кое-как, да и веселых песен от матросов не слышно.

— Что значит — украшена кое-как? — продолжал допытываться Максим — ему никак не верилось, что цель погони вот-вот будет наконец достигнута.

— Как-то не по порядку, словно бы наспех, — охотно пояснил воин. — К примеру, красные цветы почему-то расположены над желтыми, а должно бы быть наоборот, ведь желтый — цвет несокрушимости, золотой цвет затвердевших лучей солнца! А солнце всегда наверху. К тому же белые лотосы на этой подозрительной барке уже увяли и уныло свешиваются в воду, приобретая грязно-бурый цвет. И это белый! Цвет чистоты! Я уверен, сей корабль не украшен с любовью и трепетом, а просто замаскирован, чтобы не отличаться сейчас от других праздничных барок!

Молодой фараон улыбнулся:

— Забавное рассуждение. И, полагаю, верное. А ты что, лично видел эту барку?

— Конечно нет, господин. Видел бы сам — сказал бы наверняка. Местные рассказали. Был там один юркий парнишка, ученик художника, — так вот он все и поведал. К тому же, — воин ухмыльнулся, — рыбаки слышали с этой барки какую-то грустную песню. Пела женщина. Ну, или девушка.

— А они ее случайно не видели? — с надеждой встрепенулся Максим.

Воин повел плечом:

— Нет. К сожалению, нет. Нам бы прибавить ходу, господа, — подозрительная барка была здесь сегодня с утра.

— С утра?! — Обрадованно потерев руки, Ах-маси подозвал кормщика и отдал распоряжение прибавить ход.

Кормщик Хеткаптах, несомненно, являлся одним из лучших в своем деле. Этот невысокий коренастый мужчина с вечно хмурым лицом и острым взглядом очень любил Нил и знал здесь каждую мель. Правда, это касалось обычного состояния великой реки: предугадать мели, появлявшиеся во время разлива, наверное, мог только сам Хапи. Однако Хеткаптах четко прослеживал фарватер, ориентируясь по знакомым храмам, деревням, насыпям. Раз на берегу показалась деревня и полузатопленная пристань, значит, где-то рядом есть и дамба, которую, конечно, не видно под водой, но она там имеется и может послужить непреодолимой преградой для барки.

— А у них тоже хороший кормщик, — вглядываясь в даль, негромко произнес Максим. — Да, очень хороший. Иначе бы мы их давно нагнали.

Гребцы работали не покладая рук, вставали, делали гребок длинными веслами, падали на специальные скамеечки, снова поднимались, повинуясь команде. Это были опытные гребцы — Хеткаптах иных не держал, — и ладья двигалась без рывков, плавно, ровно и быстро.

Время от времени гребцы сменялись, за весла с шутками усаживаясь новая смена, старая же принималась за еду, пиво и сон.

— Они не очень-то похожи на забитых рабов, — послушав веселые голоса, заметил Макс.

Ах-маси улыбнулся:

— Так они и не рабы. Свободные люди, которые получат за свой нелегкий труд очень даже приличное вознаграждение. По крайней мере, в это плаванье. Не переживай, дружище, корабль кормщика Хеткаптаха — самый быстроходный в верхних номах! На праздничных гонках его еще никто не обгонял. Да ты сам видел!

Видел…

Максим прикрыл глаза, вспоминая, как днем раньше с утра они с Ах-маси явились на пристань, чтобы посмотреть на подобранный жрецом Усермаатрамериамоном корабль. О! На пристани яблоку негде было упасть от собравшегося народу! А между прочим, было еще раннее утро. Очень раннее. Над рекою клубился желтый туман, быстро тающий под лучами оранжевого восходящего солнца. На пристани, по берегам и у берегов — на тростниковых плотах и лодках — переговаривались и смеялись возбужденные люди, с нетерпением посматривающие на реку, где красовалось девять судов, девять быстроходных барок, щедро украшенных цветами и разноцветными ленточками.

Вот к ним подплыла еще одна, плоская, с высокой кормой и носом. На носу этой барки Максим, к немалому своему удивлению, увидел крепкую мускулистую фигуру Сенефермонтусенеба, главного жреца храма бога-воителя Монту. Невероятно — но вечно хмурый жрец улыбался! Голос его звучал торжественно и громко:

— Воистину, боги нынче благосклонны к нам! Разлив обилен, но без излишеств, а значит, будет обильным и урожай. Так восславим же великого Хапи и великую богиню Сопдет сегодняшней гонкой! Я представлю вам ее участников. Это кормщик Хапир-ра на своей ладье «Ветер Ра»…

В толпе послышался одобрительный гул.

— …кормщик Сенефер-ка… кормщик Аннуи… кормщик Хеткаптах…

Перечислив участников гонки, жрец вознес молитву и, пожелав всем удачи и благоволенья богов, взмахнул рукою.

И тут же под рев собравшихся дружно вспенили воду весла. Барки рванулись вперед одна за другой, словно свора охотничьих псов. Лишь последняя барка, судно Хеткаптаха с золоченым глазом на мачте — символом мудрости, замешкалась, не припала на корму, как прочие, а, казалось, не особенно и торопясь, поплыла следом.

— Эй, кормщик, ты, видно заснул! — свистя и улюлюкая, издевались зрители.

— Похоже, он совсем не кормит своих гребцов!

— Воистину, так, клянусь Амоном!

— Побыстрей ворошите веслами, сонные мухи!

А Хеткаптах спокойно и без лишней суеты делал свое дело. Все остальные суда двигались вперед быстро, рывками, а его барка — «Глаз мудрости Птаха» — плавно и, казалось, медленно… однако так же медленно, но верно догоняла другие! Вот уже догнала!

Бьющийся об заклад народ взревел — на Хеткаптаха ставили немногие.

А «Глаз мудрости Птаха» уже обогнал всех на полкорпуса… А дальше — больше! Вырвался вперед!

— Молодец, Хеткаптах! — радостно завопил Ах-маси. — Медленно начинает, да быстро делает.

— У нас говорят — долго запрягает, да быстро ездит. — Максим с улыбкой посмотрел на приятеля.

— Где это — у вас? — обернулся тот и тут же поведал, что именно ладью Хеткаптаха и предлагает использовать для погони жрец Усермаатрамериамон.

— Клянусь Амоном, неплохой выбор! — согласно махнул рукой Макс. И не ошибся.

Они нагнали подозрительную ладью к вечеру, та как раз поворачивала к берегу — переждать ночь. Туда же, к полузатопленной разлившимися водами Хапи деревенской пристани, осторожно, промеряя глубину шестами, двигались и другие барки — три праздничные, полные веселящихся людей, и две грузовые — с мраморными и базальтовыми плитами, доставляемыми из каменоломен на гробницу какому-то знатному человеку.

«Глаз мудрости Птаха», как и полагается, тоже был украшен цветами, нарядно одетые матросы и воины при приближении к берегу запели веселые песни, а затем, бросив якорь, еще и пригласили девчонок — юных танцовщиц из какого-то храма. Сманили с одной из праздничных барок, обещав сладкое вино и все удовольствия. Девушки поддались охотно, особенно узрев на судне Хеткаптаха множество улыбчивых молодых людей вполне привлекательной наружности.

Особо непринужденные гостьи, выпив обещанного вина, тут же принялись клеиться к Максиму:

— Ой, какой красавчик! Как твое имя? У тебя светлые глаза… Ты, верно, шардан?

А Максу, несмотря на все приставания, было сейчас не до девчонок. Привалившись к борту, он во все глаза разглядывал подозрительную барку. Действительно, кое-как украшенная, она покачивалась на волнах в некотором отдалении от прочих судов. В некотором отдалении… Или это просто так казалось?

— Отсюда недалеко до оазиса, — подойдя ближе, тихонько напомнил анхабец.

— Я знаю. — Фараон быстро обернулся. — Передай сотнику — вечером будем брать барку!

— Вот славно! — Ах-маси азартно потер руки. — Да будут благословенны боги — уж точно сегодня ночью обнимешь ты свою женушку!

— Твои б слова да богам в уши, — махнул рукой Максим.

В нетерпении кусая губы, он еле дождался наступления темноты. Наступившая ночь была синей, с яркими венчиками звезд и золотисто-желтой луной. И луна и звезды отражались в густо-синей воде Нила, а покачивающиеся у причала барки и редкие фигурки людей казались черными, словно бы вырезанными из бархата.

Четыре тростниковые лодки — заранее припасенные — неслышно отвалили от «Глаза мудрости». В каждой сидело по шесть воинов, на носу первой — Максим и анхабец. Можно, конечно, было бы добраться и вплавь… если б не крокодилы. Этим малоприятным созданиям было все равно, кого кушать. Впрочем, кое-где крокодилам поклонялись. Да уж. Кажется, не было в Черной земле такого зверя, которому бы не поклонялись! Змеи, быки, коровы, кошки… вот, крокодил. Да, еще навозный жук — скарабей.

Максим неожиданно хмыкнул — он-то сам относился ко всей этой религиозности с изрядной долей иронии, а вот местные жители, естественно, воспринимали свои верования всерьез. А этим пользовалось немало мошенников, были здесь и такие!

Черные борта подозрительной барки быстро приближались, делались объемнее, осязаемее… Еле слышно плескала волна…

— Йэх!!! Да покарает Анубис этого мерзкого виноторговца во веки веков!

Сия ругательная тирада разорвала ночную тишь резко, словно автоматная очередь. А потом сразу же донеслись еще какие-то булькающие звуки. Словно кто-то блевал, свесившись с борта.

А ведь точно — блевал!

— Что с тобой, Сети? А-а-а-а! Я же говорил — не пей сегодня слишком много вина.

— Так ведь праздник же! Бррр… Это все виноторговец, подошва треснутая, зря мы у него купили по дешевке. Ой… Как же у меня болит голова, клянусь Осирисом и Гором!

— Так выпей пива!

— Нет. Уж лучше еще вина… Только не этого!

В расположенной посередине судна будке-каюте кто-то пьяно затянул песню, с готовностью подхваченную чьими-то дурными голосами. Пели, кажется, о несчастной любви:

— И лекарей сословье посрамит! — ночные пьяницы хором грянули припев.

— Зря они так про лекарей, — обидчиво прошептал Макс.

Анхабец тронул его за локоть:

— Начнем? Две лодки — здесь, две — с другого борта.

— Подожди-ка…

Юного властелина Черной земли вдруг почему-то охватили сомнения. Нет, барка, конечно же, была та — подозрительная. Но вот ее команда вела себя как-то неадекватно. Так не ведут себя те, кто делает что-то тайное! Не ведут… Вернее, ведут, но только после того, как выполнили свою задачу. Как говорится, сделал дело — гуляй смело. Вот и эти теперь — расслабляются!

— Похоже, мы опоздали, — тревожно прошептал Максим. — Ах-маси! Пусть воины тихонько снимут с борта того блюющего пьяницу. Тем более он, кажется, собирается спать.

— Я посплю здесь, друг мой Петеси! Посплю, клянусь Анубисом, Осирисом и Баст… И этим… крокодилоголовым Себеком тоже клянусь.

— Смотри, не свались ему в пасть, дружище, — уходя, напутствовал собеседник.

— Н-не свалюсь… Хе-хе… Я вот тут еще постою… К-крокодил! Себек! Не ешь меня, ладно? Я сегодня невкусный.

И снова послышались утробные звуки. А из каюты донесся смех.

И снова тишина. Чуть слышный всплеск. Пьяные голоса. И лодка…

— Мы доставили его, господин.

— Хорошо. Возвращаемся к барке.

Желтые, в сияющих венчиках звезды отражались в темно-синей воде. Ветерок волнами приносил запах то цветов, то рыбы. Неслышными тенями воины Анхаба перебрались из лодок на барку. В каюте загорелся светильник.

— Ну?! — усевшись на циновку, Максим строго взглянул на опешившего забулдыгу. — Ты зачем оскорблял своей блевотиной великого Хапи? Да еще в такой праздничный день! Святотатец!

— Прошу, не ругай меня, господин. — Пьяница зябко поежился. — Мне и так плохо.

— Меньше пить надо! — издевательски хохотнул Ах-маси. — Все вино на свете все равно не выпьешь.

— Н-не выпьешь, — согласился пленник и, тут же вскинув голову, неожиданно ухмыльнулся. — Но ведь очень хочется!

— Хочется ему. — Макс грозно нахмурился и быстро спросил: — Где девушка?! Ну! Отвечай же!

— Д-девушка? — захлопал глазами пьяница. — Какая девушка? А, девушка! Вы, верно, имеете в виду ту, про которую нам… нам велели молчать… А потому я… тссс!!! я и молчу…

— Где она?! — Фараон схватил забулдыгу за плечи.

— Д-да не тряси ты меня так, — заикаясь, взмолился тот. — Не то сейчас умру. Вот чес-слово, умру… клянусь этим… кроко… кр-р-р… Себеком! Да была, была девушка. Только ее увезли на лодке. Еще утром.

— Увезли?! Кто? Куда?

— Н-на берег, куда же еще-то? И вообще, почем я знаю — куда? Ой, как мне плохо, клянусь Анубисом и Гором! Если б я только знал, что это гнусное вино…

— Кто? Кто увез?

— Так те же, что и привезли. Жрецы. Гнусные такие парни, точно как то гадкое вино! Я вот как-то сказал одному… ммм… не помню, что… а он мне…

— Жрецы… — тихо повторил Максим. — А девушка? Что это была за девушка? Как выглядела? Как с ней обращались?

— Об-бращались достойно… как с царицей! Но — стерегли. Следили за каждым шагом… Ой, плохо мне, плохо…

— А не хочешь ли ты выпить доброго пива, добрый человек? — подмигнув приятелю, вкрадчиво осведомился юный правитель. — Заодно расскажешь о девушке.

— Пива?! — Пьяница оживился, но тут же мотнул головой: — Нет. Пива не хочу. А вот от вина бы не отказался!

— Да куда же в тебя еще влезет-то?! — изумился Ах-маси.

В ответ пленник посмотрел на него со всей серьезностью и так же, со всей серьезностью, отозвался:

— Влезет.

— Так ты расскажешь нам…

— Тащите вино. Потом — все разговоры.

Вот так вот! Со всей безапелляционностью. Умри — лучше не скажешь!

— Пей! — Максим самолично наполнил серебряные бокалы, не забыв и себя, и анхабца.

— О, блаженство! — опорожнив бокал в три глотка, повеселел забулдыга. Смуглое лицо его вмиг сделалось довольным и даже в чем-то приятным. — Клянусь Осирисом, вы, кажется, благородные люди! А я то было подумал, что попал к разбойникам.

— Нет, мы не разбойники. Ну, за твое Ка!

— И вы будьте здоровы!

— Так что насчет девушки?

Пьяница ухмыльнулся:

— Теперь можно и о девушке. Ее привезли эти парни, жрецы… Правда, точно не знаю, жрецы они или нет, но выглядели они как жрецы… Какое вкусное вино, клянусь Гором! Может…

— Рассказывай, рассказывай, вино никуда не денется — у нас его много.

— Воистину, приятно слышать такие слова! Значит, девушка… очень красивая, да, настоящая красавица и держала себя — словно царевна! Ее не выпускали из будки и даже запрещали нам туда приближаться. Такие уж были условия — а хозяин наш, кормщик Анембаст, шутить не любит — уж раз договорился с людьми об условиях, значит, договорился.

— А ты не заметил, у пленницы на спине между лопатками не было никакого знака?

— Не, не заметил. Да она в платье была, в белом таком, недешевом. Вот если б без платья, уж тогда бы, конечно, я бы заметил… Жаль, что без платья я ее не видал, вот бы увидеть, полюбоваться, а лучше бы…

— Ладно! Не скабрезничай!

Уже далеко за полночь удалось более-менее восстановить всю картину, насколько можно было судить по словам пленника. Жрецы — жрецы Уаджет, точнее, гнусные служители демона Небаума, кто же еще-то? — наняли барку в первый день праздника, причем наняли сразу, заранее не договариваясь. Просто пришли — даже прибежали, пошептались о чем-то с кормщиком, и тот вместо праздничных развлечений велел команде готовиться в путь. Правда, сразу же выдал часть обещанного вознаграждения всем, включая гребцов, так что никто не был обижен — жрецы заплатили щедро. А по прибытии на место — в какую-то деревуху — обещали заплатить еще. И не обманули! Попросили с утра повернуть к левому берегу, подождать… Переправились… И ближе к полудню один из них явился обратно на колеснице с целым сундуком золотых браслетов. Честно расплатившись, договорился о том, чтобы барка проплыла еще немного вниз по реке, хотя бы до вечера. Хозяин, кормщик, и это условие тоже выполнил честно.

— Они оказались хитрее, — выйдя на палубу, негромко заметил Максим. — Сошли с барки раньше. Не думаю, что заметили погоню, но предполагали, что та, конечно же, воспоследует. И куда отправились? Думаю, в оазис, он ведь здесь рядом.

Ах-маси сверкнул глазами и крепко сжал кулаки:

— Тогда и нам надобно…

— Да! Выступаем сейчас же, как только рассветет. Вели воинам приготовиться.

Едва над багровыми от плодородного ила водами Хапи показался кусочек алого паруса небесной ладьи Ра, Максим, анхабец и его воины отправились в путь на запад, по караванным тропам. Оазис Сет-Хотеп — убежище Якбаала и храм Сета, — как помнил Макс, располагался не так уж и далеко от реки, однако, в какую сторону нужно было сейчас двигаться — налево, направо или, может быть, прямо, решить было сложно. Потому шли по караванной тропе, спросив дорогу у местных пастухов. О храме Сета те ничего не слышали, что и неудивительно — храм-то ведь был тайным. Сет, бог-убийца, слившийся с богом захватчиков Баалом, — та еще парочка! А вот о богатой усадьбе, некогда располагавшейся в оазисе, знали многие. Правда, дороги к ней уже забылись — и Максим пояснил, что уже во время его последнего посещения усадьба, как и храм, лежала в развалинах. Впрочем, и то и другое уже вполне могли восстановить. Восстановить и выставить охрану, потому отряд продвигался осторожно, выслав вперед опытных разведчиков.

Они и заметили какие-то развалины и, вернувшись, доложили.

— Развалины? — быстро переспросил Максим. — Что, совершенно безлюдные?

— Нет, не безлюдные, — улыбнулся воин. — Но все сделано так, чтобы всякий подумал бы о полном запустении.

— Подумал бы? Там все-таки кто-то есть?

— Именно так, господин. И думаю, это именно те, кого мы ищем, — больше им здесь просто некуда деться, дороги-то затоплены.

— Продолжайте наблюдение, — распорядился Максим. — Действуйте осмотрительно, полагаю, там могут быть выставлены часовые.

— Часовые?!

— Нет, не так сказал. Не «могут быть», а точно будут!

Разведчики обнаружили целых двух часовых: одного у ворот, другого сверху, на развалинах храма, о чем и доложили, несколько недоумевая — и кому понадобилось охранять эти развалины?

Максим лишь слегка улыбнулся, он хорошо знал кому.

— Что, храм совсем уж разрушен?

— В том-то и дело, что нет. — Начальник разведки вытянулся. — Я как раз хотел продолжить. Стены храма целы, крыша — тоже, да он ведь весь высечен в скале, чему там разрушаться-то? Да, повсюду кучи кирпичей, камней, обломанных плит… Такое впечатление, что их набросали специально.

— Туда сегодня и нагрянем. Ближе к ночи. Засветло ведь все равно не подберешься незаметно. Ах-маси! Пусть опытные люди возьмут на себя часовых!

— Не беспокойся. Клянусь Амоном, мы сделаем все, как надо.

И снова ночь смотрела на землю холодными желтыми глазами звезд. Горько пахло полынью, чуть слышно стрекотали цикады, где-то неподалеку в пустыне выл одинокий шакал. Максим шепотом отдавал приказы — он знал, где и как идти. Еще бы, когда-то несколько месяцев провел в этом убежище Якбаала… и Сета. Вон там были ворота, там — сад с домиками слуг и танцовщиц: господин Якбаал любил пожить на широкую ногу. Ничего этого сейчас нет, давно уже нет, одни лишь остатки лачуг да развалины храма… Нет, не такие уж и развалины.

— Мы сняли часовых, — тихо доложил сотник. — Что теперь?

— Ищите вентиляционную шахту… Отверстие для тока воздуха, по нему вполне можно пролезть.

Получившие конкретный приказ воины растворились в ночи. В синем небе ярко пылали звезды, светила луна, и черные стены храма в мерцающих лучах ее казались какими-то призрачными, качающимися, колдовскими.

Вентиляционная шахта отыскалась быстро, Макс обнаружил ее там же, где и в прошлый раз — несколько лет назад. Правда, пришлось повозиться, оттаскивая тяжелые камни, но вот, наконец в мерцании звезд показался темный провал лаза.

— Первый десяток — за мной, остальным — окружить храм и развалины, — распорядившись, Максим без раздумий полез в шахту, царапая коленки и локти и чувствуя позади дыхание тезки.

Ползли осторожно. Время от времени юный фараон останавливался, прислушиваясь. Ему казалось, что где-то впереди звучат приглушенные голоса. Кто бы мог говорить там? Жрецы? Больше некому.

А вот вдруг раздался какой-то звук… Словно бы кто-то ударил в бубен! Нет, точно — ударили. Вот еще раз. Впереди, метрах в трех, показался тусклый прыгающий отблеск горящих факелов. Запахло дымом. И снова ударили в бубен. Ага, вот она — дырка. Вытащен один кирпич. Может, им же, Максимом, когда-то и вытащен. Пошарив рукой, юноша осторожно вытащил другой кирпич и выглянул наружу. В тусклом свете факелов перед ним предстали выстроившиеся возле жертвенника Сета жрецы.

Сет. Бог с головой шакала. Бог-убийца, проклятый, которого многие отождествляли с Баалом, злобным божеством захватчиков хека хасут. Вот его статуя, изготовленная из розоватого мрамора. Рядом — жертвенник, а рядом… Максим не поверил своим глазам, увидев слева от жертвенника медную статую демона в виде ухмыляющейся змеи с ногами бегемота! Небаум! Кровавое божество древних, давно канувших в Лету времен! Жуткий демон смерти и тлена.

Под ногами отвратительного в своей гнусности идола белели человеческие черепа и кости, вокруг стояли жрецы в золотых полумасках и еще какие-то испуганно сбившиеся в кучу люди — пленники или слуги. Совсем еще молодые, среди которых были и девушки, и дети.

Огромный мускулистый нубиец с голым лоснящимся торсом и бритой головой время от времени ударял в бубен, повинуясь знаку высокого сутулого жреца в золотой маске. Этот жрец, похоже, являлся здесь главным, все остальные слушались его, поспешно выполняя распоряжения.

— Дети Змеи! — вдруг возопил жрец, воздев руки к закопченным сводам пещерного храма. — Сегодня у нас праздник. И наш бог, великий Небаум, как и его божественный собрат — Сет-Баал, не останутся сегодня без пищи. Ваш соратник, лодочник Нехем-хат, вступая в первое лоно посвящения, решил принести в дар богам самое дорогое, что у него еще осталось, — своего единственного сына! Поистине, это великая жертва. Иди же сюда, о, счастливейший Нехем-хат, и мы почтим тебя, как вскоре будут чтить тебя боги!

К жертвеннику, припадая на левую ногу, выдвинулся коренастый человек в рваном схенти, взгляд его безумно шарил по стенам, и вообще было очень похоже, что этот несчастный не понимал, куда его привели и что здесь вообще делается. Жалкий безумный старик!

— Слава и честь дражайшему Нехем-хату! — положив руку на плечо безумца, громко возопил жрец. — Слава и честь его мужеству и щедрости! Поистине, он сегодня приносит великую жертву за всех нас. Введите сына!

Двое мускулистых жрецов под руки подвели к идолам мальчика лет десяти, худенького, большеглазого, испуганного, одетого в богатое схенти. Худую шею его и плечи украшало широкое золотое ожерелье, которое, впрочем, жрецы тут же сняли. А главный из них внезапно выхватил из-за пояса длинный широкий нож, целую саблю!

— Сегодня череп сего достойного юноши украсит грудь нашего божества! — взмахнув ножом, зловеще возвестил жрец. — А кости его — белые, красивые, молодые кости — станут частью жертвенника. Поистине, да будет так!

Жрецы наклонили несчастного отрока, так что голова его оказалась над самым жертвенником. Толпа замерла в ожидании чего-то непоправимого, страшного… Сверкнуло широкое лезвие…

Бум!

С глухим стуком упал наземь выломанный из стены кирпич.

— Пожалуй, ждать больше нечего, друг мой Ах-маси, — прыгая в образовавшуюся дыру, быстро прокричал Макс. — Давайте — за мной!

Воины-анхабцы посыпались из вентиляционной шахты один за другим. Вот уж действительно, как снег на голову! Если бы здесь был снег…

В два прыжка Максим достиг жертвенника. Ударил одного жреца… другого… Апперкот! Свинг! Нокаут!

Нет, один, кажется, поднялся… А тот, главный, бросив кинжал, поскакал за пилоны, словно испуганный заяц. Да уж, встретиться с разгневанными воинами — это совсем не то что рубить голову несчастному мальчику! Впрочем, пока черт с ним.

Подхватив нож, Максим наклонился и со зверским выражением лица схватил за горло пришедшего в себя жреца:

— Девушка! Где девушка? Говори же, или, клянусь Амоном, я выколю тебе глаз!

Угроза казалась нешуточной. Как острое лезвие.

— Там, — испуганно прохрипел жрец. — Она там… В узилище.

— Так веди же!

Воины Анхаба — те, кто не преследовал бежавших, словно трусливые зайцы, жрецов, — наводили порядок в зале, сгоняя в угол людей. Несчастный мальчик — точнее сказать уже, наверное, счастливый — плакал, не веря своему избавлению. Кто-то истерично смеялся, кто-то, наоборот, рыдал, а кое-кто под шумок пытался скрыться, впрочем, неудачно — воины хорошо знали свое дело.

Ведомые жрецом, Максим, Ах-маси и еще пара воинов, прихватив факел, свернули в боковую штольню. Это был узкий и мрачный ход — плечи почти касались стен. Гулкое эхо. Писк летучих мышей или кого-то им подобного. Холод! Неожиданный холод. И это здесь, в знойном Египте!

Жрец внезапно обернулся:

— Пришли.

— Ну так отпирай, коли пришли! — с усмешкой прошептал Макс. Почему-то здесь хотелось говорить только шепотом.

Жрец отодвинул засов. Скрипнув, отворилась дверь.

Взяв у воина факел, юный фараон нетерпеливо заглянул в узилище — выдолбленную в скале нишу, не очень-то удобную и… пустую!

— Клянусь Амоном, здесь никого нет!

— Как — нет? Не может того быть!

— О, боги… Никак ты, милый?

Максим вздрогнул, вдруг услыхав голос любимой супруги, донесшийся откуда-то сверху. Поднял глаза…

Тейя спрыгнула едва ему не на шею и, шмыгнув носом, припала к груди:

— Милый…

— Госпожа!

— О! Ах-маси. И ты здесь! Вот так компания собралась!

— Ты что там, наверху, делала, душа моя?

— Готовилась к побегу, — весело рассмеялась царевна. — Они меня даже связать как следует не смогли, дурни. Вот и развязалась, забралась тут повыше, приготовила камешек… Знаешь, тебе сейчас очень повезло, муж мой! Хорошо, что я услыхала твой голос, не то б ты точно схлопотал по голове камнем.

— Да уж, мало бы не показалось. — Максим громко расхохотался. — Что они собирались с тобой сделать? Принести в жертву своим мерзким божествам?

— Нет. Обменять на сокола. На настоящего сокола. По крайней мере, именно так говорил Сетнатх.

— Сетнахт?! Ты его знаешь?

— Именно так назвался их главный. Длинный такой, сутулый.

— Сутулый?! — Макс махнул рукой. — Ну точно! И как я его сразу-то не узнал, даже в маске? Ладно, идем отсюда, что-то мне не очень по нраву здешняя обстановка. Мрачновато как-то.

Они вернулись в главную залу, уже пустую, гулкую, темную. Как видно, воины-анхабцы уже вывели всех на улицу. Остались лишь одни идолы. И жертвенная плита из черного базальта, по которой бегали оранжевые отсветы факела.

— Жуткое местечко, — Тейя передернула плечами. — Брр!

— Ничего, вон впереди — выход.

Царевна улыбнулась и вдруг, повернув голову, пылко поцеловала мужа.

А снаружи по-прежнему все еще плыла ночь и в темно-синем небе сверкали желтые, с косматыми венчиками звезды.

— Сетнахт! — Выйдя из храма, Максим увидел в числе других пленников жреца Сета. Старого своего знакомца, из тех, с кем лучше бы не общаться и вовсе.

Оглянувшись, жрец опустил глаза, зло сжав губы. Прошептал:

— Нынче твоя взяла…

Или что-то вроде. Отвернулся.

Макс покачал головой: ничего, еще поговорим, никуда, голубчик, не денешься! Сетнахт… Первый помощник Якбаала. Жрец бога-убийцы и сам убийца детей.

Между развалинами, у стен храма, ярко горел костер, красные искры его летели к звездам. Люди — пленники и спасенные (если их так можно было назвать) — протягивали к огню руки и зябко ежились. Вероятно, не от холода, а от всего пережитого и от незнания своей дальнейшей судьбы. Среди них юный фараон вдруг заметил того самого мальчишку, несостоявшуюся жертву. Мальчик вовсе не казался грустным. Еще бы…

— У реки видели всадников, господин! — вынырнув из темноты, официально доложил Ах-маси.

— Всадников? — Максим вскинул глаза. — Что еще за всадники? Откуда?

— Не знаю. Мои люди наблюдают за ними. Может, это кушиты?

— Для кушитов здесь слишком далеко, — властелин Черной Земли с сомнением покачал головой. — Впрочем, пойдем взглянем. Тейя, подожди нас здесь.

— Да. Попытаюсь разговорить Сетнахта.

На востоке алело узкой полосой предрассветное небо. Пахло гнилым тростником, водорослями и еще чем-то пряным и горьким. Северный ветер стелил по земле поднимающийся от костра дым, где-то рядом в траве все так же пели цикады.

Небольшой отряд — Максим, Ах-маси и еще трое разведчиков, — обойдя развалины, протиснулся между скалами и вышел к реке, в синих водах которой желтыми дорожками отражались звезды.

— Вот они, — прячась за кустами, шепнул анхабец.

Да Макс и без него уже увидел всадников — черные фигуры в просторных накидках жителей пустынь поили лошадей мутной нильской водицей. Не нашли колодца? Или — и не искали?

— Мне кажется, они за нами следят. — Ах-маси отвел рукою загораживающую обзор ветку. — Я имею в виду — за нашим судном. Есть такие шайки — выслеживают одиноко плывущую барку, незаметно скачут следом, а едва корабль причалит к берегу — оп! Было ваше — стало наше.

— Да, я тоже слыхал про таких, — задумчиво отозвался Макс. — Только эти — вряд ли разбойники. Не сезон сейчас — дороги-то затоплены, поди-ка попробуй поскачи. Да и мало их…

— Вон, вон! Взбираются на лошадей. Уезжают. Наверное, к своим. Я прикажу воинам проследить?

— Пусть. Только не долго. С утра мы поплывем обратно в Уасет. Похоже, нечего тут больше делать.

Шепотом отдав распоряжения воинам, анхабец догнал друга уже за скалами.

— Интересно, удалось ли твоей супруге разговорить жреца?

— Может быть. — Максим пожал плечами. — А если и нет, так мы на что? Еще и Усермаатрамериамон есть, а уж он-то умеет развязывать языки!

В развалинах еще горел костер, только уже не так ярко. А может, просто небо стало светлее.

Подойдя ближе, фараон поискал глазами Тейю. Не нашел. Кстати, нигде не было видно и Сетнахта.

— Девушка и несколько воинов пошли за жрецом в храм, — доложил часовой. — Жрец согласился показать им какой-то тайник.

— Тайник? Вот как? Думаю, мы его тоже посмотрим. Быстрей, Ах-маси!

Оба быстрым шагом подошли к расчищенному от камней входному провалу, из которого вырывался тусклый свет факела. На эти дрожащие отблески и двинулись, осторожно переступая валявшиеся под ногами камни.

Вот и главная зала, идолы, жертвенник. Один из воинов держал в руках факел, второй, нагнувшись… какой-то узкой тряпицей перевязывал голову сидевшей на корточках Тейе!

Макс бросился к супруге:

— Что с тобой, милая?! Сетнахт посмел ударить тебя?!

— Швырнул камень. — Увидев мужа, Тейя улыбнулась.

— О, боги! Ты вся в крови!!!

— Не бери в голову…

— Ничего страшного, — обернулся делавший перевязку воин. — Видишь, господин, у твоей жены просто рассечена бровь. Заживет. Могло быть и хуже!

— Хуже?! — Максим внезапно почувствовал все нарастающий приступ ярости, как бывало иногда с ним в схватках. — А где жрец? Вы его схватили?

— Ловят. Пятеро наших воинов преследуют его по пятам.

— Сетнахт хитер и знает этот храм как свои пять пальцев. — Нежно погладив супругу по плечу, фараон решительно тряхнул головой. — Я тоже здесь кое-что знаю. Ах-маси, за мной.

— Ты куда? — дернулась Тейя.

— Помочь. Не переживай, мы скоро. Ах-маси, прихвати факелы.

Свернув за пилон, приятели нырнули в боковую штольню и, ускоряя шаг, спустились в подземелье. Где-то далеко впереди мерцал свет.

— Тоже факел! — на ходу произнес анхабец. — Наши!

— И как же они смогли его упустить?! — больно ударившись коленом о каменный выступ, с досадой промолвил Максим. — Впрочем, чего уж теперь об этом…

— Эти жрецы… они ведь здорово умеют отводить глаза! Вот однажды был случай…

— Тсс!!! — Юный фараон замедлил шаг и остановился у крест-накрест пересекавшей проход штольни.

Впереди, где мерцал свет, слышались голоса.

— Воины, — прошептал позади анхабец.

— Да, воины, — так же тихо отозвался Макс. — Не вижу причин нам к ним идти. Пусть ищут там, мы же… Ты — налево. Я — направо. Идти сто шагов, никуда не сворачивать, если что — кричать.

— Понял. — Ах-маси улыбнулся. — Так я пошел.

— Удачи!

— Да помогут нам боги!

Наверху, в провале, сияли звезды и даже был виден кусочек луны, уже не золотой, а по-утреннему серебристой. Сверху ничего не давило, однако с боков локти задевали за стены — штольня была достаточно узкой. Замедлив шаг, Максим поднял голову — до провала примерно метров пять-шесть. Просто так не вылезешь!

Тщательно считая шаги: «Двадцать пять, двадцать шесть… тридцать…», юноша легко продвигался вперед, благо никаких камней под ногами больше не валялось. Да и вообще, складывалось такое впечатление, что этой галереей пользовались довольно часто — идти было удобно и даже, можно сказать, светло. Ну, по крайней мере, кое-что видно. Нет, все-таки здорово, что над головой не темный пещерный свод, а яркое звездное небо!

— Тридцать шесть, тридцать семь…

Чу!

Впереди явственно послышался какой-то странный звук. Словно бы лязгнула дверь. Лязгнула… Откуда здесь железные двери? Петли — и те обычно ременные. Нечему лязгать. Тогда что же?

Забыв об отсчете, молодой человек прибавил шагу, стараясь ступать осторожно, как можно более тихо. Вот — снова этот же звук! Вон там, за углом!

Максим рванулся вперед и, резко свернув, оказался в небольшой круглой зале, так же освещенной сверху призрачным светом звезд. Только здесь проем оказался еще выше, наверное, метрах в восьми-девяти. Оглядевшись, юноша невольно передернул плечами — по краям пещеры белели груды человеческих черепов и аккуратно сложенные поленницами кости! То еще местечко! Однако что же здесь могло лязгать? Ага!!! Вот она, дверь! Прямо в стене напротив. Железная! Или обитая железом… или бронзой, медью…

Недолго думая, молодой человек рванул дверь на себя и, оказавшись в длинном темном проходе, в дрожащем свете факела увидел впереди сутулую фигуру жреца. Тоже с факелом! Сетнахт! Ну, теперь не уйдешь.

А жрец, словно бы почувствовав погоню, обернулся.

— Стой, гад!

Гулко расхохотавшись, Сетнахт — похоже, это был он, больше просто некому, да и сутулый — бросился влево, скрываясь за грудой камней… Нет! Это опять были черепа! О, боги, да сколько же их здесь? Все — жертвы тайных мистерий?!

