Специальный приз

Главная роль

Нашему классу поручили организовать литературный вечер. Регина Крестьянинова, председатель нашего отряда, сказала, что нужно разыграть на сцене в актовом зале рассказ. Все зашумели. В артисты никто записываться не хотел. А Роман сказал, что даже в настоящем ТЮЗе мальчишек всегда играют женщины.

Регина помрачнела и объявила, что, если мы отказываемся готовить вечер, она уходит в отставку.

Рассказов было четыре. Регина по очереди прочла их вслух. В первом рассказе оказались сплошные слезы, и Роман сразу сказал, что плакать на сцене могут только настоящие артисты и тренироваться для этого нужно сто лет. В другом рассказе нужно было ходить на руках. Таких акробатов в нашем классе не оказалось. Третий рассказ был простой, но действие его происходило в бассейне. Валера Басов, как главный специалист по технической части, сказал, что бассейн на сцене не гарантирует.

Наконец выбор был сделан. Для четвертого рассказа не требовалось ничего особенного. Кроме чашки, которую по ходу дела полагалось случайно разбить, и небольшой пощечины, которую нужно было отвесить отрицательному персонажу.

Теперь оставалось набрать артистов. В классе снова поднялся шум. Регина взяла мел и приготовилась записывать на доске добровольцев.

Добровольцев, как и следовало ожидать, не оказалось. И вдруг мой лучший друг Колька Шишкин выкрикнул мою фамилию.

Регина тут же стала писать ее на доске. Спорить было бесполезно, и поэтому я просто-напросто крикнул:

— Шишкина запишите!

Колька показал мне кулак, но было поздно. Теперь мы оба красовались на доске. Это страшно понравилось ребятам, и все наперебой стали выкрикивать друг друга. Скоро артистов набралась целая армия.

Режиссером назначили Светку Кисточкину, и артистов, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, повели в зал.

Колька не унывал. Он был убежден, что такая тихоня, как Светка, никакого спектакля с нами не поставит.

В актовом зале Кисточкина рассадила нас на стулья по кругу, как тигров в цирке, и стала рассматривать.

Она долго изучала Кольку, как будто увидела его в первый раз, а потом подошла ко мне и объявила:

— Кротова будешь играть ты!

— Почему? — возмутился я. Играть главную роль! Это мне ни капельки не светило.

— У тебя положительный профиль, — сказала Светка и пошла дальше.

Я зажмурил один глаз, чтобы посмотреть на свой профиль. Кроме кончика носа, ничего, конечно, я не увидел, и решил, что все это ерунда! Что еще за такой положительный профиль?!

Кисточкина тем временем снова начала изучать Кольку. Она сбила ему прическу. Теперь Колька стал похож на дикобраза.

— Будешь играть Силкина! — сказала Светка и распустила остальных артистов.

Я понял, что мы влипли.

— А что мы должны делать? — хмуро поинтересовался Колька.

— Ты разве не слушал рассказ? — строго спросила Кисточкина.

Я помнил рассказ и сообщил Кольке, что буду бить его по физиономии. Колька ответил, что в таком случае после спектакля даст мне сдачи.

— У нас не бокс, а спектакль. Пощечина будет театральная! — успокоила его Кисточкина.

…Вечер назначили на пятое марта.

Ночь перед спектаклем я спал плохо. Мне приснилось, что я сижу в огромной клетке и передо мной с длинным бичом стоит Кисточкина и заставляет прыгать через горящий обруч.

Когда открыли занавес, я понял, что на сцене легче всего исполнять роль трусов. Руки у меня тряслись, а у Кольки было такое выражение лица, будто ему только что вырвали зуб.

В первом ряду сидела учительница литературы, а рядом с нею писатель, рассказ которого мы должны были разыграть в лицах. Писатель был очень скромный, без бороды и без очков. Генка Шубин из десятого «Б», который сидел рядом с ним в больших непрозрачных очках, походил на писателя куда больше.

В первой сцене я чинил телевизор и заодно поучал Кольку, как надо жить. Все шло как по нотам до тех пор, пока Кисточкина не показала из-за кулис, что говорить нужно громче. Я разволновался и не заметил, как повернул телевизор задом наперед. В зале засмеялись: телевизор у нас был ненастоящий — обыкновенная коробка без всякой начинки. Валерка, ответственный за технику, высунулся из-за кулис и повертел пальцем у виска. Я исправил ошибку, но зрители не унимались. Писатель сидел с каменным лицом. Никакого юмора в этой сцене предусмотрено не было.

Вторая сцена началась с того, что Кисточкина — она изображала дежурную по столовой — вытирала столы. Малыши очень натурально сделали очередь в буфет. Колян еще натуральнее ее развалил. В этот момент я должен был появиться и восстановить порядок.

Может, оно так бы и случилось, если бы перед самым выходом я не захотел причесаться. Пока я стоял перед зеркалом в темноте, в самом углу сцены кто-то чиркнул спичкой. Я присел на корточки и разинул рот от удивления. За черной драпировкой стоял Витька Смирнов из восьмого «Б». Он собирался бросить на сцену дымовуху — моток свернутой кинопленки. В прошлом году он прославился на всю школу тем, что принес на физкультуру лягушку. Одним словом, человек без тормозов.

Тем временем на сцене началась паника. Колян окончательно разогнал очередь и теперь метался по сцене в поисках того, кто должен призвать его к порядку.

Но в это время я уже сцепился с Витькой. Он, конечно, такого не ожидал. На линейке его голова выше всех, и никто в школе с ним не связывается.

— Артист, тебя зовут! — отбивался Витька. От неожиданности он явно струхнул.

— Отдай дымовуху! — шипел я.

А на сцене такое пошло! Кисточкина, спасая положение, сама отправилась наводить порядок в буфете. Колян не знал, что делать. По рассказу здесь завязывается моя с ним потасовка, а теперь драться ему было не с кем.

Пытаясь вырвать дымовуху, я повис у Витьки на руке. Он резко толкнул меня, и мы оба вылетели на сцену.

В зале началось что-то невообразимое. Громко визжали малыши, со всех сторон к сцене бежали болельщики. Кто-то догадался дать занавес. Последнее, что я успел заметить, было удивленное лицо писателя. Он, должно быть, вспоминал, где все это у него написано.

Меня разбирали на совете отряда. Защищала меня только Кисточкина. Она сказала, что я, конечно, немного нарушил течение пьесы, но это произошло только потому, что во время репетиций я сильно вошел в положительный образ и поэтому не мог спокойно пройти мимо замеченного безобразия.