Спецназ не сдаётся

Часть 3. АНТИКИЛЛЕР

Гостиница «Славянская вольница» была небольшим пятиэтажным зданием, выстроенным возле трассы на юге Москвы в виде буквы П. Хотя сама гостиница была новая, но построена на фундаменте заложенного еще в семидесятых годах общежития фабрики резиновых изделий. Проект был утвержден, фундамент заложен, подведены коммуникации, но дальше дело почему-то не пошло. Технику вывезли, деревянный забор растащили. Больше двадцати лет заброшенная стройка стояла мертвым грузом, постепенно превращаясь в свалку.

Все изменилось в одночасье, территорию снова обнесли, но уже не деревянным забором, а бетонными ограждениями. Была выставлена охрана из десятка мордоворотов, пригнана строительная техника, в основном импортного производства, появились строители, и закипела работа в три смены. Днем и ночью шли грузовики со строительными материалами. Бдительная охрана следила не только за тем, чтобы не разворовали эти самые материалы, но и за тем, чтобы строители работали, а не употребляли горячительные напитки. В результате через год была открыта гостиница «Славянская вольница», которая по сравнению с гигантами гостиничного бизнеса была недомерком (всего пять этажей), но у нее были свои преимущества. Расположенная за Кольцевой дорогой, гостиница считалась уже не в Москве, а в области, где не был распространен драконовский закон о милицейской регистрации, что весьма привлекало приезжих, решивших задержаться в столице по каким-либо делам. Поэтому знающие люди (ловеласы, сексуально озабоченные отцы семейств и любовники) ехали сюда отовсюду, чтобы снять на несколько часов комфортабельный номер.

Несмотря на название «Славянская вольница», постоянно проживающих славян здесь не было. В основном жили представители кавказских народов, им даже было выделено все левое крыло здания. Хотя и ходили слухи, что горцы – народ своевольный и своенравный и там, где они живут, жди дебошей и разборок, в «Вольнице» постояльцы вели себя подобающим образом. Если они пили или развлекались с женщинами, то все это происходило за дверями их номеров и никоим образом не выходило за пределы оных.

Злые языки поговаривали, что эта гостиница принадлежит объединенной кавказской мафии и построена на их деньги. К тому же многие постояльцы являлись кунаками этой самой мафии и не платили ни копейки за проживание. А чтобы не нести убытков, мафиози решили правое крыло сдавать любителям кратковременных любовных утех.

На четвертом этаже в просторном одноместном номере у окна, выходящего на автостоянку, стояла молодая женщина. Тамара Борисова, миниатюрная, коротко стриженная блондинка с большими глазами пронзительного изумрудно-золотистого цвета. В свои тридцать пять лет она многого добилась: имела восемнадцать лет трудового стажа, столько же лет была замужем, и, как результат этого брака, была дочь семнадцати лет, с которой она была очень дружна. Достигнув пика женской зрелости, она получила от жизни все, что можно было: просторную трехкомнатную квартиру в центре, машину (пусть «Таврия», зато своя, личная), дочь училась в престижном вузе. Сама Тамара сделала карьеру – старший эксперт по маркетинговому анализу в крупнейшей туристической фирме Москвы. При этом умудрилась сохранить стройную фигуру и упругую, пусть не очень большую, грудь. Несмотря на ее небольшой рост, мужчины всегда заглядывались на нее.

…Василий Погожин был невзрачным мужичком маленького роста сорока девяти лет. За прожитые годы он приобрел пять судимостей за мелкие кражи, с десяток специальностей, в основном полученных в местах отбывания наказаний, и прозвище Ежик за заостренную физиономию и торчащие в разные стороны редкие волосы. Несмотря на юридическую классификацию «вор-рецидивист» (все-таки пять судимостей), никаким рецидивистом он не был. Воровал же за компанию со своими знакомыми собутыльниками, чтобы никто не посмел сказать, как в той рекламе, «ты, Васька, халявщик». Нет, Васька, как Леня Голубков, был партнером, за что и сидел, осваивая новые профессии для нужд народного хозяйства.

Последний срок Вася оттянул пять лет тому назад, вернулся в родные пенаты, а там… Коммунальная квартира, где прошло его детство, отрочество, откуда, как правило, оперативники из родного районного отделения милиции уводили его в наручниках, чтобы он снова вернулся через несколько лет, была уже продана. В ней был сделан евроремонт, и жили в ней барыги, которых теперь называли «новыми русскими», а прежние жильцы были расселены по другим адресам.

Погожин направился прямиком к начальнику ЖЭКа. Высокий, толстый человек с красным обрюзглым лицом сидел в своем кабинете и пил чай из граненого стакана, он тяжело отдувался и обильно потел – верный признак того, что вчера он основательно «нагрузился». На посетителя в потертом полупальто и мятой, видавшей виды кепке, он смотрел ничего не понимающим взглядом, продолжая пить чай.

В течение получаса Васька объяснял сложившуюся ситуацию и в конце задал естественный вопрос:

– А где мне теперь жить?

– Собственно, чего вы хотите? – начальник ЖЭКа поставил на стол стакан с недопитым чаем. – Вы, гражданин, были осуждены и как особо опасный преступник выписаны со своей жилплощади, которая впоследствии была передана государству. Так что где вы будете жить – не моя проблема

От обиды Васька Погожин чуть не заплакал, но только что «откинувшийся» уголовник Ежик знал цену слезам. Они ничего не стоят. Он склонился к столу и негромко, так, чтобы слышал только начальник ЖЭКа, прошипел:

– Я тебе самому жилплощадь устрою, два на два, на кладбище, пидор проткнутый. Подловлю в темном месте и посажу на «перо», пидорюга…

– Пошел вон, – взвизгнул, позабыв про больную с похмелья голову, начальник ЖЭКа. Ежик криво усмехнулся, сплюнул сквозь зубы на пол конторы и вышел.

В обед, как обычно, начальник ЖЭКа отправился домой поправлять здоровье, благо жил в соседнем доме. Но сытный обед с графинчиком очищенной по собственному рецепту водки не лез в горло. Пришлось обо всем рассказать жене.

– Ой, не бери в голову, – махнула рукой супруга, невысокая пышнотелая шатенка, обладательница большого бюста и веселого характера. – Заяви в милицию, они ему покажут, где раки зимуют.

– Ага, покажут, а потом выпустят и что дальше? – огрызнулся чиновник, размышляя про себя: можно не только в милицию обратиться, ему достаточно слово сказать спортсменам, что на его участке в подвале открыли секцию карате. Они быстро ему ребра пересчитают. А что дальше? Отлежится урка на какой-нибудь хазе или шепнет кому-то из своих друзей-подельников. И все… Те выберут момент и засадят в печень заточку, шило или спицу. Глянул искоса на жену, которую не без оснований подозревал в походах «на сторону», и с ненавистью подумал: «Мне уже будет все равно, кто и чем. А эта сука только порадуется…»

Так и не пообедав, начальник ЖЭКа вернулся в контору Порывшись в архивных книгах, выяснил, как звали нервного посетителя, и, захватив ключи от «стратегического резерва», отправился на поиски.

Тем временем Василий сидел во дворе под детским грибком, на скамейке перед ним стояла початая бутылка крепленого вина и лежала пара пирожков, купленных у лоточницы. Праздновать освобождение пришлось одному, из друзей никого не было – кто съехал на новое жилье, кто еще сидел, а кого и на кладбище снесли. Думы бывшего арестанта тоже были далеки от радостных, по сути, он был бомжем. И от этой реальности никуда не денешься. Рассчитывать он мог только на себя, потому что, несмотря на свои пять сроков, он был сявкой, мелким жуликом, не имеющим никакого авторитета.

– Празднуете возвращение, Василий Игнатович?

Занятый своими мыслями, он не заметил, как подошел начальник ЖЭКа.

– Чего тебе?

– Нехороший у нас разговор получился, – промямлил чиновник. Василий сразу сообразил, к чему клонит неожиданный собеседник. – Вы действительно остались без жилья, Василий Игнатович, но, думаю, мы сможем решить вашу проблему, не доводя ее до суда.

«Как же, суда он испугался! – мысленно хмыкнул Василий. – Боится толстопузый, что на перо посажу…»

– Пойдемте со мной, – совсем осмелел начальник ЖЭКа.

– Пойдем, – согласился Погожин, сунув в один карман бутылку, а в другой уже остывшие пирожки.

Они прошли через двор и вошли в тот самый подъезд, где до последней отсидки жил Васька. На первом этаже начальник ЖЭКа открыл неприметную дверь и пропустил вперед следовавшего за ним Погожина. Изначально это помещение было задумано как кладовка дворника. В связи с вечным дефицитом жилья это помещение было переделано под отдельную квартиру, состоявшую из небольшой комнаты и пристроенной террасы, выполнявшей одновременно роль прихожей, кухни и кладовой.

– Ну, вот есть такой вариант, – произнес чиновник, обведя помещение рукой. Комната была небольшая, квадратная, с одним окном, выходящим во двор. Из мебели от прежних хозяев остался продавленный диван, обеденный стол на металлических подпорах и допотопный стул. Это было намного лучше, чем Васькина коммуналка, но он виду не подал, ожидая, что скажет «благодетель».

– Освещение сюда идет от подъезда. Предыдущие хозяева прожили пять лет, а счетчик учета электрической энергии не поставили… – произнес начальник ЖЭКа.

– Ладно, сойдет, – наконец кивнул Ежик. Потом вытащил из карманов бутылку, пирожки и сказал: – Надо бы отметить новоселье. Ты как?

– Я? – удивленно спросил начальник ЖЭКа, к такому обхождению он явно не привык. Но, вспомнив, с кем он имеет дело, решил быть более демократичным. Мало ли что в жизни может случиться, может, потребуется, чтобы этот самый Василий Игнатович Погожин по его просьбе «посадил» кого-то из недругов или друзей (сейчас не знаешь, кто хуже) на «перо». Поэтому чиновник махнул рукой и обреченно произнес: – А, давай!

Сам пошел на кухню, принес две старые эмалированные кружки. Василий тут же разлил остаток красного «крепляка», оставив на дне немного жидкости (осадок, вредно для печени). Потом протянул начальнику кружку с мятым боком, поднял свою и негромко произнес:

– С новосельем, что ли…

Выпили не чокаясь и за один раз. Ежик проглотил свою порцию легко и с интересом наблюдал, как чиновник давится, глотая дешевое пойло. Его кадык нервно бегал по горлу, потом вдруг замер.

«Выпил», – догадался недавний заключенный.

– На, закуси, – протянул холодный пирожок, начальник ЖЭКа послушно взял его и так же послушно стал жевать. Когда наконец и с закуской было покончено, сказал:

– На днях зайдешь, оформим тебе ордер на жилье.

– Зайду, – кивнул Ежик.

– Ну, вот вроде и все. Я пойду?

– Давай.

Когда за ним закрылась дверь, Васька Погожин по кличке Ежик усмехнулся. Начальник ЖЭКа его боялся, поэтому и дал квартиру, чтобы отцепился. В зоне тех, что уступают, берут в крутой оборот и доят, как известное парнокопытное. Но Погожин не собирается доить чиновника потому, что на зоне это одно, а на воле другое. И если чинушу загнать в угол, он моментально найдет на него управу.

Прошло два года с момента последней отсидки, в ЖЭК Васька ходил всего два раза (получить паспорт и прописаться), остальное время обходил его стороной. Впрочем, для праздного времяпрепровождения не было никакой возможности. Смена политического строя принесла кое-какие изменения. Например, участковый милиционер уже не интересовался, работаешь ты или нет. Но теперь на работу устроиться была проблема. Впрочем, Ежик не очень и хотел работать. Собирал бутылки, металл, макулатуру, если подворачивалось что-то стащить – тащил без зазрения совести. В большие дела не лез, да его туда никто и не звал, но он всегда был сыт, пьян и нос в табаке.

Проснувшись поутру, Ежик с трудом оторвал голову от заслюнявленной подушки, провел ладонью по лицу, вытирая влажную щеку. Потом мутным взглядом обвел комнату. За время его проживания, кроме провалившегося дивана, старого стола и табуретки, мебели значительно прибавилось в виде этажерки, трех разномастных стульев, огромного вещевого шкафа, в котором хранилось несколько кожаных курток, пиджаков, плащ на несколько размеров больше, рабочий комбинезон с эмблемой «Кока-кола». Все это были трофеи Василия, добытые из мусорных контейнеров.

Наконец его взгляд остановился на этажерке, на которой лежала пачка «Беломорканала» и коробок спичек. Дрожащая рука потянулась к папиросам, достав из пачки одну, он сжал бумажный мундштук и закусил край зубами. Зажег спичку, прикурил от нее и тут же закашлялся. Потом поднялся и, покачиваясь, направился в туалет. Там, в старом, засиженном мухами зеркале, увидел свою физиономию с воспаленными глазами, налитыми кровью, всклокоченными волосами, распухшим носом (наверное, кто-то двинул). От смертоносного перегара зеркало сразу же запотело.

– Надо бросать пить, – задумчиво произнес Василий, впрочем, он это говорил после каждого перепоя. Тогда же размышлял о превратностях судьбы, о том, что надо устроиться на работу и в квартире навести порядок. «Бабу надо привести, жилплощадь любит женскую руку. Лучше всего взять из бомжих, только не сильно спитую. Бомжихи, они преданные, как собаки. Наведет порядок, я устроюсь на работу, и заживем как люди».

Так поразмышляв, Ежик обычно шел на улицу в поисках бутылок, металла, макулатуры. В процессе работы мысли улетучивались, и все шло дальше своим чередом.

Докурив папиросу, Василий швырнул ее в унитаз и тут же дернул за цепочку слива. Вода с шумом устремилась в канализацию, увлекая за собой мятый окурок.

«Прямо как моя жизнь», – подумал Ежик и направился в комнату, собираясь еще немного поспать. Но не успел – в дверь постучали.

– Кого там принесла нелегкая, – ругаясь, Василий направился к дверям, заранее предвкушая, что сейчас кого-то из своих собутыльников попотчует трехэтажным матом. Но, открыв дверь, он только и смог промямлить: – Тик-Так, ты?..

Перед ним стоял двухметровый верзила с плоским, как будто примятым лицом, большим свернутым носом и ртом с толстыми губами, похожими на двух слизней. Узкий лоб неандертальца, нависающий над глубоко посаженными глазами, пересекали три морщины.

По возрасту гость годился в сыновья хозяину, но внешне они казались ровесниками.

– Ты один? – наконец спросил верзила.

– Один.

– Вот и славно, – оскалился гость и тут же вошел внутрь, плотно прикрыв за собой дверь.

Оба – гость и хозяин – происходили из одного «клана» или «ордена» (кому как нравится), оба были профессиональными преступниками. Только в зоновской иерархии находились на разных ступенях. Если Еж был обычной «шестеркой», то Тик-Так, прозванный так за то, что качался при ходьбе из стороны в сторону, входил в пристяж пахана в качестве ударной силы – «торпеды». Общего между ними ничего не было, если не считать того, что после мятежа в зоне под Златоустом сидели в одном карцере, потом в одном блоке в «Столыпине» их везли в Соликамск. Так что знакомство их можно назвать шапочным, хотя никак нельзя было отрицать законов тюремного братства.

Тик-Так прошел в комнату, огляделся, потом сел на ближайший к нему стул и спросил:

– Живешь один?

– Один, – подтвердил Ежик.

– Бомжуешь? – оскалился гость.

– Почему?

– Потому что в свинарнике живешь, – пояснил свою мысль Тик-Так. – Ладно, меня это не касается, – он сунул руку в карман брюк и вытащил несколько скомканных пятидесятирублевых банкнот. – Сгоняй, купи чего-нибудь пожрать и водки не забудь!

Ежик схватил деньги и опрометью бросился на выход. Он уже забыл о той клятве, которую давал себе, проснувшись сегодня поутру. «Трубы горели», и душа требовала возлияний.

В ближайшем магазине он приобрел килограмм варе-ной колбасы, банку кабачковой икры, банку кильки в томате, булку серого хлеба. Денег оставалось на две бутылки «Столичной». Вернувшись домой, обнаружил, что гость вполне освоился и сейчас мылся в душе, фыркая, как рассерженный морж.

Через минуту фырканье прекратилось, потом появился Тик-Так в одних сатиновых «семейных», до колен трусах. Его сутуловатая фигура с большими, длинными, до колен руками напоминала фигуру крупной обезьяны. Пока гость одевался, Ежик принялся накрывать на стол: открыл консервы, нарезал колбасу, хлеб. Достал из собственного загашника пару луковиц и головку чеснока, которые держал как лекарственные средства профилактики простуды и гриппа.

Одевшись, Тик-Так вытащил из хозяйской пачки папиросу и, прикурив ее, уселся за стол, указав на стоявшую в дальнем конце стола водку, великодушным тоном старшего распорядился.

– Банкуй, Еж.

Василий скрутил пробку и почти доверху наполнил два стакана прозрачной жидкостью.

– Ну, со свиданьицем…

Бывшие заключенные, чокнувшись, выпили. Погожин, у которого все кружилось перед глазами, проглотил свою порцию одним глотком. Гость пил степенно, держа стакан широко расставленными пальцами и отставив в сторону мизинец. Осушив стакан до дна, он не спеша пыхнул папиросой, потом, взяв со стола дольку разрезанной на четыре части луковицы, обмакнул ее в соль и с хрустом начал жевать. Примеру гостя последовал и Василий, на кусок хлеба положил пару кусков колбасы, сверху намазал толстый слой кабачковой икры и с аппетитом стал есть.

– Вот главное, как жизнь устроена, – наконец заговорил Тик-Так. – Про Москву говорят: ах, какой город; ах, какой город. А сейчас и вовсе все долдонят: «Москва – финансовая столица мира». Ну как тут утерпеть?! Не утерпел, взял парочку друганов-подельников и сюда, в столицу нашей Родины.

– Ну и как? – промычал Еж с набитым ртом.

– Большой город, богатый город, но и страшный одновременно, – честно признался гость. – Богатство тут у вас под ногами лежит, протяни руку и бери. Только смотри по сторонам, чтобы эту руку не оттяпали по самые яйца. В общем, присмотрели мы одну нехилую «точку», обменник валют. «Капусты» там не мерено: и «деревянной», и «зелени». Решили брать… Наливай!

Снова выпили, верзилу Тик-Така алкоголь все еще не брал.

– Конечно, на шермачка обменник не возьмешь, он, падла, как танк, бронированный и закрытый. Да еще цербер с «пушкой» стоит. В общем, решили брать утром, до открытия, инкассаторы уезжают, а сопл юшка с охранником всегда выходят на улицу перекурить, вот тогда можно их брать тепленькими. Только «тачка» нужна была, чтобы после гоп-стопа валить подальше…

Сунув окурок в пепельницу, Тик-Так снова указал на бутылку и, пока Василий разливал Остаток водки, продолжил:

– Короче говоря, спалились мы на стоянке, откуда хотели увести «копейку». Машина по нынешним временам неприметная, то, что надо для такого дела. Но не тут-то было, понабежали охранники, а за ними менты-пэпээсники. Я успел соскочить, а подельников взяли…

Снова выпили, в глазах гостя наконец появились признаки опьянения.

– Неделю скитался, как бродячий пес, ни в гостиницу, ни на вокзал. Хорошо, нашел одну приблатненную шалашовку, у нее несколько дней перекантовался. Кстати, так же случайно о тебе услышал. Вот, решил навестить.

– Так тебе отсидеться надо? – все еще не мог понять Василий, к чему клонит гость.

– Когти мне надо отсюда рвать. Вот только с пустыми карманами далеко не уйдешь…

Наступила новая пауза, хозяин квартиры не понимал, чего от него хочет гость (денег у него никаких не было), а гость сейчас обдумывал, как бы популярно объяснить свое предложение хозяину.

– В общем, присмотрел я один магазинчик, – начал Тик-Так вводить Василия в курс дела. – Небольшой круглосуточный, но проходимость хорошая. Большая проходимость. Собранные за сутки «бабки» они сдают каждое утро. Ночью там стоят два желторотых юнца. Короче говоря, на две минуты работы, а куш можно оторвать солидный…

– Так ты что, решил брать магазин? – пьяно икая, спросил Еж, пытаясь вилкой подобрать кильку в томате.

– Мы будем брать.

– Как? – Хмель моментально улетучился из головы Погожина. – С голыми руками?

– Почему? – На стол лег черный, местами с облупившимся воронением и треснутой пластмассовой накладкой пистолет Макарова. – Правда, осталось четыре патрона, но на это дело хватит.

– А мне что? – Уголовник Еж, всю жизнь специализировавшийся на мелких кражах, не хотел участвовать в вооруженном налете, где дело может закончиться «мокрухой», сейчас он искал повод соскочить.

– Вот тебе, – рядом с «макаровым» легла самодельная «поджига» в виде контура пистолета. Сверху толстой стальной проволоки была трубка, тыльный конец которой был сплющен и просверлено тоненькое отверстие, возле которого изолентой были примотаны четыре спички. Над спичками возвышался крюк, сделанный из той же стальной проволоки и небольшой пружины. Часть крюка со скобой уходила вниз к рукоятке, а на верхней части была прикреплена терка от спичечного коробка. Достаточно нажать на скобу, чтобы крючок с теркой, вытолкнутый пружиной, прошелся по спичечным головкам, воспламенив их. В детстве такие штуки называли «самопалами», и однажды Василий видел, как при выстреле такая штука оторвала мальчишке руку. Но сейчас это не было самым страшным.

– Да ты че, Тик-Так, с этим идти на дело?! Куры засмеют, – как можно воинственней произнес Ежик.

– Не ссы в компот, там повар ноги моет, – оскалился пьяненькой улыбкой гость. – Я все сделаю сам, тебе надо будет только постоять на стреме да в случае чего пальнуть из этой дуры для острастки. Понял?

Василий молчал, Тик-Так расценил это по-своему.

– Может, лучше бомбануть обменник?

– Нет, – поспешно ответил Погожин.

– То-то, шелупень… Вечером идем на дело. А сейчас я кину кости, что-то меня разморило.

Гость поднялся со своего места и повалился на диван; вытянувшись во весь рост, он тут же захрапел. Погожин обессиленно опустил голову на стол и провалился в забытье.

На улице основательно стемнело, когда из подъезда вышли две фигуры. Они выглядели настолько контрастными, что невольно вызывали улыбку. Низкорослый, коротконогий Ежик едва поспевал за раскачивающейся дылдой Тик-Таком, который в левой руке держал большую сумку-баул «мечта оккупанта», куда он собирался сложить добытые трофеи, правая покоилась в кармане полупальто.

Ехать пришлось далеко, полчаса на метро, потом еще час тряслись на троллейбусе. Все это время Погожин был ни жив ни мертв, мысль о вооруженном ограблении буквально парализовала его волю.

Наконец троллейбус остановился, двери с шипением открылись.

– Пошли, – буркнул Тик-Так, поднимая с пола баул. На улице было темно и сыро, но погода сейчас никого не интересовала. Они прошли в полном молчании метров двести до первого поворота.

– Вот он, – Тик-Так ткнул длинный гнутый палец в направлении одноэтажного квадратного магазина, обшитого плитами белого декоративного пластика. Верзила расстегнул «молнию» на сумке, вытащил оттуда серый плащ из «гардероба» Погожина и сказал:

– Значит, действуем как договорились. Я в лавку захожу и беру двух халдеев на мушку, ты стоишь за дверью на подхвате, если что, пальнешь из поджиги. Заодно и цинкуй на стреме. Как только все будет закончено, я выхожу, передаю тебе сумку, ты идешь на остановку. Я переодеваюсь в свой макинтош и следом за тобой. Потом рвем когти к тебе на «хазу». Ферштейн?

– Угу, – только и смог кивнуть Васька.

– Тогда пошли.

Плащ оказался коротким и трещал по швам, но налетчика это мало волновало, опытный преступник хорошо знал психологию жертвы, страх быть продырявленным из оружия парализует человека, в такой момент мало кто обратит внимание на детали одежды.

Когда Тик-Так отворил дверь, Ежик, ставший чуть поодаль, увидел тумбу кассового аппарата, за которым сидел молодой человек в черной жилетке и белой рубашке. Второй продавец, одетый также в форменную жилетку, стоял возле турникета у входа в торговый зал.

– Руки за голову, суки, – заорал Тик-Так, демонстрируя продавцам кургузый «Макаров». Продавцы мгновенно подняли руки к потолку и ошарашенно прижались к стене. Слушая крик подельника, Погожин переминался с ноги на ногу, в потной руке скользила гладкая рукоятка самопала. Он еще надеялся, что все обойдется… Не обошлось. – Бабки, – рявкнул Тик-Так, слегка развернувшись к кассиру. В этот момент стоявший невдалеке второй продавец неожиданно перегнулся едва ли не пополам и тут же выбросил вперед правую ногу. Острый носок лакированной туфли ударил в руку, сжимающую пистолет. Оружие отлетело в сторону, а нога, не опускаясь на пол, взмыла вверх, врезавшись ребром подошвы в челюсть налетчика. Тик-Так покачнулся и заревел по-звериному. Развернувшись, он хотел ударить обидчика, но продавец легко перехватил его руку и в следующую секунду провел подсечку.

Верзила рухнул на пол, а двое продавцов навалились на него и стали заворачивать ему руки за спину.

– Еж, стреляй, стреляй, падла, – заорал Тик-Так, извиваясь как пойманый в сеть аллигатор.

Погожин вытащил из кармана поджигу и навел толстый ствол на окно магазина, зажмурившись, надавил на спусковую скобу, но выстрела не последовало. Он снова надавил на рычаг – результат тот же.

– У-у, волки позорные, – завыл Тик-Так, в этом леденящем кровь зверином вое была собрана вся безысходность пойманного хищника.

Для Васьки Погожина этот вой послужил сигналом к бегству. Он сорвался с места и со всех ног бросился в глубь двора.

Выбежав на соседнюю улицу, Ежик остановился под уличным фонарем. Стоя в центре желтого круга, он посмотрел на зажатый в правой руке самопал. Крючок, служивший бойком, безвольно лежал на стволе. Уходя на «дело», Василий специально не взвел его, чтобы поджига самовольно не выстрелила, а потом… Теперь поздно было каяться. Положив самопал на тротуар, ударом каблука переломил фанерную станину, затем разобрал оружие на составные части, которые тут же затолкал между решетками водостока.

Где-то завыла милицейская сирена, и Васька Погожин снова бросился бежать, как напуганный заяц. Он бежал, не разбирая дороги, повинуясь страху и инстинкту самосохранения.

Неожиданно Еж забежал в темный зев подъезда старого трехэтажного дома, быстро поднялся на верхний этаж, отыскал чердачный люк, на нем не было замка…

Внутри было темно, тихо и тепло. Забравшись в дальний угол, нашел какую-то тряпку, завернулся в нее. Согревшись, стал понемногу засыпать. Но в мозгу все время стучала одна мысль: «Уж лучше бомжевать – я к этому привык, – чем сесть за вооруженный грабеж. Оттуда мне вовек не выйти». Наконец Василий Погожин, он же Еж, заснул тревожным сном…

Добравшись до гостиницы «Славянская вольница», где его уже ждал Гонза Холилов, Тимур поселил Виктора Савченко в одноместном номере, вокруг которого жили боевики Джавдета. В номере напротив поселились Хохи и Имрам. Таким образом пленника практически лишили малейшей возможности побега. Но Виктор и не собирался бежать. По крайней мере не сейчас, он сильно устал. Приняв горячий душ, морпех тут же завалился в постель и проспал так почти сутки.

Вечером на следующий день проснулся, открыл глаза и сладко потянулся. Давно он так не спал, голым, на мягкой постели с чистыми, хрустящими простынями. На какое-то мгновение ему даже показалось, что он дома, а служба в армии, война, плен – это всего-навсего лишь дурацкий, кошмарный сон. Но нет, помещение, в котором он находился, было обычным гостиничным номером, а не родной квартирой, и все, предшествующее этому, было горькой правдой.

Савченко поднялся с постели и, шлепая босыми ногами, подошел к окну. За стеклом было темно, лишь фонари освещали небольшие куски пространства да в стороне по трассе неслись огоньки проезжающих машин. Москва, к которой он так стремился, была рядом, теперь следовало подумать о…

– Уже проснулся? Молодцом! – Размышления Виктора прервал голос Тимура. Чеченец, одетый в дорогой светло-серый костюм, стоял в дверном проеме. Его появление вряд ли было случайным. – «Микрофон или телекамера», – сообразил Савченко.

Оглядев фигуру Виктора, на котором из одежды были лишь трусы да майка, Тимур произнес:

– В шкафу для тебя полно вещей, выбери что нравится. Да и чего тебе сидеть в номере, после ужина можешь спуститься вниз, там довольно приличный бар. – Гафуров замолчал, несколько секунд выдерживая паузу, потом улыбнулся и подмигнул пленнику. – Совсем забыл, в бар неприлично ходить без денег…

Подобно фокуснику, он взмахнул рукой, и на ладони оказалась увесистая пачка пятидесятирублевых купюр. – Бери и ни в чем себе не отказывай!

Пачка легла на тумбочку возле кровати, Тимур еще раз взглянул на пленника, теперь его взгляд потерял дружескую теплоту, стал бездонно-ледяным. Тимур словно пытался загипнотизировать собеседника:

– Я надеюсь, ты не допустишь глупых выходок, когда мы уже на финишной прямой. Скоро выполнишь для нас работу, получишь новые документы, деньги, и больше мы не увидимся никогда.

Виктор мог бы выдержать этот взгляд и тем самым дать понять своим тюремщикам, что многое понимает. А это могло привести к неожиданным осложнениям. Поэтому Савченко опустил глаза и пробубнил:

– Чего мне дурить, я в этом деле уже замазался по самые уши. Скорее бы получить «бабки» и тикануть куда-то в глушь, в Саратов.

– Почему в Саратов? – удивленно поднял брови Тимур.

– Да так, к слову пришлось, это цитата из «Горе от ума» Грибоедова.

– А-а, – на лице Тимура расползлась улыбка. – Ты еще молодой, не забыл книги из школьной программы. На это надо время…

Больше не говоря ни слова, Тимур вышел из номера, а Виктор направился в ванную. После водных процедур он занялся своим гардеробом. В шкафу действительно оказалось много вещей, все они были неновыми, но дорогими (настоящая фирма) и в приличном состоянии. Перебрав одежду, Савченко остановился на темно-синих джинсах «Вранглер», оливкового цвета ирландском свитере грубой вязки и длинном кожаном пиджаке. Все вещи пришлись ему впору. Даже туфли – легкие, черные, с заостренными носками – были в самый раз.

Размышлять на эту тему долго не стоило, вещи были подобраны специально для него. Виктор вдруг вспомнил, что во время одной из первых бесед Тимур задавал иногда, как тогда казалось пленнику, абсолютно бессмысленные вопросы: любимые книги, любимые фильмы, рок-группы, что из вещей больше нравится носить, размер одежды, обуви. Вопросы оказались далеко не бессмысленными. Кроме того, что чеченец смог составить психологический портрет исполнителя, он заодно подумал о его экипировке для большого города. Тимур был настоящим профессионалом, и для него не было мелочей.

Пока не принесли ужин, Виктор решил обыскать номер, чтобы понять, как же его контролируют. Искать долго не пришлось, за картиной возле кровати обнаружился обычный магнитофонный микрофон с проводом, тянущимся в соседний номер. Больше в номере не оказалось ни микрофонов, ни камер, хозяева, оборудовавшие прослушку, решили не мудрствовать лукаво, а действовать по принципу «сердито и дешево». Видимо, этот номер был рассчитан на особ не особо важных, Виктору имело смысл им подыграть.

Ужин принесла в номер официантка, мягко говоря, предпенсионного возраста, но все еще молодящаяся, обильно покрывавшая лицо слоями грима. Судя по оценивающему и игривому взгляду, «девушка» могла оказать и другие услуги.

Но молодой человек, сидящий в кресле перед телевизором, никак не отреагировал на нее, поэтому официантка обиженно произнесла:

– За посудой приду через час.

Несмотря на великолепную сервировку, ужин был простой и сытный. Под колпаками из тонкой нержавеющей стали, выполненными в форме раковин, Виктор обнаружил глубокую тарелку наваристого борща, плоскую с жареным картофелем, салатом из квашеной капусты с большой отбивной. Под третьей раковиной оказалось блюдце с нарезанным белым хлебом и стакан персикового сока.

Глядя на еду, Виктор неожиданно ощутил чувство звериного голода. За четверть часа он расправился со всей едой и запил соком. Насытив желудок, теперь необходимо было дать пищу уму. Собранная за дни миграции информация на перекладных (поездом, электричками, междугородными автобусами и даже автостопом) в Москву говорила о многом. Тимур – очень опасный противник, с момента как они вошли на железнодорожный вокзал в Ставрополе, он был начеку – путал следы, меняя транспорты и направления, постоянно изменял внешность, превращаясь то в старика, то в молодого парня или грязного бродягу. Тамерлан то находился рядом с Виктором, Хохи и Имрамом, то исчезал, но все трое знали, что старший где-то рядом и они у него на виду.

«Он как оборотень, вурдалак, – подумал Савченко. – И убить, наверное, можно лишь осиновым колом или серебряной пулей. Впрочем, можно попытаться и обычной. Главное – получить в руки оружие, все-таки тут я на своей земле».

Дума об оружии привела мысли о действии. Можно было попытаться завладеть оружием своих нянек, Имрама или Хохи, оба всю дорогу не расставались с пистолетами Макарова. Хоть они и бугаи, но на стороне пленника внезапность и хорошая физическая подготовка.

