Среди роз

Глава 20

Всю дорогу до Лондона Тристан держался поближе к лорду Гиффорду — и подальше от Гая. В первую ночь он так и не заснул от ярости. Ему хотелось вскочить, разбудить Гая и задушить его.

Тристан не слышал, о чем говорили Гай и Женевьева, но видел, что они стояли рядом. И он знал, чувствовал: Гай что-то замышляет. Но как сделать упреждающий ход, не имея улик против этого человека? Обвинив Гая без доказательств, Тристан наверняка вызовет недовольство короля. Значит, остается набраться терпения и ждать. Пусть Гай ударит первым. Но ожидание казалось Тристану пыткой.

Джон и Томас сопровождали его, их предостережения помогали ему держать себя в руках. Джон не раз говорил, что, возможно, Гай в чем-то виновен, а Женевьева — ни при чем. Иногда такие слова Джона раздражали Тристана. По его мнению, Женевьева что-то скрывала. Он подозревал, что она солгала, защищая Гая. Но зачем? Неужели Гай и вправду был лучшим другом Акселя? Или это очередная ложь? Не исключено. Тристан помнил, как смотрел Гай на Женевьеву в ту роковую ночь, когда он сам впервые оказался в замке Иденби. Уже тогда Тристан ожидал подвоха, настороженный тем, что влюбленный мужчина с такой готовностью предложил свою возлюбленную в дар победителю.

По прибытии в Лондон настроение Тристана ничуть не улучшилось. Едва войдя в королевский дворец, он окунулся в атмосферу заговоров и предательства, царящую здесь долгие годы. Генрих никому не доверял и был готов к любым неожиданностям. Мать Элизабет, вдовая королева и герцогиня Йоркская, давно задумала возвести дочь на престол. Генрих не предпринимал никаких мер, хотя знал, что при дворе она принимает йоркистов, в том числе Фрэнсиса, виконта Лоуэлла, одного из ближайших друзей Ричарда, и Джона де ла Пола, эрла Линкольна, которого Ричард вполне мог объявить наследником после смерти своего младшего сына в 1484 году.

Не последнее место при дворе королевы занимал и другой претендент, Ламберт Симнел, сын оксфордского плотника, которого выдавали за десятилетнего эрла Уорика, сына герцога; с ним соперничал Кларенс, потомок сына Эдуарда III Лайонела.

Генриху было точно известно, что Симнел самозванец, ибо настоящего эрла Уорика держали в Тауэре, под неусыпным надзором. Казалось, волнения в стране никогда не кончатся. Убежденный, что вскоре вспыхнет восстание, Генрих призвал ко двору Тристана. Король понимал: мятежникам понадобится время, чтобы объединить силы и выступить против него. Несколько ирландских лордов уже встретились в пригородах Дублина. Однако король считал, что сумеет предотвратить вторжение и смуту.

Короли-йоркисты на некоторое время предоставили Ирландии независимость, поэтому ирландцы были заинтересованы в их реставрации. Но мятежники еще не обрели могущества, так что у Генриха было время.

Тристану не хотелось отправляться в Ирландию. Он был так мрачен, что однажды вечером Джон посоветовал ему попросить у короля позволения послать в Иденби за Женевьевой.

— К тому времени, как ты вернешься, она уже будет здесь. Вместе с Эдвиной, — добавил он. — Тристан, ведь Гай едет с тобой…

Тристан вскипел.

— Я не желаю видеть ее! — Он вышел и хлопнул дверью, сам удивляясь, что так разгневался. Одиночество и прохладный ветер немного успокоили его. Идя по улице, Тристан размышлял, почему он так зол на Женевьеву и почему так уверен, что она готовит против него заговор.

