Алекс в одежде Руперта сидела в палате общин, лихорадочно делая заметки доклада о мальчиках-трубочистах. Прежде чем покинуть парламент, она успела набросать статью для «Политикал реджистер». За свои усилия Алекс получила невиданное вознаграждение в семь шиллингов. «Если статья хоть у одного человека вызовет возмущение, можно считать, что мои труды не пропали даром», – думала она по дороге домой.
Руперт заглянул на Керзон-стрит, желая поделиться с другом хорошими новостями.
– Можешь меня поздравить. Благодаря твоему совету я выбил из старика Хардинга прибавку к приданому. Теперь у меня десять тысяч годового дохода. Огромное тебе спасибо!
– Что же, прими мои поздравления! Я дал совет, ты ему последовал. Одна голова хорошо, а две лучше.
– Близнецам это хорошо известно! Кстати, ты очень скучаешь по Нику?
– Очень. Близнец – это не просто брат, это часть тебя самого. Жаль, что он сбежал, но у него были на то причины.
Руперт поспешил сменить тему:
– День свадьбы еще не назначен, но я хотел бы, чтобы ты стал моим шафером.
Кит покраснел. «Дела – хуже некуда, поскольку именно я обрюхатил невесту!»
– Предложение весьма лестное, но я бы на твоем месте обратился к Гарри, брату Оливии. Это упрочит твои отношения с будущим шурином.
– Мне в голову это не приходило! А ты не обидишься? Точно?
– Нет, конечно.
– Решено! Знаешь, куда я сегодня собираюсь? В «Таттерсоллз», посмотреть на лошадей. Увидел сегодня утром коней графа Джерси и представил себе фаэтон или двухколесный экипаж.
– Тогда поехали! Мы с тобой господа богатые, можем себе потрафить своим прихотям?
Через два часа придирчивого осмотра лошадей Руперт с завистью наблюдал за тем, как Кит покупает пару чистокровных гнедых. Еще два часа они провели в каретной мастерской, где Кит выбрал самый дорогой фаэтон.
– Это надо отметить! Почему бы нам не съездить домой переодеться, а потом встретиться в «Уайтсе» и пообедать там?
– Прости, Кит, но я обещал Оливии потанцевать с ней в «Олмаксе».
Кристофер похлопал друга по спине:
– Ничего, рано или поздно это случается с каждым из нас. Скоро я за твоей сестрой Алекс начну ухаживать. Бесенок заставит меня побегать, помяни мое слово.
Ближе к вечеру Кит пошел в «Уайтс», пообедал и решил испытать судьбу за игровым столиком, но тут заметил Джереми Итона. Ему удалось выбросить кузена из головы, однако нынешняя встреча вывела Кита из состояния равновесия, и ему захотелось спрятаться. Но Джереми тоже заметил его:
– Привет, Харм! Надеялся застать тебя здесь.
«Точно такими же словами эта нахальная свинья встретила меня в прошлый раз!» Сердце у Кита упало от недоброго предчувствия.
– Насколько мне известно, мой отец снабдил тебя надежной информацией о выгодных капиталовложениях, кузен?
– Полагаю, твой отец не настолько глуп, чтобы обсуждать с тобой мои личные дела, не так ли, Джереми? – высокомерно заявил Кит.
– Разумеется, отец не дурак. Он понятия не имеет о моем к тебе интересе. Об этом знаем только ты и я. Пока. – Он сделал ударение на последнем слове.
– Какого черта тебе от меня надо? – накинулся на него Кит, хотя в душе испытывал беспокойство.
– Поскольку мой папаша не столь щедр ко мне, как был твой, я снова малость поиздержался. Хочу во что-нибудь инвестировать деньги. По иронии судьбы Генри оставил все именно тебе.
«Негодяй знает, что отца убил я, а не Ник. Чтоб ему провалиться! Но у меня достаточно средств, чтобы заткнуть рот этой ненасытной пиявке».
– В последний раз, Джереми. Сколько?
– Всего пять тысяч.
Кит прищурился. С прошлой встречи его запросы возросли в десять раз.
– Встретимся в «Барклиз» утром. – Он повернулся на каблуках и направился к столу, где играли в фараон. Минут через десять Джереми Итон занял место за тем же столиком. Ему дьявольски везло, и вскоре все фишки Кита перекочевали к троюродному брату. Кристофер заказал себе виски.
«Вот когда я особенно по тебе скучаю, Ник. Вдвоем мы бы стерли этого ублюдка с лица земли, но одному мне не справиться, черт тебя побери!»
