СССР-Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941-1946 гг.)

ГЛАВА III БОРЬБА ЗА НЕФТЬ И ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ КРИЗИС В ТЕГЕРАНЕ

К середине 1944 года близкое завершение войны стало очевидным. Союзники во Второй мировой начали задумываться о перспективах послевоенного мира, тем временем противоречий, конкуренции, недомолвок во взаимоотношениях между ними становилось все больше. Судьбы стран Восточной и Центральной Европы, Среднего, Ближнего, Дальнего Востока и Тихоокеанского бассейна превратились в тему открытых и тайных переговоров. Начиналась эпоха борьбы за мировые топливные и энергетические источники, и постепенно союзники превращались в противников. Начиная с середины 1944 года борьба за нефть стала определяющим фактором в формировании политики по отношению к Ирану. США и Англия, прежде всего руководствуясь принципом не допустить Советский Союз к ближневосточным и иранским нефтяным месторождениям, в то же время испытывали серьезные трения в отношениях между собой. Еще в начале 20-х годов президент США Гардинг отмечал, что пока Америка была занята изучением мира, общества и права, Англия прибрала к рукам все источники нефти. А это богатство составляет основу мирового господства[133].

В июле 1944 года в Вашингтоне состоялась англо-американская конференция, посвященная нефтяному вопросу. В течение 10 дней обсуждались все связанное с иранской нефтью[134]. Уже в конце 1943 года представитель американского концерна «Стандарт вакуум ойл компани» Драйнер прибыл в Тегеран и вел переговоры с министром торговли и промышленности генералом Шафаи по поводу получения нефтяной концессии в Иранском Белуджистане. В связи с этим временный поверенный в делах США в Тегеране Форд от имени посольства просил руководителей иранского правительства, чтобы они поддержали Драйнера. В апреле 1944 года американец Брейтон, назначенный заместителем Милспо по Южному Ирану, прибыл в Тегеран. Официально он должен был находиться в Кермане и контролировать финансовые дела южноиранских провинций. Однако на самом деле Брейтон являлся представителем компании «Синклер», заинтересованной в белуджистанской нефти. Летом 1944 года другой представитель этой компании — Вильсон прибыл в Тегеран. В этот период переговоры вели также посланцы компании «Американ Истерн К°» Ваграм Френдян и Кемпел. С прибытием в Иран в начале июля представителя правительства США, специалиста по нефтяным вопросам полковника Левела дело приняло новый оборот. 12 июля он объявил всем компаниям, стремящимся к иранской нефти, что отныне все переговоры о нефтяной концессии будут вестись от имени американского правительства. 20 июля сын бывшего президента США Гувер и Куртис были приглашены иранским правительством в качестве экспертов по нефти. Начиная с июля 1944 года руководство страны приступило к секретным переговорам с американским правительством и компаниями США[135]. Но им только казалось, что все проходит в обстановке абсолютной секретности. Советский Союз был осведомлен обо всем. Материалы о переговорах американцев по нефтяному вопросу были тайно переданы советским торговым представителем Мигуновым М.Дж. Багирову[136].

Конечно же, возросшая активность США не осталась без внимания СССР. Дипломатические, военные, специальные сотрудники СССР в Иране скрупулезно отслеживали все происходящее, поскольку Советы не меньше иных имели виды на иранскую нефть. Последовательное командирование советских работников в Южный Азербайджан в действительности было составной частью большой нефтяной политики Москвы. Однако ни посланцев Советского Азербайджана, ни ощутившее после столетие рабства национальное самосознание местное население не ставили в известность об истинных целях этих действий и настоящей цене этой политики. 16 августа 1944 года Берия направил И.В. Сталину и народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову за своей подписью крайне важный для понимания послевоенных намерений СССР в Иране аналитический доклад Совнаркома, касавшийся вопросов мировых запасов и добычи нефти, нефтяной политики Англии и США и содержавший многочисленные выводы. В докладе отмечалось наличие англо-американской конкуренции в борьбе за нефтяные месторождения Ирана и в то же время обращалось внимание на единодушие этих держав в совместных действиях «в отношении любой третьей страны», прежде всего СССР. Берия предлагал «энергично взяться за переговоры с Ираном на получение концессии в Северном Иране». При этом он подчеркивал, что «англичане, а, возможно, и американцы, ведут скрытую работу по противодействию передаче нефтяных месторождений Северного Ирана для эксплуатации Советским Союзом». Кроме того, Берия считал полезным участие СССР в англо-американских переговорах о нефти «для защиты интересов СССР в сфере международных нефтяных дел»[137].

Подконтрольные советским представителям отдельные газеты Тегерана начали с середины 1944 года вводить в оборот идею «северной нефти». 19 июля 1944 года в юмористическом журнале «Тоуфик» был помещен памфлет «Горе от нефти». В нем рассказывалось, что некая Иран ханум в период затруднений с нефтью запаслась несколькими банками ее. По обе стороны от нее жили два соседа, которые зарились на ее нефть. Один — богатый и надменный, другой — бедный, простой и прямой, к тому же засыпавший Иран ханум ласковыми словами. Однако этот простачок весьма бдительно следил за всем происходящем в ее доме. И как только Иран ханум собиралась дать из своих запасов больше, чем полагалось, своему первому соседу, укоризненно поглядывал в ее сторону. Но вдруг появился и третий конкурент — богач со второго этажа, который более других влюбился в нефтяные прелести Иран ханум и включился в соревнование за ее расположение. «Дай Бог, чтобы Иран ханум удалось спасти свою жизнь в этой борьбе», — завершал автор свое повествование[138].

