Сокрытая сталь

Глава 15

Я подождала, пока он уйдет, и посмотрела на нее.

— Ты тоже хочешь пойти в оранжерею?

— Я хочу не жалеть о том, что съела половину меню «Чайна Пэлас».

— Аналогично. — Я немного подождала, пытаясь выработать стратегию, и решила придерживаться правды. — Выкладывай.

Она оглянулась на меня, приподняв брови.

— Что?

— Выкладывай. Расскажи мне, что тебя беспокоит — беспокоит еще со времен Миннесоты.

— Ничего меня не беспокоит. — Но она поднялась, собрала контейнеры и отнесла их на кухню, начала перекладывать еду из контейнеров, освобождая пустые.

— Да, я это вижу по твоим спокойному тону и невозмутимым манерам.

Она подняла на меня страдальческий взгляд, и это немного разбило мне сердце. Я подошла к ней, прихватив по пути контейнеры, и поставила их на стол.

— Лулу. Поговори со мной.

Она смотрела на меня с минуту, затем взяла за руку.

— Пойдем со мной, — сказала она и потащила меня через кухню, столовую в маленькую гостиную с камином и книжными полками. — Посмотри.

Она не дала мне возможности возразить, но я понятия не имела, что искать или что должна была увидеть.

— Хороший диван? — Он был низкий и просторный, обтянутый изумрудно-зеленым бархатом.

Лулу что-то пробормотала, подошла к книжным полкам и ткнула пальцем.

— Смотри, — повторила она.

Сбитая с толку, но доверяя ей, я подошла ближе, посмотрела на книги, на названия. Среди них были «Уход за вампирами и их питание» и «Официальное руководство по вампирскому этикету».

Коннор читал об уходе за вампирами и их питании. И поскольку они были в его экране, у него, должно быть, были и электронные, и бумажные копии книги. Хотя я знала, что ни за что на свете он не стал бы добровольно следовать формальному вампирскому этикету, тот факт, что он позаботился об этом, заставило мое сердце немного затрепетать.

Но я не думала, что дело в этом, поэтому снова посмотрела на нее, наблюдая, как она устраивается на бархатных подушках.

— Полагаю, Коннор при деньгах, — тихо сказала я, усаживаясь на пол перед ней, скрестив ноги.

— Деньги оборотней, — сказала Лулу. — Они молчат об этом, но у них их предостаточно. Они редко покупают что-либо, кроме пива, мотоциклов и кожи.

«Берегут деньги на роскошные таунхаусы», — подумала я, но вслух этого не сказала.

— Так в чем же дело?

На мгновение воцарилась тишина, она снова вытерла слезы, которые, как я знала, она не любила проливать в присутствии людей.

— У меня такое чувство, будто жизнь просто... движется вокруг меня. Я еле-еле зарабатываю на жизнь как художник, а у тебя есть законная работа в ОМБ — или была до того, как тебя отстранили. Коннор, принц оборотней, без ума от тебя, а меня только что бросили.

Она скрестила руки. Не из слабости, а для защиты. Щит. Лулу всегда была более закрытой, чем я. Более общительной, но все равно что-то скрывала. Именно поэтому, как мне казалось, она стриглась так, как стриглась. Каре длиной до плеч, одна сторона всегда спадала на лицо. Это был еще один щит.

— У вас, ребята, своя атмосфера, а я чувствую себя очень далекой от нее. — Она подняла руку. — Это не жалоба. Это хорошо, что у тебя есть люди, и я знаю, что ты включила бы меня в свои ряды, если бы я захотела принять участие в делах Суперов.

— Да.

— Но у меня нет такой группы. Когда я росла, для людей во мне было слишком много от Суперов и недостаточно от Суперов для колдунов. А Матео... Это было ново и интересно, и он мне очень нравится. Он — часть этого крутого арт-коллектива, и я думала: «Это мои люди!» А потом он бросил меня, и все мои планы по созданию сообщества и открытию галерей рухнули.

Я задумалась на минуту.

— Так вот почему ты хотела устроить вечеринку? Для создания сообщества?

— Да, — ответила она, вздохнув. — Так оно и было.

— Мы хорошо провели время. Хорошая была вечеринка. Я рада, что твои друзья-художники ушли до того, как появились вампиры.

— И не поспоришь.

— А в остальном ты хочешь утешения, сочувствия или отрицания?

Она слегка рассмеялась, что, по-моему, было лучше, чем ничего.

