Спасительный 1937-й. Как закалялся СССР .

Глава 3. НАЦИОНАЛИСТЫ

Накануне предстоявших выборов особую остроту борьба за власть приобрела в национальных республиках, где особая линия начиналась не в сфере политики, а объяснялась традиционными родовыми и клановыми связями. До революции в Казахстане вообще не сущест­вовало сколько-нибудь значимой «общеказахской партии». Глава комиссии при Наркомпросе X. Досмухамедов отмечал: «До 17-го года среди казахов не было ни одного настоящего социал-демократа... а о большевиках говорить нечего». Вся казахская элита начала прошлого века состояла лишь из нескольких десятков выпускников высших учебных заведений и нескольких сотен средних – главным образом учительских школ и институтов, сель­скохозяйственных, фельдшерских школ, гимназий и реальных училищ.

И поскольку до революции объединение населения в Казахстане проходило по родо-племенным группировкам, то и советская казахская элита представляла собой «сборный и эклектичный элемент». С одной стороны, в ее состав входила «старая аристократия» (чингисиды и алашордынцы) – представители национально-буржуазной интеллигенции. С другой – ее составляли «советские выдвиженцы из зажиточных (байских) и средних социальных слоев со средним или незаконченным средним и начальным образованием». И те и другие вступили в партию уже в 1919–1920 годы.

Причем наиболее близкие к большевикам «выдвиженцы» были типичными «разночинцами». Среди них: воспитанник «царского сатрапа» Т. Рыскулов – председатель ТуркЦИК; аульные учителя А. Асылбеков – второй секретарь Казобкома и С. Сейфуллин – председатель СНК. К ним же относились Н. Нурмаков – председатель СНК, У. Кулумбетов – председатель КазЦИК, руководитель НКВД – писарь-переводчик А. Айтиев и другие. О какой-либо «революционной и пролетарской закваске» не могло быть даже речи. И поскольку в восточных обществах «бастык»-начальник априори выступал в качестве особо уважаемого человека, носителя высшей мудрости, то бюрократия республик быстро превратилась из инструмента власти в само ее воплощение. Поэтому в советской Средней Азии и Казахстане процессы «бюрократизации» прошли гораздо быстрее, чем в европейских районах СССР, поразив общественные институты на полную глубину.

Таким образом, советская восточная бюрократия являла собой не систему номенклатуры, а «именно возрождение байства, «бастычества», когда начальник рассматривался и утверждался в роли «патриарха» – уважаемого главы учреждения-семьи»[18]. В республике «возник новый тип лидера – «советский бай», персонаж, известный по кинофильмам об итальянской мафии, с це­лованием рук и клятвами в верности боссу». По своей внутренней сути советская элита Казахстана оставалась «байской, протобуржуазной, родо-племенной...». И все- таки реальная власть находилась в руках третьей группировки, которую олицетворял первый секретарь ЦК Казахстана Мирзоян, и он не собирался ее уступать. В шифрограмме от 13 июля 1937 года он сообщал на имя Сталина:

«Во время съезда Компартии Казахстана кандидатура председателя Казахского ЦИК тов. Кулумбетова после длительного обсуждения на пленуме съезда тайным голосованием была провалена. Основным мотивом отвода и провала был факт перехода в 1919 году тов. Ку­лумбетова с оружием в руках на сторону врага... После съезда ряд арестованных участников контрреволюционной рыскуловской и нурмановской организации показывают на Кулумбетова как на одного из активных участников этой национал-фашистской организации. Возможно, в ближайшие дни следствие покажет необходимость ареста Кулумбетова. Мы считаем совершенно необходимым освободить Кулумбетова от обязанностей председателя ЦИК...».

Армянин Левон Исаевич Мирзоян стал секретарем ЦК КП(б) Азербайджана в 1925 году, а с 1929 года был секретарем Пермского окружкома, затем он – второй секретарь Уральского обкома партии. Его назначение на пост первого секретаря Казкрайкома произошло в феврале 1933 года. Перебравшись с Урала в Казахстан, он перетащил с собой большую группу партийных чиновников из Свердловска, и на февральско-мартовском пленуме ЦК Сталин прокомментировал этот факт как проявление групповщины в ущерб местным национальным кадрам.

Тем не менее, Мирзоян не лишился своего поста, и в период чистки 1937 года именно он определял всю репрессивную политику в республике. В заявке на лимиты только по «уголовно-кулацкой» операции он запросил санкции на репрессии в Казахстане 6749 человек, из которых 2346 будут расстреляны. К концу года он сместил с постов и подписал приговоры на расстрел «как врагов народа почти всех первых руководителей республики и областей, многих государственных и общественных деятелей Казахстана».