Не выдержав, он застонал, закрыл ладонями лицо и прислушался к своим ощущениям. Одно дело испытывать желание к этой женщине, думать о ней каждую минуту. Но совсем другое — неукротимая страсть, невыносимая и непонятная. Тристан был готов смириться с тем, что иногда чувствует к ней нежность, радуется, когда она весела. Он с нетерпением ждал рождения ребенка, но не мог забыть о прошлом и бороться с болью. Ему постоянно вспоминалась Лизетта — в тот момент, когда он в последний раз держал ее в объятиях. Когда-то они мечтали и строили планы. Тристан давал ей ласковые прозвища, выбирал имя будущему ребенку… Лизетта обещала подарить ему сына, а он уверял, что будет рад и дочери. Оставаясь наедине, они вели себя как беззаботные дети; их объединяла нежность.

Женевьева ни разу не сказала о том, что хочет малыша. Она считала его исчадием ада, плодом насилия, постоянно пыталась сбежать, была готова на предательство. Тристан пытался трезво обдумать все, что так раздражало и тревожило его. Он был бы не прочь, чтобы Женевьева оказалась рядом, ему недоставало ее пылкости и тепла. И вместе с тем Тристан ненавидел ее всей душой.

Вздохнув, он побрел обратно.

Из зала доносилась музыка. Тристан мог бы пойти послушать ее, потанцевать, повеселиться. Возможно, завтра он покинет дворец, а потом погибнет в войне с ирландцами — еще никто не упрекал этих людей в малодушии! Но вернуться в зал Тристан был не в силах. Наконец он решил лечь спать пораньше: отправиться в путь предстояло ранним утром.

Едва опустив голову на подушку, Тристан провалился в глубокий сон. И перенесся в прошлое, в мир воспоминаний. Он снова скакал верхом и хохотал, Джон и Томас шутили; над ними нависало серое небо. Откуда-то доносился запах гари. Дым окутал его, сбил с ног, исказил видения, перенес из одного места в другое. Тристан увидел разграбленный крестьянский дом, убитого старика и его жену, а потом очутился в своем поместье, прекрасном и уютном доме с огромными окнами, благодаря которым внутри было так светло. Но сейчас свет потускнел, повсюду висел туман. А сам он куда-то бежал — так стремительно, что сердце колотилось, пот заливал глаза, кололо в боку. Тристан очень торопился, но в тумане не видел, куда бежит.

И вдруг перед ним возникла детская. Лизетта, склонив голову и простерев вперед руки, лежала поперек детской кроватки. Еще не успев прикоснуться к ней, Тристан вздрогнул: она мертва и залита кровью. Но внезапно он понял, что перед ним не Лизетта, а Женевьева. Ее волосы потемнели от крови, прекрасные глаза закрылись навсегда. Вопль ужаса вырвался из его горла.

— Тристан!

Он проснулся, сел и тряхнул головой.

— Тристан!

Это был голос Джона. Из коридора в комнату просачивался свет, Тристан понемногу пришел в себя и понял, что близится рассвет.

— Что случилось, Тристан?

— Видел сон.

— Что с тобой? — Джон взял его за плечо. Крик друга он услышал еще в коридоре — как и многие другие. Тристан накинул плащ, застегнул пряжку и прошел мимо Джона. — Подожди!

Тристан бросил через плечо:

— Ты прав. Надо привезти ее сюда.

— Отлично. Удачная мысль, но где…

— Я поговорю с королем. Он посылает меня в Ирландию, так пусть сделает любезность!

— Тристан, сейчас еще слишком рано…

У дверей королевской спальни застыли стражники. Как и следовало ожидать, они скрестили пики, преграждая Тристану путь. Но он не желал ждать, о чем и заявил во всеуслышание. На шум из спальни вышел хмурый Генрих, но, увидев Тристана, улыбнулся и пригласил его войти.

Пока Тристан объяснял, в чем дело, Генрих, сидя в постели, не сводил с него проницательного взгляда. Напомнив королю о своих заслугах перед ним, Тристан попросил его позаботиться о безопасности Женевьевы Левеллин, доставить ее ко двору и опекать, пока сам он не вернется.

Наконец Генрих поднялся и сочувственно улыбнулся, ибо знал, чего опасается Тристан.

