Спартак

I

В последние сутки перед сражением среди множества обычных дел, связанных с подготовкой новой битвы, Спартак выкроил несколько свободных часов и уединился в своей палатке для размышлений. Он хорошо понимал, что при царящих на войне случайностях разного рода дать какую-нибудь гарантию относительно исхода предстоящей битвы нельзя. Особенно сейчас, когда сила сопротивления римлян, извлекших из многочисленных поражений важные уроки, серьезно выросла. И он вновь и вновь возвращался к одному вопросу: «Что будет, если?..»

Относительно самого себя, своей жены, командиров, всей армии у него не имелось каких-либо сомнений. Такой вопрос он давным-давно решил вполне определенным образом: при проигранном сражении у всех будет одна судьба — доблестная, героическая смерть.

Но судьба начатого дела, которое он рассматривал как часть грандиозной борьбы народов против римской тирании, очень его волновала.

Обдумав вновь ситуацию и взвесив шансы, полководец собственной рукой — хотя обычно он диктовал — написал ряд важных политических писем друзьям и единомышленникам.

Потом Спартак вызвал доверенных людей, вручил им запечатанные письма и велел тотчас покинуть расположение армии, добравшись до условленного места, там остановиться и ждать конца битвы. Если исход ее окажется неблагоприятным и они услышат, что он, Спартак, погиб, они тотчас должны двинуться в путь и во что бы то ни стало доставить письма адресатам; если же битва, по слухам, завершится для них успешно, им следует задержаться до получения новых распоряжений от него.

Получив письма, доверенные письмоносцы тотчас покинули повстанческий лагерь. А Спартак, отдав распоряжение о секретной отправке из ставки наиболее важных документов и приказав созвать всех командиров на обед, сам отправился к воинам.

Воины уже обедали — и по-праздничному. Он поочередно подходил к разным кружкам, перекидывался с сидевшими репликами и шутками, пробовал понемногу пищу из воинского котла. Настроение воинов, судя по лицам, жестам, речам и смеху, было спокойным. Ничего похожего на смятение или панику. Успокоенный Спартак вернулся к себе.

II

Вечером перед решающей битвой в палатке Спартака собрались высшие командиры — фракийцы, галлы и германцы.

Холодный ветер налетал волнами, и туго натянутая кожаная стенка палатки глухо гудела под его ударами. Внутри палатки было тепло и многолюдно. Светильники в виде лодок ярко освещали все углы. Молодые стражи (они охраняли Спартака, и их выбирали из числа самых прославленных воинов, отличавшихся умом и храбростью; с ними Спартак связывал в будущем свои надежды) разносили пищу. Служить за столом старшим товарищам, видным военачальникам и героям считалось почетом, и никто не видел в этом ничего для себя унизительного.

Кушанья были обильными, обед — вопреки обычаю Спартака — почти изысканным. В больших глиняных блюдах и горшках на общий стол из простого кленового дерева ставили: жареную говядину и рыбу, рассеченного на куски жирного козленка, не знавшего еще травы, вареную и жареную птицу, убитого на охоте одним из командиров дикого кабана и принесенного им Спартаку в подарок, сыр, вареные яйца, оливки, масло в больших бутылях, соусы и подливки, различные овощи — капусту, латук, репу, редьку, сельдерей, пироги с мясом и лепешки.

Поздоровавшись, командиры занимали места. Богов почтили короткой молитвой, кусочками еды и каплями жертвенного вина. Потом приступили к трапезе. Ели молча. Каждый был погружен в свои мысли…

Наконец принесли десерт — сотовый мед, виноград, румяные яблоки и отличное вино: фалернское, хиосское и исмарийское — напоминание о далекой Фракии. Кубки наполнялись. Спартак произнес первый тост в честь погибших товарищей-героев, новых богов, хранителей войска на войне. Все встали, выпили, потом снова сели.

