Сокровища рода де Карсо (СИ)

Annotation

Здесь блеск клинков и грохот мушкетов. Храбрые охотники и дерзкие пираты. Красивые девушки и пламенная любовь. Здесь матовый блеск серебра, сверкание золота и тайна...

Шемякин Сергей Анатольевич

ИНФОРМАЦИЯ

Сокровища рода де Карсо

Шемякин Сергей Анатольевич

Сокровища рода де Карсо.

ИНФОРМАЦИЯ

ОРИГИНАЛ: http://samlib.ru/s/shemjakin_s_a/treasures.shtml

АВТОР: Шемякин Сергей Анатольевич

ЖАНР: Приключения

РАЗМЕЩЕНО: 08/09/2015

ИЗМЕНЕНО: 13/11/2015

Сокровища рода де Карсо

Сергей Шемякин

СОКРОВИЩА РОДА ДЕ КАРСО

Авантюрный историко - приключенческий роман.

Если есть люди, которые прячут клады, то есть и те, кому удаётся их найти! Возблагодарим первых! Без Первых, не было бы и Вторых!

Моей матери Шемякиной Александре Алексеевне

посвящаю.

К Н И Г А 1

(О первых)

Немного истории.

Чуть больше любви.

Капля предательства.

И много стрельбы!

Часть 1.

Б У К А Н Ь Е Р Ы*

_____________________________

* Буканьеры — охотники за быками (от индейского слова "букан" - решетка для копчения мяса).

... Шпага толедской стали, описав полукруг, неуловимо скользнула вперед, блеснув на мгновение узким, смертоносным жалом. Последний из нападавших вскрикнул, пронзённый клинком. Ноги его подкосились, тело обмякло, и он упал. Оружие выпало из руки и, звякнув тяжелой гардой о камни мостовой, откатилось в сторону. Высокий мощный человек в темном плаще задержался лишь на секунду, выдернув свой нож из шеи убитого с пистолетом в руке. Бросив быстрый взгляд из-под широкополой шляпы на стрельчатые окна молчаливых домов, он нырнул в густую, резко обозначенную тень, поглотившую правую сторону узенькой улочки, и скрылся.

На грубой брусчатке мостовой луна старательно высвечивала два неподвижно застывших безжизненных тела. И только острый глаз мог рассмотреть третьего, привалившегося к шершавой стене и скрытого чернотой тени. Этот был еще жив.

Его сознание угасало, и он не слышал, как к месту ночной схватки через несколько минут подъехали два всадника. Лишь когда кто-то споткнулся о его ноги, он с трудом приподнял тяжелеющие веки, и, узнав склонившегося над ним Гаспара, тихо выдохнул, останавливаясь после каждого слова:

— Он опять... ушел... не смогли...

Попытался сказать что-то ещё, но из уголка губ выкатилась тонкая струйка крови. В горле захрипело, рука, зажимавшая рану на груди, безвольно опустилась, и он, чуть вздрогнув, затих.

— Проклятый француз, мы с тебя живого шкуру сдерем, как только поймаем! — пробормотал яростно испанец, закрывая умершему глаза.

Его короткую молитву прервал нетерпеливый возглас всадника:

— Что там, Гаспар?! — спросил он, удерживая возбужденных запахом крови лошадей.

— Все трое убиты, сеньор де Карсо, — угрюмо ответил слуга, поспешив забрать у хозяина повод.

— Да провалиться ему в преисподнюю! Дьявол его забери! Наверняка он направился к порту! — злобно хлестнул коня де Карсо, едва дождавшись пока Гаспар залезет в седло.

Пристань встретила их звуками мушкетных выстрелов. С десяток испанских солдат палило по чуть заметной в ночи лодке, быстро уходившей от берега. Ветер, порывами налетавший с моря, донёс до слуха де Карсо лёгкий вскрик и ругань — очевидно, чей-то выстрел оказался удачным. Глаза через минуту перестали различать серебрившиеся под луной всплески вёсел, и пальба прекратилась.

Небольшой бриг, стоявший в гавани, уже снимался с якоря. Де Карсо, отдав коня на попечение Гаспара, поспешил прыгнуть в шлюпку с десятком солдат, отходившую от причала. Через пять минут вместе с ними он поднялся на борт корабля. Без малого дюжина матросов, налегая грудью на вымбовки, вращали шпиль, выбирая тяжёлую якорную цепь. Заливисто свистала боцманская дудка, рассыпая людей по снастям.

Одевшись парусами, бриг, меняя галсы, медленно вышел из гавани. Море в ночи просматривалось на четверть мили. Как не напрягали моряки глаза, лодку заметить никому не удалось.

Всю ночь и до полудня корабль бороздил акваторию Панамского залива. Двенадцать пушек готовы были разнести в щепы любой подозрительный плавучий предмет. Но розыски среди многочисленных островков оказались напрасными. Лишь однажды на горизонте мелькнул парус какого-то судна.

Капитан брига Хуан де Алькампо готов был обшарить залив вдоль и поперёк, чтобы найти и повесить негодяя, убившего трёх добропорядочных католиков. И не только потому, чтобы оказать услугу одному из влиятельнейших сеньоров Панамы — дону Антонио Марио Августо де Карсо. Здесь была задета честь испанского мундира, в том числе и его, де Алькампо, поставленного охранять город с моря.

Однако, когда де Карсо около полудня заговорил о возвращении, дон Хуан, видя бесполезность дальнейшего поиска, скрепя сердце дал приказ ложиться на обратный курс.

Ветер был попутным и корабль, направляясь в гавань, споро резал морскую зыбь. ...

Г Л А В А 1

Едва Полю Ажену — молодому рыбаку из Гавра минуло восемнадцать лет, он был схвачен в портовой таверне и водворён на военное судно. Попав год назад в списки личного состава военно-морского флота Франции, введённые из-за нехватки моряков ещё Кольбером, теперь он был обязан отслужить в королевском флоте двенадцать месяцев, а затем, через каждые пять лет, тот же срок.

Новичком в море он не был. Наука о парусах, такелаже и прочих морских тонкостях въелась в него с детства. Не один раз вместе с ватагой гаврских мальчишек он карабкался по снастям отстаивающихся в порту судов, поражая приятелей своей природной ловкостью. А три года, проведённые вместе с отцом в тяжёлом рыбацком труде, налили его мускулы силой и позволили приобрести известный морской опыт.

Так что на корабле Полю не пришлось долго пробовать боцманских линьков. Уже через месяц он свободно разбирался в многочисленных снастях и уверенно выполнял команды, стоя на натянутом под реей перте. Через полгода Ажен выдвинулся в марсовые. Марсовые составляли элиту парусной команды. Сюда подбирали самых проворных и храбрых, способных на огромной высоте проделывать акробатические трюки с такелажем и парусами.

Служба была тяжёлой. Форпик, размещённый в носовой части впереди фок мачты, служил матросам пристанищем на время короткого сна, прерываемого боцманской дудкой. Непроветриваемое помещение, забитое матросскими телами, имело стойкий зловонный запах. Скученность на нарах была такой, что, не потревожив соседа, не удавалось даже повернуться на другой бок. Солдаты абордажной команды, располагавшиеся в твиндеке, находились в значительно лучшем положении. Через пушечные порты сюда проникал хоть свежий воздух. И тех, и других безжалостно донимали клопы и блохи, а в твиндеке по ночам к тому же беззастенчиво шныряли крысы, выискивая пропитание. Пресной воды хватало только для питья, об умывании не шло и речи, а морская вода считалась неподходящей для мытья тела. Пища представлялась отвратительной и зачастую малосъедобной. Единственный кок на корабле с трудом мог приготовить её на такую ораву людей. Горячее варево давали один раз в сутки, остальное время пробавлялись сухарями и солониной.

За год службы Поль Ажен трижды пересёк Атлантику. Это был уже не тот зелёный юноша, взошедший год назад на палубу двадцативосьмипушечного брига. Пробившаяся небольшая бородка делала его старше, лицо обветрило, плечи раздались, по рукам наросли канаты мышц, пальцы приобрели железную хватку. Силой он не уступал ни одному матросу на корабле, да и не было желающих связываться с двухметровым здоровяком. Его острый ум жадно хватал знания. Поль завёл "приятельские" отношения с помощником капитана, стараясь в свободное от вахты время ему всячески угодить, за что тот изредка делился с ним познаниями в кораблевождении.

Год пролетел весьма быстро. Срок службы кончился, когда корабль находился в водах Карибского моря. Через три месяца бриг должен был вернуться во Францию. Половинное жалованье, положенное моряку королевского набора, не сделало Ажена намного богаче. И, поразмышляв, он списался на берег, решив подзаработать денег охотой. Охотники на быков — буканьеры, зарабатывали неплохие деньги, поставляя копчёную говядину на Тортугу, для французской колонии и флибустьеров.

Покинув судно, Поль с одним из охотничьих отрядов добрался до Сан-Доминго, настоящего "бычьего рая" среди близлежащих островов. Крупный рогатый скот, завезённый ещё первыми поселенцами, на вольных пастбищах быстро размножился и огромными стадами бродил по окрестностям.

... Два года, проведённые на острове, прошли с пользой не только для кошелька молодого француза. Ажен считал, что ему очень повезло. Здесь он выучился трём важным мужским наукам: уверенно сидеть в седле, отменно стрелять и великолепно фехтовать. Первые две науки постигались ежедневной практикой, когда приходилось скакать за стадом и метким выстрелом под лопатку валить быка на землю. Причём охота была довольно рискованной, поскольку раненный бык, несущийся со скоростью урагана, мог умертвить и всадника, и коня.

Отряд состоял в основном из французов, за исключением одного англичанина и ирландца. Ажена стали брать в охотничью команду только через два месяца, когда он выучился ездить на коне и стрелять из мушкета. Да и то, в охотники он попал благодаря лишь своей физической силе и ловкости. Мужчины послабее и постарше возрастом занимались разделкой туш и копчением мяса. Из тридцати человек охотничьего отряда одну треть составляли охотники, а две трети коптили говядину для продажи, и трудно было сказать, какая работа требовала больше физических сил.

Третьей науке — фехтованию, Ажен научился благодаря счастливому случаю: в отряде оказался человек, который был мастером этого дела. Роже Лангедок — профессиональный учитель фехтования, шесть дней в неделю обучал Ажена и его двух приятелей (Жавера и Бенуа) тонкостям своего искусства. За ученье они отдавали треть своего заработка. Для Лангедока это было конечно немного, когда-то он зарабатывал значительные суммы, обучая дворянских отпрысков, но, поговаривали, что во Франции за ним бродит виселица, да и на Тортугу он не рисковал переправляться. Лангедок любил своё старое ремесло и охотно брал в руки шпагу, давая себе разрядку после тяжёлого труда у коптильной решётки.

Фехтование давалось Полю легче, чем его друзьям. Полтора года упорных тренировок позволили Лангедоку как-то заметить, что Ажен уже сейчас может составить серьёзную конкуренцию лучшим шпагам Франции. Редкая похвала учителя держала молодого охотника в приподнятом настроении целую неделю, вселив твёрдую уверенность, что когда-нибудь ему удастся сравняться мастерством со своим наставником. Возможно, ему бы это и удалось, если бы не цепь последовавших затем событий.

Г Л А В А 2

Причины этих событий уходили корнями в европейскую политику, о которой, бесспорно, стоит сказать несколько слов.

Испания семнадцатого века имела самый большой флот и по праву считалась богатейшей державой мира. Золото и серебро нескончаемым потоком шло из Нового Света и оседало в сундуках мадридского двора и испанской знати. "Золотая река", текущая через Атлантику, позволяла строить новые эскадры, воевать и диктовать условия. Поскольку золото и заморские товары всегда привлекали искателей лёгкой наживы, появление пиратов на морских дорогах, соединяющих Старый и Новый Свет, было вполне естественно. Тем более, что Англия и Франция поддерживали их, выдавая патенты на каперство, всячески желая подорвать могущество испанской короны. Так как на пути через океан практически не было удобных для пиратов баз, а использование европейского побережья представлялось флибустьерам небезопасным, наиболее подходящим и выгодным во всех отношения местом оказалось Карибское море. Множество укромных островов и островков могли укрыть десятки кораблей, а буйная природа и плодородные земли прокормить тысячи людей. Здесь проще было организовать разведку и подстеречь испанские галеоны, проще уйти от погони и сбыть захваченную добычу.

К середине века пиратство настолько окрепло в этом районе, что для противостояния ударам испанских эскадр, начали образовываться мощные пиратские республики. Одно из таких содружеств появилось на маленьком французском острове Тортуга, лежащем в нескольких милях от побережья испанского Сан-Доминго. "Береговые братья", как называли себя флибустьеры с Тортуги, настолько часто досаждали испанцам, что те не могли с этим не считаться, предпринимая многочисленные попытки уничтожить пиратское гнездо. Мадридский двор требовал от генерал-капитана острова решительных действий, не выделяя в достаточном количестве ни кораблей, ни солдат. И решение было принято — простое и весьма эффективное: лишить пиратов продовольствия, которым их снабжали французские поселенцы, проникшие на западную оконечность острова Сан-Доминго.

Раннее утро пятнадцатого апреля 1670 года не предвещало никаких неприятностей. Даже погода, несмотря на наступивший сезон дождей, обещала быть хорошей. Коптильня курилась дымом, а несколько буканьеров уже хлопотали над завтраком.

Пьер Флери — начальник охотничьего отряда, место стоянки выбрал удачно. Левобережье реки, представлявшее низменную впадину среди гор, служило прекрасным пастбищем для диких быков. А поскольку Артибонит был рекой судоходной, то проблем с доставкой мяса не возникало. Отряд имел два парусно-вёсельных баркаса, да и пиратские флиботы не реже двух раз в месяц поднимались вверх по реке. Копчёная говядина ценилась матросами любого корабля. Хотя она и стоила чуть дороже солонины, но имела отменный вкус и после неё не мучила жажда. В коротких плаваниях по Карибскому морю она (вместе с сухарями) служила основной пищей и была практически не заменима.

