Спасительный 1937-й. Как закалялся СССР .

Глава 6. АРИФМЕТИКА ЗАЧИСТКИ

Информацию о результатах первого месяца операции Ежов представил Сталину 8 сентября 1937 года. Напомним, что, согласно первоначальным заявкам с мест, утвержденным приказом наркома № 00447, общее число уголовников и кулаков, подлежащих репрес­сиям, должно было составить 268 950 чел., из которых 75 950 подлежали расстрелу. В спецсообщении наркома НКВД № 59750 отмечалось: «Всего на 1 сентября... было арестовано 146225 человек. Из них 69172 – бывших кулака, 41603 уголовника и 35454 – контрреволюционных элементов. Из этого количества арестованных осуждено тройками – к расстрелу 31530 и к заключению в лагеря и тюрьмы 13669 чел.». То есть затребованные с мест лимиты были не реализованы на 193000 чел.

Но обратим внимание на сравнительную немногочисленность контингента лиц, подвергнувшихся репрессиям. Эти цифры не поражают воображение. Разве они сопоставимы с общим количеством граждан страны, составлявшим на 6 января 1937 года 162003225 чел[94]? На­оборот, они мизерны. Страна, «переболевшая» Гражданской войной, коллективизацией и противостоянием с оппозицией, могла позволить себе роскошь иметь значительно больше внутренних противников – непримиримых «диссидентов», жаждавших разрушения строя!

Приведенную статистику Ежов подкреплял информацией: «Производимые аресты дали возможность вскрыть большое количество контрреволюционных формирований различных политических окрасок в сельском хозяйстве, в промышленности и на транспорте. По показаниям арестованных, на 1 сентября вскрыто и ликвидируется:

а) Кулацких, вредительских, диверсионных и повстанческих групп и организаций, преимущественно в колхозах и совхозах 2328 с числом участников 19523 чел.;

б) Церковно-сектантских повстанческих и фашистских групп и организаций 43 с числом участников 710 чел.;

в) Белогвардейских и военно-казачьих повстанческих организаций и групп 159 с числом участников 2331 чел;

г) Групп и организаций, созданных членами антисоветских партий 38 с числом участников 1673 чел.;

д) Диверсионных, шпионских и террористических групп и организаций 48 с числом участников 467 чел;

е) Националистических групп и организаций 24 с числом участников 31 9 чел.;

ж) Бандитских формирований 37 с числом участников 140 чел.».

Заметим, что количество членов групп тоже не кажется чрезмерным. Правда, Ежов сообщал, что при обысках «участников этих групп и организаций... изъято пулеметов 1, винтовок 639, ружей разных 1007, пистолетов и револьверов 1069, снарядов артиллерийских 157, гранат ручных 23, взрывчатых веществ 1190 кг, холодного оружия 2499 единиц». Но у Сталина не было никаких оснований для упрека, будто бы репрессии перешли за грань здравого смысла; не давало такого повода и обоснование Ежовым причин произведенных арестов.

В подразделах сообщения Ежов писал: «В процессе операции выявляется большая засоренность колхозов и совхозов, почти всех областей Союза, бывшими кулаками (скрывшимися от раскулачивания, отбывшими наказание, бежавшими из мест заключения), бывшими участниками контрреволюционных восстаний, эсерами, бело­гвардейцами, бандитами. Эти активные контрреволюционные контингенты, вернувшиеся из мест заключения и ссылки в свои районы, во многих случаях при прямом содействии правотроцкистских предателей, засевших в районных партийном и советском аппаратах, сумели свить себе прочное гнездо в колхозах. Создать там вредительские, диверсионные и повстанческие группы и даже занять руководящие должности председателей колхозов, членов правлений, бригадиров, счетоводов и т.п., терроризируя колхозников.

Они вели организованную активную антисоветскую подрывную работу: портили и уничтожали сельскохозяйственный инвентарь, уничтожали поголовье скота, портили семенной материал, жгли собранный хлеб, разлагали трудовую дисциплину, вели контрреволюционную агитацию, срывали проведение сельскохозяйственных кампаний, умышленно запутывали учет трудодней и тем вызывали недовольство колхозников, создавали повстанческие группы, собирали оружие, совершали террористические акты.

