Список обреченных

Глава 26

Прокурор Бондарь Елена Сергеевна встала, опустила глаза в стол и начала читать по бумажке.

— Сторона обвинения считает, что показания Дудко Геннадия Юрьевича на предварительном следствии логичны, непротиворечивы и полностью соответствуют действительности, а его отказ от показаний в суде объясняется попыткой уйти от ответственности, просит суд признать его виновным в участии в деятельности запрещенной в России террористической организации Лига Свободы и Справедливости и соучастии в убийстве прокурора Земельченко и полковника СБ Немирова, что полностью подтверждается материалами дела. Мы просим суд приговорить его к шестнадцати годам лишения свободы в колонии строгого режима.

Дамир посмотрел на Гену: бледное лицо, закушенная губа, руки, сжатые в кулаки. Дотронулся до его плеча скованными руками.

— Они умрут раньше, Ген. Ты выйдешь. Ты смелый отличный парень. Спасибо тебе.

— Сторона обвинения считает показания на предварительном следствии Грановского Яна Александровича логичными и непротиворечивыми. Его заявления о пытках проверялись следствием, но не нашли подтверждения. Его отказ от показаний в суде мы считаем обусловленным попыткой уйти от ответственности. Сторона обвинения просит суд признать Грановского виновным в членстве в запрещенной в России террористической организации Лига Свободы и Справедливости и соучастии в убийствах Синепал Анжелики Геннадиевны, прокурора Земельченко Александра Станиславовича и судьи Беленького Эдуарда Васильевича. Мы просим суд приговорить Грановского Яна к двадцати пяти годам лишения свободы в колонии строго режима.

— Я знаю, что они умрут раньше, — тихо сказал Ян и взглянул на Дамира.

Было страшно видеть улыбку на его бледном лице.

— Сторона обвинения считает показания Рекина Валерия логичными, правдивыми и непротиворечивыми. Учитывая его сотрудничество со следствием и роль пособника в убийстве Синепал Анжелики и Беленького Эдуарда, обвинение просит суд приговорить его к восьми годам лишения свободы в колонии общего режима.

— Восемь лет! — прошептал Валера. — Как восемь лет?

Интересно, что ему обещал следователь, думал Дамир, штраф за хранение наркотиков что ли?

Голос прокурорши стал совсем тихим, так что стало трудно разобрать слова. А уши и щеки начали краснеть.

— Обвинение считает показания Рашитова Дамира Ринатовича, данные на предварительном следствии, логичными, правдивыми и непротиворечивыми. Его заявление о пытках было проверено следствием и не нашло подтверждения. Изменение показаний экспертом Медынцевым Алексеем Матвеевичем обвинение считает обусловленным страхом мести со стороны запрещенной в России террористической организации Лига Свободы и Справедливости. Первоначальные психологические заключения о причастности Дамира Рашитова к убийствам обвинение считает логичными и обоснованными. Отказ Рашитова Дамира Ринатовича от показаний мы считаем попыткой уйти от наказания. Учитывая исключительную тяжесть совершенных преступлений и число эпизодов обвинение просит суд приговорить Рашитова Дамира Ринатовича к…

Голос прокурорши стал совсем тихим, так что Левиев не выдержал.

— К чему, к чему? — повторите, мы не расслышали.

— К смертной казни, — чуть громче повторила прокурорша и опустилась на стул.

Сердце Дамира упало куда-то вниз, он привалился к стене и попытался сделать вдох. Дыхание перехватило.

Он почувствовал, как Ян взял его руку.

— Это еще не приговор, — сказал он. — Это только запрос сроков.

— Я их не переживу, — с трудом выговорил Дамир.

— Дамир, это еще не приговор, это только запрос сроков, — сказал Олег Николаевич.

Было около полуночи, но Штерн задержался после конца рабочего дня.

Пришел к Дамиру в камеру, поставил на стол нечто в запечатанной пластиковой тарелке, явно неместного происхождения.

— Это долма, заказал для вас, поешьте, пока горячая.

— Татарин, значит, люблю долму?

— Я сам ее люблю. Вот сметана.

Всю дорогу до Центра Дамир сдерживался, чтобы не разрыдаться. Тесный, душный автозак, и всем не кайфово. Народ уже знал, пытался поддержать, подбодрить, пожать руку. Но тяжело было даже благодарить. Он только кивал в ответ.