Не желая завязываться на торговцев — скупщиков мяса, как делали многие начальники охотничьих отрядов, Флери предпочитал напрямую договариваться с капитанами судов и трактирщиками Тортуги. Этим он преследовал две цели: во-первых, сохранял не менее пятой части дохода, а во-вторых, давал возможность своим людям отдохнуть и развлечься. С собой он обычно забирал половину отряда. На двух баркасах, гружённых копчёностями, спускались вниз по реке, проходили Наветренным проливом, огибая Северо-Западный мыс, и оказывались вблизи Тортуги. Путь занимал не более двух суток. Продав говядину и закупив необходимые съестные и охотничьи припасы, через неделю люди возвращались назад, изрядно потратившись на женщин и кутежи в многочисленных кабаках. Разговоров о прелестях куртизанок потом хватало до следующей поездки.

На левом берегу Артибонита находилось несколько крупных плантаций французских колонистов. Эти плантации поставляли во Францию сахар, кофе, какао, индиго и другие колониальные товары в значительных количествах. Сказочная Эспаньола, открытая Колумбом, давно уже перестала быть раем и, даже сменила название на Сан-Доминго. Испанцы, истребив старых хозяев острова — индейцев, закупили у англичан тысячи африканских невольников для работы на многочисленных плантациях, наполнив остров кандальным звоном и стенаниями чернокожих рабов.

Французы, проникнув в его гористую, западную часть, рьяно следовали по стопам первооткрывателей, поскольку дары тропической природы ценились в Европе на вес золота. До испанцев им было, конечно, ещё далеко, но количество плантаций и рабов увеличивалось год от года. Французские же охотничьи отряды представляли своего рода буфер между испанцами и французскими колонистами на необъявленной границе, которая была подвержена малейшим колебаниям европейской и островной политики.

В то утро, поднявшись одним из первых, Поль привычно спустился к реке. Предрассветный туман уже таял, открывая взгляду мутные от дождей воды Артибонита.

Умывшись, Ажен стряхнул воду с рук, пригладил влажными ладонями волосы и повязал голову косынкой. Он, как и все моряки того времени, считал головной убор обязательным предметом одежды. Подняв глаза, буканьер посмотрел на вершины гор, ожидая увидеть их закрытыми пеленой наползающих туч, но контуры хребта отчётливо высвечивались в лучах встающего солнца.

"До полудня дождя не будет", — решил он и бодрой походкой направился к стоянке.

Называть "стоянкой" место расположения отряда было несколько неправильно, ибо само это слово предполагало что-то временное и недолгое. А здесь всё было сделано добротно, по-хозяйски, да и жили тут буканьеры уже почти два года, никуда не перебираясь. Быков в окрестностях пока хватало. Три просторных хижины из стволов пальм, коптильня с навесом (чтобы и в период дождей можно работать), не уменьшающаяся поленница дров, загон для лошадей, разделочные столы, склад для копчёного мяса — вот что представлял, не считая мелких построек, лагерь охотников, по привычке называемый стоянкой. Крупных хищников на острове не водилось, поэтому никому даже в голову не приходила мысль огораживать лагерь. Да и вообще, природа здесь благоволила к человеку. Несколько сот разновидностей пальм, прекрасные тропические леса на склонах гор с ценными породами деревьев, хороший мягкий климат, почти постоянная температура в любое время года, обилие рыбы в реках и стада животных в окрестностях — что может быть лучше?!

Вот только крысы донимали отряд, пока Флери не привёз три пары ручных мангустов. Зверьки прижились в хижинах, и лучших сторожей от наглых грызунов не было. Кости и внутренности разделанных животных каждый день закапывали в вырытую яму, не желая страдать от нашествия мух и запаха разложения.

Что заставило Ажена оглянуться, отойдя от реки всего на двадцать шагов, он и сам не понял. Какая-то угроза почудилась ему за спиной. Всего мгновенье понадобилась глазу, чтобы выхватить из безмятежности раннего утра вереницу выплывающих из-за поворота баркасов, забитых вооружёнными испанцами.

Двести шагов, отделяющих его от товарищей, Поль пронёсся быстрее ветра, размахивая руками и крича. На бегу, он заметил, как фигуры охотников, алея красными рубахами, непонимающе застыли, вглядываясь в его сторону.

— Испанцы! Испанцы! — выкрикивал Ажен, стремглав огибая мелкие кусты и приближаясь к лагерю.

— Их много! — бросил он на ходу и поспешно нырнул в хижину за своим мушкетом и шпагой.

Испанцев пока не было видно — высокий берег скрывал их от буканьеров. По команде Флери два человека с оружием бегом двинулись в сторону надвигавшейся опасности. Остальные торопливо заряжали мушкеты.

Все услышали разорвавший утреннюю тишину залп и увидели, как упал Жерон, необдуманно выскочивший на берег реки и отброшенный тяжёлыми мушкетными пулями. Его напарник был осторожнее, прекрасно понимая, что красная рубаха буканьера — отличная мишень на фоне зелени. Он подполз и затаился у кромки откоса, наблюдая как двенадцать баркасов под дружные взмахи вёсел развернулись и направились к берегу. В каждом сидело не меньше десятка солдат в кирасах и шлемах. На носу шести лодок торчали небольшие кулеврины, и, если бы не обрывистый берег, то их ядра уже давно бы начали крошить стены хижин. Высмотрев всё, что необходимо, охотник отполз назад, и, пригибаясь, бросился к товарищам.

То, что опасность нависла серьёзная, Пьер Флери понял сразу. Он ничуть не сомневался в мужестве своих буканьеров, как и в том, что если они вовремя не скроются, то их всех здесь и уложат. А раненых испанцы попотчуют огнём или раскалённым железом. В тоже время убит Жерон, и Флери не был бы французом, если бы не отплатил за убийство соотечественника.

— Отходим! — резко сказал он. — Ажен, Жавер, Бенуа, Кордье и Лангедок — впятером прикроете нас. Ты старший, Роже, — повернулся он к Лангедоку. — Возьмите лучших лошадей, дадите несколько залпов и уносите ноги к плантации Перрюшона.

Направив гонца к охотничьему отряду Вердье, располагавшемуся в двадцати милях вниз по реке, Флери махнул рукой и маленький вооружённый отряд в составе восьми всадников и полутора десятка пеших охотников быстро скрылся в пальмовой роще. Узкой полосой, не более четырёхсот ярдов, роща тянулась без малого на две мили, уводя в сторону от реки. Дальше шла широкая луговина с редкими деревьями и кустарниками, а затем шёл лес. К плантации Перрюшона Флери рассчитывал добраться к вечеру. Там отряд мог быть усилен французами с плантации вдвое, а если через сутки подойдёт Вердье со своими людьми, то они смогут выставить около сотни бойцов и задать отличную трёпку испанцам. В превосходстве своих буканьеров Флери не сомневался — все как один отменные стрелки, да и холодным оружием многие владеют мастерски.

У хижин никого не осталось. Лангедок со своей группой в спешном порядке укрылся в кустарнике, тянущемся от рощи в направлении реки. Эта позиция была хороша тем, что при выдвижении испанцев к лагерю давала возможность ударить им во фланг, а затем, маскируясь кустарником, укрыться среди деревьев.

В отряде многие охотники имели прозвища, хотя Флери их не признавал и называл всех по именам. Поля Ажена окрестили "Малышом", то ли из-за молодости, то ли в противовес его крупному телосложению. Хотя при своём росте в шесть футов и два дюйма он не был самым высоким среди охотников, но бог, несомненно, поработал над его телом, наградив фигурой античного дискобола. Мощнее его выглядел только Кордье, получивший год назад за свою огромную физическую силу прозвище "Железная лапа", после того, как в кабаке, на Тортуге, для потехи товарищей завязал узлом железную кочергу. Лангедока, хотя и называли за глаза "Бретёром", но обращаться так к нему никто не рисковал, не зная, как он к этому отнесётся. Жавер, приятель Ажена, имел прозвище "Стрелок". Во всём отряде никто не мог состязаться с ним в меткости. Это он, всего за месяц, обучил Ажена отлично стрелять из мушкета. И Поль гордился своим другом, весёлым и неунывающим — любимцем всего отряда. Второй приятель Малыша — Жак Бенуа прозвища не имел. Был он небольшого роста, очень подвижный и темпераментный, прирождённый наездник. Хотя стрелял он посредственно, но лучше его никто не мог отбить быка от стада и, раззадоривая, заманить поближе к лагерю, чтобы там и прикончить, а не тащить тяжёлую тушу издалека, изматывая лошадей. Бенуа ещё умел делать то, что в отряде больше никто толком делать не умел — великолепно метать ножи. Это его искусство для охоты практической ценности не имело — ножом быка не свалишь, зато в часы отдыха Жак частенько развлекал товарищей своим мастерством.

Все три приятеля были примерно одного возраста: Жаверу стукнуло двадцать четыре, Бенуа — двадцать три, а Малышу шёл двадцать второй. Кордье — бывшему солдату, перевалило за тридцать, а назначенному командовать группой Лангедоку — за сорок. В выборе Флери не было никакой случайности. Он знал, кого оставить в заслоне и надеялся, что под командованием умного и опытного Лангедока убитых с их стороны больше не будет. Недаром на французской стороне острова Флери был известен под прозвищем Мудрый Пьер, а на испанской, как Хитрый Пьер.

Отряд Лангедока затаился в кустарнике. Вооружены были хорошо. У каждого мушкет, палаш или шпага. По одному — два заткнутых за пояс пистолета, за исключением Бенуа, у которого из ножен на перевязи торчали рукоятки полудюжины ножей. Лошадей надёжно укрыли в роще, чтобы не попали под шальную пулю.

Испанцы пока ничего не предпринимали, если не считать того, что десяток солдат, поднявшись по двухметровому урезу, заняли кромку берега. Охотники знали, что оттуда им хорошо видны верхняя часть стен и крыши хижин, низ которых не просматривался — мешали редкие кусты между рекой и берегом.

Манёвр испанцев стал понятен, когда над берегом показались стволы кулеврин. В течение нескольких минут их установили и ударили картечью по стоянке охотников. После двух залпов пушек, вперёд двинулась колонна солдат. Две другие вышли уступом справа и слева с разрывом в тридцать шагов. Строй испанских мушкетёров, в десять шеренг по четыре человека в каждой, блестя начищенными кирасами и шлёмами, грозно приближался.

— Приготовиться! — скомандовал негромко Лангедок.

Охотники приникли к мушкетам. Дальнейшие действия каждый знал чётко — пока испанцы копошились, втаскивая пушки, вполне хватило времени всё обговорить. После первого залпа решено было тут же отходить. Никто не сомневался, что место засады минутой позже изрешетят пулями. Все ждали выстрела Лангедока, выцеливая тех, кто побогаче одет и командует солдатами.

Ни Флери, ни Лангедок не могли даже предположить, что ещё один испанский отряд в сорок человек, высаженный четыре часа назад, уже втягивается в пальмовую рощу, с задачей отрезать охотников Хитрого Пьера с тыла. Вёл его проводник, хорошо знающий местность. Испанцы чуть-чуть не рассчитали по времени, затратив лишний час на переправу через один из притоков Артибонита, где поднялась вода из-за начавшихся дождей. Многие из солдат не умели плавать, пришлось натягивать верёвку через поток и принимать меры, чтоб не подмочить порох. Поэтому отряд под командованием дона Антонио де Карсо втянулся в рощу десятью минутами позже проследовавших здесь буканьеров Флери, ускоренным маршем отходивших к плантации Перрюшона. Испанцы почти бесшумно заняли позиции, разрезав рощу поперёк. Де Карсо расположил солдат полукругом, расставив их на расстоянии пяти шагов друг от друга. Центр этой подковы он усилил десятком лучших стрелков.

"Посмотрим, что останется от этих грязных буканьеров, когда они снова попадут в мой мешок" — думал он, внимательно вслушиваясь в тишину леса. Из двух охотничьих отрядов, уничтоженных выше по реке, благодаря расчётливо сделанным засадам, не удалось уйти ни одному французу. И потери были на удивление малы для такого противника — восемь солдат убиты и двенадцать ранены.

Идея с засадами принадлежала де Карсо, и удачная операция обещала немалый успех в его карьере. Его люди, услышав выстрелы пушек, укрылись в редком кустарнике среди пальм и приготовились к бою, приладив поудобней мушкеты.

Г Л А В А 3

Пять выстрелов буканьеров слились почти в один залп. Не задерживаясь ни на секунду, охотники бросились к роще, отделённые от испанцев расстоянием шестьдесят ярдов и узкой полосой кустарника. Хорошо обученные солдаты отреагировали мгновенно. Колонна встала, повернулась налево и первая шеренга десятью мушкетами залпом ударила по окутанному пороховым дымом месту засады. И останься там ещё французы хоть на минуту, наверняка среди группы Лангедока появились бы убитые и раненые. Отстрелявшие мушкетёры привычно перебежали в тыл строя для зарядки мушкетов, а дальше произошла небольшая заминка, так как пули охотников выбили всех начальников в передовом отряде. Однако через минуту, повинуясь командам подбежавшего офицера, солдаты прочесали весь кустарник и ускоренным шагом двинулись к оставленному лагерю.

Пройдя без задержки покинутую стоянку буканьеров, центральный отряд вошёл в рощу, выдавливая охотников на солдат де Карсо. Два других отряда, обогнув рощу, справа и слева, уверенно двинулись вдоль опушек, выдвинув в переднюю шеренгу лучших стрелков. Расчёт был прост — когда ловушка в роще захлопнется, французы, сжатые с двух сторон, будут пытаться выбраться из леса и, как только они появятся на открытом месте, то вряд ли кому удастся уйти от испанского свинца.

Де Карсо с тремя солдатами выбрал себе позицию в центре засады, разместившись в ста ядрах позади основной цепочки своих людей. Этой группой он решил прикрыть еле заметную тропинку среди пальм, если кто-то всё же прорвётся через его мушкетёров.

Малыш, двигавшийся первым, только благодаря своему острому морскому глазу заметил справа блеск мушкетного ствола. Не останавливаясь, только чуть сбавив ход и подав лошадь в сторону, он тихо бросил поравнявшемуся с ним Лангедоку:

— Мы в засаде, Роже! Они справа и слева, и скорее всего и впереди.

— Эй! Не отставать! — Громко скомандовал Лангедок, повернувшись назад. — Мы должны оторваться от нашего отряда хотя бы на сотню ярдов!