От выпитого вина разговор завязался. Один из командиров, прославленный храбростью, галл Атлант сказал:

— Наш доблестный вождь, Спартак! Я вот о чем сейчас думаю. Почти два с половиной года мы все свободны, не подчиняемся римской власти, не знаем ни эргастулов, ни плетей, ни гладиаторских карцеров, ни кровавой арены и зрителей-римлян, истошно вопящих, заключающих об исходе битвы пари, опускающих палец вниз и велящих добить побежденного! Живем мы ныне по своим законам! На долю каждого, я думаю, досталось немало всяких удовольствий. Несправедливо было бы жаловаться…

— И все-таки наши потери очень значительны, — резко перебил его другой командир, галл Элевтер. — Семьдесят восемь гладиаторов совершили побег из школы Батиата. Они приняли на себя руководство нашей справедливой войной. И вот в живых осталось уже меньше трети — а ведь война только начинает по-настоящему разворачиваться!

Тотчас один из соседей, галл Витул, поддержал его, сказав:

— Да, из семидесяти восьми в живых ныне осталось только двадцать пять! Как раз я посчитал сегодня и спросил себя: «А сколько будет сидеть из нас на следующем обеде у Спартака?!» Уже нет с нами самых знаменитых из наших соратников — Крикса, Эномая, Ганника и Каста. А ведь все они были заместителями Спартака!

Тотчас послышались другие голоса:

— В чем причина наших таких неудач?

— Римляне идут на нас всей мощью своего государства!

— Что ждет нас, Спартак, впереди?

— Чем завершится наше дело?!

— Будет нам сопутствовать удача или нет?..

Спартак немного помолчал, размышляя, потом сказал:

— Мои дорогие друзья, храбрые соратники, доблестные полководцы, прославленные герои! Вы задаете тяжелые вопросы. На них трудно ответить, удовлетворив всех, ибо человеческая способность к правильному суждению ограничена самой природой. Стараясь представить себе будущее, человек только предполагает, все остальное зависит от милости богов, случая или Судьбы! И халдеи, и мудрецы-философы считали одинаково: Судьба — загадочна, милость богов — ненадежна, жизнь — борьба, странствие по чужбине, время человеческой жизни — миг! Ни у кого нет более хрупкой жизни, чем у человека, ни у кого столь безграничных страстей, такого яростного накала чувств! Лишь человеку больше всего достается от другого человека! Воистину не без основания многие думали, что лучше бы человеку вовсе не родиться или, по крайней мере, как можно скорее кончить свое существование! Все умирают рано или поздно! Мы тоже, как установила каждому Судьба, умрем. Каждый из нас является актером в драме жизни, каждый должен играть роль, предназначенную ему Роком! Следует же играть свою роль как можно лучше!

Тотчас кто-то прервал речь вождя колким вопросом:

— А если Судьба сделала тебя рабом или гладиатором?! Значит, оставаться в таком положении?!

Спартак пристально посмотрел на вопрошавшего и, улыбнувшись, ответил:

— Нет, конечно, мой дорогой друг, о храбрый Донат! Из всех человеческих зол рабство — наихудшее. От него надо отбиваться не только войной, но и ценой жизни! Рабство — незаконное состояние, порожденное величайшей несправедливостью! Все люди по рождению одинаковы. Мир для всех общий родитель. Наиболее знатен тот, кто по природе честен, кто совершил наиболее славные деяния, направленные к благу людей. Так учит философия. Это мнение разделяю и я. Рабство! Что может быть ужаснее в жизни?! Ни один человек не пожелает но доброй воле стать рабом другого, подвергаться ежедневным ужасным унижениям! Они сокрушают печень! Эти унижения горше самой тяжелой работы! Я помню, как меня самого доставили в первый раз в Рим рабом… Что я тогда там испытал, что увидел?! О, как подлы и гнусны римляне, как они погрязли в пороках! Чередуя распутство с обжорством и беспечной праздностью, они прикрывают свои гнусности — стыдно сказать! — под маской философии! Целыми толпами они сбегаются туда, где слышатся похвальные слова в честь удовольствия! Несчастный Эпикур! Если бы он знал, какое употребление найдет у римлян его философия!

— А все-таки римляне умеют пожить! — мечтательно воскликнул галл Декорат. — В ожидании трапезы они покоятся на усыпанных розами ложах, услаждают слух мелодиями, глаза зрелищами, ноздри — сирийскими и египетскими ароматами, нёбо — тонкими вкусовыми ощущениями…

— Чему тут завидовать? — возразил Спартак. — Они утопают в удовольствиях и пороках — правда, но ждет их впереди страдание: то, чему они так радуются, не есть благо!

