Старая развилка (СИ)

11

Через два дня Галя перебралась в дом Ольги. Тем утром на рассвете Килька с братьями и еще несколько мужчин ушли куда-то на запад, а Степан переехал в дом обувщика, к которому собрался пойти учеником. Смысла оставаться в пустом доме одной не было, да и у Ольги Галя чувствовала себя вполне спокойно.

Кроме дочери, чьей няней она стала, в семье было еще два сына десяти и четырнадцати лет, старший обычно уходил вместе с отцом сразу после завтрака и возвращался к ужину. Младший помогал матери, а большую часть дня пропадал на улице и почти каждый раз возвращался грязный, лохматый, битый, но полностью довольный жизнью.

После завтрака Галя со своей подопечной помогали хозяйке мыть посуду. Примерно в это время приводили и остальных детей — в общей сложности их оказалось пятеро, самой старшей девочке только-только исполнилось пять, а самому младшему мальчишке всего полтора года. Он уже хорошо ходил, но хлопот доставлял больше всех остальных, вместе взятых. То на поленницу полезет, то траву какую-то подозрительную жует, то кошку поймает и с крайне сосредоточенным видом тащит ее за хвост и усы, с удивлением слушая истошные вопли.

К вечеру детей разбирали, оставалась только маленькая Галя, с которой они жили в одной комнате. Тогда же возвращался муж Ольги, Михаил. Он был вполне обычным деревенским жителем — крепким, жилистым, улыбчивым. Дочь свою обожал, как и она его — стоило папе показаться во дворе, как все игры безжалостно бросались, а маленькая Галя неслась со всех ног, чтобы повиснуть у отца не шее и путая слова рассказать, какой сегодня чудесный день. Как они напугали индюка, просочившегося во двор сквозь дыру в заборе или как разлили ведро воды и прыгали по получившейся грязи, пока няня не заметила.

На саму Галю жители дома внимания почти не обращали, даже мальчишки. Что ей очень нравилось. Зато была соседка… Катька считала, что они, конечно же, добрые подруги и ни дня не проходило, чтобы она не выглядывала из-за забора и не пробовала утащить за собой к кострам.

— Мне ребенка нужно кормить/купать/укладывать спать, — отвиралась Галя, потому что желания встречаться с местной молодежью, да еще когда они одной большой любопытной кучей, у нее так и не появилось.

Видимо не добившись желаемого, Катя смирилась и отстала. Точнее, так казалось. Но вскоре стало ясно, что соседка просто сменила тактику.

Однажды вечером, когда Галя с ребенком задержалась во дворе, пытаясь найти потерянную утром тряпичную куклу с вышитыми крестиками на месте глаз и нутром из соломы, у забора появились люди. Катя явилась в обществе еще одной девушки и молодого человека.

— Галя, выйди к нам ненадолго! — бодро крикнула соседка.

Сердце заколотилось, стало тошно и неприятно. Но и делать вид, будто не слышишь было как-то совсем уж глупо и по-детски, поэтому Галя поднялась с земли, по которой они ползали в поисках игрушки и пошла к забору, надеясь, что у нее не такое лицо, с каким обычно ходят топиться.

— Знакомься, это Светка и Коля, — Катя неопределенно махнула рукой, здраво рассудив, что Галя сама разберется, кто есть кто.

— Галя… — сухо ответила.

— Они поженятся осенью, правда, здорово? — тараторила соседка с тем самым глуповатым видом, который обычно она принимала, чтобы избежать ссоры.

— Да, здорово. Поздравляю.

— Мы к кострам идем, пойдешь?

— У меня дела, — буркнула Галя, искоса поглядывая на пришедшую с Катькой пару. Обыкновенные ребята, у них в деревне таких полно. Девушка изучала внимательно, но спокойно, безо всяких эмоций. Парень вежливо улыбался, смотря в основном мимо. Видно и сам плохо понимал, с какой целью они сюда притащились.

— Светка у нас знаешь как поет? Лучше всех! — хвасталась Катька. — Ей жутко интересно, какие у вас песни. Давай я Ольгу попрошу и она тебя отпустит на сегодня?

— Не надо.

— И Стас очень хотел на тебя посмотреть. Я обещала, что приведу, — словно не замечая отказа, продолжала соседка.