— Решено. Джон не отправится с тобой, а вернется в Иденби за Женевьевой. Я распоряжусь, чтобы ее удобно устроили здесь, в твоих покоях, и исполняли все ее желания. За ней будут неотступно следить. Уверяю, Женевьеве ничто не угрожает.

Но Тристан считал, что сдержать это обещание королю будет нелегко. Он колебался, глядя на Генриха.

— Это все, милорд Иденби? — нетерпеливо осведомился король.

— Да. — Тристан смущенно кивнул.

— В таком случае позвольте мне снова лечь спать.

— Благодарю вас, ваше величество.

Покинув спальню короля, Тристан вздохнул и сказал Джону:

— Хорошо, что король позволил тебе остаться здесь. Я рад. Ты присмотришь за ней.

Джон похлопал друга по плечу.

— К тому времени, как ты вернешься, она будет ждать тебя здесь.

Проводив Тристана в его спальню, Джон помог ему облачиться в доспехи. Вскоре Тристан покинул Лондон во главе королевского отряда.

— Король желает видеть тебя!

Женевьева, испуганно вскочив, уронила на пол недошитое белое шелковое детское одеяльце.

— Когда? — спросила она у Эдвины, которая стояла в дверях, точно громом пораженная. Женевьева попыталась сохранить спокойствие: Генрих не желал ей ничего плохого, в этом она не сомневалась. Но за шесть недель, проведенных во дворце, она еще ни разу не видела его, он не приглашал ее к себе, и вот теперь… Все это выглядело очень странно. Однако побежденным всегда досадно видеть торжествующих победителей. Женевьеву охватила тревога.

Тристан! Господи, король хочет сообщить ей, что Тристан погиб в Ирландии! Что ее ребенок родится не только вне закона, но и останется без отца! Иначе зачем она ему понадобилась? Здесь Женевьева чувствовала себя пленницей, а не гостьей — стражники день и ночь стояли возле дверей ее комнаты. Правда, Женевьеву приглашали на званые ужины, но она каждый раз отклоняла приглашения, ссылаясь на неважное самочувствие. Она надеялась, что король поймет: в ее положении лучше не появляться среди людей, Женевьева посылала ему благодарственные письма, он вежливо отвечал на них. Так продолжалось до сих пор. Она уже подумывала…

— Женевьева!

— Эдвина, в чем дело? Неужели Тристан?..

Тристан. Она тосковала по нему, терзалась страхом за него. Когда Джон сообщил, что Тристану поручено усмирить восставших ирландцев, Женевьева испытала негодование, но, оставшись одна, разразилась слезами, а потом горячо молилась, чтобы человек, которого она когда-то пыталась убить, не пал на войне.

Зимой ребенок в ее чреве начал шевелиться. Чувствуя толчки крохотных ножек, Женевьева нежно улыбалась. Она давно уже любила этого малыша и потому не могла ненавидеть его отца, однако признавалась себе, что дело не только в ребенке. Иногда Женевьева опасалась, что Тристан коротает время в объятиях какой-нибудь ирландской красотки.

И ее снова охватывал страх. Но она тут же говорила себе, что лучше пусть развлекается, чем лежит мертвый в земле Эйр…

— Женевьева, нет! Король улыбался, говоря о тебе! С Тристаном ничего не случилось.

Женевьева радостно кивнула, но вдруг подумала о том, что не готова к встрече с королем: ее волосы были распущены, сегодня с утра она надела простое голубое платье без всяких украшений. Более того, Женевьева сидела босая, опустив ноги на мягкую шкуру, разложенную у камина.

— Эдвина, я не могу…

Но было уже поздно: король вошел в спальню, быстро постучав в приоткрытую дверь. Эдвина присела в глубоком реверансе, и Женевьева, опомнившись, сделала то же самое.

Любезно поздоровавшись с Эдвиной, Генрих выразил желание поговорить с Женевьевой наедине. Поклонившись, Эдвина вышла.

