Старая Русса в истории России

Глава VIII. “КТО БЫЛ НИЧЕМ, ТОТ СТАНЕТ ВСЕМ!”

Неимоверные трудности, до этого толкавшие массы к революции, во весь рост встали перед новой властью. И не было дефицита в упреках и предсказаниях. Даже Максим Горький, несомненно, сочувствующий революции, не мог осмыслить происходящее и 7 ноября в меньшевистской газете “Новая жизнь” писал: “Рабочему классу следовало бы понять, что Ленин проводит свой опыт на его шкуре и с его кровью... Народные комиссары смотрят на Россию как на материал для эксперимента”. Роза Люксембург (левые силы Европы), предсказывала: “... В отдельно взятой стране даже в высшей степени полная готовность и величайшая жертвенность рабочего класса неизбежно и закономерно запутаются в хаосе противоречий и ошибок”.

Однако суть дела, по выводам видных историков, вовсе не во взятии власти большевиками в одной стране, а в характере ее использования. Первой серьезнейшей ошибкой было преждевременное введение социализма путем “Военного коммунизма”, непонимание ситуации, забегание вперед и подмена “реальнодемократического содержания переворота” “мнимосоциалистическим”. Ну, а затем — действия Сталина, сознательно ревизовавшего уже найденный Лениным путь через нэп. Но об этом в свое время.

Советская власть в Старой Руссе была провозглашена. Однако целых десять месяцев продолжали действовать Городская дума и Земская управа. Совет не имел необходимых кадров и аппарата, чтобы непосредственно руководить хозяйством.

Немало старорусцев еще сидело в окопах, ведь уже через несколько дней после Октябрьских событий немцы перешли в наступление на одном из участков Западного фронта. Некоторые недавние офицеры и унтер-офицеры участвовали в создании первых соединений Красной Армии и Флота.

Потомок героя Отечественной войны 1812 г. Виктор Андреевич Погребов в качестве начальника штаба помогал С. М. Буденному формировать кавалерийский корпус. В рядах конников был и его брат Борис Андреевич, позже — командир авиакорпуса. Федор Кузьмич Кузьмин, офицер лейб-гвардии Измайловского полка, был назначен комиссаром 28-й “железной” Дивизии. Впоследствии он стал преподавателем Военной академии им. Фрунзе, в числе первых получил звание генерал-майора советских Вооруженных Сил. Его брат Иван Кузьмич после прохождения курсов командовал Отдельным горским полком и также стал генералом.

Николай Михайлович Толокнов принял на себя командование миноносцем “Прочный” во время исторического Ледового перехода Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт. Вскоре он возглавил отряд миноносцев, направленный на Волгу в помощь армиям Восточного фронта. С января 1916 г. находился на передовых позициях прапорщик Василий Казимирович Зайончковский. Некоторое время он командовал батальоном, затем руководил курсами комсостава в Петрограде. Впоследствии стал профессиональным военным, генерал-майором.

Путь от рядового до маршала артиллерии прошел Николай Дмитриевич Яковлев. В январе 1917-го он был призван на службу и вскоре отправлен на фронт. Умный, начитанный юноша, с 15 лет зарабатывающий на хлеб насущный, быстро завоевал авторитет боевых товарищей и был избран членом комитета 168-го Пошехонского полка... Окончив артиллерийские курсы комсостава, участвовал в боях на Кавказе, затем учился в академии имени Фрунзе и Академии Генерального штаба. С 22 июня 1941 г. Н. Д. Яковлев — начальник Главного артиллерийского управления.

1918 г. 5 января в 4 часа дня открылось Учредительное собрание. Результаты выборов оказались далеко не в пользу находившихся у власти. За них проголосовало всего около 24 процентов избирателей, тогда как за эсеров вместе с меньшевиками 62 процента...

Из 715 избранных, в силу сложившихся условий, присутствовало 410 депутатов, большевиков не было и 120. Заседание открыл старший по возрасту депутат, избрали председателя. Но последний был отстранен опоздавшим Свердловым. Высокий представитель власти сходу предложила утвердить Декреты, принятие II съездом Советов. Не получив немедленного согласия, покинул зал, за ним делегаты правящей партии, потом левые эсеры... Поздней ночью “уставший” караул “освободил помещение”, а днем ВЦИК распустил декретом “собрание контрреволюции”.

Это было первое применение силы при решении вопросов общенационального политического устройства. Опыт прошел успешно, и государственная сила надолго стала основным аргументом в любых общественных ситуациях. Пытаясь как-то объяснить подобную “демократию”, БСЭ (т. “СССР”) в 1948 г. сообщала: “Выборы проходили еще до Октябрьской революции и большинство составили эсеры и меньшевики, не отвечающие интересам трудящихся”. БСЭ (т. 27) в 1977 г., ни чуть не сумняшеся, уже утверждала, что выборы происходили после Октября, когда рабочему классу и его партии было не до них. И они не отражали истинного положения вещей. А отсюда следовало — “разогнать!”.

Уже к началу года Старорусская городская партийная организация большевиков значительно пополнилась. Возвратились Николай Быстров, Михаил Куничев, Петр Клоков, Иван и Василий Вихровы... Последний еще мальчишкой ушел из с. Дегтяри в столицу на заработки. Там стал большевиком, познал тюрьму и ссылку. По заданию ЦК вел пропаганду на фронте среди солдат, участвовал в работе VI съезда. Приехав в родные места, он был назначен уездным военным комиссаром.

В феврале после тяжелой контузии приехал Петр Кириллов, уроженец с. Учно (ныне Волотовского р.). На фронте он организовал выпуск газеты “Окопная правда”. В родном городе стал работать в советской типографии. 6 марта вышел первый номер “Известий Старорусского Совета”. Позднее газета была переименована в “Красный пахарь”, а затем — в “Трибуну”. П. К. Кириллов умер 13 мая 1920 г. от сыпного тифа. Его имя носит улица, где находится современная типография.

По просьбе, направленной в Москву, ЦК откомандировал в Старую Руссу Ф. С. Григорьева. Знакомый с городом еще по подполью, он возглавил организацию, насчитывающую 52 коммуниста. Уком размещался сначала на Троицкой улице, затем в помещении бывшего Дворянского собрания — на улице Александровской.

В своих воспоминаниях Федор Семенович писал: “Обстановка была напряженной до предела, хозяйничали меньшевики, анархисты, эсеры. Решили провести перевыборы исполкома Совета. Однако опять результаты неутешительные: 6 большевиков, столько же левых эсеров, два анархиста и один, как мы выражались “ни туда, ни сюда”. Развернуть работу по-настоящему так и не удалось. Наступление кайзеровских войск заставило многих снова взяться за оружие”.

Захватив власть, большевики призвали к всеобщему миру без аннексий и контрибуций. Но, не дожидаясь отклика союзников, начали сепаратные переговоры, что было грубейшим попранием международных обязательств России и нарушило принцип преемственности во внешней политике. Германия настаивала на оставлении за нею Польши, Прибалтики, части Белоруссии. В условиях развала старой армии и до создания новой Ленин решительно отстаивал заключение мира даже на этих тяжелейших условиях:

“Иначе гибель советскому строю”. Однако глава русской делегации Троцкий самовольно прервал переговоры, заявив: “Советская Россия мира не подписывает, но войну прекращает и армию демобилизует”.

18 февраля[2] немцы повели наступление по всему фронту. Вслед за ними их союзники австрийцы, турки. Остатки старой армии, находившейся в стадии демобилизации, не устояли. За несколько дней противник захватил территорию в три раза превосходившую ту, которую занимал с августа 1914 г.

23 февраля молодые части Красной Армии в боях под Псковом и Нарвой остановили продвижение врага на Петроград. “23 — 24 февраля южнее Пскова, — говорилось в немецкой сводке, — наши войска натолкнулись на сильное сопротивление”. Убедившись, что с налету взять не удастся столицу России, Германия вернулась к столу переговоров. Но условия поставила еще более тяжелые.

3 марта. Новая советская делегация, не обсуждая грабительских пунктов, подчеркнув их насильнический характер, подписала соглашение. Позорный и циничный, “похабный”, — по признанию самого Ленина, — Брестский мир все же давал необходимую передышку для создания новой армии, укрепления Советской власти, приведения в порядок хозяйства. Правительства Антанты заявили о непризнании Брестского мира и ускорили развитие интервенции.

На базе завесного отряда, стоявшего против немецких войск на демаркационной линии Карамышево — Подсевы — Шмойлово — Верхний мост, началось формирование 1-й Старорусской (с 31 мая 2-й Новгородской) стрелковой дивизии. Штаб располагался в Старой Руссе в Ильинской слободе близ курорта, затем в курортной гостинице. Город комплектовал два полка, один из них — вместе с Демянским уездом. Остальные части создавались в Новгороде, Валдае, Боровичах...

Довольно успешное сначала формирование дивизии вскоре значительно замедлилось, а в некоторых волостях Старорусского уезда и сошло на нет. Далеко не последнюю, а вернее даже основную роль сыграло введение продовольственной диктатуры.

13 и 27 мая были изданы декреты ВЦИК и СНК, предусматривающие централизацию всего продовольственного дела в области заготовок распределения, неуклонное выполнение хлебной монополии. Крестьян юго-западной части Приильменья, дающей около четверти товарного хлеба губернии, особенно волновала начавшаяся борьба с так называемым “мешочничеством” и “спекуляцией” вплоть до объявления “врагами народа” тех, кто скрывал “излишки” хлеба, не вывозил на ссыпные пункты. Против тех, кто оказывал противодействие, применялась вооруженная сила, им угрожали тюрьмой и конфискацией имущества. Старорусцы понимали, что это лишь прелюдия, всего-навсего цветочки, а ягодки — впереди.

Полностью поддерживали аграрную политику правительства, наверное, только земледельческие коммуны. Это были: “Березка” (пять семей, с. Ивановское), “Старина” в одноименной деревне, “Прилучье” (пять семей, Ходыня), имени Ленина (семь семей, д. Перетерки), “Заря” (с. Дегтяри). Члены коллектива последней записали: “Мы отказываемся от всякой личной собственности. Все пожитки свои и имущество движимое и недвижимое, денежные знаки передаем в общее достояние коммуны”. Однако удельный вес их в экономике был ничтожно мал, несмотря на передачу имущества бывших помещиков и денежную помощь для приобретения сельхозорудий, скота, семян, удобрений. Организовывали их, как правило, бедняки и батраки, мало что сведущие в самой организации производства. Да и коллективы не превышали по численности 9 — 11 хозяйств.

Все более активную помощь отцам и старшим братьям стала оказывать молодежь. Еще в феврале при единой трудовой школе II ступени организовался социалистический кружок. Собираясь два раза в неделю, молодые люди знакомились с основами марксистского учения и текущими событиями. Большая классная комната набивалась до отказа. Количество членов росло, вливались и рабочие, вносившие боевой дух.

Самостоятельно существовала железнодорожная организация, созданная в дни Октября мастером Иваном Скориным и его учеником Сережей Плотниковым. Многие из них не соглашались быть вместе с “чистенькими”, как и те не торопились соединяться с “синими блузами”. Но голоса молодежи уже слышались на собраниях и митингах, юные коммунары пополняли продотряды, уходили добровольцами на фронт.

В начале июня в город для лечения прибыл раненый брат Ф. С. Григорьева — Никандр. Энергичный партработник, лично знакомый с В. Д. Бонч-Бруевичем, он, насколько позволяло здоровье, помогал формировать советский аппарат и части Красной Армии.

8 июля состоялся уездный съезд Советов. Один из основных вопросов — продовольственный. На базаре бутылка молока уже стоила 50 рублей, фунт свинины (409,5 гр.) — в два раза дороже, а средний дневной заработок рабочего составлял каких-то двадцать с лишним рублей. Люди пухли и умирали от голода. Продовольственная управа явно не справлялась со своеей задачей, но и винить ее, казалось, не за что. Декреты СНК, рассчитанные на изъятие товарного хлеба у зажиточных крестьян, не достигали цели. Уже весной посылали рабочие отряды на помощь комбедам по определению “излишнего хлеба” и изъятию его по “твердым ценам”. Можно представить, сколько было злоупотреблений!

В Налючскую волость пришлось даже посылать взвод красноармейцев, чтобы предотвратить схватку возмущенных крестьян с одним из распоясавшихся руководителей такого отряда. Далеко не спокойно было в Поддорской, Черенчицкой, Коломской, Шотовской, Славитинской и Городецкой волостях, селах Доварус, Маклаково, Астрилово и других.

