Список обреченных

Глава 18

— Да, электричество. Это сейчас их любимый метод. Боль жуткая, а ущерб для организма минимальный, если не увлекаться. И следы сходят быстро.

Майор слегка взял его за руку повыше локтя.

— Постарайся не дергаться, можешь пораниться.

В его медвежьей ладони появился черный прямоугольный прибор с двумя короткими металлическими зубцами с одной стороны. Майор нажал кнопку, и между контактами затрещала и засверкала электрическая дуга.

Он медлил, дуга жужжала, наверное, минуту. Наконец, прижал электрошокер к жениной руке с внутренней стороны сантиметров на десять ниже подмышки.

Руку обожгло в месте касания, словно двумя каплями кипящего масла, мышцы свело, как в очень холодной воде и перехватило дыхание. Женя взвыл от боли. Попытался отстраниться, но наручники, видимо были закреплены за стволом. Так что отодвинуться удалось сантиметров на десять, не больше.

Майор переместил электрошокер вслед за ним, по-прежнему прижимая к его руке, и ничего невозможно было сделать.

— Ну сказал же «не дергайся», — усмехнулся майор. — Сейчас всю спину обдерешь.

Наконец он убрал прибор, но боль никуда не делась.

— Так, Женя, — сказал Кирилл Иванович. — То, что у тебя сейчас, называется «легкая электротравма». Боль пройдет минут за десять, максимум. Сама. Как раз время для того, чтобы читать стихи или молиться, чтобы отвлечься. Опасности никакой от слова совсем. Вообще, убить электрошокером взрослого здорового мужика — это надо постараться. В принципе возможно, но только умышленно.

Когда я прижимаю электрошокер, есть смысл считать. Дело в том, что, если длительность разряда больше трех секунд, человек теряет сознание. Как ты понимаешь, это не будет входить в планы моих бывших сослуживцев. Считаешь до десяти, как можно медленнее. Сто процентов шокер уберут раньше, чем закончишь считать.

Вообще, если ты в сознании, опасности нет. Человек сначала теряет сознание, и только потом, если продолжить разряд, у него может отказать сердце или остановиться дыхание. Но это никому не надо, если они не планируют тебя убить.

В полиции, правда могут. Там пытают со зла и по пьяни, так что все может быть. Но полиция тебе не грозит. А в моем бывшем ведомстве, хотя с чистыми руками давно уже полный швах и с горячими сердцами напряженка, а вот холодные головы еще остались. Так что пытать будут ради результата.

— Буду в хороших руках? — с трудом выговорил Женя.

— Ну, вот, видишь, уже отпускает. Кроме шуток, да.

Боль действительно начала слабеть.

— На самом деле, руки — не очень чувствительное место, — сказал Кирилл Иванович. — Это так, для начала. Бить током будут в основном в шею, в грудь и в пах. Между прочим, все отлично работает через одежду. Но для одежды не полезно. Могут остаться следы. Ну, что все, баста? Или продолжим?

— Думаю, в СБ меня не спросят, хочу ли я еще.

— Это точно, — сказал Кирилл Иванович. — Значит, продолжаем. Попробуй считать.

— Вслух?

— Если получится.

Майор включил шокер, зажужжала электрическая дуга. Подождал минуту и прижал его Жене к корпусу, под правой грудью.

Женя застонал.

— Вот это чуть серьезнее, — прокомментировал Кирилл Иванович.

— Раз… два… три… четыре — выдавил Женя.

И майор убрал прибор.

— Очень быстро считаешь, — заметил он. — Кстати, передышки между ударами могут и не дать.

И он приложил электрошокер Жене к основанию шеи.

Женя взвыл от боли.

Считать не получалось.

— Незачет, — сказал Кирилл Иванович и, наконец, убрал шокер. — Попробуем еще раз.

Увел шокер назад, за сосну, и приложил к наручникам.

Женя дернулся, браслеты впились в запястья.

— Будет именно так, — сказал майор. — Вряд ли они тебе дадут по десять минут отсиживаться. И будет много.

И убрал электрошокер.

— Адвокаты, потом, если им удается пробиться к подзащитным, когда следы еще видны, насчитывают по пятьдесят-шестьдесят точек. Это тридцать ударов. Как ты после третьего, Жень?

— Норм… почти.

— Да-а?

И он прижал шокер к жениной шее с другой стороны.