Богатым влюбленным, появившимся в конце этой печальной истории, была, разумеется, Америка, которая успешно укрепляла свои позиции в Иране. Еще в 1942 году Британия уступила США право перевозить грузы через территорию Ирана в СССР. Под контроль США таким образом перешли порты, автомобильные и железные дороги, ведущие с юга в Тегеран. В 1944 году американцы пытались взять под контроль также каспийские порты и дороги, ведущие в Тебриз. К осени 1944 года численность американских войск в Тегеране, Хамадане, Хорремабаде, Ахвазе, Абадане, Казвине и других пунктах составляла 50 тыс. солдат и офицеров. На параде американских войск 1 августа 1944 года лично присутствовал шах, вместе с супругой и свитой он посетил американский военный лагерь в Амирабаде[139]. По информации советских спецслужб, военное присутствие США на Ближнем Востоке имело целью в случае приближения германских войск к бакинским нефтепромыслам немедленно оккупировать Закавказье, и в первую очередь Апшеронский полуостров[140].

К концу 1944 года число американских советников приблизилось к 100. Для работы в сфере просвещения были приглашены еще 60. Основной целью всей этой армии советников было противостоять влиянию Советского Союза. Журнал «Ньюсвик» писал: «Соединенные Штаты Америки твердо отстаивают независимость Ирана вопреки России и Великобритании, плетущими интриги относительно сфер влияния. Декларация об Иране является победой концепции США. Эта декларация устранила опасность того, что Россия может потребовать прямого выхода к Персидскому заливу»[141]. Советник при военном министерстве генерал-майор Ридли в Мешхеде заявил руководителям полиции и жандармерии: «В Хорасане масса советских шпионов, а вы никакой борьбы с ними не ведете, надо усилить борьбу с советскими шпионами»[142]. В Тебризе Ридли настаивал на выделении большего объема пшеницы для армии, давая понять, что «все равно пшеницу заберут русские».

В течение 1944 года американцы пытались склонить молодого шаха на свою сторону. Летом Мухаммед Реза на американском самолете совершил вояж из Тегерана в Абадан, где правителю продемонстрировали мастерские, собирающие самолеты для СССР. Американцы пообещали шаху передать после войны Ирану все построенные ими мастерские, причалы и прочие сооружения.

Американский корреспондент «Ассошиэйтед Пресс» Герман в июле посетил шаха и взял у него интервью, сопровождаемое комплиментами его величеству. Интервью было опубликовано в иранских и американских газетах.

В сентябре 1944 года шах был приглашен в Америку, однако в связи со смертью отца, последовавшей в Иоганнесбурге, он не смог воспользоваться этим приглашением[143].

Осенью 1944 года русские также намеревались получить нефтяную концессию в Северном Иране. Даже не заручившись согласием иранского правительства, к отбытию в Тегеран готовилась советская экономическая комиссия. Уже были подготовлены проекты протокола, а также концессионного договора. В справке «Нефтяная промышленность Ирана» отмечалось, что в Ираке, Саудовской Аравии и Бахрейне в год добываются 5 млн. тонн нефти[144]. При этом вся нефтяная промышленность Ближнего Востока целиком находилась под контролем британских компаний. Нефтеперерабатывающие заводы в Абадане и Керманшахе зависели от английского капитала[145]. Заведующему отделом Ближнего Востока Наркомата иностранных дел Ивану Садчикову было поручено подготовить сравнительный анализ конкурентоспособности «Советско-иранской нефтяной компании» и «Англо-иранской нефтяной компании». В подготовленной Садчиковым справке за основу брались довоенные показатели «Англо-иранской компании». В представленной 8 сентября информации отмечалось: англичане добыли в Иране за 1938 год 10.195.000 тонн нефти. Из полученных от продажи этой нефти 6.109.477 фунтов стерлингов 3.307.479 фунтов было отчислено в пользу иранского правительства. В случае образования «Совираннефти», в соответствии с проектом договора в Северном Иране, условно ожидалась добыча 10.195.000 тонн нефти, и от полученного дохода в 11.418.000 американских долларов 3.933.905 фунтов стерлингов предполагалось передать иранскому правительству. По этим расчетам, выходило, что советская нефтяная концессия могла быть на 18–19 % выгоднее для иранского правительства. В конце документа, правда, указывалось, что расчеты носят условный характер[146].

Летом 1944 года тема нефти стала главной в иранской прессе. Газета «Дамаванд» писала: «Беспорядки в Тебризе связаны с нефтяным вопросом. В Иранском Азербайджане в областях Мосул и Каркук имеются богатые нефтяные залежи. Идея пантюркизма и идея единого курдского государства тесно связаны с этими нефтеносными районами. Поэтому СССР, США, Британия и Турция имеют свой интерес в азербайджанском конфликте. Корни возникавших в прошлом армянского, айсорского, курдского вопросов также следует искать в нефтяной проблеме. Если бы не побуждения нефтяных компаний, очевидно, тюрки Азербайджана не выдвигали бы никаких требований»[147]. Тегеранская газета «Фарда» сообщала об изобилии Азербайджана нефтью настолько, что в некоторых местах она выходит на поверхность земли. Газета приводила слова экономиста с мировой известностью: «…Если у государства есть «черное золото», то думать о желтом золоте уже нет необходимости»[148]. А «Иране Ма» сообщила, что из числа студентов Высшей нефтяной школы в Абадане отобраны 12 иранцев для обучения в Лондоне[149]. Тегеранская «Дария» в номере от 17 июля опубликовала большую статью о желании Советского Союза получить концессию на «северную» нефть.

Для проведения консультаций по поводу нефти в Тегеран одновременно были вызваны посол Ирана в Лондоне Тагизаде, посол в Москве Меджид Ахи, посол в Каире Джам. Среди населения ходили слухи, что послов вызвали для формирования нового правительства. Интересующие Советы нефтеносные месторождения Кевир-Хуриана были некогда подарены Насреддин шахом одному иранцу. Позже иранец продал эти земли некому грузину по имени Хоштария, являвшемуся российским подданным. Когда Хоштария решил продать этот участок англо-американской нефтяной компании за 400 тыс. фунтов стерлингов, на что русское правительство немедленно заявило протест[150]. В советское время между действующим здесь акционерным обществом «Кевир Хуриан Лимитед» и Ираном были заключены договоры от 8 июля 1928 года, 7 октября 1929 года, 28 августа 1932 года[151]. Обеспокоенность Советов была вызвана тем, что еще в 1921 году иранский Меджлис вынес решение из 5 пунктов о передаче концессии на «северную» нефть компании «Стандарт ойл». Чтобы это решение признали недействительным, СССР предстояло приложить немало усилий. Активность американских компаний с 1944 года, появление в иранской печати сообщений о возможной передаче концессии на северную нефть англичанам еще более встревожили Москву[152].

