Спартак Superstar

Глава 4, в которой герой становится участником жестокого шоу

Бой состоялся дня через три после категорического отказа героя мутировать. По субъективным прикидкам Спартака, дня через три. В серой камере отсутствовали приборы для измерения времени.

А сразу после категорического «нет» Спартак, как и планировал, выспался, лежа на сером прямоугольнике. Ему всегда хватало шести часов сна, чтобы выспаться. Спустя означенные часы он вернулся в состояние бодрствования спокойным психически и посвежевшим физически. Панель, кстати, так и осталась висеть в воздухе, приблизительно в метре от пола. Этакая столешница без опоры. Эдакий антигравитационный стол. Однако Спартака совершенно не взволновал стол – чудо техники. Он проснулся воином, а его ученая сущность впала в кому. В точном соответствии с канонами «чань» буддизма – или «дзен», ежели для вас привычней японский синоним, – воин Спартак принял окружающую действительность за данность, не подлежащую критическому осмыслению.

А данность была такова – серые стены вокруг, в том числе и там, откуда отпочковалась левитирующая панель, серый потолок – потенциальное зеркало-дисплей, убогий телевизор вместо иконы, и появившиеся на полу «боксерские трусы» – такие широченные, до колена, с широкой резинкой в поясе, – и возникшая в углу под телевизором дыра-параша.

В дыру Спартак выбросил одеяния, скроенные для мутанта. Дыра благодарно всосала тряпки. Спартак влез в просторные трусы и приступил к тренировке. К своей первой тренировке в сером интерьере.

Спартак размял и разогрел мышцы, вспотел и поработал над техникой блоков-сбивов, блоков-подставок, блоков-ударов, ударов кулаками, ладонями, пальцами, локтями, предплечьями, головой, коленями, пятками, подъемом и основанием стоп. Спартак работал в статике, перемещаясь, в прыжках и в падениях. Поспарринговал с тенью, уделив внимание технике подножек, подсечек, подбивов, бросков, захватов, освобождения от захватов, вывода тени из равновесия, уходам с директрисы атак и выходам за спину воображаемому противнику. И так далее, и тому подобное, и совершенно другое, не похожее на все вышеперечисленное.

Конечно, Спартак-мутант был бы гораздо опаснее, чем Спартак-человек. Все очевидные минусы редкого стиля «чжан-цюань» мутация превратила бы в безусловные плюсы. Однако, как уже отмечалось в первой главе, для Спартака «чжан-цюань» был стилем коллекционным, всерьез он бился без каких бы то ни было стилевых предрассудков, ограничивающих возможности.

Завершив тренинг однозначной победой в спарринге с тенью, Спартак лег обратно на панель без всякой боязни вновь в нее влипнуть. Улегся в йогическую «позу трупа», расслабился, сосредоточил всю свою самость в сакраментальной точке «дан-тянь».

Отдохнули мышцы и мускулы, высох пот, энергия под пупком накопилась – хоть отбавляй, а за бойцом так никто и не пришел. Спартак не знал, и знать не мог, что выхода на ринг придется ожидать трое суток по субъективному времяисчислению.

Не ведая, когда для него прозвенит последний звонок, Спартак чередовал короткие, щадящие тренировки с практикой дыхательных упражнений «цигун» и сном. Просыпаясь, он находил на полу свежие трусы, полотенце и обыкновенный такой тазик с теплой водой. А также еду и питье.

Кормили Спартака сомнительного вида и вкуса кашей. Поили минеральной водой с незнакомым вкусом. Малоприятная каша отменно насыщала, а незнакомая минералка утоляла надолго жажду. Еду и питье подбрасывали в разовой посуде, которую с удовольствием всасывала дыра-параша. А тазик Спартак задвигал под витающую в воздухе панель.

За несколько субъективных часов до пресловутого последнего звонка включился телевизор-икона. С выпуклого экрана на Спартака смотрел Александр Сергеевич, одетый все в ту же спортивную униформу, со знакомой голливудской улыбкой поперек тщательно выбритого лица.

– Вы не передумали мутировать? – Простуженные динамики телевизора слегка искажали жизнерадостный баритон спортменеджера.

– Нет, – ответил Спартак спокойно и буднично. Так, будто вопрос касался второстепенного пустячка, ерунды несущественной.

