Советские олимпийцы

ВСЕВОЛОД БОБРОВ

…Стремительно ворвавшись в нашу жизнь, он стал олицетворением озорной, неугомонной вдохновенности, своеобразным воплощением неудержимой мощи и непоколебимости духа нашего народа — народа-победителя. Русский удалец с небрежно откинутым вихром на мгновение застыл в ожидании подходящего момента, чтобы рвануться, спикировать на штрафную площадку и, разметая защиту, нанести кинжальный удар — таким Бобров навсегда останется в памяти многочисленных болельщиков. Долго считалось, что ему везло, что он счастливчик. Бобров не любил этих разговоров: уж он-то знал, что стоят ему эти голы. Но люди с восторгом подхватывали легенду: им хотелось видеть именно удачливость, светлую, огневую, как чудо, словно ниспосланную судьбой.

Всеволод Бобров был признан не только болельщиками и журналистами. Его спортивные и человеческие качества высоко оценивали и коллеги-футболисты. Вот, например, отзыв прославленного ленинградского вратаря Леонида Иванова: «Смешно, конечно, утверждать, что нынешние футболисты слабее прежних, но по всему комплексу футбольных качеств — умению забить мяч в, казалось бы, невероятной ситуации, видению поля, взрывной реакции, искусству рывка и дриблинга — такого игрока, как Всеволод Бобров, в советском футболе больше не было». Значение таланта Боброва лишь возрастает от того, что он не был одинокой звездой на сером фоне. Надо было обладать особыми свойствами, чтобы выделяться на фоне Константина Бескова, Бориса Пайчадзе, Александра Пономарева, Сергея Сальникова.

Борис Андреевич Аркадьев, тренер, которого Бобров боготворил, рассказывал: «Я сразу же понял, что встретился с великим футболистом. Ну и талантище это был. Если бы к спорту было применимо слово «гений», то к Всеволоду оно бы, бесспорно, подходило. Это был «спортивно-игровой гений». Ведь он был лучшим и в футболе, и в хоккее с мячом, и в хоккее с шайбой. У него был поразительный метод усваивать технику подражанием. Ему не надо было повторять упражнения по тысяче раз, он усваивал чужую технику, чужие приемы на глазах».

Свидетельства Иванова и Аркадьева об уникальности, неповторимости таланта Боброва не единственные. О том же писали и Мартын Мержанов, и Игорь Нетто, и братья Старостины — сами живая легенда нашего футбола.

Родился Всеволод Бобров в 1922 году в тихом и незаметном городке Моршанске. Впрочем, отсюда семья вскоре переехала в Сестрорецк.

Михаил Андреевич Бобров до 1917 года трудился на Путиловском заводе. В годы революции боролся за Советскую власть. Навсегда запомнил Сева его увлекательные рассказы о революционерах, о боях рабочих дружин, о легендарном штурме Зимнего дворца.

В Сестрорецке М. А. Бобров сначала работал инженером, затем преподавал в школе ФЗУ. Он был блестящим мастером своего дела. Но было у Михаила Андреевича и еще одно увлечение — спорт. Долгие годы играл он в футбол и хоккей, и играл превосходно.

День, когда проходила игра, становился семейным праздником. Дома готовился вкусный обед, пеклись пироги. Спиртного Михаил Андреевич не признавал, после игры за чаем с вареньем шел неторопливый разговор о спорте.

Зимой отец заливал во дворе небольшой каток. Пятилетний Сева уже лихо бегал на коньках, гонял шайбу. По вечерам с братом Володей играли против отца. Сначала он легко их обыгрывал, но вскоре ему пришлось брать себе в помощь… дочку.

Клюшки дети делали сами. Выпиливали из фанеры крючки, скрепляли их гвоздиками, приделывали к палкам и обматывали ремнем. Труд в доме Бобровых любили. Впоследствии всемирно известный спортсмен славился среди своих друзей как «мастер — золотые руки». Дома все чинил сам, любил, когда его просили об этом друзья. Хранил целую коллекцию слесарных, столярных и прочих инструментов, не терпел, когда они залеживались без дела.

Постепенно спортивные схватки с отцом и со сверстниками — зимой на льду, летом на траве — превратились в серьезное увлечение. Позднее Бобров вспоминал, что уже тогда ему не давала покоя неодолимая страсть к скорости, к обводке, к стремительному, неукротимому прорыву. В детскую городскую команду Сева вошел, когда ему было двенадцать лет. Здесь он быстро подружился с вратарем Аликом Белаковским.

Впоследствии Белаковский закончил военно-медицинскую академию, стал врачом Центрального спортивного клуба армии. Боброва и Балаковского связывала трогательная мужская дружба. Врач тонко чувствовал застенчивый и выдержанный характер товарища, придирчиво и неприметно следил за его здоровьем. Знали бы те, кто откликался свистом на мнимую бездеятельность Боброва, на ого неторопливое возвращение из атаки, что за тайну приходится хранить врачу Белаковскому: знаменитый форвард с детства страдал аритмией сердца.

В школе учился Всеволод легко. Хуже приходилось с музыкальными занятиями, на которых особенно настаивала мама. Невозможно было усидеть за разучиванием гамм, когда за окном раздавался тугой звон мяча или призывное пощелкивание клюшек. С четверть часа еще можно было промучиться, но затем Сева под убедительнейшим предлогом выскальзывал из дома. К счастью, мама быстро поняла, какие игры волнуют ее бесшабашного отпрыска, — страдания прекратились.

В 1937 году Сева поступил в школу ФЗУ. После ее окончания, получив специальность слесаря-инструментальщика, он стал работать на заводе имени Воскова.

Учебу продолжал в вечерней школе. Впоследствии Бобров скажет, что самые дивные годы в его жизни — это детство, рядом с мамой, в дружной, родной семьли где никто никогда не обижал друг друга; с благодарностью прославленный спортсмен будет вспоминать о заводе, где старшие учили его не только мастерству, но и трудолюбию, скромности, честности.

Навсегда запомнил Всеволод слова своего наставника, потомственного питерца Ивана Христофоровича Первухина: «Нет для русского рабочего человека ничего дороже чести. А честь наша — это наша страна. Много невзгод пришлось испытать ей, и многое она еще испытает. Но эта земля — наша земля, и только мы ее подлинные хозяева. Для нас, Сева, Родина — не футболка, ее не сменишь. И жить надо не для себя — для нее, для всех людей — братьев своих и товарищей».

Вырос Всеволод Бобров на ленинградском футболе.

В двадцатые годы ленинградские футболисты выступали блестяще, в их игре страстный напор сочетался с филигранной техникой и изощренной точностью передач. Беззаветно смелая острота их атак способна была сокрушить любую защиту. Лишь к 1940 году москвичи — их извечные соперники — догнали ленинградцев по числу побед в матчах между этими городами.

Ленинград — родина нашего футбола. Первая, зафиксированная в печати игра состоялась именно здесь. Азартная схватка с англичанами окончилась убедительной победой русских футболистов. Но успехи далеко не всегда сопутствовали им. Скверным анекдотом обернулась поездка на Олимпиаду 1912 года, где игроки в оранжевых футболках с изображением государственного герба на груди и синих трусах (форма сборной России) не выиграли ни одного матча. «Русским в футболе не повезло, так же как во всем остальном», — с горечью писала тогда газета «Новое время».

Однако на смену первым энтузиастам футбола явилось новое поколение, достойно пронесшее уже красный флаг по стадионам Европы. Младший брат Василия Бутусова, капитана дореволюционной российской сборной, Михаил, герой многих спортивных легенд, один забил в ворота зарубежных команд мячей в несколько десятков раз больше, чем вся команда его брата.

Как-то Всеволод Михайлович заметил, что наибольшее влияние на него как на футболиста оказали Михаил Бутусов, Павел Батырев и Валентин Федоров. Выбор имен, ничего не скажешь, логичен.

Неисчерпаема была воля М. Бутусова к победе. В совершенстве владевший всеми приемами обработки мяча, великолепный мастер завершающего удара, тонкий тактик, умело руководивший атакой, он больше всего любил в футболе борьбу.

Мощным атлетом был и Павел Батырев, капитан сборной РСФСР, впервые после Октября выехавшей за рубеж. Батырев мог в одиночку нейтрализовать трех противостоящих ему форвардов противника.

К Федорову у Боброва было особое отношение. С шестнадцати лет Сева играл в хоккей в первой мужской команде своего завода. Встречи мужских команд на первенство города — настоящий, большой хоккей. Особенно запомнился Севе матч с динамовцами, среди которых было немало прославленных хоккеистов и футболистов. Юный нападающий забил динамовцам три мяча, доставив немало неприятностей их авторитетнейшей защите. Однако динамовцы не обиделись, а тут же пригласили Севу в сборную города, которая готовилась к матчу с Москвой. Тогда и произошла знаменитая встреча юного Боброва с признанным лидером ленинградского футбола, о которой спустя четверть века вспоминал Всеволод Михайлович:

«Нужно ли говорить о том, какая это была для меня высокая честь. Собрал свой нехитрый инвентарь и поехал в город. Но чем ближе я подходил к стадиону, тем все больше и больше мною овладевали робость и смущение. Я не знал, как войти, что сказать, как меня встретят. В нерешительности сел на запорошенную снегом лавку, смотрю, мимо меня один за другим проходят игроки сборной. У всех в руках красивые и, как мне казалось, только что купленные чемоданчики. Красивые клюшки в специально сшитых сумках. А у меня… Посмотрел я на сверток, в который мать уложила коньки и лыжный костюм, на старую, повидавшую виды клюшку и… пошел к выходу.

У самых ворот чуть не столкнулся с Валентином Васильевичем Федоровым. В то время это был прямо, можно сказать, великолепный мастер обводки и в футбол и в хоккей, игрок большого диапазона. Слава его гремела по всей стране, а Валентин Васильевич оставался для всех, кто его знал, кто находился рядом с ним, удивительно простым, душевным, предельно скромным человеком. Он страстно любил детей и детский спорт и в свободное время по собственной инициативе безвозмездно занимался с юношеской сборной города. Там-то впервые мы и познакомились. Увидев меня, и, видимо, с первого взгляда поняв мое состояние, Федоров подошел, молча обнял меня.

