Кто все еще был при дворе.

— Значит, тот, кто это сделал, — сказала Ларк на восточном, озвучивая мои мысли. — Тот, кто все задумал…

— Все еще там, — согласился я.

Мы молчали миг, Тамзин потягивала воду, съела еще ложку меда.

— Ну… думаю, мы разберемся, — сказал я. — Яно ждет нас в Пасуле. Может, он нашел ответы. Он будет рад, что ты жива… что?

Она медленно и с болью закрыла глаза. Ее брови сдвинулись.

— Что такое? Ты не хочешь увидеть Яно?

Она открыла глаза, но смотрела не на нас. Она смотрела мимо нас на звездное небо. На ее лице было нечто близкое к смирению. Мы с Ларк переглянулись. Стоило задавать вопросы, на которые можно было ответить «да» или «нет».

Ларк оглянулась за горизонт.

— Почему бы нам не уехать дальше? Стоит проехать как можно дальше, а потом отдохнуть, когда солнце встанет. Если искры от огня попадут на равнины, огонь быстро потянется по земле. И я не знаю, не пошел ли за нами Доб.

Я взглянул на нее.

— Он убежал? Я думал, что видел тела…

— Он был на земле, когда я вбежала в дом. Но его не было там, когда я вышла, — она отвела взгляд. — Я убила того, у которого не хватало зуба, и я добила того, которого ты ударил банкой.

Ее голос был сухим, но не совсем ровным. Я не хотел никого убивать. Теперь я понимал, что и она не хотела.

Она посмотрела на меня, лицо было мрачным, в саже и крови.

— Уходим отсюда.

— Ладно. Тамзин, нужно проехать немного дальше. Хорошо?

Она кивнула и попыталась закрыть баночку меда. Я закончил за нее. Ларк потушила свечу и сложила вещи в мою сумку. Пока она приводила лошадей, я расстегнул плащ и укутал в него Тамзин.

— Не против поехать со мной? — спросил я.

Тамзин закрыла глаза и слабо покачала головой. Ткань моего плаща шуршала, ее ладонь появилась из складок. Она раскрыла ладонь. Жест благодарности моего народа. Наверное, где-то в моквайской книге описывалась восточная культура. Я сжал ее ладонь.

Ларк привела мою лошадь.

— Забирайся. Я подниму ее.

Я залез в седло, но Ларк не стала склоняться к Тамзин, а коснулась моего колена.

— Ты в порядке? — спросила она. Луна была половинкой и низко на горизонте, но озаряло ее глаза. Она была словно создана из неба.

— Да, я в порядке.

— Ты устал, — сказала она. — Там было ярко.

Что-то дрогнуло в моей груди, и это был не стыд, а что-то теплее.

— Сейчас я в порядке.

— Скажи мне, — она сжала крепче. — Скажи, если будешь не в порядке.

Я кивнул.

— Хорошо.

Она отпустила и склонилась. Она подняла Тамзин, передала ее в мои руки. Она была почти невесомой, как птица. Я прижал ее к груди и взял поводья. Ларк забралась за свою лошадь, медленно и скованно. Я надеялся, что ей не было больнее, чем она показывала.

Она устроилась в седле и свистнула Крысу. Она кивнула и поехала в ночь.


41

Тамзин


Мы ехали во тьме. Я уснула, хотя не думала, что могла, пока меня раскачивало на спине лошади. Но в одну минуту я прислонялась к груди Верана, а в другую открыла глаза под утро.

Я подвинулась, проверяя тело — я была на земле, на чьем-то матраце, плащ свободно укрывал меня. Мы были под навесом, земля в тени была прохладной, но воздух начинал теплеть. Я осторожно повернулась на бок, кривясь.

Рядом со мной лежала бандитка, Ларк. Она лежала на спине, сцепив пальцы на груди, повернув голову ко мне. Казалось, ее шляпа была до этого на ее лице, но съехала. Я разглядывала ее миг, изгиб ее носа, полные губы, темные ресницы, веснушки под грязью и загаром на щеках. Она выглядела крепко, да, но не такое я ожидала. Она стала крепкой, обрела эту броню по необходимости. Между ее бровей была морщинка, но ее губы были расслаблены, она медленно дышала. Пес-койот лежал на ее лодыжках, лапы подрагивали во сне. Я пыталась соединить эту картинку с историями об опасном бандите, который четыре года мешал торговать рабами.

— Псс.

Я перевела взгляд с Ларк на край каменного навеса. Веран сидел у маленького костра. Он прижал палец к губам, придвинулся вперед и протянул руку. Я взяла его за руку, и он помог мне придвинуться к костру.

— Мы остановились почти на рассвете, — шепнул он. — Она заставила меня поспать первым. Я только заставил ее лечь, — на его виске был ожог, забравший немного его волос, и темная медь на лбу была испорчена лиловым синяком. Он вручил мне флягу. — Как ты?

Я ополоснула водой рот и повернула ладонь. Средне. Он кивнул и указал на костер, где что-то булькало в котелке.

— Я варю немного вяленого мяса, лука и трав для бульона. Это поможет больше, чем мед, — он указал на склон холма. — Внизу маленький ручей. Я могу отвести тебя туда, если хочешь помыться.

Я кивнула, и он помог мне встать. Было больно и медленно — я тяжко опиралась на его руку, пока мы спускались к берегу. Он помог мне зачерпнуть воду и умыть лицо, помыть ладони. Я стирала недели грязи с шеи и рук, смотрела, как грязь расплывается в воде. Он провел меня к старому дереву, и я прислонилась к нему, отошла и смогла облегчиться. Мне стало лучше, я стала немного чище, и он повел меня на вершину холма.

-’иво, — сказала я у костра, стараясь не кривиться от боли во рту и невнятных звуков.

— Не за что. Вот, — он налил бульон в чашку и дал мне. — Попробуй. Но шедевр не жди.

Было не так плохо — питательнее, чем соленая каша. Я медленно пила. Он предложил немного хлеба с луком. Я обмакивала кусочки в бульон, чтобы размягчить их.

Он указал на свою сумку.

— У меня есть пергамент и уголь. Будешь писать? У меня есть вопросы.

Звучало тяжело, но и у меня были вопросы. Я попросила пергамент, и он разложил листы на сковороде сзади, вручил мне. Он ждал, пока я с дрожью чертила буквы.

ГДЕ МЫ?

— В пятнадцати милях от Пасула, — сказал он. — Ларк думает, к вечеру приедем, хотя нам придется остановиться до этого, чтобы лошади отдохнули.

«И я», — подумала я, сделала глоток бульона и записала следующий вопрос:

ЯНО ПОЛУЧАЛ ПИСЬМА С ШАНТАЖОМ?

— Да. Их приносили главе слуг, Фале. Мы не знаем, кто их посылал. Ты не знаешь, кто напал на твою карету?

Я покачала головой.

НОЧЬЮ. 5 ИЛИ 6 ВСАДНИКОВ. ПОВЯЗКА. И…

Я указала на голову и рот.

Он скривился.

— Мне жаль, Тамзин.

Я вернулась к бульону, пыталась выглядеть спокойно. Потому что, если думать об этом слишком долго, я вернусь к трясине боли, шока и отрицания. Осознание, что я была не только бессильная — руки и ноги связаны, глаза под повязкой — но и теряла силу, которая должна была оставаться со мной.

Бульон был теплым во рту, как кровь. Кожу головы покалывало.

Я попыталась отбросить рукой волосы, но вспомнила, что их не было. Я сжала кусочек угля и записала вопрос, чтобы изменить тему разговора:

ЧТО ПРОИСХОДИТ ПРИ ДВОРЕ?

— О… — он побелел, словно понял. — Эм, там новая ашоки. Кимела Новарни.

Я так и думала, видела ее имя в первых письмах с шантажом, так что новости беспокоили меня не так, как он думал.

— Ему пришлось это сделать, — продолжил Веран, и я была странно тронута, что он защищал Яно. — Назначит Кимелу. Он не знал, откуда была угроза, как это остановить, пока мы не решили отыскать Ларк. Я думал, что только она могла тебя найти. Так и оказалось. Она поняла летучую мышь в твоей подписи сразу.

Это было риском, но все-таки сработало. Я взглянула на спящую бандитку.

— Думаешь, ты сможешь все исправить? — спросил он. — Понятно, что тебе нужно исцелиться. И, наверное,… ты не так много сможешь делать… пока что… но я не говорю, что ты ничего не можешь…

Я махнула ему замолчать. Я изобразила немного обиды, скрывая настоящие эмоции в душе — он был прав, если честно. Я долго старалась выжить в темнице, а потом умирала с обрывками достоинства, но не думала о том, как мало смогу сделать, если выйду оттуда.

Я сделала глоток бульона, скривилась, когда кусочек мяса застрял в зубах.

СНАЧАЛА НУЖНО ПОНЯТЬ, КТО НАПАЛ, — написала я. — НИЧЕГО НЕ СДЕЛАТЬ, ПОКА НЕ ЗНАЕШЬ, КТО ЗА ЭТИМ СТОИТ.

— Но у нас есть зацепка, да? — спросил Веран. — Наймы. Мы не знали этого раньше.

ЭТО ЧТО-ТО, — согласилась я. — НО НЕ ВСЕ. ТО, ЧТО ПОЙЯ БЫЛА НАНЯТА, НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ТОТ, КТО СТОИТ ЗА ЭТИМ, ТОЖЕ ТАКОЙ.

И Наймы не были коалицией философов или группой энтузиастов. Они не обращались к людям на городской площади. Их дела совершались в домах и тавернах, и они защищали свое. Идти в Толукум и спрашивать на улицах, кто связан с этой группой, было бесполезно, еще и опасно.

Я закрыла глаза, думая обо всех врагах при дворе, которых я получила с начала карьеры. Я подумала о тех, кому хотелось сохранить экономику с основой на рабском труде — управляющих карьерами или плантациями, жителей, не желающих перемен, спутавших свою ностальгию с общей утопией.