«Но даже если я захвачу оба пистолета, что дальше? – размышлял Виктор. – Прорываться с боем наружу? С Гонзой еще шесть боевиков плюс Тимур. И это все? Кто знает, гостиница битком набита кавказцами, может, все они боевики. Что же тогда получается? Патронов не хватит всех перестрелять. С таким же успехом я мог бы погибнуть в Чечне, в бункере. Обидно погибать в двух шагах от Москвы. И даже если я вырвусь наружу, не исключена вероятность, что меня пристрелят наши менты, которых вполне могут вызвать, чтобы утихомирить «разбушевавшегося маньяка». И менты, естественно, утихомирят… навсегда. Вдвойне обидно». – Неожиданно он вспомнил Дядю Федора, когда у него что-то не ладилось, тот говорил вслух: «Думай, башка, думай, шапку куплю». Сейчас пленному разведчику ох как бы помог этот опытный словоблуд.

Прошло еще полчаса, но Савченко так ни до чего и не додумался, кроме мысли, что ему нужна помощь извне. Взгляд морпеха неожиданно уперся в пачку пятидесятирублевок. «Под лежачий камень вода не бежит», – решил он в конце концов. Сунул деньги в карман пиджака и направился к выходу. В коридоре к нему присоединился Имрам. Верзила чеченец выскользнул из двери номера напротив, как будто ждал появления пленника, что скорее всего так и было.

– Решил в бар прогуляться? – деланно рассмеялся Имрам. – Я бы тоже чего-нибудь выпил, идем вместе. – Это было не предложение, это была констатация факта.

Гостиничный бар располагался в подвале прямо под рестораном. Широкая лестница, покрытая толстым ковровым покрытием изумрудного цвета, упиралась в двустворчатую дверь, где на каждой половинке был нарисован рыцарский шлем с опущенным забралом, над которым была изображена надпись готическим шрифтом – «Айвенго». Внутри помещения царил полумрак, облицованные под кирпич старинных замков стены, на которых были развешаны декоративные доспехи и такое же декоративное оружие, под ними были расставлены тяжелые столы и стулья. Единственное, что никак не вписывалось в атмосферу средневековья, так это барная стойка, зеркальная витрина, заставленная разноцветными бутылками, и чернокожий бармен в белоснежной рубахе с золотистым галстуком-бабочкой.

– Ну, счастливо погулять, – произнес Имрам и, не глядя на Виктора, направился к столику, за которым сидело несколько боевиков из группы Джавдета.

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться – чеченцы не могут оставить его без присмотра, но и не хотят, чтобы их видели в обществе «исполнителя» теракта против чеченца, перешедшего на сторону федеральной власти. То, что Тимур откровенно ему рассказывал все, было лишним подтверждением того, что его сразу же после убийства ликвидируют. Мертвые обладают странной способностью уносить в могилу свои знания.

Виктор еще раз обвел взглядом бар и смог по достоинству оценить, что мирно пьющие пиво боевики не зря его пьют, они его заслужили. Столик, за которым они расположились, был идеальной точкой, перекрывающей все возможные выходы из бара.

Неожиданно Виктор почувствовал какой-то внутренний толчок отчаянного озорства, он вдруг понял, что в этой невидимой посторонним дуэли победит он и, сколько бы ни было у него врагов, покарает всех, отомстит за своих ребят, за плен, за унижения. Отчаянность безвыходного положения парализует слабые натуры, а у сильных мобилизует все физические и умственные силы. Вскрывает такие резервы, о которых человек и сам не подозревал…

Виктор прошел через зал, уселся на высокий табурет перед стойкой и весело поздоровался с негром-барменом:

– Привет, сарацин.

– Что? – оскалился на чистом русском этнический потомок Мухаммеда Али, выставив наружу два ряда белоснежных зубов. Ссориться с представителями негроидной расы не входило в планы Савченко, и он миролюбиво произнес:

– Выпить налей.

– Что желаете? – смягчился негр, видимо, вспомнив, что он бармен, а не боксер.

– Баккарди с колой.

– В каких пропорциях желаете?

– Сто рома и двести колы.

Бармен сноровисто схватил бутылку, налил в высокий круглый бокал из толстого стекла тягучего рома, затем добавил темно-коричневой, пузырящейся колы, бросил несколько кубиков льда и поставил бокал перед Виктором.

– Мерси, – Виктор подмигнул чернокожему виночерпию и, сделав большой глоток сладко-крепкого напитка, повернулся спиной к стойке и стал разглядывать посетителей бара.

Несмотря на вечернее время, посетителей в зале было немного. Кроме Имрама с его компанией, было занято еще четыре столика. За одним столиком сидела дородная матрона в вечернем платье, вся увешанная драгоценностями, в окружении трех импозантных кавказцев в дорогих костюмах. Они степенно пили рубиновое вино из высоких бокалов. Наискось от них сидели два угрюмых типа, пьющих черный кофе, с пустыми, неподвижными взглядами. В дальнем углу удобно расположился абсолютно лысый толстяк, его стол был заставлен всевозможной снедью. И толстяк безжалостно с ней расправлялся.

За столиком у пустующей танцлощадки сидели несколько ярко разукрашенных проституток. Совсем еще юные создания (одной из них на вид не было и шестнадцати) хищно рассматривали клиентов, но сегодня у них был явно постный день.

Отхлебывая из бокала ром с колой, Виктор даже подумал, не использовать ли ему одну из путанок в качестве «почтового голубя». Но тут же отверг эту мысль – как правило, проститутки народ подневольный, принадлежат сутенерам, бандитам «крыши», гостиничные наверняка ходят под хозяевами «Славянской вольницы» и вряд ли захотят играть в посторонние игры.

Бокал быстро опустел, выпитый алкоголь, всосавшись в кровь, приятно туманил мозг, проблемы уже не казались такими неразрешимыми, на душе почему-то было весело, хотелось шутить:

– Гарсон, повторить!

Виктор поставил на стойку пустой бокал, негр сверкнул недобро глазами, но ничего не сказал, видимо, помня дети советской торговли: «Клиент всегда прав». Он быстро соединил в бокале необходимые ингредиенты, добавил лед и подвинул бокал Виктору.

– Мерси, мон шер, – но выпить Савченко не успел, его взгляд неожиданно остановился на стеклянных дверях входа. Оттуда шла молодая женщина – невысокая, худенькая, коротко стриженная блондинка в длинном вечернем платье малахитового цвета. Она шла величественной походкой, которая присуща лишь уверенным в себе женщинам, привыкшим к тому, что весь мир всего лишь прах у их ног. Пройдя через зал, блондинка села за столик недалеко от компании чеченцев. Один из абреков подмигнул товарищам и хотел встать, но сидящий напротив Имрам на него так свирепо глянул, как будто валуном привалил.

Тем временем перед женщиной, как черт из табакерки, возник официант, быстро записал в миниатюрный блокнотик заказ и так же незаметно исчез. Женщина вытащила из длинной черной косметички пачку сигарет «Карелия» и небольшую зажигалку.

Пока она распечатывала пачку и доставала тонкую, как гвоздик, сигарету, Виктор перегнулся через стойку и ухватил с серебряного блюда одну из множества одноразовых, дешевых зажигалок с логотипом «Славянской вольницы». Широко шагая, направился к незнакомке, успев подумать: «Вряд ли она проститутка, в нынешнее время уже по возрастному цензу не подходит».

Достав сигарету, блондинка сунула ее в рот и потянулась к зажигалке. Но тут же возле кончика сигареты возникла мужская рука, зажатая в кулак, над которым колыхался оранжевый язычок пламени.

Прикурив, женщина выпустила изо рта струю едва заметного табачного дыма и поблагодарила:

– Спасибо.

Алкоголь от выпитых ста граммов «Баккарди» уже выветрился из головы Савченко, но веселье осталось – ему хотелось гусарить. Подняв кулак к своему лицу, он дунул, затушив огонек зажигалки, и, шутовски поклонившись, произнес:

– Разрешите представиться, Виктор Климов, – он на мгновение расслабился, но все-таки автоматом произнес фамилию погибшего Клинтона, под которой его знали чеченцы.

Женщина с интересом смотрела на него несколько секунд не отрываясь, как будто оценивала его или решала головоломку, потом спросила:

– Молодой человек, вы что, решили меня закадрить?

– Сначала познакомиться, – не моргнув глазом, ответил Виктор. – А если получится, то и закадрить.

– Меня зовут Тамара, – слегка улыбнувшись, ответила женщина и добавила: – Вы, юноша, никогда не узнаете, получится или нет.

– Почему? – спросил Виктор, присаживаясь на свободный стул.

– Потому что сперва женщину кадрят, а потом уже выясняют, получилось или нет.

Подошедший официант поставил на стол заказанную фарфоровую чашечку с дымящимся кофе и широкий, конусной формы бокал с мартини.

– Дружок..,. – Совсем осмелевший Савченко, залпом осушив свой бокал, обратился к официанту: – Мне тоже кофе и соточку «Баккарди», колы не надо…

Официант молча удалился, а Тамара, затушив сигарету о дно пепельницы, взяла бокал с напитком.

– Вы живете в этой гостинице?

– Думаю, лучше обращаться на «ты», меньше официоза.

– Чтобы малознакомые люди перешли на «ты», нужно хотя бы выпить на брудершафт… – Произнесла Тамара, рассматривая ладную фигуру молодого человека.

– Или переспать, – закончил мысль Виктор.

«Молодой, да ранний», – подумала женщина.

– Переспать – это еще не повод переходить на «ты», – пошутила она.

Оба рассмеялись, Виктор боковым зрением видел, как за соседним столиком чеченцы напряженно за ним следят. Снова появился официант, теперь они выпили через переплетенные руки и слегка коснулись друг друга губами.

Виктор почувствовал, как по телу разлилась горячая волна от близости женщины, к щекам прилила кровь, в висках застучало.

– Так ты живешь в гостинице? – снова задала свой вопрос женщина.

– Да, возвращаюсь из Чечни домой, вот, решил посмотреть столицу нашей Родины, – с трудом сдерживая зов своей плоти, ответил Виктор.

– А где твой дом?

– Далеко, за Уралом, – самозабвенно врал Савченко.

– А денег тебе хватит рассчитаться за эту экскурсию? – неожиданно спросила Тамара, в глубине души опасаясь, что судьба подбросила ей еще одного нуждающегося.

– Боевые заплатили, вот и гуляю, – развеял ее опасения молодой человек, продемонстрировав как бы невзначай пачку банкнот, потом, указав на пустую посуду, громко произнес: – Гарсон, повторить то же самое!

Они еще несколько раз повторяли, Виктор рассказывал анекдоты, какие-то смешные истории. Тамара опять закурила, и он, как истинный джентльмен, снова дал ей прикурить. И когда ее лицо в очередной раз окутал дым, молодой человек неожиданно серьезным тоном произнес:

– Ты мне напоминаешь блоковскую незнакомку. Помнишь, как там у него:

И, медленно пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

– Сколько тебе лет, Витя?

– Двадцать один, – признался Савченко.

– Я по возрасту тебе гожусь если не в матери, то в старшие сестры, это точно, – она специально рубила слова, чтобы оттолкнуть от себя этого приятного юношу. Но его это не испугало.

– Любви все возрасты покорны, – произнес он хрипловатым от волнения голосом, хотя на языке крутилось совсем другое выражение, сальное, казарменное. Но он не решился его произнести вслух.

– Хочешь еще выпить? – спросила неожиданно Тамара.

– А ты? – вопросом на вопрос ответил Виктор.

– Только сходи к бармену сам.

Виктор поднялся со своего стула и медленно, нетвердой походкой направился к барной стойке. Тамара специально его отправила, чтобы получить немного времени для раздумий, разобраться в своих мыслях. Она хотела этого юношу не из мести бросившему ее любовнику, не из-за алкогольного опьянения или из-за возбужденной похоти. Просто от Виктора исходил непонятный ей магнетизм, впрочем, даже очень понятный, в нем сочетались все те качества, которые она боготворила в мужчинах.

«Такой не сбежит, отбрехавшись по телефону, – промелькнуло в ее голове, и тут же спицей пронзила мозг другая мысль: – Господи, он же еще совсем пацан, что же я делаю? Следующим моим любовником, наверное, будет красногалстучный пионер».

Вернувшись, Виктор мгновенно понял ее состояние. Поставив на столик бокалы, он хрипло произнес:

– Пошли ко мне в номер.

– Может, лучше в мой? Там стол накрыт…

– Я не голоден, – ответил Виктор, прекрасно понимая, что в чужой номер его никто не пустит.

– Пошли, – наконец тихо произнесла Тамара. Опустив глаза, она поднялась из-за стола и, взяв свои вещи, направилась к выходу, впереди нее прошли двое чеченцев. Виктор вынул из пачки несколько банкнот, бросил их на стол возле нетронутых бокалов и тоже направился к выходу Вслед за ним поднялся и Имрам с двумя оставшимися абреками.

Так, в сопровождении невидимой охраны, они поднялись на третий этаж, где был расположен номер Виктора.

Едва щелкнул замок, отделив весь окружающий мир от маленького, замкнутого пространства гостиничного номера, как мужчина и женщина бросились в объятия друг друга, как два противника, два диких зверя, сошедшихся в яростной схватке. Но это была не ярость, это была всепоглощающая страсть. Они целовали друг друга, засасывая губы, языки партнера, слегка покусывая и снова и снова сливаясь в яростных поцелуях. Потом поцелуи сместились ниже… Вечернее платье Тамары, так же как и одежда Виктора, в беспорядке полетели на пол.

Она томно застонала, когда он сорвал с нее атласный бюстгальтер. Виктор то страстно мял ее небольшие, округлые груди, то жадно целовал их, лаская языком набухшие розовые соски. Вслед за бюстгальтером полетели чулки, кружевной пояс и узкие атласные трусики. Все то, что должно было радовать глаз другого мужчины, для которого устраивался праздник. Теперь все это вместе с ней досталось этому хищному и ненасытному варвару…

На какое-то мгновение Тамара открыла глаза и увидела Виктора, стаскивающего с себя остатки одежды. Его орган, нацелившись в горизонт, был от натуги фиолетового цвета, казалось, еще мгновение, и он лопнет, как раздутый шарик.

– Ты предохраняешься? – неожиданно спросила Тамара, не в силах оторвать взгляд от торчащей дубины, колышущейся в такт движениям мужчины.

– Нет, а зачем? – удивился Виктор.

– Мы недостаточно хорошо знаем друг друга, чтобы заниматься любовью без защиты…

– Но…

– Без резинки не буду, – отрезала Тамара.

Проклиная все на свете, Виктор снова стал одеваться.

Приведя себя в порядок, он выскочил из номера. Перед его глазами все еще стояло видение – аккуратно подстриженный чубчик пшеничных волос, плотно сжатые губы лона его подруги…

Оказавшись в коридоре, он сразу же постучал в номер напротив. В дверном проеме мгновенно появился Хохи, видимо, стоявший за дверью.

– Чего тебе? – удивленно спросил чеченец.

– Хохи, дружище, выручай, – обратился Виктор к нему не как к заклятому врагу, а как к старому товарищу, чуть ли не брату. В конце концов в такой ситуации все мужчины братья. – У тебя презервативы есть? Дай парочку.

– Нэт, – гордо ответил Хохи, – не люблю резынку. Я на босу ногу, – довольный своей шуткой, он громко захохотал.

– Черт, – выругался Виктор, не представляя, что делать. Рассчитывать на тюремщиков не приходилось, они только будут издеваться. Но на этот раз морпех ошибался. Неожиданно открылась дверь соседнего номера и в коридор вышел Гонза. Толстяк пригладил свои усы и протянул Виктору разноцветную ленту.

– На, джигит, пользуйся. Покажи этой белоснежке настоящего мужчину!

– Спасибо, Гонза, – едва не закричал Савченко, выхватывая из его рук ленту.

Тамара специально заартачилась, желая этого юношу и в то же время отказываясь от него, как бы оправдывая себя за столь легкомысленное согласие.

Виктор ворвался в номер, как ураган, на ходу сбрасывая с себя одежду одним движением.

Дрожа от возбуждения, голый, как Адам, он стоял посреди номера, пытаясь разорвать упаковку презерватива. Наконец упаковка была побеждена, и на ладони Савченко оказалось небольшое резиновое колечко красного цвета, поблескивая смазкой под электрическим светом. Дальше начались новые мучения. Виктор никак не мог понять принцип действия этого устройства, его доармейский опыт прошел без использования защитных средств, и вот теперь приходилось расплачиваться за незнание. В конце концов тончайшая резина не выдержала приложенных к ней усилий и просто лопнула.

– Первый блин комом, – насмешливо прокомментировала неудачную попытку Тамара, в ней по-прежнему боролись два чувства.

– Твою мать, – негромко выругался Виктор, зубами разрывая следующую пластиковую упаковку. На этот раз у него все получилось, облачившись в резиновую «броню», одним прыжком тут же оказался на постели и огромной мышечной массой навис над лежащей женщиной. В следующее мгновение две мускулистых руки подхватили ее ноги и широко развели их…

– Подожди, – порывисто воскликнула Тамара. Потом прошептала, глядя в глаза молодого человека: – Какой ты… большой… – Неожиданно правая ее рука осенила себя крестом, а губы прошептали: – Ну, с богом…

Возбужденная мужская плоть вошла в нее одним мощным ударом. Горячая волна боли на мгновение пронзила все тело, заставив Тамару выгнуться и громко застонать, в следующую секунду боль сменила сладостная, пульсирующая истома, которая росла с каждым движением партнера, с каждым его толчком. Истома росла, заполняя все клеточки женского сознания, ее естества, которое, переполнившись, должно будет взорваться фейерверком фантастического удовольствия…

Взрыва с фейерверком не получилось, неожиданно Виктор навалился на свою партнершу и громко застонал, по его телу пробежала судорога, и он затих.

Под тяжестью разгоряченного тела Тамаре было тяжело дышать, но она молчала, чувствуя, как емкость источника удовольствия медленно иссякает. Через несколько секунд Виктор открыл глаза и пересохшими губами прошептал:

– Прости, просто у меня давно не было женщины.

– Ничего, ничего, – так же тихо произнесла Тамара, на нее неожиданно нахлынул прилив нежности. Повинуясь ему, она погладила по жестким, коротко стриженным

волосам и добавила: – Это ведь не последний презерватив…

У стены соседнего номера стоял допотопный бобинный магнитофон «Маяк-203» с потрескавшимся лаком на исцарапанных деревянных боковинах. Из динамика доносились стоны, пыхтение, приглушенные разговоры и сдержанные крики. Магнитофон работал на воспроизведение…

Гонза Холилов лежал обутый на двуспальной кровати, возле него стоял журнальный столик, заставленный бутылками с разнообразным алкоголем. Вокруг стола в креслах сидели двое президентских гвардейцев, уже основательно набравшихся. В бункере, где злобный алжирец навязывал жесткие законы шариата, со спиртным было строго (за систематическое пьянство и башки можно было лишиться).

– Порнуха, – сказал один из гвардейцев, уже немолодой, седовласый мужчина, отхлебывая прямо из горла большой бутылки сладкий, настоянный на травах итальянский вермут.

– Пускай садит, – ухмыльнулся в усы Джавдет. Выпитая водка его не расслабляла. – Недолго ему осталось по земле ходить. Пусть побалдеет напоследок…

Немного подумав, он протянул руку к тумбочке, где лежала шкатулка с курительными принадлежностями. Достав трубку, Гонза вопросительно посмотрел на седовласого. Тот, прежде чем снова приложиться к бутылке, утвердительно кивнул.

По комнате поплыл приторно-сладкий запах гашиша, наконец Джавдет почувствовал облегчение, страх за свою жизнь куда-то улетучился. Он сделал пару глубоких затяжек, потом протянул трубку седому. Тот взял ее левой рукой, правой по-прежнему сжимая горлышко винной бутылки.

Глубоко затянувшись, седой задержал дыхание и тут же, сколько смог, влил в себя вермута. По подбородку потекла тонкая струйка сиропообразной жидкости, но никто на это не обратил внимания.

– Хорошо было до войны, – неожиданно мечтательно произнес он, попыхивая трубкой. – Президентская гвардия, да мы в Грозном были хозяевами. А что такое Грозный в то время – столица, иностранные делегации куда ехали? «Бабки» куда текли? Все туда. Полевые командиры в своих районах были хозяевами, а в столицу приезжали смирные, как овцы. Зачем эти бараны учинили новую резню? Кому это надо было?

Гонза не отвечал, раскинувшись на постели, он смотрел неотрывно на магнитофон, который медленно вращал пустую бобину. Неожиданно из динамика донесся пронзительный женский крик:

– А-а-у-и!

– Кончила, – бессмысленно оскалился седой, он посмотрел сперва на полупустую бутылку, потом на дымящуюся трубку. Наконец определился и протянул трубку Гонзе.

Прозвучавший крик неожиданно разбудил третьего собутыльника, молодой парень лет двадцати пяти спал, уронив голову на грудь. Резко встрепенувшись, он по привычке попытался нашарить автомат, которого не было. Потом сообразил, что они сейчас не в бункере и даже не в Чечне, посмотрел на магнитофон и, ухмыльнувшись, произнес:

– Баба… Давайте заберем ее у этого урода. Хватит, наигрался, теперь наша очередь!

Собутыльники, погруженные в наркотическую нирвану, ничего не ответили. Уже совсем пришедший в себя боевик попытался встать, но его остановил Гонза.

– Сиди.

– Это еще почему?

– Вдруг с русским что-то произойдет и он не сможет выполнить задание? Тимур всем нам бошки, как козлам, поотрезает или того хуже, вернет к Бабаю, а тот шкуру спустит с нас живьем. И это не мои предположения, сам знаешь…

– Так что же делать? – испугался боевик.

– Во-первых, выключи эту секс-музыку, – ответил Гонза, – чувствую, до утра они будут над нами издеваться.

– А во-вторых, пей, – добавил седой, подвигая молодому стакан, наполовину наполненный водкой.

От употребленного рома не осталось и следа. Виктор Савченко лежал на постели, обхватив руками бедра своей подруги, которая, усевшись на его низ живота, интенсивно двигала тазом.

Виктор с интересом наблюдал, как Тамара с закрытыми глазами извивается, подобно змее, то припадая к нему и целуя его губы, шею, грудь, то, откинувшись на спину, хватала его руки и прижимала к своей груди, заставляя их ласкать.

Виктор целовал губы, глаза, шею женщины, когда она прижималась к его лицу. А когда она отталкивалась, ласкал ее груди, пропуская упругую, нежную плоть между пальцами.

Почувствовав приближение к наивысшей точке удовольствия, Виктор сжал бедра женщины и мощными толчками начал двигать своим тазом. Их движения слились в унисон. И уже через секунду Виктор сдержанно застонал, а Тамара завыла по-звериному, воткнув ногти в грудь распластавшегося партнера.

Из незашторенного окна виднелось небо, ночь закончилась, ее сменили предрассветные сумерки, которые с каждой секундой становились все светлее.

– Ну, кажется, на сегодня программу-минимум мы выполнили, – произнесла Тамара, лежа рядом с Виктором.

Оба посмотрели на разбросанные по комнате рваные разноцветные пакетики и рассмеялись.

Неожиданно Виктор рывком поднял свое тело с постели, затем легко подхватил на руки женщину и понес ее в ванную.

Стоя на белоснежном кафеле босыми ногами, он продолжал удерживать свою подругу, только попросил:

– Включи воду…

Когда вода с шипением стала наполнять ванну, Виктор прижался к лицу женщины и шепнул ей на ухо:

– Мне нужна твоя помощь, Тома…

Время уже перевалило за восемь часов вечера. Сумерки стали гуще, а висевшая до этого на голубом небе бледная, почти прозрачная луна постепенно наливалась холодным золотом ночи.

Наконец с текущими делами было покончено. Тимур сладко потянулся до хруста в суставах, подумав: «Как там говорят русские, делу – время, потехе – час. Да, сейчас, когда мы практически у цели, неплохо бы потешиться. Снять напряжение, чтобы не мешало перед заключительной фазой».

Накинув на себя кожаный плащ, он вышел из гостиничного номера в коридор. Там его уже поджидал Джавдет.

– Где русский? – спросил Тимур.

– Пошел в бар, ты же сам ему советовал отдохнуть. Да и нам надо, чтобы как можно больше народа видело его, – ответил Гонза, поглаживая свои гуцульские усы.

– Не убежит?

– Нет, с ним Имрам и пятеро моих бойцов. Дальше дверей бара и шага не ступит

– Ну, раз у вас все так замечательно, – Тимур вытащил из кармана пачку сигарет, – тогда позволь мне поехать тоже отдохнуть. Утром заберешь меня, адрес помнишь?

– Конечно, – Джавдет с самодовольной улыбкой прикрыл глаза.

– Тогда до завтра.

Выйдя из «Славянской вольницы», Тимур сел в первую из машин, выстроившихся перед гостиницей.

– Нахимовский проспект, – произнес он, обращаясь к водителю.

– Сделаем, – ответил уже немолодой, слегка седеющий мужчина в допотопной таксистской фуражке. Опытный волк городских дорог за долгие годы хорошо изучил клиентуру, поделив впоследствии пассажиров на классы полезности (в отношении чаевых). Этот пассажир был самого высокого класса. Такие не спорят о пене, платят щедрые чаевые и терпеть не могут, когда их беспокоят бессмысленными разговорами.

Ярко-оранжевая «Волга» вырулила со стоянки и, выехав на трассу, помчалась в сторону Кольцевой дороги.

По дороге машина дважды останавливалась. Первый раз Тимур зашел в супермаркет, где приобрел две порции осетрового стейка, копченые мидии, осьминоги в собственном соку и королевские креветки в пикантном соусе. Разумно посчитав, что рыба и морепродукты не сильно отяжелят желудок и быстро восстановят силы после любовных утех, купил пару бутылок белого грузинского вина «Цинандали».

Второй раз такси остановилось у цветочного магазина. Там Тимур долго и придирчиво осматривал буйное разнообразие цветов. Наконец его взгляд остановился на большом букете из пяти бархатных роз на длинных ножках.

Третий раз такси уже остановилось перед указанным домом на Нахимовском проспекте. Щедро рассчитавшись с таксистом, не проронившим за всю дорогу ни одного слова, Тимур взял покупки и не спеша направился к подъезду. Набрав необходимую комбинацию на бронированной двери, он вошел в дом. В подъезде было чисто, горели белым светом две люминесцентные лампы, двери лифта были распахнуты.

Войдя в кабинку, он нажал кнопку с цифрой «восемь».

Створки автоматически сомкнулись, и под монотонное жужжание кабина поплыла вверх.

Выйдя на восьмом этаже, Тимур запустил руку в карман плаща, пытаясь нащупать связку ключей, но передумал. Сделав шаг к двери напротив, надавил на пуговицу звонка. За дверью разнеслась мелодичная трель – электронное исполнение «Турецкого марша» Моцарта. Не успела мелодия доиграть, как дверь распахнулась настежь, на пороге стояла Лариса. Ее белоснежное лицо было абсолютно без косметики, густые черные волосы стянуты на затылке. На ногах синие пушистые тапочки, тело прикрывал коротенький халат из ярко-красного шелка, расшитого золотыми драконами.

Глаза молодой женщины от неожиданности расширились, затем вспыхнули счастьем, уголки рта дрогнули и поползли вверх.

– Наконец ты приехал, – едва слышно произнесла Лариса, бросаясь на шею своему любовнику.

– Дай хоть секунду, – целуя пылкие губы женщины, прошептал Тимур, всеми силами сдерживая дрожь возбуждения во всем теле. – Давай хоть цветы поставим в воду…

Они вошли в прихожую, тесно обнявшись… Лариса, выхватив из его рук букет и пакет с едой, бросилась на кухню, откуда тут же донесся шум льющейся из крана воды. Тем временем Тимур снял плащ, стал снимать туфли, но не успел это сделать. Лариса налетела на него как ураган. Жадный рот буквально проглотил губы мужчины, он не стал сопротивляться своей страсти. Его руки страстно обхватили любимую женщину за талию и крепко сжали. Потом, немного ослабив хватку, ладони Тимура соскользнули по шелку халата вниз, затем, задрав его полу, легли на упругие ягодицы, обтянутые сеткой ажурных трусиков…

Наконец Лара оторвалась от лица любимого человека и, тяжело дыша, опустилась на колени. Тимур прикрыл веки, услышав звук расстегивающейся «молнии», и в следующую секунду прохладная, страстная ладонь проникла к нему в брюки. Дыхание забилось, как будто кто-то необычайно сильный саданул его в солнечное сплетение. В следующую секунду возбужденный детородный орган покинул тесный плен брюк и, вырвавшись на свободу, тут же погрузился в горячую влажность рта.

Лариса, заглотив мужской член как можно глубже, интенсивно задвигала головой, то и дело облизывая его своим похотливым язычком. Оральные ласки длились недолго. Не прошло и минуты, как Тимур зарычал, ухватив женщину за копну густых, черных волос, рванул на себя, буквально насаживая на свой орган. Его подруга нисколько не сопротивлялась этому грубому движению, когда в ее гортань ударила тугая струя горячей жидкости, она стала глотать, усиленно работая горлом. Поток иссяк так же быстро, как и появился. Лариса, закончив глотать, выпустила изо рта вялый член и, прежде чем подняться с колен, нежно вернула его обратно в брюки.

Встав перед Тимуром, она посмотрела в его восторженные глаза и весело произнесла:

– С приездом, дорогой!

Тамерлан снова привлек к себе женщину, их губы с неистощимой жадностью слились, как будто они пытались поглотить друг друга, растворить в себе. Новая волна возбуждения накатила на Тимура, он легко подхватил на руки податливое тело своей подруги и понес в спальню.

Просторная комната представляла собой некое подобие будуара французской куртизанки прошлого века. Единственное окно было затянуто тяжелыми, плотными шторами, пол застелен не как обычно ковровым покрытием, а настоящим, ворсистым, ярких расцветок, ковром ручной работы. В центре стояла большая двуспальная кровать с высоким, таким же ярким, как ковер, изголовьем, по краям кровати стояли две тумбочки с оригинальными светильниками. Над кроватью висела большая картина под стеком. На зеленом фоне сплетенные в клубок обнаженные женские тела, эту картину Лариса купила у бородатого художника на старом Арбате. Уж больно аппетитно выглядели эти самые тела.

Над кроватью в потолке было вмонтировано большое зеркало, еще несколько зеркал поменьше были установлены в стенах. Так что, занимаясь любовью, партнеры могли наблюдать за процессом из любой точки этой комнаты.

Войдя в комнату, Тимур швырнул Ларису на постель. Шелковый халат распахнулся, обнажив полные белые груди с возбужденно торчащими вверх сосками. Бесстыже раскинутые ноги демонстрировали ажурные трусики ярко-красного цвета в тон халату. Сквозь полупрозрачную ткань просматривался темный волосяной покров лона. Тимуру не нравились бритые женские лобки, безобразные кущи кучерявых волос его сильно возбуждали.

Навалившись на Ларису, Тимур погрузил лицо в мякоть расплывшихся по телу грудей, его губы, язык ласкали, пили эту теплую женскую плоть. Его правая рука, сорвав с шеи галстук, пыталась расстегнуть пуговицы на рубашке. Левая, скользнув по животу, пролезла под резинкой трусиков в тропики волосяных джунглей. Еще немного, и указательный палец, скользнув между пухлых холмиков больших губ, погрузился в липкую влагу…

Лариса, ласково поглаживая волосы на голове Тимура, нежно целуя его тело, сладостно застонала, когда к указательному пальцу добавились трое его собратьев, она по-звериному завыла, двигая тазом в такт движениям пальцев. Не выдержав напряжения, ткань трусиков разорвалась, треск лопнувших кружев для Тамерлана прозвучал как сигнал к атаке. Не раздевшись полностью, он резко вошел в свою подругу, правой ладонью пытаясь схватить обе груди, а левую, пальцы которой были в остро пахнущей слизи, поднес ко рту женщины. Лариса, двумя руками поддерживая и лаская свои арбузные груди, поймала жадным ртом пальцы и стала их лизать. Движения таза стали такими мощными, что Тимур едва ли не падал с нее. Вой женщины сменился отрывистыми криками. Светильники, зажигающиеся от легкого толчка, сейчас мигали, как лампы радиостанции во время интенсивной передачи.

Тимур, не отрывающий все это время взгляд от белоснежного тела подруги, неожиданно покинул ее лоно, одним прыжком он оказался над животом женщины. Вонзив член между полушариями грудей, он начал интенсивно двигать взад-вперед. Лариса, продолжая взмахивать тазом, еще теснее сжала груди и, приподняв голову, пыталась поймать ртом то и дело появляющийся, похожий на круглую одноглазую рыбу, мужской член.

Движения Тимура все убыстрялись, он уже, прикрыв глаза, застонал. Неожиданно в мозгу вспыхнула картина ночевки в палатке с «индейцами» по дороге к президентскому бункеру. Он слез с разложенной поперек кровати подруги и, тяжело дыша, прошептал:

– Повернись.

Лариса сразу поняла желание любовника и, развернувшись, приняла ту самую позу, в которой совсем недавно лишала девственности Джамилю. Но вместо новой порции удовольствия ее тело пронзила острая боль, как будто кто-то вогнал внутрь раскаленный стержень. Она пронзительно закричала, попыталась вырваться, но тяжелая рука, опустившись ей на позвоночник между лопаток, придавила к постели.