— Пойдем на тренировку, Сева, — сказал он как ни в чем не бывало. Сказал так, как будто мы уже с ним играем вместе лет десять.

В раздевалке он помог мне найти удобное место, познакомил с товарищами, рассказал, как выходить на поле, какой установлен в сборной порядок. С ним я сразу почувствовал себя иначе. Да, как важно, чтобы на пути молодежи, на пути тех, кто делает свои первые шаги в спорте, нашелся умный, тактичный, добрый старший товарищ. Таким оказался для меня Валентин Васильевич Федоров».

…В апреле 1941 года Бутусов в докладной записке на имя руководителей ленинградского «Динамо» писал: «По вашему указанию еще раз просмотрел игру юношеских команд. О выдвижении кого-либо в состав взрослых коллективов говорить преждевременно, за исключением одного — В. Боброва, проживающего в Сестрорецке. Мне сказали, что он уже выступал за динамовские хоккейные команды — и неплохо. Что касается футбола, у него очень большие задатки, и может получиться настоящий игрок, причем высокого класса. Считаю, что его нужно забрать на сборы».

Пожелание Бутусова сбылось: вызвали Севу в городской совет «Динамо» и выдали новенькую спортивную форму. Он мечтал выйти в ней на зеленый ковер стадиона имени Ленина. Но первые матчи динамовцы проводили на юге.

А когда началась война, слесарь-инструментальщик Бобров оказался в Омске, куда эвакуировали завод. Работали по 16 часов в сутки, готовили предприятие к работе на новом месте. Когда завод был пущен, Всеволода направили в цех, где изготовлялись артиллерийские прицелы. Он понимал, как нужен его труд, но сердцем чувствовал, что место его не здесь. Сколько ни обращался он в военкомат, ответ был один и тот же: «Позовем».

Повестка пришла в августе сорок второго. Юноше казалось, что он уже мчится на передовую. Но Всеволода Направили в Омское военное училище.

…Брат Володя писал с фронта отцу: «Скажи Севке, чтобы, несмотря даже на такое суровое время, спорт ни за что не бросал. Здесь, на передовой, особенно понимаешь, какую огромную закалку дали нам детские игры. Спортсмены, люди хорошо тренированные, куда легче переносят боевые тяготы и, как правило, ведут себя во время обстрела, атак и других неприятностей храбрее остальных».

В училище физкультура была столь же привычной дисциплиной, как и огневая подготовка, тактика современного боя или теория оружия. А футбольная команда курсантов даже принимала участие в розыгрыше Кубка Сибири. Курсанты обыграли команду Челябинска, а затем, вспоминал Бобров, «жребий свел нас… с моей родной ленинградской командой «Динамо», находившейся тогда в этих местах. Не удержался я, еще до начала игры побежал к ним в раздевалку. Бросился, как к родному, на шею Валентину Васильевичу Федорову, жму руки Аркадию Алову, Василию Лоткову, знакомлюсь с новым вратарем Виктором Набутовым… Только дал судья свисток на окончание матча, я снова бросился к землякам. Иду, расспрашиваю об общих знакомых. А Федоров, гляжу, все смотрит и смотрит на меня…

— Окреп ты, Севка! И играть стал сильнее. Надо бы тебя в армейскую команду определить.

— Что вы, — замахал я руками, — разве сейчас время об этом думать?

— Видишь, как фашистов наша армия гонит, — продолжал Федоров. — Снова все пойдет своим обычным чередом. Расцветет наш спорт, выйдет на мировую арену. И уже сейчас нужно готовиться к этому».

Федоров, видимо, не забыл об этом разговоре. Получив офицерское звание, Бобров поехал не на фронт, куда так стремился, он получил вызов в Москву.

Первое, что он увидел в Москве, была афиша, извещавшая о финальном матче на Кубок Советского Союза между ленинградским «Зенитом» и армейцами Москвы. Конечно же, Всеволод отправился на стадион. И сразу приметил знакомую фигуру: серый свитер, на голову нахлобучена кепка, решительные броски — вратарь Леонид Иванов, друг, вместе с которым играли еще в юные годы.

…В начале матча вряд ли кто мог предположить, что кубок могут завоевать ленинградцы. Игра началась для них неважно. Инициативу захватили армейцы. Защита «Зенита» подавлена, мяч почти не покидает их половины поля. Иванову все чаще приходится вступать в схватку. Играет он безупречно. Глядя на него, зрители и заколебались в исходе матча. Похоже, этот неказистый паренек с открытым лицом способен выиграть целый матч.

Странные чувства испытывал Бобров, сидя на стадионе. С одной стороны, играет его команда, ЦДКА. Но играет против его же земляков, ребят из родного города. «7а, в тот вечер я «болел» за них, — писал В. Бобров. — За посланцев героического Ленинграда. И когда во втором тайме, смело бросившись в атаку, они ответили двумя юлами на гол, забитый армейцами до перерыва, я радовался как мальчишка. Но почему-то особенно приятно и сладко ’ мне было от того, что героем этого поединка, этого незабываемого кубкового матча, был молодой вратарь зенитовцев».

Крепкая дружба связывала Всеволода и Леонида долгие гады. Иванов в своей книге «В воротах «Зенита» вспоминает: «Несмотря на то, что мы жили с Севой в разных городах, наша дружба, начавшаяся еще до войны, с каждым годом крепла. Во время коротких встреч мы почти все свободное время проводили вместе. Сейчас даже не вспомнить, сколько футбольных и нефутбольных проблем мы тогда обсудили с ним. На поле же мы были непримиримыми противниками. Не пропустить гол именно от Боброва для меня было чуть ли не главной целью в каждом матче «Зенит» — ЦДКА. Он же стремился забить гол мне больше, чем кому бы то ни было другому».

…Сидя на трибунах стадиона «Динамо», Бобров внимательно наблюдал за действиями своих будущих одноклубников — футболистов ЦДКА. Это была сильная, слаженная команда. Тренер команды Борис Андреевич Аркадьев не строил игру своей команды по какому-то надуманному, отвлеченному образцу, а стремился учитывать и всячески развивать индивидуальные возможности каждого футболиста. В результате мощь коллектива значительно превосходила простую арифметическую сумму достоинств всех спортсменов.

Каждый любитель футбола мог отыскать в игре ЦДКА то, что ему больше всего по душе. Отсюда и противоречивые отзывы о стиле команды — одни видели в нем идеал темпового, атлетического футбола, начисто отрицающего замысловатые ходы и хитроумные комбинации. Другие, напротив, подчеркивали характерную для армейцев «энциклопедичность» стиля, где просматривались черты и логичной манеры игры англичан, и виртуозной элегантности, характерной для латино-европейского футбола, и скоростной маневренности, свойственной лучшим московским клубам предвоенных лет. Правы и те и другие. Команда была гармонична уравновешенностью противоположностей.

В этом коллективе играл надежный вратарь — богатырь Никаноров, выступавший и на борцовском ковре. В защите бешеная бескомпромиссность Кочеткова или Башашкина разумно сочеталась со скрупулезной расчетливостью крайних защитников. Полузащитники Бодягин, Петров, Соловьев, Виноградов бдительно стерегли дальние подступы к своим воротам, при случае охотно шли вперед. Сильнейшей линией ЦДКА было нападение. Безжалостный напор Гринина и неунывающая изворотливость Демина — одно из самых интересных сочетаний крайних нападающих нашего футбола — полезно дополнялись неутомимостью Николаева и напором Щербатенко. И наконец, все направлялось и одухотворялось неисчерпаемой фантазией Григория Ивановича Федотова.

Вряд ли в то время кто-либо из футболистов обладал равным ему авторитетом. В нем соединялось так много различных способностей, что невозможно было предсказать, какой именно стороной своего дарования блеснет Федотов в очередном матче. Все было подвластно ему в футбольной игре: и скрытый выверенный пас, и острый проход, и интуитивное предчувствие нарождающейся комбинации, и безукоризненная обводка, и мощнейший, безошибочный удар по воротам. Вот с какими мастерами предстояло играть Всеволоду Боброву. Точнее, предстояло завоевать право играть.

Статистики подсчитали: Бобров забил в матчах на первенство Союза 97 голов. 0,84 мяча за игру; 5 мячей в трех официальных матчах сборной. Этих результатов пока никто не повторил. Вдвоем Федотов и Бобров забили за пять лет 144 мяча, а их партнеры Гринин, Николаев и Демин — 160.

Бобров негодовал, когда его называли «везунчиком», «добивалой». Он понимал, что надежность, точность удара по воротам зависит только от труда — продуманного, постоянного и упорного. Снайпер воспитывается на тренировках, но не в скучной и нудной колотьбе по воротам, а в условиях, максимально приближенных к боевым (пусть мешают, пусть не дают бить защитники).

Примером для него и здесь был Федотов.

«Признаться, я очень удивился, когда увидел его на первой тренировке, — вспоминал Всеволод Михайлович в книге «Самый интересный матч». — «Неужели же он будет тут заниматься вместе с нами?» — мелькнула мысль. Да, Григорий Иванович работал вместе с нами. Да еще как работал! Он заражал всех своим трудолюбием, своей страстью к труду, к каждому, пусть даже не очень веселому, упражнению.

Прошли положенные два с половиной часа. Мокрые, усталые, направлялись мы в душ. Вдруг я почувствовал на плече чью-то руку. Оглянулся: Федотов.

— Давай-ка побьем Никанорову, а? — попросил он. Нужно ли говорить, что такое предложение было для меня большой честью и что я, конечно, остался. И еще добрых полтора часа оставался на стадионе знаменитый форвард».

Аркадьев учил своих подопечных, что, как бы ни были велики успехи команды, она не имеет права задерживаться на достигнутом. То, что ново сегодня, завтра уже устареет, потому что станет известно соперникам. Логика спортивной борьбы — в постоянном изобретении нового «секретного» оружия. Таким-то оружием и явилась в свое время неотразимая тактическая новинка: сдвоенный центр — Бобров и Федотов.

1 мая 1945 года Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта объявил о решении провести первенство страны по футболу.

