Часть четвертая РИМСКИЙ ЦИРК СЭМА

62

Вашингтон, округ Колумбия
27 октября 1991 года

Дейл Николс и Мартин Броган ожидали на ступеньках Белого дома, пока президент выйдет из вертолета и пройдет по обширной лужайке.

— У вас есть что-нибудь для меня? — спросил президент после обмена рукопожатиями.

Николс не смог сдержать радостного возбуждения:

— Мы только что получили сообщение от генерала Доджа. Его спецназовцы захватили «Леди Флэмборо» на юге Чили. Сенатор Питт, Гала Камиль, президенты Хасан и Де Лоренцо спасены.

Лицо президента просветлело. Он даже позабыл об усталости после беспрерывных совещаний с канадским премьер-министром в Оттаве, откуда только что прибыл.

— Это действительно замечательная новость, — сказал он. — Слава богу! В ходе операции были жертвы?

— Два спецназовца легко ранены, но троим парням из НУМА досталось по полной программе, — сказал Броган.

— Там были люди из НУМА?

— Дирк Питт на одном из кораблей НУМА шел по следу «Леди Флэмборо». Именно он и еще три человека помешали террористом скрыться вместе с заложниками.

— Иными словами, он помог спасти своего отца?

— Ему принадлежит основная заслуга в успехе операции. Президент радостно потер руки:

— Уже почти полдень, господа. Почему бы нам не отметить это событие бутылочкой вина за ланчем? Вы расскажете мне все подробности.

Государственный секретарь Дуглас Оутс, советник президента по национальной безопасности Алан Мерсьер и Юлиус Шиллер тоже приняли участие в ланче. После десерта Алан Мерсьер раздал присутствующим копии отчета генерала Доджа.

Читая отчет, президент нервно вертел в руке вилку, когда же он поднял глаза, на его лице отразилась смесь удивления и торжества.

— Топильцин!

— Он завяз в этом деле по уши, — подтвердил Броган. — Топильцин предоставил судно для замены круизного лайнера и свою команду террористов.

— Значит, в деле похищения «Леди Флэмборо» он вступил в сговор со своим братом, — уверенно проговорил президент.

Николс кивнул:

— Факты указывают на это, но добыть неопровержимые доказательства будет очень сложно.

— Есть идеи относительно того, кто разработал и возглавил операцию?

— Да, — коротко ответил Броган. — Только у нас очень мало данных об этом человеке. Его зовут Сулейман Азиз Аммар. Здесь все, чем мы располагаем о нем. — Он протянул президенту тонкую папку. — Он загримировался под капитана судна во время его захвата, а потом надел маску, которую не снимал до самого конца. Позже Дирк Питт встретился с ним лицом к лицу во время переговоров, предшествовавших сражению. Он сам назвал свое имя — Сулейман Азиз Аммар.

— Странно, с чего бы этому Аммару называть свое настоящее имя, — удивился Шиллер. — Должно быть, он его только тогда и придумал.

Броган покачал головой:

— Имя вполне реальное, такой человек действительно существует. У нас есть на него некоторые данные, у Интерпола тоже. Аммар, скорее всего, не сомневался, что Питту остаюсь жить недолго, поэтому он ничего не терял, называя свое имя.

Глаза президента сузились.

— По вашим данным, он подозревается в убийстве более пятидесяти государственных деятелей. Разве это возможно?

— Сулейман Азиз Аммар считается одним из лучших в своей профессии.

— То есть террорист?

— Убийца, — поправил президента Броган. — Аммар специализируется на политических убийствах. Исключительно хладнокровен, гений маскировки и тщательного планирования. Как поется в известной песне, никто не делает этого лучше. Больше половины его преступлений выполнены просто идеально. Он мусульманин, но его нанимали немцы, французы и даже израильтяне. Очень высокооплачиваемый наемник. Сколотил изрядное состояние.

— Его поймали?

— Нет, сэр, — был вынужден признать Броган. — Его не обнаружили ни среди живых, ни среди мертвых.

— Он сумел сбежать? — Президент был неприятно удивлен.

— Даже если Аммар до сих пор жив, — заверил президента Броган, — он не мог уйти далеко. Питт считает, что ранил его по меньшей мере трижды. Сейчас на острове идут поиски. Выбраться оттуда все равно нельзя. Его найдут в течение нескольких ближайших часов.

— Мы бы оказались в большом выигрыше, если бы смогли заставить его заговорить, — сказал Николс.

— Генерал Додж уже предупредил своего полевого командира полковника Мортона Холлиса о необходимости взять Аммара живым. Но полковник считает, что, будучи загнанным в угол, этот человек застрелится.

Николс пожал плечами:

— Возможно, Холлис прав.

— Из террористов еще кто-нибудь уцелел? — спросил Броган а президент.

— Восьмерых мы допросили. Но они оказались платными наемниками Аммара и не входили в число фанатиков Язида.

— Нам понадобятся их показания, — без особого энтузиазма проговорил президент, — чтобы доказать: Аммар работал на Язида и Топильцина.

Шиллер не считал неудачей операции то обстоятельство, что главарь не схвачен.

— Взгляните на светлую сторону, господин президент. Судно и заложники спасены, никто не пострадал. Президент Хасан отлично знает, что Язид хотел его смерти и что именно он стоит за похищением. Теперь он отомстит Язиду.

Президент задумчиво взглянул на Шиллера, потом поочередно всмотрелся в лица каждого из присутствующих.

— Вы все так думаете, господа?

— Юлиус хорошо знает Хасана, — сказал Мерсьер. — Он может быть весьма опасным, если его как следует разозлить.

Даг Оутс кивнул, соглашаясь:

— Конечно, всего не предусмотришь, но думаю, Юлиус в основном прав. Возможно, Хасан не зайдет слишком далеко и не пойдет на риск, чтобы не вызвать бунта или даже революцию, арестовав Язида и обвинив его в предательстве. Но он наверняка сделает все, чтобы уничтожить доверие к Язиду.

— Язиду придется нелегко, — подтвердил Броган. — Египетские мусульманские фундаменталисты придерживаются умеренных позиций и не одобряют тактику террора. Они отвернутся от Язида, а парламент страны поддержит законного президента. Кроме того, полагаю, что военные наконец выберутся из своей башни из слоновой кости и подтвердят лояльность Хасану.

Президент сделал последний глоток вина и поставил стакан на стол.

— Должен признаться, мне нравится ход ваших рассуждений.

— Кризис в Египте далек от завершения, — предостерег Оутс — Язид, может быть, на некоторое время и окажется в стороне, но в отсутствие президента Хасана мусульманское братство фундаменталистов-фанатиков заключило союз с либеральной и социалистической рабочей партиями. Вместе они смогут тайно вредить Хасану и в итоге вернуть Египет к исламским законам, прекращению связей с Соединенными Штатами и ликвидации израильских мирных соглашений.

Президент повернул голову к Шиллеру:

— Вы подписываетесь под нарисованной Дагом картиной светопреставления, Юлиус?

— Да, — мрачно кивнул Шиллер.

— Мартин?

Выражение лица Брогана говорило само за себя.

— Неизбежное только отсрочено. Со временем правительство Хасана все равно падет. Сегодня у него есть поддержка военных, а завтра он вполне может ее лишиться. Наши ведущие аналитики в Лэнгли предсказывают относительно бескровную смену власти через восемнадцать — двадцать месяцев.

— Я голосую зг выжидательную позицию, господин президент, — сказал Оутс, — с одновременным изучением наших возможных взаимоотношений с другим исламским правительством.

— Вы предлагаете изоляционистский подход, — резюмировал президент.

— Возможно, нам пора занять именно такую позицию, — поддержал Оутса Шиллер. — Ведь ни одна из мер, предпринятая вашими предшественниками за последние двадцать лет, не оказалась действенной.

— Русские тоже не станут вмешиваться, — добавил Николс, — а мы сможем утешаться тем, что не позволили Полу Капестерре, или Ахмеду Язиду, довести дело до катастрофы, как это случилось в Иране. Он сделал бы все от него зависящее, чтобы минимизировать наши интересы на Ближнем Востоке.

— Я не вполне согласен в общей картиной, — сказал Броган, — но в оставшееся время мы еще можем успеть вырастить нового правителя Египта.

— Кого вы имеете в виду? — полюбопытствовал президент.

— Египетского министра обороны Абу Хамила.

— Вы считаете, что именно он станет во главе нового правительства?

— Когда придет время, безусловно, — пояснил Броган. — Его конечно же поддержат военные, и, кроме того, он имеет все основания рассчитывать на поддержку умеренных мусульманских фундаменталистов. По моему мнению, Абу Хамид будет на своем месте.

— Абу Хамид будет активно использовать те биллионы долларов, которые мы уже вложили в Египет, — пробормотал Оутс с улыбкой. — Он не принадлежит к людям, заглядывающим в зубы дареному коню. Конечно, он будет создавать шум, которого от него ждут религиозные фанатики, обвиняя Израиль и ругая Соединенные Штаты, но под слоем пустых разговоров он станет поддерживать с нами дружеские отношения.

— А тот факт, что он в добрых отношениях с госпожой Камиль, нам тоже не повредит, — добавил Николс.

Президент задумался, глядя в свой стакан с вином словно это был хрустальный шар. Потом поднял его.

— За дружеские отношения с Египтом!

— За дружбу, — хором сказали Мерсьер и Броган.

— За Египет, — провозгласил Оутс.

— И Мексику, — добавил Шиллер.

Президент взглянул на часы и встал. За ним поднялись все участники совещания.

— Извините, господа, но я вынужден вас покинуть. У меня встреча с группой охотников за сокровищами. Поздравьте и поблагодарите от моего имени всех участников спасательной операции. — Он сделал шаг в сторону двери, но по дороге обернулся к Оутсу: — Я хочу видеть вас и сенатора Питта, как только он вернется.

— Вы хотите узнать, о чем он сумел договориться с президентом Хасаном во время их вынужденного пребывания вместе?

— Я бы хотел услышать, что он узнал от президента Де Лоренцо относительно кризиса у наших южных границ. Египет в сравнении с Мексикой имеет для нас второстепенное значение. Мы можем спокойно пережить тот факт, что Ахмед Язид на некоторое время будет отправлен на скамейку запасных, но Топильцин продолжает оставаться реальной угрозой. Джентльмены, сконцентрируйте на нем свое внимание. Да поможет нам Бог, если мы не сумеем стабилизировать обстановку в Мексике.

63

Питт медленно, нехотя выплывал из черных глубин небытия на ярко освещенную поверхность сознания, а вернувшись, тут же почувствовал сильную боль. Он попытался вернуться обратно в милосердный мрак, но непроизвольно моргнул и открыл глаза. А значит, обратной дороги не было. Первое, что он увидел, было румяное, улыбающееся лицо.

— Так-так-та-ак, — жизнерадостно возвестил старший помощник Фини, — с возвращением! Я немедленно доложу капитану.

Когда Фини вышел, Питт, не поворачивая головы, скосил глаза и обнаружил маленького лысого человечка, сидящего на стуле возле его постели. Судовой доктор, вспомнил Питт, но его имя вылетело из головы Дирка.

— Просите, ради бога, доктор, но я не могу вспомнить ваше имя.

— Генри Уэбстер, — заулыбался человечек. — Если же вы не знаете, где находитесь, могу сообщить: вы в самых лучших апартаментах «Леди Флэмборо», которую в данный момент «Саундер» буксирует к Пунта-Аренас.

— Сколько времени я был без сознания?

— Пока вы беседовали с капитаном Холлисом, я занимался вашими ранами. Сразу же после окончания разговора я дал вам сильный седативный препарат. Вы спали около двенадцати часов.

— Неудивительно, что я умираю от голода.

— Я позабочусь, чтобы наш шеф-повар прислал вам что-нибудь особенное.

— А как дела у Джордино и Финдли?

— Воистину достойно восхищения то, что вы спрашиваете о ранах ваших друзей раньше, чем о своих. Джордино — парень крепкий. Я вынул из него четыре пули, слава богу, жизненно важные органы не задеты. К новогодней вечеринке он уже будет готов плясать. У Финдли положение серьезнее. Пули пробили правое легкое и почку. Я сделал для них все что смог здесь, на корабле, потом их вертолетом доставили в Пунта-Аренас, а оттуда — в Вашингтон. Финдли прооперируют лучшие специалисты по пулевым ранениям Медицинского центра Уолтера Рида. Если не будет осложнений, с ним все будет в порядке. Между прочим, ваш друг Руди Ганн решил, что нужен им больше, чем вам, и полетел вместе с ними.

Прежде чем Питт сумел вставить слово, доктор ловко сунул ему в рот градусник, извлек его обратно, прочитан показания и удовлетворенно кивнул:

— Что ж, мистер Питт, могу отметить, что вы идете на поправку. Как самочувствие?

— Как вам сказать… Думаю, триатлон мне сейчас был бы не под силу. Что же касается остального, если не считать шума в голове и жжения в области шеи, я в порядке.

— Вы счастливый человек. Ни одна из пуль не задела ни костей, ни внутренних органов, ни артерии. Я заштопал вам ногу и шею или, если быть более точным, трапециевидную мышцу. И наложил шов на порез на щеке. Позже пластический хирург уберет шрам, если, конечно, вы не сочтете, что он добавит вам привлекательности. Рентген не показал ни одного перелома, даже трещин нет. По моим прогнозам, не пройдет и трех месяцев, как вы будете плавать в Английском канале и играть на скрипке.

Питт расхохотался и сразу почувствовал, как со всех сторон подступила боль. Веселая улыбка Уэбстера сменилась искренним участием.

— Мне очень жаль. Боюсь, я не должен был вызывать у пациента слишком бурную реакцию.

Питт расслабился, и боль вскоре стихла. Ему нравился английский юмор. Он снова рассмеялся, правда соблюдая осторожность, и взглянул на Уэбестера с нескрываемым уважением. Он не сомневался, что доктор, несмотря на свою сдержанность, изрядно потрудился над ним.

— Если можно, — сказать Питт, — я бы хотел получить счет.

Теперь настала очередь доктора смеяться.

— Не сейчас, не хочу, чтобы моя кропотливая работа пошла насмарку.

Питт осторожно сел и протянул доктору руку:

— Я очень благодарен вам, доктор, за то, что вы сделали для всех нас.

Доктор встал и крепко пожал протянутую руку.

— Для меня большая честь, мистер Питт, лечить вас. Ну я ухожу. Вы сейчас самая популярная личность на корабле, и за дверью уже выстроилась целая очередь посетителей.

— До свидания, доктор, и еще раз спасибо.

Уэбстер подмигнул и слегка поклонился пациенту, потом открыл дверь и знаком пригласил стоявших там людей войти.

Первым порог переступил сенатор Питт, за ним шли Гала Камиль, полковник Холлис и капитан Коллинз. Мужчины обменялись рукопожатиями, а Гала наклонилась и поцеловала Питта.

— Надеюсь, вам понравилось обслуживание на нашем судне? — весело поинтересовался капитан Коллинз.

— Мне никогда еще не приходилось лежать в таком роскошном госпитале, — ответил Питт. — Жаль только, что я не смогу поваляться здесь еще месяц-другой.

— К сожалению, ваше присутствие уже завтра необходимо на севере, — сообщил Холлис.

— О нет! — простонал Питт.

— О да, — сказал сенатор, глядя на часы. — Через девяносто минут «Саундер» дотянет нас до Пунта-Аренас. Там уже ждет самолет, на котором ты, я и мисс Камиль полетим в Вашингтон.

Питт беспомощно всплеснул руками:

— Вот и закончился мой роскошный круиз.

Затем последовал ряд стандартных вопросов, касающихся состояния и ощущений Питта. А через несколько минут Холлис задал вопрос, интересовавший его больше всего:

— Вы узнаете Аммара, если снова его увидите?

— Конечно! Неужели вы его так и не нашли? Я же дат вам подробнейшее описание, прежде чем доктор Уэбстер послал меня в нокаут.

Холлис передал ему маленькую стопку фотографий.

— Здесь снимки всех террористов, сделанные и проявленные судовым фотографом. Тут и убитые, и те, кого взяли живыми. Среди них есть Сулейман Азиз Аммар?

Питт внимательно просмотрел все фотографии, особое внимание уделяя искаженным лицам мертвых. Во время сражения все они казались ему безликими. Отложив последнюю фотографию, он отрицательно покачал головой:

— Его нет ни среди живых, ни среди мертвых.

— Вы уверены? — вздохнул Холлис — Смерть меняет человеческие лица.

— Я видел его так же близко, как вижу вас, причем в обстоятельствах, которые довольно трудно забыть. Поверьте мне на слово, полковник, Аммара среди этих людей нет.

Холлис извлек из конверта фотографию большего формата и без слов передал Питту.

Через несколько секунд Питт вопросительно взглянул на полковника.

— Что вы хотите от меня услышать?

— Это Сулейман Азиз Аммар?

Питт вернул фотографию.

— Вы прекрасно знаете, что это он, иначе в вы не предъявили мне его фото, сделанное в другом месте и в другое время.

— Полагаю, полковник Холлис хочет сказать, — вмешался сенатор, — что Аммара или его останки еще предстоит найти.

— Возможно, его люди спрятали тело? — предположил Питт. — Я уверен, что не промахнулся. Он получил одну пулю в плечо и две в лицо. Я видел, как один из террористов тащил его в укрытие, когда Аммар упал.

— Действительно, возможно, что его похоронили свои же, — признал Холлис — Мы прочесали все, но не обнаружили его на острове.

— Значит, лиса все-таки не дала себя перехитрить, — протянул Питт, обращаясь к самому себе.

— Что ты имеешь в виду? — не понял сенатор.

— Аммар говорил о койоте и лисе, — задумчиво сказал Питт. Потом оживился и оглядел своих слушателей. — Бьюсь об заклад, он сумел улизнуть. Вы со мной не согласны?

Холлис угрюмо взглянул на Питта:

— Лучше бы нам всем надеяться, что он мертв. А если нет, Дирк Питт возглавит его следующий список.

Гала подошла к изголовью кровати Питта, и он поневоле залюбовался легкостью и грациозностью ее движений. На ней было легкий шелковый халат золотистого цвета. Она присела на край кровати и обняла раненого за плечи.

— Дирк очень слаб, — сказала она. — Ему необходимо хорошее питание и отдых. Давайте оставим его на часок одного.

Холлис аккуратно убрал фотографии в конверт, положил конверт в карман и встал:

— Я должен попрощаться. Меня ждет вертолет. Я возвращаюсь на Санта-Инес продолжать поиски Аммара.

— Передайте мой теплый привет майору Диллинджеру.

— Непременно. — Холлис секунду помедлил, словно не мог на что-то решиться, потом глубоко вздохнул и заговорил: — Я приношу свои извинения, Дирк, вам и вашим товарищам. Вынужден признать, что недооценил вас. Если захотите перейти из НУМА в спецназ, я первым подпишу рекомендацию.

— Ну это вряд ли, — не задумываясь, ответил Питт, — у меня аллергия на получение приказов.

— Это я понял, — невесело усмехнулся Холлис — Демонстрация была очень наглядной.

Подошел сенатор и сжал руку Питта:

— Увидимся на палубе.

— Я тоже попрощаюсь с вами там, — сказал капитан Коллинз.

Гала не произнесла ни слова. Она проводила мужчин к выходу и закрыла за ними дверь на защелку. Потом медленно пошла обратно. Ее шелковое одеяние мягко струилось по смуглому телу. Питт понял, что под легким шелковым покровом нет никакого белья.

Женщина подтвердила его догадку, развязав пояс халата и сбросив его с плеч. Питт услышал легкое шуршание шелка, соскальзывающего с гладкой кожи. Она на мгновение застыла, словно бронзовая статуя: совершенной формы грудь, длинные, стройные ноги, изящные бедра. Она наклонилась и потянула одеяло.

— Я вам кое-что должна, — чуть охрипшим голосом прошептала она.

Питт взглянул на свое отражение в зеркале, висящем на закрытой двери каюты. На нем не было никакой одежды — только бинты. Голова была забинтована, шея и раненая нога тоже. Он неделю не брился, а белки глаз были еще красными. По его мнению, он больше всего походил на рухлядь, за ненадобностью выброшенную на помойку, которую любая уважающая себя нищенка побрезгует подобрать.

— Я сейчас не слишком похож на Дон Жуана, — пробормотал он.

— Для меня ты самый красивый мужчина на свете, — шепнула Гала. Она легла рядом, положила легкую ладошку ему на грудь и стала перебирать длинными тонкими пальцами волосы на его груди. — Мы должны поторопиться. У нас меньше часа.

Питт издал глубокий, протяжный вздох. Интересно, что скажет доктор Уэбстер, если от перенапряжения у пациента разойдутся швы? Он преисполнился искреннего сочувствия к Джеймсу Бонду. Нелегко, должно быть, было парню.

* * *

Проснувшись, Аммар увидел непроглядную темноту. Плечо болело, словно кто-то засунул в рану горячий уголь. Он попытался поднять руки к лицу, но одна рука буквально взорвалась адской болью. Аммар сразу вспомнил, как одна пуля впилась ему в плечо, а другая раздробила запястье. Он прикоснулся здоровой рукой к лицу, и пальцы нащупали бинт, окутавший лицо от лба до подбородка.

Он знал, что глаза уже не спасти. А жизнь слепого не для него. Он пошарил рукой в поисках оружия, но не обнаружил ничего, кроме мокрых, холодных камней.

Аммар пришел в отчаяние. Впервые в жизни он почувствовал страх и полную беспомощность. Он попытался встать, но не смог.

Его удержали крепкие руки.

— Не двигайся и не кричи, Сулейман Азиз, — очень тихо проговорил Ибн-Тельмук. — Американцы нас ищут.

Аммар стиснул здоровой рукой руку товарища и обрел некоторую уверенность. Он попытался заговорить, но с членораздельной речью дела обстояли совсем плохо. Из-под окровавленных бинтов, поддерживающих раздробленную челюсть, вырвались только горловые звуки, больше напоминающие речь животных.

— Мы находимся в маленькой камере внутри одного из тоннелей шахты, — тихо сказал Ибн-Тельмук. — Американцы прошли очень близко, но мне хватило времени, чтобы соорудить стену, скрывшую наше убежище.

Аммар кивнул. Он лихорадочно соображал, каким образом дать понять Ибн-Тельмуку, что он хочет сказать.

Создавалось впечатление, что в экстремальных условиях его друг обрел дар телепатии. Он сумел проникнуть в мысли Аммара:

— Ты хочешь умереть, Сулейман Азиз? Нет, ты не умрешь. Мы уйдем отсюда вместе, но только тогда, когда это будет угодно Аллаху, и ни секундой раньше.

Аммара охватило отчаяние. Еще никогда в жизни ему не доводилось чувствовать себя таким беспомощным, неспособным контролировать ситуацию. Боль была нестерпимой, а мысль провести остаток дней своих слепым калекой в безопасности тюремной камеры, сжигала душу, лишала способности мыслить здраво. Инстинкт самосохранения его покинул. Он не мог и подумать, что ежедневно и ежечасно будет от кого-то зависеть, пусть даже от преданного Ибн-Тельмука.

— Отдохни, брат, — мягко сказал Ибн-Тельмук. — Тебе понадобятся все твои силы, когда настанет пора покинуть остров.

Аммар, сделав неловкое движение, сполз с импровизированной лежанки, устроенной для него заботливым другом, на пол тоннеля. Он был неровным и мокрым, и вода начала быстро проникать сквозь одежду. Однако терзавшая Аммара боль была такой сильной, что он даже не почувствовал этого.

Его все больше охватывало ощущение безысходности. Он потерпел неудачу, обернувшуюся катастрофой. Находясь на грани между бредом и реальностью, он увидел стоящего над собой и презрительно ухмыляющегося Ахмеда Язида. Потом где-то в потаенных глубинах разума Аммара появился занавес, который медленно раздвинулся. Сначала в кромешном мраке возникло слабое свечение, которое постепенно усилилось и взорвалось ослепительной вспышкой. В этот момент он увидел будущее.

Он выживет, потому что обязан отомстить.

Аммар снова и снова мысленно повторял эту фразу и сумел все-таки обрести самоконтроль.

Первое решение, которое следовало принять, кто умрет от его собственных рук: Язид или Дирк Питт. Он не мог действовать один. Теперь, к несчастью, он не имел физической возможности убить обоих ненавистных ему людей собственными руками. Но он уже начал обдумывать план. Ему придется доверить осуществление миссии возмездия Ибн-Тельмуку.

Последнее Аммару не нравилось, но выбора все равно не было.

Ибн-Тельмук убьет койота, а Аммар раздавит гадюку.