Это мог быть почти кто угодно.

— Это не понравится восточным дворам, — сказал Веран под нос. — Ро и Элоиз думали, что альянс будет сложно установить, но они не ожидали, что все так ухудшится.

Я и забыла о восточном после и принцессе из Люмена. Я вдруг поняла, что он ничего не говорил, что они покинули Моквайю.

ГДЕ ОНИ СЕЙЧАС? — написала я.

— Ну… даже не знаю. Если еще не в Пасуле, то близко. А что?

НУЖНО БЫТЬ ОСТОРОЖНЕЕ. ЕСЛИ ВРАГ ПРИ ДВОРЕ…

Он нахмурился от моих слов, а потом посмотрел на меня.

— Ты же не думаешь, что… у них проблемы?

Я неуверенно махнула рукой.

МНОГИЕ ДИПЛОМАТЫ МОКВАЙИ ПРОТИВ АЛЬЯНСА С ВОСТОКОМ. МНОГИЕ ПРОТИВ ИЗМЕНЕНИЯ ЭКОНОМИКИ. ТЫ ПРОПАЛ С ЯНО. ЕСЛИ КТО-ТО ПОДУМАЕТ, ЧТО ТЫ ДАВИШЬ НА НЕГО…

Он нахмурился.

— Или если эти фанатики узнают, что мы с ним стали искать тебя — если наш враг из Наймов — опасно будет и Ро с Элоиз. Земля и небо, я не думал, что мы рискуем ими…

И, может, они не были в опасности. Но мои пальцы болели, и я не могла заставить себя написать длинное бессмысленное утешение. Я знала наш двор — это была моя работа — и восточные дипломаты могли быть в опасности. Сложные вопросы, на которые они вряд ли могли ответить. Может, заточение или изгнание из страны.

Или хуже.

Веран кусал губу.

— Теперь я переживаю. Нужно ехать. Мне будет лучше, когда мы сядем вместе и все это обсудим. Мне будет лучше, когда все будет в руках Ро и Элоиз, — он посмотрел на Ларк. — Хотел бы я, чтобы она поспала дольше.

Я допила бульон, размяла ладонь и снова взяла уголек.

ПОЧЕМУ ЛАРК? — написала я.

Он разглядывал два слова миг, и я добавила: ДЛЯ СПАСЕНИЯ.

Он поджал губы и посмотрел на спящую бандитку.

— Я верил, что только она не участвовала в твоем похищении. И… я думал, что она могла помочь, но теперь не уверен. Думаю, я был идиотом.

После мига тишины он посмотрел на меня и увидел мою приподнятую бровь. Его опаленные солнцем щеки стали краснее, и он пожал плечами.

— Я думал, что она поможет мне найти Мойру Аластейр. Знаешь историю о дочери королевы Моны и посла Ро? Той, которую похитили в Матарики годы назад?

Уа, — я слышала об этом, говорили, что это была дипломатическая затея, чтобы Восток подавил Моквайю из-за пропажи принцессы Люмена.

Веран покачал головой.

— Я глупо подумал, что смогу отыскать следы Мойры, и что Ларк мне поможет. И она еще может помочь — у нее в лагере есть девушка, думает, что она из Люмена. Если это не она, она может помочь поискать в карьерах, — он заерзал и ткнул палкой костер. — Но теперь я понимаю… во всех историях Солнечный щит — или неприкасаемое божество пустыни, или убийца, желающая выгоды для себя. И, наверное, часть меня думала, что, что бы ни оказалось правдой, я смогу использовать это — ее легендарную силу или ее отчаяние. Но она не такая. Она… просто человек, старается, как может. Она, конечно, потрясающая в этом, — он посмотрел на нее почти с благоговением. — Но я не могу просить ее лезть в то, что уже не ее дело. Ей хватает своих проблем, и я предпочел бы сделать ее бремя легче, а не добавлять груз.

Я не знала, что подтолкнула его к монологу, но он, казалось, размышлял вслух, а не отвечал на мой вопрос. Я похлопала его по руке. Он посмотрел на меня, все еще немного красный, а потом мимо меня, на пустыню. Он нахмурился.

— Похоже на дождь, — сказал он.

Я оглянулась на запад. Над ивами поднимались тучи, зловеще черные внизу.

— Стоит ехать дальше, — сказал он, но я схватила его за колено, не дав встать. Он с вопросом в глазах посмотрел на меня.

Я замешкалась над пергаментом.

ЯНО, — написала я. — ОН В ПОРЯДКЕ?

— Он в Пасуле, — сказал он, и это не было ответом, Веран. — Он сильно переживает за тебя. Он был раздавлен в замке. Что? — он опустил голову и посмотрел на мое лицо. — Ты делаешь такое выражение, когда слышишь о Яно… словно не хочешь его видеть. Я думал, вы были влюблены друг в друга?

Меня задело «были». Прошедшее время. Я выдохнула. Я не знала, как выразить это на бумаге, а Веран был мне не так близок, чтобы понять.

Яно не был влюблен в меня. Он думал, что влюбился в меня. Думаю, я всегда знала правду, но закрывала глаза — он любил то, что я принесла с собой.

Пока что все сценарии воссоединения с Яно заканчивались доброй помощью, но с долей испуга, это если он не отпрянет мгновенно. Что я буду делать, когда его глаза расширятся от шока, когда его ладони замрут, потянувшись ко мне? Он и люди вокруг него могли принять брак короля и ашоки, если его правильно подать. Но теперь власть и умения пропали. Он любил красивую певицу с хорошими словами и удобным несчастным прошлым. Не разбитую девушку с врагами при дворе.

Я поправила хватку на угольке, но не писала. Веран посмотрел на меня, на страницу, ждал.

За ивами раздался раскат грома.

Топот сапог, и Ларк села. Ее черная краска размазалась с одной стороны, бандана сползла с губ. Она испуганно посмотрела на небо. Она выругалась на восточном. Веран ответил, наверное, спрашивал, стоило нам переждать бурю.

Она встала и вышла из укрытия, щурилась, глядя на тучи, а потом повернулась и поднялась по камню, пропала из виду. Мы слышали, как от ее сапог падают камешки.

Ее голос вдруг разрезал воздух, резкий, как плеть. Веран вскинул голову, выпалил ответ. Они оба говорили слишком быстро, чтобы я могла понять.

Я потянула его за рукав.

— А?

— Бандит с прошлой ночи, — сказал он. — Доб Грязь… он поймал наш след, — он крикнул Ларк наверху. — Далеко?

Она ответила, и он перевел:

— Около мили.

Ларк спрыгнула с навеса, сапоги хрустели на земле.

— Нужно быстро ехать, — сказала она мне. — Ты в порядке?

Это было важно? Я взяла ее за протянутую руку, сжала пальцами татуировку воды на ее коже. Она подняла меня на ноги и ждала, пока я отыщу равновесие.

— Поедешь со мной? — спросила она. Ее моквайский был не очень внятным, грубым, но не из-за спешки, а потому что она учила его от низших слоев общества.

Я посмотрела на нее — она была на фут выше меня. Ее лицо было обветренным, в веснушках от жизни под солнцем в Феринно, у глаз были морщинки. Но глаза были ясными. И я поняла, что то, что посчитала яростью ночью, было ближе к бесстрашию, пугало только то, что она принимала неудачи.

Я кивнула, и она отошла к лошадям. Веран двигался по площадке под навесом, потушил костер, бросил вещи в сумку. Я старалась помочь, готовилась к поездке на лошади. Прохладный воздух летел от туч впереди. Я вышла под солнце, прищурилась, глядя на горизонт за нами. Фигура двигалась в миле от нас, спешилась рядом с конем. Он смотрел на каменистую землю, а потом выпрямился и повернулся в нашу сторону.

Наш побег стал охотой.


42

Ларк


Тамзин провела грязным пальцем по земле рядом с собой.

ПОЧЕМУ ОН ЕДЕТ ЗА НАМИ? — написала она.

Я не сразу перевела буквы на земле, а потом не сразу придумала правильный ответ, пытаясь при этом защитить мешок с едой от дождя. Мы пригибались в роще сосен — чем ближе мы были к Пасулу, тем больше таких рощ было вокруг. Мы были в паре миль от города, но дальше была открытая земля, и нам нужно было дать лошадям отдохнуть перед попыткой проехать там — особенно Джеме. Она была сильной, и Тамзин весила мало, но груз на ее спину давил не ровно, так что ей было неприятно, как и мне. Я потирала бедра, затекшие от того, как я отклонялась, чтобы Тамзин ехала удобнее. Крыс спал как убитый, ему было сложно поспевать за лошадьми.

— Дорога для карет, — объяснила я, дав ей последнюю из мягких булочек с луком Верана. Она отломила кусочек, и я с трудом сдержалась, чтобы не доесть самой. — Доб хочет получить дорогу. Я разозлила его. Он знает, что я одна.

«И ранена», — мрачно подумала я. Тот удар мотыгой был поводом, из-за которого он так смело преследовал нас. Я осторожно подвинула плечо. Кровь можно было назвать чужой, но боль обжигала от попытки поднять щит. Я хотела арбалет, так можно было бы выждать и выстрелить в него, пока он ехал за нами. Я хотела думать, что мы могли оторваться от него, особенно под дождем, но если дойдет до боя…

Раздался гром. Я с тревогой взглянула на небо. Оно сильно потемнело за последние десять минут, и я надеялась, что эта буря пройдет мимо, как часто бывало, что ее унесет ветер. Но тучи не рассеялись, и наша дорога вела нас ближе к темному центру. Так что мы попали между Добом с одной стороны и молнией с другой. Обычно я выбрала бы бурю, но боль пронзила плечо. Я стиснула зубы.

Тамзин заметила. Она задела мое плечо, приподняв бровь.

