Сопутствующий ущерб [Часть Первая ]

Глава 6

Короткий, совершенно бесплодный разговор со Славой не принес Даше ни капли успокоения. Ее нервозность только возросла: помимо беспокойства за судьбу отца, она, как на иголках, ждала обещанного звонка, каждые несколько секунд поднимая к лицу телефон с не успевающим полностью погаснуть дисплеем.

Сосредоточиться на требующей внимания действительности: плачущей за стеной матери, пустом проеме на месте входной двери, ужине и домашних заданиях, — не получалось, и на протяжении всего вечера Даша бесцельно металась по квартире и не находила ни моральных, ни физических сил, чтобы остановиться на одном занятии за раз.

— Давай позвоним дяде Жене? — забыв про недопитый чай, она вышла их кухни и снова заглянула в гостиную, где по-прежнему сидела заплаканная мать. — Дверь надо починить, дома уже холодно, да и…

— Потерпи, Даша. Отец вернется и поставит дверь на место.

— А если его сегодня не отпустят? — все-таки задала она вопрос, который боялась произнести вслух весь вечер. — Как мы ночью будем спать? Давай позво…

— А я говорю, — перебила ее мать уже громче, но спустя мгновение перешла на шепот, в котором вместе с предупреждением угадывалась раздражавшая Дашу годами зашуганность: — Не надо. Не надо пока никому ничего говорить. Подождем отца.

— Ладно. Как знаешь, — пожав плечами, Даша поплотнее закуталась в толстовку, прежде чем вернуться на кухню.

Сегодня дом казался ужасно неуютным, небезопасным местом. Остывающий в квартире воздух был далеко не главным неудобством, вызывающим у Даши желание сбежать из родных стен куда-нибудь подальше — желательно с возможностью закрыться на миллион замков и дверей. Куда больше холода ее тревожило чувство полной незащищенности.

Вздрагивая от каждого шороха, доносящегося с лестничной клетки, Даша невольно гадала, о чем подумали их соседи, когда увидели толпу под дверью уважаемого начальника местного ОВД. С некоей опаской и, наверное, волнением за собственную репутацию она пыталась предположить, о чем те шепчутся сейчас, в застенках собственных квартир; как они посмотрят на нее завтра утром, когда они столкнутся в лифте, что скажут ей и всем тем, кого встретят в течение долго дня.

Она переживала о том, что придется провести целую ночь в доме, куда без всякого труда может войти кто угодно и когда угодно, и невольно раз за разом мысленно возвращалась к осознанию случившегося.

Уже вошли.

Уже обыскали всю квартиру вдоль и поперек, перевернули вверх дном содержимое ящиков комода и шкафов.

Чьи-то немытые, лишенные такта руки касались ее чистого белья, полотенец, косметики и одежды. Чьи-то въедливые, холодные глаза рассматривали принадлежавшие ей вещи, бегло читали безличные заметки в блокноте и личные записи. Чьи-то ноги прямо в ботинках топтались по ковру в ее комнате: на белом синтетическом ворсе остались вполне отчетливые следы и даже несколько гранул дорожной соли.

Эмоций было много, и все они теснились у Даши в груди плотной, неугомонной толпой. Злость, обида, бессилие и уязвимость — болезненная смесь, отравляющая ее изнутри тем сильнее, чем больше она понимала, что именно произошло в ее доме несколько часов назад.

В собственной комнате Даша вновь плакала и одновременно сгорала от гнева, пока раскладывала разбросанные повсюду вещи по изначально отведенным им местам. Она чувствовала себя… принужденной.

Пусть она не присутствовала при обыске, пусть не ее персона интересовала следователей или кого бы то ни было, однако кто-то против ее воли, без спроса и разрешения, вторгся в ее личное пространство, в ее жизнь.

Хуже всего, что после остался не просто беспорядок, а разрушения.

Что-то невидимое, еще неизвестное, рушилось внутри их семьи прямо сейчас, и как бы Даше ни хотелось отмахнуться от собственных ощущений, она уже знала, что права.

Она ждала возвращения отца домой и вместе с тем — боялась.

Ближе к полуночи Даша сама набрала номер Славы, не дождавшись от него ни сообщения, ни звонка.

— Алло? — Долгие гудки наконец перебил его хриплый и приглушенный голос.

— Ты… спишь? — поразилась Даша.

— Э-м, — Слава замялся, словно не сразу сумел вспомнить причину для ее недовольства. — Задремал, да. Прости, малыш.

В темноте своей спальни Даша молча вжалась лбом в притянутые к груди колени, стараясь сдержать нервный, разочарованный всхлип. Сил на очередной час рыданий у нее не было, какой болью ни отзывалось бы сейчас у сердца Славино безразличие.

— Ты поговорил со своим папой? — спросила она наконец, ни на что, впрочем, не надеясь: сомнений в том, каким окажется ответ, почти не осталось.

В динамике раздалось Славино чертыхание, а после недолгой паузы, заполненной шорохами шагов, извинительное признание:

— Слушай, батя уже лег… Я завтра с утра с ним поговорю, окей?

— Конечно, — согласилась Даша ровным тоном. — Буду ждать.

— Малыш… Ну, не обижайся, а?

Даша горько хмыкнула. Сегодня эмоциональный комфорт Славы не входил в сферу ее приоритетов, как и ссора с выяснением отношений.

— Я не обижаюсь, — заверила она его вполне искренне.

