Одиннадцатого февраля, ближе к полудню, во дворе на Рождественской появился рослый плечистый мужчина лет тридцати с лишним. Не спеша прошел через двор до самого выхода на Профессорскую, вернулся к клубу «Комфорт», оглядел окна ближних домов. В одном окне заметил характерный круглый блик. Усмехнулся. Все, как Вадим Андреич рассказывал, — следят. Старухи от нечего делать дурью маются. Во что ж это, интересно, они смотрят? От бинокля было бы два блика. Подзорная труба, как у адмирала Нахимова? Или вообще телескоп? С них станется…
Охранник на крыльце «Комфорта», здоровенный молодой парень в черном комбезе и теплой куртке с меховым воротником, скуки ради посматривал на плечистого мужчину. Тот ещё раз неспешно оглядел двор, подошел прямо к крыльцу, мельком взглянул на телекамеру, на вывеску, кивнул:
— Здорово, земеля!
— Здравствуйте, — сдержанно ответил охранник. — Могу чем-то помочь?
— Ага. Пригласи старшего.
— Вам нужен директор?
— Нет, твой старший.
Охранник нажал на неприметную кнопочку в косяке двери.
Через пару минут дверь раскрылась, вышел другой охранник — в точно таком же наряде, но постарше возрастом.
— Что такое, Виктор?
— Вот господин вас спрашивает, Сергей Иваныч…
Сергей Иваныч окинул взглядом господина, всмотрелся в лицо, чуть сощурился. Кажется, человек из своих…
Господин тем временем протянул руку:
— Алексей.
— Сергей.
Пожатие крепкое, но без глупых игр в кто кого передавит.
— Сто тридцать восьмой о-мэ-эс-бэ, восьмидесятый — восемьдесят второй. Старший сержант, — представился Алексей.
— Четырнадцатый отдельный вэ-дэ-вэ. Старший прапорщик.
Алексей вопросительно взглянул, Сергей Иваныч пояснил:
— По ранению.
— Кандагар?
— Нет, там обошлось. Герат.
— Как сейчас?
— Жена не жалуется.
Оба скупо улыбнулись.
— Заходите, Алексей.
За дверью оказалась лестничная клетка, короткий, в семь ступенек, марш к единственной двери на первом этаже. Дверь с виду дубовая, но, судя по тому, как неспешно поворачивается, под дубом скрыта приличная стальная плита.
Внутри было тепло, охранник (без куртки) за столом — с левой стороны, нормально: нападающие не смогут распахнуть дверь и сразу стрелять; передняя стенка стола приподнята, из-за неё чуть выглядывает верх монитора.
— А почему пост не за бронестеклом?
— Не согласился хозяин, не хочет гостей пугать. Все-таки не банк, увеселительное заведение…
— На Хазарской тоже считали, что не банк.
Сюда, пожалуйста…
Сергей Иваныч раскрыл первую дверь по правой стороне, пропустил гостя. Заметил:
— На Хазарской — темное дело. В такую рань менку не берут. Да и стрельбы слишком много…
Вошел следом, закрыл дверь за собой, прошел на свое место за небольшим столиком, показал Алексею стул напротив. Выдвинул ящик, достал початую бутылку «Князя Святослава» с винтом, налил две крошечные, на один глоток, рюмки.
— За ребят.
— И за нас, живых, — отозвался Алексей.
Выпили, помолчали.
— Если насчет работы, Алексей, то помочь не смогу. Штат укомплектован, — извиняющимся тоном сказал Сергей Иваныч.
Алексей хмыкнул:
— Да разве это штат? Снаружи — совсем салага, только и радости, что здоровый. Слишком близко подпустил.
Сергей Иваныч недовольно свел брови, но не стал рассказывать, что Виктор три года был чемпионом по кикбоксингу. Алексей этот явно из своих, но свои теперь разные бывают.
Впрочем, Алексей тут же внес ясность:
— Работа у меня есть. Бригадир охраны у Бориса Олеговича Дубова. Слышали такого?
Старший прапорщик уважительно приподнял бровь. В его профессии слышать о таких людях было обязательно.
— И?..
— Шеф хочет к вам заглянуть. Знакомые все уши прожужжали. Надо подготовить визит.