— Я в порядке, — сказала я. Моквайский давался все проще после разговоров в седле. Она рисовала буквы на моей спине пару раз, в основном просила воды. Во время короткой остановки она исправила мою ошибку, настойчиво указывая пальцами. Я говорила «ты вкусная» вместо «не за что», и это заставило меня задуматься о прошлых набегах в Пасул.

Она провела ладонью по земле и написала:

ВЕРАН НЕ МОЖЕТ БИТЬСЯ?

Я оглянулась. Веран был у края рощи, следил за тропой, ведущей к нам. Если Доб еще ехал за нами, он появится оттуда. В одной руке Веран держал нож, который я бы украла у него в первый день, если бы знала, что он у него есть. Другой рукой он рассеянно чесал Крыса, растянувшегося у его колена.

— Может, немного и умеет, — сказала она. — Но не, кхм, очен хорошо, — она покачала головой и опустила большой палец. Я попробовала снова. — Очен. Очень, — она кивнула и продолжила отламывать кусочки от булочки. — Он толком не бьется. У него… проблема, — я постучала по своей голове. — Он… падает, быстро засыпает и дрожит, — я пошевелила ладонью.

Она чудом поняла это описание.

— Ах, — она кивнула.

— Боюсь, он не скажет мне, если ему будет плохо, — сказала она. — Ты поможешь увидеть, если ему нужна помощь?

Она возмущенно приподняла бровь и посмотрела на мое плечо.

— Я в порядке, — повторила я. — Нам нужно доехать до Пасула, и я буду в порядке. Уже близко.

Она покачала головой, но следующие буквы на земле были уже знакомыми:

СПАСИБО.

— Ты вк… не за что?

Она улыбнулась потрескавшимися губами.

— Ларк, — позвал Веран.

Я вручила Тамзин свою флягу и встала, стряхнула землю с колен. Я подвинулась среди сосен к нему.

Он вглядывался в дорогу. Его капюшон был поднят, с кудрей вода капала на щеки.

— Думаю, я увидел там движение, но никто не поднялся. Доб уже прошел бы тот берег?

— Ему тоже нужно, чтобы лошадь отдохнула, — сказала я, опускаясь рядом с ним. Крыс даже не дрогнул, если бы бока не раздувались от дыхания, я стала бы бояться, что он умер. — Ты мог видеть воду — та канава может разлиться. Нам даже лучше.

— Хм, — он не был убежден. — Я хочу, чтобы он не показывался. Мне не нравится такая погоня.

— Он гонится не за тобой, — сказала я. — А за мной. Как только попадешь в Пасул, ты будешь в порядке.

Он посмотрел на меня, оторвав взгляд от пейзажа.

— Как это понимать?

— О чем ты вообще?

— Ты же идешь с Пасул с нами? Ты должна, если хочешь, чтобы я тебе заплатил.

Я заерзала.

— Я приду позже. И не по главной улице.

— Там буду Ро и Элоиз.

— Хорошо. Отведешь Тамзин в безопасное и удобное место. А я останусь, наверное, у почты.

— Почему?

— Потому что они вряд ли выдадут меня или отведут к властям, — сказала я резче, чем хотела. — Огонь и солнце, из тебя вышел ужасный бандит.

— Не уверен, что я технически вне закона, — сказал он. — Но мы сядем и обдумаем, как переправить ребят из твоего лагеря.

— Да, и мы можем сделать это у почты. Я не пойду в дорогой квартал, Веран.

Он все еще смотрел на меня. Я использовала это как повод глядеть на дождливый пейзаж. Он был прав, в канаве было движение. Это не было похоже на воду, но это и не приближалось.

— А после того, как получишь деньги? — спросил он.

— Я говорила в каньоне Трёх линий, — сказала я. — Я свое сделала. Ты идешь своим путем, я — своим.

— В Феринно?

— Наверное.

— Ты могла бы уехать.

— Я в курсе.

Он молчал, и я ощущала, как росли его эмоции, словно нить между нами вдруг натянулась.

— Ты могла бы поехать со мной, — сказал он.

Я приподняла бровь, не отводя взгляда от равнин.

— Искать потерянную принцессу?

— Нет, — сказал он. Я… знаю, так звучало раньше, но… Ларк, я не хочу, чтобы ты снова пропала в пустыне.

— Я — пыль на шляпе и жилетке, — сказала я. — Если я выйду из пустыни, я рухну, и у тебя останется только старая одежда. Если так хочешь мою шляпу, попробуй поискать себе похожую.

Он не смеялся. Краска, которую я нанесла на его щеки утром, растеклась от дождя.

— Я…что будет с тобой там, без лагеря? Ты будешь просто жить в каньоне одна?

— Нет, я найду другое место. Из-за тебя.

Он все еще не улыбнулся. Его зеленые глаза были встревоженными.

— Я могу тебе помочь. Знаю, ты не хочешь моей помощи, но я могу помочь тебе добраться куда-нибудь. Найти работу в Каллаисе или Тессо. Или покинуть Алькоро. Ларк, ты можешь отправиться в Сиприян или Пароа. Ты можешь стать помощником на пароме в Беллемере или пастухом в Виддроане. Ты можешь стать главой в Поке. Земля и небо, Ларк, стань разведчиком в Сильвервуде. Моя мама убила бы за такой талант.

— Ты забываешь о награде за меня, — сказала я, но что-то странное шевелилось в груди от его высокой оценки. — Что-то мне говорит, что народ не будет рад нанимать разыскиваемую преступницу.

— Я могу это убрать. Я знаю… знаю, звучит высокомерно, но я могу поговорить с Кольмом и Джеммой, а они — с Сенатом, Ро или Элоиз могут поговорить с Сентом. Мы можем убрать награду. Особенно, раз ты помогла с этим. Думаю, они все равно сделали бы это, но теперь ты помогла нам, помогла мне.

— Кольм хотел, чтобы я нашла ту принцессу.

— Кольм поймет. Он просто искал шанса.

— Нет, я так не думаю, Веран, да и ты так не думаешь, — я отогнала картинки деревьев, воды и мягкий сапог, как у него — это было сложно, ведь нас окружали деревья. — Даже если кто-нибудь захочет нанять такого побитого мула, как я, ты забываешь, что я уже была в руках твоих друзей. Та система, которая защитила тебя, прижимала меня к земле. Я не буду просто идти за тобой наверх, делая вид, что это не танцы на спинах других людей. Я не буду брать работу, потому что у меня теперь есть друг в короне, оставив остальных позади.

Я знала, что вела себя подло, но не сдержалась — то, что он просил, ощущалось как предательство, словно я переходила туда, против чего мы с Розой и остальными так долго сражались.

И еще большее было от того, что было так просто сделать то, что он просил. Довериться ему.

Он смотрел на меня, с кудрей все еще капала вода на ушибленный лоб, ресницы и щеки, капли оставляли там следы. Я хотела, чтобы он сбросил капюшон и не тратил воду пустыни так просто и красиво.

— Почему твоя работа — всех спасать? — спросил он.

Я покачала головой.

— Ты не понимаешь.

— Знаю, — заявил он. — Я знаю, что не понимаю, Ларк. Я думал до этого, что понимал, но — нет. И мне жаль, что казалось так, что у меня есть все ответы, что я могу понять, через что ты прошла. Я не думал, на чем строились мои привилегии, и я не должен был пытаться проецировать эти мысли на тебя.

Я приподняла невольно брови, глядя на пейзаж.

Проклятье. Он слушал.

Я не знала, что сказать. Молчание затянулось, и он выдохнул и посмотрел на грязные носы сапог с бахромой. Серебряные медальоны на них были в воде.

— Если не хочешь моей помощи, я не заставляю, — сказал он. — Но позволь обеспечить тебе хотя бы ночь в Пасуле, в тихом месте, где люди тебя не заметят. А потом… перед тем, как пойдем своими путями, я бы хотел, чтобы ты села и помогла мне понять, что я могу сделать с тем, что у меня есть. Это все, что у меня есть, Ларк. Связи. Люди больше ничего не дают мне делать. И я хочу, чтобы от этого была польза, а не просто заниматься порой благотворительностью. Я хочу пытаться хоть что-то исправить.

— Ты можешь начать с моих ребят из лагеря, — сказала я, шея пылала под банданой, хоть и было мокро.

— Ладно, — сказал он.

Стало тихо, шелестел дождь. Мы смотрели на пустыню, но я не знала, видели ли мы хоть что-то. Меня мутило, желудок был невесомым. Молния вспыхнула, и я увидела краем глаза, как он прикрыл глаза ладонью. Это мелкое движение легко было проглядеть, но мне стало не по себе. Сколько мелочей ему нужно было учитывать каждый день? Вспышка света, лестница, горячий напиток в руке. И вдруг вместо меня в одиночестве в Феринно я представила его, вернувшегося в мир, который развивался без него.

Там ему будет безопаснее. Там за ним могли присмотреть, его могли поймать, когда он упадет.

Хоть он и хотел другого.

Вдруг я задумалась, была ли жизнь вне Феринно предательством, каким я ее считала.

— Ты… — начала я и притихла.

Он опустил подбородок на ладонь.

— Идиот, — закончил он за меня.

— Не идиот, — возразила я.

Он вздохнул.

— Это самое милое, что ты мне говорила.

Я фыркнула, и он улыбнулся, глядя вдаль. Воздух был прохладным, пахло водой и хвоей. Раздался гром, и он лениво прикрыл глаза, словно наслаждался звуком. Как с летучими мышами, он наслаждался тем, что я считала привычным. Я глубоко вдохнула дождь и слизнула капли с губ.

За шумом дождя послышался знакомый стук и щелканье, свист. Кусок коры отлетел от дерева над плечом Верана, снаряд дрожал, застряв там.

Я бросилась в сторону, толкнула его к мокрой хвое. Он охнул мне на ухо, его дыхание задело кожу. Это не скрыло ругательство и щелканье арбалета. Крыс извивался между нами, пытался встать на лапы.