Конечно, такой вид секса для нее не был в новинку, и они нередко его практиковали, только это заранее оговаривалось, потом была стадия подготовки с использованием смягчающих кремов и увлажняющих гелей. Тогда Тимур был с ней особенно нежен, а сейчас? Сейчас это больше напоминало насилие. Чтобы не кричать, Лариса закусила постельное покрывало, по ее лицу текли горькие слезы.

Постепенно боль с каждым толчком слабела, и ее заменяло нарастающее удовольствие. Нахлынувшая горячая волна снова заставила ее застонать. Не в силах противиться похоти, Лариса запустила руку между ног, одновременно двигая и покачивая тазом. Тимур повалился на спину, а Лариса, вытянув ноги, продолжала лежать на животе, ее тело нервно подрагивало, как будто через него пропускали слабый разряд электрического тока.

Когда же Лара смогла наконец оторвать лицо от покрывала, Тимур, выплеснув в нее всю свою энергию, свои эмоции и переживания, безмятежно спал. Его левая нога была в синем носке, а на правой висели спущенные брюки.

Выйдя из вагона электрички, Тамара Борисова нерешительно переступала с ноги на ногу. Она стояла на бетонной платформе, и перед ней возвышался бело-синий щит с надписью «Дроздово». Именно про эту станцию ей говорил Виктор…

Она снова вспомнила рассказ бывшего морпеха: война в Чечне, боевики, плен, подземный бункер, террористы, бред какой-то. Ей бы следовало обо всем этом сообщить в милицию или куда там положено. На худой конец просто забыть парня (возможно, шизофреника с манией преследования) и больше ни ногой в «Славянскую вольницу». Но ничего этого она не сделала. Влекомая какой-то непонятной силой, утром следующего дня, не заходя в номер, снятый накануне, она отправилась на вокзал. Сев на ближайшую электричку, выехала в Дроздово, чтобы помочь почти незнакомому парню.

«Нет, все-таки я ненормальная, – размышляла про себя Тамара, проходя через лесополосу, отделяющую дачный поселок от железнодорожной станции. – Может, в детстве не доиграла в казаки-разбойники, отсюда и тяга к авантюрам. Ну хорошо, раньше помогала любовникам – кому получить престижную работу, кому заграничную командировку или финансовую поддержку для развития искусства. Одним словом, «султанша» или «спонсорша», как говорят подруги. Но сейчас…»

При всей внешней безоблачности, ее жизнь не была наполнена радостью и уютом. Пожалуй, отсутствовал главный элемент полноты жизни, не было в душе теплого комочка, которого знающие люди называют «женским счастьем».

Дочь уже была взрослая, у нее появились новые увлечения, новые друзья и даже поклонники. Того гляди, выскочит замуж и упорхнет из родительского гнезда. С мужем, которого она когда-то любила до безумия, впоследствии что-то не заладилось. Он жил в своем небольшом, как панцирь черепахи, мирке, решал какие-то свои сугубо личные проблемы, совершенно забыв о семье, в которой год от года разрасталась пропасть отчуждения.

Конечно, свято место пусто не бывает, и, когда на тебя не смотрит твой муж, находятся другие мужчины, которые готовы с радостью его заменить. Но, как правило, с любовниками Тамаре не везло. Богатые, самодовольные самцы ей не нравились, эти мужчины считали, что все оценивается количеством наличных денег. Весь их вальяжный вид в большей степени напоминал кастрированных породистых котов, нежели постельных жеребцов.

Впрочем, для женщины были важны не столько сексуальные утехи, сколько внутреннее, душевное тепло. Богачи же напрочь лишены этого чувства. Хотя с другой стороны, душевность бедняков тоже понятие абстрактное, за последние пять лет у нее было два любовника.

Нищий доцент, от которого ушла жена, забрав двоих детей. Тема его будущей диссертации оказалась неактуальна в свете новых перспектив, ее закрыли. Доцент и вовсе оказался без средств к существованию, пришлось идти в грузчики на оптовый рынок. А так как человек умственного склада практически не приспособлен к тяжелому, физическому труду, он сильно уставал и, чтобы как-то расслабиться, начал пить. Доцент почти смирился с мыслью о самоубийстве, когда их свела судьба.

Тамара уже не помнила, что это было за торжество, праздник какой-то или день рождения одной из сотрудниц их фирмы. Как оказался на вечеринке Доцент, она тоже не помнила (наверное, чей-то родственник). Он был неряшливо одет, в больших очках со старомодной роговой оправой. Его долговязая фигура никак не вписывалась среди ярко накрашенных и нарядно одетых женщин, коих здесь было большинство. Доцент жался по углам и все искал повод покинуть вечеринку. Томе стало жалко его, и, взяв со стола два бокала с вином, она направилась к долговязому, нескладному очкарику. Так состоялось их знакомство… Доцент оказался великолепным собеседником, эрудированный, знаток истории и литературы, он превосходно декламировал стихи известных поэтов-шестидесятников, восхитительно пел романсы. С ним было интересно, он притягивал к себе как магнит. Через неделю она была у него дома, в убогой, почти без мебели, двухкомнатной хрущобе. А через месяц оказалась в постели, в этой самой убогой хрущобе. Потом они стали встречаться едва ли не через день. Доцент говорил, как он ее любит, Тамара его убеждала, что работа на рынке не его стезя, он достоин гораздо большего. И она не просто говорила, она подняла все свои и не только свои связи и наконец нашла ему достойную работу. Помощник брокера на товарно-сырьевой бирже был лишь первой ступенью на пьедестал карьерного роста.

С этого момента их чувства стали понемногу остывать, первое время Доцент говорил, что сейчас ему надо себя зарекомендовать на работе с лучшей стороны, поэтому времени на встречи остается совсем мало. Через год, когда он уже занял место брокера, при редких встречах стал отводить в сторону глаза, ссылаясь на большую загруженность. А еще через полгода его заметила и взяла под свое крылышко влиятельная финансово-промышленная группа, Доцент стал ее представителем на бирже. Как по мановению волшебной палочки, он превратился в респектабельного джентльмена, купил просторную квартиру в элитном доме, новый «Форд Скорпио» цвета «дипломат», загородный дом. И напоследок помирился с женой, к большому удовольствию последней.

А Тамаре, своему «ангелу-хранителю», заявил напоследок в краткой форме:

– Я не могу лицемерить перед женой. Тем более какой пример я подаю своим детям. Прости и… прощай.

– Прощай, – коротко ответила женщина и, не произнеся больше ни слова, удалилась. Месяц у нее была жуткая депрессия, и, если бы не дочь, еще неизвестно, чем бы все закончилось. Но она нашла силы и переборола душевную боль, дав себе слово больше никого не любить.

Но нет ничего более ненадежного, чем слово женщины. Через два месяца вихрем завертелся роман с сослуживцем. В отличие от Доцента, который был старше ее на семь лет, Сослуживец был ее ровесником. Он не был настолько эрудированным и обворожительным, как нынешний брокер, но зато был веселым и обаятельным. Хохмач, весельчак, первый заводила всех маленьких сабантуйчиков после работы и больших пикников на природе по выходным. С ним было легко и весело, Тамара даже не заметила, как оказалась на диване в квартире его друга, уехавшего в длительную командировку. Роман продлился почти год, за это время они перепробовали кровати в квартирах многих друзей, диваны на загородных дачах, сиденья в ее непомерно маленькой, явно не предназначенной для этого «Таврии». Она была почти что счастлива, но неожиданно Сослуживец, сидя в кафе, сказал:

– Любимая, тебя можно попросить об одном одолжении?

– Все, что угодно, – улыбнулась Тома, считая, что у ее дружка появилась какая-то новая сексуальная фантазия. Но он заговорил совсем о другом и абсолютно серьезно.

– В нашей фирме открывается представительство на Кипре. Главного менеджера туда еще не назначили, есть три кандидатуры, в том числе и я. Ты бы не могла замолвить за меня словечко перед генеральным? Ведь вы с ним хорошо знакомы?

Она действительно была в хороших отношениях с генеральным директором. Знакомы они были еще со времен института, учились в одной группе, играли в одной самодеятельности, и даже с его будущей женой были подругами. Тома в туристической фирме оказалась не случайно, ее специально разыскал директор и предложил на выбор несколько должностей. Она выбрала должность эксперта по маркетингу.

– Хорошо, поговорю, – наконец произнесла любимая женщина Сослуживца. И действительно, в тот же день она встретилась с генеральным директором и за чашечкой кофе попросила о своем друге.

Через два месяца Сослуживец с семьей уехал на Кипр. С тех пор прошло уже полтора года, за это время он ни разу не позвонил, не прислал ни одного письма или открытки к какому-нибудь празднику.

– Ну, Томка, ты у нас настоящая «спонсорша», или как там, «мать Тереза», – любили позубоскалить близкие подруги за чашечкой кофе с коньяком и сигаретой о ее любовниках. Это были единственные люди, которым она разрешала вести себя панибратски с ней. И даже сама смеялась над собой.

– Нет, девчонки, я не «спонсорша», я «султанша». Целый гарем содержу – всех мужиков, мужа, любовников кормлю, пою, устраиваю их судьбы, а потом они бегут без оглядки. Нет, нынче настоящие мужики перевелись.

Шутки шутками, но на душе все равно скребли кошки. Чтобы как-то развеяться, она ходила в театры, музеи, посещала художественные выставки.

На одной из таких выставок Тамара познакомилась с третьим своим мужчиной.

– И вам это нравится? – любуясь какой-то картиной, неожиданно услышала она за спиной незнакомый голос. Обернувшись, она увидела молодого человека. Худой, выше среднего роста, слегка сутуловатый, одет во все черное, он выглядел роковой фигурой. Длинные прямые черные волосы, спадающие на плечи, такая же черная недельная щетина на лице и темные глаза с поволокой дополняли этот мистический образ.

– Не знаю, – не задумываясь, ответила Тамара.

– Что здесь может нравиться? – Незнакомец состроил пренебрежительную мину на лице. – Номенклатурщики лижут зад власти, а власть за это разрешает им выставляться. А те, кто не хочет подлизываться, тех взашей, тех…

– Вы художник?

– Я… – внимательно посмотрев на нее, незнакомец сперва замолчал. Потом изумленно произнес: – Боже, какие глаза. Я обязательно должен написать ваш портрет. Вы видели мои работы?

Она отрицательно покачала головой.

– А хотите? – В его глазах пропала мутная поволока и вспыхнул какой-то буйный, неукротимый огонь.

– Надеюсь не сегодня, – на какое-то мгновение ее даже испугал этот нездоровый блеск.

– Хорошо, – согласился незнакомец. Вытащил из нагрудного кармана визитную карточку и протянул женщине. – Завтра в восемь вечера жду в своей студии.

Не дожидаясь ответа, круто развернулся и зашагал в сторону выхода. Любопытство боролось с осторожностью, но в конце концов первое взяло верх над вторым. Вечером следующего дня она, надев брючный костюм и короткую кожаную куртку, чтобы казаться как можно демократичней, взяла такси и поехала по указанному адресу.

Студия размещалась на чердаке старого, дореволюционной постройки дома, в грязном, замусоренном дворе. Ей пришлось долго подниматься по грязной темной лестнице. Чтобы не упасть, она держалась за перила, деревянные покрытия которых местами были оборваны, и рука натыкалась на шершавую, холодную металлическую рейку. От неожиданности Тамара резко отдергивала руку, затем снова хваталась как за путеводную нить. Наконец она добралась до чердака, только вместо ожидаемой фанерной или деревянной двери-развалюхи была установлена настоящая, мореного дуба с резными наличниками и тяжелой бронзовой ручкой, в самом центре двери красовалась блестящая табличка «Стучите, и вам откроют».

Сжав пальцы в кулачок, Тамара ударила в полированную поверхность дерева. Прошло несколько секунд, но ничего не изменилось, она снова постучала, тот же результат.

Удивленно пожав плечами, она хмыкнула и развернулась, чтобы уйти, но в этот момент щелкнул замок и дверь открылась. На пороге стоял ОН. Длинная, до колен просторная рубаха – косоворотка из плотной льняной ткани, темно-синие с белыми лампасами шаровары и домашние тапочки в виде двух коричневых смешных собачек. От столь экзотического вида у гостьи удивленно приподнялись брови.

– Дома надо ходить как удобно, – вместо приветствия объяснил свой наряд хозяин студии и тут же посторонился, пропуская гостью внутрь.

Студия занимала почти половину чердака, в дальнем углу у большого окна стоял мольберт, стеллаж с холстами, красками, кистями, всем тем, без чего не может работать – творить художник. В пяти метрах от мольберта стояло старинное кресло с резными подлокотниками и гнутыми ножками. Половина кресла была застелена большим куском тяжелого алого бархата. Свисающий до пола край материи был причудливо уложен красивыми складками.

– Работаете в стиле Ренессанса? – наобум спросила гостья.

– Я пытаюсь работать в различных стилях, кроме соцреализма.

– ?

– Надо мной в достаточной мере поиздевались в художественной школе и в училище. Теперь я пишу только то, что мне нравится. Впрочем, все к черту. Смотрите мои работы, только без комментариев, как в галерее.

Картин было много, около трех десятков, все они были развешаны вдоль стен студии. Одни были в дорогих рамах с позолотой, другие в простых деревянных, третьи вовсе без рам. Возле некоторых картин стояли этажерки с различными безделушками, книжные полки с одной-двумя книгами. Как догадалась Тамара, автор пытался создать определенное настроение к той или иной картине, так сказать, композиция в композиции. Хотя сами картины ничем особенным не отличались от тех, что довелось видеть на выставках.

«С той лишь разницей, что тех выставляют, а этого нет», – почему-то подумалось женщине.

Когда просмотр был окончен, хозяин ничего не спросил, взмахом руки он отдернул ширму, отгораживающую одну половину чердака от другой. На самом деле там оказалась не половина, а лишь малая часть, площадью с обычную трехкомнатную квартиру. Стены и потолок были выкрашены огромными разноцветными ляпами, под потолком висел старинный абажур с длинной бахромой. Мебель была разномастной: кожаное кресло, велюровое кресло, большой диван и допотопный с потрескавшимся лаком сервант, заполненный такой же разномастной посудой. На серванте стояли две черные колонки, а внизу приютился музыкальный центр. Между креслами вписался низкий плетеный столик, на котором стояла большая бутылка темно-зеленого стекла, наполненная едва ли не доверху какой-то темной жидкостью. Рядом два стакана – серый граненый и прозрачный из тонкого стекла, цилиндрической формы с красным ободком. Чуть дальше расположилась мелкая тарелка, на которой вперемешку лежали пара краснобоких яблок, желтая груша, десяток морщинистых с темными прожилками грецких орехов и сушеная таранька.

– Чем богаты, – обхватив за талию женщину, художник подвел ее к велюровому креслу и усадил. Затем, подхватив бутылку, театрально произнес: – Зато вино – настоящий церковный «Кагор». Божья слеза…

Он быстро наполнил стаканы на треть тягучим рубиновым напитком. Вино оказалось вкусным, хотя и приторно-сладким. После первой они выпили еще, затем еще, постепенно алкоголь начал дурманить ее мозг. Тамара, откинувшись на спинку кресла, рассеянно слушала разлагольствования Художника, то и дело, теряя нить его мыслей, отвлекаясь на какие-то свои ощущения.

Очнулась она неожиданно от звуков рвущейся из динамиков музыки и мощного баса Шаляпина:

Эх, дубинушка, ухнем.

Подернем, подернем, сама пошла.

И тут же вдруг осознала, что лежит на диване голая, а ее новый знакомый, тоже голый, лежит на ней и в такт песне яростно вбивает в нее свой возбужденный член. Тамара не закричала, не оттолкнула насильника. Неожиданно для себя, руками обхватила его шею, ноги обвили поясницу мужчины, и разгоряченное тело задвигалось в такт движениям партнера, в мозгу пульсировала всего одна мысль: «Мужик, настоящий мужик. И он мой».

Третий любовник оказался лучше двух предыдущих, он был на пять лет моложе Тамары, но так же беден, как его предшественники. Ей снова приходилось платить за гостиницу (так как в студии постоянно толкалось множество творческого люда), оплачивать посещение ресторанов, баров. Даже иногда покупать ему одежду. Утешать, когда проваливалась очередная попытка выставиться. Это было единственное, чем она могла помочь, ее связи не распространялись на деятелей искусства.

В конце концов, и капля камень точит. Через год после начала их бурного романа Художника наконец признали, ему разрешили выставиться в небольшой галерее и… Его сногсшибательный успех заметил столичный бомонд, газеты восторгались им.

Тамара была рада не меньше самого Художника. Она стояла в стороне и радовалась его триумфу. За все это время лишь однажды они созвонились и договорились встретиться в «Славянской вольнице», чтобы отметить творческий успех и годовщину их знакомства.

Она приехала первая, сняла номер, накрыла стол и стояла у окна, ожидая приезда любимого человека. Прошло два часа с момента назначенной встречи, в пачке заканчивались сигареты. Тамара даже не чувствовала вкуса белоснежных, тонких сигарет «Карелия», автоматически затушив окурок одной, она тянулась за другой.

На улице совсем стемнело, вокруг гостиницы зажглись уличные фонари. Из окна номера была хорошо видна стоянка, на которой среди «Мерседесов», «Ауди», «Тойот» и джипов стояла маленькая белая «Таврия», которая сейчас почему-то показалась ей одухотворенным и самым родным существом на свете.

Трубка мобильного телефона неожиданно ожила.

– Да, слушаю, – Тамара поднесла трубку к уху.

– Это я, – прозвучал голос Художника. Хотя она и надеялась, что любовник задерживается из-за того, что пьян, но его голос звучал абсолютно трезво. – Я не приеду.

– Сегодня не приедешь? – Сердце сковали ледяные тиски ужасного предчувствия.

– Я вообще не приеду.

– Почему?

– Мне надоело быть твоим рабом, Султанша! Зависеть от тебя во всем, угождать. Теперь я в состоянии все себе позволить, не завися ни от кого. Меня не ищи, между нами все кончено, – в трубке зазвучали короткие гудки.

Бросив телефон на пол, Тома тяжело опустилась на кровать. Невидящим взглядом обвела номер, потом перевела взгляд на сервировочный столик, заставленный хрустальными розетками с черной и красной икрой, блюдами с мясным и рыбным ассорти, салатом из морепродуктов, румяной курицей, фаршированной апельсинами и зажаренной собственноручно. Бутылки с рубиновым вином молдавского «Кагора» и золотистого армянского «Арарата». Палитра праздника угасла, и этот натюрморт смотрелся убого, как старая газетная фотография. Хотелось все это вышвырнуть в окно с четвертого этажа, а самой разрыдаться и пожалеть себя.

Сильные люди потому и называются сильными, что редко себя жалеют. Как правило, в критические минуты организм вместо того, чтобы паниковать, жалеть себя или биться в истерике, наоборот, мобилизует все резервы, заставляя человека улыбаться, когда хочется плакать, и танцевать, когда хочется упасть и не встать. И это не зависит от того, на людях этот человек или наедине с собой. Тамара была именно таким человеком. Вытащив из пачки последнюю сигарету, она глубоко затянулась, потом, не выпуская изо рта сигарету, подняла с пола телефон, отключила его и сунула обратно в сумочку. Взглянув на себя в зеркало, она произнесла вслух:

– Лицо немного бледное, но это поправимо. Достаточно капельки коньяка… – взгляд упал на бутылку «Арарата», но тут же покачала головой. – Нет, нет, в одиночестве пить – признак алкоголизма. А мой портрет он так и не написал…

Роща закончилась, и Тамара оказалась на вершине большого холма, у подножия которого раскинулся так ей необходимый дачный поселок. Хорошо натоптанная дорожка струилась с холма, и как ручеек вливается в реку, так и тропа вливалась в дорогу центральной улицы.

«Впрочем, если сравнивать, – размышления вернулись на свою колею, – то здесь сравнивать не с кем. Душка Доцент в постели стонал, кряхтел, жаловался на возраст, а в конце заявлял: «Ты меня загнала, как Дон Кихот Росинанта». Сослуживец… тот делал все по-быстрому – в машине, на квартире, у кого-то из друзей, для него это было что-то вроде выкурить сигарету. Его даже не интересовало состояние партнерши, он был человек компании, «массовик-затейник». Художник вообще в постель не ложился, предварительно не налакавшись винища. Потом долгими часами рассказывал о своей гениальности и непризнанности. Зануда! А вот Виктор, – Тамара почувствовала, как перехватило дыхание, а лицо залила краска прилившей крови. – Его, пожалуй, можно сравнить с Мальчишем-Кибальчишем. День простоял и ночь продержался. И в остальном всем троим не уступит, может, только картин рисовать не умеет… А может, умеет, я ведь его об этом не спрашивала».

Наконец она достигла первых строений. Поселок был небольшим, как теперь говорится, рабочим. Здесь наделы в шесть соток получали заводские рабочие, поэтому Дроздово не блистало многоэтажными особняками с зимними садами и фонтанами. В основном поселок был застроен фанерно-металлическими лачугами, куда горожане приезжали жить только на лето. Хотя были и добротные дома с кирпичными трубами, над которыми курился прозрачный дымок. Весеннее солнышко еще слабо грело, но в некоторых дворах уже хозяйничали трудолюбивые пенсионеры, наводя порядок после холодной зимы.

Тамара, четко следуя полученным от Виктора инструкциям, наконец нашла дом с большой стеклянной верандой и деревянными воротами. Перед домом был разбит небольшой палисадник, в котором, орудуя граблями, собирал прошлогоднюю листву высокий старик в синей теплой спецовке и вязаной розовой шапке с большим помпоном на макушке. Веселенький головной убор не очень гармонировал с продолговатым, морщинистым лицом аскета. Именно таким и описал Савченко хозяина здешней дачи.

– Добрый день, – громко поздоровалась Тамара со стариком. Тот прекратил свое занятие, потом отложил садово-огородный инструмент к ограде палисадника и не спеша направился к калитке, внимательно вглядываясь в лицо незнакомки. Наконец, приблизившись достаточно близко, произнес:

– Здравствуйте.

– Вы – Абрам Самуилович Урис?

– Не похож? – удивленно подняв брови, насмешливо спросил старик.

– Именно таким мне вас и описали, – призналась женщина.

– Чем могу быть вам полезен?

– Видите ли, я ищу Дмитрия Павловича Лескина, – произнесла гостья и тут же увидела, как посерело лицо старика.

– Никогда про такого не слышал, – буркнул он.

– А насколько мне известно, вы старые друзья, – попробовала как-то разрядить нарастающий гнев хозяина дачи Тамара, но было уже поздно.

– Что вы себе позволяете? – Урис неожиданно для себя самого стал повышать голос. – Вы что, из налоговой инспекции и хотите меня привлечь за то, что я держу квартирантов и не плачу налогов? Ничего у вас не выйдет, спросите у участкового, он подтвердит, что я живу один. Дать вам его адрес?

– Не надо мне никакой адрес, – сдерживаясь из последних сил, чтобы не нагрубить, произнесла Тамара. – Просто моему знакомому Виктору Савченко нужна его помощь. Он дословно просил передать: «Передай Палычу привет от Пистона».

– Ой, девушка, что вы мне морочите голову своими ребусами. Я же вам сказал, никакого Павловича я не знаю и тем более какого-то Пистона. Прямо цирк шапито устроили, – пробурчал Урис. Потом внимательно посмотрел на женщину и спросил: – А может, вы шпионка?

– Нет, я не шпионка, – ошарашенно произнесла Тамара, сообразив, что поездка к черту на кулички в это Дроздово никакая не авантюра, а следствие больного воображения, впрочем, как и лечь в постель с мужчиной, которого знала меньше часа. – Извините, до свидания, – потупив глаза, произнесла она уставшим голосом и, круто развернувшись, пошла обратно.

Старик молча, не отрываясь, смотрел ей вслед.

Проснулся Тимур около восьми часов утра по-своему внутреннему будильнику. Шторы на окне были распахнуты, из-за стекла смотрел ясный, солнечный день. Чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, на душе соловьи пели песни, хотелось… Но в постели он оказался один.

Вздохнув, Тимур поднялся с постели, накинул на себя темно-синий, расшитый американскими звездами, махровый халат, завязал пояс на талии и вышел из спальни.

Умывшись и причесавшись, он направился на кухню. Там вовсю кипела работа, стол был заставлен деликатесами, которые он принес накануне. В центре стола стояла бутылка «Цинандали», на сковороде шипели осетровые стейки, а в окошке освещенной духовки кувыркался нанизанный на шампур цыпленок, демонстрируя румяные бока.

– Что за пир на весь мир? – весело воскликнул Тимур.

– Ой, напугал, глупыш, – воскликнула Лариса, от неожиданности едва не выронив нож, которым нарезала крабовое мясо. Потом добавила: – Рано проснулся, не успела все закончить

– Так все-таки, что за праздник? – настаивал Тимур.

– Никакого праздника, – ответила женщина. И тут же, взмахнув ножом, с кавказским акцентом произнесла: – Просто настоящий мужчина, джигит, должен хорошо и главное – разнообразно питаться. Так ты, кажется, учил меня в первые дни нашего знакомства?

– Хорошая ученица, – улыбнулся Тамерлан. Пройдя через кухню к окну, взял с подоконника пачку «Парламента», достал оттуда сигарету, прикурил, потом поставил перед собой телефонный аппарат, но, прежде чем начать набирать номер, сказал: – Свари мне кофе.

Лариса отложила все свои дела, достала серебряную турку и пачку молотого натурального колумбийского кофе. Этот сорт нравился им обоим…

Тимур, набрав номер мобильного телефона, который он оставил Джавдету, подождал несколько секунд, наконец на другом конце ответили.

– Привет, Гонза, это Тамерлан. Как у нас дела?

Джавдет после вчерашнего возлияния с «перекуром»

еще плохо соображал, поэтому его рассказ был длинным и сбивчивым, но Тимур сразу ухватил суть.

– Бабу, говоришь, снял и всю ночь ее «жарил»? Ай, молодца, – рассмеялся резидент. – Проститутка?

– Нет…

Тимур нахмурился, потом переспросил:

– Что, из порядочных?

– Ну, не совсем, – хмыкнул Джавдет. – Она сняла номер в правом крыле, накрыла «поляну», видимо, ждала любовника. А тот не пришел, вот она и направилась в бар, утопить в алкоголе горе. Там ее наш жеребчик и закадрил. Думаю, она только в выигрыше осталась…

– Ты уверен, что с ней все так, как ты говоришь?

– Да, полностью, – ответил, уже окончательно придя в себя, Гонза. – Имрам ходил справляться насчет нее у портье и коридорных. Все полностью подтверждается, она тут часто бывала с каким-то длинноволосым типом. Номер, как правило, бронировали на одни сутки, но задерживались на несколько часов. Имрам был в ее номере, видел сервированный стол, говорит, дорогую жратву дамочка выставила. А длинноволосый ее кинул…

Тимур несколько минут помолчал, представляя, что ему дает сложившаяся ситуация. Приличная женщина куда более ценный свидетель для следствия, чем все проститутки, горничные с коридорными и постояльцами кавказской национальности. Потому что она – ПРИЛИЧНАЯ ЖЕНЩИНА.

– Он там ей ничего не наболтал лишнего?

– Да ты что?! Он вообще ничего не говорил, пыхтел как кузнечный мех. А сейчас дрыхнет, как слон.

– А мадам?

– Чуть свет покинула номер и исчезла, – весело произнес Гонза и тут же спохватился: – А что, надо было проследить?

– Нет, – ответил Тимур, докурив сигарету, окурок выбросил в открытую форточку. – Если снова появится, вы ее не трогайте и вообще не мешайте им. Только следите, чтобы этот секс-машина лишнего не наговорил.

– Все будет в порядке, – пообещал Гонза.

– Тогда до завтра, – мобильник отключился, по кухне плыл аромат свежесваренного кофе. Он был настолько мощным, что заглушал другие кухонные запахи. Лариса разлила густой темно-коричневый напиток в две маленькие фарфоровые чашечки. Поставив одну напротив Тимура, другую на противоположный край стола, присела на краешек табуретки и закурила. Рассматривая сквозь клубы дыма лицо любимого, неожиданно спросила:

– Ты уже все свои дела закончил?

– Остались кой-какие штрихи до завершения шедевра…

– Когда снова уезжаешь?

– Для этого никуда не надо уезжать. Все события будут разворачиваться здесь, – честно признался любовник.

– Тим, разреши мне помочь тебе, – умоляющим тоном произнесла Лариса.

Тимур задумался, вновь прокручивая ситуацию. За последние годы он сильно привязался к этой женщине, видимо, ее животная, нечеловеческая любовь поразила и его. После возвращения из Чечни он дал ей все: деньги, положение в обществе, квартиру, машину. Решив, что не допустит больше, чтобы она вновь рисковала своей жизнью…

«Впрочем, здесь никто не рискует своей жизнью, кроме этого лопоухого морячка, – подумал Тамерлан, глядя на томящегося в духовке цыпленка. – Все распределено и вызубрено назубок, как в хорошей пьесе. Остается только сыграть».

Он был абсолютно уверен, что ликвидация изменника и перебежчика Бахрама Джамбекова пройдет без сучка и задоринки. Но, потом… Несмотря на вспыхнувшую в Чечне резню по законам кровной мести, ФСБ будет здесь «рыть» землю, пытаясь докопаться до истины, искать свидетелей. Но что они могут найти?

Боевики, приданные для обеспечения операции, вернутся вместе с Гонзой на войну. Хотя Тимур сильно сомневался, что толстый шашлычник вернется в Ичкерию. Уважения среди других полевых командиров никогда он не имел, людей своих растерял, там ему делать нечего, это уже не его война. Впрочем, Джавдета опасаться не стоит, на нем столько грехов, что он вряд ли будет себя афишировать. Есть еще Сафин, «сливной бачок», он не только знает все подробности предстоящей операции, но даже в какой-то мере является ее художественным оформителем. Ему после всего случившегося скорее всего будет обеспечена «крыша» мирового сообщества и всей западной прессы.

«Толик не такой дурак, чтобы распускать язык и все потерять. Второго такого шанса у него уже никогда не будет».

Оставался он и те, кто ему будет помогать. Первоначально Тимур хотел для вспомогательного обеспечения использовать нескольких парней из местной чеченской диаспоры. Там у него были надежные люди. Но насколько бы ни были надежны партнеры, а паршивая овца всегда отыщется, тем более, чекисты большие спецы в области поиска таких овец.

Даже если попытаться обойтись своими силами без посторонних, все равно транспорт необходим как воздух или даже более того.

«Хорошо, можно будет взять мой «Крайслер», туда влезут шесть человек. – Тамерлан вспомнил о темно-синем красавце с мощным мотором, кожаной обивкой салона, музыкальной квадросистемой. Это была его гордость. – Но куда посадить остальных боевиков с Джавдетом?» – и тут же вспомнил про черный «БМВ» Ларисы. Эта женщина даже под пытками инквизиции о нем ни слова не скажет.

– Хорошо, я возьму тебя в дело, – наконец произнес Тимур и, не глядя в глаза женщины, взял со стола чашку. Кофе был горячий, крепкий и сладкий – такой, как он любит.

Убедившись, что блондинка поднялась на холм и исчезла среди деревьев лесополосы, Абрам Самуилович направился в дом, по-старчески шаркая ногами. В самой дальней комнате из-за плотно завешенных окон было темно, как в шахте, лишь горел голубым сиянием монитор компьютера. Перед экраном, склонившись, сидел невысокий сухонький старичок в толстом водолазном свитере, видавших виды штанах и теплых войлочных башмаках, прозванных в народе «чуни». Старик, ловко щелкающий пальцами по клавиатуре, был не кем иным, как Дмитрием Павловичем Лескиным, семидесятилетним вором-рецидивистом, обладающим редкой вымирающей криминальной специальностью «медвежатник», значительно преуспевающий в этом ремесле. За что и имел от блатной братвы погоняло Ключ. Полтора года назад судьба преподнесла еще один подарок пенсионеру Лескину в виде зоновского знакомца Зуба и группы молодых периферийных лохов. После чего началось жизненное шоу «Попробуй уцелей» с ограблением инкассаторского броневика, взлома современного сейфа и, как фон для всего этого, – перестрелки, мордобои, кровь и трупы. В конце концов уцелеть удалось одному Дмитрию Павловичу, он стал обладателем девяти с половиной миллионов долларов и был объявлен во всероссийский розыск.

Абраму Самуиловичу Урису, принимавшему в этом шоу участие в качестве «подтанцовки» основного игрока, на худой конец статиста, ничего не оставалось, как принять на жительство старинного друга и разделить с ним все тяготы конспиративной жизни и грязно-зеленые американские деньги, доставшиеся Ключу в качестве главного приза. Абрам Урис, неоднократно судимый врач сперва за подпольные аборты, а потом за скупку краденого, носил также уважительное погоняло Лазарет, где ему обычно приходилось трудиться, отбывая очередной срок. Теперь домовладелец Урис стал кем-то вроде «шестерки» – исполнителя при Лескине, он посещал магазины, базары. Если же надо было купить что-то более серьезное, ехал в Москву (так в их доме появился компьютер, необходимая к нему литература, а также многое другое). Все свободное время он готовил еду, убирался по хозяйству или стирал белье в машине-автомате «Индезит».

Старики ругались почти каждый день, но потихоньку и беззлобно. Уходить Дмитрию Павловичу было некуда, да и не хотелось, поэтому ничего не менялось изо дня в день.

– Все в свои игрушки играешь, – пробурчал вошедший в комнату Урис.