– О’кей! Только для вас! Предлагаю всего лишь процедуру наращивания мышечной массы без всяких кардинальных мутаций. Никаких стероидов и побочных эффектов! По-санскритски говоря: «прана», говоря по-русски: «дыхание жизни», энергия эфира, поданная определенным образом, поможет вам перейти в супертяжелую весовую категорию. И, повторяю, без отказа от человеческой оболочки! Будучи супертяжем, вы поимеете шанс прожить лишнюю секунду на ринге. Соглашайтесь!

– Спасибо, нет, – вежливо отказался Спартак, скрестив на груди руки, наклонив голову, глядя в телевизор с выражением откровенной скуки на покрытом щетиной небритости лице.

– А знаете что? Пожалуй, вы правы! Что толку в лишних секундах схватки, итог которой заранее предрешен? К чертям компромиссы! Ваш мозг еще помнит подходящее для «чжан-цюань» тело. У вас еще есть время передумать! Мало, но есть! Смирите глупую гордыню. Докажите, что вы умеете мыслить. Ложитесь туда, где лежали, и позвольте себе жить долго и счастливо!

– Надоело.

– Жить надоело?

– Толочь воду в ступе, как говаривала моя бабушка, надоело. Лучше распорядитесь раздобыть для меня трикотаж, чтобы поддеть его под трусы-клеш. Широковаты трусы, сами видите. Вы неплохой боец и должны понимать, каково драться в таких просторных «боксерках». «Раковину» для защиты, сами понимаете чего, не прошу. «Ракушки», бывает, колются при точных попаданиях по причинным местам. Прошу выдать в дополнение к трикотажным панталонам зубную щетку и тюбик пасты. От электробритвы не откажусь. А также расческу, если нетрудно, сообразите, ладно?

– Не о том! Не о том думаете, камикадзе. Выкиньте мусор из головы. Повторяю: время у вас еще есть.

И телевизор потух, выключился.

А спустя несколько часов – ДЗЫ-Ы-НЬ-НЬ! – прозвучал упомянутый выше звонок.

На сей раз Спартак заметил, как в серости стены возник дверной проем. Дверь приоткрылась, из узкой щелки вылетели свежие «боксерки» и эластичные плавки. Оттуда же, из зазора между стенкой и дверью, прозвучал голос Александра Сергеевича:

– Звонок возвестил, что ваш мозг подзабыл кой-какие важные детальки мутационного образчика. Время вышло, пора на выход. Переодевайтесь в свежее, уважаемый камикадзе. Да побыстрее.

Дверь захлопнулась, слившись с серостью стенки. Спартак снял старые трусы, натянул плавки, поверх них надел свежие, шелковые «боксерки», и, как только он переоделся, ожила висевшая в воздухе прямоугольная панель.

Непоколебимая трое субъективных суток панель-стол, панель-лежанка качнулась раз, другой с увеличением амплитуды и на следующем качке поменяла горизонтальное положение на вертикальное. Встав на попа, панель поплыла по воздуху, полетела, норовя обойти человека с фланга. Спартак вполне обоснованно предположил, что она, подлюка, вновь вознамерилась шандарахнуться в спину, прилепиться к затылку, локтям и пяткам.

Летающая панель вызвала неожиданные ассоциации – Спартаку вспомнился классический ужастик Гоголя с летающим по церкви гробом и мерзкими монстрами. В детстве, читая Гоголя и когда смотрел экранизацию великого ужастика, Спартак ото всей души жалел героев Николая Васильевича. Жалел, что герои Гоголя не владеют восточными единоборствами. Малыш Спартак мечтал о хеппи– энде и представлял, как бы здоровски Брюс Ли в роли семинариста из монастыря Шаолинь расправился с неуклюжим Вием и его шайкой. Разве мог мальчик Спартак представить, что будущее ему уготовило роль спарринг-партнера монстров? Что ему, возмужавшему, старшему научному сотруднику, кандидату наук, предстоит уворачиваться от летающего без руля и ветрил предмета, похожего на заготовку для крышки гроба?.. Риторические вопросы, и обдумывать их некогда – панель, падла, увеличила скорость полета!

Спартак резво повернулся во фронт к стремящейся залететь в тыл панели. А она, гадина, взмыла под потолок, пролетела над головой Спартака и оказалась-таки сзади.

Спартак рухнул ничком, автоматически выполнив страховку падения вперед, панель шлепнулась на рухнувшего героя, и она бы его накрыла, припечатала к полу, кабы он не откатился колбаской.