Шлепанье босых ног жреца слышались впереди, рядом. И там же билось по стенам оранжевое неровное пламя. Еще прибавить ходу… Еще немного… чуть-чуть… Ну, где ты? Ага… Снова свернул. Врешь, не уйдешь! Однако, как много здесь подземных ходов! Целый лабиринт. И всюду кости, кости… И свет. Тусклый, льющийся непонятно откуда…

Черт побери, где же жрец? Вот, кажется, туда свернул… Или — туда. О, боги! Неужели…

Макс уже начал паниковать — бросился направо, налево… потом остановился, прислушался… Нет, никаких шагов не слыхать! Вообще никаких звуков. Только лишь биение собственного сердца. Эх, черт… Это ж надо так!

Юноша досадливо сплюнул и выругался. Ну надо же — упустил. Теперь кому рассказать… Тейя уж точно поиздевается. Тейя! Этот гад-жрец чуть было не проломил ей голову! Сволочуга! Ладно… Еще не вечер. Еще выловим, устроим засаду… Ну, а пока что ж… Еще немного походить да возвращаться… Возвращаться… Куда? Максим обернулся: кажется, он оттуда пришел, во-он из той штольни. Или вот из этой, где черепа. Впрочем, тут везде черепа. И кости. Где-то — поленницами, а где-то сложными и в чем-то даже красивыми композициями! Вот извращенцы! Люди Змеи, блин… А факел, кстати, уже догорал.

Молодой человек вдруг потянул носом. Чем-то пахло. Чем-то таким резким, знакомым… Бензином, что ли? Черт побери, откуда здесь бензин?

Ай!

Пламя факела куснуло за пальцы, вспыхнуло последний раз и погасло, исходя густым дымом. Ну вот… Дождался… Теперь уж придется действовать в темноте. Хорошо хоть, где-то там, позади, должен быть провал — скоро утро… наверное, уже утро… так что можно будет просто идти на свет.

Так вот он — свет! Во-он в той штольне. Желтоватые дрожащие отблески. Факел? Или свеча?

Максим на цыпочках подобрался к штольне, выглянул… и с удивлением увидел перед собой даже не залу, а комнату! Обычную комнату с двумя картинами, старым конторским столом и керосиновой лампой! За столом на колченогом стуле спиной к юноше сидел какой-то человек — нет, не Сетнахт. Седой, в темно-синем мундире… и даже при сабле!

Черт побери… Это что еще за маскарад?

И вдруг, словно почувствовав на себе недоумевающий Максов взгляд, — такое ведь тоже бывает! — сидевший резко обернулся. Настолько резко, что молодой человек не успел скрыться… да, честно говоря, не очень-то этого и хотел — уж больно стало любопытно.

— Бон суар, месье, — казалось, без всякого удивления, даже как-то устало и буднично произнес незнакомец с саблей. — Святая Мария, кто бы знал, как вы все мне надоели!

— Надоели? — на языке Черной земли переспросил Максим. Потом, моргнув, перешел на французский: — О, извините, месье, я просто заблудился.

— Заблудился, хм. — Седой махнул рукой. — Все вы так говорите! Присаживайтесь, будем составлять протокол. Судя по одежде — собрались на гулянье? А где сегодня маскарад? На Монмартре? Ах да, в саду Тюльри. Не замерзнете босиком-то? Впрочем, ваше дело — никто же вас не неволил. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему, верно? Вот и я говорю… Вы садитесь, садитесь, месье. Вон, видите, у стены — скамеечка. Берите ее и присаживайтесь ближе к столу, вам ведь расписываться придется, господин нарушитель!

— Нарушитель? — Макс уже догадывался о том, что с ним произошло. Еще бы не догадаться!

Только все равно, как-то здесь все странно. Эта керосинка, сабля…

Желтоватый свет горелки освещал стоявший на столе замызганный чернильный прибор, конторскую книгу в черном коленкоровом переплете, дымящееся в чашечке кофе и разложенную на старой газете нехитрую трапезу — сыр, лук, булочки с маслом.

Внезапно ощутив приступ голода, Макс сглотнул слюну и моргнул.

— Нарушитель, нарушитель, уж так выходит, — ухмыльнувшись, закряхтел старик — да-да, старик, лет, наверное, шестидесяти или что-то около. — Только не говорите мне, месье, о том, что в первый раз слышите о запрете префектуры, наложенном на посещение катакомб частными лицами!

— В первый раз слышу, — присаживаясь на скамеечку, обалдело кивнул Максим. — Клянусь Амоном… Тьфу! Ей-богу!

— О! Да вы, кажется, не француз? — наконец заметил седой. — Хотя говорите неплохо, очень даже неплохо. Кто же вы? Англичанин? Голландец?

— Русский, — молодой человек не стал врать — к чему?

— Русский?! Так я и подумал! Верно, какой-нибудь князь? Ваш маскарадный костюм, видно, немалых денег стоит… Скажите, вот это ожерелье — неужели настоящее золото?

— Позолота, конечно, — хмыкнул Макс. — Но вы правы, обошлось все недешево.

— Ах, молодость, молодость. — Старик покачал головой. — И на что только вы тратите деньги!

Молодой человек только сейчас понял, как он выглядит в глазах вот этого человека. Длинная, до колен туника-калазирис из полупрозрачной гофрированной ткани, поверх нее, на бедрах, повязка, узорчатый передник, пояс с кинжалом, ожерелье, браслеты — как же без этого? Обычная одежда уважающего себя египтянина. Парика, правда, не было, да и не любил Максим парики, обходился собственной шевелюрой…

— Так, значит, говорите, русский?

— Русский, русский… э-э-э… студент!

— Ну понятно, что студент. Сорбонна! А какой факультет, позвольте полюбопытствовать?

— Исторический.

— Ого! Так, верно, не только из праздного любопытства наведались в катакомбы?! — Старик засмеялся и пригладил бородку рукой. — Только вот одежку выбрали… Что, сразу на гулянье? В Тюильри?

— В Тюильри, — утвердительно кивнул Макс.

— Ах, молодежь! И все же — как я вам завидую! В наше время, конечно, вот так вот, как вы сейчас, нельзя было куда-то пойти. Зато все было дешево, куда дешевле, чем сейчас. Да что там говорить, до войны кофе стоил по два франка за фунт! По два франка! Можете себе представить? А сейчас — три франка и двадцать сантимов! Все подорожало, все. Вино — вместо восьми десятков сантимов за литр — франк! Сахар — восемьдесят вместо шестидесяти… Ох, цены, цены, куда же вы катитесь? Кстати, хотите кофе?

— Охотно. Сказать по правде, давно хотел вас попросить.

— Так попросили бы! Я хоть и на службе, а все ж не зверь… — Старик улыбнулся и погрозил юноше пальцем: — А штраф вам все же придется уплатить, не думайте! Вы пока пейте… — Поднявшись, он отошел в угол, взяв стоявший на маленькой тумбочке кофейник красноватой, захватанной пальцами меди и чашку. — А я — меня, кстати, зовут месье Перишо, а друзья называют старина Перишо или даже старина Жорж, — я схожу за квитанцией. Сейчас как раз должен прийти месье Агиро, жандарм, он всегда в это время заходит. Так я ему скажу: никакого сопротивления вы не оказывали, вели себя достойно. Гм-гм… Не знаю только, отпустят ли вас жандармы в этом платье? Скорее всего, вряд ли вы попадете на гулянье. Ну да ничего, все еще у вас впереди.

По-стариковски ворча, месье Перишо налил в чашку ароматный напиток, поставил кофейник на стол и направился в смежную комнату за обитой коричневатой клеенкой дверью.

— Вы пейте, пейте… Я сейчас. Живо.

Поставив на стол чашку, Макс живо придвинул к себе газету и ахнул: «Фигаро». От 5 апреля 1876 года!!!

Тысяча восемьсот семьдесят шестой!!! Вот так-то!

Однако не следует тут засиживаться. Старик вроде бы ничего, но ведь сейчас жандармы придут, а с ними как-то не с руки встречаться. Запрут еще… не в участок, так в психушку — приятного мало!

Рассудив так, Максим, углядев еще одну дверь — деревянную, с двумя створками, — осторожно поднялся и, на цыпочках подойдя к ней, быстро покинул комнату. Теперь он оказался в небольшом коридоре с высокими застекленными окнами, сквозь которые с синего вечернего неба весело подмигивали звезды.

Глава 9 Гулянье в саду Тюильри Весна 1876 г. Париж

«Генеральная инспекция каменоломен» — гласила обшарпанная вывеска на неприметной, выкрашенной темно-зеленой краской будочке, из которой только что вышел Максим, направляясь… направляясь…

А черт знает куда направляясь!

Париж! Девятнадцатый век! Господи… Еще даже Башня не построена! И холодно как… ноги замерзли, да и вообще — не Египет. Брр!!! Так и заболеть можно.

Завидев впереди людей, молодой человек поспешно свернул с площади на широкую, освещенную газовыми фонарями улицу и, скосив глаза, прочитал на одном из домов вывеску — «Бульвар Распай». Вот оно что. Так, значит, эта неприметная площадь — площадь Данфер Рошро! Которая еще так не называется… или уже называется? А где же знаменитый лев? Не заметил… Или просто не обратил внимания. Черт! Впереди снова показались люди — какая-то шумная компания. Максим уже приготовился куда-нибудь свернуть или хотя бы укрыться за деревьями, как вдруг…

Как вдруг сзади послышался быстро приближающийся стук копыт! Пролетка! Юноша прижался к дереву, надеясь, что не заметят, проскочат… Да и кому, в конце концов, какое дело?

Не проскочили!

— Эй, стой, стой, Антуан! Смотрите, какая колоритная личность! Давайте его подвезем, иначе бедняга замерзнет.

Голос был женский, точнее, девичий. Затем послышался смех, а потом уверенный молодой мужской голос:

— Месье египтянин, можно вас?

— Что такое? — Макс быстро обернулся.

— Вы ведь направляетесь в Тюильри?

— Да.

— Так садитесь! Мы вас подвезем. Да садитесь же!

Ну, раз предлагают… И похоже, вполне искренне… В конце концов, что еще делать-то?

Взобравшись в коляску, Максим уселся на переднее сиденье, спиной к кучеру, рядом с дружелюбно улыбающимся кудрявым юношей в костюме времен короля Франциска или какого-нибудь Генриха.

— Меня зовут Антуан, Антуан Меро, — подмигнув, представился юноша. — А это мои друзья, — он кивнул на заднее сиденье, — Жан-Пьер, Флоранс и Агнесса.

— Меня зовут Максим, можно просто — Макс.

— Очень приятно! — компания во все глаза разглядывала наряд Максима.

Толстый увалень Жан-Пьер был в разноцветном костюме шута с бубенчиками, а две барышни — в длинных сборчатых платьях с блестящими пуговицами: белокурая хохотушка Флоранс — в сиреневом, и кареглазая брюнетка Агнесса — в красном. Естественно, обе дамы были при шляпках, украшенных живыми цветами.

— К сожалению, мы все же не смогли нарядиться как следует, — улыбнувшись, посетовала Флоранс. — Вы знаете, месье Макс, у Агнессы такая строгая матушка, что…

— Это уже не говоря о папеньке! — с интересом посматривая на нового знакомого, засмеялась Агнесса.

Красивая она была, эта девушка Агнесса. Ее подружка Флоранс — просто приятная, а эта именно что красивая. Как Тейя! Нет, Тейя, конечно, красивее.

— О чем вы думаете, Максим? — наклонилась Агнесса.

— Я?

— Вы, вы! У вас только что было такое мечтательно-задумчивое выражение лица.

— Вспомнил родных, — разведя руками, честно признался молодой человек.

— А вы, верно, издалека? Откуда?

— Из Санкт-Петербурга.

— О!!! Россия!!! Тсар Александр! Учитесь? Или просто так приехали, посмотреть?

— Просто так. — Максим улыбнулся.

— И как вам Париж, дружище? — засмеялся кудрявый Антуан. Интересно, за которой из девчонок он приударяет? Скорей за Агнессой. Впрочем — какая разница-то?

— Париж? — Юный фараон пожал плечами. — Я его пока так и не рассмотрел.

И тут все грохнули смехом. Даже возница — и тот засмеялся.

— Так мы вам сейчас его покажем! — Антуан хлопнул юношу по плечу. — Эй, Жан-Пьер, достань-ка свою фляжку. Наш друг уже совсем продрог.

— Прошу вас, месье. Угощайтесь!

Такого ароматного коньяка Макс никогда не пил! Впрочем, как истинный спортсмен, он вообще не пил. Раньше, до Египта. А уж там-то, конечно, расслабился.

— Месье Максим, вот, накиньте плед!

— А вы… мадемуазель Агнесса?

— А я все же не в таком виде, как вы!

И снова все захохотали.

— Знаете что, а давайте возьмем по пути шампанского? — неожиданно предложила Флоранс. — Здесь, на Сен-Жермен, есть одна лавочка. Моя матушка всегда заказывает шампанское только там!

— Шампанское? — привстав, радостно воскликнул Антуан. — Прекрасная идея! Покупаем! Эй, кучер, сворачивай на Сен-Жермен.

Ясное звездное небо над головой, синее вечернее небо. Освещенные газовыми фонарями бульвары, зеленые тополя, липы, каштаны. Высокие, с мансардами, дома, лаковые экипажи, веселящиеся люди. Париж! Черт побери, Париж! Бульвар Распай, Монпарнас, Сен-Жермен — Максим бывал здесь и раньше. Правда, тогда в Париже была и Башня, а сейчас ее не было… еще не было… Безбашенный Париж, ха!

— Вот, наденьте.

Макс не пошел в лавку вместе со всеми, остался в коляске, и кучер, обернувшись, неожиданно протянул ему… серые парусиновые туфли.

— Надевайте, не то простудитесь. Не думайте, платить не надо, я их все равно собирался выкинуть. Или брезгуете?

— Я?! Да давайте!

Поблагодарив извозчика, юноша натянул на ноги туфли и в самом деле почувствовал себя гораздо лучше, мерзнуть перестал — то ли туфли помогли, то ли коньяк.

— А вот и мы!!! — Вся компания со смехом уселась в коляску. Антуан лихо — с хлопком — откупорил шампанское.

— Ой! — засмеялась Флоранс. — А бокалы забыли!

— А я и так могу, из горла, — уверил Антуан да тут же и выпил почти треть бутылки! Откупорил еще три — на парней и одну — на барышень.

— Никогда еще не пила шампанское прямо из бутылки! Ох, видела бы маменька!

С веселыми прибаутками и смехом вся компания мчалась по ночному Парижу, залитому огнями газовых фонарей и желтым сверканьем витрин. Чем ближе к Сене, чем чаще попадались такие же нарядные экипажи, веселые гуляющие компании, торговцы вином и цветами. Свернув у Бурбонского дворца, пролетка проехала по мосту, и, обогнув обелиск на площади Согласия, остановилась на углу Риволи.

— Все, господа, приехали, — обернулся кучер.

— Я расплачусь!

Антуан вытащил из поясной средневековой сумки бумажник и зашуршал купюрами.

Вся компания вылезла из коляски и направилась в сиявший разноцветной иллюминацией сад, разбитый на месте сгоревшего дворца.

Веселые компании в масках и маскарадных костюмах, радостные голоса, смех, разноцветные огни — Максу казалось, что он попал в какой-то волшебный сон. На эстраде между деревьями играл оркестр, кружились в вальсе пары, в открытых кафе, за поставленными прямо в траву столиками, пили вино, разговаривали, шутили.

Один из таких столиков и заняла приютившая Максима компания. Усевшись, Антуан обернулся, подзывая официанта.

— Сегодня я угощаю! — улыбнулся толстяк Жан-Пьер. — В честь отъезда.

— Ах да, ты же едешь в Карлсбад. — Флоранс неожиданно вздохнула. — Вот всегда так, не вовремя.

— Очень, очень не вовремя, — грустно покивал Антуан. — Увы, мне придется искать нового компаньона на год.

— На год?! Жан-Пьер, неужели так долго?

— Ну, дядюшка настаивает не только на лечении, — смущенно поведал Жан-Пьер. — Я еще должен прослушать курс лекций по медицине в Берлинском университете. Очень настаивает. А вы знаете, я от него завишу.

— Французу — ехать в Берлин?! — Антуан возмущенно фыркнул и тряхнул кудрями. — Вот уж, поистине, кто бы мог подумать? Ладно, не будем о грустном. Гарсон! Шампанского!

Где-то поблизости снова заиграл оркестр, и, выпив вина, молодые люди ушли танцевать, на какое-то время оставив Максима в одиночестве. Впрочем, одиночество длилось недолго — его нарушила Агнесса. Улыбнулась, ухватила юношу за руку:

— Пойдемте танцевать, месье Макс! Ну, идемте же!

— А… где же месье Антуан?

— Встретил своего знакомого, нудного сорокалетнего старикашку! Уединился с ним в дальней аллее… Фу! Как будто нельзя было поговорить о делах и потом. Ну, так мы с вами танцуем?

— Танцуем! — Максиму показалось неловким отказать даме, тем более такой красивой. — Правда, вот танцор я неважный.

— Ничего. Я вас научу! Было бы желание.

Как искрометно играл оркестр! Как вокруг было весело и прекрасно! Прекрасная музыка, прекрасный сад, прекрасная девушка в красном платье. И отражающиеся в пруду с бьющим фонтаном звезды.

— Раз — два, — танцуя, командовала Агнесса. — Теперь шаг влево… теперь — вправо… покружились… пам-па-па… пам-па-па… Вам нравится Штраус?

— Э…

— Мне тоже. Особенно этот вальс — «На прекрасном голубом Дунае». В Петербурге тоже танцуют вальсы?

— Что? Ах, да… да.

В широко распахнутых блестяще-карих глазах девушки отражались звезды. А может, это были не звезды, а какие-то смешные игривые чертики. Слишком игривые, слишком…

— Какой вы сильный, Макс! Я прямо-таки чувствую ваши мускулы… Только не смущайтесь, хорошо? Лучше покрепче держите меня… Ах!

После того так танец закончился, они вновь уселись за столики. Вчетвером — Антуан еще не появился.

— Ну вот, — обиженно сказала Флоранс. — Зазвал нас на праздник, а сам скрылся. В этом — весь господин Меро.

— Пока ждем, закажем еще бутылочку?

— Ой, нет, нет, Жан-Пьер. Мы и так уже опьянели. Да где ж этот Антуан? Где его носит?

— Да, что-то он слишком долго, — согласно кивнула Агнесса. — Боюсь, не случилось ли с ним чего плохого.

— Да брось ты, что здесь может случиться?

— И все-таки… Я пойду посмотрю. Максим, составите компанию?

— Охотно! — Макс галантно поцеловал девушке руку.

Улыбнувшись, Агнесса погрозила пальцем друзьям:

— А вы сидите здесь! Не хватало еще нам тут потеряться. Потом будем искать друг друга. Помните, как в прошлый раз, в Аржантее? Идемте, Макс.

Странно, но юный фараон сейчас абсолютно не чувствовал холода. Может, потому, что был спортсменом, а скорее всего, сделали свое дело и коньяк, и шампанское, и теплая — во всех смыслах теплая — компания.

Максим и Агнесса прошли мимо танцующих пар к дальней аллее, достаточно темной, заросшей многолетними вязами. Интересное место для разговора! Прекрасная музыка, веселые голоса, смех — все это осталось где-то там, под сияющим желтыми звездами небом, здесь же, под густой сенью вязов, все казалось каким-то настороженным, безрадостным, мрачным.

— Похоже, здесь нет никого, — шепотом произнес Макс.

— Тсс! — Девушка прижала палец к губам. — Слышите? Голоса!

Юноша прислушался… В самом деле! Говорили где-то в конце аллеи. Причем — весьма угрожающе.

— Ждите меня здесь!

Максим быстро зашагал на голос. Вот замедлил шаг, затаился, увидев у чугунной решетки черные тени. Трое… Нет, четверо…

— Если у тебя так мало денег, так пусть заплатят твои дружки! — Грубый голос принадлежал явно не Антуану.

— Подите прочь, клошары! — А вот это уже Антуан!

— Ты кого обозвал клошаром, барчук?!

Удар! Похоже, кулаком в живот. И слабый стон.

Пора вмешиваться!

— Эй, господа! Что вам надобно от моего друга?

За оградой горел фонарь, было хорошо видно скрючившуюся фигуру Антуана в средневековом костюме и трех громил в пижонских широкополых шляпах и масках. Один — здоровенный молодец, косая сажень, другие — пониже, поплюгавее.

— Ого! — Разглядев юношу, все трое захохотали. — Это кто еще? Девочка из салона мадам Биби? Ну, иди сюда, детка!

— Иду, мальчик…

Подскочив ближе к здоровяку, Максим без лишних слов зарядил ему хуком в скулу. Хороший вышел удар, смачный! Громила пошатнулся, но устоял… И тут же получил целую серию свингов — в голову и в печень.

— У-у-у-у… — Завыв, молодец опустился наземь.

Его же соратники тут же отскочили в стороны. В руке одного из них блеснул нож.

Ах ты так, гнида?

Приняв привычную стойку, Максим напружинил ноги, попрыгал… Ну, давай, давай, подходи!

— Я возьму второго! — пришел в себя Антуан. — А ну иди сюда, парень! Сейчас мы с тобой посчитаемся.

— Это мы еще посмотрим — кто с кем!

Блеск ножа… И блеск глаз — в них отразился фонарь. Ввухх!!! Лезвие со свистом рассекло воздух. Максим уклонился, перенес тяжесть тела на левую ногу, и левой же рукой ударил вражину в нос!

Громила хрюкнул… Застыл. Блеснув, упал в траву нож…

А вот тебе еще свинг!!! Получи, морда!

— Уходим! — вдруг закричал тот, что дрался сейчас с Антуаном. Вернее, даже пока еще не дрался. — Уходим! Полиция!

И в самом деле, в начале аллеи вдруг послышалась заливистая трель полицейского свистка. А затем возникли и сами полицейские… и Агнесса в красном приталенном платье с широкой кринолиновой юбкой и блестящими пуговицами.

— Ну, вот они, господа! — Тяжело дыша, девушка подбежала к друзьям. — Как вы?! Ой, Антуан! Кажется, у тебя под левым глазом синяк. А у тебя кровь на плече! Нет, точно кровь. Надо доктора!

— Пустяки, не надо доктора, — с улыбкой отмахнулся Максим. Отморозок с ножом все ж таки его достал, зацепил малость. А сразу-то ничего и не чувствовалось.

— Господа, с вами все в порядке? — Подойдя ближе, один из полицейских важно отдал честь.

— Да, да, в полнейшем. Вы вовремя появились, месье.

— Мы всегда вовремя появляемся! Ну, раз с вами все нормально, тогда мы продолжим преследование бандитов.

— О, да-да, пожалуйста.

Антуан и Макс остались ждать у ворот — на этом категорически настояла Агнесса, быстро сбегавшая за остальными.

— Антуан! Максим! — подходя, наперебой закричали Флоранс и Жан-Пьер. — Слава Богу, вы живы! Агнесса рассказала нам…

— Да уж, заварушка вышла знатная! Но Макс — какой молодец! Да вы настоящий спортсмен, Максим.

Антуан восхищенно ударил юношу по плечу, и тот скривился от боли.

— Боже, вы ранены! Так… Едем ко мне. Вернее — к нам с Жан-Пьером.

— Сначала надо спросить, хочет ли вообще месье Макс куда-нибудь ехать, — тут же перебила Агнесса. — Может, ему лучше домой. Вы где остановились, Максим?

— Э… В номерах…

— В дешевых номерах?!

— Ну, взял пока… какие были.

— Там же жуткая грязь и полно разного сброда! Жан-Пьер, Антуан, у вас найдется место?

— Конечно! В гостиной есть прекрасный мягкий диван. Вы с нами, девушки?

— Да уж, проводим.

В небе все так же ярко пылали звезды. В саду все так же играла музыка, и танцующие пары кружили в волшебном вальсе, словно летящие осенние листья. Впрочем, до осени было еще далеко.

Глава 10 Обнаженная в солнечном свете Весна 1876 г. Париж

Проснувшись от чьих-то шагов, Максим открыл глаза и увидел только что вошедшего юношу — раскрасневшегося, с блестящими глазами, только все же немного грустного. Как видно, провожание девушек (точнее сказать, девушки — Агнессы) прошло не совсем так, как ожидалось.

— О, Макс… Извини, разбудил. Кстати, уже утро. — Бросив сюртук на стул, молодой человек с улыбкой подошел к окну и распахнул ставни. — Ты посмотри только, какой чудесный рассвет!

Только что вставшее солнце, уже не рассветно-красное, но еще и не полуденно-золотое, ворвалось в комнату веселым взрывом лучей, заиграло на старом зеркале, на стоявшем в углу бюро, на лаковой поверхности стола, ярким зайчиком упало на висевшую над столом копию картины Милле «Анжелюс». Картина отражала вкусы хозяина дома — очень приличного доходного дома на улице Роше, что неподалеку от вокзала Сен-Лазар и так называемых «Grandes bulvardes», недавно обустроенных префектом Сены бароном Османом. Здесь, на третьем этаже, снимали пансион на двоих Антуан и Жан-Пьер. Жан-Пьера, кстати, завтра уже должны были провожать в Карлсбад — с Восточного вокзала, он тоже располагался недалеко.

— Ах, какая красота! — Сняв ярко-голубой щегольской галстук — скорее даже, шейный платок, — Антуан потянулся и, обернувшись, подмигнул гостю: — Я вижу, ты уже выспался! Вот здорово. Будет с кем выпить вина… Знаешь, сказать тебе по секрету, Жан-Пьера поутру никогда не добудишься, а я вот, наоборот, люблю вставать рано, может быть потому, что вырос в провинции. Я ведь из Нормандии, есть там на побережье такой удивительно красивый — нет, честно слово красивый! — городок Онфлер. Кстати, ты видел картины Эжена Будена? Это наш, нормандский художник, правда, его полотна не всем нравятся, но мне кажется…

Максим улыбался. Похоже, его новый приятель относился к тем — очень даже неплохим — людям, страдавшим одной ма-аленькой страстью, что называется, был «tres bavard», а говоря попросту, любил поболтать по делу и без дела. Впрочем, не самое плохое качество.

— Антуан, я хотел бы попросить тебя об одной услуге.

— Все что угодно, друг мой! — Юноша откупорил оставшуюся бутылку шампанского и картинно прижал руку к сердцу. — Все, что угодно, кроме вот этой картины. Она не моя, а хозяйская. Он неплохой человек — мы с Жан-Пьером платим за этот пансион всего двести франков, не так и дорого на двоих. Сам посмотри — здесь две комнаты и просторная гостиная, в которой ты как раз сейчас спишь… то есть, вернее, уже не спишь. Тебе нравится Милле? А Курбе? А мне очень нравится старина Энгр. На! Выпьем за наше знакомство!

— Шампанское по утрам пьют… — Хмыкнув, Максим, не вставая с постели, опрокинул бокал и сладко зевнул.

— Ага! Все-таки ты соня. А что ты сейчас только что сказал?

— Одна русская пословица… Да! Я же хотел попросить тебя… Не мог бы ты мне одолжить свою одежду? На время, мне только сходить в гостиницу, переодеться и…

— Конечно же! О чем разговор? Если хочешь, я даже провожу тебя!

— О, нет, нет! Не буду слишком злоупотреблять твоим благородством.

— Кстати, мы с тобой, кажется, одного роста… Ну-ка, встань! Да, одного… Только ты поплотнее. Занимаешься спортом?

— Да, боксирую.

— Ха! Я видел! Здорово ты вчера уделал тех клошаров! Честное слово, здорово! Научишь меня?

— Конечно.

— Там в шкафу одежда. Выбирай, что хочешь, а я пока поймаю извозчика.

Не слушая никаких возражений, Антуан выбежал из квартиры, громко хлопнув дверью.

Подойдя к шкафу, Максим быстро натянул светлые панталоны — как раз пришлись впору, выбрал сорочку и нечто вроде длинного просторного пиджака — сюртук, что ли? Остались лишь башмаки или как их там? Штиблеты? Они-то как раз жали… Но не босиком же идти?! Подумав, молодой человек обулся в те самые, подаренные извозчиком парусиновые туфли… Чем вызвал бурный смех возвратившегося приятеля!

— Ой, не могу! Ой, умру сейчас! Макс, клянусь, в египетской одежде ты выглядел куда более элегантным! А галстук? Почему ты не выбрал галстук? У вас в России что, не носят ни галстуков, ни воротничков?

— Да так как-то свободнее, — смутился гость.

— Ого! Да ты, я смотрю, нигилист! И вообще — человек передовых взглядов. Нет, все-таки пристегни воротничок и повяжи галстук… Дай помогу… Вот так… Что же касается обуви, извини — размер какой есть. О! Подожди-ка! Сейчас посмотрим у Жан-Пьера…

— Может, я все же в тапочках пойду? Тем более — на извозчике.

— О! Извозчик! Он ждет уже. Побежали скорей!

— Да, идем. У тебя не найдется какой-нибудь сумки или саквояжа?

— Саквояж? Там, за бюро.

Макс сунул в саквояж — добротный, свиной кожи — ожерелье, браслеты и кинжал, но потом передумал и кинжал выложил обратно, а затем быстро выскочил на улицу и уселся в коляску.

— Надеюсь, ты управишься быстро, — с улыбкой напутствовал Антуан. — Мы сегодня обедаем в «Лидо»! Да-да! Могу я угостить своего спасителя? Заодно проводим Жан-Пьера. Кстати, Флоранс и Агнесса тоже там будут.

— Куда везти, месье? — обернулся извозчик.

— Вперед. — Молодой человек махнул рукой, и возница погнал экипаж к видневшейся впереди площади неподалеку от какой-то церкви, а там снова обернулся и, заговорщически подмигнув, спросил: — Ну, так куда едем, месье? Я вижу, вы не очень-то хотели, чтобы ваши друзья знали…

— Ммм… — Максим ненадолго задумался. — Есть здесь поблизости какой-нибудь ломбард или скупка? Впрочем, нет… Высади-ка меня здесь!

— Осмелюсь напомнить, ваш друг за вас уже заплатил, и весьма щедро.

— Тогда покатай меня по Елисейским полям и вокруг Арки. В общем, где-нибудь. Часика полтора-два.

— Слушаюсь, господин! — Сдвинув набекрень шляпу, извозчик свернул на широкий бульвар, и рессорная легковая коляска не торопясь покатила к видневшейся впереди арке.

Арка была такая же, точнее — та самая, Триумфальная. И бульвары такие же, и площадь Звезды — она, конечно же, еще не называлась «Шарль-де-Голль». А потом свернули на Елисейские поля, поехали мимо бутиков и дорогих магазинов к Конкорд, и дальше, на «рив гош» — левый берег. Ярко светило солнце, но народу на бульварах, по причине раннего времени, виднелось не так уж и много — в основном спешащие на работу приказчики, зеленщики, молочники, обслуга.

Авеню Елисейские поля, казалось, ничуточки не изменилась, разве что зелени стало побольше… хм… странно здесь употреблять это слово — «стало». Скорее уж — «было». Были магазины, клумбы с цветами, не было, правда, павильонов, построенных к выставке 1900 года, не маячили вдали голубые небоскребы Дефанса, и — самое главное — не было Башни! Париж — и без Башни? Вот это действительно странно.

Ну, а площадь Согласия все та же — с фонтаном и обелиском.

— Куда теперь? — переехав мост, снова обернулся извозчик.

— Давай к Люксембургскому саду и обратно. Да не торопись, времени много.

Время было и в самом деле девать некуда. Уж точно хватит, чтобы подумать. Итак, 1876 год. Если вспомнить фотографию из храма — с колесным пароходом, изготовленную в ателье Нодара, то, выходит… выходит, что кто-то из жрецов здесь, в Париже, уже побывал. И побывал — именно в это время. Хм… кто-то? А не сам ли господин Якбаал? Месье Якба, как он всегда себя называл. Да-да, он же хвастал — тогда еще, в новом, Максовом, времени говорил, что живет в Париже чуть ли не полтораста лет. И собирал импрессионистскую живопись… живопись… А это, кстати, пригодится!

Его, Якбаала, нужно здесь отыскать… Не его, так жрецов, иначе не выбраться. Да, в крайнем случае, наверное, могут хоть как-то помочь и масоны. Может быть… Нет, в первую очередь нужно попытаться найти Якбаала… Если он здесь. Ну и параллельно собирать сведения обо всех эзотерических обществах, связанных с Древним Египтом. Может, повезет и там.

Действовать! Не паниковать, не сидеть сложа руки — действовать! Только осторожно, не привлекая внимания. Впрочем, а может, его как раз стоит привлечь? Нет! Не сейчас. Только в самом крайнем случае.

Максим поначалу планировал сразу же, с помощью извозчика, отыскать какой-нибудь ломбард и обменять ожерелье и браслеты на франки. Однако, подумав, решил не торопить события — документов-то у него не было. А вдруг в ломбарде спросят? А вдруг — полиция? Кто такой, откуда? Не германский ли шпион? Ах, русский… Хорошо, мы наведем справки, а вы пока посидите. Где, вы говорите, проживали в Санкт-Петербурге? Ах, на Васильевском, на 9-й линии? Мы пошлем запрос…

Вот это все сильно задержало бы поиски Якбаала… или просто — спасения. И даже, наверное, сделало бы невозможным, а потому следовало поступать осторожнее.

— Гони обратно! — приняв решение, громко распорядился Максим.

Кивнув, извозчик развернул коляску прямо посреди бульвара Монпарнас и погнал лошадей к Сене.

— О, друг мой! — Едва войдя, Максим без сил повалился в кресло.

— Что? Что случилось? — Антуан испуганно вскочил с дивана. — Почему ты такой взволнованный?

— Взволнованный?! — вскинул брови гость. — Я не взволнован, я расстроен! Меня обокрали, дружище! Обокрали, понимаешь?

Антуан так и сел:

— Вот это новость! Мы же тебя предупреждали, что в дешевых номерах жди неприятностей. Ты уже заявил в полицию?

— А, пустое.

— А хозяин? Что говорит хозяин гостинцы? Знаешь, бывают такие хозяева, что в доле с ворами.

— Все, все украли — одежду, документы, деньги… Главное — документы. Как теперь снять номер в гостинице? Как теперь жить? Можно, конечно, и без них, но…

— Так ты…

— Я уже объяснил ситуацию российскому посланнику. Тот рекомендовал поскорее вернуться домой… — Состроив обиженное лицо, молодой человек сокрушенно развел руками. — Домой! Понимаешь, я ведь только приехал! И недели не прошло. Эх, в следующий раз батюшка ни за что не отпустит!

— Батюшка?

— Отец. Мон пэр. А я так мечтал пробыть в этом прекраснейшем городе хотя бы до осени. А лучше — и до зимы. Денег хватит — я продам ожерелье, браслеты… Все это настоящее золото!

— До зимы! — с неожиданным восторгом вдруг повторил Антуан. — До зимы! А что, если до следующего лета?

— Что-то я тебя не пойму, друг мой?

— А что тут понимать? — весело расхохотался юноша. — Деньги у тебя есть… ну, будут… Живи здесь вместо Жан-Пьера! Двести франков на двоих — не так уж и дорого. И мне не надо будет искать другое жилье. Нет, честное слово — замечательное предложение!

— Но…

— Никаких «но»! Оставайся! Вот славно как все обернулось!

— Ну… если я тебя не очень стесню…

— Господи!

— Могу я попросить тебя съездить со мной в ломбард?

— Ну конечно. Едем сейчас же!

Вот так все и сладилось. С этого солнечного апрельского дня Максим поселился в очень приличном доходном доме на рю де Роше, что неподалеку от Сен-Лазара, в компании кудрявого Антуана Меро, очень даже милого парня, студента юридического факультета Сорбонны.

Ух, как все этому были рады — и сам Антуан, и Жан-Пьер, и девчонки. А уж как был рад Максим!

И как они бурно отпраздновали все в знаменитом ресторане «Лидо»! Сразу все — и отъезд Жан-Пьера на воды, и спасение Антуана от клошаров, и вселение Максима в доходный дом.

К слову сказать, после продажи ожерелья и браслетов Макс оказался настоящим богачом — и сразу заплатил хозяину за полгода вперед, чем вызвал с его стороны самое искреннее уважение. Кроме того, сразу же купил башмаки и одежду — сюртук, панталоны, дюжину сорочек и галстуков — в большом магазине готового платья на «рив гош». Да, и еще шляпу и цилиндр. В общем, оделся как истинный денди — по крайней мере, именно так и казалось юноше… да вот вскоре выяснилось, что зря.