Надо ли объяснять, как истосковались по любимой игре советские люди? Одолев врага, народ праздновал весну Победы, весну грядущего возрождения. Этой весной и вошел в нашу жизнь Всеволод Бобров.

19 мая на уютном стадионе в Черкизове ЦДКА встречался с московским «Локомотивом». Игра проходила при явном преимуществе армейцев, забивших железнодорожникам четыре мяча. За четверть часа до конца игры Сева услышал:

— Ну-ка, Бобров, попрыгай. Сейчас заменишь Щербатенко.

Ох, как екнуло вдруг сердце. Какая вялость сразу навалилась. Но Аркадьев все понимает:

— Игра сделана. О результате не думай. Играй проще, чаще выходи на свободное место.

И зрители увидели, как тренер слегка подталкивает в спину незнакомого им курносого обаятельного паренька.

Однако новичок чувствовал себя на поле так, будто всю жизнь играл рядом со знаменитыми футболистами. Федотов, Николаев, Гринин охотно играют с ним. И сам он силой своей страсти, своего натиска будто влил новые силы в успокоенных победным счетом маэстро. Не прошло и пяти минут, как новичок уже забил гол…

И новый гол за Бобровым не задержался. А перед самым концом он забил еще один. Четверть часа понадобилось ему, чтобы пройти путь от никому не известного новичка до любимца московской публики…

…Тогда же, в 1945 году, началась знаменитая дуэль ЦДКА и московского «Динамо». Сначала динамовцы шли впереди. В очном поединке они одержали убедительную победу. Результат этой игры был тщательно проанализирован армейцами. Встреча второго круга носила принципиальный характер: «Динамо» уже стало чемпионом. Оба коллектива значительно оторвались от всех остальных команд. Если динамовцы и теперь выиграют, чемпионат они закончат без поражений.

Но недаром армейцы изучали манеру игры соперников, не зря на макете разрабатывали план будущего боя… Матч проходил в великолепном темпе. Полузащитники армейцев захватили центр поля. Плотная персональная опека не дает развернуться динамовцам. Перед перерывом нервы чемпионов не выдержали. Всей командой они бросились в атаку, позабыв о защите. Федотов выдал мяч на выход Боброву — отрыв, и Хомич ничего не может поделать. Во втором тайме счет стал 2:0. Реванш.

Еще более захватывающим был матч в финале розыгрыша Кубка Советского Союза, где команды-соперники встретились вновь. Сначала Сергей Соловьев отличным ударом с лета вы. ел динамовцев вперед. И вновь роковой для них оказалась последняя минута первого тайма. Прорыв Боброва: пожалуй, Хомич взял бы этот мяч. Но он случайно задел Николаева, изменил направление и медленно вкатился в угол ворот. После перерыва новая неприятность для «Динамо»: Леонид Соловьев не забивает пенальти. У армейцев будто прибавляется сил, они полностью доминируют на поле. С подачи Гринина Виноградов забивает победный гол.

Свой первый сезон в составе армейского клуба Бобров провел блестяще. В двадцати одном матче он забил 24 гола. Такого дебюта еще не знали. Никто не входил в советский футбол так смело, уверенно и легко. Победой в розыгрыше кубка сезон для Боброва не закончился. Вместе с динамовцами он отправился на Британские острова.

Авторитет Англии в футбольном мире велик. Дело не только в том, что Англия является родиной этой игры — футбол здесь и ныне имеет на редкость прочные тылы. Пожалуй, нигде разница в классе между лидерами и аутсайдерами не является столь незначительной, как на Британских островах, нигде нет такого мощного отряда примерно равных по уровню мастеров.

Долгое время родина футбола практически не принимала никакого участия в международных — соревнованиях. Впоследствии оказалось, что надменная самоизоляция ни к чему хорошему не привела. Англичане и не заметили, как вырос футбол на континенте. Но в 1945 году репутация непобедимых принадлежала англичанам по праву: дома у себя они никому еще не проигрывали. Другие же страны не удостаивали своим посещением.

Чего, собственно, ожидали островитяне от встречи с динамовцами? А ничего интересного. Одна популярнейшая газета так и писала: «Не ждите очень многого от русского «Динамо». И далее: «Это попросту начинающие игроки, они рабочие, которые ездят на игру ночыо, используя свободное от изнурительной многочасовой работы время». Конечно, не следует считать английских журналистов такими уж простачками. Однако, когда дело касается России, западная пропаганда традиционно не способна отрешиться от предвзятости.

А ребята наши между тем привыкали к Лондону. Посмотрели они и футбол — игру того самого клуба «Челси», с которым предстояло встретиться через несколько дней.

Стадион полон. Зрители прорвались к самому футбольному полю. Бесков вводит мяч в игру.

Наши бросаются в атаку, но нервничают, спешат. Бьет мимо ворот Сергей Соловьев. Защитники выбивают мяч из-под Боброва, получившего идеальный пас от Архангельского. И тут англичане берут инициативу в свои руки.

Алексей Хомич постоянно в работе. Берет труднейший мяч, летящий в правый верхний угол. Бросается в ноги Лаутону… Вот статистика: за первый тайм он прервал 19 верхних и 7 низовых передач, 12 раз ловил мяч, поданный с углового, взял 12 мячей, пробитых прямо в него, 14 ударов отбил или поймал в броске. Но дважды и он был бессилен. На перерыв команда уходит при счете 0:2. Обидно, и еще обидней от того, что только что мы не забили пенальти.

Молча и понуро сидели в раздевалке футболисты. Михаил Якушин, тренер, сказал:

— Играете хорошо. Но надо хладнокровнее и побыстрее. Пусть на стадионе пронесется русская метель. Можете же выиграть!

Снова игра. Не прошло и минуты, как вратарь «Челси» отбивает на угловой мяч, пробитый Бобровым в самый угол. Подача — и снова мяч у вратаря. Все идет действительно хорошо: защитники «Челси» запутались, постоянно теряя хитро меняющихся местами динамовцев. Но отчего же нет гола? Штанга. Снова штанга. И опять штанга! На 65-й минуте Сергей Соловьев рванулся вдоль боковой линии, обошел двух защитников и почти от угла вратарской площадки отбросил мяч Карцеву. Хрупкий, кажущийся почти мальчиком Карцев обладал неимоверным по резкости ударом. Точный прицел в левый угол — 2:1.

Первый гол в воротах англичан. Значит, и им забивать можно.

Теперь уже легче. Теперь игра идет только у ворот «Челси». Шесть угловых подряд. Прошло всего несколько минут, и Карцев выводит вразрез на одиннадцатиметровую отметку Архангельского: мощнейший крученый удар — снова гол. И стадион скандирует:

— Томми! Томми!

Лаутон услышал призыв. В высоком прыжке он головой вбивает мяч в сетку.

До конца матча — десять минут. Все англичане оттягиваются в защиту. Лишь Лаутон дрейфует в центре поля.

Это была одна из лучших игр Василия Карцева. Оп первый «размочил» счет, и он же стал организатором всех остальных динамовских голов. Вот он раскрутил своего защитника, еще одного вытянул на себя, и сильный пас на выход Боброву…

«Это то, о чем я просил в перерыве, — вспомнил потом Всеволод Михайлович. — Говорил: «Дайте использовать рывок». Значит, вспомнил Вася. Центральный защитник оставил Бескова, несется наперерез. На какую-то долю секунды раньше, чем он падает в ноги, успеваю произвести удар. Вижу: Вудли в воздухе, но мяч не достает. Гол! Кто-то бросается мне на шею. Оглядываюсь: Михаил Семичастный, наш капитан. Мы все целуемся, не скрывая своих чувств».

Следующий матч «Динамо» провело с «Кардифф-Сити», командой из города, населенного шахтерами. Результат оказался неимоверным: гости выиграли 10:1, несколько голов забил Бобров. «Кардифф-Сити», кстати, отнюдь не был слабым клубом, более того, игроки «Кардиффа» рассчитывали на победу, хотя тон английских газет после ничьей в Лондоне резко изменился. «Дейли скетч» писала: «Своим спортивным поведением на поле и своим высоким мастерством русские футболисты завоевали сердца зрителей». И слова эти были далеко не самым хвалебным отзывом по адресу динамовцев. Впрочем, 10:1 — счет настолько скандальный, что общественное мнение страны стало настойчиво требовать реванша. На очереди теперь была игра с «Арсеналом», одним из сильнейших клубов. Для верности решили его усилить игроками семи других команд. Самым сильным из участников предстоящего матча, несомненно, был Стенли Мэтьюз, правый крайний из «Сток-Сити». Мэтьюз — одна из самых ярких звезд мирового футбола за всю его историю. Впоследствии за высокое спортивное мастерство он был удостоен дворянского титула. По сути дела, против наших футболистов под вывеской «Арсенала» выступала сборная Великобритании, сборная профессиональных клубов, — факт в истории английского футбола единственный, что признавали и сами англичане.

21 ноября в 17 часов 15 минут Николай Латышев вызвал соперников на поле. Матч этот до сих пор считается «самым фантастическим в истории футбола». Оправдывают такую оценку и престижный характер встречи, и редкостная напряженность ее сюжета, и несусветный даже для Англии туман, поглотивший в этот день Лондон, прилипший к футбольному полю и живший какой-то совершенно самостоятельной, бурной жизнью.

Матч начался для хозяев неудачно. Наши футболисты сразу же захватили инициативу. Мяч у Сергея Соловьева. Пройдя почти к лицевой линии, он посылает пас назад — Боброву. Гол!

А времени-то и десяти минут не прошло. Трибуны ревут! Вот Мэтьюз навешивает мяч на дальнюю штангу, на Мартенсена, левого инсайда, и мяч в воротах Хомича.

Теперь англичане играют превосходно. Несколько их атак, и счет-то уже 1: 2, затем 1: 3. На трибунах жужжание. Будто все сто двадцать тысяч сговорились и жужжат. Но тут разыгрался Бесков. Пушечным ударом он вколачивает второй мяч.

В перерыве зашел в раздевалку к нашим футболистам Аллисон, тренер «Арсенала».

— Джентльмены! Я не знаю, какой из команд мне руководить в этом чертовом тумане. Боюсь, что мы не соберем после матча всех наших парней, если будет продолжаться такая игра. Полагаю, что пора по домам? — сказал знаменитый классик футбольного дела.