Женевьева вдруг осознала, что в упор смотрит на Генриха. Она невольно вспомнила предыдущую встречу с ним, когда он отдал ее Тристану и отослал прочь. Ей была известна репутация Генриха, всегда державшегося невозмутимо. Его считали хитрым, осторожным, проницательным и весьма прижимистым человеком. С любопытством разглядывая величественного короля, Женевьева подумала, что он, вероятно, войдет в историю. Он был еще молод и недурен собой, хотя Ричард казался Женевьеве более привлекательным. Однако Генрих умел производить впечатление. Эдвина слышала от придворных дам, что король щедро швыряет монеты босоногим сиротам, танцующим на улицах. Слуги любили Генриха. Не потакал он и своим прихотям; его династический брак с Элизабет был безупречен. Все предполагали, что Генрих намерен сделать Англию процветающей страной и положить конец междоусобицам. Король увлекался астрологией, покровительствовал искусствам и науке. Говорили также, что он умеет развлекать гостей.

— Вы нашли меня достойным внимания? — добродушно осведомился Генрих, заметив, что Женевьева внимательно смотрит на него. — Или по-прежнему считаете чудовищем?

— Ваше величество, я никогда не считала вас чудовищем.

— Вот как? — Он шагнул ближе. Женевьева видела, что король быстро оглядел ее комнату, однако не поняла, остался ли он доволен.

— Это правда. В свое оправдание могу лишь сказать, что была верна присяге…

— А что же теперь? Вы замышляете заговор?

Предположение о том, что беременная затворница способна готовить заговор, рассмешило Женевьеву. Она потупилась.

— Не пугайтесь. Я ценю непосредственность. Но скажите мне, вы счастливы?

— Счастлива? Не понимаю, что вы имеете в виду.

Король опустился в кресло и жестом предложил Женевьеве сесть.

— Да, миледи. Так вы довольны жизнью?

— Пожалуй, не совсем… — Она покраснела.

— Вы предпочли бы покинуть Англию?

— Пожалуй, да. — Она растерялась. — Поймите, ваше величество, я давно признала вас королем. Поскольку Ричард погиб, я была готова присягнуть на верность вам. Однако… — Женевьева грустно улыбнулась. — Став королем, вы отдали мои владения Тристану. Вернуть их не в моих силах. Поэтому я не чувствую себя счастливой.

— Вы ненавидите его?

Вопрос застал Женевьеву врасплох, и она осторожно ответила:

— А разве побежденный, потерявший все, не имеет права ненавидеть победителя?

— Миледи, вы не ответили на вопрос. — Генрих подался вперед. — Я хочу знать, презираете ли вы Тристана де ла Тера.

Румянец вновь залил ее щеки.

— По-моему, наши взаимоотношения очевидны…

— Они были очевидны с самого начала, детка, — мягко заметил король. Внезапно он встал и подошел к окну. — Вы избегаете людей. Неужели стыдитесь своего положения? Каковы ваши намерения?

— У меня их нет, ваше величество.

— Вас пугает то, что вы дадите жизнь внебрачному ребенку?

— Ваше величество, внебрачные дети нередко весьма преуспевают.

Он рассмеялся, довольный ответом:

— Ах да! Вы намекаете на моего предка Бофора! Верно, но Бофоры не остались внебрачными. Джон Гонт женился на своей любовнице, и все уладилось. Вам никогда не приходило в голову, что Тристан может жениться на вас?

— Нет, ваше величество. Потому что я сама никогда не выйду за него замуж. Не могу.

— Не можете? — Король высоко поднял брови. — Не можете стать женой отца вашего ребенка?

— Этот человек виновен в смерти моего отца, ваше величество. И он уже отнял у меня все. Но я сохранила способность любить и быть верной, и эти достоинства отдам кому пожелаю.

Генрих внимательно посмотрел на Женевьеву:

— Скажите, миледи, а вы готовы отдать их мне? Я имею в виду любовь и верность, леди Иденби. Вы преданы мне?

— Да, ваше величество — ведь вы король.