64

Питт наотрез отказался лететь домой, лежа на носилках. Он расположился в удобном кресле, положив раненую ногу на другое кресло, находящееся перед ним, и смотрел в иллюминатор на покрытые шапками снега вершины Анд. Вдали виднелись зеленые плато — это начинались бразильские нагорья. Через два часа он заметил в отдалении серую туманную дымку — за нею был скрыт чрезвычайно перенаселенный город Каракас. Потом Питт долго смотрел на линию горизонта, где бирюза Карибского моря встречалась с кобальтовой голубизной неба. С высоты двенадцать тысяч метров волнующаяся поверхность воды выглядела как лист гофрированной бумаги.

Лайнер, предоставленный ВВС для перевозки ВИП-пассажиров, не отличался внушительными размерами — Пи-пне мог в нем выпрямиться во весь рост, — но был вполне комфортабелен, пожалуй, даже роскошен. Питт чувствовал себя так, словно его посадили внутрь дорогой игрушки.

Его отец не был расположен болтать. Почти все время полета он работал — читал какие-то бумаги, делал заметки для предстоящего разговора с президентом.

Короткий диалог, происшедший между Питтом и отцом, беседой назвать было нельзя. На вопрос Питта, как тот оказался на борту «Леди Флэмборо» в Пунта-дель-Эсте, сенатор, не отрываясь от бумаг, коротко ответил:

— Президентское поручение.

Эти слова были произнесены таким тоном, чтобы пресечь возможность дальнейших расспросов.

Гала тоже занялась делами. В ее распоряжение был предоставлен телефон, и она вовсю раздавала указания своим помощникам в нью-йоркской штаб-квартире. Случайно встретившись взглядом с Питтом, она слабо улыбнулась, больше ничем не проявив своего особого к нему отношения.

Как быстро они обо всем забывают, подумал Питт.

Мысленно он уже вернулся к поискам сокровищ Александрийской библиотеки. Одно время он подумывал отобрать на некоторое время у Галы телефон, чтобы получить от Йегера отчет о состоянии дел, но утопил свое любопытство в сухом мартини и учтивой болтовне с не очень симпатичной стюардессой. В конце концов, здраво рассудил он, новости можно будет услышать от Лили и Йегера лично.

По какой реке плыл Венатор, прежде чем захоронить свой бесценный клад? Это может быть любая из тысяч рек, впадающих в Атлантику между рекой Святого Лаврентия в Канаде до аргентинской Рио-де-ла-Плата. Нет, не совсем так. Йегер предположил, что «Серапис» вставал на ремонт и заправлялся водой на месте будущего Нью-Джерси. Неизвестная река должна быть южнее, намного южнее рек, впадающих в Чесапикский залив.

Мог ли Венатор завести свой флот в Мексиканский залив и оттуда вверх по Миссисипи? Сегодня реки текут совсем не так, как шестнадцать веков назад. Возможно, он зашел в Ориноко в Венесуэле, которая могла быть судоходной на протяжении двухсот миль. Или в Амазонку?

Питт поневоле подумал об иронии происшедшего. Если будут обнаружены спрятанные сокровища Александрийской библиотеки и, таким образом, доказан факт путешествия Венатора к берегам Америк, учебники истории придется переписывать и добавлять новые главы. Бедолаги Лейф Йриксон[48] и Христофор Колумб переместятся в примечания.

Его мысли были прерваны все той же стюардессой, предложившей пассажиру пристегнуть ремень.

Уже смеркалось, когда самолет начал долгое скольжение к военно-воздушной базе Эндрюс. Под крылом остался Вашингтон, и очень скоро Питт, прихрамывая, спускался по ступенькам трапа, опираясь на тросточку. Ее изготовили из куска алюминиевой трубы и подарили Питту механики «Леди флэмборо». Он сошел на летное поле примерно в том же самом месте, что и после прибытия с Гренландии.

Гала тепло попрощалась с Питтом. Ей предстояло лететь дальше — в Нью-Йорк.

— Вы мое самое драгоценное воспоминание.

— Мы так и не договорились о дате ужина.

— В следующий раз, когда вы будете в Каире, ужин за мной.

Сенатор, услышав последнюю фразу, подошел:

— Каир, мисс Камиль? Разве не Нью-Йорк?

Гала улыбнулась ему улыбкой, которой позавидовала бы Нефертити.

— Я решила уйти с поста Генерального секретаря ООН и вернуться домой. В Египте умирает демократия. Я могу сделать больше, чтобы не дать ей погибнуть, оставаясь в своей стране со своим народом.

— А как же Язид?

— Президент Хасан дал клятву посадить его под домашний арест.

На лице сенатора появилась мрачная улыбка.

— Вам следует соблюдать осторожность. Язид все еще силен и чрезвычайно опасен.

— Если не Язид, найдется другой маньяк, поджидающий с ножом в кустах. — В ее огромных черных глазах отразился страх, все еще живший в ее сердце, но она улыбалась. — Скажите вашему президенту, что Египет не станет нацией безумных фанатиков.

— Я непременно передам ему ваши слова.

Гала снова повернулась к Питту. Она начала влюбляться в этого человека, но усилием воли пыталась справиться с зарождающимся чувством. Взяв его за руки и взглянув в лицо, она почувствовала дрожь в коленях. На мгновение она представила себя прижавшейся к его мускулистому телу, вспомнила, как ее пальцы ласкали его загорелую, обветренную кожу. Опомнившись, она изгнала из головы крамольные мысли. С ним ей было хорошо, как ни с кем другим, но она знала, что никогда не сможет ради любви к мужчине позабыть свой долг перед родиной.

Она крепко поцеловала Питта:

— Не забывай меня, ладно?

Прежде чем Питт успел ответить, она отвернулась и легко взбежала по ступенькам трапа. А он еще долго стоял и задумчиво смотрел ей вслед.

Сенатор, почувствовавший настроение сына, счел необходимым направить его мысли в другое русло:

— За воротами ожидает машина «скорой помощи», чтобы отвезти тебя в госпиталь.

— Госпиталь? — безучастно повторил Питт, не сводя глаз с пассажирского люка самолета, который только что закрыли. Взревели двигатели, и авиалайнер начал выруливать к взлетной полосе.

Питт сорвал бинты с головы и бросил их на бетон. Подхваченные воздушным потоком, они закрутились, словно воздушные змейки.

И только когда самолет оторвался от земли, он решительно заявил:

— Я не поеду ни в какой госпиталь!

— Тебе не кажется, что ты немного перегибаешь палку? — участливо спросил сенатор, хотя отлично понимал, что зря теряет время, пытаясь убедить в чем бы то ни было своевольного сынка.

— Как ты доберешься до Белого дома? — спросил Питт.

Сенатор кивнул в сторону вертолета, ожидавшего немного в стороне:

— Президент послал за мной эту вертушку.

— Подбросишь меня до НУМА?

Сенатор искоса взглянул на сына. В глазах его светилось лукавство.

— Я надеюсь, это фигуральное выражение.

Питт ухмыльнулся:

— Ты никогда не давал мне забыть, от кого мне передалось садистское чувство юмора.

Сенатор обнял Питта за плечи:

— Пошли, сын, я помогу тебе добраться до вертолета.

Стоя в лифте, поднимающем его в компьютерный центр НУМА, Питт почувствовал знакомое напряжение. Первым, кого он увидел, когда раздвинулись двери, была Лили.

Ее радостная улыбка исчезла при виде усталого, измученного лица, шрама на щеке, бугрящегося под высоким воротом свитера бинта и самодельной трости. Справившись с собой, она снова улыбнулась:

— Добро пожаловать домой, моряк.

Лили сделала два шага вперед и порывисто обняла его за шею. Питт не сумел сдержать стона. Девушка отдернула руки и даже отпрыгнула:

— Ой, извини, пожалуйста!

Питт сжал ее в объятиях.

— Не стоит извиняться, — пробормотал он и впился губами в ее губы. Его щетина царапала кожу, от него пахло джином и еще чем-то восхитительно мужским.

— Мужчине, который появляется дома раз в неделю, необходимо кое-что узнать, — сказала она.

— Женщине, которая ждет, тоже, — ответил он и отступил назад. — Ну рассказывай, что вы с Хайремом тут накопали, пока меня не было.

— Лучше самого Хайрема этого никто не сделает, — сказала Лили, взяла Питта под руку и повела через компьютерный зал.

Йегер вышел из своего кабинета. Проигнорировав приветствия и сочувствие по поводу ран Питта, он торжественно объявил:

— Мы нашли ее!

— Реку? — переспросил Питт.

— Не только реку. Думаю, я могу указать место, где спрятаны сокровища, с точностью до двух квадратных миль.

— Где?

— В Техасе. Это маленький пограничный городок под названием Рома. — Йегер самодовольно улыбался, как тираннозавр, только что пообедавший бронтозавром. — Он назван так из-за семи холмов, на которых стоит, как и Рим. Есть сообщения об артефактах, якобы найденных в этом районе. Известные археологи, разумеется, подняли на смех эту информацию.

— Значит, река…

— По-испански она называется Рио-Браво, — сказал Йегер. — У нас она известна под названием Рио-Гранде.

— Рио-Гранде, — медленно повторил Питт, словно пытаясь распробовать каждый слог на вкус. После долгих и мучительных поисков, ошибок, предположений и тупиков ему было нелегко смириться с тем, что ответ оказался так близко.

— Жалко, — неожиданно заявил Йегер.

— Почему? — удивился Питт.

Йегер угрюмо покачал головой:

— Представляешь, что начнется в Техасе, когда его жители узнают, что находилось у них под ногами в течение шестнадцати веков?

65

В полдень следующего дня после приземления на авиабазе города Корпус-Кристи адмирал Сэндекер, Питт и Лили были доставлены в океанский исследовательский центр НУМА. Сэндекер велел водителю остановиться у вертолета, стоящего на бетонной площадке в конце причала. На небе не было ни единого облачка. Солнце сияло в вышине в полном одиночестве. Температура была невысокой, но из-за большой влажности все тут же вспотели, как только вышли из машины.

Главный геолог НУМА, направлявшийся к ним навстречу, еще издалека начал приветственно махать руками. Он был невысокого роста, коренастый, имел блестящие черные волосы и продубленную, коричневую кожу, испещренную на щеках оспинами. Самыми примечательными деталями его одежды была бейсболка с эмблемой «Калифорнийских ангелов» и оранжевая рубашка, настолько яркая, что Питт продолжат ее видеть, даже зажмурившись.

— Доктор Гарза, — коротко поздоровался Сэндекер, — рад видеть вас снова.

— Я вас ждал, — приветливо отозвался Гарза. — Мы можем взлететь, как только вы подниметесь на борт. — Затем он представил летчика Джо Миффлина, не снимавшего солнечные очки «Смеющийся Джек», и мимоходом дружески хлопнул по плечу Питта, который не выразил восторга от прикосновения к ране.

Питт и Гарза работали вместе над одним из проектов у западного побережья Южной Африки.

— Сколько лет назад это было, Херб? — спросил Питт. — Три года? Четыре?

— Зачем считать? — ухмыльнулся Гарза. — Я очень рад снова оказаться с тобой в одной команде.

— Позволь представить тебе доктора Лили Шарп.

Гарза вежливо поклонился:

— Вы океанолог?

— Нет, я сухопутный археолог.

Гарза с любопытством уставился на Сэндекера.

— Разве нам предстоит не морской проект, адмирал?

— Нет. Жать, что вы не получили полной информации, но, боюсь, наши истинные цели нам придется еще немного подержать в секрете.

Гарза безразлично пожат плечами:

— Вы босс — вам решать.

— Мне необходимо знать направление, — подал голос Миффлин.

— Юг, — ответил Питт, — Рио-Гранде.

Они спустились вдоль судоходного фарватера, пролетели над роскошными отелями и кондоминиумами острова Саут-Падре. Потом Миффлин провел зеленый вертолет с буквами «НУМА» на борту под скоплением белых облаков и повернул на запад к городу Порт-Изабель, где Рио-Гранде вливается в Мексиканский залив.

Земля внизу представляла странное смешение пустынь и болот. Она была плоской как площадка для парковки, а среди высокой травы росли причудливые кактусы. Вскоре показался город Браунсвилл. Неподалеку от него русло реки сужалось, и в самом узком месте над ней высился мост, соединявший американский штат Техас и мексиканский — Матаморос.

— Вы можете мне сказать хотя бы в общих чертах, что мы собираемся исследовать? — спросил Гарза.

— Вы ведь выросли в долине Рио-Гранде, не так ли? — поинтересовался Сэндекер, не ответив на вопрос.

— Да, я родился и вырос здесь, на реке, в Ларедо. Учился в колледже в Браунсвилле. Мы только что пролетели над ним.

— Значит, вы знакомы с геологией в районе города Рома?

— Конечно, мне доводилось там работать.

— Как вы считаете, — включился в разговор Питт, — как текла эта река в первые века после Рождества Христова?

— Почти так же, — ответил Гарза. — То есть, конечно, русло сдвинулось, но вряд ли больше чем на несколько миль. А возможно, в следующие века оно вернулось в первоначальное положение. Главное изменение заключается в том, что река раньше была намного больше. До войны с Мексикой ее ширина колебалась от двухсот до четырехсот метров. Да и главный фарватер был значительно глубже.

— Когда ее впервые увидели европейцы?

— Алонсо де Пинеда вошел в устье реки в тысяча пятьсот девятнадцатом году.

— Как она в то время соотносилась с Миссисипи?

Гарза на минуту задумался.

— Рио-Гранде, скорее, была родственна Нилу.

— Нилу?

— Река берет свое начало в Скалистых горах Колорадо. Весной, когда идет активное таяние снегов, уровень воды сильно поднимается. Древние индейцы, как и египтяне, копали траншеи, отводя воду для орошения своих полей. Именно поэтому сегодня река не такая широкая, но более извилистая, чем первоначально. Когда на берегах стали возникать испанские и мексиканские поселения, а несколько позже сюда пришли американцы из Техаса, строительство ирригационных сооружений активизировалось. Появившиеся после Гражданской войны железные дороги доставили сюда еще больше фермеров и владельцев ранчо, которые тоже отводили для себя воду. К тысяча восемьсот девяносто четвертому году из-за многочисленных и чрезвычайно опасных мелей здесь прекратилась навигация. Если бы не ирригация, Рио-Гранде вполне могла стать техасской Миссисипи.

— Сейчас река судоходна? — спросила Лили.

— Когда началось развитие торговли, некоторое время поток судов был довольно велик. Колесные пароходы совершали регулярные рейсы из Браунсвилла в Ларедо в течение тридцати лет или даже больше. Сейчас, после постройки дамбы Фолкон, в низовьях можно увидеть только лодки с подвесными моторами.

— А раньше парусные суда могли доходить до города Рома? — спросил Питт.

— Запросто. Река была достаточно широкой для безопасного маневрирования. Парусному судну следовало только дождаться попутного ветра. Имеются сведения о килевом судне, дошедшем в тысяча восемьсот пятидесятом году до Санта-Фе.

Несколько минут все молчали, наблюдая, как Миффлин ведет вертолет вдоль извилистой реки. Впереди показались невысокие, покатые холмы. На мексиканской стороне виднелись небольшие города, расположившиеся здесь в пыльном уединении еще три века назад. Некоторые дома были построены из камня и кирпичей и покрыты красной черепицей. Другие были сооружены из самого разнообразного подручного материала и покрыты соломой или тростником.

В сельскохозяйственной части равнины цитрусовые рощи и поля с овощами уступили место зарослям мескитовых деревьев[49] и чертополоха. Питт ожидал увидеть грязную коричневую реку, но Рио-Гранде приятно удивила его чистой зеленовато-голубой водой.

— Сейчас мы подлетаем к городу Рома, — объявил Гарза. — Его близнец на другой стороне реки называется Мигель-Алеман. Это, в общем, не совсем город, а скорее небольшой пограничный поселок на дороге в Монтеррей. Там располагается несколько магазинов для туристов, а больше он ничем не примечателен.

Миффлин набран высоту и провел вертолет над мостом, после чего опять опустился к реке. На мексиканской стороне люди мыли машины, раскладывали рыболовные сети, купались. Около берега в илистых лужицах лежали свиньи. На американской стороне на обрывистом берегу из желтого песчаника стояли дома. Они выглядели старыми и небогатыми, но весьма надежными.

— Здания, как мне кажется, построены довольно искусно, — задумчиво проговорила Лили. — Представляете, сколько исторических событий видели эти стены!

— Во время расцвета коммерческого и военного судоходства, — продолжал лекцию Гарза, — город Рома был крупным портом. Преуспевающие купцы нанимали крупных архитекторов для проектирования жилых домов и общественных зданий. Все они неплохо сохранились.

— Среди них есть известные? — спросила Лили.

— Известные? — Гарза рассмеялся. — Лично мне очень нравится дом, построенный в середине девятнадцатого века. Он использовался в фильме с Марлоном Брандо в главной роли, который снимался именно в нашем городе.

Сэндекер сделал знак Миффлину облететь город вокруг.

— Город назван в честь Рима, поскольку тоже стоит на семи холмах? — спросил он Гарзу.

— Точно этого никто не знает, — улыбнулся тот. — Да и чтобы различить эти семь холмов, придется проявить незаурядную наблюдательность. Только два имеют заметные вершины, остальные давно сровнялись с землей.

— Какая тут почва? — спросил Питт.

— В основном обломки меловых пород. Этот район когда-то был дном моря. Часто встречаются окаменелые раковины устриц. Находили раковины размером до полуметра. Здесь неподалеку есть карьер, где добывают гравий, и там можно наглядно увидеть разные геологические периоды. Если хотите, Джо посадит вертолет, мы выйдем и я расскажу вам об этом подробнее.

— Не сейчас, — сказал Питт. — В этом районе есть естественные пещеры?

— На поверхность не выходит ни одна. Но это не значит, что их нет под землей. Никто не знает, сколько пещер, сформированных древними морями, скрыто под верхним слоем. Если забраться достаточно глубоко, да еще в нужном месте, вы почти наверняка найдете известняковую пещеру весьма приличных размеров. Старые индейские легенды рассказывают о духах, обитающих там.

— Каких духах?

Гарза пожал плечами:

— Призраки предков, погибших в сражениях с демонами зла.

Лили непроизвольно сжала руку Питта.

— В районе Рома проводились археологические раскопки? Какие-нибудь артефакты находили?

— Несколько стрел, кремниевые дротики, каменные ножи и каменные лодки.

— Что такое каменные лодки? — спросил Питт.

— Полые камни в форме лодок, — ответила Лили с явно ощутимым волнением. — Их происхождение и назначение до сих пор неизвестно. Бытует мнение, что их использовали в качестве амулетов. Считалось, что они отводили зло, особенно если индеец опасался ведьм или заговора шамана. Символическое изображение ведьмы привязывали к каменной лодке и бросали в реку или озеро, таким образом навсегда уничтожая зло.

— Находили ли предметы, которые ставили археологов в тупик? Быть может, они не укладывались в привычный отрезок на исторической шкале?

— Да, но их считали подделками.

Лили оживилась:

— О каких именно предметах идет речь?

— Мечи, кресты, кусочки брони, древки копий, все в основном металлическое. Кроме того, я вспоминаю историю о старом каменном якоре, который откопали на берегу реки.

— Возможно, он был испанским по происхождению? — вмешался Сэндекер.

Гарза покачал головой:

— Не испанским и не римским. Наши музейные деятели отнеслись к нему скептически и посчитали мистификацией девятнадцатого века.

Пальцы Лили крепче сжали в руку Питта.

— Как вы считаете, у нас будет возможность все это увидеть? — нетерпеливо спросила она. — Или их забросили за ненадобностью в какой-нибудь университетский подвал?

Гарза показан через окно на дорогу, ведущую от города на север:

— Между прочим, все артефакты здесь. Их бережно хранит человек, который их нашел. Это коренной техасец по имени Сэм Тринити. Местные его зовут Безумным Сэмом. Он бродит по этому району уже пятьдесят лет и клянется, что здесь когда-то стояли лагерем римляне. Чтобы заработать на жизнь, он держит небольшую газозаправочную станцию. Устроил у себя в сарае склад, который гордо называет музеем античности.

Губы Питта расплылись в улыбке.

— Вы можете сесть рядом с его домом? — спросил он пилота. — Полагаю, нам есть о чем поговорить с этим человеком.

66

Перед съездом с шоссе стоял указатель длиной добрых девять метров. Гигантская доска опиралась на выгоревшие на ярком солнце и изрядно потрепанные непогодой столбы из стволов мескитовых деревьев, которые дружно завалились назад, словно с перепоя. Кричаще яркие красные буквы на поблекшем серебристом фоне сообщали: «РИМСКИЙ ЦИРК СЭМА».

Газовые насосы, находящиеся здесь же, были новенькими и блестящими. Хозяин качал ими метановое топливо по сорок девять центов за литр. Магазин был выстроен из кирпича и выглядел, как хижина аризонских индейцев. Внутри было чисто, а на полках аккуратно уложены предметы антиквариата, бакалейные товары и безалкогольные напитки. Это был один из тысяч маленьких уединенных оазисов человеческой деятельности, расположенных вдоль автомагистралей по всей стране.

Но хозяйство Сэма не вписывалось в общую в картину, как и он сам.

На нем не было бейсбольной шапочки с рекламой тракторов «катерпиллер». Не было ни высоких поношенных ковбойских сапог, ни широкополой соломенной шляпы, ни выцветших джинсов «левис». Сэм носил яркую зеленую рубашку, желтые слаксы и довольно дорогие кожаные туфли. Его седые волосы были аккуратно подстрижены, а на макушке лихо топорщилась спортивная шапочка.

Сэм Тринити стоял в дверях своего магазина, до тех пор пока не улеглась поднятая винтами пыль, потом не торопясь прошествовал по асфальтовой дорожке и остановился метрах в шести от распахнувшейся двери вертолета, поигрывая двумя железными прутами.

Гарза спрыгнул на землю первым и направился к Сэму:

— Привет, старина, как живешь? Продолжаешь копаться в грязи?

Физиономия Тринити с толстой, больше подходящей теленку, чем человеку, кожей расплылась в широкой улыбке:

— Херб! Какими судьбами? Рад тебя видеть.

Он снял солнечные очки, явив миру голубые, блестевшие юношеским задором глаза, и сразу же сощурился: яркое солнце Южного Техаса приучает жителей защищать глаза. Подумав, он снова водрузил на нос очки. Сэм Тринити был очень высок, худ, как жердь, имел тонкие, длинные руки и узкие плечи, но зато звучный басовитый голос.

Гарза не представил гостей, но было ясно, что имена прибывших не представляют интереса для Сэма. Он сделал приглашающий жест рукой и сказал:

— Добро пожаловать в римский цирк Сэма. — Потом он окинул взглядом Питта и, заметив царапины на лице, хромоту и самодельную трость, полюбопытствовал: — Вы упали с мотоцикла?

Питт рассмеялся:

— Нет. Пострадал в небольшой потасовке в салуне.

— Кажется, вы мне нравитесь.

Сэндекер, державшийся чуть в стороне, спросил, кивнув на железные прутья:

— Где вы играете в гольф?

— Тут недалеко. Если пойдешь вниз по дороге, будет Рио-Гранде-Сити, — добродушно сообщил Тринити. — Я только что вернулся оттуда после короткой встречи со старыми армейскими корешами.

— Мы бы хотели осмотреть ваш музей, — сказал Гарза.

— Почту за честь. Смотрите. Не каждый день желающие взглянуть на мои артефакты прилетают на вертолете (он произносил слово «артефакт», растягивая звук «е»). Вы, наверное, хотите что-нибудь выпить? Что? Кола, содовая, пиво? У меня есть кувшин с «Маргаритой» на леднике.

— «Маргарита» — это здорово, — сказала Лили, вытирая шею банданой.

— Проводи наших гостей в музей, Херб. Дверь не заперта. Через минуту я присоединюсь к вам.

На заправку заехал грузовик, за ним последовал трейлер, и Сэм остановился поболтать с водителями.

— Общительный парень, — пробормотал Сэндекер.

— Сэм может быть общительнее и дружелюбнее, чем жена владельца техасского ранчо, но если вы столкнетесь с его отрицательными сторонами, то поймете, что он бывает жестким, как бифштекс за девяносто центов.

Гарза провел гостей в кирпичное строение, расположенное сразу за магазином. Помещение не больше гаража на две машины. Здесь были стеклянные витрины, где на полках аккуратными рядами лежали сокровища Сэма, тут же стояли восковые фигуры в римских одеждах. В музее было очень чисто, на стеклах ни пылинки, а артефакты радовали глаз своей ухоженностью — очищены от ржавчины и отполированы.

У Лили был с собой портфель. Аккуратно пристроив его на одной из витрин, она достала толстую иллюстрированную книгу, напоминающую каталог, и начала сравнивать лежащие на полках предметы с изображенными на рисунках.

— Очень похоже, — проговорила она через несколько минут. — Мечи и наконечники в точности такие же, как у римлян четвертого века.

