Спрут

— Наверно, мне не следовало сюда приходить. Я надеялась встретиться с человеком, которым восхищаюсь и которого глубоко уважаю. А вы видите во мне врага, равняете с такими людьми, как Равануза и Терразини.

Взяв сумочку, она решительно направилась к двери.

— Извините за вторжение, — сухо сказала она на прощание.

Каттани, прислушиваясь, стоял за дверью, и до него доносился лишь все удаляющийся стук каблучков графини, стремительно сбегавшей вниз. по лестнице. Теперь он жалел, что она ушла. При мысли, что, наверное, он уже никогда ее больше не увидит, на лице его отразилось огорчение.

Терразини созвал новое деловое совещание в закрытой для посторонних небольшой гостиной Клуба интеллигенции. На этот раз он ограничился приглашением всего троих. Они сидели вокруг большого круглого стола. Среди присутствующих не было графини Камастры.

Словно продолжая прерванный разговор, адвокат начал свою речь с «итак». Он постучал по столу пачечкой листков со своими записями и обвел взглядом собравшихся, задерживаясь на лице каждого, призывая к вниманию.

— Итак, мой друг Фрэнк Карризи очень вас благодарит за поддержку его проекта. Теперь нам остается лишь выбрать, через какой банк осуществлять нашу операцию. — Он несколько секунд помолчал. — Вы, наверно, помните доктора Николу Сорби. Несколько лет назад он покинул наш город и перебрался на материк. Он работает в Риме, и его банк пользуется отличной репутацией.

Адвоката Терразини перебил седой как. лунь старец со слегка трясущимися руками:

— Мы все прекрасно знаем доктора Сорби... Но что стряслось с Раванузой? Я слышал, он отправил дочь с зятем в Бразилию.

Терразини выпятил нижнюю губу.

— Бедняжка, — произнес он. — Равануза сидит взаперти у себя дома. Я пробовал вытащить его, но тщетно. Говорит, что болен, не может ходить.

Лица присутствующих приняли соответствующее выражение участия и даже сострадания, и все воскликнули чуть ли не хором:

— Вот бедняга, какая жалость!

— Такова жизнь, — вздохнул Терразини. — Нам придется с этим смириться. С Раванузой дело плохо, но его банк должен быть спасен — ведь ему-то принадлежит важная социальная роль.

Краснолицый толстяк заметил, что большая часть пакета акций находится в руках самого Раванузы. Но Терразини не счел это серьезным препятствием.

— Акции, — сказал он,, — постоянно переходят из рук в руки. Кто-то покупает, кто-то продает.

— А кто мог бы скупить акции Раванузы? — спросил седовласый.

— Наиболее подходящим человеком я считаю именно доктора Сорби, — ответил Терразини.

Третий приглашенный — с низким лбом и мощными челюстями, он походил на бульдога —. еще не высказывался. Он прищурил угольно-черные глазки и спросил:

— Это как понимать? Что Равануза уже продал свой пакет акций доктору Сорби?

— Не-ет, — ответил Терразини. — Он лишь дал мне официальное поручение найти покупателя.

Краснорожий толстяк весь затрясся от радости.

— Так, значит, — воскликнул он, — никаких проблем! Можем считать, что Равануза вышел из игры и не имеет к нашим делам ни малейшего отношения. — И Помахал в воздухе огромной лапищей, напоминавшей язык колокола, звонящего по покойнику.

— Друзья мои, — удовлетворенно сказал Терразини. — Для меня действительно большая -радость убедиться, что все мы между собой согласны. В Таком случае вопрос о переходе акций к доктору Сорби будем считать окончательно решенным. И приготовим достойную встречу возвращающемуся на родной остров славному сыну нашего города, сумевшему заслужить почет и уважение на континенте.

Слегка улыбнувшись, он закоцчил:

— А это поможет укрепить наши связи с континентом. И скажем прямо: континент от этого выиграет.

Раздался довольный смех присутствующих. Седой старичок хотел еще что-то добавить. Он поднял вверх палец, словно школьник на уроке.

— Кстати, о континенте, — проговорил он.: Как я слышал, вернулся этот комиссар Каттани...

— Да, — подтвердил Терразини. — Мне тоже об этом говорили.

— И что вы по этому поводу думаете?

— Он приехал забрать из квартиры мебель, — ответил Терразини. — У него какие-то семейные неприятности, личное горе, вряд ли ему захочется еще больше осложнять себе жизнь. Так считает графиня Камастра. — Внезапно он нахмурился и, выставив вперед подбородок, мрачно добавил: — Но все-таки, возможно, стоит принять некоторые меры предосторожности.

* * *

Банкир Равануза был в ярости. Размахивая руками, он вопил:

— Вы творите настоящий произвол! Как вам только могло прийти в голову сказать, что я дал вам доверенность на продажу моих акций? Я ничего не собираюсь продавать. И не подумаю уйти из банка!

Сидевший в глубоком кресле Терразини не скрывал раздражения, которое у него вызывало поведение собеседника. Засунув палец в кармашек Жилета, он произнес ледяным тоном:

— Боюсь, у вас нет выбора.

— Что это означает? — Равануза все больше выходил из себя.

— То, что вы совершили ошибку, — холодно и флегматично ответил Терразини. — Серьезную ошибку. Ваша беседа с доктором Бордонаро была... как бы это получше сказать, она несколько... слишком долго затянулась.

Равануза еще не осознал до конца ситуацию. Он упрямо твердил:

— Я хочу поговорить с друзьями. Я им все объясню.

Но друзья, — безжалостно добивал его Терразини, — вряд ли захотят с вами разговаривать.

Банкир почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Перед глазами все поплыло в тумане, как у боксера в нокдауне. И, воспользовавшись его растерянностью, Терразини нанес последний удар.

— Вы не в силах были бы, — сказал он, — вынести их взгляды, — вы ведь знаете, такое не прощают. Поверьте, лучше с этим делом покончить сейчас.

Он вытащил из кармана листок бумаги с несколькими строчками на машинке. И протянул банкиру.

— Что это такое? — спросил Равануза.

— Доверенность, — сказал Терразини, закуривая сигарету. — Вы должны подписать доверенность на продажу своих акций.

— За какую сумму? — спросил Равануза.

Терразини глубоко затянулся сигаретой и выпустил облако дыма. Потом сухо ответил:

— За одну лиру.

— За одну лиру! -г- взвился банкир. --- Да вы сошли с ума! Мои акции стоят по меньшей мере восемь миллиардов лир.

— Сегодня цена им ровно одна лира, — словно бы между прочим проронил Терразини.

На окутанном сигарным дымом лице адвоката Равануза прочел суровую правду. Он сидел полуоткрыв рот, тяжело уронив руки на стол. Постепенно банкир пришел в себя, взял перо и поставил свою подпись на бумаге Терразини.

Потом, заикаясь, спросил:

— Могу ли я хотя бы уехать к своей дочери в Бразилию? .

Терразини ответил с любезной улыбкой:

— Вы — свободный человек. Можете ехать, куда вам только вздумается.

ЗВОНОК КАМЕРДИНЕРА

Каттани разбирал свои вещи и укладывал их в чемоданы и картонные ящики. Он достал из шкафа шерстяной свитер, но бросил обратно на полку, услышав телефонный звонок.

В трубке раздался высокий, как у женщины, голос:

— С вами говорит камердинер коммендаторе Раванузы. Коммендаторе просит как можно скорее приехать к нему домой, так как должен сообщить вам нечто весьма важное.

— Мне очень жаль, — ответил Каттани, — я больше не комиссар в вашем городе, обратитесь в полицейское управление.

— Коммендаторе велел и мне во что бы то ни стало упросить вас. Он не желает говорить ни с кем другим.

— Ну, ладно, попросите, пожалуйста, к телефону его самого.

— Извините, сейчас никак невозможно: коммендаторе принимает душ. Если вы согласны, то с вашего разрешения я ему доложу, что вы попозже заедете.

Каттани сдался на уговоры и, выразив неудовольствие лишь тем, что приподнял брови, сказал:

— Хорошо, хорошо, дайте адрес. Я буду через час.

Закончив разговор, камердинер поспешно сбросил свою белую куртку, надел темный пиджак и неслышными шагами направился по ковровой дорожке коридора. Заглянув в роскошно убранную гостиную, доложил;

— Коммендаторе, я пошел за покупками.

Равануза читал газету, утонув в глубоком кресле. Не оборачиваясь, банкир проговорил:

— Хорошо. — И когда камердинер уже уходил, крикнул ему вдогонку: у— Ты сейчас разговаривал по телефону?

Тот своим вкрадчивым голосом ответил:

— Да, позвонил матери. Она лежит с высокой температурой.

— Ну ладно, иди, — отпустил его банкир. — Только не задерживайся.

Камердинер уже спускался по лестнице, когда Равануза напоследок еще добавил:

— Смотри, хорошенько запри дверь. И калитку тоже.

Виллу Раванузы окружал красивый сад с множеством апельсинных и лимонных деревьев. Аромат их разносился далеко по ту сторону каменной ограды.

Камердинер прошел по аллейке, ведущей к выходу, вставил ключ в замочную скважину и, громко щелкнув, отомкнул железную калитку. Потом осторожно прикрыл ее за собой, так, чтобы она не захлопнулась на замок.

Остановившись на тротуаре, он зажал между ног хозяйственную сумку, стал застегивать пиджак. Проделав это, повернул голову вправо и краем глаза увидел стоящую метрах в двадцати машину. Внутри ее он разглядел двух погруженных в беседу мужчин. Тогда он взял сумку в руку и, перейдя на другую сторону, пошел, укоряя шаг, по улице.

Спустя несколько минут Каттани тоже вышел из дому. Завернул в бар выпить кофе. Ожидая у стойки, сунул руку в карман, перебирая горсть мелочи. Ему показалось, что сре-. ди монет он нащупал жетон для телефона-автомата. Он достал и убедился, что это действительно жетон. Кто знает почему, ему захотелось этот жетон сейчас же использовать. Но кому было звонить?

Зайдя в кабину, он набрал номер Ольги Камастры.

— Вот это приятный сюрприз! — сказала графиня.

Но голос Каттани звучал враждебно.

— Вы были настолько любезны,— проговорил он,— что рассказали всем вокруг о моем приезде. Я уже удостоился приглашения от одного из ваших закадычных дружков. Я сейчас направляюсь с визитом к коммендаторе Раванузе.

Тон женщины сразу переменился.

— Как, вы говорите, он вас пригласил? — спросила Ольга. — Через слугу? — Она, казалось, была в замешательстве. И, немного подумав, решительно проговорила: — Не ходите туда. Послушайте, что я вам говорю: не ходите! Не знаю почему, но мне все это очень не нравится.

Какая странная женщина, подумал Каттани. Теперь она еще требует, чтобы он считался с ее предчувствиями. Он вышел из бара и, сев в такси, дал адрес Раванузы.

Он позвонил у калитки, но никто не отозвался. Оглянулся вокруг. Улицы безлюдны. Машины, привлекшей внимание камердинера, уже не было.

Каттани заметил, что калитка приоткрыта. Толкнув ее, он вошел в сад. Его шаги по камням вымощенной аллейки гулко разносились вокруг. Он увидел входную дверь виллы, она тоже была притворена. Заглянув внутрь, он спросил:

— Есть кто-нибудь? Синьор Равануза!

Голос его разнесся по дому гулко, словно он крикнул в пещеру. Он был в нерешительности — входить или возвращаться назад? Сделал еще несколько шагов. Поднялся по широкой мраморной лестнице и оказался перед распахнутой дверью в гостиную, стены которой^ украшали старинные кар-* тины и золотистые гобелены.

Он еще раз позвал:

— Синьор Равануза!

Никакого ответа. Каттани вошел в гостиную и увидел банкира, полулежащего в кресле. В левом виске у него была дырочка, окруженная свинцово-серым пятном — признак того, что выстрел в голову был произведен почти в упор.

Банкир, наверное, даже не заметил своего убийцы. Вид был спокойный, голова склонена на плечо, словно человек уснул. Выпавшая из рук газета валялась на полу, густо пропитанная кровью. Рядом с креслом на столике стоял недопитый стакан лимонада.

Странная вещь, отметил про себя Каттани, убийца оставил свой пистолет. Оружие лежало на ковре в нескольких метрах от тела убитого. В самом деле, какие-то необычные методы у здешних киллеров.

Но не успел еще комиссар мысленно воссоздать картину преступления, как ему пришлось сосредоточиться на новом неожиданном обстоятельстве, создававшем для него самого весьма опасную ситуацию. К вилле с грохотом моторов и воем сирен на бешеной скорости подлетели две полицейские машины. Сквозь тюлевую занавеску Каттани видел, как они резко затормозили у калитки. Несколько выскочивших из них агентов, сжимая в руках автоматы, уже спешили к входной двери.

Командовал ими старшина, знаками приказавший разделиться и осмотреть каждую комнату. В гостиной старшина обнаружил труп Раванузы. Потом его взгляд остановился на валявшемся на полу пистолете. И в ту же минуту до него донесся голос одного из его людей: «Руки вверх!»

Старшина бросился в коридор и увидел идущего по направлению к нему с поднятыми вверх руками Каттани.

Теперь комиссару все было абсолютно ясно: он пожалел, что не прислушался к совету графини Камастры.

Он внимательно вгляделся в лица старшины и полицейских. Нет, раньше он их никогда не видел. Саркастически усмехнувшись, он проговорил:

—- Поздравляю, старшина. Вы прибыли минута в минуту!

Старшина не понял.

— Что вы там болтаете? — прорычал он. — Идите за мной. Придется вам объяснить судье, что вы тут делали.

* * *

Судья был в Трапани новичком. Его перевели сюда из Палермо, и он еще совершенно не разбирался в тайных хитросплетениях местной жизни. Это был молодой человек невысокого роста, с редкими волосами на вытянутой вверх маленькой головке. Он сидел, все время уткнувшись в лежащие перед ним бумаги, словно шарящий носом по земле муравьед.

— Доктор Каттани, — произнес он своим визгливым голоском, — у меня тут под рукой старый протокол вашего допроса. Сейчас посмотрим. Так вот: вы утверждаете, что ваша дочь была похищена некой организацией, в которую входил не кто другой, как покойный Равануза.

— Именно так, — сказал Каттани.

По-прежнему сидя опустив голову, судья поднял круглые глазки и с осуждающим видом посмотрел на комиссара.