Поэтому почти закономерно, что после январского пленума ЦК ВКП(б) 1938 года, осудившего перегибы при исключении членов партии, карьера Левона Исаевича прервалась. 15 мая Мирзоян получил телеграмму с предписанием «в трехдневный срок сдать дела» испол­няющему обязанности секретаря Н.А. Скворцову и «выехать в распоряжение Политбюро». Погрузив в салон-вагон вещи и мебель, Мирзоян отправился в Москву. Он был снят с поезда и арестован в Коломне, а 26 февраля 1939 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР «за допущенные искажения политики партии» ретивого Мирзояна расстреляли в Лефортовской тюрьме. Однако в 1956 году Хрущев реабилитирует партократа – как «жертву сталинских репрессий».

Сегодня даже трудно установить: кто из лидеров местных группировок был действительно лоялен центральной власти? У кого из них было меньше замазано рыльце в националистическом пуху? Хотя после революции и Гражданской войны на официальном уровне представители власти в национальных республиках демонстрировали приверженность коммунистической идеологии, это было лишь маскировкой. Они не были «пламенными большевиками». Занимая высокие посты первых секретарей нацкомпартий, крайкомов и обкомов, они образовали собственные кланы из преданных людей.

Подобные родоплеменные связи были характерной особенностью всех среднеазиатских, кавказских, закавказских и автономных республик. К примеру, еще в Туркестанской губернии Российской империи существовали самаркандско-бухарский, ферганский, ташкентский и кашкадарьинский кланы. Самаркандско-бухарские клановые элиты, исторически происходящие из центров Бухарского эмирата – Самарканда и Бухары, сохранили свое влияние и при советской власти.

В 20–30-е годы наиболее влиятельным был бухарский клан, самым ярким представителем которого в 1925–1937 годы стал председатель Совнаркома республики Файзулла Ходжаев. Он родился в Бухаре в семье купца-миллионера, сделавшего состояние на экспорте каракуля, и в 11 лет вместе с отцом выехал в Россию и до 1911 года учился в Москве. В 1913 году он включился в движение либеральной и духовной интеллигенции бухарских джадидов (от араб. «джадид» – новый). С 1916 года при активной роли Р. Фитрата и Ф. Ходжаева объединение бухарских джадидов стало оформляться в политическое движение младобухарцев, примером для которых стали младотюрки, пропагандирующие идеи пантюркской общности.

Бухара стала самостоятельной республикой БНСР в 1920 году. Младобухарцы заняли в ней лидирующее положение, а 24-летний Ф. Ходжаев получил пост главы правительства – председателя Совета народных назиров. В августе 1921 года в Бухаре был учрежден тайный Национальный союз Туркестана. Его целью являлось создание самостоятельной Тюркской республики от Башкирии до границ Афганистана на основе единства языка, религии, традиций и обычаев.

В составе ЦИК Бухарской республики, избранном в августе 1922 года, оказалось 14 крупных и 25 средних торговцев, 9 баев, 8 аминов, 7 мулл, а председателем стал сторонник Ф. Ходжаева Муинджан Аминов. В марте 1923 года произошло «экономическое объединение» Туркестанской, Бухарской и Хорезмской республик. Однако после принятия в январе 1924 года первой Конституции СССР в продолжение сталинского плана строительства СССР 27 октября территория Бухарской ССР вошла в состав вновь образованных Узбекской, Туркменской и Таджикской республик. Как уже говорилось, с 1925 по 1937 год правительство Узбекистана возглавлял Ф. Ходжаев, принадлежавший к бухарскому клану. Но с перемещением в 1930 году столицы Узбекской ССР из Самарканда в Ташкент Сталин фактически «сменил» руководство республики уроженцами из Ферганы. И все-таки наиболее крупным и влиятельным в республи­ке оказался ташкентский клан, к которому принадлежал первый секретарь ЦК КПУ в 1929–1937 годах Акмаль Икрамов.

Противостояние элит иллюстрирует телеграмма Икрамова, направленная в Москву летом 1937 года: «ЦК КП(б) Узбекистана просит санкции ЦК ВКП(б) на снятие Файзуллы Ходжаева с поста председателя Совнаркома за связь с националистическими контрреволюционными террористами. Файзулла Ходжаев систематически поддерживал связь с рядом крупных националистов... ныне арестованных: Аминов, Атаходжаев, Курбанов Н., Сатарходжаев, Ибад Ходжаев и др. На квартире его брата Ибад Ходжаева... было совещание национал-террористов... Все участники этого совещания арестованы и признали себя виновными».

