«Высочество». Нередко Ильда одёргивала Лиру, когда та в разговоре с Агатой использовала этот донельзя сокращённый титул: кто-нибудь мог услышать. Хотя на самом деле принцессе не хотелось забывать кто она такая, и даже это шутливое обращение было ей дорого.
Здорово влиться в новую жизнь! Общество простых людей ничуть не претило девочке, во всяком случае, этих троих. Но притворяться одной из них было немного унизительно. Впрочем, Агата не жаловалась. Остальные из труппы догадывались, что девица родилась отнюдь не в крестьянском доме. В конце концов, им пришлось довольствоваться байкой о разорившихся мещанах, которые продали дочь в таверну, откуда она и сбежала в цирк. Историю целиком и полностью придумала Лира, а принцесса лишь скруглила неудобные углы.
— Анна, сошедшая с гор! Силачка-Анна!!!
Легенду для зрителей сочинил сам директор. Белые волосы девочки натолкнули его на мысль, что она могла расти среди горных снегов, где разреженный воздух напитал её худосочное тело необычайной силой. Агате несказанно повезло, что все знали о золотых глазах и волосах Астор, но не догадывались о том, как сильны люди в их роду. Давным-давно, во времена рыцарей, об этом слагали баллады, но со временем всё больше работы стали выполнять слуги. Герцогам, графам, королевам и принцессам просто негде было проявить свои способности.
Агата спокойно представала перед десятками недоверчивых глаз и молча скручивала кочергу буквой «л». Она так и не научилась кланяться, и уходила под радостный рёв с той же непроницаемой маской, с какой некогда встречала иностранных послов.
В труппе тем временем отметили, что девочка хоть и строит из себя тихую мышку, но своенравна горда. Зато никто не слышал от неё ни одного грубого слова и даже самая безобидная ругань не срывалась с её уст. Если Анну просили чем-то помочь — она соглашалась. Вид у девицы при этом был весьма забавный, будто она даёт торжественный приём, а не смешивает краски для грима. Над новой артисткой посмеивались, но относились в целом добродушно.
Акробатов, приютивших её, любили все. Они заслужили такое отношение. Никому не навязывались, никого не избегали, и девчушка у них была славная, бойкая. Ну так что, раз решили подобрать странную мещанку, проданную родителями в таверну? Значит, и она чего-то стоит — не только денег.
Не сразу у Агаты получилось распознать брешь в снисходительном отношении окружающих. Как минимум, двое из труппы смотрели на неё недобрым взором.
Мадам Вержам, вылезающая из своего фургона только по ночам, а днём принимавшая клиентов, окружал ореол тайны и томных, старушечьих духов. Монисты и тёмная шаль соседствовали с набитой крепким табаком трубкой. Говорили, что иногда её предсказании сбываются с пугающей точностью. Каждый артист знал, что не бывает магии без ловкости рук и изворотливого ума, но никто не мог понять, как она это делает. Всякий раз, когда Агата проходила мимо, женщина провожала её мрачным прищуром и поджимала губы. Не отвечала ей на приветствия, впрочем, как и любому другому человеку, вздумавшему говорить не по делу. Принцесса обходила гадалку десятой дорогой, но всё равно знала, что чёрные глаза смотрят на неё из клубов дыма. Женщина что-то чувствовала, она знала, что девочка не та, за кого себя выдаёт. Однако, не пыталась вывести силачку на чистую воду. Покуда ни одна сторона не мешала жить другой, принцессу всё устраивало.
Только однажды раз мадам Вержам напугала её. Агату и прежде нельзя было назвать расторопной, а лишившись слуг, девочка проявила свою неуклюжесть во всей красе. Катушка ниток, которыми она штопала дыру на пологе кибитки, выпала у неё из рук и откатилась в сторону. Был привал, и цирковые артисты разбрелись кто куда. Многие сидели у костра и пили смесь, не менее горючую, чем разведённый огонь. Но не все покинули свои дома на колёсах. Не успела принцесса соскочить с телеги, как из соседнего шатра показалась гадалка и подобрала злополучные нитки. Принцесса высоко подняла голову и смело посмотрела женщине в глаза. Игнорируя холодок, бегущий по спине, она требовательно протянула руку, хотя не была уверена, что мадам Вержам вернёт ей катушку. Но гадалка не просто вернула, нитки она отдала с поклоном — точно так, как это делали горничные в королевском замке, если Агата роняла книгу или золотой перстень. Никто не видел этой сцены. Мадам Вержам молча вернулась в свой шатёр, а принцесса приросла к земле. Лишь спустя несколько дней, видя, что ничего страшного более не происходит, Агата успокоилась.