— Именно так, — повторил он, и левая щека у него дернулась от привычного тика. — «Именно так» — это произнесу я, когда установлю, что это действительно правда.

Он сделал паузу, во время которой несколько раз облизал губы. Потом неожиданно выпалил вопрос, терзавший его с самого начала:

— Зачем вы отправились к Раванузе?

Каттани выглядел усталым, он словно смирился со своей судьбой.

— Равануза просил меня приехать поговорить с ним, — ответил он почти безразлично.

— О чем же?

— Вот этого, к сожалению, он не успел мне объяснить. Когда я приехал, он был уже мертв.

Судья снова погрузился в размышления и некоторое время молчал, облизывая губы. Затем, словно внезапно очнувшись, задал следующий вопрос:

— Вы ведь таили на Раванузу обиду, не правда ли? Такой вывод напрашивается на основании. ваших же показаний. Отдаете ли вы себе отчет в том, что это обстоятельство можно рассматривать как весьма серьезную побудительную причину для совершения убийства?

Каттани был слишком изумлен и возмущен, чтобы отвечать. Его выводила из себя примитивная логика этого сидящего перед ним чиновника, который, разговаривая с ним, так ни разу и не поднял лица, предоставляя, любоваться своим почти лысым черепом. Не знал, что может возразить. И в конце концов решил промолчать.

Не дождавшись ответа, судья поторопил:

— Ну так что же? Вам нечего сказать?

А что мне вам сказать? — со вздохом проговорил Каттани., Теперь я уже ко всему готов. Могу смириться с чем угодно. — И, бросив на судью презрительный взгляд, закончил: — Даже с вами.

Щека у судьи вновь задергалась.

— Что Это значит, вы смеетесь надо мной? Вы знаете, что это может дорого обойтись?

— Кому? — устало спросил Каттани. — Мне? У вас и так уже в руках все, чего только можно пожелать. Труп, побудительная причина, пистолет и убийца. Разве я в силах что-либо опровергнуть, если вы в этом так твердо убеждены? Вас ведь ничто уже больше не интересует. Про себя вы считаете это дело уже законченным.

* * %

Судья распорядился об аресте Каттани по обвинению в убийстве. Эта новость облетела тюрьму с молниеносной быстротой. Из камер раздались издевательские выкрики, сливающиеся в единый оглушительный хор:

— Засыпался, проклятый легавый! Теперь тебе хана!

Взрывы дикого хохота, вой, улюлюканье сотрясали унылые коридоры и, усиленные эхом, нестерпимо громким гулом доносились до комиссара.

Во время прогулки Каттани присел в уголке и закурил сигарету. С тоской ему вспомнилась Швейцария, такая тихая, умиротворяюще спокойная.

Двор был заасфальтирован. Он был слишком тесен для толпы заключенных, расхаживающих взад-вперед, чуть ли не толкая друг друга. Они адски шумели, и от них шла ужасная вонь, которой, казалось, здесь были пропитаны даже стены.

Сигарета докурена до конца. Каттани швырнул окурок на землю. Подняв голову, комиссар увидел приближавшегося к нему молодого парня. Он был по пояс обнажен, весь волосатый, сплошь в татуировке. Длинные грязные космы падали ему на глаза. Чтобы отбросить их, он то и дело встряхивал головой.

— Привет, Каттани! — произнес он с вызывающим видом. — Ты меня узнаешь?

Комиссар его не помнил.

— Ах, так ты не знаешь, кто я, — продолжал парень. — Один из тех торговцев наркотиками, которых ты велел своему дружку Альтеро арестовать в районе порта. Меня зовут Фьорито.

— Раз ты сбывал наркотики, — сказал Каттани, — значит, я правильно сделал, что приказал тебя засадить.

Заключенный ухмыльнулся.

— А тут нам, знаешь, начхать на то, что ты комиссар. Плюнуть и растереть.

— Ну что поделаешь, — сказал Каттани.

Но парню, казалось, все было мало. Ему обязательно хотелось припугнуть комиссара, унизить его. Он добавил:

— Видишь, как кончил Альтеро?

— Гм...

— .А ты когда сдохнешь?

— На то воля божья.

Когда они расходились по камерам,. Фьорито пристроился позади Каттани. И в давке, улучив удобный момент, он вдруг изо всех сил ударил комиссара по почкам и тут же исчез. Каттани согнулся пополам, от резкой боли перехватило дыхание. Однако никто и не подумал помочь ему.

В первую ночь, проведенную в тюрьме, ему не удалось сомкнуть глаз. В тесной камере их было шестеро, спали на двухъярусных койках.

Лежа в темноте, Каттани не мог побороть отчаяния. Его охватило чувство полной безнадежности, глубочайшая депрессия. Он уже не верил, что ему удастся доказать свою невиновность. Он пошел против слишком могущественной организации. И теперь все члены этого, клана плетут против него интриги, это целый заговор, ставящий целью доказать, что он несомненный убийца Раванузы.

Другие . заключенные спали. Душная камера была наполнена их заливистым храпом. Каттани ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть. Кто-то вошел в камеру. Вдруг он почувствовал, как в темноте чьи-то руки хватают его за горло. Тиски становились все сильнее, и он уже с трудом дышал. Потом одна из рук отпустила горло, посыпались удары по лицу. От этих мощных ударов кулаков Каттани не мог никуда спастись, потому что напавший крепко пригвождал его к койке ногой.

Каждый раз, когда кулак опускался, Каттани казалось, что у него раскалывается череп. Он обливался кровью и еле переводил дыхание. Наконец ему удалось вырваться. Из последних сил он откатился в сторону и ударил противника нога ми в лицо. Тот зашатался. Каттани прыгнул на него, и они, сцепившись, покатились по полу.

Комиссар нанес нападавшему удар в живот, потом в лицо, но тот сумел вырваться. Вскочив на ноги, он неожиданно разразился смехом.

— Эй, Каттани, — и он узнал голос Фьорито; —- на сегодня хватит! Давненько я так славно не разминался!

И Фьорито выскользнул, из камеры, закрыв снаружи дверь на засов.

* * *

Каттани не сошелся ни с кем из заключенных. Все избегали его, словно прокаженного. Во время прогулки во дворе он держался в сторонке. И все время был начеку, ожидая каждую минуту какого-нибудь подвоха. Лицо у него распухло, было все в синяках, правый глаз заплыл.

То, чего он опасался, однажды случилрсь. От плотной кучки заключенных отделился Фьорито. Склонив на Сторону голову, которой он непрерывно встряхивал,. чтобы откинуть волосы, он лениво жевал резинку. Приближался он медленной, развинченной походкой, не спеша переставляя свои длинные кривые ноги.

— Каттани! — процедил он сквозь зубы,— Ах ты мерзкий сукин сын!

Комиссар вскочил на ноги. И увидел, что все смотрят в его сторону, ожидая потехи. Услыхал, как заключенные возбужденно переговариваются. Некоторые открыто ухмылялись. Фьорито был уже метрах в пяти. Скривив рот в насмешливую гримасу, он извлек, из кармана остро заточенную ручку столовой ложки. Он зажал ее в кулаке как нож. Невозможно было поверить, что все это происходит здесь, в тюремном дворе, на глазах у надзирателей. Но они делали вид, что ничего не замечают. .

Каттани весь подобрался. Он пристально глядел в глаза Фьорито. Был напряжен, как пружина, изготовился отразить нападение. Фьорито уже: приблизился почти вплотную. Выставил вперед длинные руки, готовый нанести удар. Они бросились друг на друга почти одновременно. И это помещало Фьорито всадить самодельный нож в грудь чуть сместившегося в сторону Каттани. Острие полоснуло по левой руке. Под прорезанным рукавом рубашки заалела длинная глубокая царапина.

Замахиваясь, Фьорито чуть потерял равновесие, и Каттани свалил его на землю. Падая, Фьорито выронил нож и теперь тянулся за ним. Комиссар ловко прыгнул на него, железной хваткой сдавил шею.

Тут надзиратели решили наконец вмешаться и обоих повели со двора. Когда Каттани, весь скрючившись от боли, проходил в сопровождении Двух охранников мимо столпившихся заключенных, он услышал, как кто-то вслед ему произнес:

— Линяй скорей отсюда! Неужто не чуешь, что запахло покойником?

ПУТЬ СПАСЕНИЯ

Да, его наверняка прикончат. Каттани. был в этом совершенно твердо убежден. Ждет его тот же конец, что и брата Анны Карузо. Или же его пришьют во время прогулки. Точно таким же манером, как этого мафиозо Чиринна. Выхода нет. Он перевернулся на койке и уткнулся головой в подушку.

Мозг его лихорадочно работал. Может, стоит испробовать один шанс, как бы слаб он ни казался. Он вскочил с койки. Подошел к двери и принялся по ней барабанить. В глазок заглянул надзиратель. Рожа у него была злая, хищная. Каттани знаками стал показывать, что хочет ему что-то сказать. Тот тотчас же отомкнул дверь и выпустил его из камеры.

* * *

Мальчишке было от силы лет тринадцать. Словно в слаломе, мчался он на своем мопеде, лавируя среди машин и весело насвистывая. Свернул в обсаженную деревьями улочку, по сторонам которой высились красивые, богатые дома. Поискал глазами нужный номер и резко затормозил, влетев на тротуар. Прислонил мопед к стене, вошел в просторный вестибюль и поднялся лифтом на четвертый этаж.

Позвонил. Ему открыл слуга. Прежде чем тот успел спросить, чего ему надо, мальчик выпалил:

— Мне нужно поговорить с графиней Камастрой.

— А ты кто такой?

— Меня зовут Сальваторе, — ответил мальчишка. Взгляд у него был смышленый, и держался сам он .с достоинством, словно подчеркивая важность доверенной, ему миссии. —-Я должен передать графине письмо.

— Я передам его сам, — сказал слуга.

— Нет, нельзя, — отвечал Сальваторе, отступая на шаг, — надо вручить ей лично в руки, потому что я должен получить ответ.

Через несколько секунд, любопытствуя, вышла сама графиня. Взяв у мальчика письмо, открыла конверт, вынула листок и, повертев в руках, увидела, что он чист с обеих сторон.

Но здесь ничего не написано!

— Слова знаю я, — ответил Сальваторе и ткнул себя в грудь. ^:— Но это будет стоить миллион лир. Я должен отдать их тюремному сторожу.

Едва услышав про тюрьму, Ольга сразу же поняла, что дело касается Каттани.

— Я дам тебе миллион, —сказала она.

Мальчишка продолжал стоять неподвижно, расставив ноги и опустив голову, словно собачка в ожидании кости.

— А, понимаю, — улыбнулась Ольга. Она ушла в комнаты и возвратилась с десятью банкнотами по сто тысяч, аккуратно их сложила и .сказала: — Вот, держи свой миллион.

Сальваторе удовлетворенно кинул и сообщил:

Комиссар хочет вас видеть. Дело очень важное и срочное.

* * *

Судья стал чини'гь множество препятствий. Он и слышать не хотел о том, чтобы предоставить графине свидание с Каттани, ссылаясь на существующие правила: следствие еще не закончено, и с его стороны было бы нарушением разрешить постороннему лицу беседовать с заключенным. Видя, что прямым путем ничего не добиться, графиня решила обойти препятствие. Отведя в' сторонку Терразини, она попросила его уговорить судью подписать разрешение.

Терразини была неприятна просьба графини, но льстило то, что она обратилась именно к нему. С напускной скромностью он проговорил:

— Но ведь я всего-навсего адвокат. Вы принимаете меня за всемогущего господа бога.

Однако судья вас послушается!

Терразини в ответ лишь чуть улыбнулся и продолжал вяло упираться:

— И вообще я не понимаю вашей столь горячей заинтересованности в этом Каттани.

Графиня, бросив на него лукавый взгляд, сказала:

— Но ведь я женщина!

— Да, но женщина мудрая, — возразил Терразини. — С чего это вы поддались капризу?

Графиня пожала плечами.

Вот именно: каприз.

* * *

Когда Ольга увидела, на кого похож Каттани, она не поверила своим глазам. Прикрыв веки, она простонала:

— Боже! Кто это вас так отделал?

— Тут все против меня, — мрачно ответил комиссар. — В один п[эекрасный день меня вообще прирежут.

Слегка поколебавшись, графиня протянула руку и ласково провела по его вспухшему лицу.

— Вы должны отсюда выйти, — произнесла она. — С этим возмутительным делом пора кончать!

Он внимательно посмотрел на нее и проговорил:

— Вы можете мне в этом помочь.

— Объясните, что я должна сделать.

Комиссар потер ноющую скулу.

— Я вынужден вам довериться, — пробормотал он.. — Если и вы против меня, то мне каюк.

Графиня Камастра воздела очи к небу, Ей надоело это его вечное недоверие.

— Ну что ж, вам придется .рискнуть, — жестко сказала она. — Выбор невелик, здесь перспективы у вас, по-моему, отнюдь не обнадеживающие.

Он все ходил вокруг да около, не решаясь перейти к сути.

— Много вам пришлось заплатить моему посланцу? — спросил он.

— Сейчас не время говорить о деньгах.

— У меня не было другого выбора, — стал оправдываться он. Потом добавил: — Ну, в общем, вы должны оказать мне одну услугу, но только, ради бога, чтобы об этом ни в коем случае не узнал Терразини.

— Да прекратите эти разговоры и скажите, наконец, чем я могу вам помочь?

— Позвоните по телефону. Вот по этому номеру.

Это был номер личного телефона Каннито в Риме.

Ольге Камастре словно передалась подозрительность Каттани. Звонить она предпочла не из дома, а закрылась в кабине уличного телефона-автомата.

В трубке она услышала мужской голос:

— Алло!

— Ваш друг, арестованный на Сицилии,.....проговорила

Ольга, — нуждается в помощи.

— Кто у телефона?

Не называя себя, графиня удостоверилась:

— Вы поняли о ком я говорю? Да.

— Он хочет вас немедленно видеть. Говорит, что это очень важно также и для вас.

— Для меня?

— Да,— решительно подтвердила графиня,—Он знает, что убитый в Риме работник прокуратуры собирался встретиться с вами. Но не успел, так как его убили,— Она сделала короткую паузу, потом добавила: — Однако ваш друг умеет держать язык за зубами. Но он ожидает дружеского поступка и с вашей стороны. — И, не ожидая ответа, повесила трубку.

