Выживальщики 5. Спасённые

Глава 1

Он открыл глаза. Потом закрыл. Потом опять открыл. Ничего не менялось. Мелькнула мысль, что он ослеп, но он её прогнал. «С чего это вдруг? Просто здесь темно. Кстати, где это здесь? Как я здесь очутился, и кто я вообще такой?» В голове была пугающая пустота. Хотя нет, не совсем. Была ещё боль. Страшная боль во всём теле. И как это он её сразу не заметил? Боль была очень сильной и заполнила собой всё сознание. Он застонал. Звук прозвучал глухо, как будто под водой. Или у него что-то со слухом? Он застонал ещё раз.

Неожиданно, где-то совсем рядом раздалось хихиканье. Сдавленное и довольно мерзкое. Кто-то сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он попытался повернуться в ту сторону, тело пронзила ещё более острая боль, и сознание вновь его покинуло.

В следующий раз он очнулся, когда его куда-то тащили. Он лежал на чём-то мягком, по ощущениям, это были ветки деревьев, и на этих ветках его не очень деликатно волокли по земле. Ноги бились об камни, и каждый удар отзывался вспышкой боли. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, но стон через них всё равно прорвался. В ответ раздалось всё то же хихиканье. На очередной кочке тело опять пронзила боль, и он вновь отключился.

Он ещё несколько раз приходил в себя, каждый раз понимал, что его по-прежнему тащат в темноте, каждый раз, после приступа боли терял сознание. В последний раз он отключился уже надолго. Хотя сам он этого и не знал. Для него время сейчас не существовало. Были только короткие просветления сознания, которые каждый раз заканчивались вспышками боли.

В следующий раз он пришёл в себя через четыре дня. Он лежал на чём-то твёрдом, боль была, но уже довольно приглушённая. Пошевелиться он практически не мог. Что-то мешало. Не мог даже повернуть голову. Казалось, что она привязана. Это было странно, но очень было на то похоже. Он открыл глаза. Прямо над ним, были пята фиолетовой растительности, вроде грибка, фрагментарно покрывающие потолок. Точнее не потолок, а свод пещеры.

Видел он плохо. Всё расплывалось в фиолетовой мути. Иногда удавалось немного сфокусироваться, но ненадолго. В голове происходило приблизительно, то же самое. Мутный туман, из которого он никак не мог выудить информацию. Никакую. Он не понимал ни что происходит, ни вообще, кто он такой. Это было очень страшно.

Мир с каждой минутой, медленно, но верно, становился чётче, в голове прояснялось, и хотя ответов на вопросы не прибавилось, по крайней мере, восприятие вернулось в норму. Он попытался проанализировать, что ему известно.

Результаты были… странные. Он был неизвестно кто, неизвестно где. Лежал в какой-то пещере, или месте, очень на неё похожем. Теперь уже не было сомнений, что он привязан. Очень крепко зафиксирован. Голова, руки, ноги, да и всё тело было опутано верёвками. Ещё он чувствовал какие-то накладки, они были везде: на руках, ногах, груди, шее…

Была тупая и повсеместная боль. Казалось, что болело вообще всё. Но если прислушаться к ощущениям, то это было не так, и при желании можно было разделить боль на зоны. Было очень сухо во рту и хотелось пить. А вот голода не было.

Он попытался вспомнить, что он вообще знает. Этого было не мало. Он очень хорошо представлял себе мир, в котором живёт. Цивилизацию, её устройство, даже новости последних дней, ну или тех, которые ему казались последними, он очень хорошо помнил. Но совершенно не помнил СЕБЯ в этом мире. Ни где он жил, ни чем занимался, ни даже как он выглядит, хотя о наличие зеркал и разнообразных средств записи он, естественно, знал. Единственное, что он мог о себе сказать, так это назвать свою половую принадлежность. Он не сомневался, что он мужчина. И всё!

Ещё смутно помнились последние события. Как он выплывал иногда из тумана, и каждый раз терял сознание от боли. Помнилось, как его тащили. Ветки! Он лежал на ветках! Это запомнилось особенно отчётливо.

С ним что-то произошло, и кажется, кто-то пытается оказать ему помощь. Но не очень квалифицированную. Знает он этого или этих кого-то или нет – тоже было загадкой. Вспомнилось мерзкое хихиканье во время его пробуждений.