— Но что такое благо, Спартак? — горячо поддержал Декората германец Церулей. — Каждый понимает его по-своему!

— Ты ошибаешься, Церулей, — отвечал Спартак. — Существуют только два понимания блага! Одно понимание: благо — богатство и порождаемые им удовольствия; другое понимание: обладание суммой наилучших нравственных качеств, при которых богатство, как и его отсутствие, не представляется существенно важным! Каждый, я полагаю, на многих примерах имел возможность убедиться в следующем: мнение, будто богатство есть высшее из благ, разъедает человеческую душу, выводит ее из равновесия, лишает сна, наполняет жжением и завистью, толкает к низкому корыстолюбию, подлости и предательству, бросает в петлю, толкает со скал, не дает свободно жить и говорить. С другой стороны, люди, не обладавшие богатством, например Диоген, Аристид, Эпаминопд, являлись, несомненно, счастливыми!

— Ты хочешь, Спартак, — с досадой вскричал галл Декорат, — отнять у людей все удовольствия, ограничить их желания, посадить их, как спартанцев, на невкусную и деревенскую пищу!

— Почему ты так решил, Декорат? — улыбаясь, спросил Спартак. — Никогда я ни к чему подобному не призывал! Мне бы хотелось внедрить в ваши умы совсем другое: чтобы вы пользовались богатством, не становясь его рабом! Ограничивать желания надо не для того, чтобы всегда употреблять простую пищу, но чтобы не бояться этого! Простая пища — это доказано! — способствует улучшению здоровья. Она делает человека деятельным, неустрашимым перед случайностями, приводит нас в лучшее расположение духа, когда мы — после долгого перерыва — получаем доступ к предметам роскоши. Короче: люди жалки, если лишены удовольствий, — согласен; но они еще более жалки, если по самую макушку утопают в них! В первую очередь мои слова относятся к тем, кто находится на войне! Человек изнеженный, погрязший в роскоши, всегда — и быстро! — побеждается врагом. Вспомните Ганнибала и развратившую его Капую! Вспомните царя Пирра! Делают человека счастливым не богатства, не деньги, даже не физическая сила…

— А что? Что, Спартак? — перебил вождя галл Лмик, самый молодой из командиров легионов, но успевший уже отличиться в боях.

— Я скажу тебе, Амик! — отвечал Спартак. — Несомненно, три вещи делают человека счастливым: во-первых, правота дела, которому он служит, во-вторых, мудрость, не позволяющая делать житейские ошибки, в-третьих, жизнь сообразно с природой. Напрасно некоторые улыбаются! Жить сообразно с природой вовсе не так-то легко! Для такой жизни необходимы определенные качества: здравый ум, мужество, энергия, благородство, выносливость и подготовленность ко всяким переменам, с которыми можно встретиться в жизни. Для меня несомненно: очень важно пользоваться в жизни дарами Судьбы, не делаясь их рабом! Иначе говоря, счастливую жизнь составляют: свобода, непоколебимая стойкость, неустрашимость, бодрость, твердое сознание, что единственное благо — достоинство, непобедимая сила духа, умудренного опытом, большая гуманность и заботливость по отношению к окружающим, единственное зло — отсутствие свободы, низкое корыстолюбие, позорная порочность…

— А слава, Спартак? — перебил вождя фракиец Астеропей.

