Спящий тигр

6

Она сказала:

— Носовых платков у вас, скорее всего, нет?

Платков не было, но он принес коробку бумажных салфеток и сунул ей в руки. Она вытащила одну, высморкалась и пробурчала:

— Вся коробка мне не понадобится.

— Я в этом не уверен.

— Простите. Я не хотела. В смысле, не хотела расплакаться.

— Уверен, так и было.

Она вытащила еще одну салфетку и снова высморкалась.

— Я так долго ждала. И мне вдруг стало ужасно холодно.

— Сейчас и правда холодает. Солнце скрылось. Объявлено штормовое предупреждение. Пойдемте присядем на диван.

Он взял ее под руку и проводил до великанского дивана, а поскольку она все еще дрожала, набросил красно-белый плед Селине на колени и сказал, что нальет ей бренди. Она ответила, что не любит бренди, но он все равно пошел на кухоньку, и она смотрела, как он достал бутылку и стакан и налил напиток.

Когда он протянул ей бренди, Селина сказала:

— Мне надо что-нибудь поесть.

— Сначала выпейте.

Стаканчик был маленький, с толстым дном; бренди Джордж не разбавил. Селина с содроганием проглотила содержимое, отдала ему стакан, и он пошел снова на кухоньку, по пути пошевелив угли в очаге и подбросив туда поленце. Зола взлетела и осела обратно, покрыв полено серой пылью. На глазах у Селины угли тут же затеплились красным и по ним заплясали крошечные язычки пламени.

Она сказала:

— Вам даже не понадобилась растопка… огонь уже горит.

— Здесь умеют строить печи. Что вы хотите поесть?

— Мне все равно.

— Суп? Хлеб с маслом? Холодное мясо? Фрукты?

— Можно мне супа?

— Он консервированный.

— Если вас не затруднит…

— Не больше чем утешать вас, если вы опять разрыдаетесь.

Задетая, Селина повторила:

— Я не собиралась плакать.

Пока грелся суп, он присел на краешек очага и заговорил с ней.

— Где вы живете? — спросил Джордж, вставив в рот сигарету и прикуривая ее от длинной щепки, которую зажег в очаге.

— В Лондоне.

— С бабушкой?

— Моя бабушка умерла.

— Значит, вы живете одна?

— Нет. С Агнес.

— Кто такая Агнес?

— Моя няня, — сказала Селина и чуть не откусила себе язык. — Я хотела сказать, она была моей няней.

— А кто еще у вас есть?

— Родни.

— Что за Родни?

Селина отвела взгляд.

— Он мой… адвокат.

— Кто-нибудь знает, что вы поехали сюда?

— Агнес знает, что я собиралась ехать.

— А адвокат?

— Он в командировке.

— Значит, никто не будет вас разыскивать? Беспокоиться, куда это вы запропастились?

— Нет.

— Ну, это уже что-то.

В кастрюльке забулькал суп. Джордж Дайер прошел в кухоньку, поискал миску и ложку, а Селина сказала:

— Мне нравится ваш дом.

— Правда?

— Да. Такое чувство, что он возник сам по себе. Что его не планировали заранее.

Она вспомнила лондонскую квартиру, в которой они с Родни собирались жить после свадьбы. Вспомнила о времени, потраченном на выбор ковров и занавесок, диванных подушек и люстр, корзин для бумаг, кухонных шкафчиков, кастрюль и сковородок. Она сказала:

— Я думаю, дом и должен быть таким. Развиваться постепенно. Как люди, которые в нем живут.

Джордж Дайер молча налил себе виски с содовой. Она продолжала:

— Конечно, что-то должно быть с самого начала: крыша над головой, очаг и… наверное, место, чтобы спать.

Он вышел из-за стойки, неся в одной руке миску с супом, из которой торчала ложка, и свой стакан в другой. Селина взяла у него миску и спросила:

— А как вы подняли кровать на галерею?

— По частям. Ее собирали уже наверху.

— Она такая громадная!

— В Испании такие называют матримониале. Супружеское ложе.

Селина смутилась.

— Я все думала, как ее затаскивали туда. Я… мне, конечно, не надо было подниматься, извините, но мне так хотелось все увидеть до того, как вы вернетесь домой.

Он сказал:

— Что вы теперь будете делать?

Селина смотрела в свою тарелку, помешивая суп — овощной, с лапшой в виде крошечных буковок, которые плавали на поверхности.

— Думаю, мне лучше вернуться домой.

— Без билета и без денег?