— Прямо сейчас — сочувствия.

— Итак, когда я вернулась из Парижа, то была потеряна. Все, кем я собиралась стать, все, кем я должна была стать, осталось там. Мне пришлось снова искать себя — и я все еще ищу. Ты дала мне место, где я могла бы остаться — дом, — поправилась я. — ОМБ дали мне работу. Коннор дал мне... понимание.

— И горячее мальчишеское лето[33].

Я фыркнула.

— Да. А потом меня уволили, и сегодня кто-то пытался убить Коннора. Кто-то, кто считает нас друзьями, с кем я, возможно, никогда не встречалась, пытался лишить Коннора жизни, чтобы завоевать мое расположение.

— Это сочувствие становится удручающим.

— Да, эта неделя была очень тяжелой. — Я оглянулась на нее, увидела, что она смотрит в ответ, и предложила свою руку. — Обстоятельства будут дерьмовыми до тех пор, пока люди существуют на этой планете. Но у тебя есть семья, которая поможет тебе справиться. У тебя есть я.

Она взяла меня за руку. Сжала.

— Хорошо, — сказала она. — Можешь возвращаться к утешению.

Я улыбнулась.

— Ты подарила мне дом и дьявольскую кошку. Что тебе нужно, чтобы осуществить свои мечты? Чем я могу помочь?

Она прочистила горло.

— Может быть, мы могли бы начать делать больше для художественного сообщества? Например, не знаю, открывать галереи или что-то в этом роде?

— Договорились.

Лулу посмотрела на меня, подняв брови.

— Серьезно?

Я пожала плечами.

— Это закуски и шампанское за чужой счет. Если художественные работы хорошие, ты можешь наслаждаться ими. Если нет, можно поиздеваться.

— Крайне практичный подход.

— В этом вся я, — ответила я. Я снова села и посмотрела на нее. — Прости, если мы не уделяем достаточно времени «делам Лулу». С тех пор, как я вернулась, было много неразберихи. Не по моей вине, но в итоге я оказалась в центре всего этого.

— Ты сама поставила себя в центр всего этого.

Моим первым побуждением было ответить резким, оборонительным отрицанием. Но она была права.

— Да. Мне пришлось, — призналась я. — Я не могу просто стоять в стороне и позволять другим делать грязную работу.

— Я знаю. Ты хороший человек, Лиз. — Она села, провела руками по лицу и посмотрела на меня. — Просто иногда это чертовски неудобно.

Я улыбнулась.

— С этим не поспоришь. У нас все в порядке?

Она кивнула.

— У нас все хорошо. Как думаешь, Бенджи позволит нам устроить здесь вечеринку?

— Нет, если ты будешь называть его Бенджи.

— Лэсси?

— Завязывай, пока не поздно, Лулу. — Я обняла ее. — А походы в те заведения, где можно раскрасить керамику своими руками, считаются искусством? Я всегда хотела этим заняться.

— Конечно. Если твоя керамика окажется достаточно хорошей.

На этой неделе меня судили буквально за все.

* * *

Я прошла через зимний сад — узкую комнату из рамного стекла с красивыми креслами из ротанга — к каменному патио на улице, где вокруг каменного очага стояли несколько стульев. Коннора не было ни там, ни там, поэтому я пошла по тропинке вдоль увитой плющом стены, окаймлявшей двор, и нашла его на одеяле посреди длинного прямоугольника травы.

Я сняла сапоги, и трава под моими ногами оказалась восхитительно прохладной.

Коннор лежал на спине, подложив руку под голову, и смотрел в небо — на те немногие звезды, которые он мог разглядеть сквозь дымку огней Чикаго.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

— С ней все в порядке?

Я кивнула.

— Будет. Она привыкает к тому, что я работаю в ОМБ, состою в отношениях, а тут еще этот дом. Думаю, она чувствует себя... покинутой. Ей нужно найти своих людей, и она думала, что нашла их с Матео.

— Алексей был бы счастлив отвлечь ее.

— Я знаю. И она тоже, поверь мне. Думаю, ей сейчас нужно больше времени проводить со мной. Больше времени уделять интересам Лулу.

— Что это будет?

— Думаю, я буду расписывать кружки.

Он моргнул.

— Если это эвфемизм[34], то я не знаю, для чего.

Я села на одеяло рядом с ним, скрестив ноги.

— Не эвфемизм. Художественные штучки.

— А-а-а.