Панель шумно стукнулась всей своей плоскостью об пол. Спартак колбаской – с живота на бок, с бока на позвоночник, с ребер на грудь – докатился до стены, поджал колени, встал на пятки, выпрямился, царапая лопатки, прижимаясь спиной к стеночке, вжимаясь в нее.

А панель, способная выполнять фигуры высшего пилотажа, так и осталась лежать на полу. Спартак видел ее размякшие края и понял, что у него получилось обмануть коварный предмет. Паскудная панель слишком рано превратилась в пластилин – хотела прилепить к себе Спартака, однако сама, сволочь, прилипла к полу. Конечно, она вскоре отлипнет, но Спартак уже придумал, как спасти свою спину – надо всего лишь по-прежнему чувствовать спиной стенку.

– Не понимаю я, знаете ли, какой смысл играть в кошки-мышки с бездушной штуковиной? Вам бы силы для боя поберечь, а вы ведете себя, точно дитя малое.

Спартак слышал реплику и шаги вошедшего в камеру Александра Сергеича, но не видел его. Спартак не смог повернуть голову – его затылок прилип к стене. Влипли в стену и локти, и пятки. Иначе говоря: за что Спартак боролся, на то он и напоролся. Зачем боролся – вот в чем вопрос.

– Перетренировались, уважаемый? Готовы спарринговать со всем, что движется? – Задавая обидные для героя вопросы, на которые Спартак не смог ответить и самому себе, в поле зрения влипшего в стену появился Александр Сергеевич.

Одеяние менеджера-продюсера поражало воображение и шокировало интеллект. Настолько шокировало, что Спартаку-воину пришлось до предела напрягать силу воли, чтобы задушить в зародыше Спартака-ученого.

Александр Сергеевич был одет... нет, не одет... нет, раздетым он не был, хотя, наверное, под облаками был голым. Он был весь окутан облаками. Точнее – густой облачностью. Еще точнее – не везде густой и не совсем весь. Лицо его оставалось открытым. Легкая пелена полупрозрачной облачности, будто вуаль, паутинкой туманности покрыла прическу и шею. Ближе к плечам облачность становилась гуще. Ниже ключиц фигуру обволакивали по контуру медленно-медленно перемещающиеся, густые и плотные облачка. Александр Сергеевич как бы облачился в скафандр, сотканный из маленьких облаков, которые сонно «жили», чуть заметно вспучивались и опадали, обтекая тело-планету. Не иначе, между плотной неровностью облачности-скафандра оставался малюсенький зазор искусственной атмосферы с благоприятным микроклиматом, который менялся в зависимости от заоблачных условий. Однако более всего поражали, загоняя воображение в глухой тупик, подметки облачности-скафандра, плотные до состояния пружинной твердости, и легчайшая, еле-еле, едва-едва заметная атмосферная аура перчаток.

– Сегодня я, знаете ли, совпаду с вами по времени тютелька в тютельку, – небожитель... или, правильнее, внебежитель, Александр Сергеевич, встал, подбоченясь, на обманутую Спартаком панель, мешая ей отлипнуть от пола. – За пределами этой камеры нет приборов, гарантирующих мою личную безопасность. Посему на ристалище я доставлю вас, как дикого зверя, лишенного возможности царапаться да кусаться.

От стены отделился прямоугольник, подобный размерами тому, что попирала обутая в облака нога. От стены отлепилась панель с влипшим в нее, словно муха в мед, Спартаком. Панель со Спартаком опрокинулась, зависла горизонтально, подплыла к Александру Сергеевичу, застыла на уровне его пояса.

– Пора в последний путь, уважаемый, – глядя сверху вниз на Спартака, обрадовал повелитель и повернулся к рабу задом, к двери передом.

Александр Сергеевич вышел из серой камеры в серый коридор. Спартак, прикованный к... так и тянет сказать: к ковру-самолету, хотя правильнее: прикованный к столу-самолету, поплыл следом за спортменеджером. Закатив глаза, Спартак видел облачную спину и туманный затылок Александра Сергеевича; скосив глазные яблоки, мог видеть серые стены коридора; глядя вверх, не мучая глаз, наблюдал потолочную серость. По коридору Александр Сергеевич шел, а Спартак плыл минут десять. Возможно, чуть больше, не исключено, и чуть меньше. Окончился коридор мыльным пузырем. В том смысле, что Спартаку пузырь показался мыльным.