— Будем доигрывать, — коротко ответил Якушин.

Аллисон пожал плечами и исчез за дверью, будто в тумане.

Во втором тайме с первого же углового Бобров, выпрыгнув, бьет по воротам. Вратарь отбивает мяч на Сергея Соловьева. А он будто того и ждал. Точный удар, и счет 3:3. Атаки динамовцев не прекращаются. Великолепно играет наша защита. Станкевич заботливо опекает Мэтьюза.

На 18-й минуте (63-й минуте матча) Карцев, сыграв в центральном круге в стенку с Бобровым, переправил мяч Бескову. Вместе с защитником Джоем они донеслись до штрафной, а там Бесков, услышав за собой Боброва, передал ему мяч, а сам влево, в туман, вместе с Джоем. Тут рухнула белесая завеса перед вратарем, и в сверкающей голубизне узрел он метрах в пятнадцати, прямо перед собой стремительного, светлого отрока с русым вихром, замахнувшегося для удара…

Примолк у микрофона Синявский. Через мгновение он воскликнет: «Золотые ноги Боброва!..»

…Победа со счетом 4:3 над «Арсеналом», последующая ничья (2:2) с сильнейшим шотландским клубом «Глазго-Рейнджере» увенчали триумф «Динамо» в Англии.

Стенли Мэтьюз сказал в интервью: «Мы познакомились пока с одной, правда, сильнейшей клубной командой Москвы. Если русские создадут свою национальную сборную, с ней придется считаться самым признанным авторитетам». «Дэйли экспресс» добавила: «Московские динамовцы утвердили нас во мнении, что Россия сегодня — это великая футбольная держава».

…Первый круг первенства 1946 года армейцы провели великолепно. Всего лишь одна ничья, остальные команды уступили, в том числе и «Динамо» (0:2). Тактика «сдвоенного центра», разработанная Б. А. Аркадьевым, принесла свои плоды. Не удалось взять динамовцам реванш и во втором круге. Впервые чемпионами стали армейцы.

Интересным был сезон 1947 года. Динамовцы закончили игры раньше армейцев; оказалось, для победы в чемпионате команде ЦДКА необходимо в заключительном матче выиграть со счетом 5:0. Именно с таким счетом закончилась встреча армейцев со сталинградским «Трактором». Футболисты ЦДКА стали чемпионами страны.

Так же напряженно проходил чемпионат и следующего 1948 года. Опять на финише рядом динамовцы и армейцы, но теперь их разделяет одно очко: у бело-голубых — 40, а у их соперников — 39. «Динамо» в заключительной встрече устраивала ничья, ЦДКА нужна только победа. Ибо встречались они друг с другом.

Матчу этому суждено было стать самым интересным, содержательным и волнующим в истории наших футбольных чемпионатов. Справочник Константина Есенина называет его бессмертным. После окончания игры зрители унесли победителей с поля на руках.

Едва началась игра, как Бобров уже забил гол в ворота «Динамо», свой 22-й гол в чемпионате. Взлетели голуби над восточной трибуной, вспыхнул стадион ликованием и восторгом. Щемящей тоской охватило тех болельщиков, которые не сумели попасть на трибуны и не ушли, а ждали на улице, вслушиваясь в доносящуюся со стадиона музыку поединка.

«Динамо» переходит в атаку. Бесков сравнивает счет. Динамовцы трижды в упор расстреливали ворота Никанорова, но счет оставался прежним. Нелегко приходилось защите армейцев: даже юркого, вездесущего Демина, всегда нацеленного на атаку, все чаще можно было видеть в собственной штрафной площадке. Тревога затаилась на стадионе: вчерашние воины, выигравшие войну, болели за ЦДКА.

Футболисты сражались не только за победу в данном конкретном матче, не только за победу в этом чемпионате. Это был спор во имя утверждения своего стиля, своего понимания футбола. Игра шла на равных. Но моральное преимущество было у армейцев — их ничья не устраивала. И вот мяч навешивается на штрафную площадку «Динамо». Гринин снижает его в прыжке, финтом укладывает защитника и тут же неожиданно пасует открывшемуся Николаеву. Со счетом 2: 1 команды пошли на перерыв.

А во втором тайме произошло нечто совершенно неожиданное — удар армейца Кочеткова по собственным воротам, после которого на круглых бойницах восточной трибуны появились цифры 2:2.

На Кочеткова нельзя было смотреть. Игроки — и свои и чужие — отворачивались от его скорбной фигуры. Но когда мяч ввели в игру, на Кочеткова смотреть стало страшно. Он бросился вперед, в атаку, заряжая армейцев бешеной энергией и яростью.

Гонг — пять минут до конца матча. Времени в обрез. Мяч снова у Кочеткова. Передача Вячеславу Соловьеву. «В этот же миг какое-то необъяснимое чувство повлекло меня к воротам, — писал в своей книге Бобров. — Последовал сильнейший удар, мяч ударился о штангу, и раньше других возле него оказался я. Снова удар. Почти одновременно я увидел взметнувшееся в воздух тело Хомича, и мне показалось, что он берет мяч. Стало страшно. Но это длилось какую-то тысячную долю секунды. Потом я увидел, что Хомич лежит на земле и так же обхватил руками голову, как это делал полчаса назад Кочетков. Тогда-то я понял, почему все зрители разом вскочили со своих мест».

Ровно через сорок лет после неудачного дебюта олимпийской сборной России в Стокгольме наши спортсмены вновь отправились на Олимпиаду, на этот раз в Хельсинки. Результаты их выступлений превзошли все ожидания: набрав одинаковое количество очков с многоопытнейшей командой Соединенных Штатов Америки, они достойно защитили честь своей страны.

Подготовка к Олимпиаде у футболистов началась еще зимой. Три раза в неделю члены сборной встречались на закрытых теннисных кортах стадиона «Динамо». Руководил игроками тренерский триумвират: Б. А. Аркадьев, Е. И. Елисеев и М. П. Бутусов. За короткий срок предстояло практически заново воссоздать команду.

В нашем футболе тогда происходила смена поколений. Заканчивали играть прославленные мастера, такие, как Григорий Федотов, Михаил Семичастный, Петр Дементьев, Борис Пайчадзе. Лидеры советского футбола — герои великого противостояния ЦДКА и «Динамо» — заслуженно считались уже ветеранами.

Но именно они сыграли решающую роль при возрождении сборной. Молодежь еще не могла заменить их — сказывались последствия войны. Средний возраст команды превышал 30 лет.

Этот период для Боброва был нелегким. Пресса нередко обвиняла его в индивидуализме; подобные упреки адресовались и другим выдающимся игрокам, обладавшим неповторимостью собственного стиля. Это были обидные и, как правило, несправедливые обвинения. Давали себя знать и травмы, полученные в матчах.

На судьбе нашей первой олимпийской сборной отрицательно сказались и отсутствие опыта участия в соревнованиях такого масштаба, и ошибки тренерского руководства. Сам Аркадьев признавался, что проявил излишнюю мягкость, не оказав должного сопротивления тщеславным и карьеристским устремлениям иных спортивных работников. Откуда-то вдруг возник взгляд на сборную как на нечто вроде палаты представителей, где должны получить места питомцы различных физкультурных организаций. Это привело к излишней нервотрепке. Многие спортсмены перегорели — и не столько от излишества тренировочных матчей, носивших более чем официальный характер, сколько от длительного ожидания решения своей судьбы.

Первая встреча состоялась 11 мая со сборной Польши. Прошла она в совершенно несвойственном для нас медленном темпе. Бобров играл со второго тайма. Нападающие демонстрировали полнейшую несыгранность между собой, правда, нечастые угрозы поляков легко ликвидировались защитой. Тем не менее незадолго до финального свистка Никаноров пропускает гол. Матч проигран.

Реакция на поражение была крайне болезненной. Победить во второй игре было необходимо.

Следующий матч со сборной Польши начался так: на 4-й минуте Бесков, выманив на себя защитника, навесил мяч на дальнюю штангу. В высоком прыжке Бобров открывает счет. Однако игра выравнивается. «Только очень высокое мастерство и мгновенная реакция Леонида Иванова спасли нас от нескольких голов», — пишет Бобров. Правда, и наши нападающие не использовали всех возможностей. Лишь перед самым концом игры Бобров забивает второй гол, но тут же соперники отыгрывают один мяч.

Впоследствии Бобров говорил, что инертность и пассивность нашей команды, как это ни парадоксально, объяснялись тем, что сборная Польши была для нее слишком незначительным раздражителем. Авторитет польских футболистов не был велик, и настроиться на серьезную игру с ними наши спортсмены не смогли.

Однако вскоре в Москву прибыла команда мирового класса — сборная Венгрии. Через два месяца она станет олимпийским чемпионом.

Наша первая игра с венграми происходила 25 мая.

Еще на разминке всех потрясла высокая техника гостей. Бобров заметил, что венгерская команда превосходила абсолютно всех, с кем приходилось встречаться советским футболистам.

Но робости перед соперниками наши игроки не проявили. Башашкин плотно прикрывал центрального нападающего гостей. Наши футболисты значительно превосходили венгров в скорости, поэтому те не могли использовать своего преимущества в технике. Связи между линиями у венгров разорвались, нападающие получали мяч редко и нервничали. А далее произошли два события, которые и заставили очевидцев признать героями матча Всеволода Боброва и вратаря Дьюлу Грошича. В воспоминаниях Всеволода Михайловича не только превосходно описано происшедшее, но и хорошо обрисованы особенности игрового мышления футболиста, способного мгновенно оценить ситуацию и принять верное решение: «На 14-й минуте происходит эпизод, который помнился мне еще очень долго после окончания матча. Получив отличную передачу от Николая Дементьева, я на полной скорости вошел в штрафную площадку. Обыграл финтом центрального защитника венгров Я. Бэржеи и вышел один на один с вратарем. Нас разделяло расстояние в каких-нибудь 7–8 метров. Я взглянул вперед, увидел, как Грошич отличным рывком, которому мог бы позавидовать первоклассный спринтер, выходит из ворот, и ударил верхом. Почти в то же мгновение тело вратаря венгров промелькнуло в воздухе на пути мяча и с мячом в руке рухнуло на траву. Стадион неистово гудел.