— Не спешите делать выводы, — серьезно сказал Гарза. — Сэм вполне мог сфабриковать все, что вы здесь видите, состарив предметы с помощью кислоты и солнца.

— Он ничего не фабриковал, — решительно заявил Сэндекер.

Гарза скептически ухмыльнулся:

— Как вы можете быть в этом уверены, адмирал? Нет никаких свидетельств, что залив до Колумба кто-то уже посещал.

— Уже есть.

— Это для меня новость.

— Это случилось в триста девяносто первом году нашей эры, — объяснил Питт, — Флот из полутора десятков судов поднялся вверх по Рио-Гранде до места, где сейчас находится город Рома. В одном из холмов за городом римские наемники, рабы и египетские ученые спрятали обширную коллекцию артефактов из Александрийской библиотеки в Египте.

— Я знал это! — с порога завопил Сэм Тринити. Он был настолько взволнован, что едва не выронил поднос со стаканами и кувшином, который держат в руках. — Я был в этом уверен! Римляне действительно ступали по земле Техаса!

— Вы были правы, Сэм, — примирительно сказан Сэндекер, — а те, кто сомневались в этом, — нет.

— Все эти годы мне никто не верил, — ошеломленно бормотал Сэм. — Даже когда они прочитали надпись на камне, меня обвинили, что я выбил ее сам.

— Камень? Какой камень? — насторожился Питт.

— Тот, что стоит в углу. Я обращался к специалистам, чтобы ее перевели, ну и что вышло? Мне сказали: «Неплохо, Сэм, ты, оказывается, и латынь знаешь». Столько лет меня все считали лгуном!

— У вас есть копия перевода? — спросила Лили.

— Вон она, висит на стене. Я напечатал ее и повесил на видное место в застекленной рамке.

Лили оказалась быстрее всех. Она подошла к стене и начала читать вслух. Остальные столпились вокруг.

«Этим камнем отмечен путь туда, где я приказал зарыть экспонаты из величайшей обители муз. Я уцелел после уничтожения нашего флота варварами и направился на юг, где местное племя приняло меня за пророка.

Я учил их всему, что знаю сам и что сам умею, но они почти не применяли полученные знания на практике. Они предпочитали поклоняться языческим богам и идти на поводу у невежественных волхвов, требующих человеческих жертв.

После моего прибытия прошло семь лет. Мое возвращение сюда наполнено болью из-за гибели моих бывших товарищей. Я позаботился об их погребении. Мое судно готово, и очень скоро я отправляюсь в Рим.

Если Феодосий еще жив, я буду казнен, но с радостью иду на этот риск, чтобы еще хотя бы раз увидеть мою семью. Тем, кто это читает: если я погибну, знайте, вход в хранилище находится под холмом. Стойте на северной стороне и смотрите на юг, на речной утес.

Юний Венатор,

десятое августа триста девяносто восьмого года».

— Значит, Венатор пережил гибель своей экспедиции только для того, чтобы через семь лет умереть, перед тем как вернуться в Рим, — сказал Питт.

— Или он вернулся, но был казнен, — предположил Сэндекер.

— Нет, Феодосий умер в триста девяносто пятом году, — сказала Лили. — Подумать только, этот камень простоял шестнадцать веков, и никто не обращал на него внимания.

Брови Тринити удивленно поднялись.

— Вы знаете этого парня, Венатора?

— Мы идем по его следу, — сообщил Питт.

— Вы искали хранилище? — спросил Сэндекер.

Тринити кивнул:

— Я перекопал здесь все что мог, но не нашел ничего, кроме того, что вы здесь видите.

— Глубоко копали?

— Лет десять назад я выкопал яму глубиной около шести метров, но обнаружил только сандалию — вон стоит на полке.

— Вы покажете нам площадку, где нашли камень и другие предметы? — спросил Питт.

Старый техасец вопросительно взглянул на Гарзу:

— Ты как считаешь, Херб?

— Поверь мне, Сэм, этим людям можно верить. Они не расхитители гробниц.

— Хорошо. — Сэм кивнул и начал энергично собираться. — Тогда давайте покатаемся. Можно поехать в моем джипе.

* * *

Тринити провел джип по грунтовой дороге мимо нескольких современных построек и остановился перед забором из колючей проволоки. Он вышел, открыл калитку, также обмотанную колючей проволокой, и отодвинул ее в сторону. Затем снова сел за руль, и джип покатил дальше. Дорога постепенно слилась с окружающим ландшафтом и стала почти незаметной.

Когда джип с четырьмя приводными колесами забрался на довольно крутой подъем, Сэм остановил машину и выключил зажигание.

— Итак, господа, мы находимся на холме Гонгора. Очень давно кто-то мне сказал, что его назвали в честь испанского поэта семнадцатого века. Почему эту груду земли назвали именем поэта, я не знаю.

Питт показал на низкий холм, поднимавшийся в четырехстах метрах к югу.

— Как называется тот холм?

— У него нет названия, во всяком случае, я его не знаю.

— Где вы обнаружили камень? — спросила Лили.

— Потерпите, это немного дальше.

Тринити снова завел двигатель и направил джип вниз по склону, объезжая мескитовые деревья и заросли низкого кустарника. Две минуты спустя он затормозил около неглубокого старого русла реки. Сэм вышел из машины, подошел к краю и заглянул вниз:

— В этом месте я увидел уголок камня, выступающий из земли.

— Это сухое русло, — заметил Питт, — тянется между Гонгорой и дальним холмом.

— Да. — Тринити кивнул. — Но камень никак не мог переместиться оттуда на склон Гонгоры, если, конечно, его не перетащили специально.

— Эта равнина вряд ли затопляется, — согласился Сэндекер. — Эрозия и дожди в столь длительный период могли переместить камень с вершины Гонгоры метров на пятьдесят ниже, но они никак не могли передвинуть его на полкилометра с другой вершины.

— А другие артефакты? — спросила Лили. — Где были они?

Тринити описал рукой дугу.

— Они были разбросаны по склону и дальше почти до центра города.

— Вы отметили место находки каждого?

— Извините, мисс, но я не археолог и не думал, что необходимо запоминать каждую яму.

Глаза Лили вспыхнули разочарованием, но она промолчала.

— Вы, должно быть, использовали металлоискатель? — спросил Питт.

— Сам сделал, — похвастался Сэм. — Он у меня достаточно чувствительный, чтобы найти пенни на глубине полуметра.

— Кому принадлежит земля?

— Двенадцать сотен акров этой земли принадлежит моей семье еще с тех пор, как Техас был республикой.

— Это упрощает наши взаимоотношения с законом, — одобрительно заметил Сэндекер.

Питт посмотрел на часы. Солнце уже собиралось скрыться за грядой холмов. Он попытался мысленно представить себе сражение между индейцами и римлянами, которые рвались к реке, где их ждали суда. Ему казалось, что он слышит крики, вопли боли, бряцание оружия. Он чувствовал, словно переместился во времени на шестнадцать столетий назад, в тот судьбоносный день. Голос Лили, продолжавшей засыпать Тринити вопросами, вернул его в день сегодняшний.

— Странно, что на поле сражения вы не нашли никаких костей.

— Первые испанцы, потерпевшие крушение на техасском побережье залива и прошедшие по этим местам до Веракрус и Мехико, рассказывали об индейцах-каннибалах, — ответил Гарза.

Лили скривилась от отвращения:

— Но не станете же вы утверждать, что всех погибших съели!

— Конечно нет, вероятнее всего, съели лишь некоторых. А останки, которые не растащили собаки и дикие животные, позже были преданы земле этим парнем — Венатором.

— Херб прав, — сказал Питт. — Кости, оставшиеся на поверхности земли, со временем превратились бы в пыль.

Лили застыла в напряжении. С почти мистическим благоговением она взирала на гребень холма Гонгора.

— Никак не могу поверить, что мы действительно находимся в нескольких метрах от сокровищ.

После этого на несколько минут замолчали все присутствующие. Первым не выдержал Питт:

— Шестнадцать веков назад здесь умерло много хороших людей, пожелавших сохранить для потомков огромный запас знаний. Думаю, нам пора его откопать.

67

На следующее утро бдительные охранники открыли перед адмиралом Сэндекером ворота, и он поехал по аллее, ведущей к коттеджу президента на плато Озарк в штате Миссури. Он оставил машину на аллее и достал из багажника портфель. Воздух был свеж и прохладен, что было особенно приятно после техасской парилки.

Президент сошел с крыльца и тепло поприветствовал гостя:

— Адмирал, спасибо, что приехали.

— О, господин президент, это мой долг.

— Как прошел перелет?

— Я его проспал.

— Извините меня, адмирал, что вам пришлось действовать в такой спешке.

— Я отлично понимаю срочность и важность вопроса.

Президент положил руку на плечо Сэндекера и повел его по ступенькам к двери коттеджа:

— Входите и позавтракайте. Дейл Николс, Юлиус Шиллер и сенатор Питт уже расправляются с вареными яйцами и копченой ветчиной.

— Решили провести мозговую атаку? — улыбнулся Сэндекер.

— Мы провели полночи в обсуждении политических последствий вашего открытия.

— Мне почти нечего добавить к тому, что было в официальном докладе, который я переправил с курьером.

— Но вы не включили в него предполагаемый график раскопок.

— Мне необходимо было его обдумать, — твердо заявил Сэндекер.

Решительность адмирала не произвела большого впечатления на президента.

— Вы нам все расскажете за завтраком.

Собеседники на несколько минут замолчали. Президент провел гостя в дом, и Сэндекер с любопытством огляделся. Дом был сложен из крупных бревен. Уютная гостиная была обставлена как современная жилая комната, а вовсе не как помещение охотничьего домика. В большом камине потрескивали дрова. Из гостиной президент и адмирал прошли в столовую, где Николс и Фишер, одетые как завзятые рыбаки, встали и обменялись рукопожатиями с адмиралом. Сенатор Питт, сидевший немного поодаль, приветственно помахал рукой.

Сенатор Питт и адмирал Сэндекер благодаря Дирку уже давно стали близкими друзьями. Мрачное выражение лица старшего Питта заставило Сэндекера насторожиться.

В столовой находился еще один человек, о котором президент не упомянул, — Хэролд Уисмер, закадычный друг и внештатный советник президента, пользовавшийся огромным влиянием. Сэндекер удивился, почему президент пригласил этого человека тоже.

Президент указал рукой на стол:

— Присаживайтесь, адмирал. Как вы относитесь к вареным яйцам?

— Я бы предпочел фрукты и стакан обезжиренного молока.

Официант в белой форме принял заказ и отправился на кухню.

— Так вот, значит, как вы поддерживаете фигуру, — сказал Шиллер.

— Ограничение в еде и физические упражнения, — ответствовал Сэндекер.

— Мы все хотим поздравить вас и ваших людей с замечательным открытием, — решительно начал Уисмер. Он смотрел на адмирала сквозь очки в тонкой оправе с розовыми стеклами. Густая борода почти полностью скрывала его тонкие губы. Он был лыс, как бильярдный шар, и имел широко расставленные, немного выпученные глаза. — Когда вы намерены приступить к раскопкам?

— Завтра, — ответил Сэндекер, подозревая, что вот-вот услышит что-то неприятное. Он достал из портфеля увеличенную карту окрестностей города Рома и рисунок холма, на котором были указаны места будущих раскопок. Все это он разложил на свободном участке стола, — Мы собираемся прокопать два разведывательных тоннеля в главном холме в восьмидесяти метрах от вершины.

— Речь идет о холме, носящем имя Гонгора?

— Да, тоннели начнутся на противоположных сторонах склона, выходящего на реку, и пойдут под углом друг к другу, но на разных уровнях. Один из них или оба так или иначе не минуют грота, описанного Юнием Венатором, а если повезет, то и на одну из входных шахт.

— Вы совершенно уверены, что сокровища Александрийской библиотеки находятся именно в этом месте? — спросил Уисмер, и у адмирала возникло впечатление, что вокруг него затягивается петля. — У вас нет никаких сомнений?

— Нет, — уверенно ответил Сэндекер. — Карта с римского корабля в Гренландии привела к артефактам, обнаруженным Сэмом Тринити. Все части головоломки прекрасно сложились.

— Но ведь, может быть…

— Нет, римские артефакты являются подлинными, это подтвердили специалисты, — перебил Уисмера Сэндекер. — Это не подделка, не мошенничество и не чьи-то происки. Единственный вопрос — обнаружение точного места захоронения.

— Мы вовсе не утверждаем, — поспешил вмешаться Шиллер, — что сокровищ Александрийской библиотеки не существует. Но вы должны понять, адмирал, что международные последствия открытия такого масштаба могут быть непредсказуемыми.

Сэндекер не мигая уставился на Шиллера.

— Я не понимаю, каким образом обладание знаниями античного мира может привести к Армагеддону. Кроме того, вам не кажется, что вы поздно спохватились? Гала Камиль уже объявила о поисках на весь мир.

— Существуют соображения, — сказал президент, — которые вам просто не приходили в голову. Президент Хасан может заявить, что все реликвии принадлежат Египту и должны быть ему возвращены. Греция наверняка потребует возврата золотого саркофага Александра Македонского, и один Бог знает, какие требования выдвинет Италия.

— Возможно, я действительно чего-то не понимаю, джентльмены, — сказал Сэндекер, — но, по-моему, мы собирались использовать это открытие как раз для поддержки президента Хасана и его правительства.

— Верно, — признал Шиллер, — но это было до того, как выяснилось, что клад находится в районе Рио-Гранде. Теперь на сцену выступает Мексика. Фанатик Топильцин вполне может заявить свои претензии, мотивируя их тем фактом, что место захоронения когда-то принадлежало Мексике.

— Этого действительно следует ожидать, — сказал Сэндекер, — но ведь закон есть закон, а по закону артефакты принадлежат тому, кому принадлежит и земля, в которой они найдены.

— Мистеру Тринити будет предложена значительная сумма за использование его земли и права на реликвии, — сказал Николс. — Могу добавить, что эта сумма будет освобождена от налогообложения.

Сэндекер не смог или не счел нужным скрыть свой скептицизм.

— Клад может стоить много сотен миллионов долларов. Не знал, что наше правительство располагает подобными средствами.

— Разумеется, нет, — поморщился Николс.

— А если Тринити откажется принять ваше предложение?

— В нашем распоряжении имеются самые разные методы убеждения, — холодно заявил Уисмер.

— С каких пор наше правительство занялось вопросами искусства?

— Произведения искусства, скульптуры и останки Александра Великого действительно представляют лишь исторический интерес, — сказал Уисмер. — А вот знания, хранящиеся в древних свитках, могут стать жизненно важными для всех.

— Ну это как посмотреть, — философски заявил Сэндекер.

— Информация, содержащаяся в научных записях, и в первую очередь информация геологическая, может кардинально повлиять на наши будущие отношения со странами Ближнего Востока, — упрямо продолжал Уисмер, — К тому же нельзя забывать о религиозных аспектах.

— Что вы имеете в виду? Греческий перевод оригинального иудейского текста Ветхого Завета был выполнен в библиотеке. Именно он является основой всех современных Библий.

— Но не Нового Завета, — не унимался Уисмер. — Под обычным техасским холмом могут обнаружиться исторические факты, которые способны поставить под сомнение основы христианства. Согласитесь, что таким фактам лучше оставаться на месте.

Сэндекер окинул Уисмера холодным взглядом, потом повернулся к президенту:

— Я чувствую, здесь какой-то заговор, господин президент, и я был бы вам очень признателен, если бы вы объяснили, зачем я здесь.

— Ничего дурного, уверяю вас. Но, думаю, все мы согласны, что эту масштабную и очень тонкую операцию следует вести в рамках строжайшей секретности и под соответствующим руководством.

Сэндекер мгновенно понял: ловушка захлопнулась. Он с самого начала знал, что произойдет.

— Значит, после того как НУМА… — он сделал паузу и в упор взглянул на сенатора Питта, — и в первую очередь ваш сын, сенатор, сделал всю грязную работу, вы хотите отодвинуть нас в сторону?

— Вы не можете не согласиться, адмирал, — официальным тоном сказал Уисмер, — что это задача не для правительственного агентства, чьи главные интересы сосредоточены под водой.

Сэндекер не обратил внимания на слова президентского советника.

— До сих пор мы вполне успешно справлялись, — сказал он, — и я не вижу причин, почему бы нам не довести проект до конца.

— Мне очень жаль, адмирал, — твердо заявил президент, — но я забираю у вас этот проект и передаю его Пентагону.

Сэндекер на мгновение замер в немом изумлении.

— Военным? — взорвался он. — Кому в голову могла прийти столь дикая идея?

В глазах президента мелькнула растерянность. Он непроизвольно повернул голову к Уисмеру, но быстро взял себя в руки и твердо заявил:

— Неважно, кто разработал новый план. Решение принял я.

— Мне кажется, вы кое-чего не понимаете, Джим, — подал голос сенатор Питт. — То, с чем вы сейчас столкнулись, — не обычная археология. Знания, хранящиеся под этим холмом, могут изменить мир.

— И это достаточно веская причина, чтобы мы засекретили эту операцию, — важно проговорил Уисмер. — Мы должны держать это открытие в тайне, пока все документы не будут классифицированы и досконально изучены.

— На это уйдет несколько десятков лет, а то и целое столетие, — заявил Сэндекер. — Все зависит от количества свитков и их состояния.

— Сколько надо… — начал было президент.

Официант принес адмиралу молоко и фрукты, но тот напрочь лишился аппетита.

— Иными словами, — язвительно заявил он, — вам нужно время, чтобы подсчитать неожиданно свалившееся наследство. А потом начать политические торги за древние карты, показывающие месторождения нефти и других полезных ископаемых в Средиземноморье. Если же кости Александра еще не превратились в пыль, их можно будет продать Греции за продление срока аренды территорий наших военных баз. И все это скрывая правду от американского народа.

— Мы не можем допустить, чтобы информация о находке стала достоянием гласности, — терпеливо объяснил Шиллер, — пока мы не будем готовы к действиям. Вы не можете осознать, сколь велики преимущества в области внешней политики, которые вы дали правительству. Мы не имеем права пренебречь ими ради любопытства общественности к историческим и культурным реликвиям.

— Я не столь наивен, как вы думаете, джентльмены, — сказал Сэндекер, — но, должен признаться, я действительно являюсь старым сентиментальным патриотом, который верит, что народ заслуживает большего, чем получает от правительства. Сокровища Александрийской библиотеки принадлежат не кучке политиканов, которые могут использовать их в своих сделках. Они принадлежат американскому народу по праву собственности. — Сэндекер не дал своим оппонентам ответить. Он сделал глоток молока, а потом извлек из портфеля газету и положил ее в центр стола. — Ваши помощники и советники мыслят исключительно масштабными категориями, поэтому и не обратили внимания на маленькую заметку, содержащую информацию агентства Рейтер, которая появилась сегодня в большинстве газет мира. Эту газету я купил на станции проката автомобилей в Сент-Луисе. Ознакомьтесь, я отметил интересующую нас заметку на третьей странице.

Уисмер взял газету и развернул ее. Он вслух прочитал сначала название, а потом и текст:

— «Римляне высадились в Техасе? По информации, полученной от высокопоставленных источников в Вашингтоне, поиски подземного хранилища античных реликвий из знаменитой Александрийской библиотеки завершились в Техасе — в нескольких сотнях метров к северу от реки Рио-Гранде, в городе Рома. Артефакты, которые на протяжении многих лет искал и хранил местный житель мистер Сэмюел Тринити, ведущими археологами нашей страны признаны подлинными. Поиски начались после находки во льдах Гренландии римского торгового судна, отнесенного к четвертому веку нашей эры…»

Уисмер даже задохнулся от злости:

— Утечка! Проклятая утечка!

— Но откуда? — в шоке пробормотал Николс. — Кто?!

— Высокопоставленные источники в Вашингтоне, — процитировал Сэндекер. — А это значит — в Белом доме. — Он посмотрел на президента, потом перевел взгляд на Николса. — Так что ищите источник среди своих людей, господа.

Шиллер нахмурился.

— Туда устремятся тысячи людей, — вздохнул он. — Господин президент, вы должны отправить туда военных.

— Юлиус прав, господин президент, — добавил Николс. — Охотники за сокровищами перероют все холмы в окрестностях города Рома, если их вовремя не остановить.

Президент кивнул:

— Хорошо, Дейл. Позвоните генералу Меткалфу из Объединенного комитета.

Николс поспешно перешел из столовой в кабинет, где работали агенты безопасности и связисты из Белого дома.

— И все же я настоятельно советую засекретить операцию, — снова заговорил Уисмер. — Мы можем заявить, что находка оказалась чьей-то глупой мистификацией.

— Это не слишком хорошая идея, господин президент, — сказал Шиллер. — Вашим предшественникам из-за этого пришлось пережить немало неприятных минут. Не стоит обманывать американский народ — это дорого обходится. Средства массовой информации все равно рано или поздно пронюхают правду и смешают вас с грязью.

— Я согласен с Юлиусом, — сказал Шиллер. — Закройте район, но раскопки надо продолжать, ничего не скрывая и информируя общественность. Поверьте, господин президент, ваша администрация от этого только выиграет.

Президент взглянул на Уисмера и развел руками:

— Извини, Хэролд, но, может быть, это к лучшему.

— Будем надеяться, — сухо проговорил Уисмер, не сводя глаз с газетной заметки. — Но мне даже не хочется думать, что произойдет, если лунатик Топильцин захочет урвать этот кусок.

68

Сэм Тринити внимательно наблюдал, как Питт соединяет два электрических провода, тянущихся из двух металлических ящиков, стоящих у заднего откидного борта его джипа. В одном из ящиков имелся небольшой монитор, а из широкой щели второго высовывался узкий и длинный лист бумаги.

— Интересная штуковина, — поделился своими наблюдениями Сэм. — Как она называется?

— О, название у нее довольно занятное. Это электромагнитная отражательная профильная система для проведения исследований под поверхностью, — ответил Питт, протягивая провода к причудливой конструкции с двумя горбами, четырьмя колесами и ручкой, чтобы ее можно было толкать. — Попросту говоря, это зондирующий радар для поземных работ, первый георадар, изготовленный корпорацией «Ойо».

— Я и не знал, что радар может видеть сквозь землю и камни.

— Он дает довольно хорошую картину на глубине десять метров, а при идеальных условиях и до двадцати метров.

— Как он работает?

— Когда передвижной зонд движется по поверхности, передатчик посылает в землю электромагнитные импульсы. Отраженные сигналы поступают в приемник и передаются на процессор, а самописец записывает показания. Видите?

— Может быть, передатчик будет лучше чувствовать себя на буксире?

— Мне удобнее управлять им, перемещая его вручную.

— Что мы будем искать?

— Полость.

— Вы имеете в виду пещеру?

Питт ухмыльнулся и пожал плечами:

— Это одно и то же.

Тринити посмотрел через хребет холма, на котором они стояли, на вершину холма Гонгора, возвышающуюся в четырехстах метрах в стороне.

— Почему мы ведем поиски не на том холме?

— Я хочу провести испытания установки, прежде чем мы приступим к работе там, — сообщил Питт. — И потом, существует небольшая вероятность, что Венатор спрятал другие артефакты где-нибудь еще. — Он сделал паузу, помахал Лили, которая работала с теодолитом неподалеку, и крикнул: — Мы готовы!

Она подошла, держа в руках планшет с листом миллиметровки.

— Вот ваша решетка для поисков, — сказала она, указав карандашом на значки, проставленные на бумаге. Пограничные вешки уже установлены. Я буду идти за джипом и следить за показаниями приборов. Через каждые двадцать метров я буду ставить маленький флажок-указатель, чтобы контролировать движение по прямой.

Питт кивнул Тринити:

— Вы готовы, Сэм?

Тринити поерзал на водительском сиденье и включил зажигание:

— Жду команды.

Питт включил установку и покрутил ручку настройки. Потом он взялся за рукоятку передвижного зонда и сделан шаг вперед:

— Начали!

Тринити тронул джип с места, и мощная машина поползла вперед. Питт следовал примерно в пяти метрах за ней, толкая перед собой приемно-передающее устройство.

Легкая облачность уменьшила ослепительную яркость солнца, превратив его в тусклый желтый мяч. День был нежарким, и люди чувствовали себя вполне комфортно. Они утюжили взад-вперед намеченный участок, обходя деревья и кусты. Казавшееся бесконечным утро перешло в не менее бесконечный день. Эта тягучая монотонность, обычная спутница поисков, растянула время вне всяких мыслимых пропорций.

Они не стали прерываться на ланч, останавливаясь только по команде Лили для записи показаний приборов.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил Питт, решивший несколько минут передохнуть в тенечке.

— Мы находимся на краю чего-то, что может оказаться интересным, — сказала Лили, занятая записями. — Может быть, это ложная тревога. После нескольких проходов станет яснее.