— Бери Тамзин! — я слезла с них и подняла Верана. Я толкнула его к соснам, оглянулась. Я уловила грязную кожу и блеск мотыги среди деревьев, Доб поднял выше арбалет. — Огонь и дым, — я отпрянула в сторону, снаряд не попал. Он украл мою идею, и у него был арбалет. Я пригнулась, вспомнив движение в канаве, и оно было похоже на лошадь, потряхивающую хвостом. Доб спешился и подкрался к чаще пешком.

Тамзин сидела на поляне. Веран встревоженно заговорил на моквайском, и она побелела. Она сжала его руку и попыталась встать.

— Кто ее возьмет? — спросил Веран, подняв ее. — Ты или я?

— Ты, — мрачно сказала я, сжимая седло Ремы. Я вытащила меч из ножен плавным движением. — Отправляйтесь в Пасул, оба.

— А ты… тоже приедешь, да?

— Не знаю. Посмотрим, не попадет ли мне снаряд между глаз.

— Ты тут не останешься!

— Езжай, Веран! — я спустила щит к кулаку. — Если мы вырвемся из чащи сейчас, Доб просто нас подстрелит, — я слышала, как он пробирался среди сосен, искал место, чтобы выстрелить в меня так, чтобы я не смогла отбиться. Он не знал, что у меня не было арбалета. Я толкнула Верана, прижав щит к его пояснице. — Я задержу его, чтобы вы уехали подальше. Вот, Тамзин, — я встала у лошади Верана и похлопала по колену. Она встала на него и попыталась забраться в седло. Я усадила ее.

— Но ты вернешься! — он почти умолял.

— Веран, проклятье. Если выживу, хорошо? Полезай на лошадь, чтобы я нашла место лучше.

Он схватил меня за руку.

— Скажи, что ты приедешь в Пасул, — его серо-зеленые глаза смотрели в мои, сияя тревогой.

Я сжала его локоть той же рукой, что и рукоять меча, пытаясь подтолкнуть к седлу.

— Я приеду в Пасул. Жди меня у почты.

Он кивнул и позволил мне подтолкнуть его.

— Поспешите, — я отошла. — Не останавливайтесь, не ждите меня. Убегайте.

Он хотел возразить, и я подняла меч и опустила плоскую сторону на влажный круп его лошади. Кьюри помчалась вперед, Веран сжал луку седла. Они пропали за склоном и дождем.

Я не смотрела им вслед. Я бросилась вправо, подальше от Джемы. Вряд ли Доб стал бы стрелять по хорошей лошади, которую мог украсть, но я не хотела рисковать. Но я была уверена, что он выстрелит в Крыса.

— Крыс, стой! — яростно прошипела я поверх плеча. Он сжался возле Джемы, шумно дыша от тревоги.

Дождь стал сильнее, лился каскадом с веток. Ветки скрипели. Гром грохотал. Хорошо. Это заглушало мои шаги, пока я бежала по хвое. Я надеялась отвлечь Доба, и чтобы он промазал, а потом напасть, когда он будет заряжать арбалет. Плечо болело от веса щита.

Я увидела его грязную куртку за стволами. Он заметил меня на миг позже. Он с воплем прицелился. Я скрылась за стволом, когда он выстрелил.

— Солнце! — взревел он. — Ты моя!

— Иди ты, Доб! — заорала я. — Не заставляй резать тебя, как двух других в Утциборе.

«Пожалуйста».

Но он пробивался сквозь ветки. Я слышала, как гремели снаряды.

— Ты лишила меня команды! Берта, Моссет и Гун…

— Ты сам это сделал, дурак! — я выпрыгнула из укрытия, не дав ему зарядить оружие, и бросилась к нему — он поднял арбалет, останавливая удар. Меч зацепился за арбалет и сломал его надвое. Он выругался и бросил куски на землю. Я взмахнула щитом, отчасти радуясь, что не попала, плечо и без того горело. Он взмахнул мотыгой.

— Тебе конец, Солнце, тебе и твоим жалким беглецам, — он ударил мотыгой, и я отпрянула, чтобы не останавливать ее. — Ты была королевой ничего в лохмотьях слишком долго.

Я уклонилась от еще одного удара и быстро ударила сама, но он повернул мотыгу и остановил древком. От столкновения боль пронзила плечи. Я отпрянула, скользя, к краю рощи, стиснув зубы.

— Зачем тебе дорога, Доб? — я надеялась замедлить его. — Забрать пару волов у телег?

— Знаешь, что я могу сделать, если те волы пойдут по реке? Тебе не понять, — он взмахнул оружием, ожидая, что я отпряну — я согнулась почти пополам, и шляпа слетела с головы. Я направила удар к его сапогам, но он прыгнул в сторону, проехал по камешкам. Мы вышли из рощи, равнины тянулись вдаль, полные воды. Капли жалили кожу головы. — Кстати о солнце, Солнышко, — прорычал он. — Оно садится, и тогда остальные получают шанс сразиться.

— Но оно всегда поднимается снова, Доб! — я бросилась. Он остановил удар, и я изо всех сил ударила щитом с другой стороны. Я попала по его носу, левое плечо пронзила боль. Я охнула, он закричал. Кровь пролилась на металл. Я отпрянула, рука со щитом повисла плетью. Я съехала по склону пару шагов, сжимая ноющее плечо. — Отстань от меня, Доб, — прохрипела я. — Мы с тобой — ничто. Мы не стоим убийства.

Он выругался, сплюнул кровь и бросился снова. Молния сверкнула, отражаясь от его поднятой мотыги. Оружие опускалось.

При другом сценарии место выше спасло бы его.

Я ненавидела себя.

Я поправила щит выше, и, как возле Утцибора, мотыга вонзилась в него. Боль была ослепительной, как молния, но в этот раз я была готова к такому. Пока его мотыга была в моем щите, я опустила левую руку. Он дернулся вперед из-за хватки на древке. Боль затмила сожаления, и я взмахнула мечом в сторону его открытой шеи.

Удар не был чистым. Мой клинок застрял на кости. Брызнула кровь. Я отвернула лицо. Пальцы на щите разжались, он в тот миг отпустил мотыгу. Не было ни стона, ни крика. Мой меч выскользнул из моей хватки, Доб рухнул вперед, и земля под ним стала краснеть. Он не смог лежать на животе, рукоять моего меча заставила его лежать на боку, и он застыл там, лишь в последний раз задрожали руки, кровь текла из носа. Она текла по его щекам и телу, лежащему на склоне холма.

Гнилой безымянный холм посреди пустыни впитывал его кровь и дыхание. Буря смоет его жизнь, словно ее и не было, за сотни кругов солнце высушит его, и зубы с клювами заберут остальное.

Я согнулась, меня мутило. Я хотела упереть руки в колени, но левое плечо не выдержало и малейшего давления. Я выгнулась, отклонила голову к небу. Дождь стучал по щекам, глазам и языку, мой рот был открыт. Я не сразу поняла, что кричала. Я не знала, что. Не знала, почему. Просто жуткие эмоции во мне изливались в бушующую бурю.

Сажа оказалась на языке — дождь смывал краску и грязь двадцати лет, оставляя следы на коже. Я словно лишалась брони. Вода проникала под пряди, стекала по коже головы. Я хотела сорвать одежду, оголить кожу под ливнем, чтобы он пропитал меня до вен и очистил.

Но я не стала этого делать. У меня были дела.

Мне нужно было быть кое-где, но уже не тут.

Я опустила взгляд. От дождя песок вокруг Доба потемнел, его кровь было едва видно. Мой щит тоже был без пятен, две квадратные дыры остались в изогнутом металле. Я чуть не бросила его вместе с мечом в его шее, но это казалось глупо, и это было как вырезать имя рядом со смертельной раной. Я шагнула вперед, голова кружилась, будто я была немного пьяна. Я вытащила меч из его шеи. Он приподнялся, пока я тянула, словно был готов встать, но когда меч покинул его, он упал на землю. Желудок булькал желчью. Я вытерла клинок об его рукав.

— Я послушаюсь твоего совета, Доб, — сказала я. — Можешь забирать дорогу. Мы с солнцем идем в Пасул, а потом на восток.

Я пошла вверх по склону, медленно, шатаясь, потому что ощущала себя сразу легкой, как ветер, и тяжелой, как булыжник. Я подняла шляпу по пути, стряхнула с нее грязь и опустила ее на мокрые дреды. Я огибала сосны, направляясь к Крысу, сжавшемуся возле Джемы. Я забралась на нее и повела вниз по склону.

Я приподняла шляпу, когда мы проезжали мимо Доба, а потом погнала Джему в Пасул, не оглядываясь.


43

Тамзин


Пасул был размыт дождем, темный, как в сумерках, под тучами. Веран остановил лошадь у знака города, но не миновал его. Он повернулся в седле и смотрел на равнины, выглядывал Ларк. Я ощущала, как колотилось его сердце, своей спиной.

— Она… будет в порядке, — сказал он с дрожью в горле. — Да… она будет в порядке.

Я вытащила руку из-под плаща и похлопала по его колену. Это было ближе всего к утешению — даже если бы рот не пострадал, у меня не было сил на что-то еще.

Он взял себя в руки и повернул лошадь к знаку. Пасул располагался на небольшом склоне, и город постепенно поднимался перед нами, мерцая огнями сквозь дождь. Мы хлюпали на главной улице. Почта занимала основную часть нижнего района города, окруженная мастерскими, сжавшимися под дождем, блестящими от капель. Кареты стояли под длинным навесом длинной вереницей. Никто не уезжал в такую погоду.

Никто, кроме одной маленькой и грязной кареты в конце. Дверцы были открыты, кучер готовил ее для пути, проверял железные колеса для грубых дорог. Они собирались в пустыню.

Мы приблизились. Все огни почтовой станции горели, тени спешили перед окнами, словно люди бегали туда-сюда внутри. Моя голова болела, и Веран отвлекся, так что мы оба узнали фигуру, только когда поравнялись с входной дверью.