Есть не хотелось совсем.

— Дамир, я принес успокоительное, — сказал Штерн. — Медынцев разрешил.

— Он еще что-то решает?

— Уже недолго. Передает дела Волкову.

— А, Волков! Еще один мерзавец…

Штерн открыл долму, распаковал пластиковую вилку.

— Вам только кажется, что не хочется есть. Вы очень устали.

Дамир молчал и кусал губы.

— Вы не сдерживайтесь, — сказал Штерн. — Плачьте. Я же не товарищ по скамье подсудимых или автозаку, пред которым надо изображать героизм. Я врач.

— Олег Николаевич, — с трудом выговорил Дамир. — Очень вас прошу: уходите. И не надо никаких таблеток.

Штерн вздохнул, наскоро сделал чай.

Положил на салфетку две маленьких белых таблетки без упаковки.

— Можете выбросить, но лучше выпить. Хоть поспите.

Вызвал охрану.

В замке проскрежетал ключ, поворачиваясь дважды. Дверь приоткрылась, и Штерн вышел из камеры.

Разница во времени между Веной и Москвой два часа. Когда в Военном суде в Москве запросили сроки подсудимым, в Вене было восемь вечера.

Женя напросился к Андрею на чай.

— Да, залетай, — сказал Альбицкий. — Обсудим последние события.

Кирилл уже был там.

Солнце клонилось к закату и зажигало оранжевым окна мансарды на другой стороне улицы. В комнате сгущались сумерки, и Андрей включил свет.

Зашумел чайник.

Женя подошел к столу, встал напротив майора, опираясь на спинку стула.

— Мы будем ждать, когда его расстреляют? — спросил он.

Кирилл вздохнул.

— Мы внесли ее в список, — сказал Альбицкий. — Зайди на сайт.

Женя сел, зашел с телефона.

— И где?

— Посмотри раздел: «Ведется следствие».

— А, нашел. Бондарь Елена Сергеевна. Андрей, ну, какое следствие! Все ясно до предела.

— Ничего не ясно, — возразил Андрей. — Мы понятия не имеем, на каком крючке она висит.

— Детей у нее в заложники захватили? Мужа пытают? Не верю!

— Проверим, — сказал майор.

— Я тоже не очень верю, — заметил Альбицкий. — Скорее всего, просто приехала девушка из провинции в Москву и идет по головам, завоевывая столицу. Может, квартиру посулили, может, премию, может должность. Но мы не должны им уподобляться, Жень. Нам не все равно, кого казнить.

— Она запросила смертную казнь для парня, про которого совершенно точно знает, что он невиновен! — сказал Женя. — Что тут еще обсуждать?

— Ну, во-первых, приговора еще не было, — сказал Андрей. — Суд может не утвердить смертную казнь. И тогда она сволочь, конечно, но не для нашего списка.

— Я считаю, что акция должна быть до решения суда, — сказал Женя. — Тогда судья подумает, какой выносить приговор.

— Смеешься? — спросил майор. — Остались выступления адвокатов. Это один-два дня. Ничего не успеем подготовить.

— И оснований пока недостаточно, — отрезал Альбицкий. — Будет еще апелляция, потом кассация. На пару месяцев точно этой судебной волокиты. Время есть.

— Она так краснела, когда читала, — усмехнулся Кирилл.

— И что мне до ее стыда? — поинтересовался Женя. — Это что-то меняет? Стыдно ей! А потом, когда ее будем судить мы, эта тварь переобуется в воздухе и будет рассказывать, как она не хотела, как ей было тяжело, как и ее заставили и как она себя изнасиловала.

— Будет, — сказал Альбицкий. — Если доживет.

Адвокаты выступали в понедельник. Дамир даже немного воспрянул духом. Приятно с утра до вечера слушать, как тебе спокойно, умно и аргументированно доказывают, что ты невиновен. Он готов был подписаться под каждым словом. И мечтал заменить судью на Константиного, или Левиева, или хотя бы Ставицкого.

Выступления адвокатов транслировали оппозиционные СМИ. Вечером Штерн показал ему трансляцию. Таблетки его Дамир выбросил в мусор просто из принципа, но ночью заснуть не смог. И две следующие ночи — тоже. Так что половину выступлений проспал, привалившись к стене «аквариума».