Галя непроизвольно покраснела. Сжала зубы, чтобы не выругаться. С какой стати ее должно колыхать, что кто-то изволил пожелать ее увидеть? Да, кажется от Катьки не столько пользы, сколько неприятностей.

— В другой раз, — на удивление мирно ответила Галя. К счастью, в этот момент ребенок нашел куклу и завопил так радостно, что просто невозможно не обратить внимания.

— Мне пора, — Галя тут же улизнула к своей подопечной и больше не оглядываясь на пришедших ушла с ребенком в дом. Впредь она старалась уходить в дом раньше, чем местные начинали сходиться к костру и Катьке больше ни разу не удалось ее подкараулить во дворе. В дом она ломиться, к счастью, не рисковала.

Через несколько дней, проснувшись утром, Галя вспомнила о своем дне рождения.

Восемнадцать, лениво думала, прислушиваясь к мирному сопению спящей девочки. Мне сегодня восемнадцать.

И никого не было, чтобы рассказать.

Восемнадцать, а кажется — все сто, удивлялась Галя.

Кстати, почему никого? Ведь есть Килька с братьями, которые должны были вернуться еще позавчера. Если уж кому и есть до нее дело, то только им.

После завтрака Галя подошла к Ольге и отпросилась на вечер, впрочем, никак не объяснив причины. Та вдруг очень широко и ласково улыбнулась. Хозяйка вообще редко улыбалась, так что Галя не поняла, что в подобной просьбе радостного.

— Конечно, иди. Можешь хоть каждый вечер уходить, только возвращайся не очень поздно, а то буду волноваться. Хорошо?

Галя кивнула. С чего интересно эта женщина собралась о ней волноваться? Может ее материнский инстинкт распространяется на всех людей с одинаковым именем, как у дочери, независимо от их возраста и желания?

Вечером, в душном вечернем зное, по дороге, которая сильно пахла пылью Галя пошла к дому, где пришедших поселили по прибытию.

Зашла во двор, никого не увидела. Дверь в дом была открыта, но внутри тоже никого не оказалось. Стоя посреди двора, она вдруг растерялась. Даже Кильки нет… И что теперь делать?

— Эй, девушка! — крикнули из-за забора. Какая-то незнакомая женщина с тяпкой в руке поправляла платок. — Галя, да? Если ты этих троих ищешь, то они недавно на реку ушли купаться.

— Спасибо!

Вечер снова стал приятным и Галя поспешила к реке. Прошла по тропинке между домами, обошла Хранителя стороной, спустилась к берегу. В месте, где обычно купались местные (тут Галя пару раз была с детьми, когда самого младшего не приводили) Кильки с братьями не оказалось. Потупившись от любопытных взглядов сидящих на траве людей, она быстро пошла по тропинке вдоль берега. Наверняка, они тоже не в восторге от компании незнакомцев, так что просто ушли подальше.

Галя прошла совсем недалеко, река поворачивала, камыш вылез прямо на тропинку, заставляя ту сильно петлять. С реки дул сильный ветер, пригибал траву к земле. Немного пройдя еще дальше, Галя увидела тех, кого искала. Медленно подошла.

Сначала даже чуть не развернулась и не отправилась обратно, потому что увиденное показалось ей чем-то слишком личным. Хотя ничего особенного не было, все присутствующие были одеты, как для купания. И просто валялись на траве. Ронька на спине, заложив руки за голову и смотря в небо. Килька головой на его груди, как на подушке, смотря туда же. Одной ногой она упиралась в бедро ППшеру, а вторая лежала на его животе.

Сверчки стрекотали так сильно, будто в последний раз. Галя смотрела не отрываясь. И все это: теплый упругий ветер, сладкий аромат цветущей травы, красноречивое молчание людей, понимающих друг друга без лишних слов и основа всего мгновения — тонкая женская ступня, крепко сжатая мужскими пальцами что-то сдвинуло в ее душе. Целый пласт спрессованного прошлого заскользил по наклонной, пополз к неминуемому обрыву и рухнул вниз.

Даже грохот в ушах раздался, когда внутри все переворачивалось, перекраивалось и лепилось по-новому.

Килька повернула голову.

