Сон

Глава 12

Я сижу за письменным столом у окна. Бросаю взгляд на часы — утро уже не за горами.

За этот месяц я хорошо изучила все способы покончить собой. Под мирное похрапывание дедушки и бабушки в комнате напротив я тихонько выхожу из своей и направляюсь в ванну.

Я ищу бритву чтобы вытащить из неё лезвие, но почему-то не нахожу. Возможно, бабушка предусмотрительно спрятала опасный предмет подальше от моих глаз. Я уже думаю, а не порезать ли себя кухонным ножом, как внезапно замечаю в зеркале отражение одиноко торчащего крючка над дверным проёмом.

Я вспоминаю, что на нижней полке в шкафу хранится целый мешок разнообразных верёвок. Но для начала надо проверить, выдержит ли меня крючок. Я чуть-чуть подпрыгиваю и ухватываюсь за него рукой, повиснув на нём. Крючок срывается со стены и остаётся в руке. Жаль.

Я возвращаюсь в комнату и сажусь за письменный стол у окна. Окно — самое доступное из всевозможного. Я пишу им что-то на прощание в тетради и замечаю, как туман медленно окутывает меня пеленой.

Я закрываю глаза и шагаю ему навстречу, но… не исчезаю, а иду куда-то вдаль. Долго-долго. Пока наконец-то не обнаруживаю себя на пороге неизвестного мне дома. Я знаю, что туман здесь живет. Это его дом, как, впрочем, и все другие дома в городе. Это Город Тумана.

Я захожу в подъезд, почти на ощупь поднимаюсь по лестнице на самый последний этаж и звоню в дверь.

Я не вижу номера квартиры из-за туманной пелены, она здесь — повсюду.

За дверью раздаются голоса: «Алиса пришла!»

Дверь открывает папа:

— Заходи, мы ждали тебя…

Он проводит меня в туманную комнату к столу с белоснежной скатертью. Меня сажают по центру напротив дедушки. Рядом со мной — мама. Папа — во главе стола спиной к входной двери. Я с трудом различаю тех, кто здесь собрался, потому что их очень много, и все они — в тумане.

Я рассматриваю стол: чистые тарелки — для салата, для супа, для горячего, бокалы для вина и стаканы для сока, вилки, ножи, ложки… «Даже десертная есть» — размышляю я.

В дверь снова звонят. Папа открывает, и на пороге появляется его мама — моя французская бабушка. Она здоровается с присутствующими, хлопает меня по плечу, обходя стол, и усаживается на отведённое ей место у окна.

Все собрались. И неизвестное мне торжество начинается.

Я вижу пустые салатницы, из которых мама раскладывает по тарелкам невидимую еду. Дед разливает невидимое вино по бокалам. Кто-то произносит тост, но я не разбираю слов. И все «чокаются» пустыми бокалами, а потом берут вилки в руки и начинают трапезу.

Я поворачиваюсь к маме, что-то уплетающей из пустой тарелки, и с удивлением спрашиваю:

— Мам… Но ведь еды-то нет! Что вы здесь кушаете? Что вы пьёте?

Мама улыбается. Присутствующие по-доброму смеются над моим вопросом.

— В Мире Тумана всё иначе, Алиса… Мы ещё не привыкли не кушать и не пить… Мы делаем вид, что едим и пьём. Но в этом нет никакой необходимости, ведь у нас больше нет тел…

Они продолжают о чём-то беседовать за столом. Те, кто здесь, но ещё живы, рассказывают тем, кто уже умер, последние новости. Мне становится скучно.

— Алиса… Ступай домой… — шепчет мне мама, обнимая за плечи. — Ты можешь приходить к нам, когда захочешь… Ты же знаешь дорогу… Мы с папой всегда рады видеть тебя у нас в гостях… Ступай… Тебе пора…

Звонит телефон. Бабушка берёт трубку. Потом заходит ко мне в комнату и просит, чтобы я подошла.

Я слышу взволнованный голос папиной мамы — моей французской бабушки.

— Алиса… Ты жива? Слава Богу… Я только что проснулась и звоню, потому что я видела плохой сон. И тебя во сне…

— Я тоже видела тебя там, ба…

— Где?

— За столом. В гостях у родителей. Ты сидела спиной к окну во главе длинного прямоугольного стола напротив папы. Папа сидел спиной к двери.

— Бог мой, Алиса! А ты — посередине стола напротив дедушки, рядом с мамой?

— Да. Ты пришла после меня. Дверь тебе открыл папа.

— А ты помнишь, что было на столе?

— Конечно. Накрыт белой скатертью. Сервирован. Только еды не было.

