Спой для меня (СИ)

7.4

Научиться бы жить:

Герман

Вошел в зал и сразу увидел ее. Стоит, перебирает подол бежевого коротенького платья, полная грудь чуть видимо колышется от сбивчивого дыхания, на щеках вереница причудливых веснушек тонет в румянце. А Аня говорила, что я ее довел, что у нее депрессия.

Выглядит не выспавшейся, будто всю ночь с кем-то развлекалась. Нервно сглатываю ком в горле, а руки в кулаки сжимаются.

— Ай, больно! — Эвелина бьет меня по руке и надувает пухлые губки. Видимо, сжал ее руку, которую она сунула мне в кулак.

— Прости, — шикаю в ответ, даже не посмотрев в сторону девушки.

Все внимание сегодня на Малиновой. Рассматриваю правую руку. Кольцо сняла. Интересно, уже сдала его в ломбард? От одной мысли скулы сводит и челюсть сжимается до скрежета зубов.

— Когда уже в ресторан поедем? — томно вздыхает моя спутница и машет рукой, добывая для себя глоток свежего воздуха в душном зале.

— Потерпи! — вновь шиплю в ответ.

Честно, Эвелина просто раздражает. Тетка Жанна подсунула мне ее сегодня утром и просила показать столицу, а все мои отговорки, что я очень занят, отметались по сторонам. Пришлось взять девицу с собой, и вместо спокойствия она доставляла одни хлопоты. Из-за ее нерасторопности мы опоздали, и я не смог поговорить с Викой и объяснить, что этот ураган безумия не моя новая пассия.

Я не хотел, чтобы Вика ревновала и бросала косые взгляды в нашу сторону. Не хотел, чтобы мысли о моей новой измене роились в ее глупенькой голове. Я серьезно задумал помириться с ней, чего бы мне это не стоило. А если Малинова отвергнет все мои попытки, не оставив ни единого шанса на искренние чувства, я предъявлю ей договор с папашкой Юрой. И тогда не отвертится, как миленькая вернется в мой дом и будет радовать своим присутствием.

— На кого ты вечно смотришь? — Эвелина толкает меня в бок, когда стараюсь поймать взгляд Вики.

— Слушай, ты можешь помолчать? — поворачиваюсь к девушке, и та вновь обиженно надувает губки, вырывает руку, будто я ее держал!

Вновь возвращаю взор к моему загадочному ангелочку. Смотрит на невесту, улыбается. А ресницы невольно подрагивают от напряжения. Поняла, что я пришел с какой-то куклой, должно быть проклинает меня.

— Мне жарко, Герман! Давай выйдем, а то я просто грохнусь в обморок! Что тогда Жанне скажешь? — Эвелина осторожно кладет руку на мое плечо и гладит сквозь плотный пиджак.

Блядь! Хорошим манерам эту куклу явно не научили. Беру ее за руку и выхожу из зала, набрасываю на ее плечи полушубок и открываю дверь на улицу. Кокетливо улыбается, старается из себя кошку строить. Да только получается слепой котенок, тыкающийся в миску с молоком! Сколько вообще этой девице лет? Дай бог, что есть восемнадцать.

— На кого ты смотрел? Та девушка с косой, да? Она твоя бывшая? — вместо желанного покоя на меня обрушивается лавина вопросов.

— Так очевидно? — бормочу себе под нос, сильнее раздражаясь. — Это женщина, которую я люблю, Эвелина. И я прошу тебя не строить из себя мою девушку, ладно?

Эвелина часто моргает и неуверенно кивает. Это просто феерический провал! Если будет вертеться рядом со мной весь вечер, то к Вике я просто не успею подойти. А меня тянет к ней, как иглу к магниту, и хочется до беспамятства вдохнуть запах ее волос, забыться хотя бы на мгновение. Всю неделю без нее, как волк выл и на стены лез. Особенно по утрам, когда она перестала сниться.