Его волосы были распущены, и он был в темном плаще для пути, ставшем бесцветным от дождя. Я не помнила, видела ли Яно без красок или шпилек в волосах, так что не была виновата в том, что не узнала его. Но ошибка не длилась долго, и я забрала поводья из рук Верана, заставила его лошадь с фырканьем остановиться. Веран вздрогнул за мной.

— Яно? — сказал он.

Яно глядел на нас сквозь дождь, он отошел от лампы и вышел на грязную улицу.

— О… эта, Яно! — Веран опомнился и слез на землю с плеском. — Иста… Я нашел ее! Смотри… смотри! Тамзин тут!

Веран стал снимать меня с седла, будто посылку. Я пошатнулась, оказавшись на земле, провалилась по лодыжки в грязь. Яно приблизился, теперь был на расстоянии нескольких рук. Достаточно близко, чтобы увидеть, что было сделано.

Но, может, нет. Он сделал пару шагов с плеском, и я уже видела выражение его лица, но не могла понять, только морщины агонии, может, шока. Может, расстройства. Он в любой момент мог остановиться и просто смотреть. Мог даже сказать Верану, что он привез не того человека.

Но — нет. Безымянное выражение на его лице усилилось, и он побежал, добрался до меня, и я поняла, что он плакал.

Я еще не видела, чтобы он плакал.

Он прижал ладони к моим плечам, потом к лицу, держал меня так близко, что я видела, где на его лице был дождь, а где — слезы.

— Тамзин… — его голос дрогнул. — О, Тамзин…

— О! — вдруг сказал Веран. — Яно… нужно упомянуть… пока не целуйтесь. Они, кхм, порезали ей язык.

Вот и все. На лице Яно проступил шок, и его холодные пальцы сжались на моих щеках. Я отклонилась от пространства для шепотов и поцелуев и открыла рот. Я взяла его ладонь и направила к едва пробившимся волосам над ухом, пытаясь заставить его понять, увидеть. Опомниться. Волос не было. Слов не было. Кожа, фигура и личность пропали.

«Я уже не подхожу для тебя, милый. Скорее закончи с этим. Я устала».

Его пальцы задели кожу моей головы, легли на шею сзади. И он смотрел на мой покалеченный язык и потрескавшиеся губы, а мне в глаза. Из его глаз все текли слезы.

— О, Тамзин, — прошептал он. — Слава Свету, ты жива.

Я обмякла, застигнув нас обоих врасплох. То ли от голода, то ли от усталости, то ли от осознания, что он не отошел, что он был тут, в грязи на улице… мы опустились на колени. Он окружил меня теплыми руками, прижался лицом к моей шее, и я просто опустила болящую голову на его плечо.

— О, Тамзин, — прошептал он, и я поняла, что у него, как и у меня, не было других слов. Его дыхание дрогнуло, он сжал ее крепче. — О, Тамзин.

Я слышала, как Веран переминался с ноги на ногу, плюхая грязью. Его лошадь фыркнула, грызя уздечку.

— Ты собирался искать нас? — спросил, наконец, Веран.

Яно поднял голову от моей шеи, но все еще смотрел на меня.

— Что?

— Та карета… ты собирался искать нас?

— О… нет. Это не для меня, — он вдруг побелел и поднял голову. — Нет… прости. Это для твоего посла. И принцессы. Они внутри.

— Да? Элоиз. Она…

— Сильно больна, — ответил Яно. Но… Веран, стой!

Но Веран побежал к почтовой станции, потащив лошадь за собой. Яно окликнул его снова, но то ли звук проглотил дождь, то ли Веран просто игнорировал его. Яно повернулся ко мне.

— Они попали сюда утром, — сказал он. — Их привели — изгнали. Посол в ярости. Но, Тамзин, в Пасуле стражи. Они обыскали мою комнату. Если бы я не был в городе, они схватили бы меня. Они узнали о тебе. Кто-то… кто-то знает. Кто-то против нас. И я не… — его лицо медленно бледнело от осознания. — И я не думаю, что мы можем вернуться.

Он ждал, как обычно, моего ответа, что я разовью его мысли. Но я не ответила.

Я не могла.

Он поднял холодные пальцы, задел мою щеку, мои губы. Он склонился, но в последний миг подвинулся и поцеловал уголок моего рта.

Он отклонился.

— Но ты тут. Ты вернулась. И мы снова вместе.

Он выудил из кармана мой си-ок, янтарный, который я попросила, когда получила титул от короля. Я повернула его и потерла большим пальцем три стеклянные бусины — зеленая от матери, голубая от отца. Жёлтая — моя. Охра была не популярным цветом среди титулованных — сложно сочетать, непросто щеголять. Если сделать светлее, будет болезненный цвет, а темнее — грязный. Но правильный оттенок был чудесен.

Я подумала, что это было поэтично, когда выбрала этот цвет.

Теперь это ощущалось узко. Я построила для себя маленькую коробочку. Я туда уже не влезала.

Я надела браслет на запястье, и он свободно свисал там. Яно сжал мои пальцы.

— Все… все будет хорошо, — сказал он.

Я хотела заставить его думать головой, разобрать все по шагам. Я хотела рассказать ему о Наймах и Пойе, о вопросах без ответа, бросающих на нас тень.

Но не могла. И я сказала единственное, что могла:

— Уа.


44

Веран


Почтовая станция была полна света и шума. Я бросил поводья Кьюри на столбик и прошел, хлюпая, к двери, вода стекала с меня. Внутри работники носили багаж к боковой двери в амбар с каретами. Ро стоял посреди всего, спорил с управляющим почты и выглядел недовольнее, чем я обычно его видел. Элоиз сжалась на стуле у камина, укутанная в одеяло.

Свет, она похудела, обычно округлые щеки стали впавшими. Ее кожа побледнела до бежевой под веснушками. Ее глаза были закрыты, грудь слабо вздымалась и опадала под одеялом.

Я пошел вперед, надеясь, что Ро отвлечен и не заметит меня сразу, но не вышло. Он посмотрел на меня сверкающими глазами, и все его тело охватил шок.

— Веран! — воскликнул он, а потом закричал. — Веран!

Я вскинул руки.

— Простите, Ро, но если мне позволят объяснить…

Глаза Элоиз приоткрылись, и она приподняла голову.

— Веран!

Ро пошел мимо рабочих ко мне, и я не знал, хотел он обнять меня или задушить.

— Чем, ради пылающего и слепящего Света, ты думал? — заорал он.

Значит, задушить. Я использовал то, что он обходил рабочих, и поспешил к Элоиз, к ее стулу, словно то место было безопасным.

Ро не медлил, тут же повернулся и пошел за мной.

— Убежать одному в пустыню? — возмущался он. — Ты знаешь, что твоя мама с нами сделает?

— Но я в порядке, — выдавил я, замерев за стулом Элоиз. — Я в порядке, и я сделал это — вернул Тамзин, ашоки, из-за чего все разваливалось…

— О, все развалилось, — он замер, не зная, в какую сторону я пойду из-за стула, а потом остановился посередине. — Это стало международным инцидентом — нас официально выслали, и это не худшее. Тебя назвали заговорщиком против моквайского трона и врагом двора, и только удача позволила мне договориться о высылке, а не тюрьме для всех нас. Думаешь, это все? Ты подумал, как выглядел побег с принцем за недели до его коронации для двора?

— Я думал, это поможет, — прохрипел я, криками он мог соперничать с мамой. Я сжался за Элоиз. — Мы с Элоиз… мы думали, это поможет.

Но это было не честно. Элоиз не говорила мне убегать. Она приподнялась из одеяла и повернула голову ко мне. Ее голос был тихим, и я подумал, что она попытается защитить меня, успокоить всех. Но стоило Ро замолчать для вдоха, она прошептала:

— Я так сильно на тебя злюсь.

Это распалило Ро больше.

— Ты подверг всех опасности, Веран. Будь ты моим сыном…

— Но я не ваш сын, — я чуть выпрямился. — И… и я сделал то, что считал правильным, и я не убежден, что это не так. Если бы вы просто послушали, сели и поговорили со мной, Яно и Тамзин, стражами, кто бы ни тянул за все эти нити…

— Свет, нет, — сказал Ро. — Нам дали время до конца часа покинуть Моквайю, пока нас не арестовали. Мы сядем в ту карету и отправимся на скорости по Феринно. Ты можешь ответить Сенату Алькоро, а потом родителям. Мне нужно позаботиться об Элоиз, и нам все еще повезло, — он пронзил воздух пальцем. — Ты сядешь и останешься на месте, пока мы не будем готовы уехать.

Он пошел к работникам и за боковую дверь, хлопнул ею так сильно, что карта пустыни соскочила с крючка на стене. Я подавленно опустился на стул рядом с Элоиз.

— Прости, Элоиз, я просто…

— Я думала, ты собирался поговорить с Яно, — прошептала она, сжимая одеяло под подбородком. Ее кудри промокли от пота, стали каштановыми с темно-золотым блеском. Она покачала головой. — Я так переживала. А если бы ты умер?

— Но я не умер, Элоиз. У меня даже был там припадок, но я в порядке.

Ее глаза приоткрылись, она разглядывала меня.

— И все сам?

— Нет, я… отправился искать Солнечный щит. Нет, слушай… — я поднял руку, чтобы Элоиз не ругалась. — Она… теперь мой друг. Она поняла, где Тамзин. Она провела нас по пустыне к темнице Тамзин и оттуда. И она оберегала меня, пока у меня был припадок. Все было хорошо. И она будет тут через пару минут, — Свет, если она не умерла от рук того бандита. Почему логично было оставить ее там? Она должна была убежать со мной.

И я дал обещание доставить ее товарищей в безопасность, снять с нее обвинения, помочь ей начать новую жизнь вне пустыни. Как я сделаю это, если все правители от берега до берега злятся на меня?

— Я справлюсь, — сказал я вслух.

