Сонеты, песни, гимны о любви и красоте

Эрот, мой Бог! Я жизнь свою кляну.

Уже и сердцем не владею боле.

Оно томится у тебя в плену,

А ты его тиранишь, не мирволя.[331]

⁵ Когда бы мог я тем облегчить долю,

То впредь любую б службу сослужил

В мечте, что стану люб тебе и мил!

Хочу умерить твой огонь презлой,[332]

Чтоб ты меня не мучил дни и ночи.

¹⁰ Я буду осыпать тебя хвалой

И к прославленью лиру приохочу

За меткость, от которой, кровоточа,

Болят сердца в аду жестоких мук.

Их тяжко ранит твой победный лук.

¹⁵ Беда, что ослабел мой бедный ум,

И это ты виновник помраченья.

Нет слов, я цепенею в путах дум,

Как мне восславить все твои свершенья?

О, если б ты укрыл меня под сенью

²⁰ Твоих легчайших и нежнейших крыл,

Тогда бы я набрался нужных сил.

Приди, приди, могучий бог Любви![333]

Покинь Венеры нежные колени[334]

И поцелуи матери прерви,

²⁵ В которых ты купаешь оперенье —

Они нектара слаще, без сомненья.

Скорей ко мне примчись благим путём

И дух зажги неистовым огнём.[335]

Вы, Музы, знаете,[336] насколько рьян

³⁰ Эрот в стрельбе — в презлом своём занятье;

Вы, нимфы, мучились от жгучих ран:[337]

В Любви слились и счастье, и проклятье.

Откройте же ему свои объятья.

Невесело Вам ныне — ну и пусть!

³⁵ Придёт Любовь — разгонит вашу грусть.

Ты, юность, пьёшь восторг влюблённых глаз,

Блистаешь, но в тебе лишь гордый холод.

Когда ты красотой пленяешь нас —

В сердцах влюблённых самый лютый голод.

⁴⁰ Грядёт твой вождь, который вечно молод.[338]

В честь нашего владыки, короля,

Священный Гимн исполнит вся Земля.

Властитель, воцарившийся в умах!

Над всеми, что ни есть — твоя держава![339]

⁴⁵ Богам и людям ты внушаешь страх,[340]

Ты выправляешь дерзостные нравы,

Злость львов и тигров — для тебя забава,

Ты слушаешь, смеясь, их дикий рык:

Кто может рассказать, как ты велик?

⁵⁰ Кто б рассказал, каков он был крепыш,

И с ранних пор неробкого десятка?

Венерой принят голенький малыш,

Рождённый от Нужды и от Достатка,[341]

И в нём была недетская повадка.

⁵⁵ Дитя навек — лишь видимость его,

Среди богов он держит старшинство.

Мир в Хаосе томился, как в тюрьме,

В нём сталкивались массы древней эры.

И лик Эрота прятался во тьме —

⁶⁰ Ни звёзд, ни солнца, ни небесной сферы.

Дремал он на коленях у Венеры,[342]

И безоружен был, и без одежд,

Но Клото[343] вдруг его коснулась вежд.

И окрылила, наделив огнём,

⁶⁵ Зажжённым от небесного горнила.

Эрот покинул свой досужий дом

И полетел, сначала через силу,

Но после высота его взманила,

И он орлом в кромешности густой

⁷⁰ Взлетел, объятый полной темнотой.

Чтоб осветить полёт его средь туч,

Венера-мать, во благо всех творений,

Вдогон послала свой прекрасный луч,[344]

И сын её отправился в паренье

⁷⁵ Сквозь мир ещё не созданный, в стремленье

Разъять всю хаотическую смесь

И космос породить прекрасный здесь.[345]

Земля и воздух, пламя и вода

Выстраивались в мощные громады,

⁸⁰ Меж ними шла жестокая вражда,

Весь мир был под угрозою распада:

С землёй сражался воздух без пощады,

Вода с огнём вела нещадный бой.

Эрот смирил их яростный настрой.

⁸⁵ Он к миру звал, в чём был всемерно прав,

Уняв вражду стихий без промедленья

И всех цепями крепкими сковав;

Он им придал порядок положенья,[347]

Чтоб своего не бросили владенья,

⁹⁰ И так же, как живые существа,

Всегда блюли соседские права.

Вот так они навек закреплены,

Его приказ исполнив в должной мере;

Теперь стихии все заключены

⁹⁵ В своей, большой иль малой, прочной сфере;

И с каждым днём они растут в размере

От каждой искры пламени его,

Что хлад бесплодья гонит из всего.

Вот так стихии движутся спокон,

¹⁰⁰ Чтобы себя размножить раз за разом,

И борются с огнём, что в них зажжён,

В чём следуют Эротовым приказам.

Но в человеке есть бессмертный разум,

Что не для страсти — вечности живёт,

¹⁰⁵ И помогает нам продолжить род.[348]

Вбирая искры горнего огня,

Был человек окутан дивным светом;

И сей благой огонь в себе храня,

Дух устремил к прекраснейшим предметам,[349]

¹¹⁰ Любить желая на земле при этом

Лишь Красоту — как дочь благих небес,

Как высший дар и чудо из чудес.

Ведь все земные тленные черты

Не получили горнего сиянья,

¹¹⁵ Как дивный луч небесной Красоты;[350]

Лишь в ней огня бессмертного блистанье,

Что в нас рождает страстное желанье

Свой слабый взгляд направить к небесам,

Сей Красотою восхищаясь там.

¹²⁰ Всевластный мальчик — редкостный стрелок,

Чьи стрелы жгучи, с острыми концами.[351]

Он, выбравши укромный уголок,

Охотится за робкими сердцами,

Пронзая их и привнося в них пламя.

¹²⁵ Он кровь сосёт и губит жизнь, как враг,

У всех убитых горем бедолаг.

К Эроту обращён их горький стон,

К охотнику, кем их сердца задеты.

Их дни пусты, а ночью тяжек сон,

¹³⁰ Им жизнь — не в жизнь, они не ищут света,

Помимо восхитившего предмета.

Лишь Светоч их Любви им важен впредь:

Узреть его, а там хоть умереть.

Тебе, Тиран, смешны и плач, и зов,[353]

¹³⁵ Ты тешишься своей игрой кровавой

Над горестью поверженных рабов.

Их смерть — твой праздник. Ты гордишься славой.

А иногда и не спешишь с расправой:

Лишь в камень превращаешь сердце той,

¹⁴⁰ Что манит смертоносной красотой.[354]

Вот так и я жестоко пострадал.

Какие я ни делаю попытки

Служить тебе как верный твой вассал,

На сердце только раны в преизбытке.