— Я оставлю тебя в покое, если разрешишь мне выпить в ресторане. И Жанне ничего не скажешь. — Эвелина хитро улыбается, прищурив блядские глаза. Видимо, восемнадцати красотке все же нет.

Витя выносит Аню из ЗАГСА на руках, и я не успеваю ответить. За ними идут гости, быстро выстраиваются в колонну и взрывают конфетти. Кто-то уже приготовил шампанское и раздает стаканчики.

— Так что на счет выпивки? — вновь жужжит Эвелина.

— Честно, мне похер, сколько ты в себя вольешь, — улыбаюсь в ответ.

— Вот и чудно! — Эвелина берет стаканчик из рук парня, а веселая тамада уже наливает ей алкоголь. — Ну ты что, краев не видишь?

Кажется, я зря разрешил девице набухаться. Останавливаться она, судя по блеску в глазах от одного лишь запаха, совсем не умеет. Как бы не пришлось возвращать Жанне бездыханное пьяное тело.

Барышня тамада говорит что-то плаксивое про вечную любовь и биение двух сердец в одном ритме, а я все пропускаю мимо ушей, потому что прирос взглядом к Вике. Ангелок перебивается с ноги на ногу, явно замерзла. От холода даже руки ее покраснели. Особенно правая, которой держит стаканчик. С естественным макияжем и косой похожа на школьницу. Даже не смотрит в мою сторону, упорно игнорирует.

После выпитого, рассаживаемся по машинам. Эвелина сразу залезла в мой джип, а я все же выждал момент, чтобы перехватить Малинову.

— Ты с кем едешь? Могу подвести, — осторожно заглядываю ей в глаза, а та поджимает губы.

— С нами она едет в лимузине! — колко огрызается одна из подружек невесты и тянет Вику за собой. Черт!

В ресторане усаживаемся за столики, и я безумно счастлив, что с моего места хорошо вижу Вику. Она села рядом с подружками Ани, и я просто счастлив, что не с мужиками. Ведет себя неуверенно, настороженно. Старается казаться непринужденной, но дрожь ресниц выдает. Тамада опять что-то громко говорит в микрофон, предлагает обновить стаканы. Эвелина толкает меня в бок и показывает на свой стакан.

— Слушай, Герман, если тебе так нравится та мышь, почему ты все еще здесь? — произносит моя спутница и отпивает вино.

— Ты обещала меня не доставать, — напоминаю, продолжая рассматривать Малинову. Уже успела налить себе чего-то крепкого.

Уже через сорок минут тамада объявляет танцы, включается громкая музыка, и Вика выходит танцевать. Внимательно слежу за ее движениями: похожа на цветок, колыхающийся на ветру. В каждом движении нежность, трепет, тоска. Даже под энергичную музыку чересчур плавно двигается.

И тут включается медленная мелодия, мужчины поднимаются с мест и приглашают женщин. Одиночки разбиваются по парам, и я поднимаюсь с места. Спешу предложить Малиновой танец, но меня опережает какой-то молодой парень. Что-то шепчет ей почти на ухо, отчего даже волосы у ее виска колышутся.

— Девушка со мной, — осторожно отодвигаю соперника, смотрю на Вику всего секунду, и тут же опуская руки на ее талию. Дергается, но не отходит, не вырывается.

Во время танца обычно не разговаривают, но между нами повисло напряжение в двести двадцать вольт, того гляди рванет. Малинова смотрит куда-то в пол, ее грудь вздымается от глубокого рваного дыхания, а руки подрагивают на моих плечах.

— Скучала по мне? — нарочито низким голосом говорю ей на ухо, отчего она поднимает растерянные глаза и смотрит на меня. Этот взгляд пронзает, режет, убивает. Куда она спрятала весь свет и тепло? Вика больше не похожа на моего ангелочка.

— Я ни сколько не скучала, Герман, — чеканит каждый звук, глаз не отводит. От ее голоса голова кругом.

— И я совсем не скучал, — сильно сжимаю ее талию и тяну к себе. Опускаю голову и вдыхаю ее запах полными легкими, до боли, до головокружения.