— Рраз… — прошептал Женя. — Два… три… четыре… пять… шесть…

— Получше, — сказал Кирилл Иванович, убирая электрошокер. — На троечку. Ладно, отдохни чуток.

— Это не все? — с трудом выговорил Женя.

— Нет, Женя, это не все.

— А врачи?

— Какие врачи, Женя?

— Тюремные…

— Забудь об этом. Даже, если ты заявил о пытках, тюремный врач посмотрит на тебя с расстояния метров в пять, причем лучше в одежде, чтобы не трепать себе нервы, и напишет в заключение, что ничего не видел.

— Я понял…

— Но что ты реально можешь сделать, так это убедить оперативников в том, что тебе плохо настолько, что ты все равно ничего не сможешь подписать, даже если бы хотел. Что ручку держать не в состоянии. Что не сможешь поднять руку и приложить палец к сканеру. Говори, что тошнит, что кружится голова, тупо смотри на них и говори, что ничего не понимаешь. Говори: «Мне плохо, я плохо себя чувствую». В ответ на все вопросы.

— Понятно…

— Ну, что, продолжим?

— Давай, — выдохнул Женя.

Сколько было еще разрядов? Десять, пятнадцать? Женя, сбился со счета.

Наконец, майор убрал электрошокер и снял наручники.

— Все, хватит на первый раз.

— Насколько это меньше того, что бывает в СБ?

— Раза в три. Встать можешь?

— Вряд ли… — прошептал Женя.

Тело не слушалось, его трясло.

— Анка в таком же состоянии с вами поспорила?

— Нет, уже когда мы шли в лагерь.

— Ну, это поддавки.

— Угу! На тебя я посмотрю, сколько ты выбьешь.

— Нисколько, даже спорить не буду. Я перед этим все не выбивал.

— Ну, перед этим понятно, — хмыкнул Кирилл Иванович. — А в спокойной ситуации?

— Обычно не промахиваюсь. Но сейчас у меня руки дрожат.

— За что ты мне нравишься, Женя, так это за честность. Между прочим, то, что было сейчас — бледная копия того, что может быть на самом деле. Достаточно сказать, что здесь тебе не страшно. По крайней мере, не так страшно. Ты же понимаешь, что, если ты с моих занятий не вернешься, с меня Альбицкий голову снимет. Там Альбицкого не будет. Кстати, он очень настаивал, чтобы ты у меня прошел весь курс, полностью. Конкретно ты, конкретно весь курс. Если конечно хочешь миссии в России.

— Я знаю, он не хочет, чтобы я уезжал.

— Вообще-то ты клятву давал подчиняться.

— Так я и подчиняюсь. Но это же не значит, что я должен молчать о том, чего хочу.

— Жень, полный курс это с зачетом.

— Это как?

— Очень просто. Андрей дает вам всем по некоторому секретному паролю. И вы не должны его мне выдать. Выдал — незачет.

— Методы любые?

— Не травматичные. Точнее без необратимого ущерба для здоровья. И пока не сломаю. Без ограничения времени. Ну, или не плюну.

— Сдает кто-нибудь?

— Знаешь, да. Но обычно не с первого раза.

Он встал, взял Женю за руку повыше локтя и помог подняться.

— Голова не кружится? Не тошнит?

— Немного кружится.

— Идти сможешь?

— Постараюсь.

Солнце скрылось за горизонтом. Посвежело. На горы опускался туман. Пахло хвоей и сосновой смолой.

Когда они входили в лагерь, Женя уже чувствовал себя гораздо лучше.

— Здесь есть врач, если надо, — сказал майор. — Очень хороший мужик.

— Все уже почти норм, Кирилл Иванович. Обойдусь.

— Ну, как? — спросил парень, записавшийся на «занятия» вслед за Женей.

— Жесть! Зачет я точно не сдам.

— Да, сдашь! — сказал майор. — Если постараешься.

Был вечер, первая звезда появилась на прозрачном синем небе, похожем на гладкое цветное стекло. Влажно. В долинах поплыл туман. На далеком шоссе, где-то внизу то появлялись, то гасли, скрываясь за лесом огни машин.

А ведь можно здесь остаться. Не возвращаться в Россию. Жить. Андрей будет только рад. Венский или Пражский университет и спокойная судьба обывателя. Ну, может быть, не совсем обывателя. Аналитика Лиги, как хочет Альбицкий. Подносить ему кофе и держать микрофон.

Анка сидела на камне, у обрыва, свесив ноги вниз.

— Можно? — спросил Женя, подойдя ближе.