¹⁴⁵ Там места не найти для новой пытки.

А у любимой жалости — ни чуть,

Ты ей донельзя заморозил грудь.[355]

Зачем же гимн мой славою гремит,

И я вознёс тебя над небесами,

¹⁵⁰ Хотя не сосчитать моих обид:

Ты не смягчаешь сердца в милой даме,

Да и во мне не умеряешь пламя?

Ужели посчитаешь ты, что прав,

Дав волю ей, меня же в гроб вогнав?

¹⁵⁵ Но если ты и впрямь, как говорят,

Для всех отец и добрый охранитель

Живых существ, властитель верных чад,

Как вышло, что теперь ты наш мучитель,

И нас, как недостойных, притеснитель:

¹⁶⁰ Тиранишь верных слуг своих подчас,

Как тех, кто презирает твой приказ?

Тебе для славы требуется лишь,

Чтоб ты был строг и помнил справедливость;

А после — строгость лаской возместишь.

¹⁶⁵ И коль накажешь слуг за нерадивость,

В них, верно, поубавится строптивость:

За милость — станут в будущем верней.

Добытое с трудом — всегда ценней.

К небесной красоте не подступить,

¹⁷⁰ Она к греховной плоти нетерпима:

Кто предан, тот её боготворить

Готов, и верность их неколебима.

А низменным умом она не чтима,

Коль похотливым не горит огнём.

¹⁷⁵ Но это мы любовью не зовём.

Бог верности и правды для живых,

Эрот взлетит над низким вожделеньем

В чистейший мир на крыльях золотых.

А похоть с неприглядным опереньем,

¹⁸⁰ С трусливым малодушным опасеньем

Дороге в поднебесье предпочтёт

Зарыться глубже в землю, будто крот.

Для похоти милей навоз да грязь,

Чем весь простор, раскинутый над нами.

¹⁸⁵ Ей хочется зарыться вглубь, таясь,

Когда сияет солнечное пламя.

А горний свет, даря Любовь мечтами,

Её толкает из земных тенёт

Вздыматься до заоблачных высот.

¹⁹⁰ Любовь — оплот душевной чистоты.

Она, питая ненависть к порокам,

Привносит в разум новые черты,

Палит могучим пламенным потоком

И порождает мысли о высоком.

¹⁹⁵ Любуясь ими разум наш в ответ,

Как в зеркале, в них видит горний свет.[357]

В сознанье идеал запечатлён,

В мозгу звенят божественные звуки.

Мечтая, человек не насыщён,

²⁰⁰ Он, как Тантал,[358] испытывает муки,

Хоть счастье близко, протяни лишь руки...

Первоначально вспыхнувшую страсть

Уж не загасит никакая власть.

С тех пор Любовью горней полон ум,

²⁰⁵ И к ней стремится нощно он и денно

Средь радостей, надежд, забот и дум,

Постигнув, как Любовь благословенна

И рядом с нею все святыни бренны.

С Любовью трижды счастлива душа,

²¹⁰ Лишь с нею жизнь светла и хороша.

Хотя для всех желаний есть предел,

И человек далёк от счастья ныне,

Что Небеса дадут ему в удел

Небесной королевы благостыню,

²¹⁵ Лелеет в сердце он свою святыню —

Прекраснейшую из прекрасных дам.

И полон счастья, заходя к ней в храм.

У любящего в думах голова:

Как милой угодить, что ей по нраву,

²²⁰ Какие достиженья мастерства,

И подвиги, и знаки бранной славы

Его возвысят перед ней по праву.

Влюблённого не остановит страх —

В груди решимость и огонь в глазах.

²²⁵ Ты — бог, Эрот, могучий вождь его:

Ты, хоть и слеп,[360] через моря и пламя

Веди его, пусть верит в торжество,

Хоть с копьями враги, или с мечами.

И пусть он все угрозы победит,

²³⁰ Раз Ты ему дал острый меч и щит.

Пример — Леандр,[361] отдавшийся волне,

Ахилл,[362] мечи сметающий и пики,

Эней,[363] жену спасающий в огне,

Орфей, упорно шедший к Эвридике[364]

²³⁵ Сквозь гневный вой и яростные крики.

Эрот! Ты знаешь путь сквозь Рай и Ад,

Ведомые тебя боготворят.

И коль от этих рисков и трудов

У милой станет больше доброй воли,

²⁴⁰ Как радоваться любящий готов!

Он позабудет бывшие дотоле

Страдания, несчастия и боли,

Пусть даже смерть. Он умер бы опять,

Чтоб милую свою завоевать.

²⁴⁵ Но даже благосклонный видя взор,

Не будет никогда он знать покоя,

Старанья все приложит с этих пор,

Чтоб быть всегда с подругой дорогою,

Обняв её с любовью всеблагою;

²⁵⁰ И верить, он — единственный — любим,

В любви любой соперник нестерпим.

Приходит страх, пугая всё сильней,

И страждет ум от тягостных мучений.

Мелькает рой тревожащих теней,

²⁵⁵ Нарушен сон, и тысячи видений

Родятся из-за ложных подозрений.

Кто не любил, по слухам, наугад,

Не может и представить этот ад.

Боязнь и зависть порождают ложь,

²⁶⁰ И подозренья носятся кругами,

И скорбных опасений не уймёшь;

Сомнения, что вспыхивают сами,

Притворными разносятся друзьями:

А дерзостные вражьи языки

²⁶⁵ Влюблённых словно режут на куски.

И есть ещё проклятие для всех —

Червь язвенный, чудовищная Ревность,[365]

Что сердце ест, рождает жёлчью грех

И обращает радости в плачевность,

²⁷⁰ Губя восторги, счастье и душевность.

От ревности страдает сам Эрот,

Она все удовольствия гнетёт.

Вот как, Эрот, ты обставляешь вход

На небеса, чтоб шёл, глаза не хмуря,

²⁷⁵ Но с верой и любовью твой народ.

Когда сникают тучи после бури,

Блеск Солнца ярче и славней в лазури.

Ты паству сквозь Чистилище ведёшь,

А тот, кто верен, в Рай твой будет вхож.

²⁸⁰ И в том Раю божественный нектар

Их укрепит, и в мудрости, и в вере.

Там быть им, посреди небесных чар,

С Гераклом, с Гебой,[367] в доброй атмосфере,

Где встретятся угодные Венере.

²⁸⁵ И много лилий с лепестками роз

На ложа лягут[368] ровно и вразброс.

В Раю Услада — дочь твоя — их ждёт

Для ласки без греха и без укора;

И каждый на груди её заснёт

²⁹⁰ Свободным от вины или позора,

Закончив игры, полные задора.

Венера — там царица, ты там царь,

И розами украшен Ваш алтарь.