Грошич сыграл великолепно, он показал, что обладает завидной реакцией. И все-таки в том, что не был забит гол, конечно, моя вина. Стоило бы мне послать мяч низом, по земле, и никакая реакция не спасла бы Грошича. Никогда не старайтесь в подобных ситуациях бить сильно, никогда не поднимайте мяч. Удар низом мимо выбегающего вратаря — это всегда гол.

На 35-й минуте первого тайма я доказал эту истину. Вновь создалась аналогичная ситуация, вновь, обыграв Бэржеи, я вышел один на один с Грошичем. Вновь он рванулся вперед. Но мяч, посланный по земле чуть в сторону, закончил свой полет в сетке. Мы повели со счетом 1: О».

«Если когда-нибудь в исследовании о футболе появится графа «Самые красивые мячи», — замечает М. Мержанов, — то, несомненно, этот бобровский войдет в нее».

Во втором тайме венгры бросились в отчаянную атаку и сравняли счет.

Результат матча во всем мире восприняли как сенсацию. Белее ста иностранных корреспондентов срочно прилетели в Москву на повторный матч.

Он оказался еще интереснее. Венгерские тренеры решили уделить Боброву особое внимание. Леонид Иванов в своей книге «В воротах «Зенита» утверждает, что порой Боброва охраняла чуть ли не половина венгерской команды.

…Скорость еще выше, чем в первом матче. Несколько великолепных мячей берет Грошич. Защитники гостей, будучи не в силах сдержать напор наших форвардов, все чаще начинают хватать их руками. На 18-й минуте Башашкин, овладев мячом, передаст его Петрову, который тут же бьет на край Ильину. В одно касание Ильин переправляет мяч рвущемуся вперед Николаеву, и тот мощнейшим ударом под перекладину забивает гол. А на 8-й минуте второго тайма Боброву удается окончательно запутать венгерскую защиту. Учтя, что его постоянно сторожат два игрока, Бобров сначала оторвался от них и ушел на левый фланг. Получив мяч и видя, что к нему вновь бросились его опекуны, он точно выдал пас на свободное место в штрафной площадке, и Ильин забил второй гол. Венгерская защита была так деморализована, что совершила непростительную ошибку — бросила свой пост на опаснейшем участке футбольного поля — перед собственными воротами.

Наша сборная победила одну из сильнейших команд мира. В прошедших встречах выяснилось ее превосходство в скорости. По словам тренера сборной Венгрии Густава Шебеша, высокая подвижность на поле — одно из самых ценных качеств советских футболистов.

Однако специалисты отмечали, что в технике владения мячом зарубежные футболисты ушли вперед. Это тревожило. Сыгранность сборной, главным образом ее нападения, оказалась недостаточной. «В этих условиях на первое место выдвигалось индивидуальное мастерство каждого футболиста, — замечает Василий Трофимов. — Особенно ярко проявил его из нападающих Всеволод Бобров, а из остальных наш вратарь Леонид Иванов».

В последующих встречах советские футболисты выиграли у сборной Румынии (3:1), Финляндии (2:0) и Чехословакии (2:1).

Особенно напряженными выдались две встречи со сборной Болгарии, закончившиеся со счетом 2:2. Блестяще сыграл в матчах с болгарами Трофимов, забивший два гола. В раздевалке Василий сказал: «Крепкий орешек эта команда. Не хотелось бы мне играть с ней в олимпийском турнире».

Но именно с болгарской командой пришлось встречаться советским футболистам в предфинальном отборочном матче в городе Котке.

…Леонид Иванов занял место в воротах. Свисток. Бобров откидывает мяч от центра. Началось.

Игра проходит тяжело, с переменным успехом. Заканчивается второй тайм, а счет 0: 0. В добавочное время прекрасному болгарскому футболисту Ивану Колеву удается обыграть Башашкина и сильнейшим ударом в правый нижний угол забить гол Иванову — «этому дьяволу в сером свитере», как он потом его назвал. Смена ворот. Здесь болгарские футболисты допускают роковую ошибку: они оттягиваются в защиту, пытаются тянуть время. А Боброву удается один из его любимых рывков. Вот уже граница штрафной площадки, сбоку и сзади прерывистое дыхание защитников. Удар — и в то же мгновение центрфорварда сбивают на землю. Но уже поздно — гол.

Можно представить себе, как этот гол повлиял на настроение болгарских футболистов. Тут же опять они упускают Боброва, он выходит один на один с вратарем. Вратарь бросается наперерез, пытаясь сократить площадь обстрела, но мяч мягко отбрасывается Трофимову. Тонко и расчетливо, под острейшим углом Трофимов вкатывает его в пустые ворота…

Теперь нам предстояла встреча с командой Югославии, одной из сильнейших команд мира.

Состав нашей команды опять оказался измененным. Заболел Анатолий Ильин, его заменил Бесков. Вместо Тенягина вышел Валентин Николаев. Марютин заменил Гогоберидзе.

Каждый, разумеется, понимал значение этой игры. Недаром, когда команды выбегали на поле, Башашкин крикнул Иванову: «Сегодня мы, Леня, гладиаторы. Будем стоять насмерть».

Игра началась серией острейших атак нашей команды. На 3-й минуте Бобров разыгрывает превосходную комбинацию с Бесковым, следует точный пас Трофимову, но мяч со свистом проносится возле штанги. Через несколько минут на штангу приходится сильный удар Бескова, мяч отскакивает к Николаеву, и опять штанга. У ворот югославов подается подряд пять угловых.

Отбив натиск советских футболистов, соперники сами пошли в атаку. Борьба завязывается жесткая, беспощадная. Вот правый крайний Огнянов сильно бьет мячом прямо в Крижевского. Все по правилам, но несколько минут Крижевский без чувств лежит на земле.

Постепенно инициатива полностью переходит к югославам. Игра идет только на нашей половине поля. Совершенно растерялись полузащитники. Где там снабжать мячами нападающих — они еле успевали следить за лукавыми перемещениями Бобека и Митича. То и дело попадаются на великолепные финты югославских мастеров Нырков и Башашкин. Иванов играет великолепно, но, чувствуется, возможности вратаря не безграничны.

Первый гол забил на 29-й минуте знаменитый югославский футболист Райко Митич. Гол вызвал шоковое состояние у наших футболистов. Вскоре Огнянов удваивает счет. И за минуту до перерыва Зебец в третий раз заставляет наших спортсменов начинать игру с центра поля.

Югославы играют легко и свободно. Чувствуя, что их воротам ничто не грозит, они идут вперед всеми своими силами.

Во время перерыва в нашей раздевалке царило гробовое молчание. Игроки не разговаривали друг с другом — не оттого, что перессорились, нет. Сил не было вымолвить хоть словечко, отчаянный стыд, невозможность не то что осмыслить, даже поверить случившемуся — вот что можно было прочесть в глазах футболистов.

Но кто-то должен был заговорить. Заговорил глава футбольной делегации В. Гранаткин. В его речи не было, казалось, ничего существенного, он не говорил о самой игре, не анализировал ее, не давал никаких советов.

— Еще не все потеряно! — убеждал Гранаткпп. — Они сами задохнутся от своего темпа. Ездил же к ним ЦДКА, три матча из четырех выиграли. Надо попробовать отыграться.

Он обращается то к одному, то к другому футболисту; никто не отвечает. В глазах Гранаткина такое сочувствие и сострадание, что игрокам и смотреть-то на него неловко. Но голос его, как ни странно, успокаивает всех их, сидящих здесь, будто объединяет. Его искреннее желание помочь, поддержать, настроить на борьбу действует на футболистов ободряюще. Выступление Гранаткина удалось — каждый из игроков почувствовал, что он может еще успеть проявить в игре и свою доблесть, и свое умение.

…Однако в самом начале второго тайма Огнянов стремительно прорывается по своему краю и забивает четвертый гол. На трибунах царит уже самое настоящее веселье. Заключаются пари, что, если счет окажется двузначным? И даже то, что Бобров, наконец-то дождавшийся точной передачи, выходит на ворота и вкладывает в свой удар, по словам Л. Иванова, «всю нашу надежду и отчаяние», ничуть не меняет настроения зрителей. Тем более что Зебец вскоре забивает гол, счет становится 1: 5. А до конца игры двадцать восемь минут.

Казалось, это конец. Но вдруг… «Произошло что-то непонятное, загадочное, до сих пор еще до конца не расшифрованное, — писал Л. Иванов. — Неожиданно для самих себя мы заиграли так, как никогда не играли ни до этого, ни потом много-много лет». Смело и зло рвется в борьбу Василий Трофимов. Вот он обыгрывает сразу двух защитников и от самой лицевой линии подает мяч: лишь на мгновение не успевает к передаче Бесков. Но неиссякаема энергия правого крайнего: он постоянно выводит товарищей на удар, а за пятнадцать минут до конца матча сам входит в штрафную площадку, обводит защитников и метко, сильно бьет в дальний от вратаря верхний угол.

Впоследствии Бобров вспоминал: «На моем спортивном веку промелькнуло немало напряженных матчей. Но, пожалуй, матч с олимпийской командой Югославии превзошел все по остроте, по накалу страстей, по спортивной ярости».

На всю жизнь запомнил Бобров, как билась в нем одна, только одна мысль: «Забить, во что бы то ни стало забить». И он забил.

…Трофимов, открывшись, получает пас от Петрова. К нему бросаются югославские защитники, но мяч уже отдан Николаеву. Рывок Боброва, он у мяча. Через долю секунды его настигнет двухметровый гигант Црнкович, никого никогда не щадивший в игре. Прекрасные слова напишет он через несколько лет о Боброве, гордиться будет, что играл против него. А Бобров уже закрыл собой от защитника мяч, и напрасно летит гибкий, самозабвенный в игре вратарь Беара и, рухнув, стуча кулаками по земле, что-то злое, обидное кричит своим игрокам…

Вот как описывает состояние наших футболистов Игорь Нетто: «Не сговариваясь, но каким-то шестым чувством ощутив настроение каждого, мы снова, как и в игре с болгарами, заиграли на пределе своих возможностей.

