Специальный парижский выпуск

Глава 5

Потраченного на обивку ресторана «Оранжери» плюша хватило бы, наверное, еще на десять лондонских ресторанов. Но при всей своей старомодности заведение это славилось известными на весь мир кухней и винным погребом. Зато и цены тут были совершенно недоступные для тех, у кого нет текущего счета в банке.

Стоя в вестибюле. Генри чувствовал себя как неприкаянный. Он разглядывал роскошное убранство: красивые бархатные шторы, перехваченные позолоченными лапками; блестящие листья на маленьких апельсиновых деревьях, в разгар английской зимы почему-то густо увешанных золотистыми плодами. Только потом он догадался, что каждый апельсин прикреплен к ветке тонкой проволочкой.

И пахло здесь дорогими духами и дымом сигар, и голоса посетителей звучали негромко и с достоинством.

Как обычно во время ленча, здесь в основном собрались мужчины средних лет, хорошо одетые, самоуверенные. Под прикрытием легкой застольной беседы тут заключались весьма и весьма серьезные сделки. Актеры и продюсеры договаривались относительно контрактов и процентов, а дошлые рекламные агенты хитроумно внушали своим клиентам-фабрикантам, какие выгоды сулит им дорогостоящая рекламная компания.

Темноволосый, безупречно одетый метрдотель неслышно возник рядом с Генри.

— Вы заказывали столик, сэр? — спросил он с безукоризненной вежливостью, но Генри сразу уловил легкую холодность к пришельцу, который не является постоянным клиентом и чье финансовое положение представляется сомнительным.

— Я завтракаю с мистером Горингом, — ответил Генри. В обращении метрдотеля что-то мгновенно, хотя и неуловимо, переменилось.

— О, конечно, сэр! Мистер Горинг уже здесь. Вы знаете его столик? Я покажу вам. Прошу вас сюда, сэр!

Генри последовал за метрдотелем в освещенный матовыми светильниками зал, где глаз посетителя радовали оранжерейные цветы, копченая лососина и всевозможные экзотические фрукты. Трудно было вообразить себе, что дневной свет когда-нибудь проникает в этот храм гастрономии.

Годфри Горинг сидел за уединенным столиком в углу и просматривал «Тайме» Увидев Генри, он улыбнулся.

— Мой дорогой Тиббет, как я рад. Садитесь же. Что будете пить? Но Генри отказался от аперитива.

— Вы правы, — одобрил Горинг, — я их и сам не пью. Но немного вина вы, надеюсь, выпьете?

Генри согласился. Затем последовало серьезное обсуждение меню и карточки вин, в чем Горинг проявил незаурядные познания. Генри был удивлен, увидев, что сам Горинг, который небрежно буркнул официанту: «Мне, как обычно», — довольствуется холодным цыпленком с салатом и бутылкой виши.

Инспектор был знаком с протоколом деловых завтраков и не удивлялся тому, что пока не подали кофе, Горинг избегает интересующей их темы.

Наконец, когда официант принес кофе, налил его и удалился, Горинг приступил к делу:

— Объясните мне, чем я могу помочь в этой ужасной истории с Элен Пэнкхерст?

— Я сейчас пытаюсь разобраться в обстановке, — сказал Генри. — Все было бы гораздо проще, если бы я знал покойную лично. Беседуя с ее друзьями и коллегами, я надеюсь понять, что за человек была мисс Пэнкхерст — ее характер, интересы, образ жизни… Начинать приходится с этого.

Горинг кивнул.

— Я и сам начал бы с того же. — Это прозвучало как величайшая похвала. — Элен была одной из моих служащих. Так что я могу охарактеризовать ее лишь с профессиональной точки зрения.

— А вы не знали ее лично? — спросил Генри.

— Хороший начальник, — ответил Горинг, — должен интересоваться жизнью своих ближайших помощников. Но об Элен я могу лишь сказать, что она целиком была поглощена работой. Это огромная потеря для компании. Не представляю, кем мы сможем ее заменить.