Съезд решил создать при исполкоме специальный контрольно-распределительный орган. Руководить им поручили недавнему матросу Михаилу Куничеву. Последний здесь же внес несколько предложений, как наладить учет продовольствия, организовать борьбу со спекуляцией и самогоноварением, взять под контроль мукомольные мельницы.

В заключение решили увеличить состав исполкома и заодно пересмотреть его. Удалось провести еще трех большевиков, но столько же прибавилось эсеров и анархистов. Более того, пост председателя занял левый эсер, Федор Григорьев вынужден был довольствоваться ролью заместителя. Правда, секретарем исполкома остался Петр Клоков. А события надвигались с невиданной скоростью.

10 июля в Славитино для организации волостного военного комиссариата прибыли одиннадцать красноармейцев. Председатель местного Совета Голубев, из весьма зажиточных крестьян, с сыном — бывшим офицером, всячески противодействовали красноармейцам, за что были арестованы. Поддавшись уговорам родственников, односельчане освободили их.

Кто-то пустил слух, что из Старой Руссы едут красноармейцы косить крестьянскую рожь. Подстрекаемые Голубевыми, жители ряда деревень, похватав топоры и вилы, обрезы и охотничьи ружья, двинулись к Волоту. На станции обезоружили охрану и разобрали путь.

Для подавления мятежа туда направили отряд во главе с членом исполкома, завгороно П. А. Мироновым. Возле разъезда Взгляды произошла схватка с передовым заслоном. Один красноармеец был убит. Бойцы обезоружили более пятидесяти человек, но при дальнейшем продвижении их снова обстреляли. Был убит командир... П. А. Миронова с почестями похоронили на Симановском кладбище, а улицу, на которой он жил, вскоре назвали его именем.

Не успели пережить один мятеж, как вспыхнули новые — в с. Доварус и в д. Веряжа. Появились бунтовщики в Должинской волости... Но и в этих условиях старорусцы не забывали о помощи стране. С продолжением формирования 2-й Новгородской дивизии, по распоряжению губвоенкома, началось комплектование еще одного Старорусского пехотного полка. Завершилось оно в конце июля в Боровичах, где в полк влились новгородская и местная роты добровольцев. Полк действовал в составе прославленной 26-й Златоустовской дивизии под Казанью, Уфой, Омском, Челябинском, Барнаулом.

2-я Новгородская дивизия в ноябре вошла в состав 7-й армии (штаб ее находился в Новгороде). Она отличилась в боях под Островом и Псковом, при наступлении на Варшаву. Первым ее комиссаром был Я. Ф. Фабрициус, затем С. П. Восков и Н С. Григорьев, знавший многих командиров и рядовых по встречам в Старой Руссе. Никандр Семенович Григорьев погиб в неравной схватке с отрядом противника, прорвавшимся к полевому штабу. Он похоронен на Марсовом поле Петрограда. Здесь его имя носят типография и улица.

17 июля, по официальному сообщению, был расстрелян Николай II. Однако уже через несколько дней до той же Старой Руссы докатилась весть, что в Екатеринбурге убили всю семью: императрицу, дочерей, больного сына и даже слуг. И в здешних деревнях также появилась “третья сила”, не признающая ни красных, ни белых — “раз царя ухайдокали”. А СНК как будто специально старался укрепить их в неверии.

5 сентября старорусцы с содроганием читали постановление о “Красном терроре” в ответ на убийство председателя Петроградского ЧК Урицкого и покушение на Ленина. Правда, несколько успокаивало разъяснение, что это касается лишь “лиц, прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам”. Однако уже через пару дней из столицы привезли достоверные факты расстрела 500 заложников, не имеющих никакого отношения к упомянутым актам.

А что же творилось в провинции особенно ясно после официального разъяснения видного чекиста Лациса: “Мы не ведем войны против отдельных лиц, мы истребляем буржуазию как класс”. И не случайно Максим Горький писал в “Несвоевременных мыслях”, что классовая ненависть была одной из движущих сил, а “совесть издохла”. Старый большевик Ольминский сообщал, что “в провинции не красный террор, а сплошная уголовщина”.

5 октября — новый декрет “О введении трудовой повинности” на работы, необходимые фронту. Вскоре уже старорусцы из бывших буржуа получили специальные книжки, куда заносились данные о выполнении. И не успели одни посокрушаться, другие — позлорадствовать, как таковую обязанность ввели для всех. С этого времени, кроме основной работы, каждого могли привлечь на восстановление дорог и очистку их от снега, заготовку дров, перевозку грузов... Да, собственно, на любую работу без вознаграждения. Газеты пестрели сообщениями о грандиозном трудовом подъеме среди населения. Затем так называемые “субботники” были оправданы как “ростки коммунистического труда”.

В начале ноября старорусцы полностью осознали и большевистский принцип: “Кто не работает, тот не ест”, и что такое карточная система. Даже занятые трудом могли иметь всего 3—4 иждивенцев, на которых полагались карточки. А если многодетная семья?! Потом ввели “пайки” со скромным набором для рядовых граждан. Но количество профессий и должностей, ими обеспечиваемых, было весьма ограничено. В то же время продукты можно было достать только “из-под полы” втридорога, ибо специальным декретом частная торговля запрещалась: “Снабжение на местах должно быть организовано только через государственную и кооперативную сеть!”.

Но и это было лишь прелюдией продразверстки, которая по признанию Ленина означала “не только отобрание излишков, которых едва ли могло хватить даже при правильном распределении”. Так все больше и больше смещались акценты, лозунги, призывы, переходя все настойчивее и круче от “реальнодемократических” к “мнимосоциалистическим”.

Не найдя с самого начала правильного решения проблемы экономической смычки города и деревни, советская власть и большевики фактически применяли государственное насилие не только против эксплуататоров — буржуа и помещиков, но и против крестьянства и самих рабочих. Здесь, наверное, как нигде, оправдывался афоризм: “Благими намерениями вымощена дорога в ад”.

1919 г. Тяжелые дни переживала молодая Советская Республика: вокруг нее сжималось кольцо интервенции и блокады. Главную надежду контрреволюция возлагала на адмирала Колчака. Одновременно из Прибалтики наступал генерал Юденич с участием белоэстонских дивизий. Псковский участок в направлении Дно — Старая Русса — Бологое приобретал особое значение: в случае прорыва враг мог отрезать Петроград от Москвы.

19 февраля директивой Главкома Красной Армии И. И. Вацетиса с целью объединения действий войск на западном и северо-западном направлениях был образован Западный фронт с местом дислокации штаба в Старой Руссе. Создавался он на базе Северного фронта, который расформировывался.

24 февраля в город прибыли из Ярославля: командующий фронтом Д. Н. Надежный, в прошлом генерал-лейтенант царской армии, начальник штаба Н. Н. Доможиров (с 26 мая Н. Н. Петин, полковник старой армии), член РВС Р. А. Римм. Около месяца штаб располагался в 21 вагоне на железнодорожной станции, затем по предписанию Троцкого им освободили помещения курорта, занимаемые госпиталем.

Политотдел, расположившийся в гостинице на Старогостинодворной улице, направил в помощь местному УК РКП (б) своего 23-летнего работника Ивана Варфоломеева для создания Коммунистического Союза молодежи на основе железнодорожной и школьной организаций. Вскоре комсомольские ячейки появились на заводе “Пролетарий” (в прошлом фабрике Лютера), в Славитине, Волоте, Жглове, Городцах. По призыву партии лучшие силы из них уходили на фронт.

В середине мая войска Юденича прорвались южнее Нарвы и в районе Пскова, овладели Гдовом и Ямбургом. В Петроград с особыми полномочиями выехал член РВС республики И. В. Сталин. 20 — 22 мая он находился в штабе Западного фронта и по прямому проводу из Старой Руссы докладывал Ленину обстановку.

Особое беспокойство вызывала боеспособность 7-й армии, прикрывающей Петроград. В штабах ее полков и дивизий было разоблачено несколько агентов противника, пробравшихся туда под видом военных специалистов.

27 мая в связи с выходом противника в район Луги и взятием Пскова в Старой Руссе был создан уездный совет рабоче-крестьянской обороны. В помощь ему из оставшихся коммунистов и комсомольцев сформировали части особого назначения — ЧОН. Они помогали сохранять революционный порядок, боролись с саботажем.

5 июня в Старую Руссу прибыл новый член РВС фронта Б. П. Позерн, зарекомендовавший себя незаурядным организатором на посту комиссара Северного фронта и Петроградского военного округа. По его указанию во все 26 волостей уезда были командированы ответственные товарищи для проведения собраний. В результате вслед за большим партийным коллективом фанерного завода ушли на фронт ячейки Астриловской, Воскресенской, Губинской, Доворецкой, Шотовской, Высоцкой и Мануйловской волостей.

9 июля Сталин вновь появился в Старой Руссе как член РВС Западного фронта и с теми же особыми полномочиями Совета рабочей и крестьянской обороны.

22 июля Д. Н. Надежного сменил новый командующий В. М. Гиттис, в прошлом полковник старой армии. И поскольку положение на Северо-Западе несколько стабилизировалось, штаб фронта передислоцировался в Молодечно (затем в Двинск, Смоленск).

В тяжелый для Республики момент активизировалась деятельность продотрядов. Разумеется, это вызвало и ответную реакцию. В д. Сергово крестьяне разгромили отряд Ивана Гринева, погибли семь человек. Односельчане, пытавшиеся остановить своеволие, были избиты. На место с отрядом ЧОН выезжал Е. П. Пугачев.

На очередное ли сообщение губисполкома в Москву или политдонесение в РВС обратили внимание, но в Новгородскую губернию были командированы два представителя ВЦИК для выяснения причин и принятия срочных мер в борьбе с “контрреволюционными выступлениями”. Посланные, ознакомившись с обстановкой в Старорусском уезде, впоследствии на внеочередной партконференции поставили вопрос “Об отношении к среднему крестьянству”. (Некоторые из участников конференции никак не соглашались с тем, что в деревню можно ходить невооруженному и настаивали, что “самым верным аргументом является наган”. Решением высокого собрания у целой группы таких делегатов были отобраны партбилеты).

Между тем продовольственный кризис углублялся, на уезд снова надвинулся голод. По так называемому “бронированному” (гарантированному) пайку рабочие получали всего 100—200 граммов хлеба в день. Ржаная мука заменялась просяной. На месяц (!) выдавали не более чем по фунту мяса, рыбы, сахара, менее фунта соли, один коробок спичек. Даже работающие получали карточки максимум на четырех иждивенцев. А остальные?! В государственной торговле не прикупишь, а частная — запрещена. Обувь и мануфактура также распределялись по карточкам.

Остро встал вопрос о спасении юного поколения. По решению Совета различными формами общественного питания было охвачено 10 тысяч школьников и дошкольников. Открыт детский сад на 40 и приют на 400 мест.

9 сентября в Старую Руссу прибыл уполномоченный ВЦИК, председатель Высшей военной инспекции Н. И. Подвойский. Вечером он выступил на митинге железнодорожников с речью о международном положении, на другой день провел чрезвычайное заседание уисполкома. Высокий представитель Москвы подробно рассказал об условиях развития и укрепления советского государственного аппарата, подверг критике деятельность продовольственного отдела исполкома и потребовал послать туда надежных работников.

Осенью Антанта предприняла новый поход. Основная ставка была сделана на Деникина. В момент его наибольших успехов Юденич опять двинулся на Петроград и во второй половине октября вышел на ближние подступы к городу. Правым крылом фронта противник овладел Стругами Белыми, Лугой, Батецкой. Казачьи разъезды появились в 30 км от Новгорода.

В связи с угрозой прорыва в южное Приильменье, под Старой Руссой на линии Бологижа — Дубки — Муравьеве — Пуговкино — Старина — Гарижа — Деревково части гарнизона с помощью населения рыли окопы, воздвигали пулеметные и орудийные капониры, ставили проволочные заграждения. Спешно формировался стрелковый полк укрепрайона. В гостинице на Старогостинодворной разместился его штаб во главе с Р. П. Пуцитом.

В конце ноября — начале декабря остатки армии Юденича были отброшены на территорию Эстонии, где разоружены буржуазным правительством.

Еще в ходе борьбы с контрреволюцией в городе развернулись работы по благоустройству. Летом закончили прокладку трамвайной линии, связавшей вокзал с курортом. Началось строительство новой электростанции.