— А потом ты спросила: «Что вы едите, если еды нет?»

— Да…

— Алиса… Сегодня воскресенье… Я хотела бы съездить с тобой в одно место, если ты не против.

Мы встречаемся в метро. И выходим в город. Молча медленно идём куда-то. Потом поворачиваем направо. И останавливаемся у входа в костёл.

— Зачем ты привела меня сюда? — отрешённо спрашиваю я.

— Алиса, я хочу, чтобы ты жила… То, что с тобой происходит, рано или поздно погубит тебя… Ты не крещёная. Твои родители тоже были некрещёными. Я — католичка. Это — самый главный костёл в Москве. Возможно, если ты покрестишься, что-то изменится. Ты перестанешь видеть такие сны. И то, что происходит у вас в квартире, прекратится. Я хочу, чтобы ты поговорила сейчас с падре. Только поговорила. А дальше — решай сама.

Мрачные своды. Органная музыка. Гулкие шаги. Всё это ещё больше погружает меня в Мир Тумана. Здесь живут призраки. Как и в нашей квартире. Ничего не изменится. Всё — одно…

Бабушка подходит к падре и что-то говорит ему на французском. Он кивает и обращается ко мне:

— Как тебя зовут?

— Алиса…

— А сколько тебе лет?

— Двенадцать…

— Ты веришь в Бога?

Падре, в длинной чёрной одежде, почему-то напоминает мне Человека в Чёрном, которого я видела у окна. Мне страшно… Что ему нужно от меня? Зачем он приходил?

Я молчу. Если Бог и есть, то он злой. И ему на меня наплевать. Он забрал маму. И папу.

Падре, не дождавшись ответа, что-то спрашивает снова.

Я с трудом отвечаю на его вопросы. Зачем ему рассказывать правду? Разве он поймёт?

Мы договариваемся, что я подумаю с неделю-другую, принимать католичество или нет.

Мне всё равно. Это ничего не изменит. Ровным счётом ничего.

Вечером мне звонит жена папиного двоюродного брата Андрея. Он служит в православном храме.

— Алиса, бабушка сказала, что вы были сегодня в костёле. Андрей может взять тебя с собой на службу в храм. Ты поговоришь с настоятелем. Но если ты не хочешь…

— Хорошо… — отрешённым голосом произношу я и про себя добавляю:

«Возите меня, куда хотите… Это ничего не изменит… Бог отнял у меня родителей… И отнимет всех остальных… Он не спасёт и меня… Потому что ЕГО НЕТ…»

Я открываю окно. Я слышу Музыку. Встаю на подоконник. Я должна была умереть тогда. Зачем они вернули меня обратно?

Музыка звучит всё громче. Я смотрю в Небо. Через пару минут я шагну в него. К маме. Внезапно я чувствую, как открывается дверь в комнату за моей спиной. Оборачиваясь, я поскальзываюсь на заснеженном подоконнике, и моя правая рука стремительно летит вниз по раме. Там висит градусник, которым измеряют температуру на улице. На какое-то мгновение он задерживает моё падение и как будто отталкивает меня назад в комнату, а сам падает вниз. Вместо меня. Бабушка неслышно подходит сзади:

— Шестой этаж — слишком низко, Алиса…

«Станцует пламя по кромке края, стирая память…»

О чём я пишу? Кто-то снова диктует мне строчки стихотворения, которого я не понимаю. Кому я это пишу. Зачем.

Уже полночь. Мне надо собирать вещи в Елабугу. Завтра, в день рождения мамы, я вылетаю к Марине Цветаевой. Везу официальную делегацию поэтов от СП на 11-ый «Цветаевский костёр».

Я была в Елабуге в свой день рождения, ровно полгода назад. Тогда мы договорились с директором мемориального комплекса о приезде нашей делегации в октябре.

Я размещаю только что пришедшее мне стихотворение на стихи. ру, зачем-то распечатываю его и добавляю к произведениям, написанным мною Марине, и выключаю ноутбук.

Мне нужно найти сейчас нечто, что можно подвесить завтра в Елабуге на Дерево Желаний. Я обещала отвести туда группу после размещения в гостинице. Моё желание достаточно примитивно — я хочу, чтобы Воланд появился в моей жизни снова.

Я очень устала. Устала слагать паззл из фрагментов, разгадывая знаки. На протяжении трёх лет я пытаюсь вернуться в «венецианский» сон, чтобы разглядеть лицо Человека в Чёрном. Тщетно. У меня нет доступа. Я не могу этот сон переписать.