— Я видела книги, — сказала я, когда мы снова оказались почти лицом к лицу.

Он приподнял брови.

— Книги?

Я ткнула его в плечо.

— Те, что в гостиной. О вампирах.

— А-а-а.

Я смахнула прядь темных волос с его виска.

— Думаю, это было очень продуманно. И я с нетерпением жду долгих дискуссий о том, в каком порядке ранжированные вампиры могут входить в комнату.

— Ни за что на свете.

— Кстати, — произнесла я, благодарная за переход к делу, — могу я задать тебе личный вопрос?

Его ухмылка была озорной.

— Конечно.

— Не такой личный вопрос. — Но все равно, очень личный. И неловкий. Я обвела рукой вокруг. — Как ты за все это заплатил?

Он удивленно поднял брови: что бы он ни ожидал от меня услышать, это было не то.

— Деньгами?

— Я имею в виду — видимо, я не спрашивала об этом раньше — полагаю, тебе платит Стая за работу в САЦ или...?

— Члены Стаи получают часть прибыли от «САЦ Индастрис» и предприятий, которые ее составляют. В основном они достаточно успешны. Доля нашей семьи больше, потому что мы вложили деньги в первоначальные инвестиции.

Я могла в это поверить и знала, что они управляли несколькими предприятиями, но его отдельной доли в доходах семьи Киин все равно не хватило бы на все это.

— И?

— И, — категорично произнес он. — Я получаю другие средства.

Я подумала о коже, мотоциклах и о том немногом, что знала о старых мотоклубах, указывающее на то, что они промышляют наркоторговлей и рэкетом.

— Это невежественный стереотип, — сказал он, видимо, прочитав выражение моего лица. — И нет, я не использовал другие средства для покупки дома. Средства были совершенно законными.

— От прибыли «САЦ Индастрис»?

К моему полному удивлению, на его скулах заиграл слабый розовый цвет.

— И других источников на моем счету.

— У тебя есть… трастовый фонд?

Еще больше розового, отчего моя ухмылка стала еще шире.

— Ты… богат?

— Ты не должна говорить это так.

Я усмехнулась.

— Думаю, должна.

— На жизнь хватает, — сказал он, слегка поморщившись. — Мои родители знали, как инвестировать свои средства. — Он коснулся моего подбородка. — Так что если мы не уложимся в срок, и мне понадобится увезти тебя из Чикаго, мы можем придумать другой план.

Настала его очередь перейти к делу.

— И куда бы мы уехали?

— Куда захочешь, — ответил он и поцеловал меня в губы. — Иди сюда. — Он похлопал по одеялу. — Давай наслаждаться ночью, воздухом и ветерком. Миром и чертовой тишиной.

Я удобно устроилась рядом с ним, идеально вписываясь в его объятия. И он был прав. Здесь было спокойно и тихо. Кирпичная стена, или дом, или зелень, или все вместе, казалось, приглушали звуки города, и он мягко гудел вокруг нас. Воздух был прохладным, дул приятный ветерок, а несколько звезд были достаточно яркие, чтобы пробиться сквозь дымку и сиять над нами.

— Не могу поверить, что это в черте города, — сказала я. — Это действительно поразительно.

— Я тоже так думаю. Это похоже на... оазис. Но таких ночей, как эта, у нас будет не так уж много. Только не тогда, когда наступят холода.

— У тебя есть мех.

— Есть. И кататься по снегу очень весело. А вот передвигаться по твердому и грязному снегу по тротуарам в Чикаго в феврале — совсем не так.

— Пикники на природе и беседы при луне, — произнесла я. — Ты гораздо романтичнее, чем я себе представляла.

Он повернулся и посмотрел на меня с улыбкой, полной мужского удовлетворения.

— Представляла?

— Скажем так, девушки, с которыми ты встречался, не очень-то интересовались романтикой, а ты, похоже, не очень-то стремился ее поддерживать.

— Что я хотел поддерживать?

Я фыркнула.

— Тебе не нужно, чтобы я тебе это говорила. Ты был игроком, и девушки выстраивались в очередь, чтобы получить шанс встретиться с принцем.

— Я ничего не могу поделать со своей природной привлекательностью.

— Опять эта скромность, — сказала я, но почувствовала, как часть напряжения спадает с моих плеч. — Я говорила о тебе со своей мамой.

— Да?