Тринити раздал всем участникам поисков бутылки с пивом, ожидавшие своего часа в автомобильном холодильнике. Именно во время короткого перерыва на отдых Питт обратил внимание на растущее число машин, стоящих у холма Гонгора. По склону начали бродить люди с металлоискателями.

Сэм тоже заметил всеобщее оживление.

— Похоже, на мои знаки «прохода нет» никто не обращает внимания, — пробурчал он. — И откуда их столько набежало Можно подумать, здесь обещали раздавать бесплатную выпивку.

— Кто это? — спросила Лили, — И откуда они узнали о нашем проекте?

Тринити внимательно осмотрел прибывших поверх своих темных очков.

— В основном это местные парни, — сообщил он. — Должно быть, кто-то проболтался. Но завтра здесь соберется народ со всех концов Соединенных Штатов.

В джипе требовательно зазвонил телефон. Тринити сказал несколько слов и через окно передал трубку Питту:

— Это вас. Адмирал Сэндекер.

— Слушаю, адмирал, — сказал Питт.

— Мы больше не в деле, — проинформировал его адмирал. — Советники президента внушили ему идею передать операцию Пентагону.

— Этого следовало ожидать, но лично я бы предпочел службу охраны заповедников. У них больше оборудования для подобных работ.

— Белый дом желает, чтобы сразу же после обнаружения хранилища оно было вскрыто, и оттуда как можно скорее были извлечены свитки для их подробного изучения. Наши политики опасаются, что на древние знания найдется слишком много претендентов.

Питт в досаде стукнул кулаком по крыше джипа:

— Черт бы их побрал! Дай им волю, они бы спустились вниз и покидали все свитки в грузовики как обычный утиль. Они же не понимают, что свитки, пролежавшие под землей шестнадцать веков, могут обратиться в пыль, если с ними неправильно обращаться.

— Президент взял на себя ответственность за эту авантюру.

— Прошлое не имеет приоритета перед современной политикой, это я уже понял.

— Есть еще одна проблема, — прервал Питта адмирал. — Кто-то в Белом доме слил информацию Международному агентству новостей. Слухи распространяются быстрее чумы.

— Здесь уже собираются толпы.

— Предприимчивый народ, ничего не скажешь. Они время зря не теряют.

— А как правительство собирается решить вопрос с собственностью на землю? Здесь все окрестности принадлежат Сэму.

— Сэм получит предложение, от которого не сможет отказаться, — со злостью ответил Сэндекер. — Президент и его свита разработали грандиозную схему получения политической выгоды от информации, содержащейся в свитках.

— Мой отец был с ними?

— Мне очень жаль, но это так.

— Кто именно будет вести работы?

— Группа армейских инженеров из Форт-Худа. Все они вместе со своим оборудованием следуют к месту раскопок на грузовиках. Силы безопасности вот-вот свалятся вам на голову. Их доставят на вертолете, чтобы быстро оцепить периметр.

— Вы можете использовать свое влияние, чтобы мы остались здесь?

— Дай мне убедительные доводы.

— Если не считать Хайрема Йегера, Лили и я знаем о поисках больше, чем кто бы то ни был. Настаивайте, чтобы мы остались здесь как консультанты проекта. Приведите в качестве довода академические звания и заслуги Лили. Скажите, что мы ведем поиски артефактов, которые могли остаться на поверхности. Короче, говорите что угодно, но убедите президента оставить нас здесь.

— Я посмотрю, что можно сделать. — Адмирал уже начат обдумывать свои аргументы в споре, не имея ни малейшего представления о соображениях Питта. — Самое серьезное препятствие — это Уисмер. Если сенатор окажет мне поддержку, думаю, мы с ним справимся.

— Дайте мне знать, если отец будет вам препятствовать. Я найду на него управу.

— Я буду поддерживать с вами связь.

Питт отдал трубку Тринити и улыбнулся Лили.

— Мы больше не принимаем в этом участия, — сообщил он. — Раскопки будет вести армия. Они будут увозить отсюда артефакты, как только смогут их забросить в кузова грузовиков.

Глаза Лили изумленно округлились.

— Свитки при неосторожном обращении будут уничтожены! — задыхаясь, произнесла она. — После шестнадцати веков, проведенных под землей, пергамент и папирус могут рассыпаться от резкой смены температуры, да и просто от неосторожного прикосновения!

— Ты же слышала, я говорил адмиралу то же самое. — Питт беспомощно развел руками.

Судя по лицу Тринити, он был совершенно сбит с толку.

— Ну и что мы будем делать?

Питт взглянул на вешки, отмечавшие внешние границы периметра, и задорно улыбнулся:

— Пока суд да дело, давайте закончим работу. Шоу кончается только тогда, когда оно действительно кончается.

69

У причала александрийского яхт-клуба остановился длинный лимузин. Шофер открыл дверь, и из машины вышел Роберт Капестерре. Он был одет в белый льняной костюм от превосходного портного и совершенно не походил на Топильцина.

Сбежав по каменной лестнице, он поднялся на борт ожидавшего его катера, который сразу же отошел от причала. Роберт Капестерре устроился в удобном кресле и получил возможность сполна насладиться поездкой по живописной гавани мимо того места, где когда-то стоял Александрийский маяк, одно из семи чудес света, грандиозное сооружение высотой 135 метров. К сожалению, от него осталось только несколько камней, встроенных в сооруженный на этом месте арабский форт.

Катер направился к большой яхте, бросившей якорь за пределами гавани напротив обширного песчаного пляжа. Капестерре уже приходилось на ней бывать. Он знал, что ее длина сорок пять метров и что она была построена в Голландии. Яхта имела очень изящные, обтекаемые обводы и могла развить скорость до тридцати узлов.

Замедлив ход, катер приблизился к спущенному трапу, и пассажир легко поднялся по удобным ступенькам. На палубе его ожидал человек, одетый в открытую шелковую рубашку, шорты и сандалии. Они обнялись.

— Добро пожаловать, брат, — сказал Пол Капестерре. — Давно не виделись.

— Прекрасно выглядишь, Пол. Ты, будучи Ахмедом Язидом, ощутимо прибавил в весе. Сколько ты набрал? Фунтов восемь?

— Двенадцать.

— Как-то странно видеть тебя без формы, — сказал Роберт.

Пол пожат плечами:

— Мне осточертела арабская одежда Ахмеда Язида, и особенно этот дурацкий тюрбан. — Он отступил на шаг и с улыбкой взглянул на брата: — Кстати, я ни разу не видел тебя в наряде ацтекского бога.

— У Топильцина каникулы, — ответил Роберт и показал на палубу. — Я смотрю, ты позаимствован яхту дяди Теодора.

— С тех пор как семья прекратила заниматься наркотиками, он ею, по-моему, ни разу не пользовался. — Пол повернулся и повел брата в пассажирский салон. — Пойдем, там уже накрыт стол к ланчу. Поскольку я теперь знаю, что ты полюбил шампанское, я запасся бутылочкой из погребов дяди Теодора.

Роберт взял предложенный стакан:

— Я думал, что президент Хасан посадил тебя под домашний арест.

— Я купил свою виллу только потому, что в ней есть подземный ход длиной около ста метров, заканчивающийся в авторемонтной мастерской.

— Которая тоже принадлежит тебе?

— Конечно.

Роберт поднял стакан:

— За великий план папы и мамы!

Пол кивнул:

— Твои перспективы в Мексике на сегодняшний день выглядят более привлекательно, чем мои в Египте.

— Ты не виноват в том, что произошло с «Леди Флэмборо». Семья одобрила план. Никто не мог предположить, что американцы окажутся столь хитры.

— Во всем виноват этот идиот Сулейман Азиз Аммар, — злобно проговорил Пол. — Это он провалил операцию.

— Есть сведения об уцелевших?

— Агенты семьи сообщили, что большинство наших людей убито, в том числе Аммар и твой капитан Мачадо. Несколько человек попали в плен, но они ничего о нас не знают.

— Тогда можно считать, что мы легко отделались. Если Мачадо и Аммар мертвы, никто и никогда не сможет связать этот инцидент с нами.

— Президент Хасан довольно легко сложил два и два, иначе он не посадил бы меня под домашний арест.

— Конечно, — согласился Роберт, — но Хасан все равно ничего не сможет предпринять против тебя без солидных свидетельских показаний. Если он все же рискнет, твои фанатики поднимутся на защиту. Семья советует выждать некоторое время, потратив его на укрепление своей базы. Должен пройти по крайней мере год, прежде чем станет ясно, куда дует ветер.

— Сегодня ветер попутный для Хасана, мисс Камиль и Абу Хамила, — с ненавистью сказал Пол.

— Имей терпение. Рано или поздно движение исламских фундаменталистов само занесет тебя в египетский парламент.

Пол снова уставился на Роберта. В его глазах плескалась злоба.

— Обнаружение Александрийской библиотеки может ускорить процесс.

— Ты читал последние новости? — заинтересовался Роберт.

— Да, американцы утверждают, что нашли древнее хранилище в Техасе.

— Обладание древними геологическими картами принесло бы тебе немалую пользу. Если они указывают на богатые залежи нефти и минералов, ты сможешь говорить о поднятии египетской экономики на новую ступень.

— Я думал об этой возможности, — сказал Пол. — Если я правильно понимаю деятелей Белого дома, президент будет использовать артефакты и свитки в качестве аргументов для заключения разного рода сделок. И пока Хасан будет выпрашивать свою часть египетского наследства, я могу указать людям, что нарушается воля наших почитаемых предков. — Пол на несколько минут задумался. Потом, приняв решение, он продолжил: — В софистике[50] я силен, так что, думаю, я смогу повернуть мусульманские законы и слова Корана в нужном направлении и тем самым свергнуть египетское правительство.

Роберт рассмеялся:

— Постарайся выдержать соответствующее выражение лица, когда будешь говорить. Возможно, христиане и сожгли большинство свитков в триста девяносто первом году, но именно мусульмане в шестьсот сорок шестом году уничтожили библиотеку навсегда.

Подошел официант и подал шотландского копченого лосося и иранскую икру. Несколько минут братья ели в полном молчании.

Затем Пол снова заговорил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что должен захватить эти артефакты?

Роберт задумчиво смотрел вдаль поверх стакана с шампанским, который держал в руке.

— Ты говоришь это мне или Топильцину?

Пол рассмеялся:

— Топильцину.

Роберт поставил стакан, медленно поднял вверх руки, словно собираясь молить о чем-то сидящую на потолке муху, и начал, слегка подвывая, вешать:

— Мы поднимемся все, нас будут десятки, сотни тысяч. Мы перейдем реку и возьмем то, что веками лежало в мексиканской земле, украденной у нас американцами. Многие будут принесены в жертву, но боги требуют: мы должны взять то, что по праву принадлежит Мексике. — Потом он уронил руки, усмехнулся и добавил: — Конечно, надо еще отрепетировать, но в общем это будет выглядеть так.

— Ты, похоже, позаимствовал мой сценарий, — сказал Пол, хлопая в ладоши.

— Какая разница? — пожал плечами Роберт. — Ведь мы семья. — Он доел копченого лосося и отложил вилку. — Очень вкусно. Я бы мог есть такую рыбу каждый день. — Он запил деликатес несколькими глотками шампанского и спросил: — Предположим, я захвачу сокровища, и что тогда?

— Мне нужны только карты. Все, что можно будет умыкнуть еще, останется в семье для хранения или пойдет на продажу богатым коллекционерам. Договорились?

Роберт секунду подумал и кивнул:

— Договорились.

Официант принес поднос со стаканами, бутылку бренди и коробку сигар.

Пол раскурил сигару и, выдохнув облачко сизого дыма, вопросительно взглянул на брата:

— Как ты собираешься захватить сокровища библиотеки?

— После прихода к власти я планирую массированное невооруженное вторжение в приграничные американские штаты. А сейчас выдается возможность провести генеральную репетицию. — Роберт задумчиво поболтал бренди в стакане и посмотрел сквозь янтарную жидкость на свет. — Когда я приведу машину в действие, городская беднота и крестьянство будут собраны вместе и доставлены в район севернее техасского города Рома. Я могу собрать триста, может быть, даже четыреста тысяч человек в течение четырех дней.

— А как насчет сопротивления американцев?

— Все солдаты, пограничники и шерифы Техаса не смогут остановить вторжение. Я планирую пустить вперед через мост женщин и детей. Американцы — народ сентиментальный. Они могли уничтожать целые деревни во Вьетнаме, но не устроят бойню мирного населения на пороге своего дома. Можно также сыграть на боязни Белого дома вызвать нежелательный международный резонанс. Президент не осмелится дать приказ стрелять. А людская волна, которая прокатится по городку и месту раскопок, запросто сметет пассивное сопротивление.

— И Топильцин ее возглавит?

— И я ее возглавлю.

— Как долго ты сможешь продержаться? — спросил Пол.

— Достаточно долго, чтобы мои специалисты по древним языкам нашли нужные нам свитки с информацией о давно забытых месторождениях.

— На это уйдут недели. Тебе не хватит времени. Американцы подтянут дополнительные силы и вытеснят тебя и твоих людей обратно в Мексику.

— Нет, если я пригрожу сжечь свитки и уничтожить все произведения искусства. — Роберт аккуратно промокнул губы салфеткой. — Мой самолет, полагаю, уже заправлен. Пожалуй, мне лучше поторопиться обратно в Мексику, чтобы начать подготовку к операции.

На лице Пола отразилось уважение к изобретательности брата.

— Если американцев припереть к стенке, у них не останется выхода и придется договариваться. Мне это нравится!

— Еще больше мне нравится возможность напустить на американцев орду фанатиков, равной которой история еще не знала.

70

В первый день они прибывали тысячами, в следующие — десятками тысяч. Население всех северных провинций Мексики, взвинченное истеричными бреднями Топильцина, съезжалось на машинах, переполненных автобусах и грузовиках. В пыльный мексиканский городок Мигель-Алеман многие приходили пешком. Асфальтовые дороги из Монтеррея, Тампико и Мехико были забиты транспортом.

Президент Де Лоренцо попробовал остановить людскую лавину, приближающуюся к границе. Он отдал приказ мексиканской армии блокировать дороги. Но с таким же успехом можно было пытаться остановить разлив бурной, полноводной реки. В окрестностях Гваделупе взвод солдат, который едва не смела людская волна, открыл огонь по толпе. Сорок четыре человека были убиты, в основном женщины и дети.

Так президент Де Лоренцо, не желая того, сыграл на руку Топильцину. Именно на такое развитие событий и рассчитывал Роберт Капестерре. В Мехико начались стихийные бунты. Президент понял, что ему придется отступить, иначе в стране вспыхнет революция. Он отправил послание в Белый дом, в котором принес свои искренние извинения за то, что не сумел остановить поток, после чего отозвал солдат, многие из которых дезертировали и присоединились к «крестовому походу».

Никем не сдерживаемая многолюдная толпа докатилась до Рио-Гранде.

Семья Капестерре наняла профессионалов, и для приверженцев Роберта-Топильцина на площади пять квадратных километров был разбит палаточный городок и организовано питание. Туда же были доставлены туалеты, регулярно подвозилась вода. Все было предусмотрено. Многие из бедняков, наводнивших район, никогда так хорошо не жили и не получали столь качественной пищи. Только с клубящейся над дорогами пылью и зловонными выхлопными газами ничего нельзя было поделать.

На мексиканской стороне реки появилось множество транспарантов с надписями: «Американцы украли нашу землю!», «Мы хотим вернуть землю наших предков!», «Античные реликвии принадлежат Мексике!». Люди скандировали лозунги на английском и испанском языках, а также на науатле. Топильцин постоянно находился в гуще толпы, доводя ее своими речами до такой степени исступления, которое редко встречается за пределами Ирана.

Эти демонстрации снимали многочисленные бригады телевизионщиков. Камеры, от которых змеились кабели к двум дюжинам передвижных полевых установок, стояли на американском берегу реки и фиксировали все, что происходило на противоположной стороне.

Неутомимые корреспонденты, без устали сновавшие в толпе, не знали, что интервью, которые им давали крестьянские семьи, были заранее написаны и отрепетированы. В большинстве случаев оборванные нищие оказывались профессиональными актерами, отлично говорившими по-английски, но тем не менее объяснявшимися с ужасным акцентом. Высказанное ими слезное желание постоянно жить в Калифорнии, Аризоне, Нью-Мексико или Техасе вызвало всплеск сочувствия среди их соотечественников. Интервью и репортажи с места событий транслировались по всем мексиканским телевизионным канатам.

Невозмутимыми оставались только американские пограничники. До сего момента картина массового вторжения через границу могла им привидеться разве что в ночном кошмаре. Теперь они были готовы к тому, чтобы увидеть худшие из своих страхов наяву.

Пограничники очень редко применяли огнестрельное оружие. С нелегальными эмигрантами они обходились вполне гуманно и вежливо, заботясь лишь о том, чтобы переправить их через границу домой. Они видели, что на американской стороне реки появляются солдаты, в камуфляжной форме. Пограничники понимали, что автоматическое оружие, которым вооружена армия, так же как и двадцать танков, дула которых направлены в сторону Мексики, несут только смерть и разрушения.

Солдаты были молоды и хорошо обучены. Но их готовили к сражениям с вооруженным противником, поэтому они чувствовали себя неловко, оказавшись лицом к лицу с толпой мирных жителей.

Их командир, бригадный генерал Кертис Чандлер, перегородил мост танками и бронетранспортерами, но Топильцин это предусмотрел. Мексиканский берег реки был усеян самыми разнообразными лодками, большими и маленькими деревянными плотами. Были подготовлены канатные мосты, которые оставалось только перебросить через реку.

По данным армейской разведки первая волна составит примерно двадцать тысяч человек, если не считать пловцов, количество которых учесть было попросту невозможно. Одна из женщин агентов сумела проникнуть в трейлер помощников Топильцина и выяснила, что нашествие начнется поздним вечером, после того как ацтекский мессия доведет толпу до очередного приступа безумия, однако ей не удалось узнать, на какой именно вечер запланировано это мероприятие.

Чандлер отслужил три срока во Вьетнаме, поэтому он знал не понаслышке, что такое убивать фанатиков — женщин и детей, которые нередко неожиданно выскакивали из джунглей. Он дал приказ, когда начнется движение через реку, вести огонь над головами толпы.

Если же предупредительный огонь не произведет желаемого эффекта, а Чандлер не мог не учитывать этого, он, будучи солдатом, намеревался исполнить свой долг. Если поступит приказ, войска под его командованием откроют огонь по толпе и остановят мирное вторжение, независимо от того, какой кровью придется за это заплатить.

* * *

Питт стоял на балконе второго этажа магазина Сэма Тринити и смотрел в телескоп, которым техасец пользовался, чтобы любоваться звездами. Солнце уже скрылось за грядой холмов на западе. День клонился к завершению, зато на противоположной стороне Рио-Гранде, похоже, спектакль только начинался. Повсюду зажглись разноцветные прожекторы. Одни шарили яркими лучами по темнеющему небу, другие были направлены на высокую белую башню, возведенную в самом центре палаточного городка.

Он навел телескоп на небольшую фигурку, облаченную в длинный белый балахон и цветной головной убор, стоящую на узкой платформе на вершине башни. Судя по энергичным взмахам рук и судорожным телодвижениям, человек произносил зажигательную речь.

— Интересно, — протянул Питт, — кто этот субъект в маскарадном костюме, будоражащий местное население?

Адмирал Сэндекер вместе с Лили был занят изучением изображения подземного профиля, полученного в процессе работы.

— Возможно, это Топильцин, — пробормотал он.

— Он хорошо управляет толпой, это видно даже отсюда, — заметил Питт.

— Они собираются переправиться сегодня? — нервно спросила Лили.

Питт отошел от телескопа и покачал головой.

— Они заняты строительством флота для переправы, но я сомневаюсь, что у них что-нибудь получится в течение ближайших сорока восьми часов. Топильцин не даст команду выступать, если не будет абсолютно уверен в успехе.

— Топильцин — это, можно сказать, его псевдоним, — сообщил Сэндекер. — Настоящее имя этого парня Роберт Капестерре.

— Он неплохо преуспел.

Сэндекер поднял руку и на дюйм развел большой и указательный пальцы:

— Капестерре осталось вот столько до захвата власти в Мехико.

— Если я правильно понимаю происходящее на противоположном берегу реки, он нацелился также и на американский юго-запад.

Лили встала и с наслаждением потянулась.

— Я больше не могу сидеть сложа руки! — воскликнула она. — Мы сделали всю работу, а слава достанется армейским инженерам. Как это грубо с их стороны — удалить нас с раскопок. В конце концов, эта земля все еще принадлежит Сэму. — Лили принялась нервно жевать кончик ручки: — Почему молчит сенатор? Он уже должен был дать о себе знать.

— Не знаю. — Сэндекер пожал плечами. — После того как я передал ему слова Дирка, он обещал как-нибудь уладить дело.

— Жаль только, мы не знаем, что он делает, — пробормотала Лили.

На ступеньках появился Тринити, украсивший себя цветастым фартуком:

— Как вы относитесь к порции знаменитого чили Тринити?

Лили покосилась на хозяина с подозрением:

— Очень острое?

— Маленькая леди! Я могу сделать его мягким, как зефир, и острым, как аккумуляторная кислота. Какой вариант вы предпочитаете?

— Зефир меня устраивает больше, — ни секунды не колеблясь, решила Лили.

Прежде чем Питт и Сэндекер успели сделать свой выбор, Тринити насторожился и направил все свое внимание в ночную тьму, которую как раз в этот момент прорезали лучи фар.

— Должно быть, идет еще один армейский конвой. Здесь полностью прекратилось движение, после того как генерал перекрыл дорогу и стал поворачивать весь транспорт на север.

Вскоре они насчитали пять грузовиков, впереди которых шел «хаммер» — машина, заменившая старый добрый джип. Грузовик, замыкавший колонну, тащил трейлер, на котором лежало какое-то оборудование, укрытое брезентом. Конвой не свернул с дороги в сторону лагеря инженеров на холме Гонгора и не проехал дальше, к центру города Рома. Грузовики вслед за «хаммером» повернули на подъездную аллею, ведущую к «Римскому цирку Сэма», и остановились между заправкой и магазином. Из «хаммера» выбрались пассажиры и принялись оглядываться.

Питт сразу же узнал знакомые лица. Двое из прибывших были в военной форме, а третий — в обычном свитере и хлопчатобумажных брюках.

Питт перелез через ограждение балкона и, ухватившись за вертикальные прутья, начал сползать вниз, а затем спрыгнул на землю. Он весьма эффектно приземлился перед группой прибывших гостей, правда, не смог сдержать стона — нога все еще болела.

— Ты откуда свалился? — спросил Джордино, расплывшись в широкой улыбке. Он был бледен, рука все еще болталась на перевязи, но во всем остальном итальянец выглядел как обычно.

— То же самое я хотел спросить у тебя.

Вперед выступил полковник Холлис:

— Я не думал, что мы снова встретимся так быстро.

— Я тоже, — добавил майор Диллинджер.

Питт, пожимая руки прибывшим, почувствовал огромное облегчение.

— Сказать, что я просто рад вас видеть, было бы не совсем верно. Я счастлив как мальчишка, получивший в подарок свой первый велосипед. Как вы сюда попали?

— Ваш отец очень постарался убедить Объединенный комитет начальников штабов, — пояснил Холлис — Я еще не успел закончить отчет о нашей миссии на «Леди Флэмборо», когда поступил приказ собрать отряд и направляться сюда наземным транспортом, используя объездные пути. Все это очень непонятно. Мне было сказано, что полевой командир не будет извещен о нашем прибытии, пока я не доложу ему сам.

— Генерал Чандлер? — спросил Питт.

— Да, генерал Чандлер. Я служил под его начатом восемь лет назад в войсках НАТО. Он до сих пор думает, что одно только оружие может решить исход войны. Вот, значит, кому поручили грязную работу — защищать мост!

— Какие вы получили приказы? — спросил Питт.

— Помогать вам и доктору Шарп в той работе, которую вы выполняете. Адмирал Сэндекер будет являться связующим звеном между сенатором и Пентагоном. Это все, что я знаю.

— Никаких упоминаний о Белом доме?

— Ничего определенного.

Он повернулся, увидев выходящих из дома Лили и адмирала. Путь по внутреннем лестницам у них занял больше времени, чем у Питта, зато был более безопасным. Пока Лили обнимала Джордино, а Диллинджер представлялся адмиралу, Холлис отвел Питта в сторону.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — шепотом спросил он. — Цирк какой-то.

Питт ухмыльнулся:

— Вы даже себе не представляете, насколько вы близки к истине.

— Какая роль будет отведена силам специального назначения?

— Когда здесь начнется всеобщая вакханалия, — сказал Питт, став совершенно серьезным, — вы взорвете склад.