Она кивнула, и он опустился рядом.

Взял ее руку.

Она не протестовала, но накрыла его ладонь своей.

— Мы монахи, Женя, — сказала она. — Я не хочу ничем себя связывать. Не хочу привязываться ни к чему. Не хочу, чтобы что-то держало меня на этом свете. Извини.

В начале мая Олег Николаевич получил очередное письмо от Альбицкого.

Был вечер, около пяти. Воскресенье. Штерн работал в Москве и только до двух. Успел вернуться в московскую квартиру и даже пообедать.

«У меня к вам дело, не требующее отлагательств, — писал Андрей. — До сих пор следователи соблюдали договоренности: Дамир не заявляет о пытках, а они не трогают его девушку. Но теперь, когда информация все равно разошлась, вплоть до комитета ООН против пыток, его заявление мало что изменит. Так что, по нашим сведениям, следствием решено нарушить договоренности, и сделать Дашу Терентьеву его сообщницей.

Наш источник сообщает, что уже готово постановление о привлечении в качестве свидетеля. Но пока они не решили, с чего начнут: с ночного обыска или с вызова на допрос. В первом случае ее увезут с обыска и тут же задержат как подозреваемую, во втором — вызовут в качестве свидетеля, а потом изменят правовой статус. У нас фора во времени максимум два дня. Лучше уложиться в один.

Мы два месяца пытаемся уговорить ее уехать, но, к сожалению, ни она, ни ее родители не осознают опасности, как часто бывает с людьми, которые не знают за собой никакой вины. Ваш дар убеждения известен. Дамира спасли Вы. И я предлагаю Вам спасти еще одного человека. Вы должны встретиться с Дашей и убедить ее немедленно уехать. Поддельные документы с ее фото, инструкции и билеты на автобус до украинской границы Вам передаст Левиев. Он будет у Вас в течение часа».

«Вы мне приказываете?»

«Я думал, что для того, чтобы кого-то спасти, Вам не нужны приказы. Я Вам помогаю».

Левиев явился минут через пятнадцать.

— Проходите, — сказал Штерн.

Петра Михайловича он не знал раньше, познакомились только после того, как он вступил в дело Дамира.

— Я буквально на минуту, — бросил тот и прикрыл за собой дверь. — Вот, конверт для Даши. Берите. Здесь все, что нужно.

И вручил Олегу довольно увесистый конверт книжного формата.

— У вас встреча с Дашей через час, в половине седьмого, в кафе «Жан». Это недалеко от Киевского вокзала. Вот адрес.

И адрес упал к Штерну на Телеграм.

— Константинов с ней договорился об этой встрече. Но подробностей она не знает. Она не должна возвращаться домой. И об этом ей скажете вы. Ее автобус отходит в восемь вечера. Там рядом. Проследите, чтобы она в него села. Там будет наш человек, который поможет ей перейти границу. Конверт пусть откроет только в автобусе, когда он тронется. Кроме документов и билетов там немного денег, банковская карта и новый телефон. Старый пусть оставит вам. Не забудьте его выключить. Потом спишемся.

В пятнадцать минут седьмого Олег Николаевич уже сидел за столиком в полуподвальном «Жане» и ждал Дашу. Белые скатерти, красные стены с винотекой. Полусферы бра и полусферы люстр на цепях. Бесконечный коридор отражений в зеркалах.

Кафе было довольно модным, но заполнялось ближе к закату. Не в мае в семь часов вечера. Здесь водились, говорят, даже лягушачьи лапки. Но было совершенно не до того.

Штерн заказал кофе.

Даша тоже пришла чуть раньше и направилась к нему.

Он сразу узнал ее по фотографии, которую ему показывал Дамир, и его описаниям. Изящная девочка-снежинка со светлой кожей и русыми волосами, собранными в хвост. Она выглядела школьницей, а не студенткой.

Господи! Как же он ей скажет, что ей надо одной, срочно, прямо сегодня по поддельным документам, с нелегальным пересечением границы уезжать в другую страну!

— Олег Николаевич? — спросила она, садясь напротив него.

— Да, Даша.

— Я много о вас читала в интернете.

— Значит мне меньше рассказывать.

— О вас очень много благодарных отзывов.

— Да, есть.

— Я сначала думала, что они от частных пациентов.

— От них тоже.

— Но я стала смотреть более старые. Они от арестантов! И они гораздо сильнее что ли…

Как она быстро усвоила это слово «арестант»!