10 сентября 1944 года советская государственная комиссия в составе заместителя наркома иностранных дел СССР С. Кавтарадзе (председатель), Н. Байбакова, Кумыкина (члены комиссии), Н. Гейдарова, Е. Дмитриева, М. Карасева, И. Конрадова (эксперты) прибыла в Тегеран. 11 сентября премьер-министр Саид принял комиссию на своей вилле близ Тегерана. В приветственной речи Саид говорил о взаимной дружбе правительства шахиншаха с СССР, глубоком удовлетворении от визита Кавтарадзе. В ответном слове глава советской делегации поблагодарил хозяев и отметил большую роль Ирана в деле обеспечения Советского Союза оружием и другими военными поставками. Он заявил, что установившаяся между двумя странами настоящая дружба может служить прочной базой для дальнейшего развития политических, экономических и культурных связей. Кавтарадзе также отметил необходимость своевременного вывода войск союзников в соответствии с трехсторонним договором для поднятия престижа иранского правительства внутри страны[153].

В ходе переговоров советская сторона объявила, что целью советской комиссии является ознакомление с нефтяными месторождениями на севере Ирана и подписание договора о предоставлении концессии объединению «Советско-иранская нефть». Премьер-министр обещал помочь всеми возможными средствами[154]. 16 сентября Кавтарадзе в сопровождении советского посла М. Максимова отправился во дворец Саадабад на прием к шаху[155]. С 17 по 23 сентября комиссия в полном составе в сопровождении советника посольства Якубова отправились в Северный Иран. Здесь представители Советов ознакомились с результатами нефтеразведки в Семнане, Мазандаране, Гиляне, Горгане, осмотрели грязевой вулкан, нефтяные запасы в Туркменской степи. Затем Гейдаров и Дмитриев в течение нескольких дней осматривали окрестности Ардебиля, Тебриза, Урмии и Миане, а другие вернулись в Тегеран.

Комиссия пришла к выводу, что первоочередные работы следует начать в Мазандаране. Район Сари-Шахи, наиболее богатый нефтью, расположен в 40 километрах к югу от побережья Каспия, что облегчает вывоз нефти. Вторым перспективным районом считался Горган. Бурение в Семнане, по заключению, будет сопряжено с рядом сложностей. Работы в Гиляне и Азербайджане предлагалось ограничить геологической разведкой[156].

25 сентября премьер-министру Саиду была вручена нота советского правительства с предложением предоставления концессии на разведку и разработку нефтяных месторождений Северного Ирана с включением провинций Семнан, Горган, Мазандаран, Гилян и Азербайджан. Нефтяное требование Советов вызвало живой отклик тегеранской прессы. На первом этапе переговоров почти все издания положительно расценивали идею передачи концессии Советскому Союзу. По мнению «Растахиз», правительство не было против иностранных концессий. Газета писала: «…Если подходить к этому вопросу с точки зрения международной политики, то следует сделать вывод, что поскольку мы отдали концессию на южную нефть Англии, то, вне сомнения, мы не можем обделить своего другого соседа. Нет никаких оснований отказывать северному соседу, а также и Америке»[157].

Предложенный советской экономической комиссией иранскому правительству «Концессионный договор» состоял из 22 пунктов, и в нем указывалось: «Правительство предоставляет объединению в пределах Ирана исключительное право транспортировать нефть и другие указанные продукты, производить работы по рафинированию, либо обработке другими способами или очистке, причем нефть и указанные продукты могут как продаваться в Иране, так и вывозиться за его пределы. Территория концессии означает… территорию, обозначенную на карте, подписанной обеими сторонами и приложенной к настоящему договору в качестве его неотъемлемой части». Договор подписывался на 60 лет и не мог быть аннулирован ранее чем через 40 лет. Иранское правительство не могло аннулировать его в одностороннем порядке, его статьи не могли быть изменены каким-либо законом или актом, принятым позднее. В случае возникновения конфликтной ситуации вопрос должен был решаться специальной комиссией, включающей по два члена от каждой стороны. Договор должен был вступить в силу после принятия его Меджлисом и подписания шахом[158].

Вместе с договором иранскому правительству были вручены «Конфиденциальный протокол между правительством СССР и правительством Ирана по вопросу об акционерном обществе «Кевир Хуриан Лимитед», в котором заявлялось, что с подписанием данного протокола ранее заключенные соглашения от 8 июля 1928 года, 7 октября 1929 года, 28 августа 1932 года теряют силу. И СССР, и Иран признавали необходимость ликвидировать акционерное общество «Кевир Хуриан Лимитед» в порядке, предусмотренном уставом общества. Этот конфиденциальный протокол мог вступить в силу после одобрения Меджлисом концессионного договора[159].

Третий документ представлял собой протокол о намерениях, состоящий из четырех пунктов. По этому протоколу «Совираннефть» должна была быть создана в Москве и в течение 60 лет способствовать развитию производительных сил на севере Ирана[160]. Премьер Мухаммед Саид обещал, что иранское правительство будет защищать «Концессионный договор» и он проведет документ через Меджлис.