71

Ковшовый экскаватор, доставленный отрядом спецназа из Виргинии, был огромен. Опираясь на широкие покрышки, он вполз по склону на площадку, которую Лили отметила флажками. После десятиминутного инструктажа и небольшой тренировки Питт запомнил функции рычагов и принялся управлять стальным монстром без посторонней помощи. Он поднял 2,5-метровый ковш и опустил его, словно гигантскую когтистую лапу, на твердую землю. Ковш громко лязгнул.

Меньше чем через час по склону холма протянулась траншея глубиной шесть метров и длиной двадцать метров. На этой стадии раскопки были прерваны появлением «шевроле» и грузовика с вооруженными солдатами.

«Шевроле» еще продолжал двигаться, когда из него выпрыгнул капитан, державшийся настолько прямо, что Питт сразу понял, к кому относится выражение «проглотить аршин». В глазах капитана светилась фанатичная преданность воинской дисциплине.

— Это закрытая зона, — довольно вежливо сообщил он. — Я вас персонально предупреждал два дня назад больше здесь не появляться. Вы должны немедленно вывезти оборудование и убраться отсюда сами.

Питт безразлично пожал плечами, спрыгнул на землю, обошел офицера, словно его и не существовало, и заглянул в траншею.

Капитан покраснел и рявкнул сержанту:

— Сержант О'Хара, выделите людей, чтобы вывезти этих гражданских лиц за пределы зоны оцепления.

Питт медленно обернулся и улыбнулся самой приятной улыбкой, на которую он был способен:

— Извините, но мы остаемся.

Капитан тоже улыбнулся, правда, его улыбка вышла несколько кривой.

— У вас есть три минуты, чтобы уйти и прихватить с собой вашу автоматическую лопату.

— Быть может, вы хотите посмотреть бумаги, разрешающие нам пребывание здесь?

— Если они не подписаны генералом Чандлером, они не имеют силы.

— Они выданы более высоким командованием, чем ваш генерал.

— У вас три минуты, — резко повторил капитан. — После этого я удалю вас силой.

Лили, Джордино и адмирал, сидевшие в позаимствованном у Тринити джипе, вышли, чтобы лучше видеть шоу. На Лили был только бюстгальтер от купальника и обтягивающие шорты. В таком виде она нахально прошлась взад-вперед перед строем солдат.

Женщины, никогда не работавшие уличными проститутками, не умеют ходить, зазывно покачивая бедрами, и чтобы походка при этом казалась естественной. Когда же они пытаются подражать такой походке, обычно получается грубый фарс. Лили не была исключением, но мужчинам было абсолютно все равно. Они поедали ее глазами.

Питт начал злиться. Очень уж ему не нравились тупые солдафоны.

— В вашем распоряжении двенадцать человек, капитан, двенадцать инженеров, почти не имеющих боевого опыта, У меня сорок человек, из них любые два могут расправиться со всеми вашими вояками голыми руками, затратив на это не более тридцати секунд. Я вас не прошу, я приказываю, проваливайте отсюда.

Капитан совершил оборот вокруг своей оси, но никого не увидел, кроме Лили, завлекающей его солдат, адмирала Сэндекера, спокойно попыхивающего сигарой, и еще одного человека с перевязанной рукой. Последний стоял, прислонившись к борту джипа, и, казалось, дремал.

Капитан снова взглянул на Питта. Но тот не проявлял никаких эмоций. Тогда капитан сделал знак рукой и завопил:

— Сержант, уберите отсюда этих людей, ко всем чертям!

Прежде чем его люди успели сделать два шага, рядом с ними, словно из воздуха, материализовался полковник Холлис. Камуфляжная форма, раскрашенные лицо и руки позволили ему удивительным образом слиться с окружающим пейзажем. Он находился за кустами всего лишь в пяти метрах от места действия, оставаясь практически невидимым.

— У нас проблемы? — спросил Холлис, глядя на капитана не более дружелюбно, чем кот на мышь.

У капитана непроизвольно открылся рот, а его люди замерли в немом изумлении. Капитан сделал несколько шагов к Холлису, внимательно осмотрел его, но не заметил никакого намека на ранг.

— Кто вы? — выдохнул он. — Ваше звание?

— Полковник Мортон Холлис, силы специального назначения.

— Капитан Луис Крэнстон, сэр, четыреста восемьдесят шестой инженерный батальон.

Военные обменялись приветствиями. Холлис кивнул на замерших в строю инженеров, державших оружие наготове:

— Полагаю, капитан, вы можете скомандовать вашим людям «вольно».

Крэнстон не был уверен, должен ли он слушаться незнакомого полковника, возникшего из ниоткуда.

— Могу я спросить, полковник, что здесь делает офицер спецназа?

— Слежу, чтобы этим людям, ведущим здесь археологические раскопки, никто не мешал.

— Я должен напомнить вам, сэр, гражданским людям не позволено находиться в закрытой военной зоне.

— Кажется, я вам уже сказал, что они имеют право здесь находиться.

— Извините, полковник. Но у меня есть прямой приказ генерала Чандлера. Он выразился вполне определенно. Ни один человек, это относится и к вам, сэр, не входящий в состав батальона, не должен находиться…

— Должен ли я понимать, — ухмыльнулся Холлис, — что вы и меня собираетесь выбросить отсюда?

— Если вы не можете предъявить приказ, подписанный генералом Чандлером и разрешающий ваше присутствие здесь, — нервно проговорил Крэнстон, — я буду следовать полученным мной инструкциям.

— Ваше упрямство может только повредить вам, капитан. Советую передумать.

Крэнстон прекрасно понимал, что полковник с ним играет как кошка с мышкой, и это ему не нравилось.

— Пожалуйста, не создавайте проблем, полковник.

— Грузите своих людей в машины и возвращайтесь на базу, — сказал Холлис — И не думайте оглядываться.

Питт искренне наслаждался словесной дуэлью, но все же решил, что пора заняться делом. Он нехотя отошел, спустился в траншею и начал изучать грунт на дне. Джодино и Сэндекер лениво приблизились к краю траншеи, чтобы посмотреть, чем занят их товарищ.

Крэнстон пребывал в сомнении. Перед ним был старший по званию, но у капитана был прямой приказ. Он решил держаться твердо, а в случае каких-либо неприятностей генерал Чандлер его прикроет.

Он еще только раскрывал рот, чтобы приказать своим людям очистить район, как Холлис достал из кармана свисток и дважды громко свистнул.

Сорок человек со всех сторон поднялись из кустов, словно мертвецы в фильме ужасов, восставшие из могил. Они молча окружили капитана Крэнстона и его людей.

В глазах Холлиса отразилась откровенная насмешка:

— Пиф-паф, вы убиты.

— Вы звали, босс? — спросил близлежащий куст голосом Диллинджера.

Крэнстон сломался.

— Я… должен… доложить генералу Чандлеру, — пробормотал он.

— Так, сделайте это, и побыстрее, — холодно проговорил Холлис — Вы также можете сообщить ему, что я действую по приказу генерала Клейтона Меткалфа из Объединенного комитета начальников штабов. Если он свяжется с Пентагоном, то без труда получит подтверждение. Эти люди и мой отряд не собираемся мешать вашим раскопкам на холме Гонгора или вмешиваться в операции генерала на берегу реки. Наша задача — найти и сохранить римские артефакты, которые могут находиться вблизи поверхности земли, прежде чем они будут утеряны или украдены. Вы все поняли, капитан?

— Да, сэр, — пробормотал капитан Крэнстон, глядя на окруживших его бесстрастных людей, лица которых почему-то казались ему угрожающими.

— Есть еще один! — завопил Питт из траншеи.

Сэндекер помахал рукой, подзывая остальных к траншее:

— Он что-то нашел!

Противостояние моментально было забыто. Инженеры наперегонки со спецназовцами бросились к краю траншеи. Питт стоял на коленях, счищая руками грязь с продолговатого металлического предмета.

Он извлек находку и очень осторожно передал Лили.

Куда только подевалось ее легкомыслие? Внимательно осмотрев металлический предмет, она сказала:

— Меч четвертого века с явно выраженными признаками принадлежности к Римской империи. Почти невредим, вижу лишь несколько пятен коррозии.

— Можно посмотреть? — спросил Холлис.

Лили передала находку полковнику. Он стиснул рукоятку и поднял меч над головой.

— Подумать только, — пробормотал он, — что последним человеком, державшим в руках эту игрушку, был римский легионер! — Он протянул меч Крэнстону. — Как бы вам понравилось, капитан, вступить в бой с этим вместо автомата?

Крэнстон поспешно отступил назад.

— Мне кажется, лучше уж получить пулю, — задумчиво изрек он, — чем быть разрубленным на куски.

* * *

Когда инженеры вместе с командиром отбыли восвояси, Питт с чувством пожал руку Холлису.

— Примите мои комплименты по поводу маскировки, полковник. Я смотрел очень внимательно, но заметил только троих из вашего отряда.

— Было очень странно, — сказала Лили, — точно знать, что вы здесь, и никого не видеть.

Холлис выглядел несколько смущенным.

— Мы больше привыкли маскироваться в лесу или джунглях. Маскировка в полупустыне для нас неплохая тренировка.

— Будем надеяться, генерал Чандлер купится на доклад капитана Крэнстона, — ухмыльнулся Джордино.

— Полагаю, он его и слушать не станет, — сказал Питт. — Генерал сейчас до крайности озабочен миллионами мексиканцев, которые вот-вот хлынут через границу и захватят сокровища библиотеки. Ему не до нас.

— А откуда здесь римский меч? — поинтересовался Холлис.

— Из коллекции Сэма.

Холлис удивленно посмотрел на Питта:

— Значит, вы не в траншее его нашли?

— Нет, конечно.

— А зачем вы здесь копаетесь?

Питт словно не слышал Холлиса. Он поднялся на вершину холма и посмотрел в сторону Мексики. Палаточный городок разросся и стал в два раза больше, чем был накануне. Все начнется завтра, подумал Питт. Завтра вечером Топильцин начнет штурм. Потом он повернул голову налево и взглянул на холм Гонгора.

Армейские инженеры копали в точности там, где Лили четыре дня назад поставила вешки. Они вели раскопки в двух местах. Во-первых, они прокапывали тоннель, предусмотрительно снабжая его крепежными стойками, во-вторых, сооружали открытую шахту — кратер на склоне холма. Работа шла медленно, поскольку генерал Чандлер использовал часть инженеров на охране границы.

Питт вернулся к Холлису и спросил:

— Кто у вас лучший эксперт по взрывам?

— Майор Диллинджер — лучший взрывник в наших войсках.

— Мне нужно двести килограммов нитрогеля С-6.

Холлис искренне удивился:

— Двести килограммов С-6? Зачем, ради всего святого? Десяти килограммов достаточно, чтобы превратить в пыль целый линкор! Вы понимаете, о чем просите? Смесь нитрогеля взрывается при малейшем сотрясении.

— И еще побольше прожекторов, — продолжал Питт, — Их можно позаимствовать у какой-нибудь рок-группы. Прожекторы и хорошее аудио-оборудование. — Потом он обратился к Лили. — А тебе я доверяю найти плотника, который в состоянии сколотить ящик.

— Зачем тебе все это? — Лили взирала на Питта широко открытыми от удивления глазами.

— Я позже объясню, — отмахнулся Питт.

— Тебе лучше этого не знать, — простонал Джордино.

— Все это кажется мне форменным безумием, — задумчиво констатировала девушка.

Она права, подумал Питт, но только отчасти. Его план был куда безумнее, чем она могла вообразить. Но он предпочел пока никому об этом не сообщать.

72

Зеленое такси «вольво» остановилось у подъездной аллеи, ведущей к вилле Язида в пригороде Александрии. Египетские охранники, поставленные туда по личному указанию президента Хасана, настороженными взглядами следили за машиной, из которой никто не вышел.

Аммар сидел на заднем сиденье, его лицо было закрыто толстым слоем бинтов. На нем был голубой шелковый халат и маленький красный тюрбан. После успешного побега с Санта-Инес ему оказал первую медицинскую помощь хирург, практикующий на задворках Буэнос-Айреса и не задающий никаких вопросов. Затем был зафрахтован небольшой самолет, доставивший его и Ибн-Тельмука через океан в маленький аэропорт, расположенный далеко за пределами города.

Аммар не чувствовал боли в пустых глазницах. Сильные лекарства сделали свое дело. Но говорил он из-за раздробленной челюсти с большим трудом. Он ощущал странное чувство покоя, даже умиротворения, но его ум был изобретателен и безжалостен, как и раньше.

— Приехали, — сказал Ибн-Тельмук с водительского сиденья.

Аммар видел виллу Язида мысленным взором, отлично представляя каждую деталь.

— Я знаю, — ответил он.

— Ты не должен этого делать, Сулейман Азиз.

— У меня больше нет ни надежд, ни страхов, — очень медленно проговорил Аммар, преодолевая боль. — На все воля Аллаха.

Ибн-Тельмук вышел из машины, открыл заднюю дверь, помог Аммару выйти и повернул его лицом к воротам, у которых стояли охранники.

— Ворота в пяти метрах от тебя, — тихо произнес он, старательно сдерживая рвущиеся наружу эмоции. Он на мгновение обнял Аммара. — Прощай, Сулейман Азиз, мне будет тебя не хватать.

— Сделай то, что обещал, мой верный друг, и мы обязательно встретимся в садах вечности.

Ибн-Тельмук поспешно отвернулся и почти бегом устремился к машине. Аммар стоял без движения, пока звук мотора не стих вдалеке. Потом двинулся к воротам.

— Стой где стоишь, слепой человек, — приказал охранник.

— Я пришел навестить моего племянника Ахмеда Язида, — сказал Аммар.

Охранник кивнул другому, который быстрыми шагами направился в небольшое сторожевое помещение и сразу же вышел оттуда, держа в руке список, в котором было около двадцати имен.

— Дядя, говоришь? Как тебя зовут?

Аммар наслаждался своим последним спектаклем. Он напомнил одному полковнику из министерства обороны Абу Хамида, что за тем числится некий должок, получил список тех, кому разрешен доступ на виллу Язида, и выбрал имя человека, с которым невозможно связаться сразу.

— Мустафа Макфуз.

— Твое имя есть в списке. Но я должен проверить удостоверение личности.

Охранник внимательно изучил поддельное удостоверение, тщетно пытаясь сравнить фотографию с виднеющимися из-под бинтов небольшими участками лица.

— Что случилось с твоим лицом?

— На базаре в Эль-Мансуре взорвалась бомба, и меня ранило осколками.

— Мне очень жаль, — сказал охранник с искренним сочувствием, — но винить в этом нужно твоего племянника. Это его люди занимаются подобными вещами. — Затем он обратился к другому охраннику: — Если он пройдет металлоискатель, отведи его в дом.

Аммар поднял руки, ожидая, что его обыщут.

— Нет никакой необходимости в личном обыске, Макфуз. Если у тебя есть оружие, аппарат его почувствует.

Металлоискатель ничего не нашел и потому не издал ни звука.

Подойдя к главному входу на виллу, Аммар испытал злорадное наслаждение. Поднимаясь по ступенькам, он сожалел только о том, что не сможет увидеть лицо Язида, когда они встретятся. В последний раз он входил на виллу именно через главный вход, а не через боковую дверь, как обычно.

Его провели в помещение, которое, судя по гулкому эху, вызванному звуком шагов охранника, было просторным. Вероятно, это была большая гостиная. Аммара подвели к каменной скамье, и он сел.

— Жди здесь.

Аммар слышал, как охранник сказан кому-то несколько неразборчивых слов и вышел — надо полагать, вернулся на пост. Прошло несколько минут, и снова послышались шаги, а потом раздался громкий, презрительный голос:

— Ты Мустафа Макфуз?

Аммар сразу узнал голос.

— Да, — небрежно ответил он. — Я тебя знаю?

— Мы не встречались. Я Халед Фаузи, председатель революционного совета Ахмеда.

— Я слышал о тебе много хорошего. — Невежественный осел, подумал Аммар. Он не узнал меня под бинтами и из-за медленной речи. — Рад встретиться с тобой.

— Пошли, — сказал Фаузи и взял Аммара за руку. — Я отведу тебя к Ахмеду. Он думает, что ты еще выполняешь его поручение в Дамаске, и не знает о твоем ранении.

— Это результат покушения, состоявшегося три дня назад, — важно сообщил Аммар. — Я только сегодня утром вышел из госпиталя и сразу прилетел сюда.

— Ахмед будет рад тебя видеть, хотя, безусловно, огорчится из-за твоих ран. К сожалению, ты пришел не совсем вовремя.

— Я его не увижу?

— Он молится, — сказал Фаузи.

Несмотря на боль, Аммар мысленно расхохотался. Он явственно ощутил присутствие еще одного человека в комнате.

— Очень важно, чтобы мы встретились.

— Ты можешь говорить со мной совершенно свободно, Мустафа Макфуз. — Имя было произнесено с отчетливым сарказмом. — Я все передам Ахмеду.

— Скажи, что речь идет о его союзнике.

— О каком еще союзнике? — не понял Фаузи.

— О Топильцине.

Произнесенное имя, казалось, на неопределенное время повисло в воздухе. Через некоторое время затянувшееся молчание было прервано новым голосом.

— Ты должен был остаться на острове и сдохнуть там, Сулейман, — злобно выкрикнул Ахмед Язид.

Спокойствие не покинуло Аммара. Он поставил все на карту ради этого момента и не был намерен упустить свой шанс. Он не собирался ожидать смерти. Он хотел пойти к ней навстречу и заключить ее в свои объятия. Жизнь слепого калеки не для него. Месть станет его избавлением.

— Я не мог умереть, — спокойно ответил он, — не поговорив с тобой в последний раз.

— Прекрати болтать и сними эти ужасные бинты. Ты теряешь форму, Аммар. Макфуза ты сыграл бездарно, тем более для человека твоей квалификации.

Аммар не ответил. Он медленно размотал бинт и бросил его на пол.

Взглянув на то; что осталось от лица Аммара, Язид чуть слышно охнул. Зато в жилах Фаузи текла кровь садиста. Он во все глаза всматривался в уродливую личину, получая от этого извращенное наслаждение.

— Это плата за мою службу, — отметил Аммар.

— Как тебе удалось выжить? — спросил Язид, причем его голос заметно дрожат.

— Мой преданный друг Ибн-Тельмук сначала двое суток прятал меня от американцев, а потом, когда они покинули остров, построил плот. Мы на нем дрейфовали почти десять часов, прежде чем нас подобрати чилийские рыбаки и доставили на берег возле небольшого аэропорта в Пуэрто-Уильямсе. Там мы украли самолет и перелетели в Буэнос-Айрес, где я зафрахтован другой самолет, доставивший нас в Египет.

— Смерти не так-то легко заполучить тебя, — пробормотал Язид.

— Ты же понимаешь, что подписан себе смертный приговор, явившись сюда, — взвизгнул Фаузи.

— Я не ждал ничего другого, — невозмутимо подтвердил Аммар.

— Сулейман Азиз Аммар, — задумчиво проговорил Язид, — величайший убийца своего времени, человек, которого знали и опасались ЦРУ и КГБ, разработчик и исполнитель самых громких преступлений, закончит свою жизнь грязным уличным попрошайкой.

— О чем ты говоришь, Ахмед? — удивился Фаузи.

— Этот человек уже мертв, — с ощутимым удовлетворением сказал Язид. — Наши финансовые эксперты позаботятся о том, чтобы все его состояние перешло ко мне. А потом он будет вышвырнут на улицу, причем специально приставленные охранники будут круглосуточно следить, чтобы он оставался в трущобах. Он проведет остаток дней своих, выпрашивая на улицах подаяние. Это куда хуже, чем быстрая и легкая смерть.

— Ты сам убьешь меня, когда услышишь то, что я скажу, — сказал Аммар.

— Я слушаю, — заинтересовался Язид.

— Я надиктован полный отчет о похищении «Леди Флэмборо», включая имена и даты. Он занял тридцать страниц. В него я включил свои соображения по поводу роли мексиканцев в этой авантюре, а также о возможной связи между тобой и Топильцином. В данный момент его читают сотрудники разведывательных управлений шести стран и международных информационных агентств. Так что с тобой, Язид, покончено!

Он замолчал, вскрикнув от боли, которой взорвалась его голова. Фаузи, сверкая глазами и скрипя зубами от злости, нанес ему удар по лицу. Строго говоря, удар был довольно слабым. Обладая взрывным темпераментом, Фаузи не мог похвастать физической силой. Но он пришелся по раненой челюсти Аммара.

Будучи в хорошей физической форме, Аммар не заметил бы удара, но сейчас он едва не лишился сознания от адской боли.

Он отшатнулся назад и попытался защитить лицо от наскакивающего на него Фаузи. Одновременно он прилагал максимум усилий, чтобы вернуть себе ясность мыслей.

— Прекрати! — крикнул Язид. — Неужели ты не видишь, что этот человек ждет легкой смерти. Он, скорее всего, врет, надеясь, что мы убьем его здесь и сейчас.

Аммару удалось обрести самоконтроль, и он почти успокоился, прислушиваясь к отрывистому дыханию беснующегося Фаузи и громкому голосу Язида. Теперь перед ним стояла самая трудная задача — определить, кто из них где находится.

Он вытянул вперед левую руку, сделал несколько маленьких шажков вперед и коснулся правой руки Язида. Свободная рука Аммара метнулась за шею, где в верхней части спины справа от позвоночника с помощью специальной ленты был приклеен графитовый нож.

Сделанный специально для тайных операций, этот нож не определялся ни одним металлоискателем.

Отлепив восемнадцатисантиметровое лезвие от своей спины, Аммар с размаху всадил его в грудь Язида.

Сильнейший удар сбил с ног лидера мусульманских революционеров. Глаза Пола Капестерре потемнели от ужаса, он попытался кричать, но смог издать лишь сдавленный хрип.

— Прошай, подонок, — прошептал Аммар, с трудом шевеля разбитой челюстью.

Выдернув нож, он снова взмахнул им, описав широкую дугу в ту сторону, где, по его предположениям, стоял Фаузи. Этот нож не предназначался для рубяших ударов, однако Аммар почувствовал, что задел истеричного юнца, очевидно, раскроив ему щеку.

Аммар знал, что Фаузи был правшой и всегда носил пистолет — старый девятимиллиметровый люгер в кобуре под левой рукой. Он бросился в сторону Фаузи, отчаянно стараясь достать фанатика, размахивая ножом перед собой.

Но он был слепым и далеко не таким ловким, как раньше.

Фаузи успел вытащить люгер, приставить его к животу Аммара и дважды нажать на курок, прежде чем нож вонзился в его сердце. Он сделал несколько неуверенных шагов в сторону и с изумленным любопытством взглянул на торчащий из его груди нож, потом глаза его закатились, и Халед Фаузи рухнул на пол всего лишь в метре от своего командира.

Аммар очень медленно опустился на выложенный плиткой пол и перевернулся на спину. Он больше не чувствовал боли. Перед его мысленным взором замелькали странные, причудливые видения. Он чувствовал, как жизнь вытекает из него.

Его судьбу решил человек, которого он встретил лишь однажды, высокий человек с зелеными глазами и насмешливой ухмылкой на губах. На мгновение его захлестнула волна ненависти, которая на удивление быстро схлынула. Дирк Питт — это имя огненными буквами горело в умирающем сознании Аммара.

В последний момент он почувствовал радостное удовлетворение. Он знал, что Ибн-Тельмук позаботится о Питте. И тогда миссия Сулеймана Азиза Аммара на земле будет завершена.

73

Президент сидел в кожаном кресле и смотрел на четыре телевизионных монитора. Три были настроены на главные каналы, а на четвертый передавались сведения прямо от армейских связистов, работавших в городе Рома. Президент выглядел усталым, но его глаза горели от напряжения. Он переводил взгляд с одного монитора на другой и непроизвольно хмурился.

— Не могу поверить, что так много людей удалось собрать на такой маленькой площади! — заметил он.

— У них кончается продовольствие, — сказал Шиллер, читающий оперативный отчет ЦРУ, — начались перебои с питьевой водой, да и санитарные условия существенно ухудшились.

— Это произойдет сегодня или никогда, — устало изрек Николс.

Президент спросил:

— Сколько там народу, хотя бы примерно?

— Если верить компьютерным подсчетам, основанным на данных аэрофотосъемки, около четырехсот тридцати пяти тысяч, — ответил Шиллер.

— И все они собираются влиться в коридор шириной не более километра, — мрачно добавил Николс.

— Черт бы побрал этого ублюдка! — Президент иногда позволял себе проявлять эмоции. — Неужели он не понимает, что, даже если не последует ни одного выстрела, только при прорыве будут убиты или утонут тысячи людей!

— Причем большинство из них женщины и дети, — добавил Николс.

— Семья Капестерре никогда не славилась милосердием и благородством, — язвительно сказал Шиллер.