— Галя, — улыбнулась и тут же села. — Привет. Давно не виделись. Иди сюда, чего ты так далеко встала?

Оказавшись рядом, Галя села на траву и вдруг непривычным новым жестом разгладила платье на коленях, прямо как делала Ольга.

— У меня сегодня день рождение, — тихо призналась.

Ожидала, конечно, какой-то реакции, вернее хотела верить, что она последует. Но такое…

— Отличная новость! — жизнерадостно заявил ППшер, тоже поднимаясь. — Осталось достать вина и закуски. Я даже знаю где!

— Все знают, — засмеялась Килька, — Сашка рассказал, да?

— Мне он рассказал самому первому, — важно заявил Ронька, который поленился вставать, поэтому ему приходилось говорить, неудобно повернув голову вбок.

— Раз первому, то ты и отправляйся! — нашелся ППшер, — мы на берегу будем.

Килька со смехом провела рукой Роньке по волосам.

— Влип? Я с тобой пойду, хочешь?

— Хочу.

— Давайте быстрее, а мы с Галей у костров подождем, — ППшер сразу подскочил и пошел к оставленной неподалеку одежде.

— У костров? — только сейчас до Гали дошло, что они говорят о кострах, где вечерами собирается молодежь.

— Ага, мы там были уже, — ничего не заметив, ответила Килька, — там хорошо. Они картошку пекут иногда. С маслом подсолнечным знаешь как вкусно? И песни как поют!

Кряхтя, поднялся и Ронька.

— И нам подарок нужен, — вдруг сказал. — Чего ты хочешь?

— Ничего.

И правда, чего ей хотеть? Она сыта, здорова, с крышей над головой и вдалеке от Тарзана.

— Быстрее давайте. Найдете там что-нить по дороге, — ППшер кивнул Гале и быстро пошел сквозь густую траву к тропинке.

Костер был всего один, зато огромный. Блики света просачивались сквозь деревья, дрожали на воде и плыли по воздуху, уходя высоко в небо. Вокруг костра уже сидели люди, примерно с десяток. Галя пыталась спрятаться за ППшера, но тот вытащил ее из-за спины и важно сообщил окружающим, что сегодня у нее день рождение, потому и место им нужно выделить центральное. Три девушки тут же уступили большое удобное бревно и ППшер без промедления потащил Галю к нему, усадил, а сам пристроился рядом с таким важным видом, что подойти к ним и заговорить долго никто не решался.

К тому времени, когда явились Килька и Ронька, Галя вполне освоилась. Перезнакомилась со всеми окружающими, почти не запомнив имен. ППшер каждому сообщил по какому они тут поводу, практически вынуждая поздравлять. Сначала Гале было неудобно, а потом стало смешно. Как будто брат появился, который охраняет от всяких подозрительных личностей и строго следит за тем, чтобы все вели себя в ее обществе прилично. Галя даже представить не могла, что он способен быть таким… таким простым и понятным, что ли. Таким веселым и родным.

У Гали не было братьев и она никогда об этом не жалела. До этого вечера. От такого брата, как ППшер она бы сейчас не отказалась.

Подошла Светка, которая тогда приходила с Катей, улыбнулась в ответ на требование поздравлять, сказала, что споет ей в подарок самую любимую свою песню и села рядом. ППшеру пришлось промолчать и подвинуть ноги, чтобы той хватило места.

Потом Светка улыбнулась еще раз. И запела. Все мгновенно замолчали. Килька опустила прямо не землю небольшие глиняные стаканчики, в которые они с Ронькой собирались разливать вино и сложила руки на коленках.

Голос лился над рекой — сказочный, чистый…

При долине куст калины,

В речке синяя вода,

Ты скажи, скажи, калина,

Как попала ты сюда.

Песню Галя хорошо знала, но голос был настолько сильным, красивым, что она звучала совсем по-новому, пробиралась в самое нутро и словно сжимала грудь в кулаке. Видимо Светка одна из тех мастериц, кто способен пением выдавить слезу даже из камня. Она смотрела куда-то вдаль, ничего не замечая. Вздохнула только когда прозвучали последние слова:

Ты не дуй, холодный ветер,

Не считай за сироту,

Надо мною солнце светит,

Я по-прежнему цвету.