Лейтенант Николас Хаттон начал задумываться, не проклял ли его сам дьявол. В октябре погода внезапно ухудшилась, застав англичан врасплох. Казалось, небо решило излить на землю всю влагу, недоданную в сентябре. Ливень не прекращался ни на минуту, под ногами хлюпала грязь. Лагерь превратился в трясину, пришлось перейти на более высокое место.
На второй день после переезда Николас Хаттон обнаружил пропажу продовольствия, вина, фуража и оружия. «Сколько еще продлится эта чертова осада? Моим людям нужны действия. Запасы воды в Памплоне подходили к концу, и горожане уже были готовы сдаться, но тут зарядили эти проклятые дожди!»
Начались ежедневные обстрелы крепости, и следующие две недели с большим трудом удавалось поддерживать дисциплину среди подчиненных.
– Памплона скоро падет. Я в ответе за ваше поведение и не потерплю мародерства в отношении мирного населения. Если увижу, что кто-то из вас убивает, грабит или насилует, пристрелю мерзавца. Рука у меня не дрогнет. Я ясно выражаюсь?
Никто из подчиненных не сомневался в словах лейтенанта. Бойцы уважали его за неуемную энергию и искреннюю заботу об их благополучии. Он лично обрабатывал их раны, лечил от дизентерии и утешал в минуты тоски по дому, даже писал письма за неграмотных. Хаттон был прирожденным командиром, второго такого среди офицеров Хилла не найти. Солдаты знали, что лейтенант Хаттон всегда держит слово.
Когда из Англии приходила почта, настроение у солдат поднималось. Ник послал письмо близнецу, но ответа так и не дождался. Десятки раз, сидя в своей палатке под Памплоной, он начинал послание Александре, но вовремя останавливал себя. Зачем обнадеживать девушку? Мысли о ней постоянно преследовали Ника, по ночам она ему снилась. Как ни странно, чем ужаснее выпадал день, тем лучше были сны. Сексуальные, эротичные, сказочные, от них дух захватывало.
Несказанно радостное возбуждение наполнило все его тело, каждая клеточка замерла в ожидании – скоро Александра приедет! И вот она бежит ему навстречу, счастливая, обнаженная. Он принимает ее в свои объятия, и ее ресницы стыдливо опускаются. Он трогает кончиком языка уголок ее рта. Она загадочно улыбается ему и, не открывая глаз, скользит по его голому телу и опускается на колени. Он садится рядом с ней, страсть пожирает его изнутри. Его пальцы пробегают по ее щеке, шее, плечу. Ладонь касается груди, и он чувствует, как лихорадочно бьется ее сердце.
Голова его опускается все ниже и ниже, и Ник обдает горячим дыханием розовый бутончик ее соска, наблюдая за тем, как он сжимается. Его рука прошлась под ее грудью, затем по животу. Алекс задохнулась от возбуждения, стоило его пальцу скользнуть в заветную щелку. Его губы и язык принялись исследовать каждый сантиметр ее тела от шеи до пупочка, лаская и пробуя его на вкус, а пальцы поглаживали влажный бугорок, укрывшийся в золотистых зарослях мелких кудряшек.
Ник мягко, но настойчиво разжал ее руки, обвившиеся вокруг его шеи, уложил любимую на ковер из цветов и травы, сжал ладонями ее ягодицы и поцеловал в лобок. Ресницы ее взметнулись вверх, и он увидел, что глаза ее затуманились страстью, когда его язык все глубже и глубже проникал в ее жаркое шелковистое лоно. Кончик его языка ощутил пульсацию ее мышц. Она раздвинула ноги. Он проник глубоко в нее, подстроившись под ритм ее сердца, и наслаждался ею несколько мучительно долгих минут. Она взлетела на вершину блаженства резко, неожиданно, растворившись в излившемся из него горячем потоке.
А в Лондоне тем временем готовились к свадьбе. Для Руперта время летело стрелой, для Оливии превратилось в медленный, тягучий поток и бесконечную череду зеркал, в которых она пыталась обнаружить перемены в своей фигуре.
Под предлогом того, что осенний сезон уже начался, Хардинги весьма мудро решили провести свадьбу в Лондоне, а не в родовом гнезде в графстве Бакс. На деле это означало, что предстоящая церемония не будет отличаться особой пышностью.
– Оливия сказала, когда свадьба? – спросила Дотти у Руперта.
– Когда я покончу с собой.
– Ну, значит, недолго, – сухо отреагировала Дотти. – Прекрати увиливать, Руперт, это не по-мужски.