В колхозах некоторых областей бежавшие и вернувшиеся из ссылки кулаки ультимативно требовали от колхозников возврата ранее принадлежавшего им имущества, угрожая в противном случае кровавой расправой... В ряде районов Западной области при содействии контрреволюционеров, пролезших на руководящие должности в ОБЛЗУ, бывшим кулакам, вернувшимся из ссылки, были возвращены усадьбы, дома, сады, скот и т.п. Во многих колхозах кулацкие и другие контрреволюционные элементы настолько терроризировали колхозников, что последние молча терпели произвол и, боясь расправы, никому о нем не заявляли».

Тенденция проникновения кулаков на руководящие должности в колхозах обозначилась еще в начале коллективизации, но если тогда это рассматривалось как «классовая борьба», то теперь Ежов даже не упоминал такого термина. Кулацкую опасность он, прежде всего, связывал с угрозой войны: «Следствием по делам арестованных участников кулацких формирований, созданных в колхозах пограничных округов и районов, устанавливается прямая связь этих формирований с иностранными разведками, руководившими вредительско-диверсионной деятельностью кулацких групп...

Значительное число бывших кулаков и созданных ими организованных групп вскрыто на строительствах, в промышленных предприятиях и на транспорте. Кулацкие элементы, проникшие в эти отрасли народного хозяйства, вели контрреволюционную агитацию, организовывали волынки, саботировали новые расценки, срывали собрания, вели борьбу против стахановского движения, занимались вредительством, совершали диверсионные акты...

Большое количество церковно-сектантских контрреволюционных формирований вскрывается в Западной, Горьковской, Московской, Свердловской и других областях... Эти формирования, состоящие из попов, сектантов, монашествующих элементов, бывших кулаков и белогвардейцев, на протяжении многих лет вели активную повстанческую работу, организовывали бывших кулаков... подготовляли совершение террористических актов, вели широкую контрреволюционную пропаганду и агитацию... В Челябинской области вскрыта и ликвидируется крупная повстанческая организация, действовавшая на территориях Курганского, Кутамышского, Звериноголовского районов, насыщенных казачеством и белогвардейским элементом, и имевшая ответвления в Петропавловске (Карагандинской области Казахстана) и в районах Омской области. Организация состояла преимущественно из бывших участников восстания».

Приведя конкретные примеры, иллюстрирующие ход операции, и фрагменты из сообщений о реакции населения, нарком сообщал: «Учет контрреволюционных элементов был далеко не полным... Сейчас все берутся на учет и подвергаются тщательной проверке. Наиболее активные из них арестовываются. Операция по арестам наиболее враждебных бывших кулаков, уголовников и других контрреволюционных элементов, отнесенных к первой категории, закончена по большинству областей Союза ССР... Областям разрешено приступить к арестам бывших кулаков, уголовников и контрреволюционного элемента, отнесенных ко второй категории»[95].

Приступить к арестам по второй категории Ежов разрешил региональным управлениям НКВД уже 4 сентября, а между 28 августа и 15 декабря 1937 года, в ответ на поступавшие из регионов просьбы, Политбюро санкционировало увеличение лимитов – около 22 000 по первой категории и 16800 по второй. Однако и это не удовлетворило руководителей на местах. В январе 1938 года на совещании руководящего состава НКВД при обсуждении итогов Большой чистки большинство начальников управлений высказались за продолжение «массовых операций» как по «уголовникам и кулакам», так и «национальных».

Ежов так прокомментировал это мнение: «Хотя эти операции и ограничены были сроками моих приказов, но... я думаю, что эти операции можно будет проводить и дальше». Действительно, 31 января Политбюро приняло решение № П 57/48: «а) Принять предложение НКВД СССР об утверждении дополнительного количества подлежащих репрессии бывших кулаков, уголовников и активного антисоветского элемента». Подтвердив санкции для 22 регионов на аресты еще 57200 чел., в том числе 48 тыс. по первой категории, документ предписывал: «б) Предложить НКВД СССР всю операцию... закончить не позднее 15 марта 1938 года, а по ДВК не позднее 1 апреля 1938 года».