Радужный пузырь с дырой-входом, равной по площади срезу серого коридора, болтался вовне, в черноте Космоса. За тонюсенькой, колышущейся оболочкой пузыря раскинулась бездна, припорошенная звездами.

Александр Сергеич вошел в пузырь, радужная оболочка под его весом заколебалась. Спартак вплыл вовнутрь пузыря, и оболочка затянула коридорный срез. Пузырь отделился от.., Спартак скосил глаза – от гигантского серого куба, парящего в космосе, от светящейся серым, усыпанной пузырями-прыщами грани суперкуба. Пузырь дрейфовал в невесомости минуты три, до тех пор, пока Александр Сергеевич не произнес позевывая:

– Курс – на Дворец Спорта.

И оболочка пузыря-космолета вспыхнула ровным белым сиянием, отчего исчезла панорама за... скажем так – за бортом.

– Поехали... – изрек Александр Сергеевич, присаживаясь. Его зад вляпался в донце светящейся сферы, которая, очевидно, перемещалась из одной точки космической бесконечности в другую. Как перемещалась, на какое расстояние – хрен знает. Но перемещалась относительно долго, «ехали» более получаса – Спартак специально считал секунды. Счет перевалил за две тысячи, когда потух пузырь-лампочка. Спартак увидел иную конфигурацию созвездий в черноте бездны и другой мегакуб, источающий бледно-голубоватый свет и утыканный пупырышками пузырей.

«Причалили» к свободному проему голубого коридора. До боли скосив глаза, Спартак приметил как бы шторку меж вакуумом космоса и срезом коридора. Пузырь прижался к шторке и вместе с ней лопнул частично, открыв проход в голубизну мегакуба.

– Приехали, – молвил Александр Сергеич, оторвал зад от колышущейся выпуклости, вышел из пузыря, за ним, как привязанный, выплыл Спартак на ковре, тьфу! – на столе-самолете.

По голубому коридору двигались дольше, чем по серому. Гораздо дольше. В конце голубого коридора Спартака подстерегал очередной шок.

Коридор вывел в... как бы ЭТО назвать-то?.. В супермегацирк. Блин арены по площади раза в два превышал футбольное поле. Посередине – ринг. Помост с канатами раза в четыре более боксерского – земного. На ринге топчется нечто, о нем попозже.

Купол цирка – ЭТО что-то. Из-под этого купола можно прыгать с парашютом. Причем затяжной прыжок. Под куполом светит, типа, солнце. Оно, вопреки всем законам физики, высвечивает ринг да блин арены, оставляя в тени ярусы со зрителями. С тысячами, десятками тысяч зрителей, чьи смутные, облачные силуэты с трудом, но угадываются.

Сквозь амфитеатр со зрителями то тут, то там к освещенной арене прорвались голубые проемы коридоров. По бокам, у голубых стенок, у выхода на арену, стоят, выражаясь земным цирковым языком – «униформисты». По два у каждого выхода.

Панель-липучку качнуло, она «встала» вертикально, опустив ноги Спартака, подняв его голову. Кося глазами, наш герой сумел рассмотреть «униформу» слева и справа от себя во всех подробностях.

Облачное одеяние «униформистов» отличается синевой от бесцветного покрова на Александре Сергеевиче. Синие облака обволакивают синекожих лысых мужиков с ярко-синими усами а-ля Сальвадор Дали. С усами цвета волос сказочной Мальвины. Про девочку Мальвину Спартак вспомнил, мысленно сбрив одинаковые усы с одинаково голубых лиц, имевших мягкие чисто женские черты.

– Не туда косите шаловливые глазенки, многоуважаемый камикадзе. Вы на ринг, на ринг соизвольте посмотреть повнимательнее, – Александр Сергеевич взмахнул рукой подле лица «многоуважаемого», с пальцев Сергеича сорвалась легчайшая субстанция бесцветной облачной ауры, повисла перед глазами «камикадзе», сделалась выпуклой, точно линза, помогла зрению во всех подробностях рассмотреть монстра на ринге.