— Расскажите о ней подробнее.

— Элен поступила к нам секретаршей примерно лет десять назад, — медленно начал Горинг. — Оказалась очень способной, и два года спустя Марджори Френч предложила перевести ее в редакторы, а впоследствии сделала своим заместителем. Будь Элен жива, она вскоре стала бы главным редактором. Теперь, наверное, Тереза Мастере займет этот пост, когда Марджори уйдет на покой. Не думайте, я ничего не имею против Терезы. Наоборот, я к ней прекрасно отношусь. Но как бы ни рекомендовала ее Марджори, я не считаю, что Тереза сможет возглавлять журнал. Но, — спохватился вдруг он, — извините, инспектор. Вам, наверное, неинтересно слушать о редакционных делах.

— Нет, нет, — ответил Генри, — все это очень интересно. Значит, мисс Френч собирается вскоре уйти на покой?

— Очень прошу вас сохранить это в строжайшей тайне, Тиббет. Марджори тяжело больна. Она не хочет в этом признаваться, но врачи велели ей бросить работу. Вопрос о том, кто заменит ее, очень меня беспокоит. Успех журнала почти полностью зависит от редактора. Я не хотел бы приглашать кого-нибудь со стороны. А среди сотрудников было две кандидатуры — Тереза и Элен. Я, как вы знаете, был за Элен, и ее смерть для меня.» — он запнулся, — большая личная трагедия.

— Мне рассказывали, — осторожно подбирая слова, начал Генри, — что последнее время у нее были какие-то переживания, связанные с одним из сотрудников журнала.

Лицо Гориига стало жестким.

— Меня это не касается. Меня интересовали только ее деловые качества.

— Но все же, собираясь назначить кого-то на столь ответственный пост…

— Да, Марджори мне об этом говорила, — отозвался Горинг. — Она считала, что неурядицы в личной жизни могут отразиться на редакционных делах. Но мне удалось убедить ее, что это не так важно. Увы, я видно, был не прав. Хотя…

Тут разговор был прерван из-за появления невысокого, но стройного молодого человека. Костюм его был сшит чуть-чуть слишком шикарно, а волосы были чуть-чуть слишком длинны. Он торопливо приближался к ним странной подпрыгивающей походкой и кричал высоким голосом:

— Годфри, дорогой! Что это значит? Я только что… — увидев Генри, он осекся.

— Здравствуйте, Николас, — произнес Горинг не очень приветливым тоном.

— Я только что раскрыл газету, милый мой, и потрясен! Буквально потрясен!

— Инспектор, — Горинг выговорил это слово негромко, но очень отчетливо, — могу я представить вам мистера Найта? Николас, это старший инспектор Тиббет из Скотланд-Ярда.

Молодой человек, как подкошенный, рухнул на стул.

— О!.. — сказал он, побледнев. — О да, конечно… Рад познакомиться с вами.

— Мистер Найт, — сказал Горинг, — один из самых наших талантливых молодых художников-модельеров.

— Я о вас слышал, мистер Найт, — сказал Генри.

— Обо мне?.. Как это?.. То есть… правда? Я надеюсь, слышали что-то хорошее? — добавил он с жалобной нервной улыбкой.

— Вы вчера были у мистера Горинга, верно? — спросил Генри.

— Я?.. То есть… ну да, конечно. Очень, очень мило вы все это устроили, Годфри. И подумать только, что… мм-да. Должен с вами попрощаться… Работы сейчас по горло… Всего хорошего, инспектор. — Найт вскочил и стал пробираться к выходу.

— Мистер Найт, — громко окликнул его Генри. Тот, вздрогнув, обернулся. — Могли бы вы сегодня зайти в редакцию «Стиля»?

Бедняга художник был пуглив, как кролик. Он оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают, и тихо, почти шепотом, сказал:

— Не смогу. Лучше приходите ко мне в салон. Работаю, понимаете ли, не разгибая спины. В этом же здании, первый этаж. Любой вам покажет. — Он поклонился и исчез за бархатными занавесками в конце зала.