– Не бурчи, Абраша, – добродушно отозвался Лескин, при этом ни на секунду не отрываясь от монитора. – Я, между прочим, сегодня был на президентском сайте, узнал много интересного. Эх, сбросить бы мне годков так сорок, да с моими всеми знаниями плюс хорошую машину, – старик любовно погладил прямоугольную коробку компьютера, – и натворил был я делов. Это же не я, Абраша, тех пацанов подбил банковский броневик брать. Все это душегуб Сашка Зубов, падла. Он еще и ко мне мокроделов подсылал, говнюк. Эх, каких тогда ребят мочнули! Богатыри! Не то что мы с тобой – старые развалины. Хорошо хоть Пистон-Витька уцелел. Это же он мне подсказал, как работать с компьютером, показал всю перспективу этой штуковины. А сам где-то запропастился, шельмец…

– Объявился твой Пистон, – произнес Абрам Самуилович как можно безразличнее.

– Откуда ты знаешь? – встрепенулся старик.

– Маруха приходила, тебя спрашивала, потом сказала, что Пистон ее послал.

– Ну, – Дмитрий Павлович уже забыл о компьютере и в упор смотрел на Уриса.

– Ну, я ее и послал. «Ищи дурака», – думаю. Пистон еще мальчишка, ему бы с погодками-мокрощелками якшаться, а здесь маруха козырная из круто прикинутых. Не иначе, как замели менты твоего Витьку, вот он для облегчения и заложил старого жулика Димку Лескина. Они и стали вынюхивать, что да как…

– Эх-эх-хэх, – вздохнул Лескин, выключая компьютер. – Старый ты стал, Абраша, совсем от жизни отстал.

– Чего? – не понял Урис.

– А того. Мент сейчас пошел другой, не строит сложных комбинаций. Если бы они хотя бы заподозрили, что я у тебя, ничего выяснять бы не стали, а прислали взвод ОМОНа, перевернули бы все с ног на голову и нашли кого надо. Не сериалы сопливые смотри, а «Дорожный патруль» или «Криминал» с «Чистосердечным признанием», узнаешь много чего интересного о сегодняшних методах милиции.

– Сам смотри «Человек и закон», а я за свою жизнь достаточно насмотрелся на них и напробовался их методов…

– Короче, – оборвал друга на полуслове Ключ, – куда маруха делась?

– Похиляла на платформу, вроде ее никто не пас.

– Ладно, и я пройдусь, – снимая с носа очки в тонкой золотой оправе, проговорил Дмитрий Павлович. Урис ничего не ответил, молча наблюдая, как старый друг прошел в прихожую, снял с вешалки стеганую фуфайку, на голову водрузил затертую кожаную кепку, надел на чуни резиновые калоши и, взяв в руку авоську с тремя пустыми водочными бутылками и двумя винными, вышел из дома.

Проснулся Виктор ближе к обеду, бесшумно слез с постели, открыл форточку и в течение получаса делал дыхательную гимнастику тайзюцюань, наполняя организм кислородом.

Настроение было великолепным, он делал гимнастику и больше ни о чем не думал, теперь он был просто уверен, что победит.

После дыхательной гимнастики Виктор пошел в ванную и долго мылся под контрастным душем. Когда он вернулся у комнату, на сервировочном столике его ждал горячий обед.

Поев, откинулся на спинку кресла, почему-то вспомнив ром с колой. Сунув руку в карман пиджака, Виктор извлек оттуда пачку пятидесятирублевок. Взвесив ее на ладони, неожиданно подумал: «Вот бы сейчас в казино пойти и сыграть в рулетку. Все это поставить на зеро и, голову даю на отсечение, выиграл бы». Мысль об отсечении головы переключила его сознание на сегодняшний день. Сразу вспомнился Тимур, перед глазами встала бритая физиономия чеченца. Внезапно вскочив, нанес удар в воображаемое, ненавистное лицо. Энергии, вложенной в удар, было столько, что воздух хлопнул как от удара хлыста.

До электрички было еще полчаса. Тамара, ругая себя последними словами, ходила по платформе, нервно дымя сигаретой. Кроме нее, здесь никого не было, поэтому она могла дать волю своим эмоциям. Потом появился какой-то невзрачный старичок с авоськой, позвякивая пустыми бутылками.

«Наверное, собирает по электричкам посуду», – машинально отметила Тамара и отвернулась, занятая своими мыслями. Старичок отошел к краю платформы и безмятежно глядел по сторонам. Когда женщина закурила третью сигарету и снова двинулась по перрону, старик неожиданно дернул ее за рукав, когда она проходила мимо него. Молодая женщина от неожиданности вскрикнула и отпрянула в сторону, едва не свалившись на железнодорожные пути.

– Я – Лескин, что надо Виктору? – произнес незнакомец. Тамара хотела возмутиться и обругать приставучего бомжа, но, всмотревшись в его лицо, поняла, это тот человек, о котором говорил Виктор. Она быстро заговорила, дословно передавая то, что было велено.

Дмитрий Павлович слушал внимательно, не перебивая, когда женщина замолчала, произнес:

– Будешь сегодня у Пистона – передай, я его на днях навещу.

Тамара хотела возмутиться и сказать, что больше ее ноги не будет в гостинице. Но вспомнила прошедшую ночь и почувствовала, как к лицу снова приливает кровь. Она только и смогла произнести:

– Он просил поторопиться, его в любой момент могут оттуда увезти.

Старик наморщил лоб, видимо, решая какую-то сложную задачу, наконец проговорил:

– А, ладно, буду завтра, раньше никак не получится, – с этими словами он внимательно посмотрел на женщину. – Ты там присматривай за ним, если что, шепнешь мне. Дай-ка свои координаты…

Тамара, подчиняясь воле невзрачного старичка, раскрыла сумочку, достала визитку с золотым тиснением и протянула ее Палычу

– Вот, здесь адрес и телефоны: домашний и рабочий.

– Ладно, разберусь, – ответил Ключ. Выхватив визитку, которая тут же скрылась в недрах стеганой фуфайки, бросил на ходу: – В общем, покедова, лапа.

Он круто развернулся и зашагал прочь. Молодая женщина смотрела ему вслед, долго смотрела, пока перед ней не остановилась грязно-зеленая гусеница электрички.

За окном висел густой непролазный туман. Первый туман этой весной, белая, пушистая, как вата, мряка расползалась по земле, забиваясь во все щели и отверстия. Попадая прохожим за шиворот, заставляла зябко морщиться и ускорять шаг.

Машины, включив желтые огни противотуманных фар, медленно ползли по трассе. Водители, глядя перед собой, ругали чертову погоду и кляли на все лады автоинспекторов, водители всегда их ругают.

Этот мини-катаклизм никак не отразился на состоянии Анатолия Сафина. Сегодня он просидел весь день дома, работал над сенсацией.

Вернувшись из Чечни, он написал под своим именем несколько очерков о солдатах и милиционерах на войне.

Более или менее показал их быт, описал несколько портретов героев. В общем, чтиво получилось средненькое, но редакции газет, к которым он обращался, брали с удовольствием (информация очевидца) и неплохо платили.

Собранные гонорары позволили рассчитаться с мелкими долгами, в основном за коммунальные услуги, купить дорогих сигарет, хорошего коньяка и забить холодильник продуктами. Теперь можно было заняться работой для Федора Достовалова.

За окном противно и сыро, а в квартире тепло, работает электрокамин, излучая тепло и радуя глаз светом искусственного пламени.

Закончив набор текста на компьютере, Анатолий откинулся на спинку стула, заложив пальцы в замок, он вытянул руки над головой и потянулся до хруста в суставах. Вот работа и закончена. Он бегло просмотрел набранный материал, два десятка фотографий, и что ни снимок, то шедевр. Это не статья, за которую любой редактор отвалит сполна, лишь бы получить эксклюзив. Нет, это большое журналистское расследование на добрый десяток статей. И какой материал! Каждое слово, каждая запятая – сенсация, тут не деньгами бумажными станут осыпать, а золотом. Одно название чего стоит!

Никто не забыт и ничто не забыто.

(Кто стоит за нашумевшим убийством чеченского полевого командира, перешедшего на сторону федеральной власти.)

– Каково? Это уже даже не золото, а мировое признание.

«Прав был Тим, за это янкесы и Пулитцеровской премии не пожалеют. Осталось только привести приговор в исполнение».

Выключив компьютер, Анатолий встал из-за стола, достал из бара бутылку «Мартеля», на треть наполнил коньяком большой пузатый бокал и, сунув в рот темно-коричневую сигарету, сел в кресло. Он пил коньяк и попыхивал сизым табачным дымом.

Его квартира, которую он купил несколько лет назад на чеченские деньги от своих публикаций, сейчас его уже не устраивала. «Разве это жилье для такого мэтра журналистики, как я? Лачуга». И снова потянулся к бутылке.

Когда через час позвонил телефон, Сафин уже основательно был пьян.

– Слушаю, – произнес Анатолий, с трудом дотянувшись до аппарата и сняв трубку. – А, Тим, это ты! Здравствуй дорогой, здравствуй. Давно жду. У меня все готово, теперь дело только за тобой. Когда ты сделаешь свой… – выставив указательный палец, журналист произнес: – К-х-х, – и сам довольно захохотал. – Что? Нет, я не пьян. Просто весь день работал, сейчас немного расслабился. Завтра встретимся. Зачем? Фотографии? Зачем, у меня полный набор. А, московский период. Оригинально. Хорошо, тогда завтра встречаемся. Где? Ах, за городом… Понимаю, понимаю, конспирация, конспирация и еще раз конспирация, как говорил великий картавый. Ну хорошо, до завтра.

Он положил трубку на аппарат, затем свернул и продемонстрировал кукиш невидимому собеседнику.

– Пошел в жопу, козопас!

Допив остаток «Мартеля» прямо из бутылки, он уснул в кресле, чтобы через шесть часов проснуться и поехать снимать новую серию снимков о главном герое его сенсационного разоблачения.

На чердаке был собачий холод. Туман, осевший на крыше, проникал внутрь студеной влагой. Было сыро и холодно. От холода не спасала ни одежда, ни тряпка, которую вчера здесь нашел Ежик. Теперь, завернувшись в эту дырявую материю, Погожин отстукивал зубами морзянку. Но его сигнал бедствия никто не слышал, никому он, Васька Погожин по кличке Еж, не был нужен.

На память пришли родители, отец, вечно пьяный, и мать – несчастная, забитая женщина. Может, они его и любили, но только никакого дела им до него не было. Вот поэтому он с раннего детства проживал во дворе и на улице, а всякая там шпана, друганы заменили ему семью. Хотя на самом деле они его использовали и подставляли.

Прошел он немалый путь по тюрьмам и лагерям. С такой биографией люди пристраиваются, а он нет. Бог ему дал золотые руки, любое ремесло осваивал буквально на лету, а вот мозгами обидел. Не было в нем ни хватки, ни хитрости или коварства. Поэтому в зонах он или пахал с мужиками, или шестерил на пахана с его кодлой.

Семью завести не получилось как-то, вот и остался, как говорится, ни кола ни двора, ни Родины, ни флага. Голь перекатная. Хотя была своя квартира или, вернее, своя нора, пещера, но она находилась на другом конце Москвы, попробуй сейчас туда добраться, ночью.

«А если Тик-Так в ментовке раскололся? – раскинул своими непутевыми мозгами Васька. – А он раскололся, будьте уверены. В таком случае дома ждет засада, стоило вчера убегать, сидеть голодным, мерзнуть, чтобы снова за решетку».

Мысли снова уходили в сторону в поисках тепла и еды. Где-то недалеко отсюда жила его старинная зазноба Людка-Бомбоубежище, прозванная так за то, что в ее квартире всегда мог остановиться любой вышедший на свободу или находящийся в бегах или розыске урка. Людка всегда и с радостью делила с ними крышу и постель, лишь бы у постояльца были деньги, хрусты, мармулетки. А сейчас у Ежика в кармане ветер гулял.

«Да и давно это было… Может, Людка померла вообще», – мысленно спорил с собой Васька. Но никакие размышления не спасали от холода и голода… Кишки марш играли, от стужи зуб на зуб не попадал, казалось, эти звуки слышно на соседней улице.

«Вот если выберусь из этой передряги, все, завязываю бухать, найду работу. Стану человеком, а не бродячей собакой», – давал в очередной раз себе слово Васька. Но, как ни странно, мозги его, настроенные на выход из сложившейся тупиковой ситуации, хоть и со скрипом, но все же стали понемногу работать.

«А собственно, что мне может пришить Тик-Так? – размышлял Василий. – В магазин я с ним не входил, из поджиги не стрелял, да и нет у меня никакой поджиги и не было. Продавцы меня не опознают, они были в магазине, на свету, а я на улице, в темноте. Ничего мне менты пришить не смогут. Побуцкают разве что для острастки, ну да это не впервой».

Думать о том, что для «хорошего» следователя такой экземпляр, как он, вор-рецидивист, полубомж, просто находка и могут повесить на него сколько угодно и каких угодно «висяков», и он ничего сделать не сможет, Васька не хотел. Настроившись на новый поворот в своей жизни, он постепенно перестал дрожать, согрелся и задремал.

– Я смотрю, ты тут устроился как на курорте, – Виктора разбудил громкий голос Тимура. – Спишь сколько хочешь, жрешь от пуза, пьешь что пожелаешь. Да еще бело-снежку трахаешь. Нехорошо, распускаешься, забываешь, что за все в жизни надо платить.

Гафуров стоял посреди номера с сигаретой в зубах, засунув обе руки в карманы своего кожаного плаща. Виктор продолжал лежать в постели. Из-под приподнятых век он наблюдал за Тимуром. Сейчас он был великолепной целью для атаки. Савченко знал, что даже из такого положения, в котором он сейчас находится, успел бы его достать еще до того, как чеченец смог вытащить руки из карманов для противодействия. Но это не решило бы главной проблемы. Поэтому…

Виктор открыл глаза и сладко зевнул, Тимур, глядя на его физиономию, лишь недобро хмыкнул.

– Поднимайся и быстро одевайся. Пора провести генеральную репетицию и заканчивать намеченную операцию.

Савченко поднялся с постели, отметив про себя, что Тимур говорит с ним открыто, даже без малейшей ретуши.

Умывшись и побрившись, он оделся в уже привычные джинсы, свитер и кожаный пиджак.

– Возьми в шкафу длинный плащ, шляпу и надень солнцезащитные очки, – приказал Тимур.

– А что, завтракать я не буду? – играя под обнаглевшего увальня, спросил Виктор.

Гафуров дернул головой, резко повернувшись к пленнику, его глаза бешено раскрылись, а губы, наоборот, плотно сжались. Несколько секунд он боролся с собой, потом спокойно произнес:

– Ты уже совсем обнаглел. В обед наверстаешь.

– В обед так в обед, – покорно согласился Савченко, предусмотрительно решив не доводить чеченца до кипения.

– Значит, так, надеваешь шляпу, плащ и очки. Спустишься на первый этаж и выйдешь через боковой вход в левом крыле. Понял?

– Понял, не дурак, – весело проговорил Виктор, – дурак бы не понял.

– Вот и хорошо, – на этот раз Тимур улыбнулся, – на входе тебя будет ждать черный «БМВ», за рулем женщина-брюнетка. Без разговоров садишься на заднее сиденье.

Больше не говоря ни слова, Гафуров вышел из комнаты. Виктор выполнил все, что ему сказал резидент, надел плащ и очки, нахлобучил шляпу на глаза. Для чего весь этот маскарад нужен, он прекрасно понимал, таким образом чеченцы хотели сократить его контакты с посторонними лицами. Для постояльцев он должен быть террористом-одиночкой, уж по крайней мере, не связанным с приехавшими из Чечни боевиками.

Спустившись на первый этаж, он, как и было условлено, вышел через боковые двери в левом крыле. Недалеко от входа Виктор увидел поблескивающий черным лаком «БМВ». Открыв правую дверь, Савченко сел на заднее сиденье, не забыв при этом поздороваться. Женщина, сидевшая за рулем иномарки, оказалась довольно-таки красивой брюнеткой, густая копна черных волос гармонировала с облегающим черным гольфом, который подчеркивал ее полную грудь.

Брюнетка не ответила на приветствие, но при этом несколько минут смотрела на пассажира оценивающе. Большие карие глаза смотрели внутрь его и оценивали не как мужчину или человека, это был абсолютно другой взгляд. Так оценивают животное или вещь, дорогую, но ненужную игрушку.

Наконец брюнетка отвернулась и включила зажигание. Виктор никак не мог поверить, что его отпускают куда-то ехать вдвоем с женщиной. Но едва машина свернула за угол, скрывшись с глаз постояльцев, как к ней подскочили трое чеченцев. На переднее сиденье возле водителя сел Гонза Холилов, на заднем уместились Имрам с Хохи.

Когда машина, выехала с территории гостиницы на трассу, перед ней сразу возник длинный угловатый красавец «Крайслер».

«Полный комплект», – догадался Виктор, что в этой машине едут остальные боевики. Впрочем, сейчас его это не особо печалило, вчера вечером Тамара принесла ему радостную весть. Она нашла Палыча, и старый медвежатник обещал его навестить в ближайшее время. А уж со старым тюремным волком этих шакалов они порвут на лоскуты.

«БМВ» и «Крайслер» все дальше и дальше удалялись от Москвы. За окном машины мелькал частокол леса, земля уже покрылась изумрудной травой, а деревья все еще тужились набухшими почками, готовые со дня на день разродиться молодой листвой.

Хохи и Имрам без конца о чем-то говорили, громко смеялись. Гонза в общем веселье участия не принимал. Время от времени только поглядывал на брюнетку, которая уверенно вела свою машину вслед за «Крайслером».

Неожиданно впереди идущий темно-синий, с хромированной решеткой радиатора дорожный монстр свернул с трассы на грунтовку и запрыгал по лесным ухабам. «БМВ» как привязанный последовал за ним.

– Вах, такие машины гробите на бездорожье, – неожиданно произнес Гонза. Он все больше и больше проникался к гражданской жизни. Несколько дней из проведенных в Москве показали бывшему шашлычнику, какими неограниченными коммерческими перспективами наделен этот город. Последнее время Гонза только и сушил имеющиеся у него мозги, как уговорить Тимура оставить его в этом «Изумрудном городе».

«Эх, мне бы тут пересидеть заваруху», – размышлял Джавдет, то и дело поглядывая на Ларису. Он хорошо знал, что это женщина Тимура, и думал, как бы через нее решить свои проблемы. Но в голову ничего не приходило.

Машины въехали на просторную поляну, где их поджидала видавшая виды бордовая «Нива». Возле машины стоял Анатолий Сафин, лицо журналиста было тоже бордового цвета, он лениво ворочал челюстями, пережевывая жевательную резинку. На его груди болтался фотоаппарат с длинным черным объективом.

– Привет, – вяло поздоровался Анатолий с Тимуром, на этот раз они обошлись без объятий и поцелуев, обменялись лишь рукопожатием.

– Ну что, подобрал натуру? – сдержанно спросил Тимур.

– Обижаешь.

– Ладно, показывай.

Пока резидент беседовал с журналистам, седовласый боевик открыл багажник «Крайслера» и достал оттуда большой пластиковый кейс. Чемодан доверху был набит оружием. Боевики тут же его разобрали и принялись проверять работу: вытаскивали обоймы, передергивали затворы, жали на спусковые крючки.

Виктор, еще с детства интересовавшийся стрелковым оружием, сразу распознал системы. Он определил два самодельных чеченских пистолета-пулемета «борз», чем-то напоминающих немецкое оружие времен Второй мировой войны. Дальше шли три миниатюрных чешских «скорпиона», любимое оружие террористов. Остальное оружие было пистолетами советского производства.

Хохи помахивал возле лица пленника импортным «скорпионом», Имрам, получивший «стечкина», профессионально извлек пистолет из пластиковой кобуры, защелкнул крышку и примкнул к рукоятке в виде приклада.

Гафуров спрятал в подмышечную кобуру угловатый «глок», потом повернулся к боевикам и что-то коротко по-вайнахски приказал, те, пряча под одеждой оружие, разошлись в разные стороны.

«Оцепление выставил», – отметил про себя Виктор. Тимур подошел к Ларисе, стоявшей неподалеку от пленника, и громко произнес:

– Останешься возле машины.

– Я пойду с вами, – попыталась возразить женщина, но, увидев суровый взгляд своего любовника, покорно отошла и села в салон «БМВ». Закурив, она стала наблюдать за мужчинами, удаляющимися в глубь леса.

Идти пришлось недолго, отойдя от машин метров на триста, они оказались на небольшой, продолговатой формы, как будто на нее уронили гигантское яйцо, лужайке, в конце которой стояла сухая березка, к ее стволу был прибит фанерный щит.

– Вот, это то, что надо, – указывая на березу, произнес Сафин. Подойдя поближе к дереву, он извлек из-под куртки свернутый в рулон плакат. Развернув плакат, на котором был изображен Бахрам Джамбеков, он приладил его к щиту.

– Ну вот, теперь порядок, – к Виктору подошел Тимур, протягивая ему пистолет Макарова. – Сейчас отстреляемся, потом экскурсия по Москве и в гостиницу отдыхать перед акцией.

– И скоро акция? – спросил Савченко, оттягивая затвор пистолета. Оружие держал вполне уверенно, в конце концов, не олигофрен же он, чтобы после стольких часов тренировок (за это время можно было научить медведя или обезьяну) не уметь пользоваться пистолетом.

– У нас как у летчиков, – глядя куда-то мимо Виктора, произнес Тимур. – Когда разрешат, тогда и проведем акцию.

– Так, все из кадра, – закричал Сафин, поднимая свой фотоаппарат. – Начинаем съемку.

Все отпрянули от пленного, как будто он был по меньшей мере прокаженный. Виктор взвел курок и осмотрелся боковым зрением, по сторонам от него стояли Хохи и Имрам, держа свое оружие на изготовку, направляя его в спину пленника.

Это была беспроигрышная ситуация для чеченцев, как бы Виктор ни дергался и ни пытался изобразить из себя «Лимонадного Джо», больше одного выстрела сделать ему не дадут, изрешетят.

«В общем-то, сейчас это и не надо, теперь время играет на меня». – Виктор поднял пистолет, зажмурив левый глаз, поймал в прицел березу, растущую чуть поодаль от мишени, потом плавно потянул на себя спусковой крючок. Грохнул выстрел, затем еще один, и еще, и еще…

Когда после восьмого выстрела ствольная коробка отъехала назад, обнажив дымящийся ствол пистолета, Виктор криво усмехнулся и посмотрел в объектив фотоаппарата.

– Браво, – закричал довольный Сафин, – последний снимок прямо для голливудского блокбастера.

– Да, действительно, – согласился подошедший Тимур, указав на мишень, добавил: – Но по-прежнему стреляешь ты из рук вон плохо. Только один раз зацепил мишень, да и то с краю.

«Зато в березу засадил оставшиеся семь», – мысленно огрызнулся Виктор.

Сухо щелкнул неожиданный выстрел, тяжелая винтовочная пуля продырявила портрет, оставив во лбу улыбающегося Бахрама Джамбекова черное отверстие размером с пятак.

Боевики с Гонзой и Сафиным мгновенно рухнули на землю. Стоять остались Тамерлан и Савченко, они синхронно обернулись на звук выстрела.

На крыше «БМВ» была установлена диковинная винтовка с оптическим прицелом. Лариса, увидев, что на нее смотрят, приветливо помахала рукой. Тимур погрозил ей беззлобно кулаком, а Виктор тут же сообразил, откуда взялся такой специалист.

«Снайперша, сука», – с ненавистью подумал он.

– Кончай валяться, едем в Москву на экскурсию, – скомандовал Тамерлан, забирая у Виктора пистолет.

– Дима, ты серьезно решил ехать в Москву? – спросил Урис, наблюдая, как его друг облачается в новые заграничные вещи, которые Абрам Самуилович привез полчаса назад из столицы.

– Да, Абраша, еду, – коротко ответил Лескин, поправляя галстук перед зеркалом.

– Оно тебе надо на старости лет? По тюремной шконке соскучился? Ты же во всесоюзном, тьфу ты, в федеральном розыске, – продолжать канючить старый еврей.

– Ты это серьезно? – удивился Дмитрий Павлович. И увидев, что Урис утвердительно кивнул головой, продолжил: – Сколько я тебе говорю, смотри серьезные программы, а не сериалы сопливые. Сейчас в Москве кого только нет. Да и кто помнит, что полтора года назад меня объявили в розыск?

– Кому надо – тот помнит, – не сдавался Урис.

– По крайней мере не менты, – ответил Лескин, надевая на голову дорогую фетровую шляпу.

– Ну а почему ты не думаешь, что хохма с Пистоном элементарная подстава?

– Во-первых, если бы меня хотели взять, то взяли бы у тебя в доме, сейчас это делается очень просто. В крайнем случае повязали бы на платформе, куда я сам вылез. Но не взяли.

– А если их интересуют исчезнувшие миллионы? И через пацана хотят их выудить?

– Абраша, – старый медвежатник с укоризной посмотрел на своего приятеля. – В конце концов, кто это такие мои невидимые враги?

– Ты что, Дима, совсем склерозный?! – взвился Урис. – Ты же сам говорил, его взяли за «хобот» чеченцы. Естественно, эти звери с него потребовали выкуп, когда он попал в плен. Пацан и раскололся.

– Да нет, про «зелень» он ничего не знает. Тем более что за солдата-«срочника» девять «лимонов» слишком круто. За эти бабки я на них всю блатоту московскую натравлю. Да так, что инквизиция вместе с репрессиями Берии покажется им не более чем развлечения пионеров-любителей.

– Неугомонная душа, – безнадежно махнул рукой Урис. – Все думаешь, что тебе двадцать лет.

– Не волнуйся, Абраша, все обойдется, – попытался утешить друга Дмитрий Павлович, но тот отвернулся и вышел в соседнюю комнату.

Лескин, пожав плечами, взял кейс из крокодиловой кожи, последняя деталь его делового прикида. Старый вор не зря взял сутки на тайм-аут, необходимо было осмыслить сложившуюся ситуацию и наметить хотя бы предварительный план действий. Теперь он все осмыслил и ехал в Москву не вслепую, план у вора по прозвищу Ключ был. Оставалось только привести его в действие.

Выйдя из дома, Дмитрий Павлович прикрыл дверь и не спеша направился в сторону железной дороги. До электрички было еще время…

Едва забрезжил рассвет, Ежик выбрался из своего убежища и, слившись с утренней людской массой, направился к себе на квартиру.

Возвращался он со слегка усиленным сердцебиением, за всю криминальную жизнь (пять судимостей и несколько задержаний) всегда «брали» его неожиданно. Порой Василий осознавал только, что он арестован, уже в милиции, когда бравые сыщики оформляли его в СИЗО. Процесс был настолько привычен, что Ежик не особо расстраивался. Теперь ему предстояло совсем другое мероприятие – самому сунуть голову в раскрытую пасть тигра.

Сейчас, шагая по влажному от утренней росы асфальту и вдыхая свежий, не загаженный автомобильными газами воздух, Погожин про себя решал, как он будет вести себя при аресте. В том, что на квартире его ждет засада, он нисколько не сомневался.

«Только чтоб не пристрелили как собаку, – размышлял Васька, шаг за шагом приближаясь к своему дому. – Тик-Так наверняка стукнул, что у меня поджига. Менты на радостях и оформят меня как особо опасного».

Вот и двор родного дома, на какое-то мгновение Ежик замер, собираясь с духом. В голове даже мелькнула мысль: «А может, ну ее к чертям, эту квартиру, пойду в отделение и сам сдамся. Оформят явку с повинной». Но тут же эту мысль отбросил, припомнив вчерашние размышления.

«Дудки, никуда идти не надо, раз решил отпираться от гоп-стопа. Ничего они мне не Докажут. Чистый я».

Глубоко вздохнув, Погожин свернул во двор. Время было слишком раннее, поэтому ни на скамейках, ни на детской площадке никого не было. Не было и незнакомых людей в штатском.

«Пасут, наверное, со стороны, – решил Ежик. И тут же с интересом подумал: – Интересно, где засада? В подъезде или прямо на квартире?»

В подъезде тоже никого не оказалось, сквозь окна на межэтажных площадках пробивался утренний свет.

«Значит, в квартире», – почти радостно подумал Васька, открывая входную дверь. Но внутри тоже никого не оказалось, только на столе тараканья рать поедала остатки недавнего застолья, воинственно шевеля длинными усами. Ежик, все еще не понимая, что происходит, царственным жестом разогнал свою домашнюю живность и, сев за стол, оглядел остатки пиршества. На плоской тарелке лежали два давно обветрившихся, сморщенных кусочка вареной колбасы, подвявшие дольки репчатого лука и кусок засохшего хлеба. Для многих эти продукты годились бы разве что в отходы, но для голодного Погожина это был настоящий пир. В минуту он съел эти остатки, смахнул в ладонь со стола хлебные крошки и, высыпав в рот, довольно погладил впавший живот. После этого стащил ботинки, не раздеваясь, завалился на диван, накрывшись старым ватным одеялом, и тут же заснул.

Васька не знал, сколько он проспал, но проснулся от стука во входную дверь. Сев на постели, он несколько минут пытался сообразить, где он и что, собственно, происходит. Наконец догадался: «Менты пришли официально брать». Ежик всунул ноги в валяющиеся рядом с диваном ботинки и пошел открывать дверь.

Вместо милиции перед дверью стоял сухонький старичок в дорогом прикиде. Светло-коричневое демисезонное пальто, фетровая шляпа с опущенными полями, кожаные туфли под цвет пальто. На руках тонкие лайковые перчатки, в правой руке кейс из крокодиловой кожи с замками из желтого металла.

– Тебе, дед, чего? – зевая, спросил Погожин.

– Эх, Васька, Васька, не будет с тебя путевого старика, – сокрушенно произнес незнакомец.

– Что-о-о? – услышав такую тираду, Василий решил, что это кто-то из соседей решил поучить его уму-разуму и уж было собрался как следует обматерить наглеца. Но, присмотревшись повнимательней к неожиданному гостю, вскрикнул: – Ключ! – И тут же попятился в комнату. Старик прошел следом за ним, не забыв прикрыть дверь. Пройдя в комнату, он произнес:

– Признал… Это хорошо, значит, не все еще мозги пропил… – Медленно оглядев обстановку, он спросил: – Бомжуешь?

– Да нет, просто временно не работаю, – неожиданно для себя смутившись, тихо ответил Ежик.

Лескин, пройдя через комнату, сел на стул, на котором сутки назад сидел Тик-Так, скептически разглядывая Погожина. Ежик не стал старика спрашивать, как он его разыскал. Он прекрасно помнил, что после последней отсидки он заходил к Лескину, тот вроде отошел от дел, жил в хрущобе и подрабатывал на жизнь изготовлением оружия взлома для нуждающихся. Тогда-то он ему и дал свой новый адрес, как говорится, на всякий пожарный случай. Старик тогда казался замшелым пнем, но потом…

– Палыч, ты же вроде в федеральном розыске? – неуверенно спросил Васька, хотя на самом деле был готов заложить руку, что на щите «Их разыскивает милиция» возле РОВД он своими глазами видел листовку со всеми данными на Ключа.

– В розыске, – честно признался Дмитрий Павлович. Потом добавил: – Но кого ищут менты? Лескина. А я… – с этими словами он извлек из внутреннего кармана паспорт с двуглавым орлом и продемонстрировал его в развернутом виде. Под фотографией Лескина значилось: Лисицин Игорь Дмитриевич.

– При этом заметь – ксива, что ни на есть, самая настоящая.

– Но как же так? – не понял Ежик.

– Времена круто изменились, – начал свою тираду Ключ, при этом он положил свой кейс на замызганный стол и с ловкостью фокусника извлек оттуда бутылку французского коньяка, банку эстонских, копченых шпрот, палку финской «салями», большой ярко-желтый лимон и плитку шоколада. – Подобно временам и нам следует меняться, если не хочешь околеть на нарах. – Бросив взгляд на Василия, сказал повелительно: – Чего уставился, а ну, давай нарезай!

Ежик, все еще ничего не соображая, взял остро отточенный нож и прямо на крышке стола стал нарезать колбасу, при этом не удержавшись от вопроса:

– И что, вам не палевно ходить по улицам?

– Нет, – резко ответил Лескин. Потом заносчиво добавил: – Что мне менты. Да ты знаешь, на какого человека я работаю? Да он к министрам без стука в кабинет заходит. Ментовские генералы перед ним, что шавки бегают – не знают, как услужить.

Василий недоверчиво посмотрел на гостя, если бы тот был немного под «мухой», было бы сразу видно, что он «отливает пулю». Но старик был абсолютно трезв. Поэтому у Погожина невольно вырвалось:

– Олигарх.

– Я тебе этого не говорил, – нахмурив брови, произнес Лескин, но весь его вид говорил о том, что Еж попал в цвет. Дмитрий Павлович оглядел стол и тоном управдома спросил: – Рюмки у тебя есть?

Хозяин квартиры отрицательно покачал головой.

– Так я и знал, – из чрева «дипломата» на свет появились два маленьких цилиндрика, на стенках которых было жирно написано «Абсолют».

– Помыть надо после магазина.

– Я сейчас, – схватив рюмки, Василий бросился к умывальнику.

Наконец все приготовления были закончены и можно было сесть за стол. На правах старшего по возрасту и владельца Дмитрий Павлович скрутил пробку с темно-зеленой бутылки и разлил ароматную жидкость янтарного цвета.