Монстр смахивал на здоровенное беременное бесхвостое кенгуру. Или, скорее, на бесхвостого пузатого динозавра. Или на помесь беременного кенгуру с толстяком динозавром. Ноги у монстра непропорционально большущие в сравнении с туловищем, ручками и головкой. Впрочем, если приглядеться внимательнее, то ручки уже не кажутся такими уж маленькими. Тонкие – да, но отнюдь не короткие грабли. И когти вместо пальцев на руках кажутся маленькими только в сравнении с когтями вместо пальцев ног.

И все же монстр специализируется на работе ногами. То есть – ножищами. Толстенными ножищами-поршнями с костяшками-пятками, длиннющей подошвой и когтями, будто зубами саблезубого.

Вряд ли «исходный человеческий материал» практиковал корейское «тхэквондо», знаменитое саморекламой прыжковых техник. Прыжки в «тхэквондо» перекочевали из тех времен, когда существовала насущная надобность пехотинцам сшибать с коней всадников. Вся прелесть корейской прыгучести в факторе неожиданности, а этот мутант, во-первых, сам размером с лошадь, и, во-вторых, нет смысла уповать на неожиданную прыгучесть с такими стопами – подкидными досками, да ляжками-рессорами.

Скорее всего, «исходный материал» в своем человеческом обличье был докой какого-нибудь китайского стиля, зародившегося в городской местности. Для «горных стилей» характерен отказ от плавных перемещений в стойках, замена плавности прыгучестью. Оно и понятно – по неровностям почвы рациональнее перемещаться прыжками. А раз уж приходится прыгать, так и атаковать с прыжка не хочешь, а научишься.

Что ж, будем считать – Спартак разгадал причинные истоки мутации уготованного ему судьбой в соперники чуда-юда... И?.. И что толку?..

Александр Сергеевич опять взмахнул рукой возле глаз Спартака, и облачко-линзу притянуло к его пальцам, словно магнитом, а прозрачная субстанция, приобретая благородный седой оттенок, растеклась по ладони Александра Сергеевича.

– Спартак, уважаемый, – зашипели губы менеджера-искусителя вкрадчиво, томно, – я, знаете ли, бессовестно вас обманул, когда сказал, мол, звонок возвестил о потере глубинной памяти мутационного образа. Ваш глубокоуважаемый мозг навсегда запомнил ту матрицу. Вас мариновали в заточении, ожидая календарного начала кровавых игрищ на ринге. Одно ваше слово, и мы уберемся отсюда. Пропустим текущий чемпионат ради того, чтобы вы победили в следующем, приняв образ существа, заточенного под «чжан-цюань». Решайтесь, одно ваше слово, и...

Спартак оборвал его шипящую речь, сказав негромко:

– Послушайте, вы, облако без штанов, идите в жопу.

– Фи, мовитон! Как вам не стыдно?

– А вы ожидали услышать: аве Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя, да? Какая разница – погибнуть сейчас человеком или когда-нибудь монстром?

– Есть разница.

– Согласен, правомерна и ваша постановка вопроса. Разница есть. Принципиальная. Человек – это звучит гордо.

– Ой, вот только давайте без цитат обойдемся, а? Ишь, какой знаток советской литературы выискался. Может, вы еще и коммунист, а? Может, желаете, чтобы вас после боя считали трупом коммуниста?

– Идите в жопу.

– Спасибочки, мне и тут нормально. А вам, без пяти минут покойник, пора преодолеть последний отрезок до встречи с забвением. Прощайте, знаток пролетарских апокрифов. Удачи вам не желаю, она вам не светит... Ха-а! Если чего вам и светит, так это свет в конце тоннеля, про который рассказывают пациенты реанимации. Только вы про тот свет никому не расскажете.

Панель со Спартаком вернулась в горизонтальное положение, и герой поплыл на ней к рингу, будто бы лежа на щите, будто уже убитый античный воин.

Под куполом зарокотал громоподобный, раскатистый бас. Словно мифический Зевс заговорил с трибунами на непонятном Спартаку божественном языке. В рокоте божественной речи прозвучало единственное знакомое слово – Спартак услыхал свое имя. Эхо разнесло слово «Спартак» по трибунам, и почтенные иноземельные болельщики дружно засвистели, закричали, заулюлюкали, а Спартак взмыл, красиво выражаясь, на щите над рингом и завис метрах в двух над помостом, огороженном канатами.