— Я могу, — отвечал Спартак, — снова повторить самое важное для пас: нет ничего важнее, чем стремление к славе, но славе, исполненной благородства и чести; славы жаждут все, но не все ее заслуживают; славы следует искать безмерной, а богатств только честных; к концу жизни придет каждый, пусть, кто может, завоюет славу прежде, чем умрет, — это лучшее, что останется после нас! Теперь о наших потерях. Да, они велики! Что ж поделаешь! Так было всегда на всех войнах, что кто-то кого-то убивал! Война тяжелая вещь! На войне часто приходится пить воду из рек, окрашенных кровью, переходить реки по мостам из трупов, терять лучших друзей и соратников, есть траву вместо хлеба, покорять племена, засыпанные глубокими снегами, брать города, спрятанные под землей, переплывать с опасностью для себя через бушующие моря, не знать ни мягкой зимы, ни благодатного лета, ни праздников, ни торжественных шествий, ни театральных зрелищ! Это все война, и слава воинская не достается без пота и крови, без гибели друзей, без великого риска, тягот и мучительного труда! А смерть — что смерть?! Она закон природы и великое таинство. Смерть уравнивает Александра Великого и простого погонщика мулов! Эномай, Крикс, Ганник, Каст и многие другие из наших погибли — верно! Но разве кто-нибудь из них раскаивался в сделанном выборе?! Может быть, Крикс, узнав о гибели Эномая, пожалел об участии в нашем заговоре?! Может, он сказал, и это кто-нибудь слышал: «Ах, зачем Эномай не остался в гладиаторской школе Батиата?! Останься он — глядишь, прожил бы еще несколько лет! Но он избрал другую дорогу — и тотчас погиб! И я скоро, верно, последую за ним!» (Общий смех собравшихся.) Вы смеетесь? Справедливо смеетесь! Такие малодушные речи и Крикс несовместимы! Наш доблестный друг держался иного принципа: «Силу надо одолевать мужеством, а Судьбу — дерзостью. Для смелых нет никакой преграды, для трусов — никакой опоры!» Всю жизнь, начиная с юности, Крикса вели доблестный дух и Судьба! Он никогда не смирялся и всегда яростно боролся с врагами, защищая справедливость! Так вели себя и Эномай, и Ганник, и Каст, и все наши погибшие друзья! Так будем вести себя до конца нашей жизни и мы! Вот что совершенно несомненно, соратники: трусость никого еще не спасала от смерти; страшна не смерть, ибо всякий человек смертен, страшна бесславная жизнь! Так я думаю! Так думали всегда славные мужи, оставившие свой след в человеческой истории! Или, может быть, кто-нибудь среди вас думает иначе? Кто-нибудь жалеет о карцерах Батиата? Хотел бы с плачем вернуться к нему в школу, а потом на арену?!

Общий дружный смех и возгласы:

— Никто!

— Нет среди нас малодушных!

— Нет здесь трусов!

— Да ты смеешься, Спартак?!

— О, это гладиаторство! — проворчал германец Квартион. — Самое гнусное и подлое изобретение! Когда сыновья умершего римлянина Брута Перы выдумали гладиаторские бои (и выступало-то всего три пары!), кто бы мог подумать, что из подобного творения получится?!

— Ты не совсем прав, Квартион, — возразил Спартак. — Во-первых, сражения пленных у погребальных костров аристократов существовали задолго до римлян (например, у этрусков). Но сыновья Брута первыми превратили поминальные бои в честь умершего в кровавые игры для удовольствия зрителей. Во-вторых, игры были перенесены в амфитеатры много позже. Но, бесспорно, они быстро укоренились на римской почве, поскольку вполне соответствовали вкусам римлян и рассматривались как важное средство воспитания. Зрелища кровавых боев должны были учить бесстрашию, презрению к смерти, решимости без колебания убивать другого человека. Число сражавшихся пар стало быстро нарастать. И вот мы уже видим в амфитеатрах бойцов, сражающихся по родам оружия: самнитов, димахеров, — тех, кто сражается двумя мечами, андабатов — бродящих на ощупь[57], тавроцентов — кто прыгает на спину зверя или катервариев — кто сражается целым отрядом, ретиариев — непременных противников галлов или мурмилонов, ловящих врагов в свою сеть. Я сам принадлежал прежде к «малым щитам», то есть фракийцам, потом был мурмилоном. Это вы все знаете! Самые популярные среди гладиаторов, бесспорно, ретпарии и мурмилоны. Именно среди них чаще всего появляются самые прославленные бойцы!

— А ведь, если сильно повезет, Спартак, — оживился вдруг молчавший до сих пор галл Фламма, — то можно добиться свободы, больших денег, заполучить дома, виллы, ценное имущество, выйти — хотя бы во втором поколении! — в сословие всадников, стать римским гражданином!