— Если вы займете мне немного, я вернусь в Сан-Антонио с Тони, на его такси. И сяду на следующий рейс до Лондона.

Джордж сказал:

— Я не обманывал, когда говорил, что у меня нет шестисот песет. Одна из причин, по которым я ездил вчера в Сан-Антонио, — это деньги, мне нужно было зайти в банк, но в Барселоне вышла какая-то задержка и на данный момент счет у меня практически нулевой.

— Но как же я заплачу таксисту? Ему обязательно надо заплатить.

— Возможно, нас выручит Рудольфо из отеля Кала-Фуэрте.

— А это не слишком большая просьба?

— Ничего, он привык.

— Мне же нужно не только шестьсот песет на такси. Еще деньги на обратный билет.

— Я знаю.

Суп был все еще слишком горячим. Селина снова помешала его и сказала:

— Вы, наверное, считаете меня ужасной недотепой.

Он не сделал попытки возразить, и она продолжила:

— Конечно, мне надо было написать или еще как-то с вами связаться, но я просто не могла ждать.

Он никак не прокомментировал ее слова, поэтому она решила, что должна хотя бы попытаться объяснить свои поступки.

— Вы, наверное, думаете, что я должна была привыкнуть к тому, что у меня нет отца, тем более что я его совсем не знала. Но я так и не привыкла. Я все время об этом думала, Родни даже говорил, что у меня комплекс.

— В комплексах нет ничего плохого.

— Я показала Агнес фотографию на вашей книге, и она чуть в обморок не упала, потому что вы с моим отцом очень похожи. Поэтому-то я и приехала. Агнес ведь хорошо его знала. И я не выглядела бы такой растяпой, если бы у меня не украли кошелек. До того я неплохо справлялась. И я правильно пересела на свой рейс, просто мой багаж увезли в Мадрид.

— Вы что, никогда не путешествовали в одиночку? — изумленно спросил Джордж.

— О нет, много раз. Но только на поездах: в школу и обратно, ну и все такое.

Было в нем что-то заставлявшее ее говорить абсолютно искренне.

— И меня всегда кто-нибудь встречал… — она пожала плечами. — Ну, вы знаете.

— Не знаю, но верю вам на слово.

Она начала отхлебывать суп.

— Если мой отец действительно был вашим троюродным братом, значит, мы родственники.

— Очень дальние.

— Да уж. А вы были знакомы с моим отцом?

— Нет. Никогда его не видел. — Он нахмурил брови. — Как вы сказали вас зовут?

— Селина.

— Селина. Что ж, вот вам еще одно доказательство того, что вы не моя дочь.

— Почему?

— Я бы в жизни не наградил девчушку таким именем.

— А как бы вы ее назвали?

— Мужчины редко мечтают о дочерях. Обычно думают, как назвать сына. Наверное, Джордж Дайер-младший.

Он поднял стакан в честь своего вымышленного сына, допил и поставил его на стол.

— Давайте, доедайте суп и пойдем разыщем вашего таксиста.

Пока он складывал миску и стаканы в раковину и кормил проголодавшуюся Жемчужину, Селина в ванной вымыла лицо и руки, расчесала волосы и снова надела чулки и туфли. Когда она вышла оттуда, Джордж сидел на террасе снова в капитанской фуражке и смотрел в бинокль на гавань. Селина подошла и встала рядом с ним.

— Какая из них ваша?

— Вон та.

— А как называется?

— Эклипс.

— Она кажется слишком большой, чтобы ходить на ней в одиночку.

— Она и правда большая. Обычно у меня есть команда. — Он добавил: — Я всегда беспокоюсь, когда начинается шторм. Чертово море — тут сильное течение, оно огибает мыс, и уже бывало, что яхту срывало с якоря.

— Уверена, здесь она в безопасности.

— Скалы выдаются слишком далеко на глубину, ни в чем нельзя быть уверенным.

Она взглянула на небо. Оно было тяжелое, свинцово-серое.

— Снова будет шторм?

— Да, ветер переменился. Прогноз, похоже, оправдается.

Он опустил бинокль и с высоты своего роста посмотрел на нее.

— Вы попали в грозу прошлой ночью?

— Она застигла нас над Пиренеями. Еле-еле смогли приземлиться в Барселоне.

— Я не против шторма в море, но пролететь через грозу на самолете — увольте. Вы готовы?

— Да.

— Поедем на машине.

