Пятого февраля в 18.00 полковник Кучумов слушал ежевечерний доклад по ограблению на Хазарской. Начальник угрозыска подполковник Пуляев Сергей Васильевич коротко доложил о выполненных городскими и областными органами следственных действиях за отчетные сутки (действий было, как полагается, на восемь страниц, успехов же — кот наплакал). Завершил свое сообщение Пуляев упоминанием, что установлены личности убитых и пострадавших.
Кучумов прикусил губу, поморщился — все-таки приходится выполнять команды Слона. Хотя, с другой стороны, это ведь очевидный шаг следствия…
— Давайте послушаем.
Пуляев повернул голову:
— Трофимыч, давай ты, у тебя ведь все в голове.
Капитан Казьмин раскрыл старомодную потертую кожаную папку на кнопках, вытащил аккуратно сколотые листки, встал.
— Сиди, Илья Трофимыч, — буркнул Кучумов.
Казьмин снова сел, отодвинул листки на вытянутой руке:
— Сперва убитые. Горбыль Юрий Николаевич, сержант милиции. Год рождения семидесятый, женат, двое детей. В Столичный райотдел пришел после армии, образование среднее. По службе характеризуется хорошо, имел поощрения.
— У нас все характеризуются хорошо, до самого осуждения, — проворчал Кучумов. Это в нем душа кипела, злился на Слона, срывал злость на своих. По твоим каналам, Трофимыч, сигналов на него не было?
— Никак нет, товарищ полковник.
— Ну допустим. Дежурил он в очередь?
— Нет, подменял товарища.
— Внезапно? — насторожился полковник.
— Нет, это уже второе дежурство у него сдвинутое. Сменщик его, младший сержант Глянцев, лежит в больнице. Дифтерия.
— Дожили, а?! Милиция дифтерией болеет! — Дмитрий Николаевич ткнул кнопку интеркома. — Лидия Макаровна, немедленно ко мне майора Пантюхо!.. Продолжай пока, Илья Трофимыч.
— Кравцов Юрий Витальевич, семьдесят первого года, охранник из агентства «Баярд». Холост, жил с родителями на Черногузовке, в частном секторе.
— Это тот, которого на лестнице застрелили?
— Да. Успел перед смертью два раза выстрелить из табельного пистолета Макарова. Пули еле нашли, в штукатурке под потолком. Наверное, уже раненный стрелял.
— Что по нему есть?
— До армии были приводы. По Кагановскому райотделу…
— А почему по Кагановскому, а не по Столичному?
— А он на восточном краю Черногузовки жил, уже за Водобудом. Пасечная, 28.
— И что за приводы?
— Два раза — драки на дискотеках, один раз — хулиганские действия против соседа по улице. Тот подал в суд, потом остыл, то ли родители упросили, забрал заявление. А парня тут же под осенний призыв в армию отправили. Служил в ВДВ, в Забайкалье. Вернулся вроде бы человеком, место сразу не мог найти, прирабатывал грузчиком на Цыганском рынке, потом друзья устроили в агентство.
— С рынка за ним ничего не может тянуться?
— Пока неясно.
— Почему он оказался на лестнице, а не на посту?
— Неизвестно. Да мало ли, мог по нужде отойти или к секретарше знакомой заглянуть.
— Это у них такая дисциплина в агентстве?
— Разрешается, если предупредил напарника.
— А он предупредил?
— Напарник пока говорить не может, это тот, что вместе с Горбылем был в менке… А мог оказаться на лестнице, отступая от бандитов…
В дверь постучали, на пороге возник майор Пантюхо в сапогах и фуражке, с ладонью у козырька:
— Товарищ полковник, по вашему приказанию…
— Слушай, майор, ты что думаешь, строевой отдел нужен, чтобы люди умели ходить строем?! Твоя обязанность — чтобы люди были в строю! Почему не все охвачены прививками от дифтерита?
— Так, товарищ полковник, это ж медчасть…
— Товарищ майор, приказываю: завтра же выявить всех уклонившихся от прививок, доставить в медчасть и лично проследить, чтоб всем уколы сделали. К исходу дня доложить о выполнении!
— Товарищ полковник, разрешите доложить, это ж их половина сляжет на три дня…
— Владлен Тимофеевич, пусть лучше сейчас на три дня, чем под выборы на месяц… А ты сам-то прошел вакцинацию?
— Мне не надо, я в детстве переболел.
— Да? И что, были осложнения?
— Не знаю, товарищ полковник, — растерянно отозвался Пантюхо. — Если надо, позвоню матери в Курск, спрошу…
— Да ладно, это я так. Можете идти.
Майор сделал поворот налево кругом, четко прищелкнув каблуками, и удалился.
Кучумов посмотрел вслед, покачал головой:
— Похоже, все-таки были осложнения… На чем мы там застряли?