* * *

Каннито ожидал в комнатке, отведенной для встреч адвокатов с заключенными. Директор тюрьмы встречал его лично, чтобы выразить свое почтение к могущественному шефу важного отдела секретных служб. И сам проводил его сюда.

Когда охранник открыл дверь и впустил в комнату Каттани, Каннито сделал несколько шагов навстречу и заключил его в объятия.

— Мой мальчик, — проговорил он, — и как тебя только угораздило опять попасть в такую переделку?!

— Вы прекрасно знаете, что я не убивал Раванузу, — ответил Каттани.

— Да-да, конечно, — согласился Каннито. — Это был не ты. Но тем не менее ты влип в хорошенькую историю.

Каттани отвел взгляд..

— Это была ловушка, — проговорил он. — Меня заманили в западню.

— Да, да, — сказал Каннито. — И ошибка будет исправлена. Ты должен верить в правосудие.

Каттани вскочил на ноги.

— Как Альтеро? Как Бордонаро?— вскричал он. — Вот они верили в правосудие! Да если я здесь останусь, меня прикончат, прирежут — и все. Одним трупом больше, одним меньше, для них не имеет никакого значения. Они все равно спят спокойно. Даже , больше того: с каждым новым убийством становится спокойнее. Одним языком меньше:

— Ну перестань,-- невозмутимо произнес Каннито,— не сгущай краски. Никто тебя не собирается убивать.

Каттани холодно взглянул на него.

— А я думаю, что собирается. — И добавил: — Возможно, меня считают обременительным свидетелем. Последним, кто остался. Быть может, им известно, что Бордонаро говорил со мной по телефону перед тем, как его убили.

Тень озабоченности мелькнула в глазах Каннито.

— Бордонаро тебе звонил? И что же сказал?

— Что Равануза достаточно много ему выболтал, — решительно ответил Каттани. Лицо его стало жестким. Он облизал сухие губы и добавил: И назвал также ваше имя.

Лицо у Каннито передернулось.

— Мое имя?

— Ага, — пробормотал Каттани. — Затем, будто не верит разоблачениям Раванузы, прокомментировал:— Нес черт знает что, наверно, что-то перепутал.

— Да, совершенно очевидно, — согласился Каннито, бросив на Каттани изучающий взгляд, он пытался понять, не скрывает ли тот что-нибудь от Него. — Но скажи мне: что я могу для тебя сделать?

Каттани тяжело оперся локтями о стол, поглядел на солнечный луч, проникающий в комнату из маленького окна под потолком, потом перевел взгляд на Каннито. .

— Мне хотелось бы лишь одно: жить спокойно. Вырваться на свободу и забиться в уголок. Я хочу все позабыть. Я все вычеркну из своей памяти, клянусь вам: Но прошу вас, если вы еще сохранили ко мне хоть немножко дружеских чувств, вытащите меня отсюда. Дочь моя умерла. Я ни с кем не собираюсь сводить счеты. Исчезну и никому больше не буду мешать.

Его слова растрогали Каннито. Всесильный глава отдела «Зет» вздохнул:

Дружище, я посмотрю, что можно сделать, Как ты мог убедиться, я примчался по первому же твоему зову. Кстати, должен, однако, тебе сказать, что с твоей стороны было несколько неосмотрительно давать мой личный номер.

— Я был в отчаянии. Оставался единственный способ вас немедленно разыскать.

— Ну, ладно. Можешь не беспокоиться, этого номера уже не существует, я велел сразу же его заменить. Ах да, а кто эта женщина, что звонила?

— Вы мне не поверите, — ответил Каттани, — но я даже не знаю ее имени. Это жена одного заключенного, с которым я подружился.

— Хорошо, хорошо. Так знай, мой мальчик, я к тебе искренне привязан. — Каннито сжал своими крючковатыми пальцами плечо Каттани и произнес слова, которые следовало понимать шире, чем просто добрый совет: — Ты должен мне довериться. Полностью мне одному. Понял?

— Да, ваше превосходительство. Я полагаюсь на вас. Вверяю свою судьбу в ваши руки.

ОЧЕНЬ ВЛИЯТЕЛЬНЫЙ АДВОКАТ

Терразини обычно приглашал важных гостей в роскошный, закрытый для случайных посетителей ресторан, где в официантки брали потрясающих красоток. Он повел туда и Каннито и вновь увидел блондинку, которая сразу же начала с ним кокетничать.

Выждав немного, Каннито попробовал прозондировать почву.

— Вы знаете,— сказал он,— когда я вспоминаю об этом Каттани, который сидит за решеткой, мне делается его немного жаль.

— Да,— отозвался Терразини,— я знаю, что вы ходили навестить его в тюрьме. Да не думайте вы о нем! Предоставьте его своей судьбе.

— Но он этого не заслужил,— сказал шеф отдела «Зет».— Этого парня я знаю двадцать лет. Неужели для него нельзя было бы что-нибудь сделать?

— А надо ли? — с раздражением отозвался Терразини.— Он горячая голова. Тюрьма его немножко остудит.

Каннито продолжал гнуть свое:

— Я никогда не совал нос в ваши местные, сицилийские дела. И если я сейчас позволяю себе вмешиваться, то только потому, что здесь, как вы не можете не согласиться, вы натворили немало грубых ошибок.

Ужин был окончен. Вернулась пышногрудая блондинка с кофе. Личико у нее сияло.

— Ты просто ангел,— прошептал Терразини. И, сунув ей в руку свою визитную карточку, добавил: — Там мы сможем видеться и наедине.

У девушки заблестели глаза.

— Ну, конечно,—еле слышно выдохнула она, опуская карточку в кармашек.

Тогда Терразини, возвращаясь к последним словам Кан-. нито, закончил:

— Вы говорите — ошибки. Если и были допущены какие-то ошибки, то не лучше ли уничтожить все следы?

* * *

В тот вечер Каннито отправился ночевать в гостиницу в Палермо. Но сон его был краток и беспокоен. Он проснулся среди ночи, и ему никак не удавалось вновь заснуть. Перед глазами у него, словно жуткий кошмар, вставало лицо Каттани — изможденное, со страшными ссадинами и синяками. Нет, он не может бросить этого человека на произвол судьбы, как того хочет Терразини.

--- Он слез с постели. Выглянул в окно, и глазам его открылся безлюдный город, вымерший, как в научно-фантастическом фильме после высадки марсиан.

Открыл «дипломат», достал тюбик со снотворным. Проглотил таблетку и вновь нырнул под одеяло. Но, сколько ни вертелся с боку на бок, веки не тяжелели, сон не приходил. Он решил окончательно подняться.

В окно он увидел за высокой башней кампанилы первые проблески солнца. Поглядел на часы. Наверно, адвокат Терразини уже проснулся.

Он схватил телефон и набрал его номер.

— Простите за столь ранний звонок,— сказал он.— Мне кажется, что в отношении дела Каттани я нашел выход. Это будет решение, которое устроило бы нас всех.

Терразини слушал его со все возрастающим интересом. И когда Каннито закончил изложение своего плана, отозвался:

— Блестяще! Я считаю это превосходным решением. Нужно только узнать, что думает об этом он сам.

* * *

Каннито испытывал некоторую гордость. Чем больше он размышлял, тем больше придуманный стратегический план казался ему поистине маленьким шедевром. Он оделся и возвратился в Трапани, чтобы сразу же сообщить его комиссару Каттани.

— Послушай, что мне удалось для тебя сделать,— возбужденно начал Каннито.— Я сумел уговорить адвоката Терразини взять на себя защиту в твоем деле.

Каттани остолбенел от изумления. Как? Он должен отдать себя в руки того, кого считает виновником похищения своей дочери?

— Но ведь это чудовищно,— запротестовал он.

— Успокойся, успокойся, мой мальчик,— стал уговаривать его Каннито.— Как только могла тебе прийти в голову подобная невероятная мысль? Виновник похищения... Перестань, пожалуйста. Я понимаю твое горе, но постарайся рассуждать спокойно. Терразини — одаренный адвокат, знает, с какого конца взяться за дело, и вытащит тебя в считанные дни.

Каттани принялся расхаживать взад-вперед, засунув руки в карманы. Вид у него был растерянный.

Тогда Каннито подошел к нему и преподал небольшой урок житейской мудрости.

— Надо быть реалистом. Не всегда удается повернуть дело в ту сторону, в какую хочется. Иногда обстоятельства складываются так, что человек вынужден пойти на компромисс.

— Но разве это справедливо! — воскликнул Каттани.— Разве справедливо идти на такое унижение?

Каннито помахал рукой.

— Ох, пожалуйста, только без громких слов! Справедливо ли это? Унизительно? Нет, ситуацию нужно рассматривать совсем в другой плоскости. Скажем лучше так: иногда жизнь требует от нас большей гибкости. И если ты вынужден пойти на компромисс, то не надо делать из этого трагедии. Помнишь? Ведь мне самому тоже пришлось испытать поражение. Меня сожрали. А потом, мало-помалу, постепенно, и вот я вновь в седле. Думаешь, мне было легко, не обидно? И кроме того, дорогой мой, закон жизни таков: либо ты идешь на то, чтобы чуточку испачкать руки — ну самую малость, ровно столько, сколько необходимо,— либо выбывай из игры, сгинь!

Каттани резко повернулся и оказался с Каннито лицом к лицу. Тот ему ободряюще улыбнулся и подмигнул, словно говоря: «Да не будь ты таким простаком!» До того Каттани всегда видел его в официальной обстановке. Даже когда они оставались наедине, при личных встречах, Каннито держал его на некотором расстоянии. Поэтому Каннито казался ему несгибаемым, каким-то суперменом.

Сейчас впервые перед Каттани раскрылась подлинная сущность этого человека. Суетная и ничтожная.

Каттани сознавал, Что это его последний шанс. Если он откажется, ему не выйти из тюрьмы живым.

— А вы доверяете Терразини? — спросил он.

— В данном случае полностью,— заверил Каннито. Потом, понизив голос, прошептал ему на ухо: — Он нам нужен. Вот что главное. Ох, но тебе, конечно, придется позабыть об этой истории с Бордонаро и обо всем остальном.

У шефа отдела «Зет» сверкали глаза. Он протянул Каттани руку и закончил:

— Ну так как, согласен?

Каттани с усилием подавил чувство тошноты. Посмотрел на протянутую руку и пожал ее.

— Согласен,— сказал он.

Каннито обнял его.

— Как только выйдешь, приезжай ко мне в Рим. Я буду тебя ждать.

* **

На следующее же утро Терразини отправился в тюрьму. Первым желанием Каттани было броситься на него и схватить за горло. Он не в силах был оторвать взгляда от его щей — тонкой и подвижной, как у змеи.

Но, сжав .в карманах кулаки, удалось овладеть собой. В ответ на слащавую улыбку адвоката он тоже улыбнулся и протянул ему руку.

Терразини преспокойно уселся на тот же стул, на котором накануне сидел Каннито. Сложил губы трубочкой, словно желая сосредоточиться, и проговорил:

— Один наш общий знакомый горячо просил меня быть вашим защитником. Так вот — мы достаточно хорошо знаем друг друга, я знаю, каким ревностным вы были полицейским, и не верю, что вы могли совершить приписываемое вам преступление. Поэтому я готов защищать вас в суде. Разумеется, если вы на это согласны.

— Я не в том положении, чтобы отказываться,— спокойно ответил Каттани.

— Тем лучше. Нам будет легче поладить.

Терразини извлек из своего объемистого кожаного портфеля со множеством отделений блокнот и что-то в нем записал серебряным «паркером». Потом поднял глаза на Каттани.

— Слушайте меня внимательно,— проговорил он.— Вы очень хорошо сделали, что согласились взять меня в защитники. Потому что я не только убежден, что вы не убивали Раванузу, но и располагаю доказательствами вашей невиновности.

Каттани наморщил лоб. Он не был уверен, что правильно понял. И Терразини, заметив его удивление, повторил:

— Да, да, располагаю доказательствами. Итак, посмотрим, все ли у нас совпадает. Как мне говорили, вы утверждаете, что застали Раванузу уже мертвым.

— Именно так.

— Хорошо. И что на вилле никого больше не было. Другими словами, что никто не видел, как вы вошли.

— Да, так.

Терразини покачал головой.

— Нет, не так. Вот здесь вы заблуждаетесь. Мне известно, что камердинер Раванузы выходил из дому и отсутствовал примерно с полчаса. И он утверждает, что, когда возвратился, коммендаторе был уже мертв. Сам он настолько испугался, что опрометью бросился прочь.

Каттани облизал пересохшие губы. Он ожидал продолжения, и Терразини не заставил его ждать.

— Выбежав на улицу,— продолжал Терразини,— он увидел подъехавшее такси, из которого выходили вы.

Сущий дьявол, подумал Каттани. Все сделал сам. Сперва завлек его в западню при помощи телефонного звонка этого слуги. А теперь спасает, используя того же человека. Взгляд комиссара вновь остановился на шее Терразини. Да, настоящая змея. И выпуклые неподвижные глаза тоже змеиные.

Адвокат между тем продолжал:

-- Вот видите, как порой все бывает просто? Человек даже не знает, не может предположить, что выход-то из тупика есть. Но нужно совсем немного. Достаточно лишь правильно . подобрать ключик. Поэтому ободритесь, дорогой комиссар. Мы покончим с этим делом в самое короткое время.

Достав из портфеля листок бумаги, он протянул его Каттани.

— Вот тут, пожалуйста, поставьте вашу подпись. Таким тобразом вы официально даете мне поручение вас защищать.

Выбор им Терразини своим защитником не только давал надежду вырвать из тюрьмы, но и резко изменил отношение к нему со стороны заключенных.

Теперь, когда его взял под свое крылышко Терразини, никто не осмеливался над ним издеваться. Во время прогулок во дворе его хором звали погонять вместе мяч.

— Идите к нам, доктор Каттани. Разомнитесь немножко! Мы знаем, что вы здорово играете в футбол.

Кто-то дал ему длинный пас. Хотя и с неохотой, он сделал несколько шагов и ударил по мячу.

«Качусь все ниже и ниже,— подумал он.— А удастся ли мне выкарабкаться из этой пропасти?»

* * *

Камердинер Раванузы, явился к судье и подтвердил, что Каттани никак не мог быть убийцей банкира. Он сказал, что видел собственными глазами, как комиссар входил в виллу, когда коммендаторе Равануза был уже мертв.