На этот раз вместо долмы был борщ в такой же ресторанной упаковке и цыплячья ножка на второе. Было немного легче, и Дамир поел.

— Спасибо, Олег Николаевич. Но мне бы немного свободы и еще немного жизни.

— Бондарь внесли в список Лиги, — тихо сказал Штерн.

— Я, видимо, тоже в каком-то списке. Как бы мне из него выписаться?

Олег вздохнул.

— Все равно передайте Альбицкому мою благодарность, — добавил Дамир.

Во вторник были последние слова подсудимых.

— Я не жалею, что состоял в Лиге, — сказал Ян. — Они единственные дают хотя бы надежду на справедливость. Но ни к одному из убийств я не причастен.

— Я непричастен к убийству прокурора, — сказал Гена Дудко. — И ничего об этом не знаю.

— Здесь много было сказано о моей невиновности в убийствах, и я не буду повторять аргументы адвокатов. К убийствам я не имею никакого отношения. Комментарий о «смелых ребятах» я писал и никогда этого не отрицал. И, если бы не остальные обвинения, я бы, наверное, сейчас каялся, убийц же похвалил — ничего хорошего. Вопрос только в том, насколько правильно посадить человека на семь лет за неосторожное и необдуманное слово. Да, я понимаю, что не суд законы пишет.

Но потом меня пытали, заставили признаться в убийствах, сфальсифицировали карту. И все несколько изменилось. Сначала была злость на Лигу, их же преступления на меня повесили, если бы они не убили Анжелику Синепал, и ко мне бы не было претензий. Но не они же вешали! Альбицкий сразу сказал, что я не при чем. Наша власть его не услышала, но все равно, спасибо.

А потом было выступление Жени Соболева. Я его видел. Не буду говорить ни как, ни, кто показал, но я его видел. Я тогда так обрадовался, я думал, что меня тут же отпустят. Ну, как? Найден же реальный убийца. Парень сам признался, все рассказал, готов сдаться. Я был ему благодарен безмерно. Но наша власть и его не услышала или не захотела услышать. И в моей жизни ничего не изменилось.

Потом, уже здесь, на суде, выступил Медынцев, психолог, который подделывал заключение. Я помню его выступление по телевизору, когда он говорил о моей виновности, опустив глава. И помню его выступление здесь, когда он решился сказать правду. Не знаю, почему решился. Может быть, и из-за страха перед Лигой. Но вы, Ваша Честь, вы же опытный человек, вы рассматривали сотни дел, и я не сомневаюсь, что вы умеете отличать правду от лжи. И для вас также очевидно, как и для меня, что именно здесь, на суде, Медынцев сказал правду.

Мне говорили, что приказ идет с самого верха, и здесь никто ничего не решает, кроме национального лидера. Я не верю, что он не в курсе дела и не следит за процессом. И хочу обратиться к нему. Господин президент, зачем я вам? Зачем вам моя жизнь?

Я не из Лиги. Я написал глупость, наверное, вы считаете, что за это можно убить?

Я не пытаюсь разжалобить, я просто хочу понять.

Уважаемый суд, теперь вам. Я прошу оправдать меня по всем эпизодам убийств и по статье об участии в террористической организации. Относительно оправдания терроризма, как скажете. На ваше усмотрение.

Перед приговором судья объявил перерыв до четверга, для подготовки решения.

Для Дамира это вылилось еще в две бессонные ночи.

Середина июня. Раннее утро. Еще холодно. Четверг.

Дамир успел вдохнуть этого воздуха, когда его выводили к автозаку из Лесногородского Центра, потом еще раз, уже потеплевшего и влажного от дождя, когда его выводили из автозака и вели суд.

Наручники не сняли. Более того, теперь и остальных оставили в наручниках.

— Это из-за приговора? — спросил он у Яна.

Тот кивнул.

— Да, меня Ставицкий предупредил.

Им приказали встать.

— Второй Западный окружной военный суд установил, — начал читать судья, — что Рашитов Дамир Ринатович и Грановский Ян Александрович организованной группой по предварительному сговору совершили убийство Синепал Анжелики Геннадиевны, что полностью подтверждается материалами дела….

Дамир оперся на стекло «аквариума», чтобы не упасть. Их признавали виновными. По крайней мере, его и Яна. Но это только начало.