— Месье Макс, позвольте вам кое-что сказать, только не обижайтесь, — вылезая из коляски, негромко произнесла Агнесса.

Она была сейчас в лиловом, повседневном платье для прогулок, но выглядела ничуть не хуже, чем в ярко-красном бальном наряде. Синие замшевые башмачки, лорнет на золотой цепочке, сиреневая шляпка с длинным павлиньим пером, сверкающие карие глаза, темно-каштановые локоны… Она была настоящей красавицей, эта юная мадемуазель, дочка владельца модного магазина на Елисейских полях. Неудивительно, что бедняга Меро в ее присутствии терял свое обычное красноречие и, мучительно краснея, чем-то напоминал вызванного к доске школьника младших классов, не выучившего урок. Еще бы…

— Антуан, возьмите мой зонтик и сумочку. Несите в дом. Ну? Не стойте же как истукан! Идите!

Проводив поспешившего в дом — уютный, утопающий в зелени и цветах особнячок на бульваре Рошешуар — ухажера быстрым взглядом, Агнесса повернулась к Максу:

— Вот что, месье. Скажу прямо, у вас неподобающий вид!

— Неподобающий? — Молодой человек захлопал глазами.

— Да-да! И это непростительно — вы ведь вовсе не так бедны, чтобы одеваться в магазинах готового платья! Я знаю одного портного на рю Габриэль. У него одевается вся богема! Завтра же туда с вами поедем. Это недалеко, здесь, на Монмартре. Нет, не думайте, пусть это и не фешенебельный квартал, но дядюшка Мерьсе, портной, знает толк в своем деле. Завтра сами увидите! Возьмете извозчика. Ровно в одиннадцать я буду ждать вас у своего дома. Да, не говорите ничего Антуану… сделаем ему сюрприз.

Последние слова Агнессы почему-то не очень понравились Максу — в конце концов, он считал Антуана своим другом. Впрочем, сюрприз так сюрприз — что в этом такого?

Холм Монмартр, казалось, весь состоял из каких-то узких горбатеньких улочек, небольших кафе, лестниц, над которыми величественной псевдовизантийской глыбой вздымался купол базилики Сакре-Кер — «Святое сердце», недавно выстроенной во искупление грехов Коммуны — мятежного парижского правительства, причинившего городу немало зла.

— Помолимся! — Велев извозчику остановиться в виду базилики, Агнесса привстала в коляске и долго крестилась, повторяя слова молитвы. А потом искоса взглянула на Макса.

— Коммунары сделали много нехорошего, — покосившись на извозчика, тихо произнесла девушка. — Это так. Сожгли Тюильри, Ратушу да много чего… Хватали в заложники людей, расстреливали… Господи, как сейчас помню того милого мальчика… соседа. Но… Но, с другой стороны — а разве до Коммуны было хорошо? Я ведь помню войну, голод… Мне было тогда двенадцать лет… совсем еще девчонка. Один Бог знает, как мы тогда выжили. Это сейчас у отца магазин, а тогда… тогда он был разорен. Он покупал на рынке крыс… Представляете, Макс? Крыс! По два франка за штуку! Что так смотрите? Не нравится мой рассказ? Впрочем, он мне и самой не нравится… Извините… Извозчик, давайте на рю Габриэль.

Выйдя из коляски, Максим галантно подал своей спутнице руку. Потом полез в карман за бумажником.

— Не надо денег, — ухмыльнувшись в бороду, покачал головой возница. — Уберите! Сказал: не возьму.

— Но…

— Счастья вам, мадемуазель. — Он неожиданно улыбнулся Агнессе. — Прощайте! И знайте: не вы одни питались крысами в те страшные дни!

Хлестнув лошадь, извозчик умчался прочь, быстро свернув за угол.

Девушка немного помолчала, а потом как-то виновато вскинула глаза и растянула губы в некотором намеке на улыбку:

— Идемте, Максим. И не берите в голову то, что я вам тут наговорила. Просто расчувствовалась.

— Бывает.

Агнесса взяла юношу под руку, и молодые люди вошли в узенькие ворота небольшого особнячка с украшенным старинной резьбой фризом.

А обратно они пошли пешком — на этом настояла девушка. Посидели в открытом кафе — гингете — и, выпив там вина, пошли по тенистым улочкам, местами переходящим в лестницы. Сквозь молодую листву ласково светило солнце, и окрашенные живым зеленоватым светом лучи его падали на лица прохожих, делая людей похожими на веселых клоунов из цирка Фернандо.

— Расскажите мне про Санкт-Петербург, — неожиданно попросила Агнесса. — Любопытно. Я никогда не бывала в России! Представляю лишь — снег, царь, медведи.

— Да-да, медведи, — улыбнулся Максим. — Так и рыщут по улицам целыми стаями! Иногда, представляете, невозможно из дому выйти!

— Ой-ой-ой, какой ужас! Господи… Да вы ж меня обманываете! Шутите! Нет, ну правда, расскажите!

Уж что делать, пришлось рассказывать, правда четко за собой следить, чтоб особенно не увлечься. Макс рассказал про родной Васильевский остров, Стрелку, Биржу, Университет, упомянул и про секцию бокса, про школу…

— Ничего себе, какая у вас передовая школа! Так, говорите, там совсем нет священников?

— Нет… Ой! Шучу, конечно. Каждый день молитвы зубрим с утра до ночи.

— Ну вот… А я думала — вы студент.

— Студент. — Молодой человек утвердительно кивнул. — А в школе этой я… раньше учился. Теперь — в Техноложке.

— Так вы — будущий инженер?! Вот здорово! Вам, должно быть, нравится месье Жюль Верн?! Он живет на Сене, на барже. Хотите, как-нибудь туда сходим? Вот хоть завтра.

Рука девушки нежно казалась плеча Максима, глаза — чудесные, карие, с золотистыми искорками — улыбались. Так лукаво, так чувственно, так…

Юноша все больше смущался. Особенно когда речь зашла о его личности — помолвлен ли, нет ли, любил ли кого-нибудь, бывали ли у него свидания…

Ах, эти вопросы… И эти глаза. Они, кажется, говорили куда больше слов…

Как и просила Агнесса, Максим ничего не сказал Антуану. И, между прочим, чувствовал себя неловко. Хотя, конечно, он же дал слово даме! А та ведь прозрачно намекнула, что будет совсем не прочь сходить куда-нибудь еще, к примеру в какое-нибудь кафе на Монмартре или на Сену — в «лягушатник» — покататься на лодке. Макс ничего конкретного не обещал, но… И нельзя сказать, что Агнесса ему не нравилась, однако… В конце концов молодой человек твердо решил для себя выкинуть юную красавицу из головы — все-таки он был чужим в этом мире и не собирался здесь надолго задерживаться. Так к чему, спрашивается, дурить девчонке голову? Просто для того, чтобы с ней переспать? Это было бы низко и недостойно настоящего мужчины, тем более — великого фараона Черной земли.

Кстати, о делах. Надо признать, Агнесса все же вскружила парню голову, пусть даже на какой-то миг… нет, не на миг даже… Якбаал! Якбаал и сектанты — вот кого надо искать! И лучше бы отыскать Якбаала — Максим почему-то был уверен, что сумеет подобрать к нему ключ. Ему казалось — и не без оснований, — что «месье Якба» предпочитает Париж всем «прелестям» родной стороны — красному песку, храмам и ежегодным разливам Нила. Даже в отдаленном оазисе, в усадьбе, Якбаал хранил парижские костюмы, развешивал по стенам картины… Кто у него был-то? Кажется, Ван Гог, Моне… Картины… Картины… Сейчас на дворе 1876 год. Интересно, Ван Гог уже начал рисовать? Или еще нет? Ну, Моне точно уже хорошо известен, как и все прочие импрессионисты. Вот там-то, на выставках, и следует поискать «месье Якба», он же похвалялся, что у него подлинники. Значит, посещает выставки, приценивается, покупает. Следовательно, его должны многие знать. Ну, по крайней мере — импрессионисты и те, кто с ними связан. Спросить, обязательно спросить Антуана, где можно видеть картины Моне, Сислея… кто там еще? А черт его знает! Не таким уж великий спецом в искусстве был Макс. Так, видел кое-что у отца. Вот тот хорошо знал живопись!

— Импрессионисты? — Услыхав вопрос, Антуан чуть было не подавился сыром. — А ты откуда знаешь такое слово? Что, уже и до Петербурга докатилась их сомнительная слава?

— Я просто слышал, что есть такие художники, — почти не кривя душой, смущенно признался молодой человек. — Очень хотелось бы взглянуть на их картины.

Месье Меро посмотрел на него так, как кутающиеся в теплые одежки обыватели смотрят на закаленного «моржа», собрающегося нырнуть в прорубь. Максим еще больше смутился — казалось, а что он такого спросил-то?

— Ты смелый человек, Макс, — покачал головой Антуан. — Я имел возможность убедиться в этом. Я тоже не трус… но, уволь, на выставку с тобой не пойду. Знаешь, еще увидит кто-нибудь, поползут слухи — а ко мне доброжелательно настроены далеко не все профессора Сорбонны.

— Ты сказал — на выставку? — обрадованно переспросил Макс. — Значит, она есть?

— Да, есть. — Месье Меро вздохнул. — Здесь, рядом, на улице Ле Пелетье, в галерее некоего господина Дюран-Рюэля, торговца. Я тебя даже туда провожу… правда, не до самого входа.

— Вот так дела! — Юный фараон азартно потер руки. — Еще больше интересно стало — что они там такое рисуют?

— Так еще не видел?

— Нет… почти. Только слышал.

— Боюсь, будешь разочарован, — вставая, предупредил Антуан. — И когда ты намерен посетить сие непотребство?

— А когда можно?

— Да хоть завтра. Если хочешь, вот прямо с утра и пойдем.

Завтра друзья и отправились. Пошли пешком, благо и в самом деле было недалеко — через площадь Оперы, а там уж, считай, рядом.

«Выставка работ группы художников» — гласила красная афиша над входом в длинное, помпезно украшенное здание, выстроенное в неповторимом парижском стиле. Рядом, у здания, прохаживался по тротуару толстый и важный ажан — полицейский.

— Ну вот… пришли… — тихонько произнес месье Меро.

Максим улыбнулся:

— Спасибо, что показал, дружище! Дальше уж я сам…

Юноша не успел сделать и пары шагов, как Антуан быстро догнал его и хлопнул по плечу:

— Постой! Неужели ты думаешь, что я тебя брошу?

— Нет, если ты не хочешь, то…

— Идем! — Молодой француз сжал зубы и тряхнул кудрями с такой непоколебимой решимостью, с какой недавние коммунары шли в бой против вооруженных до зубов версальцев. — Идем — и будь что будет.

Волнуясь, оба подошли к галерее, угодив под пристальный взгляд ажана.

— Вы что же, хотите зайти внутрь? — Подойдя ближе, полицейский в упор посмотрел на молодых людей. — Не советую, господа. Очень не советую!

В этот момент из галереи донесся какой-то шум, и на улицу, едва не сбив с ног несколько опешивших приятелей, вылетел какой-то громко кричащий человек, очень похожий на библейского патриарха Иова, каким его любили изображать в иконографии — с обширной лысиной и растрепанной седой бородой.

— Извозчик! Извозчик! — Углядев неспешно катящий невдалеке экипаж, «Иов» замахал руками. — Сюда, сюда, быстрее! Две тысячи франков! Две тысячи франков. — Это он уже бормотал про себя, не поймешь — то ли с радостью, то ли с завистью. — Надо сказать Ренуару. За его «Обнаженную» только что предложили тысячу франков!

— Неужели тысячу?! — недоверчиво переспросил ажан.

Ничего не ответив, патриарх замахал руками:

— Извозчик! Сюда, сюда… Ну наконец-то! Гони на Монмартр, живо!

— Ну что, пойдем, что ли? — Оглянувшись на полицейского, Антуан решительно толкнул приятеля в бок.

— Да, идем. Где здесь касса?

— Там спросим.

— Эй, эй, куда же вы?! — опомнившись, закричал ажан. — Эх… А с виду такие приличные юноши!

Внутри, к удивлению и даже некоторому разочарованию друзей, оказалось весьма обычно и даже, если можно так выразиться, респектабельно. Обычная галерея, обычные картины… мертвые, словно фотографии. Академизм!

А вот из второго зала доносились возбужденные голоса.

— Вот, — указал рукой Макс. — Туда-то нам и надо.

— Подожди, дай Милле посмотреть.

— Да смотри… А я все же…

Не договорив, юный фараон оставил приятеля и решительно направился во вторую залу, гораздо больше и многолюднее первой. Да, зрителей здесь было побольше, куда больше. И все вели себя довольно странно — переговаривались, шептались, хихикали. Наверное, под впечатлением от картин, а они действительно производили впечатление… Особенно вот эти две! Одна — девчонка в красном кимоно, но не японка, а миниатюрная такая блондиночка, парижанка. Издалека смотрелась как вполне обычная картина, но если подойти ближе, становились заметны крупные пастообразные мазки — именно они и привлекали внимание зрителей.

— Да она покраснеет от обилия красной краски! — заметил кто-то.

— А вам больше нравится зеленая? — тут же парировали в толпе. — Тогда взгляните-ка вон туда!

Там, метрах в трех, в числе прочих висела вторая картина, моментально притянувшая к себе любопытный взгляд юноши — обнаженная до пояса девушка, освещенная проникающими сквозь зеленую листву солнечными лучами.

— Вы только посмотрите! Как будто разлагающийся труп!

А Максиму понравилось!

Понравились теплота, дыхание жизни, явственно исходившие от картины. Четко ощущался запах свежей листвы, солнечный свет — казалось, вот стоит протянуть руку, и тотчас же почувствуешь теплоту лучей. И девушка с неуловимым выражением на лице тоже казалась живой, вот на правой груди ее играют два солнечных зайчика… миг — и они перепрыгнут на левую или еще куда-нибудь, умчатся, растворяясь все в той же листве, и вот это мгновение — именно это — будет уже навсегда утрачено.

А зрители вокруг, не переставая, обсуждали, переходили от картины к картине — здесь висело много пейзажей, изображавших луга, поля, лодки на Сене — все мерцающее, живое. Вот, к примеру, облака — прямо чувствуешь, как их несет ветер. А вот вода в реке в пасмурный день… нет, все же день не совсем пасмурный, сквозь облака серебром блестит солнце, и это серебро льется в реку мерцающим ручейком игривого света. И чувствуется, что вода — холодная, и что день — не очень, однако видишь, буквально видишь, как — вот-вот, понемножку, начинает теплеть.

— Здорово как! — шепотом похвалил Макс. — Как будто это я сам рисовал. Слился с художником.

— Да уж, — согласился Антуан — ага, он уже был здесь, рядом. — Пейзажи мне тоже понравились, но вот что касаемо портретов…

— За «Японку» предложили две тысячи! — прошелестело в толпе. — Месье Моне — счастливчик. Вряд ли кто-то здесь еще хоть что-то умудрится продать за такую цену!

— Ну, не скажите. «Обнаженную» уже тоже купили.

— Интересно, кто же? — быстро переспросил Максим.

— Какой-то владелец лавки картин. Да кто что купил — об этом завтра же будет напечатано в «Фигаро»!

— В «Фигаро»?

— Ну да, молодой человек. Видите во-он того долговязого франта? Так это сам Альбер Вольф, журналист.

— Бульварный писака ваш Альбер Вольф!

— Тсс!!! Господа, как же вам не стыдно?!

Друзья вернулись под впечатлением. Да собственно, слово «импрессьон» и значит — «впечатление». Было от чего его получить!

— Нет, девушка в кимоно, ладно, — все никак не мог успокоиться Антуан. — Но вот та обнаженная! Словно утопленница… Брр!

— Что бы ты понимал! А мне так наоборот, понравилось.

— Да у вас там, в России… Нет-нет, молчу — а то поссоримся. Давай-ка лучше выпьем, дружище!

На следующий день Антуан принес свежий выпуск «Фигаро», популярной в истеблишменте газеты. Матерый журналист Альбер Вольф и на этот раз не обманул ожидания читающей публики.

— Нет, нет, не хватай. — Смеясь, молодой француз замахал руками и упал в кресло. — Я сам тебе прочту. Вот… «Улице Лепелетье не повезло. После пожара Оперы на этот квартал обрушилось новое бедствие». Это про выставку — ха-ха-ха!

— Ты не смейся, а уж раз взялся читать, так читай дальше!

— Читаю, читаю, не сердись. Итак… «Эти так называемые художники… они берут холст, краски и кисть, наудачу набрасывают несколько случайных мазков и подписывают всю эту штуку. Это ужасающее зрелище человеческого тщеславия, дошедшего до подлинного безумия. Заставьте понять господина Писарро, что деревья — не фиолетовые, что небо — не цвета свежего масла… Попытайтесь вразумить господина Дега, скажите ему, что искусство обладает определенными качествами — рисунок, цвет, выполнение, контроль… и он рассмеется вам в лицо и будет считать вас реакционером!»… Слышал? А, вот еще интересно: «и вот подобное собрание ужасов показывают публике, не задумываясь над тем, какие фатальные последствия это может иметь!» Поистине, не так уж и глупо сказано. А, вот и о твоей «Обнаженной» — «попытайтесь объяснить господину Ренуару, что женское тело — это не кусок мяса в процессе гниения с зелеными и фиолетовыми пятнами, которые обозначают окончательное разложение трупа». А? Каково?

— А там не написано, кто все же купил эту «Обнаженную»?

— Там много кто чего купил. Правда, за смешные деньги. — Антуан ухмыльнулся. — А, вот… за «Японку» отвалили две тысячи, за «Обнаженную»… тоже нашелся один, выложил тысячу франков! Целую тысячу! — Юноша снова вчитался в газету. — Некий господин Мишель Якба, владелец лавки на набережной Сен-Мишель.

Глава 11 Гингетт на Монмартре Весна 1876 г. Париж

Какой чудесный вид открывался с набережной Сен-Мишель на мост через Сену и Нотр-Дам! Максим невольно замедлил шаг, остановился, пытаясь понять: а что изменилось вообще, что здесь могло измениться? Кажется, ничего, все так же неизменно, как и было… точнее, будет более чем через сотню лет. Все тот же величественный, украшенный скульптурами фасад, три входных арки — портала, круглое, украшенное каменным кружевом окно-роза…

Да-а, все так и будет… Повернувшись, молодой человек зашагал вдоль по набережной. В голубых водах реки весело плескались яркие солнечные зайчики, листва на деревьях была молодой и зеленой, небо — высоким и синим, с редкими радостно-белыми облаками, прохожие — нарядными, а проезжающие мимо коляски — чистыми и сверкающими, словно бы вымытыми с мылом.

Щурясь от солнца, Макс читал вывески на домах, потом, не найдя нужной, обратился за помощью к проезжавшему мимо велосипедисту:

— Месье! Вы не могли бы помочь?

— А в чем дело? — велосипедист, долговязый парень в клетчатых бриджах и легкомысленно-короткополом английском сюртуке, именуемом смешным словом «пиджак», останавливаясь, уперся ногами в мостовую. — Вы что-то ищете?

— Здесь где-то должна быть лавка. Господина Якба… кажется, именно так зовут владельца.

— А! Вы, верно, имеете в виду антикварный магазин? Так он там, за углом. — Велосипедист махнул рукой и улыбнулся. — Вот только как зовут хозяина — не знаю.

Поблагодарив, Максим быстро зашагал в указанную сторону, прикидывая, узнает ли его Якбаал или нет. Вообще-то должен бы, не так уж и много времени прошло со дня их последней встречи. А тогда, может, и не стоит показываться ему на глаза? Вдруг да «месье Якба» решит скрыться! Лови его потом по всему Парижу.

Замявшись, молодой человек в нерешительности остановился напротив дверей довольно приличного с виду магазина, занимавшего весь первый этаж немаленького доходного дома с мансардами, лепниной, вычурными балконными решетками и похожими на печные трубы вытяжками. Назывался магазин бесхитростно: «Антикварная торговля г-на Якба. Картины, книги, старинные вещи».

— О, прошу вас, месье! Заходите! — Гостеприимно распахнувший дверь приказчик — молодой человек с гладкими, прилизанными волосами, одетый в темно-синий сюртук, — изогнулся, словно вопросительный знак, радостно поедая глазами нерешительно застывшего клиента. — Прошу, прошу.

Ну, что оставалось делать? Пришлось зайти.

Внутри магазин напоминал полутемный, заставленный старым хламом склад. Обломки статуй, полки со старыми, в потертых переплетах книгами, какая-то почерневшая серебряная посуда, бронзовый письменный прибор, этажерки, бюро с потрескавшимся от времени лаком…

— Ищете что-то конкретное, месье?

— Нет. Просто зашел посмотреть.

— Рекомендую вот это бюро эпохи Людовика Четырнадцатого! Красное дерево. Немного подновить — и все гости будут вам завидовать.

— Гм… — растерянно усмехнулся Макс.

— Кроме того, осмелюсь предложить вот этот бюст, — не отставал приказчик. — Узнаете?

— Кажется, старуха какая-то!

— Это Вольтер, месье! Очень полезная вещь — в качестве пресс-папье, да и так — поставить… вот хотя бы на то бюро.

— На бюро, говорите? А что ваш хозяин, он сам не торгует?

— Господин Якба? — Юноше на миг показалось, что приказчик напрягся, словно бы ученик, накрепко затвердивший урок, но вот немного забывший — с чего начинать. — Э-э-э… Он уехал. По делам в Живерни.

— В Живерни?

— Да, месье, туда. А когда вернется, точно не сказал. Видите ли, он хочет пообщаться там с художниками, быть может, кое-что купить. Обычно такие дела затягиваются дня на три, а то и больше. Осмелюсь спросить: а вам господин Якба нужен лично?

— Хотел предложить ему одну вещь, — быстро соврал Макс. — Картину. Говорят, он в них сведущ.

— О да… А я не могу помочь?

— Вы? Не знаю… Хотелось бы все же поговорить с месье Якба.

— Конечно, конечно, — приказчик вновь сделался сама любезность. — Вы оставьте адрес. Как только хозяин появится, я тотчас же вас извещу.

— Адрес? Ах, ну да… разумеется. Найдется у вас перо и бумага?

— Есть карандаш и блокнот. Пожалуйста. Вот там, на бюро, вам будет удобно.

— Да, еще хотел спросить. Это правда, что ваш хозяин недавно приобрел картину на выставке в галерее Дюран-Рюэля?

— Да, купил кое-что. Правда, еще не заплатил. Впрочем, вряд ли месье Якба будет продавать покупку — он приобрел ее для себя.

— О, месье Якба собирает картины?

— Иногда… И, сказать по правде, большей частью такие… что я бы их точно не купил! Извините за откровенность. Написали?

— Да, пожалуйста. — Молодой человек протянул блокнот приказчику и, вежливо приподняв шляпу, покинул лавку.

И снова грянуло в глаза солнце, колыхнув ветвями, что-то зашептали деревья, теплый весенний ветер погнал по Сене сверкающую волну.

Весь оставшийся вечер молодой человек провел в одиночестве у себя в квартире. Размышлял, ходил из угла в угол и, кажется, кое-что придумал. Что же касается соседа, Антуана Меро, то тот не появился и к утру, и к обеду. Максим уже начинал беспокоиться: вообще-то за Антуаном подобного никогда не водилось, сей молодой нормандец был человеком открытым и обычно всегда сообщал о своих планах, даже когда его об этом вовсе и не просили.

И вот — пропал!

Подождав до полудня, Макс не выдержал и, поймав извозчика, поехал на бульвар Рошешуар, к Агнессе. Идти тут, конечно, было всего ничего, но явиться пешком — это было бы слишком уж вызывающе не комильфо. И так-то… Хорошо хоть, хитрая Агнесса как-то при встрече — она ведь так и не отставала! — дала Максиму условный знак. Мол, если вдруг захочешь срочно меня увидеть, так не следует беспокоить родственников, а просто послать какого-нибудь мальчишку с запиской якобы из модного магазина, а если на дворе солнечно, так и вовсе пустить зеркальцем зайчика в крайнее слева окошко на втором этаже.

Расплатившись с извозчиком, Максим так и сделал, благо день выдался солнечным, ясным. Небольшое зеркало он заранее прихватил из дому и вот теперь думал: что с ним делать? Не разбилось бы в сумке.

В ответ на условный сигнал Агнесса выглянула в окно и махнула рукой — жди, что и принялся делать молодой человек, задумчиво прохаживаясь по бульвару мимо цветочников и букинистов. Подумав, купил небольшой букетик, который с галантным поклоном и вручил появившейся девушке.

— Вы сегодня так нарядны, Агнесса!

— Только сегодня?

Агнесса усмехнулась. И в самом деле, сегодня на ней было яркое небесно-голубое платье из шуршащего шелка и такая же шляпка, только из бархата. Синие башмачки, светло-голубые перчатки и такого же цвета зонтик — парасоль — не от дождя, от солнца. Темно-каштановые, тщательно завитые горячими щипцами локоны девушки трепал внезапно налетевший ветер, щеки горели алым, карие с золотистыми искорками глаза смотрели радостно и даже, можно сказать, с надеждой.

— Куда сегодня пойдем? Давай в «Абесс»! Там такие чудные пирожные.

— В «Абесс» так в «Абесс»… Эй, эй! — Молодой человек подозвал извозчика и помог своей спутнице забраться в коляску.

Да, конечно, в кафе. Говорить о делах на улице было бы неприлично.

Устроившись на террасе, Максим заказал кофе с пирожными и бокал абсента. Поговорил о погоде, выждал, как того требовали приличия, некоторое время, а потом — как бы вскользь — поинтересовался, давно ли Агнесса видела Антуана.

— Давно? — Девушка смешно наморщила носик. — Да уж дня три тому. А что такое?

— Так он сегодня не…

Максим вдруг осекся, соображая: а не сболтнет ли он лишнего, сказав, что сегодня Антуан не ночевал дома? Не хотелось бы подставлять товарища, тем более перед Агнессой, в отношении которой пылкий нормандец питал далеко идущие надежды.

— Знаешь, я что-то не видел его сегодня целый день. И вчера. Он ничего тебе случайно не говорил? Может быть, собрался куда-то уехать? Скажем, навестить матушку…

— Нет, не говорил. — Агнесса отрицательно покачал головой. — Может, у него в университете проблемы или еще что-нибудь? А так… никаких срочных дел. — Девушка задумалась и, чуть помолчав, добавила: — Ну разве что в ломбард он собирался зайти, но это ведь не на весь день!

— В ломбард? — насторожился Макс. — А зачем Антуану в ломбард? Что, у него кончились деньги? Так взял бы, в конце концов, у меня!

Агнесса сверкнула глазами:

— Ты благородный человек, Максим! Что же касается Антуана, так он позавчера катал меня на извозчике… когда у тебя были какие-то там дела! Ага! Что покраснел?

— Ну… катал… и?

— И мы как раз проезжали мимо ломбарда. Антуан и заметил вскользь, что надо бы туда зайти. То ли там недоплатили, то ли переплатили.

— Это тот ломбард, что на бульваре Монмартр?

— Да, тот…

— Ясно.

Молодой человек глотнул из бокала абсента и поморщился — редкостная гадость! И как только его пьют?

— Что, не понравилось? — засмеялась Агнесса. — Зачем тогда взял?

Максим пожал плечами:

— Так. Попробовать.

— Знаешь что, Макс? — Девушка неожиданно взяла его за руку. — Давно хотела сказать тебе… ты такой… такой… Ой… — Она вдруг неожиданно покраснела. — В воскресенье все мои домочадцы уезжают на Сену, за город. Я скажусь больной…

Крепко сдавив руку юноши, Агнесса резко поднялась со стула:

— Я буду ждать. А сейчас… проводи меня домой — папенька хочет вечером обсудить со мной какие-то дела.

Так-так-так-так-та-а-к! Вот так намеки. И главное, ведь не откажешь — невежливо. И что теперь делать? Прийти, явиться. Или… не ходить, сославшись на дела. Нет, если не придешь, Агнесса, несомненно, обидится. А если прийти — как потом смотреть в глаза Антуану?

Нет, конечно же, вряд ли эта встреча окончится так, как она скорее всего окончилась в конце двадцатого или начале двадцать первого века, да даже — в Египте! Здесь все-таки не то, девятнадцатый век — век условностей. Вряд ли дело дойдет до открытого секса, нет, все ограничится поцелуями и флиртом. Но и этого вполне достаточно, чтобы… Чтобы что? Поссориться с Антуаном? Так он не узнает. Не узнает… Но сам-то знать будешь, и как потом смотреть другу в глаза? Кстати, об Антуане — где же все-таки шляется этот бродяга? Агнесса что-то говорила про ломбард. При чем здесь ломбард? Чушь какая-то. О! Может, хозяин дома что-нибудь знает?

— Нет, ничего такого о своем предполагаемом отъезде месье Меро не говорил. — Владелец доходного дома господин Летурнель задумчиво поскреб лысину. Как обычно, после полудня он находился у себя на втором этаже, в небольшом кабинете с окнами, выходящими во двор, так называемом бюро. — И писем на его имя не приходило… Хотя! Постойте-ка! Мальчишка из ломбарда приносил записку. Да-да, приносил. Именно на вашу квартиру. По-моему, там вам хотели доплатить.

— Из ломбарда, вот как? А из какого именно ломбарда?

— Не знаю, — господин Летурнель пожал плечами. — Я потом передал записку месье Меро. Разумеется, не читая.

— О, извините за бестактность, месье.

— Ничего, ничего, молодой человек! Вы заходите как-нибудь ко мне вот сюда, в бюро. Выпьем кофе.

— Всенепременно, господин Летурнель, всенепременно.

Откланявшись, Максим поднялся к себе — судя по всему, Антуан так и не появлялся, — в задумчивости походил из угла в угол и, решительно махнув рукой, спустился вниз, отправившись на бульвар Монмартр, к ломбарду.

— Доплата? За что? Ах, ожерелье в египетском стиле и четыре браслета. Изящные, изящные вещи, я их хорошо помню. Их почти сразу и купили. Нет-нет, вы нам ничего не должны… Записка? Какая записка? Уверяю вас, месье, мы ничего никому не посылали!

Похожий на большую крысу служитель — с выступающими вперед зубами и небольшими усиками — подтянул нарукавники и, поправив на носу пенсне, сложил на конторке руки:

— Что-нибудь еще желаете, месье?

— А кто… кто приобрел ожерелье?

— Ну… — Служитель развел руками. — Нас ведь это не интересует, месье. Любой мог купить. Мы записываем лишь данные тех, что приносит нам вещи. А что такое? Вы хотели бы выкупить ваши вещи обратно? Увы… Вы же сами отдали их на скорейшую реализацию, сразу получив деньги… очень-очень приличные деньги. Ведь так?

— Так.

— Вот видите!

Максим разочарованно вздохнул и поинтересовался, не запомнил ли служитель покупателя древностей.

— Не знаю, не знаю, — покрутил носом приказчик. — Может быть, кто-нибудь из продавцов? Вы пройдите в торговый зал. Во-он в ту дверь. Нет, постойте, я вас провожу.

Старший продавец — чрезвычайно серьезный молодой человек в чесучовом жилете с выставленной напоказ серебряной цепочкой от брегета, — к радости Макса, вспомнил, что древности купил какой-то смуглый человек, по виду араб или турок. Заплатил щедро и еще спрашивал, нет ли еще подобных вещей — мол, купил бы их сразу. Обещался заглядывать.

— Заглядывать?

— Да-да, месье, именно так он и сказал. Такой смуглый мужчина средних лет, прекрасно одетый.

— О чем ты говоришь, Люсьен?! — внезапно вступил в беседу другой продавец, чуть помоложе первого. — Да, покупатель был смуглый, но вовсе не средних лет, а куда моложе. Высокий такой, лет тридцати, сутулый.

— Сутулый?!

— Одет так себе, я еще удивился — ну надо же, откуда у него такие деньги?! Впрочем, конечно же, это не наше дело, месье.

— Сутулый…

— Он покупал браслеты.

— А ожерелье купил пожилой! То есть я хотел сказать — элегантный господин средних лет. В прекрасно сшитом костюме, с тросточкой.

— Адрес свой он, конечно, не говорил…

— Ну конечно нет, месье. Просто обещал заглядывать.

— А второй, сутулый?

— Он вообще ничего не говорил. Просто молча показал на браслеты и заплатил деньги.

— А они не могли случайно увидеть записи с адресами закладчиков? — быстро поинтересовался Максим. — Ну хотя бы случайно.

— Если они ничего не сдавали… вряд ли… Хотя… — Старший продавец потер виски. — Браслеты, кажется, купили позавчера вечером. Да-да, незадолго до закрытия… И еще хотели что-то сдать… или сдали… Да-да! Кажется, вы и просили у меня книгу, Анри.

— Да, просил, — с готовностью подтвердил младший продавец. — Только она не понадобилась. И сдать кое-что хотел вовсе не сутулый, а какой-то нервный рукастый тип, по виду — недоучившийся студент. Он явился почти сразу после ухода сутулого.

— Рукастый? — удивленно переспросил Максим.

— Ну да. Понимаете, месье, руки у него были длинные, большие такие, красные, как у мастерового… А пиджак — студенческий. Как его зовут, я не знаю — он почему-то раздумал сдавать свои вещи, даже не показал. Странный тип. Ему еще вдруг стало плохо — я бегал за водой.

— Плохо, говорите? — Молодой человек насторожился. — А как он выглядел-то, можете поточней описать?

— Так я уже описал.

Максим не знал, что и думать. Да, конечно, этот рукастый вполне мог быть сообщником сутулого, подсмотрел адрес, потом они прислали мальчишку с запиской… какого-нибудь гавроша… И что, получается сутулый — Сетнахт? Ха! Но он не знает по-французски ни слова! И вообще, даже, если бы и оказался здесь — вряд ли бы сориентировался. Нет, сутулый, скорее всего, просто любитель старины, коллекционер. А вот тот, что в дорогой одежде и с тростью. Якбаал! Явно он. Кстати, а почему бы и ему не подослать рукастого узнать адрес?

Черт! Совсем все запуталось. Может, просто заявить в полицию по поводу пропавшего неизвестно куда Антуана? Если, конечно, здесь принимают подобные заявления. Впрочем… Приказчик, кажется, сказал, что сюда обещали наведываться? Заглядывать в поисках египетских вещей… Та-ак…

Поймав извозчика, юноша быстро поехал домой и, прихватив кинжал, столь же быстро вернулся обратно:

— Вот… хочу сдать… Запишите на мое имя. Да-да, адрес тот же — рю де Роше, дом 11. Доходный дом господина Летурнеля. И вот еще что… — В карман приказчика с легким и приятным шуршанием перекочевали купюры. — Я бы хотел пообщаться с другими любителями старины. Пусть не стесняются.

— Обязательно передадим покупателям ваши слова, месье.

Они — или он — явились буквально на следующий день! Сунули в дверь записку — если, мол, имеются подобные «великолепному кинжалу Гора» вещи, то кое-кто — так и было написано — «кое-кто» — мог бы их купить и без посредства ломбарда.

«Уважаемый господин, каждый нечетный вечер мы имеем удовольствие ужинать в гингетте господина Ларюша, по адресу Монмартр, рю Сен-Венсан. Там мы могли бы встретиться, к обоюдному удовольствию. Чтобы вас узнали, пожалуйста, держите в кармане сюртука синий или темно-голубой платок. Искренне ваш…» Дальше — неразборчивая подпись.

Клюнула рыбка! Клюнула!

Максим явился в гингетт — так назывались небольшие уличные кафе под открытым небом — заранее, сразу после полудня, благо число сегодня как раз и было нечетное. Поправив в кармане голубой шейный платок из запасов сгинувшего Антуана Меро, уселся, заказал луковый суп и вино с сыром, разложил на столике газету… нет, не амбициозную «Фигаро», а более народную «Шаривари», сделал вид, что читает.

А сам думал! Интересно, кто же сегодня явится, кто? И — что делать, если явятся? А вдруг они уже явились? Сидят сейчас… да вот хоть в шумной компании за крайним столиком, рассматривают…

— У вас свободно, месье?

Макс чуть не подавился супом — не думал, что все пройдет вот так буднично. Обернулся, дрожа от нетерпения, он, конечно же, сразу узнал подошедшего к столику человека. Ну еще бы…

— Присаживайтесь, месье Якба. Вот так встреча, клянусь Осирисом и Амоном!

— Максим?! — надо сказать, Якбаал быстро справился с удивлением и, оглянувшись по сторонам, присел рядом, заказав подбежавшему гарсону в белом фартуке все тот же луковый суп и артишоки.

— Узнали? — Максим усмехнулся. — Так, значит, вы вовсе не в Живерни?