1920 г. Январь. В Старую Руссу пришел декрет СНК от 23 января “О безденежных расчетах между советскими предприятиями и учреждениями”. Это было началом установления безденежных отношений, которые к концу года уже пронизывали всю экономику страны и быт ее граждан. И все же главным вопросом оставался продовольственный. Как и везде согласно декрету пытались наладить снабжение через потребительские кооперативы. Каждый обязан был срочно стать их членом и приписаться к одному из распределительных пунктов.

А стране уже угрожали полчища белополяков. Западный сосед всяческие уклонялся от предложений начать мирные переговоры по установлению границы, ведя в то же время закулисные переговоры с Францией о подготовке нового похода против России.

25 апреля польские войска перешли в наступление. Они втрое превосходили противостоящие части Красной Армии. Страна, вместо того, чтобы переключиться на мирное строительство, вынуждена была вновь мобилизовывать силы для отпора интервентам. “Кто способен твердо держать винтовку — тот на борьбу с поляками, кто слаб — усиль работу тыла!”, — призывала старорусская газета “Красный пахарь”.

В бою с белополяками был тяжело ранен двадцатилетний Николай Томский из Рамушева, впоследствии известный скульптор (см. гл. ХII.). Покрыл себя неувядаемой славой паренек из д. Сельцо Городецкой волости Павел Фомин. В критическую минуту пламенным словом агитатор поднял в атаку полк и пал смертью храбрых. С тяжелой контузией лежал в госпитале комиссар артиллерийской бригады 6-й стрелковой дивизии Василий Вихров, знакомый с польским театром военных действий еще по годам первой мировой войны. В мае 1922 г. его перевели в Политотдел 56-й стрелковой Московской дивизии, которая после подписания мирного договора была отведена в Новгородскую губернию.

Один из полков стоял в Старой Руссе. Средний комсостав жил в большом двухэтажном деревянном доме на Ильинской улице рядом с “аракчеевскими” казармами. Старший — в доме купца Токарева на Петроградской. Здесь же останавливались приезжие, в частности начальник штаба дивизии, будущий Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин.

12 октября с Польшей были подписаны предварительные условия мирного договора. Переговоры продолжались. Страна приступила к залечиванию ран, нанесенных многолетней войной.

Казалось бы, Советская власть и большевики должны были выполнить заверения использовать революционную власть для обеспечения “мер подготовки основ цивилизованности” для последующего перехода к социализму. Однако, вместо действительного развития государственного капитализма с целью умножения производительных сил — “кавалерийская атака на капитал”.

Победа в гражданской войне породила представление об эффективности и универсальности испытанных методов и в строительстве нового общества. “Военный коммунизм” достиг высшей точки. Так на практике и в сознании закладывались основы командно-бюрократической системы, что отвечало низкому уровню политической культуры не только масс, но и многих активных участников революции.

29 ноября старорусцы знакомились с постановлением Президиума ВСНХ о национализации мелкой промышленности с числом рабочих более трех. Правда, вскоре было разъяснено, что это касается предприятий, где имеются механические двигатели, а без них — свыше десяти рабочих. Также как при национализации крупной, а затем средней промышленности, вводилось рабочее самоуправление.

Последующими декретами постепенно сводилось на нет денежное обращение, шло классическое “отмирание денег”. А в связи с этим утверждалась уравниловка в оплате труда. Еще в сентябре вводились бесплатная перевозка грузов и лиц, едущих по государственным надобностям, рабочих и служащих — на работу и в отпуск, а также учащихся и инвалидов. В декабре вышли декреты: “О бесплатном отпуске продовольственных продуктов”, “О бесплатном отпуске предметов широкого потребления”, “Об отмене платы за топливо”, “Об отмене денежных расчетов за пользование почтой, телеграфом, телефоном”.

Такой “коммунизм” для рядовых рабочих Старой Руссы, особенно пришедших из деревни, был благом. Но квалифицированные, тем более с семьями, потеряли всякий стимул к труду и подались на село. Часть рабочих еще была в армии, другая — занята в советском и партийном аппарате. В исполкоме и его отделах, включая военкомат, ЧК и милицию, насчитывалось 1580 служащих. Их количество более чем в два раза превосходило аналогичное число при царе или составляло свыше трети самих рабочих мирного времени — 4265. И это при 18 тысячах старорусцев (в 1917-м году свыше 22 тысяч).

Из-за нехватки сырья и топлива простаивали или влачили жалкое существование промышленные предприятия. На бывшей фабрике Лютера из 700 рабочих осталось всего 70. Они выпускали столы, чемоданы, еще пользующиеся спросом. На грани полной остановки были черепичный и кирпичные заводы, совершенно прекратили производство винокуренный, пивоваренный, мыльный. Резко сократилось количество даже кустарных мастерских. В уезде бездействовали восемь лесопильных и льномяльных предприятий. Не крутились жернова 118 мельниц из 711 (почти половина губернских). На нулевой отметке была добыча торфа...

Не оправдало себя без специалистов и рабочее самоуправление на национализированных предприятиях. Зато ширилась и процветала анархия. Фабзавкомы вообще игнорировали начальство как местное, так и губернское. Производили не качественно и, подчас, не то, что было нужно, хотя контрольный аппарат по сравнению с 1913 г. более чем удвоился. В силу перечисленных и других причин покупательная способность рубля по отношению к дореволюционному 1917 г. упала в 74 раза.

Советская власть и большевики упрямо проводили и “социализацию”, вернее национализацию, земли вместо обещаемого мелкобуржуазного раздела. На смену проваливающимся коммунам шли сельхозартели. Ранней весной их организовали в Рахлицах, Свинорде, Пеньково, Большом Воронове, Дубовицах. С трудом из-за нехватки семян и инвентаря, провели сев. Уборка коллективная, естественно, прошла лучше, что значительно подкрепляло пропаганду. Одновременно всячески поощряли создание совхозов в бывших помещичьих имениях и монастырских усадьбах. К концу года их уже насчитывалось одиннадцать: “Выбити”, “Хмелеве”, “Борки”, “Рамушево”, “Коростынские сады”, “Княжий двор”...

В стране все это привело к разрыву города и деревни, распылению рабочего класса, вооруженному сопротивлению крестьянства (антоновщина, махновщина. Кронштадтский мятеж). Преступность приобрела невиданные размеры. Дезертирство, несмотря на угрозы в адрес родственников, не сокращалось. Только в лесах южного Приильменья скрывались крупные подразделения “зеленых” и среди них немало отъявленных бандитов. Свыше тысячи их было уничтожено в открытых столкновениях с частями 56-й Московской дивизии и местными силами карательных органов. Около пяти тысяч (!) пришли с повинной и сдали оружие.

Особенность кризиса состояла в том, что он возник на почве не поражений, а побед революции, то есть в силу несовместимости с нею командно-бюрократической системы “военного коммунизма”.

1921 г. В конце января старорусцы читали очередной (и последний) декрет из коммунистической серии “Об отмене платы за жилье, водопровод и канализацию, газ, электричество, общественные бани”. Многие разводили руками: как это возможно — в холодной, голодной, обносившейся за шесть военных лет стране с бездействующими промышленностью и транспортом — все бесплатно?!

Однако острый кризис, возрастающая активность “вольного” рынка, на долю которого приходилось не менее половины общего оборота товарными ценностей, недород в результате умышленного сокращения крестьянам посевных площадей и надвигающийся голод; “волынки” — забастовки на промышленных предприятиях из-за сокращения хлебных пайков и... Кронштадт — все это вместе взятое, все в совокупности положило конец разверсточной, административно-приказной системе “военного коммунизма”.

8 — 16 марта Х съезд РКП (б) принял решение о введении нэпа. В отличие от “военного коммунизма” и его основного постулата — “ломать капитализм”, новая экономическая политика объявляла переходный период с “оживлением торговли и мелкого предпринимательства”. Крупная промышленность переводилась на хозрасчет, натуроплата заменялась денежной, продразверстка — продналогом.

Знакомя земляков с решениями съезда, его участник Василий Вихров рассказывал: подавляющее большинство делегатов были довольны тем, что ставился крест на “военном коммунизме”, и сам Ленин подчеркнул: “нэп вводится всерьез и надолго”.

Свыше 1200 (31 процент губернского количества) мелких предприятий Старой Руссы и уезда вернули прежним владельцам или передали в аренду. Более крупные заводы: фанерный, черепичный, сельхозмашин, лесопильные и кирпичные вошли в соответствующие тресты Губсовнархоза. А, например, кожевенный на улице Лозьевской арендовало товарищество “Кождел”...

Поднимая промышленность и сельское хозяйство, Республика не забывала и об укреплении своей обороны, возрождении Флота. Многие корабли погибли, часть увели интервенты, оставшиеся безжизненно стояли на приколе в ожидании ремонта. Тысячи моряков не вернулись с фронта... Шефство над флотом взял комсомол. В училище командного состава из Старой Руссы уехали секретарь горкома Сергей Кудрявцев и работник военкомата Александр Антипов. Оба стали морскими офицерами, впоследствии контр-адмиралами флота.

Даже в самые тяжелые периоды гражданской войны не прекращалась культурно-просветительная работа. В городе были открыты 12 школ первой и две школы второй ступени, промышленно-экономический и педагогический техникумы, бухгалтерские курсы, в поселке Парфино — лесная школа. Для ликвидации неграмотности среди красноармейцев и допризывников работали кроме школ 42 пункта ликбеза.

Под рабочие клубы передали бывший императорский Путевой дворец и здание Дворянского собрания. К услугам рушан были кинематографы “Рекорд” и “Каскад”. В актовом зале бывшего реального училища молодежь оборудовала театр, труппу составили более ста любителей, среди них несколько профессионалов.

Оперный коллектив театра возглавил живший в это время в городе известный художник Василий Семенович Сварог (см. гл. ХII). Он же был инициатором открытия художественной галереи, на базе которой развернулся музей. Губернская газета “Звезда” так описывала его: “В отделе русской живописи порядочно хороших картин. Тут есть Клодт, Шишкин, Крыжицкий, Айвазовский, несколько этюдов Маковского. Немного картин новых художников (Россине, Мансуров) и среди последних три этюда Сварога. Забавен — “Актеры первой оперы в Старой Руссе”, где в числе прочих, автор талантливо изобразил и себя. В этой же комнате фарфоровые изделия разных эпох, а над ними на стене висит роскошный гобелен прекрасной работы Бетти “Средневековая охота”.

В следующей комнате экспонаты исторического и художественного характера перемежаются с предметами краеведческими... Особенно бросается в глаза работа из шелка неизвестного художника — “Японское божество плодородия”. 6 знамен и жезлов старорусских ремесленных цехов, относящихся к 60-м годам прошлого века и редкая коллекция насекомых, собранная известным путешественником-исследователем П. К. Козловым в Залучской волости, где он жил перед экспедицией в Тибет.

В музее есть различные изделия, которые изготовили кустари из ивовых прутьев. Изящные коробочки-шкатулки, изукрашенные цветной соломкой. Материалы, показывающие процесс выделки фанеры и прочих изделий на фабрике № 4... По официальным данным в Старорусском уезде крестьяне занимаются 40 промыслами”.

Петр Кузьмич Козлов проживал в с. Стречно, куда приезжал часто за последние восемь лет своей жизни.

Большое значение придавалось развитию здравоохранения. В годы гражданской войны значительная часть медперсонала была мобилизована для обслуживания пяти военных госпиталей. Один из них размещался в курорте, и в нем впервые целебные грязи и минеральная вода стали применяться для лечения раненых. Остальные госпитали располагались по соседству, и с окончанием войны здания передали курорту.

С установлением мирного времени началось переоборудование уездной больницы, были созданы хирургическое, глазное, родильное отделения. Открылась поликлиника с рентгеном, лабораторией и электроводолечением, женская и детская консультации, малярийная станция, онкологический кабинет, диспансер для туберкулезных, станция скорой помощи. Город поделили на участки, обслуживаемые врачами-терапевтами. В уезде на шести врачебных и трех фельдшерских пунктах оборудовали стационары. Однако устанавливающийся размеренный ритм жизни разорвала сильнейшая засуха в Поволжье. Разразился, отродясь невиданный в такой степени и объеме на русской земле, голод. Люди ели кору, глину, грызунов, трупы умерших. Бедствие расширялось, захватывая соседей — Северный Кавказ, Украину, Сибирь...