— Иногда так бывает, — согласился Спартак. — Но подобная участь распространяется лишь на немногих. Их, счастливцев, можно пересчитать по пальцам. Участь остальных совсем иная: они гибнут молодыми, в возрасте двадцати — двадцати пяти лет. Или искалеченные скитаются по кабакам, воруют, режут глотки, живут в нищете, спиваются… Ужасный и постыдный для мужчины конец! Нет, лучше рисковать своею жизнью за свободу, за благородные идеи! А римлян, наших заклятых врагов, завзятых кровопийц, всех надо истребить! Их не переделать! Теренций, римский поэт и драматург, вольноотпущенник сенатора Теренция Лукана, участник кружка знаменитого полководца Сципиона Эмилиана, справедливо отразил общее настроение этих зверей в человеческом облике! Он так писал о второй постановке своей пьесы «Свекровь» (первая провалилась):

Вот вам отношение римлян к гладиаторским боям: для них это любимое зрелище, на втором месте за которым стоят бои перепелиные!

— А все-таки римляне нас уважают, — вновь вставил Фламма. — Кто более популярен в Риме, чем гладиаторы?! Нас воспевают поэты, наши фигуры и лица красуются в лавках, на блюдах и горшках, на стеклянных сосудах, на лампах. Художники и скульпторы изображают нас на стенах дворцов, храмов, театров. Имена прославленных бойцов переходят из уст в уста, они имеют множество верных поклонников и почитателей среди молодежи и в высших кругах. Самые знатные лица обращаются с нами очень фамильярно! И уж немалое количество аристократок выбирают себе любовников среди гладиаторов!

Тут поднялся общий смех, посыпались грубоватые остроты… Когда все успокоились, Спартак сказал:

— Не отрицаю, и это тоже правда! Но главное все-таки в другом: мы для них — предмет забавы! Наша жизнь — ничто! На нашей крови может богатеть ланиста, содержатель гладиаторской школы. Виднейшие представители аристократии не стыдятся заводить собственных гладиаторов и отдавать их внаем. Дело выгодное: за два представления можно вернуть потраченные деньги! А иметь в своем распоряжении полностью зависящих от тебя молодцов с крепкими кулаками, ловко владеющих кинжалами и мечами, разве плохо? «Убьют гладиатора — не велика беда, всегда можно купить нового!» О, эти римляне, худшие из людей! Они хотели бы держать нас в непроходимом невежестве и делать безопасными предметами своих зверских развлечений! Но ничего у них не получится! Мы знаем все, знаем их историю от самого начала: как они боролись с соседними народами и завоевали их, как Ромул убил из честолюбия своего родного брата Рема, как римляне сражались с собственными рабами в Сицилии! Мы все знаем! В крови римляне начали свою историю, в крови ее и кончат!

— Я согласен с тобой, Спартак, — ответил гигант германец Квартион. — Я и в самом деле не совсем точно выразился, говоря о сыновьях Брута. Верно, римляне — кровопийцы даже не в переносном смысле, а в абсолютно буквальном! Какой свирепостью отличается римская аристократия, какой свирепостью отличается народ! Все справедливо! Действительно так! Они пьют пашу кровь — кровь павших гладиаторов! — на своих преступных оргиях, смешав ее с вином!

— Это еще не самое худшее! — с негодованием подхватил фракийский командир Океан. — Разве вы не знаете другое: мерзкие потомки Ромула — о, лютые волки, порождение римской волчицы! — способны рассечь грудь убитого гладиатора, вырвать печень, разрезать на девять частей и тут же, на глазах у всех, съесть!

— Месть им! Месть негодяям! — Вся палатка Спартака задрожала от негодующих криков собравшихся.

Спартак поднял руку:

— Успокойтесь, друзья! Их черед придет! Кары от людей и богов самому преступному городу на земле не избежать! Никто из нас, пока он жив, не забудет ужасов и позора гладиаторства: эргастул по сравнению с гладиаторством — детская забава! За все мы римлянам отплатим: за разорение наших домов, за гибель близких и друзей, за наш собственный позор и унижение! Нам смерть не страшна! Мы столько раз видели ее в лицо! И Красса, если помогут боги и благосклонная Судьба, мы победим!

— Спартак, — вдруг вмешался в беседу до сих пор молчавший галл Ахиллес. — Ты часто говоришь о богах и воле богов. Твоя жена — наша верховная жрица. Скажи, а ты сам веришь в богов?