Так заиграл каждый. Однако острием, вершиной этого волевого взлета был, бесспорно, Всеволод Бобров. Атака следовала за атакой, и неизменно в центре ее оказывался Бобров. Словно не существовало для него в эти минуты опасности резкого столкновения, словно он не намерен был считаться с тем, что ему хотят, пытаются помешать два, а то и три игрока обороны. При каждой передаче в штрафную площадку он оказывался в самом опасном месте. Гол, который он забил «щечкой», вырвавшись вперед, забил под острым углом, послав неотразимый мяч под штангу, до сих пор у меня в памяти. Это был образец непревзойденного мастерства…

Счет уже стал 3: 5. Мы продолжали атаковать, и стадион ревел так, что порой не слышно было свистка судьи. Наши соперники дрогнули, растерялись, заметались так, как за несколько минут до этого метались по полю мы.

И снова Всеволод Бобров впереди. Вот я вижу, как он врывается в штрафную площадку, туда, где создалась невообразимая сутолока. А вот он, получив мяч, обводит одного и другого и уже бросается ему в ноги, пытаясь перехватить мяч, вратарь Беара, которому, кстати сказать, югославы обязаны многим в эти последние тридцать минут матча.

Счет уже 4: 5!..»

Что происходит на трибунах? Люди, совершенно незнакомые друг с другом, прыгали, обнимались.

В истории Олимпийских игр не было такого, чтобы команда, проигрывающая с таким счетом, спаслась от поражения. Неужели это произойдет сейчас?

Четвертый гол был забит несколько иначе, чем показалось И. Нетто, он перепутал его с другим голом Боброва…Через некоторое время после третьего мяча, пропущенного Беарой, мяч оказался у Бескова. Он проходит по правому краю, играет в стенку с Бобровым, выход его заканчивается угловым. Подает его сам Бесков точно в район одиннадцатиметровой отметки. Взвившись в высоком прыжке, несмотря на старания двух защитников, Бобров бьет головой в угол. «Могу вас заверить, что это был сильный удар, — вспоминает его автор. — Вратарь в броске достал мяч, но не смог удержать его».

Время бежит. Судья делает строгое предупреждение югославам за затяжку времени. Штанга отражает удар Николаева, бьет над самой перекладиной Бобров. В свалке у ворот с ног сбивают Марютина, мяч медленно катился к пустым воротам, но в последний момент его выбивают на угловой. Двадцать девять секунд до конца. Трофимов подает на набегающего Петрова, и тот пушечным ударом вколачивает гол. Судья поднимает обе руки — конец тайма.

Темнеет, договариваются играть без перерыва. Дополнительное время прошло при преимуществе советских футболистов. Но счет не изменился. Всю жизнь с тоской вспоминал Всеволод Михайлович, сколько моментов не было использовано в эти полчаса. Сначала Беара парировал сильнейший удар Николаева с пяти метров, а потом штанга, проклятая штанга после ударов Боброва, Бескова, Петрова.

На следующий день предстояла переигровка.

Она началась успешно для нас: уже на 6-й минуте Бобров, которого югославы держали чуть ли не всей командой, редким по красоте ударом забил гол. Но в середине тайма югославы сравняли счет. Многим тогда показалось, что Бобек находился в офсайде, но судья без колебания указал на центр.

А через десять минут мяч метров с тридцати навесили на штрафную площадку нашей команды. Иванов, находившийся совершенно один, крикнул Башашкину: «Пропусти!», но тот решил остановить мяч грудью. И вдруг прозвучал свисток — одиннадцатиметровый. Это была несомненная ошибка судьи, ошибка, может быть, и несознательная, но она болезненно ударила по нервам пашей сборной. «Этот глупый случай, — писал Бобров, — надломил наши силы».

Долго совещались югославы, кому из них бить. Наконец к мячу подошел Бобек. Пробил сильно и точно.

Второй тайм напоминал, по образному выражению Иванова, неторопливое топтание вошедших от усталости в клинч боксеров. Советским футболистам не хватало сил, чтобы сравнять счет, югославам, чтоб его увеличить. Атаки развивались медленно, игроки допускали множество ошибок. Когда до конца игры оставалось несколько минут, югославский полузащитник Чайковский отобрал мяч у Бескова и неторопливо пошел на наши ворота. Его никто не преследовал. Изможденно остановился Бесков, уступил сопернику Петров. Когда Чайковский оказался возле границы штрафной площадки, Иванов крикнул: «Не давай ему бить! Иди под удар!» Петров точно не слышал. Чайковский ударил в правый верхний угол, но Иванов хорошо выбрал позицию, изготовившись принять мяч. И тут, высоко подняв ногу, мяч попытался перехватить Петров. Но он лишь изменил направление его полета, и мяч влетел в противоположный от вратаря угол… Это был последний матч нашей сборной на Олимпиаде в Финляндии.

Несмотря на проигрыш, специалисты высоко оценили игру нашей команды. Финские газеты писали: «Русские играли великолепно. Это команда очень высокого класса. Ее игроки Всеволод Бобров и Леонид Иванов — звезды мировой величины». Отмечалось мастерство Башашкина, Петрова, Трофимова. Особенно много писали о Боброве, забившем в трех играх пять мячей. Коэффициент 1,66 гола за игру и по сей день является для советской сборной рекордным.

В расцвете сил ушел Бобров с футбольного поля. Игорь Нетто писал: «…такого игрока, как Бобров, не было ни у болгар, ни у югославов. И мне еще долго не приходилось встречать на поле таких игроков. Да и сейчас, если говорить откровенно, я не вижу равных ему по классу, а главное, по характеру бойцов».

Свидетельств признания специалистами спортивных достижений Боброва много. Но вот еще одно, принадлежащее прославленному профессиональному хоккеисту Морису Ришару. «Я рад, — говорил он в интервью по канадскому телевидению, — что увидел Всеволода Боброва. Это выдающийся спортсмен. Считаю, что он может быть смело включен в десятку сильнейших за всю историю мирового хоккея — любительского и профессионального».

…Это было большим счастьем Всеволода Михайловича, что, кроме футбольного мира, жизнь открыла ему мир хоккея…

Статистики знают все. Шесть раз становился Бобров чемпионом страны по хоккею с шайбой. В 130 матчах он провел 243 гола. Трижды завоевывал кубок. Трижды признан лучшим бомбардиром чемпионатов. Дважды становился чемпионом мира. Один раз чемпионом Олимпийских игр. Признан лучшим нападающим чемпионата мира 1954 года, а на чемпионате в 1957 году стал лучшим бомбардиром. На чемпионатах мира в 28 матчах забил 34 гола.

В хоккее Боброву принадлежит ряд рекордов. Это абсолютный рекорд результативности — 2,8 шайбы в среднем за игру. В ворота московского «Спартака» он забросил однажды восемь шайб подряд. Десять шайб заброшено им в одном матче. Справочники называют Боброва «самой, несомненно, яркой фигурой нашего хоккея».

Конечно, и здесь в становлении Боброва как хоккеиста сыграли роль его исключительные способности. Но не только. Он и в хоккее трудился до седьмого пота… Всеволод Михайлович способен был под открытым небом зимой, в пронизывающий мороз часами отрабатывать технику, наигрывать комбинации. Куда менее знаменитые игроки уже сложили свои чемоданчики, а Боброву все мало: «Давайте еще немножко. Ну чего так рано домой идти?» И когда расходились все, один оставался на площадке, отрабатывая свои удары.

Отсюда и результат. Сильный, точный бросок, виртуозная техника, скорость, удивительное тактическое мышление. Как можно забыть финты Боброва? Его незабываемый дриблинг. Его вечную устремленность к воротам? Бобров начал серьезно заниматься хоккеем в 24 года. Сейчас в этом возрасте спортсмены или играют в сборной, или расстаются с надеждой в нее попасть. Бобров стал капитаном сборной. И одним из ее основателей. Правда, раньше он играл в хоккей с мячом. Но многому пришлось учиться заново.

Познакомился Бобров с хоккеем в Англии в 1945 году. После окончания турне «Динамо» футболисты гуляли по Лондону. Увидели очередь, выстроившуюся перед большим зданием, зашли. Оказалось, играют две канадские команды. Бобров полюбил хоккей, по его словам, с первого взгляда. Товарищам говорил: «Вот бы хоть разок попробовать».

Попробовал зимой следующего года. 31 декабря 1946 года «Советский спорт» писал: «В матче ЦДКА — ВВС зрители впервые увидели в канадском хоккее В. Боброва. Какой это все-таки талант в нашем спорте! Не будь его, вряд ли команда ЦДКА получила бы два очка. Летчики играли тактически сложнее, но уступили 3: 5. Три гола забил Бобров».

Те далекие матчи выглядели бы сейчас диковинно. Низкие деревянные бортики, как в русском хоккее. Никакого защитного снаряжения. Среди игроков в основном известные футболисты. Шайбу порой даже не отрывали ото льда.

Игра полюбилась. И когда в феврале 1948 года в Москву для проведения нескольких матчей прибыла известная чехословацкая команда ЛТЦ, произошло неожиданное: новички отнюдь не уступили многоопытным гостям. А ведь незадолго до визита к нам чехи стали серебряными призерами Олимпийских игр.

Первое состязание наши спортсмены выиграли 6:3. Игра проходила в острой, красивой борьбе, доставившей большое удовольствие 35 тысячам зрителей. Гости продемонстрировали хорошее мастерство, но преимущество в скорости позволило одержать верх советским хоккеистам.

Второй матч наши спортсмены проиграли, третий закончился вничью.

Встречи с чехами оказались весьма полезными. У гостей было чему поучиться. Правда, и чехословацкие хоккеисты увидели в игре своих соперников достоинства, о существовании которых они и не подозревали. Один из лидеров команды гостей, Владимир Забродский (сразу же крепко подружившийся с Бобровым), сказал: «Приехав к вам, мы хотели научить вас всему тому, что мы знаем и что принесло нашей команде славу одной из сильнейших в мире. Но мы были поистине поражены теми качествами, которые увидели у вашей команды, а прежде всего быстрым темпом. Нам кажется, что ваш коллектив быстрее всех команд в Европе. Я не ошибусь, если скажу, что в скором времени вы будете играть выдающуюся роль в мировом хоккее».