Сергей Иванович перевел дух и улыбнулся:
— Без проблем, Алексей… По отчеству вас, извините, как?
— Глебович.
— Так вот, Алексей Глебович, никаких опасений. Наш клуб — нейтральная территория. Самое спокойное место в городе. Хозяин, мудрая голова, буквально в первые дни лично пригласил одного за другим всех городских авторитетов, те посидели, послушали Бетховена, поскучали без шлюх и отбыли раз и навсегда. А завсегдатаи решают свои противоречия другими методами и в других местах. Переговоры — это да, для того и нужно нейтральное место. Мы — как Швейцария.
— Мои парни постоят рядом с вашими вечерок?
— Думаю, сговоримся. Если, конечно…
— Ребята умеют держаться. Шеф хамства не терпит.
Сергей Иваныч развел руками:
— Будем считать, договорились.
Алексей наклонился поближе к собеседнику, понизил голос:
— А как насчет глаз и ушей?
Сергей Иваныч снова развел руками, но сумел вложить в свой жест совсем другой смысл:
— Гостям мы глаз не завязываем, сами понимаете. Но стены и обстановка у нас чистые, сам проверяю каждый день перед вечерним сбором.
— Фотограф ваш на органы не работает?
— Своего фотографа не держим, чужих не впускаем.
Алексей помялся, потом разъяснил доверительным тоном:
— Шеф — человек скромный, лишней рекламы не любит, а тут ещё выборы… Найдется какой-нибудь щелкопер, мол, «кандидат в губернаторы посещает злачные места»…
Сергей Иваныч пожал плечами:
— Ну, кандидат в губернаторы Лаврентьев — наш постоянный гость, ходит и не боится никаких щелкоперов.
— Лаврентьев? — Алексей наморщил лоб. — Что, фигура?
Сергей Иваныч снова шевельнул бровью:
— Ведет себя прилично, не напивается, женщин с собой водит красивых.
Алексей задумался, побарабанил пальцами по столу.
— Не знаю, захочет ли шеф с ним тут столкнуться. Тоже ведь разговоры могут пойти: о чем, мол, сговаривались два кандидата в клубе «Комфорт»…
Сергей Иваныч пощелкал клавишами компьютера.
— Лаврентьев заказал столик на двоих на субботу, пятнадцатое.
— У вас заранее столики заказывают?
— А как же! Посадочных мест в зале не так много, а желающих хватает. Каждому лестно посидеть в «Комфорте», это же марка!
— Хм… Шеф думал заглянуть сегодня или завтра. Велел узнать, когда будет играть Ливанов.
— Ливанов-то каждый день сейчас играет, кроме четвергов — по четвергам у нас струнные квартеты без фортепиано. А вот насчет столика — это с хозяином надо поговорить. Господин Дубов собирался быть с дамой?
— С супругой, Ингой Харитоновной, — отчеканил Алексей.
— Посидите, я наведу справки.
— Виталий Ефимович, можно?
— Заходи, Сережа. Что там еще?
— Пришел человек, говорит, от Слона, шеф его хотел с женой к нам прийти сегодня или завтра. Только чтобы не встретиться с Лаврентьевым и чтобы играл Ливанов.
— Хм… — усмехнулся Коган. — И то, и другое характеризует господина Дубова с лучшей стороны. А что за человек?
— Говорит, начальник охраны.
— О, у скромного кандидата химических наук есть охрана?
Сергей Иваныч усмехнулся. Оба они с хозяином прекрасно знали цену скромному Слону.
— Ну-ка, давай на него глянем…
Виталий Ефимович включил монитор.
Гость спокойно сидел на том месте, где оставил его Сергей Иванович, вертел в пальцах пустую рюмку-наперсток. Повернул голову к окну, скользнул взглядом по камере, не заметив объектива, скрытого за вентиляционной решеткой.
— Ты его знаешь?
— Нет, первый раз вижу. Из афганцев, сам сказал, да я и так понял. И в охране понимает, вопросы задавал правильные.
— Ладно. Передай мое приглашение господину Дубову на сегодня. Лаврентьева не будет, Ливанов будет. Скажи, что сегодня у нас в программе Делиб и Гершвин, этакое сочетание на контрастах.