— Очень талантливый молодой человек, — заметил Горинг, когда тот скрылся. — Не обращайте внимания на его… гм… причудливые манеры. Люди его профессии стараются держаться экстравагантно. Но он серьезный деловой юноша, хотя и пытается это скрыть.

Вспомнив о том, что он услышал от Патрика Уэлша, Генри рискнул сыграть втемную и сказал:

— А разве он не был недавно замешан в какой-то скандальной истории? Горинг внимательно взглянул на Генри.

— Найт? Никогда не слышал. Нет.

— Ну, значит, я его с кем-то спутал, — сказал Генри. — Я ведь мало знаком с вашим миром.

Они помолчали. Генри терпеливо ждал, не добавит ли чего-нибудь Горинг. Пока они еще не коснулись того, ради чего он был приглашен на завтрак. Наконец Горинг произнес:

— Ох уж этот мир моды! Удивительный мир, инспектор. Думаю, пока вы будете заниматься этим делом, он еще не раз поставит вас в тупик. Мы все в общем-то довольно необычные субъекты.

Генри обратил внимание, что чуть ли не каждый сотрудник «Стиля» старался внушить ему: их мир — особый мир. Но, если не считать тех эскапад, какие устраивал Патрик, все эти люди ничем не отличались от прочих смертных. Может быть, это особая форма тщеславия — воображать себя оригиналами? А может, странности-то есть, но посерьезней тех, на которые ему все время намекают? Вскоре это, очевидно, выяснится.

А Горинг продолжал:

— Трудно найти подходящих людей. Не только с деловой, но и с творческой точки зрения. Ведь все эти художественные редакторы и фотографы, во-первых, должны быть людьми по-настоящему талантливыми, и к тому же им предстоит творить для женщин и под руководством женщин. В то же время в этом эфемерном мире мужчина должен быть носителем здравого смысла, всегда уравновешенным и спокойным.

Вспомнив Патрика, Генри улыбнулся.

— Я понимаю ваши трудности.

— Единственный, кого я считал образцом, — это Майкл Хили, — продолжал Горинг. — Пригласив Майкла к себе в журнал, я нарушил одно из самых своих главных правил — никогда не брать на службу мужа и жену. Майкл в то время был уже женат на Терезе Мастере, которая была тогда заместителем редактора отдела мод. Но я сделал исключение, приняв во внимание не только талант, но и характер Майкла. И лишь недавние события заставили меня подумать: не совершил ли я ошибку?

«Вот мы и добрались до сути», — отметил Генри.

Пока официант разливал кофе, Горинг закурил.

— Я даже рад, инспектор, — продолжал он, — что вы упомянули об этом злополучном романе Майкла и Элен, Мой долг предупредить вас: Майкл вовсе не такой уж рассудительный и уравновешенный субъект, каким он кажется. У него наступил какой-то кризис и в жизни и в творчестве. Несколько лет назад о романе между Элен и Майклом даже и подумать было невозможно. А сейчас он потерял всякое чувство ответственности. То ли с Терезой у него что-то не ладится, то ли в творческой жизни наступил перелом. Не знаю. Но я хочу предупредить вас: то, что он делает и говорит сейчас, часто… как бы это сказать… не совпадает с реальностью.

— Вы хотите предупредить, чтобы я не очень ему верил? — напрямик спросил Генри.

— Нет, я не то имел в виду, — поспешно сказал Горинг. — Ради бога, не думайте, что я его обвиняю во лжи. Я лишь советую вам относиться к его словам с осторожностью.

— Возможно, вы и правы, — согласился Генри, вспомнив, как огорошило его после разговора с Майклом сообщение врача. Горинг откинулся на спинку стула и помешал кофе.