Дореволюционная Россия была запаслива — голод, приходивший в отдельные регионы время от времени, приучил и мужика, и государство иметь зерно и капитал на случай крайней нужды. За годы “военного коммунизма” запас истощился, оставшегося после продотрядов едва хватала самим сводить концы с концами. Новые же урожаи были — ничтожны из-за мобилизации крестьян в армию, ликвидации землевладения, сокращен” посевных площадей ввиду непомерных налогов и насильственных захват” хлеба.

7 августа, вслед за губернской, в Старой Руссе создали уездную комиссию помощи голодающим — Помгол. Объявили уличный кружечный сбор, наметили приемные пункты пожертвований хлебом, мукой и зерном. Подключили учащихся, и только с 24 по 31 августа по губернии было собрано 7 миллионов рублей.

Активное участие в этой работе с самого начала приняла и Новгородская церковь. Еженедельно на счет Помгола поступали крупные суммы, вносимые прихожанами всех уездов. В одном декабре, по данным архива, они составили свыше 2 миллионов рублей. Наверное, немалые суммы посылали и другие губернии, поскольку Патриарх Тихон обратился в Правительство с просьбой разрешить образование Церковного Всероссийского комитета помощи и его отделений на местах.

4 сентября Новгород принял первый эшелон с детьми Симбирской губернии из заявленных губисполкомом 5 тысяч. Старая Русса дала согласие, как и Новгород, на 1500. По мере прибытия их размещали в зданиях курорта, пользуясь межсезоньем, и в бывших госпиталях. Сколько могли приютили Спасо-Преображенский и Косинский монастыри. И что особенно отрадно — немало жителей города и села приняли “сентябрят”, как их стали называть, в свои семьи, заменив несчастным утерянных родителей и близких. Не показное сочувствие к чужой беде проявили старорусцы и в сборе хлеба — на ссыпные пункты до конца года поступило 1680 пудов.

Патриарх ждал ответа в течение двух месяцев, когда из Помгола пришло предложение пожертвовать храмовые ценности. Глава духовенства не колебался, дав согласие на вещи и предметы, не противоречащие канонам и непосредственно при богослужении не используемые. Было составлено воззвание, одобренное власть придержащими... Прошло несколько дней уже нового года...

1922 г. 6 января россияне в “Известиях ВЦИК” читали решение “Об изъятии церковных ценностей”. В нем ни слова о добровольной сдаче ценностей церковью и использовании их для борьбы с голодом. А православная церковь отдавала добро, накопленное веками. Жертвовали не без печали, ибо тяжело было видеть искони богатые украшениями храмы без их праздничных торжественных одежд. Но добровольная сдача была вредна властям — она поднимала авторитет церкви.

Через три дня в Новгород прибыли из Москвы особоуполномоченный СНК и сотрудник Гохрана. Из хранилищ Юрьева монастыря и Софии извлекли драгоценные предметы, собранные церковью губернии в годы мировой войны на нужды “раненым, увечным воинам и беженцам”. Общая сумма составила два млн. золотых полновесных рублей. Сюда же присоединили серебро весом до 945 кг, эвакуированное из православных храмов Риги при приближении немецких войск.

28 февраля Патриарх все же обратился с посланием “Ко всем чадам православной церкви” жертвовать драгоценные камни, подвески, украшения, но противодействовать реквизиции освященной служебной утвари”.

3 марта в Старой Руссе, вслед за губернской, образовали комиссию “По изъятию церковных ценностей”. Началась интенсивная подготовка к широкомасштабной операции. Из ВЦИК, ЦК РКП (б), Наркомата юстиции, сыпались разъяснения, нередко противоречащие друг другу. Так, в одном говорилось: “в бедных сельских церквах изъятие не производить”, в другом — оставлять в них “серебра не более трех фунтов”. Одна директива разрешала верующим вместо изымаемого вносить “равное количество драгоценностей”, другая — запрещала. Замена хлебом вообще не допускалась. Становилось яснее ясного: не помощь голодающим, а полное лишение церкви ее материальной базы ставилось первоочередной задачей. А тут еще стремление отличиться привело к ранним столкновениям на местах.

16 марта, не ожидая губернского приказа, старорусская комиссия решила начать реквизицию со Спасо-Преображенского монастыря. Но верующие не пускали. Попытка прорваться силой привела к рукопашной схватке. У Воскресенского собора закончилось тем же. Здесь наиболее ретивых членов комиссии даже пытались искупать в Перерытице. Аналогичная картина, как вскоре стало известно, произошла и в Валдае. Пришлось готовиться более тщательно.

В периодической печати снова повелась разнузданная антицерковная кампания. Каждая газета старалась перещеголять другую в поисках “разоблачений”. Не отставали новгородская “Звезда” и старорусский “Красный пахарь”.

24 апреля, понедельник. Изъятие началось одновременно по всей губернии, после главного праздника Православной церкви — Пасхи. Если просмотреть архивные материалы, во время неприкрытого разграбления многим церквам оставили лишь по несколько драгоценных предметов отправления службы. Всего же в апреле — июне было отправлено в Гохран 9 т 180 кг, из них чистого золота 7 кг 682 г (с драгоценными камнями и золотыми оправами — 40 кг 178 г). Но это было лишь началом антицерковного террора.

26 апреля — 8 мая россияне внимательно следили за процессом “Пятидесяти четырех”, на который неоднократно вызывался в качестве основного свидетеля глава духовенства Тихон. Закончился он одиннадцатью смертными приговорами (!) служителям церкви. Патриарха, которого Ленин советовал “не трогать, но подвергнуть тщательной слежке”, взяли под домашний арест.

Основной эмоциональной силой, своеобразной национальной формой общественного сознания становилась ненависть. Большевики очень рано и хорошо поняли всесокрушающее преимущество этого чувства и, захватив власть, устраняли прежде всего религию как главное моральное препятствие на пути торжествующей злобы, вражды, отвращения. Особенно рьяно работали среди заводской молодежи, в школах и даже детских садах. Последующая жизнь показала, что исключение из нее религии явилось катастрофой — может быть самой значительной из когда-либо постигших страну.

Лето-осень, уборка урожая. Голод уходил в прошлое, но даже в Старой Руссе он еще долго напоминал о себе. Сотни беженцев остались в приютившем их городе, не говоря о 1500 сиротах, которые всю жизнь пытались разыскать кого-либо из родных.

Между тем с окончанием войны с многочисленных фронтов возвращались старорусцы, становились к станкам, шли на стройку. Наибольшую способность к оживлению показала мелкая промышленность. В уезде восстанавливались, поднимались, развивались производственные объединения: кузнечно-слесарные, гончарные, по обжигу извести, рогово-щетинные, мелиоративные, животноводческие, семеноводческие, машинные...

Проявлялась тяга к производственному кооперированию среди кустарей города. Неблагоприятные условия работы на дому и затруднение со сбытом продукции привели в дальнейшем к возникновению артели сапожнике “Красный Октябрь”, жестянщиков — “Свой труд”, кустарей-инвалидов — “Громобой”…

Первые результаты нэпа сказывались и на подъеме средней и даже крупной для провинции промышленности. Завод сельхозмашин “Землероб” построил новое здание литейной мастерской. По выпуску продукции он уже подходил к довоенному уровню. “Пролетарий” вновь поставлял фанеру на экспорт. Заработали и набирали силу предприятия до того бездействовавшие. Прекратилось только солеварение военного времени в связи с доставкой дешевой соли (наладив варку соли через градирни, город в ушедшее году получил свыше двух тысяч пудов). Давала ток новая электростанция. Редко кого из приезжих не удивлял трамвай, отсутствующий и во многих крупных городах, а здесь уже второй год курсирующий меж вокзалом и курортом.

Росло и население Старой Руссы, естественно, за счет приезжих из деревни, чему способствовала и подлинная борьба с “мещанством” начавшаяся в это время. “Истинный пролетарий” свысока смотрел не только на буржуазию, но и на своего брата — мужика, державшегося за землю.

Сам же древний город постепенно терял свое историческое лицо. Магазины и дома уже не называли именами хозяев. Боясь отстать от Москвы и Петрограда, спешили с переименованием улиц. Появились стандартные названия — Советская, Октябрьских Событий, Пролетарской Победы,, Профсоюзная, Пролеткульта. Особо выделялись — Красных Зорь, Красных Командиров, Красных Партизан, Красногвардейская, Красный Вал. Запестрели имена, не имеющие никакого отношения к истории города — Свердлова, Урицкого, Володарского, Нахимсона… Памятником прошлого осталась всего одна улица, отбитая краеведами, — Великая, меж Перерытицей и Порусьей.

30 декабря. Первый общесоюзный съезд Советов принял решение об образовании СССР.

1923 г. Позади бесхлебье, в условиях хорошего урожая шло постепенное снижение цен на сельскохозяйственные продукты. Но в то же время непомерно возрастали цены на промышленные товары в связи с затратами на восстановление фабрик и заводов и высокую себестоимость продукции. А тут еще и искусственное вздувание цен под прикрытием нужд промышленности.

В Старой Руссе не находила сбыта даже продукция “Землероба”: косы, плуги, бороны лежали мертвым капиталом, ржавели и ломались в переполненном складе. Под угрозой было кирпичное и лесопильное производство, падала добыча торфа... Предприятия оставались без средств.

17 — 25 апреля проходил XII съезд партии. Ленина на нем не было. И когда он боролся со смертью, ученики дрались за наследство. Начиналась трагедия самой партии и ее тогдашней элиты, воспринимавшей Генерального секретаря таким, каким он рисовался в выступлениях. А Сталин уже тогда излагал свою концепцию: как покорить человека государством, государство — партией, партию — аппаратом, аппарат — вождем. Окончательно он воплотил эту программу через пять лет, в год “великого перелома”.

В области народного хозяйства было санкционировано вмешательство государства в ценовую политику. Цены были снижены особенно в легкой промышленности в среднем на 25 процентов, хлопчатобумажной на 31 процент, шерстяной на 46 процентов... На сельхозмашины и орудия — вплоть до довоенных.

1924 г. 21 января умер Владимир Ильич Ленин. Вместе со всем народом переживали тяжелую утрату старорусцы, помня как Ильич, занятый решением важнейших государственных задач, давал личные указания по обороне города в мае 1919 г., находил время интересоваться курортом и его дальнейшим развитием в 1921 г. Лучшие люди рабочего класса шли в ленинскую партию. Открывались уголки Ильича, вспахивались десятины его имени для поддержки деревенской бедноты.

Центральную улицу в районе гостиного двора назвали проспектом В. И. Ленина, и в конце его на берегу Порусьи в 1926 г. поставили памятник основателю Советского государства.

В феврале старорусцы с удовлетворением встретили денежную реформу, когда на смену потерявшим всякую цену “совзнакам”, пришли казначейские билеты, серебряные и медные монеты. Вслед за этим, в связи со снижением себестоимости продукции, были понижены цены на промтовары. Население успокаивалось, рос общий товарооборот, что благотворно сказывалось на промышленности.

Серьезных успехов в условиях нэпа добились старорусцы и в сельском хозяйстве. Посевные площади под рожью и льном даже значительно превзошли довоенный уровень. Расширялись посадки картофеля. Развивалось огородничество. В среднем на хозяйство приходилось 5 — 6 соток при 2 — 3 сотках по губернии. К осени в уезде уже насчитывалось свыше 330 тыс. голов скота, в том числе: 38 тыс. рабочих лошадей, 66 тыс. коров, 43 тыс. овец, 29 тыс. свиней всех возрастов. Несмотря на давнюю бедность лугами и пастбищами, на всех хватало корма, да еще до весны было вывезено 982 тыс. тонн сена!

Ленин умер. И начала складываться парадоксальная ситуация. Разгромлена контрреволюция, объявили о самороспуске когда-то массовые мелкобуржуазные партии. Благодаря нэпу возрождались промышленность и транспорт, развивалось сельское хозяйство. Заняла лояльную позицию по отношению к Советской власти православная церковь.

В то же время лидеры единственной, правящей с января 1922 года партии, спорили о путях дальнейшего развития “мировой революции”. Насколько последняя владела тогда умами можно видеть и на примере Старой Руссы. В древнейшем городе России самые крупные улицы назывались именами К. Маркса, Ф. Энгельса, К. Цеткин, К. Либкнехта...

