Сон в Лазареву субботу

В этой жизни, яростной и жалкой,

всё мы плачем и чего-то ждём…

Пахнет ночь сиренью и фиалкой,

пахнет липа мёдом и дождём.

Будущее — в дымке и тумане,

прошлое тяжёлый груз влачит.

Но с небес, как прежде, — слышишь, Таня? —

музыка нездешняя звучит.

Шмель в бутоне, словно брошь в шкатулке,

опьянённый музыкой, уснул,

и каштаны в Мирном переулке

тоже слышат некий тайный гул.

Что ей нужно, музыке нездешней?

Душу мучит, сердце бередит,

а в траве меж вишней и черешней

бабочка-капустница сидит.

Кто-то чистит на кухне картофель,

кто-то плавленый режет сырок…

Жизнь прекрасна, как пушкинский профиль,

проступивший сквозь марево строк.

В том, что прожито, в том, что забыто,

музыкальная скрыта струя:

даже в мелких подробностях быта

отражается суть бытия —

детство, радость, зажившая рана,

тополь в мантии, белый как лунь,

Моцарт, Пушкин, Онегин, Татьяна,

удивительный месяц июнь.