Но если ему хотят помочь, то почему он связан? Может это и не помощь никакая, а совсем наоборот? Может он в плену? Может его похитили?

Про то, что люди могут потерять память, он помнил, и с ним случилось как раз это, тут сомнений не было. Но вот в остальном, были одни вопросы и почти никаких ответов.

Внезапно раздались шаркающие шаги. Кто-то приближался. Он скосил глаза в сторону, пытаясь разглядеть. Прямо над ним появилось лицо. Грязное, с немытыми космами старушечье лицо.

– Очнулся? – сказала «старушка», хотя ему вдруг показалось, что не такая уж она и старая, просто запустила себя.

Он не ответил, потому что не нашёлся что сказать. Соглашаться с очевидным было бессмысленно, у него были куда более важные вопросы, но пока он судорожно выбирал самый важный, она схватила его за нижнюю челюсть, резко её оттянула и второй рукой начала запихивать в рот какую-то мякоть.

Он от неожиданности попытался не позволить ей это сделать, но не смог, она крепко и очень сильно держала его, а у него самого, как оказалось, нет ни силы, ни воли чему бы то ни было противиться. Он был совершенно немощен.

– Ишь, кочевряжиться начал, – хихикнула старушка, – было проще, пока был без сознания. Ел, как миленький, и глотал исправно. Ешь! – вдруг грубо сказал она, – я с тобой бороться не буду. Не для того я тебя спасала, чтобы отравить. Ешь, или умри! Будешь сопротивляться, перестану кормить.

Он послушался. Артачиться и впрямь не было смысла. Хотя то, что она пихала ему в рот, было жуткой горечью. Такой дряни он ещё не пробовал, насколько помнил, разумеется. Горло начинало спазмически сжиматься, стараясь не пропустить внутрь столь сомнительную и неприятную пищу.

Увидев, что сопротивляется уже не он сам, а его организм, старушка усмехнулась, и достав откуда-то из-за поля его зрения что-то деревянное, наклонила это над ним, и ему в рот полилась вода. Это оказалась миска из изгиба ствола дерева, очень грубой работы.

Мякоть во рту размокла и стала ещё гаже, но зато ему удалось её проглотить. Желудок тоже не воспринял это с радостью, и начал судорожно сжиматься. Он боялся, что его сейчас вырвет.

– Ничего, привыкнешь, – сказала незнакомка, – другого всё равно ничего нет. Вижу в твоих глазах много вопросов, но сейчас ещё не время. Оклемаешься, тогда поговорим. А нам есть о чём. Ты мне должен.

После этих слов она вышла из поля зрения, и он услышал удаляющиеся шаги. За всё время, он ей так ничего и не сказал, о чём теперь очень сожалел. Но она должна была вернуться. Не просто же так она его кормит, и он начал готовиться к разговору, как только стихли её шаги.

До того как она пришла в следующий раз, он успел поспать дважды. Делать ему всё равно было нечего, да и не мог он при всём желании, так как был связан.

Шаркающие шаги он услышал издалека. Дождавшись, пока она придёт, он сразу сказал:

– Кто вы?

– Ээээ, нет, дружок, спрашивать буду я. Потом, может, и тебе что-нибудь расскажу, но начнём с моих вопросов. И первый будет таким же. Кто ты такой? Говори правду, это важно.

Он немного подумал, и понимая, что такой ответ её не устроит, всё же сказал.

– Я не знаю. Точнее не помню. Вообще ничего. Не знаю где я, как сюда попал, да даже как меня зовут, не помню. Так что спрашивать меня, это только время терять. Я бы рассказал, но не могу. Это, правда, – закончил он, и пытался понять по выражению её лица, верит она ему или нет.

Ему казалось очень важным, чтобы она поверила. Получалось, что его жизнь была в её руках, и играть в опасные игры совершенно не хотелось. Она молчала и ничего не отвечала. Думала над тем, что он сказал.

– Я тебе верю, – наконец сказал она, – это всё осложняет, но ничего не меняет. Будем надеяться, что память к тебе вернётся. Возможно, это последствия шока. Я, конечно, почти не врач, – она захихикала собственной шутке, – но кое-какие медицинские знания у меня есть. Поступим так: пока лежи и выздоравливай, тебя сильно поломало, пускай кости срастаются, а там поглядим.