— Мы обсуждали ААМ, Стаю, вампиров. Неприятности всех из перечисленных и неприятности, в которые ты попадал, когда был подростком.

— Проблемы взросления, — произнес он, и в его улыбке не было никакого сожаления.

— Это только один из способов взглянуть на это. Ты так часто попадал в неприятности, что я составила список.

Коннор посмотрел на меня сверху вниз, приподняв брови.

— Что, прости?

Я широко улыбнулась.

— В своем дневнике. Конечно, только те случаи, о которых знала. Те, о которых ты рассказал мне, или Лулу, или моим родителям. — Я скользнула по нему взглядом. — Или если я видела, как тебя забирала полиция.

— Такое было всего пару раз.

— Мне известно о четырех, — сказала я, поправляя. — И хорошо, что твой отец дружил с Омбудсменом. Еще я составила список из десяти лучших.

— Самых худших или самых впечатляющих?

— И то, и то.

— Почему ты была так одержима мной, негодница?

Я разрывалась между шуткой и оскорблением.

— Нет, я никогда не была одержима тобой.

— У тебя был список.

— Потому что ты постоянно попадал в неприятности. И это были только те случаи, когда тебя ловили.

Он снова широко улыбнулся.

— Это были безмятежные дни. До появления экранов и ответственности.

— До реальных последствий, ты имеешь в виду?

— Да.

— Больше всего мне понравилось, когда ты заменил бутылки с кровью в холодильнике столовой Кадогана на кетчуп и острый соус. Или когда ты пометил все карты в баре Стаи, а потом провел вечер, опустошая карманы своих дядей.

— Хорошее было время, — сказал он с очень довольной улыбкой. — Мои дяди были в бешенстве. Все, кроме Кристофера, который сказал, что они должны были знать лучше и сначала проверить колоду. Сказал, что это был хороший урок для них. После крови меня на неделю посадили под домашний арест, потому что кто-то настучал.

— Я не признаюсь, что настучала, — на самом деле это была я, — и даже если бы я это сделала, доказательств было предостаточно. В ту ночь ты был в Доме Кадогана и спрашивал, какова на вкус кровь.

— Ты настучала, — сказал он. — И у меня были проблемы. Дело в том, что это был не я.

— Как же, — сухо произнесла я. — Кто еще это мог сделать?

Он посмотрел на меня сверху вниз, и в его глазах была честность.

— Ты мне скажи.

Озадаченная, я попыталась вспомнить ту ночь. Я запомнила, потому что Лулу осталась на ночь, и мы провели большую часть времени, жалуясь на Коннора и поедая мороженое. Пока мы не притащили его в дом и не позволили присоединиться к нам. Так что мы с Коннором были там не единственными...

— Лулу, — догадалась я. — Это была она, а ты взял вину на себя.

Он пожал плечами, словно отмахиваясь от такой галантности.

— Ее родители строже моих.

— У всех родители строже, чем у тебя, — пробормотала я.

— Оборотни, — произнес он, ничуть не раскаиваясь. — Обычно она играла по правилам и не любила попадать в неприятности. В этом она, — он нахмурился, подыскивая слово, — мягче нас.

— Мне не нравилось разочаровывать своих родителей.

— Никому не нравится. Но я в основном игнорировал наказания, а ты обычно пыталась их обойти, ссылаясь на правила Дома или что-то в этом роде.

— Так, и кто теперь ведет список? — спросила я.

Коннор фыркнул.

— Суть в том, что я был готов взять на себя ответственность. Лулу была рада, что у нее не было неприятностей, и очень раздражена тем, что задолжала мне. Это был абсолютно беспроигрышный вариант. — Он нахмурился. — Думаю, именно тогда она общалась с девушкой-некромантом.

— Это была... — Мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить имя девушки. — Кажется, Ариэль. Ее мать, Аннабель, была подругой моих родителей. Она помогала им и Команде Омбудсмена, пока не ушла на пенсию.

Ее дочь, как я вспомнила, была хулиганкой и не особо хорошо влияла на Лулу. Некроманты обретали свою магию, только когда достигали семнадцати или восемнадцати лет, и этот путь мог быть трудным как до, так и после.

— Может быть, все это было ее идеей, — размышляла я.

— Я так понимаю, вы не общаетесь.

— Нет, и, думаю, Лулу тоже не общается.

— Кажется, я поцеловал Ариэль, когда она была еще диким ребенком.

— Ты все еще в стадии дикого ребенка и так же неисправим.