С целью налаживания связей с иранским руководством, известными политическими деятелями и депутатами Меджлиса советское посольство провело два мероприятия. Во-первых, был дан прием в честь советской правительственной делегации и организован коктейль. Иранское правительство и Министерство иностранных дел, в свою очередь, организовали прием в честь гостей. В последние дни сентября Кавтарадзе вновь встретился с шахом. Редактор газеты «Эттелаат» Масуди взял интервью у Кавтарадзе, который заявил: «Советское правительство дало полномочия возглавляемой мною делегации сделать иранскому правительству предложение о предоставлении СССР концессии на нефтеразведку и добычу. Советское правительство считает, что если объединить природные ресурсы Северного Ирана, труд иранских рабочих и инженеров и могучую советскую технику, то выиграют обе стороны, будет заложена промышленная основа Северного Ирана… По этому поводу я два раза беседовал с его величеством шахом и несколько раз с господином премьер-министром. Я надеюсь, что окажется возможным заложить фундамент этого обоюдовыгодного дела»[161].

Однако с первых дней октября издания, близкие к правительственным кругам, стали выступать против передачи концессии Советскому Союзу. Газета «Вазифа» в номере от 3 октября писала, что правительство не вправе давать концессии в военное время и при наличии в стране иностранных войск[162]. 4 октября в той же газете вышло обращение к Мухаммеду Саиду и Кабинету министров с призывом отложить вопрос о концессии до завершения военных операций. В статье «Не упускайте из рук нашу нефть» газета «Ахтар» объявила предательством передачу нефтяной концессии иностранному государству в период войны. Газета писала, что даже в случае, если Меджлис утвердит концессию, народ Ирана будет считать ее незаконной. «Наш многострадальный народ вправе взять в собственные руки свои природные богатства… Иранская нефть принадлежит иранскому народу»[163]. А в газете «Растахиз» 27 сентября была опубликована статья, прямо противоположная опубликованной за два дня до этого. Напоминая, что в связи с нефтяной концессией правительство попало в безвыходное положение, газета считала, что в предвидении более благоприятных времен правительству стоит воздержаться от раздачи концессий. Когда на повестке дня стоит вопрос передачи Америке «южной» нефти, а России — «северной» нефти, народ имеет право требовать от правительства не подписывать договоры, закрыв глаза на немаловажные детали. «Мы не должны принимать решений, пока великие державы не прояснят своей политики, и не позволять, чтобы наша страна вновь превратилась в арену международного противостояния»[164].

Несмотря на то, что прошло достаточно времени со дня передачи иранскому правительству советских предложений, премьер Саид всячески тормозил окончательное «добро» Ирана. Наконец 2 октября Саид вынес нефтяной вопрос на закрытое обсуждение правительства, а затем заявил, что кабинет не принял никакого решения. На самом же деле правительство постановило, что вопрос о нефтяной концессии должен быть отложен до окончания войны[165]. Премьер просто не хотел объявлять это решение, пока советская правительственная комиссия находилась в Тегеране. Но никому не было известно, когда же она собирается обратно в Москву, поэтому 5 октября прошло закрытое заседание министров и депутатов Меджлиса по вопросу о концессии, о результатах которого не было официально сообщено. По другим каналам стало известно, что обсуждение прошло в неблагоприятной для Советского Союза атмосфере. 9 октября состоялось еще одно заседание Меджлиса, на котором Саид выступил с многословными рассуждениями, выражавшими отрицательное отношение правительства к советским предложениям.

Ввиду того, что официального ответа на свои предложения советская комиссия так и не получила, ее руководитель потребовал личной встречи с Саидом. 11 октября Кавтарадзе, Байбаков и Кумыкин были приняты премьером и на прямой вопрос, поставленный в категоричной форме, получили вынужденное признание, что странное поведение иранского правительства есть не что иное, как отказ Советскому Союзу в концессии в связи с желанием Ирана отложить решение по ней до окончания войны[166]. Руководители Азнефти, подготовившие отчет для Багирова о результатах поездки в Тегеран, отмечали: «В отношениях с правительственной комиссией Советского Союза премьер-министр Саид вел недостойную и нечестную игру, на словах предлагая всемерную поддержку, а на деле проваливая наши предложения»[167].

23 октября Кавтарадзе заявил шаху Мухаммеду Реза о невозможности дальнейшего сотрудничества с правительством Саида, но выяснилось, что шах поддерживает позицию премьера. По мнению советских делегатов, на поведении правительства сказывалось влияние англичан. Английские агенты распускали слухи, что целью советского правительства является не получение концессии на нефть, а отчуждение северных провинций. Поэтому они советовали давать концессии не правительству (например, советскому), а частным фирмам (например, английским и американским)[168]. По сведениям советских спецслужб, из 112 депутатов Меджлиса 90 человек и из 11 членов кабинета 9 министров придерживались английской ориентации.

Было известно также, что заведующая отделом прессы английского посольства мисс Ламитон приглашала к себе некоторых редакторов газет и инструктировала их. Газета «Иране Ма» в номере от 11 октября опубликовала большую статью «Саид и проблема «северной» нефти Ирана», за что главный редактор был приглашен на специальную беседу. Газеты «Сетаре», «Бахтар», «Кушеш», «Дад», «Рахбар» и другие посвятили северной нефтяной концессии материалы в последней декаде октября. Редактор «Сетаре» во время встречи с премьер-министром спросил, знал ли Саид заранее о приезде советской правительственной комиссии, на что премьер ответил, что не был предварительно оповещен[169]. Глава правительства всячески пытался заверить прессу и общественность страны, будто отказ в предоставлении концессии СССР не испортит советско-иранских отношений.

Пока премьер-министр успокаивал себя и страну, советская правительственная комиссия, еще будучи в Тегеране, начала подбор кандидатов на его место. Такой кандидат нашелся сам собой. Кавам эс-Салтане еще в ходе переговоров тайно встретился с членом комиссии, заместителем комиссара нефтяной промышленности СССР Н. Байбаковым и сообщил, что Саид их обманывает и нефти не даст. Зато Кавам заверил, что если он станет премьером, то осуществит все предложения Советского Союза[170]. Спустя месяц после начала безрезультатных переговоров, 25 октября члены комиссии вернулись в Москву. Н. Байбакову этот вояж тем не менее принес пользу: через несколько дней в возрасте 33 лет он был назначен наркомом нефтяной промышленности СССР. А вот Саиду выступление против советской концессии обошлось дорого: через две недели после отъезда советской делегации ему пришлось вручить шаху прошение об отставке. Однако Каваму пришлось ждать до января 1946 года.