А я, Эрот, надежды не терял

²⁹⁵ И постоянно верил почему-то,

Что всем несчастьям близится финал.

И пусть со мной ты обходился люто,

Я, лишь достигну тихого приюта,

Пойму — была несильной боль моя,

³⁰⁰ И скорбь — невелика епитимья.

Я вознесу повсюду голос мой,

Я буду петь, как ангел-небожитель,

И ты тогда восславлен будешь мной

Над сонмом всех бессмертных — Вседержитель,

³⁰⁵ Мой вождь, мой Бог, мой царь, мой победитель.

Прими мой дар, о Бог мой, удостой!

Да будет эта песнь тебе хвалой![369]

Эрот, в какой меня зовёшь ты путь?

Какою полнишь яростию странной[370]

Мою любовью дышащую грудь?

Лишь усмирю я огнь твой беспрестанный —

⁵ Ты вновь творишь напор свой неустанный,

И побуждаешь свыше моих сил,

Чтоб Красоте хвалу я возносил.

Сперва я превознёс тебя, Эрот.

Теперь в честь матери твоей прелестной

¹⁰ Составлю Гимн. Настал её черёд,

Чтоб светлой красотой её чудесной,

В которой заключён весь свет небесный,

Восторг душевный вызвать у людей,

Их возвышая силою твоей.

¹⁵ Венера! Высшая богиня — ты!

Ты вызываешь мира ликованье,

Эрота мать, царица Красоты!

Вся прелесть на Земле — твоё даянье.

Ты светом, зажигающим желанье,

²⁰ Развей туман очей моих, лучась,[371]

Мой Гимн священный в честь тебя укрась.

Сей Гимн к тебе, Богиня, обращён

И к той особе, чьим лучом прекрасным

Такой огонь мне в душу занесён,[372]

²⁵ Что я горю в страдании напрасном.

О, пусть она, внимая песням страстным,

Росой любви мне облегчит юдоль

И утолит терзающую боль!

Зиждитель мира, тверди и светил

³⁰ Был тщателен в своём благом свершенье.

Всё, что ни есть вокруг, он сотворил

По своему святому представленью,

И выбрал форму после размышленья.

Не превзойти тот вечный образец,

³⁵ Который начертал себе Творец.

Тот образец, где б ни был скрыт вовек,

В дали небесной, иль во тьме пещерной,

Чтоб грешными глазами человек

Не смог его своей коснуться скверной, —

⁴⁰ Есть совершенство красоты безмерной,

Чей облик ни познать земным умом,

Ни рассказать кому-нибудь о нём.

Но всё земное, приобщаясь к ней,

И под её божественным влияньем,

⁴⁵ Становится прекрасней и складней;

Материя под этим одеяньем,

Став тоньше, поражает всех сияньем.

Небесные лучи снимают шлак,

Мешающий блистанью горних благ.

⁵⁰ Земля с приливом животворных сил

Довольно льнёт к текущей благостыне,

И сонмы духов с быстрым махом крыл

Привносят жизнь в унылые пустыни.

И всё благодаря тебе, Богиня![374]

⁵⁵ Киприда! Светит нам твоя звезда:[375]

В её лучах и ты летишь сюда.

Твоя звезда нам дарит Красоту,

Живой огонь несёт её свеченье,

И люди устремляются в мечту.

⁶⁰ Во всех, кого пленит твоё лученье

Рождается любовное томленье;

Но в стрелы сына ты влагаешь яд,

И в раненной душе творится ад.

Никчемны измышления ума,

⁶⁵ Что красота рождается из сплава

Цветов, пропорций, слаженных весьма,

Чистейших соков разного состава,[377]

Что исчезают летней тенью, право.

Иль это лишь приятнейшая смесь

⁷⁰ Из меры и порядка, там и здесь.

И есть ли в красном или белом власть

Разволновать кого-то не на шутку

И наше равновесие украсть?

Лишит ли чья-то внешность нас рассудка?

⁷⁵ Ужели наше зрение так чутко,

Что чей-то соразмерный, стройный вид

Лишает чувств и разум наш слепит?

Теперь припомним вешние цветы —

Они ярки и дивно ароматны,

⁸⁰ В них столько прелести и чистоты,

А видящим — ну, разве что приятны.

И нет такой же власти благодатной

В картинах, где видна Искусства Суть —

Любую часть блестяще подчеркнуть.

⁸⁵ Поверь, есть нечто, что сильней всего,

Что наполняет восхищеньем разум —

Я испытал и это колдовство.

Лишь в опыте познаешь раз за разом

Всю суть куда точней, чем по рассказам,

⁹⁰ Ведь Красота — не внешний вид вещей,

Что так дивит доверчивых людей.

Все щёки, что белы и что красны,

Все прелести с их запахом вербенным,

Все губы — лепестки цветов весны —

⁹⁵ Осуждены законом непременным:

Покрасовавшись, стать могильным тленом.[379]

И злато кос, и звёзды ярких глаз

Вернутся в прах, когда наступит час.[380]

Но Светоч, рассылающий лучи

¹⁰⁰ И сеющий огонь любви по свету,[381]

Пребудет вечно блещущим в ночи,

И обретёт дух жизненный[382] планету,

Которая вовек не канет в Лету.

Ей, дочери небес, пылать и впредь —

¹⁰⁵ Звезда Любви не может умереть.

Предвечный Дух, творение верша,

Считал, что жизнь лишь для любви творится,

И в свите духов первая Душа

Сошла на Землю из своей светлицы,

¹¹⁰ Неся огонь той звёздной колесницы,

Что рассевает животворный свет

С начала мира до скончанья лет.

Хозяйкой в бренном теле поселясь,

Душа полна бессмертного сиянья,[384]

¹¹⁵ Не порывая с высшим миром связь.

Она, хотя и горнее созданье,

Телесное себе воздвигла зданье,

Где стала жить, украсив этот дом[385]

Небесным кладом — ангельским добром.

¹²⁰ Откуда к нам, из-за каких завес,

Приходят души с благородной страстью?

Неся нам свет, они летят с небес,[386]

Творя себе в мирском жилище счастье,

Материю своей монаршей властью

¹²⁵ Построив так, что видит, наконец,

В ней королевы девственной[387] дворец.

Неся в себе небесный свет, душа

Спускается в прекраснейшее тело,[388]

Безгрешностью и радостью дыша,

¹³⁰ Чтоб жить в нём, облачаясь им умело,

И в чудном виде появляться смело.

Ведь форма тела создана душой,

Что формою является благой.[389]

Встречаясь с совершенным существом,

¹³⁵ В ком безупречны и душа, и тело,

Вы можете увериться потом,

Что человек прекрасен весь, всецело,[390]

И будет честен, и поступит смело.