От ее слов сердце цепенеет, а под кожей бежит отрава. Не скучала по мне, значит. А я все равно знаю, что скучала. По дрожи в ее теле, по легкому стону, сорвавшемуся с потрескавшихся губ, по сжавшимся пальцам на моем пиджаке. Я вижу, что она не остыла, что не забыла, что не перестала любить.

У меня встает от ее запаха и крышу нахрен рвет. Хочу сжать ее еще сильнее, чтоб вросла в меня, приклеилась. Больше не отпускать даже на шаг, чтобы никто до нее не дотрагивался кроме меня. Посадить на цепь и никому не показывать. Моя. Моя. Моя.

Музыка заканчивается, и Вика убирает руки с моих плеч, прикусывает нижнюю губу и томно исследует мое лицо кошачьим взглядом. Чувствую, как стояк уперся в ширинку брюк и болезненно стал пульсировать.

— Надеюсь, у тебя все хорошо, — шепчет в возникшей тишине.

— Лучше не бывает, — выцеживаю сквозь зубы и неохотно отпускаю талию ангелочка.

— И у меня все прекрасно, — старается улыбнуться, думает не вижу, как искры печали во взгляде проносятся. — Твоя новая девушка очень молода. Надеюсь, ей есть восемнадцать?

— Понятия не имею, Вика. Она не моя девушка. — Складываю руки на груди. Еще секунду мы смотрим друг другу в глаза. Я не хочу потерять этот зрительный контакт. Будто если отвернусь или моргну, ангел исчезнет, рассеется, как утренний туман. И больше я ее не увижу, не ощущу запах кожи, не почувствую нежность кожи под своими шершавыми ладонями.

— Ты думал обо мне? Хотя бы иногда? — Малинова с надеждой поджимает губы и хмурится так, что между бровями появляется едва заметная складка. Раньше я ее не замечал.

— Я думал о тебе каждую гребанную секунду, потому что ты оставила отпечаток в моем сердце, — ничуть не лгу и даже не приукрашиваю. — Я чуть не подох без тебя.

— Но ты все еще жив, — Вика опускает глаза в пол, складывает руки и вздыхает.

Да. Кажется, что я жив. Моя жизнь поменялась с ней ненадолго, и вернувшись в прежнее русло стала обыденной рутиной. Поэтому я не сдох. Выдержал.

— А вот и последняя парочка, просим вас! — Тамада хватает меня под руку, Вику осторожно толкает в спину и тащит в центр зала.

Я ненавидел все эти конкурсы всей душой. Они доставляли мне жуткий дискомфорт всегда, даже смотреть на все это было противно.

Но увидев, что предстоит делать, я мысленно пнул свои нелепые доводы. Мне нужно будет просто сидеть на стуле, а Вике скакать попкой на воздушном шарике, положенном мне на колени. У кого быстрее шарик лопнет, тот и победил.

Все было не так печально, если бы не мой дикий стояк.

— Приготовились! — тамада выжидающе замолчала, и мы с Малиновой переглянулись. Как Вика согласилась на эту авантюру? Ее нижняя губа подрагивает, в глазах отражается испуг, а щеки заливаются румянцем. Девушка осматривает соперниц по конкурсу, и вновь переводит взгляд на меня.

— Придется постараться, детка, — шепчу еле слышно, одними губами.

— Ты многому меня научил, — хитро щурится в ответ. И тут тамада поворачивается к гостям, поднимает руку вверх:

— Начали!

Малинова тут же поворачивается ко мне спиной и садится на шарик, а я замираю. Даже стук сердца прекращается. Вижу ее талию и округлые ягодицы, обтянутые бежевой тканью, и просто зверею. Закрываю глаза, чтобы хоть как-то отвлечься, чтоб не схватить и не прижать к себе, но ее уверенные движения у меня на коленях вытягивают приглушенный стон. Она так близко и так откровенно движется! А шарик не поддается. Вика слишком высоко привстает, резко опускается с каким то ожесточенным надрывным стоном, и воздушный шар, наконец, звонко лопается. Конфетти и блестки вырываются из капкана и окутывают нас. Вика не задерживается на моих коленях, вскакивает, как ошпаренная, лицо полыхает краской.