– Я поэтому привязан? – спросил он.

Этот вопрос её очень развеселил. Она начала опять хихикать, но почти истерично, взахлёб и молотила себя по коленям руками.

– А ты что, думаешь, чтобы не убежал? Или не напал на меня? Да если я тебя развяжу, ты всё равно встать не сможешь. У тебя же целых костей осталось раз-два, и обчёлся, – отсмеявшись, сказала она, – ладно, пора пообедать.

Он увидел в её руках горсть мякоти, которую она пихала в него в прошлый раз. Его передёрнуло. Пока не началось, он решил задать хоть один вопрос.

– Как вас зовут? Это секрет? – спросил он.

– Ну почему же? Называй меня Матильда, – чуть-чуть кокетливо ответила она, после чего опять своей цепкой рукой схватилась за нижнюю челюсть, и процедура кормления повторилась.

Так продолжалось много циклов сна и бодрствования. Старушка приходила регулярно. Исправно его кормила и поила. Потом начала осторожно ощупывать, на предмет срастания костей. Боль присутствовала в нём всё время, но была, как бы на заднем плане. Ещё он заметил, что она постепенно усиливалась, но после поедания этой гадости, которой она его пичкала, заметно притуплялась. Похоже, что в этой каше были какие-то обезболивающие. Хотя откуда им было взяться в этой пещере у этой запущенной старушки, было загадкой. Вряд ли тут поблизости была аптека. Хотя почему бы и нет? Он всё равно не имел понятия, где это – тут.

Разговаривали они мало. Ему рассказать было нечего, а она не хотела делиться информацией в одностороннем порядке. Оставалось только ждать.

Через некоторое время она отвязала ему голову, и он смог немного оглядеться. Это ему практически ничего не дало. Это была, как он и думал, пещера. Небольшая. Он лежал на небольшом плоском возвышении, кроме которого здесь ничего и не было.

Матильда, судя по всему, выбрала эту пещеру, как раз из-за этой своеобразной кровати. Приподняв голову и оглядев себя, он увидел, что не просто связан, а обвязан палками. Наверное, они выполняли роль шин, за неимением лучшего.

Самое неприятное во всём этом было то, что он был вынужден ходить под себя. Матильда напихивала туда что-то, вроде сухого мха, который впитывал всё, что из него выходило, а потом без тени брезгливости всё выгребала и меняла на новое. В такие моменты он закрывал глаза и старался вообще ни о чём не думать, смиренно ожидая, когда же это закончится. Ему было очень стыдно во время этой процедуры. Он понимал, что это не его выбор, что он в этом не виноват, что её он об этом даже не просил, но стыдно было всё равно.

– Ты очень долго лежишь, – как-то сказала она, – как бы у тебя пролежни не образовались. Будем делать массаж.

После этого она регулярно стала его частично переворачивать, подкладывать ветки и долго и старательно массировать мышцы. Только с началом этих процедур, он осознал, что лежит совершенно голый. Сначала этого было не понятно, потому что он был весь перемотан, и кое-где под верёвки были проложены тряпки, но это была не одежда. Это он понимал очень хорошо. Сверху Матильда его накрывала старыми и вытертыми шкурами, сшитыми в одеяло.

Его знаний о мире хватало, чтобы понять, что всё это не является нормой. Что люди живут не так. Что он находится в довольно экстремальных условиях. Но вот как он в них оказался, этого он не знал. Матильда тоже не спешила его просвещать.

После того, как он несколько раз обратился к ней по имени, она сказала:

– Нехорошо получается, ты со мной вежливо, по имени, а я с тобой так.

– Я бы назвал имя, но не помню, – сказал он.

– Это понятно, – она задумалась, – но если не помнишь настоящее, давай придумаем другое. А то ты, правда, какой-то безымянный.

В тот раз разговор на этом и закончился, но она о нём не забыла, и как оказалось, просто долго не могла выбрать, как его назвать. Наконец она пришла и торжественно объявила:

– Тебя будут звать Спас! – и уставилась на него, ожидая реакции.