Панель наклонилась, приподняв голову Спартака, опустив ноги. Панель утратила липкие свойства, и Спартака потянула вниз сила тяжести. Секунда скольжения, две в воздухе... босые ноги касаются ринга, Спартак теряет равновесие и ловит его, растопырив руки, отклячив зад, и трибуны смеются, болельщики хором хохочут над балансирующим в забавной позе человечком. И хрюкает, типа, хихикает монстр-попрыгунчик, отступая подальше к канатам.

Со скоростью ракеты улетела куда-то транспортная панель. Спартак обрел равновесие, гордо выпрямил спину, лицо его заледенело, холодный, как лучик лазерного прицела, взгляд обшарил монстра.

Раньше, глядя сквозь линзу-облачко, Спартак не заметил кожаного ремня на чреслах чудовища и, самое главное, притороченной к ремешку стальной «раковины», которая надежно прикрыла пах потенциального убийцы героя, что скверно, очень скверно. Не получится достать чудище пузатое метким ударом в то место, которое китайцы называют «золотой целью», ибо туда невозможно качнуть энергию «ци», способную защитить прочие места. Если бы «золотую цель» прикрывала чешуя, как это было у Пети, или грыжа, как в мутационном образчике, предложенном Александром Сергеевичем, то еще можно б было попробовать атаковать пах, но сталь фиг пробьешь... Впрочем, Спартак всегда сомневался, что при помощи «ци» возможно защищать анатомические местечки, вроде глаз и горла.

Глаза монстр имел узкие, похожие на смотровые щели рыцарского шлема модели «жабья голова». А горло ничего, вполне пригодное для результативного поражения. Без всякой чешуи, без защитного зоба, открытое горло на довольно-таки длинной шее. Черт его знает, возможно, и специально показано беззащитное горло. Этакое ахиллесово горло, провоцирующее, а на самом деле, очень может быть, мутант наловчился подлавливать соперников, атакующих его кадык, каким-нибудь сверххитрым коронным контрприемом. Короче, слишком, чересчур, подозрительно манящее горло.

Между тем, все остальное с виду вообще неуязвимо. Везде мышечные корсеты, жировики-амортизаторы, твердые заскорузлости, везде, по всей туше. Хотя... Хотя, погодите-ка, а ручки? Длинные, приемлемо тонкие ручки годятся на слом. Силушек хватит... Если, конечно, получится увернуться от когтей-пальцев и произвести дельный захват... Черт! Слабо верится, что возможно подобраться к рукам этого великана. Росту в нем метра два с половиной, а то и все три, весу – страшно подумать, сколько... Возможно, зря Спартак отказался нарастить свою массу... Нет, не зря! Увяз коготок – всей птичке каюк. Все равно каюк, так лучше умереть, как и решил, каким мама родила. Погибнуть достойно, пытаясь вцепиться в горло этой прыгучей твари, в попытке сломать монстру руку, прощая грехи сволочным братьям по разуму, охочим до зрелищ.

– ДИН-НЬ!.. – Под куполом динькнул гонг. И дураку ясно – прозвучал сигнал о начале схватки.

– Шо, хлопец, спляшем гопака? – спросил монстр-попрыгунчик, сгибая ножищи-поршни, втягивая в плечи жабью безносую голову с кокетливым хохолком на макушке.

– Потанцуем, конечно. Я не против, – ответил Спартак, вильнул бедром, разгрузил левую ногу, присел удобно на правой, подтянул к груди крепко сжатые кулаки и добавил: – Стартуй, начинай дискотеку.

– Тю! О...це ж москаль! – обрадовался монстр, растопырив пальцы-когти на всех четырех конечностях и растянув жабий рот до ушных отверстий. – Зараз я тэбэ, кацап, гарно отрехтую!

И монстр-мутант, полноценный гладиатор по здешним меркам, прыгнул! Ножищи подбросили тушу метров на пять и прижались к брюшине, и она, туша, полетела по траектории минометного боеприпаса.

Враг кацапов спикировал бомбочкой в ту точку ринга, где только что находился Спартак, который с проворством Мастера успел отскочить в сторону, крутануться на опорной ноге и влепить опустившейся туше удар пяткой с лихого разворота.