Прекрасный вид свидетельство даёт,

¹⁴⁰ Что человек имеет славный род.

Но часто неизведанным путём,

Случайной непредвиденной дорогой,

Душа заходит в непригодный дом[391]

И страждет в той обители убогой,

¹⁴⁵ В неволе унизительной и строгой.

И там, среди печалей и тревог

Её терзает и влечёт порок.

Совсем не редкость (мне больнее всех),

Что диво совершенства без изъяна

¹⁵⁰ Оскорблено, соблазнено на грех,

И Красота, достойная осанны,

Встаёт приманкой,[392] служит для обмана,

И каждый грешник завладеть ей рад,

А, отыскав, толкает на разврат.

¹⁵⁵ Красе не нужно выставлять укор,

Виновны те, что с нею бессердечны,[393]

Лишь им, её унизившим, позор!

Её терзают и неволят вечно,

Но Красота — чиста и безупречна:[394]

¹⁶⁰ В грехе отвратна и позорна плоть,

А что нетленно — то не побороть.[395]

Вы, дамы, — будто звёздный свет в ночи,

Вы — яркий образ солнечного света;

Храните от обид свои лучи,

¹⁶⁵ Как первого отечества приметы,[396]

Не дайте им погаснуть от навета;

С рождения дана вам Благодать,

Чей след всегда должны вы сохранять.[397]

Гоните, Дамы, низменный порок,[398]

¹⁷⁰ И не дружите с грязным любострастьем,

Не слушайте коварный шепоток —

Вам станут льстить с наигранным участьем.

Поддаться лести — встретиться с несчастьем.

Те славословия сойдут на нет,

¹⁷⁵ И вслед погаснет весь ваш звёздный свет.

Зато любовь, что истинно верна,

Украсит вашу внешность новым светом

И вашу прелесть высветит сполна

Своим огнём, пылающим при этом

¹⁸⁰ От вас сильней, чтоб вашим стать портретом.

Так зеркало на зеркало глядит[399] —

И отражают тот же самый вид.

Пусть ваша красота блестит сильней

И шлёт лучи и близко, и далёко.

¹⁸⁵ На то и всё богатство Неба — в ней,

Пусть радует она любое око.

Что толку от лучистого потока,

Когда он был бы заперт, как в тюрьме,

От глаз влюблённых спрятавшись во тьме?

¹⁹⁰ При поиске любви вам даст совет

Всего верней душевное влеченье.

Избранник должен видеть горний свет

У вас внутри — вот ваше украшенье.

А грешная любовь без восхищенья

¹⁹⁵ Вам принесёт подобие войны —

Лишь склоки да упрёки без вины.

Гармония любви — небесный дар,

Союз сердец, внимающих светилам,[401]

Волнующая связь любовных пар,

²⁰⁰ Счастливых в их полете быстрокрылом,

Чтоб дальше жить в земном приюте милом

Уже не порознь, а навек вдвоём,

И помнить их сдруживший горний дом.[402]

Но если пара сложится не в лад,

²⁰⁵ Не подходя друг другу изначала,

Их жизнь пойдёт в дальнейшем невпопад,

Не так, как небо им предназначало.

Мы жаждем красоты как идеала,

Но это не любовь[403] — она сложней:

²¹⁰ За вспышкой нужен пламень посильней.

Кто истинно влюблён, того чисты

Стремленья, целомудренны желанья,[404]

Он, глядя на любимые черты,

В своём уме рождает очертанья

²¹⁵ Без пятен, и в блаженном созерцанье

Он совершенство подлинное зрит:

Свободный от изъянов плоти вид.[405]

А после согласовывает он

Внутри себя сей вид и свет чудесный,

²²⁰ Что солнцем непосредственно рождён,

И строит образ красоты небесной

В воображенье — тонкий, бестелесный,

Заполнив душу обликом благим,

И в зеркале ума любуясь им.

²²⁵ Он сложит внутреннюю красоту

И ту, что въявь глаза его узрели,[407]

И согласует с ней свою мечту,

И устремится только к этой цели,

Дабы счастливым быть на самом деле.

²³⁰ Он приукрасит, может быть, исход,

Но выбор все надежды превзойдёт.

У любящих глаза всегда острей,[408]

Они ведь зрят в любовном восхищенье

Побольше, чем глаза других людей.

²³⁵ У них одно о свете представленье —

Что им приносит тайное виденье:

Пред ними виды в красочной игре,

Подобные сияющей заре.

И там же их влюблённый взгляд узрел

²⁴⁰ Эротов боевые легионы,[409]

Что мечут в них рои огнистых стрел,

И, ранив, возвращаются сплочённо,

Противника жалея благосклонно;

Лишь улови такой отрадный взор —

²⁴⁵ И горести забудешь с этих пор.

Во взгляде милой магия видна,

И каждый, кто подвластен этим чарам,

Одной улыбкой будет сыт сполна,

Как Боги на пирах своим нектаром.

²⁵⁰ Взгляд милой обладает тем же даром.

А если и слова дополнят взгляд,[410]

То музыкой сладчайшей прозвучат.

С ней тысячами — просто без числа —

Все грации, все нимфы и наяды,

²⁵⁵ Все вьются в танце около чела.

А из-под век сверкающие взгляды —

Как вспышки звёзд небесного парада.

А губы — пышный розовый бутон,

В них радостей игривых миллион.

²⁶⁰ О Киферея![411] С бойкой суетой

Тебя служанок сотня окружила,

Все заняты твоею красотой,

Дабы она смотрящих поразила,

И всех друзей с врагами восхитила,

²⁶⁵ Чтоб ты воздвигла трон в сердцах людей,

Царя над всеми много-много дней.

Йо, торжествуй! Царица Красоты!

В своём широком верном окруженье

Вздымай бодрей свой стяг победный ты!

²⁷⁰ Пусть, глядя на тебя в благоговенье,

Тебе даруют верность подчиненья.

Хочу, чтоб хор с восторгом исполнял

Мой Гимн, что подношу я как вассал.

За это обещай, Царица, мне,

²⁷⁵ Чтоб та, чья красота навек сковала

Мне трепетное сердце, всё в огне,

Ко мне немного милостивой стала;

И я бы, став рабом её сначала,

За жизнь, что у меня она взяла,

²⁸⁰ И вновь вернула, не питал к ней зла.

Венера! Мой восторг и вечный страх!

Изящества цветок, венец творенья!

Прими мой Гимн, услышь в его словах

Мою мольбу: росою утешенья

²⁸⁵ Умерь мои несчастья и мученья.[412]

Пребудь моей богинею и впредь!