Не глядя ему в лицо, судья спросил камердинера, почему же он только теперь решил дать свидетельские показания в пользу Каттани.

— Да я не знал, что он арестован,— с ангельским спокойствием отвечал тот.-— А как только прослышал, сразу же поспешил заявить о том, что видел.— Он поправил брови кончиком пальца и философски изрек: — Правда всегда восторжествует!

Судья приказал немедленно освободить Каттани.

Терразини хотел отпраздновать это событие и велел принести бутылку шампанского.

— Я глубоко удовлетворен,— сказал адвокат, Он, казалось, был действительно взволнован.

Каттани допил свой бокал шампанского. Почесал в затылке и сказал:

— Адвокат, нам нужно поговорить о вашем гонораре.

— Ну что вы! — возразил Терразини,—.Даже не думайте об этом. Обыкновенная любезность.

Каттани с тяжелым вздохом проговорил:

— Я предпочел бы оплатить этот счет деньгами...

— Не настаивайте, прошу вас,— произнес Терразини, делая вид, что не понял намека.— Ведь я могу это воспринять как нежелание с вашей стороны оказать любезность в свою очередь.— И перешел на тот язык, который и боялся услышать Каттани.— А когда один из друзей не хочет оказать любезность другому — это дело серьезное!

Что такое дружба, Терразини понимал весьма своеобразно. И тотчас это пояснил:

— Кстати, насчет дружбы. Вот возьмем, к примеру, того парня, слугу, который вас выгородил. Его услугу нельзя оплатить деньгами, у нее нет цены. Да, кроме того, если бы я предложил какую-то сумму, он обиделся бы. Ему достаточно быть уверенным, что в случае необходимости я буду готов ради него разбиться в лепешку. И он, со своей стороны, тоже. Дружба, дорогой Каттани, это своего рода гарантия, взаимная помощь.

— Понимаю. Но что могу сделать для вас я?

— Если когда-нибудь мне что-то понадобится,— усмехнулся Терразини,— надеюсь, вы меня вспомните. Только и всего.

«Только и всего». Каттани прекрасно понимал, что подразумевает Терразини под словом «понадобится». Ему нужны киллеры, продажные полицейские, сообщники. Он чувствовал, как мороз по коже продирает.

— Ну, так куда же вы теперь решили отправиться? — спросил адвокат.

— В Рим. И там останусь надолго.

— У вас есть в виду что-то конкретное?

— Да, договоренность с его превосходительством Каннито.

— Это с вашей стороны очень мудрый шаг,— с одобрением сказал Терразини.— В столице свидимся. Иногда приходится там бывать. Дела, ничего не попишешь...

Каттани все медлил и не прощался. Наконец, словно решившись вырвать больной зуб, проговорил:

— Ответьте на один мучающий меня вопрос. Слуга, который явился к судье, это тот самый, что звонил мне и приглашал приехать к Раванузе?

— Доктор Каттани,— с ласковым упреком отвечал адвокат,— вы никак не можете избавиться от своего порока. Все-то вам надо знать, понимать. Вы любопытны. Слишком любопытны.

— Да, это мой недостаток,— признал Каттани.

— Очень серьезный недостаток,— сказал, прищурившись, Терразини.— А недостатки могут быть неприятны другим. Не все склонны их прощать.

Вот змея! Настоящая змея! Неизменно такой мягкий, любезный и готовый каждую минуту внезапно ужалить.

* * *

Прежде чем уехать из города, Каттани отправился попрощаться с графиней Камастрой.

— Значит, покидаете нас? — огорченно спросила она.

— Да, переезжаю в Рим. Я уже распорядился об отправке багажа.

— По-моему, вы поступаете правильно. Тут вы ничего не нашли, кроме горьких разочарований.

Каттани побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— Я натворил много ошибок. Приехал сюда в полной уверенности, что могу поступать как считаю нужным, без оглядки на других. Но на собственной шкуре убедился, ,что надо действовать не спеша, не лезть на рожон, стать более гибким, более сговорчивым.

Он поднялся и подошел к окну. В саду росла гигантская пальма. Глядя на ее морщинистый ствол, он почувствовал на себе взгляд Ольги. Может быть, он был несправедлив к ней. Он всегда смотрел на нее как на человека, которого следует остерегаться. А в конечном счете ведь именно она пришла к нему на помощь.

Теперь, хорошенько поразмыслив, он понимал, что у него сложилось о ней столь неблагоприятное представление, потому, что он подходил к ней односторонне. Видел в ней лишь жадную, хитрую, ловкую интриганку. Теперь же он отдавал себе отчет в том, что ее поведение во многом было позой, притворством. Маской, под которой скрывалась одинокая женщина. Одинокая до отчаяния.

Он подошел к ней сзади. Положил ей руку на затылок, ласково перебирая волосы. Он слышал запах ее духов, ощущал близость ее тела. Она обернулась. Он взял лицо Ольги в ладони и крепко поцеловал ее.

* * *

В Рим он приехал в начале лета. Толпы американских и японских туристов в цветастых рубашках и платьях, в ярких разноцветных шапочках текли нескончаемой рекой по центральным улицам города.

Катани сразу же отправился в «контору» Каннито.

В подъезде он столкнулся с Ферретти. Оба даже не подали вида, что знакомы. После взаимных приветствий Каннито сказал, что с этой минуты Каттани может быть за себя вполне спокоен. В будущем у него не будет никаких неприятностей.

— Я буду тебя держать возле себя,— сказал Каннито.— Чтоб ты снова не влез в какую-нибудь скверную историю.

— Вы полагаете; что я мог бы быть вам полезен?

— Без всякого сомнения,— улыбнулся Каннито и сделал широкий жест рукой.— Я позабочусь устроить тебя в своем секретариате с каким-нибудь особым поручением.

— Это очень заманчиво.

Каннито поднялся из-за своего огромного, уставленного телефонами стола и проводил Каттани до двери. На прощание он похлопал его по спине.

— Веселей, парень,— подмигнул он ему.— Начинается новая жизнь!

* * *

Каттани медленно вел машину по набережной Тибра. Глаза его были прикованы к зеркалу заднего вида — он хотел убедиться, что у него никто не сидит на хвосте. Свернул направо. И снова внимательно оглядел шедшие позади машины. В раскаленном предвечернем воздухе рычание моторов казалось исполненным угрозы. Каждая машина таила смертельную опасность.

Он остановился у телефонной кабины. Вышел из машины. Огляделся вокруг и набрал номер, который дал ему в Швейцарии Ферретти.

Услышав его голос, комиссар спросил:

— Ваше предложение еще в силе?

— Да, конечно, более чем когда-либо! — Каттани выслушал инструкции и повесил трубку.

В машине он почувствовал, как его охватывает какое-то странное возбуждение. Значит, он вновь при деле, вновь идет по следу. Значит, он и впрямь не утратил своего «порока», как того хотелось бы Терразини.

Он свернул на одну из улочек в центре столицы. С большим трудом сумел отыскать узкую щель, чтобы поставить машину. Направился к магазинчику бытовых электроприборов. Владелица спросила, что он хотел бы купить.

— Нет,— ответил он,— у меня тут свидание.

Женщина близоруко прищурилась, словно желая его получше разглядеть. Посмотрела на дверь и, убедившись, что они одни в магазине, вынула из-под прилавка миниатюрный телефон-трубку. Нажала кнопку, и на трубке зажегся красный огонек. Путь свободен.

— Пожалуйста, сюда,— показала женщина дорогу. Она шагала быстро, топая как солдат. Отодвинула занавеску, за которой оказалась небольшая дверка. Отворила ее, пропустила Каттани и закрыла за ним эту дверку.

Тут был склад стиральных машин, холодильников, телевизоров. Ящики и коробки сложены в несколько этажей и выстроены ровными рядами, которые разделяют узенькие проходы. Из одного прохода и появился внезапно Ферретти.

— С чего это вы вдруг решились? — спросил он.

Каттани подошел к нему, руки в карманах.

— Когда я пожал руку Каннито,— ответил он,— во мне все перевернулось. Я понял, что становлюсь сообщником убийц моей дочери.

— И это побудило вас принять мое. предложение?

— Да,— хмуро ответил Каттани.— Моя цель — раздавить их. И мне кажется, она совпадает с вашей.

— Это люди, способные .на все,— заметил Ферретти.

Каттани вынул одну руку из кармана и оперся на холодильник.

— Дело обстоит куда более серьезно, чем вы себе представляете.

— Что вы хотите сказать?

— Каннито через Терразини напрямую связан с мафией.

Ферретти недоверчиво взглянул на него.

— Вы уверены в том, что говорите?

Каттани зло ухмыльнулся.

— Уверен ли? Вот перед вами живое доказательство: мне удалось сохранить жизнь лишь благодаря преступным связям, существующим между этими двумя мафиозо.

ВИЛЛА НА СТАРОЙ АПЦИЕВОЙ ДОРОГЕ

В три часа дня он постучал в выкрашенную красной краской дверь небольшого домика с островерхой крышей. На пороге появилась Эльзе.

Красивая, лицо у нее стало как-то мягче, добрее. Когда увидела Коррадо, первым ее побуждением было захлопнуть дверь. Но она сказала:

— Входи.

Каттани очутился в крохотной гостиной с двумя креслами, столиком и телевизором. В углу втиснулся маленький камин.

— Значит, ты не поехала жить к родителям.— Это был скорее не вопрос, а лишь констатация.

— Нет,— сказала Эльзе.— Предпочла устроиться здесь и жить одна. Тетка сдала мне этот домик.

Извинившись, она на минутку вышла. Поставила на кухне на плиту чайник. Приготовила на подносе две чашки. Сколько сахара он клал в чай? Да, две ложечки. Отрезала ломтик лимона потолще, потому что он любил в чашке выдавливать ложечкой сок. Ему нравилось, когда острый запах лимона смешивается с ароматом свежезаваренного чая. Она же больше любила чай с молоком.

Эльзе чувствовала, что нервничает. Ей показалось, что край подноса чем-то запачкан. Обтерла его тряпкой. Потом достала из навесного шкафчика несколько коробок с печеньем. Какое он любил? Ах да, вот это с шоколадом, оно ему наверняка понравится. Краем глаза пыталась увидеть, что он там делает в ее отсутствие. Увидела, что он поднялся с кресла и рассматривает висящие на стене картинки.

— Вот и я,— проговорила она, входя с подносом.

Они сели за чай.

— Попробуй печенье,— посоветовала Эльзе.

Съев одно, Коррадо отозвался:

— Замечательно вкусное.

Последовала продолжительная пауза. Казалось, им нечего больше друг другу сказать. Тогда Эльзе, чтобы нарушить неловкое молчание, проговорила:

— Знаешь, я нашла работу в библиотеке. А ты как живешь?

— Мне придется вернуться на службу, в Рим. Но точно еще ничего не известно.

Эльзе сделала последний глоток и отставила чашку.

— Зачем ты приехал?

— Привез тебе кое-какие вещи. Можешь взять их в камере хранения на вокзале. Там еще одежда и игрушки Паолы. Я подумал, что они должны храниться у тебя.

— Спасибо.

Он съел еще одно печенье.

— Это французское печенье в самом деле потрясающее,— похвалил Коррадо.

— Я тебе дам с собой пару коробок,— заботливо сказала Эльзе.

— Это будет с твоей стороны очень мило.— Потом, переменив тон, спросил: — Можешь оказать мне еще одну услугу?

— Ну конечно.

— Отвези меня на кладбище. Я хочу навестить нашу девочку.

Эльзе посадила его в свою машину. Они проехали по улице, по обе стороны которой высились небольшие виллы с островерхими крышами. Французский городок Эвиан в это время года особенно красив. Вид его оживляли разбросанные повсюду маленькие яркие клумбы и вазоны с цветами.

У могилы Паолы Каттани опустился на колени. Девочка смотрела на него с фотографии на надгробии — веселое личико, светящиеся радостью глаза.

Эльзе принесла букет живых цветов и, кладя его вместо завянувшего, услышала, как муж еле слышно шепчет:

— Маленькая моя! Как подолгу я оставлял тебя одну, когда был тебе так нужен. А теперь я нуждаюсь в тебе, должен чувствовать, что ты всегда со мной рядом...

около двух тысяч лет назад Иисус Христос повстречал спасавшегося бегством Петра. Дрожа от страха, апостол его спросил: «Камо грядеши, Господи?..»

Однажды жарким июньским утром, как раз в этих местах, в распахнувшиеся ворота одной из вилл въехал металлизированный «мерседес». По аллее, меж двумя рядами пиний, он проследовал до виллы ярко-кирпичного цвета.

Справа от дома был бассейн. В нем плескались две девушки, а третья сидела на борту, небрежно откинув головку.

Из «мерседеса» вышли Каннито, Терразини и Лаудео. Одновременно: распахнулась дверь виллы и на пороге показался хозяин дома.

— Дорогие мои! — радостно приветствовал он их, размахивая короткими ручками.

У него была огромная лысая голова. По сравнению с ней тело с выпирающим брюшком казалось маленьким. Ходил он весь напыжившись, держась словно аршин проглотил, по-видимому, чтобы казаться выше ростом. И непрерывно двигал руками, словно ему жал его легкий пиджак из чистого льна.

Терразини заключил его в объятия.

— Доктор Сорби,— проговорил он,— как я рад вас видеть!

Они вошли в дом. В гостиной Сорби жестом указал на мягкие кожаные кресла. Из бассейна доносилось веселое щебетанье девушек.

Сорби вышел на порог и призвал их к порядку:

— Тише вы! Дадите вы спокойно поговорить?

— Слушаемся, папочка! — хором отвечали девицы и раз-, разились смехом.

Папочкой они называли его в шутку, но когда он оставался с ними без посторонних, Сорби принимал профессорский вид и объяснял им, что в этом скрыт потаенный смысл. Раз они называют его папой, утверждал Сорби, значит, действительно видят в нем отца.

Шум стих, и четверо мужчин принялись спокойно обсуждать свои дела.

— Могу вам сообщить,— начал Терразини, —что наш Друг Карризи скоро прибудет из Америки. Он едет лично изложить нам свои планы. Но сразу же вам скажу, что он предполагает вложить в Италии крупные капиталы.

Лаудео обратился к Сорби:

— Как могут быть осуществлены эти капиталовложения?

Сорби прочистил горло. Когда он говорил о деньгах, то странно кривил рот, шевеля только одной его стороной, а другая оставалась неподвижной, словно в параличе.