— Еще не поздно его убрать. — Это была реплика директора ЦРУ Мартина Брогана. — Убийство Топильцина было бы сравнимо с убийством Гитлера в тысяча девятьсот тридцатом году.

— Если, конечно, ваш стрелок сумеет подобраться достаточно близко, — ухмыльнулся Николс, — и согласился с тем, что после выстрела его разорвет в клочья обезумевшая толпа.

— Я думал о выстреле из мошной винтовки с четырехсот метров.

Шиллер решительно покачал головой:

— Неразумное решение. Выстрелить можно только с возвышения на нашей стороне реки. Мексиканцы сразу же поймут, кто виноват в гибели их кумира. И тогда события могут пойти по еще более опасному сценарию. Вместо мирных жителей на людей генерала Чандлера обрушится обезумевшая толпа. Они начнут штурм города Рома, вооружившись тем, что попадет под руку, — винтовками, ножами, камнями и бутылками. Вот тогда мы получим настоящую войну.

— Я согласен, — заявил Николс — Генералу Чандлеру придется обороняться, пустив в ход все имеющиеся силы и средства, хотя бы для того, чтобы спасти своих людей и американских граждан, находящихся в том районе.

Президент стукнул кулаком по ручке кресла:

— Неужели мы ничего не можем сделать, чтобы предотвратить бойню?

— Куда ни кинь, всюду клин, — философски заметил Николс.

— Может быть, стоит махнуть рукой на сокровища Александрийской библиотеки и отдать их президенту Де Лоренцо? Так мы, по крайней мере не дадим им попасть в грязные руки Топильцина.

— Бессмысленный жест, — сказал Броган. — Топильцин использует артефакты только как повод для конфронтации. Наши источники сообщают, что он готовит аналогичные вторжения из Байи в Южную Качифорнию и из Ногалеса в Аризону.

— Если бы мы только смогли остановить это безумие, — пробормотал президент.

Зазвонил один из четырех телефонов, и Николс снял трубку:

— Это генерал Чандлер, господин президент. Шифратор включен.

Президент тяжело вздохнул:

— Посмотреть в глаза человеку, которому я, возможно, отдам приказ убить десятки мирных жителей, это самое малое, что я могу сделать.

Монитор на мгновение погас, но потом засветился снова, и на экране появилось лицо человека, которому уже давно перевалило за четвертый десяток. Он имел резко очерченные черты лица и густые, хотя и изрядно посеребренные сединой волосы. Тот факт, что жизнь его никто бы не рискнул назвать спокойной, подтверждали глубокие морщины, избороздившие лоб и залегшие вокруг глаз.

— Доброе утро, генерал, — поприветствовал его президент. — Мне жаль, что я вас вижу, а вы меня нет, но на этом конце линии нет камеры.

— Я понимаю, господин президент.

— Какова ситуация?

— Только что начался сильный дождь, для бедняг на том берегу это воистину подарок Господа. Они смогут пополнить запасы пресной воды, немного уляжется пыль, да и зловоние, идущее от отхожих мест, уменьшится.

— Были провокации?

— Обычное скандирование и транспаранты. Пока обошлось без насилия.

— Скажите, с того места, где вы сейчас находитесь, не заметно ли групп людей, которые бы уходили домой?

— Нет, сэр, — сказал Чандлер. — Даже наоборот, их энтузиазм еще более увеличился. Они уверены, что их ацтекский мессия вызвал дождь, а он бьет себя в грудь, чтобы закрепить их веру в эту чепуху. В толпе появились католические священники, умолявшие людей вернуться в лоно церкви и разойтись по домам, но приспешники Топильцина быстро выдворили святых отцов.

— Мартин Броган считает, что они выступят сегодня ночью.

— Моя разведка согласна с предположением мистера Брогана. — Генерал немного помедлил, но все-таки решился задать главный вопрос: — Вы не изменили приказ, господин президент? Я должен остановить их любой ценой?

— Если я не отдам другой приказ, генерал.

— Должен сказать, сэр, что вы поставили меня в очень сложное положение. Я не могу гарантировать, что мои люди станут стрелять в женщин и детей, даже получив приказ.

— Я вас прекрасно понимаю, генерал. Но если мы не удержимся в районе города Рома, миллионы бедных мексиканцев воспримут это как предложение беспрепятственно перебираться в Соединенные Штаты.

— С этим трудно спорить, господин президент, но, если мы откроем огонь по полумиллионной толпе мирных жителей, нас обвинят в преступлении против человечества.

Слова Чандлера воскресили в памяти президента ужасы нацизма, но он остался тверд.

— И тем не менее, генерал, — торжественно проговорил президент, — наше бездействие обернется катастрофой. Мои эксперты по национальной безопасности предсказывают: страну охватит истерия, на местах начнут стихийно появляться военизированные формирования, призванные остановить поток нелегальных эмигрантов. Никто не будет в безопасности. Смерть соберет обильный урожай и среди мексиканцев, и среди американцев. Консерваторы потребуют от конгресса проголосовать за объявление войны Мексике. А о том, что будет дальше, мне даже думать не хочется.

Все присутствующие в комнате имели возможность видеть всю гамму сомнений и эмоций, отразившуюся на лице генерала. Но когда он заговорил, его голос был тверд и спокоен:

— Я вас почтительно прошу, господин президент, поддерживать со мной постоянную связь в этом режиме.

— Конечно, генерал, — сказал президент. — Скоро соберутся мои советники по безопасности.

— Благодарю вас, господин президент.

На экране появилась баржа на катках, которую сталкивали в воду не меньше ста человек.

— Что ж, господа, — сказал Шиллер и потряс головой, словно стараясь отогнать наваждение, — мы сделали все что могли, чтобы предотвратить взрыв, но потерпели неудачу. Теперь осталось только ждать.

74

Они пошли через час после наступления темноты.

Мужчины, женщины и дети, некоторые только начали ходить, — все держали в руках зажженные свечи. Низкие облака, затянувшие небо после ливня, окрасились в оранжевый цвет из-за волнующегося океана мерцающих огней.

Они приблизились к берегу, напевая протяжную песню древних. Мощный звук прокатился над рекой и заставил вибрировать стекла в окнах домов Ромы.

Беднейшие крестьяне и городская беднота, отверженные, покинувшие свои покосившиеся хибары и грязные дома, выступили единым фронтом. Они были воодушевлены обещанием Топильцина нового расцвета некогда могущественной империи ацтеков на бывших землях, теперь принадлежавших Соединенным Штатам. Это были отчаявшиеся люди, давно перешагнувшие черту бедности, ведомые вперед надеждой на лучшую жизнь.

Они двигались очень медленно, направляясь к ожидавшим у берега лодкам. Они шли по грязным и скользким после дождя дорогам. Маленькие дети заходились в крике, когда матери несли или вели их на ненадежные плоты, покачивающиеся у берега.

Толпа напирала, и те, кто шел в первых рядах, палата в реку. Повсюду раздавались испуганные крики, потому что первыми жертвами, как водится, стали дети. Одни тонули сразу, другие держались на воде, и их относило течением, причем спасти почти никого не удавалось, поскольку сильные мужчины остались далеко позади.

Очень медленно лодки и плоты отходили от берега и начинали двигаться на противоположную сторону реки.

Прожекторы американских солдат и многочисленных телевизионщиков ярко освещали мятущуюся орду, переплывающую реку. Солдаты с нелегким чувством наблюдали разворачивающуюся перед ними человеческую трагедию, в которой им в самом ближайшем будущем предстояло принять участие.

Генерал Чандлер стоял на крыше полицейского участка города Ромы — оттуда все было видно как на ладони. Его лицо посерело, глаза горели отчаянием. Происходящее оказалось хуже его самых страшных ожиданий.

— Вы все видите, господин президент? — спросил он, повернувшись к маленькому микрофону, закрепленному на воротнике мундира.

Президент не сводил воспаленных от переутомления глаз с огромного монитора.

— Да, генерал, изображение совершенно отчетливое. — Он сидел в конце длинного стола для совещаний в окружении своих ближайших советников, членов кабинета и двоих из четверых членов Объединенного комитета начальников штабов. Все смотрели на невероятный спектакль, причем стереозвук и яркие краски многократно усиливали эффект.

Первые лодки уже пристали к берегу, и люди начали выбираться на песок. Но они не спешили. Только когда все плавсредства первой волны доставили людей на берег и направились обратно за второй партией, толпа сплотилась и двинулась вперед. Несколько мужчин, переправившихся с первой волной, бегали по берегу со свистками, подгоняя вперед женщин и детей.

Сжимая в руках свечи и ведя за собой детей, женщины устремились вверх по пологим тропинкам, огибающим обрывистый берег, продолжая тянуть заунывный ацтекский напев. Они походили на армию муравьев, на пути которой попался камень, и она, разделившись, обтекала его, чтобы вновь соединиться на другой стороне.

Камеры показали испуганные лица детей и их матерей, когда они оказались перед направленными на них дулами винтовок. Впрочем, испуг женщин был недолгим. Топильцин заверил людей, что его божественная сила защитит их от пуль, и они фанатично ему верили.

— Боже мой! — воскликнул Даг Оутс, не в силах поверить своим глазам. — В первой волне только женщины и малые дети!

Комментариев не последовало. Высшие государственные чиновники США с ужасом наблюдали, как еще одна толпа женщин с фанатичным блеском в глазах, волоча за собой орущих детей, пошла по мосту навстречу танкам и бронетранспортерам.

— Генерал, — обратился президент к Чандлеру, — вы можете дать залп над их головами?

— Конечно, сэр. Я уже приказал моим людям зарядить холостые. Если использовать боевые, слишком высок риск для людей.

— Правильное решение, — одобрил генерал Меткалф. — Кертис знает, что делает.

Генерал Кертис Чандлер обратился к одному из своих помощников:

— Прикажите дать залп холостыми.

Помощник — боевого вида майор — рявкнул в передатчик:

— Холостыми — огонь!

Ночь озарилась яркими вспышками, сопровождающимися оглушительным грохотом. От сотрясения воздуха, как от порыва ветра, задуло свечи в толпе. Грохот пушечных выстрелов, тарахтенье автоматов и винтовок разнеслось по всей долине.

Всего десять секунд прошло между командами «огонь» и «прекратить огонь». Некоторое время еще было слышно эхо, отразившиеся от низких холмов Ромы.

А потом наступила тишина. Воздух был наполнен резким запахом кордита[51]. Толпа оцепенела.

А потом тишину нарушили крики женщин и визг насмерть перепуганных детей. Одни попадали на землю, прикрывая головы руками, другие застыли, парализованные ужасом. Вопли послышались и на противоположном берегу реки. Там женщины второй волны, опасающиеся, что упавшие на американском берегу убиты или ранены, удерживали своих мужчин от дальнейших действий.

На обоих берегах реки царил кромешный ад, и на какое-то время казалось, что нашествие эмигрантов остановлено.

Но тут снова зажглись прожекторы на мексиканском берегу и осветили фигуру в белых одеждах, стоящую на платформе, которую несли мужчины в белых туниках.

Топильцин распростер руки, являя собой жалкую пародию на Христа, и вопил в громкоговоритель, повелевая женщинам, в страхе Жавшимся к земле, вставать и идти вперед. Шок постепенно прошел, и люди наконец заметили, что нигде не видно ни мертвых, ни окровавленных тел. Многие женщины, обнаружившие, что они не ранены, начинали истерически хохотать. Толпа воспряла духом. Люди ошибочно посчитали, что от пуль и снарядов их защитила божественная сила Топильцина.

— Он нас переиграл, — сказал Юлиус Шиллер.

Президент грустно вздохнул:

— Как уже не раз происходило в нашей отечественной истории, наш гуманизм обернулся против нас.

— Теперь все зависит от Чандлера, — сказал Николс.

Генерал Меткалф кивнул:

— Ему сейчас не позавидуешь.

Настало время принимать решение. Больше ждать было нельзя. А президент, сидящий в своем кресле в Белом доме, молчал. Он ловко передал самую грязную работу военным, возложив всю ответственность на генерала Чандлера.

Президент не мог позволить армии иностранцев, пусть даже невооруженных, вторгнуться в свою страну, но вместе с тем и не мог отдать прямой приказ Чандлеру стрелять в женщин и детей.

Никогда еще президент не чувствовал себя таким беспомощным.

* * *

Поющие женщины с детьми находились уже в нескольких метрах от засевших в окопах солдат. Те же, кто шел во главе колонны, двигающейся по мосту, приблизились настолько, что могли заглянуть в дула пушек.

За плечами у генерала Кертиса Чандлера была долгая и славная военная карьера. Ему было что вспомнить, но абсолютно нечего было ждать, кроме всепоглощающего чувства вины. Его жена умерла, детей не было. Став бригадным генералом, он достиг вершины карьеры, и ему не к чему было стремиться, кроме как к отставке, которая была уже не за горами. И теперь он стоял на возвышенности, наблюдая, как сотни тысяч нелегальных эмигрантов направляются в его страну, и недоумевал, чем он заслужил такое наказание.

На его помощнике в полном смысле слова не было лица, когда он подошел к Чандлеру.

— Сэр, приказ открыть огонь.

Чандлер вглядывался в лица маленьких детей, испуганно жавшихся к матерям. В тусклом свете свечей их глазенки казались огромными и очень черными.

— Генерал, каково будет ваше решение?

Чандлер что-то пробормотал, но помощник не расслышал. Заунывное пение было слишком громким.

— Извините, генерал, вы сказали «огонь»?

Чандлер резко обернулся, его глаза мрачно блестели.

— Пусть идут.

— Сэр?

— Это мой приказ, майор. Пусть идут. Черт меня подери, но я не желаю на исходе дней моих стать детоубийцей. И бога ради, даже не произносите слов «не стрелять». Какой-нибудь тупой ротный может не расслышать.

Майор кивнул и поспешно заговорил в передатчик:

— Всем командирам, генерал Чандлер приказал не предпринимать никаких враждебных действий и позволить эмигрантам пройти через наши позиции. Повторяю, пусть идут.

С огромным облегчением американские солдаты опустили оружие. Прошло совсем немного времени, и они уже вовсю флиртовали с женщинами, играли с детьми и, опустившись на колени, вытирали с чумазых мордашек слезы испуга.

— Простите меня, господин президент, — сказал генерал Чандлер, глядя прямо в камеру. — Мне очень жаль, что я вынужден закончить свою военную карьеру, не подчинившись прямому приказу главнокомандующего, но я считаю, что при данных обстоятельствах…

— Не беспокойтесь, — перебил его президент, — вы оказались на высоте. — Он повернулся к генералу Меткалфу и сказал: — Я не знаю, какое место занимает генерал Чандлер в вашей табели о рангах, но прошу вас позаботиться, чтобы он получил еще одну Белую звезду.

— С большим удовольствием, господин президент.

— Браво, — господин президент, — сказал Шиллер. — Вы по-прежнему уверены в своих кадрах.

На губах президента появилась слабая улыбка:

— Я служил вместе с Кертисом Чандлером в Корее, когда мы оба были артиллерийскими лейтенантами. Он мог бестрепетно вести огонь по беснующейся вооруженной толпе, но ни за что на свете не обидел бы ни ребенка, ни женщину.

— Но дело еще не закончено, — напомнил генерал Меткалф.

Президент кивнул:

— Теперь мне предстоит держать ответ перед американцами за то, что на их землю хлынула масса нелегальных эмигрантов.

— Зато ваша сдержанность станет весомым аргументом в будущих переговорах с президентом Де Лоренцо и другими лидерами центральноамериканских стран, — успокоил его Дуглас Оутс.

— А тем временем, — добавил Мерсьер, — наши военные и дипломаты будут спокойно собирать обманутых Топильцином людей и без шума выдворять их за пределы страны.

— Эта операция должна производиться как можно более гуманно, — твердо заявил президент.

— Мне кажется, господин президент, вы кое-что забыли, — сказал генерал Меткалф.

— Вы о чем?

— Об Александрийской библиотеке. Теперь ничто не помешает Топильцину завладеть артефактами.

Президент устремил взор на сенатора Питта.

— Что скажете, Джордж? Теперь на вас вся надежда. Может быть, вы введете нас в курс своего плана?

Сенатор, не поднимая глаз, упорно смотрел в стол. После долгого молчания он произнес:

— Мой сын Дирк придумал обманный ход. Если все пойдет хорошо, Роберт Капестерре, он же Топильцин, не сможет наложить руки на сокровища древних. Но если план Дирка не сработает, что тоже нельзя исключить, Капестерре будет править Мексикой, а сокровища будут утрачены навсегда.

75

Благодарение богу, религиозный фанатизм и маниакальное стремление к власти Топильцина не привели к кровопролитию. Во время шествия никто не погиб. Единственными жертвами стали утонувшие при первой переправе.

Никем не сдерживаемся толпа прошла через армейские позиции, потом по улицам города к холму Гонгора. Пение прекратилось. Люди выкрикивали лозунги на ацтекском языке, которые ни американцы, ни большинство мексиканцев не понимали.

Топильцин возглавил триумфальное паломничество. Земное воплощение ацтекского бога, он тщательно спланировал свою роль освободителя. Захват египетских сокровищ дал бы ему необходимое влияние и денежные средства для свержения популярной в народе партии президента Де Лоренцо, не подвергая себя неудобствам и неожиданностям свободных выборов. Всего четыреста метров отделяло семью Капестерре от обладания Мексикой.

До него еще не дошли новости о смерти его брата в Египте. Ближайшие помощники Топильцина во время всеобщего ликования покинули машину связи и не получили это важное известие. Они следовали за платформой, на которой несли Топильцина, ведомые любопытством и желанием первыми увидеть артефакты.

Топильцин стоял, выпрямившись во весь рост, в белых одеждах и накидке из шкуры ягуара, высоко подняв флаг с изображением орла и змеи. На него были направлены переносные прожекторы, заливая ацтекского мессию разноцветными лучами света. Яркий свет раздражат его, и Топильцин приказан направить часть прожекторов на склон.

На холме стояло несколько тяжелых машин, но людей видно не было. Раскопки казались покинутыми. Ни возле кратера, ни возле тоннеля не было ни одного армейского инженера. Это Топильцину не понравилось. Он простер руки, повелевая толпе остановиться. Приказ был повторен многочисленными помощниками с использованием громкоговорителей, и через некоторое время толпа остановилась. Все лица обратились к Топильцину. Люди почтительно ожидали приказа своего божества.

Неожиданно на вершине холма раздался леденящий душу вопль. Он становился все громче и громче, и в конце концов мексиканцы были вынуждены прикрыть уши руками.

Потом в небе вспыхнули фейерверки и бешено заплясали лучи прожекторов. Толпа замерла, привлеченная невиданным зрелищем.

Световое шоу длилось довольно долго и сопровождалось все тем же воплем, вызывавшем в памяти сказки о привидениях-плакальщиках. Причем крик, разнесшийся далеко вокруг, продолжал нарастать.

Неожиданно прожекторы погасли — и безумная пляска огней в небе прекратилась. Крик тоже оборвался, и на толпу обрушилась тишина.

Еще целую минуту после наступления тишины у людей звенело в ушах, а в глазах мелькали огни. А потом невидимый источник света выхватил из темноты одинокую фигуру, стоящую на вершине холма. Эффект был потрясающим. Лучи света отражались от металлических доспехов, окутывая его своеобразным ореолом.

Когда свет стал ярче, удивленные люди ясно увидели, что на холме стоит римский легионер в боевом облачении.

Под отполированным до блеска нагрудником виднелась туника цвета бургундского вина. Шлем на голове и наголенники, защищавшие ноги, тускло блестели. Гладиус, пристегнутый к кожаной перевязи, висел на боку. В левой руке воина был овальный щит, в правой — копье.

Топильцин взирал на все происходящее с искренним любопытством. Игра? Шутка? Театральное представление? Что задумали американцы? Орда его приверженцев потрясенно затихла, с опаской взирая на легионера, которого они сочли призраком. Потом их лица вновь обратились к Топильцину. Люди ждали, что скажет мессия.

Это обычный блеф, порожденный отчаянием, решил он. Американцы разыграли свой последний козырь, рассчитывая запугать его невежественных, суеверных поклонников. Страх вполне мог удержать этих людей от захвата сокровищ.

— Это может быть трюк, — сказал один из помощников Топильцина, — чтобы захватить вас в качестве заложника.

Топильцин немного подумал и презрительно усмехнулся:

— Конечно, трюк, но не похищение. Американцы прекрасно знают, что толпа впадет в неистовство, если моя священная особа окажется под угрозой. Их хитрость очевидна. Если не считать посланника, кожу которого я вернул в Вашингтон, я отвечал неизменным отказом на все предложения переговоров с официальными деятелями Госдепартамента. Это театральное действо есть не что иное, как последняя неуклюжая попытка поговорить со мной один на один. Интересно будет узнать, что они хотят мне предложить.

Не говоря больше ни слова и не обращая внимания на предостережения советников, он знаком приказал опустить платформу на землю и сошел с нее. Пока он в высокомерном одиночестве поднимался на холм, за ним следили прожекторы. Его ног не было видно под балахоном, поэтому создавалось впечатление, что он не идет, а плывет.

Он шел медленно и уже успел нащупать висящий на ремне под одеждами кольт «Питон-357». В другой руке он сжимал дымовую гранату, при взрыве испускавшую густой дым оранжевого цвета, которая вполне могла потребоваться при отходе.

Приблизившись, Топильцин отчетливо увидел, что римский легионер — обычный манекен, наряженный в музейные одежды. На его лице была намалевана безжизненная улыбка, а нарисованные глаза не выражали ничего. Пластиковые руки и ноги были потерты и покрыты щербинами.

Любопытство, приведшее Топильцина на вершину холма, постепенно уступило место беспокойству. Рассматривая манекен, он сильно вспотел, и его божественное одеяние покрылось пятнами влаги.

Потом из тени мескитовых деревьев выступил человек в высоких ботинках, хлопчатобумажных брюках и белом свитере. Он неторопливо прошествовал вперед и остановился за манекеном. Его пронзительные зеленые глаза были холодны, как арктический лед.

Топильцин решил, что имеет определенное преимущество. Не теряя времени, он заговорил на чистейшем английском языке:

— Зачем вы устроили это представление?

— Чтобы привлечь ваше внимание.

— Примите мои комплименты. Вам это удалось. А теперь, будьте так любезны, изложите мне предложения вашего правительства.

Незнакомец окинул мессию долгим внимательным взглядом:

— Вам кто-нибудь говорил, что ваше одеяние напоминает простыню, да к тому же не слишком чистую?

Глаза Топильцина потемнели.

— Ваш президент решил оскорбить меня, отправив на встречу клоуна?

— Думаю, здесь уместно будет сказать, что каждый получает по заслугам.

— У вас есть одна минута, чтобы изложить ваше дело, — Топильцин обернулся и показал на толпу, — прежде чем я прикажу своим людям возобновить шествие.

Питт тоже повернул голову и посмотрел вдаль, где за холмами тянулась многокилометровая равнина.

— И куда же вы намерены шествовать?

Топильцин проигнорировал вопрос.

— Вы можете начать со своего имени, титула и должности в американском бюрократическом аппарате.

— Меня зовут Дирк Питт, мой титул — мистер Питт, а должность — добросовестный налогоплательщик. Так что вы можете убираться к черту.

Глаза Топильцина угрожающе сверкнули.

— Люди умирали ужасной смертью, выказывая неуважение человеку, который говорит с богами.

На лице Питта появилась дьявольская улыбка, которому стало скучно слушать угрозы проповедника.

— Если вы хотите поговорить, лучше будет с самого начала расставить точки над «и». Вы можете обманывать невежественную мексиканскую бедноту, устраивая театральные представления и обещая новую жизнь, которую вы не можете им обеспечить. Вы мошенник с головы до ног. Поэтому смените тон и прекратите вешать свысока. Я не принадлежу к числу ваших поклонников-мусорщиков. Да и преступники вашего ранга, мистер Роберт Капестерре, никогда не вызывали у меня уважения.

Капестерре открыл рот и забыл его закрыть. Он отшатнулся, не в силах скрыть изумление и боясь поверить собственным ушам.

Довольно долго он смотрел на Питта округлившимися от удивления глазами, потом с трудом вернул себе способность говорить и хрипло прошептал:

— Что вам известно?

— Вполне достаточно, — ответил Питт. — Деятельность семьи Капестерре в настоящее время является предметом тщательного изучения в Вашингтоне. Когда же там узнали о кончине вашего братца, я имею в виду того, который объявил себя мусульманским пророком, в Белом доме открыли не одну бутылку шампанского. Согласитесь, символично, что он принял смерть от террориста, которого сам же нанял, чтобы похитить «Леди Флэмборо» и убить пассажиров.

— Мой брат… — Капестерре на какое-то время снова онемел, — мертв? Я вам не верю!

— Как! Разве вы не знали? — искренне удивился Питт.

— Я разговаривал с ним двадцать четыре часа назад! Пол… Ахмед Язид жив и отлично себя чувствует.