Буканьер отдавал команду на карибском жаргоне, представляющему некую смесь европейских языков, в надежде, что его поймут и испанцы, взявшие их на прицел и не станут стрелять, пока весь отряд не втянется в ловушку. Но солдаты, получившие приказ открывать огонь только после того, как французы уткнутся в центр засады и не думали стрелять. Они, молча, пропускали пятёрку всадников мимо себя, дожидаясь первого выстрела.

Зато трое охотников, изумлённые командой Лангедока тут же догнали товарищей.

— Впереди, справа и слева испанцы. Прорываемся на полном галопе. Бить из пистолетов в упор, — быстро сказал он. — Вперёд!

И пятёрка всадников, пригнувшись в сёдлах и вонзив шпоры, ринулась напролом.

Эх, как им была нужна удача! Кони летели птицами — лишь трещали кусты, да мелькали стволы деревьев, а сузившиеся в злом прищуре глаза нащупывали дулом цель. Нога к ноге, стремя к стремени! — Живой таран, вихрем несущийся на врага!

Промешкали чуть испанцы. Где уж тут взять верный прицел, когда оскаленные конские морды — вот они! Рядом!

Разрозненно забухали мушкеты, пытаясь отгородиться от всадников горячим свинцом, но дружный пистолетный залп в один момент опрокинул стоящих на пути солдат. Засада, казалось, была прорвана. При этом вылетел из седла скакавший слева и сражённый наповал Кордье. (Упокой Господи его душу!). А Бенуа, скакавшего крайним с другой стороны, спасла лишь ловкость, да Господь Бог, когда рухнувшая на землю лошадь сбросила с маха седока. Отделавшись несколькими царапинами, он тут же вскочил и устремился вслед за товарищами.

Буканьеры даже не успели придержать коней, чтоб подхватить Жака, как снова вылетели на испанцев:

— Пли! — скомандовал де Карсо, нажимая на спуск пистолета. И трое его солдат, стоявших позади прорванной линии, ударили залпом. Лишь Жавер успел добавить к их выстрелам свой, прежде чем свалился на землю, как и застреленный им кирасир. Конь Лангедока завалился вместе с хозяином — обоим досталось по пуле. Счастливей всех оказался Малыш. Прикрытый Жавером и Лангедоком, он уцелел.

Клокоча от ярости, Ажен резко осадил коня и, развернувшись, бросился на испанцев.

— На! Получи, собака! — разрядил он в голову солдата свой пистолет. Тот упал как подкошенный, зато второй, метнувшись в сторону из-под лошадиных копыт, изловчился ткнуть шпагой в брюхо лошади. Жеребец Ажена захрипел и, шатаясь, пошёл боком. Чувствуя, что Ветер сейчас завалится, Поль мигом скатился с седла и отпрыгнул в сторону. Удар испанской стали пришёлся по пустому месту, с лязгом отбросив болтавшееся стремя. В ту же секунду жеребец рухнул, едва не подмяв нападавшего солдата.

— Дьявольское отродье! — стремительно выхватив из ножен клинок, кинулся на кирасира Ажен. Его больше всего обозлило, что испанец чуть-чуть не прикончил его в спину. Он обрушил на противника град ударов, но тот, даже получив рану в бедро, стойко оборонялся, понимая, что малейшая ошибка будет стоить ему жизни.

Выскочивший справа офицер решительно ввязался в схватку. Де Карсо фехтовал неплохо. Это Малыш понял сразу по уверенным и искусным ударам противника. Вдвоём они начали его теснить, пытаясь отрезать путь отступления.

А буканьер и не собирался отступать! Будь гачупины без кирас, он бы уже давно заколол бы обоих, а так приходилось с ними возиться, к чему обстоятельства ну никак не располагали. Решив рискнуть, он сделал ложный замах, на мгновенье раскрывшись, и режущим косым ударом рассёк солдату, клюнувшего на ловушку бедро второй ноги. Тот упал не в силах больше двигаться. С офицером Малыш разделался следом: два прекрасных выпада и испанец, залившись кровью, выронил шпагу.

— Запомни этот урок, падаль! — тут же подскочил к нему Ажен, и что было силы, двинул кулаком в налитые ненавистью глаза. Испанец кубарем покатился по траве, а Малыш бросился в сторону лошади Жавера, неподвижно стоявшей около мёртвого хозяина. Упокой, Господи, его душу!

В трёх шагах от убитого приятеля силился подняться на ноги Лангедок, в тщетной попытке опереться на уцелевшую руку. Недолго думая, Малыш схватил его поперёк окровавленного туловища и, забросив на конскую шею, вскочил в седло. Он сразу же пустил коня в карьер, чувствуя, как в перепачканных кровью ладонях неприятно скользят поводья. ...

Г Л А В А 4

Жак Бенуа, сам того не подозревая, оказал своим друзьям неоценимую услугу. Когда подстрелили его коня, и он грохнулся в куст агавы, подарившей ему десяток царапин, ему ничего не оставалось, как только выругаться и бегом устремиться вслед за всадниками. Залп мушкетов, раздавшийся впереди, заставил его остановиться и нырнуть в гущу зелени.

"Не повезло ребятам", — с горечью подумал он и, нахмурившись, вытащил из ножен пару ножей. — Слева набегали кирасиры.

Он подпустил их вплотную. Два резких взмаха, и два испанца успокоились навсегда. Одному нож вонзился в горло, другому — в правую глазницу, уложив наповал. Третий, заметив мелькнувшую руку, поспешил разрядить в Бенуа свой мушкет. Не успела над ухом прожужжать неточная пуля, как кошкой метнувшись под мушкетный дым, Жак заколол и этого, всадив нож пониже кирасы.

Буканьер быстро вытащил из тел убитых свои ножи и подобрал два заряженных мушкета. Это было сделано как раз вовремя, поскольку теперь уже справа, подминая кусты, к месту прорыва спешило несколько испанцев.

"Так и прикончат, суки!", — вызвав на себя своими торопливыми выстрелами град пуль, подумал он и, охнув, схватился за бок:

— Никак сглазил?!

Он тут же повернулся и бросился вдоль рощи. Его никто не преследовал — солдаты поспешно вколачивали в стволы новые заряды.

Увидев лежащего Жавера, Бенуа приостановился, ровно настолько, чтобы сообразить, что другу уже ничем не помочь. Жавер лежал навзничь, с широко раскрытыми глазами, а на груди, с левой стороны, чернела кровавая рана с осколками рёбер. Скрипнув зубами, Жак понёсся дальше. "Ну, должен же был кто-то прорваться?! Должен!", "Не всех же убили?!", — задыхаясь от перехватившего горла комка, с отчаянием думал он. "Боже, сверши чудо! Сверши чудо, Господи!"

... Пришпоривая коня и не обращая внимания на хлеставшие по ногам ветки, Ажен торопился вырваться из засады. Перед опушкой он сбавил ход и остановился. Не слезая с седла, зарядил оба пистолета: один свой, второй — вынутый из руки Лангедока. Мушкетная пуля угодила Бретёру в плечо, и он был ещё жив, но без сознания. Зарядив пистолеты и почувствовав себя увереннее, Ажен снял с головы косынку и, стараясь унять струившуюся кровь, перетянул наставнику плечо. Ручеёк её резко ослабел. Удовлетворившись результатом своей перевязки, Поль тронул коня и выехал из рощи.

Опасность осталась где-то сзади, среди пальм. Впереди открытая с тёх сторон, местность была безлюдной. Малыш отъехал шагов на двести к кольцу пышного кустарника, окружавшего родничок. Погони он не боялся: без лошадей испанцам его не догнать. Осторожно опустил Бретёра на землю, снял с него рубашку и внимательно осмотрел рану. Всё оказалось не так страшно, как представлялось в первый момент. Пуля вырвала часть плечевой мышцы, но сустав, белеющий костью, кажется, не пострадал. Левая рука Лангедока выведена из строя (возможно и навсегда), но рана, если не дать ему истечь кровью, была не смертельной. Малыш смыл кровь и присыпал рану порохом. Оторвав полоску от рубахи Роже, наложил повязку, а затем как можно туже затянул косынку на его изуродованном плече. Набрав горсть холодной воды из выбивавшегося прозрачной струйкой родничка, Поль смочил раненому лицо, а затем, осторожно разжав ножом крепко стиснутые зубы, влил в рот несколько живительных глотков.

Лангедок пришёл в себя. Его глаза, с расширенными болью зрачками, чёрными пятнами уставились на Малыша.

— Кто ... уцелел? — через силу, чуть шевеля губами, тихо спросил он.

— Мы вдвоём, Роже! Остальные, очевидно, все убиты, — ответил Ажен, опустив голову и чувствуя себя в чём-то виноватым перед погибшими товарищами.

— Осмотри рощу... справа и слева... может кто-то вырвался..., — медленно и внятно выговорил Лангедок, бессильно попытавшись поднять руку.

Малыш вскочил на коня, подъехал к роще, держа наготове пистолет, и углубился в заросли. Минуту спустя он уже был на правой оконечности, пытаясь рассмотреть из-за деревьев окружающую рощу луговину. Солнце било в глаза, но Ажен всё же заметил какое-то движение. Приложив ладонь козырьком ко лбу, и прищурившись, он различил вдалеке блеск испанских кирас. Красных рубах буканьеров Поль не заметил. С левой стороны рощи тоже двигался испанский отряд, который, однако, был значительно ближе, чем обнаруженный справа.

Раздавшийся сзади шорох кустарника, заставил Малыша мгновенно повернуться в седле. Красная рубаха, появившаяся перед дулом пистолета, остановила его палец, плавно прижимавший спуск. Он опустил оружие, расплывшись в улыбке. В десяти шагах стоял Бенуа, в изодранной рубахе, но живой.

Мигом соскочив с коня, Поль радостно облапил маленького Жака, заставив того легонько поморщиться. Заметив его гримасу, Ажен чуть отстранился и с тревогой спросил:

— Сильно задело?

— Да ладно, чего там ... обойдётся.

-Давай-ка, садись в седло, горемыка! — ласково подтолкнул Малыш друга к лошади и, взяв её под уздцы, быстрым шагом направился к оставленному у родника Лангедоку.

Г Л А В А 5

Взвалив потерявшего опять сознание учителя на коня, и прикрываясь островками кустарника, они спешно двинулись на запад в сторону плантации Перрюшона. И вовремя! Когда Ажен оглянулся, щурясь от яркого солнца, то около кромки рощи уже суетились солдаты. Погони он не опасался, да и выстрелов в спину тоже — четверть мили достаточное расстояние, чтобы чувствовать себя спокойно.

Ажен бежал рядом с лошадью, держась за стремя. Конь шёл тихой рысью, изредка кося глазом на Лангедока, лежащего поперёк холки. Видно его тревожил запах крови, а может просто не нравилась двойная ноша.

Отъехали уже с милю, когда Бенуа, беспрестанно крутившийся в седле, остановился:

— Смотр, Малыш, горит что-то позади!

Ажен отпустил стремя и обернулся: столб дыма подымался со стороны, где располагался их лагерь.

— Ублюдки чёртовы! — выругался он, сообразив, что испанцы подожгли строения. Поживиться там, правда, было особо нечем, кроме разве что солидного запаса мяса, приготовленного на продажу, кое-какой одежды и мелких вещей, оставленных в хижинах и сундуках. Всё оружие, лошадей, деньги и ценные вещи охотники забрали с собой. Тяжёлый кожаный кошель висел на поясе Ажена, точно такой же висел на поясе Бенуа. Малыш, как и его приятель, держали в них все свои заработанные монеты. Но всё равно, сердце обливалось кровью, при виде, как жгут родное гнездо.

— Это наша стоянка горит, Жак, — угрюмо пояснил он. ...

Когда пересекли луговину, стоны Лангедока оповестили, что он пришёл в себя. Проехав ещё две сотни ярдов, остановились у ручья, в тени огромного антильского дуба. Бенуа спрыгнул с коня, и они вдвоём осторожно опустили наставника на землю, промыли рану водой и щедро напоили. Жак нарвал какой-то травы с мягкими широкими листьями, выстирал от крови в ручье косынку и, приложив целебные растения к ране, плотно завязал.

Перевязав кровавую отметину на боку Жака, охотники подкрепились копчёной говядиной из седельной сумки и напились, черпая пригоршнями прохладную воду из ручья.

Лангедок после еды почувствовал себя лучше. И хотя он ослаб от потери крови, но соображал хорошо.

— Вот что, Малыш, — сделав короткую паузу и переведя дыхание начал он. — Испанцев из вида упускать нельзя! Мало ли куда они теперь захотят направиться! Надо их выследить!! ... Бери всё оружие, оставшийся порох и пули и возвращайся назад. Мы с Жаком двинемся к плантации Перрюшона. Завтра к вечеру ты должен быть у Красного холма, там тебя встретят с лошадью. Если гачупины пойдут по нашему следу, то поторопись их опередить, чтобы мы им устроили хорошую встречу.

Длинная речь утомила Лангедока, он откинулся назад, опёршись спиной на ствол дуба, чувствуя прохладу гладкого древесного ствола.

Поль подошёл к жеребцу Жавера, отстегнул притороченный мушкет и ласково погладил его начищенный ствол, приветствуя старого друга. Он и раньше не раз держал его в руках. Ведь именно из этого мушкета весельчак Жавер учил его быстро целиться и метко стрелять. Боль утраты только сейчас по-настоящему сжала ему сердце, всколыхнув этим прикосновением к оружию друга всю душу. Украдкой смахнув набежавшую слезу, Ажен достал из сумки пороховой рог и мешочек с пулями и пыжами. Припасов к мушкету хватало выстрелов на тридцать. Пистолетных пуль, правда, оказалось всего полдюжины, но этого и следовало ожидать. Охотники пистолетами почти не пользовались (брали на Тортугу), и на весь отряд их набиралось всего с десяток, половину из которых отдали охотникам, оставшимся в засаде вместе с Лангедоком.