– Свадьба состоится через неделю. Я попросил брата Оливии стать моим шафером. – Руперт явно смирился со своей участью.
– Полагаю, выбора у тебя не было, ведь Кристофер Хаттон до сих пор в трауре. По правилам хорошего тона Оливия должна сделать ответный шаг и пригласить твою сестру в качестве подружки. Такие короткие сроки просто неприличны! – Дотти тут же пожалела, что не сумела вовремя прикусить язык, и добавила, пытаясь сгладить оплошность: – Что ж, ничего не остается, как отвести Александру к мадам Мартен на Бонд-стрит. – Она аккуратно отсчитала причитающиеся Руперту пятьсот фунтов и тяжело вздохнула, оплакивая предстоящие расходы на платье для Алекс. – Вот, мой мальчик, ты заслужил это, ухватив удачу за хвост. Я горжусь тобой, Руперт.
Дотти очень хотелось послать Аннабель Хардинг к чертовой бабушке, но ей пришлось сдержать свои порывы и позволить леди Хардинг и Оливии сопровождать их в салон парижского платья, поскольку мадам Мартен трудилась и над свадебным нарядом невесты.
– Я всегда представляла подружек невесты в розовом. – Это был любимый цвет Оливии, выгодно оттенявший ее смуглую кожу.
– У тебя будет всего одна подружка, милая, но, уверена, Александра учтет твое пожелание.
– Вообще-то нет! – отрезала Алекс. – Для розового у меня слишком яркие волосы.
– А как насчет лилового? – предложила Оливия.
– Лиловый не просто розовый, это неприлично розовый, – заявила Дотти. – Полагаю, вы будете великолепны в зеленом оттенка гусиного помета, Аннабель.
Оливия захихикала.
– Младенческий голубой не пойдет вразрез с цветом ваших волос, Александра, – сказала она, с тоской отбросив надежды на розовое.
Алекс едва не передернуло от отвращения.
– Вам не кажется, что цвет незабудок более насыщенный, к тому же создает нужное настроение для свадьбы?
Цвет выбрали, настал черед фасона.
– Я просто помешана на французском ампире, а вы, Александра?
– Я тоже, – улыбнулась Алекс.
– А вы знаете, что Жозефина Бонапарт ввела этот стиль в моду, дабы скрыть беременность? – не выдержала Дотти.
Аннабель густо покраснела, а Оливия побледнела, утвердив Дотти в ее подозрениях.
– Мадам особенно удаются наряды в стиле ампир, – поспешно затараторила Алекс. – Мое последнее платье просто прелесть.
«Значит, Руперт действительно стал козлом отпущения! Теперь, когда Аннабель знает, что я в курсе, можно выжать из этой гарпии утешительный приз», – усмехнулась про себя Дотти.
– Оливия, милая, вы не задумывались над собственным домом в городе? Виконтессе не пристало жить с мамочкой и папочкой.
Оливия с вызовом посмотрела на мать.
– Знаете, мама, на Кларджес-стрит есть пустой дом, совсем недалеко от нашего особняка. Может, папочка не откажется подарить нам его на свадьбу?
Поскольку папочка никогда ей ни в чем не отказывал, начиная с двухлетнего возраста, Оливия сочла дело решенным.
Дотти с видом победительницы взглянула на Аннабель. Леди Хардинг сдержанно улыбнулась. Чего не сделаешь, когда речь идет о чести дочери!
Алекс не только заметила их игру, но, что гораздо хуже, понимала ее смысл.
«Оливия ждет ребенка, и Дотти это знает! А Руперт? Он категорически отмел все инсинуации, но согласился на поспешную свадьбу, выходит, он тоже в курсе!» Алекс решила прогнать прочь эти опасные мысли.
После визита к модистке Алекс старалась избегать любой темы, прямо или косвенно затрагивающей тайну Руперта и Оливии.
Сообщение Оливии о том, что у нее есть для него сюрприз, раззадорило и встревожило Руперта. Это уже не первый сюрприз. Когда он сделал Оливии предложение, она бросилась ему на шею. Ее приятные округлости разожгли в его крови огонь. Он робко поцеловал ее, а она ответила ему с таким жаром, что он начал подумывать – может, брак вовсе не та вещь, которой стоит опасаться. Если бы не слоняющиеся по дому родители, Руперту наверняка удалось бы уговорить Оливию на нечто большее.