Рядом тихо переговаривались какие-то девчонки, ППшер неотрывно смотрел в огонь, будто спал с открытыми глазами, а Ронька задумчиво крутил в руках кувшин с вином. Килька молча наклонилась и подобрала стаканчики.

Оглянувшись по сторонам, Галя увидела Катьку. Глаза у соседки были размером с блюдце. Подойдя ближе, она нагнулась и тихо сообщила.

— Сейчас Стас придет.

Гале стало смешно. К чему такая секретность? Как на смотринах, ей-богу.

Стас действительно вскоре пришел и оказался моложе, чем Галя думала после Катькиных восхвалений. Почему-то она считала, что замуж хотят за взрослых, сильных, уверенных и нерушимых. Хотя вероятно он был сильным, по крайней мере, Стас был высоким, с широким разворотом плеч. Смотрел он прямо, спокойно, не дергался и не краснел как подросток. Потом как-то неосознанно пошевелил рукой, будто она болела и Галя резко отвернулась…

Он ужасно походил на Яшера. Значит, Яшер тоже был красивый? И уж точно не менее сильный.

Она быстро попыталась вспомнить что-нибудь гадкое, чтобы испортить, убрать это нежданное воспоминание. Но вот незадача — помнила только его ласки. Пусть неуклюжие, но осторожные. И как уже не хватало сил сдерживать стон.

Это самое главное унижение! Не то, что ее кому-то отдали, а то, что она была этому практически рада! Галя дернула головой, отгоняя память чужих рук подальше. Пошло оно все!

К счастью Килька с Ронькой как раз принялись раздавать вино. К тому же по пути они подцепили еще двоих парнишек, которые принесли черешню, так что угощение удалось.

Галя сидела рядом с Ронькой, слушала рассказ Кильки, даже не понимая о чем он. Удивилась, увидев перед собой Светку.

— Спой теперь ты, — предложила она.

— Я?

— Какую-нибудь из любимых. Нам же интересно, что у вас поют.

— Хорошо, — неожиданно для себя самой согласилась Галя.

Петь она начала примерно в тоже время, как говорить. С рождения Галю сопровождали песни, нежные колыбельные, грустные девичьи, мягко оттеняющие закат и веселые праздничные, заставляющие ноги плясать. В деревне песни помогали работать, отдыхать, просто жить. Все дни пропитаны ими, как губка водой… Когда-то Галя пела очень неплохо.

Вопроса что петь даже не встало. Конечно то, что Галя любила больше всего. Она улыбнулась Кильке и запела:

Бежит река, в тумане тая,

Бежит она, меня дразня,

Ах, кавалеров мне вполне хватает,

Но нет любви хорошей у меня.

Никакой скованности не осталось. Галя улыбалась Кильке, наслаждалась ее восторженным удивлением и пела…

Когда песня закончилась, Светка кивнула головой

— Неплохо. У нас тоже такую поют.

Вечер, в общем, получился на удивление приятным. Ронька покачал головой.

— Ну вот… а нам ни разу не пела.

Галя пожала плечами.

— Как-то не сложилось…

— Зря, — обижено буркнула Килька, которая уже успела признаться, что поет так же красиво, как вопит лось во время гона.

Когда вино допили, а Светка по очереди с другими девчонками спели пожалуй все, что только могли спеть, кому-то удалось уговорили петь Стаса. В качестве, конечно же, подарка. Он согласно кивнул, серьезно смотря на Галю. Голос у него оказался… опасный. Именно так. Наверное, замуж за него хотят только из-за голоса, подумала Галя, не давая сердцу замереть от восторга.

Снегопад, снегопад,

Снегопад давно прошел,

Словно в гости к нам весна опять вернулась.

Отчего, отчего,

Отчего так хорошо?

Оттого что ты мне просто улыбнулась…

Галя не стала на него смотреть. Зато рядом сидела Катька на лице которой легко читалось все, что приходит в голову каждой молодой девушке при звуках подобного чарующего голоса.

Потом настала пора расходиться. Галя отказалась от провожатых в виде Кильки с братьями, потому что вполне могла дойти на пару с Катькой. Но их пошел провожать Стас. И еще несколько человек, которые жили неподалеку.