Засаду можно было признать неудачной. Десяток убитых испанцев не стоил потери двух лучших буканьеров, четырёх лошадей и оружия. Лошади и оружие стоили дорого (особенно лошади), и отряду придётся усиленно коптить мясо в течение двух месяцев, чтобы восполнить эту потерю. Без лошадей ведь быка к коптильне не подтащишь, стадо не догонишь и от разъярённых животных пешком не убежишь. Был, конечно, вариант воспользоваться трофеями за счёт испанской короны. Но для этого надо было изрядно потрепать испанцев и взять добычу, а пока оставалось только подсчитывать убытки.

Малыш зарядил мушкет и пистолеты, крепко забив шомполом пули и подсыпав свежего пороха на полки замков. Порох для охотников Флери закупал хороший, французский из Шербура. Он давал сильный выстрел, и минимум осечек. Многие хранили его в бамбуковых цилиндрах, из которых, при необходимости, если вставить вместо пробки фитиль, получалась граната. Но Ажен предпочитал кожаную пороховницу с дозатором, из которой можно было засыпать отмеренный заряд прямо в ствол. Обычно он носил её на ремне, и только на случай дождя прятал в сумку, кожа которой была пропитана маслом и влагу не пропускала. Сложив все охотничьи припасы и пороховницу в сумку, он повесил её через плечо. Туда же упрятал кусок мяса, завернув его в тряпицу, служившую Жаверу салфеткой. С двумя пистолетами за поясом, шпагой на боку и мушкетом в руке он представлял весьма грозную картину, внушающую опаску и уважение. Вооружение его дополнял хороший охотничий нож с рукояткой из рога.

Закончив вооружаться, Поль помог Бенуа усадить Лангедока на лошадь. Дождался, пока Жак сам заберётся в седло и, простившись с товарищами, решительно зашагал в сторону лагеря, дым над которым к этому времени почти растаял.

Г Л А В А 6

Кожаные штаны в обтяжку и лёгкие сапоги почти не стесняли движения.

Гастон, отличный мастер из Льежа, прекрасно знал своё дело и выделанные им бычьи шкуры давали отряду почти пятую часть дохода. Их продавали как французам, так и испанцам. Причём, торговля с последними, представлялась более выгодной — испанцы платили дороже.

Флери выделил Гастону двух подручных, завёз всё необходимое для дубильни, охотники построили им навес в двухстах шагах от стоянки с подветренной стороны, и работа кипела. Для кож, которые шли на одежду, льежец применял специальную выделку и те, напоминая замшу, были мягки и приятны на ощупь.

Ажен пожалел, что вовремя не сообразил забрать свою кожаную куртку из хижины. Сейчас ею наверняка поживились гачупины, да и красная рубаха, очень приметная среди зелени, за милю кричала о приближении её владельца.

Малыш уже почти пересёк луговину, и до рощи оставалось всего ничего, когда мелькнувшая справа среди кустов кираса заставила его мгновенно броситься на землю и ящерицей заползти в ближайший куст. Два испанца прошли слева и справа от него на расстоянии тридцати ярдов. На плече у каждого висел большой кожаный мешок на длинной лямке, и они, время от времени, зачерпывали оттуда горсть белого порошка, похожего на соль, и разбрасывали вокруг, щедро обсыпая траву.

"Отрава!" — сообразил Ажен. Он уже слышал от буканьеров, что испанцы дважды за последние пять лет пытались отравить привычные места выпаса быков, стремясь любым способом сократить на острове их поголовье.

Выждав, когда солдаты удалятся на мушкетный выстрел, Малыш встал и выглянул из листвы: цепочка испанцев растянулась широко, захватив изрядный кусок луговины. Их было человек сорок.

— Проклятые гачупины! Ничего у вас не получится! — пробормотал он и, подхватив мушкет, пробежал два десятка шагов вслед за миновавшей его цепью.

Прицелившись, он спустил курок и тут же юркнул в широкий куст, даже не посмотрев на результат своего выстрела.

Проклятья и крики, донесшиеся до него, ясно дали понять, что пуля достигла цели. Торопясь, он перезарядил мушкет.

Когда Ажен высунул голову снова, то картина была совсем другая: испанцы построились в правильное каре, поместив раненого (или убитого) внутрь квадрата и ощетинившись во все стороны мушкетными стволами.

Вторую пулю Малыш выпустил в гущу солдат, практически не целясь и зная, что всё равно кого-то заденет. Расчёт его был прост. Он не сомневался, что его заметят и начнут бесполезное (с его точки зрения) преследование. Куда им в тяжёлых кирасах и с не менее тяжёлыми мешками ядовитого зелья пытаться догнать быстроного охотника. Первое, что они сделают через четверть мили — побросают мешки и творимое ими чёрное дело по бесцельному уничтожению тварей божьих прервётся до тех пор, пока буканьера не поймают или не убьют. Ажен понимал, что солдаты не дураки, и долго гоняться за ним не будут, если им не предоставить хотя бы призрачный шанс его подстрелить.

Бросившись на землю и переждав прицельный залп, буканьер ринулся в сторону лагеря, мелькая среди кустов красной рубахой. Испанцы, развернув каре в линию, дали еще один залп десятком мушкетов, но Ажен был уже далеко и пули вгрызались в мягкую землю с недолётом в двадцать шагов. Направление на лагерь Поль выбрал не случайно. Он рассчитывал, что испанцы воспользуются явной возможностью прижать его к реке.

Так и получилось. Остановившись вне досягаемости мушкетных выстрелов, Ажен, забивая в ствол очередную пулю, прекрасно видел, как солдаты сбросили мешки, оставив несколько человек для охраны, и широкой цепью устремились за ним.

Испанцами командовал умный человек. Выделив лучших бегунов на фланги, он растянул цепь загонщиков как можно шире и Малыш, простоявший на месте чуть дольше, чем этого требовала осторожность, оказался почти в центре опасной дуги. Поль рванул вперёд, набрал безопасную дистанцию и в дальнейшем уже не ошибался, соизмеряя свою скорость с движением солдат, двигаясь то бегом, то быстрым шагом.

Поравнявшись с рощей, он принял левее, опасаясь выстрелов из зарослей, и пробежал ещё милю, оттягивая преследователей всё ближе к реке. Солдаты, по команде офицера, резко прибавили ход, расходуя последние силы, прекрасно зная, что на берегу найдётся достаточно проворных, не утомлённых двухмильной погоней людей, чтобы загнать буканьера.

Офицер выстрелил из пистолета, подавая сигнал и рассчитывая, что его выстрел услышат и поднимут тревогу. Почти так, в общем-то, и произошло. Но не от реки, а из рощи выскочило четверо солдат, и бросились наперерез Ажену, стремительно сокращая дистанцию.

Малыш заметил их сразу и взял направление на северо-восток. Он прибавил ходу, пытаясь уйти от берущих его в клещи испанцев. Сил у него ещё хватало.

Из четвёрки солдат, так внезапно появившихся из леса, один, несомненно, был отличным бегуном. Он значительно вырвался вперёд, постепенно сокращая дистанцию между собой и охотником.

Обогнув очередной куст, Малыш нырнул в него и встретил испанца выстрелом, поздно сообразив, что для пистолета дистанция чуть великовата. Пуля ударила в кирасу, но только промяла её, не пробив. Испанца пошатнуло, но опытный солдат тут же присел и с колена разрядил свой мушкет ниже облака порохового дыма, обозначившего стрелка. ...

Г Л А В А 7

Отряд Вердье был захвачен врасплох. Баркасы испанцев прошли в его сторону мимо стоянки Флери ещё под покровом ночи. И прежде чем раздался первый выстрел, гачупинам удалось в полной тишине проникнуть в буканьерский лагерь и даже подтащись пушки.

Рассвет ещё только начинал брезжить, когда один из охотников, услышав ржание лошадей, выбрался из хижины. Он даже не успел ничего сообразить, как получил пулю в грудь, наткнувшись на группу солдат, вплотную подобравшихся к входу. Этот выстрел послужил сигналом для истребления безмятежно спящих французов.

В двух хижинах охотники были перебиты сразу. В третьей успели запереться и дать несколько залпов из маленьких окон, прежде чем испанцы разнесли дверь выстрелами из кулеврин и очистили комнату картечью, безжалостно добив раненых.

Прозвучавший чуть раньше намеченного выстрел, не позволил окружить лагерь Вердье полностью. Немного вдалеке, примерно в двухстах ярдах от основных строений, стоял дом, примыкавший стеной к зарослям акации. Он значительно отличался от охотничьих хижин. Во— первых, в нем насчитывалось пять комнат: одна большая, в которой охотники частенько коротали вечера и четыре поменьше. Во-вторых, все шесть небольших окошек дома были застеклены, и даже пол был не земляной, а сработан из аккуратно пригнанных пальмовых плах. Такого дома не имелось ни на одной охотничьей стоянке по всему Артибониту, и буканьеры Вердье весьма им гордились.

Дом был известен и своими обитателями, точнее обитательницами. Три девушки: Луиза, Мелани и Жанна служили тем магнитом, который притягивал сюда взгляды всех окрестных мужчин. И не одна кружка вина была поднята в этом доме за их здоровье и за Бертрана дЄОжерона — губернатора Тортуги, позволившему француженкам перебираться через океан.

Луизу — черноглазую девчонку, с изящной фигуркой и ослепительными зубками местные мужчины числили в красавицах. Мелани — живую, невысокого роста пышечку с пунцово-влекущими губами и задорной улыбкой тоже никто бы не отнёс к дурнушкам. Жанна — самая высокая и крупная из девушек, привлекала мужской взгляд своим огромным бюстом и широченными бёдрами, обещавшими блаженство.

Появление девушек на стоянке объяснялось просто. Вердье, в отличие от Флери, добытое мясо сбывал через посредников, которые не реже двух раз в месяц поднимались вверх по Артибониту. У них он заказывал и закупал необходимые товары. Это освобождало от торговых хлопот и необходимости выкладывать значительную сумму на приобретение баркасов. В отряде имелась небольшая парусная лодка, на которой, при острой необходимости, Вердье с парой охотников выезжал на Тортугу. Отряд, имевший четыре года назад численность свыше сорока человек — непрерывно сокращался. И не потому, что люди гибли или умирали от болезней (за четыре года лишь двое погибли на охоте и трое были застрелены в стычках с испанцами) — охотники просто уходили. Уходили от Вердье в другие отряды и места, не смотря на хороший заработок. Безвыездная жизнь на стоянке не нравилась многим. У всех скопилось достаточно денег, но тратить их практически было не на что.

Одно время охотники пытались перещеголять друг друга нарядной, но абсолютно не приемлемой для охоты и разделки животных одеждой. Затем пошло поветрие на дорогое оружие, потом на лошадей. Появились любители крепко выпить, среди буканьеров участились пьяные драки, люди опускались. Всё это не на шутку тревожило не глупого Вердье. А когда отряд покинул один из лучших охотников — Пьер Лаваль, забрав своего приятеля — Крысёнка, и ушёл к Флери, Вердье понял, что надо срочно что-то предпринимать.

Вот так на стоянке появилось три, привезённые с Тортуги девушки и был спешно, в течение двух недель сооружён для них дом из четырёх комнат.

Вердье установил строгую очерёдность ночных посещений, которая свято соблюдалась всеми охотниками. Впрочем, наиболее ретивый в этом деле мог и перекупить очередь у товарища. Это не возбранялось.

А год назад к дому пристроили пятую комнату с отдельным входом — Вердье привёз себе жену. Лаура была испанкой. Дерзко красивая, с печальными чёрными глазищами, она резко отличалась от легкомысленных француженок. И многие бы охотники положили на неё глаз, если бы Вердье заранее не предупредил, что свернёт шею всякому, кто попытается ввести его супругу в грех.

Появление Лауры было окружено тайной и вызвало немало пересудов среди буканьеров. Вердье в одиночку пропадал где-то две недели, пока не появился с девушкой, отрешённо сидящей впереди него на спине измотанного коня. А потом поползли слухи, что в испанском селении восточнее озера Соматр, похищена сеньорита. Что похититель, подняв ночью священника с постели, под дулом пистолета заставил их обвенчать, а потом скрылся в неизвестном направлении. Возможно, это был и Вердье, может кто-то другой. Женщин на острове не хватало.

Жизнь у Вердье с молодой женой месяца через два вполне наладилась. Она довольно быстро научилась говорить на карибском жаргоне и не чувствовала себя больше одинокой среди французов. Готовила вместе с остальными девушками еду для охотников и хлопотала по хозяйству. Глаза её повеселели, и она даже изредка смеялась. Хотя временами, на неё накатывали воспоминания о родном доме. Привычный мир был значительно урезан. Девушка не могла сходить в церковь, в поселковую лавку, круг общения сузился, не хватало поддержки родных. Но она не роптала, понимая, что не вмешайся в её судьбу Вердье, отец мог выдать её замуж за кого угодно, в том числе и в другое селение, где она бы тоже оказалась среди чужих людей.

Жан Вердье, по прозвищу Неутомимый Жан, пользовался у охотников заслуженным уважением. Он мог сутки не слезать с седла, отлично стрелял, обладал недюжинной силой. Высокий, хорошо сложённый, с приятными чертами лица, Вердье нравился и женщинам. Окружив жену постоянной заботой и вниманием (хотя упорства природа ему не дала), он добился своего — гордое испанское сердце девушки сдалось. Буканьеры, правда, ворчали, что начальник всё реже стал выезжать на охоту, но дел тому хватало и в лагере.

... Выстрелы, раздавшиеся на рассвете, мгновенно подняли всех обитателей дома на ноги. Вердье, сунув в руки жены пистолет и накинув на нее тёмный плащ, выскочил вместе с ней наружу, брякнув в потёмках стволом мушкета.

— Встретимся у ручья, — шепнул он, подталкивая Лауру к почти неразличимой тропинке в зарослях акации.

Когда Жан обогнул дом, женщины и трое охотников, ночевавших там, как раз высыпали на порог. Все буканьеры были вооружены, но только Дюваль успел полностью одеться.

Вердье отчётливо услышал чуть приглушённую предрассветным туманом резкую, уверенную команду: — Целься!! — И не дожидаясь пока испанец скомандует "Пли!", коротко бросил: — Ложись! — падая на землю.

Охотники мгновенно последовали примеру командира, и залп испанцев достался женщинам, растерянно застывшим у входа. Луиза и Жанна были убиты наповал, а Мелани повезло — она стояла позади подруг, и те прикрыли её от злобно жужжащих пуль. Девушка пронзительно закричала, чувствуя, как под ударами безжалостного свинца вздрагивает навалившаяся на неё Луиза, и бросилась назад.