И если в первой половине 1937 года Сталин тормозил процесс междоусобной борьбы, резко осаживая экстремистов, то после июльского пленума он уже не возражал против настоятельных требований с мест. Исходя из того, что в мае НКВД почти случайно удалось предотвратить государственный переворот, Политбюро решило полностью очистить политические «конюшни» опасного хлама. Просьбу Икрамова ЦК утвердил 24 июня. Вместо Ф. Ходжаева председателем Совнарком Узбекистана в 1937–1938 годах стал Султан Сегизбаев, как и Икрамов, принадлежавший к ташкентскому клану.

Позже, в заявке по «уголовно-кулацкой» операции, именно Икрамов наметил подвергнуть репрессиям в республике 5441 чел. Но уже на состоявшемся в сентябре пленуме ЦК КП(б) Узбекистана, прошедшем с участием приехавшего из Москвы Андреева, резкой критике был подвергнут и сам первый секретарь, а в марте 1938 года Икрамов и Ходжаев окажутся на одной скамье подсудимых в процессе по делу «Антисоветского правотроцкистского блока». В хрущевско-брежневской историографии Ф. Ходжаев с А. Икрамовым причислялись к «верным большевикам». Но в действительности лидеры национальных республик, состоявшие в правящей партии и попавшие в жернова чистки, были вылеплены совершенно из другого теста.

Если до революции в Казахстане не было социалистических партий, то еще в 1905 году возникла группа кадетов, выражавшая интересы баев, феодалов и зарождавшейся казахской буржуазии. На 1-м «всекиргизском» съезде, прошедшем в Оренбурге в июле 1917 года, она оформилась в организацию «Алаш», проповедовавшую идеи панисламизма и пантюркизма. И на 2-м «общекиргизском» съезде, состоявшемся в Оренбурге в декабре, была образована автономия казахских областей «Алаш-орда». Главой ее правительства избрали Алихана Букейханова, а центром автономии был определен Семипалатинск. Правительство «Алаш-орды» организовало свои отделения в Уральской, Тургайской, Семипалатинской областях, установив тесную связь с Кокандской автономией и с башкирскими националистами. Отряды алаш-ордынцев входили в состав белогвардейских войск Дутова, Колчака, Анненкова и др., но в марте 1920-го правительство «Алаш-орды» было ликвидировано.

Среди прочих националистических правительств, множившихся, как ядовитые грибы после дождя, в пределах Туркестанского генерал-губернаторства, с ноября 1917 года по февраль 1918-го на территории современных Узбекистана, Казахстана и Киргизстана возникло и так называемое правительство Туркестанской, или Кокандской, автономии, ставившее своей целью восстановление Кокандского ханства, отделение Туркестана от Советской России и объединение мусульман под эгидой Турции. В начале 1918 года это правительство было ра­зогнано, а в конце следующего была разгромлена и «Алаш-орда», действовавшая против советской власти в Центральном Казахстане. Потерпела поражение и малая «Алаш-орда» в Западном Казахстане, но именно Кокандская автономия стала основоположницей басмаческого движения в Средней Азии.

Поэтому после установления в Казахстане и Средней Азии советской власти националисты изменили свою тактику. Многие из них «вступили в ВКП(б) и заняли руководящие посты». Среди тех, кто поменял цвет своего «флага», был С.Х. Ходжанов. Он вступил в партию в марте 1920-го и вскоре получил пост народного комиссара внутренних дел Туркестанской республики и заместителя председателя Туркестанского ЦИКа. С 1925 года он стал секретарем Казахского краевого комитета ВКП(б), а перед арестом в 1937 году занимал должность заместителя уполномоченного Комиссии советского контроля по Узбекской ССР.

Протокол допроса Ходжанова, проведенного помощ­ником начальника 7-го отделения 4-го отдела ГУГБ старшим лейтенантом ГБ Гнединым и оперуполномоченным 7-го отделения ГУГБ младшим лейтенантом ГБ Нейманом, был представлен Сталину 31 июля 1937 года. На допросе Ходжанов признался, что еще в декабре 1919 года, на съезде Советов в Актюбинске, он встретился с руководителем «Алаш-орды» Байтурсуновым, который «сообщил, что для дальнейшей борьбы с советской властью» лидеры движения «считают необходимым войти в блок с пантюркистами». В 1920 году в Москве «состоялось подпольное совещание между Байтурсуновым, руководителем башкирских националистов Заки Валидовым и туркестанским пантюркистом Рыскуловым». На совещании было принято решение о совместной борьбе против советской власти на платформе пантюркизма всех буржуазно-националистических организаций Средней Азии, Казахстана и Башкирии.