Однако наиболее серьезным, определяющим фактором была борьба за власть, особенно между Троцким и Сталиным. Сила последнего заключалась не в нем самом, хотя и выдающемся мастере политической интриги, а в быстро росшем и рвавшемся к власти слое партийной и государственной бюрократии, который его выдвинул, и общие интересы которого он защищал. Генсек буквально повседневно призывал блюсти партийное единство. Сделав его сокрушительным оружием, он бил такими козырями, как жесткая дисциплина, подчинение меньшинства большинству, диктатура пролетариата (на деле — партии). В конце концов, в среде большевиков сформировалось прямо-таки мистическое отношение к ней, как к некоему сверхсуществу, во имя которого жертвовали другом, соратником, собою. А Сталин, без пяти минут вождь, посмеивался в усы. Драма социализма и партии — драма перерождения последней в институт, обслуживающий одно лицо.

На пути к безграничному единовластию Сталину реально могли противостоять три серьезных препятствия, которые необходимо было сокрушить.

1) Крестьянство. Абсолютное большинство населения, экономически независимое, организованное в общинах, кооперации...

2) Ленинская гвардия. Наиболее передовые и образованные члены партии, вокруг которых консолидировались сочувствующие власти остатки старой интеллигенции.

3) Победоносная Красная Армия. Целое созвездие воистину народных героев. Неслучайно сталинский опричник Берия подчеркивал: “Не может быть, чтобы не было декабристов!”.

1925 — 26 гг. XIV съезд партии (18 — 31 дек. 1925) подвел итоги восстановления, определил задачи “дальнейшего развернутого наступления социалистических форм хозяйства на капиталистические, вовлечения широких масс крестьянства в социалистическое строительство”, принял решение об “индустриализации страны”. Из всех источников людских и материальных ресурсов наиболее важным посчитали сельское хозяйство. Троцкий и его единомышленники вообще предлагали проводить индустриализацию за счет поднимающейся деревни.

Подоходный налог резко увеличили (50 процентов, если доходы превышали 24 тысячи рублей). Снова снизили цены на сельхозпродукции и резко повысили на промтовары. Чтобы купить пуд гвоздей, крестьянин должен был продать 60 пудов пшеницы. Приобретение плуга стало равнозначно освобождению от коровы. Драконовские меры давили фактически не кулаков, а тружеников, которые в недавнее сложное время накормили-таки народ России. Рушилась апробированная нэповская система отношений между городом и деревней, которая подняла страну, позволила хоть и не быстро, но уверенно продвигаться вперед.

Осененный нэпом период 1921 — 28 годов был не просто “уникальным”, а самым здоровым и успешным за все советское время. В сопоставимых ценах валовая продукция сельского хозяйства более чем удвоилась. В животноводстве, в среднем, количество лошадей возросло на 29, коров — на 32, овец и коз — на 64, свиней — на 89 процентов. Социалистическая форма хозяйствования не могла оказать никакого влияния, ибо колхозы и совхозы еще давали всего 2 процента продукции.

В условиях нэпа старорусцы стали более эффективно использовать и богатства рек, озер, лесов и болот. С испокон века “золотым дном” был Ильмень. Взвад и Ужин поставляли рыбу на великокняжеский и царский стол. И какую рыбу! Здесь насчитывалось 29 представителей семейства осетровых, лососевых, карповых. Стерлядь, форель, гольян, сыть, линь, синец, налим, чехонь, плотва, язь, елец, шереспер, густера... Карась был только что не в каждом пруду и незначительной яме, в болотных озерах. Промысловое значение имели судак, окунь, лещ, щука. А сушеный снеток вагонами отправляли за границу вплоть до Парижа.

До 1926 г. ловлей занимались кто как мог, а добычу скупали спекулянты. Затем организовалось Заднепольское рыбацко-кредитное товарищество, и в ближайшие три года количество его членов достигло 575.

В договорах Великого Новгорода с князьями неизменно упоминалась и здешняя богатейшая охота. Даже один из концов Старой Руссы назывался “Песьим” (см. 1264 г.). Бурые медведи, волки, рыси, барсуки, ласки, горностаи, лисицы, еноты... Годы двух войн и двух революций свели на нет государственный контроль. Уже к началу 20-х совершенно истребили кабанов, козы насчитывались единицами. Но других животных и зверей еще хватало. Только за охотничий сезон 1926 — 27 гг. было убито по данным инспекции 20 тысяч зайцев и 10 тысяч белок.

Весьма богатым было и пернатое царство Приильменья: 145 видов живущих и прилетающих птиц. Тетерева, глухари, рябчики, куропатки, перепела, гуси, кряквы были объектами охоты до Великой Отечественной войны.

Старорусские леса изобиловали грибами и ягодами, на скупке которых орудовали частники Москвы, Харькова, Одессы. Акционерное общество “Продуктопереработка” охватило этот рынок, заготовляя ежегодно до 700 т клюквы и отправляя на экспорт целые вагоны брусники.

1927 г. На начало года в Старой Руссе уже насчитывалось 22500 жителей; она оставалась центром самого большого уезда. Однако в печати уже во всю обсуждалась очередная реформа.

18 июля постановлением ВЦИК были упразднены губернии, уезды, волости. Число административных единиц значительно увеличилось, но это оправдывали “приближением местных органов власти к трудящимся и большей возможностью конкретного руководства”. С выделением Белебелковского, Волотовского, Залучского, Поддорского, Полавского и частично Шимского районов в границах Старорусского осталось 2209 кв. км территории, 415 населенных пунктов. Количество последних сократилось на 1119 или в 3,7 раза. Непосредственно в деревнях проживало не многим более 60 тысяч человек, однако сельских Советов было уже 29, на три больше, чем волостей.

Действительно, управлять крестьянством по-сталински становилось все труднее. Протестуя против свертывания нэпа, оно снова придерживало сельхозпродукцию и особенно хлеб, сокращало его посевы. И это в условиях продажи зерна за границу в обмен на машины и технику. В деревне к тому же с ростом зажиточных и пролетарских групп усиливались социальные конфликты, хотя и медленнее чем в дореволюционной России.

2 — 19 декабря XV съезд партии отметил первые успехи индустриализации, “улучшения и удешевления госаппарата” (о чем только что говорили). Вскрыв “нараставшее противоречие” между развитием крупной социалистической промышленности и “мелкого единоличного крестьянства”, съезд поставил задачу коллективизации. Однако не конкретизировал ни сроков, ни темпов, ни форм, а лишь подчеркнул необходимость добровольности и согласия, наряду с политикой наступления на кулачество.

1928 г. На 1 января дефицит хлеба по стране составил 128 миллионов пудов. Нависла угроза голода. Все силы были брошены на заготовки. У кулаков и спекулянтов, отказывающихся продавать излишки по твердым ценам, их конфисковывали. Четверть изъятого оставляли местной бедноте. И они, конечно, старались. Частная торговля хлебом на рынке запрещалась. Немудрено, что до весны заготовили 270 млн. пудов.

18 мая — 5 июля в центральной печати появились материалы с московского процесса над вредительской организацией в г. Шахты. Многие старорусцы открыто возмущались их поведением и на проводимых собраниях требовали суровой кары, отнюдь не предполагая, что это лишь начало будущего повседневного явления в стране, которого не избегнет и тихий городок на Полисти.

10 — 11 июля, публикуя некоторые материалы очередного пленума ЦК ВКП(б), печать разъясняла, что дополнительное налогообложение доходов зажиточных крестьян от 5 до 25 процентов вовсе не означает раскулачивания, отказа от нэпа или отступления от решений XV cъeзда. И это несмотря на то, что Сталин, выступая 9 июля, недвусмысленно заявил: “Так как отживающие классы добровольно своих позиций не сдадут, обострение классовой борьбы неизбежно, как и чрезвычайные меры. Нет других источников финансирования индустриализации, кроме своего рода дани — сверхналога с крестьянства. Нет другого выхода получения товарного хлеба, как превращение крестьянских хозяйств в колхозы”.

В ответ на это член Политбюро Н. И. Бухарин сказал: “Брать... “дань” с крестьянства — политика не Ленина, а Чингисхана”. И, как известно ныне в узком кругу Николай Иванович называл Сталина “Чингисханом с телефоном”.

Да, вопреки лицемерным заявлениям печати, нэп крушили и довольно быстро. В Старой Руссе число частных предприятий катастрофически уменьшалось. Правда, проявлялись и признаки индустриализации, прежде всего в реконструкции уже существующих промышленных объектов.

На фанерном заводе было до 600 рабочих, а выпуск клееной фанеры не превышал 500 кубометров в месяц. Здесь установили новые сушильные прессы, создали циркульный цех, оборудовав его многопильными установками, механизировали подачу чураков, освоили выпуск авиационной фанеры. В 1932 г. число рабочих удвоилось, предприятие стало комбинатом. После пятилетнего перерыва вернулся в строй лесопильный завод “Коммунар” (близ Бряшной Горы), значительно увеличил производство лесопильный завод № 5 (быв. Архипова). “Землероб” преобразовали в механический завод, его коллектив вырос в пять раз и насчитывал свыше пятисот рабочих и служащих. В 1930 г. закончилось переоборудование черепичного и двух кирпичных заводов. Объединились две электростанции.

Началось строительство новых предприятий, работающих на местном сырье — льноперерабатывающего и экстрактно-варочного. Первый завод вступил в строй в 1931 г., второй — 1 ноября следующего года. Последний вырабатывал 150 т клюквенного экстракта (вытяжки) и 10 тыс. т начинки в год. Экстракт, мармелад, пастила, повидло, варенье из Старой Руссы поступали в различные пункты России, особенно на север. В д. Тулебле возводили фундамент еще одного завода по переработке льна.

Широкий размах приобрело социалистическое соревнование. На черепичном заводе оно в короткое время овладело всем коллективом. В трудовом соперничестве цехов фанерного комбината первенство держал клеевой, начальником которого был Борис Бельский. Успехам предприятия во многом способствовала неутомимая деятельность главного инженера Владимира Ивановича Волгина... В течение неполных двух лет соревнованием было охвачено три четверти работающих старорусцев. Оно даже проникло в выше названные артели “Красный Октябрь”, “Свой труд”, “Громобой”, где трудилась значительная часть двухтысячного слоя кустарей-ремесленников.

15 декабря все газеты опубликовали контрольные цифры первого пятилетного плана. На производственных совещаниях и собраниях знакомились с планом в целом и заданиями для своих предприятий. Большинство критиковало высокие темпы развития индустрии и выражало поддержку “правой оппозиции”, возглавляемой Н. А. Рыковым, — председателем СНК, Н. И. Бухариным — редактором “Правды”, М. П. Томским — председателем ВЦСПС.

Платформа “правых” отвечала насущным интересам народа по трем важнейшим вопросам: 1) Сохранение нэпа. 2) Повышение уровня жизни крестьянства (лозунг “Обогащайтесь!”), которое составляло тогда 80 процентов населения страны. 3) Отказ от всех видов репрессий. Она соответствовала и интересам самой партии, когда требовала поставить под ее контроль партаппарат, и отказаться от начатого Сталиным “назначенчества” вместо выборов.

1929 г.Кооперация, поощряемая властью, продолжала развиваться в Старорусском районе. В январе организовалось льноводческое товарищество, объединившее свыше 2 тысяч членов и законтрактовавшее около пяти тысяч гектаров земли под тресту и льносемя. Было заложено десять показательных опытных участков, открыты курсы, которые в течение года окончили 146 льноводов. Молокосоюз охватывал 800 членов, Плодоовощная кооперация 12 поселковых объединений. Село Учно положило начало коллективной добыче торфа.

Восстанавливались искусственно разорванные связи в границах недавнего уезда. Для восстановления поголовья скота, улучшения породы, более эффективной переработки и сбыта продукции организовалось Животноводческое товарищество, вновь сплотившее крестьян Старорусского, Волотовского, Белебелковского, Поддорского, Залучского и Полавского районов.

Всестороннюю помощь сельчанам оказывали созданные 105 крестьянских комитетов общественной взаимопомощи (ККОВ), охватившие свыше трети бедняцких и середняцких хозяйств. Они проводили в жизнь агро-, и зооминимум, противодействовали разбазариванию скота, обрабатывали поля и очищали зерно тем, кто был без инвентаря, отводили под общественную запашку не менее 2 процентов всей земли селения, давали семенные и денежные ссуды.

Однако подобные формы и темпы не удовлетворяли Сталина и его единомышленников. Уже с наступлением зимы, несмотря на серьезную оппозицию начался резкий поворот в сельскохозяйственной политике.