— В дом! — тут же приказал Вердье, и охотники, дружно вскочив, ринулись к входу.

Жан Вердье был опытным командиром, и за свои тридцать пять лет не раз принимал участие в схватках. Давая команду, он не собирался отстреливаться из-за толстых стен, а рассчитывал, забрав оружие, выбраться с товарищами через окно на тыльную сторону и скрыться в зарослях. Оценив почти сразу, что испанцы имеют многократный перевес и все буканьеры в хижинах, скорее всего, перебиты ещё спящими, единственный путь отступления он видел через заросли акации, по тропинке, начало которой прикрывалось домом.

И не его вина, что провидение распорядилось по-другому!

Захлопнуть дверь сразу не удалось — прямо на пороге лежала мёртвая Жанна. Тело девушки пришлось затащить внутрь и, эта заминка стоила жизни двум буканьерам. — Вторая шеренга испанцев ударила прямо в дверной проём. Пуля досталась и Вердье, раздробив ногу. "Не успели!", — подумал он, заваливаясь на бок рядом с товарищами.

Уцелевший Дюваль мигом набросил засов и подскочил к корчившемуся на полу начальнику отряда.

— Мишель, — захрипел Жан с искажённым от боли лицом, — давай всё оружие со стен ко мне! А сам попытайся вместе с Мелани через заднюю комнату выбраться наружу! У ручья ждёт Лаура. ...Не бросай её, добавил он, помолчав.

— Будьте вы прокляты, гачупины! — прошептал, отворачиваясь Дюваль. Всё в нем протестовало при мысли, что придётся бросить раненного Вердье на расправу испанцам.

Он подтащил глухо застонавшего Жана к стене, быстро снял с крючьев богато инкрустированные пистолеты и ружья — предмет былого увлечения охотников и сложил около него.

— Прости, брат! — склоним голову, положил он руку на плечо Вердье, прощаясь. — Когда встретимся на том свете — не вини! А о Лауре я позабочусь!

Резко повернувшись, Дюваль поднял плачущую над телом подруги девушку и скрылся вместе с ней в задней комнате.

Вердье снял с пояса пороховницу и, торопясь, начал подсыпать свежий порох на полки замков. Испанцы вот-вот должны были пойти на штурм, и любая осечка при выстреле могла оказаться гибельной. Он не сомневался, что его убьют, но хотел взять за свою жизнь достойную плату. Дюваль усадил его очень удачно: под прицелом оказались два окна, входная дверь и коридор к комнатам девушек. Он мог безошибочно уложить каждого, кто попытается ворваться в дом, а сам был практически не досягаем для выстрелов снаружи.

Тем временем Мишель осторожно отворил окно и, прислушавшись, беззвучно выпрыгнул на траву. Осмотревшись, он сунул пистолеты за пояс и протянул руки девушке, застывшей в окне:

— Давай, — прошептал он.

Мелани соскользнула вниз, чуть не повалив невысокого Дюваля. "А в постели она вдвое легче", — накрепко поймав толстушку, подумал буканьер, едва удерживая равновесие.

Два испанца, выскочившие из-за угла дома не замедлили направить мушкеты в застывшую на мгновенье парочку. И как не быстр был Дюваль, но услышав щелканье спускаемых курков, он успел лишь отшвырнуть девушку и повернуться лицом к опасности. Обе пули попали ему в грудь, сразив наповал.

— А-А-А-А! — закричала в ужасе Мелани, не отрывая взгляда от выхваченных испанцами клинков. Она попыталась встать и броситься прочь, но ноги от страха отказали. Обезумевшие глаза застыли на двух приближающихся фигурах, лишь руки пытались оттолкнуться от чего-то мягкого и липкого, не ощущая, что это разорванная пулями грудь Мишеля. Они скользили по залитой кровью одежде, в безнадёжной попытке поднять застывшее в страхе тело, пока не наткнулись на твёрдую пистолетную рукоять.

— Бам-м! — пробив кирасу, отбросила выпущенная в упор пуля одного из испанцев. И тут же смерть со свистом обрушилась на француженку ударом тяжёлого палаша.

По глухим выстрелам, донёсшихся в тыльной стороны, Вердье понял, что Дюваль не успел вырваться из западни. Перекрестившись и пробормотав короткую молитву за упокой душ всех погибших буканьеров и женщин, Жан оторвал от рубахи кусок материи и, как мог, перетянул себе ногу. Он приготовился ждать. ...

Испанцы, окружив дом, лезть внутрь не торопились. Подтащив кулеврины, они не пожалели в каждое окно по паре картечных зарядов. И только потом с десяток солдат ринулось на приступ. Вердье успел застрелить четверых, прежде чем не рассчитывающие наткнуться на сопротивление испанцы откатились. Посовещавшись и плюнув на ценности, которые могли быть внутри, они подожгли дом. Пламя быстро охватило крытое пальмовыми листьями строение и за гулом и треском высоко взметнувшихся языков огня и искр, заставивших солдат отодвинуться на двадцать шагов, никто не расслышал одинокого пистолетного выстрела. ...

Г Л А В А 8

Малыш бежал во всю прыть, закрытый от ближайшего противника зеленью куста. Испанец, не видя его, торопливо забивал в ствол новую пулю. Он не хотел наткнуться безоружным еще на один выстрел и получить кусок свинца уже не в кирасу, а в голову. Когда солдат зарядил мушкет и приблизился к месту, откуда в него стреляли, ожидая увидеть там убитого француза, буканьер был уже далеко.

Вся погоня, изрыгая проклятья, замедлила бег и остановилась. Расстояние стремительно увеличивалось, и было ясно, что охотника не догнать. Его рубаха мелькала уже шагов за пятьсот, и через несколько минут, держа направление вдоль реки, он скрылся из вида совсем.

Отбежав мили на две, Ажен сбавил ход и перешёл на шаг. Грудь его тяжело вздымалась, он заметно устал. Бешеный рывок, позволивший ускользнуть от преследователей, отнял много сил. Да и выстрел испанского солдата не оказался совсем напрасен — пуля попала во второй пистолет, заткнутый за пояс. И, если бы Поль не стоял боком, то уже лежал бы на земле с пулей в животе.

— У-у, зараза! — выдернул он щепку от деревянного цевья, застрявшую в глубокой царапине. Пуля разнесла не только цевьё, но и замок на пистолете. Осмотрев, Малыш выкинул безнадёжно испорченное оружие, и, потерев нывшую тазовую кость, которой досталось, скорее всего, пистолетным стволом, направился в сторону лагеря Вердье.

Мысль, вернуться назад и перестрелять охрану у мешков с отравой, Ажен отбросил. Он был сейчас не в состоянии передвигаться с такой скоростью, чтобы значительно опередить повернувших обратно солдат. Да и не под силу ему одному перетаскать это ядовитое зелье настолько далеко, чтобы испанцы не сумели его найти.

Направляясь к соседней стоянке, он рассчитывал, что посланный несколько часов назад Бертран уже там, и предупреждённый Вердье наверняка вышлет в их сторону конные дозоры. Так что высадившиеся испанцы в любом случае окажутся под неусыпным оком буканьерских глаз. А на стоянке Неутомимого Жана, где лошадей больше чем охотников, Малыш надеялся разжиться конём. И даже, если там никого не окажется, времени, чтобы добраться до Красного холма, у него вполне хватало.

"Десяток мы уложили, — размышлял Ажен,— их ещё сотни полторы осталось. До вечера будут травить пастбища, луговина у нас обширная. По берегу не пойдут, утром сядут в баркасы и спокойно спустятся по течению к Вердье, а затем и дальше".

На стоянке Вердье Ажен знал всех обитателей. Не один раз он бывал здесь в гостях и даже дважды переспал с Луизой. Девицы брали с чужаков двойную плату и привечали далеко не всех, чтобы не приваживать не прошеных визитёров.

Поль уже протопал три четверти пути, солнце показывало полдень, а дозорных Жака нигде не было видно. Местность тянулась довольно открытая, и всадников не заметил бы разве только слепой.

"Куда же они делись?! — беспокойно вертя головой, начал волноваться Малыш. — "Наверно решили объехать стороной. Им, конечно, удобнее подобраться со стороны рощи, там местность более холмистая", — подумал он, незаметно для себя прибавляя шагу. На этом участке луговины охотник знал две незаметные возвышенности, откуда великолепно просматривались окрестности. Буканьеры часто их использовали, чтобы выследить стада пасущихся быков. Одна из них находилась в пяти милях от стоянки Вердье и лежала почти по пути. К ней он и направился.

Не доходя шагов двести до самой высокой точки, густо поросшей зарослями акации, Ажен расположился в тени араукарий на привычном месте у родника, который давал начало прозрачному ручейку, тонкой ленточкой струящегося к реке. Решив здесь немного отдохнуть и подкрепиться, он достал копчёного мяса и с удовольствием вгрызся в его красно-чёрную твердь. Запил холодной водой и растянулся на траве. Ноги гудели и, расслабившись, Поль незаметно для себя заснул.

Впрочем, спал он недолго, всего с полчаса. Но сон освежил и взбодрил охотника. Зажевав ещё один кусок мяса, и напившись вволю, Малыш навесил на себя оружие и двинулся вверх по еле заметному склону. Кусты акации были не высоки и скрывали охотника по плечи. Узкая тропинка привела к маленькой, расчищенной среди веток площадке. Обзор открывался мили на две.

Ажен сначала внимательно обвёл взглядом местность, откуда пришёл, и погони не обнаружил. Повернувшись, он осмотрелся по сторонам. Справа, играющая бликами, лента Артибонита опоясывала резко уходящие вверх горы, слева — смутно обозначенная, едва различимая вдали, кромка леса тёмной полоской окаймляла безлюдную луговину. В сторону лагеря Вердье Малыш вглядывался особенно пристально, надеясь всё же увидеть конный дозор охотников.

Всадников он заметил совсем неожиданно для себя. Те оказались у него под носом всего в трехстах ярдах, появившись из-за группы деревьев. Ехали они медленно, внимательно вглядываясь в траву.

"Испанцы!" — ахнул про себя буканьер, никак не рассчитывая встретить врага здесь. "Наверняка захватили лагерь, а сейчас кого-то из охотников отлавливают, пёсьи дети!" — стиснул он руками мушкет.

Прищурившись, Малыш с минуту вглядывался в подножье возвышенности и, всё-таки заметил то, что искал. След на траве, по которому шли испанцы, отклонялся чуть правее и терялся в кустарнике. След наверняка был свежим, если с этого холма ему удалось рассмотреть дорожку примятой травы. И пешему охотнику от всадников никак не уйти. "Если ему никто не поможет", — подвёл итог своим мыслям Ажен.

Испанцы подъехали к кустам, держа наготове мушкеты.

— Алонсо, осмотри заросли кругом, приказал старший патруля, — нутром чую, он здесь!

Солдат, следуя приказу, неторопливо развернул коня и едва успев отъехать с десяток шагов, как услышал шорох сомкнувшихся ветвей.

— А ну выходи! — закричал он, направив ствол мушкета на непробиваемую взглядом стену листьев.

Два его товарища тотчас оказались рядом.

— Выходи, а то начнём стрелять! — ещё раз прокричал Алонсо.

— Что вам надо от меня, сеньоры? — на чистейшем андалузском наречии спросила девушка, тихо появившись из зелени в десяти ярдах от того места, куда был направлен ствол мушкета.

Испанцы на секунду растерялись, не ожидая вместо преследуемого буканьера выследить девицу, тем более соотечественницу.

Ты что, из девок Вердье?! — сообразил через секунду Гаспар Кавадрилья, возглавлявший патруль.

Нет! ... Я его жена! Нас венчал священник из Сан-Миробаля! — гордо выпрямилась Лаура.

Она была хороша: густые тёсные волосы, яркие губы, сверкающие глаза. Плащ, имеющий застежки только у шеи и на вздымающейся груди, разошёлся, открывая взором солдат нижнее бельё из батиста. Но девушка не пыталась придержать его полы руками, скрывая их под накидкой.

— Это ничего не меняет! Всё равно — шлюха, если спала с этим вонючим французом! — изрёк Гаспар.

Солдаты, догадавшись, куда клонится дело, ухмыльнулись и заёрзали в сёдлах.

-Взять её! — приказал Кавадрилья.

Оба испанца мгновенно скатились с лошадей: не в каждом походе выпадает такая удача — позабавиться с женщиной. Но не успели они сделать и шага, как в руке девушки блеснул серебряной насечкой пистолет.

— Назад! — выкрикнула она, отпрыгнув к самым кустам. Солдаты от неожиданности застыли, увидев направленное на них чёрное отверстие короткого дула.

Однако их начальник не сплоховал, мгновенно вскинув мушкет:

— Брось оружие, шлюха! А не то подавишься пулей! — прорычал он с лошади.

Лаура, застыв на мгновенье, с решительностью затравленного зверя поднесла ствол к виску:

— Сделаете хоть шаг, застрелюсь, но вам не дамся, отродья дьявола!

Гаспар выстрелил секундой спустя. Стрелял он неплохо, с десяти шагов попасть было не сложно, да он особо и не переживал, если зацепит девчонке руку. Всё остальное при ней останется. Мушкетная пуля ударом тяжёлой дубины выбила пистолет из девичьей руки. Лаура лишь ойкнула от неожиданности и боли. Солдаты мигом подскочили к ней и, не смотря на отчаянное сопротивление, повалили на траву и прижали к земле, удерживая за руки и плечи и чувствуя, как мечущееся женское тело пробуждает в них жгучее желание.

Гаспар, не торопясь, слез с коня, подошёл к Лауре, на ходу вынув кортик. Он прижал её бёдра коленом, чтобы не вздумала брыкаться, и с медлительностью, внушавший жертве неописуемый ужас, отрезал поочерёдно застёжки плаща, а потом, подцепив у горла батистовую рубашку, начал её медленно распарывать сверху вниз.

Материал с треском рвался о тупой клинок. Девушка, как будто очнувшись от парализовавшего её страха, отчаянно крича, стала вырываться с удесятерённой силой. Но Гаспар на её крики не обращал никакого внимания. Разрезав рубашку до живота, он резко встал, полоснув одним движением подол.