Однажды любопытство взяло верх, и девочка пошла на поводу у Лиры: согласилась заглянуть в шар предсказаний. В ту ночь они расположились у какой-то деревушки, где вечером давали представление. Некоторые спали в повозках, некоторые — в палатках. Многие артисты, даже те, кто не верит в такие вещи, время от времени забредали в шатёр гадалки. Агата позволила Лире взять себя за руку и тоже отправилась испытывать судьбу.
Акробатке женщина ничем не помогла. «Будь ты чужим человеком, я бы просто втихаря нажала эту кнопочку, и шар показал бы тебе жениха. Но вы свои. Если сфера сама вам не показывает то, что будет, то и я молчу». Оказалось, что гадалка не всегда нажимает рычажок, и в самом деле шар являет ей и гостям какие-то видения. Как это происходит, она сама не знала, или делала вид, что не знает. Лира разочарованно вздохнула и откинулась на спинку раскладного стула. Агата безо всякой надежды вяло посмотрела в округлое стекло.
— Смотрите! Кто это?
— Ты не знаешь этой девушки?
— Впервые вижу!
Черноволосая, с короткой, как у Лиры, стрижкой, юная девушка с широкими плечами и пухлыми щеками. Высокая, худая и бледная, но достаточно миловидна, если не обращать внимания на синяки под глазами. Она казалась расстроенной и рассеянной, а одета была странно.
— Шар судеб объяснений не даёт. Он либо молчит, либо показывает картинку. Не спрашивайте меня, как он их выбирает — я не знаю. Жди. Когда-нибудь она появится в твоей жизни. А теперь уходите.
Изображение исчезло. Вскоре Агата забыла о незнакомке. Проблем хватало и без неё.
Гадалка продолжала странно на смотреть и догадываться бог весть о чём. Хлопот это не доставляло. Другое дело Силач. С того дня, как «Анна» появилась в цирке, она стала отнимать его хлеб.
Сначала он к ней относился хорошо. Слегка подтрунивал, немного расспрашивал о её жизни. Иногда даже помогал советом. Агата ни на секунду не забывала деталей своей вымышленной биографии, и была со всеми одинаково сдержанна и улыбчива. Спустя два или три выступления Силач перестал обращаться к ней, не считая вопросов по делу. Публика встречала его выжатыми через силу аплодисментами, а стоило девчонке показать нос на сцене и согнуть кочергу — она срывала бурную овацию. Мужчина мог тройным узлом сворачивать эти железки, мог завязывать их бантом, а потом развязывать обратно — это никому уже не казалось интересным. Тощая, паршивая тринадцатилетка безо всякого труда затмевала бывалого атлета, который круглыми сутками оттачивал своё мастерство и гробил здоровье.
Другие делали вид, что не замечают этого, отводили глаза. Все — кроме директора цирка. Вот кто в открытую смотрел на Силача с сомнением и прикидывал в уме, стоит ли давать работу артисту, на выступлениях которого зрители зевают.
Атлет не упрекал Анну. Он просто обходил её десятой дорогой, когда была возможность, а его отношения с Рамоном и Ильдой стали прохладными. «В этом их вина» — думал он. «Нечего было приводить в их цирк эту мещанку». Теперь Силач всё чаще пил один. И размышлял.
Самозванка всё понимала. Она сама предложила решение: разработать интересный номер. То, с чем они до этого выступали, было построено на том, что оба выполняли почти одни и те же действия: Силач таскал штанги и раскалывал чугунные горшки, а потом появлялась Анна и проделывала как минимум половину тех же приёмов. Мужчина честно выслушивал все предложения, но понимал, что всё это обречено на провал. Понимала и девчонка. Но белобрысая стерва продолжала делать вид, что всё хорошо, с безмятежным лицом отбирая его заработок. Это был крах, позорный и неестественный.
Силач хотел бы решить эту проблему одним точным ударом. Но всё не мог собраться с духом, да и рассчитать так, чтобы не попасть под подозрение было не просто. Однажды Агата пробиралась между деревьев, приживая к груди охапку хвороста. У девчонки оказалась феноменальная неспособность ориентироваться в пространстве. Она бы даже в чистом поле заблудилась! Выросший среди металла и труб человек бессилен на дороге — тут ему не помогут обширные знания истории и астрономии, которые будто невзначай демонстрировала Анна.