— Говорили о погибшем охраннике Кравцове. Пока нет оснований подозревать, что это на него охотились. И, прямо скажем, если бы какие-то рыночные дела, то вряд ли стали бы маскировать под ограбление. Там все проще.
— Продолжай, Илья Трофимыч.
Казьмин перевел дух, продолжил — уже с другой интонацией:
— Мироненко Григорий Иванович, сорок шестого года, женат, имеет сына и внука. Юрист «Союза обворованных»… извиняюсь, «Союза защиты вкладчиков». Специалист по гражданскому праву. Две пули в грудь, одна в голову.
Кучумов поднял глаза, потом кивнул:
— Да, это наводит, мы с тобой уже говорили…
— С девяностого года активность у него шла по нарастающей. Имел даже свою юридическую консультацию. Основной вид деятельности — оформлял новые фирмы. С девяносто четвертого начал сбавлять обороты, доход консультации постоянно снижается. Около месяца назад уступил свой пай младшему компаньону — есть там у него такая Огиенко Наталья Васильевна, шестьдесят третьего года, — а сам перешел в «Союз обворованных». Наталка эта говорит, все вздыхал, жаловался на здоровье, мол, не хватает уже энергии бегать, а в «Союзе» работа поспокойнее и дело благородное, честным людям помогать, а не жуликам-бизнесменам.
— Сколько, говоришь, ему лет было?
— Пятьдесят отметил осенью.
— Рановато что-то на покой потянуло, а? Ты в его старых делах не покопался?
— Воропаев занимается.
Старший лейтенант Костик Воропаев, очень толковый сыскарь, молодой, но въедливый и основательный, был членом спецбригады, которую Казьмин создал по указанию Кучумова для работы по Слону.
— И что говорит Воропаев?
— Пока ещё ничего конкретного, но что-то у него складывается впечатление, будто не все старые материалы на месте.
— Что значит — впечатление? Там что, учета нет?
— Учет, говорит, в порядке, бумажка к бумажке, но вот в компьютере, на жестком диске, много дырок. Занятые блоки идут-идут, потом вдруг пустое место, потом снова занятые.
— И что это значит?
— Такое бывает, когда стирают какие-то записи, а машина ещё не успела на их место занести новые.
Пуляев слушал, чуть приоткрыв рот, Кучумов более сдержанно, но тоже с заметным удивлением.
— Ну ты даешь, Трофимыч! Не отстаешь, значит, от века?
— Да где мне! — вздохнул Казьмин. — Это Воропаев так говорит, их в институте учили.
Положим, Илья Трофимович скромничал. После первого же столкновения с компьютерами в реальном деле он регулярно захаживал в ВЦ и приставал к специалистам с дотошными вопросами. Хочешь не хочешь, а приходится. Не тот преступник пошел, теперь мало в финках и фомках разбираться.
— Твое резюме?
— Надо глубже копать. Если принять, что ограбление — только прикрытие, а целью был кто-то из погибших, то юрист на эту роль куда больше подходит, чем сержант или охранник из агентства.
— А остальные пострадавшие?
— Остальных всего один, и тот налетчик. А раненые не в счет, была б за кем-то из них охота, добили бы, как Мироненко.
Пуляев согласно кивнул, да Кучумов и сам понимал.
— Ладно, давай коротенько о налетчике и о раненых.
Казьмин перевернул пару страничек.
— Личность убитого налетчика пока не установлена. Хотя пальчики знакомые, проходили по взломам ларьков на железнодорожных станциях линии Север-Юг. В основном на обязательных остановочных пунктах электричек.
— Вот так нагло работал, даже без перчаток?
— Пальцы интересные, папиллярные линии кислотой сведены.
— Это что ж такое за ним тянется, что пальцы протравил? — задал риторический вопрос полковник.
— Да может ничего и не тянется, — вздохнул Пуляев. — Может, он гальваник или аккумуляторщик и работает неряшливо, вот пальцы и потравлены…
— Возраст — лет двадцать пять, — продолжал Казьмин, — рост метр девяносто три, вес девяносто восемь, шрам от аппендицита. Волосы темные, глаза серые. Три пули 5,45 из «калашникова». В спине.
— Это тот, что стоял в дверях зала?
— Да. Пули из автомата сержанта Горбыля. Такими же пулями убит юрист Мироненко. — Казьмин сделал короткую паузу и добавил: — А также охранник Кравцов.
Кучумов дернулся:
— И вы только теперь докладываете?! Это вам что, театр, драматические эффекты устраивать?!
Вмешался Пуляев:
— Задержала баллистическая экспертиза. Материала-то много, значительная часть пуль деформирована, стволы все одинаковые.
— Дайте-ка схему места преступления.