– Давай выпьем за встречу, – предложил Лескин, и они, чокнувшись, выпили. Погожин, опрокинув в рот рюмку, выпил содержимое одним глотком, Ключ только пригубил и взял с тарелки дольку лимона.

– Тьфу ты, гадость какая, – распробовав напиток, скривился Васька, – воняет, как одеколон.

– Деревня, – хмыкнул старый вор. – Это «Курвуазье», лучший французский коньяк. А ты привык к сивухе, вот и кривишься, дикарь.

Обидные для себя слова Еж пропустил мимо ушей, воровской ранг Лескина куда выше, чем его. Но все равно говорить о чем-то надо было, и он спросил:

– Палыч, ну если у твоего хозяина и министры, и генералы, – он продемонстрировал сжатый кулак, – то зачем ты ему?

– У него, почитай, с тыщу головорезов, накачанных бугаев, которых нынче называют гоблинами, и другой шушеры полно. Но бывают ситуации, когда выполнить нужную работу ни министры, ни гоблины, ни генералы не могут. А всего-то навсего нужен специалист.

– Ну да, ты, Палыч, специалист экстра-класса, – закивал Ежик, с вожделением поглядывая на бутылку, но старик не спешил наливать по второй.

Сейчас Дмитрий Павлович наблюдал, как Погожин переваривает услышанное. Еще в электричке он обдумал, как будет «завлекать» Ежика. Идея об олигархе пришла на ум, когда он вспомнил Зуба (отморозок Сашка Зубов). За одно только обещание, что он попадет в услужение к банкиру, он готов был напластать горы трупов, даже ему, старику, определил смерть лютую. Слишком уже заманчива идея попасть на гарантированную подкормку.

– Сам понимаешь, со своих «дел» навара не имею, – продолжал запускать ужа под воротник Ключ. – Да и, как правило, ценного там для меня мало, в основном бумаги какие-то, бухгалтерия. А что я в ней понимаю. В общем, и «дел», как таковых, раз, два и обчелся, а хозяин платит регулярно.

– И как? – не удержался от вопроса Васька.

– Хорошо платит. На хлеб с маслом, икрой и балычком хватает, да еще остается столько же, – ответил Ключ и увидел, как у собеседника загорелись глаза. – Ну а если есть работа, кровь из носу, в срок выполни. Иногда самому не под силу, приходится брать помощников. А кого возмешь? У хозяйских гоблинов, как у бойцовых псов, мозгов нет, одни мышцы. Вот и приходится ходить по старым связям.

Ежик молчал, но от Лескина не укрылось, как при последних словах тот сглотнул слюну.

– Вот, вспомнил о тебе. Ты как, Еж, не хочешь заработать пару сотен?

Васька хотел возмутиться, что самому Ключу на хлеб с маслом и икрой, а ему жалкие двести-триста рублей. Но не успел он открыть рот, как старик вытащил бумажник и, раскрыв его, положил на стол три банкноты по сто долларов. Раскрытый рот для гневной, обличающей речи так и остался раскрытым.

– Столько же получишь по завершении дела, – закончил старый вор. – Согласен?

Не в силах что-либо ответить, Погожин только смог кивнуть головой.

– Тогда до окончания дела – сухой закон, – произнес Лескин, поднимаясь со своего места и убирая со стола бутылку. – А то в случае облома гоблины из нас сделают бетонный постамент для памятника «Без вести пропавшим».

Когда по квартире поплыл коньячный аромат, а из прихожей донесся звук льющейся в раковину жидкости, Погожин по-настоящему поверил, что Ключ работает на олигарха. Только безумно богатые люди могут позволить себе сливать в канализацию дорогой коньяк.

Через минуту вернулся Палыч, вытирая руки носовым платком. Еще раз оглядев Погожина, он спросил:

– Водительские права есть?

– А как же, – бодро ответил оклемавшийся Василий. – Я даже по последней ходке на высылке шоферил.

– Хорошо, для начала подойдешь в автосалон «Меркурий», найдешь хозяина Марка Борисовича и скажешь, что от меня. Потом… – Лескин оцениващим взглядом окинул Ежика. – Приличная одежда есть? – получив отрицательный ответ, вынул из бумажника еще сто долларов, положил на стол. – Вот, купишь новую, но смотри, не сильно броскую. Понял? А теперь слушай, что надо делать…

Дома Тамара практически не бывала, впрочем, там ее никто и не ждал. Муж уже два месяца сидел в Пензе, работая над каким-то проектом (который, как он был уверен, в одночасье сделает его богатым и знаменитым). Звонил он редко и в основном на работу. Тамара справедливо считала, что вечером надо всем отдыхать. Дочь, поставив все на будущую карьеру, кроме института, еще ходила на курсы японского и английского языков, посещала секцию аэробики. Домой приходила за полночь и без задних ног валилась спать, чтобы с утра начать все сначала.

Рано утром Тамара покидала гостиничный номер Савченко, ненадолго заезжала домой, привести себя в порядок, выпить с дочерью по чашке кофе и поболтать о пустяках. Вечером после работы она снова заезжала домой, приготовить поесть ребенку, переодеться и снова ехать в гостиницу.

За эти три дня, вернее, три ночи, что она провела с Виктором, мир для нее как будто перевернулся. Ее распирало от счастья, от одной мысли о молодом человеке она готова была порхать, как бабочке. Если раньше думала о своем возрасте, считая, что старость не за горами, то теперь она чувствовала себя семнадцатилетней девчонкой, которой в отличие от дочери не нужно учиться, бегать на семинары, факультативы и тому подобное. Теперь она могла позволить себе полностью отдаться любовной страсти. Мысль о Викторе заполняла ее полностью. Тамара уже не испытывала ложного чувства стыда от воспоминаний их постели. За несколько дней, проведенных вместе, секс как-то отошел в сторону, но, не исчезнув совсем, заполнил пространство каким-то глубоким, внутренним чувством, сочетавшим любовное притяжение, жажду близости и страха, что все это может когда-то закончиться. Ко всему еще примешивался страх за жизнь Виктора. Из того, что он рассказал, Тамара понимала: мальчик попал в очень скверную историю, из которой выбраться сможет лишь при помощи непонятного старика (собирателя пустых бутылок). Она понимала, что все эти чеченцы, окружившие невидимой стеной Виктора, были смертельно опасны, но как помочь, понятия не имела. Хотя готова была, наверно, за него умереть.

Этим вечером, приехав домой, Тамара Борисова первым делом приготовила ужин для дочери, при такой насыщенной жизни девочке необходима калорийная пища. Потом приняла душ, переоделась и вышла из квартиры.

Сев в свою «Таврию», завела двигатель и медленно выехала со стоянки. Она снова ехала в «Славянскую вольницу». Город, залитый электрическим светом, искрился как гигантский, праздничный фейерверк, мелькающие огни от света фар проносившихся машин только усиливали впечатление.

Тамара вела машину на автомате, полностью погрузившись в мысленный диалог с Виктором. Беседуя с молодым человеком, она приводила различные доводы и варианты его спасения, но все это тут же ею самой отвергалось. К сожалению, Тамара была хорошим специалистом в сфере бизнеса, а не в области тайн и криминала.

«Ладно, пусть ему помогает старичок-боровичок, ну а если он не сможет или просто не появится вовсе? Вот тогда проблему буду решать я», – наконец решила бизнес-леди. Принятое решение как-то определило состояние души, неожиданно Тамара перестроилась в крайний левый ряд и на первом же повороте свернула в направлении куполов Свято-Даниловского монастыря.

В церкви царил таинственный полумрак, колеблющиеся язычки пламени десятка свечей отражались от ликов святых и позолоченных окладов икон, отбрасывая блики на расписные своды храма.

Покрыв голову шелковым платком, женщина на входе перекрестилась, потом, купив свечу в церковной лавке, встала перед иконой Божьей матери. Она не читала молитв, не била поклоны. В душе только каялась, просила помощи для дочери, мужа неприкаянного и защиты для того, кого любила больше всех. Для себя ничего не просила, она и так все имела и была счастлива.

Постояв несколько минут, Тамара осенила себя крестом и вышла из храма.

Когда она села за руль машины, на лобовое стекло упали первые капли дождя.

«Кажется, дождь начинается», – подумала Тамара и тут же поймала себя на мысли, что в прогнозе погоды на сегодня о дожде ничего не было сказано. Неожиданно улыбнулась, сообразив, что это добрый знак или, как говорили в старину, предзнаменование, ответ свыше.

«Теперь все будет хорошо», – мысленно произнесла она, надавливая на педаль газа.

Бордовые «Жигули» первой модели стояли в сотне метров от гостиницы «Славянская вольница». Сидящий за рулем машины Василий Погожин сейчас абсолютно не был похож на всем известного в районе пьяницу и бродягу Ваську Ежика. Он был гладко выбрит, аккуратно подстрижен, вместо грязных шмоток на уем был приличный джинсовый костюм, джинсовая куртка с подстежкой из искусственной цигейки и черная фуражка-«жириновка». Вид вполне приличный, чтобы не бросаться окружающим в глаза и не привлекать к себе внимания.

До встречи с Ключом еще оставалось время, а он уже час сидит в машине, добросовестно выполнив порученное задание. В ожидании Палыча Ежик вытащил пачку «Беломора», вытряхнул папиросу, размял табак, потом продул бумажный мудштук и сунул ее в рот. Но прикурить не успел, на заднее сиденье ввалился Лескин. Указав на зажатую в зубах папиросу, скомандовал:

– Не балуй. – Ежик послушно выбросил ее в окно. – Как наши дела? – перешел Палыч к главному.

– Все сделал как положено. Пацан действительно в этой гостинице, сто сорок третий номер, в правом крыле на третьем этаже. В самом углу, там такой аппендикс, – Погожин рукой изобразил невидимую схему расположения гостиничных номеров. – Черные его пасут, притом очень качественно. Если бы вы меня не предупредили – ни в жизнь бы не заметил.

– Нюх теряешь, – усмехнулся Лескин.

– Да нет, – Ежик стал поспешно оправдываться. – Но уж больно профессионально гады пасут. Их номера вокруг номера пацана. Если он выходит, то сразу несколько джигитов его сопровождают, идут на расстоянии «вилкой», но так, что хрен из нее вырвешься.

– Тебя самого не просекли? – Лескин внимательно посмотрел на Ежика.

– Что вы, я, чтобы не засветиться, даже к коридорной за справкой не обращался. Взял в руки разводной ключ и пошел по номерам, якобы проверять состояние труб системы отопления. Кто меня в чем заподозрит?

Действительно, Васька Ежик даже в приличном прикиде не тянул на личность, от которой следует ожидать неприятностей.

– Сколько черных? – поинтересовался Дмитрий Павлович, пальцами правой руки поглаживая подбородок.

– С десяток наберется, – задумчиво произнес Ежик, мысленно подсчитывая боевиков, которых он видел в гостинице. – И вот что еще, в номере напротив живут два абрека. Они там вроде как на посту, даже кресло стоит в коридоре перед дверью, а в номере, что по соседству, есть магнитофон, старая развалюха. Думаю, они прослушивают номер пацана.

– Какие замки в номерах?

– Фуфло, – презрительно скривил физиономию Васька, от чего она стала похожа на мордочку рассерженного ежа. – Я их открою сплющенным гвоздем, а уж вы наверняка плевком.

– Ладно, посмотрим. Пошли, – Лескин первым выбрался из теплого салона автомобиля под противный, мелко моросящий дождь. Следом за ним выбрался Ежик, сутулясь от сырости, он поднял воротник куртки. Посмотрев с некоторой опаской на светящийся квадрат гостиницы, негромко произнес:

– Сейчас лучше идти со стороны хозяйственного двора. Там какие-то подсобные помещения, гостиничный гараж. Есть еще эвакуационный выход, на случай пожара. Кстати, на третьем этаже двери пожарного выхода почти рядом с номером вашего пацана. Пройдете вообще никем не замеченным.

– Это хорошо, что ты все досконально выяснил, – улыбнулся старик, в следующую секунду его лицо снова стало серьезным. Он хлопнул Погожина по плечу и негромко сказал: – Ладно, веди меня, Иван Сусанин.

Зайдя в тень от деревьев, они поспешно направились в сторону гостиницы. Миновали залитую светом автостоянку, обошли здание и оказались возле ограды хозяйственного двора.

В темноте Ежик, только по одному ему известным признакам, обнаружил калитку, немного поманипулировал, и на пол со звоном упал навесной замок.

– Прошу, – Васька шутовски указал рукой направление.

– А собаки? – поинтересовался Палыч; как опытный жулик, он не упускал ни одной мелочи.

– Не держат, – ответил Погожин и коротко хихикнул, – гостиница и так полна «зверей», где уж тут собак разместить.

Они вошли в слабо освещенный прямоугольник хозяйственного двора. Василий быстрыми шагами прошел к углу здания, где под металлическим козырьком слабо тлела маломощная лампочка. Дверь оказалась не заперта, Ежик открыл ее настежь и, указав на лестницу, напомнил старику:

– Третий этаж.

– Будь на стреме. Если долго не покажусь, не хипишуй. Пока я не увижу Пистона и не перетру базар, вниз не спущусь.

– Ясно, понятно, – поспешно согласился Ежик. Когда за стариком закрылась дверь, он встал под козырек пожарного хода, озябшие руки сунул в карман, приготовившись к долгому ожиданию. В конце концов, деньги ему были заплачены, и немалые, поэтому следовало терпеть. Чтобы как-то убить время, Васька задумался.

Размышляя о превратностях судьбы, он неожиданно для себя бросил на весы двух человек: гопника Тик-Така и старого медвежатника Ключа. По первому одновременно плакали и зона и крематорий. Та жизнь, в которой он существовал, долго продолжаться не могла. А второй, мало того, что весь свой век воровал и сидел, был уважаемым среди блатной братвы, умудрился дожить до преклонного возраста (что не всякому законопослушному работяге удается), так еще попал в «переплет» с федеральным розыском. Выкрутился и сейчас на коне покруче многих крутых.

«Как говорится, вот пример для подрастающего поколения, – подвел итог своей аналитической задаче Погожин. – В конце дела надо будет покалякать с Палычем, может, возьмет к себе в пристяж. Буду при деле, а не болтаться, как говно в проруби».

С мыслями о своем трудоустройстве он снова вернулся к нанимателю. Вечером старик пришел уже без кейса, с которым был утром у него на квартире. Руки он держал в карманах, и если левую по необходимости Ключ доставал, то правая постоянно находилась в кармане.

«Ствол» там у него, – сообразил Ежик и тяжело вздохнул. – Вот жизнь бекова, нас е…, а нам некого. Даже такой авторитетный жулик вынужден ходить со шпалером».

Тем временем, пока помощник был занят зарядкой для мозгов, Дмитрий Павлович по слабо освещенной лестнице поднялся на третий этаж. Подождав несколько минут, чтобы успокоить дыхание и сердцебиение, он выглянул в коридор. Там было светло и тихо. Войдя в коридор, Ключ без шума прикрыл за собой дверь. Ежик оказался прав, дверь с табличкой 143 была напротив него. Но медвежатник туда не сунулся, лет пятьдесят назад, когда он был сам не старше Пистона и, разинув рот, внимал мудростям старших воров, которые многое повидали на своем веку, и нэпманское раздолье, и трудовые лагеря ГУЛАГа, и «сучьи войны», им было чем поделиться с молодым уркой, самая первая из воровских мудростей гласила:

«Прежде чем куда-то совать голову, подумай, как ее назад вытащить». Потом эта мудрость его не раз спасала и от тюрьмы и от других неприятностей.

Сделав крутой разворот, Палыч остановился перед дверью напротив, продолжая держать правую руку в кармане пальто, костяшками левой негромко, чтобы не привлечь внимания дежурной по этажу, постучал. Из-за двери никто не ответил, он постучал еще раз, тот же результат. Тогда Ключ извлек из кармана миниатюрный брелок – кусачки для ногтей. В брелке также оказался складной ножик с фигурно заточенным лезвием. Лезвие легко вошло в замочную скважину, и после проворота замок открылся, впустив старого жулика внутрь.

Номер был одноместным, кровать, телевизор, журнальный столик, два кресла. Одно кресло, как и говорил Ежик, стояло у двери. Номер был пустой, оба абрека, видимо, отправились в бар, наблюдать за пленником.

Осмотревшись, Палыч включил в номере свет, закрыл на замок дверь и прошел в ванную комнату.

Усевшись на край эмалированной ванны, он наконец извлек из кармана правую руку. Погожин сильно удивился бы, увидев вместо «шпалера» металлическую колбу с распылителем. Это был не газовый баллончик в том понимании, к которому привык обыватель. Прибор в руке старого медвежатника был намного эффективнее газового баллона. Это был АСУ, не автоматическая система управления и не артиллерийская самоходная установка. АСУ так назвали в честь изобретателя-химика Абрама Самуиловича Уриса, умудрившегося вместить в аэрозольный баллончик газ эфира и порошок кокаина.

Проверить эффективность АСУ Палычу удалось довольно оригинальным способом, он пшикнул из баллончика в рожу соседскому сенбернару, довольно скандальной и злобной скотине. Животное тут же рухнуло на землю и проспало двенадцать часов. Хозяева уже решили, что Тузика отравили, но мощный храп убеждал их в обратном. На следующий день псина проснулся и был задумчив до самого вечера, пока чувство голода не вернуло его к активной жизни.

Через два часа ожидания входная дверь наконец открылась. Из комнаты донеслись голоса. Палыч насторожился, ему очень не хотелось, чтобы в номере было больше, чем двое. Прислушавшись внимательней, он понял, что не ошибся. Хохи и Имрам разговаривали между собой на вайнахском. Заперев за собой дверь, Хохи водрузил свои мощные телеса в кресло, а Имрам, сняв куртку, направился в ванную, где сразу же получил в нос струю «волшебного сна». Палычу стоило немалых усилий удержать кавказца, чтобы тот не покалечился при падении на кафельный пол.

Выждав несколько минут, Лескин бесшумно выскользнул из своего укрытия и, приблизившись к Хохи со спины, брызнул и в него газовой смесью. Второму боевику падать не пришлось, он лишь уронил голову на грудь.

Теперь наступил самый сложный момент, дотащить первого до кровати. Потому что пробуждение на кафельном полу так или иначе вызовет ненужные подозрения.

С поставленной перед собой задачей Ключ справился за сорок минут, полчаса ушло на то, чтобы перетащить

тело, и еще десять, чтобы восстановить дыхание и уничтожить следы транспортировки.

«Ну, теперь можно и в гости сходить», – подумал Дмитрий Палыч.

Пивной бар «Холодок» представлял собой жалкое зрелище. Некогда выкрашенная в голубой цвет стекляшка была давным-давно, в застойные времена, овощным магазином. В годы перестройки его закрыли на ремонт, вывезли товар, оборудование. Двери закрыли на замок, а территорию вокруг магазина обнесли деревянным забором, за которым он перестоял смутное время, и, когда была ликвидирована социалистическая система, страна встала на рельсы капитализма и приватизации, магазин выкупил один из жильцов соседнего дома, местный пивной король, имевший к тому времени по городу с десяток мелких пивных точек. Первоначально предполагалось, что созданный бар «Холодок» просуществует недолго и постепенно перерастет в пивной ресторан. Но открывать бар в захолустном рабочем районе Москвы оказалось на удивление прибыльным делом, рабочий люд сюда валил валом, оставляя за пиво с воблой свои кровные рубли. Впоследствии вместе с пивом стали продавать водку на розлив и дешевое крепленое вино, что еще больше способствовало популярности заведения. Хозяин больше и не помышлял о ресторане, где повышенные цены враз отпугнут основную часть клиентов. Без переделок и ремонта бар функционировал уже не один год, работая от рассвета до рассвета, готовый в любое время суток утолить жажду страждущих.

В этом баре Тимуру назначил встречу телохранитель Джамбекова Аслан Гусейнов. Первоначально Тимур думал поехать туда на такси, но, немного подумав (все-таки от центра далеко, райончик довольно криминогенный), решил ехать с Ларисой. В конце концов, она тоже была в деле, и скрывать от нее было нечего.

Черный «БМВ» остановился напротив стекляшки «Холодок». Лариса, одетая в черный кожаный брючный костюм и гоночные перчатки с обрезанными пальцами, нервно барабанила по рулевому колесу. Взглянув на закрашенные окна бара, с раздражением спросила:

– Этот твой друг не мог найти для встречи место похуже? На свалке, например.

– Не удивлюсь, если в следующий раз он так и сделает, – усмехнулся Тимур, но, видя, что его подруга не разделяет шутливый тон, пояснил: – Просто он очень осторожный человек и считает, в этом как профессионал я с ним согласен, что подобные гадюшники наиболее безопасные в целях конспирации.

– Ой, тоже мне конспираторы. Тайная встреча Троцкого и Савинкова, – возмутилась Графиня, ее глаза буквально полыхали праведным гневом.

– Из машины не выходи, – проговорил Тамерлан деловым тоном, так, как будто ничего не произошло. Вытащил из кармана плаща черный «глок» и сунул оружие в «бардачок». – Если возникнет непредвиденная ситуация, стреляй в воздух.

Лариса молчанием проигнорировала инструкцию.

– Я ненадолго, – попытался смягчить ситуацию Тимур, чтобы не усложнять конфликт. Но неожиданно сорвался на крик: – В конце концов, мне это необходимо для выполнения задания!

Лара посмотрела на своего спутника и неожиданно улыбнулась.

– Я только на час, а потом поужинаем в «Праге», – чтобы окончательно загладить свою вину, предложил он.

– Может, лучше в «Бангладеш», заодно и оттянемся, – в свою очередь сделала контрпредложение Лариса, на этот раз ее глаза искрились восторгом.

– Ладно, – сдался Тимур, не хотелось ему до окончания акции ходить по ночным клубам, но чего только не сделаешь ради спокойствия в доме.

Он выбрался из салона машины и, широко шагая, направился к дверям бара. Внутри стоял неясный гул, он как будто попал в гигантский улей, наполненный резким запахом пивного перегара, и сизым туманом из удушливого табачного дыма. Еще с порога Тимур увидел того, к кому он шел на встречу. Аслан Гусейнов сидел в дальнем углу за небольшим столиком, на котором было выставлено около полудюжины пивных кружек, начатая бутылка водки «Русская», пара рюмок и огромный вяленый лещ, которого телохранитель препарировал при помощи двух рук. Он был настолько увлечен своим занятием, что не заметил появления резидента.

Тамерлан направился к барной стойке, за которой стояла барменша, пышнотелая обрюзгшая искусственная блондинка с цветом лица, напоминающим гибрид помидора с баклажаном. Впрочем, это была естественная расцветка основных обитателей этого аквариума.

Взяв пару пива, Тамерлан направился к столику.

– А, это ты? – Гусейнов закончил разбирать леща на составные части, и теперь перед ним лежали жирные, красновато-золотистые куски вяленого рыбьего мяса. А в стороне, возле бокалов с пивом, возвышалась горка костей, шелухи и рыбьих потрохов.

– Извини, обниматься не будем, руки в жиру, – пояснил телохранитель, демонстрируя огромные, лопатообразные ладони, на которых блестел жир.

– Я понимаю, – ответил Гафуров, присаживаясь напротив. Пока Аслан тщательно вытирал руки о заранее приготовленные салфетки, Тимур его внимательно рассматривал. Квадратная челюсть, маленькие поросячьи глазки, некогда большой, гордость кавказца, нос был сломан и приплющен к лицу, рваные уши, прижатые хирургической операцией к черепу, напоминали дубовые листья. В той, другой, давней жизни он был капитаном Советской Армии, трехкратным чемпионом стран Варшавского Договора по самбо. Имел семью: жену и двух детей. В Чечню приехал сразу после развала СССР, с того же дня находился в личной охране Бахрама Джамбекова. В первую Чеченскую войну его жена и дети погибли во время авианалета, он рвался в бой, он мстил, но этого было мало. Он был хорошим исполнителем, но не командиром. Все его развитие ушло в развитие мышц. Переход Бахрама Джамбекова на сторону федеральных властей во вторую Чеченскую кампанию он воспринял спокойно, даже поклялся на Коране не воевать против правительственных войск. Один из немногих (точнее, трех бойцов) уехал с Бахрамом, по-прежнему оставаясь его телохранителем. Внешнее смирение скрывало пожар внутри, он по-прежнему хотел мстить хотя бы тому же Джамбекову. План созрел, когда в одной из московских дискотек он встретил Тимура. Они были ровесниками и даже вместе воевали в Абхазии, потом вместе служили в ДГБ, только Тимур пошел в разведку, а Гусейнов продолжал служить в охране. Они тогда хорошо выпили, и телохранитель сказал, что хочет убить Бахрама. Тамерлан попросил подождать с задуманным, и потом он ему поможет в достижении цели.

И вот они снова встретились через несколько месяцев. Гусейнов наконец вытер руки и, взяв бутылку с водкой, наполнил рюмки до краев, одну подвинул Тимуру.

– Давай выпьем за удачу.

– Давай.

Они выпили. Водка обожгла гортань и потекла в желудок, оставляя во рту ацетоново-резиновый вкус.

«Паленая, – мелькнуло в голове Тимура, когда он пытался справиться с рвотным рефлексом. – Впрочем, откуда в этой бодяге взяться приличным напиткам».

– Ты закусывай, – видя состояние друга, Руслан подвинул к нему тарелку с вяленой рыбой, мясо леща было соленым и хорошо провяленным, но с душным запахом рыбы. – Ну, что скажешь, дружище? – спросил телохранитель, снова разливая водку. Тимур жестом показал, что больше не будет, его никто не заставлял. – Если скажешь еще подождать, я сегодня же его застрелю как бешеную собаку.

– Нет, – Гафуров покачал головой и отхлебнул из своей кружки. Пиво по качеству было ничем не лучше водки. – Я приехал сказать, что все готово, и выяснить, когда мы сможем провести операцию.

Теперь наступила очередь телохранителя задуматься.

– В следующее воскресенье, – наконец произнес он, потом пояснил: – В выходные обслуживающий персонал отдыхает. Остаются двое чекистов и один из личной охраны. На этот раз это буду я.

– Отлично, значит, остается три дня.

Из бара они вернулись ближе к полуночи, опьяненные музыкой, танцами и любовью. В баре, где Виктор и Тамара проводили уже несколько вечеров, к ним все привыкли. Негр-бармен приветливо улыбался Савченко, как старому другу, и путаны перестали коситься на Тамару.

Сегодня они веселились, как никогда, в баре гуляла большая молодежная компания, которая, прилично нагрузившись спиртным, затеяла зажигательные танцы, в которые в конце концов втянулась большая часть посетителей бара. Не обошла эта волна и Виктора с Тамарой, они веселились вместе со всеми, выплясывая под зажигательные танцевальные хиты.

Танцуя, Виктор видел, как грозные чеченцы пьют пиво и не сводят с него очей. Впрочем, в эту минуту ему было наплевать, что будет дальше, а пока он наслаждался жизнью.

Когда веселящаяся молодежь понемногу стала «тухнуть», Савченко со своей подругой тоже засобирался на выход. Но, прежде чем они рассчитались с официантом, Хохи и Имрам уже покинули зал.

Виктор и Тамара их игнорировали, они двигались по коридору, страстно целуясь, пританцовывая и напевая вполголоса:

Эй мамбо, мамбо Италия…

На лестнице Виктор подхватил на руки свою подругу и гигантскими прыжками, перепрыгивая через ступеньки, поднялся на свой этаж, где, под иронически-укоризненные взгляды дежурной, они снова принялись танцевать и целоваться.

Наконец, когда дверь номера закрылась за пленником, боевики, стоявшие в «оцеплении», смогли перевести дух и разойтись по своим комнатам.

Оказавшись в номере, Виктор включил телевизор, настроенный на музыкальный канал. На экране появилась Мадонна, и комнату заполнили мелодии ее нового заводного клипа.

Тамара стала танцевать и раздеваться в такт музыке. Ее движения были полны сексуальной энергии и неподдельной страсти. Сбрасывая с себя один туалет за другим, она то приближалась к своему партнеру, то удалялась от него. Вновь приблизившись, женщина помогала Виктору что-то снять из одежды, удалившись, танцевала медленно и интригующе, демонстрируя что-нибудь из своих прелестей, все сильнее и сильнее разжигая в нем костер желания.

«Черт, да она запросто могла бы стать стриптизершей», – подумал Савченко, срывая с себя майку, неожиданно на память пришло воспоминание, как давно (еще до армии) в спортзале, где Сэнсэй тренировал каратистов, устроили вечеринку и как упившиеся девчонки на спор исполняли стриптиз. «Желание красиво раздеться перед мужчиной лежит в подсознании любой мало-мальски симпатичной женщины», – сделал вывод Виктор.

Клип Мадонны подходил к концу, танец Тамары тоже завершался. Из одежды на ней остался лишь кружевной пояс, который она собиралась сорвать с себя с последними звуками мелодии.

Виктор стоял перед Тамарой в трусах и одном носке, он был слишком возбужден, чтобы согнуться и снять его.

Клип закончился, молодая женщина сорвала с себя последнюю деталь туалета, представ перед любимым в одеянии первой женщины.

В это мгновение дверь отворилась, и в номер вошел посторонний мужчина.

– Ой, – испуганно воскликнула Тамара, бросившись опрометью на кровать под покрывало. Виктор хотел что-то рявкнуть угрожающее незваному гостю, но тот приложил указательный палец к губам, это был Дмитрий Палыч Лескин.

Савченко сразу все понял, кивнул и указал на дверь в ванную, а сам направился к подруге.

Ключ вошел в ванную и сел на уже привычное для него место – на угол ванны. Из комнаты стали доноситься чвакающие звуки поцелуев, стоны женщины и скрип кровати. На что старик только вздохнул и неодобрительно покачал головой. Женщина все еще стонала и кровать скрипела, когда в ванную вошел полностью одетый Виктор.

«Хитер, аки змей», – усмехнулся Палыч, сообразив, что Пистон раскусил «примочку» (прослушку) своих тюремщиков.

На какое-то мгновение они замерли против друг друга, потом обнялись как старые друзья.

– Вымахал-то, бугай, прямо как покойный Гном, – едва не всхлипнул старик, разглядывая ладную фигуру Виктора. В душе старого вора защемило какое-то новое, до сих пор незнакомое чувство, чувство родства.

– Да у нас же была одна кузница кадров – Северный флот, – шепотом ответил Савченко.

– Ладно, рассказывай, в какой «парафин» вляпался. А прошлое будем вспоминать, когда вывернешься из этой трясины. Рассказывай по порядку, – Палыч снова сел на угол ванны. Виктор присел на корточки напротив него и тихо заговорил. Он долго рассказывал, а за стеной продолжала стонать Тамара, ритмично подпрыгивая на пружинах матраса. Наконец суть была изложена.

– Ну и что за мутоту зверье замыслило? – глядя перед собой невидящими глазами, спросил Ключ. Старый уголовник пытался переварить услышанное.

– Хотят моими руками пришить какого-то влиятельного чечена, перешедшего на сторону государства, – пояснил Виктор. – Потом меня грохнут и труп покажут журналистам, дескать, ликвидацию провели российские спецслужбы. Не пойму только, зачем?

– Зачем? – переспросил Ключ, потом сам же и пояснил: – Старый уголовный трюк, чтобы другим неповадно было, – он задумчиво потер кончик носа, складывая в мозгу какую-то головоломку. – Слушай, Витек, а если мы им денег дадим? Это ведь их промысел за пленных брать выкуп. С того инкассаторского гоп-стопа «мармулеток» у нас вагон и маленькая тележка. Любую сумму можем внести.

– Вряд ли на деньги они согласятся. Слишком дорого я им обошелся. Да и времени они угробили на подготовку, будь здоров. Нет, на выкуп они не согласятся.

– Думаешь? – с сомнением спросил Лескин, за свою долгую жизнь он привык, что все имеет свою цену, главное, угадать ее. – Хорошо, а если твоих работорговцев попросит о продаже очень влиятельный человек, Крест, он пол-Москвы под собой держит. Вряд ли они ему откажут.

– Пока будут «разборки-терки», время уйдет и Тимур сможет провести свою акцию. Тем более что за ним стоит не только чеченская диаспора, но и руководство сепаратистов. Тут замешана политика, так что бандитские разборы легко перейдут в кровопролитную войну. Вряд ли на это пойдет твой Крест, а в случае чего-то непредвиденного ты, Палыч, окажешься крайним.

– На мясню Крест не пойдет, себе дороже, – задумчиво произнес Лескин. – А если что, он меня «громоотводом» заделает, тут и к гадалке ходить не стоит. Политика, говоришь? – Старик с досады плюнул в сердцах на кафельный пол. – А что такое политика? Власть ради почестей и денег, больших денег. Власть и преступления имеют одну основу – финансовый интерес, – Лескин на мгновение замолчал. Посмотрел на Виктора и добавил: – Если мои предложения не подходят, значит, у тебя есть свой план, выкладывай.

– Есть план, – подтвердил Савченко. – Я его обдумывал еще с того момента, когда понял, что сразу убивать не будут. Только мне нужна ваша помощь, Палыч.

– Это я уже понял. Давай, колись, сынок, – кивнул старик.

Неожиданно из комнаты донесся пронзительный крик женщины, скрип кровати и стоны прекратились. Виктор выглянул из ванны, показал своей подруге большой палец и подмигнул.

– Ну, ты гигант, Витя, – громко произнесла Тамара, адресуя эту фразу слушателям.

– Фармазоны, – одобрительно хмыкнул Лескин.