— Элен не заметила происшедшей с Майклом перемены. Она видела одно — многолетняя дружба вдруг превратилась в роман. Как свойственно всякой женщине, она решила, что Майкл переменился из-за любви к ней, а не наоборот: полюбил ее из-за того, что переменился. Обнаружив же свою ошибку, она впала в отчаяние. Сейчас поздно что-нибудь исправить, но я был виноват. Если бы мы вовремя отослали куда-нибудь Майкла, а Элен сделали бы редактором, увлечение работой и новые обязанности помешали бы ей… Вы понимаете, к чему я это говорю, инспектор?

— Пытаетесь уверить меня, что Элен покончила с собой?

— Я убежден, что она это сделала, — сказал Горинг. — Это единственное, что можно предположить. Врагов у нее не было. Ни одна душа на свете не желала ей смерти.

— Кроме разве что Майкла Хили или его жены?

— Нет, нет! Мой дорогой инспектор, это абсолютно…

Их снова прервали. Сидевший лицом к залу Горинг вдруг резко поднялся, не договорив. Генри обернулся и увидел, что к их столику направляется очень красивая женщина лет сорока. Она была без шляпы, и ее длинные рыжие волосы падали на воротник роскошного норкового манто. Как непохожа она на сотрудниц «Стиля»… Те подтянутые, изысканно одетые — живой пример к рекомендациям журнала «Стиль», эта же просто красива и богата, небрежна и, пожалуй, даже неряшлива. Драгоценное манто носит как старый плащ. Волосы непричесаны, фиолетовая помада не гармонирует с алым платьем. «Стиль», несомненно, счел бы вульгарным одновременно надевать три нитки жемчуга и две большие бриллиантовые броши. И, что хуже всего, она пришла в ресторан без чулок, в стоптанных туфлях из крокодиловой кожи. И все же эта женщина была необыкновенно хороша собой. Инспектору показалось, что он уже где-то ее видел.

— Лорна! — воскликнул Горинг. — Что ты здесь делаешь?

— Ах, мой милый, я не могла не приехать! — Голос у нее был низкий, волнующий, чуть с хрипотцой. — Говорят…

— Это инспектор Тиббет из Скотланд-Ярда, дорогая. Инспектор, это моя жена.

Генри поклонился, и Горинг сказал супруге:

— Ну садись же. Ты что-нибудь ела?

— Конечно, нет. Как только узнала, сразу в машину.

— И совершенно напрасно. — В голосе Горинга прозвучала досада. — Что я теперь буду делать с тобой весь день?

— Не очень-то ты любезен, милый мой, — сказала Лорна. — Но не отправишь же ты меня обратно в Суррей голодной? — И, не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, Лорна Горинг с улыбкой повернулась к официанту:

— Копченой лососины и цыпленка, Пьер. И немного шабли. Знаете, того, что я люблю. — Затем обратилась к мужу:

— Теперь, мой дорогой, ты должен рассказать мне все до мельчайших подробностей, и тогда я буду умницей и не стану тебе мешать. Я хочу повидаться с Мэдж — у нее сегодня дневной спектакль.

Едва она упомянула о театре, Генри вспомнил, кто перед ним. Это была Лорна Винсент — актриса, пользовавшаяся огромным успехом лет пятнадцать назад. Она нажила тогда порядочное состояние. А потом вышла замуж и объявила, что покидает сцену. Самое удивительное, что она сдержала слово. Никто с тех пор не слышал о Лорне Винсент, лишь изредка в газетах появлялись ее фотографии. Генри и в голову не пришло, что Годфри Горинг тот человек, за которого вышла актриса Лорна Винсент. В газетах он был просто назван «бизнесменом» — безымянный муж знаменитой жены.

— Так кто же эта женщина? — с любопытством спрашивала Лорна. — Одна из жердей? Я их жердями называю, этих редакторш из «Стиля», — повернулась она к Генри. — Все у них по линеечке — швы на чулках, костюмы, шляпы, ходят будто палку проглотили, прически лакированные. Одну от другой не отличить. Когда они вышагивают вместе по улице — как парад оловянных солдатиков.