Дойдя до забора, Галя, тщательно подбирая слова, поблагодарила всех за вечер и за то, что проводили, хотя ей было бы проще и быстрее дойти самой, не подстраиваясь под чужие шаги и разговор.

Вечер прошел на редкость тепло, но следующим Галя никуда не пошла.

И следующим.

Песни это прекрасно, но одного вечера для разнообразия вполне хватит. А петь можно и маленькой Гале, которая с удовольствием слушает и старательно подпевает.

И не таращиться круглыми серьезными глазами.

Тихий скрип открывающихся ворот…

Степан проснулся мгновенно, но так же мгновенно замер и перестал дышать.

— Вставайте, — раздался шепот. Слишком тихий, чтобы разбудить крепко спящего человека.

Степан не дышал, чтобы не нарушить игру. Иначе придется ждать целые сутки, пока она снова придет.

Легкий скрип соломы под ногами. Потом немного другой — перекладины лестницы, по которой она взбирается наверх, придерживая рукой подол платья. Однажды он лежал так удачно, что видел, как закусив губу Рада поднимается на сеновал, держась одной рукой за лестницу и на каждой ступеньке на миг замирая, чтобы восстановить равновесие.

— Мама зовет завтракать, — тихо говорит, оказавшись наверху, но ответа, конечно же, нет. Младший сын сапожника Павлик спит на спине, разбросав руки в стороны и не слышит. А Степан слышит, но ни за что не станет этого показывать, потому что иначе она не сделает…

Еще один шаг… Рада приседает рядом и осторожно прикасается к его плечу. Потом легко, словно гладит, кладет на него руку. Еще пару секунд водит пальцами, а потом словно опомнившись, крепко сжимает и трясет.

— Степан! — говорит громким голосом. — Вставайте! Завтракать пора. Павлик!

Теперь можно и просыпаться. Степан поворачивается, но Рада уже исчезает внизу, спускаясь по лестнице.

— Опять вставать, — бурчит Павлик. А Рада уже пропала. И вернется только следующим утром.

Когда она прикоснулась к нему впервые, он целый день ходил оглушенный. Хорошо помнил, как это случилось — накануне вечером он наводил порядок в мастерской, а когда выходил, резко толкнул дверь и эта дверь чуть не шарахнула ее по лбу. Рада резко отклонилась, не устояла и упала на землю.

Степан бросился поднимать, путано извиняясь, а потом так же тщательно отряхивать ее юбку, не сразу поняв, что делает нечто непозволительное. Замер не в силах выпрямиться и пошевелиться.

— Да ничего страшного! — прошептала Рада, а потом неуверенно улыбнулась.

Следующим утром она впервые прикоснулась к его плечу и теперь каждый день стал длинным отрезком времени, который нужно переждать до вечера, когда можно ложиться спать. А значит — проснуться от ее появления…

За столом как обычно собралась вся семья. Хозяин Игорь Иванович, толстоватый мужчина с круглой лысиной на голове, его жена Татьяна, которая словно бешенная носилась по кухне, старшая дочь Люся, что осенью выйдет замуж. Младшей, Раде, этой весной исполнилось пятнадцать.

Каждый завтрак был похож на прежний — Татьяна жаловалась, что ей никто не помогает, но когда дочери пытались встать и помочь, кричала, что они ей ужасно мешают, потому пусть лучше не лезут под руку!

Игорь Иванович с удовольствием посматривал на жену, Павлику было скучно, он лениво ковырял кашу и почти ничего не ел.

Когда Степан здесь появился, семья как раз завтракала. Он извинился и вышел во двор, чтобы не мешать. Вслед за ним выскочила Татьяна, замерев и набирая воздуха в мощную грудь. Но рассмотрев Степана поближе, вдруг сдулась и сказала совершенно спокойно:

— Пойдем завтракать.

— Я уже ел, — Степан опустил глаза. Хотя вряд ли кружку молока и хлеб можно считать завтраком, но с другой стороны… Раньше у него был один хозяин, а тут еще получается и хозяйка?

— Пойдем, еще поешь. Вам можно хоть через час есть, все равно голодные остаетесь! А то «не хочу», а потом таскаете из кухни пряники! — сварливо закончила.

— Я не буду таскать, — быстро пообещал Степан.