Судья подробно рассказывал, как они это замыслили, как договорились, и что их отказ от показаний не следует учитывать. От речи прокурорши отличалось только структурой и количеством подробностей. От обвинительного заключения, кажется, не отличалось совсем. Словно и не было суда, не было ролика с признанием Евгения Соболева, отказов от показаний, признания Медынцева, аргументов адвокатов и заявлений о пытках. Последние, впрочем, были. Но проверены и не подтвердились.

— Рашитов Дамир Ринатович и Грановский Ян Александрович, — продолжил читать судья, — организованной группой по предварительному сговору совершили убийство судьи Беленького Эдуарда Васильевича, что полностью подтверждается материалами дела….

И снова бесконечные выдуманные подробности.

— Ян, он так о каждом эпизоде будет читать?

— Да, — сказал Ян.

Виновными признавали всех. В том числе Гену Дудко в убийстве прокурора Земельченко и Валерия Рекина в пособничестве, и всех, кроме Валерия, — в участии в деятельности запрещенной террористической организации. Причем Дамира назначили организатором и не забыли и уральского губернатора, фамилию которого он едва помнил.

Все, как просила прокурорша.

Судья читал приговор весь день с перерывом на обед, когда можно было хотя бы сесть на скамью, чтобы передохнуть.

После перерыва продолжил. И чем дальше он читал, тем тише становился его голос, невнятнее речь и неразборчивее слова.

К вечеру добрался до сроков.

— Грановскому Яну Александровичу по совокупности преступлений путем частичного сложения сроков назначить наказание в виде лишения свободы в исправительной колонии строго режима сроком на 24 года. Дудко Геннадию Юрьевичу — сроком на 14 лет, Рекину Валерию Семеновичу — сроком на 6 лет и Рашитову Дамиру Ринатовичу — назначить наказание в виде смертной казни.

— Я правильно услышал? — тихо спросил Дамир Яна. — Смертная казнь, да?

Тот промолчал и попытался скованными руками поддержать товарища за локоть.

— Я не упаду, — сказал Дамир. — Я держусь, Ян.

— Это только суд первой инстанции, — сказал Олег Николаевич, наливая чай. — Будет апелляция, потом кассация.

— Меня от вас увезут? — спросил Дамир.

— Пока нет. До апелляции считается, что приговор не вступил в законную силу.

— А потом?

— Потом по результатам апелляции.

— Нацлидер смилостивится?

— С ним иногда бывает, Дамир. Без всякого сарказма. Он как-то одного человека даже к умирающей матери отпустил.

— Видимо, давно было.

— Давно, но тот человек был откровенным его врагом, а вы ведь совсем не при чем.

— Думаете, он это понимает?

— Нисколько не сомневаюсь. Он же не дурак.

— А если приговор устоит в апелляции?

— Если устоит смертная казнь?

— Да.

— Тогда увезут.

— В Лефортово?

— Да.

— Сколько мне осталось?

— До апелляции около месяца. Но потом еще кассация.

— Месяца два?

— После кассации можно жаловаться в Верховный суд, потом в президиум Верховного суда…

Дамир смотрел вопросительно.

— Полгода, — сказал Штерн. — При самом плохом раскладе.

— Это будет уже зима, да?

— Дамир, все еще не окончательно. Еще есть шансы.

— Зачем вы даете мне надежду?

— С надеждой легче, Дамир.

— Даже, если она тщетна?

У Олега ком подступил к горлу.

— Всегда, — с трудом выговорил он.

И добавил:

— Судья Кабанов в списке.

— Олег Николаевич, для меня не так уж важно, что будет после моей смерти, отомстят за меня или нет. Я этого уже не увижу.

Зазвонил телефон. Номер Альбицкого.

— Женя, отец Дамира в Австрии, здесь, в Вене. Мы договорились о встрече. Думаю, тебя он тоже захочет видеть.

— Когда?

— Сегодня в шесть.

И Андрей скинул адрес.

— Лучше возьми такси. Это довольно далеко от центра.

— Он, смог договориться?

_________________________________

Уважаемые читатели!

Первый том «Списка обреченных» завершен.

Спасибо за вашу поддержку, награды, лайки и комментарии!

Если же кому-то понравилось, но лайк он поставить забыл — поставьте, пожалуйста. Буду премного благодарен.

История Жени, Андрея Альбицкого и «Лиги Свободы и Справедливости» еще не завершена.

Второй том тут: https://author.today/reader/115915/919783