Элоиз покачала головой, закрыла глаза.

— Сомневаюсь, что мы сможем, — прошептала она.

Дверь открылась, вошли Тамзин и Яно, их одежда прилипла к коже. Яно помог Тамзин сесть на ближайший стул. Она обмякла на миг, закрыв глаза. Наверное, устала. И ей нужен был лекарь.

Ро вернулся, мокрый от дождя.

— Карета готова. Веран, забирайся в нее.

Все происходило слишком быстро.

— Ро… сэр… прошу, мы можем хоть минуту поговорить об этом? — я указал на Тамзин. — Мы можем хотя бы доставить Тамзин туда, где удобнее?

— Нет, Ви, — его прозвище звучало как предупреждение. — Нам приказано королевой покинуть страну до трех ударов колокола, и я не дам им бросить Элоиз в темницу, как и тебя. Садись в карету. Яно… я не знаю, что тебе сказать. Твои стражи ищут тебя в верхней части города.

Я повернулся к Яно, сердце колотилось от отчаяния.

— Ты можешь отменить приказ о высылке?

Он покачал головой.

— Нет, если это от моей матери. Трон все еще ее.

— Ты мог бы поехать с нами, — быстро сказал я. — Мы поговорили бы в карете…

— И нас обвинили бы в том, что наследник — заложник. Веран, ты хоть думай, — Ро зло постучал по своей голове. — Думай, что творишь! Это не урок! Это может привести к мировой войне. Садись в карету.

Поражение. Все желание чего-нибудь достичь привело к поражению.

Элоиз закашлялась. Под яростным взглядом ее отца я медленно встал со стула. Я посмотрел на Яно, который укутывал своим мокрым плащом Тамзин, ее глаза все еще были закрыты.

— Прости, — сказал я на моквайском. — Я не хотел устроить такие проблемы. Что будешь делать?

— Пока не знаю, — сказал Яно. Хоть мир рушился вокруг нас, он выглядел спокойнее, чем до этого, и решимость на его лице была королевской. — Но ты помог вернуть Тамзин. Все не так плохо, как мы думаем.

Тамзин попыталась закатить глаза, может, от уверенности слов Яно. Она открыла глаза и посмотрела на меня, поджав губы. Она осторожно повернулась к камину и взглянула на Ро, ждущего, пока я пойду к двери. Она посмотрела на Элоиз, которая старалась не уснуть.

Тамзин хотела посмотреть на меня, но повернулась снова к Элоиз. Она замерла, ее уставшее и пострадавшее тело вдруг напряглось. Ее потрескавшиеся губы приоткрылись.

Я потом она взволнованно замахала нам с Яно, указывая на комнату.

Ао-а, — сказала она. — Ао-а.

Яно поймал ее за руку.

— Что? Тамзин…

— Пергамент, — сказал я. — Даона — пергамент. Вот, — я бросился к упавшей карте и поискал перья у книги учета на столе. Она забрала у меня в спешке предметы, схватила баночку чернил, пока я встряхивал ее. Она откупорила их, обмакнула перо, в спешке делала кляксы. Они растекались, оставляли след на Феринно.

Яно и я встали за ней, пока она писала. Даже Ро, готовивший Элоиз к подъему, замер.

Я в шоке смотрел на буквы на странице.

Снаружи пророкотал гром.


45

Ларк


Гром вместе с молнией — буря была над головой, и чудо, что по мне не попало, пока я неслась по равнине. Мы пронеслись под знаком Пасула. Джема была в грязи от копыт до плеч, и Крыс выглядел так, словно его окунули в коричневую краску. Я, наверное, была чище, чем когда-либо. Сапоги были в грязи, конечно, но остальное тело было почти чистым. Дождь жалил щеки, смыв краску.

Я заметила лошадь Верана у почты, покраснела от облегчения. Они смогли. Я не знала, был ли Сайф с ними или где-то с принцем Моквайи. Я оставила Джему рядом с Кьюри, спрыгнула с плеском. Крыс лег между ее ног в грязи и шумно дышал.

Я опустила бандану и сняла шляпу, вода лилась с полей. Вытерев капли грязи с лица — было странно не ощутить жирную краску на пальцах — я открыла дверь толчком.

Веран стоял там за Тамзин, она что-то писала на карте. Рядом с ним был промокший моквайец, с длинных черных волос еще стекал дождь. У дальнего конца стола стоял мужчина старше, сиприянин, как мне показалось, и за ним бледная фигура сжалась в одеяле. Они все посмотрели на меня, как на призрака. Глаза Тамзин пронзали сильнее всех взглядом, она почти прищурилась от моего внезапного появления.

— Эм, — я замерла, подо мной собиралась лужа. Я вдруг поняла, что я была в комнате незнакомцев, и мое лицо все еще было на плакатах. Мне стало не по себе. Я махнула Верану. — Где Сайф?

Нападение произошло из дальней части комнаты.

Я была отвлечена, страдала от боли, так что отреагировала медленно. Сиприянин отбросил стул с дороги, и он врезался в стену. Мужчина устремился ко мне. Я подняла кулаки, но медленно. Его ладони сжались на моем горле.

Нет, не на горле.

Мое лицо. Он прижал ладони к моим щекам.

— Мойра!

Я отпрянула от его рук, его ладони сжали воздух. Его лицо озарили странные эмоции, он выглядел как сумасшедший.

— Свет, — прохрипел он. — О, Свет, — он потянулся ко мне.

Я отбила его руку.

— Не трогайте меня.

Я думала, что кто-то пошевелится, уведет мягко этого ненормального, чтобы мы могли заняться делом, но все застыли. Тамзин все еще смотрела, перо свисало с пальцев. Моквайец не смотрел на меня, он глядел на путницу в одеяле.

Но Веран тоже глядел. Его зеленые глаза были огромными, брови и шрам приподнялись, и морщины пересекли синяк. Его губы стали почти идеальной «о».

Сиприянин сжал мое запястье, но я высвободила руку.

— Я сказала, не трогай меня, старик. Веран, что происходит? Где Сайф? У нас проблемы?

Но мужчина снова поднял ладони к моему лицу, остановился у моего подбородка, когда я отпрянула.

— Я серьезно, — предупредила я. — Я начну драться.

— Мойра, — снова сказал он. А потом — пылающий Свет — он заплакал. Этот старик, в комнате людей. Он потянулся к моей ладони, и я отдернула руку и обошла его. Он повернулся, словно был привязан ко мне нитью. — Мойра, — сказал он в третий раз.

— Хватит так говорить, — рявкнула я. — Сядь. Кто-нибудь, усадите его, он ненормальный.

Но никто не двигался. Мужчина поманил рукой.

— Элоиз, прошу, милая, подойди сюда.

Фигура в одеяле встала сонно со стула, одеяло соскользнуло с ее плеч. Она выглядела болезненно, ее щеки были впавшими, а под глазами пролегли тени, этим она напоминала Уит в лагере. Но я заметила, каким хорошим было ее платье для путешествия, жемчуг в ее ушах и золотую вышивку на ленте, удерживающей ее кудри. Она, наверное, ухаживала за волосами так, как я и мечтать не могла.

Я отодвинулась, надеясь, что она не собиралась тоже меня трогать, но теперь мне мешал угол стола. Я оказалась в тупике, и это мне не нравилось. Я ощущала себя как заяц в капкане. Девушка смотрела на мое лицо. Веснушки были на ее носе и у глаз.

Старик все еще плакал, тянулся пальцами ко мне.

— Великий Свет.

— Хватит, — сказала я. — Сядьте. Оставьте меня в покое.

Я посмотрела на Верана, но он быстрым движением закрыл лицо ладонями, прижал их ко рту, носу и глазам. Моквайец смотрел то на меня, то на нежную девушку в шаге от меня. Тамзин пошевелилась первой, бросила перо на столе и встала со стула. Она схватила карту Феринно и протянула ее. На пустом месте недалеко от Трех линий она написала два слова большими буквами в спешке.

«ЛАРК — МОЙРА».

— Мойра, дорогая, — сказал сдавленно сиприянин. — Ты — моя дочь. Ты — сестра Элоиз. Тебя украли у нас в Матарики пятнадцать лет назад. Помнишь это? Мы тебя искали, твоя мама и я — мы искали годами.

Я посмотрела на Верана, не понимая, почему никто не прерывал этот бред. Веран должен был знать правду. Тамзин знала меня меньше дня, и она была голодной и не в себе. Остальные меня раньше не видели. Но мы с Вераном путешествовали почти шесть дней, и он такого не говорил.

Хотя… может, потому он настаивал, чтобы я прибыла в Пасул?

И где был Сайф?

Волоски на моей шее встали дыбом.

— Это глупо, — сказала я. — Веран, скажи им прекращать. Я думала, у нас были дела.

Он пошевелился, но лишь убрал ладони ко рту, глядя на меня поверх пальцев.

Старик вытер мокрые щеки, а потом снова коснулся меня — поймал мою ладонь руками.

— О, Мойра… любимая. Ты почти не изменилась. Ты так похожа на сестру, на мать. У тебя все еще есть тот смешной круг веснушек на животике? Мы на нем учились считать.

«Раз, два, три, четыре, пять, шесть».

Он склонился, и я ощутила запах кофе и корицы.

Я развернулась, вырвала руку из его хватки и сделала три шага к двери. Люди закричали за мной, но я открыла ее ногой и закрыла, не дав никому меня коснуться. Я прошла по крыльцу и под дождь. Крыс поднял голову у копыт Джемы. Лошадь Верана стояла рядом с ней у столбика. Он бросил ее в спешке, ее поводья сползли со столбика и лежали в луже.

Прямоугольник желтого света упал на грязь, делая мою тень длинной. Голоса зазвучали, кричали то чужое имя, кричали мне остановиться. Голос старика был громче всех, но с ним кричала и девушка, голос был юным и милым, без хриплых ноток пустыни.