Можно было ударить по голове и зарыть в канаве, и обставить дело так, будто бледнолицая овечка сама потерялась.
Но в тот момент он попросту не догадался. Силач вертел в руках увесистое бревно, которое волок к общему костру, чтобы сделать из него удобную скамью для полудюжины человек. Что-то нехорошее в его взгляде подсказало замершей Анне, что ей следует как можно быстрее уйти на звуки голосов. Вцепившись в бревно с такой злобой, что побелели костяшки пальцев, Силач шагнул вперёд, и девчонка немедленно поддалась инстинкту самосохранения.
Нет, вероятно, он бы ничего не сделал. Силач не знал, он не ручался за себя. С каждым днём атлет всё больше и больше напрягал мозги, хотя это занятие не было привычным для него. Возможность закопать девчонку в лесу ещё долго может не представиться, да и руки марать не хотелось. А ведь всякое бывало прежде. Парочка грабежей, одно изнасилование и нож в груди подельника, который собирался заложить его — но совесть неизменно дремала на протяжении долгих лет. Позже Силач остепенился, нашёл хорошую работу и никому жить не мешал, напротив даже — помогал по мелочам. Ну а теперь? Убийство малолетки? Ради такого случая совесть могла и проснуться. Могла отравить сны, как отравляла его жизнь эта девица.
У всех есть слабые места. Через них любого человека можно если не погубить, то хотя бы стереть в порошок, размазать по стенке. Такие сравнения успокаивали Силача, окутывали его сердце приятным теплом. Избавиться, уничтожить — как бы это было хорошо! Что поделать, если Анна покусилась на то, что должно принадлежать лишь ему? Атлет никогда не хотел многого и не хватал звёзд с неба. И никогда не был чрезмерно жесток. Силач любил животных, а людей терпел без особых мучений. Девице стоило выбрать другой способ оплачивать своё проживание в бродячем цирке. Благо возможностей много, а года через два, когда она подрастёт и оформится во что-то более привлекательное, их станет ещё больше.
Дальше становилось только хуже. Силач не мог выносить вида девчонки, гнев сжигал его внутренности. Анна не должна была присваивать чужое! Но даже того, что она уже успела отнять, оказалось ей мало.
Единственное близкое существо, которое позволил себе атлет — грязный, блохастый пёс. Он был огромен, как и его хозяин, а характер имел нелюдимый. Густая, белая под коркой грязи шерсть наполовину скрывала умные глаза псины. Зато клыки животного легко было заметить во всей их красе. Силач души не чаял в нём. Каждый считал своим долгом подкормить животное и не лезть руками. Все, кроме белобрысой циркачки — Анна в два счёта подружилась с собакой. Она смела зарываться своими тонкими паучьими ручками в шерсть на загривке. Морщилась, не вынося вида грязи, но терпела, так как пёс отвечал ей неожиданной взаимностью, позволял себя гладить, и вилял хвостом, всякий раз, как видел девчонку. Мужчина злился на животное и называл его предателем. Как-то раз он попытался подозвать своего питомца, а тот отвернулся и помчал в сторону кибитки акробатов. Такое нельзя было прощать. В один прохладный рассвет Силач вышел из своей тележки, чтобы покормить собаку. Он дал ей лучшее блюдо, которое смог раздобыть — гусиный паштет. Пёс был непривередлив к еде, но умел оценить кухню и признательно ткнулся носом в хозяйскую руку. Через минуту миска была вылизана дочиста, а через две — животное стало припадать к земле. Пёс не мучился долго — Силач позаботился о том, чтобы яд действовал мгновенно. Нетрудно найти подходящее снадобье во время остановки в каком-либо городишке.
Мужчина стоял над телом собаки и пытался загнать в голову хотя бы какие-то мысли. Не получалось. Сплошная пустота застила разум, осознать произошедшее не удавалось. В этом состоянии его нашла проклятая девчонка. Должно быть, почувствовала что-то. В этом ребёнке хватало странностей, с него станется вскакивать по утрам, почуяв дыхание костлявой смерти.
— Что случилось? Ему плохо?!