Бешеный рывок Лауры лишь обнажил стройные ноги и упругий живот, не прибавив никаких шансов на спасение. Солдаты поспешили сдёрнуть остатки материи, прикрывавшие крепкую грудь, и намертво придавили к земле.

Испанка в ужасе затихла, наблюдая, как Гаспар аккуратно отстёгивает пояс с оружием. Из её чёрных глаз безостановочно катились слёзы, а губы пытались воззвать к Господу...

Г Л А В А 9

Дозор, выставленный в двух милях от плантации, заметил Лангедока и Бенуа сразу, как только те выехали из леса. Гонец тут же умчался к Флери, предупредить о возвращении буканьеров. Но прошло не менее часа, прежде чем их, уже шатавшаяся под двумя седоками лошадь, дотащилась до асьенды.

Построенный в испанском стиле, дом Перрюшона был сложен из дикого камня. Правильный прямоугольник толстых стен наглухо отгораживал внутренний дворик с выходившими на него галереями жилых помещений. Галереи, тянувшиеся с трёх сторон, поддерживали мощные каменные арки. Четвёртая стена имела ворота, над которыми нависала широкая башня, возвышавшаяся над всем домом. Внутренний дворик — патио, стараниями рабов был вымощен каменными плитами, и только в середине, у источника, росло несколько деревьев, дававших приятную тень. Из патио две каменные лестницы вели наверх: одна, широкая — к галереям, другая, с противоположной стороны — к башне. Лестница, ведущая к жилым помещениям, заканчивалась небольшой площадкой. Оттуда крутые ступеньки позволяли подняться на асотею, Ограждённую, чтобы никто не свалился вниз, невысокой деревянной балюстрадой, выкрашенной в белый цвет. На асотее Перрюшон держал три пушки, нацеленные в разные стороны, и любил посидеть вечерком перед закатом с бутылочкой вина. Самое грозное своё орудие — мортиру, Перрюшон установил на башне, откуда можно было ударить картечью на пятьсот шагов, а ядрами ещё дальше. Монолит каменной стены нарушался четырьмя узкими стрельчатыми окнами, забранными декоративной решёткой и калиткой с задней стороны, выводившей к когда-то заботливо ухоженному саду. Если учесть, что окна располагались в двенадцати футах от земли, а калитку (как и ворота) предусмотрительно оковали железом, то в запертый и охраняемый дом проникнуть было очень сложно. По сути, асьенда представляла собой крепостной бастион, с мощными стенами, пушками, своим источником воды и запасами продовольствия в обширных подвалах.

Когда Лангедок и Бенуа подъехали к асьенде, они сразу заметили суетившихся наверху людей. Перрюшон укреплял оборону дома. Проёмы балюстрады закладывали мешками с землёй, не забывая оставлять бойницы для стрелков. Подтаскивались ядра и картечь. Над бочонками с порохом мастерили навес, намериваясь накрыть его от возможного пожара мокрой бычьей шкурой.

Флери встретил охотников у ворот. После того, как Лангедока бережно сняли с коня и занесли в дом, Бенуа подробно рассказал о неудачно закончившейся засаде, гибели двух товарищей и сожжённом лагере. Его печальное повествование прерывалось яростными возгласами собравшихся вокруг охотников и работников асьенды.

— Подлые собаки! — выкрикнул Флери, после того как смолк Бенуа. — Кровь наших братьев взывает к мести! Дождёмся буканьеров Вердье и покажем проклятым гачупинам, кто хозяин на этой земле!

— Месть! Месть! — выплеснулось из множества глоток и десяток мушкетов угрожающе взметнулось вверх.

— Смерть гачупинам! — ревели охотники. — Перебьём как бешеных псов! Смерть исчадиям ада! — бушевала толпа.

Умело подогрев боевой настрой французов, Флери поднял руку:

— У нас ещё будет возможность всадить им в глотку хороший кусок свинца, а пока, всем за дело, время не терпит!

Буканьеры разошлись продолжать работы по укреплению асьенды, прерванные появлением товарищей. Их было немного. Полтора десятка охотников Флери разослал дозорами к востоку от плантации, прикрывшись ими от внезапного нападения испанцев. Конные дозоры перекрыли участок в несколько миль, патрулируя вдоль кромки леса.

Плантация Перрюшона занимала свыше тысячи акров земли и тянулась лентой на три четверти лье. Несколько десятков рабов возделывали сахарный тростник и какао. Пятую часть дохода приносили посадки индиго, дававшего великолепный тёмно-синий краситель. Для своих нужд выращивали бананы, цитрусовые и всевозможные овощи.

Когда Флери, вместе с Бенуа, поднялся в комнату, где разместили раненого Лангедока, там уже хлопотали женщины. Они обмыли окровавленное плечо и, пропитав материю какой-то пахучей мазью, используемой индейцами, начали накладывать повязку. Рана Лангедока была чистой, хотя охотники проделали шестичасовой путь. Не зря покойная бабка Бенуа, знавшая в травах толк, вдалбливала внуку свою премудрость. Да и Бог видно был на стороне Бретёра, не дав воспалиться ране.

Минутой спустя обе метиски взялись за самого Жака, поохав над его боком, покрытым коркой запёкшейся крови. Женщин, обитавших на плантации, можно было пересчитать по пальцам. Две негритянки готовили пищу для рабов, три индеанки с доброй примесью испанской крови прислуживало в доме и еще трое числились замужними и поддерживали семейные очаги в отдельно построенных хижинах. Семейные узы, так заботливо взращиваемые церковью и прекрасной половиной рода человеческого, лишь только начали проникать в это скопище авантюристов и любителей приключений, составляющих большинство французской колонии в Новом Свете.

Едва женщины успели закончить перевязку, как появился Перрюшон. Маленький, полный, с кустистыми чёрными бровями, он стремительно вкатился в комнату, дыша энергией и напором. Одним движением руки хозяин выпроводил женщин, поспешивших уйти с тазами и окровавленными тряпками и оставить мужчин одних.

— Какие новости Пьер, принесли твои буканьеры? — обратился он к Флери.

— Новости не очень радостные, Жерар. Двое убиты, двое ранены, — кивнул Флери в сторону Лангедока и Бенуа, — а один выслеживает продвижение испанцев. За десяток мёртвых гачупинов цена для нас очень высокая, тем более погибли одни из лучших охотников. ... Да ты их знал: Жавер и Кордье — Железная лапа.

— М-м-да! Ребят конечно жалко, — пожевав губами, сказал Перрюшон. — Ну да у мёртвых и живых заботы разные. ...Мне надо точно знать, пойдут ли испанцы к плантации!? — посмотрел он вопросительно на буканьера. — Иначе я не успею перегнать скот и рабов в безопасное место.

— Точно сказать пока не могу. Думаю, сутки у нас ещё в запасе есть. Завтра в полдень у Красных холмов должен появиться мой разведчик, тогда всё и узнаем. Да и Вердье поджидаем не позднее утра, может он что-то прояснит. Но если испанцы потащат с собой пушки, а лошадей у них нет, то времени у тебя, Жерар, будет достаточно.

Плантатор помолчал несколько секунд, обдумывая сказанное:

— Хорошо, скот и рабов я всё же угоню — целее будут. Но у меня останется мало людей — человек двадцать, не больше. Да у тебя две дюжины. А испанцев, по твоим словам, за сотню. Сможем мы отбиться от них, или лучше бросить всё к дьяволу и переправиться на Тортугу?

— Ну, от сотни, я думаю, отобьёмся даже теми силами, что есть сейчас. Посадим десяток буканьеров на лошадей и ещё на подходе потреплем, как следует. Ну, а если завтра появится Вердье, мы их даже к плантации не подпустим. А вот отправить посыльного на Тортугу нужно будет обязательно. Если испанцы чуть замешкаются, флибустьеры их всех заставят нахлебаться воды из Артибонита. Жалко большая часть добычи тогда уж достанется не нам, но хоть отомстим за ребят.

— Ладно, так и решим! Гонца я пошлю, а военные заботы ты бери на себя, Пьер. Ты в этом деле поопытней! — сказал Перрюшон и проворно выкатился из комнаты.

Через минуту его голос раздался во дворе, и обитатели асьенды, подстёгнутые распоряжениями хозяина, сразу зашевелились. Забегали люди, заблеяла и замычала живность, сгоняемая в стада.

Спустя час восемь всадников вывели из барака забитых в колодки рабов, и погнала их на запад. Скованные общей цепью, невольники шли быстро, предпочитая плётку француза бичу жестокого испанца. Вскоре колонна скрылась из вида, молча позванивая железом под негромкие окрики верховых.

Г Л А В А 10

Малыш подобрался почти вплотную, на расстояние в двадцать шагов. Последние пятьдесят ярдов ему пришлось ползти, скрываясь в высокой траве. Положив заряженный пистолет перед собой, он навёл мушкет: пуля отбросила навзничь стоявшего к нему лицом и развязывающего пояс толстого испанца. Тот даже не вскрикнул, забившись в короткой смертельной агонии.

Солдаты, прижимавшие к земле женщину, мгновенно вскочили, повернувшись на выстрел, и Ажен, привстав на колено, тут же разрядил свой пистолет прямо в изумлённые глаза одного из них. Оставшийся в живых испанец с лязгом выхватил из ножен палаш и бросился на буканьера. Секундная растерянность прошла, и он не собирался задёшево отдавать свою жизнь.

Стремительный бросок противника застал Поля врасплох. Он не успел встать с колена и неуклюже отразил удар испанца стволом пистолета. Тяжёлый клинок, выбив оружие, рассёк буканьеру бедро выставленной вперёд ноги. Малыш зарычал от боли и, не дожидаясь, пока испанец вторым ударом раскроит ему голову, бросился на врага.

Перехватив занесённую руку и выпрямившись во весь свой огромный рост, Ажен ударил что было сил кулаком в перекошенное яростью лицо испанца. Тот отлетел в сторону и распластался на земле, выронив палаш. Шлём соскочил, открыв взгляду поседевшие виски и вытертые подшлёмником поредевшие волосы.

Буканьер проковылял пару шагов и добил испанца ножом, содрогнувшись от хрустнувшего под лезвием горла и вида разбитой в кровь заросшей физиономии.

Всё произошло так стремительно, что Лаура, не успев ничего сообразить, лишь только слегка приподнялась, освободившись от придавливающего груза и уставившись расширенными от ужаса зрачками на валявшегося около её ног мёртвого испанца. Она так сильно стиснула бёдра, пытаясь хоть этим напрасным усилием оградить себя от насильников, что мышцы свела судорога, и ноги теперь не слушались. Плечи нестерпимо ныли от безжалостных солдатских рук, ещё мгновенье назад тисками прижимавших её к земле. Ей хотелось криком выплеснуть свой страх и боль, но язык не повиновался, горло стискивало непробиваемым комом. Слёзы текли, не останавливаясь, и перед глазами всё расплывалось цветными, нерезкими пятнами.

Когда Малыш, подволакивая раненую ногу, протащился с десяток шагов, отделяющих его от девушки, её обессиленные руки подломились, и она откинулась на траву.

Обнажённая женщина, распростёртая на тёмно-синем, почти чёрном плаще, была хороша. Эта непроизвольная оценка возникла сразу, как только взгляд уловил матовую нежность кожи, холмы упруго торчащих грудей и крутой изгиб бёдер.

Через секунду, всмотревшись в лицо, Ажен понял, что знает эту женщину. Без всякого сомнения, перед ним находилась жена Вердье. Он видел её дважды на стоянке у соседей и даже перебросился месяца два назад несколькими фразами. Девушку, при её незаурядной внешности, трудно было не запомнить.

— Это я, Поль Ажен — из отряда Флери, — сказал Малыш, поймав её затравленный взгляд. — Не бойтесь, сударыня, — вставил он непривычное для себя вежливое обращение. — Солдаты больше не смогут сделать вам нечего плохого.

Спокойный голос Малыша вернул девушку к действительности. Хотя его и прошли мимо сознания, она поняла, что всё страшное уже позади.

Уловив устремлённый на себя взгляд молодого охотника, Лаура инстинктивно прикрыла низ живота рукой, второй судорожно пытаясь стянуть распоротую рубашку. Глаза её панически заметались.

Ажен отвернулся и направился к лошадям. Не дойдя до них несколько шагов, он замер, отчаянно застонав. Буканьер увидел и узнал коня: Ворон принадлежал Пьеру Флери и именно на нём, самом быстром скакуне отряда, начальник направил Бертрана к стоянке Вердье. И, если на нём теперь сидел испанец, то славный охотник Бертран, несомненно, убит.

Малыш быстро заковылял назад, намериваясь получить ответ у той, которая всё знала наверняка. Девушка тихонько плакала (боль в сведённых мышцах не проходила) и сидя пыталась запахнуться плащом.

— Кончай хныкать! — резко вздёрнул он её, поставив на ноги. Взбешённый потерей ещё одного товарища, он крепко держал её за плечи, повернув лицом к себе.

Агрессивность охотника Лаура почувствовала сразу, она испугалась и отчаянно закричала, пытаясь вырваться. Ей показалось, что на смену одним насильникам пришёл другой.

— Да замолчи ты! Чего орёшь?! — изумлённо уставился на неё Малыш, отпуская девчонку. — Я просто помочь хотел, — развёл он в недоумении руки.

Лаура, не устояв на прихваченных судорогой ногах, опустилась на землю. Склонившись над испанкой, Ажен как можно мягче спросил:

— Скажи, что с отрядом Вердье? Ведь ты же идёшь оттуда? ...

Девушка, вспомнив ужасный рассвет, зарыдала в полный голос, перемежая плач с выкриками по-испански, из которых охотник так ничего и не понял.

Поль постоял с минуту около неё, а потом, движимый чувством сострадания к плачущему человеку, погладил её по спутанным волосам. Лаура подняла на него заплаканные глаза, и Малыш не придумал ничего лучшего, кроме добродушной улыбки. С женщинами он обращаться не умел и не знал, какими словами можно её утешить.

Девушка постепенно затихла, и Ажен, выждав паузу между всхлипами, снова задал свой вопрос об отряде Вердье.