— Деньги,— разъяснил он,— поступят из Соединенных Штатов в Швейцарию. Они будут переведены в банки, находящиеся под моим контролем. Затем через мой банк они попадут в Италию.

Лаудео, полагая, что в таком тесном кругу можно полностью раскрыть карты, сказал:

— Таким образом, круг замкнется. Я хочу сказать, что деньги, покинувшие Италию, в нее вновь возвратятся.— Он взмахнул рукой,—Отмытыми!

Но Сорби покоробила столь грубая манера выражаться.

— Ну что вы, что вы,— возразил он. И нашел более благопристойную формулировку: — Речь идет об иностранных капиталах, накопленных посредством новых форм сбережения. Они будут вложены в наш национальный рынок с самыми радужными перспективами.

— Нашего друга Карризи,— уточнил Терразини,— интересует главным образом электронная промышленность, поскольку ее продукция имеет широкое применение в военной сфере. Он хочет создать постоянный канал, чтобы выйти на ближневосточный рынок стратегических материалов.

— И что же ему для начала нужно? — перебил Лаудео.

Сорби откинул назад свой огромный сверкающий череп и перечислил:

— Он хочет получить земельные участки на выгодных условиях, льготные кредиты и политическое прикрытие. Я бы даже сказал: прежде всего — политическое прикрытие. Оно необходимо, чтобы преодолеть бюрократические барьеры, вы меня понимаете.

— Конечно,— отозвался Терразини.— У нашего друга Карризи типично американское мышление, поэтому он и привык все делать быстро. Любая проволочка его буквально выводит из себя.

— Учитывая занимаемое мной положение,— сказал глава отдела «Зет»,— я был бы рад познакомиться с мистером Карризи, когда он прибудет в Италию, в частной обстановке.

Лаудео вызвался подготовить ему триумфальный прием..

— Если он пожелает статьи в газетах, интервью, тут нет никаких проблем. Журналисты работают на нас.

Сорби не раскрыл даже той половины рта, которой обычно разговаривал. Лишь сделал гримасу, выражающую крайнее отвращение,— ею он желал сказать, что его тошнит от шумихи.

Терразини, уловив смысл гримасы Сорби, возразил профессору Лаудео:

— Мистер Карризи против всякой рекламы.

— Однако, когда настанет время,— уточнил Сорби,— необходимо будет мобилизовать печать: мы должны подать наш проект в выгодном свете.

Глаза у Лаудео сверкали. Наконец-то найдется работа для прессы, контролируемой его Ассоциацией. С оттенком гордости он заявил:

— У нас в руках самые авторитетные органы печати.

Метрах в двухстах от виллы, где происходило совещание, кто-то притаился в кустах. С верхушки холма, где он расположился, ему было видно все как на ладони. Это был молодой, энергичного вида парень, который не спускал глаз со входа в виллу. Увидев четырех выходящих из дверей мужчин, он тотчас направил на них длинный телеобъектив и начал одну за другой щелкать фотографии.

***

Когда им нужно было поговорить, Каттани и Ферретти пользовались условным сигналом. Их встречи происходили на складе электромагазина. На этот раз Ферретти вызвал его, чтобы узнать, выполнил ли Каннито свое обещание взять Каттани в свой отдел.

— С тех пор от него ни слуху ни духу,— сказал комиссар.

— Странно.

— Что вы мне советуете? Позвонить ему?

— Нет,— покачал головой Ферретти.— Это его может насторожить.— И, помолчав немного, пояснил свою мысль:— Он гораздо более недоверчив и подозрителен, чем вы думаете. Полагаю, он ожидает с вашей стороны какого-нибудь поступка. Чего-то очень убедительного, слов ему недостаточно. Ему нужно, доказательство, что вы действительно перешли на его сторону.

Каттани подсказал:

— Какой-то мой шаг, который был бы ему выгоден...

— Вот-вот,—кивнул Ферретти.

— Я знаю, что надо сделать,— сказал Каттани.

* * *

На следующий день он' вернулся в Трапани. В этом древнем приморском городе овладевал он утонченным искусством лгать, выдавать выдумку, обман за действительность. Теперь он туда возвратился, чтобы продемонстрировать на деле, насколько высокого уровня в этом достиг.

Он отправился в кабинет к судье, который когда-то велел взять его под стражу. Тот выглядел еще более сгорбившимся из-за своей манеры не смотреть людям в лицо, еще более измученным своим тиком.

— Значит,— сказал судья,— вы хотели бы дать новые показания.

Каттани удобнее устроился на стуле.

— Видите ли,— стал объяснять он,— когда я рассказывал кое о чем доктору Бордонаро, я был не совсем в себе. Вы понимаете, у меня похитили и изнасиловали дочь. Я не соображал, что говорю. Теперь, когда я немного успокоился, я должен признаться, что некоторые мои утверждения не совсем соответствовали истине.

Методически поглаживая наполовину облысевший череп, судья окинул взглядом лежащие на столе предметы, словно искал у них помощи. Потом, издав какой-то пронзительный звук, проговорил:

— Хорошо. Вы — честный слуга закона.

— Я счел своим долгом,— продолжал Каттани,— явиться и внести поправки в некоторые показания, содержащиеся в протоколе того допроса, потому что они затрагивают уважаемых людей. Нельзя, чтобы их имена были несправедливо запятнаны.

— Так, так,— повторял судья, перелистывая старый протокол допроса Каттани.— Вот: здесь, например, вы говорите, что его превосходительство Каннито пытался всячески помешать проводимому вами расследованию, когда вы возглавляли оперативно-следственный отдел. Это правда? Вы это подтверждаете?

Каттани отрицательно покачал головой.

— Нет. Это именно одно из тех мест, что я хотел бы исправить. Положа руку на сердце, я могу заявить, что его превосходительство Каннито неизменно подгонял меня продолжать расследование невзирая на лица.

— Так, так,— отозвался судья, в котором постепенно просыпался интерес к тому, что говорил Каттани.— Посмотрим, что вы утверждали насчет адвоката Терразини. Вы сказали, что он замешан в темных делишках. Мало того. Вы даже считали, что именно по его наущению была похищена ваша дочь.

Судья сделал паузу, словно глубокое изумление мешает ему продолжать. Сцепив пальцы и качая ими перед собой, наконец он вымолвил:

— Каттани! Назвать Терразини виновником похищения вашей дочери! Да сознаете ли вы, что говорите? Ведь вы Терразини должны воздвигнуть памятник из чистого золота. Если бы не он, вы до сих пор сидели бы за решеткой!

Каттани изобразил на лице раскаяние.

— Вы совершенно правы,— со вздохом признал он.— Я действительно намеревался исправить и это место. В самом деле, как глупо было с моей стороны впутывать в это дело такого порядочного человека, как Терразини...

— Следовательно, вы исключаете,— продолжал судья,— что доктор Бордонаро мог быть убит в связи с тем, что вел расследование сообщенных вами обстоятельств?

— Полностью исключено.

— Теперь скажите вот что: перед своей поездкой в Рим доктор Бордонаро не разговаривал ли случаем с вами? Не сообщал ли вам что-нибудь относительно своих планов?

— Нет, я с ним не разговаривал, и он мне абсолютно ничего не сообщал.

* * *

Дав показания, Каттани вернулся в гостиницу. Там ему передали, что звонила графиня Камастра.

Он набрал ее номер.

— В этот город просто невозможно приехать инкогнито!

— Мог бы предупредить меня о своем приезде,— упрекнула его Ольга.— Приходится узнавать о твоих перемещениях от других.

— Я бы тебе позвонил. у

— Кто знает, когда...

— Ну хватит, перестань дуться,— сказал Каттани. И совсем другим тоном прошептал в трубку: — Я хочу тебя видеть!

Ольга заехала за ним на машине в гостиницу. Они на? правились в сторону, противоположную центру, и в несколько минут город остался у них за спиной. Она вела машину по узкой и извилистой дороге. Вид у нее был сияющий.

Также и Каттани выглядел довольным. Он расслабился, с облегчением вздохнул.

— После стольких месяцев постоянного напряжения,— проговорил комиссар,— я впервые ощущаю внутри себя мир и покой. Пусть хотя бы ненадолго...

— И я могу сказать про себя то же самое,-— пробормотала Ольга. Она вела машину быстро и уверенно. То и дело кидала на него взгляд и улыбалась.

Она была счастлива. Для нее сейчас во всем мире существовали только они двое. Она мчалась, точно ее подгонял ветер, оставляя позади другие машины. Он протянул руку, и она схватила, сжала ее.

— Куда ты меня везешь? — спросил Каттани.

— Это сюрприз!

После более чем часа пути машина наконец остановилась. Они находились среди выжженных солнцем полей, на вершине холма. Вдалеке виднелся узкий морской залив, багровый в лучах заходящего солнца.

— Это мой маленький рай,— сказала Ольга.— Я здесь родилась.

Но дом был не от тех времен. Ольга его расширила, заново перестроила, отделала внутри.

— Идем,— позвала она. И повела к большому рожковому дереву. Темному, с коротким толстым стволом, мощными ветвями.— Это было мое любимое дерево,— сказал она.— Девочкой я карабкалась на него, садилась верхом на этот сук и смотрела на далекое море.

Ольга притянула к себе голову Коррадо и поцеловала его. Крепко обняв, она не отрывала глаз от его лица.

— Я тысячи раз мечтала вот так тебя обнять. Но ты от меня бежал, избегал меня.

Все так же обнявшись, они вошли в спальню... Потом, приложив палец к губам, она прошептала:

— Теперь полежи спокойно и минутку подожди. Я принесу тебе ужин в постель.

Она захватила в машину переносной холодильник, полный всяких деликатесов. Они закусили хрустящими палочками с красной рыбой, икрой и пирожными. И пили шампанское.

— За наша счастье,— провозгласила Ольга. Глаза у нее зажглись каким-то новым светом.

— За Нас!

Она унесла тарелки, решительно отвергнув предложение Каттани помочь ей.

— Нет, нет, не вставай!

Она была рада поухаживать за любимым человеком. Счастлива, что наконец-то и она тоже может быть такой, как все женщины ее родного острова.

Вернувшись в постель, она свернулась рядом с ним калачиком и сказала:

— Я знаю, зачем ты приехал.

— Кто тебе об этом сказал? Терразини?

— Да.

— Ох, видно, у этого судьи к нему прямой провод!

Ольга ласково его поддразнила:

— Ты никак не можешь понять и смириться. У нас, на Сицилии, все по-другому, жизнь тут идет на особый манер. Запомни это хорошенько.

— Уверяю тебя, что не только здесь. Зараза распространяется, и теперь микробы можно обнаружить и на материке.

— Во всяком случае,— добавила Ольга,— после того, что ты. сделал, все тобою довольны.

— А ты?

— Я? Меня все это не интересует.

Она повернулась к нему и нежно погладила по волосам.

АМЕРИКАНЕЦ

На уик-энд Каттани был приглашен в загородный дом Каннито. Они выехали из Рима на синем автомобиле, который вел шофер. Достигли Умбрийских холмов, окружающих Перуджу. Поднялись по крутой, узкой дороге и остановились у виллы эпохи Возрождения, высящейся над зеленой долиной.

Шофер выскочил из машины и бросился открывать дверцу шефу. Каттани был поражен открывшейся перед ним панорамой. Внизу раскинулась долина, которую перерезала извилистая лента реки. Вокруг, по вершинам холмов, лепились селения и древние замки.

Каттани вздохнул полной грудью.

— Какая красота! — воскликнул он.

— Я провожу здесь все субботы и воскресенья,— сказал Каннито.— Но признаюсь тебе: если бы мне пришлось оставаться здесь дольше, я сдох бы от скуки.

Из виллы вышла миниатюрная, изящная дама с седыми волосами, в скромном, но нарядном платье. Она обняла Каннито, а потом, обращаясь к Каттани, сказала:

— Коррадо, я очень рада вам. Сколько лет мы не виделись! Но знаете, я вас не забывала.

Женщина погладила Каннито по щеке. Он нежно обвил рукой ее плечи. Сейчас, рядом с женой, того довольного и умиротворенного главу отдела «Зет» было совсем не узнать. Просто трогательно смотреть, как он ласков с женой.

— Я тоже счастлив вновь свидеться с вами, синьора. Я залюбовался вашим раем.

— Не правда ли, красиво? Такой мир и покой. Здесь я чувствую, что принадлежу самой себе. В Риме я просто не могла больше выдержать — этот шум, хаос на улицах.

— Вы живете здесь круглый год? — спросил Каттани.

В разговор вмешался Каннито:

— Да, она меня бросила. Когда я хочу над ней посмеяться, то говорю, что она стала отшельницей.

Синьора Каннито усмехнулась:

— Ох, он вечно шутит. Дело в том, что мой муж занят с утра до ночи. Стало проблемой залучить его домой к ужину. Тогда я сказала: давай сделаем так — я уеду жить сюда, а ты приезжай на субботу и воскресенье. По крайней мере, два дня в неделю я могу его видеть.

Вдруг она нахмурилась. Взяв Каттани под руку, проговорила вполголоса:

— Я слышала о постигшем вас горе. Несчастная девочка! Поверьте, узнав об этом, я плакала как о собственной дочери. А как себя чувствует Эльзе? Бедная женщина!

— Постепенно приходит в себя.

— Передайте ей от меня самый горячий привет,— сказала синьора. Потом по-матерински взяла руку Каттани в обе ладони и добавила: — Скажите моему мужу и вы тоже, чтобы он не слишком надрывался на работе. Италия обойдется и без его подвигов.

— Эх, кто знает, дорогая моя, может быть, и не обойдется,— сказал Каннито, вновь обнимая жену.— Во всяком случае, теперь рядом со мной всегда будет Коррадо... Он будет работать в моем секретариате.

— Правда? — с радостью приняв это известие, она обратилась к Каттани: — Себастьяно нуждается в преданных друзьях. Я знаю его окружение. Люди, которым нельзя доверять, они мне не нравятся. За исключением его заместителя — Ферретти. Вот это порядочный человек,.. Но скажите, когда же вы приступаете к работе?

Вопрос застал врасплох, и Каттани не знал, что ответить.

— Сказать по правде...— начал он.

Его прервал Каннито:

— Он и в самом деле еще не знает. Мне хотелось сделать ему сюрприз.— Положив руку на плечо жены, он спросил: — Ну так что же ты приготовила, чтобы отпраздновать возвращение блудного сына?