30 января на объединенном заседании ЦК и ЦКК Бухарин выступил даже с заявлением, обвиняя ЦК в “военно-феодальной эксплуатации крестьянства” и в насаждении бюрократизма в партии. С ним солидаризировались Рыков и Томский. Но они опоздали...

Республика уже стала не только страной однопартийной власти, но и страной с “непогрешимым” лидером. И сталинское руководство, недавно” яростно сражавшееся с “левизной” и ускорительством, начало отворачиваться от нэпа, объясняя это тем, что он “исчерпал себя и тормозит развитие по пути социализма”. Коммунистам, а затем и комсомольцам было приказано вплотную заняться коллективизацией и первыми вступать в колхозы.

1 сентября по местному радиовещанию старорусцы узнали, что наряду с коммунами и на базе некоторых из них в районе создано 8 колхозов. Правда, лишь в пяти из них было по одному коммунисту. Как обстояло дело в других регионах, естественно, могли лишь гадать, пока не услышали голос самого вождя.

7 ноября в праздничных номерах центральных газет читали статью Сталина “Год великого перелома”. “Мы идем на всех парах по пути индустриализации — к социализму”, — вещал он. Это внесло “глубокие изменения” в соотношение классовых сил в стране. Выросла численность рабочего класса и усилилась его руководящая роль по отношению к крестьянству. Акцентируя на этом внимание, Сталин, конечно, не говорил об отсутствии полного контроля над сельским хозяйством, но с высоким пафосом произнес — “в колхозы пошел середняк”!

Да, действительно, были и такие случаи, хотя и слишком редкие, особенно на Северо-Западе. В Старорусском районе после выступления генсека одиннадцать рыбаков Взвада объединились в артель “Волна”. Поначалу мало кто верил в ее прочность ввиду бедности. Но смелость, энергичность, кредит государства, налоговые льготы способствовали успеху. В феврале следующего года уже насчитывалось 70 хозяйств, или более половины села. Оборудовали Красный уголок, организовали детские ясли-сад. Путь “Красного рыбака”, как он стал называться, прошел и “Трудовой рыбак”, объединивший жителей деревень Заднее Поле и Устрека.

27 декабря. Уже не согласовав с Политбюро, генсек объявил на конференции марксистов-аграрников свою программу по крестьянскому вопросу: “Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на ее основе”. Форма хозяйствования одна — колхозы.

Сталин знал, что колхозы в массе своей не могут быть рентабельными. Но он ничего не делал зря. При нэпе государство целиком зависело от крестьянства, а вождь стремился к обратному. Партийная диктатура не могла быть эффективной, тем более тоталитарной, пока существовал экономически независимый класс. Загоняя мужика в колхозы, он отнимал у него хлеб, причем безвозмездно. А выдавая мизерную долю отобранного на “трудодни”, еще претендовал на роль кормильца. И хотя ни государство, ни крестьянин никогда не были сыты, зато контроль — тотальный! Труженики деревни, лишенные земли, паспортов, права перемещения, превращались в деклассированную массу, в тех же холопов.

1930 г. В начале января во все парткомы пришло постановление ЦК ВКП(б) “О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству”. Вскоре оно появилось в газетах, и новгородские деревни заволновались по-настоящему: на переход к “крупному сельскохозяйственному производству” не отводилось и трех лет. Наивные люди — если бы был дан хоть такой срок!

Вслед за одной директивой пришло постановление ЦК “О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации”. Оно предписывало провести конфискацию у кулаков средств производства, скота, жилых и хозяйственных построек, семенных запасов, и передать все в неделимые фонды колхозов в качестве взноса “бедняков и батраков”. Известно, что крестьянское единство всегда пугало власти. Сталин же нашел способ самого быстрого его расслоения, бросив грабительский лозунг “раскулачивания”.

Работники хозяйства делились на три категории, в зависимости от “тяжести вины” и наказания. Первая категория — антисоветская агитация, террористические акты, угрозы в адрес активистов. Арест, суд, изоляция. Вторая — не замешаны в указанных акциях, но “активно выступали против коллективизации”. Высылка в отдаленные районы страны. У обеих групп полная конфискация имущества и ссылка семей в полном составе. Третья — не оказывали сопротивления. Оставлялись в своем районе, но концентрировались в специальных поселках с выделением земли и необходимых орудий для земледелия. В колхозы вступать им запрещалось.

4 февраля бюро Ленинградского обкома подробно обсудило вопрос “О практических мерах по ликвидации кулацких хозяйств”. Даже сейчас трудно представить себе, как могли руководители государства хладнокровно давать такие указания низовым парткомам и госучреждениям: “...предупредить попытки самоликвидации хозяйств, не разрешать выезд занесенных в черные списки; определить порядок конфискации имущества и выселения. ОГПУ — до 18 февраля завершить подготовку оперативного плана по изъятию активных контрреволюционных элементов. Профсоюзам следить, чтобы никто из раскулаченных не мог устроиться на предприятия!”.

Вскоре начались первые аресты. А деревня уже раскалывалась. С животной радостью набрасывались на имущество раскулаченных те, кто ничего не имел. Но было и чисто человеческое сочувствие к тем, кто испокон века у всех на глазах трудился в поте лица своего и не участвовал ни в каких террористических актах. Не говоря уже о мнимой “ответственности” стариков, женщин, детей.

Эшелоны формировали в Новгороде... И не успел отойти от станции первый с 207 семействами (863 чел.), как из Ленинграда пришла разнарядка. Еще на тысячи человек согласно чудовищной директиве поступившей из Москвы: “В срочном порядке выселить 17 тысяч семей по первой и 15 тысяч по второй категориям!”. Несколько сот пришлись на Старорусский район. Какие уж тут кулаки, какие категории, какие суды! Пересматривали ранее составленные списки середняков, повышали их в “ранге”. Репрессии принимали массовый характер...

С начала марта из Новгорода эшелоны пошли один за другим на Крайний Север, на Урал, в Сибирь. Людей помещали в резервации — поселения с лагерным расписанием режима, обрекали на вымирание от голода, холода, болезней, нечеловеческих условий существования.

Следует подчеркнуть, что сталинская программа репрессий началась с неприкрытой государственной атаки на народную культуру, нравственная мощь которой издавна опиралась на религию. С этой целью в 1929 году был организован Союз воинствующих безбожников. В Новгороде у Софии, в Старой Руссе на мысу у Воскресенского собора, где тысячу лет назад предки прощались с язычеством, оболваненные молодые люди устраивали настоящий средневековый шабаш во время отправления службы. Костюмированные представления проводились и у других церквей, пока не вызвали настоящую зубную боль не только у верующих. В очередной раз при пении похабных частушек осквернителям пришлось спасаться бегством...

Посчитав подготовку достаточной, одновременно с директивами ЦК “О темпах коллективизации...” и другими, окружной исполком опубликовал в новгородской “Звезде” и старорусской “Трибуне” постановление “О закрытии в Руссе церквей Троицкой, Успенской, Дмитриевской, Петропавловской и Спасо-Преображенского монастыря”. Девять храмов (в одном ансамбле с Успенской была церковь Жен-мироносиц, а в монастыре — древние Спаса-Преображения, Рождества, Сретения и Старорусской Божией Матери) закрывались якобы “по требованию трудящихся”, хотя последние к этому не имели отношения и даже пытались как-то защитить церкви... Сталинский режим не зря опасался, что часть населения больше подвержена влиянию пастырей духовных, нежели политических. Несколько раньше были закрыты лютеранская кирха, католический костел, еврейская синагога.

Затем началось открытое разграбление и уничтожение церковного имущества. Немало старых икон и книг, рукописей и архивных материалов погибло в огне костров, разложенных прямо у дверей храмов. Здания архитектурной ценности превращали в склады. С душевной болью и гневом взирали на действия новоиспеченных вандалов старорусцы.

Церковь сразу отделили от государства, священников лишили элементарных гражданских прав, давили непомерными налогами, отстранили от воспитания молодого поколения, фактически запретили заниматься благотворительной деятельностью. Но церковь старалась как-то найти себя и в этих неимоверных условиях, хотя бдительное око ОГПУ и воинствующих безбожников следило за каждым ее действием, особенно за проповедями.

В проведение коллективизации были вовлечены и рабочие коллективы. Механический завод организовал показательный участок коллективной обработки в д. Выставка, отремонтировал сельхозорудия крестьян, а в следующем году помог создать колхоз. Фанерный комбинат содействовал организации артелей в Малом и Большом Орехово. Рабочие Парфино — в одноименной деревне, а также в Конюхово и Гонцах; Юрьевского лесозавода — в Селиваново и Березицко...

В Старой Руссе провели конференцию молодежи, участвующей во всех видах сельхозкооперации. Городские комсомольские ячейки прикрепили к деревенским и на каждую возложили ответственность за организацию колхоза. Результаты не замедлили сказаться. Все 16 комсомольцев села Пеньково вступили в артель и потянули односельчан. За короткое время “Красное Пеньково” выросло до 87 хозяйств. Районная комсомолия записала в свой актив создание колхозов в Скрашково, Шапкино, Бахсянино, Байново, Севриково, Марфино, Аринино, Речных Котцах.

Положительную роль сыграли и совхозы, оставшиеся после ликвидации уезда — объединенный “Хмелево — Борки” и “Косино”, занимающиеся преимущественно животноводством. Первый имел самые большие покосы в Ленинградской области — свыше 12 тысяч га. Количество сезонных рабочих исчислялось сотнями. В весеннюю посевную он перебросил в ближайшие колхозы более двадцати лошадей, а в д. Селиваново несколько гектар вспахал трактором. По возможности старался помогать соседям и совхоз “Косино”.

1931 — 32 гг. Колхозная эпопея продолжалась. К концу 31-го было создано 258 сельхозартелей, а в декабре следующего уже насчитывалось их 415 с 9339 хозяйствами из 15833 в районе. Колхозы обслуживали Старорусская, Дретенская и Подгощская МТС. Посевная площадь вместе с совхозами составляла 73 тысячи га, в том числе 17 тысяч подо льном.

Проведение коллективизации вновь обострило классовую борьбу в деревне. И сопротивляющихся можно понять: потерять в одночасье нажитое долгим и упорным трудом всей семьи (пусть и с наймом батраков и бедняков, торговлей и ростовщичеством). Да уж не такое и великое хозяйство, часто мало отличавшееся от середняцкого. Отдать — кому? Почему?! Даже в суровые годы гражданской войны, когда социальные катаклизмы сотрясали деревню, когда брат шел на брата, Ленин, при подавлении восстаний и мятежей, категорически выступал против разорения и уничтожения хозяйств.

Казалось бы, хватит и недавнего “завинчивания гаек”: лишение раскулаченных избирательных прав, отказ детям в приеме в вузы и техникумы, запрещение организовывать кооперативы, входить в состав правлений. Непрерывное повышение налогов, обязательные хлебопоставки под страхом уголовного наказания. А теперь — принудительное обобществление всего имущества и ...выселение. По стране это касалось миллионов, по Старорусскому району — сотен, а с детьми — тысяч.

На собрании в с. Воскресенском, где присутствовали крестьяне двух соседних сельсоветов, было вынесено решение о ликвидации свыше шестидесяти хозяйств. Наибольшую активность проявлял секретарь Соколовского сельсовета Константин Иванов, несмотря на неоднократные угрозы в свой адрес. Однажды, когда он вернулся с собрания в д. Поцепочье и сел ужинать, в него выстрелили через окно из обреза.

Покушения на активистов были в Учно и Речных Котцах, избиения в Верещино, Новом Солобско, Пеньково, Коровкино, Перетерках...

Гибли активисты, получали возмездие террористы. А, в сущности, искусственно возведенная баррикада разделяла на непримиримых врагов недавно единое российское крестьянство... И вместо 4 — 5 процентов сельчан “раскулачили” 15, лишили избирательных прав 20 процентов, то есть ударили по середняку и даже бедняку — “подкулачнику”.

В силу этих и других причин во время насильственной коллективизации сельскому хозяйству был нанесен огромный урон, особенно в животноводстве. Поголовье лошадей сократилось на 45, крупного рогатого скота на 57, свиней только за один 29-й год на 33 и овец на 25 процентов. Но колхозы и совхозы все же стабильно обеспечивали сырьем промышленность, а городское население мини-пайком, причем сами они жили в гораздо худших условиях.