— В Живерни? Да, я там как раз и был. Недавно вернулся. Вы что, следили за мной, Ах-маси?

— Как и вы за мной. — Юноша жестко сжал губы. — Знаете, есть такая хорошая русская пословица: долг платежом красен. А вы, я смотрю, стали прямо как шпион. Явки, эти голубые платки — не слишком ли заигрались в детство? Да, и как поживает мой добрый друг Антуан — тоже хотелось бы сейчас от вас услышать!

— Погодите, погодите! — Месье Якба очумело потряс головой. Смуглый, тщательно выбритый, в шикарном — сером с голубоватыми искорками — сюртуке и безукоризненном галстуке, настоящий денди, или, как их здесь называли — галант! И тросточка тоже присутствовала — лаковая, изящная, с массивным серебряным набалдашником.

— Какой еще Антуан? Какой платок? О чем вы таком говорите?

— Может, хватит наконец притворяться, месье? Вы же все-таки сами назначили мне встречу именно здесь! Причем настояли на голубом платке — это к темно-зеленому сюртуку, не слишком ли вызывающе?

Якбаал удивленно моргнул:

— Клянусь Сетом, увидеть вас здесь было для меня полной неожиданностью!

— Зачем же вы тогда сюда явились? Супу поесть? — язвительно осведомился молодой человек. — Ну, хватит уже паясничать!

— Не знаю, что вы там себе думаете, друг мой. — Месье Якба покусал нижнюю губу. — Но я пришел сюда на встречу с господином Моне, живописцем. Я покупаю у него картину, знаете ли.

— Знаю, — кивнул юноша. — «Обнаженная в солнечном свете». Я всегда знал, что у вас недурной вкус, господин Якба.

— Но… откуда вы… О, Амон! — Смуглое лицо жреца Баала вдруг исказилось страхом.

Якбаал увидел кого-то позади Макса, увидел и побледнел, дернулся:

— Быстро вставайте, мон шер! Поднимаемся и уходим. Да скорей же! — Месье Якба вскочил, но тут же со стоном уселся обратно. — Увы, кажется, мы уже опоздали.

Резко обернувшись, Максим встретился взглядом с быстро идущим к нему человеком. Это был высокий широкоплечий мужчина, по-видимому очень ловкий и сильный, с хмурым узким лицом и перебитым носом. Сюртук, похоже, был ему коротковат — из рукавов торчали большие красные руки…

«Рукастый»! Так вот оно что!

Якбаал поспешно опустил лицо, делая вид, что полностью поглощен ужином. Однако Максим заметил, как, засунув левую руку под стол, жрец сильно сжал трость.

— Подождите, быть может, я сейчас кое-что выясню.

Поднявшись, юноша пошел навстречу «рукастому».

— Сидите! — дернулся было месье Якба, но тут же махнул рукой. — Впрочем, поступайте как знаете.

— Здравствуйте, это вы интересовались египетскими древностями? — демонстративно поправив в кармане голубой платок, широко улыбнулся Макс.

— Древностями? — Рукастый осклабился. — Да. Пойдемте, у нас найдется о чем поговорить.

— А что, здесь нельзя?

— Здесь слишком шумно!

— Как хотите.

Выйдя из кафе, они спустились по лестнице вниз, на узкую улочку, на углу которой стояла коляска с поднятым, несмотря на солнечную погоду, верхом.

— Долго еще идти? — спросил шагавший позади Максим.

Вместо ответа Рукастый резко обернулся и… выбросил вперед кулак. На который Макс непременно наткнулся бы носом… если бы не был боксером!

Оп! Юноша тут же — машинально, еще не поняв, что к чему, — уклонился, и сразу нанес контрудар — жесткий прямой свинг в переносицу!

Бах!

Хороший оказался удар — глаза Рукастого тут же собрались в кучку, ближе к носу. Да и сам он зашатался и, верно, упал бы, коли б не был таким сильным.

А Максим не дремал — ударил пару раз в печень, так что вражина стал, словно рыба, хватать широко открытым ртом воздух.

— Эй, парень! — вдруг позвал как будто бы женский голос.

Юноша обернулся: высунувшаяся из стоявшей рядом коляски девушка целилась в него из револьвера!

— А ну иди сюда, милый, — усмехнувшись, жестко потребовала девчонка. — Да побыстрее.

Максу почему-то никуда идти не хотелось. Ласково улыбнувшись, он сделал пару шагов к коляске и вдруг резко отпрыгнул в сторону, прячась за растущим рядом тополем.

Тотчас же тишину разорвал выстрел. Потом еще один. Потом…

Девчонка, кажется, была ранена, поскольку неожиданно выронила револьвер наземь и, схватившись за руку, откинулась навзничь.

— Что? Что такое? Кто-то стрелял?

Откуда ни возьмись на улочке появились люди. А где-то рядом, на углу, послышался полицейский свисток.

Пришедший в себе Рукастый, злобно выругавшись, прыгнул в коляску и, рванув вожжи, бросил коней вскачь.

— Пора и нам уходить. — Неизвестно как очутившийся рядом с Максом господин Якба поспешно убрал в карман маленький дымящийся револьверчик. — Иначе скоро здесь будет полиция. Идемте.

Максим лишь пожал плечами. Похоже, жизнь становилась все интересней.

— У вас тоже есть экипаж?

— Нет, мы вернемся обратно в гингетт. Поверьте, это будет самое лучшее.

На город опускались сумерки, и над мансардами, над холмом Монмартр, над византийским куполом базилики Сакре-Кер повисли белесые вечерние звезды. В кафе зажглись желтые газовые фонари, заиграла музыка — скрипка, гитара, флейта. Музыканты расположились тут же, прямо у входа.

— Дамы и господа, этот волшебный вальс — для вас!

Снаружи, из-за окружавших гингетт кустов акации, донеслись свистки полицейских.

— Опять полиция? — спросили где-то рядом. — Снова кого-то ловят?

— Говорят, неподалеку стреляли. Пытались ограбить почтовую карету!

— Да что вы говорите!

— Да-да! Я сам видел, как полиция преследовала преступников на лошадях!

— И много их было, преступников?

— Человек шесть — целая банда!

— Да что там — шесть! Не меньше десятка. Верно вам говорю!

Максим и Якбаал уселись в углу, прямо под липами, за пустой пока еще столик. Заказали абсента, переглянулись.

— Кто были все эти люди, месье Якба? — тихо спросил юноша. — Те, кто в меня стрелял.

— Девушку я не знаю, вероятно из новеньких. А тот краснорукий тип — известнейшая в некотором роде личность. — Жрец усмехнулся. — Тимофео — акробат из цирка Фернандо, по совместительству наемный убийца и активный член общества «Люди змеи».

— Люди змеи? — вздрогнув, переспросил Макс.

— Да, именно. Я думаю, вам следует это знать. Они не только в Египте, но и здесь. Поклоняются демону тьмы Небауму. У них обширные связи в инспекции каменоломен, кто-то помогает им. Знаете, Максим, даже я иногда чувствовал за собой слежку. — Глотнув из бокала зеленой обжигающей жидкости, Якбаал снова вскинул глаза. — Могу вас спросить кое о чем?

— Спрашивайте. А потом в свою очередь я спрошу вас.

— Идет. Что смогу — отвечу. Итак, как вы здесь появились? Вот уж, честно говоря, не ждал. У вас что, есть сокол? Настоящий, не тот, что я… ну… вы поняли.

— Нет, сокола нет, — честно признался Макс.

— Тогда как же вы смогли вообще проникнуть сюда? Вы же не знаете заклинания… а даже если и знаете, так не сумеете его правильно произнести… А!!! Вы, верно, проникли вместе с тем, кто знает и умеет!

— Да. — Юноша не стал скрывать. — Я преследовал кое-кого в храме Сета.

— В храме Сета? Не в том ли самом…

— Да. На развалинах вашей усадьбы.

— Ее все-таки разрушили, — с видимым сожалением вздохнул Якбаал. — Темные, невежественные люди. Впрочем, Бог им судья… вернее, Амон и все прочие боги.

— Вижу, вы не очень-то их чтите!

— Что поделать, друг мой, здесь же Париж, а не Город Мертвых! Хотя Город Мертвых здесь тоже имеется, под землей, в катакомбах.

— Вы ведь недавно здесь? — Максим прищурился, словно бы ожидая услышать в ответ ложь. — Тогда откуда так хорошо знаете французский? Вы родились там, в Дельте!

— Да, — с неожиданно кроткой улыбкой развел руками месье Якба. — Я родился в Иуну, в семье жреца Сета. А сюда попал, изучив все тайные книги Тота. Попал первый раз много лет назад. Что же касается французского… Это я помог Шампольону расшифровать иероглифы! Что вы так смотрите, друг мой? Не верите? Но этот так. Вы, вероятно, хотите попросить меня помочь вам вернуться обратно. Как я понимаю, у вас там любовь? А может, не стоит возвращаться?

— Стоит! — твердо заверил Максим. — И вы мне в этом поможете. А также поможете отыскать «Людей змеи» и вырвать из их лап моего друга. Не думаю, что вы откажетесь.

— Но почему же?! — Якбаал, казалось, был удивлен. — У вас свои дела, у меня — свои. Ну, вернуть вас обратно я еще смогу попытаться, по мере своих скромных сил. Но впутываться в какие-то дела с «Людьми змеи»? Кого-то там освобождать? Нет уж, увольте.

— И все же вы мне поможете и в этом, — улыбнулся молодой человек.

— Да почему же?

— Ах, вам сказать почему? Извольте! Только, чур, не обижайтесь.

— Ну, говорите, говорите, чего там! Даже интересно будет послушать ваш бред… ой, извините. Гарсон! Еще бокал абсента, пожалуйста!

— И мне.

— Два бокала. Кстати, вы знаете, друг мой, к чему этот зеленый напиток привел Ван Гога? Точнее, еще приведет?

— Вы слишком сильно полюбили вот эту вот парижскую жизнь, — негромко заметил Макс. — И, думаю, стараетесь пореже вспоминать свое прошлое. Здесь у вас — великий город, уличные кафе, выставки, театры, бурлящая светская жизнь, наконец, антикварная лавка…

— Магазин, молодой человек! Магазин! — несколько обиженно поправил месье Якба.

— Тем более — магазин, — охотно согласился юноша. — А там, в Черной земле? Точнее — в Дельте? Какие-то колдуны, маги, сатрапы — вообще черт знает что! Зачем вам это? Вы не хотите туда, ну точно не хотите! Знаете, я заметил это еще во время нашей первой встречи. Нет, не в Париже, а потом, в вашем оазисе. Как вы хвастались картинами, подлинниками Моне и Ван Гога, с каким шиком носили парижский костюм. Да сразу было ясно — не нужны вам ни Сет, ни Баал, ни Дельта, ни Черная земля. Париж! И вот это время. Все это вас более чем устраивает, да черт бы и с ним, в конце концов, одним жрецом Баала больше, одним меньше, даже еще лучше, что меньше. Что вы морщитесь? Ведь так и обстоит дело. Только вот вы совершенно напрасно расслабились! Да, они — все те жрецы, вельможи и прочие — вам уже совершенно не нужны, но вот вы-то сами им нужны! Для того чтобы сделать их еще могущественнее, еще сильнее. И вот ради этого они достанут вас, Якбаал, даже с Эйфелевой башни, которую, кстати, еще не построили и строить не начинали. Понятно изложил? Отлично. Не надо, не перебивайте, слушайте. Вы хотите жить здесь! И не хотите возвращаться туда. Но, как человек умный, хорошо понимаете, что так просто вас не отпустят. Вообще не отпустят. Что нужно для того, чтобы попасть сюда? Заклинание? Амулет? Есть, есть те, кто знает и может. И вы об этом знаете. А потому — принимаете кое-какие меры: скажем, следите за ломбардами, держите антикварную лавку… хорошо, хорошо — магазин! Вдруг да всплывет какая-нибудь древняя вещь. Новенькая древняя вещь! Артефакт! Вот тогда и нужно будет немедленно принимать меры, узнавать — кто да откуда… Вы ведь этим уже занимались, не так ли? Теперь и я помогу вам. А вы — мне. Поверьте, я для вас сейчас — большое благо. Вы, черный жрец Бала, мне там, в Египте, вовсе не нужны. Живите себе в Париже — великолепно! Кстати, а где Петосирис? Или кто он теперь — господин Пьер Озири?

— Мы никогда не виделись, — признался жрец. — Но я знаю, что он у масонов. Навел справки.

— Полагаю, и он может помочь нам.

Месье Якба пристально посмотрел на юношу:

— Я всегда знал, что вы умный человек, друг мой. Египту повезло с правителем. Кстати, кого вы преследовали в подземном храме?

— Сетнахта, — пожал плечами Максим.

Лицо Якбаала вдруг исказилось.

— Я так и знал, — прошептал он. — Я так и знал. Сетнахт уже здесь. Здесь! Он явился за мной, мой юный друг Ах-маси!

Глава 12 Акробатки в цирке Фернандо Весна 1876 г. Париж

Ранним утром Якбаал и Максим явились на площадь Ада, прихватив с собой керосиновые фонари и объемистый саквояж — кстати, пустой. Саквояж предназначался для введения в заблуждение служителя Генеральной инспекции каменоломен: месье Якба собиралась выдать себя и своего спутника за обычных любителей катакомб — катафилов, спускающихся под землю в очередной раз. Фонари, саквояж или сумка с рисованной картой катакомб, запасом еды и на всякий случай свечой — вот обычное снаряжение катафила, о чем прекрасно было известно служителям. Вообще-то они не должны были никого пропускать, но…

Договорились за двадцать франков. Служитель — хитроглазый толстяк с узенькой мефистофельской бородкой — просил двадцать пять, но месье Якба торговался умело. В конце концов толстяк махнул рукой: черт с вами, проходите за двадцать, только уговор — не шуметь.

Спускаясь по крутой каменной лестнице, Макс усмехнулся — они и не собирались шуметь, если только так, чуть-чуть. Мало ли, вдруг придется стрелять, хотя хотелось бы, чтобы до этого не дошло. Молодой человек больше надеялся на свои кулаки, а его спутник — на револьвер, с которым, похоже, никогда и не расставался.

Подняв фонарь повыше, Якбаал остановился у развилки, внимательно рассматривая указатели. Ага, вот она — синенькая табличка с надписью «Люксембургский сад», именно там находилось убежище секты, именуемой «Люди змеи», вычисленное господином Якба по каким-то своим каналам. Что ж, времени у него было достаточно для всяческих вычислений.

— Правда, я там никогда не был, — оглянувшись, предупредил он. — Не тянуло как-то.

Ну еще бы… Не тянуло! Вокруг было довольно мрачненько — черные мокрые своды, «поленницы» из черепов и костей, и ощущение чего-то давящего, какой-то явственно ощущаемой угрозы.

Юноша машинально посмотрел вверх и поежился.

Якбаал засмеялся:

— Не бойтесь, не рухнет. Это на правом берегу частенько бывают обвалы, а здесь поспокойнее. Тсс!!!

Жрец замолчал, кивнув на отблеск яркого света, мелькнувший в какой-то боковой штольне. Оттуда же донеслись громкие голоса и смех.

— Катафилы? — прошептал Макс.

Месье Якба покачал головой:

— Вряд ли. Слишком уж нагло себя ведут. Это либо огородники — здесь, в катакомбах, давно уже выращивают шампиньоны, либо рабочие муниципалитета — укрепляют бетоном провалы. Ни с теми ни с другими нам встречаться сейчас не с руки. Ага… — Жрец замолчал и прислушался. — Уходят, кажется… Кстати, говорят, в катакомбах хотят открыть кафе. Почему бы и нет? Император Наполеон Третий ведь принимал же здесь важных гостей! Представляете, как все преобразится? Вы что-нибудь слышали об электричестве? Тьфу ты! Что я говорю, старый дурень? Ну конечно же!

— Кости, — негромко произнес юноша. — Откуда здесь столько костей?

— С семнадцати кладбищ Парижа, друг мой! Все эти древние кладбища, они все разрастались и стали уже мешать живым. Вот их и ликвидировали, а кости сбросили сюда, под землю, в старые каменоломни. И знаете, Макс, меня это почему-то не шокирует! Хотя… и вы ведь не египтянин — вряд ли верите в необходимость бальзамирования и пышных гробниц.

— Не верю. Но в это верит мой народ.

— О, извините, ваше царское величество!

Было непонятно — шутит ли Якбаал, издевается ли, или говорит вполне серьезно. Впрочем, его дело.

Сорвавшаяся со свода холодная капля упала Максу за воротник:

— Вода!

— Ну да, здесь же наверху пруд. А может, просто конденсат — в каменоломнях довольно влажно. Ну-ка, подождите-ка… Сверимся с картой.

Время, казалось, остановилось. Максим даже представить себе не мог, сколько они уже бродили по этому мрачному подземелью, усеянному «поленницами» из черепов и костей — час, два или все пять. Юноша не удивился бы, если б, выбравшись отсюда, очутился в древнем оазисе Сет-Хотеп.

Освещая фонарем путь, месье Якба семенил впереди довольно бодро, время от времени оглядываясь на своего компаньона — не отстал ли, не потерялся ли? Густо пахло навозом — вероятно, подземные огородники использовали его в качестве удобрения — и прочим дерьмом. Похоже, где-то совсем рядом проходила городская канализация.

Идущий впереди Якбаал то останавливался, снова сверяясь с картой, то сворачивал куда-то в узкие штольни. У Макса сложилось такое впечатление, что за истекшее время они должны были обойти весь Люксембургский сад и уже, наверное, вышли за его пределы — куда-нибудь к Пантеону или к базилике Сен-Сюльпис. Так и подмывало, как школьника, спросить: а долго ли еще идти? Правда, скорее всего и сам провожатый сейчас не знал ответа.

— Смотрите, Макс. — В очередной раз останавливаясь, месье Якба развернул схему. — Вот, видите, это — главная штольня. Вот — боковые. А то, что красным, — это наверху, Люксембургский сад. Вот фонтан Медичи. Место сборища сектантов должно быть как раз под ним.

— Интересно, — негромко произнес Макс. — Эти «Люди змеи»… они всегда дают служителю четвертак? Или им, как постоянным клиентам, скидка? Проходят, как мы, за двадцатку или вообще за десять.

— Думаю, у них имеется какой-то тайный вход, здесь их много. — Якбаал покачал головой и прислушался. — Кажется, что-то звякнуло… Нет, показалось. Вообще-то мы уже должны бы прийти.

Подняв фонарь повыше, Максим с сомнением осмотрел широкую штольню, как и все прочие — с черепами, с костями:

— Наверное, вход в убежище секты где-то между этих костей.

— Я тоже так думаю. Но вот где конкретно? Не перебирать же их все!

— А наверное, придется… — Юноша вдруг замолк, уловив некий запах. — Чувствуете? Кажется, пахнет вином. Точней, перегаром!

— Чем-чем?

— Ну точно — перегаром! А ну-ка…

Молодой человек нагнулся, принюхиваясь, словно почуявший добычу охотничий пес… Да, если бы был с собой пес, то… Ага!

— Вот, похоже, отсюда несет…

Макс осторожно дотронулся рукой до черепа, скалящегося на груде костей, аккуратно составленных в пирамиду. Не удержавшись, череп с противным стуком скатился вниз, под ноги юноше, а на его месте, точней, чуть позади что-то блеснуло.

Ручка! Обыкновенная дверная ручка!

— А ну-ка, уберем кости, месье Якба!

Небольшая дверца была заперта на замок, к счастью оказавшийся не таким уж надежным. Рядом с ним имелась табличка: «Вход воспрещен! Собственность Генеральной инспекции». Естественно, сие предупреждение отнюдь не остановило господина Якба: примерившись, он хлестко ударил по замку тяжелым набалдашником трости. Несколько ударов — и хилый замок крякнул.

— Прошу вас, месье! — Картинно улыбнувшись, Якбаал распахнул дверь, вежливо пропуская вперед своего спутника.

Пригнувшись, молодой человек сделал пару шагов и очутился в небольшой, шагов пять на восемь, пещере, в углу которой виднелось… все то же мерзкое божество в виде ухмыляющейся змеи с ногами гиппопотама! Конечно же, оно было куда меньших размеров, чем в храме Уаджет, но оттого выглядело не менее отвратительно и страшно.

— А этому демону не так давно приносили жертву! — Наклонившись, месье Якба провел рукой по черному полированному камню и, обернувшись, показал Максиму ладонь в бурых подтеках крови.

Юноша вздрогнул! Неужели они…

В этот момент в противоположном углу кто-то застонал, заворочался. Макс с Якбаалом обернулись, дружно подняв фонари…

— Антуан!!! — бросаясь к лежавшему на какой-то грязной подстилке приятелю, радостно закричал Макс. — О, да ты связан! Бедняга… Сейчас, сейчас… осторожно, я вытащу кляп. Есть у вас при себе нож, месье Якба?

Через полтора часа, простившись с Якбаалом, приятели с удобством расположились у себя дома в гостиной. Отмывшийся и пришедший в себя Антуан Меро улыбался:

— Сейчас все расскажу. Такое приключение — не поверишь!

Как выяснилось, записка, принесенная неизвестным мальчишкой, была написана от имени хозяина ломбарда, который с извинениями просил зайти в контору по указанному ниже адресу, дабы «разрешить некоторые небольшие недоразумения». Антуан туда и явился — заглянул по пути, не предупредив Макса, просто забыл, да и дело-то пустяковое. Несколько смущало, правда, что указанный в послании адрес не совпадал с месторасположением самого ломбарда, более того — находился далеко в стороне. Ну, всякое бывает — то ломбард, а то — контора.

В конторе юношу встретили очень даже приветливо, словно бы давно ждали. Здоровенный парень с большими красными руками, представившийся старшим приказчиком, деловито сообщил, что, увы, оценщик ошибся, выплатив за сданные древности куда меньшую сумму, нежели полагалось бы, и вот теперь руководство ломбарда решило исправить досадную ошибку, поскольку «интересы клиента — прежде всего!». Приказчик так же, словно бы невзначай поинтересовался происхождением артефактов, поведал, что хозяин ломбарда вот-вот явится, и, еще раз извинившись, предложил чашечку кофе. Выпив ее, Антуан внезапно почувствовал сильное головокружение, а потом и вовсе потерял сознание. Очнулся он в какой-то пещере. «Старший приказчик» тоже там был, разговаривал по-плебейски грубо, снова выпытывая одно и то же: откуда именно «молодой господин» взял браслеты и ожерелье. Антуан отвечал как и в первый раз: мол, наследство любимой бабушки. За что получил сильный удар в челюсть и снова потерял сознание…

— Обязательно сообщу в полицию об этом мерзком подвале! — прищурившись, пообещал молодой человек. — Кстати, кроме меня там еще держали какую-то девушку. Я ее, правда, не рассмотрел, но голос слышал.

Друзья выпили за то, что все хорошо закончилось, после чего Антуан отправился спать, а Макс — на почту, ответить на телеграмму, доставленную незадолго до беседы. Телеграмма была от Агнессы — девушка напоминала об обещанном в воскресенье визите. Воскресенье как раз было завтра. Конечно, юноше, как честному человеку, не очень-то хотелось идти, но, с другой стороны, — тоже как честный человек — он просто не мог не явиться, раз уж обещал, пусть даже и опрометчиво. Такая вот дилемма, разрешить которую Макс задумал просто — явиться и поговорить, наконец, с девушкой начистоту. Вообще-то давно пора было бы это сделать, да вот все как-то руки не доходили, точнее сказать, Максим специально оттягивал неприятный момент. Да, неприятный, уж чего там — Агнесса, похоже, втюрилась в парня по-настоящему, и жаль, очень жаль было ее разочаровывать. А ведь придется!

Как назло, воскресный день выдался такой же солнечный и теплый, как и все неделя. И, конечно же, домочадцы Агнессы, как и предполагала девушка, отправились на природу, за город. Агнесса же ждала, отпустив прислугу…

Максим явился, как и обещал, и, рассчитавшись с извозчиком, подошел к резным дверям особняка. И даже не успел дернуть шнурок звонка — двери открылись словно сами собою.

— Входите же, друг мой!

Едва молодой человек вошел, как Агнесса бросилась ему на шею, целуя в щеки… пока, слава Господу, в щеки.

— Поднимайтесь, Максим, ну, не стойте, идите же за мной!

Девушка повернулась… ох… одета она была… точнее, по здешним понятиям, не одета. Короткие, до колен, штанишки для верховой езды, голые — без всяких чулок — ноги, матросская курточка с большим синим воротником… под курточкой, похоже, вообще больше нечего не было!

— Ах, Максим, друг мой! Садитесь же рядом, садитесь.

Гость нерешительно уселся на невысокую, обитую зеленым блестящим шелком софу, чувствуя, как красота девушки кружит ему голову. Этак еще немного, и… И это было бы неправильно, не по чести! Девушка друга — не девушка!

— Тебе нравится моя куртка?

Поднявшись, Агнесса закружилась перед зеркалом, так что широкие полы куртки распахнулись, обнажив плоский животик и талию.

— Ох, Агнесса…

— Да, милый?

— Я бы хотел кое-что сказать тебе…

— А может, не надо слов? — Внезапно усевшись юноше на колени, Агнесса пылко поцеловала его в губы. Потом прошептала, закатывая глаза: — Зачем нам слова?

— И все же… Антуан, кажется, сильно влюблен в вас!

— Ну и что же? Мало ли кто в меня влюблен?

— Но он мой друг… И я не могу, не могу так, поймите же! К тому же… Я помолвлен, Агнесса!

— Вот как? — кажется, девушка немного охладела. — И кто же она? Какая-нибудь русская боярышня?

— Такая же красивая, как и ты.

— И, значит, ты полностью игнорируешь других? Так? А ну-ка, посмотрим! — Обиженно закусив губу, Агнесса несмешливо прищурилась и вдруг единым порывом сбросила с себя куртку, обнажив великолепную грудь с розовыми, упруго торчащими сосками. — А ну, поцелуй! Ну же!

К радости Макса, в этот момент в дверь настойчиво позвонили. Спрыгнув на пол, Агнесса быстро набросила на себя халат.

— Наверное, консъержка. Она должна прийти, принести для отца почту… Господи, идет уже… Поднимается. Я, кажется, забыла закрыть дверь. Что ж… Пусть заходит…

Чья-то рука тронула золоченую дверную ручку…

— Входи!

Дверь отворилась…

На пороге возник Антуан в парадном сюртуке и ярко-зеленом праздничном галстуке, с большим букетом весенних цветов.

— Я осмелился зайти… Было не заперто… Что?

Тут он увидел Макса. И торопливо запахнувшую халат Агнессу…

— Что ж… — Нормандец нехорошо прищурился, скулы его побелели от гнева. — Я вижу, кое-кто здесь не терял времени даром! Прощайте, Агнесса… С вами же, месье, я надеюсь встретиться послезавтра, скажем, на пустыре за огородами на Монмартре. У старой мельницы, знаете?

— Но…

— Не стройте из себя труса! Ровно в десять часов — не опаздывайте! О пистолетах и секундантах я позабочусь сам.

— Да послушай же!

— До встречи!

Раздраженно кивнув, Антуан повернулся и, хлопнув дверью, бегом спустился по лестнице.

— Вот так… — скорбно покачал головой Максим. — Только что отыскал друга… и снова его потерял!

Агнесса лишь оскорбленно хмыкнула:

— Ну надо же! Даже не выслушал объяснений. Можно подумать, между нами что-то было! Нет, но вы только посмотрите… Ну, месье Меро, ваше нахальство переходит всяческие пределы. Не вздумайте драться с ним на дуэли, Макс!

— Вы хотите, чтоб меня сочли трусом?

— Ах, бросьте вы, я не об этом! Просто Антуан… он сейчас явно был не в себе.

Естественно, сражаться с кем-то до смерти Максим вовсе не собирался. И уж тем более — с Антуаном. Некрасиво, конечно, получилось, что тут говорить… Но и Антуан тоже хорош — поднимать шум из-за какой-то там ерунды. Ну подумаешь, остались наедине в пустом доме молодой человек и симпатичная полуодетая девушка. Что тут такого-то? Хотя, по здешним меркам, вполне достаточно. Более чем достаточно для дуэли… Которой не будет! Не будет с помощью Якбаала — пора бы уже ему отправлять путешественника обратно, пора. А домой, на рю де Роше, лучше теперь и не возвращаться — какой смысл? Лучше уж написать Антуану письмо. И Агнесса должна бы хоть что-нибудь разъяснить… если оскорбленный в лучших чувствах нормандец будет ее слушать… Будет! Не сейчас, так потом.

И все-таки жаль, что так вышло.

Вздохнув, Макс остановился на углу, подумал: не взять ли извозчика? И, махнув рукой, отправился и дальше пешком — на Монмартр, благо недалеко было. Там в одном из кафе он должен был встретиться сегодня с месье Якба.

В очистившемся от набежавших было облаков небе радостно порхали птицы — ласточки или стрижи. Пряно пахло свежей весенней листвой и цветами, западный ветер приносил запах рассады — на склонах холма Монмартр, за старой мельницей, располагались многочисленные огороды.

Якбаал встретил молодого человека приветливо, однако на просьбу немедленно отправить его обратно в Египет лишь развел руками:

— Я не Амон и не Осирис, друг мой! Так просто не выйдет. С кем ты сюда явился — с тем должен и уйти.

— Сетнахт?! — удивился юноша. — Что же, мне теперь его искать? Интересно, где же?

— Там же, где и его подручных, — в цирке Фернандо, что на углу бульвара Рошешуар и рю де Мартир. — Месье Якба улыбнулся. — Это не так уж и далеко. Если хотите, пойдем прямо сейчас — как раз успеем на вечернее представление. Там и поглядим, что делать.

— Но Сетнахт не уйдет назад без сокола! — напомнил Макс.

Якбаал качнул головой:

— Я знаю. Сокола у меня уже похитили. Сегодня днем кто-то забрался в мой дом, переворошил весь кабинет. Нашел, конечно…

— Думаю, не очень-то вы и прятали амулет, — усмехнулся юноша. — Он наверняка фальшивый. Такой же, какой вы когда-то торжественно вручили мне.

— И который вновь вернулся ко мне в Нейи. — Якбаал мечтательно прикрыл глаза. — Да, было время… Кстати, знаете, где он сейчас, тот поддельный сокол?

— Полагаете, у южных мятежников?

Месье Якба вскинул глаза:

— Ого! Я смотрю, вы много чего знаете, друг мой!

— Увы, пока не так уж и много. Не боитесь, что ваш обман будет раскрыт еще здесь?

— Раскрыт? Не смешите меня, Максим. Этого сокола сделал по моему заказу некто Ван Хармест, ювелир-голландец, неповторимейшая в своем роде личность! Не одного сокола он мне уже сделал. И чтобы какой-то там младший жрец Сетнахт смог бы распознать подделку? Нет, никогда! Вы что так задумчивы, друг мой? Нам, кстати, вот сюда, направо, к Абесс. Постойте-ка… Кажется, мой саквояж раскрылся… Ага… Так.

— Зачем вам саквояж, месье Якба?

— В нем наши костюмы.

— Костюмы? Мы тоже будем выступать в цирке?!

— Увидите… Да что вы погрустнели, дружище? О чем задумались?

— Все о том же — о соколе. — Молодой человек поправил на голове шляпу — модную богемную шляпу с ярко-голубой, в тон галстуку, лентой. — Если амулет ненастоящий, то как же жрец вернется обратно? А вместе с ним и я?

— Так же, как и появился здесь, — повернув голову, негромко пояснил Якбаал. — Все с той же помощью.

— Постойте, постойте! — Макс возбужденно махнул рукой. — Получается, что у него уже есть один амулет!

— Вот именно, друг мой.

— О, Амон! И как же я раньше-то не догадался! — Юноша вдруг рассмеялся и, хитро прищурившись, спросил: — А как же вы-то, месье Якба? Не хотите лишить жреца амулета?

— Не хочу. — Якбаал покачал головой. — Зачем мне лишний? Имеется один плюс еще кое-какие полезные знания — для путешествий хватит. Что же касается всякой там власти, силы и прочего, то пусть в эти игрушки играют цари, а меня — увольте. Вы были тогда совершенно правы, Макс, — здесь, в Париже, мне действительно не так уж и плохо. И в этом Париже, который без Башни. И в том, где мы с вами впервые встретились. Помните, на эспланаде Дефанс?

— Да уж не забуду, — буркнул Максим. — Понятно все — у вас тут лавка… пардон, магазин! Скупаете по дешевке картины импрессионистов, потом перетаскиваете их в двадцать первый век и продаете. Да вы уже должны быть миллионером, месье Якба!

Якбаал ничего не ответил, лишь рассмеялся, а Макс понял, что рассчитал все правильно: этот человек сделает все, чтобы убрать из своей жизни и жреца, и фараона. Чтобы не было никаких, пусть даже призрачных угроз хорошо налаженному предприятию. Что ж, в данный момент желания господина Якба и Максима полностью совпадали.

— Еще спрошу насчет картин? — повернув голову, усмехнулся юноша.

— Валяйте, друг мой!

— Те, что висели у вас в усадьбе, в оазисе Сет-Хотеп. Ну, Ван Гог, Ренуар, Моне… Действительно подлинники?

— Спрашиваете! В них вся моя жизнь.

— А что же тогда в Орсэ?

— Копии, друг мой, копии! — Месье Якба радостно потер руки. — Есть у меня один хороший знакомый, молодой человек, художник-академист. Ради заработка он иногда делает для меня копии. Всегда удивляется: кому, мол, нужна эта мазня?

— Еще вопрос. Петосирис? Пьер Озири… Вы его тогда, в Париже… того?

— Не успел. — Якбаал отмахнулся. — Похоже, вы его тогда и предупредили… когда явились подменить сокола. Не так?

— Так, — хмыкнул Максим.

— Петосирис — заметная фигура в масонской ложе, — с некоторой долей зависти протянул его собеседник. — Первая степень посвящения. Я не достиг и половины.

— А что такое? Неужели выгнали? Ай-ай-ай!

— Полно вам издеваться, друг мой! Вон, смотрите, уже пришли.

На углу усаженного тополями широкого бульвара Рошешуар и рю де Мартир высилось недавно выстроенное кирпичное здание цирка Фернандо. Бывший пустырь, где еще два года назад стояла лишь матерчатая палатка-шапито, нынче преобразился и выглядел основательно и вальяжно. Широкие двери, газовые фонари по углам, разноцветные афиши — «Мадемуазель Ла Ла», «Сестры Вартенберг» и прочие звезды.

У входа уже толпился народ — не только богема и буржуа, но и мастеровые, парами и с детьми, веселыми смеющимися компаниями, редко — поодиночке.

Купив билеты, Якбаал и Макс расположились в среднем ряду, сразу за компанией орущих школьников. С улицы казалось, что освещение в цирке довольно тусклое — электричество еще не использовалось, горели газовые рожки, в свете которых красный купол здания казался каким-то коричневато-багровым, цвета запекшейся крови.

Народу постепенно становилось все больше и больше — выходной день! — и партер, и ложи были заполнены до отказа.

— Что, вы полагаете, жрец сейчас выйдет на арену в качестве фокусника? — недоверчиво прошептал Макс.

— Не он сам. Подручные — «Люди змеи». Кроме того убийцы, Рукастого Тимофео, которого вы неплохо угостили ударами, у них имеются и другие. Акробаты, фокусники… В антракте мы пройдем за кулисы в числе прочих зрителей.

— И они сразу позовут нам Сетнахта! — юноша хмыкнул.

— Нет, мы сами за ними пойдем. Незаметно, сзади. Здешние сектанты не очень-то осторожны. А сегодня выходной, воскресенье — они наверняка устроят мистерию.

— Так мы же знаем где!

Якбаал скорбно поджал губы:

— Нет, друг мой. Там, под фонтаном Медичи, — лишь небольшая статуя. А где-то в подземельях имеется и настоящий храм! Кто-то из сектантов явно служит в инспекции каменоломен.

— Но как мы…

— Они напялят балахоны… И мы тоже. Это — знак.

— А если…

— Я же говорил: «Люди змеи» весьма беспечны, потому что наглые. Эх, только бы мы не опоздали! Сокол украден… значит, жрец уже может быть… А, вот они! Видите тех женщин, фокусниц?

Максим присмотрелся:

— Так это…

— Да, это они. Подручные Сетнахта. Значит, он еще здесь.

— Чего же он ждет? — удивленно спросил юноша. — Ночи?

— Боюсь, что — жертвы! О, полагаю, он хочет уйти красиво, напоследок ублажив демона кровью.

— Мерзость какая, бррр! — Молодой человек передернул плечами и вдруг застыл.