Однако 1 февраля Политбюро утвердило дополнительный лимит: для лагерей Дальнего Востока в 12 тыс. чел. первой категории, а 17 февраля, по запросу Хрущева, – в 30 тыс. чел. всех категорий для Украины. Кроме этого, 31 июля на Дальнем Востоке было разрешено осудить тройками еще 15 тыс. по первой категории и 5 тыс. по второй, а 29 августа 3 тыс. чел. для Читинской области. То есть в целом с 31 января по 29 августа 1938 года дополнительно было разрешено осудить 122200 чел.

Таким образом, с начала операции по зачистке уголовно-кулацкого элемента, ставшей важным фактором подготовки государства к войне, Политбюро санкционировало репрессии в отношении 391150 чел. Из них официальное разрешение на осуждение по первой категории составило 249 200 и к расстрелу – 141950 чел. В целом за все время проведения массовых операций Политбюро дало санкции на арест только 679 тыс. чел. в том числе: по уголовно-кулацкой операции – на 436 тыс. чел.; по национальным операциям – на 247 тыс., на осуждение военными трибуналами – 41 тыс.

Однако кроме контингента, выявленного органами госбезопасности, в стране существовало значительное количество люмпенизированного населения, не занятого общественно полезным трудом. Поэтому еще в 1935 году милиция получила право: в административном порядке приговаривать к высылке или к 3-5-летним срокам заключения в лагерь лиц, принадлежавших к социально-опасным элементам, конкретную вину которых уже не надо было доказывать в суде.

В эту категорию входили: лица, занимавшиеся кражами на транспорте, воры, нищие и «бомжи», шляющиеся по стране монахи, нарушители паспортного режима и другая маргинальная публика, не имевшая постоянного места жительства. Согласно приказу от 21.05.1937, в ведение милицейских троек (не путать с судебными тройками по приказу 00447) попадали и такие категории правонарушителей, как скупщики краденого, проститутки, хулиганы и воры-рецидивисты. Регламентируя деятельность милицейских троек, 21 мая 1938 года Ежов издал приказ НКВД по рассмотрению дел об уголовных и деклассированных элементах и о злостных нарушителях положения о паспортах.

За период 1937-1938 годов региональные милицейские тройки приговорили к различным мерам наказания около 400 тыс. правонарушителей. В результате за 9 месяцев, с 1 июля 1937 года по 1 апреля 1938 года, число заключенных в ГУЛАГе увеличилось более чем на 800 тыс. Общим итогом зачистки криминального слоя стало то, что в 1937-1938 годах за уголовные преступления было арестовано 1566185 чел.[96]. При этом на 1 января 1938 года в лагерях и исправительно-трудовых колониях СССР находилось 1 млн. 881 тыс. человек; на 1 января 1939 года – 1 млн 672 тыс. Для сравнения укажем, что спустя 60 лет, на пике правления Ельцина, в 1998 году в местах заключения России содержалось 1,8 млн. чел. То есть практически столько же, что и в 30-е годы, но ведь и страна стала меньше.

Нет, 1937 год не был трагедией народа – он стал трагедией его врагов! Принятие Конституции 1936 года потребовало коренной перестройки всего государственного механизма, и осуществить ее без смены правящего слоя было невозможно. После революции, за 20 лет со­ветской власти, в стране образовался слой новой бюрократии в лице номенклатуры, превратившейся в подобие новой аристократии в худшем смысле этого слова. Ради укрепления личного материального благополучия эта рать чиновников занималась не только очковтирательством и обманом правительства, но и воровством. При этом на предприятиях нарушалась технологическая дисциплина и процветала халатность; в результате не выполнялись производственные планы и разбазаривались финансы, происходили аварии и катастрофы.

Аресты наркомов, руководителей ведомств, предприятий, учреждений и других чиновников начались еще в середине 1936 года. Но гласно вопрос об экономических, хозяйственных и должностных преступлениях был поднят наркомом НКВД Ежовым на декабрьском, а затем на февральско-мартовском 1937 года пленумах ЦК. Еще одной темой обсуждения стало укрепление технологической и производственной дисциплины, и то, что нарушение норм и невыполнение должностных обязанностей называлось «вредительством», являлось лишь отра­жением психологии того времени.