Получив из Тегерана сообщение о решении иранского правительства, В. Молотов 24 октября 1944 года принял иранского посла М. Ахи и заявил, что «Советское правительство рассматривает это решение иранского правительства как отговорку, за которой скрывается фактическое отклонение советского предложения о нефтяных концессиях в Иране по неизвестным мотивам». Внимательно следящие за тегеранскими переговорами Англия и США первого и второго ноября вручили Советскому Союзу ноты с уведомлением, что «стремление Советского Союза получить нефтяную концессию является вмешательством во внутренние дела Ирана и противоречит Декларации трех держав об Иране от 1 декабря 1943 года». В ответных нотах обоим союзникам В. Молотов отметил неблагожелательную позицию американской и английской сторон в отношении советского правительства и переговоров о нефтяной концессии. В ноте указывалось: «Положительное решение вопроса о нефтяной концессии для Советского Союза способствовало бы дальнейшему развитию хороших советско-иранских отношений и, вместе с тем, явились бы одним из видов оказания значительной экономической помощи Ирану»[171].

Советская комиссия еще не покинула Тегеран, а советским военным, дипломатическим и специальным учреждениям уже была дана команда способствовать падению кабинета Саида. Премьер был подвергнут бойкоту, все переговоры велись с отдельными министрами и его заместителями. Был установлен контроль над вывозом сельхозпродуктов из районов Северного Ирана, являющегося основной аграрной базой страны. Сразу же задержали 150 вагонов продуктов для Тегерана. Была ограничена подача вагонов под грузы, не имеющие военного значения. Прервалась телеграфная связь Тегерана с северными провинциями. Это вызвало панику среди купцов и в правительственных кругах. Перед самым отъездом комиссии один из мотомеханизированных советских полков в полном вооружении проследовал по улицам Тегерана. Намерение иранского правительства увеличить свои гарнизоны в северных провинциях и Курдистане было пресечено. Запрещалось всякое передвижение иранских войск на севере страны. Было выдвинуто требование к иранскому правительству выдать пять арестованных мусаватистов и дашнаков. Состоялось совещание консулов городов Южного Азербайджана, Гиляна и других городов. Им были даны указания об организации демонстраций, отправки телеграмм и писем от населения с выражением недоверия правительству[172].

25 октября, в день отъезда советской комиссии, в Тегеране уже начались митинги и демонстрации, 26 и 27 октября их стало еще больше. В саду Гюлюстан и на площади у Ала гапы число участников митинга достигло 12 тысяч. 30 октября в антисаидовском митинге в Тебризе участвовало уже более 40 тысяч человек. Ситуация осложнилась настолько, что командующий иранской армией в Азербайджане генерал Хосровани дал команду стрелять по демонстрантам. Один демонстрант был убит, трое ранены. 31 октября на похороны погибшего собрались 50 тысяч тебризцев, здесь перед ними выступил брат Саттархана Гаджи Азим хан.

29 октября на митинг в Тегеране собрались 40 тысяч человек, на митинг в Резайе — 3 тысячи, в Мешхеде — 6 тысяч, 1 ноября в Ардебиле — 6 тысяч, в Сарабе — 6 тысяч, в Казвине — 3 тысячи человек. У митингующих откуда-то появилось большое количество портретов Сталина. В течение пяти дней по всему Азербайджану митинговало 70 тысяч человек. От имени митингующих шаху отправлялись телеграммы с требованием привлечь к ответственности Саида и его министров, изгнать из страны Сеида Зияеддина. Выступивший на митинге в Тебризе Бирия заявил, что если центральное правительство не удовлетворит требование народа, в Азербайджане найдется немало достойных людей, способных возглавить правительство, независимое от Тегерана. Телеграмма с таким содержанием была послана в Тегеран.

В своей справке на имя Багирова вице-консул в Тебризе Г. Гасанов сообщал, что митинги протеста в Азербайджане проходят при активном участии советских сотрудников[173]. Наряду с дипломатами и военные коменданты в Южном Азербайджане участвовали в организации акций. Комендант города Хой Дж. Микаилов, вице-консул Маку М. Мустафаев, секретарь консульства Б. Сеидзаде различными путями способствовали проведению демонстраций в Маку, Хое, Урмии. О выступлениях против правительства Саида М. Мустафаев и Б. Сеидзаде информировали Наркомат иностранных дел. Позднее, в отправленном М.Дж. Багирову 15 января 1945 года «Политико-экономическом отчете по консульскому округу Маку за 1944 год», 18-й раздел был озаглавлен «Кампания против кабинета Саида». В телеграмме шаху митингующие в Маку требовали: подвергнуть суду Саида и его подручных за их антинародную политику; выслать из страны Сеида Зияеддина за его враждебную Ирану деятельность; сформировать новый кабинет, который будет вести политику в интересах иранского народа, укреплять дружбу иранского и советского народов, положительно решит вопрос о предоставлении СССР нефтяной концессии.

1 ноября даже влиятельные ханы Теймури и Баят Маку писали в советское консульство, что в знак протеста против враждебной политики Саида и в знак солидарности с СССР они перечислили в фонд Красной Армии 250 тысяч риалов. Эта информация была опубликована в «Дусте Иран», «Эттелаат», «Иране Ма»[174].