Взгляд его, словно зачарованный, уперся в арену… нет, в акробатку, точнее, в танцовщицу…

Их было три — три юные девушки в коротких белых туниках. Две — златокудрые, с молочно-белой кожей, а третья…

Третья — смуглая, красивая, стройная, с милым вздернутым носиком и черными глазами, вытянутыми к вискам…

Максим смотрел и не верил сам себе…

Он узнал бы ее из тысячи, из миллиона…

Тейя!!!

Это была Тейя!!!

Глава 13 Бал в Мулен де ля Галетт Весна 1876 г. Париж

За кулисами было темно, лишь сквозь закрытые по неизвестной причине ставни пробивались тоненькие лучики багрового закатного солнца. Подойдя к распахнутой двери, юноша заглянул в гримерку. У окна, опираясь на кресло, стояла девушка в разноцветном трико.

— Тейя! — Максим подбежал к ней, схватил за руку…

— Стой где стоишь! — грубый повелительный голос прозвучал резко, словно выстрел.

Юноша обернулся и увидел позади ухмыляющегося Рукастого с револьвером в руке. За ним виднелись еще две женщины — тоже вооруженные.

— Шевельнешься — и я стреляю! — криво усмехнулся акробат-убийца. — Не в тебя, в нее.

Он качнул стволом в сторону Тейи, которая вела себя сейчас довольно странно — черные глаза ее были широко распахнуты и блестели, на губах играла слабая улыбка. То ли ее чем-то опоили, то ли сделали какой-то укол…

— Свяжите его, — между тем распорядился Рукастый, и две женщины — сильные, мускулистые, как видно, тоже из цирка — ловко стянули Максиму руки.

Ремень или какая-то прорезиненная веревка… лонжа?

На улице слышались веселые голоса и выкрики, в коридоре тоже стоял гул, так что выстрел вряд ли заметили бы, тем более не обратили бы внимания на крик о помощи.

— Не стоит кричать, — акробат словно прочел мысли пленника. — Никто не услышит.

В этот момент дверь гримерной открылась… и на пороге появился Сетнахт! В мешковатом, плохо сидящем костюме, явно приобретенном в дешевом магазине готового платья, он выглядел бы смешно, если б не взгляд — жестокий, холодный, хищный.

— Клянусь Амоном, ты заплатишь за это, жрец! — на языке Черной земли выкрикнул Макс.

Чем вызвал лишь презрительную ухмылку.

— Ты забыл сказать, что скоро Амон и Ра будут как братья, — издевательски произнес Сетнахт.

Юноша вздрогнул — откуда жрец Сета знает тайную фразу? Это могло означать только одно — где-то во дворце есть предатель! Где-то на самом верху. Чати? Главный писец? Начальник сборщиков податей? Ладно, об этом потом нужно думать, сейчас главное — вырваться.

Жрец снова усмехнулся:

— Ты, верно, ждешь своего дружка, предателя Якбаала? Так он не придет, уехал. Хотя мы могли бы заманить сюда и его. Но он нам уже не нужен!

— Так это твои люди украли сокола? — как можно непринужденнее улыбнулся Макс.

— Не украли, а вернули свое! — Сетнахт насупился и, обернувшись, коротко бросил своим: — Увести!

— На старую конюшню, господин? — опустив наконец револьвер, почтительно осведомился Рукастый.

— Туда.

— А девчонку?

— А девчонку — в другое место, экий ты непонятливый. — Жрец махнул рукой. — А с этим парнем мне предстоит завтра длительная и, смею думать, весьма познавательная беседа. Вот тогда и девчонка может понадобиться. Да, и перестаньте колоть ей морфий.

Морфий!

Макс дернулся. Так вот оно что! Сволочи! Ну ничего, жрец ответит за все!

Сетнахт перехватил его полный ненависти взгляд и невольно отпрянул. Впрочем, быстро справился с собой и вновь ухмыльнулся:

— Что ты так сверкаешь глазами, царь? Никто тебе не поможет. Никто и нигде, царь без царства!

Царь без царства? Поистине, так… Пока — так.

Тейю увели первой, а следом за ней и Максима, только вот его юной супруги в коридоре уже не было. Скорее всего, ее утащили куда-нибудь в костюмерную, где, наверное, и держали все это время под видом какой-нибудь акробатки. Но зачем выпустили на арену? Тем более — в таком состоянии. Чтобы заманить в ловушку его, Максима?! Тогда они должны были знать, что он сюда явится. Кто мог сказать — Якбаал? Он что же, снова предал? Мягко говоря — забавно. Хотя… как он мог успеть сообщить, что Макс согласится нанести визит в цирк, ведь это получилось довольно спонтанно? А может, подручные жреца — тот же Рукастый — специально следили за посетителями. Или просто случайно заметили. Интересно, что жрец хочет узнать? Хотя, пожалуй, ясно — ситуацию во дворце, а также что-нибудь об амулетах-соколах. Хм… царь без царства… все-таки это странная фраза.

Пленника заперли в старой конюшне — полутемном сарае-клетке с массивной двустворчатой дверью. Забранные досками прутья с виду казались прочными, да, наверное, такими и были.

— Захочешь в уборную — стукнешься головой в дверь, — усмехнулся на прощанье Рукастый. — Кто-нибудь из наших тебя выведет. Да! Предупреждаю: будешь орать или попытаешься кого-нибудь ударить — прострелим ногу, а потом вкатим морфий. Это уже не говоря о твоей девчонке — она-то полностью в наших руках, так что шутки шутить не советую!

Максим только головой качнул — и в самом деле, какие уж тут шутки?

Как ни странно, но он уснул быстро — лег на постеленную на полу солому и провалился в черную пропасть сна. А когда открыл глаза, в щели уже брезжил рассвет. Усевшись, юноша потряс головой, отгоняя сонливость — некогда было сейчас спать, нужно было думать, как выбраться самому и спасти супругу. Интересно, как она здесь появилась? Скорее всего так же, как и он сам. Макс бежал за жрецом, Тейя — за Максом, все трое и провалились. Такая вот цепочка получается.

Думать! Думать! Думать! Скоро явится жрец, и к этому времени обязательно надо…

Сетнахт появился рано. Наверное, не прошло и часа, как снаружи послышался его повелительный голос. Распахнулась дверь; жрец, войдя в клетку, уселся на корточки и, явно издеваясь, спросил:

— Как твое Ка?

— Замечательно! — Юноша ухмыльнулся. — Что ты хотел узнать, жрец?

— Узнать — ничего. Я и так знаю все, что мне нужно!

— Тогда зачем…

— Ты поможешь мне! Амулет, который мы похи… вернули, увы, оказался… Впрочем, это не важно, — злобно ощерившись, Сетнахт быстро справился с собой, натянув на лицо бесстрастную улыбку. — Якбаал должен передать тебе сокола! Ты знаешь, о чем я.

— Никогда не передаст, — рассеянно отозвался молодой человек. — Я думаю, и ты хорошо знаешь Якбаала.

— Ладно. — Жрец немного подумал и качнул головой. — Тогда думай сам, как его выманить с соколом в кармане. Якбаал хитер, очень хитер — так просто к нему не подступишься, тем более здесь.

— Что я буду иметь, если помогу вам? — вскинул глаза Максим.

— Жизнь! — тут же пообещал собеседник. — Жизнь и свою девчонку. Но вы навсегда останетесь здесь! Там, в Черной земле, вы нам не нужны. А здесь… живите себе. Клянусь Сетом, не так уж это и мало!

— Хорошо. — Юноша кивнул и задумался.

Жрец уж как-то слишком быстро пообещал сохранить жизнь и ему и Тейе. Врет! Определенно врет! Он ведь не так уж и сильно привык к Парижу, как тот же Якбаал, а значит, не может думать и поступать так же, как цивилизованный европеец девятнадцатого века. Естественно, Сетнахт мыслит и действует как древнеегипетский жрец, а это совсем иное. Люди вовсе не одинаковы в разные времена. Как бы рассуждал жрец, тем более — жрец бога-убийцы Сета? Даже не Сета, а демона тьмы Небаума! Фараон и его супруга — это такая жертва, такой лакомый кусочек, от которого не откажется никакой демон! Более того, если жрец даже не попытается принести в жертву царя и царицу, демон может обидеться и жестоко отомстить! Жрецу это надо? Нет. Это — во-первых. А во-вторых, Сетнахт вовсе не дурак и понимает, что если Максим и Тейя проникли в будущее, то, может быть, сумеют вернуться и обратно, и даже без всякого сокола. Тем более жрец знает, что где-то здесь обитает еще и Петосирис! Пусть даже это и призрачная угроза, но лучше не оставлять никакой. Убить, конечно, убить! Это если не получится принести в жертву. А то, что жрец обещал жизнь — так вовсе не стоит верить его лживым словам! Верить нужно его мыслям… которые, если подумать, вовсе не тайна.

— Что ты молчишь? — немного выждав, нетерпеливо воскликнул Сетнахт. — Согласен?

— Согласен. — Макс поспешно спрятал улыбку — только что в голову ему пришла одна неплохая мысль. Очень даже неплохая. Правда — рискованная, но тут уж выбирать не из чего.

Жрец довольно осклабился:

— И что ты предлагаешь?

— Сегодня у нас понедельник? Тогда, ну, скажем, завтра… Я напишу Якбаалу записку, и мы встретимся с ним… хотя бы на Елисейских полях.

— Нет! — жестко отозвался Сетнахт. — Место должно быть не таким людным!

Ага!!! Сработало!

Максим, еле сдерживая ликование, наклонил голову:

— Тогда — в саду на Монмартре, за старой мельницей. Мулен де ла Галетт — так он, кажется, называется. В саду людно, но рядом — пустыри, огороды…

— Я знаю это место, — согласно кивнул жрец. — Оно подойдет. А что Якбаал? Он явится с амулетом?

— Да! Он обещал отправить меня обратно, а без сокола этого не сделать.

— Хм. Мало ли, что он обещал?

— Да, но он хотел бы — с моей помощью — забрать из своей бывшей усадьбы в оазисе Сета кое-какие вещи.

— Настенные росписи на ткани? — Сетнахт ухмыльнулся. — Кажется, он наживает на них большое богатство, хотя, клянусь Сетом, не знаю, кому нужна такая мазня.

— Значит, кому-то нужна… Так я пишу записку?

— Пиши. Мои сподвижники принесут тебе необходимые вещи. — Жрец поднялся на ноги и строго предупредил: — Только без глупостей. Помни — твоя молодая супруга в наших руках.

Максим согласно кивнул:

— Вот, кстати, о ней. Точнее — о нас. Мы должны явиться на встречу вместе. Нет-нет, вы просто подержите ее, скажем, у старой мельницы, а когда я принесу сокола, отпустите нас восвояси.

— Что ж, будь по-твоему, — подумав, согласился жрец.

И поспешно вышел, пряча торжествующую улыбку. Огороды на Монмартре за старой мельницей — место действительно глухое.

Назавтра, ближе к назначенному Максимом времени, к черному ходу цирка Фернандо подкатили два закрытых фиакра, запряженных быстрыми лошадьми. В один — естественно, под охраной — поместили Макса, в другой — Тейю. Он видел, как ее вели, закутанную в длинную мантилью.

До места доехали быстро — просто обогнули холм через Пляс Пигаль, а потом поднялись в гору. Зеленые сады, огороды, старая мельница, высокая, в пояс, трава с желтыми шариками одуванчиков — все это, залитое ласковыми лучами яркого солнышка, казалось какой-то деревенской пасторалью, из тех, что так любят писать на пленэре художники. Дул легкий ветерок, шевеля листву, где-то на склоне холма, за тополиной рощицей, горел костер — как видно, сжигали старые листья.

— Тейя! — Подойдя к супруге, Максим взял ее за руку.

— Ах… Ах-маси? — Веки юной женщины дернулись. — Ах-маси! — воскликнула она уже куда более уверенно. — Милый!

— Ладно, обниматься потом будете, — ухмыльнулся жрец. — Сейчас идем. То есть мы, похоже, уже пришли.

Они остановились за старой мельницей: Тейя, Сетнахт, Рукастый и еще несколько человек, среди которых и две знакомые дамы, акробатки.

Махнув всем рукой, Максим улыбнулся и быстро зашагал к старому саду по узенькой тропке, по колено в высокой зеленой траве.

Несмотря на относительно ранний час — вряд ли было больше десяти — в саду Мулен де ла Галетт негромко играла музыка, за расставленными прямо под деревьями столиками сидели люди. Пока еще их было немного, но народ все прибывал — нарядно одетыми парами, шумными компаниями, даже поодиночке. Молодые люди в узких сюртуках и разноцветных галстуках, дамы в потрясающе красивых платьях, причесанные дети…

— Месье Макс!

Юноша оглянулся и быстро зашагал к сидевшему за столиком Якбаалу, как всегда безукоризненно одетому, с тросточкой.

— Куда вы тогда пропали, друг мой? — поздоровавшись, с улыбкой осведомился месье Якба. — Знакомую встретили? Я бросился было за вами, но какая-то из акробаток сказала, что вы уже уехали, взяв первого же извозчика. И вроде как не один. Да… Что это за странная записка? Некоторые фразы мне совершенно непонятны, к примеру вот эта…

Вытащив из кармана сюртука скомканный листок бумаги, Якбаал прочитал:

— «Обязательно захватите с собой амулет в виде сокола голландской породы, тот самый, о котором вы мне не раз говорили». Откуда вы знаете, что у меня есть еще один… гм-гм… не совсем настоящий сокол? Именно что голландский, точнее, работы ювелира-голландца.

— Так вы ж сами хвастали, — улыбнулся Макс. — И слава богам, что он у вас нашелся. Теперь будет легче. Вот что, господин Якба… Вам придется сегодня немного пострелять! Надеюсь, ваш револьвер при вас?

— Он всегда при мне! Но позвольте…

— Уверяю вас, опасности немного. Просто отправитесь сейчас к старой мельнице, спрячетесь там в траве и выстрелите в воздух.

— Может, лучше позвать полицию?

— Не успеют, — пожал плечами Максим. — Который час?

— Десять… и семь минут. — Вытащив массивный золотой брегет, месье Якба протер циферблат рукавом.

— Ого! Уже опаздываем! Давайте сюда сокола и идем.

Якбаал снова полез в карман:

— Но…

— Никакой опасности для вас нет. Вот для меня — другое дело.

Обогнув сад, они остановились в виду старой мельницы. Молодой человек показал своему спутнику место, откуда удобней стрелять, после чего, насвистывая, свернул на тропинку.

Мельница. Одуванчики. Рощица.

Рощица…

— Ну? — едва Максим успел подойти, нетерпеливо воскликнул Сетнахт.

В ответ юноша вытащил из кармана сокола… подержал на ладони и вдруг, размахнувшись, швырнул далеко в кусты!

— Ищите! — Жрец бросился в заросли первым.

Молодой человек, одним ударом свалив стоявшего рядом с Тейей мужчину, схватил супругу за руку.

— Бежим! Вон туда, к роще!

В этот момент за старой мельницей прозвучал выстрел.

А беглецы уже со всех ног мчались по полю, по колено в траве, молясь, чтобы преследователи очухались как можно позже.

Плотная трава… как тяжело бежать! А под ногами какие-то коряги, ветки. Не споткнуться бы! Не упасть… Черт! Вот так и думал!

Быстро вскочив на ноги, Максим обернулся и сразу увидел бегущих по полю людей — погоню. Сетнахт, Рукастый, женщины… Остальные, похоже, все-таки отвлеклись на Якбаала.

Выстрел! Еще один!

Макс услышал, как рядом, над самой головой, просвистела пуля.

— Беги, Тейя, беги!

Снова выстрел. Нет, с такого расстояния не попадут, тем более на бегу. Ага… вот Рукастый свернул влево — окружают, берут в клещи. Эх, если б не их револьверы! Ничего…

Вот и рощица… За ней — небольшая полянка.

Максим и Тейя, обдирая руки, прорвались сквозь кусты…

На поляне их уже поджидали. Точнее говоря, ждали одного Максима. Нервно потирающий руки Антуан и двое молодых людей богемного вида в легкомысленных английских сюртуках и лаковых штиблетах.

— Вы опаздываете, дражайший господин Макс! — повернувшись, недовольно заметил Антуан. — Пистолеты готовы, секунданты, как видите — тоже.

— Отлично! Дайте сюда пистолет.

И снова послышались выстрелы!

— Да что там такое творится?!

— Бандиты, — коротко отозвался Максим. — У ваших секундантов есть оружие?

— Разумеется!

— Тогда — меньше слов. Если что, стреляйте!

— Но позвольте…

И тут на поляну, продравшись сквозь заросли, выбежали две женщины и Рукастый с револьверами в руках. Увидев Макса и Тейю, Рукастый осклабился… но тут же улыбка его потухла — прямо в грудь ему смотрели четыре ствола.

— Окружная полиция! — с торжествующей улыбкой громко объявил Максим. — Прошу вас сдать оружие, господа!

— А мы ни в кого и не стреляли. — Женщины послушно бросили револьверы в траву, а вот Рукастый…

Акробат, что и говорить!

Подпрыгнув, он сделал кувырок назад и скрылся за кустами на глазах изумленных зрителей! И был таков. Никто его не преследовал. Как и Сетнахта.

Где-то рядом, за деревьями, послышался хрип лошадей и стук колес.

Антуан растерянно опустил пистолет:

— Я надеюсь, ты нам все сейчас объяснишь. Кто эта девушка?

— Моя жена.

— Жена?!

— Что же касается объяснений, думаю, их лучше даст кое-кто другой! — Максим кивнул на подъехавшую коляску, из которой выпрыгнула донельзя возбужденная Агнесса в изящном сборчатом платье цвета весеннего неба.

— Что здесь происходит, господа? Дуэль? Я так и знала! Антуан, ты должен немедленно извиниться перед Максом за свои беспочвенные подозрения! — Карие глаза девушки прямо-таки метали молнии! — Понимаешь? Немедленно извиниться!

— Но… — Антуан очумело хлопал глазами. — Извиниться? Да… наверное… раз ты говоришь.

— Честное благородное слово — меж нами ничего не было! — перекрестившись на видневшийся вдалеке белый купол базилики Сакре-Кер, истово заверил Максим. — Клянусь жизнью своей любимой супруги! Да, кстати, господа, я ее сейчас вам и представлю.

— Господи! — Агнесса удивленно вскинула брови. — Кто-нибудь мне объяснит, что здесь такое произошло?

— А ничего не произошло! — Обняв жену, Максим подмигнул Антуану. — Просто мы все собрались на бал.

— На бал?!

— Ну да. В сад Мулен де ла Галетт! Тот, что за старой мельницей.

Глава 14 Набережная де ля Гар в снегу Весна — осень. Париж

— Ну что же, видимо, придется мне вам помочь. — Сидя за письменным столом, месье Якба широко развел руки. — А больше некому! Сетнахта, увы, уже не догнать. Сам я с вами не пойду, только лишь провожу до площади Ада, вернее, почти до Данфер Рошро.

— Что-то я не совсем понимаю ваших абстракций, — поерзав на стуле, честно признался Макс.

— Я не могу вас отправить прямо в Египет, понимаете? Для этого мне надо явиться туда самому, а это нежелательно. Очень и очень нежелательно. Вообще, у меня здесь сейчас очень много дел!

— Вы сказали — не можете отправить прямо…

— Ну да, — кивнул Якбаал. — Что же тут непонятного? Я отправлю вас в Париж, в тот, будущий Париж, где мы с вами уже встречались. А там съездите в Нейи, заберете сокола… Не сомневаюсь, уж Петосирис-то вам во всем поможет.

— И я не сомневаюсь, — юноша хмыкнул. — Используя библейские термины — умываете руки, месье Якба?!

— Помилуйте! Наоборот — делаю все, что могу. Вот сокола вам дать с собой не могу — самому нужен, потому и отправляю гм… так сказать, кружным путем. Ну, доберетесь же дальше сами! Заодно по Парижу погуляете, посидите в кафе на Башне — плохо ли? Тейя, я думаю, будет рада. Тем более там вполне безопасно.

Максим покачал головой:

— Что же, думаю, другого пути у нас просто нет.

— Верно думаете, друг мой!

— Но у нас ведь ни денег, ни тамошней одежды.

— Есть у меня несколько десятков евро, — скромно заметил месье Якба. — Осталось с прошлого визита, так что уж наскребу для вас что-нибудь. А вы, пожалуйста, выполните одну мою просьбу…

— Надеюсь, не очень обременительную? — Максим усмехнулся — Якбаал был тот еще фрукт!

— Не очень. Просто занесете одному человеку некую вещицу. Некоему месье Пико на бульвар Эдгар Кине. Адрес я вам дам. К тому же, если что, он вам поможет деньгами.

Максим неожиданно рассмеялся и махнул рукой:

— Черт с вами, согласен! Только как быть с одеждой?

— Я уже вызвал портного. Он очень, очень надежный человек.

— Ага, как и ваши приказчики.

Макс и Тейя вот уже вторые сутки жили у месье Якба, в мансарде над магазином. С Антуаном Максим хоть и помирился, но вот присутствием молодой дамы стеснять его не хотел, а потому с удовольствием воспользовался предложением Якбаала.

Тейя понемногу оправилась от воздействия морфия, повеселела и, облачившись в подаренное Агнессой платье, шустро рыскала по модным лавкам, разумеется в сопровождении мужа. Нет, ничего такого не покупала, просто глазела да хохотала — уж больно нелепой казались ей все здешние одеяния.

Приказчики в магазинах улыбались:

— Веселая у вас спутница, месье!

— Это моя жена.

— Тогда — тем более!

А вчера вечером Тейя спросила про хрустальные гробницы и железную змею (Дефанс и поезда метро), дескать, что-то их не видать. Максим тогда увел разговор в сторону… гм-гм… далеко в сторону… А вот сегодня со спокойным сердцем мог обещать супруге, что очень скоро она все это увидит — и железную змею, и гробницы, и самобеглые колесницы тоже.

— А домой? — нетерпеливо поинтересовалась Тейя. — Когда же мы вернемся домой, муж мой?

— Скоро, милая! — И здесь Максим не покривил душой. — Куда скорей, чем ты думаешь.

— Ой! А мы пойдем прощаться к тем милым людям, твоим друзьям, Агнессе и Антуану?

— Конечно пойдем…

Обняв жену, молодой человек крепко поцеловал ее в губы. Ах, какая она все-таки была красивая, даже в этом смешном трико — подаренное платье молодой царице не понравилось, слишком уж показалось тяжелым да неудобным, и дома она его не носила.

— Ох, муж мой, какие тут скрипучие ложа… Я вчера думала — сейчас сбежится весь дом!

— А, вот почему ты так закатывала глаза! — расхохотался Максим. — А ну-ка, попробуем на другой кровати, может, она не так скрипит?

Он порывисто поднял жену на руки, целуя в шею…

И в этот момент в дверь настойчиво постучали. Явился портной, тот самый «очень, очень надежный человек», как и было обещано, присланный Якбаалом.

— Я от месье Якба. — Войдя, портной — седенький старичок в аккуратненьком сереньком сюртучке — с достоинством поклонился и вытащил из кармана мерку. — Мне сказано ничему не удивляться. Шьете костюмы для маскарада, месье?

— Да. Можно сказать и так. — Молодой человек жестом пригласил портного в комнату. — Проходите. Брюки и сорочка мне не нужны, вот только куртка… Знаете, нужно что-то типа рабочей блузы.

— Ага, — понятливо кивнул старичок. — В подобных любят щеголять художники на Монмартре. Ой! — Тут он, позабыв про наказ ничему не удивляться, вскинул брови, увидев заглянувшую в комнату Тейю в цирковом трико. — А что будем шить мадемуазель?

— Юбочку покороче!

— Э-ммм… До щиколоток?

— Повыше колен! — подозвав жену, Максим рукой показал — докуда.

Охнув, старик в изумлении опустился на стул и, зябко поежившись, переспросил трагическим шепотом:

— Неужели настолько?! Но это же не юбка! Это же какой-то лоскут!

— Вот его и будете шить. И как можно быстрее. К тому же мадемуазель нужно еще… ммм… нечто вроде короткой ночной рубашки из плотного шелка, цвет подойдет любой… и широкий пояс с блестящей пряжкой.

— Пряжку позолоченную, месье? — старичок наконец-то пришел в себя.

— Да, позолоченную… И противосолнечные очки.

— Лорнет?

— Что? Ладно, пожалуй, обойдемся и без очков.

Встав, портной тщательно — пожалуй, даже более, чем нужно — измерил Тейю, после чего направился к двери, задав по пути один вопрос:

— Когда принести заказ?

— Сегодня к вечеру.

— К вечеру? — снова удивился портной.

— Что, не успеете?

— Успею. Но как же примерка?

— Обойдемся уж без примерки, уважаемый. — Максим широко развел руками и затворил за изумленным портным дверь.

А потом все-таки унес молодую супружницу на софу… и софа не очень скрипела — надежно была сработана, уж куда надежней, чем койки.

Они явились на площадь Данфер поздним вечером. Шел небольшой дождик, веселый и теплый, и закутывающая всю фигурку Тейи мантилья оказалась сейчас как нельзя более к месту. Что же касается Максима, то он вовсе не стеснялся своей псевдорабочей блузы — обыкновенной куртки из хлопчатобумажной ткани, сильно напоминавшей фирменную джинсовку.

Попросив извозчика подождать, Якбаал вылез из коляски первым и отправился к зеленоватой будочке Генеральной инспекции каменоломен. Минуты через две он выглянул, улыбаясь, и негромко позвал:

— Идите.

Положительно этот древнеегипетско-парижский прохиндей умел улаживать дела!

— Не забудь сверток, — шепотом напомнила Тейя.

А Макс ведь и забыл бы, уже выскочил, подал руку супружнице… и получил в объятия картину. Нечто прямоугольное, завернутое в тоненький холст — явно картина, да еще, похоже, и в раме.

На холстине сверху синими чернилами был написан адрес — «Бульвар Эдгар Кине, 18, 36».

— Вы сначала зайдите, — напутствовал Якбаал. — Передадите посылочку, а уж потом отправляйтесь себе в Нейи… чего вам зря лишний груз с собою таскать?

Логично, что и говорить.

Смотритель каменоломен, уже умасленный некоторой приятной суммой, встретил поздних гостей словно сама любезность. Даже чуть было не предложил самолично провести экскурсию, так что Максу даже пришлось отказываться:

— Нет-нет, мы уж как-нибудь сами.

В помещении было дольно душно, и Тейя сняла мантилью, оставшись в черной короткой юбочке и голубой блузке, по здешним меркам больше похожей на ночную рубашку. Сексуальный наряд сей, конечно же, произвел на смотрителя неизгладимое впечатление — он так и стоял, широко раскрыв рот, да светил фонарем, наблюдая, как гости спускаются в подземелье.

Мрак вокруг становился все гуще, и керосиновый фонарик в руках Якбаала казался тусклой, вот-вот готовой угаснуть звездочкой в бесконечном просторе вселенной. По обеим сторонам вырубленного под землей коридора все так же белели черепа и кости, останки, когда-то перенесенные со старых кладбищ.

Пройдя по коридору, они шли еще, наверное, с четверть часа, а то и более, пока наконец шагавший впереди Якбаал не остановился и не поставил наземь фонарь.

— Идите во-он в ту штольню, друзья мои! — указал он. — Фонарь оставьте, там он вам без надобности.

Пожав плечами, Макс взял за руку Тейю и, не оглядываясь, шагнул в темноту…

Они шли долго — или просто так казалось, — вокруг была… нет, не полная тьма, все же откуда-то пробивались тусклые желтоватые лучи — горели керосиновые лампы? Все те же, уже привычные груды костей, запах каких-то удобрений и озона. Стояла полная тишина, лишь осторожные шаги путников отдавались под низкими сводами, да слышно было, как капает где-то вода.

Идущий впереди Макс остановился перед развилкой, не выпуская из своей ладони теплую руку Тейи. Всмотрелся — пробивающийся слева свет казался довольно ярким и… каким-то белым, что ли…

— Туда. — Юноша решительно шагнул в коридор.

Стало заметно суше, светлее, вот донеслись какие-то лязгающие звуки, и — на тебе — повисла перед глазами синяя с белым табличка «M 6 Nation». Увидев ее, Максим радостно улыбнулся и, обернувшись, весело подмигнул своей спутнице:

— Кажется, уже пришли! Вон переход…

Вот уже появились люди, целый водоворот спешащих по своим делам личностей: темнокожие рабочие в оранжевых робах, смуглолицые женщины в плотных темных платках, смеющиеся подростки в джинсовых курточках.

Да-а… похоже, и в самом деле пришли. А вот снова табличка: «Sortie/Orly bus». Выход!

Они вышли из метро, как и всегда, на станции «Denfert Rochereau», в 1876 году еще именуемой place d’Enfer — «Площадь Ада». Хорошее название, если учесть груды сложенных под землей костей.

Ярко светило солнышко, даже можно сказать пригревало, однако не очень-то сильно. Легкий ветерок приносил откуда-то запах жареных каштанов, раскачивал ветви деревьев… кое-где уже с тронутыми желтизной листьями. Осень! Черт побери, здесь, кажется, осень! Впрочем, пока что не холодно…

Подумав так, Максим тут же обозвал себя тупым гоблином: это ему не холодно — в куртке, а вот как Тейе в тоненькой блузочке и короткой юбке?

— Ну-ка, накинь. — Сняв куртку, молодой человек быстро набросил ее на плечи своей юной супруге.

Все те же деревья, ряды припаркованных у домов скутеров и велосипедов, бельфорский лев на площади смотрит все так же гордо.

Бульвар Эдгар Кине… Можно, конечно, было бы и проехать чуть-чуть на метро, но, раз уж вышли, придется пешком — да тут и недалеко в общем-то.

Как заметил Макс, Тейю, еще во время ее прошлого появления в Париже, ничуть не пугали ни автомобили, ни поезда метро, ни прочие чудеса техники. Ну подумаешь, самобеглая повозка и железная змея! Что же касается домов — да не такие еще гробницы есть в Городе Мертвых! Нет, Дефанс, конечно, и тогда впечатлил и еще немного Башня.

— Нам сюда, во-он, мимо кладбища.

Свернув с бульвара Распай на Эдгар Кине, путники зашагали к Монпарнасской башне, черный прямоугольник которой нагло блестел в лучах вечернего солнца.

— Двенадцать, четырнадцать, — Максим рассматривал номера домов. — Ага! Вот — восемнадцатый.

В квартире номер тридцать шесть дверь открыл субтильный молодой человек в очках, в джинсах и клетчатой рубашке, чем-то похожий на студента. Впрочем, для студента он, пожалуй, был староват — может быть, лет тридцати или чуть больше.

— Если вы — друзья Виктора, то это этажом выше, — вместо приветствия сообщил молодой человек и захлопнул дверь.

Пришлось звонить снова.

— Нет, мы как раз к вам, месье Пико. Господин Якба передает вам привет… и еще кое-что.

Максим протянул очкастому упакованную картину.

— Входите. — Азартно потерев руки, молодой человек принялся тотчас же распаковывать посылку, ничуть не стесняясь невольных гостей.

А те с любопытством следили за всеми его действиями, интересно было — что там за картина? В подземелье-то некогда было посмотреть, да и темновато.

Вот из-под холстины показались коричневато-розовые, покрытые снегом деревья, река.

— «Набережная де ля Гар в снегу», — довольно прокомментировал хозяин квартиры. — Гийомена у нас еще не было.

— Месье Якба сказал, что вы… если что, поможете нам.

— Помогу? — Парень снял очки и протер рукавом рубахи стекла. Потом улыбнулся: — Ах да. Двести евро пока устроит? — Он вытащил из кармана купюры.

— Устроит, — усмехнулся Максим.

— Только напишите расписку. Сами знаете, Мишель Якба на слово не верит.

Быстро исполнив требуемое, Макс и Тейя попрощались с очкастым и на метро поехали в Нейи.

Бульвар Бино, дом 66, модерновое здание — штаб-квартира Великой Национальной ложи Франции. Масоны… Макс помнил, как приходил сюда в прошлый раз. Тот же зал, украшенный масонскими символами — всякими там циркулями да треугольниками. И, кажется, тот же служитель. Во всяком случае, Максима он, похоже, узнал.

— Мне нужен брат Пьер Озири, — негромко сказал юноша. — По срочному и важному делу.

— А вы записывались на прием? У брата Пьера сегодня очень много дел. Не думаю, что он сможет принять кого бы то ни было.

— А вы передайте ему одну фразу — «Скоро Амон и Ра станут как братья!»

Уже через пару минут они сидели в просторном кабинете брата Пьера — жреца Амона Петосириса. Макс пил кофе, а Тейя — привычное пиво, причем морщилась — казалось невкусно.

— Да уж, с египетским не сравнить! — засмеялся масон. — Могу предложить вино… впрочем, и оно вряд ли понравится царице.

— Ты не скучаешь по дому, жрец? — поставив стакан на стол, внезапно спросила Тейя.

Вежливая улыбка застыла на смуглом лице Петосириса.

— Очень скучаю, моя царица! — тихо промолвил масон. — Но знаю, что никогда не смогу вернуться обратно. Я пробовал, много раз пробовал — и все безуспешно. Только лица царского рода могут…

— Царского рода? — удивленно переспросил Макс. — Ну, мы с Тейей, понятно… А что же Якбаал и Сетнахт, они, выходит, тоже благородных кровей?

— Якбаал — из младшей ветви царей хека хасут. — Петосирис кивнул. — Что же касается Сетнахта… не знаю. А что, он тоже здесь?

— Пока нет… Но, полагаю, вполне может явиться.

— Он ничего здесь не найдет! — Жрец неожиданно рассмеялся и, выдвинув ящик стола, достал… золотого сокола, а потом с благоговением протянул его Тейе. — Я вручаю сей амулет тебе, моя царица. Пусть власть Великого Дома распространится на всю Черную землю, от верхних порогов до Дельты!

— Так будет! — принимая сокола, серьезно заверила Тейя. И тут же озабоченно всплеснула руками: — Нам нужно поскорей возвращаться — кто знает, что там делается дома без нас?

— Да, да. — Петосирис поспешно поднялся и одернул пиджак. — Пойдемте, я провожу вас.

Серебристый «пежо» мчался через весь Париж! По авеню Гранд Арме, мимо Триумфальной арки, по Елисейским полям, через Сену по мосту Альма… Справа в окнах плыла Башня, серая ажурная громадина на фоне синего неба. Смеркалось, на улицах зажглись фонари, а когда путники подъехали к площади, стало уже и вовсе темно.

Петосирис проводил царственную чету до самого входа в метро. Не обращая никакого внимания, низко поклонился:

— Да пошлют вам удачу благие боги!

— И тебя да не оставят они своим благоволением. Прощай, Петосирис!

— Прощайте. Амон и Осирис да сопроводят вас.

Волшебный амулет, золотой сокол, лежал в кармане куртки, наброшенной на плечи Тейи — Нофрет-Ари, благой царицы Египта, будущей матери великого фараона Аменхотепа, родоначальницы Рамессидов, при которых Черной земле предстояло расцвести, как никогда ранее! Пока еще все это было впереди. И много, очень много нужно было еще для этого сделать.

Входя на станцию, Максим оглянулся… рассеянный взгляд его уперся в телефонную будку. Черт!

И вот только сейчас юноша понял, какой же он осел! Закрутился — да, не без этого. Но мог бы и вспомнить, что нужно бы… обязательно нужно позвонить отцу! И, может быть, даже съездить навестить… Господи! Какой же он дурень!

Хотя… Не все еще потеряно!

— Жди меня здесь, милая.

Рванувшись к площади, Макс бегом пересек неширокую улицу, направляясь к светящимся буквам «Табак».

Только бы не зарыто, только бы…

Казалось, в груди не хватает воздуха…

Светящаяся вывеска. Стеклянную дверь на себя…

— Месье, пожалуйста, телефонную карточку… Мерси боку!

Телефонная будка, аппарат… Шифр… Номер. Родной питерский номер… Ну возьми, возьми трубку, отец!!! Ну возьми же… окажись дома…

Ура! Ответили!!!

Странно — чей-то незнакомый голос. Совсем незнакомый, чужой…

— Здравствуйте, можно мне… Ах, сейчас нет… А с кем я говорю? С… с его сыном?! С Максимом?! А… а что, ты уже приехал из Франции? Давно уже? Вот, значит, как… Постой, постой, не клади трубку! А тренер как? Ребята? Да ты что… Ну надо же… А отец? Не хворает? Поправился… Ну, слава богам! А ты… Что? Кто я? Так… знакомый твоего батюшки.