1933 г. Уже в начале января до Старой Руссы стали доходить слухи о страшном голоде на Украине. Затем появились беженцы, которые с трудом прорывались через кордоны. Их рассказам невозможно было не верить. Урожай 32-го не был рекордным, но вполне достаточным. Крестьяне же его не видели. Осенние, затем зимние заготовки выкачали весь хлеб вплоть до семенного... Ели кору, листья, грызунов, по весне — земноводных, началось людоедство... Погибли миллионы.

А официально никакого голода не было, в центральных газетах о нем — ни слова.

В 33-м году, как стало известно в последнее время, еще не выполнив первую пятилетку, СССР приступил к осуществлению второй. В Старой Руссе продолжалась реконструкция старых предприятий и началось строительство новых. Вступили в строй хлебозавод, мясокомбинат, осваивали производство безалкогольных напитков.

Перед коллективом фанерного комбината была поставлена задача освоения выпуска “винированной” фанеры с верхней “рубашкой” из благородных пород — чинары, дуба, бука, ясеня, сибирской лиственницы. Приглашенные немецкие специалисты, проработав год, так и не смогли наладить новое производство. Тогда за дело взялись сами рабочие во главе с инженером Ф. Д. Вараксиным. Выпуск отделочной фанеры был освоен.

Новым этапом в соревновании стало стахановское движение, которое первыми подхватили те же фанерщики. Шлифовальщик Багров, применив метод комбинированной работы на различных скоростях, стал выполнять месячную программу на 148 процентов. Ребросклейщица Пушкарева приспособила к станку прижимной ролик и, работая сплошной лентой, выдавала полторы нормы. Лущилыцик Пухов, усовершенствовав работу ножей, добился увеличения выработки на 147 процентов. Комбинат достиг хороших результатов по всем показателям и завоевал переходящее Красное Знамя ЦК профсоюзов фанерной промышленности.

1934 г. Жизнь города, как и всей страны в целом, протекала спокойно. Лишь нет-нет доходили слухи из других регионов о раскрытии очередной группы “вредителей”, “контрреволюционеров”. XVII съезд партии (янв. — февр.) назвали “съездом победителей”. Действительно, успехи, несмотря ни на что, были и в сельском хозяйстве.

В Старорусском районе посевная площадь социалистического сектора уже составляла 72 процента; и по официальным данным колхозы и совхозы давали 76 процентов всей сельскохозяйственной продукции. Артели укрупнялись, объединяясь с соседними. К концу зимы их насчитывалось 330.

Но впереди были трагические испытания, приближалась новая волна репрессий.

1 декабря 1934 г. в Смольном был убит С. М. Киров. И именно в этот день ЦИК СССР постановил рассматривать уголовные дела “врагов народа” в упрощенном порядке: обвиняемых лишали права на защиту и на обжалование приговора. Советский суд был фактически растоптан. Вряд ли это было случайным совпадением. Он превратился в придаток карательных органов. Одновременно объявили проверку и обмен партийных документов.

В печати стали появляться материалы о разоблачениях крупных “контрреволюционных организаций”: “Ленинградского центра”, “Московского центра”, “Объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока”... Начались массовые аресты партийных, советских, профсоюзных, комсомольских работников, военнослужащих, рядовых тружеников. Однако осенью 1936 г. “не оправдавший доверия вождя” Нарком внутренних дел Ягода был заменен Ежовым. Начался жестокий и кровавый террор.

1937 г. А как эти события отразились на жизни старорусцев? Сначала немного статистики. На 1 января в городе насчитывалось 16760 трудящихся, в том числе 7460 индустриальных рабочих. Более двух тысяч были стахановцами. Общий объем промышленного производства с начала второй пятилетки более чем удвоился и составил 57 миллионов рублей.

Старалось и колхозное крестьянство. После отделения зоны Подгощской МТС в районе осталось 306 сельхозартелей, объединявших 9 тысяч дворов из 11784. Росла техническая вооруженность. На полях колхозов и пяти совхозов работало 176 тракторов, 59 льнотеребилок, 22 автомашины, 13 комбайнов.

Среди передовиков сельского хозяйства было немало женщин. Восемь из них руководили колхозами, 96 — бригадами, 65 — звеньями. Были и трактористки и комбайнеры...

Но, просматривая подшивки “Ленинградской правды”, новгородской “Звезды”, старорусской “Трибуны”, невольно обращаешь внимание на то, как стремительно вторгалась на их страницы атмосфера террора и насилия. Особенно после выступления Сталина на февральско-мартовском пленуме, где генсек заявил, что по мере наших успехов классовая борьба усиливается. На практике эта ошибочная теоретическая формула послужила обоснованием “грубейших нарушений социалистической законности и массовых репрессий”. (Напомним, что уже была принята новая Конституция, в которой говорилось, что эксплуататорские классы — ликвидированы).

В соответствии с директивными указаниями после каждого процесса в Старой Руссе проводились собрания, митинги. Их участники клеймили позором очередную “банду наемных убийц, шпионов, диверсантов, вредителей”, требовали самого сурового наказания. К глубокому сожалению, большинство искренне верило чудовищному обману. А многие потом и сами оказывались в числе “презренных наймитов”.

“До 37-го массовые репрессии, — пишут В. М. Богов и М. Н. Петров в книге “Из тайников спецхранов” (Л. 1991), — обходили новгородские районы Ленинградской области, хотя счет арестованных уже велся десятками. Начало было положено в Боровичах и Старой Руссе”.

27 июля состоялся внеочередной пленум Старорусского РК ВКП(б). Как “вредители, шпионы, правотроцкистские бандиты” были исключены из партии Иван Семенович Васильев — секретарь РК, Александр Михайлович Кузьмин — председатель РИК, Петр Анкудинович Тарабунин — зав. земотделом, Владимир Федорович Сивков — председатель горсовета, Александр Михайлович Каншин — директор МТС.

21, 25, 30 августа и 7 сентября на пленумах РК и бюро были исключены из партии еще 22 коммуниста — за “участие в котрреволюционной деятельности” и 12 — за “связь с врагами народа”. Так из 21 члена РК восемь оказались “шпионами и диверсантами”. Формулировка постановлений по делам быстро приобрела стандартную форму: 1) Из партии исключить. 2) С занимаемой должности снять. 3) Материал о преступной деятельности передать в РО НКВД.

“Преступники работали в районе более трех лет, — информировал обком и лично Жданова и. о. секретаря райкома Ф. Никифоров, — и если бы их подрывная деятельность не была своевременно пресечена доблестными сотрудниками НКВД, то район в любую минуту мог стать центром антисоветского выступления”. “За потерю революционной бдительности” были отстранены от работы начальник РО НКВД Т. С. Лохов и прокурор В. Л. Бурыгин.

Директор курорта Аркадий Павлович Шаранин по службе часто встречался с председателем облсовета профсоюза медицинских работников Шестовым, позднее арестованным по обвинению в троцкизме. Этого оказалось достаточным, чтобы исключить А. П. Шаранина из партии. Такому же наказанию подвергся директор Ляховичской МТС Михаил Митрофанович Ланин за то, что оказывал материальную помощь детям арестованного “троцкиста” П. К. Клокова, в недавнем прошлом председателя Старорусского уисполкома. Заведующий РОНО Николай Петрович Охонский был исключен за “засорение школ враждебными элементами” (два преподавателя оказались прапорщиками времен первой мировой войны).

15 ноября особая тройка рассмотрела “дело” новгородских водников, по которому проходили семь человек во главе с начальником пристани Новгорода И. Г. Дорошенко, в том числе директор Заильменской сплавконторы Михаил Никитич Турбасов. В вину им ставили участие в антисоветской организации, срывы заданий по перевозкам и сплаву, осуществление диверсий и аварий, нарушение графика движения пассажирских пароходов по Волхову, Мсте и Полисти. Четверых приговорили к расстрелу, остальных (в т. ч. Турбасова) к 10 годам лагерей.

Дальнейшее “углубленное” изучение дела водников сотрудниками райотдела НКВД, возглавляемого новым начальником Григорием Бельдягиным, привело к “раскрытию” целой “контрреволюционной организации” в сплавконторе. Арестовали около сотни “вредителей”. Более ста “агентов фашизма” взяли на фанерном комбинате. Последние “портили машины, взрывали котлы, поставляли некачественную древесину”. Шестерых расстреляли, остальных приговорили к 10 годам лишения свободы. За какие-то несколько месяцев сотрудникам НКВД удалось изолировать еще 53 “врага народа”, работавших на местном участке железной дороги.

Работники НКВД вообще предпочитали заводить “групповые” дела, демонстрирующие их “проницательность и активность”, подтверждающие тезис Сталина об обострении классовой борьбы на пути к социализму.

Вместе с городскими были “обезврежены” группы “повстанческого характера” в Виленском, Сусоловском, Астриловском, Дретенском сельсоветах. Обвинялись в создании подобных групп, как правило, учителя и священники. В Нагаткинском с/с, например, организацию из 13 человек якобы возглавлял служитель Марфинской церкви Борисов. В случае нападения империалистов на СССР, они, как и другие, должны были “поднять вооруженное восстание”. 18 наиболее активных “повстанцев” были расстреляны. Ободренные успехом бельдягинцы повторили фальсификацию в следующем году, но уже с охватом четырех соседних районов. Все “обвиняемые” были приговорены к высшей мере.

В священнослужителях видели особенно опасных противников, якобы использующих свое влияние духовных пастырей для целенаправленной обработки прихожан. В Залучском районе были расстреляны священники всех семи храмов. Собираясь друг у друга в дни религиозных праздников, они посмели “выражать недовольство преследованием церкви”.

В числе их был и 70-летний настоятель церкви в Коровитчино Петр Васильевич Новорусский, брат Михаила Новорусского, проходившего по одному процессу с Александром Ульяновым.

Надо ли говорить, что все эти обвинения были чудовищной фальсификацией.

12 декабря состоялись первые выборы в Верховный Совет СССР. Своим депутатом в высший государственный орган трудящиеся Старорусского избирательного округа единодушно назвали известного писателя Алексея Николаевича Толстого. Много полезного сделал он для древнего города. По его ходатайству СНК РСФСР выделил дополнительные средства на строительство моста через Перерытицу, на ремонт электростанции, на перестройку кинотеатра.

В статье “Источник вдохновения” Алексей Николаевич писал: “Я всегда связывал свою судьбу писателя с судьбой родного мне народа, с его мыслями и чаяниями. Но с того момента, как меня избрали в Верховный Совет, эти связи удесятерились, стали во много раз теснее и живее, принося мне огромный политический опыт как депутату и большое творческое вдохновение как писателю”.

1938 г. Середина апреля. Особая тройка областного управления НКВД рассматривала самое крупное дело — “Дело Ледантю”, состряпанное оперуполномоченным Глушневым под руководством Бельдягина. Оно составляло семь томов. Были арестованы врачи Н. И. Вольский и А. Г. Дмитриев, заведующий техснабжением фанерного комбината В. А. Коппель, экспедитор Поддорского РПС М. С. Абрамов, бухгалтер Парфинского фанерного завода В. А. Чуринов... Всего в камерах предварительного заключения оказалось 40 человек из Старорусского, Поддорского, Лычковского. Демянского и Молвотицкого районов. Среди них две женщины.

Напомним, что летом 1923 г. эсеровские организации России самораспустились. А в октябре проживающая в Старой Руссе Анна Владимировна Ледантю (Ельцова) обратилась в Севзапбюро ЦК ВКП(б) с просьбой о приеме в партию. На запрос губкома Новгородский отдел ГПУ ответил, что бывшая эсерка по имеющимся у них данным преследует определенные политические цели. В приеме отказали. Прошло пятнадцать лет. Ледантю давно уже забыла об этом и работала заместителем директора Старорусского педучилища по заочному отделению. И вдруг — “черный ворон”, унизительный обыск, арест.

Второй была медсестра Нина Александровна Пальчинская. А. И. Солженицын в эпопее “Архипелаг ГУЛАГ” рассказывает о том, как однажды в Старой Руссе смотрели кинофильм “Ленин в Октябре” и обратили внимание, что одним из руководителей обороны Зимнего был Пальчинский. А у них — медсестра с такой фамилией. Проверка показала, что это действительно жена бывшего заместителя министра торговли и промышленности Временного Правительства. После революции он стал членом научно-технического отдела ВСНХ, профессором Горного института. Впоследствии его обвинили во “вредительстве” и в 1929 г. расстреляли.