Савченко открыл краны, озвучивая водные процедуры

после сексуальной гимнастики. Под шум воды он заговорил, излагая все детали разработанного им плана. Несмотря на детальную проработку, изложение плана заняло всего несколько минут.

– Вот что я задумал, Палыч, – наконец закончил Виктор. – Теперь насчет помощи. Мне надо шестнадцать штук макаровских патронов в двух обоймах, больше мне в носках просто не спрятать. Потом надо разобраться с одним журношлюшкой…

– Бабу, что ли, зажмурить надо? – перебил Виктора Лескин, не хотелось старику на закате жизни брать на душу смертный грех.

– Не баба это, а урод, Анатолий Сафин, и жмурить его не надо. Достаточно забрать фотки, которые он наделал в Чечне и тут.

– Адрес твоего урода? – снова спросил Палыч, доставая из кармана пальто миниатюрную записную книжку.

– Анатолий Сафин, московский журналист, адреса не знаю.

– Ладно, разыщем по фамилии, – старик сунул записную книжку обратно в карман, сделав несколько коротких записей.

– И еще, мне нужна машина, чтобы улизнуть с виллы.

– Хорошо, есть у меня и «тачка» и путевый водила. Так что с этим все будет тип-топ.

– Не надо машины, – раздался тихий женский голос, в дверях стояла Тамара. Завернутая в простыню на манер тоги, она была похожа на миниатюрную статую греческой жрицы. – Я повезу тебя на своей машине. Думаю, так будет надежнее.

– Отлично, – хмыкнул Дмитрий Павлович, искоса, придирчиво разглядывая фигуру молодой женщины, как будто строгий дед разглядывает избранницу внука. Старик, опытный в амурных делах, остался доволен выбором Виктора.

– Тебе не стоит в это влезать, – угрюмо произнес Савченко.

– Ты считаешь, я еще недостаточно влезла в это дело? – игриво повела бровью Тамара, потом серьезно добавила: – Нам пора снова заняться любовью, а то будет подозрительно для тех, кто нас подслушивает.

– Правильно, – кивнул Ключ, – вам, детки, пора в постельку, а мне пора на выход, чтобы все успеть.

Он протянул Тамаре прямоугольный кусочек картона и тихо добавил:

– Если что надо, звоню тебе, если вам – звоните мне на «трубу». Специально сегодня приобрел, для этого дела. А теперь в койку.

Когда из комнаты донеслись звуки поцелуев и возбуждающие стоны, старик вышел из ванной. Стараясь не глядеть на кровать с переплетающимися голыми телами, бесшумно открыл дверь и выскользнул наружу. В коридоре было пусто и тихо, он открыл дверь пожарного выхода и неспешно двинулся вниз. На этот раз он не считал ни ступеньки, ни этажи.

Внизу его терпеливо ждал Ежик. За время, проведенное на дворе, Василий Погожин так продрог, что зуб на зуб не попадал.

– Пошли, – тихо произнес Лескин. Они молча преодолели обратное расстояние к машине.

Сидя в салоне «Жигулей», старик вытащил из бумажника три сотенные банкноты и протянул их Погожину.

– Твой гонорар. – Когда деньги перекочевали из рук в руки, задумчиво произнес: – Есть еще пара предложений, сначала выслушай, потом дашь ответ. Только запомни, то, что скажу, надо выполнить до завтрашнего вечера, никак не позже. Понял?

Василий кивнул, сейчас он чувствовал себя как во сне, еще вчера он прятался на чердаке, голодал и проклинал судьбу. Только за сегодня он заработал шестьсот долларов, деньги просто огромные, и это еще не предел. Главное, не прогадать.

– Мне нужны «маслята», – продолжал Палыч, – для «ПМ», не много, шестнадцать штук, но в обоймах. Это первое, второе, необходимо найти одного человека, журналиста Анатолия Сафина, и выяснить, где его хата. Если это сможешь выполнить – получишь столько же.

От услышанного у Погожина, как говорится, дыхание остановилось. Васька вдруг почувствовал, что на него сыплется манна небесная. Мозг заработал со скоростью сверхскоростного компьютера, просчитывая возможные варианты.

«Патроны, «маслята»…» – тут же в памяти всплыл бывший прапорщик, с которым он познакомился в пивной. Тот воевал в Чечне и хвастался, что у него полно всякого боевого барахла, даже цену назвал: «По доллару за патрон». Наверняка и обоймы у него есть или знает, где их можно достать.

«Теперь второе, где искать журналиста? – Ежик еще сильнее напряг мозг, где, как световое табло, мелькало: «Главное – не прогадать». Выход появился неожиданно быстро. Погожин, плотно общавшийся с бомжами, вспомнил опустившегося бродягу Чинарика. Спившийся интеллигент работал в советские времена в пресс-центре Моссовета и знал всех московских журналистов. – Если сам не знает, подскажет, к кому обратиться».

– Я выполню оба поручения, – наконец произнес Васька.

– Отлично, – кивнул Лескин, протягивая еще одну банкноту достоинством сто долларов. – Это тебе на «маслят». За остальное расчет по выполнении. Договорились?

Ежик утвердительно кивнул, крепко-накрепко вцепившись в баранку.

– Вот и хорошо, а теперь довези меня до Арбата. «Маслята» привезешь в обед, ресторан «Арагви». Адрес журналиста вечером. Трогай.

Отдохнуть в «Бангладеш» так и не получилось. Покинув пивбар «Холодок», Тимур после выпитой паленой водки и разбавленного пива чувствовал себя довольно скверно, общение со спивающимся телохранителем оптимизма не добавило. Лариса, видя состояние своего бой-френда, предложила поехать домой. На что Тимур, естественно, согласился.

Дома она набрала горячую ванну для любимого мужчины, а когда Тимур выбрался из воды разгоряченный и расслабленный, Лариса уложила его на кровать, натерла тело ароматизированными маслами, потом, раздевшись догола, сделала тайский массаж, лаская тело любимого всем своим телом. В конце концов занятие массажем перешло в занятие сексом.

Когда через полчаса они лежали обессиленные, довольные и курили на американский манер одну сигарету на двоих, Лариса сняла трубку телефона и заказала пиццу.

Огромный блин, начиненный копченым мясом, грибами, помидорами и расплавленным сыром, был порезан на дольки. Любовники с аппетитом ели пиццу и запивали красным сухим вином, кислым на вкус и с привкусом бочки.

– Тим, ты не мог бы сделать мне подарок? – неожиданно спросила Лариса, приблизившись почти вплотную к Тимуру, дыша на него ароматом пиццы и вина и благоуханиями своего тела.

– Все, что угодно, дорогая, – улыбнулся Тамерлан, – бриллианты, новую машину или новую винтовку. А может, ты хочешь еще один магазин, то бишь бутик?

– Нет, – лукавая улыбка постепенно сползла с лица женщины.

– Чего же ты хочешь, мон шер?

Теперь уже Лариса говорила совершенно серьезно, и в ее глазах сверкал огонь ненависти.

– Когда все будет закончено, позволь мне прикончить этого мальчишку.

– Что, приглянулся? – усмехнулся Тимур.

– Для ровного счета, это во-первых, а во-вторых, он морской пехотинец. О, я их хорошо помню, этих «черных волков». Мы тогда обороняли подходы к президентскому дворцу, мотострелки о нас зубы поломали, и тогда на штурм бросили морпехов. Это уже было не пушечное мясо, это были звери, не хуже наших бойцов. Они нас давили в прямом и переносном смысле. Наверное, ты, Тимур, тоже знаешь, что такое злоба от бессилия?

Лариса взяла из пачки сигарету, ее пальцы мелко подрагивали, не надо было быть дипломированным психологом, чтобы догадаться, что это дрожь ярости, а не страха.

– Этот твой пленник тоже не такая овца, как хочет казаться. У него под овчиной скрываются даже не волчьи зубы, там клыки крокодила, готовые перекусить любого, кто подставится. Он очень опасен, поверь мне, Тим.

Тимур улыбнулся, допил остаток вина из бокала.

– Получается как в фильме «Место встречи изменить нельзя», Горбун говорил. «Бабу не проведешь, она сердцем чует».

– Вот именно, – Лариса наконец улыбнулась. – Так как, договорились?

– Заманчивая перспектива, ей-богу, заманчивая. Но честное слово, разработанный план не включает твоего активного участия. Поэтому пленного убьет другой человек.

Хохи проснулся от храпа Имрама. Он сидел в кресле и никак не мог вспомнить, как получилось, что он заснул и почему его не сменил напарник. Это было неестественно как для него, так и для Имрама.

«Что-то здесь не так», – подумал гвардеец, он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Это невольно наводило на мысль, что заснули они не сами по себе, а по чьей-то злой воле. По инструкции, полученной еще в бункере от Тимура, они должны были докладывать либо ему, либо Гонзе Холилову обо всем, что выходило за рамки обычного. Данную ситуацию он посчитал довольно необычной, поэтому решил немедленно доложить Гонзе. Поднявшись из кресла, он подошел к Имраму, тот лежал на спине, широко раскинув руки, и храпел во всю мощь своих легких. Хохи растолкал его и громко сказал:

– Давай просыпайся, умывайся и садись к двери. А я пойду доложу, не нравится мне это внезапное сонное царство.

Имрам поднялся с постели, протер глаза и, утвердительно кивнув, направился к креслу, все еще ничего не соображая.

Хохи вышел в коридор и направился в номер Джавдета, но доложить о происшедшем не получилось.

В номере, кроме одуревших от вчерашних возлияний Гонзы и боевиков, находился Тимур Гафуров. Резидент был вне себя от злости, он пришел в гостиницу десять минут назад, в номере все спали, включая Гонзу.

– Вы хоть соображаете, что творите? Вы же все проспали, на войне это стоит жизни не только часовому, но и всей группе. А мы здесь тоже на войне, – бушевал Гафуров, стоящий за его спиной Хохи сообразил, что если еще и он скажет, что они спали, то есть шанс превратиться в козла отпущения, а ему это не надо.

Чинарик – тощий, долговязый бродяга с редкой, всклокоченной бороденкой неопределенного цвета, в роговых очках с толстыми стеклами линз и самодельными дужками. Одет этот субъект был не менее экзотично: полулысая кроличья шапка, драное пальто с каракулевым воротником, под пальто была драная рубашка и вязаный мохеровый жилет, густо населенный насекомыми-паразитами. Такое соседство иногда вызывало зуд, но Чинарик привык.

Сунув руки в карманы пальто, бродяга шел по набережной Москвы-реки неспешной походкой праздного гуляки. Он был в таком романтическом настроении, когда хотелось писать стихи и сочинять музыку. Что плохо вязалось с внешностью бомжа, которому следовало суетиться, рыскать по контейнерам, разыскивая пропитание.

Неожиданно Чинарик остановился, на асфальте лежал приличных размеров окурок. Он наклонился, поднял его, на фильтре виднелись следы яркой губной помады. По-собачьи обнюхав его, бомж удовлетворенно произнес:

– Запах женщины, – и спрятал окурок куда-то под шапку, затем оперся на чугунные перила и долго смотрел на темные воды реки.

– Чинарик, – донесся откуда-то знакомый голос, к бомжу приближался спешащей походкой Ежик. – Ну что, узнал? – не здороваясь, спросил Васька, приблизившись вплотную.

– Принес? – не отрывая взгляда от воды, буркнул бродяга.

– На, держи, – Погожин извлек из-под куртки бутылку дешевого краснодарского портвейна. Чинарик зубами оторвал пробку, которую тут же выплюнул в реку, затем, сделав пару глотков, протянул ее Ежику. Тот отрицательно покачал головой и сказал: – Давай, рассказывай.

– Сперва покажи «бабки», как было условлено, – не уступал Чинарик.

Васька вытащил из кармана пачку десятирублевок.

– Вот, здесь тысяча.

Бомж не спеша пересчитал деньги, сунул их в нагрудный карман рубахи и негромко заговорил:

– Анатолий Сафин печатается под псевдонимом Федор Достовалов, пиши адрес.

Записав адрес, Ежик поинтересовался:

– А что он за человек, какой журналист? (Это интересовало не его, а Ключа.)

– Да какой он журналист, так, «сливной бачок».

– То есть?

– Художественно оформляет слитую ему информацию по заказу. Доходы, конечно, в этом бизнесе сумасшедшие, но уважения нет среди коллег. Поэтому он не человек, а навозная муха, сидит на дерьме, питается дерьмом и на дерьме делает капиталы. Так что, если кто-то поручил пересчитать ребра этому мерзавцу, бог в помощь. Мерзавцев следует учить.

Ежик ничего не сказал, он повернулся и зашагал в обратном направлении. Что будет с каким-то борзописцем – ему было абсолютно плевать, это знает Ключ, ему и решать. А Ваське главное – не упускать свой шанс.

– Вот, твой дедушка передал, – Тамара протянула два металлических пистолетных магазина, набитых под завязку золотистыми бочонками патронов, и пару непонятных кожаных ремней. Они снова заперлись в ванной и включили воду. Такие процедуры проводились постоянно, каждый раз после занятий сексом. Подобная регулярность не могла быть подозрительной.

– А это что еще такое? – разглядывая ремни, спросил Виктор.

– Подтяжки для носков, – пояснила женщина. – Думаю, старичок свои запасы разгреб. Но в одном он прав – это необходимо, чтобы обоймы не выпали в самый неподходящий момент.

– Хорошо, что еще?

– Палыч твой план немного усовершенствовал, – прошептала Тамара, она закрыла краны и, взвизгнув, забралась в горячую воду и громко позвала: – Иди ко мне, вода как парное молоко.

– Иду, – так же громко ответил Виктор. Уложив обоймы и кожаные подвязки в полиэтиленовый пакет, он плотно заклеил его скотчем, спрятал пакет в сливной бачок над унитазом (классический тайник). Бесшумно опустив на место керамическую крышку, сиганул в ванную, и тут же взвизгнул: – Ух, да ты экстремалка!

Женщина бросилась на него, ее губы впились в губы Савченко. Они подобно двум змеям свились в страстном поцелуе, подняв вокруг себя каскад брызг.

Наконец кое-как страсть удалось утихомирить, Виктор с трудом оторвался от губ своей подруги и, прижавшись к ее уху, прошептал:

– Так что придумал «божий старичок»?

– Ты – прагматик, дружок, – Тамара больно ущипнула Виктора за живот. Удовлетворенная своей маленькой местью, женщина тихо заговорила: – После того, как ты сядешь в мою машину, ехать надо не в Москву, как было задумано, а совсем в другую сторону. Нам надо ехать в поселок Гвардейский, там расположены армейские склады Московского военного округа. У КПП нас будет ждать дежурный, кажется, прапорщик. «Таврию» загоним на территорию воинской части, а оттуда уедем на другой машине. Если чечены за нами погонятся, тогда им придется штурмовать батальон охраны.

– Лихо задумано, – согласился с новым доводом Виктор, потом весело посмотрел на подругу и насмешливо спросил: – Так что, у тебя «Таврия»?

Глаза Тамары сверкнули негодованием, и она зло прошипела:

– Дружок, тюнинг для моей «Таврии» стоил больше, чем стоит она сама. Так что моя машина и по внешнему виду и по качеству не уступит иномарке средней руки.

– Да ты злюка, мать, – произнес опешивший Виктор, понимая, что обидел женщину.

– А ты дурак, – ответила Тамара, и они снова стали целоваться, расплескивая остывшую воду.

Анатолий Сафин перед большим делом заканчивал накопившиеся малые дела, проще говоря, «подбирал хвосты». Сегодня была намечена встреча с редактором газеты «Столица», Гарик хотел получить свои дивиденды за отправку Анатолия в Чечню, а тот пока ограничился парочкой обзорных репортажей вместо обещанной сенсации. Теперь следовало этот вопрос как-то отрегулировать. Сафин чувствовал, что одними обещаниями не обойтись, придется проставляться, Гарик – большой любитель хлебосольных застолий.

Как ни хотелось Толику перед предстоящим мероприятием употреблять, но другого выхода не было. Он еще с детства помнил, что все яйца в одну корзину не кладут и кто знает, может, когда-нибудь ему снова понадобится помощь Гарика.

Проснувшись, он позавтракал чашкой кофе и сигаретой, потом скептически осмотрел себя в зеркале – недельная щетина, волосы длиннее нормы, черные круги под глазами, ну чем не портрет храброго охотника за сенсацией, борца за свободу слова. Оставшись довольным внешним видом, Сафин набросил на себя длинную кожаную куртку и, заперев дверь, стал спускаться по лестнице.

Выйдя из подъезда, журналист направился в сторону метро, за руль ему сегодня не следовало садиться. Пройдя через двор, он не обратил внимания на припаркованные в глубине двора бордовые «Жигули».

– Вот он, журналюга, – произнес Ежик, сидящий за рулем, указывая сидящему рядом Ключу на удаляющегося Сафина.

– Он живет один? – спросил Лескин, еще раз осматривая двор. Ничего особенного, самый обычный двор, ни консьержа, ни кодовых замков. На мелочи можно не размениваться, сразу браться за основную часть.

– Живет он один, но иногда водит к себе баб. Вчера у него никого не было. Я проверил, – поспешно сообщил Василий.

Палыч посмотрел на циферблат наручных часов, прошло пять минут, вполне достаточно времени, чтобы вернуться, если что-то забыл.

– Пошли, – произнес старик, выбираясь из машины. Они вдвоем пересекли двор, вошли в подъезд и поднялись на второй этаж.

– Вот, – Погожин указал на бронированную дверь, обшитую лакированной филенкой.

– Присматривай, – приказал старик, не спеша подошел к двери, погладил бронзовый кружок, обрамляющий замочную скважину. «Других замков нет, значит, весь расчет на эту дуру». Ключ извлек из пиджака футляр, в котором оказались очки с вмонтированным в оправу миниатюрным фонариком. Включив его, надел очки на нос и, скрипя суставами, присел напротив замочной скважины. Несколько минут рассматривал ее, потом недовольно крякнул и достал из кармана лупу.

– Так, так, – бубнил старик, со стороны напоминая фаната-нумизмата или филателиста, добывшего редкий экземпляр.

Наконец старый вор со стоном поднялся, потер затекшую поясницу, затем рассовал свои приспособления по карманам и, повернувшись к Погожину, коротко сказал:

– Пошли.

В машине Ключ достал свой блокнот, несколько минут подумал, потом быстро набросал примитивный чертеж.

– Ну, что там? – не выдержал Ежик, когда старик закончил рисовать.

– Английский сейфовый замок, фирма «Астероид» гарантирует, что такого карапуза можно вскрыть только родным ключом и нет никакой возможности подломить закрытую дверь.

– Неужели так все запущено? – удивился Василий.

– Это они так думают, – усмехнулся старый медвежатник. – Придется огорчить разработчиков фирмы «Астероид». Для начала нужно найти хорошего слесаря.

– Да ты че, Палыч, я же слесарь-инструментальщик высшего разряда.

– Ладно, тогда слушай, – в течение одной минуты был показан чертеж и пояснены все нюансы орудия взлома и посрамления западных капиталистов.

– Да это же, как два пальца… – начал хорохориться Погожин, но Ключ его урезонил:

– Ты не пыжься, а сделай, что надо.

– Все будет хокей, Палыч. – Ежик нажал на педаль газа.

Сперва они заехали на барахолку. Васька немного потолкался среди работяг, распродававших то, что некогда удалось стащить с родного предприятия. Там он приобрел все необходимое, затем зашел в продуктовый магазин и купил две бутылки водки «Столичная».

После этого они поехали к Погожину домой. Поставив «Жигули» напротив каменного бокса, где размещалась жэковская мастерская, Ежик захватил кулек с необходимыми материалами и водкой и направился в бокс.

В помещении вдоль стен были установлены слесарные верстаки. Обычно в мастерской было людно, но сегодня за дальним верстаком трудился один Васильевич, богатырского роста старик с красным носом в лиловых прожилках.

– Привет работникам разводного ключа и вантуза, – весело приветствовал старика Погожин.

– Здоров, тезка, – не отрываясь от своего занятия, ответил Васильич, с Ежиком они были по корешам. Васька часто захаживал в мастерскую, иногда его угощал выпивкой старик, а когда Еж был при деньгах – он угощал его. Хотя многие слесаря не любили полупьяницу-полубродягу, но старик Погожина в обиду не давал: «Васька парень честный, у своих не ворует».

– Как дела? – Слесарь наконец закончил свою работу и поднял глаза на гостя. Увидев того в обновах, искренне удивился: – Ого, тезка, да ты никак на подъеме?

– На работу устроился, – скромно произнес Василий, доставая из пакета две поллитровки.

– Такое дело надо обмыть, – принимая бутылки, весело проговорил старый сантехник.

– Мне бы халтурку одну выполнить…

– Да господи боже мой, вся мастерская в твоем распоряжении. Твори, – позвякивая бутылками, Васильевич удалился в раздевалку.

Сбросив с себя куртку, Погожин извлек из пакета стальной прут и кусок тросика от велосипедного тормоза. Зажав прут в тиски, отпилил ножовкой большую часть, оставив отрезок около двадцати сантиметров. Затем согнул его буквой Г так, что одна сторона состояла из одной трети, а другая из двух. Более длинную сторону Погожин пропилил ножовкой на всю длину. Кусачками откусил необходимой длины тросик, который вставил в пропил, дальше в дело пошел паяльник и олово. Через несколько минут заказ Палыча был выполнен.

Закончив работу, Василий обтер руки попавшейся тряпицей, надел куртку и на минуту зашел в раздевалку. Васильич вовсю сервировал длинный дощатый стол, нарезав тоненькими ломтиками нежно-розовое сало, дольками репчатый лук, он вовсю пластал буханку «Бородинского» хлеба.

– Все, Васильич, я закончил, – сообщил Ежик.

– Отлично, – кивнул старик, ставя на стол пару граненых стаканов. – Самое время обмыть твою перемену в жизни, пора за ум браться, тезка.

– Не могу, клиент в машине ждет, – ответил Васька и почти бегом бросился вон из мастерской, подальше от соблазна.

– Готово, – сообщил он, усаживаясь за руль «Жигулей» и протягивая Палычу изготовленную только что отмычку. Медвежатник остался доволен:

– Трогай.

Заехав во двор, на этот раз машину не стали ставить далеко. Припарковались недалеко от подъезда Сафина.

– Пойди проверь, не вернулся этот хорек, – приказал Ключ. Погожин быстро выбрался из салона машины и нырнул в подъезд. Вернулся он довольно быстро. Нагнувшись к старику, сообщил:

– Все тихо, щелкопер еще не вернулся.

– Пошли.

Они вошли в подъезд и не спеша стали подниматься по лестнице.

Поднявшись на второй этаж, остановились. Лескин буркнул: «Присматривай», а сам направился к бронированной двери.

– Палыч, – окликнул его Ежик, когда медвежатник остановился, протянул продолговатый пластиковый предмет черного цвета, похожий на милицейский жезл. – Вот, электрошокер. Достал по случаю, когда искал «маслята». Шестьдесят пять тысяч вольт, достаточно нажать на кнопку, с ног собьет хоть Тайсона, хоть Карелина. Вырубит напрочь, главное, себя не зацепить.

– Понял, – хмыкнул старик, он повертел в руках электрошокер, потом сунул его в правый рукав и тихо сказал: – Спасибо.

Пройдя к двери, Лескин вытащил из кармана отмычку и сунул ее в замочную скважину. Стальной тросик прогнулся, точно входя в пазы стальных язычков. Потом дважды провернул отмычку вокруг своей оси. Сейфовый замок фирмы «Астероид» безропотно открылся, пропуская жуликов в квартиру.

Лескин, войдя в квартиру, огляделся. Стильная мебель из натурального дерева, музыкальный центр, видеодвойка, компьютер.

– Нехилое гнездышко для борца за правду, – присвистнул Ежик.

– Не свисти, денег не будет, – спокойно произнес Палыч, он еще раз оглядел квартиру, потом добавил: – Найди пару чемоданов, баулов или на худой конец несколько сумок и собирай все самое ценное. Ни у кого не должно даже возникнуть мысли, что это не обычная квартирная кража.

Пока Погожин разыскивал средства транспортировки краденого, Лескин сел за компьютер и включил машину. Несмотря на то что Анатолий запаролил вход в систему, старик, последние два года сутками просиживавший за компьютером, долгими часами штудировавший специальную литературу по программированию, легко его обошел и вскрыл файлы. Изучив их содержимое за несколько минут, он наткнулся на образец статьи. Сначала просмотрел материал, прилично сдобренный фотографиями. Снимки, как и предупреждал Виктор, действительно были живописными. Против своей воли Дмитрий Павлович погрузился в чтение.

Тем временем Ежик нашел два кожаных чемодана, баул из синтетической ткани, большую спортивную сумку. Опытный, хоть и мелкий жулик, Васька сразу же принялся укладывать самое ценное. В чемоданы легли новые вещи журналиста и разобранный музыкальный центр. В баул нырнула видеодвойка и пара новых сапог на цигейке. Сумку он заполнил видеокассетами и компакт-дисками. Когда все более или менее ценное было уложено, Васька встал посреди комнаты и задумался, что бы еще прихватить. Неожиданно его взгляд наткнулся на большой расписной самовар на стеклянной горке. Подставив стул, Ежик достал его и поднял крышку. Внутри он обнаружил толстую пачку российских рублей и немного потоньше стодолларовых банкнот.

– Палыч, я нычку нашел.

– Молодец, подбирай все, потом разберемся.

Приободренный Ежик с еще большим рвением принялся рыскать по ящикам.

Наконец Палыч закончил читать материалы статьи и задумчиво произнес:

– Да уж, толково написано. Что ж, вырвем жало газетной гадине.

Только он успел произнести эти слова, в очередной раз щелкнул замок бронированной двери, на пороге стоял хозяин квартиры.

Журналист был в легком подпитии, Гарик оказался на вечер занят, поэтому обошлись парой бутылок коньяка. Увидев в своей квартире незнакомцев, ошалело присвистнул:

– Вот так номер, жил да помер. Вы что, мужики, совсем оборзели?

– Спокойно, парень, мы сейчас уйдем, – вставая из-за компьютера, как можно миролюбивее проговорил Лескин. Ежик стоял посреди комнаты, не решив, что же ему делать. То ли вцепиться в горло хозяину квартиры, то ли поднимать вверх руки.

– Что значит спокойно? Вы, урки поганые, да я вас… – Сафин, возбужденный алкоголем, глядя на двух невзрачных на вид воров, вспомнил, что в школе занимался боксом и даже имел третий юношеский разряд. Он уже представлял, как в газетах напишут: «Журналист задержал преступников», но полностью закончить фантазию он не успел.

Палыч протянул правую руку, и в следующую секунду журналиста ударил разряд электрического тока в шестьдесят пять тысяч вольт, швырнув его на пол.

Когда Анатолий пришел в себя, он уже сидел на своем рабочем стуле, его руки были плотно примотаны к подлокотникам скотчем, ноги прикреплены к станине. Чемоданы, баул и сумка из комнаты исчезли.

– Ну что, пришел в себя? – спросил старик, ухватив Сафина за волосы, задрал его голову вверх. В глаза ударил свет настольной лампы.

– Кто, кто… что вам надо, кто вы такие? – заикаясь, бессвязно лепетал журналист.

– Значит, так, – наигранно-грозно заговорил Лескин. – Я всего один раз задам тебе один вопрос.

– Ка… какой вопрос?

– Где негативы и фотографии, которые делал у чеченцев?

– Не… не понимаю.

– Не ври, я только что читал твою статью, – Палыч ткнул рукой в сторону светящегося монитора. – Там есть эти самые фотографии.

Только теперь до Сафина дошло, что это не простые домушники, еле ворочая языком, он спросил:

– Так вы из «конторы»?

Такого оскорбления старый вор вытерпеть не смог и залепил журналисту звонкую пощечину, злобно прошипев:

– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Сейчас мы здесь все обольем бензином, тебя особенно тщательно, и подожжем. Ты сгоришь, и пленка, надеюсь, тоже будет уничтожена, – потом посмотрел на Погожина, стоявшего за спиной журналиста, и негромко спросил: – Канистру принес?

– Все готово, – весело ответил Ежик, хотя никакой канистры у них не было.

– Поливай, – приказал Ключ тоном человека, как минимум всю жизнь проработавшего истопником в крематории.

– Не надо, – взмолился Сафин. – Я все отдам.

– Отдавай, – Лескин буквально впился взглядом в лицо Анатолия.

– Под компьютерным столиком две паркетины убираются, там тайник.

– Проверь, – приказал медвежатник Ежику, тот едва ли не нырнул рыбкой под столик и тут же закричал:

– Есть.

– Отлично, – проверив находку, Палыч удовлетворенно кивнул, указывая Погожину на компьютер, коротко проговорил:

– Забирай «железо» и жди меня в машине.

– Что, что вы задумали? – Лицо Анатолия покрылось холодным потом.

– Мы уходим, но напоследок я тебе дам хороший совет, – Палыч снова приблизился к лицу Сафина. – Когда придешь в себя, не вздумай бежать и жаловаться Тимуру. Он тебя кончит, а если не он, то я тебя из-под земли достану и кончу, жестоко кончу. Понял?

Анатолий хотел кивнуть в знак согласия, но не успел. В лоб его ударил мощный электрический разряд.

– Что будем делать с барахлом? – спросил Ежик, когда Лескин умостился в салоне машины. Он уже понял, что кража – всего лишь прикрытие.

Медвежатник на секунду задумался:

– Конечно, от барахла следовало бы избавиться, но, учитывая твое бедственное положение, возьми себе на обустройство квартиры. Только смотри, в скупку ничего не неси, сгорим как швед под Полтавой. И особо не афишируй новые приобретения, сам знаешь, глаза и языки у всех есть. И вообще, надо подумать о новой «норе» для тебя.

– Да ни в жизнь, – счастливый. Еж щелкнул ногтем по зубу, имея в виду тайну своего нового приобретения.

– Ладно, трогай, – произнес старик, и тут же из кармана его пальто раздалась трель мобильного телефона.

– Ну что, твоя пассия сегодня тоже будет? – спросил Тимур, войдя в номер Савченко. Тот сидел в кресле и смотрел телевизор. Внезапное появление Тамерлана не произвело на него никакого впечатления.

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Виктор. – Вообще-то обещала. А что, понравилась?

– Мне? – Тимур презрительно хмыкнул. – Нет. Я люблю крупных женщин, а не пигалиц.

– Тогда зачем… – не успел удивиться пленник.

– Завтра у нас мероприятие. Пусть подождет тебя в гостинице, уедете вместе. Если что, дополнительное запутывание следов.

«Угу, как же, сильно запутаем, – мысленно огрызнулся Виктор, сразу сообразив, к чему клонит Тимур. – По номеру ее машины в два счета определят, кому принадлежит». Но вслух произнес другое:

– Вот и отлично, что все заканчивается. Получу бабки, смогу хоть пару недель оттянуться в свое удовольствие.

– Правильно, – одобрительно кивнул Тамерлан, – только из Москвы сматывайся от греха подальше.

– Естественно.

– Тогда до завтра. – Чеченец вышел из номера. А Виктор наедине со своими мыслями остался ждать подругу.

Тамара появилась через час, как всегда, яркая, искрящаяся. Она стремительно проскочила комнату и с разбега плюхнулась Виктору на колени, звонко поцеловала его в губы и весело спросила:

– Сегодня мы, как всегда, начинаем вечер с бара? Типа «Эй, мамбо, мамбо Италия»…

– Нет, дорогая, мне надоело тратить силы на танцы. Хочу все силы потратить на тебя, – громко произнес Савченко, прижимая женщину к себе, затем шепнул ей на ухо: – Ликвидацию они наметили на завтра на утро. Звони Палычу, пусть присмотрит за нашим отъездом.

Тамара громко рассмеялась и едва мотнула головой, доставая из сумочки черный прямоугольник мобильного телефона.

– Вот и прекрасно, тогда ужин закажем в номер, а я пока приму душ.

С мобильным телефоном в руке женщина скрылась за дверью ванной комнаты. А Виктор, сняв трубку гостиничного телефона, долго перечислял блюда на ужин.

Через полчаса стол в номере был сервирован по классу люкс на две персоны. Разорив на несколько сот долларов своих тюремщиков, Савченко с удовольствием дал шустрому официанту «на чай» две пятидесятирублевки из пачки Тимура.

Когда довольный официант вышел из номера, в комнату вошла улыбающаяся Тамара. Махровое полотенце едва прикрывало бедра, бисер капель при электрическом свете играл всеми цветами радуги на ее теле.

Виктор подхватил женщину на руки.

– Ты великолепна, – кружа ее по комнате и слизывая с сосков капли влаги, закричал он.

Ночь была страстной, но не долгой. Уже через два часа обессиленные тела, разметавшись по всклокоченной кровати, погружались в липкий кисель сна. Прежде чем нырнуть в забытье, Виктор на мгновение вспомнил о предстоящем. Молодости свойственно забывать о смерти, особенно когда достаточно ее повидал…

В девять утра Тимур и Лариса уже были возле гостиницы. Воскресный день, как правило, начинается поздно. Уставший от рабочей недели народ в этот день обычно старается отоспаться, чтобы с понедельника снова ходить на работу, посещать концерты, стадионы, кинотеатры, казино.

Лариса сидела на рулем своего «БМВ» и с недовольной миной курила длинную темно-коричневую сигарету. Ей гак и не удалось уговорить любовника разрешить ликвидировать пленного по окончании акции. Даже после выматывающего все силы тайского массажа Тим оставался непреклонен – морпех не ее добыча.

