Сегодня — красный день календаря. Потому что приезжает мусоровоз. А тётя Лена всегда обводит на календаре день, когда вывозят мусор, красным карандашом, чтобы не забыть выставить за калитку чёрный мусорный мешок. У всех калиток сегодня такие же огромные мешки, как будто с утра намело небывалые чёрные сугробы.
Только у забора Дудкиных вместо сугробов высились пирамиды из цилиндрических банок с ручками. А рядом стоял Ник. В возмущённой позе, руки в боки.
— Это ж краска! — воскликнул он, когда Соня с Сеней к нему подошли. — Почему её выбрасывают?
— Может, она просроченная? — Сеня близко-близко разглядывал расплывчатые цифры на крышке. — Точно, ещё позапрошлой зимой срок годности истёк.
— Подумаешь! Краски от просрочивания становятся только лучше! Они чем старее, тем дороже. Вон как дорого ценятся картины старых мастеров!
Он щепочкой приоткрыл крышку. Там было доверху зелёной краски. Ник неглубоко макнул щепочку в банку. Краска заманчиво потянулась, закапала длинными каплями. Ник заглянул и в другие банки. Синяя! Красная! Белая! Жёлтая, яркая, как солнце!
— Сколько всего можно было бы ими разрисовать!.. Есть у вас тачка?
…Ник повёз тачку за дом, подальше от забора, чтобы мусоровоз не забрал спасённые краски. А из дому вышла тётя Лена:
— Я на собрание, — сообщила она. — Вернусь часа через три.
И ушла.
Услыхав, что тёти Лены долго не будет, Ник так и взвился:
— Ура! Мы раскрасим вашу дачу. Заодно сделаем вашей тёте сюрприз. Она придёт с собрания — и не узнает дом!
Соня с Сеней сомневались, что тётя Лена по достоинству оценит такой сюрприз. Она, может, вовсе не хочет, чтобы дом стал неузнаваемым!
— А чего она хочет, а? Чтобы ни за что ни про что пропадали такие чудесные краски?! Или она у вас совсем тёмная? Не уважает большое искусство?
— А ты уверен, что у нас получится большое искусство?
— А то! Дом-то во-он какой большой!
— Но раскрашивать дом — это как-то… необычно.
— Очень даже обычно, — отрезал Ник. — Мы будем играть в художников… художников… как же они называются?.. О, вспомнил — МОМЕНТАЛИСТЫ!
— Почему такое название?
— Потому что они моментально рисуют огромные картины! Есть у вас кисти? Тащите!
А сам бросился выгружать из тачки банки.
Только Соня с Сеней отыскали в сарае кисти и приставили к дому лестницы, глядь — за забором стоят Кристина, Олька и Витёк.
— Что это вы делаете?
— Мы — художники-моменталисты, — гордо сказал Сеня.
— Мента-кто? — переспросил Витёк.
Соня с Сеней подробно объяснили, кто такие художники-моменталисты. И что нельзя их отвлекать, тоже объяснили. Что они должны успеть, пока тётя Лена на собрании, раскрасить дом в духе моментального, но большого искусства. И пожелали им счастливого пути. Идите, мол, куда шли.
Не тут-то было. Эти трое как начали канючить, чтоб их тоже взяли в художники-моменталисты! Кристина сказала, что с рождения мечтает нарисовать что-нибудь большое. А Олька с Витьком, оказалось, не раскрашивают свою дачу только потому, что у их бабушки аллергия на краску. И ещё склероз. Она забывает про собрания и вечно торчит дома.
Ш-ш-ш-шух! — резко затормозил на мелкой щебёнке чей-то велик. Это приехал Лёша — зазывать Сеню на футбольный матч. Но, выслушав рассказ о художниках-моменталистах, погнал домой за кистью. И очень скоро вернулся — с Ваней и Максимом.
— А что рисовать-то? — спросил Максим.
— Да что угодно! — откликнулся Ник. — Художники-моменталисты делают так: взял краски, взял кисти — и давай малевать, что в голову взбредёт. А потом этот шедевр щёлкают из фотоаппаратов и показывают по телевизору.
Ваня признался:
— Я вообще-то рисовать не умею. У меня по рисованию твёрдая двойка. И кисти у меня нет.
— Ерунда! — сказал Ник. — Художники-моменталисты как разбушуются от вдохновения, так прямо из банок обливают стены и вообще всё подряд. И-и-и-эх! — Он изобразил, будто с размаху выплёскивает краску из банки.
Ване такая идея понравилась. «И-и-и-эх!» — и ты уже художник-моменталист!
— Ну всё, построились! — торопил Ник. — Парами! Чтобы разрисовывать дом со всех сторон!
Пары получились такие: Максим с Сеней, Соня с Олькой, Витёк с Кристиной. А Ваня — с Лёшей. Сам Ник подхватил две банки и забрался по лестнице на крышу.
Но Лёша боялся, что Ваня, разбушевавшись от вдохновения, обольёт красками не только стену, но и его самого. И, вместо того чтобы рисовать, ходил вокруг дома.
— Кто это такой красный? — спрашивал он у Ольки. — Марсианин, да? А чего он такой ушастый?
— Это корабль! С парусами!
— А это чей жёлтый хвост?
— Да это река! По ней корабль плывёт.
— А-а-а… — Лёша переходил к стене, над которой трудились Сеня и Максим. — О, классный кашалот! И река похоже получается.
— Сам ты кашалот, — отвечал Максим. — Это же вездеход!
— А это — дорога! — добавлял Сеня, малюя по стене синей краской.