Уже поднаторевший в таких делах Глушнев не утруждал себя тщательным сбором доказательств, а “создавал” их непосредственно на допросах. Проверка 1957 г. показала, что свидетелям давали подписывать заранее составленные протоколы. И люди подписывали их, не читая, потому что сами боялись оказаться в изоляторе, где применялись пытки.

Ледантю обвинили в том, что якобы по заданию Ленинградского обкома партии эсеров (распущенного в 1923 г.), она создала террористическую группу в Старой Руссе. И уже по ее заданию врачи Вольский и Абрамов сформировали 16 повстанческих групп в пяти районах южного Приильменья. “Повстанцы” будто бы запасались оружием для будущего выступления и исподволь вредили колхозному строительству. Все 40 жертв сфабрикованного дела были приговорены к высшей мере.

Всего за 1937 — 38 гг. в границах современной Новгородской области было репрессировано свыше 10 тысяч “контрреволюционного и антисоветского элемента”. Трудно представить, но это было чудовищное соревнование: кто больше раскроет заговоров. За какие-то два года Сталин перекрыл все рекорды политического террора. Дореволюционных тюрем не хватало, хотя камеры были переполнены. Спешно строили новые, переоборудовали под них монастыри. Еще быстрее создавались концлагеря, особенно после вызревшего в недрах самого ОГПУ “гениального” плана об использовании все возрастающего числа заключенных на ударных стройках. Это блестяще было доказано строительством 227-километрового Беломоро-Балтийского канала. На 160-километровый Суэцкий канал ушло 10 лет, на 80-километровый Панамский — 28, здесь же — неполных 2 года! Даже война не остановила карательной политики. Правда, Ежов “перестарался” и сам был расстрелян. На смену ему пришел более утонченный палач Берия.

Июнь 38-го. Состоялись выборы в Верховный Совет РСФСР. Своими депутатами старорусцы назвали заслуженную учительницу Антонину Ивановну Маркову и председателя колхоза “Красный липовец” Татьяну Ивановну Санину, которые немало потрудились для родного края.

1939 г. 10 — 21 марта XVIII съезд рассмотрел третий пятилетний план “повышения индустриальной мощи страны, дальнейшего улучшения материального и культурного уровня народа, укрепления колхозного строя и усиления обороноспособности страны”.

В Старой Руссе продолжалась реконструкция фанерного комбината, начатая в 1929 г. С того времени резко увеличился выпуск продукции, улучшилось качество. Вместо 500 кубометров в месяц простейшей фанеры освоили производство 4 тысяч кубометров новейших марок. Число рабочих превысило 2 300 человек и намечалось удвоить его. Расширялось производство чугуно-литейного предприятия “Техника безопасности” (механический завод), кирпичного и черепичного заводов. Товары народного потребления выпускали пуговичная, игрушечная и гребеночная фабрики, кустарно-промысловые артели. Планировалось строительство большого льнокомбината на несколько тысяч рабочих.

Продолжалась работа по совершенствованию народного образования и здравоохранения. На 108 тысяч жителей района приходилось 90 школ с 19 тысячами учащихся, из них в городе — четыре средних, две неполных средних и шесть начальных школ с 7100 учениками.

В Старой Руссе действовали две поликлиники, две больницы, роддом, женская и детская консультации, малярийная станция и “скорая помощь”, два врачебных и четыре фельдшерских пункта на предприятиях. На 370 жителей города и района приходилась одна больничная койка.

Готовили кадры педагогическое училище, фельдшерско-акушерская школа, автошкола, ремесленное училище и школа ФЗУ. В специальной агрошколе обучались посланцы 272 колхозов (после очередного укрупнения) и пяти совхозов — “Хмелеве” Ленмолмясотреста, “Сталь” и “Налишки” Свиноводтреста, “Дубки” и “Сычево”.

Пахотная земля района составляла 62 тысячи гектаров, сенокосные угодья — 50 тысяч. Засевалось: ржи и пшеницы 12,5 тысячи га, льна — 7410 га. Посадки картофеля занимали 6310 га, овощей — 1210 га. В сельской местности числилось 193 тысячи голов скота, в том числе лошадей, 10 тысяч коров 13,5 тысячи, овец и коз 33,4 тысячи, свиней 126,5 тысячи. Свыше 3 тысяч голов различного скота содержалось в частных хозяйствах города.

1939 г. 2 июля японские войска вторглись в дружественную СССР Монгольскую Народную Республику с целью овладеть плацдармом на западном берегу р. Халхин-Гол. На другой день врага, захватившего гору Баин-Цаган, атаковала 11-я танковая бригада М. П. Яковлева. Сражение затихло в два часа ночи. На рассвете японцы подбросили новые силы.

12 июля. Во время очередной атаки под огнем противника залег батальон 1-й стрелково-пулеметной бригады, сопровождающий танки. Опасаясь за исход операции, Яковлев выскочил из машины и с возгласом “Вперед, за Родину!” повел бойцов на врага. Японский отряд был уничтожен, но погиб и отважный танкист.

Указом Президиума Верховного Совета СССР Михаил Павлович Яковлев, уроженец д. Горушка Старорусского района, был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Бригаду наградили орденом Ленина и присвоили ей имя командира.

1 сентября. Германия напала на Польшу. В ответ Англия и Франция объявили ей войну, но серьезную практическую помощь жертве агрессии оказывать не торопились.

17 сентября. Советское правительство ввело свои войска на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, захваченную Польшей в тяжелые годы гражданской войны в России.

В условиях начавшейся второй мировой войны Советский Союз не мог не отреагировать на позицию Финляндии: всего в 32 км от границы находился Ленинград. Еще в апреле ушедшего года Хельсинки отклонили предложение о заключении пакта о взаимопомощи. В то же время открыто демонстрировали дружбу не только с Англией, США, Францией, но и с Германией.

13 октября Финляндия объявила мобилизацию! На другой день Советское правительство предложило рассмотреть вопрос об аренде полуострова Ханко, контролирующего подходы к Ленинграду с моря, и отнесении от него сухопутной границы. Компенсация обеспечивалась вдвое большей территорией Карелии. Но и на этот раз Хельсинки уклонились от рассмотрения предложений, более того, привели войска в боевую готовность. В них же, по данным разведки, уже насчитывалось до полумиллиона человек. Основные силы пехоты сосредотачивались на Карельском перешейке за укрепленной “линией Маннергейма”.

26 ноября. По сообщению ТАСС в районе д. Майнила финская артиллерия обстреляла подразделение Красной Армии. Правда, их командование категорически отрицало это. 28 ноября Советский Союз денонсировал пакт о ненападении. 30-го начались боевые операции, в которых приняла участие и 49-я стрелковая дивизия, дислоцировавшаяся с 1938 г. в Приильменье и ее 222-й полк, стоявший в Старой Руссе.

В свое время командующим Ленинградским военным округом К. А. Мерецковым и его штабом был разработан план возможной войны. Но действительность опрокинула расчеты.

В тот год рано наступили холода, шли снегопады, крепчали с каждым днем морозы. В декабре температура уже приближалась к минус 40°. А красноармейцы, как правило, были в кожаной обуви, шинелях (хотя в ватных брюках и фуфайках), суконных шлемах — буденновках (с подшлемниками). Действовать же пришлось в условиях бездорожья, в лесисто-болотистой местности. Пища доставлялась несвоевременно и нередко в замерзшем состоянии, а разогреть негде... Невероятно быстро росло число обмороженных и больных. Первая же помощь нередко заканчивалась ампутацией пальцевых фаланг. И все же красноармейцы действовали самоотверженно, проявляя мужество и героизм.

3 декабря батальон 222-го полка под командованием старшего лейтенанта Михаила Дударенко в разведке боем выявил сильный укрепрайон. В ходе схватки уничтожил огневые точки противника в д. Неоари, обеспечив тем самым подход наших войск к переправе. Через два дня этот же батальон возглавил форсирование полком р. Тайпалениоки на главном рубеже “линии Маннергейма”. Задача была выполнена, но Дударенко погиб смертью храбрых. В Старую Руссу на улицу К. Либкнехта 11 пришла похоронка, а вскоре семья получила Грамоту Верховного Совета о присвоении ему посмертно звания Героя Советского Союза.

6 декабря успешно действовал и второй батальон капитана Василия Нетребы. Взаимодействуя с Дударенко, он успешно форсировал Тайпалениоки и закрепился на противоположном берегу, обеспечивая переправу других частей дивизии. 13 декабря Нетреба с пятнадцатью бойцами в ночном поиске овладел двумя дотами (!), прикрывающими подходы к д. Теренттиля, сильно укрепленному пункту противника. Все участники “поиска” были награждены орденами или медалями “За отвагу”, а командир вскоре удостоен звания Героя Советского Союза.

И все же жизнь показала: советские солдаты в массе своей были плохо обучены ведению ближнего боя, особенно призванные из запаса. В дополнение к провалу изучения армейской разведкой “линии Маннергейма” слишком слабой оказалась и подготовка командного состава, ослабленного репрессиями 1937 — 38 годов. Взаимодействие часто нарушалось, связь была неустойчивой... С большими потерями преодолели предполье, но главную полосу укреплений прорвать не удалось. В Старую Руссу все чаще поступали сообщения с черной каймой.

1940 г. Морозы усиливались, дух захватывало от холода, в лесу с треском лопалась кора на деревьях. Полутораметровые сугробы давно уже покрывали землю, а снег продолжал сыпаться целыми часами. Неимоверно затянувшуюся “локальную” войну, вышедшую далеко за рамки ограниченной, необходимо было спешно заканчивать.

7 января был образован Северо-Западный фронт во главе с командармом С. К. Тимошенко. Призвали еще несколько возрастов из запаса в Ленинградском округе, подтянули подкрепления из соседних. Шла усиленная дополнительная подготовка по преодолению сильно укрепленной обороны. Все бойцы действующих частей уже были одеты в полушубки и обуты в валенки. Буденновки заменяли шапками-ушанками, перчатки — рукавицами. На передний край пищу доставляли в термосах, повысили ее калорийность.

В то же время резко усилили действия авиации. В операциях воздушных сил на Карельском перешейке активно участвовала и 55-я скоростная бомбардировочная бригада, переброшенная из Старой Руссы.

11 февраля. Снова перешли в наступление. На этот раз слаженно действовали все рода войск и среди них 222-й стрелковый полк, 44-й и 58-й бомбардировочные полки 55-й авиабригады. В результате ожесточенных боев трехполосная “линия Маннергейма” была прорвана, пал Выборгский укрепрайон.

12 марта в Москве был подписан мирный договор. Граница от Ленинграда отодвинута на 150 км. Война длилась 105 дней... Не могу не вспомнить, как радовались в Старой Руссе. Напротив нас через дорогу стоял большой двухэтажный деревянный дом, где жили семьи комсостава 222-го полка. Ранним утром 13 марта оттуда неожиданно послышались крики, плач и почти одновременно под окнами заиграла гармонь и понеслась популярная мелодия:

Не менее радостно было и в авиагородке.

Вскоре стали прибывать и сами фронтовики. Возвратились на родной аэродром летчики и среди них Герои Советского Союза: батальонный комиссар Иван Кожемякин, старшие лейтенанты Алексей Остаев, Борис Трифонов и Владимир Шарапа. А сколько их боевых друзей осталось там. И в их числе Герой Советского Союза старший политрук Иван Квашнин, павший в боях под Выборгом.

Советско-финляндская война многому научила. Красная Армия приобрела опыт по прорыву мощных укрепрайонов в условиях суровой и снежной зимы... Война, казалось, отрезвляюще подействовала на Сталина и его окружение. До конца года в армию возвратили свыше 13 тысяч комсостава, уволенного по политическим мотивам. Однако к началу Великой Отечественной войны намеченные меры полностью осуществить не удалось. Наши будущие противники увидели многие слабые стороны Красной Армии, что, конечно, ускорило принятие Гитлером решения о войне с СССР.

С какой гордостью рушане рассказывали приезжающим на курорт, что пароход (если они на нем прибыли), пришел в Старую Руссу впервые в 1825 году, всего через 10 лет после того, как он появился в Петербурге. Если же гости города приезжали по железной дороге, то с вокзала они добирались на трамвае. В Москве первые трамваи пошли в 1899 году, а в Старой Руссе — через каких-то двадцать лет, во время гражданской войны.

Можно представить, каким был бы древний русский город, если бы не Вторая мировая война, развязанная Германией... На этих рельсах уже 5 июля 1941 года лежали убитые и раненые рушане. А на день освобождения в Старой Руссе было всего четыре дома и ни одного жителя…