О нет. Бедному псу уже никогда не будет ни плохо, ни хорошо. «Мёртв. Сожрал какую-то гадость, а может, кто-то отравил его специально. Такое здесь бывало» — осипшим голосом сказал Силач, а девчонка бухнулась коленями прямо в грязь, забыв о том, какой она была чистюлей. Анна обнимала пса и что-то тихо бормотала. Атлет не разобрал ни звука, только отрешённо смотрел на макушку белобрысой: волосы отрастали, и на корнях оказались гораздо темнее, не то русые, не то рыжие. Зачем красить их в таком возрасте? Мещанское, избалованное отродье. Не сделай судьба их врагами, Силач мог бы проникнуться её горем. Хотя это бы и не понадобилось: ведь тогда пёс остался бы жив.
— У моей матери когда-то была собака. Не такая большая, но породистая. Её тоже убили.
Неужели не догадалась? Анна смотрела на него потерянно и перебирала грязную шерсть. Выглядела она совсем как дитё, как нормальное человеческое дитё, увидевшее смерть друга, а не чудовище с в облике ангелочка железными мускулами. Слеза блеснула в правом глазу и покатилась вниз. Анна не заметила этого, она всё ещё растерянно переводила взгляд с мужчины на собаку, да оглядывалась по сторонам, словно хотела найти объяснение случившемуся. Атлет хотел было развернуться и тяжело потопать за лопатой, как вдруг заметил что-то ненормальное в лице девчонки. Нечто такое, что никак не вязалось с человеческим обликом. Какое-то время он хмурился, пытаясь сообразить, в чём дело, а потом широко распахнул глаза и заморгал, не веря тому, что им открылось.
Там, где слеза проходила по щеке девочки, оставался мокрый, сверкающий золотыми крупицами след.
***
Повозка остановилась среди ночи. Проснулись все, Агата проснулась последней. Да и засыпала она не сразу: снилась какая-то тревожная муть. Это было как-то связанно с человеком, замеченным ею в таверне — он сидел в тени так, что ни лица, ни фигуры толком рассмотреть не получилось. Нечто знакомое читалось в его облике: чёрная одежда, запеченная рыба, которую принёс трактирщик вкупе с элем, а также интуиция Агаты, которая кричала о том, что в том углу притаился один хорошо известный ей монстр. Специально ли он оказался там? Или просто забрёл в чем-то приглянувшуюся ему толпу простолюдинов? Эриду нравилось подобное времяпровождение. Девочка знала, что теоретически могла бы встретить его в любом уголке королевства, и в самой сомнительной компании. И всё-таки, случайности могло не оказаться. Агата уточнять не стала. Она спешно покинула таверну вместе с Лирой: запасы огненной воды пополнены, и теперь Рамон будет счастлив. «Пей ром, Рамон!» — они всегда сопровождали свой порадой этой фразой. А себе подруги прикупили парочку печёных яблок. Принцесса медленно, но верно привыкала к простой пище. Есть хорошую еду из железных мисок вроде бы так же вкусно, как из серебряных. Ну а постной похлёбке не поможет ни золото, ни хрусталь.
Поездки среди ночи нередко практиковались в цирке, как и сон среди бела дня. В одних случаях этого требовал график выступлений, в других — артистическая натура путешественников. Остановки — вполне нормальное явление вне зависимости времени суток, но в этот раз что-то было не так.
— Что такое? — спросила сонная Ильда. Рамон, сидя на козлах, делал вид, что не слышит вопроса. Женщина повторила громче, и он еле слышно пробормотал: гвардейцы.
Сон Ильды как рукой сняло. Она отпихнула полезшую было разбираться Лиру, и сама высунулась наружу. О чём-то тихо переговорила с мужем и нырнула обратно в кибитку какой-то напряжённой.
— Они остановились у телеги Силача. Что-то он им там рассказывает.
У Агаты заныло под рёбрами.
— Спрячьте меня. Как тогда, под сундук!
«Да ну, глупость-то какая, они сейчас уйдут. Небось опять атлет наш в городе подрался с кем-то» — пробормотала женщина, и одновременно с этим откинула обитую бахромой крышку и потянулась к заветной доске. Напряжение принцессы передалось остальным, да и гвардейцы явно не собирались оставлять бродячий цирк в покое. Пока продолжалась возня с подпольем, Агата краем глаза следила через щель в пологе за тем, что происходит на улице. Ночь стояла звёздная и безлунная. Клубы дыма больших городов почти не долетали сюда, а небесные светила указывали какой-то желанный, и не досягаемый путь в чёрную даль. В детстве, подглядывая за звёздами в стрельчатое окно, Агата часто жалела о том, что нельзя встать с постели и пешком отправиться в космос.