Они вернулись в дом, он поставил бинокль на стол, а Селина взяла свою сумочку и мысленно попрощалась с Каса Барко. Она столько передумала, пока добиралась сюда, и вот теперь, спустя всего несколько часов, должна была уехать. Навсегда. Она взяла пальто. Джордж спросил:

— Это еще что? На кой черт оно вам?

— Это мое пальто. В Лондоне холодно.

— Надо же, я и забыл. Давайте, я его понесу. — Он перекинул пальто через руку и добавил: — В потерянном багаже есть и свои плюсы. Можно путешествовать налегке.

Они вышли из дома. Джордж указал ей на машину, и Селина поначалу решила, что это какая-то шутка. Машина выглядела так, словно ее разукрасили для студенческого карнавала; ей страшно хотелось спросить, сам ли он придумал покрасить колеса в желтый цвет, однако ей не хватило решительности. Они забрались внутрь, Джордж положил пальто Селине на колени, завел мотор, включил передачу и стал разворачиваться, заставляя машину совершать бешеные скачки взад-вперед. Казалось, катастрофа неминуема. Один раз они со всего размаху налетели на стену. Потом сдали назад, и задние колеса нависли над узкой лесенкой, а машина угрожающе зашаталась. Селина зажмурила глаза. Наконец они вырвались из переулка и загрохотали по дороге, оставляя за собой густой шлейф выхлопных газов. Откуда-то из-под ног у Селины раздавался леденящий душу лязг. Обивка сидений прохудилась, ковровое покрытие истерлось много лет назад, и сейчас пол в машине больше напоминал дно помойного ведра. Селине оставалось надеяться, что яхту Джордж поддерживает в более работоспособном состоянии — ради собственного блага.

Тем не менее поездка через Кала-Фуэрте в машине Джорджа Дайера доставила ей немало приятных мгновений. При виде их детишки заливались смехом и махали руками, радостно их приветствуя. Женщины, сидевшие в садиках или болтавшие с соседками, стоя в дверях, улыбались и кивали. Мужчины, сидевшие за столиками кафе или возвращающиеся с работы, останавливались, пропуская их машину, и выкрикивали шуточки на испанском, которых Селина не понимала — в отличие от Джорджа.

— Что они говорят?

— Спрашивают, где это я нашел мою новую сеньориту.

— И все?

— Этого недостаточно?

Они эффектно подрулили ко входу в отель Кала-Фуэрте и затормозили так резко, что из-под колес поднялось облако белой пыли, которая тут же стала оседать на столики и в бокалы постояльцев Рудольфо, сидевших на террасе и наслаждавшихся первым за сегодняшний вечер аперитивом. Какой-то англичанин с возмущением пробормотал «чертов осел», но Джордж Дайер проигнорировал его слова, выскочил из машины, не потрудившись открыть дверцу, и пошагал по лестнице вверх, к двери с занавесом из цепочек. Селина двинулась следом за ним.

— Рудольфо!

Рудольфо стоял за баром. Он сказал на испанском:

— Нечего кричать.

— Рудольфо, где таксист?

Рудольфо даже не улыбнулся. Разливая напитки, он бросил коротко:

— Уехал.

— Уехал? И что, не взял денег?

— Еще как взял. Шестьсот песет.

— Кто же ему заплатил?

— Я, — ответил Рудольфо. — И мне надо с тобой поговорить. Подожди, я должен обслужить клиентов.

Он вышел из-за стойки, прошел мимо них, не говоря ни слова, и исчез за занавесом на террасе. Селина посмотрела на Джорджа.

— Он рассердился?

— На первый взгляд кажется да.

— А где Тони?

— Уехал. Рудольфо ему заплатил.

Ей потребовалась секунда или около того, чтобы осознать масштабы бедствия.

— Но если он уехал… как же я вернусь в Сан-Антонио?

— Понятия не имею.

— Вам придется меня отвезти.

— Я не собираюсь опять тащиться в Сан-Антонио сегодня вечером, и потом билет нам все равно не купить.

Селина прикусила язык. Потом сказала:

— Поначалу Рудольфо показался мне очень милым.

— Как у всех нас, у него есть оборотная сторона.

Рудольфо вернулся; цепочки занавеса звякнули у него за спиной. Он поставил на стойку пустой поднос и повернулся к Джорджу.

Он заговорил по-испански — к счастью, потому что выражения, которые он использовал, никак не годились для ушей благовоспитанной молоденькой английской сеньориты. Джордж горячо защищался. Когда их голоса грозили перейти на крик, Селина, понимая, что ругаются они в основном из-за нее, делала попытки вмешаться, говоря «простите, объясните мне, пожалуйста, в чем дело» или «вы не могли бы сказать это по-английски», однако мужчины даже не смотрели в ее сторону.