— Но если представится случай, вы сбежите в Бретань?

— Не вижу в этом ничего предосудительного.

— С герцогом Бретани я поддерживаю тесные отношения. Он был моим опекуном и остался другом.

Женевьева молчала, и король спросил, удобно ли ей в отведенных покоях. Она заверила его, что ни в чем не нуждается. Вскоре король собрался уходить.

— Ваше величество, позвольте задать вам один вопрос… каковы вести из Ирландии?

— Кампания прошла успешно, но вскоре нам предстоит сражаться уже на английской земле. А пока непокорных удалось усмирить.

Сердце Женевьевы учащенно забилось.

— Значит, Тристан скоро… вернется?

— Вернется? — переспросил Генрих. — Миледи, он вернулся вчера вечером. Всего хорошего.

Король вышел, а ошеломленная Женевьева упала в кресло. Ее охватил гнев.

Тристан вернулся в Лондон, он здесь… Он приказал привезти ее из Иденби, посадить под замок во дворце, а сам после стольких месяцев разлуки не удосужился даже навестить ее!

— Что случилось? Что он сказал?

Женевьева даже не заметила, что Эдвина вернулась.

— Тристан вернулся. Ты знала об этом?

— Нет, что ты! — искренне удивилась Эдвина.

— Он наверняка встречался с Джоном…

— Клянусь, Женевьева, Джон ничего не говорил мне.

— Но это еще не значит, что они не виделись. — И тут Женевьева дала волю гневу. — Подлец, негодяй, сукин сын! О, почему его не убили в Ирландии?

— Женевьева! — разволновалась Эдвина, видя, как взбешенная племянница мечется по комнате, бранится и колотит по каминной полке. — Женевьева, прошу тебя! — Она схватила племянницу за плечи и усадила на постель. — Женевьева, а как же малыш? Осталось ждать меньше двух месяцев! Ты хочешь погубить его?

— Это он во всем виноват!

— Но если с ребенком что-то случится, тебе не станет легче.

Наконец Женевьева успокоилась. Тетка убедила ее лечь и прикрыла одеялом.

Эдвине не составило труда разыскать Тристана. Она узнала бы о его приезде гораздо раньше, если бы не провела все утро с Женевьевой. В коридорах дворца только и говорили, что о блестящем тактическом маневре против мятежных ирландских лордов. Дамы восхищались победителем. Эдвина вышла в сад. Хотя этот мартовский день выдался прохладным, вокруг фонтана собралась толпа. Менестрель играл на лютне и пел пикантные песенки. Графиня Хирфорд и еще несколько дам смеялись, сидя на скамейке; мужчины попивали из кубков медовый напиток.

Эдвина увидела, что неподалеку расположились Джон и Тристан, а между ними вдовая, но весьма привлекательная графиня с пышной грудью.

Эдвина направилась к мужу и Тристану. Они громко вторили менестрелю, поднимая кубки. Заметив приближающуюся жену, Джон протянул ей руку и усадил рядом с собой.

— Так вы уже дома, милорд Иденби! — воскликнула Эдвина.

— Да, милая Эдвина!

— Рада видеть вас живым и невредимым, Тристан.

— Само собой, он жив! — воскликнула графиня, проведя тонкими пальчиками по щеке Тристана. — Разве грязные ирландцы способны одержать верх над таким благородным и доблестным рыцарем?

Тристан досадливо поморщился.

— Ирландцы — славные воины, — возразил он.

Глядя на него, Эдвина подумала, что Тристан хорош собой, закален в боях, выдержал все тяготы трудного похода, однако войны, вероятно, так же ненавистны ему, как и пустое веселье. Его явно что-то мучило.

— Вы еще не повидались с Женевьевой, — тихо заметила Эдвина.

— Да, я решил продлить удовольствие.

Как мрачно и горько он это произнес! В этот момент графиня коснулась плеча Тристана. Эдвина понимала, что соседка ничуть не интересна ему, но вдруг ей захотелось отомстить Тристану за Женевьеву.