В некоторых митингах непосредственно участвовали сотрудники советских дипломатических и военных учреждений. Тем не менее главным побудительным мотивом демонстраций стало недовольство населения пра- вящими кругами. Характерной чертой выступлений в октябре-ноябре была политическая активизация крестьянства. Бывший мэр Мараги Кабири при встрече с вице-консулом Тебриза сказал, что крестьянство, составляющее большинство населения Азербайджана, готово защищать любое предложение Советского Союза. Если речь пойдет об обособлении Азербайджана и под патронажем Советов Союза превращении его в самостоятельное государство, то азербайджанские крестьяне будут на стороне такого решения. Если же речь пойдет об объединении Северного и Южного Азербайджана, то и это предложение будет благосклонно принято большинством населения Азербайджана[175].

Волна протеста против Саида, охватившая Азербайджан, стала тревожить не только иранские правительственные круги, но и англичан, которых пугала перспектива как обособления Азербайджана, так и присоединения его к Советскому Азербайджану. Они пытались через своих людей выяснить, насколько реальна эта идея, а также выведать мнение советских сотрудников по этому поводу. Для выяснения общественного мнения англичане иногда распускали ложные слухи. Например, британский консул Уолл в одной из бесед сообщал, что русские посылают главарей курдских племен в Баку. Это, конечно, не соответствовало действительности. С лета 1944 года отношение Советского Союза к курдам стало меняться. Советский вице-консул в Маку 21 ноября 1944 года сообщал в Наркомат иностранных дел СССР: «Курды, как известно, к участию в проводимых нами мероприятиях не были привлечены, так как они, в большинстве, в силу своего разбойничье-бандитского уклада жизни и неавторитетности как среди населения, так и в правительственных кругах не могли бы оказать какое-либо влияние или давление на ход этих политических событий. И в действительности ни при каких обстоятельствах при помощи курдов мы не добились бы таких успешных результатов, какие мы имели опираясь на основное местное население»[176].

Игнорирование интересов Азербайджана, его языка и культуры, бесправие, голод и нищета углубили противоречия между регионом и центром. Это создало благоприятные условия для советской пропаганды. Митинги, организованные в Тебризе 6–7 ноября в честь 27-й годовщины Октябрьской революции, стали последним мощным ударом по правительству Саида. 7 ноября в Тебризе на митинг пришли 30 тысяч человек.

9 ноября Саид вручил шаху прошение об отставке, и его кабинет пал. Но волна митингов не спала. Теперь народ требовал предания Саида суду, формирования дружественного Советам кабинета и изгнания Сеида Зия из страны.

Процесс формирования нового кабинета длился две недели. 17 ноября разведка донесла Багирову, что ожидается формирование кабинета Ахмеда Кавама. Кавам уже встречался с английским и советским послами, а один из кандидатов на пост министра иностранных дел — нынешний посол в Москве Меджид Ахи уже вызван в Тегеран[177]. Однако 20 ноября на закрытом заседании Меджлиса на пост премьера была выдвинута кандидатура Муртазагулу Баята. 25 ноября Баят объявил состав кабинета. С разрешения шаха Меджлис на заседаниях 26–27 ноября утвердил новое правительство. Таким образом, Баят Муртазагулу (Сахам эс-Султан) стал премьер-министром, Раис Мохсун — министром иностранных дел, Адл Мустафа — министром юстиции, Малек Сеид — министром здравоохранения, Ибрагим Зенд — военным министром, Аманулла Ардален — министром финансов, Сорури — министром внутренних дел, Хидаят — министром промышленности и торговли, Надир Мирза Араста — министром почт и телеграфа, Садых Иса — министром просвещения, Насрулла Энтезам — министром путей сообщения, Фахим уль-Мульк и Али Акпер Сияси — министрами без портфелей[178].

Состав нового правительства не оправдал надежд Советского Союза. По информации спецслужб, большинство членов кабинета были друзьями Сеида Зияеддина и сторонниками Британии. Премьер-министр обладал большими земельными владениями и принадлежал к аристократии из Маку, был бессменным заместителем председателя Меджлиса в течение нескольких созывов. В 1943 году в правительстве Сохейли Баят являлся министром финансов, в кабинете Саида — министром без портфеля. Верный сторонник Реза шаха, после событий 1941 года он создал партию «Эттихаде Милли» («Национальное единство»), но партия не стала массовой.

Позиции правительства в Меджлисе не были достаточно крепкими: из 100 депутатов 45 — проголосовали против, 5 — воздержались, 50 — поддержали Баята. Вопрос о «северной» нефти, ставший причиной правительственного кризиса, пока не был снят с повестки. С другой стороны, 2 декабря, то есть уже спустя пять дней с момента формирования правительства, Меджлис принял закон, запрещающий ведение переговоров о нефтяных концессиях. В законе говорилось: ни один премьер, министры и замещающие их заместители не имеют права в официальной и неофициальной форме с соседними и не соседними странами, а также иностранными компаниями вести переговоры о нефти. Нарушившие этот запрет подвергаются тюремному заключению на срок от 3-х до 8 лет и до конца жизни лишаются права занимать высокие государственные должности. По сведениям советских органов, автором закона о концессиях был доктор Мусаддиг. Проект закона был обсужден в очень узком кругу, состоявшем из министра двора Али Гусейна, доктора Мусаддига, Сеида Зияеддина и Саида, но при том, что закон был принят абсолютным большинством голосов, 10 депутатов в знак протеста демонстративно покинули зал[179].

При утверждении состава кабинета в Меджлисе Баят выступил с правительственной программой, предполагавшей укрепление связей с дружественными и союзными странами, обеспечение безопасности в государстве на основе исполнения законов, повышение уровня жизни, здравоохранения, образования, принятие Меджлисом закона о труде, проведение реформ в структуре госаппарата и избирательной системе, подготовку условий для постепенного перехода экономики страны с военных расходов на гражданские и т. п. Нефтяной вопрос, ставший причиной падения кабинета Саида, не был затронут вообще.