Перепалку прервало появление упитанного немца, заказавшего стакан пива; пока Рудольфо отвернулся, чтобы обслужить его, Селина воспользовалась возможностью и потянула Джорджа за рукав.

— Что случилось? Объясните мне, что происходит?

— Рудольфо злится, потому что вы сказали, что будете ждать в Каса Барко, и он решил, что таксист подождет с вами. Ему не нравится, когда незнакомые таксисты торчат у него в баре, накачиваясь бренди, а этот оказался еще и буйным.

— Ох!

— Да уж, ох…

— И это все?

— Конечно, не все. В конце концов, чтобы избавиться от таксиста, Рудольфо ему заплатил. Теперь он утверждает, что я должен ему шестьсот песет, и злится, думая, что я не смогу их вернуть.

— Но я отдам ему деньги, обещаю!

— Не в этом дело. Он хочет получить их прямо сейчас.

Толстый немец, почувствовав накаленную атмосферу в баре, вышел со своим пивом на террасу; стоило ему исчезнуть, как Рудольфо и Джордж снова повернулись друг к другу, но тут Селина сделала шаг вперед.

— Прошу, мистер… то есть, Рудольфо! Это я во всем виновата, и я обязательно вам заплачу, но, видите ли, у меня украли кошелек…

Это Рудольфо уже слышал.

— Вы сказали, что будете ждать в Каса Барко. Вместе с таксистом.

— Я же не знала, что он просидит здесь так долго.

— А ты, — Рудольфо снова повернулся к Джорджу, — где ты торчал все это время? Поехал в Сан-Антонио и пропал, никто не знал, где ты…

— Тебе-то, черт побери, какое дело? Я сам решаю, куда мне ехать и что делать, и не собираюсь перед тобой отчитываться!

— Придется, раз я оплачиваю твои счета!

— Я тебя не просил за меня платить! И счет, кстати, не мой. Вообще, ты все испортил, потому что теперь сеньорита не может вернуться в Сан-Антонио.

— Отвези ее сам!

— Будь я проклят, если поеду! — заорал Джордж. С этими словами он вылетел из бара, парой прыжков преодолел лестницу и вскочил в машину. Селина бросилась за ним.

— Что же мне делать?

Он обернулся и посмотрел на нее.

— Поедешь со мной или останешься здесь?

— Я не хочу оставаться!

— Тогда поехали.

Другого выхода не было. Половина деревни и посетители бара Рудольфо с нескрываемым интересом наблюдали за разыгравшейся сценой. Джордж потянулся открыть ей дверцу, и Селина уселась в машину рядом с ним.

В этот момент, словно по приказу неведомого небесного режиссера, ударила буря.

Небо расколола молния, раздался гром, резкий порыв ветра пробежал по верхушкам сосен. Скатерти на террасе отеля Кала-Фуэрте взлетели и захлопали как плохо натянутые паруса, с прилавка перед магазинчиком Марии сорвалась шляпа и, словно большое желто-розовое колесо, покатилась вниз по улице. В воздухе спиралями закручивалась пыль. Следом за ветром налетел дождь: он шел отвесной стеной, а капли были такие большие и тяжелые, что за несколько секунд сточные канавы наполнились до краев.

Люди врассыпную бросились с улицы: клиенты Рудольфо, женщины, болтавшие с соседками, шустрые ребятишки и мужчины, чинившие дорогу. Они убегали так поспешно, будто услышали сирену воздушной тревоги; в мгновение ока площадь опустела. Остались только Селина с Джорджем, да его крошечный автомобильчик.

Она хотела вылезти из машины, но Джордж уже заводил мотор и крикнул ей сидеть на месте. Она спросила:

— Может, нам лучше спрятаться?

— Это еще зачем? Хочешь сказать, ты испугалась какого-то дождика?

— Дождика?

Он сидел с каменным лицом, не собираясь отвечать.

— А крыша опускается?

Джордж включил передачу, и машина сорвалась с места словно торпеда.

— Уже десять лет как сломалась, — прокричал он сквозь рев мотора и шум дождя. Вода доходила до середины колес, ноги у Селины промокли насквозь. Она подумывала о том, чтобы начать ее вычерпывать.

— Тогда зачем нужна крыша, если она не опускается?

— Хватит ныть!