Уже у выхода на лестницу гость снова глянул на охранника за столом и нахмурился:
— А видеозаписи?
Хозяин улыбнулся, покачал головой:
— Не беспокойтесь, Алексей Глебович, камеры установлены только снаружи, следят за ними люди и запись не ведется — иначе ни один серьезный человек здесь не появится.
— Шеф не гоняется за рекламой, да и охране вовсе ни к чему оставлять свои портреты на видеоленте, — деловито объяснил гость.
Про себя Сергей Иваныч подумал, что такая осторожность нужна какому-нибудь международному сверхкиллеру вроде Ильича Рамиреса Санчеса, но спорить не стал, только поддакнул вежливо:
— Ну да, ясное дело.
Как учил Штирлиц, запоминается последняя фраза. И потому напоследок Алексей сказал:
— Хозяин пьет «Бифитер», хозяйка — полусухое шампанское «Новый свет».
Сергей Иваныч уважительно кивнул:
— Я передам.
— Фотографа у них нет — так что просто купить снимки не получится, докладывал Алексей. — Клуб охраняется камерами, выход, думаю, на охранника у дверей, но наверняка есть и другие мониторы. Местный бригадир сказал, камеры только снаружи, но это он врет — одну я засек прямо у него в кабинете, за вентиляционной решеткой. У него же стоит компьютер, видно, завязанный в рабочую группу. При мне он получал с монитора данные о заказанных столиках — а это не его дело, этим охрана не занимается. Постоянного выхода компьютеров во внешние сети мы не обнаружили, отсюда не подобраться.
— А если посадить фотографов в подходящую квартиру?
— Обнаружат. Я сам за минуту, пока перед дверью стоял, засек в окне наблюдателя. Бабки дворовые, думаю, друг от друга не конспирируются, живо раззвонят, что появился фотограф.
— Значит, только подключение, — подытожил Борис Олегович и затянулся трубкой. — Ладно, завтра и займитесь, чтобы к субботе было готово. А сегодня мы с Ингой Харитоновной послушаем программу на контрастах под «Бифитер» и полусухой «Новый свет».
Самая лучшая реклама (и самая правдивая) — это слухи. На этот раз слухи не врали. «Комфорт» оказался превыше всяческих похвал. Кухня не уступала «Ваське Буслаю», хотя меню не поражало экзотикой и фантазией. Бифштекс был розовый и сочный, лучок золотой, а картофель, даже сейчас, в середине зимы, — словно пять минут назад вырван из ненасытных жвал колорадского жука, очищен, настроган и брошен в кипящее масло. «Бифитер» был стандартный, зато шампанское оказалось лучшего года, чем дома, и Борис Олегович решил строго поговорить со своим поставщиком.
Публика тоже не оставляла желать лучшего. Разумеется, паханов здесь не было, не говоря уже об их шестерках, не было и низкопробных нуворишей. Дубов заприметил несколько знакомых лиц, в их числе, естественно, господина Шапиро, известного интеллигента и мецената, и господина Длугача, что, на взгляд Бориса Олеговича, было вовсе не естественно; впрочем, эксцентричность унитазного короля могла простираться и до такой степени. С обоими Борис Олегович обменялся едва заметными кивками, да и они не спешили афишировать знакомство. Зато с Веригиным, доктором и академиком ещё советских времен, директором Института технологических проблем, он почтительно поручкался. Отметил взглядом Понсовского, ректора Пищевого института, человека не столько ученого, сколько не по чину богатого, который принимал за своим столиком Ивана Пургайло, ведущего трагика прошлых лет из Гоголевского театра, и двух юных старлеток. С Понсовским Борис Олегович знакомства не водил и не желал, благо не имел потомства абитуриентского возраста; взрослый же сын его, Сергей Борисович, был надежно устроен на кафедре химии Воронежского университета и процветал на военных заказах, организованных не без батюшкиных знакомств.
Самых хвалебных отзывов заслуживал и ансамбль Скрипалюка. В первом отделении, правда, когда играли Делиба, Борис Олегович больше внимания уделял салатам и бифштексу. Когда же за роялем появился изрядно постаревший, но по-прежнему кругленький и по-прежнему блистательный Ливанов и начал увертюру к «Порги и Бесс», тарелки были забыты. Наплывали воспоминания юности, предательски увлажнились глаза. Да и у Инги Харитоновны грудь вздымалась чаще обычного.