Женщина легкими шагами вышла из комнаты.

— Это необыкновенный человек,— проговорил Каннито, кивнув вслед жене.— Она украсила всю мою жизнь.— Он издал глубокий вздох и спросил совсем другим тоном:— Ну так как — хочешь со мной работать или нет?

Каттани ответил сдержанно:

— Не знаю, привыкну ли я к работе за письменным столом.

— Тебе полезно немножко отсидеться в спокойном месте после всего, что случилось.

Синьора возвратилась с бутылкой красного вина и бокалами. Поднеся к губам бокал, Каттани увидел лицо Каннито сквозь грани хрусталя. Он был чудовищно уродлив — с огромной, круглой, как шар, головой и длинными, как клыки хищного зверя, зубами.

Американец прилетел в полдень. Сорби и Терразини отправились его встречать в аэропорт Фьюмичино. Даже не поздоровавшись с ними, он сразу же начал жаловаться:

— Какое безобразие! — Он сделал брезгливую гримасу.— Полчаса на проверку паспорта! А когда я пошел отлить в туалет, то там было отвратительно грязно.

Ростом он был невысок, но сложен пропорционально. Выглядел лет на пятьдесят. Лицо круглое, жесткий, быстрый взгляд темных глаз выдавал грубый, нетерпеливый нрав. Шел он уверенным шагом, ни на кого не глядя, и перед ним невольно все почтительно расступались.

— А ваш багаж, мистер Карризи? — заботливо спросил Сорби.

— Я вожу с собой только этот «дипломат». Никаких чемоданов! Куплю все необходимое в Риме. Таким образом, вернусь в Америку с костюмами «мэйд ин Итали». Правильно?

Сорби одобрительно засмеялся. Сунув руку во внутренний карман пиджака, он извлек пачку банкнотов. И, протянув Карризи, сказал:

— Это вам пригодится на расходы в Италии.

Американец, не моргнув глазом, опустил деньги в карман.

— О’кэй!—промычал он. Потом, обратясь к Терразини, спросил: — А где же твои друзья?

— Мы их созовем, как только захочешь их видеть.

Терразини почтительно улыбался. Карризи был первый, к кому он проявлял некоторое уважение.

В зале аэровокзала среди беспорядочной толчеи показалась сразу привлекшая к себе внимание изящная, исполненная достоинства женщина.

— Ах, вот и наша графиня! — объявил Терразини.

Ольга уверенно направилась к ним. Она слегка запыхалась. Откинув чуть назад голову, она сказала:

— Прошу прощения за маленькое опоздание. В Риме такое адское движение!

Карризи, рассеянно взглянув на нее, сцросил:

— А это кто такая?

— То есть как это — кто я? — слегка обиженно ответила Ольга.— Я — графиня Камастра. И если хотите знать, чем занимаюсь, то могу вам сообщить, что я владелица строительной фирмы.

— Ха-ха-ха! — разразился смехом Карризи.— Что же это делается, Терразини? Теперь ты работаешь с бабами?. Ох, пресвятая мадонна!

— Да,— подмигнул Терразини.— Но это особый случай. Она заткнет за пояс любого мужчину.

Ольга пристально посмотрела в глаза Карризи, выдержав его взгляд.

— Мистер Карризи,— ск!азал_а‘ она,— надо шагать в ногу со временем. Ваше презрительное отношение к женщинам как к деловым партнерам совершенно неуместно.

Карризи покачал головой, и на его волнистых, блестящих от бриллиантина волосах заиграли отсветы.

— О’кэй, о’кэй,— проговорил он с отчаянием человека, на глазах у которого рушится привычный ему мир.— Значит, вы строите. Ну, если так, то будете ли строить для меня?

— Надеюсь, вы мне это доверите,— ответила Ольга на безукоризненном английском.— Поэтому я здесь.

— Черт возьми,— изумился Карризи,— да вы говорите по-английски лучше, чем я по-итальянски!

Лысая голова Сорби слегка дернулась. Признак того, что банкир собирается подать голос. И действительно, он это сделал, предложив зайти в бар отпраздновать приезд мистера Карризи — выпить по бокалу шампанского.

Американец с удивлением вытаращился на него.

— Алкоголь? Днем я никогда не пью. И вообще не пью, когда обсуждаю дела.

Сорби смущенно улыбнулся.

— Мы, итальянцы, в таких вещах менее строги.

— Оно и видно,— ответил Карризи, обводя взглядом, зал.— То-то у вас везде такой бардак!

Они отправились на виллу к Сорби.

Позже приехали также Лаудео и Каннито. Они сразу же высказали уйму опасений. Заявили, что создание предприятия такого рода, как хочет американец, может натолкнуться на бесконечные препятствия и встретить сильное сопротивление. Коммунисты наверняка поднимут целую бурю. Поэтому необходимо сначала обработать политических деятелей.

— Эй, эй,— взвился возмущенный американец.— Какого дьявола! При чем тут партии? Мы занимаемся бизнесом. Ради бога, оставьте в покое политику!

Сорби покачал огромной своей головой, скривил губы и после этого наконец половиной рта произнес:

— Разрешите заметить, мистер Карризи, что в операции такого масштаба никак нельзя игнорировать политические аспекты. Иначе мы можем оказаться перед лицом непреодолимых трудностей. Всегда найдется кто-нибудь, кто раздувает возмущение общественности, кто использует чувства народа для собственной выгоды.

— С нами же вы сможете быть совершенно спокойны,— вставил вкрадчивым голосом Лаудео.— Члены нашей Ассоциации внедрены повсюду и в силах убрать с дороги все, что нам может помешать.

Сорби еще более льстиво продолжал увещевать:

— Если вы получше присмотритесь к сложной итальянской обстановке, то, несомненно, должным образом оцените наши предложения.

По лицу Карризи было видно, как его первоначальное удивление сменяется неприкрытым раздражением. Американец' щелкнул серебряным портсигаром, покатал в толстых пальцах сигару, обрезал ее с одной стороны и сунул другой стороной в рот. Слова Лаудео и Сорби словно парили в воздухе, не доходя до его сознания. Он не желал их слышать, отталкивал от себя.

Черт бы побрал этих итальянцев! Он ненавидел пустую болтовню. Он привык иметь дело с людьми, с которыми приходишь к соглашению, обменявшись несколькими лаконичными фразами. В некоторых случаях чем меньше говоришь, тем лучше. А самое прекрасное, когда достаточно одного кивка, выражающего согласие.

Он зажег сигару золотой зажигалкой, украшенной платиновыми инициалами: Ф. М. К. По латиноамериканскому обычаю к своей фамилии он добавил еще и девичью фамилию матери.

Глубоко затянувшись и размахивая сигарой, он спросил:

— Ну и сколько же стоит эта ваша политическая поддержка?

Лаудео не привык к столь прямой и грубой манере разговора. Несколько шокированный, он обвел взглядом присутствующих и, собравшись с духом, ответил:

— Общая сумма отчислений, необходимых для обеспечения благополучного исхода операции, составила бы пятнадцать процентов.

— Ха! Черта с два! — вскричал американец.

Лаудео облизал губы с лисьей улыбочкой.

--- Однако,— проговорил он,— без нашей поддержки план обречен на неудачу.

— Да, увы,— подтвердил Сорби.— В Италии такова ситуация. Целый клубок различных интересов. И если какой-то проект не обеспечен должной поддержкой, он не проходит. Заплатив пятнадцать процентов, вы можете быть спокойны. Получаете гарантию, что можете делать то, что хотите.

Они еще долго препирались. Карризи хватался за свою сигару, словно За дубину, которой ему хотелось бы стукнуть по башке Этих велеречивых болтунов.

Он даже перестал понимать, кто именно из них говорит в этот момент. Кому принадлежит этот голос? Он зажал сигару зубами, сунул в карман зажигалку и поднялся.

— Господа, мы еще с вами увидимся,— проговорил он и направился к выходу, оставив всех остолбеневшими от неожиданности.

Наиболее обеспокоен был Сорби. От волнения у него даже дрожали руки. Схватив за плечо Терразини, он спросил: Что это значит?

Адвокат неопределенно развел руками.

— Хочет выиграть время’. Посоветоваться с друзьями в Нью-Йорке.

— Так это дело может лопнуть.— При одной этой мысли ноги у Сорби стали ватными.

— Может лопнуть, может лопнуть,— спокойно повторил Терразини.— Может географически переместиться. Это было бы досадно. Потерянное время. Напрасные поездки.

Когда они вышли во двор виллы, они снова попали' в поле зрения парня, затаившегося на вершине холма. При помощи своего телеобъектива он вновь запечатлел на пленке всех участников этого совещания.

В одном сицилийском ресторане в Риме Терразини с Карризи ели лангустов.

— Эти твои друзья,— жаловался Карризи,— слишком жадны. Пятнадцать процентов! И, кроме того, они слишком наглы. Со мной такие номера не проходят. Нет!

Терразини попытался смягчить обиду Карризи.

— Но это влиятельные люди. Ассоциация Лаудео весьма сильна. У нее везде связи.

Карризи высосал клешню лангуста.

— У нас в Америке такого не бывает. Все ясно и понятно. Как в универсаме: вот тут деньги, а тут товар. Без всяких фокусов. Поэтому я и начал новую жизнь в Америке. Я родился здесь, но мышление у меня американское.

Он взял бокал шампанского и осушил его до дна.

— Эти твои друзья скользкие, как угри. А я не ловлю угрей. Я занимаюсь бизнесом, как это вы говорите делами.

— Да,— согласился с ним Терразини,— тут у нас ко всему примешивается политика.

— А! — Карризи рубанул рукой по воздуху.— У нас и с политическим деятелем ты говоришь в открытую. Республиканец или демократ, один черт.

— Так, значит, ты думаешь отказаться, от этого вложения капитала?

— Если эти типы не перестанут морочить мне голову, то да. Мир велик, а доллары все хотят заполучить.

Терразини выдвинул другое предложение:

— А что, если мы все это обтяпаем между собой — между сицилийцами? Нам будет легче прийти к соглашению.

— Вот было бы здорово! — ответил Карризи.— И почему это Сицилия в конце войны не отделилась от Италии? Видишь ли, Терразини, я не хочу, чтобы надо мной потешались от Детройта до Лас-Вегаса. Болтунов вокруг себя я не потерплю.

— Сицилийцы умеют молчать.

Американец провел языком по‘зубам. И принял мгновенное решение:

— О’кэй. Поговори с сицилийскими друзьями. Возьми все на себя.

— Не беспокойся, Фрэнк,— сказал Терразини, похлопав его по руке.— У нас, чтобы разрешить важный вопрос, необходимы три вещи: женщина, журналист, который пишет по твоему заказу всякие глупости в газетах, и свой человек в секретных органах.

— И у тебя есть все эти три вещи?

— А то как же? Конечно, есть.

ДВОЙНАЯ ИГРА

Портье в гостинице дал Каттани ключ от его номера.

— Доктор,--- проговорил он,— в баре вас ожидает один синьор.

Кто бы это мог быть? Заинтригованный, Каттани направился в бар и.там обнаружил Терразини. Сидя в уголке, адвокат пил кофе.

— Извините за неожиданный визит,— сказал он.—Утром я пытался к вам дозвониться, но вас не было.

— Что-нибудь случилось? — спросил Каттани, обмениваясь с ним рукопожатием.

— Нет, нет, абсолютно ничего. Просто я пришел, чтобы поздравить вас.

— С чем же это?

Терразини открыл портфель. Извлек оттуда несколько листков и, помахав ими перед Каттани, сказал:

— Вот с этим. Это показания, которые вы дали судье в Трапани. Я высоко это ценю. Особенно потому, что вы поступили так по собственной инициативе. Настоящий дружеский жест!

«Ах ты, поганец»,-- подумал Каттани. И, усевшись напротив адвоката, сказал:

— Я счел это своим долгом после того, что вы для меня сделали.

— Н-да...— задумчиво отозвался Терразини. Он глядел на Каттани со странной улыбкой.— Иногда я себя спрашиваю,— сказал он,— чего может больше всего желать такой человек, как вы?

— К чему такие вопросы?

— Просто интересно, что вы ответите.

Терразини казался еще более скользким, чем всегда. Голову он склонил набок и слегка откинул назад. Он весь благоухал какими-то отвратительными духами.

— Ну что я могу сказать? — рассмеялся Каттани.— Поскольку я полицейский, то, наверно, должен желать стать начальником полиции.

Терразини по-прежнему бесстрастно смотрел на него.

— Не смейтесь. Такими вещами не шутят. Вы обладаете темпераментом и умом. Почему бы вам не стремиться занять такую должность? Необходимо лишь в нужный момент обратиться к нужным друзьям.

Каттани пытался понять, к чему он клонит. Какой тайный план вынашивает? Комиссар напряг внимание, весь напружинился. А Терразини продолжал то дружеским, то угрожающим тоном:

— Я, например, нужный вам друг. Нас с вами связывает договор о нерушимой дружбе.— Он на минутку умолк, изобразив краешком губ ледяную улыбку и показав при этом белоснежные зубы.

«Гиена»,— подумал Каттани.

— Пока что не могу вам сказать больше, — продолжал Терразини,— но на Сицилии мне предстоит заняться некоторыми делами, касающимися также и вас.

Каттани подскочил от удивления.

— Также и меня?

— Разумеется. Но не волнуйтесь. Я хочу лишь знать, могу ли рассчитывать на ваше сотрудничество.

Да, но боюсь, вы меня переоцениваете.

— Вы что, смеетесь надо мной? — Терразини по-прежнему говорил вполголоса, но слова его падали тяжело, как камни.— Чем вы сейчас занимаетесь? Я хочу сказать, в чем состоит ваша работа?

— Буду служить в секретариате у Каннито.

— Поздравляю вас. Это самое меньшее, что Каннито мог для вас сделать. Вот видите? А вы говорите, что я вас переоцениваю. Когда занимаешь такие, должности, открывается немало возможностей быть полезным своим друзьям.

Каттани чувствовал себя точно рыба на крючке. И сделал попытку высвободиться.

— Но вы же и так очень близки с Каннито. Разве мог бы я сделать больше, чем он?

— Можете, можете.— Терразини чуть отодвинул от себя чашечку с кофе.......Каннито приходится думать слишком о многом. И он часто забывает то одно, то другое. А когда там есть такой человек, как вы... Вы меня понимаете?