Смири свой гнев, не дай мне умереть!

Любовь, доставь меня на небеса,

Возьми к себе на золотые крылья;

Хочу оттуда видеть чудеса,

Которые творишь ты в изобилье.

⁵ Сложу я Гимн и в нём восторг свой вылью:

Спою хвалу Небесному Царю,

Он — Бог Любви, Его благодарю.

Я много пошлых песен сочинил,[414]

Теперь о них, увы, дурная слава;

¹⁰ Воспел горячий юношеский пыл

И грешные любовные забавы.

Так о любви не пишут, те, что здравы.

И я решил настроить лиру вновь

И воспевать Небесную Любовь.

¹⁵ Тебя дивил, должно быть, мой накал,

И грело это искрящее пламя.

Ты все мои ошибки сосчитал,

Но не бросайся гневными словами.

Мой жар утих. Угасшими углями

²⁰ Прикрой былые скверные стихи

От тех, кто взял в пример мои грехи.

Когда ещё Идея всех миров[415]

В материю не поместила семя,

И возле сфер не делало кругов

²⁵ На молодых беспёрых крыльях Время,

Деля часы в пространстве между всеми, —

Та Мощь, что ныне движет все тела,

Сама Любовью движима была.[416]

Себя любил Могучий Властелин:[418]

³⁰ Он был красив, (а красота любима);

И порождён Им был Наследник-Сын,[419]

Безгрешный, вечный, чистый, не сравнимый

Ни с кем вокруг него, и всеми чтимый,

Но вовсе без гордыни, и почёт

³⁵ На равных заслужил и Тот, и Тот.

Отец и Сын царили с тех времён,

Наполнив Славой горнюю обитель,

А после ими Третий был рождён,

Мудрейший Дух, святейший Соправитель,

⁴⁰ Чью власть не может никакой мыслитель

Истолковать, а мой дрожащий стих

Для этого и слаб и слишком тих.

Чистейший Светоч, высочайший Дух,

Ключ мудрости для всей небесной рати,

⁴⁵ Открой мне очи,[420] изостри мой слух,

Пролей росу небесной Благодати,

Чтоб были и слова и рифмы кстати,

И заискрилась мысль в моих стихах

О явленных тобою чудесах.

⁵⁰ Творец был добр и не жалел забот,

С любовью в сердце, искренне радея,

Чтоб множился ему подобный род;

В сравненье с Богом Ангелы — слабее,

Но были так прекрасны в Эмпирее;[421]

⁵⁵ И множились их рати без конца,

Блистая в окружении Творца.[422]

Он Ангелам безбрежнейшую высь

(Не купол неба, видимый с планеты,

Где сотни тысяч светочей зажглись,

⁶⁰ И в золоте сверкают самоцветы)

В наследство дал и в качестве завета.

Там в счастье обитает Божество,

И все они сподвижники Его.

Мильоны ангельских тройных триад,[423]

⁶⁵ Немедленно, по знаку Божьей длани,

Среди Небес взлетают без преград,

Неся слова божественных посланий;

Но в ожиданье высших приказаний

Им было чувств своих не превозмочь,

⁷⁰ И Гимн Любви там пелся день и ночь.[424]

Пусть день, пусть ночь — им это всё равно:

Лучи Господни к ним стремятся вечно;[425]

Там никогда не может стать темно,

Их дни в блаженстве длятся бесконечно,

⁷⁵ Они и беспечальны, и беспечны,

И радостны во снах и наяву,

Ни в чём не возражая Божеству.

Но Гордости не нравился покой!

И Ангелы нарушили законы,

⁸⁰ Своею недовольные судьбой.

Восставших этих были миллионы.

И, возомнив себя превыше Трона,

Ярчайший между ними Люцифер[426]

Возглавил бунт среди небесных сфер.

⁸⁵ Господь, увидев дерзостный поход,

Дохнул огнём губительного гнева,[427]

И смёл их всех с сияющих высот,

В разверзнутое огненное зево,

В Ад глубочайший,[428] в проклятое чрево

⁹⁰ Где в бездне мрака, ужаса и бед

Они теснятся, ненавидя свет.

Так первые плоды любви Творца,

Ближайшие к заоблачной вершине,

Добились лишь бесславного конца

⁹⁵ От ненависти и своей гордыни.

Гордыня и любовь — всегда врагини.

Как людям хвастать, чистотой гордясь,

Раз Ангелы и те ввергались в грязь?

Бессмертный ключ любви и красоты

¹⁰⁰ Не иссякал, он плещет неизменно;

Но так как стали небеса пусты,

Всем Ангелам, вопящим из Геенны,

Нужна была пригодная замена —

Вслед Ангелам был призван новый род,

¹⁰⁵ И корень свой он от Земли берёт.

Господь взял глину, и не веществу —

Творцу обязан Человек всецело,

Искусному святому мастерству.

Господь лепил и мудро, и умело,

¹¹⁰ И жизнь вдохнул в бесчувственное тело,

Придав лицу прекрасные черты,

Дал мудрость и небесные мечты.

Но лучшим образцом Господь был сам.

Он превратил инертное в живое,

¹¹⁵ Он дал владыку низшим существам,

По облику сравнимого с собою,

С разумною бессмертною душою.

Господь творил с Любовию, чтоб впредь

На созданное с гордостью смотреть.

¹²⁰ Но Человек забот Творца не чтил.

Как Ангелы, низвергнутые в пламя,

Он горнее блаженство распылил,

И к зеву Смерти был влеком грехами;

Его потомки сделались рабами;

¹²⁵ Им всем был уготован вечный круг

Тяжёлых, бесконечных, смертных мук.

И Бог Любви, всемилосердный Бог,

Увидел вдруг возлюбленное чадо,

Которое ценил он и берёг,

¹³⁰ Ничтожным, и в страданье без отрады,

В большой беде, как будто в бездне ада,

Притом с такой безмерною виной,

Что не откупишь малою ценой.[431]

И Бог Любви с небес, где был блажен,

¹³⁵ Где царствовал с Отцом, в своей щедроте

Спустился в мир,[432] покорен и смирен,

Как жалкий раб, в одежде хрупкой плоти,[433]

С сочувствием и в пламенной заботе,

Чтоб смертью долг людей отдать за грех,[434]

¹⁴⁰ И тем спасти от гибели их всех.

Любая плоть с рождения грешна,

Без искупленья нет ей очищенья.

Молить, чтоб прощена была вина,

Обязан сам виновник прегрешенья;

¹⁴⁵ Но, с помощью безгрешного рожденья,

Сам Бог Любви сумел облечься в плоть[435]

И стал за всех, чтоб их простил Господь.