Разящая пятка героя, описав свистящую дугу в воздухе, врезалась в хребтину чудовища, угодила, аккурат, по буграм позвоночника. Аналогичным ударом Спартак, бывалоча, ломал вдребезги пополам сухие деревца, превращал сухостой в дровишки для дружеского костра. Про себя он шутейно обозвал эту вертушку «топор дровосека». Даже впечатляющей толщины сухие стволы «топором дровосека», случалась, сносил со второй попытки. Особо толстые стволы, бывало, и не сносил, но дерево все равно трещало, и девушки, нанизывая маринованную свинину на шампуры, а мужики, откупоривая бутылки, откровенно ахали. Однако все это было там и тогда на Земле, во время вылазок на природу, а здесь и сейчас разящая пятка отскочила от хребтины чудовища так, будто позвонки попрыгунчика выкованы из железа.

Не замечая «топор дровосека» – во всяком случае никак, ни стоном, ни судорогой на удар не прореагировав, – монстр сотряс помост и сразу же оттолкнулся левой лапой, оставляя остальные конечности в прежнем, прижатом к туше, положении. Монстр, вращаясь штопором, подпрыгнул мячиком, развернулся к человеку харей, и Спартак понял – соперник намеревается опереться о помост левой и разить готовой к убийству правой ножищей.

Спартак присел низко-низко, над его головой рассекла пустоту нога-убийца. Спартак подскочил, демонстрируя, что и он умеет неплохо прыгать. Подскакивая, поддел плечом ляжку ударившей в никуда конечности и – первая удача! – лишив врага равновесия.

Борясь с разбалансом, туша нагнулась, инстинктивно разведя когтистые ручки широко в стороны. И ничто не помешало выброшенному вверх кулаку Спартака утонуть в мягких тканях вожделенного горла!

Монстр хрюкнул, а кулак человека разжался и сильные пальцы героя поймали кадык!

Сжимая пойманный кадык, Спартак моментально сгруппировался – поджал под себя ноги, прижал подбородок к груди, локтем свободной руки прикрыл голову. Спартак повис на руке, вцепившейся в кадык, как бультерьер виснет, вцепившись челюстями в мохнатый бок кабана.

Вес Спартака и болезненный хват за обманчиво хрупкое горло нагнули тушу чудовища еще ниже, еще... Спартак ожидал, что острые пальцы-когти полоснут по его сжавшемуся комочком телу. Спартак настроился стерпеть все, что угодно до тех пор, пока монстр не задохнется, а увесистое чудище возьми, да хлопнись пузом, припечатав всей своей чудовищной массой цепкого человечка к помосту.

Контратака весом контузила Спартака. Угодив под пресс туши, он на секунду лишился сознания и его цепкий кулак разжался, выпустил ничуть не пострадавший кадык мутанта. Затейливо выражаясь: «адамово яблоко» прыгуче-падучего борова оказалось не по зубам Спартаку-бультерьеру.

А трибуны неистовствовали! Граждане патриции свистели, топали, драли глотки, негодовали чисто по-плебейски. И фиг поймешь, кто им не угодил – отчаянный человек или прыгучий мутант?

Мутант тяжело перевалился с пуза на хребет, освободив человека от гнета весомой туши. Сквозь вату в ушах Спартак едва слышал шум на трибунах. Сквозь пелену на глазах он видел лишь смутные очертания поднимающегося на ножищи монстра. Органы чувств и тело отказывались подчиняться контуженному мозгу нашего героя.

Мутант подцепил когтем-пальцем широкую резинку «боксерских» трусов Спартака, приподнял вялое тело человека, согнув локоть верхней конечности, хорошенько замахнулся нижней конечностью, дернул верхней, подкинул Спартака невысоко вверх и, как будто футболист по мячу, вдарил по Спартаку ножищей, подъемом стопы под ребра.

Футбольная залипуха перебросила контуженного через канаты ринга. Воистину чудом измученное тело героя послушалось-таки мозга. Не головного, спинного. Благоприобретенные за годы упорных тренировок рефлексы переориентировали летевшее абы как туловище. Руки взрыхлили синтетическую пыль арены, согнулись, руки смягчили падение синхронно согнувшейся спины, Спартак перекатился через голову, сила инерции помогла ему встать на ноги, а оглянуться заставили уже чисто животные инстинкты.