Советская сторона связывала отказ в предоставлении концессии с воздействием на правительство Сеида Зияеддина и его сторонников. 13 декабря в газете советского посольства «Дусте Иран» появилась публикация «О беседе с товарищем Кавтарадзе», в которой от имени Кавтарадзе заявлялось: «Принятый Меджлисом закон о запрещении переговоров по концессиям ошибочен. Эта ошибка — результат давления таких врагов советско-иранской дружбы, как Саид и Сеид Зияеддин. В то же время закон, запрещающий переговоры о концессиях, не учитывает реального положения дел в сфере концессий. Советское правительство считает, что Меджлис должен пересмотреть свое решение и исправить эту ошибку»[180]. Подобное же заявление сделал ТАСС.

Тем временем терпение Сеида Зияеддина, которого азербайджанские демонстранты и советское руководство неоднократно называли врагом Ирана, истощилось. 18 декабря бывший премьер выступил с заявлением, в котором отметил, что выступления Кавтарадзе, приехавшего в Иран с добрыми намерениями, а уехавшего с превратным мнением, заставляют его прояснить некоторые вопросы[181]. Он пытался напомнить о прошлых своих заслугах в налаживании советско-иранских отношений: «Я лично… встретил первого советского посла господина Ротштейна в Тегеране и принял его… О, чудеса истории! Я, который 24 года тому назад старался установить взаимопонимание с Советским Союзом, сегодня в результате недопонимания советских представителей являюсь, к сожалению, свидетелем нежелательных для добрых отношений между нашими странами событий»[182]. Сеид Зияеддин сравнивал советскую идею о «заповедной зоне» с германской идеей о «жизненном пространстве». «Если сегодня будет принят принцип, что северные районы Ирана должны считаться заповедной зоной советских границ, то завтра Тегеран и Исфаган будут считаться заповедной зоной северных районов, а послезавтра Фарс и Керман — заповедной зоной Тегерана и Исфагана, и вследствие этого иранец сможет свободно дышать только в безводных и безжизненных пустынях Аравийского полуострова, если его туда пустят»[183]. Он считал, что царская Россия более уважительно относилась к Ирану, чем советское правительство: «Сегодня, начиная от ворот Тегерана, во всех северных провинциях Ирана представители Красной Армии контролируют путешественников, а в некоторых местах, ссылаясь на то, что эти места оккупированы, даже не разрешают иранцам передвигаться по своей земле. Правительство Ирана не может по своему усмотрению послать в некоторые места войска для обеспечения безопасности и должно предварительно получить на это согласие посольства или командующих советскими войсками. Для командирования финансовых чиновников в Азербайджан, Хорасан и Гилян нужно сначала испросить из Москвы разрешения и пропуска»[184].

Политическим кругам Ирана уже было известно, что требования, выдвигаемые в газетах и листовках Народной партии Ирана, подготовлены в советском посольстве. Поэтому в декларации Сеида Зияеддина был затронут и нефтяной вопрос: «Никто из иностранцев не компетентен оценивать утверждение Меджлисом закона как ошибку. Только Меджлис имеет полномочия принимать любые решения. Заявление, что Меджлис принял закон под давлением Саида, Сеида Зияеддина и их сторонников, является результатом ошибок, промахов и угроз Ирану со стороны советских представителей. Причем напоминаю, что это решение остается в силе до тех пор, пока иностранные войска находятся в Иране». И далее: «Я с полной уверенностью и искренностью заявляю, что если бы советские представители вели разумную политику, а газеты, известные своими связями с советским посольством, а также агентство ТАСС и московское радио не оскорбляли бы священные для Ирана принципы, то они не столкнулись бы с таким ходом событий»[185].

Декларация Сеида Зияеддина не осталась безответной. 26 января 1945 года в газете «Правда» под авторством некоего И. Волина вышла статья «Провокатор Сеид Зия-эд-Дин без маски». В статье Сеид Зия был назван дьявлом-искусителем и провокатором. Вся статья была посвящена опровержению его декларации, но аргументы были недостаточно убедительны. Газета писала: «Деяния Сеид Зия-эд-Дина вошли черной страницей в историю Ирана. Он известен тем, что совершил переворот 21 февраля 1921 года, положивший начало кровавому подавлению национально-демократического движения в стране и установлению 20-летней эпохи диктатуры Реза хана. В правительстве, созданном после переворота, сам Сеид Зия занял пост премьера, а Реза хан — военного министра. Однако два диктатора не уживались, и Сеид Зия бежал из Ирана. После долгих приготовлений 29 сентября 1943 года Сеида Зия-эд-Дина торжественно привозят в Иран и в течение двух дней избирают в Меджлис депутатом от города Иезда»[186].

Советы испытывали серьезную озабоченность отношениями Сеида Зияеддина с Западом. В решающий момент США и Англия могли его защитить. Подконтрольная Сеиду Зияеддину газета «Раад» сообщила, что президент США Ф. Рузвельт прислал письмо в поддержку антисоветской политики Саида Марагаи. А газета «Кешвар» предупредила, что споры из-за нефтяной концессии могут развалить союз СССР, США и Англии, сменив его капиталистическим блоком против СССР[187]. Третий секретарь советского посольства в Тегеране А. Качалов в январе 1945 года сообщил С. Кавтарадзе о своих секретных беседах с одним иранцем о Сеиде Зияеддине[188].