— Быть может, ходячий труп — его новое амплуа? — усмехнулся Питт.

— Чего ваше правительство хочет добиться, использую такую гнусную ложь?

Питт холодно взглянул на Капестерре:

— Я рад, что вы сами затронули этот вопрос. Суть заключается в том, чтобы спасти сокровища Александрийской библиотеки, а мы это сделать не сможем, если вы спустите с поводка свою свору и она ринется в хранилище. Ваши люди украдут те артефакты, которые, как им покажется, могут быть проданы или же обменяны на еду, и уничтожат остальные только потому, что они выглядят неприглядно. А книги и древние свитки им наверняка покажутся неприглядными.

— Они не войдут в хранилище, — твердо сказал Капестерре.

— Вы считаете, что сможете их остановить?

— Мои последователи делают только то, что я велю.

— Книги и произведения искусства должны быть каталогизированы и осмотрены опытными археологами и историками, — сказал Питт. — Если вы рассчитываете на уступки Вашингтона, то должны гарантировать, что будете относиться к сокровищам библиотеки как к научному проекту.

Капестерре смотрел и слушал Питта очень внимательно. Он уже успел взять себя в руки и для пущей внушительности демонстративно расправил плечи и выпрямился в полный рост. Но все равно он был сантиметров на десять ниже Питта. Самозваный мессия стоял, слегка покачиваясь, как кобра, готовящаяся к прыжку. Когда же он заговорил, в его голосе звучала неприкрытая угроза:

— Я не собираюсь давать никаких гарантий, мистер Питт. Не будет никаких сделок и уступок. Ваша армия оказалась несостоятельной и не смогла повернуть назад моих людей у реки. Я победил. Египетские сокровища принадлежат мне. Все юго-западные штаты, — в глазах Капестерре снова вспыхнул маниакальный огонь, — станут моими. Мой брат Пол будет правителем Египта. Наш младший брат когда-нибудь возглавит правительство Бразилии. Вот почему я здесь. Вот почему вы здесь — одинокий посланник мировой супердержавы, делающей последнюю, отчаянную попытку договориться. Но вашему правительству нечего мне предложить. Если будут предприняты шаги с целью воспрепятствовать вывозу сокровищ в Мексику, я прикажу все здесь сжечь.

— Отдаю вам должное, Капестерре, мыслите вы масштабно. Жаль только, что человечек вы ничтожный, — презрительно сказал Питт. — Но в психушке вы вполне смогли бы претендовать на роль Наполеона.

На физиономии Капестерре проступило раздражение.

— Прощайте, мистер Питт, вы злоупотребили моим терпением. Я бы с удовольствием принес вас тоже в жертву богам и отправил вашу кожу в Белый дом.

— Вы уж простите, что я не позаботился украсить себя татуировками.

Спокойное безразличие Пита до крайности раздражало Капестерре. С ним никто и никогда не позволял себе разговаривать столь неуважительно. Он отвернулся и поднял руку, призывая затихшую толпу к вниманию.

— А вы не хотите сначала посмотреть на свое новое богатство, — будничным тоном полюбопытствовал Питт, — прежде чем отдать его толпе? Подумайте, что скажет мировая общественность, если вы позволите своим босякам растащить на куски золотой саркофаг Александра Великого?

Рука Капестерре опустилась.

— Что вы сказали? — дрогнувшим голосом спросил он. — Гроб Александра Великого существует?

— Разумеется, и останки Александра тоже. — Питт кивнул в сторону тоннеля. — Пойдемте, я поработаю немного экскурсоводом, а уж потом вы отдадите артефакты обожающей вас толпе.

Капестерре кивнул. Стоя спиной к своим почитателям, он вытащил из-за пояса кольт и зажал в руке, прикрыв длинным рукавом. В другой руке он продолжат держать дымовую гранату.

— Учтите, если я замечу хотя бы малейшую опасность для себя, вы получите пулю в спину.

— Зачем мне подвергать вас опасности? — насмешливо удивился Питт.

— Куда подевались люди, работавшие на раскопках?

— Все умеющие держать в руках оружие были отправлены на реку.

Ложь, казалось, удовлетворила Капестерре.

— Поднимите рубашку и спустите брюки.

— Перед этими людьми? — улыбнулся Питт.

— Я хочу убедиться, что у вас нет оружия и микрофонов.

Питт молча выполнил требование. Никакого оружия или передатчиков на теле не обнаружилось.

— Вы удовлетворены? — поинтересовался он.

— Да, — ответствовал Капестерре и махнул револьвером в сторону входа в шахту. — Идите вперед, я последую за вами.

— Не возражаете, если я перенесу манекен внутрь? Его оружие и одеяние — подлинные артефакты.

— Вы можете оставить все это в тоннеле у входа. — Затем Капестерре обернулся и сделал знак своим помощникам, что все в порядке.

Тоннель был высотой не более двух метров, поэтому при входе внутрь Питту пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о поддерживающие бревна. Он положил меч и копье, но оставил себе шит и поднял его над головой, как будто собирался защищаться от падающих камней.

Понимая, что картонный шит не защитит его противника от пули, Топильцин не стал возражать.

Тоннель плавно опускался вниз на двенадцать метров, после чего шел ровно. Проход был освещен гирляндой лампочек, свисающих с бревен перекрытия. Военные хорошо поработали, поэтому идти было легко. Единственным неудобством был спертый воздух, да и пыль, клубящаяся под ногами, не радовала.

* * *

— Вы принимаете звук и картинку, господин президент? — спросил генерал Чандлер.

— Да, генерал, я отчетливо слышу беседу, но, войдя в тоннель, они оказались вне поля видимости камеры.

— Вы их снова увидите в помещении, где стоит гроб. Там тоже есть камера.

— Где у Питта спрятан микрофон? — спросил Мартин Броган.

— Микрофон и передатчик вмонтированы в старый шит.

— Питт вооружен?

— Нет.

Все присутствующие в кабинете президента молча обратили взоры на другой монитор, показывавший изображение пещеры в скале. Камера была направлена на золотой саркофаг, стоявший в самом центре на возвышении.

Но не все взгляды были направлены на второй монитор. Одна пара глаза еще смотрела на первый.

— Кто это был? — удивленно спросил Николс.

Глаза Брогана сузились.

— Что вы имеете в виду?

Николс указал на монитор, передающий изображение с камеры, направленной на вход в тоннель.

— Мимо камеры мелькнула тень и вошла в тоннель.

— Я ничего не видел, — сказал генерал Меткалф.

— Я тоже, — сказал президент и придвинул микрофон, стоящий перед ним. — Генерал Чандлер!

— Да, господин президент.

— Дейл Николс клянется, что кто-то вошел в тоннель следом за Питтом и Топильцином.

— Один из моих помощников тоже что-то заметил.

— Значит, мне не померещилось, — констатировал Николс.

— Как вы считаете, кто это может быть?

— Кто бы это ни был, — озабоченно проговорил генерал Чандлер, — он не из наших людей.

76

— Я вижу, вы хромаете, — сказал Капестерре.

— Это память о безумном плане вашего брата убить президента Хасана и Галу Камиль.

Капестерре взглянул на Питта вопросительно, ожидая объяснений, но тот не стал вдаваться в подробности. Впрочем, Капестерре не настаивал. Он внимательно следил за каждым движением Питта, одновременно постоянно озираясь по сторонам.

Немного дальше тоннель расширялся и переходил в круглую пещеру. Питт замедлил шаг и остановился перед саркофагом, опирающимся на четыре ножки, вырезанные в форме китайских драконов. Свет здесь был достаточно ярким, чтобы заставить величественное сооружение сверкать, испуская вокруг себя золотое сияние.

— Александр Великий, — сообщил Питт. — Произведения искусства и свитки в соседнем помещении.

Капестерре боязливо приблизился. Он нерешительно протянул руку и коснулся крышки гроба. После чего резко отдернул руку, а его лицо исказила гримаса ярости.

— Это обман! — завопил он, и его голос разнесся гулким эхом далеко под сводами тоннеля. — Этому гробу не две тысячи, лет. На нем краска даже не высохла!

— Греки обладали самыми передовыми технологиями…

— Заткнись! — взвизгнул он, брызгая слюной. — Хватит разговоров, мистер Питт, — сказал он, взяв себя в руки. — Где сокровища, отвечайте!

— Дайте мне время, — попросил Питт, — Мы еще просто не дошли до главного хранилища.

Он попятился от гроба, всячески демонстрируя, что испытывает страх. Пятился он до тех самых пор, пока не уперся спиной в стену, на которой были развешаны старинные копья и мечи. Его глаза метнулись к гробу, словно он ожидал, что крышка откроется и его обитатель придет на помощь.

Капестерре перехватил взгляд противника и понимающе ухмыльнулся. Он указал револьвером на гроб, после чего четыре раза подряд нажал на курок. На одной его стороне появилось четыре аккуратных дырочки, зато с другой стороны пули проделали четыре больших рваных отверстия. Выстрелы прозвучали глухо, словно стреляли под гигантским колоколом.

— Там, конечно, был ваш помощник, мистер Питт, — прошипел он. — Как это, однако, недальновидно с вашей стороны.

— Его больше негде было спрятать, — с искренним сожалением проговорил Питт. В его зеленых глазах не было страха, да и голос оставался спокойным.

Капестерре отбросил крышку и со злорадным любопытством заглянул внутрь. И сразу же его физиономия мертвенно побледнела, а с губ сорвался жалобный крик. Он выронил из рук крышку, которая с глухим стуком опустилась на место.

— Нет! — простонал он.

Питт слегка сдвинулся в сторону так, чтобы щит прикрывал движение его правой руки. Он потихоньку перемещался до тех пор, пока не оказался лицом к левому боку Капестерре. Потом он украдкой посмотрел на часы. Он уже почти перешагнул запретную черту.

Капестерре сделал шаг к гробу и снова дрожащей рукой поднял крышку. На этот раз он распахнул ее полностью. Потом он заставил себя заглянуть внутрь.

— Пол! Это действительно Пол… — в шоке прошептал он.

— Мне сказали, что президент Хасан не разрешил поклонникам Ахмеда Язида похоронить его как святого мученика. Поэтому труп переслали сюда, где вы можете лежать вдвоем.

Капестерре стоял неподвижно, вглядываясь в мертвое лицо брата, и постепенно на смену шоку пришло горе. Едва сдерживая рыдания, он тихо спросил:

— Какова ваша роль во всем этом?

— Я возглавлял команду, которая обнаружила ключ к сокровищам Александрийской библиотеки. Это было нелегко. Затем ваш брат нанял террористов, которые попытались убить меня и моих друзей, но сумели только изуродовать мою коллекционную машину. Это была большая ошибка. Потом вы и ваш брат взяли моего отца в заложники на «Леди Флэмборо». Вы знаете, о чем я говорю. Это была еще более грубая ошибка. Но я решил остановить вас. Вы умрете, Капестерре, не пройдет и нескольких минут, как вы будете лежать такой же недвижный и холодный, как ваш брат. И это крайне малая плата за тех людей, чьи сердца вы вырывали из груди, и за детей, которые утонули во время переправы через реку из-за вашей безумной жажды власти.

Капестерре, похоже, тут же забыл о горе.

— Но не раньше, чем я убью вас! — воскликнул он.

Питт был готов к атаке и поднял над головой меч, который схватил со стены. Не медля ни секунды, он обрушил его на противника.

Капестерре судорожно сжал рукоять кольта. Дуло мощного пистолета еще только поднималось, чтобы оказаться на одном уровне с головой Питта, но сверкающее лезвие опустилось, и револьвер вместе со сжимающей его рукой взлетел в воздух. Несколько раз перевернувшись, кольт упал на пол, причем мертвые пальцы так и не разжались.

Рот Капестерре открылся, и из него вырвался тонкий, пронзительный визг. Ацтекский мессия упал на колени, тупо уставившись на уродливый обрубок правой руки, не в силах поверить, что она стала заметно короче, и не замечая хлещущей из обрубка крови.

Раскачиваясь из стороны в сторону, он стоял на коленях и вследствие шока почти не чувствовал боли. Потом поднял потрясенные глаза на Питта и спросил:

— Почему так? Почему не пуля?

— Небольшая плата за человека по имени Гай Ривас.

— Вы знали Риваса?

Питт покачал головой:

— Нет, но его друзья рассказали, что вы с ним сделали и как его семья стояла у могилы, не зная, что в гробу лежит только кожа.

— Друзья? — непонимающе переспросил Капестерре.

— Мой отец и еще один человек из Белого дома, — холодно объяснил Питт. Он снова взглянул на часы. — Мне очень жаль, — сказал он, хотя на его лице не было сожаления, — но я не могу больше здесь оставаться. Надо бежать. — С этими словами он отвернулся и быстрыми шагами направился к выходу из тоннеля.

Правда, далеко уйти ему не удалось, потому что дорогу ему преградил невысокий коренастый человек, одетый в потрепанную военную форму. Он стоял посреди тоннеля, держа в руках пистолет, дуло которого было направлено в живот Питта.

— Не торопитесь, мистер Питт, — с резким акцентом проговорил он, — никто никуда отсюда не уйдет.

77

Люди, следившие в Белом доме за развитием событий, знали, что в тоннель вошел кто-то третий, однако появление незнакомца перед камерой явилось для них полнейшей неожиданностью. Им ничего не оставалось делать, как только беспомощно наблюдать за тем, что происходит в глубине холма Гонгора.

— Генерал Чандлер! — воскликнул президент. — Кто, черт возьми, этот человек?

— Мы видим пришельца на наших мониторах, господин президент, но единственное, что можем предположить — это один из людей Топильцина, проникший с севера, где наша линия обороны сильно растянута.

— Он в военной форме, — проявил наблюдательность Броган. — Может быть, это все же кто-то из ваших людей?

— Нет, если только наш квартирмейстер не начал выдавать нашим людям форму израильской армии.

— Пошлите кого-нибудь вниз, — приказал генерал Меткалф, — надо помочь Питту.

— Сэр, если взвод моих людей появится поблизости от места раскопок, толпа решит, что мы хотим захватить Топильцина. Она сметет здесь все.

— Он прав, — вздохнул Шиллер. — Толпа проявляет нетерпение.

— Нарушитель пролез в тоннель под носом у толпы, — настаивал генерал Меткалф. — Почему же несколько человек не могут сделать то же самое?

— Это было возможно еще несколько минут назад, но в данный момент представляется совершенно нереальным, — ответил Чандлер. — Команда Топильцина хорошо сработала. Весь склон залит ярким светом. К месту раскопок не проскользнет незамеченной даже крыса.

— Площадка, где ведутся раскопки, выходит на юг, прямо на толпу, — объяснил сенатор Питт. — Других выходов нет.

— Это и хорошо, — сказал генерал Чандлер. — Выстрелы в тоннеле звучат как далекий гром, причем совершенно непонятно где.

Президент мрачно взглянул на сенатора Питта:

— Джордж, если толпа ринется вперед, нам придется завершить операцию раньше, чем твой сын сумеет спастись.

Сенатор закрыл лицо руками и кивнул. Потом он снова опустил руки и поднял глаза на монитор.

— Дирк справится, — уверенно ответил он.

Неожиданно Николс вскочил на ноги и закричал, указывая на монитор:

— Толпа! — воскликнул он. — Она движется!

Пока в двух с половиной тысячах километров от него самые разные люди обсуждали его шансы на выживание, у Питта не было времени подсчитывать вероятность того или иного развития событий. Его главной заботой было черное дуло пистолета, упершееся ему в живот. Он не сомневался, что оружие находится в руках человека, которому уже не раз приходилось убивать. Лицо его носило бесстрастное, пожалуй, даже скучающее выражение. Час от часу не легче, подумал Питт. Если его внутренности через секунду не разлетятся по стенам, то он все равно будет раздавлен многотонной массой земли. Третьего варианта не существовало.

— Не хотите ли сказать, кто вы такой? — полюбопытствовал Питт.

— Мое имя Ибн-Тельмук. Я близкий друг и слуга Сулеймана Азиза Аммара.

Точно, подумал Питт, вспомнив, что видел именно этого террориста на дороге возле здания дробилки.

— Чтобы отомстить, вы, ребята, преодолеваете внушительные расстояния.

— Я не мог не исполнить последней воли моего дорогого друга. Он хотел, чтобы я убил тебя.

Питт очень медленно опустил правую руку. Меч в его руке уткнулся в пол. Он выглядел человеком, понявшим и принявшим свое поражение. Питт немного расслабился, расправил плечи, согнул колени:

— Вы были на Санта-Инес?

— Да. Сулейман Азиз и я вернулись в Египет вместе.

Темные брови Питта в изумлении взлетели вверх. Он был уверен, что это невозможно. Он считал, что Аммар не мог прожить и нескольких часов после такого ранения. Боже, время уходило безвозвратно! Араб должен был застрелить его без слов, но, очевидно, решил поиграть напоследок. Взрыв, надо полагать, произойдет в середине следующего предложения.

Тянуть смысла не было. Питт взглянул на Ибн-Тельмука, прикинул расстояние и направление прыжка, затем поднял меч.

В это время Капестерре обмотал обрывками своего одеяния кровоточащий обрубок руки и, поскуливая от нестерпимой боли, выполз вперед, указывая окровавленной рукой на Питта.

— Убей его! — взвизгнул он. — Посмотри, что он со мной сделал! Стреляй сейчас же, я приказываю!

— Ты кто такой? — холодно спросил Ибн-Тельмук, не сводя глаз с Питта.

— Я Топильцин.

— Настоящее имя — Роберт Капестерре, — добавил Питт. — Мошенник.

Капестерре пополз к Ибн-Тельмуку и очень скоро оказался у ног араба.

— Не слушай его! — взмолился он. — Это обычный преступник.

Тот впервые позволил себе ухмыльнуться:

— Ну это вряд ли. Я внимательно изучил его досье. Мистера Питта ни в чем нельзя назвать обычным.

Это уже лучше, подумал Питт. Ибн-Тельмук на мгновение отвлекся на ацтекского мессию, и Питт, воспользовавшись этим, передвинулся на несколько сантиметров в сторону, постаравшись стоять так, чтобы Капестерре находился между ним и арабом.

— Где Аммар? — спросил Питт.

— Мертв. — Ухмылка на лице Ибн-Тельмука сменилась злобной гримасой. — Он умер после того, как убил эту грязную свинью — Ахмеда Язида.

Капестерре был ошеломлен. Он непроизвольно отшатнулся, а его взгляд метнулся к открытому гробу, в котором лежал его брат.

— Значит, вы тот человек, которого мой брат нанял, чтобы похитить судно? — прохрипел он.

Питт не стал напоминать, что уже говорил об этом, но передвинулся еще на сантиметр.

На бесстрастной физиономии Ибн-Тельмука отразилось непонимание.

— Ахмед Язид — твой брат?

— Два сапога пара, — молвил Питт. — Вы бы узнали Язида, увидев его?

— Конечно. Его внешность так же знакома всем, как лицо аятоллы Хомейни.

Питт на ходу изменил свой план. Теперь все зависело от того, насколько ему удастся предугадать реакцию киллера.

— Тогда загляните в гроб.

— Даже не думайте шевелиться, — предупредил его араб, сделав несколько шагов к саркофагу. Почувствовав, что его нога коснулась распахнутой крышки, он бросил быстрый взгляд внутрь и сразу же снова уставился на своего противника.

Питт не пошевелился. Он предположил, что после первого быстрого освидетельствования Ибн-Тельмук захочет более внимательно взглянуть на Язида. Тот так и поступил.

* * *

В командном пункте спецназа, расположенном в крытом кузове грузовика, который был припаркован в полукилометре к западу от места раскопок, Холлис, адмирал Сэндекер, Лили и Джордино не сводили глаз с телевизионного монитора, напряженно наблюдая за драматическими событиями, разыгравшимися в глубине холма Гонгора.

Лили стояла без движения, побелев как мел, а Сэндекер и Джордино беспокойно ходили взад-вперед, как пара тигров в клетке, которые чувствуют запах свежего мяса, но не могут его достать.

Холлис периодически также начинал мерить шагами тесное помещение. В одной руке он нервно сжимал маленький высокочастотный радиопередатчик, сигнал которого должен был привести к детонации заложенной в холме взрывчатки; в другой — телефонную трубку.

На другом конце трубки находился один из помощников генерала Чандлера, который в данную минуту выслушивал рык Мортона Холлиса:

— Черта с два я взорву заряд сейчас! Пусть сначала толпа минует опасный участок!

— Но они подошли слишком близко! — протестовала трубка в звании полковника.

— Не раньше чем через тридцать секунд, — отчеканил Холлис.

— Генерал Чандлер хочет, чтобы холм был взорван немедленно! — повысил голос помощник. — Это приказ самого президента!

— Для меня вы, полковник, только голос в трубке, — спокойно заявил Холлис — Я требую прямой связи с президентом.

— Вы попадете под трибунал!

— Ну это мне не впервой.

Сэндекер не скрывал тревоги:

— На этот раз Дирк ничего не сможет сделать.

— Ну тогда вы сделайте что-нибудь! — взмолилась Лили. — Поговорите с ним. Он же услышит вас через динамики, подсоединенные к телевизионной камере!

— Мы боимся ему помешать, — ответил вместо адмирала Холлис — Любая мелочь может нарушить хрупкое равновесие, и тогда араб выстрелит.

— Вот именно, — пробормотал донельзя обозленный Джордино. Он распахнул дверь фургона, спрыгнул на землю и побежал к джипу Сэма Тринити. Люди Холлиса и глазом моргнуть не успели, а грузовик уже несся по пыльной дороге к холму Гонгора.

* * *

Стремительным броском, словно гремучая змея, Питт метнулся к противнику, выставив вперед щит. И снова последовал резкий удар мечом.

Питт вложил в удар всю свою силу. Он слышал и чувствовал, как лезвие, звякнув по металлу, врезалось во что-то мягкое. Затем последовал выстрел, направленный, как показалось Питту, ему в лицо. Он отступил, когда очередной выстрел ударил в центр щита. Пуля рикошетом отлетела в потолок. Бронированное пластиковое покрытие, надетое на щит майором Диллинджером накануне вечером, было погнуто, но не пробито. После этого Питт нанес сильный удар мечом сбоку.

Ибн-Тельмук был очень быстр, однако шок, охвативший его при виде мертвого Язида, отнял у него несколько ценных секунд. Краем глаза он заметил нападение Питта и даже выстрелил, правда, не успев толком прицелиться, прежде чем лезвие меча выбило из его руки оружие и попутно отсекло несколько пальцев.

Ибн-Тельмук зарычал, словно раненое животное. Его револьвер упал на известняковый пол рядом с кольтом, все еще зажатым в отрубленной руке Капестерре. Но Ибн-Тельмук оправился достаточно быстро, чтобы уклониться от рубящего удара, и прыгнул на Питта.

Питт был готов к нападению. Он отпрянул в сторону, но его правая нога подломилась, и он понял, что не все пули попали в шит. Одна или две угодили в его раненую ногу.

Пока он соображал, как быть дальше, Ибн-Тельмук набросился на него, словно пантера. Черные глаза террориста сатанински блестели, зубы обнажились в отвратительном оскале. Рука Питта, державшая меч, на мгновение ослабла, и меч сразу отлетел в сторону, выбитый мощным ударом. Вторая рука запуталась во внутренних ремнях шита. И здоровая рука араба медленно сомкнулась на горле Пита.

— Убей его! — бесновался Капестерре. — Убей его!

Отчаянным усилием Питт высвободил руку, крутанулся на месте и нанес Ибн-Тельмуку удар в адамово яблоко. При переломе хряща гортани большинство людей задыхается или хотя бы теряет сознание. С арабом не произошло ни того ни другого. Он только схватился за горло, издал странный булькающий звук и отпрянул назад.

Питт мог опираться только на одну ногу, араб хватал разинутым ртом воздух, его покалеченная рука висела плетью. Они стояли друг против друга, набираясь сил для следующей схватки.

Но первое движение было сделано не ими. Капестерре неожиданно опомнился, бросился к кольту и стал разжимать здоровой рукой окоченевшие пальцы. Это ему удалось, и мертвая рука отлетела в сторону.

Это потребовало ответных действий и от араба, и от Питта. Позабыв о рукопашной, они огляделись в поисках оружия.

Питту не повезло. Револьвер оказался ближе к Ибн-Тельмуку. Впрочем, римский меч тоже. В шторм сгодится любой порт, подумал Питт. Он сгруппировался и нанес раненой ногой удар по ребрам Капестерре, едва сдержав при этом крик боли. Одновременно он с силой швырнул в араба щит, который угодил тому в живот и вышиб из него весь воздух.