— Ну, кто будет больше благодарен врачу: тот, кого вылечили от насморка, или от рака?

— Все равно когнитивный диссонанс, — сказала она. — Вы же тюремщик.

— Я тюремный психолог. Это другое. Я не охраняю моих пациентов, я помогаю им не вернуться обратно. Так что, пожалуй, это противоположно тюремщику.

— Как там Дамир?

— Уже нормально. Даже слишком нормально для человека, которого пытали и которому грозит смертная казнь.

— Он связан с Лигой?

— Нет, конечно!

— Но тогда его выпустить должны, разве нет? Есть же тот парень, который признался. Почему же его не выпускают? Должны же выпустить.

Олег Николаевич вздохнул.

— Ничего они не должны, к сожалению. По мнению их начальства, они группу должны раскрыть, а не Дамира выпустить. Понимаете, все же очень круто придумано: как бы раскрыто шесть убийств. И все сделал один человек. Так не бывает. Им нужна группа! Группа — это надбавки, повышения по службе и звездочки на погоны. А в таком деле сам бог велел!

— Олег Николаевич, но если Дамик не связан с Лигой, откуда они возьмут группу?

— Да откуда всегда брали в тридцать седьмом году. Связи, знакомые, ближайшие родственники.

— Но сейчас же не тридцать седьмой!

— Да, именно поэтому вы целых два месяца оставались на свободе.

— Я?

— Даша, — очень тихо сказал он. — Готово постановление о вашем аресте.

Она смотрела на него, кажется, не понимая.

— Откуда вы знаете? — наконец, спросила она.

— У меня очень надежные источники, уверяю вас. Даша — вы его ближайшая связь и вы были с ним в театре в тот день.

— Сам бог велел, да?

— С их точки зрения, да.

— И что вы посоветуете?

— Я посоветую взять зеленый полиэтиленовый пакет у нас под столом, — шепотом сказал он.

Она послушалась.

— Что там?

— Подарок.

— От кого?

— От Лиги, — одними губами прошептал он.

— Что там?

— Фальшивые документы, деньги, банковская карта, новый мобильник и билеты на автобус до украинской границы.

— Когда он отходит?

— Через сорок минут.

— Я не успею зайти домой и предупредить родителей?

— Даша, не успеете. Время очень дорого. Подписать постановление недолго. А потом арест, возможно, пытки, суд и… ну, вас не казнят, вы же женщина. А хотя, черт их знает!

— Я могу позвонить родным?

— Нет. Вы должны были выключить телефон по пути сюда. Вы выключили?

— Да.

— Отдайте его мне.

— Там важные телефоны, почта, фотографии…

— Я все сохраню и вышлю вам, как только вы будете в безопасности.

Она выложила смартфон на стол и подвинула к нему.

— Ну все, — сказал он, беря телефон. — Пойдемте, а то опоздаем.

— Почему Лига мне помогает? — спросила она, вставая.

— Лига помогает всем, кому может. Мне не всегда нравится, как, но в этом случае мне не в чем их упрекнуть.

— Я бы никогда не подумала, что вы из Лиги, — шепнула она, когда они шли к автобусу.

— Я и не из Лиги.

— Но вы же с ними связаны…

— Ну, как… Я же не исполнитель, не агитатор, не аналитик, не учу никого убивать и не проповедую убийства. Но да, на связи, в особых случаях.

— Спасибо, — тихо сказала она. — И передайте мою благодарность тем, с кем вы на связи.

Он кивнул.

— Хорошо. Вскройте конверт только, когда автобус тронется.

Даша села в автобус, и Олег Николаевич подождал, когда он уедет.

Вернувшись домой, написал Альбицкому: «Все в порядке, в автобус посадил».

Альбицкий ответил моментально:

«Спасибо огромное, Олег Николаевич!»

«В следующий раз вы попросите меня кого-нибудь убить».

«Я не отдаю приказов, которые не нравятся подчиненным. Вы у нас на должности спасителя».

«Уже в штате?»

«Хотите в штат? Без проблем. Буду очень рад».

«Да нет уж, увольте».

«Жаль, тогда у меня к вам еще одно внештатное задание».

«О, Господи! Кого еще спасти?»

«На этот раз душу. Одного вашего коллеги».

«Звучит угрожающе. А с телом что будет?»

«С телом будет все в порядке, если все в порядке будет с душой. Мы хотим убрать его из списка, если он выполнит некоторые наши условия».

«Кто?»