И поскольку до 70% руководителей имели лишь среднее и даже начальное образование, то, стремясь удержаться на плаву и сохранить свое положение, управленцы объединялись в местнические кланы, которые не только тормозили развитие страны, но и не соблюдали пар­тийных норм. Так, в Свердловской области в 1937 году 38% первых секретарей имели партийные взыскания: за бытовое разложение – 11,0%, за нарушение партийной дисциплины – 9,0%, за извращение партийной линии – 26,7% и 53,3% по другим причинам. То есть каждый третий секретарь горкома или райкома имел «пятно» в своей биографии.

О том, что стране нужны грамотные специалисты, Сталин объявил на февральско-мартовском пленуме, но он не собирался прибегать к репрессиям. Фактически их спровоцировали сами старые большевики. Недовольные введением в Конституцию таких демократических принципов, как прямые, всеобщие выборы при тайном голосовании и предоставление прав лишенцам, они поднимали тему борьбы с врагами на каждом пленуме. С одной стороны, это было демонстрацией лояльности вла­сти, но с другой – являлось своеобразной формой протеста против демократических реформ.

Однако, как пояснял Сталин писателю Фейхтвангеру, «у нас не просто демократия, перенесенная из буржуазных стран. У нас демократия необычная, у нас есть добавка – слово «социалистическая» демократия... Демократизм создает рабочему классу возможность пользо­ваться различными правами... Если демократию не отождествлять с правом литераторов таскать друг друга за волосы в печати, а понимать ее как демократию для масс...». И именно проявлением «демократии масс» стала смена руководства в партийном и государственном аппарате, устранившая чиновников, уличенных в нравственном разложении и небрежении общественным долгом ради выгоды и личного преуспеяния.

Но уже само объявление принципа конкурсности при проведении партийных выборов весной 1937 года вызвало столкновения на местах. Причем первоначально освободившиеся посты заняли наиболее радикальные и агрессивные «лидеры», которые и руководили репрессиями. Затем, уже после июньского пленума ЦК, они были смещены новыми силами, но то, что в клановых схватках противоборствующие группы уничтожали друг друга, не зависело от Сталина. Такова была сама логика времени.

Сталинская политика не была плодом «штабных» или «канцелярских» расчетов. Она вытекала из обстоятельств развития страны и всегда была ясно нацелена в будущее. Затрагивая самые чувствительные нервы общественной жизни, она побуждала народ к деятельности, заставляя людей ощущать себя строителями социализма, и, как это ни выглядит парадоксально, сами репрессии тоже стали выражением демократии. Поэтому чистка бюрократического слоя, в ходе которой было репрессировано около 40 000 чел., достигла пика в конце 1937 года и была завершена к концу 1938 года.

Причем народ не только поддержал реформы, он сам активно включился в их осуществление. Однако очищение «авгиевых конюшен» не было бы столь радикальным, если бы не важные обстоятельства. Первым было разоблачение заговорщиков и враждебных власти группировок как в армии, так и самом НКВД, сложившихся еще в годы коллективизации. Но главным фактором, обусловившим чистку, стала угроза иностранного нападения, остро обозначившаяся летом 1937 года. На Востоке потенциальную опасность представляла милитаризировавшаяся Япония, на Западе – Польша и другие государства, искавшие союза с нацистской Германией. Угроза иноземной агрессии проявилась с началом провокаций в районе Благовещенска и событиями в Синьцзяне, а усилило ее начало войны в Китае. Но, может быть, Сталин преувеличил возникшую угрозу?

Нет, и правильность его действий подтвердила сама история. Негодяи обвиняли вождя в том, будто бы в 1941 году он не подготовил страну к войне. Как же «не подготовил»?! Уже с лета 1937 года он осуществил зачистку приграничных районов от рецидивистов-уголовников и загнал за колючую проволоку ГУЛАГа бежавших из мест поселения кулаков. Эта операция очистила общество от маргиналов – деклассированных элементов и представителей социального дна. Одновременно были уничтожены националистические кланы в союзных республиках, а также фанатичные сектантские и религиозные группировки, подстрекавшие население к антисовет­ской деятельности.