Хотя Генри понимал, что замечания Лорны несправедливы, он не мот не улыбнуться — доля истины в них была. Но Горинг был в бешенстве.

— Умерла Элен Пэнкхерст, — ответил он негромким, звенящим от ярости голосом. — Твой насмешливый тон неуместен.

— Ты страшно гордишься своими девушками, правда, милый? — беззлобно заметила Лорна. — Которая это — Элен? Черненькая, с длинным носом?

— Да! — отрезал Горинг.

— Ее убили? В газетах написано…

— Лорна, — взмолился Горинг, — поешь ты, ради бога, и поезжай на спектакль. У нас с инспектором Тиббетом еще много дел. Увидимся вечером, дома.

— Я приеду за тобой в редакцию.

— Нет, — ответил Горинг, — посторонних сейчас не впускают; вдет расследование. — Он встал, потом вдруг нагнулся и поцеловал жену. — Не глупи, дорогая. Я тебе все расскажу после.

Выходя из ресторана, Горинг сказал Генри:

— Если жена приедет в редакцию, ее, наверно, не пропустят? Вы не могли бы…

— Если ваша супруга захочет войти, мы ее, конечно…

— Нет, нет… — Горинг замялся. — Я предпочел бы… я, наоборот, предпочел бы, чтобы ее не пропустили.

— Хорошо, — ответил Генри. — Я предупрежу сержанта.

Вернувшись в редакцию и вновь водворившись в своих владениях, Генри позвонил в кабинет Марджори и пригласил к себе мисс Филд.

Как все впервые сталкивающиеся с мисс Филд, Генри был поражен ее деловитым видом и даже оробел немного. Она, правда, не принесла с собой блокнот, но, когда села против него, положив ногу на ногу и чопорно сложив руки на коленях, ему показалось, что она вот-вот начнет стенографировать.

На ней был аккуратный костюм из темно-синей фланели, слегка отделанный белым, — деталь, любимая женскими журналами, несколько менее изысканными, чем «Стиль». Добротные, тщательно начищенные туфли. Коротко подстриженные ногти покрыты бесцветным лаком… Как он и ожидал, Рэчел оказалась превосходной свидетельницей. Она подробно описала предыдущий день: возвращение из Парижа, работа над номером и поездка к Горингу.

— Вам понравилось у него? — неожиданно спросил Генри, подумав, что Рэчел, наверное, не очень-то уместно выглядела на фоне великолепия Бромптон-сквер.

— Мистер Горинг был очень любезен, пригласив меня, — чопорно проговорила Рэчел. — По правде говоря, я вовсе не хотела ехать. Но он настаивал, и я не смогла отказаться.

— Мистер Найт отвез вас в своей машине домой?

— Да. Он ехал в мою сторону.

— А где вы живете?

— Снимаю квартиру возле Холланд-роуд. Генри приподнял брови:

— Но мистер Найт ведь живет здесь, на Эрл-стрит. Холланд-роуд ему Совсем не по пути.

— А ему нужно было отвезти мистера Барри в Кенсингтон, — кратко пояснила Рэчел.

— Понятно. Теперь, если не возражаете, поговорим о вашем чемодане.

— Мой чемодан? При чем тут он? Я бы хотела забрать его, если можно.

— Вы его оставили в кабинете мисс Пэнкхерст, не так ли?

— Да. Не могла же я загромождать кабинет мисс Френч.

— Что было в вашем чемодане, мисс Филд?

Рэчел удивилась.

— Я думала, вы его уже осмотрели… Там мои вещи — одежда и все прочее. — Она в упор уставилась на Генри. — У меня не было контрабанды, инспектор! Когда идет показ мод, времени на покупки не хватает.

— О, в этом я не сомневаюсь, — усмехнулся Генри. — Так в чемодане не было ничего, кроме ваших личных вещей? Рэчел слегка смутилась.