Сквозь пелену на глазах Спартак увидел прыг-скок генетически модифицированной твари. Страшный соперник влегкую перемахнул канаты. Полукенгуру-полудинозавр с человеческим разумом и весьма специфическими умениями вознамерился одним финальным прыжком поставить кровавую точку-кляксу в неравном поединке. Врут! Врут японцы, что борьбу сумо придумали на Островах. Японцы изобрели свои тупые правила борьбы толстяков исключительно ради того, чтобы лишить преимущества в технике рослых и упитанных гостей из горных районов Поднебесной, где древние китайцы народности сяо культивировали стиль «Прыгучий буйвол», ныне еще более редкий, чем «чжан-цюань».

Тяжеленный, как пара буйволов, знаток наиредчайшего прыгучего стиля рассчитал бомбометание собственной туши с ювелирной точностью и вариантами. Идеальный вариант предполагал удар обеими костяными пятками по темени Спартака в конечной фазе нисходящей траектории прыжка-атаки. А ежели человек успеет отшатнуться – так тоже не фигово, тогда до лица человека дотянутся когти, выращенные по образу и подобию тех, которые в Древнем Китае делали из меди.

Попрыгунчик пребывал в заблуждении, мол, у человека хватит сил, максимум, на то, чтоб отшатнуться. Травмированный головной мозг Спартака, и тот поразился, что вверенное ему тело сумело отскочить метра на два.

Герой отскочил опять же за счет заботы об организме спинного мозга. Спартаку повезло не потерять равновесие после отскока, а когтистые пятки и десяток когтей нижних конечностей монстра ударили в смазанные следы босых ног человека, оставшиеся в синтетической пыли арены.

Трибуны откликнулись на промах полноценного гладиатора децибелами воплей и пронзительным свистом, которому позавидовал бы и сводный хор сказочных соловьев-разбойников. И снова фиг поймешь, кого из пары бойцов освистывают, а кого поддерживают господа азартные граждане Космического Содружества.

Между тем, пелена перед глазами нашего героя сгущалась. Резануло под ребрами, коим досталась футбольная залепуха. Звон в собственных ушах Спартака глушил акустическую распущенность трибун. Расплющенный об помост ринга организм израсходовал предпоследние резервы жизненных сил, кувыркаясь в пыли и отскакивая от живой бомбы. Помутневшее сознание, вкусив на ринге прелесть секундного покоя в обмороке, просилось обратно в сладенькое небытие. И спинной мозг просигналил в мозжечок – у органики по имени Спартак остается всего пять секунд и только одна попытка, чтобы предпринять что-либо экстренное в режиме условной вменяемости. И мозжечок – орган, где обитает душа человеческая – дал команду точке «дан-тянь» качнуть последнюю стратегическую заначку «ци» в мышцы и мускулы. И Спартак широко шагнул навстречу накрывшему его следы попрыгунчику, коий, узрев, что жертва сама идет в руки, тут же отказался от идеи нового добивающего прыжка.

Хищно растопыренные пальцы-когти приемлемо тонкой руки мутанта полоснули по... Нет! Спартак согнул колени и спас голову от жаждущих крови когтей! Герой скрутился в пояснице, поймал ладонями пролетающую над головой руку-граблю, зафиксировал захват на запястье врага, прихватил вражеский локоть! Рывок на себя и, одновременно, толчок от себя в локтевой сустав гадины! И категорический приказ мозжечка вложить в толчок всю нерастраченную ярость, весь вес теряющей сознание плоти. И последняя просьба. Мольба к мышцам дернуть схваченное запястье так, будто от мощи рывка зависит будущее целой Галактики, и... Увы! Ах, как жалко, что Спартак надорвался, и сознание его потерялось в ласковом мраке забвения всего за сотую долю секунды до удачи! А ведь так, черт возьми, эффектно вражья грабля надломилась в не предусмотренную физиологией мутанта сторону! Ах, как красиво она сломалась! У него получилось, черт подери! Но... он уже не узнал об этом. Даже не почувствовал вкус удачи, даже не пригубил напоследок, на посошок, перед стартом к метафизическому свету в конце тоннеля.

Пострадавший монстр запрокинул жабью голову с кокетливым хохолком, разинул ужасную пасть, из его луженой глотки – в буквальном смысле «луженой», плохо поддающейся удушению, с обычным на вид, а по факту крепчайшим «адамовым яблоком» – вырвался дикий рык, плавно преобразившийся в ужасающий вой. Здоровой когтистой граблей оглушительно взвывший мутант-гладиатор безжалостно вспорол потную кожу бессознательного Спартака, серпы когтей достали до сердца героя, порвали миокард, и Спартак умер.