Солнечные часы с кукушкой

Февраль, февраль… Да что ж такое в нём?

Предчувствие весны? А может – эхо

того, что мягче сна, теплее меха?

Мерцающим и ласковым огнём

камина освещённая икона,

и Богоматерь смотрит безутешно.

А за окном – всё ветрено и снежно.

Разлитого на пол одеколона

разящий запах. Календарь настенный,

распухший вдвое от усердных читок.

На пожелтевших фото лица чьи-то —

просты, наивны и чуть-чуть надменны.

Не оттого ль, февраль, твоя погода —

завесы туч и ветры ледяные,

как письма… как открытки именные,

для памяти дороже год от года?

А давай доживём до весны!

Потому что не так уж серьёзны

и крещенские злые морозы,

и секира ущербной луны,

и глубокие снежные сны…

Ну, давай доживём до весны!

А давай мы не будем искать

для слезливой печали предлога:

если хочется – плачь, ради бога,

но зачем же опять и опять

так беспомощно губы кусать,

и мосты за собою сжигать?

Ну, давай, мы с тобой поживём,

подождём очевидного чуда.

Ведь хандра – это та же простуда:

плед достанем, глинтвейна нальём.

А потом – босиком под дождём!

Вера в Солнце не блажь, не причуда.

Ну, давай до весны доживём!

Уйти туда, куда сбежало детство,

и потеряться в зарослях травы,

достать из сумки книжку, полотенце

и полкило ореховой халвы.

Травинку пожевать неторопливо.

А солнце высоко и горячо.

И стрекоза с малиновым отливом

опустится на левое плечо.

Сидеть, смотреть, как сонная ромашка

сомлела и сощурилась на свет,

как шлёпнется пятнистая букашка

с берёзы на шекспировский сонет.

А после у забытого колодца,

где вечерами кружит мошкара,

ленивого сентябрьского солнца

напиться из дырявого ведра.

Зелёный крокодил, плывущий против солнца

по тихой, голубой, задумчивой реке,

и зайчик на стене, и тень канатоходца,

и гулкое «ку-ку!» в рассветном далеке.

Старинный гобелен, ковер ажурной вязи,

чей вычурный узор до приторности прост —

всё связано узлом. А может нету связи

меж небом и Землёй, летящей среди звезд?

Непостижимо всё – от собственного сердца

до призрачных миров, очерченных едва.

И рвётся в облака тоскующее скерцо,

и падают дожди, и шелестит листва.

Порхают мотыльки. Взрываются квазары.

В нетронутой тайге пульсирует родник.

Врывается в окно шальной аккорд гитары.

И смотрит со стены печальный божий лик.

Всё это – часть меня. И череп кроманьонца.

И клейкий лист ольхи, зажатый в кулаке.

И старый крокодил, плывущий против солнца

по тихой, голубой, задумчивой реке…