Связь неожиданно прервалась, и Максим, отпустив трубку, медленно сполз по стеклянной стене будки и уселся на корточки, обхватив голову руками. Вот оно что! Вот оно, значит, как! Наверное, именно это и имела в виду мать, когда успокаивала… говорила об отце.

Максим-то, оказывается, никуда и не делся! Вернулся домой, все так же занимается боксом. И отец поправился, а ведь болел… Славно!

Постойте… А кто же тогда он, Макс, такой?!

Да никто! И звать его никак!

Хотя… Хотя нет… Как это — никто?! Ничего себе — никто! Великий фараон Египта!!!

Воздух вдруг сделался холодным, очень холодным… как будто с картины «Набережная де ля Гар в снегу».

Глубоко вдохнув — воздух показался морозным и свежим, — юноша улыбнулся: от станции метро к нему бежала Тейя.

Любимая. Родная.

Глава 15 Пейзаж с домом и пахарем Осень 1552 г. до Р. Х. (месяцы Теби и Мехир сезона Перет) Черная земля

Тейя и Макс выбирались наверх с осторожностью. Знали, что здесь, в разрушенном оазисе Сет-Хотеп, вернувшийся жрец Сетнахт вполне может устроить засаду. Вполне. А верные воины… Наверное, они давно покинули оазис, ведь кто знает, сколько здесь прошло времени? Месяц? Два? Шесть? Якбаал утверждал, что вряд ли больше шести. Но тем не менее.

Вокруг, как и в парижских катакомбах, белели черепа и кости, только было не сыро, а скорее душно и очень жарко. Именно по этой обволакивающей жаре, по каплям выступившего на коже пота юный фараон и определил, что они уже дома. Дома…

Штольня расширилась, выводя путников в небольшую, с низкими сводами залу… Котлы, черепа, кости… Статуя ухмыляющегося демона с ногами гиппопотама! Небаум — злобный повелитель тьмы! Та-ак… Интересно, а где же Сет?

Макс внимательно осмотрелся по сторонам, насколько позволял тусклый, проникавший откуда-то сверху свет.

А нет здесь никакого Сета!

Тем не менее храм казался знакомым… Ну да, знакомым! Вот он, жертвенник. А вот там, за статуей, воины нашли сундук с драгоценностями… С фотографией!

О, боги! Так это же, кажется…

— Нам туда, Тейя!

— Сама вижу.

Они выбрались наружу через узкий лаз, уселись немного отдышаться в тени каких-то развалин. Ну да, все правильно: развалины, сорванные с петель ворота.

Это тот самый храм, далеко на юге!!! Так вот они, оказывается, где вышли.

— Да-а-а, — рассеянно протянул Максим. — До дома-то нам еще шагать и шагать. А кругом, между прочим, мятежники!

— Мятежники? — Тейя вскинула голову.

— Да, милая. Мне знаком этот храм, точнее, эта крепость. Мы в стране сетиу, далеко на юге.

— Жаль, здесь нет железной змеи, — неожиданно рассмеялась царевна. — Забрались бы сейчас в ее брюхо, миг — и уже во дворце. Только не забыть купить… забыла, как их называют, Ах-маси?

— Билетики…

— Да, их. Кстати! — Тейя вдруг громко всплеснула руками. — Знаешь, а вот эти мелкие кружочки и бумажки, на которые все меняют… Это же здорово! Умно придумано — на них можно выменять любой товар. Вот бы и у нас так, а?! Мне почему-то только сейчас это пришло в голову.

— Ну… ты у меня вообще — умная! — с чувством произнес молодой человек и, обняв жену, крепко поцеловал в губы. — Не устала?

— Нет, что ты. Давай уже пойдем… Ой, только вначале — переоденемся, снимем с себя эту смешную одежду.

Сказав так, юная женщина порывисто вскочила и тут же разоблачилась донага. Потом, немного подумав, все ж таки нацепила блузку, насколько возможно придав ей вид обычного египетского платья. По примеру супруги Максим тоже избавился от брюк и обуви, соорудив из своей белоснежной сорочки набедренную повязку — схенти. Теперь не хватало еще браслетов, ожерелья и пояса, для того чтобы сойти за вполне благонамеренных обывателей.

— А ничего себе получилось, — оглядев мужа, одобрительно кивнула Тейя. — Только вот выглядим мы с тобой как совершеннейшие нищие. Ни браслетов, ни ожерелий — даже бедняки так не ходят. Очень похоже на то, что нас только что ограбили какие-нибудь разбойники-лиходеи. Ограбили до последней бусины, до последнего амулета, даже глаза подвести — и то нечем.

— Разбойники? — Макс нежно провел по плечу жены — и снова она сказала умную вещь! — Именно что разбойники! Так и будем говорить всем встречным. Шли, мол, шли себе… и вот… напали! Слава богам, хоть самих не убили да не угнали в рабство. Славно ты придумала, душа моя! Теперь вот еще о чем подумай — кем бы нам притвориться? Вдруг да что-нибудь пойдет не так! Надо что-то такое, что не вызвало бы подозрений. А то еще примут за лазутчиков, выдадут мятежникам-сетиу, или сами мы на них нарвемся, в здешних-то краях — запросто.

Над этим вопросом думали вместе, вместе и решили назваться торговцами — мол, везли товары к порогам, обменять у перекупщиков из Пунта на благовония и прочие вещи, да вот незадача, нарвались на разбойников — те и товары забрали, и лодку. Хорошо, хоть самим уйти удалось. Теперь вот пробираемся обратно домой, в Анхаб.

— Так-то оно так, — задумчиво протянула Тейя. — Однако что мы с тобой в пути кушать будем? И чем расплатимся с корабельщиками — ведь не пешком же идти? Хотя… можно, конечно, и пешком, но это гораздо дольше выйдет — опять же на еду и потратимся. Нет, лучше б сыскать попутное судно…

— Вот только чем заплатить?

— Чем? — Царевна сверкнула глазами. — А поищем чего-нибудь здесь! Раз уж тут был храм, была крепость, так, может быть, хоть что-нибудь да осталось?

— Умная ты у меня! — в который раз уже похвалил Максим. И в самом деле.

После примерно часа упорных поисков мнимые жертвы разбойников обогатились обломком серповидного меча, бронзовой палицей, ломаным браслетом и золотой полумаской, без зазрения совести снятой Максимом с кого-то идола — то ли демона, то ли бога.

— А он нам не отомстит? — с сомнением покачала головой Тейя.

— Это-то чучело? Да пусть только попробует! Да, сокола надо бы оставить здесь. Спрятать где-нибудь. Дорога длинная, всякое может случиться — никак нельзя рисковать!

Амулет спрятали вполне надежно — закопали в приметном месте, так что вряд ли кто найдет. Не забыть бы самим, куда схоронили!

И вот уже путники, прошагав немало, спустились к реке, в спокойных водах которой отражалось желтое солнце.

— Надо же. — Царевна вновь всплеснула руками. — А половодье-то кончилось! Ничего себе, сколько ж тут времени-то прошло! Все волею богов, как же иначе?

— Ты говоришь, уже наступил новый сезон? — внимательно всматриваясь вдаль, переспросил юноша.

— Конечно! Да ты посмотри сам. Вон как цветет все, прямо как на полях Иалу! Наклонись, милый, потрогай землю — какая она мягкая, жирная и уже сухая. Думаю, сейчас как раз самый сев. Нет, здесь, на юге-то, пожалуй, уже отсеялись, а вот у нас…

— Смотри-ка, барка! — перебив жену, Максим показал рукой на медленно плывущее по реке судно. — Надеюсь, это не судно мятежников, у них, насколько я помню, вообще нет судов. Зачем корабли жителям пустыни?

— А вот мы сейчас спрячемся во-он в тех кустах и посмотрим.

— Верно придумала, умница моя.

Путники затаились в кустах жимолости или тамариска — Максим не очень-то разбирался в растениях, ну, арбуз от огурца еще мог отличить или, там, березу от елки, но вот что касается всяких там кустарников или пород деревьев — увольте. Затаились и смотрели, как плывет вниз по реке барка с высокой кормой и носом. Мачта была опущена, гребцы лениво шевелили веслами, из плетеной пассажирской каюты, украшенной разноцветными лентами и цветами, доносились веселые песни.

— А ведь, похоже, они на какой-то праздник плывут, — повернув голову, прошептал Макс. — А какой у нас примерно в это время праздник?

— Да разные… — Тейя повела плечом. — Если считать, что сейчас на исходе первый месяц сезона Перет, то скоро должен бы наступить праздник опьянения, самый веселый праздник! Помнишь, в прошлом году праздновали — сколько народу с лодок попадало в реку! Вот пьяницы… Хотя раз в году — можно. Да… это они точно на праздник собрались. Интересно только, куда? Ну что, поплывем с ними?

— Пожалуй. — Юный фараон решительно махнул рукой. — Ну, не пешком же, в самом деле, тащиться по этакой-то жаре?! А заплатить у нас теперь есть чем.

— Так что — кричим?

— Кричим!

Выскочив из кустов, оба забежали в реку по колено, замахали руками, закричали:

— Эй, эй, на барке! Эй! Ради Амона, поверните к берегу.

На корабле их, похоже, заметили — гребцы, тормозя, вспенили веслами воду. Повернули!

— Вы кто и откуда? — когда барка подплыла ближе, свесился с борта тучный корабельщик с богатым ожерельем на шее. По всей видимости, это и был кормчий.

— Я Джедеф из Анхаба, а это — моя жена. Мы торговцы. Попали в лапы разбойников и вот не знаем, как вернуться домой.

— Э-э, так у вас и не найдется чем заплатить? — толстяк разочарованно покачал головою.

— Как раз найдется! — поспешно уверил юноша. — Золотая полумаска устроит?

— Золотая?! — при этих словах корабельщик сразу же оживился и стал заметно приветливее. — Хорошо бы взглянуть, сколько в ней золота-то. Небось, не наберется и пары кедет?

— Да на целый дебен! Сам взглянешь… Только сперва помоги нам взобраться на борт.

Толстяк добродушно хмыкнул и махнул рукой гребцам:

— Эй, парни, помогите господам торговцам. Поистине, у меня сегодня удачный день!

Удачным оказалось и плаванье, вот уж воистину фараону и его юной супруге нынче благоволили боги! Барка неспешно плыла вниз по Нилу, и новые попутчики, с удобством расположившись среди остальных пассажиров, смеялись, пели, играли в разные игры. Ну и, конечно, пили вино и пиво, запасы которого пополнялись почти что на каждой пристани. Никаких разбойников, никаких мятежников, даже вообще никаких вооруженных людей на берегу видно не было, лишь на тучных лугах вальяжно жевали траву стада да слышались песни пахарей, благодаривших богов за удачный разлив Хапи.

Так бы и плыли, вознося хвалу великим богам, кабы на одной из пристаней не поднялись на борт молодые и наглые буяны. Четверо молодцев явно не из крестьянских семей, о нет, тут пахло чем-то гораздо выше даже обычных писцов. Что-то вроде сельской золотой молодежи — сыновья откупщиков или чиновников, наблюдающих за распределением воды и состоянием оросительной системы. Парни явно уже приняли на грудь, и немало, правда, они еще не шатались, но пьяно горланили песни, и чувствовалось, что кураж их только еще начинается.

Поначалу, впрочем, все было довольно спокойно и даже пристойно. А вот ближе к вечеру ребятки выпили еще, снова загорланили песни, а уж потом… Для начала принялись приставать к музыкантам, плывшим вместе со всеми в Уасет в надежде подработать на празднике. Музыка им, видите ли, не понравилась!

— Играйте другую песню, веселую! Мы ее сейчас запоем. А ну, давай, начинай, Пенунхеб!

Пенунхеба — парня лет шестнадцати, пожалуй, поспокойнее, но и попьянее других — не нужно было долго упрашивать. Поправив съехавший набок парик, он отнял у ближайшего музыканта лютню и с силой рванул струны.

Надо сказать, Максим ожидал худшего. Однако, как оказалось, петь этот парень любил и умел. Это было видно сразу, точнее сказать — слышно. Скрестив ноги, Пенунхеб прижал лютню к смуглому животу и, закатив глаза, запел:

— Умножай свое богатство! — с пылом подхватили товарищи певца — немного постарше, они были и пошире в плечах, и куда наглее.

— А ну-ка, устроим танцы!

Самый нахальный из них — круглолицый здоровяк с пухлыми, словно укушенными пчелой губами, в золотых браслетах и с богатым ожерельем, вскочил на ноги и принялся танцевать, прихлопывая в ладоши и напевая нечто вроде рэпа:

— Умножай свое богатство! Умножай свое богатство! Умножай свое богатство!

Какие-то смазливые девчонки — нашлись здесь и такие, — вскочив, закружили рядом, извиваясь, словно ползущие по горячему песку змеи.

Однако этих танцовщиц парням показалось мало, и они принялись силой выдергивать остальных женщин:

— А ну, иди сюда, дева! Вставай, поднимайся, потанцуй с нами, иначе, клянусь Осирисом, мы сейчас выкинем тебя за борт!

Такое вот предложение, от которого нельзя отказаться.

Максим давно сидел в напряжении, заметив, что самый главный нахалюга — пухлогубый — не сводит сального взгляда с Тейи.

Вот, вихляя бедрами, подошел:

— Вставай, красавица!

Нагнулся, намереваясь грубо схватить царевну за руку.

Не вставая, Макс коротко ударил его в скулу, да так, что незадачливый танцор кубарем перевалился через борт и полетел в воду.

— Ты что творишь, крестьянин? А ну-ка, мы сейчас зададим тебе хорошую трепку!

Жутко завопив, товарищи нахалюги бросились на едва успевшего подняться на ноги юношу. Тот быстро принял боксерскую стойку. Негоже, конечно, кандидату в мастера спорта тягаться с пьяницами, но те сами напросились.

Удар! Короткий, боковой хук — в голову. Это одному… Тут же второму — апперкот в печень.

Ага! Согнулся, завопил. Это тебе не песни орать пьяным голосом.

Очнувшийся от хука тоже замахал руками. Ага, попадешь, как же! Нечего и думать.

Удар! Удар! Удар!

Только черные ступни мелькнули над бортом. И плеск волн.

Третий прыгнул сам. Четвертый же… Четвертый — музыкант и певец — уже давно спал, склонив голову набок и пуская слюни. Максим не стал его трогать. Поставил ногу на борт, выглянул:

— Ну, что, протрезвели?

В ответ послышались самые гнусные ругательства.

Молодой человек лишь пожал плечами:

— Ну, нет, так еще поплавайте. Может, вас там крокодил съест. Во-он он как раз плывет! Даже не один, целый выводок. Воистину, вкусный у них сегодня ужин. Вкусный и питальный.

— Ладно тебе насмехаться! — Испуганно оглядываясь, парни резко сбавили гонору и подплыли поближе к барке. — Мы это… влезем?

— Влезайте, — мигнув кормщику, Максим безразлично пожал плечами. — Только имейте в виду, ежели хоть что-то пойдет не так, снова выкину.

— Да ладно…

Присмиревшие парни уселись ближе к корме, время от времени бросая на Макса любопытные взгляды. Да-да, пожалуй, любопытства там было больше, нежели ненависти и злобы. Интересно нахалюгам стало — кто этот тут вдруг осмелился их так побить?

А музыкант все так и спал, привалившись спиной к борту. Парадный, тщательно завитый парик его давно слетел на палубу и валялся там черной, мокрой от брызг мочалкой.

Наступил вечер, и в небе зажглись желтые звезды. Люди постепенно успокаивались, уже никто больше не пел, не плясал, все готовились ко сну, расстилая циновки и вполголоса рассказывая друг другу разные поучительные истории.

На ночь барка свернула к берегу, но не причалила, а лишь бросила на излучине якоря. Так было спокойнее.

Тейя быстро уснула, а вот Максим, как мог, боролся со сном, справедливо ожидая визита молодых нахалов. Те и явились, правда не все, а только двое. Надо сказать, вели себя вполне даже корректно — вот что значит вовремя двинуть в челюсть, сразу вся спесь пройдет.

— Ну? — глядя на возникшие рядом тени, с усмешкой потянулся Макс. — И что вам еще надобно?

— Ты ведь не крестьянин, так? — Главарь развеселой компании, не дожидаясь приглашения, уселся рядом на корточки.

Второй стоял чуть в сторонке, так, на всякий случай. Бдил.

— Не крестьянин. — Максим негромко усмехнулся. — Я — воин.

— Да мы сразу заметили, что ты… ты только прикидываешься крестьянином, — прошептал собеседник. — Ты воин сетиу? Других здесь нет. Не бойся, мы не выдадим тебя, клянусь Сетом! За вами — великая сила. И мы… меня зовут Нуви… мы давно хотели как-то с вами снестись. Могли бы помочь, скажем, разрушить дамбы.

Вот это сволочь!

Юный царь чуть было не выругался матом. Ну ничего себе заявочки — разрушить дамбы. Вот так, запросто, взять и разрушить… Оставив тысячи людей умирать с голоду! Однако…

— Ты, конечно, потребуешь за это плату?

— О, нет, — тихонько засмеялся Нуви. — Я и так не беден. Но хочу власти! И вы — мятежники сетиу или те, кто стоит за вами, — вы мне ее дадите! Не прошу слишком многого, хочу стать всего лишь правителем нома Змеи — этой мой родной ном, и я знаю, как управлять им. Поверьте, у вас не будет никаких трудностей.

— Заманчивое предложение. — Максим покачал головой. — Нам надо обсудить его поподробнее. Я… нет, мой командир… должен знать верных людей. Всех, на кого можно опереться.

— Да-да, давай встретимся в Уасете — ты ведь туда направляешься? И, верно, не просто так?

— Ты прав — не просто. А встретимся мы с тобой в Уасете, скажем, у храма Птаха. Там есть такой небольшой, недалеко от пристани. В третий день месяца Мехир, сразу после праздника опьянения.

— Рад, что встретил тебя, друг, — шепотом промолвил Нуви. — Я давно хотел к вам… да все никак не было случая. Ну, и вот теперь боги помогли мне!

— Ты получишь свое, — несколько зловеще отозвался Макс. — Обязательно получишь, клянусь всеми богами. Только не забудь явиться на встречу. Запомни — храм Птаха у пристани.

— В третий день месяца Мехир. Уже скоро! А… осмелюсь спросить, когда мне туда прийти — с утра или, может, к вечеру?

— Приходи на рассвете. Так будет лучше.

Так же тихо парни ушли на корму, там и улеглись спать, никому больше не мешая. Тихо бились о борт волны Хапи, в черной воде отражались звезды.

Барка подошла к причалу Уасета вовремя — ранним утром, перед самым началом праздника.

Пристань уже была полна празднично одетого люда, на волнах покачивались украшенные цветами лодки. Ждали явления фараона и его супруги — у пристани уже стояла золоченая барка, на которой правители Уасета должны были переправиться через Нил к храмам Города Мертвых.

— Ждут правителя и его супругу? Вот как? — Макс с удивлением хлопнул глазами, но тут же рассмеялся. — Ах да — нас же до сих пор замещают. Ничего, сразу после праздника явимся во дворец. Нет, лучше прямо сейчас же! Еще и лучше, легче будет меняться.

— Да, ты прав, — согласилась Тейя. — Пойдем сейчас же!

Выбравшись на причал, они пробежали, вернее, протиснулись через нарядную толпу и, пропустив пышный кортеж фараона, повернули к дворцу. Впрочем, не сразу — Тейя задержалась-таки.

— Смотри, смотри, вон ты! Ах, какой пышный парик! А ожерелье? Больно глазам! А вон и я… в бирюзовом платье.

Юноша присмотрелся:

— Нет, ты все-таки красивее. Ну, хватит смотреть, идем! Мне давно не терпится искупаться в дворцовом пруду, отдохнуть, выпить вина, поговорить с матушкой. А потом… знаешь, чем мы с тобой займемся потом, о, жена моя?

— Чем же? — хитро прищурилась Тейя.

— А догадайся! Ну, а после… после мы будем возлежать на крыше под балдахином и любоваться пейзажем с домами, полями и пахарями.

Шутливо ущипнув супругу за талию, Максим взял ее за руку и повел к воротам дворца.

Естественно, стражники их не пустили. Да царственная чета и не рвалась во дворец очертя голову, понимая, что нужно сохранить тайну.

— Эй, воин, позови начальника стражи!

— Я начальник! — выглянул из ворот здоровенный субъект в панцире из широких перекрещивающихся ремней.

Честно говоря, Макс такого не помнил. Как и Тейя.

— Что вам надобно?

— Жрец Усермаатрамериамон уже на празднике?

— Жрец? — Начальник стражи, казалось, был удивлен. — Я такого не знаю!

— Как это не знаешь?

— А так! Нет такого во дворце.

— А царица-мать?

— Царица-мать больна и недавно уехала на лечение в Шмуну. Будет молить богов о здоровье!

— В Шмуну? — Максим ощутил вдруг, словно бы земля закачалась у него под ногами. Получалось, что никого из того, кто их… Стоп! Ах-маси, анхабец! А еще — начальник колесниц Секенрасенеб, неутомимый чернокожий воин Каликха, военачальники Рамос и Усеркаф, а еще Хапиур и Панхар… в общем, воины и жрецы.

— Воины? — неожиданно усмехнулся стражник. — Они все отправились в поход против южных мятежников. Дней десять назад. Так что никого нету. Один Небхеперсенеб, чати… А вы что тут выспрашиваете? Может, вы скажете, вы и есть фараон и его супруга?

Вот здесь Максим напрягся. Странная фраза! Зачем она? И этот чати, Небхеперсенеб. Мать никогда не доверяла ему…

— Ну и ерунду же ты скажешь! — задумчиво отозвался юноша.

— А тогда пошли отсюда, пока я не велел побить вас палками!

— Палками?! — дернулась Тейя. — Меня — палками?! Ах ты…

— А тебя я, наверное, для начала отдам воинам, смазливка! А ну-ка, иди сюда…

— С кем ты там препираешься, Унахт? — донеслось со двора. — А ну, закрывай ворота.

Максим живо заглянул во двор… и так же живо отпрянул, схватив жену за руку, быстро потащил за собой.

— Уходим, душа моя.

— Но куда? И почему? Зачем?

— Я только что видел в дворцовом саду Сетнахта!

— Сетнахта?!

— И вел он себя вполне по-хозяйски. И никого — понимаешь, никого нет, кто бы мог прояснить дело. Я теперь думаю: это не просто так. Вот и приплыли… Вот и попили вина… Вот вам и мирный пейзаж с домом и пахарем.

Глава 16 Завтрак гребцов Осень 1352 г. до Р. Х. (месяц Мехир сезона Перет). Уасет

Сетнахт во дворце! Фараон и его супруга — подменены. Собственно, подменены еще раньше, но… но кто сейчас ими управляет? Кто дергает за нитки и с какой целью? Чати Небхеперсенеб? Или те, кто стоит за ним? И где царица-мать Ах-хатпи? Где жрец Усермаатрамериамон, где военачальники, где… Где все, кто хорошо знал Макса и Тейю? Наверное, остались слуги, рабыни, однако вряд ли они заподозрят подмену — наверняка и в голову не придет. А всякие там массажисты, цирюльники и прочие, имевшие по должности своей доступ к царственным телам, наверняка уже давно изгнаны из дворца… или — убиты.

Господи, да что там до слуг?! Мать! Друзья! Что с ними? Где теперь их искать? Кто знает… Сетнахт — наверняка! Гад ползучий! Так вот что означала та странная фраза, сказанная им еще в Париже — «царь без царства»! Выходит, жрец и тогда уже знал. Быстро сработали, ничего не скажешь. И это означало, что где-то в самых высших дворцовых кругах есть предатель, и очень может быть, не один. Ах-маси, как и его брат, и отец, приближал к себе провинциальную знать — того же тезку из Анхаба, да и вообще людей незнатных — Каликху, например, чем сильно обидел знать столичную, считавшую себя солью земли. Они-то, верно, и организовали заговор, воспользовавшись удачно сложившимся моментом. На троне — марионетки, посаженные туда тайным распоряжением самого фараона! Кто знал об этом? Только самые верные люди: царица-мать Ах-хатпи, верховный жрец Усермаатрамериамон, тезка Ах-маси. И что же, кто-то из них предал? Нет, ну, разумеется, кроме матери. Усермаатрамериамон? А зачем ему? Он много потеряет при победе хека хасут, да что там много — все. Тогда что же — Ах-маси? Старинный дружок… Да разве можно в это поверить?

— Ищешь предателя, милый? — Тейя склонила голову на плечо супругу. — И, небось, из числа самых близких людей?

— Так и есть, — скорбно кивнул Максим.

Они вдвоем сидели под старой смоковницей у пристани, неподалеку от своего бывшего конспиративного жилища — «Дома повешенного», и, обменяв оставшийся браслет на жареную рыбу и пиво, неспешно ели.

— Я вот что хочу сказать. — Поставив кувшин в траву, юная женщина пригладила растрепанные порывом дующего с реки ветра волосы. — Говоря «люди», мы обычно подразумеваем тех, кто имеет в этом мире какой-то вес. Жрецы, правители, военачальники, вельможи… А ведь еще много всякого другого народа, мелких, ничего не значащих людишек, которых мы и не замечаем, но они есть. Без них не обойтись, они все видят, все примечают и — если им нужно — действуют. Вот и в нашем случае: ты пытаешь себя, кто из троих предатель, может быть подозревая даже собственную мать. А ведь тех, кто знал о двойниках, вовсе не трое, а много, много больше! Парикмахеры, слуги, гребцы, рабыни, да мало ли кто еще? Сетнахт вполне мог узнать о подмене от них! Мы-то ведь не считали их за людей… вот и просчитались!

Макс покачал головой и погладил жену по плечу:

— Ты у меня такая умная… что иногда мне даже делается страшно!

— Да уж, не дура, — хохотнула царевна. — Что ты так напрягся? Увидел кого-то знакомого?

— Да, увидел, — молодой человек кивнул, пристально всматриваясь в толпу школяров с плетеными коробами-корзинками. — Вон и наш старый дружок Хори. А с ним и толстяк Шеду! Спрячемся поскорей за смоковницей!

— Зачем? — Тейя хлопнула ресницами. — Нам же, в конце концов, надо сейчас где-то пожить, что-то узнать. Вот и хорошо, что нам попались сейчас эти мальчишки. Давай-ка позови их, о муж мой!

Вскочив на ноги, юный фараон махнул рукой и призывно закричал:

— Эй, Шеду, Хори!

— Джедеф! Лекарь! — тут же подбежали с улыбкой парни. — Давненько мы тебя не видали!

— Ходил на поклонение в Иуну, — солидно усмехнулся Макс.

— О! Вот оно как! Воистину, это славное событие. А дом твой, пока ты ходил, продали за долги! Так сказал перекупщик.

— Ничего не поделаешь, — вступила в беседу Тейя. — Уж видно, придется все начинать заново. Мы ведь попали в лапы к разбойникам недалеко от Инебу-Хедж. Едва унесли ноги! Но все богатства наши, увы, потеряны.

— Бывает и хуже. Хорошо, хоть сами спаслись.

— Воистину так. Парни, не сдает ли кто-нибудь хижину где-то неподалеку? У нас осталась еще пара медных браслетов…

— Надолго за такую цену не снимешь. Даже хижину.

— А нам и не надо надолго. Дней десять — двадцать.

Хори смешно сморщил нос:

— Кажется, Сетимес, скульптор, сдает у себя в усадьбе хижины. Подите к нему, спросите. Дорогу я покажу.

— Вот спасибо вам, парни, — обрадованно воскликнул Максим. — Воистину, мы с женой отблагодарим вас очень скоро. Только вот еще что, — молодой человек понизил голос. — Вы это… не болтайте про нас. А то потом трудно будет отыскать нам клиентов, скажут: что мы пойдем к нищим?

Уже через пару часов супруги сняли круглую хижину, расположенную на заднем дворе обширной усадьбы скульптора Сетимеса, сделавшего себе состояние, естественно, на заупокойном культе. Самого скульптора Макс и Тейя не видели, договаривались с управителем двора Нефруамоном — тучным немолодым мужчиной с оплывшим желтоватым лицом. Видать, у него было что-то с печенью или почками.

Итак, нужно было теперь проникнуть во дворец. Или не проникать — но как-то узнать, что же там все-таки происходит? И вот тут-то Максим вспомнил слова супруги о маленьких и неприметных людях, а таковых во дворце было пруд пруди. Осталось только лишь с ними сойтись… лучше всего — во время праздника в каком-нибудь храме.

— Думаю, храм Хатхор подойдет, — быстро сообразила Тейя. — Там такие милые жрецы, помнишь?

— Да помню, помню, — юный фараон засмеялся. — Учили тебя танцевать.

— Я сама кого хочешь научу!

Стали вспоминать дворцовых слуг — и это неожиданно оказалось самым трудным делом! Впрочем, почему ж неожиданно? Вполне следовало ожидать. Ну где там царственной чете обращать внимание на слуг? Разве что на самых близких, которых волей-неволей, а запомнишь. Но их во дворце вообще-то быть уже не должно. Самых близких изгнали… или ликвидировали подручные Сетнахта. Однако осталось множество других, числом около тысячи — всех же не могли ликвидировать! Зачем? Чтобы потом набирать новых, порождая различные слухи? Да и к чему — никто из них вблизи царственную чету и не видел.

— Повар, не помню, как его звали, но он очень вкусно жарил рыбу, — вспоминала Тейя. — Еще садовники, прачки…

— Вряд ли они выходят из дворца — там же целый город. — Макс покачал головой. — А если и выходят, то куда идут? В храм Хатхор? Вовсе не обязательно. Может, им вполне достаточно и дворцовых храмов. Мы ничего не знаем об этих маленьких людях, душа моя! Повторю по слогам — ни-че-го! И как узнать? Кто из них вообще может выходить из дворца? То есть не так — не может, а обязательно должен. Скажем, какие-нибудь там водители… гм… колесниц иди повозок. Кстати — да!

— А еще корабельщики, гребцы.

— Верно, милая! Царские барки ведь по земле не ездят. А барок, насколько я помню, при дворе фараона — при нашем с тобой дворе — много. Помнишь? Какие-то предназначены исключительно для нашей услады, какие-то грузовые, для хозяйственных дел: камни, там, привезти для гробниц и храмов и прочее. Кстати, а где они обычно находятся, все эти барки? У главной пристани?

— У дворцовой, ты хотел сказать, о, супруг мой!

— Точно! У дворцовой. Барки, конечно, охраняют от всякой там шелупони, не могут не охранять. А вот корабельщики… матросы, гребцы… они ведь должны где-то проводить время, в какой-нибудь харчевне на берегу, рядом.

— Там не одна харчевня, много.

— Вот и славно! То есть, наоборот, плохо. Была бы одна — было бы куда проще. Завтра же с утра туда и отправлюсь!

— А я? — обиженно воскликнула Тейя.

Максим потерся носом о щеку жены:

— А ты, душа моя, будешь сидеть дома. Слишком уж ты у меня привлекательная.

На берегу, у пристани, располагалось сразу несколько, так сказать, заведений общественного питания: три постоялых двора, три харчевни и две забегаловки прямо под открытым небом, точнее говоря — под пальмами. В них даже скамеек не было, не говоря уже о каких-то там столиках или подставках для кувшинов с вином. Вообще, жителям Черной земли никогда не приходило в голову усаживаться всем за большой стол, каждый ел и пил по отдельности либо небольшими группами, примостившись на корточках или на корнях деревьев. Еду покупали — вернее сказать, меняли — у хозяина жаровни, сиречь всего заведения. Он лично жарил рыбу да пек небольшие лепешки, а смуглый до черноты мальчишка-слуга, широко улыбаясь, разливал из большого кувшина пиво.

Собственно, сие заведение, которое Максим окрестил на парижский манер — «гингетт под пальмами», просто-напросто попалось на его пути первым. Туда и зашел, свернув с главной, ведущей к пристани улицы. Было еще рано, однако жаровня работала вовсю, а служка устал уже бегать с пивом — несмотря на ранний час, народу в «гингетте» хватало, все больше мускулистых мужчин в скудной одежке с бритыми наголо головами. Нет, один, даже парочка была все же в париках, к этим относились с почтением. Как и к Максу — его собственную шевелюру поначалу приняли за парик. И настороженно покосились — а что это здесь забыл столь важный молодой господин? Правда, потом, разглядев, ухмыльнулись и больше уже не обращали внимания, юноша лишь услыхал шепоток — «шардан». Ну да, он, конечно, был покрыт загаром, но не казался таким же смуглым, как почти все жители Черной земли, да и глаза у Максима были светлые. Житель далеких островов на Великой Зелени, бродяга, искатель удачи… Того же поля ягода, как и все здесь.

Вежливо поздоровавшись — «Пусть дома ваших Ка будут величавы!» — юноша присел рядом и, потягивая пиво, прислушался к разговорам. А они все больше касались мелей, порогов, пробоин… Ну точно — корабельщики! Те, что в париках, — кормщик с помощником, остальные гребцы. Завтракали перед трудной дорогой. Говорили о каких-то камнях, о доставке…

Максим обернулся к соседу:

— Далеко собрались, парни?

— На юг, как и всегда, — охотно отозвался мускулистый молодой человек в короткой набедренной повязке-схенти.

Улыбнувшись ему, как родному брату, Макс покосился на браслет на запястье матроса… или гребца. Красивый такой браслет, серебряный.

— Вижу, дела у вас идут неплохо.

— Клянусь Осирисом, так бы и всегда! — Парень хохотнул, и юный фараон, подозвав мальчишку-разносчика, тут же угостил собеседника пивом.

Тот не отказался и, посмотрев на поднимающееся над рекою солнце, сделал долгий глоток:

— Вижу, хочешь и сам попытать счастья на барках.

— Хотелось бы, — тут же поддакнул Макс. — Не знаю, правда, как это получится.

Гребец прищурился:

— Да уж, сейчас у всех экипажи полны. Правда, в плаванье всякое бывает. Кого-то крокодил съест, кто-то утонет. А хороших корабельщиков, — он быстро обернулся и понизил голос, — бывает, и сманят. Умельцы, они, знаешь, всем нужны.

— Это понятно. Так как бы и мне…

— Парень ты, я вижу, сильный, — оглядев Макса, обнадежил гребец. — К темпе гребли привыкнешь, у нас ведь грузовое судно, быстрота не особо нужна, однако против течения не каждый выдюжит.

— Я постараюсь. А что вы везете и куда отправляетесь?

— На юг, братец. Ох, и вкусное же пиво, еще бы выпил, клянусь Осирисом и Гором!

Макс живо подозвал мальчишку и выжидательно уставился на собеседника:

— Так куда ж вы?

— На юг поплывем, название я и не помню — Горсенеб, кормщик наш, знает. Везем алебастр и мери.

— Ты пей пиво-то, пей. Позволь узнать твое славное имя?

— Зовут меня Туи.

— А я — Джедеф. Так, значит, нельзя с вами?

— Да уж опоздал, не взыщи… Хотя! — Гребец задумчиво поскреб затылок. — Вот если б ты разбирался в камнях… У нас-то всех хватает, а вот кормщику Серенхебу, я слыхал, как раз очень нужен распорядитель груза, с прежним-то они чего-то не поладили, вот кормщик его и утопил.

— Как это — утопил?! — хлопнул глазами юноша. — Он что же, матерый убийца, этот твой Серенхеб?

— Так говорят — утопил, но никто не видел. Вообще Серенхеб скор на расправу, потому и народ у него не держится.

— Ага… и ты мне его предлагаешь? Спасибо, друг!

Туи улыбнулся:

— Это единственная для тебя возможность, Джедеф! Впрочем, что это я? Ты ж все равно ничего не понимаешь в камнях.

Максим неожиданно встрепенулся:

— Как раз понимаю! Покажи-ка мне, где тут этот твой скорый на расправу Серенхеб?

— Да нет его сейчас здесь, завтра будет. Вот так же, с утра. Приди к гребцам на завтрак — увидишь, не спутаешь.

— Завтра, говоришь?

— Ну да, завтра. А пока прощай, уходим. Пора в путь, видишь — кормщик зовет.

Пожелав гребцам удачного плаванья, Максим больше не стал никуда заходить, а, выкупавшись, отправился обратно домой, в недавно снятую хижину.

Ага! Стала Тейя его дожидаться, как же! Уже сидела во дворе, болтала с каким-то пареньком, с важным видом полировавшим небольшую статую. Похоже, паренек сей был помощником скульптора… или его рабом, что в принципе безразлично.

— Вот, Итауи показывает мне, как надо правильно наводить полировку, — обернувшись, с улыбкой пояснила Тейя. — Оказывается, это не просто так делается, а в зависимости от рода камня.