Я не остановилась и не повернулась. Я сорвала поводья Джемы со столбика и запрыгнула на ее спину.

Плеск, и ладони сжали мое колено.

Мне надоели прикосновения, когда я этого не хотела. Я ударила твердым носком сапога. Веран отдернул руку, схватился за локоть.

— Ларк, стой. Прошу, подожди, — он смотрел на меня, и я видела, что он искал взглядом. Я напряглась. Я не хотела, чтобы он искал потерянную принцессу в моем лице.

Он понимал эмоции на моем лице лучше меня, потому что посмотрел мне в глаза.

— Я не знал, — сказал он. — Клянусь, Ларк.

Старик вышел, направился ко мне, протягивая руки. Я быстрым движением вытащила меч из ножен, подняла выше. Веран отскочил, вздрогнув.

Я опустила меч и шлепнула по крупу его лошади.

Кьюри вздрогнула и бросилась по дороге к верхней части города, поводья развевались. Веран развернулся, глядя ей вслед, а потом повернулся ко мне, раскрыв рот:

— Стой! — выпалил он.

— Нет! — я вернула бандану на нос и сжала бока Джемы. Она бросилась вперед, разбрасывая грязь. Крыс побежал за мной.

— Стой! — кричал Веран за мной. — Ларк, стой!

Я не остановилась, а он не мог погнаться. Джема разогналась, и мы помчались мимо таблички Пасула в пустыню, пригибаясь под бушующим небом.


46

Веран


О, Свет. О, Свет.

О, благословенный Свет.

Я смотрел на табличку, стоя по лодыжки в грязи, а Ларк скрылась за дождем. Я сжимал дерево, тяжело дыша. Вода стекала с меня. Снова раздался гром, молния ударила по земле, но Ларк пропала.

Плеск за мной, и Ро поравнялся со мной. Я прижался спиной к табличке, но он уже не злился. Его глаза были широко открыты, будто разрезаны. Мама так говорила, но я теперь видел, как это.

Он глядел вперед, в дождь. А потом повернулся ко мне.

— Я не знал, — выдохнул я. — Я не понимал. Я н-не видел ее полное лицо. Она всегда была с черной краской на лице и банданой, — или я был в припадке… или на ней ничего не было. И всегда было это проклятое солнце…

Я представил лицо Элоиз рядом с лицом Ларк. Одно было гладким, без шрамов, с круглыми щеками, сияющими глазами, с нежной смуглой кожей. Другое… грубое, с впавшими щеками, с загорелой кожей и молнией в глазах. Нежные кудри, длинные пряди, отличающие золотом. Но я видел тот же изгиб носа, веснушки, карие глаза… глаза Ро…

Я был ужасным дураком.

— Куда… куда она… — голос Ро был разбитым, словно слова не могли соединиться.

— Она убежала, — сказал я. — В пустыню.

Он сделал пару шагов вперед, словно хотел погнаться за ней пешком. Но остановился раньше, чем я придумал, что сказать, а потом звук за нами заставил нас обернуться.

Дверь почтовой станции была открыта, три фигуры стояли на фоне света. Впереди, почти у края крыльца, стояла Элоиз, ее платье трепал ветер.

Ро повернулся и побежал к крыльцу. Я следовал за ним, грязь ловила мои сапоги. Мы приблизились, и Ро махнул рукой Элоиз, пытаясь отправить ее внутрь, но она не поддавалась. Она обвила себя руками и дрожала.

— Папа… — выдохнула она, когда мы смогли ее слышать.

— Внутрь, — прохрипел Ро. — Внутрь, Элоиз.

Мы прошли в дверь мимо Яно, глядящего на улицу.

— Стражи близко, — сказал он, и я поравнялся с ним и посмотрел на склон.

Я проследил за его взглядом на всадников, появившихся среди дождя. Молния сверкала на металле шлемов.

Тамзин сжала его рукав и потянула его внутрь. Мы собрались на пороге. Управляющая почтой поправляла стулья, отлетевшие мгновения назад, но от одного взгляда на шок на наших лицах она передумала ругать нас.

— Я поеду за ней, — сказал Ро, сначала ни к кому не обращаясь, а потом повернувшись к Элоиз. — Я поеду за ней. Оставайся тут…

— Папа, стражи, — прошептала она. Она промокла от дождя и все еще дрожала. Я вспомнил об угрозе тюрьмы, если мы не покинем Моквайю к концу часа, и вдруг согласился с одним — ей нужно было покинуть Пасул.

— Тогда бери карету, — сказал Ро. — Вы с Вераном поедете как можно дальше до ночи, потом отправитесь к Каллаису. Пусть Кольм напишет твоей маме…

— Я пойду за ней, — сказал я.

— Нет.

— Ро…

— Нет, — в его голосе была агония. Он невольно прижал ладонь к стене, словно вдруг ему потребовалась опора.

— Я знаю, когда она ушла, — я сглотнул. — Я знаю место. Вы не сможете отыскать ее лагерь, но я могу. И… она знает меня.

Значение повисло в воздухе.

Она знает меня.

Она не знает вас.

Что-то близкое к ужасу мелькнуло на лице Ро. Я прикусил губу, но смотрел ему в глаза. Я судорожно вдохнул.

— Я поеду. Оставайтесь с Элоиз и напишите королеве Моне.

— Твои родители…

— Не узнают, пока я не вернусь, — сказал я. — Скажем, что я сбежал. И я сбегу, если посадите меня в ту карету.

Лицо Ро исказилось — я поступал ужасно, да — но он не успел ответить, Элоиз закашлялась, явно давно подавляя приступ. Она согнулась, закрыв ладонями рот, пыталась вдохнуть. Мы с Ро схватили ее за плечи.

Яно прислонялся к окну, в стекле отражалось его встревоженное лицо.

— Они у перекрестка.

— Нет, — сказал Ро никому и всем нам.

Тамзин отошла от нас, но не к окну, а к управляющей, взяла по пути перо и чернила.

Элоиз сделала пару вдохов и выпрямилась, прижимая ладонь к груди. Я подпер ее плечо своим и посмотрел тепло на Ро.

— Я могу это сделать. Я уже раз сделал, дайте сделать еще раз.

Хотя Ларк, наверное, ненавидела меня и не будет больше мне доверять.

— Нет, — сказал он. — Это опасно.

Элоиз выпрямилась и взяла отца за руку.

— Всем нам опасно, папа, — прошептала она, к моему шоку, поддержав мою сторону. — Ты нужен мне в этом пути, — она с трудом вдохнула, но продолжила. — Нам нужно добраться до Каллаиса и написать маме. Она должна знать. Отпусти Верана.

Он повторил «нет», но без звука. Он смотрел на Элоиз, словно не видел ее.

Я понял, что он выбирал. Выбирал ребенка. Потому что я глупо не понимал, кто был передо мной.

О, Свет.

Тамзин тихо свистнула, пока общалась с управляющей с помощью пустой страницы. Она поманила Яно, тот отошел от окна к ней. Она сунула руку во внутренний карман его плаща и вытащила горсть монет. Она опустила их на журнал управляющей. Женщина посмотрела на них, подсчитала деньги.

— Хорошо, — сказала она. — Одна лошадь.

Тамзин постучала по журналу с грозным лицом, хоть не произнесла ни слова.

— И вас тут не было, — согласилась женщина с поклоном. — Никого, кроме двух путников с Востока, взявших карету.

Тамзин удовлетворенно кивнула. Она записала еще пару строк, оторвала край страницы и поднесла ко мне.

СОЭ УРКЕТТ

ЛЕСНОЙ ПОСЕЛОК ВЕЛИКАНШИ

— Туда вы отправитесь? — спросил я.

Она кивнула. Я взглянул на Ро. Я еще не сказал, вернулись в Моквайю или Алькоро. Если, конечно, я догоню Ларк, и она не убьет меня на месте, и если я уговорю ее вернуться со мной.

Вероятность успеха была низкой.

— Я должен сначала найти Ларк, — сказал я. — А потом…

Снаружи из-за дождя послышался новый звук — копыта стучали по грязи, звенели голоса. Тамзин кивнула и сжала мой локоть, потянула Яно к боковой двери. Управляющая отвернулась, убрала монеты в ящик, игнорируя нас.

Ро, казалось, задерживал дыхание последние три минуты. Я оглянулся на него, и он выдохнул.

— Она — моя девочка, — сказал он таким сдавленным тоном, каким я его еще ни разу не слышал.

— Я обещаю, — сказал я. — Она умеет выживать лучше, чем любой из нас. Дело не в том, будет ли она в порядке. Дело в том, успеет ли кто-нибудь добраться до нее раньше, чем она скроется. Как только она доберется до своего лагеря, она не останется там надолго. Прошу, Ро. Позаботьтесь об Элоиз, как она сказала.

Он прижал ладонь к груди, словно его сердце в прямом смысле разбивалось.

— Я не могу сказать «да», — сказал он, его дыхание дрогнуло. Он не продолжил. Я понял, что, может, и я был частью этого единства — он злился на меня, но, если со мной что-нибудь случится, он будет отвечать за это.

— Тогда не говорите, — быстро сказал я. — Просто садитесь в карету. Уезжайте до колоколов.

Он не двигался, не моргал.

Стук на крыльце, и Элоиз вдруг повернулась к боковой двери, зацепила рукой мою руку. Я споткнулся, шагая рядом с ней, оглянулся на Ро, гадая, задержит ли он стражу, или он будет стоять, застывший и разбитый.

Элоиз вывела меня из яркого здания в лабиринт карет в тени. Она хрипло дышала.

— Мне нужно ехать, Элоиз, — я сжал ее руку. — Прошу, заботься о себе.

Она сжала в ответ, но не отпустила. Она повернулась ко мне и сжала кулаком мою мокрую тунику. Я опустил ладонь поверх ее, не зная, была ли ее хватка агрессивной. Ее глаза блестели в полоске света лампы — глаза Ларк. Я был слишком занят восхищением ею, что не заметил глаза, какие были всю жизнь у моей подруги?