Рождённого в невинности на свет,

Достойного лишь только почитанья,

¹⁵⁰ Его отдали, возведя навет,

Жестоким палачам на поруганье,

И те его терзали с грязной бранью.

Он был несправедливо осуждён,

Затем к кресту для казни пригвождён.

¹⁵⁵ Не описать мертвящую боязнь

И тяжесть, подавлявшую всецело

Всех тех, кто видел эту злую казнь:

И как терзали страждущее тело,

И как душа в страданиях мертвела.

¹⁶⁰ Невинный, он простил своих врагов,

Убийц, не понимавших вещих слов.

Кто б глубину тех ран измерить смог?

Кого не потрясла бы боль такая?

Кто остановит кровяной поток?

¹⁶⁵ А он всё хлещет без конца и края,

Страдающие души исцеляя,

И силясь в них заразу побороть,

Которую всегда рождает плоть.

Родник Любви![437] Царь Славы навсегда!

¹⁷⁰ Цвет благодати, чистый и пригожий!

И утренняя светлая Звезда![438]

Живейший образ, на Отца похожий,

Известный всем как кроткий Агнец Божий![439]

Чем мы оплатим всю твою любовь?

¹⁷⁵ Как оценить твою святую кровь?

Свою любовь ты отдал нам как дар,

Лишь только б мы тебя любили тоже;[440]

В ответ пылает наш сердечный жар;

Потребуй нашу жизнь взамен, о Боже!

¹⁸⁰ Но, всё равно, твоя стократ дороже.

Ты отдал жизнь и смог её вернуть,

А наша — тлен и стоит лишь чуть-чуть.

Он нашу жизнь благословил и спас,

Она из рабской вновь свободной стала.

¹⁸⁵ Придя с любовью, Он призвал и нас:

Как сам Он возлюбил нас изначала,[441]

Так требовал, ни много и ни мало,

Чтоб мы, держась обета своего,

Любили впредь и ближних, как Его.

¹⁹⁰ Но следует сперва любить Творца[442] —

Он создал нас для жизни и дерзанья.

Мы отвернулись от Его лица,

А Он простил и спас от наказанья.

И Бог Любви нам дал, сверх пропитанья,

¹⁹⁵ В своём святом причастии Себя,[443]

Чем души насыщает нам, любя.

Спасённые, теперь должны мы впредь,

Подвигнутые Господом на это,

Свою любовь на братьев простереть.[444]

²⁰⁰ Им, как и нам, дарована планета.

Их, как и нас, ждёт сень иного света.

Они, как мы, взойдут в свой смертный день

На высшую небесную ступень.

И не было бы так, но наш Господь

²⁰⁵ Велел нам жить в согласии с Заветом,

Делить во имя Бога свой ломоть,

Знать нужды всех и помогать при этом,

Быть чутким к бесприютным и раздетым.

Всё, данное собрату своему,

²¹⁰ Господь сочтёт служением Ему.

Свой подвиг милосердия Господь

Свершил, готовый к этому исходу;

Он смог в себе все страхи побороть,

Являя милость нам — простому сброду,[445] —

²¹⁵ Чтоб выказать могли Ему в угоду

Мы милосердье сирым, всякий раз

Явив любовь к Тому, Кто любит нас.

Так выйди же из грязи, о Земля!

Ты, как свинья, сидишь в ней дни и ночи,

²²⁰ Свой разум праздной негой веселя,

Скверня себя и честь свою пороча,

О Господе забыв. Подъемли очи!

И ты поймёшь, как длань Его щедра,[446]

Как много Он тебе творит добра.

²²⁵ Мы знаем, колыбель Его была

В обычных яслях на охапке сена,

Готовой для вола и для осла;

В тряпье убогом Он лежал смиренно,

Сокровищ наших горних клад бесценный,

²³⁰ Сначала пастухи к нему пришли,

Затем, кладя поклоны, короли.

И с этих пор идёт о Нём рассказ:

О скромности и правильной дороге,

О бедности, борьбе не напоказ,

²³⁵ О шествии сквозь беды и тревоги —

До горького несчастия в итоге.

Творя добро для всех и на виду,

В ответ Он получил одну вражду.

И, наконец, ничтожными людьми

²⁴⁰ Был схвачен для нечестных обвинений;

С насмешкою бичёван был плетьми,

Став целью грязных яростных глумлений;

Был коронован посреди мучений,

И между двух разбойников распят,

²⁴⁵ Израненный руками злых солдат.

Ужели б ты спокойно пережил,

И жалость вовсе душу не задела,

И кровь внутри не брызнула из жил,

Когда б ты зрел священнейшее тело

²⁵⁰ И силу зла палаческого дела?

Вина за муки Божьи — на любом.

Нам век рыдать и каяться о том.

Когда твой дух смягчится, наконец,

Впитав презренье к суетным пристрастьям,

²⁵⁵ Узри, как много дал тебе Творец;

Молись Тому, Кому обязан счастьем;

Проси Царя не обделять участьем;

Люби Творца и далее гряди

С Его священным образом в груди.

²⁶⁰ Люби Его всем сердцем, всей душой,

Прими Его заветы и ученье,

И пусть любовью мир прельщён другой —

Причудой плоти и воображенья —

Её отвергни ты без промедленья,

²⁶⁵ И беззаветно возлюби Творца,

Как Он тебе был верен до конца.

И ты поймёшь, что дух твой навсегда

Объят огнём великого желанья,

И что тебя влечёт Его звезда;

²⁷⁰ В тебе зажжётся дивное дерзанье

Его любить в сердечном ликованье;

И ты, узрев любезный образ в Нём,

Уже не станешь думать о земном.

Потом, земных страстей своих стыдясь,

²⁷⁵ На славу мира,[449] что зовут чудесной,

Ты взглянешь чистым взором, как на грязь

В сравненье с блеском Красоты небесной,

Чей луч смущает весь задор телесный,

И, оставляя дивный яркий след,

²⁸⁰ Слепит глаза, но духу дарит свет.

И ты с восторгом станешь размышлять

О Боге, мудро правящем Державой,

Соединившим Мощь и Благодать.

Ты будешь упоён сей чистой Славой,

²⁸⁵ Представленной Идеей величавой[450] —

Небесная Любовь зажжёт твой пыл

От этих горних пламенных светил.

Своим безумством мысли восхищён,[451]

Прекраснейшие виды созерцая[452]

И образы того, что создал Он,[453]

Чья Красота восторги порождая,

⁵ Зажгла любовь к небесным духам Рая,

Хочу воспеть всё то, что я постиг

Но слаб мой дух и робок мой язык.

О, Величайший Всемогущий Дух!