А он смотрел на неё и не знал, как отреагировать. Не то чтобы имя ему не понравилось, он вообще не испытал никаких эмоций, как будто, ему было всё равно. Матильда даже немного расстроилась.

– Что? Не нравится? – спросила она и присела на край его ложа.

Он помолчал, ещё раз обдумывая свои чувства.

– Я не знаю, – наконец сказал он, – во мне ничего не отозвалось, наверное, потому, что это имя не моё. Но я не против, если ты меня будешь так называть. Ничем не лучше и не хуже чем все остальные.

Матильда тоже помолчала.

– Это не просто сочетание букв. У меня есть определённая надежда на тебя. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал…

– Что именно? – спросил он.

– Пока рано говорить! – сказала она и резко встала, – то, что ты лишился памяти, всё сильно осложняет, но будем надеяться на лучшее. Либо на то, что память к тебе вернётся, либо на то, что ты сможешь мне отплатить за спасение и без памяти. Хотя я пока и не представляю, как у тебя это получится.

– Но заплатить мне придётся? – спросил он.

– Я не хочу, чтобы ты воспринимал это так. Я тебя спасла, и хочу, чтобы ты мне помог. Сам! По собственной воле! Захотел помочь, а не по принуждению, – сказала она неожиданно искренне.

– Так что я всё-таки должен сделать?

– Не время, – она отрицательно покачала головой, – ещё не время знать. Как выздоровеешь, оклемаешься, тогда и посмотрим. Сейчас я больше всего волнуюсь, чтобы ты смог ходить. Если ты будешь инвалидом, то пиши пропало. От тебя не будет никакой пользы. Здесь тебе самому не выжить, не то чтобы помочь кому-нибудь.

Он вздохнул, она опять увиливала и ничего не хотела говорить.

– Спас, так Спас. Пусть будет так, раз тебе нравится.

Её губы тронула лёгкая улыбка, и она на секунду помолодела лет на тридцать. Но тут же опять превратилась в старуху. Он подумал, что впервые видит, как она улыбается. Обычно от неё раздается мерзкое хихиканье, так она реагирует на юмор. А тут вдруг улыбка.

Дальше всё опять пошло по накатанной. Он привыкал к своему имени и постепенно восстанавливал силы. Даже горькая мякоть, которую он называл кашей, уже не казалась настолько противной. Да, есть её было по-прежнему трудно, но организм стал принимать и перестал пытаться избавиться сразу после проглатывания.

Постепенно Матильда начала снимать с него шины. Первыми были руки и, как оказалось, они сохранили подвижность. Почти. Больше пострадала левая. Она не разгибалась до конца. Если начать делать это принудительно, то было очень больно.

Когда это выяснилось, Матильда немного загрустила. Она надеялась, что он сохранит здоровье полностью, но проблема с левой рукой заставляла её бояться главного, что он не сможет ходить. Возможно, она именно поэтому тянула и не хотела развязывать его ноги и корпус, неведение давало надежду. А если выяснится, что он обездвижен, то это может нарушить все её планы.

В тот день, как только она вошла в пещеру, сразу стало понятно, что сегодня всё решится.

– Ну что, Спас, попробуем разбинтоваться?

– Я за! Сил уже нет лежать! – сказал он совершенно искренне, – а если я окажусь для тебя непригодным, ты меня убьёшь? – неожиданно спросил он.

Он понимал, что она очень на него рассчитывает, и у неё есть какие-то связанные с ним планы. Она сама не раз это говорила. Но вот вопрос что будет, если он не сможет ей помочь, они ни разу не обсуждали. Возможно, сейчас было самое время.

Ему удалось застать её врасплох, и по её реакции он понял, что она рассматривала такой вариант.

– Тебя не за что убивать, – сказала Матильда после паузы, – но ты сам можешь меня об этом попросить. Это будет милосердие, а не убийство. Заботиться о тебе всю жизнь я не буду. Нет у меня на это ни сил, ни времени. А сам ты здесь долго не протянешь.

Спас кивнул.

– Идёт! Давай уже выясним, наконец, есть ли у меня здесь будущее, где бы это здесь ни было.

Она подошла и решительным жестом сдёрнула укрывавшие его шкуры.