Внутри нее и правда словно не осталось ничего, кроме пустого безразличия к окружающей действительности. Ни злости, ни обиды. Ничего.

— Точно? — За собственным беспокойством Слава, конечно, не почувствовал ее нежелания продолжать разговор.

Закрыв воспаленные глаза, Даша устало подтвердила свои предыдущие слова:

— Да.

Спустя пару дежурных фраз она с неведомым прежде облегчением попрощалась со Славой до завтрашнего утра и впервые за последние несколько часов выпустила телефон из рук. Медленно, как была, обхватив колени руками, Даша сползла по спинке дивана набок и плотнее свернулась в клубок.

Наверное, ей стоило выйти в гостиную и попробовать еще раз уговорить мать хотя бы просто прислонить дверь к проему, а затем позвонить кому-нибудь, кто мог бы прояснить ситуацию с отцом, но одна только мысль о необходимости встать с постели давила на Дашу гранитной плитой. Закрыв глаза, она пообещала себе несколько минут передышки.

Из неглубокого, прерывистого сна ее вырвали крики и грохот. Вздрогнув, Даша поднялась с дивана, но не рискнула выйти из комнаты. Разбудивший ее шум прекратился, и на пару мгновений она даже усомнилась, не почудились ли ей звуки чьей-то ссоры.

— …Да хватит выть! — Грубый приказ прозвучавший низким голос Дашиного отца убедил ее в обратном. — Надоела уже.

Теперь, подойдя ближе к двери, она слышала и шорохи, и редкие всхлипы матери, перемежавшиеся с неразборчивыми всхлипами матери.

— Я просто волнуюсь, — донеслись до нее тихие слова. — Даша тоже переживает. Мы же ничего не знаем…

— А тебе и не надо ничего знать. Это мои дела. Не лезь, куда не просят.

— Вова…

— Да умолкни ты! Без тебя башка трещит. И дай пожрать лучше что-нибудь.

Осторожно, почти на цыпочках, Даша отступила к дивану. Показываться на глазу отцу, когда он пребывал в подобном настроении, она совсем не хотела.

Ближе к полуночи Даша сама набрала номер Славы, не дождавшись от него ни сообщения, ни звонка.

— Алло? — Долгие гудки наконец перебил его хриплый и приглушенный голос.

— Ты… спишь? — поразилась Даша.

— Э-м, — Слава замялся, словно не сразу сумел вспомнить причину для ее недовольства. — Задремал, да. Прости, малыш.

В темноте своей спальни Даша молча вжалась лбом в притянутые к груди колени, стараясь сдержать нервный, разочарованный всхлип. Сил на очередной час рыданий у нее не было, какой болью ни отзывалось бы сейчас у сердца Славино безразличие.

— Ты поговорил со своим папой? — спросила она наконец, ни на что, впрочем, не надеясь: сомнений в том, каким окажется ответ, почти не осталось.

В динамике раздалось Славино чертыхание, а после недолгой паузы, заполненной шорохами шагов, извинительное признание:

— Слушай, батя уже лег… Я завтра с утра с ним поговорю, окей?

— Конечно, — согласилась Даша ровным тоном. — Буду ждать.

— Малыш… Ну, не обижайся, а?

Даша горько хмыкнула. Сегодня эмоциональный комфорт Славы не входил в сферу ее приоритетов, как и ссора с выяснением отношений.

— Я не обижаюсь, — заверила она его вполне искренне.

Внутри нее и правда словно не осталось ничего, кроме пустого безразличия к окружающей действительности. Ни злости, ни обиды. Ничего.

— Точно? — За собственным беспокойством Слава, конечно, не почувствовал ее нежелания продолжать разговор.

Закрыв воспаленные глаза, Даша устало подтвердила свои предыдущие слова:

— Да.

Спустя пару дежурных фраз она с неведомым прежде облегчением попрощалась со Славой до завтрашнего утра и впервые за последние несколько часов выпустила телефон из рук. Медленно, как была, обхватив колени руками, Даша сползла по спинке дивана набок и плотнее свернулась в клубок.

Наверное, ей стоило выйти в гостиную и попробовать еще раз уговорить мать хотя бы просто прислонить дверь к проему, а затем позвонить кому-нибудь, кто мог бы прояснить ситуацию с отцом, но одна только мысль о необходимости встать с постели давила на Дашу гранитной плитой. Закрыв глаза, она пообещала себе несколько минут передышки.

Из неглубокого, прерывистого сна ее вырвали крики и грохот. Вздрогнув, Даша поднялась с дивана, но не рискнула выйти из комнаты. Разбудивший ее шум прекратился, и на пару мгновений она даже усомнилась, не почудились ли ей звуки чьей-то ссоры.

— …Да хватит выть! — Грубый приказ прозвучавший низким голос Дашиного отца убедил ее в обратном. — Надоела уже.

Теперь, подойдя ближе к двери, она слышала и шорохи, и редкие всхлипы матери, перемежавшиеся с неразборчивыми всхлипами матери.

— Я просто волнуюсь, — донеслись до нее тихие слова. — Даша тоже переживает. Мы же ничего не знаем…

— А тебе и не надо ничего знать. Это мои дела. Не лезь, куда не просят.

— Вова…

— Да умолкни ты! Без тебя башка трещит. И дай пожрать лучше что-нибудь.

Осторожно, почти на цыпочках, Даша отступила к дивану. Показываться на глазу отцу, когда он пребывал в подобном настроении, она совсем не хотела.