Твой разума и знаний дар — бесценный![454]

¹⁰ Влей в грудь мою (не будь к моленьям глух!)

Свет истины Твоей, всегда нетленной, —

Я смертным покажу сей луч Священной

Бессмертной Красоты,[455] что здесь с Тобой,

И что я зрю с восторгом и мольбой.

¹⁵ Желаю, чтобы зрелище Небес

В сердцах людей рождало трепетанье

И радость от прекраснейших чудес,

Чтоб возникало горнее желанье

Тех образцов, дабы подняться к знанью,[456]

²⁰ И свято возлюбить Его черты —

Источник вечный горней Красоты.

Окинув взглядом этот низший мир,

Доступный для людей, хочу начать я

Подъём порядком должным[457] сквозь эфир,

²⁵ Чтоб напитаться Божьей Благодатью.

Как юный сокол научусь летать я:

Вот он крылом дрожащим землю бьёт,

Вздохнул свободно и стремит полёт!

Взыскуя красоты, впери свой взгляд

³⁰ В устройство мира — не жалей стараний,

Ищи во всём порядок и расклад;[458]

Здесь бесконечное число созданий —

Всех видов, и не вспомнишь их названий.

Господь был добр, всем тварям угодив,

³⁵ Любой их род по-своему красив.

Земля — средь Моря, на столбах опор,[459]

Окручена могучими цепями.

Над нею Воздух, весь его простор

Повсюду плотно окружён Огнями,

⁴⁰ И смертным неподвластно это пламя.

Вселенная Творцом ограждена,

Её хранит хрустальная Стена.[460]

На взгляд с Земли, быть может, мнится нам,

Всё тянется к светлейшему священству,

⁴⁵ Отсюда, снизу — ближе к небесам,

К чистейшей Красоте и совершенству,

Как будто в том для всех стихий блаженство:

Вода — неспешно, Воздух — поскорей,

Быстрее всех Огонь стремится к ней.[461]

⁵⁰ Смелей вглядись в сияние красот,

Что движутся вблизи жилища Бога.

Зовут то место люди — Небосвод,

Там звёзд, как на лугу — травы, так много,

Что нет милей и праздничней чертога.

⁵⁵ И Царь всех звёзд на небе блещет днём,

А по ночам Царица правит в нём.[462]

Нет зрелища прекраснее светил —

Ни на Земле, ни в далях Океана.

Кто б вынес и очей не отводил

⁶⁰ От яркой головы их Капитана?

Лишь Солнцу впору честь такого сана.

Нет звёзд, чтоб в чём-то Солнце превзошли,

Зато все краше Моря и Земли.

Ту высь, что дальше, закрывает мгла,

⁶⁵ Там небеса, где не нужны светила,[463]

Их яркость наше Солнце превзошла,

И все на свете звёзды перекрыла.

Но людям разглядеть их не под силу:

Их красота — для ангельских зениц,

⁷⁰ Их протяжённость — вовсе без границ.

Все небеса, рождённые вокруг,

Что Перводвигателю лишь подвластны,[464]

Включаются в его обширный круг,

И он им помогает ежечасно,

⁷⁵ Чтоб стали они более прекрасны —

Дойти до величайшей высоты

В стремлении достигнуть Красоты.

Прекрасны небеса, где без препон

Творца перед собою лицезрел,[465]

⁸⁰ Витают праведники всех времён,

Попавшие навечно в Эмпиреи.

Где рождены прекрасные Идеи,

Которыми любуется Платон,[466]

Где горний Разум Богом был рождён.[467]

⁸⁵ Прекрасней Небеса, где правят бал

Все Силы, и державнейшие Власти,

И каждый смертный Князь для них вассал,

Прося у них защиты от напастей;

Ещё прекрасней там, где нет несчастий:

⁹⁰ Престолы и Господства с тех Небес

Землёю управляют без словес.

А выше мчат на крыльях золотых

Прекрасные собою Херувимы;[469]

Там светом превосходят всех других

⁹⁵ Сияющие вечно Серафимы;[470]

И, краше их, стоят несокрушимо

Архангельский и Ангельский отряд,

Приказов ждут и ловят Божий взгляд.

Все небеса блистают красотой,

¹⁰⁰ Но выше всех — краса их Господина,

Она поспорит с дивною мечтой.

Хоть слейте все красоты воедино,

Его краса — воистину вершина.

Но сможет ли греховный мой язык

¹⁰⁵ Живописать того, кто так велик?

Итак, смолчу о Божьей Красоте.[471]

Она безмерна. Мы знакомы с нею

По каждой созерцаемой черте —

Нет ничего прекрасней и святее:

¹¹⁰ В Нём Истина, Любовь, Он всех Мудрее,

Он Мощь и Благодать, Он Милосерд:[472]

Он явлен в сочетанье этих черт.[473]

Дела Господни зримы каждый день,

Как в зеркале,[474] как в оттиске печати,

¹¹⁵ А лик свой от людей он спрятал в тень —

От низшей твари и от высшей знати.

Господень лик — в Господней Благодати:

Тот вид никто не вынесет в упор,

Ведь Ангелы — и те отводят взор.

¹²⁰ Мы, страха перед Солнцем не тая,

Когда оно стреляет в нас лучами,

Отталкиваем прочь их острия.

Но смеем ли поднять глаза на пламя

Господнего Величия над нами?[475]

¹²⁵ Пред Богом меркнет Солнце, а Луна

В Его лучах, как искорка, скромна.

Так как же нам увидеть Божество?

Нам надо созерцать его творенья,[476]

В которых столь прекрасно естество.

¹³⁰ И в них, как в медных книгах, без сомненья,

Мы прочитаем в светлом восхищенье

О благости Его и красоте,[477]

О дивной справедливой доброте.

С восторгом глядя в голубую высь

¹³⁵ И видя благодатные высоты,

Туда на крыльях мысли унесись.[478]

Из мира тьмы, где дух томят тенёта,

Взлети орлом, рождённым для полёта.

Очисти взор от немощи слепой

¹⁴⁰ И впейся в Солнце славы[479] над собой.

С поклоном у подножья бросься ниц,[480]

Как трепетный слуга к ногам вельможи.

Смотри не опали своих ресниц.

Не смей поднять свой взор, шепча: «О Боже!» —

¹⁴⁵ На грозный лик, чтоб Он не глянул строже,

Чтоб не был ты, когда посмотрит Он,

Немедленно в ответ испепелён.[481]

Пред местом милосердья[482] упади,

Пред Ним прикройся Агнца чистотою[483]

¹⁵⁰ От гнева и грозы в Его груди;

Он с праведностью правит пресвятою

Здесь на Престоле, чьи вовек устои,

Что твёрже и прочнее в сотни раз,

Чем сталь и бронза, или же алмаз.