Мне нужно отдать Воланду икону Святого Георгия, которая живёт у меня дома несколько лет. Возможно, когда я передам её, что-то изменится. Незавершённая цепочка событий завершится. Сценарий, прописанный свыше, проиграется так, как должно. Ведь это мой собственный страх не позволил его реализовать. Возможно, я избавлюсь от панического и совершенно необъяснимого страха этого человека.

Я не знаю точно, зачем именно нужно, чтобы он появился. Но я точно знаю, что его появление что-то изменит.

Я подхожу к полкам с Афонскими иконами. Ищу глазами Святого Георгия. И… понимаю, что икона исчезла.

«Как такое может быть? Куда она могла подеваться?» — размышляю я и обхожу квартиру в поисках иконы. Её нигде нет.

Но времени в обрез — мне нужно собирать вещи. Я достаю из шкатулки дешёвенькое деревянное колечко, окрашенное в оранжевый цвет, и тонкую цепочку. Для Дерева Желаний. И упаковываю книги заочников для подачи на конкурс имени Цветаевой. С собой я беру только что вышедшего «Хранителя», ведь часть событий книги непосредственно связаны с Елабугой.

В аэропорту мне на глаза дважды попадается серебряное православное кольцо с надписью: «ХРАНИТЕЛЬ», отлитое в необычной форме разворота книги. В начале я думала поставить на лицо обложки именно такое изображение Хранителя, как на кольце, а потом всё-таки разместила свою картинку с зодиакальными часами. Я покупаю кольцо.

В Нижнекамске нас встречает директор мемориального комплекса. Она вдруг произносит: «В этом году мы приняли решение, что открывать чтения и зажигать костёр будет один из вас, и это… Алиса… Вы не возражаете?»

Все хлопают в ладошки. Я лишаюсь дара речи.

Во время ужина в гостинице я отправляю знакомым смс-ку про оказанную мне честь. Один из поэтов, прочитавший ночью моё последнее стихотворение, отвечает: «Вот она — материализация вчерашнего стиха».

Я достаю его из сумки и показываю сидящей рядом за столиком Нине Поповой. Она читает:

— Алис, прямо мурашки по коже…

После ужина я веду группу к вечному огню. Рассказываю про Чёртову гору, виднеющуюся вдалеке, одно из Мест Силы, куда мы поедем на экскурсию завтра. Предлагаю сказать «Спасибо» нашему прошлому, сжечь (виртуально) в огне всё плохое и направиться прямиком к Дереву Желаний — загадать светлое будущее.

Мы выходим на освещённую маленькую улочку — местный Старый Арбат. Проходим вдаль. И вот они — мостик и Дерево. Дерево Желаний расположено на очень «правильном» месте — коридор реки соединяет его с Церковью, чьи купола видны здесь даже ночью.

Никого вокруг, кроме нас, нет, будто городок необитаем. Мы — группа взрослых — как дети, залезаем на скамейку, вешаем свои талисманы, шумим, радуемся, фотографируемся по много-много раз то одни, то с кем-то, то так, то сяк. Все счастливы до поросячьего визга.

Я мысленно прошу Марину материализовать Воланда. Присаживаюсь на скамейку. Откуда ни возьмись, материализуется Кот. Он начинает урчать в моих объятьях.

Ко мне подходит Нина:

— Обернись! Прямо в кадре — ты с котом на скамейке и огромный замок за твоей спиной, смотри, что на нём написано!!!

«Алиса + Марина» — читаю я, уже ничему не удивляясь.

Мы с Ниной уходим от Дерева последними. Она предлагает мне посмотреть мужское имя, которое первым бросится в глаза. Ей лично всё время попадается «Максим». Я сдаюсь первой: нет здесь такого имени…

На следующий день с раннего утра нас забирают на экскурсию по местам Цветаевой. После обеда мы заезжаем на Петропавловское кладбище, возлагаем цветы к памятнику и отправляемся на костёр.

Во дворике — столпотворение, ко мне подбегает директор, говорит, что ТВ уже давно ждёт меня на интервью, но тут же просит интервью отложить, чтобы мы смогли открыть фестиваль.

Директор представляет меня, я рассказываю про то, как оказалась в Елабуге в апреле, про «Хранителя». Читаю стих, написанный Марине полгода назад.

Мне передают огромную спичку, которую я зажигаю от свечи, и обхожу костёр по часовой стрелке, поджигая бумагу. Магическое действо совершено… Костёр горит, и его пламя неистово пляшет неизвестный мне танец.

Выходит девочка четырёх лет, читает стихи Цветаевой. ТВ забирает меня на интервью в кусты рябины. Нина тихонько следует за мной и фотографирует.