Лёша заглядывал на третью стену, где рисовали Витёк и Кристина.
— А почему у вас дорога зелёная?
— Балда, это ракета.
— А это что? Дом?..
— Это портрет моего папы!
А Ванина стена превратилась в настоящий салют из разноцветных клякс. Он и в самом деле разбушевался от вдохновения, так что несколько клякс даже угодило на крышу. Да, а что же нарисовал на крыше Ник?..
Из салюта вылетала… белоснежная птица! Ник дорисовывал вокруг неё небо: плескал синей краской и с упоением размалёвывал её кистью. Только огорчался, что нельзя подняться наддачами и посмотреть, как выглядит крыша сверху.
Мимо на великах катились Богдан с Артёмом. Продолжая по инерции крутить педали, они не сводили глаз с преобразившегося дома. И чуть не въехали в забор. Бросили на траву велики, ни о чём не спрашивая, схватили освободившиеся кисти. На их счастье, углы дома оказались кое-где не закрашенными.
Ник спустился с крыши, и тут Лёша спохватился, что он голодный как волк, а собрание, наверно, с минуты на минуту закончится. Не опоздать бы к обеду! И все остальные почему-то разом вспомнили про обед и дружно разбежались по домам.
А собрание и вправду закончилось. Из-за поворота на вторые дачи показалась бабушка Дудкина. За ней шагали Платоновы, старик Скрипкин им что-то втолковывал, помогая себе жестами. Следом шли и другие соседи.
Бабушка Дудкина остановилась так внезапно, что старик Скрипкин, увлечённый разговором, на неё налетел. Поднял голову — да так и замолчал на полуслове с поднятой рукой. И соседи, шедшие следом, тоже останавливались один за другим. Последней появилась тётя Лена. Она деловито, не глядя по сторонам, шла по улице. Окинула недоуменным взглядом безмолвную толпу возле забора, толкнула калитку, сделала по дорожке шаг, другой…
И увидела дом.
Она закрыла руками пол-лица. А глаза, наоборот, раскрыла широко-широко.
— Что это? Что это?! ЧТО ЭТО?!!!
…Весь остаток дня тётя Лена сокрушалась, что, во-первых, дача превратилась в дикую невидальщину, а во-вторых, у неё растут сумасшедшие племянники. И, главное, — ЧТО СКАЖУТ ЛЮДИ?! Придётся тратить безумные деньги и заново красить не только дом, но и крышу! Она уже звонила каким-то рабочим и приценивалась. И даже сделала в одной красильной фирме предварительный заказ.
С утра Соня с Сеней уныло сидели в доме. Тётя Лена сказала, что теперь никуда не будет их пускать. Дескать, сумасшедшие, мало ли что ещё втемяшится им в голову!
Из окна они видели, как тётя Лена развешивает бельё на верёвках. И как двое незнакомцев остановились у забора. Наверно, те самые люди, про которых тётя Лена волновалась, что они что-то скажут. И люди сказали: — Можно узнать, во сколько вам обошлось оформить дачу?
Тётя Лена хотела что-то ответить, но не успела. Напротив калитки притормозил красный джип, из него выскочили еще двое, и — шасть! — к тёте Лене. И давай умолять, чтоб она подсказала им координаты дизайнера. Они всю жизнь мечтали о чём-то в таком роде и, увидав её дом, поняли, что именно об этом!
К вечеру напротив дома опять собралась толпа. В отличие от предыдущей, она отнюдь не безмолвствовала, от неё, наоборот, было полно беспокойства. Взять хотя бы щелчки, напоминающие выстрелы, или всполохи, как от взрывов, озарявшие разноцветные стены. Это стреляли вспышками фотоаппараты, которыми толпа была вооружена до зубов. Тётю Лену так допекали вопросами, как фамилия дизайнера, что она заперлась на втором этаже, прихватив припасы — чашку чая и бутерброд — на случай длительной осады.
Вздрагивая от вспышек, она заколебалась, стоит ли тратить безумные деньги и не лучше ли будет их сэкономить. Когда стемнело и толпа с фотоаппаратами рассеялась, тётя Лена перезвонила в красильную фирму и отменила свой заказ.
На следующее утро Соня с Сеней вышли на террасу… и зажмурились, ослеплённые лучом прожектора. По участку тянулись чёрные кабели. Улицу перегораживал белый фургон. И машинам, которые хотели куда-нибудь поехать, ничего не оставалось, как выезжать на асфальтированную дорогу вкругаля, через вторые дачи.
Прошло ещё два, а может быть, три дня. Соня с Сеней ужинали под аккомпанемент телевизора. «Новости культуры, — сказал телевизор, — репортаж нашего специального корреспондента».
— В одном из дачных посёлков Подмосковья неизвестный художник осуществил оригинальный проект…
И в телевизоре Соня с Сеней увидели жёлтую реку, которая превращается в синюю дорогу, которая превращается в зелёную ракету, которая превращается в салют, из которого вылетает белая птица… Да-да, показали дачу тёти Лены и дяди Кости, раскрашенную художниками-моменталистами!
— …Никто ещё не придумывал ничего подобного. Идея настолько своеобразна и неожиданна, что привлекла всеобщее внимание, — закончил специальный корреспондент.
— Поразительно… — пролепетала тётя Лена с порога.
Соня с Сеней молча переглянулись. Но и они были удивлены не меньше. Их, само собой, поразила фраза «никто не придумывал ничего подобного». Ну и тёмный же этот специальный корреспондент! Неужели он никогда не слышал про художников-моменталистов?!