Создание пантюркистской организации «Иттихад-Ва-Таракки» («Единение и прогресс») на территории Туркестанского края произошло еще в 1918 году, при участии турецких офицеров. В нее вошли видные националисты Туркестанского края и Бухары: Рыскулов, Файзулла Ходжаев, Рахимбаев, Ходжибаев, Каримов, Низаметин и другие. И когда позже эти люди вступили в ВКП(б) и заняли высокие посты в республиках, это не означало изменения их убеждений. Наоборот, избрав свой центральный комитет и имея филиалы во всех областях, руково­дители «Иттихад-Ва-Таракки» стремилась к объединению тюрко-татарских народов и установлению буржуазной республики, независимой от России. На допросе 31 июля 1937 года Ходжаев показал, что «после 1923 года алаш-ордынская организация наметила следующую программу действий:

1) проникать в советский аппарат, взяв его под влияние байско-националистических элементов. В особенности «наркоматы финансов, юстиции, земледелия, народного просвещения, милиции; 2) проникнуть в культурные учреждения и вербовать националистические кадры среди молодежи; 3) бороться за сохранение авторитета ро­доначальника в казахском ауле, дав возможность баям и полуфеодалам влиять на перевыборные кампании; 4) поднимать авторитет мусульманского духовенства и способствовать его религиозной деятельности; 5) способствовать проникновению в ВКП(б) и комсомол...». Осуществляя эту программу, руководители алаш-ордынской организации комплектовали своими людьми центральные учреждения. Политику, направленную на засо­рение советского аппарата баями и муллами, осуществляли в аулах и волостных учреждениях».

В декабре 1924 года, когда южные области Туркестанской республики отошли к Казахстану и выделилась Киргизская автономная область, Ходжаев переехал в Оренбург, заняв пост секретаря Казахского краевого комитета ВКП(б). На допросе он пояснял: «В крайкоме партии, в Казахском ЦИКе и Совнаркоме было мною посажено на работу значительное число членов организации, они, в свою очередь, проводили работу по расстановке националистических кадров на периферии». Связь со своими единомышленниками он не терял и в 1925–1928 годах, когда учился в Москве «на курсах марксизма при ЦК ВКП(б)». Учеба принесла ему не только новые идеи, но и повысила его авторитет как национального лидера. И в конце 1929 года был создан объединенный центр антисоветской пантюркистской организации, в который вошли: Ходжиев, Ходжанов, Рыскунов, Нурмаков, Файзулла Ходжаев, Абдрахманов, Халилов, Кормасов и Габидулин.

Алаш-ордынская организация имела связь с национа­листической эмиграцией в Западном Китае и с националистами Узбекистана, Таджикистана, Туркменистана, Киргизии, Татарии, Башкирии, Крыма и Кавказа, которые через иранские, афганские, турецкие и польские границы тесным образом были связаны с японской агентурой, английскими и немецкими кругами. В 1927 году члены организации Савдакасов, Султанбеков и Мустамбеков установили контакты и с Троцким, а при посредстве Тойво и Рознера – с Зиновьевым. Связь с центром правых (Рыковым, Бухариным, Томским) осуществлялась через Рыскулова и Нурмакова.

Ходжаев показал, что в начале 1930 года националисты развернули повстанческую деятельность почти во всех областях Казахстана. Восстания были подняты в Средней Азии, в Каракалпакии и Киргизии. Каждый из членов организации «имел большие связи в районах, ау­лах, кишлаках», среди которых «была значительная часть родовых авторитетов»; и восстания организовывались «через этих людей и мусульманское духовенство». «Мы полагали, – говорил Ходжаев, – что восстания будут поддержаны антисоветскими элементами внутри страны, а троцкисты и правые используют повстанчество для свержения советской власти». Однако, признавал он, «масса не шла за повстанцами, а байско-бандитские группы были разгромлены. Видя бесцельность дальнейшей вооруженной борьбы внутренними силами, мы решили, что повстанчество может иметь успех только в том случае, когда оно будет сочетаться с помощью извне.

Такую помощь мы должны были получить от агрессив­ных стран, готовящих войну против Советского Союза. В 1933 году в связи с усилением агрессивных намерений Японии и приходом к власти фашистов в Германии мы держали ставку на интервенцию со стороны этих держав... С этой целью мы... на местах проводили вербовку лиц», способных «стать во главе повстанческого движения в момент интервенции. Руководители повстанческих групп в районах имели... контингенты из враждебно настроенных слоев населения, баев и мулл. Последние должны были явиться ядром повстанческих групп.