Капестерре завопил и выронил кольт. Питт исхитрился поймать его еще в воздухе. Это был почти акробатический трюк. Он мертвой хваткой вцепился в скользкую от крови рукоятку, палец сам собой лег на спусковой крючок, и Питт выстрелил. Ибн-Тельмук, едва отдышавшись после удара щитом, еще только поднимал оружие, когда выпущенные одна за другой пули крупного калибра разорвали ему грудь. Его отбросило на стену, возле которой он какое-то мгновение постоял и затем рухнул ничком на каменный пол.

Питт остановился, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. И только тогда услышал неистовый голос, доносящийся из динамиков телевизионной камеры.

— Убирайся оттуда! — орал Холлис — Ради Христа, беги!

Питт на мгновение потерял голову. Он был так поглощен схваткой с арабом, что забыл, какой проход ведет к выходу из тоннеля, а какой — к открытому кратеру. Он бросил последний взгляд на Капестерре.

Физиономия последнего была белой от потери крови, но Питт не заметил в его глазах страха. Они были переполнены ненавистью.

— Счастливого пули в преисподнюю! — сказал Питт.

Ответом ему была дымовая граната Топильцина. Ему каким-то непостижимым образом удалось выдернуть чеку. Подземелье сразу же наполнилось густым оранжевым облаком.

* * *

— Что произошло? — спросил президент, недоуменно глядя на оранжевый туман, появившийся на экране.

— Очевидно, у Капестерре был с собой какой-то дымовой прибор, — ответил Чандлер.

— Почему не взорвались заряды?

— Одну минуту, господин президент! — Чандлер отвернулся от камеры и обменялся несколькими словами со своим помощником. — Полковник Холлис из сил специального назначения настаивает на получении прямого приказа от вас, сэр.

— Это он отвечает за проведение взрыва? — спросил Меткалф.

— Да, генерал.

— Вы можете подключить его к нашей связи?

— Минутку.

Прошло четыре секунды, и физиономия Холлиса появилась на одном из мониторов.

— Я понимаю, что вы меня не видите, полковник, но вы наверняка узнали мой голос.

— Да, сэр.

— Как верховный главнокомандующий я приказываю вам взорвать холм, и сделать это немедленно.

— Толпа движется вверх по склону! — воскликнул Николс в состоянии, близком к панике.

Все глаза устремились на монитор, показывающий происходящее на холме. Огромная толпа двигалась вверх по склону, выкрикивая имя Топильцина.

— Если вы еще промедлите, то убьете кучу народу, — заорал Меткалф. — Бога ради, взрывайте!

* * *

Большой палец Холлиса лег на кнопку.

— Детонация! — проговорил он в передатчик.

Но на кнопку он так и не нажал. Холлис воспользовался старым как мир способом всех служивых людей: никогда не отказывайся выполнять приказ, иначе тебя обвинят в неподчинении, всегда отвечай утвердительно, а делай то, что считаешь нужным. Недостаточная эффективность — обвинение, которое тяжелее всего доказать в военном трибунале.

Он был преисполнен желания дать Питту еще несколько секунд.

* * *

Сдерживая дыхание, словно он плывет под водой, закрыв глаза, чтобы защитить их от едкого дыма, Питт заставлял себя двигаться, бежать, ползти, в общем, делать все, чтобы выбраться из подземелья, которое вот-вот могло стать его могилой. Он вошел в тоннель, понятия не имея, куда он ведет, к выходу или к кратеру. Не открывая глаз, он наощупь хромат, держась за стену.

Питт чувствовал страстное желание жить. Он не мог поверить, что умрет сейчас, успешно справившись с безнадежной ситуацией. В конце концов, он рискнул открыть глаза. Их сильно жгло, но видеть он мог. Он уже миновал то место, где дым был самым плотным, и теперь его окружал только легкий оранжевый туман.

Тоннель стал круто подниматься вверх. Питт почувствовал, что температура немного поднялась и подул легкий ветерок. И он вышел в ночь. В небе почти не было видно звезд, их затмевал яркий свет, заливавший холм.

Но Питт не был на свободе. В дыму он пошел не к выходу из тоннеля, а к кратеру, склоны которого сейчас и возвышались вокруг него на добрых пять метров. До спасения было так близко и так чудовищно далеко.

Питт начал карабкаться вверх, отчетливо понимая, что выбраться уже не успеет. Тем более что опираться он мог только на одну ногу, волоча другую за собой.

Холлис молчал. Полковнику больше нечего было сказать Питту. Тот и без лишних напоминаний осознавал, что взрыв, который они готовили вместе, похоронит его под тоннами земли. Питт понимал, что спасения нет, но упрямо продолжал карабкаться по крутому склону, не поддаваясь предательскому внутреннему голосу, который нашептывал ему, что пора отдохнуть.

А потом над кратером появилась темная фигура. Мощная рука ухватила Питта за воротник свитера и, словно щенка за шкирку, вытащила на поверхность.

С нечеловеческой легкостью Джордино забросил Питта в джип, прыгнул за руль и вдавил педаль акселератора в пол.

Они успели проехать метров пятьдесят, когда Холлис нажат на кнопку детонации. Высокочастотный сигнал взорвал двести килограммов нитрогеля С-6, спрятанного глубоко в недрах холма.

В какой-то момент показалось, что начинается извержение вулкана. Холм начал дрожать, а в его недрах зародился и стал быстро нарастать страшный гул. Последователи Топильцина, объятые ужасом, попадали на землю. Потом вершина холма Гонгора взлетела в воздух метров на десять, на секунду зависла, словно поддерживаемая невидимой рукой, а потом рухнула обратно, подняв гигантское облако пыли.

78

Рома, штат Техас
5 ноября 1991 года

Прошло пять дней. Около полуночи вертолет президента приземлился на небольшом аэродроме в нескольких милях от города Рома. Президента сопровождали сенатор Питт и Юлиус Шиллер. Как только винты остановились, к вертолету подошел адмирал Сэндекер и тепло поприветствовал гостей.

— Рад видеть вас, адмирал, — любезно проговорил президент. — Примите мои поздравления, вы прекрасно справились с работой, хотя я, признаюсь, думал, что вашему агентству это дело не по плечу.

— Благодарю вас, господин президент, — ответил Сэндекер, как всегда похожий на бойцового петуха. — Мы все вам благодарны за то, что вы поверили в наш безумный план и позволили воплотить его в жизнь.

— Прекрасно сработано. — Президент обернулся и взглянул на сенатора Питта. — Но вам следует особо поблагодарить сенатора. Он умеет быть очень убедительным.

Обменявшись несколькими словами с Шиллером, Сэндекер пригласил гостей в машину. Они поднялись по короткой лестнице и через потайную дверь забрались внутрь платформы гигантского десятиколесного грузовика.

Два агента президентской секретной службы, облачившись в рабочую одежду, заняли места в кабине рядом с водителем. Еще четверо загрузились в старый, потрепанный «додж», припаркованный неподалеку.

Внешне грузовик выглядел грязным и непрезентабельным, но внутри все было оборудовано вполне пристойно. В небольшом помещении уместился бар и шесть стульев. Потолок этой комнаты немного выступал над боковыми направляющими и для лучшей маскировки был засыпан двухсантиметровым слоем гравия.

Дверь закрыли, пассажиры уселись на удобных стульях и пристегнули ремни безопасности.

— Извините за необычный транспорт, господа, — сказал Сэндекер, — но пока мы не можем позволить себе раскрыть все тайны. Слишком уж много случайного люда снует вокруг.

— Я впервые путешествую в грузовике, посыпанном гравием, — заметил президент. — Здесь испытываешь совсем другие ощущения в сравнении с лимузином Белого дома.

— Мы переоборудовали шесть таких машин для секретных перевозок, — объяснил Сэндекер.

— Хороший выбор, — рассмеялся сенатор и постучал костяшками пальцев по металлической стенке. — Они же пуленепробиваемые.

Улыбка исчезла с лица президента.

— Вам удалось сохранить открытие в тайне?

Сэндекер кивнул:

— Во всяком случае, здесь у нас я не заметил никаких признаков, указывающих на утечку информации.

— На этот раз утечки в Белом доме не будет, — сказал Шиллер, поняв намек. — Крышка плотно захлопнута.

Президент несколько минут молчат.

— Нам чертовски повезло, — в конце концов проговорил он. — Орда Топильцина могла устроить здесь настоящий ад.

— Когда первый шок миновал, — сказал Сэндекер, — мексиканцы еще долго бродили вокруг холма, заглядывали в кратер, словно ожидая, что оттуда поднимется дух Топильцина. Присутствие женщин и детей явилось сдерживающим фактором, поэтому никто не жаждал крови. Кроме того, толпу никто не подстрекал. Ближайшие помощники Топильцина, разобравшись в ситуации, быстро улизнули обратно в Мексику от греха подальше. Оставшись без духовного лидера, усталые и голодные люди постепенно тоже потянулись обратно.

— По данным иммиграционной службы несколько тысяч человек ушли дальше на север, но треть из них уже отправили назад, — сказал Шиллер.

Президент вздохнул:

— Самое худшее уже позади. Если наш план помощи Латинской Америке будет одобрен конгрессом, наши южные соседи рано или поздно сумеют подняться на ноги.

— А что будет с семьей Капестерре? — поинтересовался Сэндекер.

— Департамент юстиции в настоящее время занимается их делом. — Лицо президента оставалось бесстрастным, но глаза горели холодным блеском. — Строго между нами, господа, полковник Холлис планирует проведение учений в Карибском море, тренировочное нападение на некий остров, пусть он останется пока безымянным. Если кто-нибудь из семейства Капестерре в этот момент окажется на острове, что ж… значит, им не повезет.

Сенатор Питт саркастически усмехнулся:

— Без Язида и Топильцина в наших международных отношениях воцарится тишь да гладь.

Шиллер решительно потряс головой:

— Вовсе нет. Мы заткнули только две дыры в плотине. Худшее еще впереди.

— Откуда столько пессимизма, Юлиус? — весело спросил президент. — В Египте ситуация пока стабильная. А когда президент Хасан уйдет в отставку по состоянию здоровья и передаст бразды правления министру обороны Абу Хамиду, исламские фундаменталисты окажутся под сильным давлением и решат отказаться от своих требований.

— Тот факт, что Гала Камиль дала согласие выйти замуж за Хамида, тоже не повредит ситуации, — подвел итог сенатор.

Беседа прервалась, поскольку грузовик остановился. Открылась дверь, к которой быстро приставили лестницу.

— Только после вас, господин президент, — улыбнулся Сэндекер.

Мужчины вышли и огляделись. Площадка была огорожена забором и освещена. Большая вывеска над въездными воротами гласила: «Песок и гравий. Компания Сэма Тринити». Людей, видно не было. На площадке стояло несколько погрузчиков, большой ковшовый экскаватор, самосвалы и трейлеры. Электронное оборудование, которого здесь было довольно много, было хорошо замаскировано и оставалось невидимым постороннему глазу.

— Я могу встретиться с мистером Тринити? — спросил президент.

— Боюсь, что нет, — ответил Сэндекер. — Сэм — прекрасный человек и настоящий патриот. Он добровольно подписал передачу всех прав на артефакты правительству и отбыл в большое кругосветное путешествие. Собирается изучать организацию работы самых известных в мире гольф-клубов.

— Надеюсь, мы выплатили ему компенсацию?

— Десять миллионов не облагаемых налогами американских долларов, — ответил Сэндекер. — Причем нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы упросить его взять эти деньги. — Сэндекер повернулся и показал на углубление, расположенное в нескольких сотнях метров в стороне. — Перед вами, господа, все, что осталось от холма Гонгора. Теперь это просто карьер для добычи гравия. Так что наши манипуляции в конечном счете оказались даже прибыльными.

Президент заглянул в яму, и его лицо омрачилось.

— Вам удалось найти останки Топильцина и Язида?

Сэндекер кивнул:

— Два дня назад. Мы отправили их на хранение в одну из лабораторий ЦРУ.

Президент одобрительно кивнул.

— Где тоннель? — спросил Шиллер, озираясь по сторонам.

— Там. — Сэндекер показал в сторону потрепанного трейлера, переделанного под офис. Над одним из окон виделась табличка «диспетчер».

Четыре агента секретной службы, ехавшие в «додже», уже вышли из машины и приступили к патрулированию площадки. А те двое, что ехали в кабине, отправились проверить офис.

После того как гости вошли в помещение офиса, Сэндекер предложил им остановиться в середине комнаты и нажал на рычаг, торчавший из пола. Одновременно он помахал рукой в телекамеру, расположенную под самым потолком в углу. Пол трейлера начал медленно опускаться.

— Как здорово! — восхитился Шиллер.

— В самом деле, — пробормотал президент. — Теперь я понимаю, почему о ваших находках еще не прознали.

Лифт опустился по прорубленной в известняке шахте и остановился в тридцати метрах под поверхностью. Мужчины очутились в широком тоннеле, освещенном люминесцентными светильниками. Вдоль тоннеля стояли скульптуры.

Возле выхода из лифта гостей встретила женщина.

— Господин президент, — торжественно произнес Сэндекер, — позвольте вам представить доктора Лили Шарп, директора программы каталогизации.

— Доктор Шарп, мы все в неоплатном долгу перед вами.

Лили покраснела.

— Боюсь, моя роль не самая значительная, господин президент, — ответила она.

Поле знакомства с Шиллером Лили начала показывать гостям сокровища Александрийской библиотеки.

— Мы осмотрели и занесли в каталоги четыреста двадцать семь разных скульптур, — сказала она, — представляющих собой лучшие творения начала бронзового века, начиная с трехтысячного года до новой эры и заканчивая трансцендентальным стилем византийской эры начата четвертого века. Если не считать нескольких пятен, возникших из-за просачивания воды сквозь известняк, которые легко удалить химическими веществами, мраморные и бронзовые скульптуры сохранились превосходно.

Президент, лишившись дара речи, медленно брел по длинному тоннелю, часто останавливаясь, чтобы лучше рассмотреть великолепные классические скульптуры. Некоторым из них было уже по пять тысяч лет. Он был потрясен одним только их количеством. Каждый век, каждая династия и империя были представлены своими лучшими скульпторами.

— Неужели я действительно вижу и даже дотрагиваюсь до экспонатов музея Александрийской библиотеки! — прошептал он. — После взрыва я не мог поверить, что все это не пострадало.

— Сотрясение безусловно подняло здесь пыль, с потолка даже откололось несколько кусков известняка, — сказала Лили. — Но артефакты не пострадали. Вы видите скульптуры именно в том виде, в котором их оставил Юний Венатор в триста девяносто первом году.

После двухчасового созерцания этой необычной экспозиции Лили остановилась у последнего артефакта, находящегося перед входом в главную галерею.

— Перед вами золотой саркофаг Александра Великого, — понизив голос, сообщила она.

У президента возникло чувство, будто он сейчас предстанет пред ликом Божьим. Он нерешительно приблизился к золотому ковчегу, ставшему местом последнего упокоения величайшего властителя, и опасливо заглянул в хрустальное окно.

Македонцы уложили своего героя в гроб в его парадных доспехах. Кираса и шлем были из чистого золота. Персидский шелк, из которого была когда-то сшита туника, в основном истлел: почти двадцать четыре столетия — слишком большой срок для ткани. И не только для ткани. От великого Александра теперь остались только кости.

— Клеопатра, Юлий Цезарь, Марк Антоний, — рассказывала Лили, — все они, как и вы, стояли рядом с гробом и с почтением взирали на эти останки.

Постояв у гроба, гости пошли дальше. Лили повела их в главное хранилище.

Здесь работало около тридцати человек. Одни изучали содержимое деревянных клетей, уложенных в центре галереи. Картины, покрывшиеся грязью и пятнами, но вполне поддающиеся реставрации, а также тончайшие предметы, вырезанные из кости и мрамора или отлитые из золота, серебра и бронзы, заносились в каталоги и упаковывались в ящики для перевозки в музейный комплекс Мэриленда, где их будут реставрировать и хранить.

Большинство археологов, переводчиков и экспертов по реставрации и хранению произведений искусства с особым почтением обращались с бронзовыми цилиндрами, в которых хранились древние свитки. Они переводили надписи на бронзовых табличках с названиями и краткими содержанием. Контейнеры и их бесценное содержимое также упаковывалось для отправки в Мэриленд.

— Взгляните сюда, — взволнованно сказал Лили. — Нам удалось обнаружить все книги Гомера, многие труды греческих философов, считавшиеся утраченными, раннеиудейские манускрипты и историческую информацию, проливающую свет на истоки христианства. Карты, на которых отмечены ранее неизвестные гробницы древних правителей, расположение забытых торговых центров, таких как Таршиш и Саба, а также месторождения полезных ископаемых. Теперь удастся заполнить многие пробелы в наших знаниях относительно событий древности. История финикийцев, микенцев, этрусков, а также цивилизаций, о существовании которых до нас дошли лишь слухи, изложена в этих свитках со всеми подробностями. После реставрации картин мы получим возможность полюбоваться шедеврами, созданными несколько тысячелетий назад.

Президент потрясенно молчал. Ему попросту нечего было сказать. Он никак не мог постичь всей грандиозности находки. Однако только собрание произведений древнего искусства было бесценным, а стоимость знаний древних и вообще не поддавалась подсчету.

Наконец он заговорил, и его голос звучал глухо и хрипло:

— Когда вы намерены здесь закончить?

— Сначала мы вывезем свитки, потом картины и произведения искусства, — ответила Лили. — Скульптуры в последнюю очередь. Мы рассчитываем, что все артефакты окажутся в Мэриленде к Рождеству.

— Почти шестьдесят дней, — сказал Сэндекер.

— А как насчет хранения и перевода свитков?

Лили пожала плечами:

— Хранение древних текстов — процесс длительный и тонкий. Полагаю, потребуется от двадцати до пятидесяти лет, чтобы все перевести и осознать, чем мы обладаем. Многое, конечно, зависит от финансирования.

— О финансировании можете не беспокоиться, — пообещал президент. — Проект получит высший приоритет. Я об этом позабочусь.

— Мы не можем больше заставлять международную общественность считать, что все это уничтожено, — сказал Шиллер. — Придется сделать заявление, причем в самом ближайшем будущем.

— Это точно, — подтвердил сенатор. — Интерес нашего народа и правительств других государств к этой проблеме не иссяк.

— Рейтинг моей популярности и без того понизился на пятнадцать пунктов, — пробормотал президент. — Конгресс готов сожрать меня с потрохами, а теперь еще и лидеры иностранных государств возжелали повесить мой скальп у себя над входной дверью.

— Если позволите, джентльмены… — нерешительно начала Лили. — Думаю, что мы могли бы дней за десять снять прекрасный фильм о главных сокровищах библиотеки.

Сенатор Питт взглянул на президента:

— Доктор Шарп совершенно права. Ваше выступление и документальный фильм — превосходная идея.

Президент с чувством пожал руку зардевшейся Лили:

— Спасибо, доктор, вы только что сделали мою жизнь намного легче.

— Вы уже решили дальнейшую судьбу артефактов? — спросил Сэндекер.

Президент широко улыбнулся:

— Если я смогу убедить конгресс выделить соответствующие фонды, а я думаю, мне это удастся, то на Вашингтон-Молл будет построена копия Александрийской библиотеки, в которой будет выставлен каждый артефакт, доставленный Юнием Венатором в Америку из Египта, а также артефакты, иллюстрирующие жизнь и быт древних жителей нашего континента. Если другие страны захотят показать это своим народам, мы с радостью будем представлять экспозицию, но она останется собственностью американцев.

Адмирал Сэндекер с чувством пожал руку президенту:

— Спасибо, сэр. Вы приняли правильное решение.

А Шиллер шепнул на ухо Лили:

— Позаботьтесь, чтобы информация, касающаяся месторождений, была переведена в первую очередь. Произведения искусства можно придержать, но знаниями придется поделиться с остальным миром.

Лили согласно кивнула.

После того как первые восторги утихли и поток вопросов заметно уменьшился, Лили проводила президентскую группу в небольшой закуток, где Питт и Джордино сидели за складным столиком вместе с переводчиком, изучающим ярлык на одном из цилиндров через увеличительное стекло.

Президент узнал сидящих и с улыбкой приблизился.

— Рад видеть вас живым и здоровым, Дирк, — тепло сказал он. — От имени благодарной нации я хочу сказать вам большое спасибо за этот удивительный подарок.

Питт встал, тяжело опираясь на трость.

— Я тоже очень рад, что все так благополучно завершилось. Если бы не мои друзья Алберт Джордино и полковник Холлис, я бы остался под холмом Гонгора.

— Может быть, все-таки раскроете нам тайну? — спросил Шиллер. — Как вы узнали, что сокровища библиотеки находятся именно под этим холмом, а не под холмом Гонгора?

— Должен признать, — сказал президент, — что вы заставили нас изрядно поволноваться. Мы все время думали: «А что, если мы взорвем не тот холм?»

— Приношу свои извинения за то, что не был точен, — сказал Питт. — Но вы же видели, что для длительных разъяснений времени не было. — Он сделал паузу и улыбнулся отцу. — Но я счастлив, что вы мне поверили. У меня не было никаких сомнений. Данное Юнием Венатором описание, высеченное на камне, который нашел Сэм Тринити, гласило: стойте на северной стороне и смотрите на юг, на речной утес. Когда я стоял к северу от холма Гонгора и смотрел в южном направлении, то обнаружил, что отвесный берег, на котором расположен город Рома, находится почти в полукилометре к западу справа от меня. Я переместился дальше на запад и немного к северу к первому холму, соответствующему указаниям Венатора.

— Как он называется? — спросил сенатор.

— Холм? — Питт беспомощно развел руками. — Насколько мне известно, у него нет названия.

— Теперь есть, — рассмеялся президент. — Как только доктор Шарп позволит мне объявить всему миру о величайшем открытии в истории человечества, мы станем именовать его Безымянным холмом.

Над рекой стелился предрассветный туман, уже ставший чуть розоватым от первых лучей восходящего солнца. Президент и его спутники вернулись в Вашингтон, все еще пребывая под впечатлением от увиденного.

Питт и Лили сидели на вершине Безымянного холма, наслаждались свежестью утра и любовались восходом, не менее прекрасным, чем на полотнах Гранта Вуда.

Лили улыбалась, заглядывая в глаза своего спутника. Из них исчезло напряжение, они стали ласковыми и теплыми. Утреннее солнце осветило лицо Питта, он чувствовал приятное тепло, но солнца не видел. Лили знала, что мысленно он находится в далеком прошлом.

Она знала, что этот мужчина никогда не будет принадлежать одной женщине безраздельно. Его любовь была чем-то призрачным, иллюзорным, уходящим далеко за горизонт, тайной, манящими звуками лиры, которые слышат только он. Он был человеком, которого женщина могла страстно желать, но не хотела бы выйти за него замуж. Она понимала, что их отношениям скоро придет конец, и хотела полностью использовать каждый оставшийся момент. Ведь очень скоро она проснется и обнаружит, что он ушел раскрывать новую тайну, ждущую его за следующим холмом.

Лили опустила голову на плечо Дирка.

— Что было написано на табличке?

— На какой табличке?

— Той, на свитке, которой ты и Ал заинтересовались.

— Дразнящий ключ к другим сокровищам, — спокойно ответил Питт, продолжая глядеть вдаль.

— Где?

— На дне моря. На ярлычке было написано: «Кораблекрушения при перевозке ценных грузов».

Лили подняла на Питта заинтересованный взгляд.

— Карта подводных сокровищ?

— Сокровищ на свете много, — ответил он почти отстранение.

— И ты хочешь их найти.

Питт ласково улыбнулся:

— Ну посмотреть-то никогда не мешает. К сожалению, дядя Сэм редко дает мне на это время. А ведь я еще не успел поискать Эльдорадо в бразильских джунглях.

Лили улыбнулась в ответ и легла на траву, глядя на тускнеющие в небе звезды.

— Интересно, где они похоронены?

Питт не сразу избавился от видения затопленного клада, но в конце концов все же спросил:

— Кто?

— Те, кто помогал Венатору спасти коллекцию Александрийской библиотеки.

Питт тряхнул головой:

— Юний Венатор — человек непредсказуемый, угадать его поступки очень сложно, почти невозможно. Он мог зарыть своих византийских коллег в любом месте на холмах, на берегу — где угодно.

Лили обняла Питта и привлекла его к себе. Из губы встретились, и на несколько секунд воцарилось молчание. В оранжевом небе над Ними закружил ястреб, но не обнаружил ничего интересного и полетел на юг, в Мексику. Лили открыла глаза и застенчиво потупилась:

— Как ты думаешь, они не будут возражать?

— Возражать против чего? — не понял Питт.

— Если мы займемся любовью на их могиле. Ведь вполне может оказаться, что они лежат как раз под нами.

Питт только крепче обнял Лили и прижал к груди. Потом он поднял голову, и на его губах заиграла задорная улыбка.

— Полагаю, что они не будут в претензии. Я бы, во всяком случае, точно не возражал.

Загрузка...