— Я вовсе не ною, просто…

Он нажал на газ, и она, напуганная, замолчала. Они с грохотом катились по дороге, срезая углы, отчаянно взвизгивая шинами и поднимая волны густой желтой грязи. Море было свинцовым, в садиках маленьких вилл хозяйничал ветер. В воздухе летал мелкий мусор: листья, клочья соломы и сосновые иглы, а когда они перевалили через гребень холма и начали спускаться к Каса Барко, оказалось, что вода, заливавшая дорогу между высокими стенами, образовала бурный поток, так что их спуск больше напоминал сплав по горной реке.

Гигантская масса воды обрушивалась вниз по узенькой лестнице, однако значительная ее часть затекала в старый рыбацкий сарай, в котором Джордж держал машину и который был уже основательно затоплен.

Несмотря на это он загнал машину внутрь, остановившись в каком-нибудь дюйме от стены, потом заглушил мотор и спрыгнул с сиденья, приказав ей:

— Давай, вылезай и помоги мне запереть сарай.

Селина была слишком напугана, чтобы протестовать.

Она вылезла из машины, погрузившись по щиколотку в холодную грязную воду, и бросилась на помощь Джорджу, который пытался захлопнуть расшатанные двери. Кое-как им это удалось, и Джордж, изо всех сил налегая на створки, сумел задвинуть массивный засов. Справившись с дверями, он схватил ее за руку и потащил в дом — в этот момент небо снова прошила молния, а гром ударил над самой крышей, грозя обрушить ее им на головы.

Но и в доме они не были в безопасности. Джордж кинулся на террасу и стал сражаться со ставнями. Ветер был такой силы, что их невозможно было оторвать от стены. Цветочные горшки, стоявшие на стенке террасы, упали вниз и разбились — от них остались только черепки и лужи черной грязи. Джордж наконец запер ставни и двери на террасу, и дом вдруг стал темным, чужим. Он попробовал включить свет, но электричества не было. Дождь, попадая в трубу, залил очаг и погасил огонь, вода в колодце бурлила, грозя вырваться наружу.

Селина спросила:

— Нам ничто не угрожает?

— А что нам может угрожать?

— Я боюсь грома.

— Он ничего тебе не сделает.

— А молния сделает!

— Тогда надо бояться молнии.

— Ее я тоже боюсь.

Она ожидала, что он извинится, но вместо этого Джордж полез в карман и вытащил оттуда размокшую пачку сигарет. Он бросил ее в залитый водой очаг и отправился на поиски; сигареты обнаружились на полу в кухонном закутке. Он закурил, а потом налил себе неразбавленного виски. Со стаканом в руке Джордж подошел к колодцу, опустил ведро и вытащил его наверх, полное до краев. Ловким движением он долил в стакан с виски воды из ведра, не расплескав ни капли.

— Хочешь выпить? — поинтересовался он.

— Нет, спасибо.

Пристально глядя на нее, Джордж отхлебнул из стакана, и Селине показалось, что он слегка усмехнулся. Оба они промокли до костей, будто купались прямо в одежде. Селина сбросила раскисшие туфли и стояла в луже, которая росла на глазах; с подола у нее капала вода, а волосы облепили лицо и шею. В отличие от нее Джордж, казалось, не обращал внимания на свой неприглядный вид. Она сказала:

— Ты, наверное, привык к таким приключениям, — и попыталась отжать подол платья. — Но ведь ехать было совсем не обязательно. Мы вполне могли спрятаться и переждать грозу. Рудольфо наверняка нас впустил бы…

С негромким стуком он опустил на стол стакан, пересек комнату и, шагая через две ступени, поднялся по лестнице на галерею.

— Вот, — сказал он, бросая ей мужскую пижаму. — И вот, — вниз полетел купальный халат.

Она слышала, как он открыл и закрыл выдвижной ящик комода.

— И еще.

К ее ногам упало полотенце. Он стоял, опираясь руками на ограждение, и сверху смотрел на нее.

— Иди в ванную. Сними мокрую одежду, как следует разотрись и переоденься.

Селина подобрала с пола халат, пижаму и полотенце. Когда она входила в дверь ванной, на пол за ее спиной полетела с галереи мокрая рубашка, а за ней такие же мокрые джинсы. Она быстро проскользнула внутрь и заперла за собой дверь.

Когда Селина, вытертая досуха и облаченная в громадную мужскую пижаму, с тюрбаном из полотенца на влажных волосах, вышла из ванной, то обнаружила, что с домом произошла новая метаморфоза.