— Я все еще на тебя злюсь, — хрипло прошептала она. — Но буду злиться сильнее, если ты умрешь.

— Я не умру.

— Ты не можешь этого обещать, — сказала она. — Так что не надо, Веран. Я позабочусь о папе, а он — обо мне. Я была еще маленькой, чтобы понять, что случилось с ним после Матарики, а теперь знаю. Это его убьет, если это пойдет не так. Если ты не найдешь ее, или если один из нас умрет в пути…

— Не надо, Элоиз. Не говори этого, — Элоиз не могла умереть. Не могла. Не могла.

— Шанс есть, Веран. Не делай вид, что это не так. Я уже боролась с лихорадкой в прошлом, как и ты — с припадками, но удача теперь против всех нас, — она покачала головой, пальцы дрожали на моей тунике. — Просто вернись живым. Оба. Не, — она накрыла другой ладонью мой рот. — Не обещай. Ты не можешь. Просто сделай это.

Я кивнул за ее пальцами, а дверь скрипнула, больше света упало на кареты. Из дома донесся голос, спорящий на ломаном моквайском, полный эмоций.

— Я иду, смотрите. Да, с моей дочерью.

Элоиз толкнула меня за темные кареты, повернулась к маленькой карете, ждущей под дождем. Я не ждал, пока они загрузятся, а пошел вдоль рядов карет к дальней стороне улицы.

В городе было больше стражей, они стучали в двери гостиниц, требовали записи постояльцев. Но тревогу никто не поднял, не было криков, так что Яно и Тамзин, видимо, успели ускользнуть. Пока что. А я прошел шесть переулков, прокрался на носочках по крыше магазина и заметил Кьюри. Я пробежал под дождем и забрал ее из центра города. Буря, к счастью, заглушит звуки, если, конечно, не утопит нас.

Я обошел Пасул по периметру, а потом добрался до нужной стороны. Я онемел от холода, ощущал усталость, и я почти слышал крики мамы:

«Слушай свое тело, — кричала она, шептала она, сжимая мое лицо ладонями. — Твое тело умнее твоего мозга. Оно говорит, что тебе нужно. Слушай, Веран. Слушай его».

Но я не мог сейчас. И я не мог слушать голову. Я не знал, что слушал. Правда о Ларк выбила меня из колеи.

Я надеялся, что мама и папа поймут. Надеялся, что они не станут винить Ро. Надеялся, что он будет в порядке, что Элоиз будет в порядке.

Я надеялся, что у меня еще не кончилась удача.

И Ларк…

Я не знал, какой была моя надежда тут, и я погнал Кьюри вперед. Она устремилась по лужам равнины.

Мы неслись обратно в Феринно.


47

Тамзин


Яно остановил лошадь на выступе с видом на Пасул. Мы едва успели выбрать лошадь, не смогли прикрепить седло, так что мы ехали на старой кляче с одной попоной под нами. Но я была легкой, а бедное создание казалось достаточно крепким, несло нас по тропе. Буря утихала.

Мы замерли на миг, глядя, как тучи уходят в пустыню. Порой молния устремлялась с неба к земле.

— Свет, надеюсь, они будут в порядке, — сказал Яно. Он сидел передо мной, и я держалась за его пояс. Я опустила голову на его лопатку, глядела на небо и рассеянно теребила янтарные бусы моего свободного су-ока.

Он повернулся на спине лошади, чтобы окинуть меня тревожным взглядом. Стало светлее, ранний закат озарил тучи, оставшиеся на западе. Его мокрая кожа и волосы были с отблесками красного и оранжевого.

Текконси. Уркси. Энергия. Удовлетворение.

Я это не ощущала.

Он погладил мою щеку большим пальцем. Он провел пальцами по моим коротким волосам.

— Тамзин… Мне так жаль.

И мне. Я не знала, как выглядели наши отношения, мост между нами. Казалось, опоры сгорели, и остался только дымящийся скелет, который мог вот-вот рухнуть.

Как скоро радость воссоединения рассеется?

Он взял мою ладонь и прижал мои пальцы к своим губам, закрыв крепко глаза. Когда он открыл их, свет поменялся, как часто бывало в окошке темницы. Он из красного стал золотым, цвета декуаси.

Новое начало.

Это, наверное, было уместным, хотя начало звучало утомительно.

Он сжал мои пальцы снова, отпустил их и развернулся.

— Еще день по скалам, другой — до Великанши, — сказал он. — Нужно быть осторожными на дорогах. Уверена, что Соэ еще живет там?

Я была уверена. Я три года назад делила комнату с ней и дульцимером, но навещала ее день на пути в Виттенту недели назад, перед катастрофой. И другими моими вариантами были дома в Толукуме, а нам было опасно полагаться на них. Я кивнула.

— Хорошо. К Соэ. Скажешь, когда нужно остановиться?

Я похлопала по нему в подтверждении. Он выдохнул и направил лошадь вперед.

— Надеюсь… — начал он и притих. Мы покачивались от шагов лошади, пока она переступала раскрошившееся бревно.

— Надеюсь, мы разберемся в этом, — сказал он.

Я провела указательным пальцем по его спине, чертя новые буквы.

МЫ СПРАВИМСЯ.

Он выпрямился.

— Прости, пропустил…

Слишком сложно. Я исправилась.

Я СМОГУ.


48

Ларк


К полуночи буря сдалась пустыне, словно ее и не было. Полумесяц резко светил, озаряя булыжники и канавы, и я замечала их и огибала. Но свет был не таким ярким, чтобы было видно мой след. За это я была благодарна. Так тот, кто поехал за мной, будет знать лишь общее направление, а не дорогу, которую я прорезала через равнины.

Крыс скулил в седле. Ему не нравилось быть на спине Джемы, но он отставал, и я не могла замедляться из-за него. Он заерзал в моей хватке.

— Все хорошо, — я попыталась почесать его за ухом, но не могла поднять руку, иначе он сбежал бы. — Все хорошо.

Нет. Джема едва шагала, спотыкалась — вскоре придется остановиться и дать ей отдохнуть. Я не хотела останавливаться, потому что тогда поток воспоминаний, от которого я убегала, догонит меня, захлестнет и унесет. Это было как потоп в каньоне — это происходило быстро, без предупреждения. Камень обваливался, и волна воды с обломками устремлялась к земле.

Идем со мной.

Все могло бы быть иначе.

Джема запнулась об камень, и я сжала луку седла. Картинки, которые я подавляла, покалывали разум — странный сиприянин бросался ко мне, протягивая руки. Милое и гладкое лицо девушки, веснушки, ресницы и мягкие изгибы. Пронизывающий взгляд Тамзин. Потрясенный Веран держался за лицо. То имя, которое бросали в меня, надеясь, наверное, что оно прилипнет.

Запах кофе и корицы, горячий напиток в керамических кружках с позолотой.

Я встряхнула себя и шлепнула по жилетке. Я не могла избавиться от этого запаха. Он был сильнее намокшего шалфея и влажной земли, запаха лошади, собаки и старой кожи, запаха моих кожи и волос, моей банданы, которая была влажной и темной, запаха краски на моих щеках. Все, чем я была, чему доверяла, утонуло.

Джема снова споткнулась, и я сжала ее бока сильнее, чем хотела.

— Вперед, — сказала я. — Прошу, Джема, еще немного дальше.

Она фыркнула и зашагала чуть быстрее, опустив голову. Мой желудок подпрыгивал от каждого утомленного шага.

Три линии. Это был мой единственный шанс. Я уложу Розу на вола, Седж будет его вести, а Уит с Андрасом поедут на Копуше. Лила сможет взять Молл на Джему, и я буду идти с Сорняком. Мы не успеем собрать все вещи, взять с собой угли. Мы бросим все — каменные стены, глубокую впадину воды, которая не пересыхала. Мы отправимся на север, в долины. Они подумают, что я поеду на юг или восток, на знакомые земли, но — нет. Мы найдем себе место среди лугов с бизонами или дальше, где жили волки, и трава превращалась в осыпь, а деревья пропадали. Где-то, где никто и никогда нас не найдет.

В сотый раз я задумалась, где был Сайф — он был в Пасуле или не добрался до него? Он заблудился, поранился или его убили в пути? В сотый раз я задумалась, была ли Роза еще жива, или она умерла от этого ужасного решения оставить ребят одних?

В сотый раз я проклинала Верана Гринбриера.

Крыс снова заскулил. Неподалеку одиноко и горестно выл койот, может, ждал ответа, но не получал его. Я дрожала от звука, и ветер холодил еще мокрую одежду.

— Дальше, Джема, — попросила я. — Еще немного.


ЭПИЛОГ


В замке в Толукуме той ночью не отдыхали.

Королева Исме стояла в своих покоях, сжимая алый халат у горла и слушая, как ее личный страж нервно докладывал, что принца Яно или восточного переводчика все еще не было обнаружено.

Кимела Новарни сидела перед зеркалом, крутя голову, выбирая украшения для дебютного выступления, которое она хотела устроить, несмотря на внезапное исчезновение принца.

Министр Кобок расхаживал по ковру перед камином в своей комнате. Он прогнал всех слуг и забросил сложный вечерний ритуал. Он порой поглядывал на коробочку на камине и шагал быстрее.

На много этажей ниже госпожа Фала пыталась сосредоточиться на списке чистящих веществ в кладовой, но мысли уходили к этажам выше. В замке столько всего изменилось за короткое время, и работа, которая казалась безопасной, теперь грозила опасностью из-за каждого угла.

В остальном замке коридоры гудели приглушенной активностью. Девушка спешила от камина к камину, убирая пепел в ведро. Мальчик чистил цветную плитку у корней кедров. Снаружи уборщик стекла замер во время опасного подъема, поднял мертвого воробья с подоконника и убрал в мешок на поясе к нескольким другим.

Отдыха не было.

Работа не прекращалась.

Загрузка...