— Неужто сюда идут! Паршивцы экие.
За недовольством Рамон прятал испуг. Солдаты вряд ли хотели просто пожелать им счастливого пути.
— Не бойся, мы не дадим тебя в обиду.
Ильда от всей души попыталась ободрить Агату, запихивая её в тайник под сундуком и наспех наваливая сверху какую-то утварь и недавно купленный ром. Лира помогала приёмной матери, в полголоса ругаясь так, как ни один ребёнок не смеет выражаться при родителях. Странно, что Агата не переняла эту привычку. Не успела.
Снаружи хорошо поставленный голос потребовал всех выйти из кибитки. Трое человек безропотно вылезли наружу. Что бы ни искали тут гвардейцы, если действительно хотят — они найдут.
— Начальник, да мы же просто артисты. У нас ни контрабанды нету, ни беглых преступников.
— Молчать.
Кажется, это был офицер. Странно, раньше им на дороге попадались только полковники или простые солдаты. Из своей тёмной норы принцесса не могла разглядеть деталей мундира, да и вообще не видела ничего, кроме досок. Чужой голос звучал спокойно и негромко, почти ласково, и от этого становилось вдвойне не по себе. Агата задержала дыхание.
— Обыщите повозку.
— Начальник, мы не…
Удар. Агата поняла по звуку. Рамон умолк и больше не пытался предотвратить неизбежное. Лира что-то пискнула, но ей пригрозили. Подруга замолчала.
Кто-то забрался в кибитку. Доски прогнулись под тяжестью гвардейских сапог.
— Скажите, пусть остальные телеги продолжают движение.
— Есть!
Спустя минуту стук копыт и колёс известил семью акробатов и их незаконную гостью о том, что цирк покидал злосчастное место. Несколько удивлённых возгласов раздалось среди этих звуков, они повисли в ночи оставшимися без ответов вопросами. Вряд ли кто-нибудь понял, что происходит. Разве что один Силач. Только сейчас, втиснутая в тайнике — узком и тёмном как гроб, — Агата поняла, насколько атлет её ненавидел. Наверное, остальная труппа решила, что Рамон с семейством присвоили себе нечто важное, не принадлежащее им. В какой-то степени так всё и было.
— Здесь.
Зашуршали подушки и одеяла, сквозь щели в неплотно прилегающих друг к другу досках стало проникать больше света от тусклого фонаря. И вот он стал невыносимо ярким, Агата зажмурилась одновременно с сухим деревянным треском. Когда она открыла глаза, то увидела несколько гвардейцев, с интересом глядящих на неё. Только офицер не выражал никаких эмоций. Девочка сразу поняла, что это профессионал своего дела. Таким людям поручают секретные задания: отравить лучшего друга, вывезти опасного шпиона из страны, найти сбежавшую принцессу. Такие люди заранее собирают информацию, такую как маршрут подозреваемых или устройство сундука для фокусов. Наклонившись вперёд, он молча подал ей руку.
Девочка так же молча приняла помощь и выкарабкалась из своего укрытия. Паутина застряла в отрастающих волосах, одежда была, по меркам столицы, непозволительной даже для нищенки. И всё-таки её узнали. Агата сразу поняла, что эти люди знают не только основные приметы, но заранее изучили её лицо до мельчайших подробностей. Тем не менее офицер отступил в сторону, так, чтобы свет падал на Агату, и слегка прищурился.
— Я вижу, вы в линзах. Снимите их. Можно только одну.
Агата замешкалась. Она безмолвно таращилась на гвардейцев, упрямо не желая делать то, что ей говорят.
— Чем меньше проблем вы нам доставите, тем больше снисхождения могут снискать ваши… друзья.
Принцесса вздрогнула. О том, что снаружи под конвоем стоит Лира и её приёмные родители она ни на секунду не забывала, но даже не задумывалась, что им что-то угрожает. Агата быстро закопошилась на месте и вытащила голубую линзу из глаза. Солдаты склонились перед ней в символическом, но добросовестном поклоне.
— Мы рады приветствовать ваше высочество. Теперь вы должны отправиться с нами во дворец и лучше, если вы сделаете добровольно, не привлекая излишнего внимания. Скандалов нынче и без того хватает. Ваши спутники последуют за нами.