— Я привезла флакон духов для приятельницы. Генри улыбнулся.

— Это нестрашно. Но скажите, почему кто-то обыскивал ваш чемодан?

Рэчел открыла рот от изумления.

— Обыскивал? Что вы имеете в виду?

— Взгляните сами.

Он прошел к кабинету Элен, возле дверей которого дежурил полицейский. Рэчел заволновалась.

— А она еще?.. — спросила она слабым голосом и побледнела.

— Все в порядке, — успокоил ее Генри. — Там никого нет, кроме… Ну глядите сами.

Он открыл дверь, и они вошли. Когда Рэчел увидела разбросанные в беспорядке вещи, ее глаза расширились, лицо стало злым.

— Какое свинство! Как он смел?

— Почему «он»? — быстро спросил Генри.

Рэчел опешила.

— Да так, — сказала она. — Это, наверно, был мужчина?

— Может быть, и женщина, — ответил Генри. — Проверьте, не пропало ли у вас что-нибудь?

К Рэчел сразу вернулась ее деловитость. Опустившись на колени, она принялась перебирать ворох вещей. Потом вдруг подняла голову и спросила:

— Я тут оставлю отпечатки пальцев. Как быть?

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Генри. — Отпечатки пальцев уже взяли.

— Понятно, — она аккуратно перебрала все содержимое чемодана и сказала:

— Кажется, все тут. Генри задумался.

— Это значит, искали то, чего в чемодане не оказалось, или… — он опять задумался. — Мисс Филд, была ли у кого-нибудь из ваших спутников возможность сунуть что-нибудь в ваш чемодан в Париже так, чтобы вы не заметили?

— Конечно, да, — сразу ответила Рэчел. — Как я ни старалась никого не пускать к себе в номер, ко мне все время лезли с разными дурацкими вопросами. А когда я укладывала чемодан, Вероника Спенс не выходила от меня.

— Вот как? — протянул Генри. Скверно, конечно, что его племянница впутана в эту историю. Но она может оказаться полезным источником информации, подумал он. — Ну что ж! Я надеюсь, мы в конце концов узнаем, что искали в вашем чемодане. А пока, если хотите, можете уложить его и забрать.

Поблагодарив, Рэчел стала торопливо укладываться. Генри заметил, что руки ее слегка дрожат. Наблюдая, как беспорядочно запихивает она в чемодан вещи, комкая вместе платья и белье, и туда же засовывает туфли, он подумал, что эта суетливость не соответствует ее педантичному характеру. Но такие события могли потрясти даже столь невозмутимую особу, как Рэчел Филд.

Когда чемодан был закрыт, Генри поблагодарил Рэчел за помощь и, попросив ее оставить свой адрес сержанту, отпустил.

Оставшись один, он снова внимательно огляделся. Где-то в этой комнате — он был уверен — находится ключ к разгадке всей таинственной истории. Он стал припоминать свидетельские показания.

Некоторые свидетели что-то скрывают — это ясно. Но что? Вероятно, это касается личной жизни Элен. А ее личная жизнь тесно связана со службой. Не станет ли дело яснее после поездки в Хиндхерст?

Генри вздохнул и пошел взглянуть на черный ход. Ничего примечательного он там не обнаружил. Подъезд обслуживался старым грузовым лифтом. Наружная дверь вела в захламленный двор и была снабжена английским замком. Элф уверил Генри, что оба ключа от этой двери всегда у него. Один он носит в связке, второй висит на гвоздике в швейцарской. Когда звонят с черного хода, Элф посылает кого-нибудь из курьеров открыть дверь. Элф не без смущения признался, что этим утром разрешил впустить гепарда.

— Я ведь знал, что мистер Хили его заказывал, — объяснял швейцар, — а держать этакую зверюгу во дворе поостерегся.

— Вам следовало спросить разрешения у сержанта, — пожурил его Генри. — Ну да ладно.

И, покинув Элфа, он отправился беседовать с Николасом Найтом.