— Все погибли! Большинство не успело даже проснуться, когда их перебили солдаты, — на карибском жаргоне ответила Лаура. А потом, помолчав, добавила: — Только мой муж и несколько охотников пытались защищаться. Но все, в том числе и женщины — убиты. Я видела из зарослей, как их закапывали в общую яму. ...А дом наш сожгли. ...

Слёзы опять потекли по её лицу, и она тоненько с надрывами завыла, уткнув голову в колени и выплёскивая своё горе.

Ажен молча повернулся и, ссутулившись от нерадостной вести, подволакивая ногу, направился к лошадям, на ходу обдумывая услышанное. Ему было ясно, что испанцы действовали одновременно в двух местах и, наверняка, во втором испанском отряде, разгромившем стоянку Вердье, людей не меньше, чем высадилось у них. И этот отряд гораздо опаснее, поскольку захватил более двух десятков лошадей и мог теперь перебросить пушки и послать всадников в любом направлении. Только выведав замыслы испанцев, буканьеры могли чувствовать себя в относительной безопасности.

Подойдя к лошадям, охотник принялся обшаривать седельные сумки, отыскивая кусок чистой материи, чтобы перевязать себе ногу. Подходящий лоскут ткани нашёлся в сумке на Вороне, там же обнаружился кошель Бертрана с тремя десятками пистолей, его трубка и табак.

Рана на бедре оказалась небольшой, но болезненной. Присыпав её порохом, Поль туго обмотал ногу тканью, натянул штаны и завязал пояс. Потом поймал за уздечки коней и подвёл их к жене Вердье.

— Ты умеешь держаться в седле? — обратился он к девушке, которая молча кивнула, не делая попыток встать.

— Что с тобой? — спросил Ажен, подойдя вплотную. — Ранена?

— Нет. У меня ноги свело, я не могу подняться, — взглянула она на него, сморщившись от боли.

— Ложись! — приказал Малыш и легонько толкнул её, опрокинув на спину.

Лаура замерла неподвижно, доверившись охотнику. Только глаза выдавали её настороженность.

Малыш, стараясь не останавливать внимание на полуобнажённом женском теле (хотя это удавалось ему плохо), присел на корточки и сбросил с её ножек легкие башмачки. Крепкими пальцами он помассировал девушке ступни, несколько раз потянув большие пальцы вверх. Затем, надев обувь, он взялся своими сильными руками повыше колен и начал разминать бёдра, обжигаясь их податливой нежностью. Лаура, как сумела, прикрылась полой плаща, и чем больше старался Ажен ей помочь, тем сильнее краснела, сгорая от стыда. Помассировав несколько минут бёдра и, чувствуя, что уже не справляется с желанием, Малыш поднялся с колен.

— Давай попробуем подняться, — сказал охотник и подхватил девушку подмышки, помог встать. — Ну, вот видишь, всё хорошо. Походи немножко, пусть ноги отойдут.

Девушка прошла несколько шагов, с облегчением чувствуя, что боль в сведённых ногах прошла.

— Спасибо, — сказала она, стирая с лица слёзы. — Я очень благодарна за помощь.

— Меня зовут Поль Ажен. Я из отряда Флери, — представился буканьер ещё раз. — А ты, если не ошибаюсь, Лаура?! Я видел тебя пару раз на стоянке Вердье.

— Да, я его жена, точнее...,— губы её задрожали, лицо исказилось, готовое разразиться новым потоком слёз, — ...вдова, — еле внятно произнесла она, усилием воли справившись с собой.

Малыш попытался отвлечь её от тяжёлых мыслей самым простым способом, который знал — работой.

— У меня тут есть иголка и нитки. Я пойду, соберу оружие, а тебе надо зашить одежду!

С этими словами буканьер пошарил в своей сумке и вручил девушке иглу и моток крепких ниток.

Пока она зашивала распоротую рубаху и приметывала отрезанные от плаща застёжки, Ажен обошёл мёртвых испанцев. Он бесцеремонно снял с них оружие и кое-какую одежду. Кирасы и шлёмы простого изготовления особой ценности не представляли, и тащить их с собой не стоило. Это добро, так же, как и два потёртых кожаных колета, он спрятал в кустах, надеясь при случае забрать. Для себя приглядел чёрный камзол, убитого из мушкета в голову испанца. Тот хоть и жал под мышками, но был из хорошего сукна и вполне мог прикрыть его красную рубаху, издалека бросающуюся в глаза.

Оружия набралось изрядно: три мушкета, пистолет, два палаша и шпага. Шпага была хорошей работы и стоила десяток дублонов. Ажен зарядил всё оружие и навесил его на вороного. Клинки приторочил к седлу другого коня, сложив в приседельную сумку кинжалы, найденный порох и пули, не забыв бросить туда и испорченный пулей пистолет Луизы с серебряной насечкой (глядишь, кто и починит дорогостоящую вещь).

Тела убитых он затащил в заросли и, вытерев руки о траву, подошёл к девушке.

— Ты готова? — спросил он.

— Да, можно ехать.

Малыш, посмотрев на неё, добродушно засмеялся:

— Ты же не залезешь на лошадь — одежда не даст! — ткнул он пальцем в зашитую до самого подола рубашку. Вытащив нож, он протянул его Лауре: — Разрежь спереди и сзади и сшей как штанины, а я сейчас подойду.

Охотник вернулся в заросли гоявы, где лежали убитые. Листья издавали сильный запах, но кустарник уже отцвёл. После недолгих колебаний (выбор был не слишком богатым) Ажен снял с одного испанца штаны, присмотрев поновее и поменьше, чтобы подошли девушке. Вытряхнув хорошенько свой трофей, он вылез из кустов, не забыв прихватить и пояс.

Лаура неудачному совету охотника не последовала, а сделала по-своему. Отрезав ножом подол рубахи почти до колен, она соорудила из этого куска батиста набедренную повязку, завязав материал на талии двумя узлами — справа и слева.

Дождавшись чуть в стороне, пока она закончит работу, Малыш протянул ей суконные штаны с широкими буфами на бёдрах:

— Надень вот это, в дороге будет удобнее, по крайней мере ноги о седло не натрёшь.

Девушка осмотрела поношенную вещь и, поморщившись, безропотно натянула мужскую вещь. Ажен помог ей подпоясаться, затянув ремень на тонкой девичьей талии, и проковырял, чтобы можно было застегнуть пряжку, в толстой коже ещё одну дырку.

Спасибо, Поль, — поблагодарила девушка, в первый раз назвав его по имени.

Охотник помог ей забраться на коня, вскочил в седло сам и, поймав третью лошадь за повод, направился к роднику, где отдыхал до этого. Поль хотел, чтобы девушка немного подкрепилась перед дорогой, наверняка ничего не ела со вчерашнего дня, бедняжка. Да и сам он был не против проглотить кусок мяса и промочить горло из найденной в торбе у испанцев бутылки рома. Рана на ноге давала себя знать, его немножко знобило. "Хорошо, что есть лошади, а то до Красного холма вряд ли бы добрался вовремя", — подумалось ему.

Малыш, остановившись у родника, снял девушку с седла и вымыв руки, перепачканные землёй и кровью, выложил перед ней имеющиеся припасы. Выпив несколько глотков из бутылки и зажевав изрядным куском говядины, он почувствовал себя бодрее.

Проголодавшаяся Лаура, отказавшись от рома, с удовольствием съела несколько сухарей и кусочков мяса, запивая их родниковой водой. За едой Ажен подробно её расспросил, но она не добавила к своему рассказу ничего нового, упомянув, правда, что у испанцев имелись пушки, из которых они несколько раз стреляли. И спалили они только дом, не сумев выбить оттуда защитников, а хижины оставили целыми. "Наверное, решили там остановиться и заночевать", — мелькнула беспокойная мысль у Малыша. — "Поэтому и хижины освобождали, скидывая тела убитых в яму. А для чего им там задерживаться, если все французы перебиты?! Непонятно!".

— Пойдём, посмотрим, что вокруг делается, — сказал терзаемый беспокойством охотник, когда девушка поела и убрала остатки еды в сумку. Заткнув пару пистолетов за пояс и подхватив мушкет, Поль взял испанку за руку и повёл по тропинке к холму, откуда полтора часа назад заметил всадников.

Г Л А В А 11

Солнце уже давно перевалило зенит и ушло на запад, обещая через несколько часов спрятаться за кромку леса.

То, что увидел Малыш с обзорной площадки, заставило его сердце тревожно сжаться. Двенадцать испанских баркасов быстро шли вниз по Артибониту в стоянке Вердье. Их тёмные бока почти не различались на фоне мутно-серой воды, но шлёмы солдат, играя начищенной медью, угрожающе сверкали над низко осаженными бортами.

"Дьявол их забери! Если оба отряда объединятся, то нам придётся туго!" — пронеслось у него в голове.

— Посмотри, — обратился он к Лауре, — видишь на реке солдат? Это наверняка те, что разгромили утром и сожгли нашу стоянку.

— Я ничего не вижу, кусты мешают, отозвалась девушка, вытягивая шею и пытаясь что-нибудь рассмотреть.

Ажен приподнял её от земли и дал с полминуты поглазеть по сторонам.

— А вот в той стороне, в пяти милях, — Поль чуть развернулся,— ваш лагерь. Испанцы, скорее всего, туда направляются.

Чувствуя, как заныла раненая нога, он опустил он опустил девушку на землю и дождавшись, пока баркасы скроются за излучиной реки, направился вместе с ней к лошадям. Подтянув подпруги, Ажен помог испанке взобраться в седло, и они тронулись в путь. Сам он сменил коня, ведя Ворона в поводу, решив поберечь силы жеребца для задуманной вылазки. Кони плыли по зелёному раздолью, с лёгким шорохом приминая широкими копытами траву, позванивая уздечками.

— Ты как думаешь жить дальше? — обратился охотник к ехавшей о бок Лауре.

— Не знаю, — задумалась на мгновенье девушка. — Возможно, постараюсь вернуться к родным. ...Хотя отцу это будет неприятно. Он не любит французов, и, говорят, очень бранился на падре, который нас обвенчал с Жаном.

— А мать? — спросил Ажен. — Она ведь, наверняка обрадуется?!

...— Мама умерла три года назад от лихорадки. ... Сейчас всем в доме заправляет мачеха. Уж она то, меньше всех будет рада моему возвращению.

Малыш, слегка растерявшись от своих столь неудачных вопросов, помолчал, а потом сказал:

— По-моему, наилучший выход для тебя — снова выйти замуж. Женихов в нашей части острова хоть отбавляй.

— Это не выход, — отозвалась Лаура. — Не так просто заставить себя не думать о погибшем муже. ...Да и не собираюсь я связывать свою жизнь с человеком, который будет мне безразличен.

— А куда мы, собственно, направляемся? — чуть спустя спросила девушка.

— В этом направлении, — Ажен ткнул рукой на северо-запад, через пару миль есть укромное местечко. Я тебя там оставлю на несколько часов, а сам подберусь к вашей стоянке. Попытаюсь разузнать дальнейшие планы испанцев, иначе буканьерам несдобровать. Слишком много солдат. ...Да ты не переживай, — добавил он, заметив, что глаза девушки стали ещё печальнее, — к ночи я вернусь. А с рассветом двинемся к плантации Перрюшона. Флери увёл туда всех уцелевших охотников. Поживёшь, пока всё образуется, с женщинами в асьенде, а там видно будет.

Разговор на этом и закончился. Лаура замкнулась в себе, отрешённо уставившись на конскую гриву и тяжело вздыхая, думала о своей нескладной судьбе, а Поль, видя такое состояние девушки, боялся ещё больше разбередить её рану своими неуклюжими речами.

Место, где он собирался на время укрыть испанку, мало кто знал. На него Малыш наткнулся чисто случайно месяца четыре назад во время охоты. Заросли колючей акации прикрывали довольно глубокий провал, формой напоминавший римскую цифру "пять". В середине этого провала, каменные откосы которого опускались футов на пятнадцать, имелся грот, где можно было укрыться от дождя. Места, правда, там было совсем немного, но чтобы улечься двоим, хватало вполне. Единственное, о чём беспокоился Ажен, как бы провал в сезон муссонов, несущих влагу с моря, не оказался залит водой. Та небольшая лужа, что была там раньше, могла превратиться в озеро.

Это место обладало ещё теми преимуществами, что позволяло вечером развести огонь, не привлекая внимание чужого глаза, полностью скрывало как пеших, так и всадников и имело два выхода надёжно прикрытых кустарником.

До сумерек оставался ещё час, когда они добрались до цели. Наказав девушке присмотреть за лошадьми, охотник спешился у еле приметного выступа кустов акации и, обогнув его, полез в гущу зарослей, поблагодарив Бога, что на нём толстый камзол испанца. В противном случае он превратился бы в человека, задумавшего развесить на безжалостно острых шипах лохмотья вырванной кожи. Пробившись через колючий заслон, Поль попал в провал. Дно его густо поросло травой, а лошадям большего и не требовалось. Охотник быстро прошёл до конца провала и повернул во второй рукав, который был гораздо глубже первого, где и наткнулся на воду, скопившуюся в низине. Озерцо тянулось шагов на двадцать, но вдоль правого откоса оставалась полоска сухой земли. В пятидесяти ярдах дальше более крутой выход упирался в заросли.

Благополучно вернувшись назад, Малыш вытащил из сумки трофейный палаш и, оставив не тронутой внешнюю кромку зарослей, врубился в крепкую древесину кустарника.

— Ну всё, кажется лошади пройти смогут, — проделав узкий проход и смахнув пот со лба, улыбнулся он Лауре.

Девушка, придерживая коней за уздечки, посмотрела на изрядно ободранные шипами руки улыбающегося охотника и чувство благодарности, возникшее в глубине души, вопреки горестным мыслям, заставило её губы, до этого плотно сжатые, приоткрыться в дружеской улыбке. Да и мудрено было не улыбнуться в ответ этому здоровенному парню, чья физиономия сияла доброжелательством на все тридцать два зуба.

Она впервые оценила его как мужчину. Он был молод, силён ... и приятен.