Подобная работа велась через Кулумбетова, Дивеева, Сарымулаева и других членов организации в Казахстане, установивших связь с националистической эмиграцией в Западном Китае, Афганистане и Иране... Лично я также связан с эмигрантскими кругами». По признанию подследственного, эти связи сохранились еще с Гражданской войны: «Связь существовала между Букейхановым и японским агентом бароном Унгерном, у Букейханова, Байтурсунова, Тынышпаева – с белогвардейцами в Китае. Такая связь была у среднеазиатских пантюркистов, имевших сношения с агентами Англии, Японии и Турции».

Говоря о более поздних контактах, Ходжанов пояснял: «Весной 1935 года учитель Касымов Ибрай... сообщил мне, что Сокаев ведет переговоры с Японией об организации восстания и интервенции в СССР. Учитель Тагиров (татарин) в 1936 году сообщил мне, что он имеет налаженную связь со Стамбулом... Инструктор ЦКзема Казахстана Кожайдаров Дарибай осенью 1936 года в г. Ташкенте на моей квартире сообщил, что в Алма-Ате Ермековым Алимханом получено предложение от Чокаева начать через казахских эмигрантов переговоры с представительством Японии в Западном Китае... В 1936 году мною поручено Асфендиараву, Жандосову, Масанчи и Розыбакиеву вести переговоры с японским агентом в Западном Китае об установлении тесной связи с японским правительством в вопросах подготовки войны против СССР... С английской агентурой наша националистическая организация связана с 1922 года через... Асфедиарова Санжара, который в совершенстве владеет английским языком»...

Вопрос. Через кого вы лично были связаны с закордоном?

Ответ. В разное время ко мне являлись с поручениями и сведениями от находящегося в эмиграции Чокаева следующие лица: Казбеков С., Салихов Мян Бузрук, Вердиев Беки, Мадриамов Абдулхай – все после приезда из-за границы. Сведения от Чокаева мне передавали: Юнусов Гази Галим, Дайрабаев Шегебей, Утегенов Садык, Жиманов Ибрай, Касымов Ибрай, Тагиров и Комадаров Дарыбай...»

В ходе допроса подследственный перечислил несколько десятков партийных и государственных чиновников Казахстана, причастных к националистической деятельности. В их числе он назвал: «Асфендиарова Санжара – руководителя Академии наук в Казахстане, Тоханбаева – работает в Ленинграде в одном из институтов Академии наук СССР, Багизбаева – заместителя председателя Чимкентского горсовета... Кадырбаева – директора Алма-Атинского казахского театра, Жургенова – наркома народного просвещения Казахстана, Бекжанова – директора Педагогического института в Алма-Ате, Кабулова – заведующего отделом ЦК Компартии Казахстана... Досова – секретаря Южно-Казахстанского обкома партии; Сафарбекова – секретаря Западно-Казахского обкома, Батырбекова – бывшего директора мясокомбината, Ескараева – заместителя председателя СПК Казахстана... Лекерова – бывшего работника Госплана, Торегожина – бывшего работника Наркомзема, Мендешева – председателя Комитета науки аз. ЦИКа» и других[19].

В том, что накануне войны «интеллигенция» национальных республик «косила» свои глаза за кордон, не было ничего необычного. Как показало крушение советской власти и последовавший развал СССР, тенденции национализма продолжали свое существование в сознании элит и при социалистическом строе. Для «интеллигенции» нация является главным источником не только политической и духовной власти. Опираясь на национальные чувства, «интеллигенция» получает преимущественное право на присвоение благ, произведенных трудом своих соотечественников, и закрепление высокого общественного положения за своими потомками.

Сегодня многие ученые и политики на Западе все чаще сходятся во мнении о том, что XX век вообще был «веком национализма», чаще всего проявлявшегося в форме сепаратизма. Накануне Второй мировой войны сепаратизм, то есть стремление к отделению части государства или предоставление автономии, было особенно широко распространено в Европе. Именно на волне национал-сепаратизма Гитлер осуществил присоединение к Германии Австрии и захват Чехословакии. На сепаратистские настроения и решительные действия антисталинской оппозиции Гитлер и его окружение рассчитывали и в готовившейся войне против Советского Союза. Однако Сталин, как никто другой, хорошо осознавал как внутренние, так и внешние угрозы. Поэтому он предпринял все необходимые меры, чтобы полностью устранить первые и минимизировать последние. Но сошлемся на мнение современника вождя.