Спартак внимательно посмотрел на галла и, несколько помедлив, ответил:

— Друг мой, Ахиллес! Ты задаешь вопрос, самый сложный из всех! Не знаю, как тебе ответить… Наши фракийцы искренне верят в богов. Но далеко не все. Даже во многих сочинениях царя Орфея (или тех, кто писал позже от его имени!) чувствуется неверие в богов. Я же с юных лет изучал философию. Мне хорошо известно сочинение Эвгемера[58] «Священная запись». Сам оy сицилиец из Мессены. Если ты читал его философский роман, то ты должен знать, каково мнение столь выдающегося человека: богов как сверхъестественных существ нет; их никогда и не было; боги выдуманы жрецами из политической выгоды; первыми богами являлись люди, совершившие выдающиеся подвиги; потомки разукрасили новыми мифами их жизнь, окончательно оторвав их от числа людей…

— Так ты совсем не веришь в богов?! — огорчился галл.

— Нет, — ответил Спартак. — Я слишком долго изучал философию, и мой ум, трезвый и практический, не может полагаться на выдумки и сказки… Ты, может, скажешь: «Зачем ты тогда всегда говоришь о богах?!» Да потому, дорогой Ахиллес, что я не простой человек, не частное лицо! Я — предводитель, глава войска, в котором очень многие верят в богов. Я не могу оскорблять их религиозного чувства! Я должен с ним считаться, уважать их мнения, даже если сам думаю иначе! Возьми римлян для сравнения! Как думаешь: консулы Луций Лукулл, Марк Лукулл, Луций Геллий и все прочие верят в богов?

Раздался хор голосов:

— Верят!

— Трудно сказать!

— Не верят!

— Нам они не сообщали!

— Нет, друзья мои! — Спартак резко взмахнул рукой. — Все они в богов не верят! Не верят на деле в богов ни Помпей, ни Красс! Почему же они все приносят жертвы от имени государства, говорят о воле богов?! Причина проста: таково государственное установление. Являясь государственными деятелями, они в общении с воинами и народом должны придерживаться установленного порядка, оставляя собственное мнение при себе!

— Спартак, а если римляне все-таки одолеют нас? — вдруг озабоченно спросил германец Каллисфен. — Как, по-твоему, Спартак, это будет свидетельством ума римлян?

— Если бы такое случилось, то это было бы скорее свидетельством их счастливой Судьбы! — помедлив, ответил Спартак. — Впрочем, соотношение ума и счастливой Судьбы — вопрос самый сложный, по существу, философский. Покойный Сулла, как всем известно, являлся умнейшим человеком. Но свои многочисленные успехи и победы он всегда приписывал счастливой Судьбе. Он всегда выдавал себя за любимца богов. «Те мои предприятия, — говорил он, — которые я начинал внезапно, без длительного обдумывания, полагаясь на богов, всегда имели лучший исход, чем те, которые я обдумывал долго!» Он любил называть себя Эпафродитом, то есть «Любимцем богини Венеры»! Был ли он вполне искренним? Кто знает…

— Спартак, а что означает имя твое? — полюбопытствовал галл Серванд. — Я давно хотел тебя спросить…

— Дорогой Серванд! В нашем языке, языке фракийцев, имя Спартак означает «Предводитель копьеносцев». Такое имя носят только члены царской стражи. Из них со временем вырастают самые крупные военачальники. В молодости они служат царю в его доме и в походе: приносят еду и питье, подводят лошадь, когда он собирается выезжать, присутствуют на советах с полководцами, охраняют царя ночью, короче — находятся при нем неотлучно.

— Спартак, а ты сам счастлив? — спросил вдруг германец Нитим.

Спартак посмотрел на него, улыбнулся и ответил:

— Можешь, Нитим, не сомневаться: Спартак счастлив! Я прожил уже длинную жизнь и много интересного в ней повидал. Участвовал в самых крупных событиях нашего времени, знал многих знаменитых людей в тех странах, где мне пришлось побывать, и со многими из них дружил. Я всюду пользовался уважением людей, и сам многим был очень полезен. Друзьям хранил всегда верность, врагов карал по заслугам. Перемены моей судьбы являлись самыми поразительными! Я служил юношей в римской армии, через два года дезертировал (мои соплеменники меды вновь начали с римлянами войну, и я хотел сражаться с ними вместе, а не против них). Я дрался с нашими повстанцами в горах против римлян, неудачно, правда! Потом находился в эмиграции, в Понте. Я долго служил у Митридата. Каждый год мне приходилось воевать с соседними племенами. Потом я участвовал в Первой Митридатовой войне с римлянами. Я вовсе не всегда жил в добровольной суровости, как некоторые подозревают, но, как и другие, знал молодость, роскошь и любовь… А теперь я возглавляю дело самое справедливое среди всех!