С этой же целью органы госбезопасности осуществили и ряд «национальных» операций, направленных на пресечение подрывной деятельности выходцев из стран, граничивших с СССР (поляков, немцев, латышей и т.п.), имевших связи или родственников за рубежом. В их ходе было репрессировано 335 000 чел., но исследование причин и характера этих акций требует рассмотрения в отдельной книге. Конечно, проведение массовых операций, в которых приняло участие большое количество руководителей, облеченных властными полномочиями, не могло пройти без умышленных или неумышленных злоупотреблений и перегибов.

Поэтому, когда Сталину и правительству стало известно, что среди репрессированных оказались и невиновные люди, то виновные в нарушениях законности понесли заслуженное наказание. Уже после январского пленума ЦК 1938 года, осудившего произвол партийных руководителей по отношению к рядовым членам партии, чиновники, злоупотребившие властными полномочиями, сами были репрессированы. Та же участь постигла и руководителей НКВД. Из 38 комиссаров ГБ на ноябрь 1935-го к 1941-му в живых осталось двое. В числе ре­прессированных оказались и члены региональных троек. В целом в работе троек приняло участие 430 человек, из которых в 1937-1938 годах 261 человека арестовали и осудили как врагов народа[97].

Нравственная подлость в том, что, скрыв документы, именно справедливое наказание функционеров, допустивших произвол в ходе чистки, Хрущев и поставил в вину Сталину на XX съезде, а «интеллигенты», родственно связанные с «врагами народа», тиражировали примитив­ные мифы, подхватываемые как быдлом «либералов», так и наивными простаками из народа. Но, как писал В. Похлебкин, «историю нельзя опошлять, производя субъективные хронологические смещения, подменяя тогдашние реальности сегодняшними чувствами и игнорируя подлинные исторические факты, приписывая задним числом тогдашнему периоду оценки нынешней либерально-буржуазной, антисоветской интеллигенции».

Исторического деятеля оценивают по делам, а главное – по основным конечным результатам его политической и государственной деятельности. И результаты деятельности Сталина, выразившиеся в укреплении государства – экономическом развитии, внешней политике и победе в Великой войне, нельзя даже приблизительно приравнять к жалким потугам его преемников. Все остальное «отрицательное», инкриминируемое Сталину, не более чем циничная ложь, сфабрикованная потомками репрессированных и наиболее продажными негодяями, представлявшими «интеллигенцию».

Впрочем, один из идеологов антисталинизма и соратник Горбачева А. Яковлев в 2001 году сам описал технологию и цели фальсификации истории: «...Группа ис­тинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем в случае успеха Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» – по революционаризму вообще. Начался новый виток разоблачения «культа личности Сталина». Но не эмоциональным выкриком, как это сделал Хрущев, а с четким подтекстом: преступник не только Сталин, но и сама система преступна...».

Таким образом, враги народа отдавали себе полный отчет в том, что для разрушения советского строя в первую очередь нужно было дискредитировать Сталина. Поэтому уже первая «десталинизация», предпринятая Хрущевым, строилась на фальсификации, на надуманных «обвинениях», на лжи и гротескном преувеличении количества репрессированных, на искажении действий и целей вождя.

Впрочем, Яковлев даже не скрывал фарисейства антисталинистов: «На первых порах перестройки нам пришлось частично лгать, лицемерить, лукавить – другого пути не было. Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через... тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма... Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика... сработала. Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен – лукавил не раз. Говорил про «обновление социализма», а сам знал, к чему дело идет».

Яковлев поясняет, что означает его лукавое – «лгать частично»: «Поскольку я жил и работал в высших «орбитах» режима, в том числе и на самой высшей – в Политбюро ЦК КПСС при Горбачеве, – я хорошо представлял, что... номенклатурный аппарат, кадры, люди, деятели... все были циники. Все до одного, и я – в том числе. Прилюдно молились лжекумирам... истинные убеждения держали при себе».

Ну, что можно добавить к этому признанию негодяя? Лишь слова Федора Достоевского: «Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы». Соратник Горбачева принадлежал к последним. Но, как заметил Наполеон I Бонапарт, «дабы погубить отечество, достаточно даже одного негодяя, тому в истории было немало примеров». Поэтому «частичная» ложь, лицемерие и лукавство цини­ков и подлецов обернулись развалом великой державы, созданной вождем советского народа.