— Отлично! — Присев рядом на корточки, Максим радостно потер руки. Собственно, он так и предполагал после беседы с гребцом расспросить о камнях кого-нибудь в усадьбе скульптора. Ну, кому же и знать все о всяких там каменюках, как не скульптору и его ученикам?

А родная супруга что же, его в этом опередила? Стоп! Откуда она могла знать об утренней беседе? Ниоткуда. Тогда…

— Пойдем, я налью тебе пива, о муж мой. — Поднявшись на ноги, Тейя направилась к хижине, стройненькая, красивая, в белом коротком платье.

Ученик скульптора посмотрел ей вслед и восхищенно присвистнул:

— Повезло тебе с женою, лодочник!

— Лодочник?

— Ну да. Она мне тут рассказывала, как разбойники утопили вашу лодку.

— Ах да, да. — Молодой человек рассеянно помахал рукою.

Дойдя до хижины, он откинул входную циновку и, согнувшись, вошел внутрь.

— Сразу, как ты ушел, я подумала о скульпторе, — шепотом сообщила супруга. — Помнишь, мы с тобой говорили — он должен иметь заказы во дворце. Так вот — имеет! Увы, кроме этого, бедняга Итауи ничего не знает. Кто заказывает, почему — неизвестно. Известно только, что изготавливались статуи, жертвенные плиты, вазы, колонны. Обычные, в общем-то, заказы. Но — из дворца!

Помолчав, Тейя крепко обняла мужа:

— Скульптор… он должен знать! Я буду сегодня танцевать для него!

— Что ты еще задумала? — недовольно дернулся Макс. — Танцевать для всяких там…

— Успокойся, муж мой! Только лишь танцевать… причем вовсе не голой — не хочу, чтобы кто-то заметил сокола на моей спине.

— Все эти танцы для господ заканчиваются одним! — не сдавался Максим. — И ты хочешь…

— Я всего лишь хочу помочь нам! — Юная царевна гневно сверкнула глазами — это было видно даже здесь, в полутьме. — К тому же, я надеюсь, мы не задержимся здесь дольше, чем на пару дней. — Тейя брезгливо передернула плечами. — В этой гнусной нищете и мерзости! Вернуть то, что принадлежит нам по праву, мне и тебе! А для этого все средства хороши.

— Только не…

— Тсс!!! Я вовсе не собираюсь спать с кем-нибудь, кроме тебя, муж мой! Ты что же, перестал доверять мне?

— Ладно. — Максим махнул рукой. — Делай как знаешь, тебя уж не переспоришь.

— Да все у нас получится, все получится, милый! Вот увидишь, клянусь Осирисом и Хатхор!

— Хатхор…

— Да, я уже намекнула управителю двора о том, что раньше танцевала в храме Рогатой богини. А он сказал, что хозяин, скульптор Сетимес, очень любит танцы. Он позвал танцовщиц. И я сказала управителю, что тоже хочу попробовать.

— Ох, жена моя… Чувствую, придется нам уходить отсюда даже скорей, чем ты думаешь. Что же, ляг отдохни. А я пока поговорю с тем парнишкой, учеником. Расспрошу его о камнях.

— О камнях?!

— Да. И даже не знаю… Впрочем…

— Чего ты не знаешь?

Поцеловав жену, юный фараон вышел во двор, ничего не ответив. А что отвечать-то? Он и в самом деле не знал, как, устроившись на корабль, провести с собой жену? Если б климат был посуровее да носили б побольше одежды, можно было бы попробовать замаскировать Тейю под мальчишку-слугу: подстричь, обрядить в рубище. Может, где-нибудь в далеких северных краях это и сошло бы, да только не здесь! В здешнем подобии одежды пол уж никак не спутаешь. И как же, черт побери, быть?

Думать надобно, думать!

— Камни? — Ученик скульптора, не переставая полировать статую, быстро вскинул глаза. — Да, я знаю о них многое. Что ты хочешь услышать?

— Все, Итауи! Все, что ты знаешь.

Они проговорили почти до темноты. Точнее сказать, говорил один Итауи, Макс лишь слушал, время от времени задавая вопросы. А потом, когда в бархатном небе повисла луна, из господского дома донеслась музыка.

— Что, твой хозяин такой большой поклонник танцев? — криво улыбнулся Максим.

— Да, большой. — Ученик скульптора, осторожно поставив статуэтку на землю, поднялся и расправил плечи. — Он часто приглашает танцовщиц, не только на пир, а и так, посмотреть, полюбоваться. Его супруга, умершая три года назад, была из танцовщиц.

— Ах, вот оно что… Значит, умершая супруга… Слушай! А я бы тоже хотел посмотреть! Нельзя ли незаметно пробраться в дом?

— Что ты! Что ты! — Мальчишка испуганно замахал руками. — Там и слуги, и…

— Ну хоть одним бы глазком взглянуть, а? А я бы тебе подарил вот хоть этот браслет. Видишь, как сверкает?!

— Ммм…

Видно было, что пареньку, конечно, браслет не помешал бы… но вот страшновато было. А с другой стороны, браслет — богатство немалое. Но как подумаешь о наказании…

— Давай, давай, решайся же! — азартно подзуживал Макс. — Ну подумаешь, попадемся! Мы же не воровать пришли, просто посмотреть. Ценители танцев!

— Да, но…

— Вот, потрогай… Какой этот браслет тяжелый! Сколько в нем дебенов полновесной сверкающей меди! Прежде чем отказываться, подумай об этом, Итауи. Все это богатство может стать твоим.

— Хмм…

— И вот еще — чем ты рискуешь-то? Ну, в самом крайнем случае получишь на спину палок. Можно подумать, ты их раньше не получал… А браслет! Вот он!

— А, ладно! — Махнув рукой, ученик скульптора схватил браслет. — Будь что будет, и да поможет нам Амон. В конце концов, ты ведь не вор, правда?

— Клянусь домом моего Ка! — со всей искренностью отозвался Максим.

Они проникли в дом с черного хода, специального входа для слуг, приносивших из кухни пищу. В главной, центральной зале слышалась музыка, громкие голоса, смех. Макс спрятался за колонной и оттуда увидел, как под звон цимбал и рокот бубнов на середину залы выбежали танцовщицы, среди которых — Тейя. В голубовато-белых платьях из тонкого виссона, девушки казались призраками, явившимися из ночного мрака. Кружась в хороводе, они высоко подняли руки, хлопнули в ладоши, закружились еще и еще в волшебном танце. Музыканты играли, немногочисленные гости, среди которых были и женщины, довольно кивали.

Юный фараон и сам был заворожен танцем, давненько уже не приходилось видеть подобного, даже там, в парижском цирке Фернандо. И все же его не отпускала мысль, каким же образом Тейя собирается разговорить скульптора.

Вот танец закончился, и девушки низко, в пол, поклонились. Но не ушли — уселись на циновки рядом. Ага… вот, значит, какой обычай был заведен в этом доме. Танцовщиц приглашали к столу! В смысле — к трапезе, никакого стола на всех здесь, как и в любом другом египетском доме, конечно же, не было.

Тейя, разумеется, оказалась рядом с хозяином — худым смуглым человеком лет сорока в длинном парадном парике и тускло поблескивающем золотом ожерелье. Он сидел в невысоком кресле, рядом — на подушечках и циновках — домочадцы. Тейя что-то рассказывала, смеялась, наблюдая, как дерутся между собой домашние любимцы — кошка и гусь. Из-за чего уж у них там вышел спор, бог весть, но кошка шипела, выгибая спину дугой, а гусь наскакивал, смешно трепеща крыльями, и все норовил клюнуть соперницу в голову — да не тут-то было!

Хозяева и гости, глядя на них, икали со смеху. Впрочем, веселье не продлилось очень уж долго: вскоре приглашенные девушки затянули какую-то грустную песню о полях Иалу, после чего гости — трое небедно одетых мужчин и одна женщина — засобирались по домам. Встали, по очереди обнялись с хозяином:

— Поистине, мы хорошо провели сегодняшний вечер, любезнейший Сетимес! Приходи и ты к нам через три дня. Увидишь, повеселимся не хуже! А танцовщиц можем позвать и этих. Надеюсь, они никуда не денутся?

— Я спрошу их, дражайший Хеткаптах, да будет дом твоего Ка богатым и величавым!

Ага, вот как!

Макс за колонной насторожился: оказывается, танцовщицы еще никуда не уходят. А как же… Вот гости попрощались вышли, за ними, оказывая честь, и хозяин с домочадцами. Пока они там, в саду, прощались, девчонки накинулись на угощение — прогнав кошку с гусем, уплетали за обе щеки, покуда не явился хозяин.

— Вы хорошо плясали сегодня и заслуживаете награды! — Обернувшись, скульптор щелкнул пальцами, подзывая стоявшего в углу старого раба с большой плетеной корзинкой.

Вытащив из корзинки браслеты, Сетимес, улыбаясь, роздал каждой девушке аж по две штуки. Впрочем, на вид браслеты казались медными.

Девушки поклонились в пояс и направились к выходу. Хм… Интересно, а на что же рассчитывала Тейя?

— А ты останься! — неожиданно воскликнул скульптор, задерживая на выходе Тейю. — Садись, выпей вина. Все равно ведь живешь на моем дворе — спешить некуда.

Сказал и, выпроводив танцовщиц, сладострастно улыбнулся. Именно что сладострастно, уж по крайней мере, Максиму так почему-то показалось.

Тейя с хозяином присели на одну циновку, заговорили. Говорили долго, и в процессе разговора скульптор пару раз погладил гостью по бедру и даже попытался обнять, но Тейя ловко уклонилась.

— Так, любезнейший Сетимес, ты говоришь, даже во дворце заказывают твои скульптуры?

— Ха! Конечно, заказывают, клянусь Осирисом и Гором! Вот, выпей еще вина, попробуй, какое оно сладкое.

— Благодарю… И в самом деле сладкое. Неужели ты бываешь во дворце? Видишь самого хозяина Великого дома и его царственную супругу?!

— Ну, не то чтобы вижу… — Скульптор немного замялся, видно, стыдно было слишком уж заливать. — Но вот не далее как третьего дня я как раз заходил во дворец. Главный жрец заказал мне статуи для пещерного храма.

— Жрец Амона?

— Ну да. Новый жрец. Прежний, Усермаатрамериамон, отправился в поход вместе с войском.

— Ах вот оно что. И давно войско в походе?

— Второй месяц. Скоро разобьют южных мятежников и вернутся обратно.

— А царица-мать? Она тебе ничего не заказывала? Говорят, это очень умная и достойная женщина?

— Ты права, о лучезарная дева! Воистину, царица-мать мудра и обычно вникает во все тонкости. Вот ее-то я раньше видел частенько!

— Раньше? А что же сейчас?

— Сейчас она отправилась в паломничество по священным местам Птаха. Тоже второй месяц пошел.

— Что же во дворце? Ни прежних жрецов, ни воинов?

— Ошибаешься, любезнейшая, воинов там предостаточно. Но ты права, прежних жрецов осталось мало. Какие прекрасные у тебя глаза! — Не теряя больше времени, Сетимес взял гостью за руку. — Какая нежная кожа… Хочешь, я подарю тебе браслет из чистого звонкого золота — застывших лучей Ра? Идем же ко мне в опочивальню!

— А твоя жена? Что она скажет на это?

— Моя жена давно умерла! И в моем доме я полный хозяин! Идем, идем же!

— Но…

— Хватит выделываться! — Отбросив светский лоск, скульптор грубо схватив гостью за руку. — Иначе, клянусь Амоном, я велю дать тебе палок!

Тейя, дернувшись, сверкнула глазами:

— Я свободная женщина, закон и слово Великого дома защитят меня!

— Что?! Защитят? — Сетимес издевательски расхохотался. — Да кому ты нужна! Пришла, явилась непонятно откуда, живешь в моей хижине. У тебя даже дома своего нет, как нет и гробницы! Клянусь всеми богами, я могу сделать с тобой все, что захочу!

Протянув руку, скульптор рванул лямку на платье Тейи, тонкая материя разорвалась, обнажив грудь юной женщины, и Сетимес заурчал, словно почуявший сметану кот. Облизнулся, с хохотом заключил гостью в объятия… и тут же получил кулаком в глаз! Да так, что парик полетел на пол, а его хозяин — лысый, тощий и плюгавый — ошеломленно замотал головою:

— Что? Что такое? Она меня ударила, клянусь Амоном! Ах ты потаскуха… Эй, слуги!

На зов тут же явилось трое молодцов… на пути которых, выскочив из-за колонны, возник Максим, принимая боксерскую стойку:

— А ну, давай, давай, подходи!

— Это кто еще?

— Подходи, подходи, увидишь!

Не тратя больше времени на разговоры, Максим двинул в скулу того, что подошел ближе. Тот кубарем полетел на пол, остальные же двое стали вести себя куда осторожней. Сразу отпрыгнули назад, схватились за палки.

Макс быстро оглянулся: похоже, Тейя ни в какой помощи не нуждалась, уж по крайней мере пока.

Ввухх!!!

Ударила по плечу палка!

А больно-то как! Вот ведь гад, едва не сломал ключицу. И поделом — зевать-то не надо!

Быстро приняв стойку, Макс выставил вперед сжатую в кулак правую руку, запрыгал, пружиня ногами и незаметно уводя противников ближе к колонне — туда, где им было бы не развернуться. Ага… Вот…

Оба парня казались высокими и мускулистыми, их наглые лица вовсе не выглядели изможденными, похоже, это были привилегированные слуги — личная охрана хозяина.

Ввухх!!! Снова просвистела палка. Только теперь-то уж Максим был учен: увернулся, присел и, рванувшись вперед, достал-таки наглеца апперкотом в печень! Коварный, хороший удар. Вражина сразу согнулся и застонал, хватая ртом воздух. Макс хотел было ударить его еще раз, да не успел — опасался пропустить второго, угрожающе размахивающего палкой над головой. Кулаки против палок… не очень-то приятная ситуация, даже учитывая то, что кулаки принадлежат кандидату в мастера спорта по боксу, пусть даже и среди юношей.

Ввухх!!! Ввуххх!!! Ввухх!!!

О, как он владел палкой! Профессионал…

Макс прищурился — однако, и мы не лыком шиты. Ну, подними еще свою палку… Замахнись… И тогда… Оп! Хук слева в голову… Черт! Не прошел! Не получился! Вовремя почуяв опасность, соперник быстро отскочил, выставив палку перед собой. Попробуй-ка теперь, ударь!

Обманный удар вправо… влево… Ага, дернулся! Метнулись глаза… На какую-то секунду… Ну, давай, бей же! Ага…

Пропустив справа палку, Максим ударил свингом — прямо в переносицу, хлестко, сильно и жестко.

Враг хрюкнул и, держась за разбитый в кровь нос, медленно пустился на пол. А палку все же из руки не выпустил — молодец!

— Зови подмогу, Хеви! — визжа, словно свинья, закричал скульптор, вырываясь из цепкой хватки Тейи. — Все сюда! Все!

Хеви — тот, которого Максим отоварил первым, — уже очухался и, быстро поднявшись, с криками бросился в сад.

Плохо дело!

— Бежим, Тейя! — Подскочив к Сетимесу, юноша нанес ему короткий и смачный хук и, схватив супружницу за руку, бросился к выходу.

В небе сверкали звезды, и медная луна тускло краснела над плоской крышей дома. Где-то неподалеку, за оградой, истошно лаял пес. Почуял кого? Ага… Вон какая поднялась суматоха — по всему саду скульптора уже бегали, размахивая палками, слуги! Много, человек десять — никакой бокс не поможет!

— Туда!

Рванув прямо через кусты, беглецы перемахнули через ограду, оказались на улице и тут же пустились бегом неизвестно куда. А все равно было, лишь бы не поймали — слуги скульптора уже распахнули ворота.

Уасет был застроен довольно беспорядочно, без всякого плана, и это обстоятельство оказалось сейчас на руку беглецам. Свернув в какой-то узкий проулок, супруги пробежали мимо старой пальмы и, еще раз свернув, затаились в кустах акации. Судя по доносившимся крикам, погоня унеслась в совершенно противоположную сторону. Ну и славно!

— Устала? — Максим прижал жену к себе.

— Чуть-чуть, — честно призналась та. — Знаешь, Сетимес говорил, что…

— Я слышал.

— Ты был в доме?!

— Ну не мог же я тебе бросить?

— А теперь мы куда?

Максим задумался:

— Скоро утро. Наверное, мы явимся на пристань… да-да, на пристань! Туда, где обычно завтракают гребцы!

Красное солнце, поднимаясь над водами Великого Хапи, быстро становилось золотым, набирая дневную силу. Длинные тени домов и деревьев, казалось, прямо на глазах становились короче, северный ветер приносил в город пряный запах трав. Громко разговаривая и хохоча, мимо зарослей акации прошли рыбаки с веслами и сетями, за ними потянулись мелкие торговцы, таща на плечах свой нехитрый товар, сложенный в плетеные короба.

— Пора и нам. — Внимательно оглядевшись по сторонам, Максим покинул свое убежище и, еще раз убедившись, что никакой погони нет, махнул рукой супруге.

Вдвоем они быстро зашагали к пристани, щурясь от яркого солнца. Солнечное искристое утро было таким добрым и светлым, а встречающиеся по пути люди — улыбчивыми и веселыми, что все произошедшее ночью казалось каким-то кошмаром. А может, и не было ничего? Если б еще не болели кулаки и плечо.

— Ноет ключица-то? — повернув голову, тихо спросила Тейя.

— Да побаливает. Ничего, пройдет.

— Надо купить мазь! Я как раз позаимствовала несколько медных браслетов из корзины сладострастного скульптора.

— Купим, пожалуй. — Максим неожиданно усмехнулся. — О, жена моя, знаешь, как тебя бы следовало назвать?

— И как, интересно?

— Авантюристкой — вот как!

— А-ван… Опять эти твои непонятные слова! О, смотри-ка, кажется, лекарь!

— Этот грязный старикан? — Юноша брезгливо повел плечом. — Может, кого другого поищем?

Тейя усмехнулась:

— Долго будем искать. А у этого, вон, смотри, и мази имеются.

Старик-лекарь — или шарлатан, что куда вернее, — расположился под сенью раскидистого платана, разложив рядом с собой разнообразные амулеты и горшочки с мазями.

— Есть ли что-нибудь от ушибов? — наклонилась юная царица.

— От ушибов? Конечно же, о, красавица! Вот, возьми этот амулет из кожи змеи!

— Не надо нам никаких амулетов, — раздраженно буркнул Максим. — Давай лучше мазь.

— Как хотите… — Старик потянулся к голубому горшочку с полупрозрачной кварцевой крышечкой. — Рекомендую от ушибов. Мазь из мирры с разными плодами и снадобьями. Клянусь Амоном, враз заживляет все синяки! Берите, не пожалеете. Всего два дебена меди!

— Этого хватит? — Тейя сняла с руки браслет Сетимеса. — Смотри какой красивый!

— Красивый, но легкий! — подбросив браслет в воздух, покачал головой лекарь. — Ну, уж что с вами делать? Так и быть, уступлю!

— Ну, вон они! Так я и говорил: расплачиваются нашими браслетами!

Резко обернувшись, Максим увидал совсем рядом погоню — двух крепких парней с палками. Остальные, где-то с десяток, маячили на углу.

— Эй-эй, мы их нашли!

Максим схватил жену за руку:

— Бежим! Кажется, у нас совсем мало времени.

Перепрыгнув через старика-лекаря, они рванули в проулок, чувствуя за собой топот многочисленных ног и азартные крики.

— Лови, лови их!

— Удача улыбнулась нам, клянусь Амоном!

— Воистину, хозяин сегодня щедро вознаградит нас!

— Эй вы, стойте! Стойте, а то хуже будет!

Ага, стойте… как же!

Выскочив из проулка, беглецы повернули к пристани… и нос к носу столкнулись со слугами скульптора! Те, ухмыляясь, помахивали палками. А позади, выкрикивая угрозы, неслись другие. Разделились на два отряда… умно.

— Туда!

Максим углядел какую-то щель между двумя оградами и потащил за собой Тейю. Узко! Какие-то колючки, крапива… не было бы змей! Нет, вроде бы никто не шипит… Что там впереди? Какой-то храм… Статуи, пилоны… Небольшой обелиск с иероглифами и изображением бородатого старца с посохом. Птах!!! Бог-творец, покровитель знаний! Храм бога Птаха! Черт побери, да ведь здесь же… И именно сейчас — на третий день после праздника Опьянения… Как же звали-то тех гопников? Ага…

— Эй, Нуви, Пенунхеб!

— Мы здесь, господин! — Парни вылезли непонятно откуда…

А, вон из тех кустиков, видать, там и скрывались в ожидании. Те самые молодые нахалы с барки, сторонники южных мятежников, принявшие Максима за одного из людей сетиу. Именно здесь, у храма Птаха, рядом с пристанью, они и договорились встретиться. Макс, конечно, вовсе не собирался сюда идти, но… коли уж так вышло…

— За нами погоня! Кто-то выдал! — быстро сообщил Макс. — У вас есть оружие?

— Да! Меч и кинжалы! И еще луки. У верных людей!

Обернувшись назад, Хеви громко свистнул, и тотчас же из кустов выбрались еще пятеро парней, некоторые и в самом деле с луками.

— Задержите врагов и уходите. Встретимся на юге, у наших.

Распорядившись, Максим подтолкнул Тейю, и беглецы устремились к пристани. Позади послышались крики… потом все стихло. Слишком уж быстро — видать, слуги похотливого скульптора все же не решились связываться с вооруженными людьми: себе дороже!

В сени деревьев у пристани завтракали гребцы — сильные мускулистые парни со смуглой кожей. Кто-то неторопливо ел рыбу, кто-то полбу с медом — не самая дешевая пища! Как видно, корабельщики хорошо зарабатывали в этом сезоне, перевозя свои камни. Камни… Не позабыть бы все, что рассказал ученик скульптора Итауи, славный парнишка, жаль, что хозяин его такой козел!

— Да будут довольными ваши Ка, — приблизившись, вежливо поздоровался Макс. — Где мне найти уважаемого Серенхеба, кормщика?

— Вон! — не отрываясь от еды, один из гребцов кивнул на коренастого мужчину в длинной щегольской схенти с узорчатым передником и в небольшом зеленом парике из волокон пальмы, сидевшего чуть в стороне от всех, на постеленной прямо в траве циновке.

— Ты — кормщик Серенхеб, уважаемый?

— Я-то кормщик. — Серенхеб поставил на землю кувшин и с интересом посмотрел на юношу. — А вот ты кто таков и что тебе от меня надо?

— Я слышал, ты ищешь управителя грузов? — широко улыбнулся Максим.

— Управителя грузов? Нет, такой мне не нужен.

— Не нужен?! Значит, мне сказали неправду.

— Я ищу знатока в камнях. Не на сезон. На один, может, на два рейса.

— Меня бы это вполне устроило.

— Так ты знаешь толк в строительном камне? — Кормщик посмотрел уже куда более заинтересованно. — И согласен наняться на пару рейсов?

Юноша перевел дух:

— Ну конечно согласен, иначе б не подходил.

— Хе-хе-хе-е-е. — Потерев руки, Серехеб поскреб подбородок и кивнул на место подле себя: — Присаживайся. Сперва спрошу тебя кое о чем. Вот ответь-ка, где берут самый лучший известняк?

— В каменоломнях Ра, разумеется, — припомнив слова Итауи, с ходу отозвался Максим. — Он там самый прочный и белый. Кстати, и здесь, в горах под Уасетом, — тоже очень неплохой.

— А где взять камень мери?

— В Оне. Там он глубоко-красный. Очень подходит для статуй.

— А гранит?

— Смотря какой. — Молодой человек улыбнулся. — Розовый, серый, черный?

— Хм… Допустим, розовый!

— Тогда — на островах Сатит и Сенмут. Там его вдоволь. Что же касается алебастра, то я бы посоветовал каменоломни Хатнуба, а песчаник… песчаник лучше брать южнее, к примеру…

— Достаточно! — довольно махнул рукой Серенхеб. — Клянусь Гором, ты не зря сказал, что разбираешься в камне. Я беру тебя, и, быть может, даже не на два рейса! Однако сойдемся ль в оплате?

— Думаю, что сойдемся. Но… — Максим обернулся и махнул рукой. — Со мной моя жена, она хочет навестить своих родичей на юге. Нельзя ли ее взять с собой?

— Красивая у тебя жена, — посмотрев на стоявшую невдалеке Тейю, ухмыльнулся кормщик. — Так и быть, возьму и ее. Но только за твой счет, идет?

— Идет!

— Тогда за первый рейс — шесть дебенов меди! Отходим прямо сейчас.

Шесть дебенов меди за рейс, конечно же, маловато, но беглецам не из чего было выбирать. Барка плыла на юг — и им нужно было туда же. Отыскать войско, знакомых военачальников, друзей и жрецов. Хоть что-то для себя прояснить… и выяснить судьбу царицы-матери. Что-то не очень-то верилось Максу в ее столь затянувшееся паломничество.

Солнце уже поднялось и ярко сияло над кронами деревьев. Умиротворенно покачивались у причала барки. За кустами, в тени, завтракали гребцы.

Глава 17 Купальщицы Осень 1352 — зима 1351 г. до Р. Х. (месяцы Мехир и Фаменон сезона Перет) Черная земля. К югу от Анхаба

Зачем им нужно было на юг? Только ли за войском? Наверное… Скорее всего. Но быть может, там же, на юге, отыщутся и следы матери? Максим почему-то в это верил, даже предчувствовал. Не зря ведь по времени все совпало — уход войска и странный отъезд царицы. Как она могла добровольно отправиться в паломничество, оставив трон неизвестно на кого? Ясно — никак. Значит, отправили, увезли из Уасета, чтоб не мешала. Не мешала чему? Захвату власти? А именно это и происходит, коли уж такая одиознейшая личность, как Сетнахт, свободно разгуливает по дворцовому саду! А Сетнахт — это хека хасут, захватчики! Их царь Апопи, весьма потрепанный ударами так несвоевременно погибшего Ка-маси, спит и видит, как бы восстановить былую власть над всей Черной землей. А сделать это можно лишь двумя способами — военной силой или предательством вкупе с самым черным колдовством! Последнее как раз вот сейчас и происходит, в этом нет никаких сомнений, что же касается военной удачи и силы — они уже давно не на стороне захватчиков. Только предательство! Только черное колдовство! Вот единственные силы, способные удержать ускользающую от хека хасут власть. Итак, кто же предал? Кто-то из высокопоставленных царедворцев-чати? Скорее всего тут ниточки тянутся на самый верх. А жрец Усермаатрамериамон, по всей видимости, ни при чем, иначе бы тоже ошивался во дворце, а ведь его там нет — именно так говорил похотливый пес Сетимес.

— Да, именно так он и сказал, — поддакнула Тейя. — Верховный жрец Амона, мол, сопровождает в паломничестве великую царицу-мать.

Максим, опустив голову, посмотрел в воду. Эх, мама, мама… С отцом все нормально… и даже, похоже, нормально с Максимом… с тем Максимом, который… В общем — там все хорошо. Но вот здесь…

— Ну, не грусти, не надо. — Тейя ласково провела по волосам мужа. — Верь — все устроится! Прорвемся!

— Прорвемся, — подняв глаза, улыбнулся юноша.

Грузовая барка кормщика Серенхеба, оказавшегося на поверку не таким уж и суровым, подняла на рогатой мачте вытянутый прямоугольный парус и неспешно поплыла вверх по реке к югу. По обеим берегам Хапи из земли тянулись нежно-зеленые росточки — первые всходы. Земледельцы, согнувшись, выпалывали сорняки, голые дети отгоняли палками птиц. Когда барка, обходя отмель, проплывала вблизи берега, можно было расслышать песни. Вот как сейчас:

— Что-то они не ту песню поют, — подойдя к высоко поднятому носу барки, пробубнил кормщик. — Какую-то неправильную. До жатвы-то еще месяца полтора-два.

— Так они заранее, — обернувшись, улыбнулся Макс. — Что, уважаемый Серенхеб, ты решил сам проследить за тем, как мы пройдем мели?

Кормщик скупо улыбнулся:

— Клянусь Птахом, свой глаз, он свой глаз и есть. А что там намеряет шестом этот Шеди? Знают одни боги.

— Ой, ну уж ты и скажешь, дядюшка! — не оборачиваясь, откликнулся Шеди — юноша лет шестнадцати, племянник кормщика, которого тот учил своему нелегкому ремеслу. — Я в этих местах все мели знаю!

— Знал, ты хотел сказать, — хмыкнув, заметил Серенхеб. — Те мели, что ты знал, остались в прошлом году, в прошлом разливе, а ныне разлив другой, другие и мели. Смекаешь?

— Смекаю, дядюшка.

— Так вот тогда не болтай, а смотри в оба да почаще промеряй дно!

— Промеряю.

Ббуххх!!!

Барка вдруг дернулась, ткнувшись носом в песчаную преграду, да так, что корабельщики едва не попадали в воду.

— Давай, давай, отталкивайте! — ругаясь, заорал Серенхеб. — Работайте, парни, иначе не видать нам оплаты, клянусь Птахом! Парус! Спускайте парус!

Матросы забегали, упираясь шестами и веслами в дно, часть гребцов спрыгнула в воду, навалясь всей силой…

— И-и-и… Раз-два… Да поможет нам Птах!

Судно не поддавалось, видать, хорошо село, однако на лицах корабельщиков не было видно отчаяния.

— Слезем! — обернувшись, подмигнул Максу кормщик. — Течение — в нашу пользу. Эх, навались… И-и-и… взяли!!! Давай, давай, давай… Пошло, пошло, пошло…

Максим тоже ухватил шест, напрягся… кажется, дело и вправду спорилось, ну, еще немного и…

Какой-то странный свист вдруг послышался над головой, и в борт судна впилась длинная черная стрела! Задрожала, словно бы злясь, что не нашла жертву.

— Всадники! — оглянувшись, громко закричал Шеди. — Вон там, на берегу, рядом!

И в самом деле, на берегу, шагах в десяти от севшего на мель судна, появились конные воины в длинных развевающихся одеждах, с луками и короткими копьями. Смуглые лица их казались черными, как плодородная почва Египта.

— Эй, корабельщики! А ну, быстро на берег! — приказал, видимо, главный, с красным, вышитом золотом поясом.

— Но судно…

— Быстро! Быстро!

И, словно в подтверждение его слов, сразу несколько стрел впилось в мачту.

— Я сказал: все на берег. Не бойтесь, не утонете — тут мелко.

— Пожалуй, стоит сделать, как он говорит, — покосившись на всадников, Серенхеб усмехнулся. Странно, но он вовсе не выглядел испуганным, даже взволнованным не выглядел.

— Кто эти люди? — бросив шест, негромко спросил Макс. — Разбойники? Жители пустыни?

— Те, кто нам поможет снять корабль с мели!

Интересная уверенность! Нет, в самом деле.

Подняв тучу брызг, корабельщики попрыгали в воду. Тем временем кормщик сбегал в свою каморку, спрыгнул и, выбравшись на берег, показал главному разбойнику — или кто там был этот смуглый человек с красным поясом — золотую пластинку величиной с ладонь.

— Я Серенхеб, кормчий. Везу камень на юг. Во-он, смотри! — Серенхеб махнул рукою на барку, почти все пространство которой занимали два гранитных блока.

— Так бы сразу и сказал. — Главарь сменил гнев на милость. — Плыви же и помни — твой камень нужен как можно быстрей!

— Ах, как можно быстрей? — рассердился кормщик. — Тогда скажи своим людям, пускай помогут нам! Мы сели на мель — видишь? Эй, эй, куда вы?

Всадники уже унеслись, подняв клубы красноватой песчаной пыли.

— Чтоб вас крокодил сожрал! — Серенхеб в сердцах выругался и повернулся к своим: — Что встали? Никто за вас барку с мели не стащит! А ну, за работу, бездельники!

Общими усилиями судно наконец сняли с мели. Гребцы взялись за весла и, выведя корабль на середину реки, вновь подняли парус.

— Кто были эти люди? — спросила Тейя у Шеди. — Сетиу?

— То не нашего ума дело, — обернувшись, тихо отозвался парень. — Кормщик знает, что делает.

— А, так лучше спросить у него…

— Стой. — Шеди схватил юную царицу за руку и, посмотрев ей прямо в глаза, серьезно сказал: — Не стоит!

Вообще-то Максим и раньше замечал, что Серенхеб не отвечает на вопросы относительно конкретной цели пути. Просто говорил: «плывем на юг», а куда на юг? Знают одни боги. А вот эти всадники… Они явно сторожили здесь… проверили, что за барка. Кормщик показал им что-то… пропуск. Да, именно так — пропуск. Гранитные блоки — кому они нужны? Какой-то южный богатей строит гробницу или храм? Храм… Да, из таких блоков получатся хорошие пилоны, колонны, статуи. Дорогое удовольствие даже для богача. Впрочем, откуда в южных песках богачи?

Ближе к вечеру Макс напомнил кормщику о своей супруге — дескать, нужно высадить ее в каком-нибудь ближайшем городе.

— Здесь нет городов, Джедеф, — неожиданно ухмыльнулся Серенхеб. — Одни пески и неуловимые всадники. Легкие, словно ветер. Пойдем спать, парень. Клянусь Птахом, тебе повезло — ты неплохо заработаешь в этом плаванье. Что же касается твоей жены… Думаю, ей лучше было бы сойти в Анхабе.

— Но ей туда не нужно!

— Но ты сам видел всадников! Раньше их здесь не было, а теперь появились. Боюсь, они не пропустят на юг чужаков. Тем более такую аппетитную молодую женщину. Не рискуй своей супругой, Джедеф!

— Так что же мне делать?

— А ничего. Завтра мы разгрузимся и тотчас же поплывем обратно. Вот в Анхабе твоя жена и сойдет. Поверь мне, так будет лучше.

Завтра! Завтра они уже будут у цели. Простившись с кормщиком до утра, Максим прошел к левому борту, в свой отгороженный циновками закуток.

— Что? Что он сказал? — нетерпеливо спросила Тейя.

— Завтра мы будем на месте.

— Значит, нам нужно незаметно сойти на берег. Затеряться, посмотреть, что там за храм.

— Храм? Так ты считаешь…

— Да. А для чего еще нужны гранитные блоки? Кстати, ты не узнаешь местность?

Максим лишь усмехнулся: для него все берега этой реки были на вид абсолютно одинаковы. Нет, он, конечно, предполагал, что где-то здесь должны находиться те самые развалины, через которые они с Тейей вернулись обратно, — храм демона тьмы Небаума. Но вот где точно? Уже проплыли? Или еще дальше? Или вот даже здесь?

— Он чуть дальше, — шепотом произнесла царевна. — Ты видел, как мы проплыли рощу смоковниц?

— Честно говоря, не обратил внимания, — честно признался Макс. — Для меня что смоковницы, что пальмы — разница невелика.

— Зато я приметила. Тот храм, с демоном… Он точно здесь, рядом. Вот если сейчас выбраться на берег, то очень скоро мы можем быть там. Милый, ты случайно не забыл, куда спрятал сокола?

— Ну уж это-то я помню! — Юноша расхохотался и крепко обнял супругу.

Еще немного посовещавшись, они решили все же не идти сейчас к разрушенной крепости и храму, а подождать до завтра. Интересно было, куда же все-таки привезут блоки?