В очаге ярко полыхал огонь, по углам мерцали три-четыре свечи, воткнутые в пустые бутылки. По радио негромко звучало фламенко, а Джордж Дайер не только вытерся и сменил одежду, но даже успел побриться. На нем был белый свитер с высоким воротом, синие брюки и красные кожаные сандалии. Он сидел на каменном выступе рядом с очагом спиной к огню и читал английскую газету — ни дать ни взять благородный джентльмен на отдыхе в своем загородном доме. Услышав, что она выходит из ванной, Джордж поднял глаза.

— Вот и ты.

— Что мне делать с мокрыми вещами?

— Брось в ванной на полу. Хуанита разберется с ними утром.

— Кто такая Хуанита?

— Моя помощница. Сестра Марии. Ты знаешь, кто такая Мария? У нее магазинчик в деревне.

— Мать Томеу?

— Значит, ты успела познакомиться с Томеу.

— Томеу показал нам вчера дорогу; он ехал впереди на велосипеде.

— А в его большой корзине ехал цыпленок; сейчас он в духовке. Иди присядь у огня и погрейся. Я налью тебе выпить.

— Я не хочу пить.

— Ты что, совсем не пьешь?

— Бабушка этого не одобряла.

— Твоя бабушка, уж прости за выражение, была просто старой стервой.

Помимо воли Селина улыбнулась.

— Вообще-то нет.

Ее улыбка его удивила. Все еще глядя Селине в лицо, он спросил:

— Где ты живешь в Лондоне?

— В Куинс-гейт.

— Куинс-гейт, Южный Уэльс, 7. Очень милый район. Наверняка няня водила тебя гулять в Кенсингтонский сад.

— Точно.

— У тебя есть братья и сестры?

— Нет.

— Дядюшки и тетушки?

— Нет. Никого.

— Неудивительно, что ты так отчаянно хотела найти отца.

— Не то чтобы отчаянно. Просто хотела.

Джордж покрутил свой стакан, наблюдая за тем, как плещется в нем янтарная жидкость.

— Знаешь, я тут подумал… люди, которых ты любишь… они живы до тех пор, пока не явится какой-нибудь идиот и не скажет, что они умерли…

— То, что мой отец погиб, мне сказали много лет назад.

— Знаю, но сегодня я сказал это во второй раз. Как будто собственноручно убил его.

— Ты не виноват.

— От этого не легче. — Он добавил более мягким тоном: — Тебе все-таки нужно выпить. Просто чтобы согреться.

Она покачала головой, и Джордж сдался, однако почему-то ощутил странную неловкость. Проведя некоторое время с Фрэнсис, он привык к тому, что она пьет наравне с ним, порцию за порцией, и хотя к концу вечера бывает очевидно пьяна и в любой момент может начать скандалить, утром просыпается с ясной головой и выглядит так же молодо, как обычно; только наметанный глаз заметит легкую дрожь в руках, когда она тянется за десятой за утро сигаретой.

И тут это дитя. Он посмотрел на Селину. Ее кожа напоминала слоновую кость — чуть кремовая, без единого пятнышка. Заметив взгляд Джорджа, Селина сняла с головы полотенце и начала сушить им волосы — и он заметил ее уши, трогательные и нежные как у младенца.

Она спросила:

— Как же нам теперь быть?

— Что ты имеешь в виду?

— Как раздобыть деньги. Мне надо расплатиться с Рудольфо и вернуться назад в Лондон.

— Пока не знаю. Надо подумать.

— Я могу телеграфировать в свой лондонский банк, они наверняка что-то пришлют.

— Да, наверное.

— А сколько времени это займет?

— Три-четыре дня.

— В таком случае мне, видимо, будет лучше остановиться в отеле Кала-Фуэрте?

— Я сомневаюсь, что Рудольфо это допустит.

— И я не могу его за это винить. Даже трезвый Тони был не подарок. Пьяный он, наверное, превратился в настоящее чудовище.

— Только вряд ли ему удалось напугать Рудольфо.

— Тогда… где же я буду ночевать?

— Здесь, где же еще? На матримониале. Я все равно собирался на Эклипс, только не в такую погоду. Посплю на диване, мне не впервой.

— Если кто-то должен спать на диване, то там лягу я.

— Как хочешь. Мне все равно. Жаль, что Каса Барко устроен недостаточно комфортабельно, но с этим уже ничего не поделаешь. Никогда не думал, что ко мне приедет пожить дочь.

— Я не твоя дочь!

— Значит, ты Джордж Дайер-младший.