Ансамбль отыграл программу, в небольшом зале раздались негромкие, но продолжительные аплодисменты.
Борис Олегович оглянулся и поманил к себе стоявшую в сторонке прекрасного сложения блондинку в строгом черном костюме.
— Простите, сударыня, мне показалось, вы здесь… э-э… распорядителем…
— Чем могу помочь?
— Нельзя ли попросить, чтобы исполнили «Strangers in the Night»?
— Our pleasure, sir, — с прекрасным нездешним прононсом ответствовала блондинка и проплыла к подиуму.
Борис Олегович проводил её взглядом, отметил царственную осанку и признал, что в «Комфорте» все действительно по высшему классу.
Тем временем блондинка негромко сообщила Скрипалюку:
— Юрий Геннадиевич, Слон просит «Странники в ночи».
— Елки-палки, — изумился Скрипалюк, — у нас Слон сегодня? Погоди, Ирочка, это который?
— За четвертым столиком, сделанный под Ширвиндта, с толстухой.
Скрипалюк обернулся к четвертому столику, едва заметно кивнул, приподнял смычок.
Среди негромкого гомона благопристойной публики почти неслышно прозвучала пущенная вместо проигрыша строка рефрена. Скрипке отозвалась сдержанная, робкая россыпь одиночных нот рояля. И вот наконец вступили дуэтом альт с виолончелью…
Это было прекрасно. Борис Олегович едва сдерживался. У него закипало в горле, он вдруг вспомнил далекие годы, когда был тощим и голоштанным, и подумал: «Так стоило ли? Разве может сытая жизнь, игра, власть заменить эти подступающие слезы, это чистое волнение души?..»
Впрочем, минута слабости окончилась вместе с финальным крещендо.
Борис Олегович поднялся, погладил по плечу растроганную супругу, прошел к оркестру, пожал руки всем пятерым музыкантам, приговаривая:
— Ах, господа, какая мелодия — и какое исполнение! У меня тридцать лет с плеч свалилось. Спасибо, спасибо…
На обратном пути остановился возле блондинки, вновь занявшей обычное место, протянул ей сотенную купюру (естественно, зеленую), сказал:
— Сделайте одолжение, передайте музыкантам — мне самому неловко унижать их искусство. А вот это, — добавил вторую сотню, — лично Ливанову.
— Прошу прощения, у нас не принято, — твердо возразила блондинка.
— Зато принято у меня! — надменно свел брови Дубов.
Достал ещё десятку, сунул все наглой девчонке и проследовал к супруге.
— Нам пора.
Инга Харитоновна вздохнула, оставила недопитый кофе и поднялась. Неизвестно откуда возникший официант успел отодвинуть её стул, незаметно сунул Дубову счет и только поклонился, когда тот вручил деньги и ленивым движением пальцев показал, что сдачи не надо.
Идя к выходу, он ещё раз покосился на блондинку. Знакомое лицо… Откуда? И только у гардероба, подавая супруге шубу, вспомнил:
«Да ведь это та девчонка, которая стараниями господина Манохина и его половины попала в махденский бордель, а после сбежала! Конечно, на видеозаписи у неё не было этой царственной мины… С характером девчонка! Впрочем, другая оттуда и не выбралась бы. А я на неё напустился — нехорошо, это же моя благодетельница…»
Улыбнулся. Действительно, как бы иначе удалось взять к ногтю Кучумова, не будь той видеозаписи, разоблачающей шалости полковничьей великовозрастной дочурки и зятька?.. Кстати говоря, и небесполезное знакомство с Колесниковыми тоже состоялось из-за этой блондинки…
Бригадир Алексей сказал в уоки-токи: «Ребята, подавайте» и первым вышел на лестницу. Чисто. Шагнул в наружную дверь, подождал, пока подъедет «вольво», спустился с крыльца, проверил, на месте ли «чероки», открыл заднюю дверцу.
Когда уже сворачивали с Галицкой, Борис Олегович сказал:
— Ну что ж, Алексей. Праздник кончился, начинаются будни. Завтра же и приступайте.