Адвокат поднялся. Не спеша застегнул пиджак и, кивнув на кофе, улыбнулся:

— Вы за меня заплатите?

Уже уходя, он вдруг что-то вспомнил, и вернувшись, прошептал комиссару:

— Я вам скоро позвоню. Но вы ни звука не говорите Каннито о нашем разговоре. Ему ни к чему об этом знать.

* * *

Начальник отдела «Зет» Себастьяно Каннито, с гладко прилизанными, словно приклеенными к черепу блестящими волосами, подставил свою хищную физиономию лучам горячего римского солнца. Он полулежал в спокойном кресле на террасе, беседуя с Лаудео, и маленькими глоточками потягивал из стакана ледяное питье, пахнущее мятой.

— Меня несколько беспокоит поведение этого Карризи,— проговорил Каннито.— Он же должен понимать, что тут ему не Америка.

— Ничего, побушует и успокоится,— с надеждой сказал Лаудео.— Вот набьет себе шишек, тогда поймет, что к чему. Пусть поступает, как хочет. Когда убедится, что у него нет другого выбора, сам приползет к нам на коленях.

— А если удерет от нас?

— Мы перекроем ему все ходы и выходы. Ему некуда деться.— Лаудео растопырил указательный и средний пальцы руки на манер буквы V и, перевернув, уперся ими в подлокотник кресла.— Кавдинское ущелье! Вот где он у нас пройдет! ⁶

И оба рассмеялись.

Появился слуга в белоснежной куртке и доложил о приходе Каттани.

— Кажется, мы с вами уже знакомы,— приветствовал его Лаудео.

— Да, мы встречались с вами довольно давно на Сицилии.

— Жаль, что потом больше не виделись,— сказал Лаудео.— Но теперь мы будем в постоянном контакте.— Он хлопнул Каттанй по плечу и, оживившись, добавил: — Вы парень что надо. Я это сразу почувствовал, как только нас познакомили.

К ним подошел Каннито со стаканом в руке.

— Ну так как,— обратился он к Каттани,— ты отбросил свои сомнения?

— Пожалуй, да.

— Вот и славно! Значит, теперь ты наш. Когда хочешь приступить к работе? Со следующей недели? Скажем, в понедельник?

— Как прикажете.

В этот момент раздался звонок входной двери. Каннито посмотрел на часы. «Пунктуален, как всегда»,— проговорил он про себя. И, извинившись, ушел с террасы в комнаты, сказав, что сейчас вернется.

Лаудео, воспользовавшись его отсутствием, продолжал опутывать Каттани паутиной слащавой лести. Это был великий обольститель, наделенный каким-то таинственным магнетизмом. Он завораживал свои жертвы и, словно усыпив, хранил их, чтобы оживлять всякий раз, когда они смогут ему пригодиться.

— Вам здорово повезло,—сказал он.— Работать у Каннито — это замечательный трамплин. Вы можете сделать потрясающую карьеру.

— Надеюсь, что обладаю для этого всеми необходимыми качествами,— попытался отшутиться Каттани.

— А я в этом нисколько и не сомневаюсь. Если Каннито вам. доверяет, значит, эти качества у вас наверняка есть. Ум, сдержанность, преданность... Будем поддерживать контакт, мой дорогой.

Эти последние слова еле дошли до сознания Каттани. Перед его глазами разыгрывалась сцена столь удивительная, что у него перехватило дыхание. На террасу возвратился Каннито. Он шел, дружески обвив рукой плечи нового гостя: своего заместителя Ферретти!

Что за комедию они ломают? Каттани охватили ужас и отчаяние. Ферретти — человек, предложивший ему вместе бороться за разоблачение Каннито и его дружков,— теперь приходит к нему домой в гости и чуть ли с ним не целуется. А чтр, если в действительности союзники не он с Ферретти, а эти двое? Если они все заодно? Если все — единый, действующий с дьявольской хитростью механизм? И если это в самом деле так, то в этом нет ничего удивительного. Удивительно другое — что он, Каттани, оказался так слеп и не мог понять этого раньше.

— Проходи, проходи, Ферретти,^- сказал Каннито.— Я хочу представить тебе Каттани, который со следующего понедельника приступит к работе в моем секретариате.— Потом, обратись к Каттани, добавил: — А это — Ферретти. Такой же мой любимчик, как и ты.

Они обменялись рукопожатием. Ферретти лишь бросил на Каттани рассеянный взгляд, а тот несколько секунд пристально глядел на него, словно требуя какого-то немедленного объяснения.

Но Ферретти уже куда-то ускользнул, все с тем же непроницаемым видом, как всегда скромный, незаметный, что весьма помогало ему не привлекать к себе внимания окружающих.

Также и на работе Ферретти пользовался славой неуловимого, вечно ускользающего человека. Нередко его сотрудникам, когда он был нужен, приходилось за ним охотиться. Если кто-то видел, что он вошел в свой кабинет, то сразу же передавал эту весть остальным. У двери выстраивалась очередь. Но когда стоящий первым стучался, оказывалось, что кабинет уже пуст. Так родилась легенда о маленьком вертолете, на котором Ферретти вылетает из окна...

— Я хочу вам сообщить приятное известие.

Каттани стоял в двух шагах от них и прислушался.

Лаудео продолжал:

— Ваше заявление о вступлении в Ассоциацию удовлетворено. Вы должны благодарить Каннито — он за вас полностью поручился. Теперь разрешите вас приветствовать так, как у нас принято.

Он трижды обнял Ферретти. Положив руки на плечи, они каждый раз касались друг друга щекой.

Каттани метнул на Ферретти взгляд, исполненный возмущения и презрения. А Каннито горячо аплодировал.

— Прекрасное приобретение,— сказал он Лаудео.— Ферретти — человек проницательнейшего ума! — Затем обратился к Каттани: — Бери пример с Ферретти, Коррадо. В нашей конторе он самый умный и самый надежный.

Каттани кивнул. И на мгновенье прикрыл глаза от острой боли.

* * *

Он бродил без цели по улицам центра. Сцена, которой он был свидетелем — Ферретти, укрывшийся под крылышком у Каннито и Лаудео,— его ошеломила. Он чувствовал себя, как потерпевший кораблекрушение посреди бурного моря. Кому же еще можно верить? Все они стоят друг друга. Все насквозь лживы, коварны, многолики. Терразини, Каннито, Лаудео... А теперь и этот Ферретти. Все они одного поля ягода.

Он вернулся в гостиницу и, как был, одетый, бросился на постель. Его отчаяние можно было сравнить с тем, что чувствует больной раком, которому сообщили, что дни его сочтены.

Встал. Взял чемодан и принялся укладывать вещи. Потом передумал. Пошагал взад-вперед по комнате, не зная, какое принять решение. Наконец схватил телефонную трубку и набрал номер Ферретти.

— Я хотел бы отложить нашу встречу в воскресенье,— сказал Каттани.

Ферретти не мог скрыть досады.

— Почему вдруг? — Он испугался, что Каттани передумал и отказывается от сотрудничества.

— Мне нужно уехать,— неопределенно ответил Каттани.

— В таком случае давайте встретимся раньше.

— Нет...— Каттани замялся.— Я думаю, в этом отпала необходимость.

— Как это понимать? Извините, а когда вы возвратитесь? Ведь в понедельник вы должны приступить к работе у Каннито.

Каттани сделал вид, что не расслышал последних слов.

Ферретти не на шутку встревожился.

— Что-нибудь произошло? — Но собеседник вновь промолчал.— Вы уверены, что вам не нужно мне что-то сообщить?

— Да,— ответил Каттани.— Я должен вам кое-что сказать.— Голос у него дрожал от гнева.— Что вы делаете, зачем вы вступаете в Ассоциацию Лаудео? Вы сошли с ума? Или ведете двойную игру?

Ферретти отвечал еще тише, чем говорил до того. Почти шепотом он произнес:

— Нам нужно хоть на минутку увидеться. Я должен вам объяснить...

— Это ни к чему.

— Нет, напротив, это очень важно. Мы с вами должны поговорить до вашего отъезда.

— Вы что, собираетесь задержать меня? Лучше не пытайтесь.

— Да вы понимаете, что говорите? Не забывайте, что против этих людей вы не найдете никакого другого союзника, кроме меня. Алло!

Но Каттани уже дал отбой.

ФеррВтти задумался. Складывалась новая ситуация, и в ней надо было разобраться. Он поднял треугольную белую трубку, нажал кнопку и произнес:

— Тоньоли, зайдите ко мне, я хочу дать вам одно важное поручение.

* * *

Каттани услыхал, как кто-то трижды легонько постучал к нему в дверь, и пошел открывать. В номер стремительно вошла Ольга. Вид у нее был радостно-возбужденный, глаза сверкали. Она нежно прижалась, спрятав голову у него на груди. Потом, не снимая рук с его плеч, спросила:

— Не ждал меня?

— Сказать по правде, нет.— Холодный тон Каттани звучал неприятным контрастом с ее радостным, взволнованным голосом. Ольга удивленно умолкла. Потом увидела раскрытый чемодан.

— Тебе надо уезжать? — спросила она, боясь услышать в ответ «да».

— У меня поезд в полночь,— ответил он, освобождаясь от ее объятий.

— Ох, извини.— Все воодушевление Ольги в момент испарилось.— Я пришла не вовремя.

— Да нет,— ответил он безучастно.— Я рад тебя видеть.— Протянув руку, ласково, но как-то неуверенно погладил ее по щеке.— Но с чего это ты так неожиданно приехала в Рим?

— Соскучилась по тебе. Почему бы не сделать ему маленький сюрприз, подумала я. И вот я здесь!

Она взяла его руку и крепко сжала в своих, словно желая передать потаенное, исполненное любви послание. Но он по-прежнему оставался холоден, мысли его витали где-то далеко. Он казался настолько чужим, что она не Смогла сдержать огорченного вздоха.

— Ну что ж, я предполагала вернуться на Сицилию завтра. Но, может, еще успею на самолет сегодня, на вечерний рейс.

— Нет, погоди...— явно лишь из вежливости попытался он задержать ее.

Она покачала головой.

— Нет, я пойду. Кончен бал, погасли свечи...

— Прошу тебя...— пробормотал он.

— Что — уйти? — с горечью спросила Ольга.;— Да-да, ухожу и прошу прощения за беспокойство.

— Постарайся понять...

--- Что понять? Что я тебе мешаю? Я это и так вижу.

Каттани приблизился к ней, в искреннем порыве схватил за плечи.

— Ты просто пришла в очень трудную для меня минуту. Вот и все.

— Но я здесь, чтобы делить с тобой не только твои радости, но и огорчения.— Ольга закурила и яростно затянулась. Выпустила дым, вновь глубоко затянулась и запальчиво продолжала: — А ты меня отталкиваешь. Словно я тебе противна, словно я совершенно чужой, незнакомый человек. А что, в сущности, я у тебя прошу? Да ничего! Только быть рядом, когда выпадет случай, когда представится возможность. Мне и этого достаточно. Но если ты отказываешься даже от этих редких встреч, тогда не о чем говорить.

Не ожидая ответа, она¹ открыла дверь, и скользнула в лифт.. После минутной растерянности Каттани набросил пиджак и побежал вдогонку. Он настиг ее уже на улице, когда Ольга останавливала такси.

— Ну что тебе еще? —_: ледяным тоном спросила Ольга.

— Не уходи так. Я хочу, чтобы ты поняла...

— Понимаю, понимаю.— Теперь она надела на себя маску деловой женщины — крупной предпринимательницы, не привыкшей терять время на пустые сантименты.— Будем надеяться, что в следующий раз получится удачнее.

Она нырнула в такси.

«ОТСЮДА МЫ ДЕРЖИМ ПОД СВОИМ КОНТРОЛЕМ ВСЮ СТРАНУ

Мужчина был молод и хорошо одет. Руки в карманах, он рассеянно рассматривал витрину. Время от времени чуть поворачивал голову и бросал взгляд в сторону Каттани, который, застыв на панели, смотрел вслед свернувшему на бульвар такси, увозившему от него Ольгу.

Каттани медленно побрел по тротуару. Какой-то прохожий налетел на него, так сильно толкнув, что Каттани споткнулся и с проклятием поглядел ему вслед.

Хорошо одетый юноша не спеша шел по противоположной стороне и то и дело поглядывал на него. Он увидел, как Каттани остановился перед обшарпанной дверью «пианино-бара». Видимо, он колебался, входить или нет, потом толкнул дверь.

Юноша, стараясь оставаться незамеченным, вошел вслед за ним. В синеватом полумраке вырисовывались небольшие кресла и низкие столики, тускло освещенные свисающими с потолка лампами в конических абажурах. Откуда-то доносились негромкие, томные звуки рояля.

Каттани тяжело опустился в одно из кресел. Заказал джин с тоником. Из глубины бара вышла и с вызывающим видом присела к его столику какая-то девица.

— Ты меня чем-нибудь угостишь? — кокетничая, спросила она.

Не удостоив ее взглядом, Каттани ответил:

— Закажи, что хочешь.

Он чувствовал, как она придвигается все ближе. Она терлась об него, как кошка. От ее крепких духов кружилась голова.

— Эй, послушай! — с обидой сказала девушка,— Если ты будешь сидеть с таким кислым видом, я лучше уйду.

В уголке зала, заняв выгодную позицию, позволявшую не спускать с Каттани глаз, сидел молодой человек, который следил за ним на улице. Он медленно потягивал виски. Потом не спеша поднялся. Несмотря на массивную фигуру, двигался он легко и неслышно. Закрывшись в телефонной кабине, набрал номер.

— Он здесь,— сказал юноша и дал адрес бара.

Девушка продолжала свои попытки развлечь мрачного клиента.

— Тебе что, говорить неохота? — прошептала ему на ухо.

Он не ответил. Только махнул рукой.

— Хочешь, потанцуем? — не отставала она.— Или, может, пойдем к тебе домой? — Она взяла его за руку.—Там нам будет спокойнее.

Она изо всех сил старалась расшевелить его, выходя за рамки своих, так сказать, профессиональных обязанностей развлекать посетителей. Этот хмурый мужчина, которого мучили какие-то скрытые переживания, действительно вызывал у нее жалость. И ей искренне хотелось как-то утешить его.

Чтобы не показаться совсем грубияном, он взглянул на девушку. У нее были длинные приклеенные ресницы и хорошенькое смуглое личико.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Лауретта,— радостно ответила девушка, взмахнув ресницами.