До этого она относилась к нему совершенно безразлично (если не считать первоначального испуга), рассматривая его как перст судьбы, вырвавший её из лап солдат и посланный свыше, чтобы поддержать её душу в минуты скорби и горьких страданий. Теперь же она смотрела на него другими глазами. Не послал ли ей Создатель не только Спасителя, но и человека, могущего стать надёжной опорой всей её жизни? В таком случае милость Господа к ней безмерна.

— А что там? — спросила испанка, указав на плотную стену зелени и поймав себя на мысли, что слишком долго задержала свой взгляд на молодом охотнике. Щёки её непроизвольно заалели.

— Потерпи, сейчас увидишь, — отозвался Ажен. Вытащив из приседельной сумки верёвку, он набросил её на кусты, и оттянул их в сторону, освобождая проход. Завязав свободный конец за деревце потолще, взял одну из лошадей за уздечку и потянул, упирающегося коня по прорубленной тропе.

Через десяток минут Малыш с Лаурой при двух лошадях двигались уже по дну провала. Ворон, оставленный снаружи, рванулся было за всеми, но крепко привязанный к кусту, обиженно заржал, негодуя, что его бросили одного.

Начинало темнеть. Ажен знал, что ещё полчаса и сумерки сменятся ночью. Быстро расседлав лошадей и постелив Лауре в гроте старенькое походное одеяло, он наскоро вместе с ней перекусил и, оставив девушке два заряженных мушкета, поспешил выбраться из убежища.

Сверху было чуть светлее и до восхода луны вполне можно было потихоньку двигаться в нужном направлении. Ажен снял верёвку, удерживающие кусты, освободил коня и поднялся в седло. Ворон приветствовал его тихим ржанием. Рассчитывая обернуться часа за три, охотник направил жеребца к стоянке Вердье, захваченной испанцами.

Г Л А В А 12

Малышу удалось почти точно определить численность испанцев — их высадилось чуть больше двух с половиной сотен при дюжине пушек. Баркасы он сосчитать не сумел, поскольку чуть не наткнулся на патруль, ходивший по берегу и охранявший стоянку со стороны реки. Но, судя по численности солдат, у испанцев их было не менее двух дюжин, не считая баркасов, захваченных у буканьеров.

Полчаса, которые он пролежал, подобравшись к одному из разведённых костров, дали многое. Солдаты, поджаривая на огне захваченное у буканьеров копчёное мясо лениво перемывали кости тем придуркам, которые ухлопали всех баб на стоянке, вместо того, чтобы пустить их по кругу. Добычу с убитых буканьеров взяли неплохую, многие разжились монетой, но дом спалили зря. Наверняка там, у девок, припрятано не мало золотых дублонов. Жалко утром уходят, а то можно было бы покопаться на пожарище.

Ажен плохо понимал испанский, улавливая лишь смысл и знакомые слова. Но он чётко услышал два произнесённых имени: Перрюшон и Равинель — оба были хозяевами ближайших плантаций. Напрягая слух и пытаясь выловить из глухой речи говоривших как можно больше, Малыш понял только одно — солдаты рассчитываю на богатую поживу и женщин. Выступают утром.

Отчаянно рискуя, он попытался подобраться к загону, чтобы угнать лошадей, но четверо испанцев надёжно охраняли его, устроившись прямо у ворот. Один из них время от времени вставал и обходил вокруг изгороди. В такой охране не было ничего удивительного. Лошади для дальнейшей экспедиции нужны были испанцам как воздух. На них, конечно, погрузят пушки и припасы. И та дорога, которая (не захвати гачупины коней Вердье) обернулась бы им, вздумай они тащить кулеврины, в два-три дня изматывающего пути, сейчас займёт не более одного хорошего перехода. К вечеру испанцы обязательно достигнут леса.

Не придумав, как осуществить свой план, Ажен, не ввязываясь в стычку, потихоньку отполз между двумя группами спящих солдат и скрылся в тени кустарника. Рана на ноге ныла при каждом шаге, и он впервые подумал, что если бы его сейчас обнаружили, то пока он доковыляет до лошади, непременно бы поймали. Подобрав оставленные в пятидесяти ярдах мушкет и шпагу, и передвинув пистолеты на привычное место, буканьер, приблизившись к Ворону, поспешил ухватить того за уздечку, чтобы конь случайным ржанием не выдал хозяина. Отвязав жеребца от дерева, он отвёл его на сотню шагов, а затем, вскочив в седло, двинулся сначала медленно, стараясь держаться поближе к зарослям и лишь отъехав на полмили, перешёл на рысь.

Направление Малыш выдерживал безошибочно, пока тучи не закрыли луну и не пошёл моросящий дождь, перешедший в ливень. И хотя он был почти у цели, но проплутал добрых полчаса, пока не наткнулся на знакомые заросли акации, спрятавшие провал. Промокший до нитки и продрогший Ажен не раз уже пожалел, что заторопившись, не собрал хоть немного хвороста и не укрыл его в гроте.

Продравшись сквозь заросли, он захлюпал по пропитавшейся водой почве, ведя в поводу коня. Хорошо сшитые сапоги воду пока не пропускали, но ноги путались в мокрой траве и начинали зябнуть, лишившись тепла конских боков. Чем ниже буканьер спускался в провал, тем больше становилось воды. Сначала она плескалась по щиколотку, затем по колено. Прикинув, что площадка перед гротом была приподнята не более чем на три фута, Охотник заволновался и шагов за двадцать окликнул девушку. Но никто не отозвался. Он крикнул громче, полагая, что под шум ливня испанка крепко заснула, но опять никто не ответил. Забравшись в скользкое седло, Малыш подъехал вплотную к убежищу. В гроте было сухо, вода его ещё не затопила, но девушки там не было. Как не было и понурых лошадей, которых он ожидал застать мокнущими около стены.

Г Л А В А 13

Лаура, улёгшись на одеяле, таки не заснула. Как только она смыкала глаза, ей начинали мерещиться всякие ужасы, а звуки пасущихся рядом животных не успокаивали, а тревожили, заставляя вздрагивать. В этой впадине, под нависшей скалой, девушка чувствовала себя неуютно. Темнота и одиночество пугали.

Когда взошла луна и осветила провал, девушка вздохнула с облегчением: "По крайней мере, хоть увижу, если кто начнёт подбираться", — подумалось ей.

Решив, что ей всё равно не заснуть, пока не вернётся Поль, Лаура, в надежде отыскать более укромное местечко, отважилась покинуть грот. Взяв тяжёлый мушкет, она направилась во второй рукав провала. Заряженное оружие, оттягивающее руки, давало некоторую уверенность, хотя она по-прежнему прислушивалась к каждому шороху, пугаясь резких теней и глухой враждебной тишины.

Пробуя почву ногой, девушка осторожно двигалась вдоль стены, обходя озеро. Лязг оковки мушкетного приклада, задевший камень откоса, заставил её громко вскрикнуть. Ей показалось, что сзади её кто-то схватил. Она быстро проскочила оставшихся несколько ярдов и, выбежав на траву, нервно рассмеялась собственным страхам, уже сообразив, что зацепилась мушкетом за стену. Повернувшись, она облегчённо вздохнула, не увидев никого сзади, но сердце бешено колотилось, намереваясь выскочить из груди. Отдышавшись, дальше девушка пошла спокойней.

Чернота узкой расщелины на противоположном откосе приковала её взгляд. Подойдя к ней, Лаура остановилась, напряжённо всматриваясь и вслушиваясь в темноту, а затем, решившись , сделала шаг в леденящий душу мрак. Шаги её становились всё короче и короче. Ладони, вцепившиеся в мушкет, вспотели. Через десяток шагов девушка остановилась совсем, не заметив, что вошла под свод небольшой пещеры. Когда она подняла голову и не увидела звёзд, волна охватившего её страха сковала крепче верёвок. С минуту она стояла неподвижно, а потом, пятясь назад и чуть не упав под крутой уклон, выбралась наружу.

Постояв немного, отдышавшись и сообразив, что попала в какую-то пещеру, Лаура всё же набралась смелости её осмотреть. Огнива у неё не было, поэтому огонь она развела так, как в таком случае делали охотники. Оторвала от рубашки полоску ткани и разорвала на два куска. На маленький, в ладошку длиной, она высыпала порох с полки мушкета и хорошенько продула замок, боясь, что у заряженного мушкета останутся порошины в запальном отверстии. У второго куска — длинной ленточки, она размахрила край, потерев материал несколько раз и вытащив наружу несколько крайних ниток. Эту бахрому она обмакнула в порох. Положив мушкет на землю, она взвела курок и, поднеся полоску ткани, облепленную порошинками к мушкетному замку, нажала на спуск. Со второго раза искры от кремня попали на застрявшие между ниток крупинки пороха, и полоска ткани вспыхнула, высветив лежащий на траве мушкет. Лаура привстала с колен и медленно направилась к расщелине, моля Господа, чтобы слабенький огонёк не потух.

Пещерка была совсем небольшой. Пять шагов в длину, с сухим ровным дном и не более двух ярдов в ширину. Потолок почти нависал над головой, грозя неровными выступами человеку выше шести футов. Почти у самого входа девушка увидела старое кострище с несколькими сухими ветками. Выбрав тонкую веточку, она сумела поджечь её раньше, чем огонёк, подбирающийся вверх по ткани, начал припекать пальцы. От этой веточки она зажгла ветку потолще, и через пять минут у входа нового убежища горел маленький костёр.

Это место показалось ей гораздо укромней и безопаснее, чем маленький грот, где едва можно было повернуться. Лаура даже удивилась, что Поль не укрыл её в пещере. Ей как-то не пришло в голову, что если она хотела спрятаться и стать незаметней, то буканьер прятаться не собирался. Ему был нужен достаточный обзор, чтобы враг не подкрался вплотную и возможность отойти, если противник окажется значительно сильнее и с ним не удастся справиться.

Сейчас, у огня, ей было почти не страшно. Присев на минутку около маленького костерка, ласкающего теплом руки, Лаура решила перебраться сюда. Захватив лежавший на земле мушкет, она быстро пошла к гроту, беспокоясь, как бы в её отсутствие костёр не потух. Забросив на лошадей сёдла и затянув, как получилось, подпруги, она повела их к пещере. На площадке перед гротом она оставила разряженный мушкет, положив его так, чтобы ствол указывал к новому убежищу, рассчитывая, что Поль обязательно догадается, где её надо искать.

Пока она собирала вещи и управлялась с лошадьми, страхи окончательно оставили её. Маленький огонёк из расщелины встретил её дружеским подмигиванием. Язычки пламени уже метались по уголькам, не находя себе пищи. Лаура подбросила остаток веток в костёр и в несколько приёмов занесла все вещи, оружие и сёдла в пещеру. Лошади неторопливо начали щипать траву на новом месте, а девушка, постелив одеяло и по-хозяйски всё разложив, вытащила из костра ветку побольше и поднялась по крутому склону к зарослям. За десяток минут ей удалось собрать охапку хвороста, не очень большую, но вполне приличную, чтобы поддерживать костерок в течение одного-двух часов.

Вернувшись назад к костру, Лаура устроилась на одеяле и положив под голову седло, стала следить за слабым огоньком, изредка подкладывая ветки. Мысли помимо её воли вращались вокруг человека, которого она ждала. Память услужливо воспроизвела его стремительные движения, когда он расправился с её обидчиками и не дал совершиться насилию. Вспомнились его горячие руки, массировавшие бёдра, вогнавшие в краску стыда и снявшие боль, его ненавязчивая забота и приятная добродушная улыбка, так красившая загорелое лицо. И много ещё что вспомнилось...

Заметив нескромность своих мыслей, Лаура осенила себя крестом и несколько минут горячо молилась, не забыв попросить у девы Марии защиты для себя и своего спутника. Поцеловав крестик, она опять прилегла и, наблюдая за весёлыми огоньками, незаметно уснула. Она не слышала, как начался дождь, постепенно переходящий в ливень, монотонный шорох которого лишь крепче убаюкивал, заглушая посторонние звуки.

Г Л А В А 14

Ажен соскочил с седла прямо на площадку и сделал шаг вперёд, под свод грота, с облегчением избавившись от секущих струй ливня. Под ногой что-то звякнуло. Смахнув воду со лба и ресниц, охотник поднял с земли брошенный мушкет. Пороха на полке не было, это он понял сразу, как только его пальцы ощупали ружейный замок. Возможно, из мушкета и стреляли. "Хотя вряд ли во врага", — подумалось ему. — "Нападавший никогда бы не оставил исправное оружие под дождём".

Малыша знобило. Мокрая одежда неприятно холодила тело, да и рана ныла сильнее и сильнее. Сняв камзол и рубаху, он выжал их как можно крепче, мечтая хоть на десять минут избавиться от противного ощущения холодной воды, струйками стекающей между лопаток. Надев одежду, Ажен забрал мушкет и снова залез в седло, подставив себя под разверзнувшиеся хляби. Тронув с места понурившегося Ворона, направил его вдоль провала.

Хотя охотник и обеспокоился отсутствием испанки, но не слишком. Вряд ли девушке с двумя лошадьми, среди ночи удалось бы выбраться наружу.

"Наверняка спряталась в пещере, там суше и места больше", — подумал он.

В самом низком месте вода достигала коню по брюхо. Никакой тропинки вдоль откоса уже не было. Вода плескалась от стены до стены. Уставший жеребец еле переставлял ноги, пересекая недовольно булькавшее от дождевых струй появившееся озеро.

Оставленных Лауре лошадей Ажен увидел неожиданно. Чёрным пятном они выплыли из темноты в двух шагах, сиротливо опустив головы и прижавшись друг к другу. Сняв с Вороного седло, сумку и оружие, Малыш двинулся вдоль откоса к тому месту, где по его предположению находилась расщелина.

С трудом, скользя сапогами по раскисшей земле, он поднялся к пещере. Стена ливня осталась за спиной, отрезанная известковой толщей. Охотник остановился, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Тьма царила кромешная.

— Лаура! — негромко позвал он, боясь напугать девушку неожиданным появлением.

Выждав несколько ударов сердца, он приготовился окликнуть погромче, но из тьмы раздался обрадованный голос:

— Это ты, Поль?

— Да, ...я! Промок, понимаешь, до нитки — ливень на обратном пути прихватил, — отозвался Малыш и, звякнув мушкетом, сложил прямо у ног вещи.