Я отвечаю на вопросы, а сама параллельно думаю о незримой нити, которая связывает меня с Мариной. Её мама умерла в детстве, как и моя. Я могла бы эмигрировать в Прагу, где она жила некоторое время. Мы не раз говорили с ней в Библиотеке Вселенной во время медитаций на семинарах Мансуровой. Издатель в названии моей первой книги перечислил её, Ахматову и меня через запятую. Я победила в «Королях поэтов», читая стихотворение, которое до этого принесло мне победу в конкурсе имени Цветаевой в номинации «Женский Космос». Чтобы пережить это лето, астролог направила меня встречать день рождения сюда, к ней, после чего я написала «Хранителя», где и в прологе, и в эпилоге, не говоря уже о содержании, неоднократно фигурирует Елабуга. Гороскоп самоубийцы. Афонская икона Святой Марины, которая держит Дьявола в одной руке, а топорик — в другой…

В заключение интервью я читаю стихотворение, которое пришло ко мне накануне вылета, когда я ещё не знала, кто будет зажигать 11-ый Цветаевский костёр.

Вечером мы сидим с соседкой по номеру в кафе, рассказываем друг другу мистические истории из жизни. Я говорю ей про Воланда. Про «венецианский сон». Про Святого Георгия. Она смеётся.

— Карма… Но мне кажется, он хоронил тебя там в прошлой жизни… Чтобы он появился снова, можешь попробовать, когда вернёшься домой, одну очень простую вещь. Элементарно до безобразия. Но лично у меня всегда работает. И никак не связано с магией.

На завтраке Нина сообщает, что вчера вечером на Дереве Желаний моего кольца уже не было. Впрочем, как и амулета ещё одной нашей коллеги по перу. Моя соседка радостно восклицает:

— Заказ принят к исполнению… Ура!

Растворилось кольцо в коридоре пространств… Перешло в иное измерении…

После очередных экскурсий мы обедаем в Музее Истории Города, в трактире. Экскурсовод — автор книги рассказов — подписывает всем свою книжку. Я прошу Наташу Осипову погадать мне по ней: 111-ая страница, 11-ая строчка сверху.

— Алис, а это — название рассказа — «Прямая линия».

Мне становится страшно. Почему-то приходит сразу же очень плохая ассоциация — остановка сердца. Когда на мониторе уже нет никаких колебаний… Спрашиваю остальных, но у них мысли исключительно светлые…

Вечером перед выездом в аэропорт я уединяюсь в кафе, чтобы написать письмо Марине. Я знаю, что она меня слышит.

Самолёт задерживают, но прилетаем практически без опоздания.

У меня раскалывается голова.

Я захожу в квартиру, включаю свет, прохожу на кухню и… Нет, этого не может быть! На кухонном столе прямо по центру рядом с ноутбуком стоит икона Святого Георгия… Та самая, которую я купила когда-то в Греции, чтобы подарить Ему, и которую я тщетно искала накануне отъезда в Елабугу.

Я сплю… Да, я просто сплю…

Я сажусь за кухонный стол и включаю ноутбук, чтобы посмотреть почту, постоянно поглядывая на икону Святого Георгия, стоящую справа на столе.

В почти невменяемом состоянии я листаю пришедшие за эти три дня письма. И внезапно обнаруживаю автоматическое уведомление от одной из соц. сетей, где я когда-то зарегистрировалась, но меня там нет:

«Такой-то Такой-то хочет добавить вас в друзья»…

Я смотрю на это письмо. На Его лицо на фотографии…

Почему всего лишь это, ровным счётом ничего не значащее, письмо, отправленное даже не Им, а автоматической системой сайта, вызывает во мне приступ дикого страха и необъяснимого ужаса? И… одновременно, притягивает, магически притягивает, завораживает, гипнотизирует, настолько, что я не могу оторваться от его фотографии, от этого письма, от его имени и фамилии…

Я жму на кнопочку «добавить в друзья».

Мне кажется, что всё это уже было со мной когда-то… Де жа вю…

И внезапно меня пронзает странная мысль: если все заверяют, что сон про похороны в Венеции — моя прошлая жизнь, потому что похороны всегда показывают предыдущие, может быть… я уже умерла?

Да-да! Я, наверное, уже умерла!!! Я вспоминаю сейчас то, что со мной произошло, видимо, какая-то часть памяти случайно стёрлась в момент смерти, и теперь я вытаскиваю отдельные фрагменты, имеющие к ней отношение, начиная почти с рождения, чтобы вспомнить всё… Вспомнить самое главное: как я умерла, отчего, почему, когда…

Вспомнить Его, Человека в Чёрном…

КТО ТЫ?