¹⁵⁵ А Скипетр в Его руках — закон,[484]

На страх врагов он в прах сожжёт любого;

Его страшится яростный Дракон;[485]

Бог правит справедливо и сурово:

В Его суде лишь Истина — основа;

¹⁶⁰ Он излучает чистый яркий свет[486] —

Сиянье правды, славы и побед.

Свет Божий — ярче, не в пример тому

Сиянию из головы Титана,[487]

Которое преобразило тьму:

¹⁶⁵ Впервые свет забрезжил средь тумана.

С тех пор в природе стало постоянно

Расти число прекрасных образцов,

Загадок для пытливых мудрецов.

Но Божий свет, сияющий сейчас,

¹⁷⁰ Горит ясней, с тысячекратной мочью,

Он краше и чудеснее для нас.

Бог видит все дела людей воочью

И знает наши думы днём и ночью,[488]

Следит, чтоб в мыслях Истина цвела

¹⁷⁵ И были добродетельны дела.

В великой славе блещущих огней

Могучий трон царит над небесами;

Он скрыт от взглядов яркостью своей

Для всех, кто смотрит слабыми глазами.

¹⁸⁰ На троне — Бог, и под его ногами

Гром, молния и бурные огни;

Когда Он гневен, нет от них брони.

А рядом с Богом — спутница Его,

Премудрость[490] в королевском облаченье,

¹⁸⁵ Любимое Всевышним Божество,

Величия и Мощи воплощенье.[491]

На платье ярче звёзд горят каменья,

И в обрамленье пламенных камней

Она сама блестит ещё сильней.[492]

¹⁹⁰ Со скипетром, в короне золотой,

Премудрость правит с твёрдостью и строго

Доверенной державной высотой,

Сияющим небесным домом Бога[493]

И всем, что ниже Божьего порога.

¹⁹⁵ И люди удостоились попасть

В Её прямую действенную власть.

Она — хозяйка Неба и Земли,

И всех, что есть, живых существ Вселенной.

Вошедши в мир, едва произошли,

²⁰⁰ Они — в её деснице неизменно.

Когда Господь творил их вдохновенно,

Даря толику света и тепла,

Ему во всём Премудрость помогла.[494]

Кто сможет описать Её верней?

²⁰⁵ Земная красота стократ убоже,

Она небесных Ангелов нежней,

В Ней вместе слиты славный облик Божий

С Её особой прелестью пригожей;

Её изящный вид неотразим

²¹⁰ И не сравнить Её ни с чем земным.[495]

И даже Живописец прежних лет,[496]

Письма имевший дивную манеру,

Не смог бы написать Её портрет,

Хотя изобразил саму Венеру.

²¹⁵ Премудрость превосходит все примеры.

Венера, даже в лучшие года,

Столь дивной не бывала никогда.

Но если б мудрецы былых времён,

Иль столь усердно славивший богиню

²²⁰ Сладкоголосый бард Анакреон[497]

Узнали б Ту, кого я славлю ныне,

Превознесли бы лик моей Святыни

И рифмами заполнили б весь мир,

Забыв былой, придуманный кумир.

²²⁵ Но где ж мне взять такое мастерство,

И выучку, и опыт, и дерзанье,

Чтоб воссоздать в портрете Божество?

Премудрость взглянет — Небеса в сиянье,

А нет Её — во мраке мирозданье.

²³⁰ И ты беззвучна, Муза! Где ж твой дар?

Отобрази огонь небесных чар!

Пусть Ангелы поют в своих псалмах

Хвалу Творцу и славу сокровенной

Родившейся вверху на Небесах

²³⁵ Возвышенной Любви Царя Вселенной.

Мне ж хочется в мистерии священной

Лишь только с восхищеньем наблюдать

Царящую на Небе Благодать.

Но сколь блаженным был бы, лишь представь,

²⁴⁰ Любой, хоть из мирян или священства,

Кто смог бы созерцать Премудрость въявь:

Один лишь вид такого совершенства

Приносит радость, счастье и блаженство.[498]

Но тех, кому достался взгляд в ответ,

²⁴⁵ Не отыскать. Таких на свете нет.

Пришедшие к Премудрости вовек

Уже не могут больше с ней расстаться,

Она их наделит, раскрыв ковчег

Безмерного небесного богатства:[499]

²⁵⁰ Все клады, что там в тайности хранятся,

Дарованные Господом как Ей,

Так и любым достойным из людей.

Достойны будут те, что вознеслись[500]

Для встречи в небесах, для лицезренья

²⁵⁵ Премудрости в безоблачную высь.

Они забудут всякие волненья,[501]

Почувствуют покой и восхищенье,

И души их возьмёт к себе Господь[502] —

Взлетит лишь дух, навек покинув плоть.

²⁶⁰ Тогда они увидят чудеса,

Что приведут в экстаз их величайший,

Услышат звук, что полнит Небеса:

И пение, и гимн Христу сладчайший;[503]

Они восторг познают глубочайший,

²⁶⁵ Забудут сонм своих мирских забот,

Лишь думая о красоте высот.

Они сумеют быстро побороть

Воспоминанья о былом уделе,

Они забудут страждущую плоть,

²⁷⁰ Им станут в тягость нужные доселе

Их радости, желания и цели.

Всё утешенье их — на небесах.

Земное станет тенью в их глазах.[504]

Прекрасный светоч, что воспламенял

²⁷⁵ Сердца людей иль честью, или славой —

Умов тщеславных ложный идеал —

Окажется греховною растравой,

А сладкое желание — отравой.

Богатство превратится в жалкий сор,[505]

²⁸⁰ Барыш — в убыток, похвала — в укор.

Прозревшим душам сладок вид небес,

Они добрались до вершины счастья,

Их дух для вечной радости воскрес;

Приближенные к самой высшей власти,

²⁸⁵ Они забыли про земные страсти;

Их разум только к Богу устремлён[506] —

Они в блаженстве до конца времён.

Вотще, моя голодная душа!

Ты грезила, взыскуя идеала

²⁹⁰ И ложные красоты вороша.[507]

Как долго и напрасно ты блуждала,

Брела во тьме, опять пришла к началу,

И наконец-то опыт обрела.

Не думай, что сгорело всё дотла.

²⁹⁵ Взгляни на сей Верховный дивный Свет,[508]

Ниспосланный Божественным Престолом,

Люби Творца и чти Его Завет,

Внимай и следуй всем Его глаголам,

Брось грешный мир, рядящийся весёлым;

³⁰⁰ Вняв Истине, без суетных забот,

Пусть твой заблудший Разум отдохнёт.