Он повернулся ко мне, взгляд сузился, но глаза сверкали, как голубой огонь. Он нежно коснулся моего лица, проведя кончиком пальца по линии челюсти, и провел губами по моему уху.

— Может, мне доказать, насколько я неисправим?

— Да, — ответила я и схватила в кулак его футболку.

В следующее мгновение я оказалась на спине, а надо мной возвышался принц с невероятно голубыми глазами. Он прикусил мою нижнюю губу.

— Мы на улице, — напомнила я ему. — Нас могут увидеть.

— Нет, не увидят, — сказал он. — Проверь окна.

Инстинктивно я подняла глаза и поняла, что во двор выходили только окна его таунхауса, и все они были закрыты, а шторы задернуты. Никто не мог видеть.

— Умно, — произнесла я, чувствуя, как по коже бегут мурашки от предвкушения.

— Оборотни, — сказал он. — Нам нравятся все виды занятий голышом на открытом воздухе.

И на случай, если я ему не поверила, он продолжил доказывать это. Он стянул рубашку через голову, затем поднялся. Его ноги были босыми, и он расстегнул джинсы — медленнее, чем я считала нужным или справедливым — а потом появились боксеры, и дальше не было ничего, кроме гладкой загорелой кожи.

Он был великолепен.

Я и раньше видела его обнаженным, но это было лишь мельком до или после его обращения. Когда он стоял там, принц волков, глядя на меня с этим лицом падшего ангела, это было чем-то совершенно иным. В целом более значительным.

Широкие плечи, сильные руки. Грудь, каждая мышца на которой сужалась к животу. Там пульсировала сила, темные чернила бросали вызов миру. «Я не ведомый; я ведущий». Этот посыл соответствовал дерзости его глаз, крепким ногам и руке, опустившейся с живота на возбуждение, и пальцам, обхватившим его.

— Никакой скромности, — произнесла я, с трудом выговаривая слова.

— В этом нет необходимости, — ответил он, властно выгнув бровь, и опустился на колени. Мгновение он смотрел на меня. Взгляд скользил по одежде, словно мог видеть сквозь нее.

Но на нем все еще были синяки от нападения, и я нежно провела пальцами по коже на его торсе, возле плеча.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Более чем в порядке, — ответил он и снова поднял взгляд на меня. — А ты?

— О, определенно, — произнесла я с ухмылкой.

— Хорошо. Я хочу тебя видеть.

Я попыталась сделать такое же выражение лица, гордая и уверенная, и стянула через голову топ без рукавов, затем сняла леггинсы. Его взгляд прошелся по линии моей шеи и спустился к остаткам темного атласа и кружева.

— Красивая, — произнес он. — И моя. — Он поманил меня пальцем, и я встала перед ним на колени.

Я положила руку ему на грудь, почувствовав, как бешено колотится его сердце, как кровь, магия и желание струятся под натянутой кожей. Я закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением. А когда я открыла их снова, то поняла, что они серебристые, и мои клыки обнажились.

Его губы приоткрылись, в ярко-голубых глазах вспыхнули желание и шок.

Я знала, что прочитала в них.

— Ты никогда не был с вампиром.

Коннор покачал головой.

— Нет, — ответил он, прерывисто выдыхая это слово.

Я наклонилась вперед и поцеловала его в шею, над артерией, которая билась там, прямо под кожей. Я почувствовала скрытую в ней силу, ревущую, как двигатель. Он будет Апексом, королем Стаи. Не только потому, что он потребует этого, потому что не согласился бы на меньшее, но и потому, что его сила была слишком велика, чтобы допустить какую-либо другую возможность.

«Столько силы», — сонно подумала я и провела клыками по его шее.

Коннор замер, и я мысленно выругалась, испугавшись, что зашла слишком далеко в плену его собственной магии, и почти отстранилась, чтобы посмотреть на него. Но он крепко прижал меня к себе.

— Еще раз, — потребовал он. Его голос был хриплым, как будто я повлияла и на него, и это едва не нарушило мой собственный контроль.

Мне пришлось заставить себя сосредоточиться на том, чтобы доставить удовольствие, а не брать то, чего он не предлагал — то, что я никогда не возьму, если он не предложит. Я запустила пальцы в его волосы, провела языком по уху, почувствовав его одобрительное урчание. Затем использовала свои клыки, чтобы возбудить, соблазнить. Чтобы напомнить ему, кем и чем я была. И с кем и чем он занялся.