— Первый шарик готов! — объявляет тамада, и гости хлопают.

За конкурс награждают конфетами.

Вика уходит за стол, даже не обменявшись со мной взглядом. И я направляюсь к Эвелине, которая в одно лицо приговорила бутылку игристого.

Не знаю, сколько времени прошло, когда Вика начала собираться покинуть банкетный зал. Я наблюдал за ней все это время, как одержимый. Даже взгляда отвести не мог. Малинова попрощалась с подружками невесты, обняла Аню в шикарном белом платье, они еще пару минут о чем-то посовещались, и ангелок направилась к выходу.

— Эвелина, мы уезжаем! — хватаю девицу под руку и встаю с места. Моя прелестная спутница не может даже на ногах самостоятельно держаться. Пытается что-то мне сказать, но разобрать этот пьяный бред сможет только такой же пьяный. Тащу ее тело к выходу, даже не одеваю полушубок ей на плечи, так вытаскиваю на морозный воздух.

Вика стоит у дороги и смотрит вдаль.

— Подвести? — спрашиваю я, даже не осознавая комичность ситуации. У меня на руке висит девка в зеленом костюме, которая упадет, если я отпущу ее.

— Спасибо, я вызвала такси, — ангелок обнимает себя руками, стараясь согреться. Сегодня очень морозно, хотя по календарю до зимы еще три недели.

— Замерзла? В такси не отогреешься, а у меня климат-контроль. Позволь мне отвести тебя. — Не предлагаю, молю. Молю в надежде на ее милость.

Вика поджимает потрескавшиеся губы, выдыхает воздух с густым паром и хмурится. Примерно минуту обдумывает мои слова, переминается с ноги на ногу. Явно продрогла. Зато Эвелине ни черта не холодно. Шатается из стороны в сторону, как маятник.

— Ладно, поехали, — наконец соглашается ангелочек. И я не скрываю своего удовольствия. Закидываю Эвелину на заднее сидение и открываю дверцу для Вики.

Кайма фонарей вдоль дороги быстро проносится мимо. Читаю вывески и рассматриваю витрины на светофорах, чтобы не пялится на Малинову. Она отвернулась от меня, тоже смотрит в окно. Задумчивая, грустная. До трясучки хочется излить ей душу, рассказать, как без нее хуево и какой я мудак, что посмел так поступить. Меня разрывает раскаяться, молить прощения. Но я знаю, что она не готова прощать.

Едем мы молча, не говоря ни слова. Лишь Эвелина изредка что-то мычит во сне, распластавшись на заднем сидении. Торможу у дома Викиного отца и поднимаю взгляд на темные окна. Интересно, как она живет там? Какой интерьер в ее комнате?

— Спасибо, — Вика уже тянется к ручке, чтобы открыть дверь и вновь исчезнуть из моей жизни, но я хватаю ее ладонь и тяну к своему лицу. Прижимаюсь лбом к руке, вдыхаю нежный запах с закрытыми глазами. Как ребенок.

— Не уходи, прошу, — от шепота рвет душу. Вика отворачивается, но не вырывается. Слышу ее тяжелое дыхание и рваный стук сердца. Чувствую, как пальцы дрожат в моих руках.

— Я не могу рядом с тобой, Герман, — отзывается спустя целую вечность. — Рядом с тобой больно.

— Я изменюсь, Ангелочек, честно! — слова звучат слишком резко.

— Ты это уже обещал, — вздыхает и поворачивается ко мне.

В глазах застыли слезы, и фонари блестят в их отражении.

Я понимаю.

Я виноват.

Но даже самое худшее чудовище заслуживает спасения!

Этому меня научила мама.