— А я-то думала, вы не останетесь равнодушны, узнав, что ребенок, родившийся до срока, вряд ли выживет.

Эти слова попали в цель.

— Эдвина! — с упреком воскликнул Джон, но Тристан уже схватил ее за руки.

— Что она сделала?

— Ничего, милорд. Только выяснила, что вы уже вернулись.

Тристан вскочил и бросился прочь.

— Эдвина, как ты могла! — упрекнул жену Джон.

— Если они сейчас же не встретятся, случится так, как я сказала. Она обезумела.

Джон явно испугался, и Эдвина вдруг поняла, как ей повезло. Их губы встретились, и она забыла обо всем на свете, кроме тревоги за племянницу.

Должно быть, Женевьева заснула. Открыв глаза, она ощутила тупую боль в висках и острую — в сердце. Давно поняв, что остается для Тристана врагом, упорство которого надо сломить, она старалась не думать об этом. Ей никак не удавалось избавиться от боли. Она провела здесь столько времени, боясь показаться на людях и вынашивая его ребенка, а он не удосужился даже проведать ее!

Внезапно Женевьева почувствовала, что в комнате кто-то есть. И верно, Тристан стоял на пороге, неотрывно глядя на нее. Он заметил, что она проснулась, но не подал голоса. Поначалу Женевьева молча отвечала на его раздраженный взгляд. Глаза Тристана были темными и настороженными, плечи напряглись под темно-синей туникой, сильное тело закаменело. Волосы упали ему на лоб, и от этого он казался юным, но суровым.

Женевьева вспыхнула от смущения, вспомнив, что растрепана, волосы в беспорядке разметались по подушке, а ноги босы. Да еще этот унизительно огромный живот. Она села, прислонившись спиной к спинке кровати.

Как ни странно, только теперь Женевьева поняла, как любит Тристана, как отчаянно жаждет ответного чувства. Да, она забыла о чести. И это больно ранило ее — потому что еще никогда Женевьева не чувствовала себя такой одинокой. Он даже не подошел к ней — у него появились другие интересы, другие женщины.

— Стало быть, вы вернулись, — холодно обронила она. Тристан напрягся и молча подошел к постели.

— Ты здорова?

— Нет! Я не хотела приезжать сюда, я… перестаньте!

Бесцеремонно подняв подол ее голубого платья, Тристан скользнул ладонями по икрам, бедрам, добрался до живота. Женевьева попыталась остановить его, но безуспешно.

Стиснув зубы и едва сдерживая слезы, она с ненавистью уставилась на него. Но он смотрел только на живот и ощупывал его обеими руками.

— Не смейте! — содрогнувшись, вскрикнула Женевьева.

— Это мой ребенок.

— А тело — мое!

Он улыбнулся, и от этой улыбки у Женевьевы дрогнуло сердце: кому он улыбался раньше? Кого соблазнял, ласкал и целовал все эти месяцы?

— Я чувствую, он шевелится.

— Он не хочет вас видеть!

— Но я уже здесь.

— Слишком поздно.

Тристан поднялся.

— По-моему, ты ждала кого-то другого.

— Это вы велели привезти меня сюда.

— Но не я страстно прощался с тобой в часовне.

Боже милостивый, она совсем забыла про Гая! Забыла, что он уехал вместе с Тристаном, забыла про друга, которому грозила смерть!

— Больше тебя никто не навещал? — язвительно осведомился он.

— Если даже и навещал, то мне об этом не известно. Стражники никого не впускали.

— Это стража короля, миледи.

— Какая разница?

— Мне хотелось знать, что вы всегда спите в своей постели.

— С какой стати? Где спите вы, я понятия не имею!

— А вам не все равно?

Тристан стоял, повернувшись к ней спиной, и голос его звучал беспечно. Не дождавшись ответа, он обернулся с таким выражением лица, что Женевьеве захотелось спрятаться. Что с ним такое? Если ему все равно, почему же он не уходит?