У Тамерлана настроение было ни к черту. Паскудные мысли не давали заснуть всю ночь, а тут еще никак не удавалось дозвониться до Сафина, журналист как в воду канул.

«Ладно, черт с ним! – наконец Тамерлан прекратил попытки связаться с Анатолием. – Вот кобель, в нужную минуту заблядовал. Хорошо, что все материалы у него подобраны. Было бы неплохо сделать еще пару снимков усадьбы. Да ладно, и так сойдет».

От гостиницы к стоянке потянулась череда людей. Шли они не спеша и, можно сказать, праздно, только уж очень целенаправленно. Когда они приблизились к стоящим у дороги за стоянкой двум иномаркам, Тимур вышел им навстречу, обменялся рукопожатием с Гонзой, потом указал Виктору на свою машину:

– Садись в «Крайслер».

Виктор пожал плечами, но перечить не стал, открыв дверцу, он сел на заднее сиденье. Хохи умостился с левой стороны от него, Имрам, открыв правую дверцу, хотел сесть, но Тимур придержал его за рукав и кивком головы указал на свободное место седовласому:

– Ты садись, Ваха.

– А я куда? – удивленно спросил Имрам, когда его место занял седовласый.

Гафуров отвел в сторону боевика и негромко, чтобы Савченко не услышал, властным тоном приказал:

– Вернешься в гостиницу и кончишь бабу этого пацана. Но смотри, не наследи, все должно выглядеть, будто это он ее кончил. Понял?

– Понял, – кивнул боевик. – А потом?

– Потом позвонишь мне на «трубу», я скажу, что дальше делать.

Первоначально Тимур не хотел убивать женщину, но, после того, как он застал «слухачей» во главе с Джавдетом дружно храпящими, возникла реальная опасность, Виктор вполне мог что-то сболтнуть женщине. А малейшая зацепка впоследствии могла оказаться путеводной нитью к организатору ликвидации.

Посмотрев вслед удаляющемуся Имраму, Тимур обернулся к Гонзе и бодро сказал:

– Ладно, по коням. Пора ехать.

Груженные боевиками иномарки сорвались с места.

Проезжая поворот, ведущий к гостинице, Виктор заметил одиноко стоящие у обочины «Жигули», в салоне машины сидели два человека, но лиц на такой скорости он не смог рассмотреть.

Они уже проехали километров пятьдесят, когда Джавдет неожиданно обернулся и посмотрел на Виктора. Цепкий взгляд чеченца скользнул по лицу, рукам, потом он громко сказал, обращаясь к Тимуру:

– Надо бы остановиться где-то, пострелять, чтобы руки не дрожали.

Виктор понял намек, если он киллер, который убил Бахрама выстрелом из пистолета, значит, на руках должны остаться частицы пороха, оседающие после выстрела. Иначе получается лажа.

– Хорошо, – кивнул Тимур, он тоже понял в чем дело. – Найдем укромное местечко и остановимся.

Сидя в салоне «Жигулей», Палыч внимательно смотрел вслед удаляющимся иномаркам, потом перевел взгляд на одинокий силуэт, неспешно направляющийся обратно в гостиницу. Он уже был в курсе, что Тамару оставили в номере. Многоопытному преступнику не надо было долго думать, для чего это было сделано.

– Значит, давай дуй в гостиницу, – приказал он Ежику. – Выдернешь оттуда бабу Пистона, посадишь ее в «Таврию» и сюда. У нас сейчас время как у спринтеров пошло на секунды. Ферштейн?

– Так точно, ферштейн, – Васька выбрался из машины и бодрой рысцой направился к зданию гостиницы. Ярко-синий рабочий комбинезон с надписью «Ремонт сетей связи» и широкий пояс с кармашками, наполненными разными инструментами, были своего рода пропуском в любое учреждение.

Оказавшись на хозяйственном дворе, он быстро пересек территорию и, открыв дверь пожарного хода, поспешно стал подниматься по лестнице. На третьем этаже Погожин оказался в тот момент, когда Имрам вошел в номер Виктора, даже не потрудившись запереть дверь на внутренний замок, Ежик беззвучно последовал за ним.

Получив от Лескина инструкцию ждать в номере или его, или человека от него, Тамара сидела в кресле и в ожидании курила. Услышав щелчок открывающейся двери, она улыбнулась и положила сигарету в пепельницу. В следующую секунду улыбка слетела с ее лица, в комнате стоял незнакомый мужчина. Судя по явной кавказской внешности, он вряд ли мог быть человеком Палыча. Женщина вскочила с кресла и хотела закричать, но незнакомец, предугадав ее желание, поднес толстый указательный палец к мясистым губам и тихо произнес:

– Не кричи зря, все равно никто не услышит.

– Кто вы, что вам надо? – запинаясь, спросила Тамара.

– Я должен тебя убить, – честно признался незнакомец. Плотоядным взглядом окинув фигуру женщины, добавил: – Есть два варианта, если ты мне дашь, я потом тебя тихо задушу, чем больше мы будем трахаться, тем дольше ты проживешь. Если ты не согласна, забью, как кореец собаку.

Неожиданно всегда уверенная в себе женщина, готовая любому хаму или хулигану дать словесный отпор, поняла, что никакие слова, угрозы «сообщить куда надо» и тому подобное не подействуют, перед ней стоял убийца и насильник, на которого никакие угрозы не действовали. И теперь ее судьба заканчивалась здесь, быть забитой до смерти в гостиничном номере. Страх настолько парализовал женщину, что она даже не заметила, как за спиной кавказца появился маленький невзрачный человек в синей униформе.

Глядя на широкую спину с покатыми плечами, Ежик ошалело замер. Первое желание было бежать со всех ног, он всегда пасовал перед крупными людьми, еще со школьных времен боялся их. Но, вспомнив о Палыче, бежать передумал. Второго шанса судьба не подарит.

Старик, видимо, что-то такое предполагал, поэтому среди инструментов было спрятано несколько предметов криминального назначения, в кармашке под правой рукой лежал самодельный свинцовый кастет, под левой баллончик с усыпляющей смесью.

Сейчас, глядя на гиганта, Василий вдруг сообразил, что кастетом такого бугая с ног не свалишь, только раззадоришь. В чудодейственную силу снотворного газа он не верил. Решение пришло само собой, едва рука, шарящая по поясу, наткнулась на рифленую рукоять отвертки.

Видя, что женщина не двигается с места, Имрам самодовольно улыбнулся и сделал шаг к ней. В следующую секунду левую лопатку пронзила острая боль, и на спину прыгнул кто-то практически невесомый. Гигант от неожиданности рванулся вперед и закружился, пытаясь руками схватить нахала и сбросить ненавистный груз, но Васька Погожин с проворством обезьяны обвил ногами живот боевика, намертво слившись с ним. Сжав горло боевика захватом правой руки, левой изо всей силы давил на рукоятку тридцатисантиметровой отвертки. Эта сцена со стороны напоминала бой Ясона с Минотавром.

Имрам пытался кричать, но из передавленного горла лишь вырывался слабеющий хрип. В последнем рывке он попытался вытащить пистолет, но оружие в пластиковой кобуре вывалилось на пол, и он тут же растянулся во весь рост, грохнувшись лицом вниз. По могучему телу пробежала судорога агонии, и он затих.

Ежик с трудом поднялся с поверженного врага, тяжело дыша, вытащил из нагрудного кармана платок, быстро протер рукоятку отвертки и бросил платок женщине:

– Быстро протри свои пальчики по всей хате.

До смерти испуганная увиденным, Тамара лихорадочно начала тереть и там, где касались ее руки, и там, где нет. Обернувшись, она неожиданно спросила своего спасителя:

– Вы его убили?

Ежик оскалился, обнажив пару зоновских фикс из бе-риллиевой бронзы:

– Такого кабана разве убьешь? Уморил я его.

Через десять минут они уже стояли на территории хозяйственного двора. Женщину била мелкая дрожь, но Ежик на все эти «нежности» не обращал внимания – у самого внутри был «холодец».

– Номер с «тачки» скрутила?

– Да, еще вчера, как Дмитрий Павлович велел.

– Отлично, давай вперед дуй на стоянку. Действуем как намечено, – не давая женщине опомниться, Васька поспешил в обратном направлении.

После отстрела пяти обойм на пальцах правой руки четко отпечатались черные крупинки пороха. Сейчас Виктор сидел в салоне «Крайслера» один, остальные боевики, снова получив оружие, рассеялись за ближайшими деревьями. На поляне возле машины остались Тимур, Лариса и Джавдет. У Гонзы через плечо висел диковинный автомат с раструбом на коротком стволе и кольцеобразной рукояткой под цевьем. Такой автомат Виктор видел однажды на плакате в учебном классе в Североморске. «АКМСУ» – мощное и в то же время компактное оружие было специально разработано для диверсионных частей КГБ, армии и флота, куда поступало небольшими партиями. Дальше этого эксперимент не пошел, повсеместно стали перевооружать войска на малокалиберный «АК-74».

Впрочем, откуда у Джавдета раритет, Савченко мало волновало, сейчас его внимание было приковано к пистолету, который держал Тимур. Это был тот самый «Макаров», с которым Виктор все время тренировался и из которого час назад он отстрелял почти полсотни патронов, и ему не хотелось, чтобы Тимур вытащил боек, тем самым сделав пистолет бесполезным, как булыжник – оружие пролетариата.

Но Тамерлану сейчас было не до восточного коварства, он уже трижды звонил Имраму, но тот тоже не отвечал.

«Слишком много накладок. Вначале куда-то пропал Сафин, теперь Имрам молчит», – с раздражением думал Гафуров. По всем правилам разведки в подобной ситуации операцию следовало отменить и попытаться исчезнуть, «лечь на дно» до выяснения всех деталей этих несостыковок. Но взрывной механизм под названием Аслан Гусейнов был запущен, и, если ему не подыграть, так долго и тщательно разрабатываемая операция пойдет насмарку.

Тамерлан еще раз взглянул на циферблат наручных часом, еще по разу обзвонил Сафина и Имрама, ему не ответил ни тот, ни другой. После этого он взмахом руки подозвал Виктора, пока тот выбирался из салона автомобиля, он демонстративно вытащил из пистолета обойму, заглянул в нее, как будто там были патроны, и, загнав ее обратно, поставил пистолет на предохранитель.

– Ну, вот и наступил твой звездный час, Виктор… – Протягивая оружие пленнику, назидательно произнес: – Сделаешь все как надо, и через пару часов ты свободный человек, да еще и при деньгах. Понял?

– Понял, – кивнул Виктор. Взяв оружие в правую руку, он взглянул в направлении, куда ему сейчас следовало идти. С холма, на котором они расположились, двухэтажная вилла выглядела игрушечным домиком среди таких же игрушечных деревьев. Голубая петля реки делила пейзаж на две равные половины, на одной из которых расположились усадьба, причал и катер у причала, а на другой еще голое поле, редкий лесок и грунтовая дорога, упирающаяся прямо в реку. Где-то там, на дороге, его должна ждать Тамара. Пока ее машины там нет, но она обязательно будет.

– Я могу идти? – спросил Виктор.

– Поторопись, дружок, – почти зловеще произнес ему вслед Джавдет, любовно поглаживая свой «АКМСУ».

До виллы было метров пятьсот через лесок, окружавший территорию усадьбы. Виктор двигался к заранее приготовленному лазу в ограде, на протяжении всей дороги дважды он заметил засевших в кустах боевиков, которые контролировали его движения и приглядывали за ним, чтобы в последний момент пленник не кинулся в бега.

Место лаза было подготовлено недавно, возле каменного забора находился деревянный ящик, поставленный на попа, на ограде, безжизненно свесив объектив, висела телевизионная камера.

«Все готово, уже ждут», – подумал Виктор; сунув за пояс пистолет, он легко перебрался через забор. Оказавшись под его прикрытием, вытащил из носка одну обойму с патронами и заменил пустую на полную. Сняв пистолет с предохранителя, передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Оттянув большим пальцем курок, Виктор поднялся во весь рост, пройдя с десяток шагов по парку, он перемахнул через живую изгородь. Оказавшись на узкой дорожке, выложенной темно-коричневой тротуарной плиткой, двинулся в направлении особняка. Цивилизованная тропа, пролегавшая мимо пока еще пустого искусственного пруда с фонтаном в виде слона, задравшего вверх хобот, привела Савченко к боковому входу в особняк. Небольшая дверь из цельного куска толстого стекла была приоткрыта и манила незваного гостя.

Держа перед собой пистолет, Виктор левой рукой потянул дверь на себя. Внутри было тихо, лишь издалека доносилось щебетание птиц. Помещение, в которое он попал, оказалось оранжереей или, говоря современным языком, «зимним садом». В зале с высокими потолками в декоративных кадках росло несколько десятков пальм, фикусов, кактусов и другой экзотической растительности. Кроме флоры, в оранжерее была и фауна. В больших металлических клетках на разные голоса пели птицы, в центре зала был установлен гигантский стеклянный аквариум с множеством разноцветных рыбок, кишащих среди подводной растительности. Между вечнозеленой растительностью были установлены удобные глубокие кресла, низкие столики и обычные парковые скамейки.

«Со вкусом живут», – подумал Виктор, пробираясь сквозь заросли зеленого сада. Неожиданно в царстве зелени мелькнуло неясное белое пятно, раздвинув ветки папоротника, он увидел человека, сидящего на парковой скамейке.

Мужчина сидел, широко расставив ноги и забросив руки на спинку скамейки, при этом неестественно запрокинув голову. Белую рубаху перечеркивали полосы кожаных ремней подплечной сбруи.

Приблизившись, Савченко понял, неизвестный убит, его лицо было превращено в кровавую маску. Черная кобура под левой подмышкой была пуста. Больше в оранжерее никого не было, следовало двигаться дальше по широкой винтовой лестнице на второй этаж.

Держа перед собой оружие, Виктор стал осторожно подниматься наверх. Миновав последний лестничный пролет, он оказался в начале длинного темного коридора. Из этого коридора вело три двери. Две по обе стороны смотрели друг на друга, похожие по дизайну как братья-близнецы. Третья, двойная дверь в центре, была похожа на их прародителя, широкая с позолоченной инкрустацией. Из-за этой двери доносились приглушенные голоса.

Виктор осторожно приблизился к торцевой двери и пальцами левой руки надавил на бронзовую ручку. Ручка легко опустилась, дверь со скрипом открылась. Прятаться не было смысла, Савченко, держа перед собой пистолет, шагнул навстречу опасности.

Напротив входа в кабинет за тяжелым письменным столом сидел невысокий худощавый мужчина в свитере грубой вязки. Виктор сразу же узнал загорелое лицо, орлиный нос и пышные усы с серебристыми нитями проседи, его портрет служил ему мишенью несколько недель.

Напротив Бахрама Джамбекова расположился гигант со сломанным носом и мятыми ушами-лопухами. Незнакомец был одет во все черное: гольф под горло, джинсы, остроносые туфли и лайковые перчатки. В каждой руке он держал по пистолету. Длинноствольный черный «ТТ» был направлен на Джамбекова, а кургузый «ПМ» уставился в грудь вошедшего Савченко.

Говоривший до сих пор на чеченском верзила хищно оскалился и заговорил по-русски. Его русский был абсолютно чистым, без малейшего акцента.

– А вот, Бахрам, и «козел отпущения». Я тебя застрелю, потом его. И весь мир узнает, что русские все равно расправляются с чеченцами, даже если те предали свой народ и его дело. После этого твои люди освобождаются от данной клятвы, и мы возвращаем ситуацию обратно к Хасавюрту.

Джамбеков молча смотрел на своего бывшего телохранителя, теперь убийцу, а Савченко громко засмеялся. Подняв свой пистолет, он поймал в прицел голову со сломанным носом.

– Хрен вам, а не Хасавюрт, – не удержался от реплики морпех.

Убийца неожиданно отвел взгляд от приговоренного чеченца и насмешливо посмотрел на Виктора.

– Помолчи, жертвенный баран. В твоей хлопушке нет патронов.

– Ты так думаешь, чеч?

Голос обреченного прозвучал удивительно твердо. Аслан взглянул в глаза Виктора и понял, что тот не блефует.

Три выстрела грянули одновременно. Остроконечная пуля, выпущенная из «ТТ», ударила Бахрама Джамбекова в левую руку, тупые пули «Макарова» разминулись. Пуля убийцы попала в дверной косяк, расколов его. Пуля Виктора угодила противнику в самый центр лба, опрокинув убийцу вместе со стулом.

Савченко поднялся с пола, всего на долю секунды он опередил противника, успев одновременно в падении нажать на спуск.

– Получилось все-таки, – проговорил Виктор, подойдя к раненому Джамбекову. – Вас сильно зацепило?

– Да есть немного, – скрипнул зубами Бахрам.

– Сейчас я вас перевяжу, – Виктор рывком оторвал вязаный рукав свитера и тут же перетянул руку повыше раны. Служба в разведке, война научили его мгновенно реагировать на любую, даже самую малую незначительную опасность. – Бинты есть?

– Есть. На первом этаже аптечка должна быть.

– Не успеем, – мрачно буркнул Савченко, подсчитывая, сколько ему еще отпущено времени. – В доме есть место, где вы сможете укрыться?

– Да, под гаражом есть бункер, – поднимаясь со своего кресла, произнес Бахрам, рана была не тяжелая, но довольно болезненная.

Он подошел к телу недавнего телохранителя, поднял длинноствольный «ТТ», посмотрел на своего спасителя:

– Кто они?

– Боевики, как я понял, ваши бывшие друзья, – усмехнулся Виктор, вынимая из остывающей руки убитого второй пистолет.

– Сколько их? – Чеченец горел жаждой немедленной мести. Савченко мгновенно представил, что произойдет, когда огромное здание виллы со множеством входов начнет штурмовать десяток опытных головорезов. Да и не верил он этому спасенному, хрен его знает, как себя он поведет, когда бой начнется.

– Не надо боя, – наконец произнес Виктор. – Вы укройтесь в убежище и вызывайте подкрепление, а мне надо на тот берег.

– У пирса пришвартован катер, – Джамбеков тоже сообразил, что бой может быть не в.их пользу. – Вместо зажигания тумблер под панелью управления.

Тройной выстрел, слитый в один звук, долетел до поляны, где собрались боевики, звуком взорвавшейся хлопушки.

– Почему один выстрел? – спросил Тимур, поднеся к глазам небольшой портативный бинокль.

– Может, Аслан, дуплетом с двух «стволов»? – предположил Гонза, ему было уже скучно, операция завершилась, и теперь наступал самый неприятный момент, момент разговора с Тимуром, как соскочить с «поезда смерти», а потом добраться до тайника с деньгами и, упорхнув в (пусть даже морозную) глубокую провинцию, переждать смутные времена. А дальше как Аллах позволит.

Тимур, не отрываясь, следил за плоской крышей особняка, по договоренности с Асланом после ликвидации тот должен подняться наверх и махнуть носовым платком, дать знак «все в порядке». Но время шло, а Гусейнов не появлялся.

Неожиданно боковым зрением он засек движущуюся тень. Развернувшись, он навел на неясный силуэт бинокль и тут же узнал его.

Вполне живой и здоровый Виктор бежал по дощатому пирсу, добежав до торца, спрыгнул в пришвартованный катер. После некоторых манипуляций за кормой лодки забурлила речная вода, Виктор легко, как будто всю жизнь занимался этим, отвязал пеньковый конец. Катер отчалил от пирса.

– Твою мать, – выругался Гафуров, забыв, что истинный мусульманин должен ругаться по-мусульмански, поминая Аллаха или хотя бы шайтана.

Боевики, собравшиеся вокруг машины, уставились в направлении, куда смотрел резидент. Лариса, как опытный снайпер, мгновенно узнала пленника и тут же со злости сломала дубовую ветку, которую держала в руках.

«Говорила этому придурку, отдай его мне», – ругалась про себя Вронская. Расстояние до беглеца все увеличивалось, пока бы она доставала и устанавливала винтовку, прошло бы слишком много времени, пленник скорее всего ушел бы из зоны досягаемости винтовочного выстрела.

Катер по диагонали пересек реку и ткнулся острым носом в песчаный берег. Виктор тут же выпрыгнул на берег и побежал в направлении редкого леска.

– Совсем оборзел, щенок, – буркнул Тимур, наблюдая за беглецом. Он никак не мог понять, что же произошло, но подозревал, что ситуация вышла из-под контроля и произошло что-то непоправимое. – По машинам, – наконец проговорил он.

– Да ты что? – взбесилась Лариса, ей не давала покоя первая промашка любовника. – Здесь круг не меньше тридцати километров.

– Ничего, тридцать верст не расстояние, – совсем озверев, прорычал Тимур. – Догоним гада и прикончим. За все рассчитаемся.

Боевики бросились к машинам. Джавдет не спешил, подождав, пока все рассядутся, он пригладил усы и улыбнулся. Тимур влип, и теперь с ним будет легче договориться.

Тамара не помнила, как она вышла из гостиницы, как села в машину и выехала со стоянки. Да и всю дорогу до условленного с Виктором места ехала как на автопилоте. Свернув с трассы, она повела «Таврию» по ухабистой грунтовой дороге.

Заехав в редкую лесополосу, женщина едва успела нажать на тормоз, когда под колеса машины бросился человек. На капот «Таврии» упал Виктор.

– Ты что, совсем очумел? – Страх за любимого вывел Тамару из шокового состояния.

– А ты позже приехать не могла? – тяжело дыша, выдавил из себя Виктор. Он распахнул дверцу и рухнул в кресло рядом с ней. Женщина сразу же обратила внимание на пистолеты, один в руке, другой за поясом. Но, после того, как на ее глазах убили насильника, это уже не произвело впечатления.

– Значит, не могла, – резко ответила она, разворачивая маленькую юркую машину.

Через несколько минут «Таврия» снова выпрыгнула на трассу и понеслась, набирая скорость. Виктор наконец смог отдышаться и перевести дух. Некоторое время он сидел с закрытыми глазами, потом повернулся к женщине и весело произнес:

– Кажется, прорвались. Теперь главное, чтобы бензина хватило.

– Не бойся, хватит, – коротко ответила Тамара, ни на секунду не отрываясь от дороги. – В багажнике три полные канистры, как ты велел.

За окном мелькали загородные пейзажи, деревья с набухшими почками, чернозем, покрытый серой щетиной прошлогодней стерни. Как часовые, вдоль дороги стояли металлические опоры линий электропередачи.

Успокоившись, Виктор оглядел салон машины, велюровые кресла, пластиковый люк в крыше, квадросистема, встроенный кондишн.

– Неплохо оборудовала ты себе машину, подруга.

– Говорила же тебе, тюнинг стоит больше, чем сама машина, зато теперь не хуже «Ченквиченты», – ответила Тамара, по-прежнему не отрываясь от дороги, неожиданно, облизнув пересохшие губы, сказала: – Прикури мне сигарету.

Виктор согласно кивнул, огляделся по сторонам. На «торпеде» сигарет не было, он заглянул в «бардачок» и извлек оттуда пачку гигиенических прокладок «Оллвейс».

– Эти, что ли? – спросил молодой человек, демонстрируя находку.

– Дурак, – Тамара зарделась, как школьница. – Сигареты в сумочке на заднем сиденье.

Савченко перегнулся через сиденье и достал из сумочки пачку «Карелии», вытащил сигарету, раскурил от автозажигалки и, закашлявшись, сунул ее женщине в рот. Тамара сделала несколько глубоких затяжек и неожиданно выплюнула сигарету себе под ноги, истерически закричав:

– За нами погоня!!

Виктор сразу же узнал машины преследователей. Мощный «Крайслер» и стремительный «БМВ», подобно скаковым лошадям, шли, что называется, «ноздря в ноздрю», как две торпеды на боевом курсе неслись, заняв всю дорогу.

– Выжимай из своей «Ченквиченты» все, что можешь, – едва не заорал Виктор. Теперь близость гибели была еще вероятней, чем полчаса назад.

Даже если бы в «Таврию» вложили втрое больше ее стоимости, то вряд ли она и тогда смогла соревноваться с импортными гигантами автомобилестроения.

Трасса загибалась резким поворотом, и Тамара по краю легко вписалась в него. Едва машина проскочила поворот, Виктор увидел с левой стороны накатанную коллею через поле.

– Поворачивай, – заорал он не своим голосом и резко рванул руль из рук женщины влево.

«Таврия» несколько секунд прыгала по ухабам, затем вскочила в коллею и, подобно локомотиву, понеслась как на рельсах. Метров через пятьсот машина едва не врезалась в полуразрушенную каменную ограду. Тамара резко затормозила, выворачивая руль. Легкую миниатюрную машину занесло, и она встала поперек колеи. Навстречу им бежал комичный персонаж, не по сезону в теплой шапке-ушанке, широком дождевике и резиновых сапогах. В руках этот самый что ни на есть комик жизни держал самую настоящую двустволку.

– Куда прешь? – наставив ружье на «Таврию», грозно заорал сморчок в ушанке.

– Угомонись, дед, – выглянув из окна машины, Виктор пытался урезонить разбушевавшегося старика.

– Я тебе угомонюсь, угомонюсь, ворюга проклятый, – визжал, не унимаясь, старик, размахивая двустволкой. – Все растащили, паскуды.

– Да угомонись ты, – Савченко, не помня себя, вскинул руку с зажатым в ней пистолетом.

– Ты чего? – обмер сторож, увидев направленный в грудь черный зрачок ствола.

– Что эта за контора? – не обращая внимания на старика, спросил Виктор, указывая на каменную ограду.

– Раньше была колхозная автомастерская, это когда еще в колхозе техника имелась. Потом председатель машины распродал, а сам деру дал, мастерскую закрыли. А меня поставили охранять, чтобы не воровали, да куда там. Вот, три дня бюллетенил, так гады даже ворота сперли, – дедок указал на пустой проем в ограде. – Все растащили.

– До села далеко? – пряча оружие, спросил Виктор.

– Туточки, километра с полтора.

– Так, – Виктор повернулся к Тамаре, – давай со старым в деревню, найди телефон и вызывай милицию. Скажешь, бандитская разборка.

– А ты? – Тамара не двинулась с места.

– Я прикрою вас, иначе они нам не дадут уйти.

– Нет, я останусь, – попыталась упорствовать женщина, но Виктор охладил ее пыл:

– Ты меня свяжешь по рукам и ногам. А это равносильно гибели. Выжить я смогу, только если менты поторопятся.

Тамара молча выбралась из «Таврии», Савченко последовал за ней, остановившись возле сторожа, он взял у него ружье:

– Заряженное?

– Солью, – буркнул старик, все еще не понимая, что же происходит. Он даже не стал протестовать, что молодой незнакомец отобрал у него двустволку.

Переломив ее пополам, Виктор вытащил два патрона цилиндрической формы. Взглянув на тусклый блеск латунных гильз, сунул их в карман куртки:

– Быстрее уходите, – подтолкнул женщину к сторожу. – Они, видно, проскочили, но скоро сообразят и вернутся.

– Кто они? – не понял сторож.

– Банда, дед, банда.

После этих слов старика как ветром сдуло, он бросился так бежать, что дождевик распахнулся наподобие паруса контрабандистской шхуны.

– Тебе тоже пора, – сказал Виктор, обращаясь к Тамаре.

Женщина кротко взглянула на него, в надежде, что он все-таки передумает. Не передумал, круто развернувшись, Савченко зашагал в направлении проема в ограде. Это место должно было стать его крепостью, у стен которой он остановит врага.

Ремонтная база в местном колхозе была далека от идеала даже приблизительно, несколько навесов для техники разместилось с правой стороны ограды. Здесь же стоял большой стол с вкопанной по периметру скамейкой. Рядом со столом было установлено некое сооружение, отдаленно напоминающее летний душ. С противоположной стороны территории была установлена эстакада, сваренная из толстых металлических швеллеров и уголков. За эстакадой раскинулось длинное деревянное строение с остроконечной черепичной крышей. Большие оконные проемы были заколочены фанерными щитами. С двух концов в здание вели дощатые двери с навесными ржавыми замками.

«Здесь у них, видимо, был ремонтный цех», – догадался Виктор. Здание было единственным объектом, пригодным для защиты. Держа на локте раскрытое ружье, он направился к ближайшей двери, ухватив рукой скобу из старой, трухлявой стены, рывком вырвал ее. Внутри было темно и холодно, сквозь отверстия в плохо прибитых щитах в помещение проникал тонкими стрелами солнечный свет, в лучах которого можно было даже разглядеть чугунные станины разобранного ремонтного оборудования.

«Последний рубеж обороны не ахти какой, но выбирать все равно не из чего», – подумал Виктор, оглядывая помещение. Пол помещения был усеян различными металлическими деталями. Наклонившись, Савченко подобрал несколько гаек, покрытых темно-коричневой ржавчиной. Отобрав пару тяжелых восьмигранников, по диаметру подходивших к калибру ружья, он быстро направился наружу.

Во дворе ногтем мизинца выковырял из патронов бумажные пыжи и высыпал кристаллический порошок соли. Затем загнал в каждую гильзу по гайке, после стрельбы такими снарядами ружье будет капитально испорчено. Но пока Виктора это мало волновало, главное, что металл куда эффективнее соли. Вставив оба «патрона» в стволы, защелкнул ружье и взвел курок. Неожиданно в мозгу вспыхнула идея по применению чужого оружия. Вернувшись в цех, установил ружье в дверном проеме так, чтобы стволы смотрели в грудь входящему. Затем из пружины и куска стальной проволоки, так вовремя попавшихся на глаза, соорудил растяжку. Конец одной закрепил за спусковой крючок левого ствола, а второй за дверную ручку. Теперь оставалось только потянуть двери на себя.

Увлекшись сооружением ловушек, недавний разведчик морской пехоты вспомнил про оставленную поперек колеи «Таврию». Бак машины и три канистры с бензином представляли собой неплохую бомбу.

Виктор опрометью бросился к машине. О том, что собрался уничтожить автомобиль своей любимой женщины или хотя бы то, что покушается на чужую собственность, он даже не думал. Когда речь идет о жизни и смерти, тут уже не до меркантильных вздохов об имуществе остальных.

Распахнув багажник, Савченко достал оттуда большую, двадцатилитровую канистру. Затем открутил пробку бензобака, и тут перед ним встал вопрос…

Для дистанционного подрыва бензобака необходим был фитиль. В багажнике Тамары с женской скрупулезностью было идеально убрано, не было ничего даже приблизительно похожего на тряпку. Прямо хоть рви на себе одежду, рвать не хотелось, а бежать обратно в цех в поисках ветоши не было времени. Взгляд Виктора случайно упал на небольшой кусок свернувшейся кольцом стальной проволоки. Мозг, работающий в экстремальном режиме, мгновенно выдал единственно правильное решение. Подхватив проволоку, он залез в салон автомобиля и вытащил из «бардачка» упаковку женских гигиенических прокладок. Выпрямив проволоку, Виктор разорвал картонную упаковку, извлекая оттуда белоснежные прокладки, и тут же стал их нанизывать на шампур, тесно прижимая друг к другу.

Бросив широкую неподвижную ленту, тут же обильно полил ее из канистры бензином со словами: «Посмотрим, как вы хорошо впитываете влагу».

Пропитав прокладки топливом, один край проволоки сунул в горловину бензобака, а другой упер в землю. После этого из канистры полил землю, проложив «дорожку» до самой ограды. Снова вернулся к машине, бросил закрытую канистру на водительское сиденье и захлопнул дверцу. Теперь он был готов к бою, плохо было только одно – вместо привычного «калаша» была лишь пара короткоствольных пистолетов, но это же никакой роли не играло.

С того момента, как «Таврию» остановил Печкин с двустволкой, прошло около четверти часа. Виктор подумал о Тамаре, удалось ли ей дозвониться в милицию и что дальше она будет делать. «Надо было с ней идти», – мелькнуло в голове морпеха, но он тут же отбросил эту мысль. Во-первых, вряд ли на своих двоих они далеко ушли бы от боевиков, а во-вторых, уж очень ему хотелось посчитаться за все…

Преследователи появились неожиданно, угловатый «Крайслер», подобно танку, прыгал по ухабам, за ним трясся «БМВ». Обе иномарки потеряли все свое изящество, съехав с трассы.

Савченко поднял пистолет на вытянутой руке и, зажмурив левый глаз, потянул спусковой крючок. Гулко ударили три выстрела. Теперь Виктор целился как надо, сейчас уже не стоило валять дурака.

После первых выстрелов «Крайслер» свернул влево, «БМВ» вправо. Из обеих машин высыпали боевики, разбегаясь в разные стороны. В следующую секунду по «Таврии» хлестнули автоматные очереди. –

– О, е, – Виктор рухнул на землю, над его головой зазвенели битые стекла, зачавкала под ударами пуль обшивка, гулко лопались пробитые колеса. «Таврия» стала оседать на правый бок. Еще молодой парень, но уже опытный боец, Савченко понимал, что оставаться на месте равносильно смерти, рывком сорвав свое тело, он, как спринтер, с низкого старта метнулся к ограде. Рухнув за каменную стену, он выдохнул и только сейчас сообразил самое главное – у него не было ни зажигалки, ни спичек, а без огня топливо не воспламенится. Времени на раздумья не оставалось.