Но для того чтобы пожелание В. Забродского сбылось, должно было пройти время — целых пять лет. За эти годы сформировалась и окрепла одна из самых знаменитых троек нашего хоккея: Е. Бабич — В. Шувалов — В. Бобров.

Многие объясняли ее силу удачным подбором одаренных игроков. Действительно, каждый из составлявших ее хоккеистов был личностью незаурядной. И Бабич и Шувалов были хорошими футболистами. Детство Виктора Шувалова прошло на Урале, в рабочей семье. С хоккеем он познакомился сразу же после войны. В тройку В. Боброва он попал вместо А. Тарасова. Это был нападающий высокого класса, прекрасно владеющий клюшкой. Особенно хорошо удавался ему бросок-щелчок, которым мало кто тогда владел в нашем хоккее. Удар по воротам Шувалов производил мгновенно, без всякой подготовки, что позволяло ему добиваться высокой результативности. К тому же Виктор был великолепным универсалом. Благодаря своей высокой подвижности и работоспособности он в случае срыва атаки представлял как бы первую линию обороны своей команды.

Бабич — коренной москвич. Это был настоящий рыцарь хоккея, человек, преданный ему беспредельно. Природа не наделила его большой силой. Но его необыкновенная выносливость, легкая скорость были следствием истинно мужского самолюбия — так же, как и поразительное упорство, проявляемое им в силовой борьбе. Бобров утверждал, что мало кто из спортсменов тренируется столь фанатически исступленно, как Бабич. Надо ли удивляться его виртуозной технике? Или тому, как проницательно он видел игру, как нестандартно мыслил? Много интересных идей рождалось в его голове. Помните знаменитую комбинацию с оставлением шайбы? Бабич на полной скорости идет с шайбой на защитника, замахивается, все внимание на него. А шайба уже оставлена Боброву. Придумал эту комбинацию Бабич поздней ночью и тут же разбудил по телефону Боброва, сообщил ему о догадке. Он жил хоккеем в не представлял себе, что хоккеист может жить иначе.

Что отличало этих спортсменов? Одаренность? Да. Но и труд, труд и труд — вот что сделало эту тройку безупречно сыгранной и сплоченной.

И еще, конечно, мужская дружба, навсегда объединившая трех больших спортсменов. Бобров посвятил дружбе следующие слова: «Являясь фундаментом наших взаимоотношений в жизни, она являлась, на мой взгляд, величайшим вкладом в силу и мощь той команды, за которую мы выступали. Вот мой совет всем: если вы хотите, чтобы ваша команда побеждала, если вы желаете ей добра, относитесь хорошо к товарищам». Бобров призывает к чуткости и человечности в отношениях с другими людьми. Будучи человеком простодушным и доверчивым, Всеволод Михайлович не всегда понимал, что критика в адрес Бабича и Шувалова чаще всего предназначена ему, Боброву. Бобров очень любил своих партнеров. За долгую спортивную жизнь он научился спокойно переносить упреки, задевавшие его лично. Но в нем вскипала бешеная ярость, когда пытались обидеть его товарищей, утверждая, будто Бабич и Шувалов в хоккее занимаются лишь черновой работой на Боброва.

Надо ли говорить, сколь несправедливо и оскорбительно это утверждение по отношению к основной ударной тройке сборной команды страны. Будь Виктор Шувалов и Евгений Бабич и впрямь безликими статистами, не видать бы нашей команде победы в чемпионате мира 1954 года — первом же чемпионате, в котором мы участвовали.

Более четверти века прошло с той победы. В марте 1979 года «Неделя» организовала «круглый стол»: в Москве собрались А. И. Чернышев, тренер советской сборной, В. М. Бобров, Г. М. Мкртычан, А. И. Кучевский, в Оттаве — тренер канадцев Грег Кэрри, нападающие Моу Гэйлэнд и Джон Скотт. Материал в еженедельнике озаглавили: «Победа, которая удивила весь хоккейный мир и… заставила побежденных сказать: «Они настоящие чемпионы». Фотография, помещенная в «Неделе», — один из последних снимков Всеволода Михайловича. Лицо усталое, сосредоточенное. Через три месяца «Неделя» опубликует еще одну фотографию: задорные, сияющие глаза, улыбка ласковая и приветливая — незабываемый, юный Бобров. Увы, фотографию обрамляла траурная рамка.

Знаменательно, что разговор этот состоялся после победы наших хоккеистов над сборной НХЛ в серии из трех матчей. Но эту победу предварила другая, отдаленная четвертью века. На нее почти не надеялись, но о ней мечтали.

…Советскую сборную встретили в Стокгольме карикатурой: паинька Бобров притих на школьной парте и терпеливо внимает огромному канадцу. Всерьез нашу команду никто не воспринимал. Да и сами хоккеисты не слишком хорошо представляли себе, что их ожидает. Кое-какой международный опыт у них к тому времени был, но канадцы… Как с ними играть?

До начала чемпионата оставалась неделя, она ушла на тренировки и просмотр тренировочных матчей чехов, шведов и, конечно, канадцев. Наша команда выиграла у шведского клуба АПК со счетом 6: 0. Шведы изумились: когда это русские научились играть в хоккей? Впрочем, «когда дело касается русского спорта, удивляться ничему не приходится», — писала «Свенска дагбладет».

Канадцы держали себя высокомерно. Когда А. И. Чернышев пытался договориться с ними об обмене командами, они отказались. «Мы бы приехали, — пояснили они, — да как истинные джентльмены должны позвать вас к себе. А кто ж пойдет смотреть вашу игру?»

Начались бои. Именно бои, подчеркивал Бобров, потому что в Стокгольме советские хоккеисты поняли, что чемпионское звание придется завоевывать потом и кровью. Наша сборная легко победила финнов, западных немцев, норвежцев. Выигрывали у этих команд и канадцы, причем в каждой игре забрасывали гораздо больше шайб, чем наши спортсмены. Это была своеобразная «психологическая» атака. Смысл ее разгадал Чернышев.

— Раз канадцы так стараются нас превзойти, значит, они насторожились, начали нас бояться. Это единственное объяснение. Что ж, пусть стараются. А мы будем беречь силы для игры с ними.

Вся наша команда внимательно изучала тактику, стиль, манеру игры канадской сборной. Регистрировались особенности всех игроков, результаты наблюдения анализировались на собраниях. А канадцы лишь раз пришли на игру с участием наших хоккеистов. Едва взглянув на лед, они тут же с грохотом удалились.

Первое серьезное испытание — встреча с учителями, с чехами. По ходу игры проигрываем — 1:2, у наших ворот жарко. В выгоднейшей позиции получает пас Бубник, следует сильнейший бросок. Но путь шайбе в падении преграждает Павел Жибуртович. К нему кидаются наши игроки, каждому ясно, что испытывает храбрый защитник: никакого защитного снаряжения у наших спортсменов тогда и в помине не было. Все приходилось терпеть. Почерневший от боли Павел шепчет: «Еще не все потеряно». Мужество защитника вдохновило команду. Она перехватила инициативу и выиграла — 5:2.

В тот же вечер канадцы разгромили сборную Швеции — 8:0. А на следующий день со шведами встречалась наша сборная.

Эта встреча оказалась одной из самых драматичных в истории нашего хоккея. Сильный снегопад. Шведы уверенно обороняются. Боброва, который к тому времени успел обратить на себя особое внимание, стерегут беспрерывно. Позади два периода, а счет не открыт. Нервничает Аркадий Иванович Чернышев. Он понимает: все может решить одна шайба.

И на 1-й минуте последнего периода ее забивают шведы. Еще больше портится погода. Приходится останавливать игру — расчищать площадку. Бобров силовым приемом встречает знаменитого Тумбу (Свена Юханссона) и отправляется на скамейку штрафников. Наши соперники забрасывают еще один гол, но он не засчитывается: пора обмениваться воротами.

Последние пять минут в советской команде играет только первая пятерка, беспрерывно, превозмогая усталость. По флангам непрестанно снуют Бобров и Бабич, в центре пытается оторваться от опеки Шувалов.

Один из проходов тройки удался. Бабич, пройдя вдоль борта, вытянул на себя двух шведов и отпасовал шайбу Боброву. Рванувшись за ворота, Бобров симулировал попытку завести ее в ближний угол. Бьерн и Г. Юханссон попались на финт и грубо бросились на Боброва. Уже падая, он увидел, что на покинутую Юханссоном точку перед воротами вырвался Шувалов. Без всякой подготовки Виктор бьет — и сквозь снег шайба заползает в ворота.

На следующий день шведы выиграли у чехов. Предстоял матч СССР Канада.

В момент, когда наша сборная выходила на поле, прозвучало объявление: «После сегодняшнего поражения русские будут иметь столько же очков, сколько сборная Швеции. Матч между ними за звание чемпиона Европы состоится завтра».

В победу нашей сборной и правда мало кто верил.

Чернышеву в ночь перед игрой не спалось. Вдруг стук в дверь: «Буди Боброва. Есть мнение — поберечь силы перед игрой со шведами». Чернышев побледнел: «Боброва будить не разрешу. А завтра будем биться, и не исключено — победим канадцев».

А Бобров тоже не спал. Рядом с ним сидел Бабич и мечтал: «Представь, Сева, люди утром включают радио и слышат: сенсация номер один: советские хоккеисты — чемпионы мира!»

На собрании Чернышев сказал: «Проиграете — ругать не будут. Играйте раскрепощенно. Не давайте им чувствовать себя хозяевами. В своей зоне канадцы теряются. Крайним нападающим постоянно нацеливаться на атаку. И еще: хорошо бы первыми забить гол. Забьют канадцы — матч сложится тяжело».

Перед игрой к нашим хоккеистам подошел Владимир Забродский. «Вы били нас, — сказал он, — мы их. Можете. Ни пуха вам, ни пера».

Первый гол забил Гурышев. На 5-й минуте матча прорвавшийся в зону противника Бычков проехал за воротами и точно дал ему пас в центр. Гурышева тут же сбили с ног, но счет был открыт.