Опустив глаза, она одернула платье, и Тристан снова засмеялся и прижал ладони к ее животу. Это прикосновение было легким и нежным, пальцы осторожно шевелились. Женевьева закрыла глаза, думая о том, как она сейчас уродлива, беспомощна и как неприятна ему. Ей страстно хотелось вновь стать стройной и изящной.

— Он снова зашевелился. Ты ошибаешься: я нравлюсь ему, и мои прикосновения — тоже. Малыш все понимает…

Женевьева открыла глаза: Тристан все еще улыбался, глядя на нее нежно и заботливо. Он вовсе не пытался унизить Женевьеву — просто требовал — так, как привык делать всю жизнь.

— Какие сильные толчки! — В его голосе послышалась боль. Женевьева вцепилась пальцами в одеяло, мечтая коснуться его лица, облегчить боль.

Она подняла руку, но тут в дверь постучали. Тристан быстро оправил на ней платье.

— Кто там?

— Лорд де ла Тер, король ждет вас у себя в кабинете!

Тристан насмешливо поклонился Женевьеве.

— Прошу меня простить. — Он вышел и последовал за пажом к кабинету короля.

Ну что там еще? Тристан терялся в догадках. Больше он не хотел уезжать, ибо не мог жить без Женевьевы, быть в неведении, что с ней. Необходимо наверстать упущенное!

Генрих ждал его, сидя за столом и барабаня по нему пальцами. Тристан стиснул зубы. «Умоляю, ваше величество, довольно войн и походов!»

Он настороженно поклонился.

— Тристан, я благодарен тебе за преданность и службу.

Тристан выжидательно кивнул. Генрих поднялся.

— Я хочу, чтобы ты женился на Женевьеве Левеллин.

— Женился?

— Да. Я уже говорил тебе: брак — это сделка. Возьми ее в жены.

— Не могу…

— Сможешь. Я отдал тебе ее владения. К ним я добавлю поместье Трейврилл, и ты станешь одним из самых богатых людей королевства.

— Но мне достаточно своих владений.

— Ты женишься на ней, потому что об этом прошу я.

— Но почему?

— Тристан, повторяю: это всего-навсего сделка! Способ упрочить узы и добиться преданности! Она ждет от тебя ребенка. К тому же эта женщина из рода йоркистов. Считай это договором Алой и Белой роз.

Тристан удивленно смотрел на него. Сделка… всего лишь сделка. Нет, брак — это любовь и… Закончить мысль он не осмелился. Тристан растерянно наблюдал, как Генрих взял перо, написал строку и снова поднял голову.

— Тристан, я повелеваю — как король. Если откажешься исполнить мой приказ, я отдам Иденби и Женевьеву кому-нибудь другому.

— Но она ждет моего ребенка!

— Найдется немало мужчин, которые пожелают усыновить ребенка такой красавицы и получить Иденби.

— Черт… — начал Тристан, но вспомнил, что говорит с королем. Будь он проклят, если отдаст кому-нибудь Иденби и Женевьеву! — Генрих, здесь есть одно затруднение. Эта женщина не выйдет за меня.

— Уверен?

— Абсолютно.

Король пожал плечами и снова принялся за работу.

— Так подумай, Тристан. Свадьба должна состояться до появления на свет ребенка. Если родится мальчик, он станет твоим законным наследником.

Тристан не сводил с короля удивленных глаз.

— Это все, — заключил Генрих, и Тристан вышел.

Он остановился в коридоре, отказываясь верить в то, что Генрих принуждал его к браку. Затем Тристан вспомнил о Лизетте. Она умерла, и тут уж ничего не поделаешь. Женевьева ни за что не согласится стать его женой. Но ей придется подчиниться, и тогда ребенок будет законным наследником, а она — женой. Навсегда. И если Гай попытается прикоснуться к ней, муж вправе дать ему отпор. Внезапно на душе у Тристана полегчало. Он улыбнулся и, насвистывая, пошел по коридору. Женевьева подчинится ему. У него созрел отличный план.