Грузовая барка кормщика Серенхеба мерно покачивалась на волнах недалеко от берега, удерживаемая тремя якорями. Парус был свернут и опущен вдоль палубы вместе с реей. Все корабельщики давно уже спали, уснула и Тейя, положив голову на колени мужа. Лишь Максим не спал, а задумчиво смотрел в звездное небо. Разрушенная крепость. Храм Небаума — демона с головой змеи и ногами гиппопотама. Груды человеческих черепов и костей. Так же, как и в катакомбах Парижа. Значит, и через этот храм можно уйти. Имея сокола… зная заклинание или черт там чего еще. Но — можно. Уйти…

Неимоверная грусть вдруг навалилась на юношу, и это было такое чувство, которого он давно уже не ощущал. Может быть, потому что в последнее время некогда было подумать. А ведь как представишь… Отец! И тот, рядом с ним… Максим. Тот, который там… А здесь… Максим — Ах-маси, здесь он обрел мать… и Тейю! Но навсегда потерял отца и привычный мир, мир двадцать первого века — с компьютерами, автомобилями, сотовой связью… Оно того стоило? Черт его знает. Но ведь никто и не спрашивал, хочет ли он того, что случилось? Просто уж так вышло, что Максим никак не мог поступить иначе. Не может и сейчас уйти, вернуться, исчезнуть… даже если прихватить с собой Тейю, без которой теперь и жизнь не в жизнь. Он ведь не простой пахарь — царь! Великий фараон Египта! И его царство окружено могущественными врагами, которые, дай им волю, смогут натворить немало гнусных дел! Им нужно противостоять… Фараон в Египте не просто правитель — он живой бог, символ, волшебный амулет, без которого все может рухнуть. И, раз уж так вышло, он, Максим, должен нести свой крест до конца. Вместе с Тейей, вместе с матерью, вместе с друзьями. Тяжело, черт побери, тяжело! Навсегда лишиться привычного с детства мира… Хотя… Кто сказал, что навсегда? Ведь есть амулет — сокол, а значит, будет и возможность хотя бы время от времени навещать свой мир! Да… это было бы здорово. Только не сейчас — слишком уж жуткая ситуация сложилась в Уасете. Царь-марионетка в руках жрецов Тьмы! И нужно вырвать из их черных лап эту власть, обязательно вырвать. А для этого требуется войско, которое сейчас где-то здесь, на юге. И сюда его послали заговорщики! Жрецы! Сетнахт и иже с ним. Зачем? Просто так? О, нет! Затем, чтобы этого войска больше не было! Они отправили его в ловушку, на гибель, ну конечно же, как же Макс не догадался раньше! Люди Небаума — и хека хасут — что-то придумали, замыслили какую-то подлость… какую? Если б точно знать. Однако все равно для начала нужно отыскать войско. Там — друзья, там военачальники, хорошо знающие своего повелителя! Добраться бы до них поскорее, найти бы…

Желтые звезды холодно мерцали в небе, отражаясь в черной воде Нила. Где-то рядом, в камышах, кричали ночные птицы, вот что-то плеснуло у борта — крокодил? Крупная рыба?

Юноша забылся в беспокойном сне, а проснулся лишь утром от криков кормщика и гребцов.

— Последний день. Последний день сегодня, ребята! — Командуя, Серенхеб довольно потирал руки. — Сегодня же мы поплывем домой! Эй, Шеди, да кто так ставит парус? О, позор очей моих, ты что, не видишь, как там все перекосило?

Сплюнув, кормщик бросился к мачте, крича и ругаясь.

Наконец парус подняли и барка неспешно тронулась в путь, подгоняемая попутным ветром и ударами весел. По берегам все так же тянулись невысокие кустики и чахлые, словно бы присыпанные песком пальмы, за которыми синели горы.

Еще до полудня Серенхеб угнездился на носу, внимательно всматриваясь в берег. Поставив на рулевое весло Шеди, поднимал руки — командовал: вправо, влево. За блестящей от солнца излучиной неожиданно показалась пристань, вполне обустроенная, солидная, она больше подошла бы какому-нибудь большому и многолюдному городу, а не этой гористой пустыне, где не был видно ни дома, ни храма. А вот люди имелись — и во множестве! Всадники, воины с короткими копьями и многочисленные полуголые оборванцы — рабы? Ах, ну да, камни-то нужно кому-то выгружать, куда-то тащить. Вон уже на пристани подготовлены подъемные балки, длинные деревянные направляющие — салазки, катки.

Едва барка причалила, сразу же началась работа. Командующий рабами высокий и тощий человек с угрюмым лицом, как видно, хорошо знал свое дело — его указания исполнялись точно и споро. Вот первый гранитный блок вытащили из барки… опустили на салазки, потащили… За ним — второй…

Все это сопровождалось суматохой, выкриками, ругательствами… лишь воины вокруг были спокойны.

— Кажется, нам пора, — шепнул Макс, дотрагиваясь до руки супруги.

— Да, но нас заметят — здесь открытое место.

— А мы спрыгнем с другого борта. Доплывем во-он до тех кустиков… Сможешь?

— Спрашиваешь! Да я плаваю гораздо лучше тебя.

Так и сделали: пользуясь суматохой, соскользнули в воду, нырнули… и вынырнули уже ниже по течению, у кустов, где и спрятались. Ни на берегу, ни на барке никто ничего не заметил — не до беглецов было.

— Ну, и куда теперь? — немного выждав, спросила Тейя.

— Посмотрим, куда потащат эти блоки.

Сказать это было гораздо легче, чем сделать: камни тащили в горы, куда и пришлось пробираться, постоянно рискуя свалиться в расщелины либо попасться на глаза воинами охраны. И тем не менее молодые супруги не теряли присутствия духа. Обдирая в кровь руки, забрались на скалу, укрывшись за чахлыми кустиками, переждали, пока мимо пройдет стража, и пошли дальше по узенькой тропке. А потом стало совсем хорошо! Они выбрались на плато, плоское и безлюдное, с которого открывался замечательный вид… странно, что это место не охранялось. Очень странно…

— Не двигайся! — неожиданно вскрикнула Тейя. — Стой, я сказала! Теперь медленно поверни голову влево.

Максим оглянулся… и увидел прямо перед собой слева огромную кобру! Змея уже поднимала голову, зловеще раздувая капюшон, шипела… и юноша ощутил страх… страх и омерзение — вот сейчас, сейчас эта мерзкая ядовитая гадина бросится и… и все… И никаких проблем больше не будет. Вообще. Никогда.

— Медленно сделай шаг назад, — прошептала юная царица. — Вот так… Теперь стой и не шевелись.

Оп! Максим и глазом моргнуть не успел, как его супруга оказалась прямо перед змеей! Уселась на колени, подняла над головой руки и, сложив ладони лодочками, стала медленно покачивать ими влево и вправо.

— Ползи своей дорогой, прекрасная Уаджет, — не опуская рук, заунывным голосом произнесла Тейя. — Мы не сделаем тебе зла, и ты не сделаешь зла нам. Мы — внуки Гора, а Гор не боится змей… Поднимись, яд, и упади на землю… Мы — внуки Гора… Это Гор сейчас говорит с тобой, прекрасная Уаджет, Гор не боится тебя… Ползи своей дорогой… Мы — внуки Гора, мы — внуки Гора, мы — внуки Гора…

Произнося заклинание, Тейя раскачивалась всем телом, медленно поводя над головою руками, словно крона пальмы под дуновением ветра…

— Мы — внуки Гора… мы — внуки Гора…

А Макс уже давно присмотрел рядом подходящий камешек! Теперь вот медленно — только медленно — присесть, ухватить, метнуть… Эх, жаль, городками раньше не увлекался!

Ага… вот он, камешек!

— Мы — внуки Гора…

Странно, но кобра тоже стала раскачивать головой в такт движениям Тейи. Капюшон ядовитой гадины сдулся, змея больше не шипела, а… похоже, что улыбалась, если б это с уверенностью мог сказать сейчас Макс.

— Ползи своей дорогой, прекрасная Уаджет!

О, чудо! Кобра опустила голову… и медленно уползла в расщелину между камнями.

— Душа моя! — Максим обнял жену. — О, боги!

— Просто я умею общаться со змеями, — улыбнулась царица. — А ты будь осторожнее — здесь их может быть много.

Максим оглянулся и сплюнул. Ну да — уж точно много. Вон одна греется рядом на солнышке, вторая ползет куда-то с крайне деловым видом, а вон там, на плоском камне, свернулась блестящими кольцами третья. Прямо какой-то серпентарий! Теперь понятно, почему здесь нет стражников.

Тейя показала рукою вперед:

— Пойдем во-он к тем камням, а там спрячемся и посмотрим, что делается внизу. Будь осторожнее, милый, не наступи на змею.

Максим ничего не сказал, только про себя выругался: ну не любил он змей, что поделать?

Внимательно посматривая под ноги, супруги пошли к камням, провожаемые равнодушными взглядами нежившихся на солнышке змей. Человек для змеи — не пища, и, значит, тратить на него яд нужно лишь в крайнем случае. Макс это понимал, но спокойней оттого почему-то не становилось. Тем не менее ни на одну гадину беглецы не наступили и до груды камней на краю плоскогорья добрались вполне благополучно, за что, наверное, нужно было бы благодарить бога Гора — первого помощника против змей.

Открывшаяся внизу картина не оказалась столь уж неожиданной: подгоняемые воинами оборванцы тащили гранитные блоки наверх, в горы.

— Думаю, они намереваются строить там какой-нибудь храм, — тихо сказала Тейя.

— Скорее уж крепость, — хмыкнул Максим. — Однако какое-то непонятное для крепости место. Что она будет здесь охранять? Змей?

— Так я ж тебе и говорю — храм! Вот хочешь побьемся об заклад? Если я выиграю, то ты… ммм… сейчас, подожди, придумаю тебе задание.

— Можешь не стараться, милая. Храм или крепость — вряд ли мы скоро это узнаем.

— Нет. Мы туда проберемся и взглянем.

— Ну, это само собой… Только вот что увидим? Камни? — Юноша внимательно всмотрелся в скалы. — Похоже, их там уже целая груда.

Так и оказалось — груда! Один на другом. На вершине скалы. А внизу — пропасть, точнее, узкое ущелье, ведущее к реке… или от реки, откуда посмотреть.

— Удобный проход, — улыбнулась Тейя. — Прямой. Верно, по нему частенько идут караваны куда-нибудь в Пунт… И храм будет хорошо виден.

— Или крепость…

— Далась тебе эта крепость, клянусь Гором! — царица, кажется, разозлилась. — Ну ты посмотри внимательней-то! Глянь, какие здесь камни, ты ж про них много чего узнал. Ну, что здесь?

Максим обвел взглядом каменные глыбы:

— Это — гранит, это — известняк, причем не очень-то хороший, вон там, левей, кварцит-мери, а за ним — алебастр…

— Ну? — Тейя уперла руки в боки. — И зачем для крепости такие разные камни? А вот для храма — вполне. Из гранита можно сделать пилоны или статуи, из песчаника — стены, из алебастра — колонны и жертвенник… Всему свой камень. Храм это будет, храм!

— Ладно, пусть храм, — махнув рукой, сдался юноша. В конце концов, не особенно и принципиальный был спор, так просто. — Недешево же, видать, обошлось кому-то доставить сюда все эти глыбищи. Похоже, их собирали где придется, не очень-то заботясь о том, подойдут ли они друг к другу. Что купили, то и привезли.

— Ну да. — Тейя наконец улыбнулась. — Здесь-то совсем ничего нет. Ты посмотри на местность — один мягкий песчаник, ни для какого строительства непригодный. Да и поблизости вряд ли имеются каменоломни.

Максим молча кивнул, соглашаясь, и внезапно почувствовал, как сильно хочется есть. Да, перекусить бы сейчас не помешало, тем более что, судя по солнышку, совсем скоро наступит ночь.

— Думаю, где-то здесь, рядом, должно быть селение. — Юная царица пристально посмотрела вдаль. — Ведь все эти люди… и воины… они же должны где-то жить!

Селение отыскалось невдалеке: небольшое, в несколько хижин. По всему выходило, что воины и все прочие жили где-то в ином месте. Невдалеке от деревни виднелись поля, а за ними — горы. Пристань, несколько папирусных лодок, идущие куда-то девушки.

Приведя в порядок одежду, насколько это было возможно, Макс и Тейя выбрались на дорогу и приветливо улыбнулись девушкам:

— Да пошлют вам боги удачу!

— И вам того же. Далеко ль держите путь?

— Собрались на праздник, в Анхаб. Ищем попутную барку, пешком-то неохота тащиться.

— А вы откуда? Из Уна?

— Почти.

— Да уж, путь не близкий.

Девушки переглянулись и захохотали — стройные черноглазые красавицы с золотистой кожей. Смешливые, особенно одна, шустрая такая, тоненькая, ух хохотушка!

— Нам бы где-то переночевать…

Говорила одна Тейя, Макс лишь молча улыбался.

— У старосты вы найдете кров. Баст проводит вас, верно, Баст?

Та самая мелкая хохотушка обидчиво вскинула голову:

— Ага! А купаться? Я было собралась…

— Ничего! — Тейя ласково обняла девчонку за плечи. — Я бы и сама с удовольствием искупалась с вами. А вот мой брат… мой брат пока посидел бы на пристани.

— Почему бы не взять его с собой, а?

— Нет уж. Он еще слишком молод.

— Слишком молод для чего, а?

Девушки захохотали и, охотно взяв в свою компанию Тейю, побеждали вдоль реки к зарослям. Вот всегда так… Вздохнув, Макс уселся на пристани, свесив в воду ноги, и, задумчиво глядя на рыбачьи лодки, прислушивался к взрывам девичьего смеха. Ишь, развеселились, купальщицы!

Купались девчонки долго, почти до самых сумерек, и лишь когда небо стало синеть, вышли из-за кустов на дорогу.

— Все еще сидишь? — Радостно помахав рукой, Тейя подбежала к мужу.

— Сижу, — вяло отозвался тот. — Чего еще делать-то?

— Идем в деревню. Мои подружки много чего рассказали мне.

— Интересно что же?

— Узнаешь…

— О чем это вы там секретничаете, а? — Мелкая Баст чуть поотстала от своих товарок. — Тейя, может, познакомишь нас всех со своим братом?

— Ах да! Его зовут Джедеф. Я уже говорила. Наш отец владеет большим домом, правитель дал ему много земли.

— О, так ваш отец вельможа? Чего ж вы путешествуете пешком?

— К сожалению, он не настолько богат.

По просьбе Тейи Баст сразу же провела гостей к дому старосты, отличавшемуся от прочих хижин размерами и добротностью постройки. Хозяина дома не было, не вернулся еще с полей, и в ожидании беглецам были предложены лепешки и пиво.

— Вот вернется муж, тогда поедим по-настоящему, — заверила супруга старосты — дородная женщина с некрасивым широким лицом и властным взглядом, звали ее Уауата. — А ну, кыш! — это она бросила уже детям, с любопытством рассматривающим незнакомцев.

— Воины сетиу встали лагерем у самых скал, — дождавшись, когда хозяйка вышла во двор, быстро произнесла Тейя.

— Это тебе сказали купальщицы?

— Да. Они много чего рассказали. Воины повадились в их деревню… пристают, не дают девчонкам проходу. Даже на реку — и то нельзя так вот просто пойти. Потому они и ходят купаться в тайное место, про которое никто из сетиу не знает. И вот еще что, — Тейя понизила голос почти до шепота. — Здесь, недалеко есть старый полузаброшенный храм, храм Птаха. Так вот — в нем кто-то поселился!

— Ну поселился, и что?

— Вот уже второй месяц в нем держат кого-то под строгим присмотром воинов, — тихо повторила царица. — Говорят, каких-то знатных людей.

— Об этом тебе тоже поведали твои купальщицы? — недоверчиво прищурился Макс. — Интересно, даже если в заброшенном храме и держат кого-то, так почему же не хранят тайну?

— Скрыть тайну от местных жителей? — Тейя презрительно хмыкнула. — Это, поверь, невозможно. Они же здесь постоянно живут, работают на полях, охотятся, собирают плоды и цветы, ловят рыбу. Все видят, все примечают, а о чем точно не знают — догадываются. К тому же некоторые девушки дружат с парнями сетиу. Тем, правда, не велено болтать языками. Но, клянусь Уаджет, нет тех преград, что не преодолело бы девичье любопытство! О, Амон! Как хорошо, что я решила связаться с купальщицами!

— Ты решила? О, нет, милая, — это же я тебе подсказал. Девушка девушке скажет куда больше, чем незнакомому молодому человеку. Ну, что ты еще узнала?

Снаружи во дворе послышались чьи-то голоса и шум. Максим насторожился. В хижину первой вошла Уауата, а за нею крепкого вида мужчина в простой схенти и с посохом.

— Это мой муж, староста, — представила женщина. — А с ним еще наши…

Наши — это она сказала про трех вооруженных короткими копьями воинов, следом за старостой вошедших в дом.

Трое… а сколько их еще осталось снаружи — ведают одни боги!

— Ага, — оглядев гостей, староста неожиданно улыбнулся. — Значит, это вы и есть… беглецы с барки кормщика Серенхеба!

Глава 18 Завтрак на траве Зима 1351 г. до Р. Х. (месяц Фаменон сезона Перет) Черная земля

— Бежим!

Не думая, Максим ударил ближайшего воина в скулу и выскочил во двор, чувствуя, как буквально в затылок ему дышит бегущая позади Тейя.

Воины, видать, не ожидали такой прыти от невооруженных людей и на пару секунд опешили… на какую-то пару секунд.

И этого было достаточно для того, чтобы беглецы скрылись в ночной тьме!

Слава богам, солнечная ладья Ра уже закончила свой дневной путь, и в черном небе повис призрачный тощий месяц, окруженный загадочно мерцающими звездами. Мало что было видно. И преследователям, и беглецам.

— Как ты думаешь, где нас будут искать? — отдышавшись, негромко спросил Максим.

— Конечно, на пристани, — выглядывая из-за деревьев, прошептала Тейя. — Куда ж мы еще-то пойдем, не зная дороги? Разве что в купальню.

— В купальню?

— Ну да! Я же говорила, девчонки оборудовали там такое тайное место, не разыщешь и днем… Ой! Смотри, воины! С факелами!

Дождавшись, когда погоня пронеслась мимо, Макс и Тейя покинули свое убежище и осторожно направились к реке следом за воинами. Правда, почти сразу свернули, ориентируясь по чахлой луне и звездам, отражавшимся в черных водах Хапи.

— Там, за песчаной косой, тропа, — замедлив шаг, прошептала Тейя. — Куда она ведет — не знаю, но думаю, что вверх по реке, за деревню.

— Идем. — Максим обернулся, прислушался. Нет, вроде бы позади никто не шагал. — Нам уже сейчас все равно куда, лишь бы выбраться.

Дальше шли молча, лишь плескались рядом темные волны, да где-то далеко, за деревней, выл одинокий шакал. Шли всю ночь без остановки, и когда солнечная ладья Ра начала свой дневной путь, окрасив багрово-золотистым светом луга и пашни, беглецы оказались в высоких камышовых зарослях. Со всех сторон встревоженно закрякали утки, вспархивали из-под самых ног, уводя от птенцов опасность.

— Кажется, где-то здесь, — останавливаясь, негромко произнесла Тейя.

Максим осмотрелся по сторонам, заметил отходившую от реки едва обозначенную тропку. Посовещавшись, по ней и зашагали дальше, не обращая внимания на накопившуюся усталость и быстро набиравшее злую силу солнце. Некогда было отдыхать, некогда! И вообще, странно, что за ними никто не шел. Что, воины сетиу такие глупые? Ну нет, скорее всего тут дело в другом — вероятно, они вовсе не горели желанием приближаться к оскверненному храму. А может быть, дело не только в осквернении, а в самом храме — храме демона тьмы! Беглецы пошли в ту сторону? Ну-ну, скатертью дорожка! Преследовать их в проклятое место? Ага, как же — себе дороже. Пусть они найдут там страшную смерть.

Вот так или примерно так и рассуждали мятежники — обычное дело для Черной земли, где боги и демоны — вполне реальны, по крайней мере в мыслях и представлениях людей. Ха! А может, преследователи специально гнали беглецов к проклятому месту?

Камышовые заросли вскоре закончились, местность стала значительно суше, а затем и вообще превратилась в пустыню — обжигая пятки, захрустел под ногами противный красный песок. Идти стало трудней — чахлые пальмы и кустики почти не давали тени, и пот с обоих супругов лился градом. Хотя нет, с Макса все-таки больше — его супруга была куда лучше приспособлена к местным условиям жизни. Вот если бы вдруг снег пошел бы, уж тогда посмотреть, кто будет лучше себя чувствовать, а так…

Подумав о снеге, юноша вздрогнул — с чего бы такие мысли? Ностальгия? Так очень не вовремя, да и настроение, честно говоря, не то, совсем не то. Кажется, где-то в развалинах должен быть колодец. Кажется? Нет, ну разумеется должен — там же располагалась крепость! Значит, найти…

— Душа моя, ты умеешь чувствовать воду?

— Ну конечно же! — Тейя повела плечом. — Чего ж в этом трудного-то? Это все умеют… или почти все.

— А я вот не умею!

— Ты у меня — особая песня, милый! — Останавливаясь, юная царевны прильнула к мужу.

У Макса вдруг перехватило горло от острого осознания — вот оно, счастье-то! Боги отняли у него прежнюю жизнь, отца, друзей, спорт. Но дали взамен другое. Мать. И Тейю!!!

— Любимая мужем супруга, — шепотом произнес юноша, — влекущая, сладостная любовью, с чарующими устами и приятной речью…

— Ого! Ты, кажется, заговорил стихами?

— Слышал их от жрецов… Запомнил.

Максим поцеловал жену в губы, обнял, просунув руки под лямки платья… Невесомая одежда упала к ногам влюбленных супругов…

— Там… вон там… я вижу тень… — закатив глаза, томно прошептала Тейя. — Бежим же туда скорей!

Они отыскали колодец, напились, сполоснули потные тела прохладной водицей — о, великие боги, да разве может быть что-то приятней, чем в жуткую жару утолить нестерпимую жажду? Ну разве что кое-что другое… утоление другой жажды — любовной.

Раньше, еще в той, прежней своей жизни, Макс как-то стеснялся произносить ласковые слова… да и некому, честно говоря, было. А вот здесь… Здесь не стеснялся:

— Очей моих услада… Сладкий тростник. Милая, как я счастлив с тобой даже в этих развалинах!

Тейя улыбнулась:

— Так бы и сидел здесь всегда, слушал твой нежный голос.

— И я бы… Надо отыскать сокола…

— А чего его искать? Во-он он, под тем камнем.

— …и идти к столпам Птаха.

— Куда? — Максим удивленно посмотрел на жену.

— Это такое место, недалеко, на излучине, — пояснила Тейя. — Купальщицы говорили мне — там много чужих воинов.

— Так это наверняка мятежники!

— Шлемы их горят золотом, колесницы сверкают, вздымается к небесам сияющая голова овна! Так сказали девушки.

— Голова овна?! — Макс встрепенулся. — Так это же наш штандарт, штандарт Амона!

— Вот и я про то, милый.

Переждав самую жару, беглецы прихватили сокола и, выбравшись обратно к реке, зашагали вниз по течению по узкой рыбачьей тропе. Тропинка то ныряла вниз, в камыши, то выползала на дамбы, с которых открывался чудесный вид на зеленеющие поля, широкую гладь реки с отражающимся в сверкающих волнах солнцем, рощицы финиковых пальм и горы, клубящиеся вдалеке призрачной сиреневой дымкой.

— Кажется, вот и столпы Птаха! — Тейя показал рукой на стоявшие у излучины реки — на самом плесе — камни, гигантские гранитные плиты.

Видать, кто-то их специально поставил, чтобы предупредить корабельщиков об обширной отмели — в сезон Ахет плес наверняка заливало.

Максим присмотрелся, заслоняя ладонью глаза от солнца. Сердце его наполнилось радостью, а в уголках глаз показались слезы — сразу за стопами он увидел шатры. Много, много шатров и сверкающий позолотой штандарт на длинном шесте.

— Наши! — взволнованно прошептал юноша. — Ну, наконец-то! Ну неужели дошли?

— Надо еще к ним добраться, милый. Не так уж это и близко, как кажется.

Да, последний отрезок пути оказался нелегким — то зыбучие пески, то болота, как в сердцах выразился Макс: не понос, так золотуха! Однако прошли, добрались, вышли к реке, нестерпимо пылавшей расплавленным золотом клонящегося к закату солнца. Небесная лодка Ра заканчивала свой дневной путь.

— Пройдем через камыши, так быстрее, — с улыбкой предложила царица.

Макс тоже улыбнулся, кивнул. Сухие стебли тростника затрещали под ногами, разлетались по сторонам утки и иволги. Вон они, столпы — впереди, близко, ну, может, километра два или уже того меньше. Дойти… Дойти… Успеть — хорошо бы — до ночи. Ну вот, кажется, и…

— Стоять!

Острые копья выскочивших из камышовых зарослей воинов уперлись беглецам в грудь.

— Мы свои! Свои, клянусь Амоном. Кто ваш командир?

Один из воинов — молодой, с непреклонным лицом изваяния — обернулся:

— Десятник Суи! Лазутчики выспрашивают о командирах? Что с ними сделать — убить?

— Тащите сюда. Допросим.

Не слушая никаких слов, пойманных привязали к пальме.

— Проведете здесь всю ночь, пока не скажете правды, — с ухмылкой заверил десятник — угрюмого вида мужчина в панцире из широких — крестом — перевязей. — Не надумаете говорить к утру — оставим вас на день, пусть расплавятся ваши глупые мозги!

— Что вы себе позволяете?! — неожиданно взвилась Тейя. — Я — царица!

— А я — великий царь Хуфу!

— Посмотрите мне на спину… Гляньте же на рисунок!

Десятник ухмыльнулся:

— Сэти, раздень ее! Раз сама просит…

— Охотно, мой командир!

Под сильными руками затрещала тонкая ткань, и содранное платье полетело под ноги воинам.

— А она хорошенькая! — кто-то сильно ущипнул Тейю за талию. — Может, позабавимся с ней? Ого! И вправду рисунок.

— Ну и что? — Командир скептически скривил губы. — Мало ли на какие выкрутасы пойдут лазутчики, дабы избегнуть пытки и смерти?

— Так мы с ней все-таки…

Максим дернулся. Напрасно, надо было действовать раньше, пока не спутали, пока не привязали к пальме. Ударил бы! Одного, другого, третьего! Это ничего, что у них оружие — тут главное неожиданность. Убежали бы в камыши — ловите! Ну почему, почему он не поступил так? Расслабился. Обрадовался — ну наконец-то встретили своих. Вот вам и свои. Нет, конечно, свои, но… Но они-то для этих своих — чужие! Враги, что и говорить.

— Позовите жреца или старшего командира! — выкрикнул юноша. — Им я скажу все.

— А, так вы все-таки решили признаться?! Воистину, вы поступите мудро.

— Так зови же скорей!

— Нет! Сначала ваши слова услышу я. Что толку отвлекать начальников пустопорожними разговорами? Ну, говори же! Иначе твою девчонку мы сейчас…

— Мятежники близко! — дернувшись, в отчаянии закричал Макс. — Очень близко. Рядом. И скоро нападут.

— Это мы и без вас знаем, затем тут и поставлены. Что это за знак? — Десятник повертел в руках отобранного при обыске сокола. — Тайный пароль к сообщникам в нашем войске?

Ага! Точно! И у девчонки на спине — такой же. Вы хорошо подготовились…

Сокол! Волшебный сокол! Не может простолюдин долго держать его в руках…

И точно — десятник вдруг ахнул, задул на ладони, и выпавший из рук амулет полетел наземь, блеснул… И Макс вдруг почувствовал великую силу… Да, сокол давал силу и власть! Знать бы еще заклинания… Но увы… Похоже, сейчас надеяться можно было только на себя. И все же…

— Да, это тайный знак. В шестом десятке есть наш человек, зовут его… ммм… зовут его Ах-маси пен-Анхаб!

— Что?! — Десятник удивленно ощерился. — Что ты сказал, нечестивец?

— Ах-маси пен-Анхаб — наш человек, — глядя ему в глаза, твердо повторил юноша. — Дай мне амулет, я покажу, что с ним делать.

— Что ж, попробуй… — Один из воинов быстро поднял сокола… и тут же выронил — настолько амулет был горяч для простолюдина.

— Развяжите его, — быстро приказал десятник. — Да смотрите в оба!

Ах, наконец-то…

Макс не стал выжидать: апперкот в печень десятнику… Ага — застонал, скрючился… Некогда на тебя смотреть. Тут же — секунды — хук слева ближайшему воину… Справа — другому… свинг в переносицу — третьему.

Четвертый схватился за копье. Эх, не успеть развязать Тейю! Ничего… Сейчас отвлечем…

Быстро нагнувшись, Максим поднял с земли сокола и швырнул его в лицо воину. Копье дернулось… Юноша нырнул вниз… Удар! В челюсть! И…

И свист стрелы!

Она впилась рядом в землю… И тут же — вторая, третья.

— Стой, где стоишь! Подними руки, лазутчик!

О, Амон, какой знакомый голос! Неужели это… Неужели это… Неужели…

Макс быстро обернулся:

— Ах-маси! Тезка!

— Господин, он только что обвинил тебя в предательстве! — подал голос пришедший в себя десятник. — Он очень опасен! Вели поскорее связать его и пытать!

— Да, я Ах-маси… О, великие боги!!!

Черные глаза анхабца расширились, сначала удивленно… а затем в них вспыхнула радость.

— Повелитель! — Парень упал на колени. — Неужели боги услышали нас?

— Встань, поднимись, друг мой! Дай же обнять тебя!

— О, великий…

— И вели поскорей развязать мою супругу.

— Кто осмелился ее связать?!

Основное войско под командованием военачальника Пасера выступило с утра, еще до восхода, намереваясь к полудню разбить врагов, сконцентрировавшихся в районе Змеиного плоскогорья — именно так оно и называлось. Как ни пытались Максим и Тейя сохранить инкогнито, а все ж не сумели — слухи о царственной чете распространились довольно быстро, и было не очень понятно, что явилось тому причиной — острые глаза воинов или длинные языки командиров.

Ну, узнали так узнали — в конце концов, чем плохо-то? Сам живой бог ведет свое войско к победе — что еще может больше воодушевить воинов?!

— Войска мятежников собрались вот здесь, — на привале военачальник Пасер чертил на песке схему. — Сразу у плоскогорья. Мы появимся там внезапно, вот по этому проходу, и клянусь Амоном…

— Стой! — Макса словно что-то ударило в голову. Какая-то мысль… Какая? О, боги… помогите ее ухватить!

Юноша внимательно посмотрел на схему: плоскогорье, река, ущелье… ущелье… да-да… а над ним нависают скалы… а на скалах… что на скалах? Вот именно — что? Огромные каменные блоки — вот что! Нет, мятежники вовсе не собирались строить среди змей храм или крепость! О, нет — столкнуть глыбищи на войско Уасета — вот их основная идея!

— Пасер, кто проводил разведку?

— У нас есть глаза и уши в стане сетиу!

— Эти глаза и уши навязывают вам свои мысли! И это — мысли предателей! Немедленно остановить войско — впереди ловушка! Прямо вот в этом ущелье нам на голову обрушатся камни!

— Но господин. Там неоткуда взяться камням!

— Есть откуда.

Максим ненадолго задумался и решительно взмахнул рукой:

— Пусть первые ряды пехоты постепенно идут к ущелью… медленно-медленно… Ты присмотришь за этим, Пасер!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин!

— Я же поведу остальных в обход. Начальника колесниц сюда!

— Я здесь, повелитель. Только прикажи — и мы размолотим врагов в пыль!

— О, верный Секенрасенеб! Вперед же, и пусть воины колесниц знают — путь труден и каменист.

Вскочив в колесницу, Максим — Великий фараон Черной земли Кемет Ах-маси Первый — обвел своих воинов царственным взглядом и, кивнув вознице, покрепче ухватился за передок повозки. Осторожно переваливаясь через мелкие камни, колесницы выбрались на равнину и, быстро набирая скорость, помчались к Змеиному плоскогорью. И только красная песчаная пыль поднималась под копытами лошадей.

Они победят, победят, несомненно, и с победой, с триумфом, вернутся под стены Уасета. И тогда горе предателям! Настоящий амулет — золотой сокол — в руках истинного царя Египта, у Сетнахта же, за которым маячат уши хека хасут, — лишь жалкая фальшивка! Никаких сомнений в успехе у Макса не было, одно лишь тревожило сейчас — как там Ах-маси, тезка? Удастся ли его разведчикам быстро отыскать заброшенный храм Птаха? Вызволить царицу-мать… Она там, там, юноша это чувствовал!

Они ударили мятежникам в тыл, свалившись как снег на голову! Нет, как вода, внезапно прорвавшая дамбу! О, как верещали враги! Как они испуганно оборачивались, ничего толком не понимая. Ну ясно — хотели заманить войско Уасета в ловушку, а оказались в ней сами!

Удар колесниц! В копья! С налета!

Затем воины спешились. Сомкнулись щиты, и тяжелые копья закачались параллельно высохшей от зноя земле.

Вперед, сыны Амона!

Колыхнулся над головами воинов знаменитый штандарт — золотая голова овна. И от мерной поступи тяжелых копьеносцев задрожала земля. Легкие пехотинцы и всадники сетиу оказались окружены, вырваться уже не сумели. Нет, конечно, видно было, как то тут, то там организовывались очаги сопротивления… быстро подавляемые благодаря приказам фараона. Сам живой бог — Максим пока еще даже не понял, приятно ли ему такое сравнение, — стоя в колеснице на возвышении, лично руководил битвой. Отборная гвардия во главе с темнокожим рубакой Каликхой прикрывала царя от возможного прорыва врагов.

Ах как хотелось, очень хотелось Максу самому врубиться в гущу сражения! Гул колесниц, ржанье коней, стоны и крики раненых, свист стрел — музыка боя, она нынче доносилась до юноши лишь отдаленно. Не царское это дело — махать мечом, царь должен отдавать приказы. Если приказы верные — придет и победа, если же нет… увы, такой царь уже не будет царствовать.

— Копьеносцы на левый фланг! — внимательно следя за ходом битвы, молодой фараон направлял вестовых.

Да уж, не зря он целый год учился мастерству управлению битвой под руководством Пасера и Усеркафа, знаменитого воителя Анхаба! Учился не зря — теперь это было хорошо видно. Как таяли, редели шеренги врагов, сминаемые мощным натиском тяжелой пехоты. Как уже не пытались больше прорваться… Как, наконец, побежали… Туда, туда, в ущелье! Где — на выходе — уже давно поджидал их отряд Пасера. А сверху… сверху со скал посыпались камни, вызывая у мятежников крик ужаса и отчаянья. А вот не рой другому яму!

Битва закончилась еще до захода солнца. Разгром врага был полный, и ветер победы развевал украшенные разноцветными ленточками гривы коней, а голова овна — символ Амона — золотом сверкала на солнце. Как и золотой амулет на груди Ах-маси Первого, великого фараона Черной земли. Да, теперь уж — поистине великого.

Победа! Полный разгром врага!

Пир продолжался всю ночь. Никто не спал. Повсюду слышались победные песни. Велико было воодушевление в сердцах славных воинов Уасета: ведь сам благой бог, фараон, был сейчас среди них, это он привел их к победе, это он радовался сейчас вместе с ними, это он был — как они!

— Слава великому повелителю Уасета!

— Повелителю Черной земли слава!

— Слава Амону!

— Сыну Амона слава!

Утром, едва рассвело, Максим расслабленно уселся на край колесницы, под редкими пальмами. Велел принести вина и яства, разложить их здесь же, в траве, позвать всех командиров. Позавтракать надо…

— Повелитель, кто-то скачет со стороны реки, — внезапно подбежав, доложил верный Каликха. — Быть может, это тайные силы врагов! Хотя для этого их слишком мало.

— Я посмотрю!

Схватив вожжи, Макс развернул колесницу и погнал лошадей к реке, чувствуя, как чуть погодя поскакала следом охрана. Нет, она не нужна теперь — так вещало сердце. И не обмануло!

Вот уже стало хорошо видно быстро скачущих от реки всадников. Ах-маси на белом коне, за ним кто-то такой же ловкий… Тейя! Рядом… жрец Усермаатрамериамон в рубище! И — тут же — тут же…

— Мама!

Обняв наконец царицу-мать, фараон не стеснялся слез.

— Я знал… знал, что отыщу тебя…

— И я знала. — Великая царица Ах-хатпи ласково погладила сына по волосам. — Хочу сказать, ты выбрал себе очень умную жену, сын мой. Умную и верную. Эта девушка поистине достойна быть царицей!

— И это я знаю, мама. Вы, верно, голодны?

— Ну… поесть бы не отказались.

— Тогда поехали. Там у нас небольшой пикничок, под пальмами. Завтрак на траве, так сказать.

— На траве так на траве, — улыбнулась царица-мать. — Только мы с Тейей уж поедем дальше на колеснице.

— Хоть на автомобиле! — Максим рассмеялся, осторожно взгромоздясь на лошадь — без стремян это не так-то просто сделать!

Кстати, о стременах… Впрочем, потом. Сейчас — вперед! Точнее — назад, навстречу завтраку на траве, навстречу новым победам и счастью.

И пусть солнце лучится волшебной силой! Пусть еще не до конца разбиты враги, но победа обязательно придет, и благодать Амона разольется по всей Черной земле, по всему Египту.

— Слава Амону! — завидев возвращающегося фараона, кричали воины. — Слава благому богу!

Высоко в изжелта-голубом небе, недвижно расправив крылья, парил сокол. Такой же, как на груди Ах-маси… и на спине Тейи.