Теперь она с удовлетворенным видом открыто любовалась им, продолжая поглаживать его руку. Вдруг она увидела, как лицо его резко передернулось, словно от боли.

— Боже, что с тобой,— воскликнула девушка. — тебе плохо?

Но с ним все было в полном порядке. Не обращая на нее внимания, он поднялся из-за столика. За спиной Лауретты он заметил хорошо знакомого ему человека. Рядом с юношей, который выслеживал его на улице, с отстраненным видом сидел не кто иной, как Ферретти.

Каттани подошел к нему.

— Зачем вы ходите за мной? — спросил он.— Что вам от меня надо?

— Тоньоли...

Тот сразу понял и своими неслышными шагами заскользил между столиками к выходу. Каттани уселся на его место, еле сдерживая клокотавшую внутри ярость.

— Выслушайте меня хорошенько,— процедил сквозь зубы Ферретти.— Вам известно слишком многое. Так что уже поздно давать задний ход. Мы с вами не в игрушки играем. Поэтому, если теперь вы, все бросив, попытаетесь уйти в кусты, ваша жизнь висит на волоске.

— Это угроза?

— Это реалистичный разговор. Если вы удерете, вы станете плавающей миной. Она каждую минуту может взорваться, и результаты этого для многих могут стать поистине катастрофой. Поверьте мне, нельзя допускать, чтобы пошла насмарку столь долгая и тщательная работа только из-за того, что вам вдруг расхотелось этим заниматься. Никто, ни я, ни мои противники, не смогут позволить, чтобы вы свободно разгуливали со всей той скандальной информацией в кармане, которой вы располагаете. Поэтому несомненно одно: или те, или другие вас обязательно прикончат.

Каттани, казалось, не слишком удивила такая перспектива. Словно уже примирившись с ней, он сказал:

— Мне с этим не справиться. Думал, что смогу, но не хватает сил...

Они вышли на улицу, и на них дохнуло вечерней прохладой. С веселым смехом их обогнала стайка молодежи.

— Я чувствую, как меня засасывает водоворот,— продолжал Каттани.— Предательство, ложь, двойная игра. Среди всех этих интриг я уже не понимаю, кто такой я сам и на чьей я стороне. Я не могу заниматься любовью с женщиной, чтобы получать от нее информацию о противниках, рискуя, быть может, при этом ее жизнью. Не могу улыбаться Каннито и выжидать момент, чтобы схватить его за горло. Не могу мило беседовать с Терразини, готовясь его уничтожить.

— Без всего этого, увы, не обойтись,— сказал Ферретти.— Я вступил в Ассоциацию Лаудео, чтобы лучше следить за каждым шагом моих противников. Вы — человек прямой и честный. Но, как всем убежденным моралистам, вам неведомы нюансы, полутона, для вас существует либо белое, либо черное. Я же полагаю так: ради Достижения поставленной перед собой цели, если она того заслуживает, необходимо иногда идти и на компромиссы.

Улицы центра кишели толпами шумной, подозрительного вида молодежи. Каждую ночь это сердце Рима подвергалось нашествию бездельников, приезжающих с далеких окраин. Из их машин несся грохот включенных на всю мощь магнитофонов.

— Вы поставили на не ту лошадку,— сказал Каттани.— Я слишком устал и растерян.

Ферретти его подбодрил:

— Именно такой моралист, как вы, должен в борьбе идти до конца. Отступать теперь, когда мы уже так близки к цели, было бы непростительной слабостью.

— Я уже даже не знаю, против чего борюсь.

— Против коррупции. Но прежде всего против этих занимающих видные посты мерзавцев, которые обогащаются на гибели тысяч людей. Против торговцев наркотиками и оружием, против всех их сообщников.

Каттани приостановился. Свет фонаря падал ему на лицо, оставляя Ферретти в тени.

— А вы уверены, что вы сами на стороне тех, кто борется за правду и справедливость? — спросил Каттани.

Он увидел, как блеснули в полумраке глаза Ферретти.

— Надеюсь, что да. Я побился об заклад сам с собой. И поставил на кон собственную жизнь.

* * *

Вернувшись в гостиницу, Каттани снял пиджак и распаковал чемодан. И сразу улегся спать. Он хотел хорошенько выспаться, чтобы полностью восстановить силы. Но не успел сомкнуть глаз, как затрещал телефон.

Из Франции звонила Эльзе. Голос у нее был взволнованный — она спешила сообщить ему о своей находке.

— Ты знаешь, я нашла тетрадку Паолы,— сказала она.— Старую тетрадку, когда она училась еще в первом классе, В ней есть рисунок — три фигуры: я, ты и она. Все вместе. Я не могла сдержать слез...

— Ох, Эльзе,— тяжело вздохнул он. При упоминании о дочери его бросило в холод.— Мы с тобой приговорены всю оставшуюся жизнь оплакивать Паолу...

—— Боже, каким далеким кажется то время,— проговорила она.— Паола была такая веселая, так нас обожала.— В голосе ее послышались слезы.

— Поверь мне, сейчас нас должно утешить хотя бы то, что мы храним такие счастливые воспоминания,— сказал он.— Ты сохрани этут тетрадку для меня. Мне будет приятно посмотреть.

— Конечно, Коррадо. Я дам ее тебе, когда захочешь.

Мы с тобой натворили немало ошибок,— неопределенно проговорил он.— А совершенные ошибки особенно дают о себе знать в самые трудные моменты жизни...

— Может быть, теперь мы не будем больше делать ошибок,— с надеждой проговорила она.

— Ох, не знаю. Все это не так просто, Эльзе. Не так просто.

* * *

Вокруг царила тишина. Ее нарушали лишь шелест: шагов секретарш и приглушенное жужжание телефонов. Каттани привык к гаму в кабинетах оперативного отдела, где непрерывно сновали взад-вперед шумливые полицейские. По сравнению с полицейским управлением отдел «Зет» специальных служб казался ему подобием больницы.

Ему отвели кабинет рядом с кабинетом Каннито. Вдоль стены высились шкафы, открывавшиеся тремя ключами. Они были доверху заполнены выстроенными в идеальном порядке папками. Корешок каждой украшали какие-то загадочные аббревиатуры. На сверкающий полированный стол ему положили кожаную папку для бумаг, поставили серебряный стаканчик для ручек и карандашей и лампу с керамическим основанием. Сбоку к столу был приставлен узкий столик с тремя телефонными аппаратами и внутренним переговорным устройством с множеством кнопок.

Первым, кто к нему зашел, был Каннито.

— Ну, как устроился? Все в порядке?

— Прекрасно. Но еще не знаю, за что взяться.

Каннито благосклонно улыбнулся.

— Не спеши, мой мальчик. Постепенно втянешься.—

Он говорил с ним словно с ребенком, получившим в подарок новую игру, в которую еще не научился играть.— Сюда стекается информация, которая позволяет нам держать под своим контролем всю страну. Ты в этом убедишься. Более того, ты сам должен будешь отбирать сообщения, которые покажутся тебе по той или иной причине заслуживающими внимания. Тебе поможет твоя интуиция.— Каннито словно гордился этим маленьким созданным им царством. Продолжая медленными шагами мерить кабинет Каттани, он внезапно переменил тему разговора: — Послушай, а что, этот Терразини давал о себе знать?

Каттани хотел было уже ответить утвердительно, но удержался.

— Нет,— сказал он.

— Вот увидишь, он наверняка скоро появится,— по-лисьи прищурившись, произнес Каннито. —Я людей знаю и никогда не ошибаюсь в своих оценках.

Каттани почувствовал себя довольно неуютно. Стараясь не выдать замешательства, он спросил:

— А если он ко мне обратится, как мне себя с ним вести?

— Придешь мне доложишь. Потом вместе решим, как с ним держаться.

— Обязательно.

— Нет, давай лучше сделаем по-другому. Прояви инициативу сам.— Он взял каттани под руку и начал с ним расхаживать по кабинету. Он наставлял его с видом дедушки, раскрывающего внуку глаза на опасности жизни и учащего его секретам искусства их избегать.-— В следующую среду в гостинице на Аурелии ⁷ состоится коктейль. Пойди на этот прием, там ты встретишь Терразини и кое-кого из его друзей.

Уже уходя, он обернулся и дал последний совет:

— Постарайся выглядеть повеселее. Развлекайся. А сам гляди в оба. Прислушивайся. Они там будут толковать об одном очень смелом проекте. А потом мне доложишь. Договорились?

Подмигнув ему, Каннито вышел из кабинета.

* * *

Макет напоминал корабль, готовый выйти в открытое море. Изготовленный из пластика, он медленно поворачивался на вращающейся платформе. Можно было разглядеть длинные узкие строения цехов с покатыми крышами, напоминающие сигары. В центре вздымались квадратные здания различной высоты. А от них разбегались во все стороны обсаженные деревьями аллеи. Авторы макета сделали все столь тщательно, что крошечные деревца были совсем как настоящие.

Толчея в большом гостиничном зале вокруг макета была в самом разгаре. Взад-вперед сновали журналисты, фотографы и кинооператоры толкали друг друга, таща за собой аппаратуру и провода.

В первых рядах вокруг макета стояли какие-то важного вида господа в темных костюмах. У их красивых дам были пышные прически, шеи и запястья украшены ослепительно сверкавшими бриллиантами.

Заложив руки за спину, Каттани переводил взгляд с одного лица на другое. И вдруг увидел Ольгу. Столь элегантно одетую и усыпанную драгоценностями, что казалась каким-то волшебным видением. Она тоже его заметила. Сначала даже, не подала виду, что узнала. Но он так настойчиво ей улыбался, что она не выдержала, губы ее дрогнули, И она в ответ улыбнулась. Мир был восстановлен.

Также и Терразини заметил Каттани и направился ему навстречу.

— Вот это приятный сюрприз! — воскликнул он.—Только боюсь, вы здесь соскучитесь.

— Нет. Это очень интересно.

Указывая на макет, Терразини продолжал:

— Это очень крупное дело. Вот увидите. Тут предстоит уйма работы.— Он постучал кончиками пальцев по груди Каттани и добавил с двусмысленной улыбкой: — И для вас тоже.— Потом сразу же переменил тему.— А чтобы вы здесь не скучали, я поручу вас заботам очаровательной девушки.

Он подал знак рукой, и к ним подошла, покачивая бедрами, блондинка с кукольными глазами. Это была одна из тех трех девушек, что плескались в бассейне у Сорби.

— Эллис, дорогая, иди сюда,— сказал Терразини,— составь компанию доктору Каттани, чтобы он не скучал.

Девушка не скрывала, что рада полученному поручению. У нее была золотистая, гладкая кожа, нежное фарфоровое личико. Ее простой наряд — мини-юбка с блузкой — резко контрастировал с шикарными туалетами других женщин в этом зале.

— Имей я такую штуку,— она показала подбородком на макет,— охотно бы поиграла.

— Как — поиграла? — удивленно спросил Каттани.

— В «монополию» ⁸. Будто могу тратить, как хочу, все эти миллиарды.

Коррадо улыбнулся.

— Но тут-то миллиарды настоящие.

В глубине зала из-за длинного стола поднялся Сорби и взял в руки микрофон, готовясь держать речь. Он поиграл плечами, словно собираясь взлететь. Огромная голова его дернулась.

— Господа,— раздался голос банкира. Шум в зале сразу же стих, и все застыли, повернувшись к оратору. Польщенный вниманием, Сорби еще больше надулся от важности и продолжал: — Господа, сегодня великий день. Мы уже раздали брошюру с подробнейшим описанием нашего проекта. Но разрешите мне добавить еще некоторые пояснения. На Сицилии возникнет этот удивительный город электроники. «Силикон Вэли» — на нашей древней сицилийской земле. Предприятие, родившееся благодаря сотрудничеству моего банка с несколькими местными кредитными учреждениями. Поначалу оно даст работу самое меньшее двум тысячам человек, а затем, по нашим подсчетам, сможет предоставить еще пять тысяч робочих мест.

Его прервал один из журналистов — бородатый, с хитрой физиономией:

— А во сколько обойдется осуществление проекта?

— Капиталовложения в первые два года составят восемьсот миллиардов лир.

Бородатый насмешливо улыбнулся и задал новый вопрос:

— И все эти капиталы — итальянские?

Сорби метнул на него взгляд, полный ненависти. И ответил:

— Как я уже говорил, это капиталы, предоставление которых гарантирует мой банк и местные банки. Это результат объединенных финансовых усилий Сицилии и материка.

В зале раздались жидкие аплодисменты.

Эллис, стоящая рядом с Каттани, тоже захлопала в ладоши, проговорив:

— Когда я слушаю папочку, то меня просто оторопь берет: он всегда говорит о миллиардах. Ты его знаешь, моего папочку?

— Кого? Того, что выступает? — спросил Каттани.— Нет, не знаю.

— Это я его так называю: мой папочка. Он ко мне замечательно относится.

«Папочка» уже отвечал на вопрос другого журналиста, пожелавшего узнать, где именно будет строиться город электроники.

— Этот городок вырастет близ Трапани. Город предоставил земли, на которых возникнет промышленный комплекс. Кстати, пользуюсь случаем, чтобы выразить благодарность находящемуся среди нас мэру Трапани господину Салеми.

В третьем ряду поднялся массивный мужчина с воловьими глазами и шляпой в руках и отвесил легкий поклон, как бы благодаря за раздавшиеся нестройные аплодисменты.

Третий журналист — в маленьких круглых очках, с презрительным выражением лица — иронически прокомментировал:

—Выходит, речь идет о чисто благотворительной инициативе, направленной к экономическому развитию острова.

В первом ряду Фрэнк Карризи со злобной гримасой спросил'сквозь зубы у сидящего рядом Терразини:

— Это еще что за сукин сын?

Терразини в ответ лишь мотнул головой, как бы говоря, что не стоит обращать внимания.

Однако Сорби явно не мог похвастать таким хладнокровием, как у Терразини.

— Ваша ирония совершенно неуместна,— повысив голос, ответил он.— Речь идет о предпринимателях, которые хотят вести производство и получать доходы, а не заниматься благотворительностью.

Но журналист не был удовлетворен ответом. И продолжал наседать:

— А откуда поступают все эти деньги?

Сорби облизал губы.

— Фонд образован из денежных поступлений от группы старых итальянских эмигрантов в Соединенных Штатах. И так как все они не забывают свою прежнюю родину, то решили вложить капиталы в строительство на Сицилии.