В связи с создавшимся положением руководитель политработников из Советского Азербайджана Гасан Гасанов 13 февраля 1945 года направил Багирову 67-страничную справку «О Южном Азербайджане». В конце отчета перечислялись вопросы, требующие скорейшего разрешения, и просьба внести ясность в политику Советов. Он писал: «Посланные из Советского Азербайджана работники проделали большую работу. Однако, проведя ряд мероприятий в Иране, они не знают, какие конечные цели преследует этим наше правительство. Это затрудняет развертывание их работы в полном объеме. Нашим руководящим работникам в Иране должно быть четко и ясно сказано, что мы должны оказать помощь азербайджанскому населению в деле освобождения его от векового гнета фарсов, чтобы в этом направлении вести всю работу. Весь ход исторического развития Ирана свидетельствует о том, что азербайджанский народ должен быть освобожден от фарсидского ига, так как иранское государство находится в состоянии упадка, накануне полного развала, и правительство его не в состоянии отстаивать свою самостоятельность и независимость». Гасанов сообщал, что несмотря на террор и жесточайшее преследование всяких проявлений национальных чувств у азербайджанцев, идея выделения Азербайджана в самостоятельное государство насущна и не оставляет азербайджанский народ. Но инициатива должна исходить именно от посланцев из Советского Азербайджана. «Мы кровно в этом заинтересованы, ибо освобождение народов Южного Азербайджана избавит наших собратьев от окончательной гибели и откроет большие перспективы для развития всего азербайджанского народа. Мы считаем, что настоящий момент международной обстановки является наиболее удобным для осуществления этой важнейшей исторической задачи. Освобождение азербайджанского народа в Иране должно быть приурочено к моменту окончательного разгрома гитлеровской Германии».

В справке отмечалось: «Освобождение Азербайджана и установление в нем подлинно демократического строя или присоединение его к Советскому Азербайджану должно быть осуществлено через народные восстания, и союзники должны быть поставлены перед совершившимся фактом».

Г. Гасанов признавал, что у советского посольства в Тегеране достаточно ограниченные возможности, ибо посол должен всегда поддерживать хорошие взаимоотношения с центральной властью. «Поскольку интересы Тегерана противоречат интересам Южного Азербайджана и любое наше решительное мероприятие приводит в ярость центральные иранские власти, это усложняет взаимоотношения с посольством, и поэтому посол не всегда доволен нашими мероприятиями. Для практического руководства всей работой в Южном Азербайджане необходимо иметь в Тебризе руководящую группу товарищей, которые были бы тесно связаны с посланными сюда работниками и получали бы указания непосредственно из Баку. Для того, чтобы эти товарищи могли свободно приезжать в Баку для информирования и получения необходимых указаний, было бы целесообразно числить их на военной службе. С этой целью желательно было бы резиденцию Атакишиева перевести из Казвина в Тебриз, одного товарища иметь в должности заместителя командира корпуса и одного — в должности заместителя начальника политотдела корпуса».

В справке указывалось, что в Южном Азербайджане имеются хорошо подготовленные, честные, преданные народному делу работники как в руководстве Народной партии и профсоюзах, так и в отдельных государственных учреждениях, на которых можно было бы опираться в пропагандистской деятельности. Но их мало. «Поэтому желательно добиться переброски из Тегерана в Тебриз ряда демократически настроенных работников-азербайджанцев: Пишевари Сеид Джафара — редактора газеты «Ажир», Шейлявара — редактора газеты, учителя Малека и других. В нужный момент придется перебросить некоторых руководящих работников из Советского Азербайджана».

В декабре 1944 года, когда Г. Гасанов был в Тегеране, посол М. Максимов намекнул ему, что есть якобы указание проводить работу в направлении установления буржуазно-демократического строя в Иранском Азербайджане. При этом ставка должна быть сделана на азербайджанских депутатов Меджлиса. Но Гасанов считал, что движение под таким лозунгом в Азербайджане будет совершенно непопулярным. Крестьянство не удастся вовлечь в борьбу за освобождение Азербайджана, пока не решен земельный вопрос. Расчет на помощь депутатов Меджлиса также нереален, так как большинство из них являются крупными помещиками, капиталистами, имеющими свои капиталы и земельные участки не только в Азербайджане, но и в других провинциях Ирана. Понятно, что они не захотят возглавить движение, цель которого выделить Азербайджан в самостоятельное государство. Гасанов отмечал, что «самый популярный лозунг в Южном Азербайджане в настоящее время — это освобождение азербайджанцев от ига фарсов, установление демократического строя и разрешение земельного вопроса»[189].

Наконец, в справке рекомендовалось делать ставку на Народную партию, которая является самой массовой организацией в Азербайджане, опирающейся на рабочих, крестьян, ремесленников и интеллигенцию. Для усиления работы Народной партии и укрепления ее руководства, рекомендовалось оказывать ей материальную помощь в размере 10 тысяч туманов ежемесячно.

После правительственного кризиса в Тегеране политические круги страны сделали ряд шагов для улучшения отношений с Советским Союзом. Посол Ирана в СССР М. Ахи, находясь в Тегеране в январе 1945 года, посетил советского посла и заявил, что М. Саид допустил серьезную ошибку в отношениях с Советским Союзом и, невзирая на все его оправдания, переговоры были проведены не на должном уровне. М. Ахи заверил, что по возвращении в Москву он приложит все усилия для организации новых переговоров по нефтяной проблеме и постарается найти некую взаимоприемлемую форму. Сообщая об этой встрече в Москву, посол М. Максимов предположил, что визит М. Ахи к нему был санкционирован иранским правительством, однако в беседе ни одна из сторон не раскрыла карты полностью. Советский посол также предположил, что своим визитом накануне возвращения в Союз М. Ахи дал понять, что иранское правительство сохраняет надежды на дальнейшие переговоры о нефти, причем именно через него[190].

Действительно, по возвращении в Москву М. Ахи 26 февраля 1945 года был принят народным комиссаром иностранных дел В. Молотовым, которому он заявил, что «имеет поручение правительства урегулировать вопрос о получении Советским Союзом нефти в Северном Иране», но «после принятия Меджлисом закона о непредоставлении нефтяных концессий во время войны разрешить их СССР невозможно». Но есть и обходные пути, осторожно заметил посол, например, создание смешанного советско-иранского общества по разведке и добыче нефти в Северном Иране. Однако В. Молотов категорично возразил, что «Советское правительство имеет только одно предложение, а именно, предложение о концессии в Северном Иране, так как только такое решение обеспечивает права и интересы Союза…»[191].

Иранская сторона потеряла возможность маневра. Впереди у Тегерана были тяжелые испытания.