А потом я оказалась на спине, звезды кружились над головой, а Коннор нависал надо мной, обхватив мою голову сильными руками.

Я улыбнулась ему, и его ответная улыбка была потрясающе красивой.

— Из всех мест, где я когда-либо думала оказаться, — произнесла я, — этого не было в списке.

— Тогда нам лучше сделать так, чтобы это стоило того. — Его рот нашел мой, тело опускалось все ниже, пока мы не оказались на одном уровне. Я обхватила его спину, почувствовав, как напряглись мышцы, когда он углубил поцелуй, впиваясь губами, переплетаясь языками, каждым сантиметром своего тела стараясь, как я догадалась, не сорваться.

— Я хочу тебя, — сказал он, и его рука нашла мою грудь, а я выгнулась под ним. Я почувствовала электричество, мощное, как любая искра, которую только может постичь магия, пока он дразнил меня. Открыв глаза, я увидела его пристальный, напряженный взгляд.

— Скажи это, — произнес он и, опустив рот, всосал. Звезды, казалось, завращались быстрее.

— Я хочу тебя, — сказала я, и его рык был торжествующим.

Он скользил вниз по моему телу, срывая остатки шелка, пальцами, ладонями, ртом, доставляя удовольствие медленными и обдуманными движениями. И когда он достиг моей сердцевины, я взорвалась, едва не присоединившись к этим кружащимся звездам. Еще один стон удовлетворения, победы. Гордости.

Он снова склонился надо мной и поцеловал с нежностью, которая была столь же шокирующей.

— Я мечтал об этом, — произнес он, — очень долго.

Настала моя очередь замереть в шоке. Я положила руки ему на лицо, заглянув в глаза.

— Что? Что значит «очень долго»?

Его улыбка была медленной и широкой.

— Даже когда была девчонкой-негодницей, Лиз, ты была соблазнительной. Я всерьез подумывал о том, чтобы попытаться охмурить тебя еще до того, как ты села в самолет до Парижа.

— Нет, — сказала я и убрала темный локон с его лба. — Ты пробыл на вечеринке по случаю отъезда минут двадцать.

Он просто выжидающе смотрел на меня.

— Ты ушел, — повторила я. — Я даже не успела попрощаться.

— Потому что ты уезжала. И мне показалось неправильным, не знаю, вмешиваться. Вот почему я никогда не прикасался к другим вампирам. Я никогда не знал никого, кто мог бы сравниться с тобой.

Слова ошеломили меня, я задыхалась так же, как от поцелуя.

— Я бы сказала «да».

Он уставился на меня, его глаза потемнели.

— Да?

— Ты был горяч, — только и смогла вымолвить я.

Его ухмылка была необычайно грешной.

— Тогда у нас обоих есть время смириться, — сказал он и снова нашел мои губы. Какие бы путы он ни использовал, чтобы сдерживать себя, теперь они были разорваны. Когда он выпрямился, было только желание, только любовь. А потом мы соединились, и он снова попытался взять себя в руки, прижавшись своим лбом к моему.

— Коннор, — произнесла я с мольбой, и он начал двигаться, и мы начали двигаться вместе, пока луна плыла по небу, а звезды вращались, и мы парили во Вселенной навстречу своим судьбам, какими бы они ни были.

Я вцепилась в его спину, словно могла запечатлеть его, нас, этот момент во времени. Одна его рука была на уровне моей головы, другая — на моем подбородке, когда он целовал меня, соблазнял, уничтожал.

Снова вспыхнули звезды, и он торжествующе закричал, а над нами сгустилась тьма.

* * *

Я не считала себя ханжой, но и не могла предположить, что буду лежать обнаженной на траве в центре Чикаго, чувствуя себя очень самодовольной, а рядом со мной будет такой же обнаженный и самодовольный принц.

— Ну что ж, — произнесла я. — Думаю, я могу вычеркнуть из списка «секс на природе».

Он перевел взгляд на меня, в его глазах было удивление, за которым последовало что-то похожее на сочувствие. В словах оборотня был смысл.

— Серьезно? Ты никогда...

— Я никогда, — закончила я и прищурилась. — И у тебя никогда не было такого значимого секса на природе, как этот, верно?

Коннор перекатился на меня, прядь темных волос небрежно упала ему на лоб, а его глаза были ослепительно голубыми.

— Так и было. Впервые.

И принялся доказывать это снова.