Канадцы играют резко. На 11-й минуте, используя численное преимущество, Бобров забрасывает вторую шайбу. Стадион молчит. Он еще не готов поверить случившемуся. Но когда, финтом выманив на себя вратаря, Бобров филигранно укладывает шайбу в пустые ворота, трибуны взорвались.

Этот гол оказался решающим. Наши игроки поверили в свои силы. На перерыв канадцы ушли, проигрывая 0:4.

В раздевалке — горящие глаза, возбужденные лица. Неужели позади только один период? И такое преимущество! Кто бы мог подумать?

— Игра еще не окончена, — успокаивает ребят Аркадий Иванович. — Не расслабляться. Вы играли безупречно — так и держать. Противник может затеять драку — терпите. Не отвечайте ударом на удар. В противном случае игру могут посчитать недействительной, переигровка нам ни к чему. Сейчас канадцы полезут вперед — вы знаете, что делать в таком случае. Они будут пытаться всеми силами спасти матч.

Спасти матч канадцам не удалось: они проиграли 2:7. Когда раздался финальный свисток, «вверх полетели клюшки — они упали на лед беззвучно», — вспоминал Бобров. Стадион ревел от восторга. Канадцы первыми поздравили победителей. Их капитан Томас Кемпбелл тут же заявил журналистам: «Советские спортсмены блестяще провели игру. Мы просто не представляли себе, что в хоккей можно так играть. В решающем состязании мы оказались разгромленными. Нас поразили работоспособность русских, их умение вести игру в необычайно стремительном темпе».

Через двадцать пять лет Моу Гэйлэнд добавит: «Что и говорить, я расстроился, когда мне предпочли Боброва, определив его лучшим нападающим чемпионата. Но спору нет: Бобров сыграл тогда замечательно».

В те дни, как и все члены советской сборной, Бобров был по-настоящему счастлив. Счастлив так же, как и в ту далекую осень 1945 года, когда впервые коснулся руками Кубка Советского Союза по футболу. Но тогда это был задорный дебютант, не испытывающий ничего, кроме радости от приобщения к большому спорту. Ныне же многоопытный, закаленный боец радовался не только победе, но и открывшейся благодаря ей перспективе. Бобров понимал, что команда его не просто победила, «она сняла ореол исключительности и непобедимости с канадцев, преодолела психологический барьер и открыла путь к новым победам для грядущих поколений. И в этом ее главная заслуга перед отечественным спортом».

Истинного спортсмена, помимо прочих качеств, отличает способность мужественно переносить поражения. Это означает не только умение сохранить собственное достоинство, но и искусство проанализировать Причины неудач и трезво подготовиться к реваншу.

Через год канадцы отобрали у наших хоккеистов звание чемпионов мира. Они заранее спланировали игру, исходя из тактики сборной СССР. Укрепили оборону. Заставили наших спортсменов ошибаться. Советские хоккеисты сражались прежним, уже хорошо изученным противником оружием.

Теперь нашей команде предстояло добиться реванша. Реванша тем более необходимого, что нашлись «специалисты», утверждавшие, будто победа в Стокгольме была случайной. «Предстоящие Олимпийские игры подтвердят это», — предрекали они.

В ту зиму Бобров почти не играл в хоккей: сдавал экзамены в академии. Но в январе 1956 года вместе с товарищами отправился в Италию. В небольшом городке Кортина д’Ампеццо, в Доломитовых Альпах, открывались VII зимние Олимпийские игры. Состязания начались играми в подгруппах. Удачно для нашей сборной закончилась первая встреча в финале: победа над сборной Швеции 4:1.

Не повезло сборной Чехословакии: с ходу проиграв и канадцам и шведам, она практически вышла из борьбы. Вечером, 31 января, чехи пришли в гости к нашим спортсменам. «В горькую минуту хочется побыть вместе с друзьями, — сказал Боброву Властимил Бубник, — а лучше друзей, чем русские, у нас, чехов, нет». Долго не прекращался негромкий деловой разговор. Гости подробно делились своими впечатлениями от игры канадцев, указывая на их сильные стороны, характеризовали каждого игрока…

Через несколько дней сюжет хоккейного турнира вдруг резко повернулся. Канадцы потерпели невероятное поражение от хоккеистов США. У американцев блестяще играл вратарь Уиллард Айкола. Теперь от того, удастся ли нашим нападающим забить гол Айколе, зависела судьба олимпийских медалей…

Во время встречи команд СССР и США американский вратарь стоял действительно превосходно…Наступают последние минуты матча, а счет всего лишь 1:0 в пользу нашей команды, несмотря на бешеные атаки советских хоккеистов, не прекращающиеся ни на минуту. Правда, американцы заметно вымотались. Вот Бабич стремительно несется на ворота. И шайба, никем не замеченная, оставлена им на льду. А уж куда бить, Бобров знает. Айкола сознался ему потом, что в тот миг испытывал ужас. Ужас от того, что почувствовал, будто Бобров знает, куда ему бросать надо. 2:0. Расстроенный вратарь успел до конца игры пропустить еще две шайбы.

Настрой у наших спортсменов в Кортина д’Ампеццо был удивительный… Как-то зашел Бобров к товарищу по команде Николаю Сологубову и растерялся. Всю стену уютного номерка отеля «Тре кроче» занимал знакомый военный плакат «Родина-мать зовет!».

«А что, — усмехнулся Сологубов, — разве не фронт здесь? Тоже война, только бескровная». Конечно, если человек войну прошел, что ему хоккей? Перед заключительным периодом игры с канадцами доктор, наложив израненному Сологубову три повязки, спрашивал: «Больно?» Сологубов молчал. Сологубов войну прошел.

Но вот Альфред Кучевский не был же на фронте, а сколько мужества и страсти было в его игре! И тоже сплошь травмы. Снаряжения-то защитного нет!

Бауэр, канадский тренер, признавался потом: «Мы хотели сокрушить русских молниеносно, чтоб они рухнули. Но рухнул мой план. И в первую очередь из-за непроходимой обороны русских, где выделялись Сологубов, Кучевский, Пучков».

Чернышев будто подсмотрел план Бауэра. Все так и получилось, как он предсказывал.

…Свисток судьи — игра началась. Откуда-то сбоку донеслось знакомое «шайбу!», и ничего уже не различить за сплошным гулом трибун. Никогда на наши ворота не обрушивался такой град ударов, Дон Роун, весь изукрашенный синяками, квадратный Флойд Мартин, да все они и себя не щадят, и никого не щадят. Сбит с ног Крылов. Трещат клюшки. С грохотом сталкиваются тела.

— Никакой передышки русским! — кричит Бауэр.

Бабич жарко дышит в плечо Боброву: «Надо… продержаться… минут десять». Но вот и период уже заканчивается, а канадский вратарь замерз: игра только у наших ворот. Грубость, удары клюшками. Бабичу, как всегда, достается больше всех.

Требовалось одно — выстоять. Такова идея Чернышева. Вперед не ходить. Даже при численном большинстве. И дело сделано.

— Дело сделано, — говорит Чернышев в перерыве. — Они уже глотают кислород. Теперь можно и должно атаковать самим.

На 7-й минуте второго периода Ю. Крылов забрасывает шайбу. Крылов: бровь рассечена, правая ладонь в крови, три громадных синяка на теле.

Перед игрой Крылов говорил: «Основная установка канадцев на силу. А мы противопоставим им свой задор и свою волю. Мы им дадим прикурить. Мы их победим».

В перерыве Чернышев спрашивал его, покалеченного:

— Играть сможешь?

— Да вы что? — обиделся Крылов. — …Чувствую себя прекрасно. Я им еще сейчас гол забью.

И забил.

Противник рвется вперед, поддерживаемый трибунами. Канадские флаги вьются над стадионом. Но устали уже канадцы. Все реже выходят защитники в среднюю зону. Снижают скорость нападающие.

— Темп! — дает команду Чернышев. — Чаще пасуйте!

Едва начался третий период, динамовец Уваров, прозванный товарищами Стратегом, уже в зоне канадских ворот. Крылов прикрыт. Пас Кузину. И Кузин с ходу посылает шайбу в ворота.

Потом были яростные, но уже разрозненные атаки канадцев. А когда матч закончился, на поле хлынула такая толпа, что хоккеисты даже не могли обнять друг друга. Потом громко звенело привычное теперь «мо-лод-цы» — клич, родившийся там, на зимней Олимпиаде в Кортина д’Ампеццо… Бобров поднимается на пьедестал почета, и президент МОК вручает ему золотые медали для наших спортсменов. Звучит гимн нашей Родины.

Вся жизнь Всеволода Михайловича Боброва связана со спортом. Сначала играл он сам в футбол, в хоккей, затем готовил к выступлениям молодежь. Тренером он был прекрасным. Вывел «Спартак» в чемпионы — это в то время, когда почти вся сборная играла в ЦСКА. Работал со сборной. Тренировал и футбольные клубы.

Человек, привыкший всего себя отдавать любимому делу, Бобров больше всего радовался появлению новых талантов. Как он радовался успехам Мальцева, Блинова, Зимина!

А как его любили миллионы советских людей!

Чуяли в нем люди свое, родное, отсюда удивительная популярность Боброва. Было в этом человеке — его облике, манерах, характере достижений — нечто, находящее моментальный, глубинный отклик в народной душе. На подрастающее послевоенное поколение он оказал такое же большое и светлое влияние, как и праздничные наши салюты, песни, фильмы того времени, как все, что заставляло нас радоваться и гордиться тем, что родились мы именно в этой стране…

Иван Кириллович Покусаев, начальник ЦСКА, увидав Боброва, встревожился: «Всеволод Михайлович, да вы же бледны как смерть. Идите-ка к Белаковскому».

Алик, друг детства, сделал кардиограмму и тут же без разговоров повез в госпиталь.

Оттуда Бобров звонит другу:

— Леня! Привези мне спортивный костюм! Больничных пижам не терплю.

— Михалыч! У тебя что, телефон в палате?

— Да нет, спустился вниз. Это все паникер Белаковский напутал.

Если бы Белаковский был паникером…