Галина подалась назад.

— Не будешь? — переспросила. Больше ничего не сказала. Молча распахнула дверь, приглашая войти. Вернее, почти приказывая.

В тот день Степан не обратил никакого внимания на дочерей хозяина. Он свыкался с мыслью, что снова добровольно возвращается к положению слуги. Но что еще делать? Кильке с братьями он не нужен. Галя ушла.

Собственно, чему удивлять? Он никогда никому не был нужен с тех пор, как не стало родителей.

Придется терпеть. Видимо, Бог хочет испытать его веру. Его терпение. Пусть. Степан смириться со всеми выпавшими на его долю испытаниями, пусть даже со смертью. Ведь с какой-то стороны она принесет покой…

Когда прямо за завтраком хозяин с женой принялись рассуждать, куда его поселить и решили, что пока на сеновал, он даже не удивился. Хорошо хоть не в хлев. Повезло, что лето и ночи теплые.

Но потом оказалось, что там уже спит их сын Павлик. И после завтрака Степану выдали два одеяла и подушку.

— Если будет холодно, скажи, еще одно дам, — сказала Татьяна. — А осенью Люся к мужу уйдет, тогда мы вас с Павликом поселим в комнату, где сейчас дочери живут.

— А… — Степан хотел узнать, куда они собираются деть вторую?

— За печкой отгородим, — махнула рукой Татьяна. — Вас же теперь двое, а она одна, значит, вам комната нужнее.

Это был первый раз, когда Степан не знал что сказать и что вообще думать. Не мог уложить в своей голове, что кто-то поселит собственную дочь за печкой потому считает постороннего парня кем-то настолько важным, из-за кого стоит менять планы.

Но окончательно его мир рухнул и родился заново через день, когда Степан почти полностью испортил стопку готовой кожи, которая шла на подошву. Из бычьей шкуры, разрезанной на полоски, Игорь Иванович собственноручно готовил толстую кожу. Остальную, мягкую, приносили от дубильщика уже готовой. И вот стопку разрезной на удобные части кожи Степан совершено глупым образом уронил в огонь. Упал, зацепившись за брошенный на полу беляк для растяжки кожи и куски словно перенеслись по воздуху прямиком в горящую печь. Вонь паленого разлетелась по мастерской, когда шкура занялась. Степан, поняв, что наделал, бросился ее доставать. Прямо так, голыми руками.

И отлетел назад, когда Игорь Иванович сильно оттолкнул его от печи.

Все, сейчас он меня прибьет, решил Степан, впервые увидев на лице хозяина гнев. Испортил ценную вещь, из которой вышло бы подошв как минимум на пять башмаков!

Хозяин схватил кочергу и стал ковыряться в углях, пытаясь вытащить из огня пылающие куски. Когда на утоптанном земляном полу остались лежать скорченные черные трубочки, окатил их водой из ковша и тогда только вернулся к Степану.

— Ты куда лезешь? — мрачно поинтересовался Игорь Иванович. — Совсем сдурел? Это просто шкура! А руки у тебя единственные, их нужно беречь, понял?

Степан быстро кивал, ожидая наказания. Игорь Иванович вдруг присел рядом, наклонился.

— Испугался? Жалко, конечно. Я однажды, знаешь что? Готовые туфли, которые жене на праздник шил — тонкие, с аппликацией отложил в сторону, а потом забыл и тоже в огонь смахнул. Крику было! — он на секунду улыбнулся и снова стал серьезным. — Не дури больше, Степан. Это просто вещь. Заменимая. А части тела у людей — незаменимые. Понял?

Степан кивнул не сразу. Не сразу понял, что его не будут ни бить, ни наказывать.

Ему понадобилось несколько дней, чтобы поверить. Чтобы убедиться — работу по хозяйству с его появлением разделили поровну, честно. Что убирать мастерскую ему приходится только в порядке очереди, в которой участвовал даже Павлик. Что широкий размах, с которым Игорь Иванович хлопает его рукой по плечу просто дружеский жест и не больше. Куда больше времени ушло на то, чтобы к этому привыкнуть.

Теперь, молясь перед сном, Степан благодарил своего бога за то, что тот подарил ему настоящую семью. И никогда раньше молитва Степана не была настолько искренней.