— Спартак! — прервал вождя Нитим. — Ты воевал с соседними племенами. Ради чего? Если ты их побеждал, ты нес им порабощение!

— Ты не совсем прав, дорогой Нитим! — возразил Спартак. — Все племена, обитающие по соседству с Понтом, живут в условиях исконной царской власти. Они не знают и никогда не знали свободы! Подчинение власти Митридата для них означало лишь смену властителя — и только! Подчинение Митридату никто из них не рассматривал как потерю свободы! Такое подчинение на деле означало для них приобщение к богатой культуре Понта, открывало широкие перспективы для выдвижения и карьеры. Я сам на себе это испытал, когда после фракийского царства — хотя и столь знаменитого, как царство медов! — попал в великий Понт! Добавлю к сказанному еще следующее: в те годы я был очень молод, мои взгляды являлись не такими, как сейчас, ведь взгляды людей в соответствии с опытом непрерывно изменяются! Тогда меня тоже, как и других, прельщала блестящая карьера, награды, отличия…

— Как нас сейчас, — вставил, тонко улыбаясь, галл Атлант.

— Да, — согласился Спартак. — Но я не вижу в том ничего дурного. Каждый, находясь в расцвете сил, жаждет славы и отличий, но не каждому они на долю выпадают. Разве Помпей не желает славы? Или Красс? Или, может, Марий и Сулла отказывались от почестей?!

Все дружно согласились, что слава и почести для каждого желанны и необходимы.

— Мои дорогие соратники, — закончил Спартак свою речь, — пора расходиться. Всем следует выспаться. Завтра последний бой с Крассом, последний для него и для нас. Бейтесь, друзья, с величайшим мужеством, не отступайте ни на шаг! Не забывайте о своей прошлой славе! Не забывайте: Помпей и Марк Лукулл, новые сильные враги, рядом! Не позволяйте, чтобы оправдались слова поэта:

Напоследок, о соратники, я хочу вам сказать всем: всегда состязайтесь между собой в доблести, великодушии, мужестве и справедливости, в жажде славы и стремлении доводить начатое дело до конца. Только такое стремление дает удачу на войне, делает войско непобедимым! Даю вам, друзья, такой совет вот почему: в завтрашнем бою нам надо любой ценой победить; если мы не победим, я не выйду из боя живым и вам придется выбирать себе нового вождя! Я твердо решил: не отступать ни на шаг! В качестве последнего завета — на всякий случай, кто знает, что сулит темная Судьба?! — хочу сказать вам так: следите всегда за тем, чтобы ваш главный предводитель обладал душой царственной, — для привлечения людей такое качество имеет большое значение. Иметь царственную душу значит: быть щедрым к людям, восстанавливать разрушенные дома и города, облегчать участь народов больших и малых, соседних и отдаленных, для великих городов стараться сделать что-либо достойное их славы, их древнего происхождения! Самое же мое последнее и наиболее важное слово — ибо все мы воины! — таково: Умирать надо достойно, чтобы потомство помнило и восхищалось! Выпьем, друзья, последнюю чашу за завтрашний бой и победу! И пусть боги, если они все-таки существуют, как некоторые считают, будут с нами!

Все собравшиеся с готовностью вновь наполнили чаши, сдвинули их и дружно выпили, высказав такие пожелания:

— Живи, Спартак, наш доблестный полководец и друг, долго!

— Переживи всех нас!

— Если ты останешься жив, наше дело, несомненно, победит!

— Мы все сделаем, чтобы победить!

Этот январский вечер 71 года был последним дружеским вечером, проведенным высшими командирами в обществе Спартака. Тот из них, кто уцелел в последнем сражении с Крассом, запомнил речи Спартака до конца своей жизни…

III

Около полуночи в отличном настроении все разошлись по палаткам. Спартак, проверив по своему обыкновению лагерную охрану и дополнительные посты, тоже удалился на отдых.

То, что зависело от человеческой предусмотрительности и воинского таланта полководца перед битвой, он сделал. Все остальное зависело теперь от воинов — своих и римских, — от их напора, ярости и натиска, которые им предстояло завтра проявить в бою.