Разведчик выглянул из своего укрытия, выставив пистолет, выстрелил в землю. Вырвавшийся из ствола сноп пламени поджег разлитый бензин. Оранжево-голубая змейка побежала по земле в сторону машины. С треском загорелись пропитанные бензином прокладки, и в следующую секунду рванул бак. «Таврия» в момент была объята огнем, с грохотом вырвало крышку пластикового люка и швырнуло вверх канистру, которая, подлетев на десяток метров, тут же взорвалась обрушившимся огненным дождем на землю. Нечеловеческий вопль заглушил стрельбу…

Тимур Гафуров гнал машину, выжимая все, на что был способен дорогой красавец-американец. Сейчас он был вне себя от ярости. Четко спланированная и отработанная операция пошла прахом из-за какого-то русского хренопутала, ни на что не способного подмосковного лимитчика. Естественно, что после такого позора не могло быть и речи о возвращении в Чечню. С разведдеятельностью тоже покончено, единственное, что после такого сокрушающего провала ему может предложить Ушастый или Бабай, это только застрелиться. Но такой вариант Тимура не устраивал. Утешительным обстоятельством являлось то, что в живых из родственников у него никого не осталось и позор не ляжет на их головы.

«Заберу Ларису, и бежать, – размышлял Тимур, не отрывая взгляда от черной ленты трассы. – Сперва в Чехию, сниму все деньги со счета – и в Панаму. Как чувствовал, позаботился заранее о гражданстве и недвижимости. Несколько лет придется отсидеться, а потом будет видно. Но сперва я из черепа этого сопляка сделаю ночную вазу».

Машины выскочили на небольшую возвышенность, откуда открывалась трасса как на ладони на десяток километров. Белой «Таврии», которую они должны были догнать с минуты на минуту, нигде не было видно.

«Черт, они где-то свернули», – догадался Тамерлан, задыхаясь от душившей его ненависти, и резко развернул машину. Да так резко, что Лариса, сидевшая за рулем «БМВ», едва успела среагировать, чтобы не врезаться в «Крайслер».

Несколько секунд занял разворот, и автомобили помчались в обратном направлении.

– Смотри, куда они могли свернуть, – зло приказал Тимур Джавдету.

Кровожадный толстяк совсем был сбит с толку сегодняшними событиями. Он уже забыл о мечте соскочить с «поезда войны» и на время где-то затаиться. Сейчас Гонза был захвачен азартом погони, он уже чувствовал запах крови и даже представлял себе, как он освежует тушу этого мальчишки. «Московские газеты будут с содроганием писать об увиденном», – с упоением думал Джавдет. Тщеславие было присуще всем кровавым маньякам, и он не был исключением.

– Вон колея, – заорал кто-то из боевиков с заднего сиденья.

– Ну, все, конец ему.

«Крайслер» соскочил с шоссе в разбитую колею и тут же запрыгал по ухабам, из-за чего скорость пришлось сбросить до средней.

Вскоре была обнаружена «Таврия», возле которой стоял Савченко. Беглец не метался в поисках убежища, не убегал. Он стоял, выставив вперед руку, сжимающую пистолет.

– Ну же, стреляй, неуч, – прорычал Тимур, почему-то уверенный в том, что беглец даже в машину не попадет. Но едва из ствола вырвался сноп пламени, как на лобовом стекле «Крайслера» вспыхнула паутина попадания. Джавдет при первом выстреле с неестественным для его комплекции проворством нырнул под автомобильную «торпеду». Две другие пули разнесли лобовое стекло на мелкие осколки, которые тут же засыпали весь салон. Позади Тимура дико закричал раненый боевик.

– Щенок, – прорычал Гафуров, выворачивая руль. «Крайслер» выскочил из колеи и тут же заглох.

– Своличь, – путая буквы, заорал Джавдет, вываливаясь из салона автомобиля на землю. Короткоствольный «АКМСУ» уже был у него в руках, длинная очередь трассирующих пуль ударила в сторону «Таврии», его тут же поддержала пара «борзов» и «скорпионов».

Гонза вскочил на колено и дал еще одну очередь, потом махнул левой рукой, приказывая боевикам двигаться вперед; выхватив правой пистолет из подмышечной кобуры, возле него растянулся Тимур.

Невысокий, коротко стриженный боевик, держа у живота самодельный автомат, бросился к машине, пригибаясь едва ли не пополам. Он быстро достиг «Таврии» и прижался к двери. Оказавшись в безопасности, он махнул рукой. Гонза поднялся, сделал несколько шагов, и тут рванул бензобак, поглотив в огненном шаре укрывавшегося за машиной боевика. В следующую секунду взорвалась канистра, подброшенная взрывной волной в воздух. Толстяка окатило с ног до головы горящим бензином, превратив его в живой факел.

– А-а-а, – заорал во всю мощь своих легких Гонза, уже ничего не соображая, он надавил на гашетку автомата. Длинная очередь хлестнула во все стороны, едва не зацепив своих же.

– Гад, – выругался Тимур то ли в адрес беглеца, то ли в адрес горящего Джавдета. Вскинув свой «глок», он несколько раз выстрелил, пока объятая огнем туша не повалилась на землю. – Вперед, – рявкнул резидент на залегших боевиков. – Щенка брать живьем, чтобы потом… Рассеялись и вперед.

Когда машина взорвалась, Виктор воспользовался передышкой и бросился к строению цеха. Сорвав со второй двери навесной замок, заскочил в помещение, встав под защиту бетонной сваи, служившей одной из опор строения. Сейчас наступал кульминационный момент, ближний огневой контакт.

Майор Егоров, снайпер-альфовец, говорил: «Бой не драка, в отличие от драки в бою предпочтительнее бить по групповой цели, по одиночной, лишенной маневра». Деревянный сарай больше походил на смертельную мышеловку. Но опять же, бой всегда понятие неопределенное, на которое может воздействовать множество различных факторов от принципа зеркальности до чисто математического вычисления. Атакующие несут потери втрое больше обороняющихся. По крайней мере, идти в атаку Савченко не собирался, в отличие от боевиков он был на своей земле (за какой-никакой защитой), и время сейчас работало на него.

Первый боевик появился не через зияющий проем вместо ворот, а перемахнул через ограду и укрылся за опорой навеса. Следом за ним перемахнул второй, за ним последовал третий. Подобно матерым волкам, они обкладывали жертву. Только жертва не собиралась сдаваться без боя.

Виктор поднял пистолет и через щель в двери прицелился в появившуюся над оградой физиономию. Когда боевик наполовину перелез через забор, морпех надавил на спуск.

На выстрелы из цеха чеченцы ответили огнем. Пули заколотили по деревянной обшивке здания.

– Твою мать, – выругался вслух Тамерлан, глядя на повисшее на заборе тело одного из гвардейцев. Что происходит? Бой практически еще не начался, а его группа уже потеряла четверть личного состава. Безусый мальчишка гробит его людей, опытных бойцов, как фанерные мишени. – Ну, теперь все, ты сам себя в ловушку загнал, щенок.

Гафуров взглянул на стоящего рядом Хохи, миниатюрный «скорпион» в руках здоровяка казался игрушкой.

– Возьми пару человек, и обойдите его с тыла, – резидент указал на закрытую дверь с противоположной стороны строения.

– Гранатами бы гада забросать, – скрипя зубами, произнес Хохи.

– Нет гранат, – коротко ответил Тимур, сейчас он и сам не понимал, почему не взяли парочку гранат. Слишком он был уверен в благополучном исходе, но кто мог просчитать такой финал. – Самим придется брать этого урода. Действуй.

Хохи жестом подозвал к себе трех чеченцев, и они перебежками направились к таившему смерть зданию деревянного барака.

Двигались они легко и стремительно, меняя позиции и укрываясь за разбросанным по территории металлическим хламом. В несколько прыжков они охватили здание с двух сторон. Двое боевиков затаились возле двери, откуда минуту назад звучали пистолетные выстрелы. Хохи с третьим боевиком занял позицию у второй двери с тыла. Все было привычно, как всегда на войне, как было в Грозном, Гудермесе, Бамуте. Сейчас Хохи жалел только об одном, что вместо его любимого «Калашникова» с подствольником была чешская трещотка. Ничего настоящему джигиту не надо, чтобы убить врага, достаточно двух рук и храброго сердца. А вернется обратно в горы, снова возьмет в руки любимый автомат.

– Пошел, – Хохи тронул за плечо замершего перед ним с «борзом» боевика. Тот понял и рванулся к двери, рванул ее на себя. В следующую секунду гулко грянул выстрел охотничьего ружья. Стальная гайка, ударив чеченца в грудь, отшвырнула его на несколько метров.

– Что это? – Хохи, приготовившись последовать за только что погибшим, отпрянул за угол. – Шайтан тебя забери, – он никак не мог оторвать взгляда от дергающегося в предсмертных судорогах тела.

Виктор заметил, как к цеху перебежками двигались четверо боевиков. Он узнал гориллоподобную фигуру Хохи, пытаясь взять его тушу на мушку. Но чеченец, несмотря на мощные телеса, двигался довольно резво.

Боевики обошли здание с боков и затаились где-то за стеной. Сейчас стрелять через доски, не зная их расположения, было лишь глупой тратой боеприпасов, в обойме оставалось лишь три патрона. Савченко отступил в темноту цеха, где значительно прибавилось «стрел» солнечного света. Укрывшись за раскуроченным токарным станком, Виктор присел на корточки, вытащил из-за пояса второй «Макаров». С такой позиции, какую он выбрал, оба входа были под просмотром.

Яркий пучок света от раскрывшейся двери слился с грохотом выстрела «самострела». Этот звук послужил сигналом к штурму. Двое чеченцев ворвались через другую дверь, действовали они спонтанно. Первый рухнул на пол и из положения лежа открыл огонь. Второй стрелял из положения с колена. Грохот выстрелов и визг рикошетящих пуль заполнили все пространство цеха.

Виктору пришлось рухнуть на грязный, запыленный пол. Выставив руки с зажатым в них оружием, он нажал на спуск. Огневой бой достиг своего апогея, чеченцам, зажатым в узком коридоре, следовало вырваться на оперативный простор. Виктору, наоборот, нельзя было это допустить. Защищенный чугунной станиной, он бил в дверной проем.

Чеченец, стрелявший с колена, выронил свой пистолет и, схватившись за живот, рухнул на спину. Второй, лежащий на полу, закричал на вайнахском, требуя поддержки. Теперь счет шел на секунды. Кувырок в сторону, и Савченко вскочил на ноги, дважды выстрелил лежащему в голову. Крик прервался, тело убитого боевика вытянулось, выронив разряженный пистолет.

Савченко опустился обратно за станину. Оба пистолета были разряжены, из обнаженных стволов струился кислый дым. Отбросив один из «Макаровых», Виктор вытащил из носка вторую полную обойму и тут же вогнал ее в пистолет. Щелкнув, затвор вогнал патрон в патронник.

Стоя у «БМВ», Лариса наблюдала за догорающей «Таврией», ожидая, когда вернется Тимур, уничтожив беглеца.

Из-за ограды доносились звуки перестрелки, время шло, а никто не возвращался. Женщина взглянула на циферблат золотых «Картье» и со свойственной ей раздражительностью подумала: «Двенадцать минут они уже там возятся, сколько еще?» Достав из кармана кожаной куртки пачку сигарет, вслух проговорила:

– Говорила Тимуру, чтобы он отдал мне этого мальчишку. Сейчас не было бы этой нервотрепки.

Смяв пачку, Лариса со злостью швырнула ее себе под ноги и тут же направилась к багажнику машины. Подняв крышку, убрала фальшдно и извлекла наружу серебристый прямоугольный футляр. Щелкнув замками, Лариса открыла футляр, на синем бархатном ложе лежала ее любимая игрушка, карабин «манлихер» с бронебойными пулями. Расчехлив оптический прицел, молодая женщина передернула затвор и тут же ощутила накатывающую волну возбуждения, это было забытое, ни с чем не сравнимое чувство еще с войны.

Несмотря на то что Тимур ей запретил строго-настрого ввязываться в эту драку, Лариса решительно направилась к ограде, про себя решив: «Там, где мужчины возятся, женщины справятся без труда».

Когда звуки перестрелки внутри здания стихли, Хохи облизнул неожиданно пересохшие губы и посмотрел назад, туда, где засел Тимур с остальными гвардейцами. Если все его люди погибли, а он жив, получается, сам струсил и послал на смерть других. За это полагается публичный расстрел и позор на весь его тейп.

Сжав изо всей силы рукоятку «скорпиона», Хохи медленно двинулся к распахнутой настежь двери. В узком коридоре, ведущем внутрь цеха, безжизненно свесилось двуствольное ружье «самострел». Сейчас оно не таило смертоносной угрозы, чеченец шагнул дальше, в темный провал цеха.

Услышав стоны раненого, Хохи в душе надеялся, что это стонет беглец, верзила даже представил, как он будет пытать его. Чеченец сделал несколько шагов в глубь помещения и тут же ощутил тупой удар в затылок.

Удар был не сильный, но весьма ощутимый. Хохи замер, почувствовав упирающийся в мощный затылок теплый ствол пистолета.

– Что, джигит, хочешь умереть? – За спиной раздался знакомый ненавистный голос, только теперь вместо покорных ноток слышался насмешливый, издевательский тон. Чеченец молчал, понимая, что достаточно небольшого усилия крайней фаланги указательного пальца, и его голова разлетится на десятки больших и маленьких кусков.

– Хохи, медленно подними руки.

Верзила медленно выполнил команду, даже не стал сопротивляться, когда почувствовал, что рука Виктора ухватила за ствол «скорпиона».

– Теперь медленно поворачивайся и иди на выход, – приказал недавний пленник.

Они медленно двинулись к выходу. Теперь Хохи ощущал не только ствол пистолета, упирающегося в голову, но и ствол своего «скорпиона», упирающегося между лопаток.

– Скажи своим, чтобы не стреляли. Будем переговоры вести, – спокойно проговорил Виктор, еще сильнее вдавливая оружие в мускулистое тело чеченца.

Тот что-то прокричал по-вайнахски. Когда они вышли на крыльцо, из укрытия выглянул Тимур, за ним появились еще двое боевиков.

«Ага, это все, что у тебя осталось», – усмехнулся Виктор, пересчитав оставшихся врагов. Тут же убрав от спины пленного «скорпион», направил его на ближайшего боевика, нажал на гашетку. Пистолет-пулемет дернулся, изрыгнув сноп огня, расчертил грудь гвардейца несколькими кровавыми точками. Остальные бросились обратно в свои укрытия, стреляя в ответ. Несколько пуль попали в Хохи, служившего живым щитом для Виктора. Боль от ранений вывела его из состояния шока, избавив от постыдного для джигита чувства испуга. Заревев по-медвежьи, он стал разворачиваться, решив, что и голыми руками разорвет мальчишку. Выстрел в упор из «Макарова», как и предполагал чеченец, разнес его голову на множество кусков.

Виктор рухнул на пол и отполз обратно под защиту стен цеха.

На войне нет подлости, есть лишь военная хитрость.

– Это какой-то бред, – прошептал Тимур, стреляя в дверной проем. Он уже вообще ничего не понимал. Что же происходит? Его люди гибнут, а этот среднерусский лапоть как заговоренный, пули его не берут.

– Надо спалить его вместе с сараем, – предложил лежащий рядом седовласый гвардеец. – Как помойную крысу.

– Идея хорошая, – хмыкнул Тимур. – Только времени нет. – Закончить фразу Тимур не успел. Ошарашенно уставившись на проем в ограде, через который решительно шла, сжимая карабин, Лариса, он закричал: – Ты что, с ума сошла? – Подбежав, он грубо схватил женщину за руку и втащил в ближайшее укрытие.

– Ну, если у вас ничего не получается, не лишай меня такого шанса, – с ядовитой усмешкой произнесла Лариса. В глазах Тамерлана вспыхнул бешеный огонь ущемленного достоинства горца, но тут же погас. Во-первых, она была права, во-вторых, ее слов никто не слышал, кроме него, а в-третьих, он и так опозорен по самую макушку…

– Чего ты хочешь?

– То, что просила раньше, – поглаживая рифленый ствол карабина тонкими пальцами с длинными алыми ногтями, промурлыкала женщина. – Жизнь этого морпеха.

На мгновение Тимур задумался, они сейчас залегли на предельном расстоянии убойной силы «Макарова», а если отойти дальше, то и вовсе будут в безопасности.

– Хорошо, – согласился наконец резидент, повернувшись назад, он указал на вкопанный в землю длинный стол. – Стрелять будешь с него, как раз площадка для такого охотника, как ты.

– Только мне необходим обзор, – Лариса указала на заколоченные фанерными щитами цеховые окна, закрывавшие внутренний вид помещения.

– Ладно, давай пока занимай позицию, а обзор я обеспечу… – И тут же окликнул седовласого: – Ваха!

Седой короткими перебежками подбежал к Тимуру.

– Что случилось? – с нескрываемым раздражением спросил он резидента. Произошедшее не добавило авторитета Тамерлану, гвардеец знал, что Гафурову придется ответить за погибших не только перед командованием, но и перед родовыми тейпами. Если только он сам останется жив.

– Мы кончим этого урода другим способом, – сказал на родном языке Тимур, указывая на женщину с карабином, которая, взобравшись на стол, уперла приклад в плечо и прильнула к оптическому прицелу. – Его снимет снайпер, – продолжал он объяснять задуманное. – Но ей необходим обзор. От тебя требуется оторвать щиты, закрывающие окна. Понял?

– Понял, – кивнул Ваха, – не понял только, что надо делать?

– Надо оборвать эти три щита.

– Я один? – Глаза седого вспыхнули гневом, будь они в родных горах, он, не раздумывая, схватился бы за кинжал. Но здесь не горы, здесь чужой, враждебный мир, где он, Ваха, никто и ничто.

– Да, один, – подтвердил Тимур, – а мы тебя прикроем.

Нужно было на что-то решаться, броситься на горло резидента Ваха не мог – он был один против двоих, которые готовы его пристрелить по малейшему подозрению. Кроме того, бой что-то затянулся, а здесь не Чечня, здесь Подмосковье, как бы земля не загорелась у них под ногами.

«К тому же отрывать щиты – это не врываться внутрь», – сам себя успокаивал Ваха. Петляя короткими перебежками, он бросился к зданию. Тимур, встав на левое колено, сжимал двумя руками «глок» и попеременно следил то за одним выходом, то за другим, ожидая появления ненавистного русского. Лариса, как механическая кукла, тоже поворачивалась слева направо, высматривая цель, предвкушая взрыв удовольствия от меткого выстрела.

Ваха уже добрался до стены цеха, несколько секунд он потратил, чтобы перевести дух, потом приподнялся и, ухватив за край фанерного листа, потянул его на себя. Фанера выгнулась, но вбитые на совесть гвозди прочно ее держали, требовался рычаг. Найти пожарный щит с положенным к нему инвентарем было из области фантастики. Единственное, что более или менее подходило – это оброненный убитым боевиком «борз». Подобрав оружие, Ваха вставил тонкий ствол в проем между щитом и стеной. Фанера под мощными усилиями сразу же затрещала, вытаскивая гвозди из стены, затем огромный Щит вздыбился и медленно повалился, едва не придавив чеченца.

Увидев плоды своего труда, Ваха заметно повеселел, подобравшись ко второму щиту, он так же легко и его оторвал при помощи самодельного чеченского автомата.

Тимур не без удовольствия наблюдал за работой гвардейца, сорванные щиты открывали отличную панораму внутри помещения даже с его позиции, не говоря о Ларисе, которая заняла позицию на возвышенности.

Ваха уже добрался до третьего щита и отработанным движением рванул лист фанеры. Треск падающего листа слился с одним-единственным выстрелом. Из горла седовласого гвардейца ударил фонтан крови, рефлекторно Ваха ухватился за шею руками и рухнул на сорванный щит, угодив грудью на торчащие наружу гвозди. Боли он уже не чувствовал, извиваясь всем телом, он захлебывался собственной кровью.

Лариса, ожидавшая чего-то подобного, засекла вспышку выстрела и сразу же открыла ответный огонь.

Когда рухнул первый щит возле убитого верзилы Хохи и дневной свет залил треть цеха, Виктор находился в противоположном конце помещения возле двух боевиков, пытавшихся штурмом прорваться вовнутрь. Оставшись с одной неполной обоймой, Савченко лихорадочно искал боеприпасы.

У убитого боевика был разряженный пистолет, а в карманах одежды, кроме различного мелкого барахла, ничего не было. У второго, раненого, в пистолете оказалось два патрона и больше ничего. Только теперь Виктор сообразил, что оружие боевикам было выдано без запасных боеприпасов. В случае непредвиденных обстоятельств так легче его сбросить, и надобности в нем особой не было, если бы все пошло, как было задумано. Боевики, пытавшиеся захватить его в здании, учитывали психологический фактор, как раз и брали его на «арапа».

Вытащив обойму из своего пистолета, Савченко вставил два недостающих патрона и посмотрел на раненого. Это был тот самый молодой гвардеец, с которым они позировали приемы рукопашного боя перед репортером.

Смуглое лицо чеченца приобрело землистый цвет, щеки впали, глаза закатились. Он уже не кричал, лишь тихо стонал, держась руками за окровавленный живот.

Короткий удар пистолета в голову раздробил височную кость раненого, прекратив его мучения. Виктор не проявлял гуманизма, знал не понаслышке, что творили эти воины ислама с пленными федеральных войск. Наплевав на все конвенции и договоры, он выполнял свой долг. Долг воина и мстителя.

Отползая обратно в цех, Виктор с ужасом заметил, что все помещение залито светом. В этот момент третий щит, оторванный от стены, упал вниз, на долю секунды открыв седовласого боевика. Почти инстинктивно Савченко вскинул пистолет и выстрелил. И почти сразу же рядом с его головой в бетонную опору ударила пуля. Все так же повинуясь рефлексам, заложенным в человеке не одну тысячу лет назад, Виктор рухнул на пол и кувырком ушел под защиту фрезерного станка. Следующая пуля гулко ударила в станину, оставив в чугуне вмятину с пятирублевую монету.

Выстрела Виктор не слышал, оглушенный звуком своего «ПМ», он сразу догадался, что бьют из более мощного оружия, чем пистолет-пулемет типа «борз» и «скорпион».

– Е-мое, сука снайперша, – шепотом, как будто кто-то мог его услышать, выругался Виктор. Теперь он понял, для чего обрывались фанерные щиты, и вспомнил тот выстрел, который им продемонстрировала в лесу красивая брюнетка, хозяйка блестящего черного «БМВ».

Прикрываясь высоким остовом фрезерного станка, Виктор поднялся во весь рост и из теневой стороны выглянул наружу. Брюнетку он увидел сразу, в брючном костюме из черной лайковой кожи с распущенными волосами она стояла, по-мужски, широко расставив ноги, для лучшей опоры держа на изготовку карабин.

«Метров шестьдесят, – с тоской про себя отметил Виктор. Даже если бы у него была возможность встать в полный рост и разрядить в женщину всю обойму, это ничего не дало. Расстояние не для «Макарова», в то же время для карабина это и вовсе не было дистанцией. – Слишком неравные условия». Таков был неутешительный итог.

Подняв пистолет, Виктор дважды выстрелил, потом снова рухнул на пол и откатился в сторону к убитым боевикам. Прицелившись, еще раз выстрелил сквозь дверной проем и снова откатился под защиту станка. На каждый его выстрел следовал ответный выстрел с довольно приличной точностью. Задержись он на прежнем месте на секунду дольше, и этот поединок мог быть закончен не в его пользу.

Оказавшись за фрезерным станком, Виктор, согнувшись пополам, бросился под защиту токарного станка. Этот агрегат в противоположность фрезерному был вытянут не в высоту, а в ширину, и, чтобы не подставиться под пули, ему пришлось вытянуться на грязном полу во весь рост. Дальше двигался по-крокодильи, чтобы снайпер не заметила направления его движения.

Возле самого порога Савченко неожиданно ощутил, что его нос буквально забит пылью и свербит неимоверно, требуя очиститься хорошим чихом. Он зажал ладонями обеих рук и нос, и рот, пытаясь совладать с предательством собственного организма. Инстинкт самосохранения пришел ему па помощь, и вдвоем они смогли обуздать природу человеческого бытия.

Успокоившись, Виктор пролез еще .пару метров и наткнулся на брошенный им же «скорпион» Хохи. Оружие, хоть и миниатюрное, имело ряд достоинств, позволявших на такой дистанции посоревноваться со снайпером. Мощный парабеллумовский патрон, хорошая сбалансированность оружия плюс проволочный раскладной приклад, размещенный над цевьем, не зря делали его любимым оружием террористов.

Но «скорпион» был разряжен, а без патронов все его достоинства сводились к нулю. Не прикоснувшись к пистолету-пулемету, Виктор протянул руку к двустволке, прикрученной к столбу. Царапая пальцы в кровь, Савченко отвернул проволоку и взял ружье. Левый ствол был раздут и после выстрела гайкой имел форму восьмиугольника.

Как ни парадоксально, но в данный момент допотопная «тулка» была единственным оружием, способным противостоять иностранному карабину с современной оптикой и мощными боеприпасами.

Для того чтобы снайпер не заметила стрелка, Виктору пришлось от противоположной стены цеха проползти через проем входного коридора.

Тяжелое оружие придало морскому пехотинцу былую уверенность, как в те времена, когда в его руках был родной «АКМ». Хотя и прицельные приспособления были абсолютно разные и два ствола вместо одного – сейчас Виктора ничто не смущало. Уперев приклад в плечо, он зажмурил левый глаз, а правым совместил маленькую латунную мушку с центром черного силуэта женщины и плавно потянул на себя спуск.

Гулко в помещении прозвучал выстрел, дернувшееся оружие ощутимо ткнуло стрелка в плечо.

Тимур взглянул на циферблат, уже почти полчаса, как они застряли на территории заброшенной автомастерской. «Не так все должно было произойти», – в очередной раз пожалел себя Гафуров, несмотря на фиаско, он все равно не перестал быть профессионалом. Даже в горячке боя его мозг выискивал варианты красивого отхода. Все стало на свои места после гибели седого Вахи. Он был последним из группы направленных в Москву президентских гвардейцев. Теперь уже некому будет рассказать, что же случилось на самом деле.

«Девять убитых, два из них обгорели до неузнаваемости. Кто установит это, я или Джавдет? – размышлял Тимур. – Некому. Поэтому наше с Ларисой исчезновение никто не заметит. Правда, остался Имрам, который не присоединился к группе после ликвидации девки. Но что он сможет рассказать, даже если и доберется до Чечни? Плохо, что мальчишка все еще жив, это спутывает все карты».

Тимур посмотрел на здание, где скрывался беглец. Широкое деревянное здание сейчас пялилось на него черными провалами оконных проемов, напоминая скелет доисторического ящера.

– Ну, как, не зацепила его? – повернувшись к Ларисе, спросил Гафуров.

Женщина сменила в карабине магазин, деловито передернула затвор и снова припала к оптике, только после этого ответив:

– Верткий, как вьюн.

– Надо поторопиться, – негромко произнес Тамерлан, скорее для себя, чем для своей любовницы.

Но Лариса его услышала и колко ответила:

– Раньше это надо было говорить, когда он как на параде через реку переправлялся. А теперь, мать его… выковыривай его из этой норы.

Тимур ошалело уставился на женщину, она никогда не применяла в своем лексиконе нецензурных выражений, даже когда работала обычным продавцом с рынка в момент их знакомства. Но тут же вспомнил, каким матом сыпали две прибалтийские снайперши из отряда Пастуха. Женщины на войне душой черствеют сильнее мужчин, потому что война продолжательницам рода противоестественна по своей природе. А нарушение законов природы неумолимо ведет к мутации.

Все это Тимур хотел сказать женщине, с которой он уже собрался делить не только ложе, но и всю оставшуюся жизнь. Но сказать ничего не успел, за спиной раздался глухой выстрел. Великолепный австрийский карабин «манлихер» отлетел в сторону, а его обладательницу подбросило вверх, и она, нелепо взмахнув руками, развернулась вокруг своей оси и повалилась на стол лицом вниз.

Не помня себя, Тимур бросился к упавшей Ларисе, ухватил за плечи и рывком развернул к себе. И тут же отпрянул: вместо любимого лица было кровавое месиво с оскаленными в страшной гримасе белоснежными зубами и пустыми глазницами.

Мир рухнул в одночасье. Опустив мертвую обратно на стол, Тимур круто развернулся и решительно зашагал к зданию цеха, выставив перед собой черный угловатый «глок», он нажал на спуск.

Когда до распахнутой двери, перед которой валялся окровавленный обезглавленный Хохи, оставалось несколько метров, «глок» выплюнул последнюю пулю и предательски замолчал, поставив ствольную коробку в крайнее заднее положение. Тамерлан машинально выщелкнул из пистолета пустую обойму и потянулся за запасной. На правах старшего он позволил себе иметь запасную.

– Не торопись, Тимур, – на пороге стоял Виктор. Вываленный в пыли и грязи, сейчас он больше походил на помойного кота. Но эта ассоциация не вызвала улыбки у чеченца. В правой руке беглец держал кургузый «Макаров», ствол которого был направлен резиденту в центр лба.

Уставившийся в лицо черный глаз смерти мгновенно остудил ярость Тимура, отшвырнув разряженный «глок», он спросил устало:

– Кто ты такой?

– Я? – усмехнулся Виктор, он хотел сказать гордое «Русский солдат», но вместо этого произнес: – Я – рядовой морской пехоты Виктор Савченко, не сирота детдомовский Климов, а сын своих родителей.

– Какой дурак, – качая головой, сокрушенно произнес Гафуров, неожиданно сообразив, что этот мальчишка, «тупорылый лох», переиграл его, что называется, вчистую.

– Поздно пить «Боржоми», когда почки отказали. Возомнил себя суперменом, сверхчеловеком, почти богом. Кем ты себя представлял? Крепким Орешком или Карлосом Шакалом, кому подражал? Считал, что ты самый умный, тебе все дозволено. Когда я в плен попал, ты со своим жиртрестом решил поиграть в «злого и доброго бандита». А ведь ты не понял, что прикрывал я отход группы не потому, что старослужащие заставили, а потому, что сам остался. И это я положил двух ваших снайперов, пулеметный расчет. Не хотел в это верить.

– Ты прав, – криво усмехнулся Тимур. – И это право тебе дает оружие, которого у меня нет.

– Считаешь себя образованным индейцем? От твоих предков-дикарей тебе досталась храбрость, сила, хитрость. А полученные знания в вузе все это увеличили, наделили даром перевоплощения. Такому воевать с малограмотными деревенскими пацанами одно удовольствие. А ты попробуй со мной, городским акселератом?

С этими словами Савченко отшвырнул в сторону пистолет и поднял перед собой кулаки. Сперва Тимур не поверил своим глазам, потом злобно захохотал.

– В благородство решил поиграть, пацан. Видиков насмотрелся, боевиков. Я с тобой играть не буду, я тебя убью.

Сорвавшись с места, он налетел на Виктора ураганом комбинированных ударов рук, ног. Но тут же ощутил, что поражает только пустоту. Савченко разорвал дистанцию,

пс пропустив ни одного ощутимого удара. В следующую секунду он сам контратаковал. Удары сыпались со всех сторон, высокие, низкие удары руками, длинные удары руками, локтями, коленями.

Оба противника подобно громадным птицам кружились среди трупов убитых боевиков. В этом смертельном бою без правил обоими противниками двигало одно желание – отомстить. И руководил ими только один инстинкт – убийцы.

Через минуту спарринга Тимур понял две неприятные вещи. Первая – Виктор не новичок в рукопашном бою, и вторая – противник досконально изучил его тактику. «Сам же демонстрировал свои коронки в бункере», – мелькнуло в голове Тимура, когда он пропустил хорошую зуботычину. Следовало поменять тактику, но разве это возможно сделать во время поединка?

Увернувшись от мощного удара ногой в солнечное сплетение, Гафуров сделал разворот и нанес круговой удар ногой, целясь в голову Виктора. Тот поднырнул под несущуюся как снаряд ногу, оказавшись за спиной Тимура, вонзил несколько коротких ударов по почкам. С каждой минутой боя силы таяли у обоих противников. Их комбинации уже повторялись не один раз, они потеряли силу и резкость.

Тимур пытался Виктора взять в клинч и закончить в ближнем бою, полагаясь на большой опыт и значительный перевес в массе. Савченко, понимая это, уклонялся, то и дело разрывая дистанцию и останавливая Гафурова ударами длинных ног. Один из ударов острым носком туфли пришелся Тимуру в локоть левой руки, рука тут же повисла плетью. По лицу чеченца пробежала гримаса боли, он уже ничего не соображая, бросился вперед, пытаясь нанести свой коронный удар «тигровой лапой», кулак в очередной раз пробил пустоту. Исправляя оплошность, попытался ухватить здоровой рукой Виктора за горло. Савченко перехватил его руку и попытался провести бросок через плечо.

Но ничего не получилось, они оба рухнули на землю и, кувыркаясь, стали наносить друг другу беспорядочные удары, колотя изо всех сил по чем попадя.

С разбитым в кровь лицом Виктор наконец поймал в «замок» здоровую руку Тимура и резким движением вывернул ее за спину. После этого он всем телом навалился на него, а освободившимися руками ухватил чеченца за голову. Последние силы оставили Гафурова, сердце бешено стучало, дыхания не хватало, а в глазах стоял кровавый туман. Сжимавшие нижнюю челюсть и затылок пальцы казались хваткой самой смерти.

Животный страх обуял резидента Департамента государственной безопасности никем не признанной республики Ичкерия.

– Я сдаюсь, я военнопленный, – задыхаясь, шепотом произнес Тимур Гафуров, но противник не слышал его слов. Прежде чем сломать ему шею, Савченко только и смог выдавить из себя:

– Хороший индеец – мертвый индеец.

Звук ломающегося шейного позвонка напоминал звук сломанной на морозе ветки.