Казьмин развернул сложенную вчетверо схему. Пусть посмотрит. Полковник не дурак, и так уже все сообразил, но хочет перепровериться.
Кучумов повернул схему к себе, встал, оперся руками на стол.
— Все правильно. С некоторой натяжкой можно допустить, что Горбыль выпустил вот с этого места у дверей ювелирного магазина очереди, которые прошли по прямой через две открытые двери, менки и зала «Союза обворованных». Но уж никак он не мог зацепить Кравцова на лестнице…
— Так точно, товарищ полковник, — согласился Казьмин. — В Кравцова стреляли вот отсюда, из коридора против дверей в менку, или от стола охранника.
— Выходит, кто-то подобрал автомат Горбыля — а зачем? Чтобы стрелять в Кравцова?
— Можно было бы допустить, — Пуляев скептически сощурил левой глаз, что налетчики хотели заодно с добычей унести и автомат, лишний ствол не помешает, но только автомат остался возле тела сержанта. Значит, его положили…
— Бросили, — поправил Казьмин. — Там характерная забоина на линолеуме.
— Бросили, — согласился Пуляев, — после того, как стреляли в Кравцова. Неужели хотели нас убедить, что это сержант его убил?
Конечно, Сергей Васильевич ни капли не верил в такое предположение. Он просто рассуждал вслух, чтобы Первый прошел по всей логической цепочке. И Кучумов его не подвел.
— Нет, конечно, — сказал полковник. — Нас хотели убедить, что сержант стрелял в зал «Союза».
— Да и то особенно не старались, — буркнул сердито Казьмин. — Гляньте, как легли пули…
Он тоже встал, оперся на стол и начал показывать пальцем на схеме:
— Виден четкий веер, и очень легко установить, что стреляли из коридора между «Союзом» и менкой, примерно вот с этой точки, за полметра от дверей менки.
Снова сел, взял свои записи:
— Начинаю с левой от входа стороны. Четвертый ряд, если считать от лекторского возвышения, крайнее место у центрального прохода. Женщина тридцати восьми лет, Фещенко Тамара Сергеевна. Пуля разорвала сапог, чиркнула по лодыжке, другая пробила стоявшую на полу сумку. Ранение легкое, поверхностное. Прямо перед ней ранен в правую ягодицу мужчина постарше, сорокового года, Куцай Иван Семенович. Во втором ряду, тоже на крайнем месте, серьезно пострадал Кашуба Максим Романович. Двадцать шесть лет парню, а ему правый локоть разнесло. Врачи руку сохранить обещают, но говорят — сгибаться не будет. В первом ряду пробило норковую шапку молодой женщине, Хочалава Анастасия Петровна. Голову не задело. А дальше — две пули в груди лектора Мироненко. Опять же показуха: вроде естественный веер, повело ствол вверх и вправо, но в лектора пули посажены рядышком, пять сантиметров одна от другой. Придержал оружие.
— Значит, нет сомнений?
— Да как сказать… — шевельнул бровью Пуляев. — Илья Трофимыч твердо убежден, а я так считаю, надо все варианты проверить.
Кучумов начал складывать бумаги на столе.
— Проверить, конечно, надо все. Но меня, думаю, майор Казьмин убедил.
Пуляев заулыбался, Казьмин поднял глаза, но промолчал.
— Майор, майор, — повторил Кучумов. — Ты что думал, Трофимыч, дотянешь до предельного возраста и на покой? А вот хрен тебе, поработаешь еще. Утром приказ из столицы пришел.
Он подошел к шкафу, вытащил из-за папок бутылку коньяка «Коктебель» и три стопки.
— Давайте, мужики, по капельке за такое дело.
— Да что ж вы, Дмитрий Николаич, это с меня причитается, — проговорил Казьмин. — Вот раскрутим это дело — и гуднем как положено.
— А одно другого не исключает. Только дело ещё раскрутить надо…
Домашний телефон Кучумова мягко зазвенел уже после десяти вечера.
— Чем порадуете, Дмитрий Николаевич? — поинтересовался любезнейшим тоном голос в трубке.
— Да уж не знаю, Борис Олегович, порадую или огорчу. Похоже, ограбление на Хазарской — действительно инсценировка, а целью был ваш юрист. Это не догадки, наука баллистика так говорит, практически на сто процентов… Что он у вас мог такого знать или сделать?
— У нас? У нас он ещё ничего не успел сделать.
— Ну, тогда стрельба эта тянется из каких-то прежних дел.
— Но не началась до тех пор, пока Мироненко не пришел к нам в «Союз»!
— Так вы же сами себе противоречите…
Голос Дубова утратил любезность:
— Полагаете, корни в прошлом? Что ж, вот и займитесь его прошлым, вам и карты в руки.
— Займемся, — вздохнул Кучумов, — куда мы денемся. А вы там у себя поищите в настоящем…