Отправляясь на Кларджес-стрит, Руперт решил захватить подарок для Оливии. Сначала он хотел купить ей цветы, но быстро отказался от этой идеи, остановив выбор на шоколадных конфетах. С коробкой под мышкой он легко взбежал по ступенькам и взялся за медный молоточек. Дверь открыл дворецкий, но Руперт увидел, что Оливия уже спускается по лестнице в розовом утреннем платье и шляпке, с сумочкой в руке. Значит, она ждала его и они куда-то идут.
– Руперт… – Она подставила ему щеку для поцелуя. – О, конфеты! Как мило! Я возьму их с собой. У меня для вас изумительный сюрприз.
– Я заинтригован, драгоценная моя! – улыбнулся Руперт.
Оливия взяла его под руку, они вышли из дома и направились вниз по улице. Прошли три дома, свернули к четвертому и поднялись по ступенькам.
Любопытства у Руперта поубавилось, когда он понял, что они собираются в гости. Похоже, у его невесты весьма странные представления о сюрпризах. Оливия вошла внутрь без стука, и Руперт подумал, что здесь живут ее друзья. И у него тут же пропала охота следовать за ней. Он шагнул на выложенный черно-белой плиткой пол холла и осмотрелся. Неплохо, однако, ее друзья устроились.
– Чей это дом? – недовольно буркнул он.
В глазах Оливии загорелся еле скрываемый восторг.
– Он наш, Руперт! Это папочкин подарок к свадьбе!
Руперт лишился дара речи. Вот это сюрприз! Мысль о совместном проживании с Хардингами приводила его в ужас.
– Ваш батюшка весьма щедр, Оливия.
– Пойдемте. – Она снова взяла его за руку, прижав коробку конфет к груди, поднялась по лестнице и завела в богато обставленную спальню. Конфеты поставила на туалетный столик, вынула из сумочки ключик. – Заприте дверь.
Руперт сразу понял, что все спланировано заранее, но тело его предательски отреагировало на намек. Он запер дверь, вернул ей ключ, снял с нее шляпку и раскрыл объятия.
Когда она шагнула к нему и подняла голову, приглашая к поцелую, Руперт уже знал, что не сможет устоять. Наедине с будущей женой, в запертой комнате с призывно распахнутой кроватью его твердое намерение сохранять благопристойность до первой брачной ночи развеялось как дым. Он нашел губами ее губы и не успел проявить настойчивость, как ее губы раскрылись, ее язык коснулся его языка, и он забыл обо всем на свете.
Заманчивые округлости потерлись о его мускулы, приглашая исследовать их поближе. Он накрыл ладонью нежное полушарие. Груди у Оливии полные, тугие, соски превратились в две твердые косточки. Она задохнулась от удовольствия, пальчики потянули за шнуровку, давая ему доступ к тому, что скрывается под платьем. Стоило ему коснуться ее обнаженной кожи, как ее руки принялись лихорадочно раздевать его.
Через несколько секунд он стоял перед ней совершенно голый. Его первым порывом было прикрыться, уберечь ее взор от откровенного проявления мужской сексуальности, но он даже с мыслями собраться не успел. Оливия взялась за его петушок, да так сладко, что он окончательно лишился рассудка.
Трясущимися руками он поднял ее юбки и стянул через голову ее наряд. Оливия поспешно избавилась от шикарного нижнего белья – Руперту еще никогда в жизни не удавалось так быстро раздеть даму. Его белье полетело на ковер, смешавшись с ее кружевами. Оливия встала на цыпочки, обвила руками его шею и поднялась навстречу его естеству. Она не меньше его жаждала воссоединения.
Он отнес ее на кровать, взяв под ягодицы, и их тела сплелись в неистовой пляске. Оливия быстро приняла положение сверху, прижавшись к его груди своими мягкими полукружиями и обхватив ногами его бедра, затем нависла над ним и со стоном опустилась вниз.
Руперт не отрываясь смотрел на Оливию. Он знал, что не сумеет ее удовлетворить, пока не окажется сверху и не возьмет ситуацию под контроль. Но прежде чем он успел перекатить ее на спину, она вознеслась на вершину блаженства, прихватив с собой и его. Он растворился в ней, излив в нее свое семя, и она рухнула на спину рядом с ним. Он закрыл глаза и почувствовал, как она потерлась о его бок.
– Руперт?
Он оторвал голову от подушки и увидел, как она кладет в рот шоколадную конфетку. Оливия взяла еще одну, впилась в нее своими маленькими острыми зубками, с наслаждением слизнула розовую начинку, провела языком по губам и одарила его чувственным взглядом. «Еще? Она хочет еще?» Руперт решил, что он умер и попал в рай.