У Агаты пересохло в горле и язык не хотел слушаться. Но она всё же нарушила молчание. Наверное, до этой минуты гвардейцы думали, что девочка немая.
— Зачем? Отпустите их. Зачем они вам?!
Офицер вздохнул и направился к выходу. Всё, что было нужно, он уже сообщил.
— Делайте, что говорят, принцесса Астор.
Они вышли. Одного взгляда на гвардейцев, Агату и её золотой глаз, неприкрытый линзой, хватало, чтобы понять, что нехитрый обман с переодеванием раскрыт.
— Не обижайте девочку! Она сама покинула замок, жизнь в клетке ей невыносима. Раз это не наследная принцесса, так королева могла бы отпустить её, — забормотала Ильда. Всегда аккуратный пучок седеющих волос сбился на бок. Агата перевела взгляд на Рамона — у него из носа шла кровь. Лира смотрела на опекунов огромными, как блюдца глазами, и качала головой как болванчик.
— Не наследная? Это она сказала? — усмехнулся офицер и подозвал солдата. — Ведите их в другую рыбу.
Добродушные артисты сникли. Принцесса соврала им о своём настоящем статусе и теперь горько сожалела. Не будь она старшей дочерью Сиены, дело обошлось бы мало кровью, а что произойдёт теперь — никто из них не смел и предположить. Рамон угрюмо позволил увести себя и своё семейство. Он шёл последним и вытирал под носом рукавом. Ну кулаке остались красные разводы. Супруги на Агату не смотрели, изучали землю под ногами. Только Лира отчаянно что-то пыталась сказать, но ей не позволили даже приблизиться к принцессе.
Всю жизнь девочка мечтала полетать в пузатой железной машине без сопровождения свиты. Желательно где-нибудь за пределами Йэра. Её мечта сбылась в исковерканной форме: «рыба» подняла её в воздух в компании охраны, которая чуть что будет готова заткнуть ей рот и связать руки. Ни фрейлин, ни длинных юбок — всё, как она мечтала. Зашуганным, упрямым ежонком принцесса глядела в иллюминатор. Она так и не вынула вторую линзу, а первую не вернула на место. Когда-то длинные, волнистые локоны, теперь обесцвеченными и сальными патлами падали на неопрятную одежду. Застиранная кофта, нелепые шаровары — она была смешна в этот момент и хотела на это плевать. Пусть матушка посмотрит. Шумели винты где-то под брюхом у рыбы, работали похожие на чудовищный веер крылья по бокам машины, а дым валил из трубы над круглой крышей. От печки в центре небольшой каюты шло тепло, от приборов пилота — тихое гудение. Пассажиры расположились на лавках вдоль стен — снаружи выпуклых, а внутри прямых как спина королевы. Девочка сидела одна, под прицелом глаз своих тюремщиков. Она была для них диким зверьком, за поимку которого полагается награда. Несмотря на уважительные поклоны, которыми наградили Агату, пленница оставалась пленницей. Это понимали все и никакого почтения по отношению к ней на самом деле тут не было. Сиена в гневе. Ярость на дочь она могла скрыть, а вот разочарование заметили все. Вот гвардейцы и смотрят на принцессу небрежно, как на сбежавшего из королевского курятника павлина. Девочка гордо подняла голову и уставилась на проплывающие внизу деревья, домишки, перекрёстки. Великая Бесконечная дорога снова привела Агату во дворец. На горизонте уже показались стены мастерских, библиотек, особняков и заводов. Контуры в утренней, красноватой заре — сказочный город восставал из тьмы. О том, что следом летит ещё одна рыба с запертыми в ней Лирой, Ильдой и Рамоном, девочка думала с замиранием сердца. Что с ними теперь будет? А что станется с брошенной повозкой? Судьба кибитки тоже волновала принцессу.
Акробатам не избежать наказания за их доброту. Скорее всего, их выгонят из страны, а перед этим подержат в заключении месяц или другой. Ей не позволят даже попрощаться с Лирой — мать позаботится о том, чтобы ни одна живая душа, включая Эрида, не помогла ей в этом. Но может быть, позволят сказать хотя бы пару слов в их защиту? Если бы только избавить друзей от лишних мучений!
Железные рыбы пересекли границу Йэра. Вдалеке блеснул флагшток королевского замка.
— Добро пожаловать домой, ваше высочество.