Старшеклассник без клана. Апелляция кибер аутсайдера — 3

Глава 13

— Я даже не знаю, с чего начать. — Тика уже привычным образом держит меня под руку, пока мы бредём по круговой аллее школьного парка. — Знаешь, я же сама ехала сюда, чтобы с тобой поговорить, сама набрала тебя. А теперь чувствую себя запутавшейся в трёх соснах.

— Богатые тоже плачут.

— Что?

— Поговорка из моего родного культурного слоя. Означает, мне бы ваши проблемы.

— Это только видимость! — отстранённая рассеянность слетает с неё за секунду. — Если хочешь, могу поделиться с тобой своими проблемами! Тем более что мы теперь в официальных отношениях!

— Мартинес именно в этом месте выдала бы какую-нибудь двусмысленную остроту, — замечаю.

— С неё станется, — резковато бросает опекунша.

— Самое простое начало: что для вас является наиболее неприятным? Из всего списка, который вы хотели обсудить? — предлагаю, немного сообразив.

— Твоя мать. — Японка даже на мгновение не задумывается.

— Э-э-э?

Хотя, если подумать, там может иметь место какая-нибудь женская ревность — всё-таки обе были связаны с Сергеем Седьковым.

— Она изолирована по моему приказу, — выдаёт Тика.

Мне даже не приходится изображать ошалевший вид:

— Зачем? Как надолго? И как это понимать?

— Поскольку я сейчас отделила собственный офис от мужа, люди туда пришли новые. — Тика меня не слышит. Кажется, ей важнее высказаться самой. — Не выдрессированные. Сегодня, вот только что, после старта терапии они не исполнили мой приказ не спускать с неё глаз.

— Знаете, здесь мне становится страшно. Мать, как вы говорите, изолирована. Управляете процессом вы, ваши люди вас не слушаются. Я ничего не упускаю? При этом вы являетесь к концу моих школьных занятий, чтобы мне об этом сообщить.

— Вот я и говорю: не знаю, с чего начать, — женщина убедительно изображает проколотый воздушный шарик.

— Зачем вам понадобилась изоляция моей матери? Чего вы хотите?

— Ты в курсе, что её алкоголизм балансирует на стадии деградации личности? А может, даже и не балансирует уже, надо дообследовать.

— Я не силён в традиционной медицине. Насколько помню, там, откуда я родом, единой классификации по теме не было: наркологи разных стран даже между собой спорили.

— Она пьёт, как деградант!

— Да я уже заметил... — неожиданно для себя рассказываю ей наш ночной инцидент. — Хорошо, что девчонки отнеслись с пониманием: вообще сделали вид, что ничего страшного не случилось.

— А ты? — она внимательно смотрит на меня.

— А мне сквозь землю провалиться хотелось! Уже молчу на тему, как нам дальше жить с такими концертами.

— Я была у вас утром, сразу после твоего ухода. Совсем немного разминулись у подъезда. — Неожиданно признается мать Миру.

— И?

— Хотела поговорить с Натали лично, без тебя.

— По поводу?

— Ваше гражданство. Моё твоё опекунство. Твоя учёба. Ваш прожиточный минимум с учётом того, что на неё рассчитывать не приходится. — Хамасаки-старшая медленно вдыхает и шумно выдыхает. — Перевод наших с ней отношений в какой-нибудь цивилизованный формат — коль скоро у нас с ней общий ребёнок.

— Теперь мне весело, — я правда улыбаюсь. — Звучит занятно.

— А жизнь вообще чертовски занятная штука, — сердито парирует японка. — Чтобы ты себе ничего не выдумывал, на, смотри!

Мне на внутренний интерфейс приходит файл. Впечатление как будто человек держит камеру на переносице.

Вот она входит в подъезд и квартиру (по сканеру мажет рука с ногтями Тики). Вот под одеялом в спальне обнаруживается Наталья Седькова, причём в таких физиологических нюансах, что я тороплюсь выпалить:

— Мои вам извинения!

— За что? — невесело вздыхает старшая Хамасаки.

М-да. Если думать с точки зрения формального закона, то мне извиняться и правда не за что.

— За то, что приобщились к таким пикантным нюансам нашей семейной жизни. — Я тоже умею говорить без пауз.

— Тебе не за что извиняться. — Она озвучивает мои же мысли. — Это была полностью моя инициатива, разрешения войти я не спрашивала.

— Ну, вы добросовестно позвонили в двери. Потом даже постучали.

— В общем, так жить нельзя! — Её прорывает. — После того, что увидела там, я вызвала своих людей и повезла её протрезвляться.

— А-а-а, так это она из вашего вытрезвителя сбежала?

Блин, второй прокол за эту беседу. О матери так вроде бы не стоит? Даже о чужой.

Кстати, покопавшись в наследстве предшественника, обнаруживаю, что отца он любил искренне — а к матери относился тона на три спокойнее. Чем объяснить?

— Да, можно и так сказать.

— Судя по тому, что вы особо не нервничаете, она потом нашлась?

— Да. Нашла непонятно как ещё одну бутылку, я фигурально. Вернулась обратно и завалилась в капсулу снова нетрезвой. На, смотри дальше, есть продолжение её подвигов.

На внутренний интерфейс приходит ещё одно видео с малоаппетитными подробностями.

— Бл*. — Не удерживаюсь и смахиваю файл в корзину. — Что в этом всём неприятно мне, я очень хорошо понимаю. Тика, но что смущает вас? Вам же она не родня?

— Я в известной степени себя от тебя не отделяю. Если тебя дома ожидает быт подобного плана — любому человеку, которому ты небезразличен, тоже будет некомфортно. Это за гранью, а свои границы должно иметь всё, нет?

— Неожиданно. До этого момента было очень немного людей, которые хотели бы разделить со мной какие-либо моральные грузы.

— Тут не только моральное, материальное тоже, — ворчит она совсем как Миру. — И я себя чертовски ругаю за то, что так поздно наладила контакт с тобой.

— По поводу матери мне более-менее понятно. Вы вмешались с позиции того, что считаете правильным лично. По вашим японским канонам это может расцениваться как бесцеремонность, плюс тема неприятная. С одним пунктом покончили?

— Нет, это не всё. У нас наметился... да в общем-то, не наметился, а прямо сейчас заключён альянс с Дальхис Эскобар. Твоя биологическая мать сейчас едет в сопровождении моих новичков в её клинику.

— Зачем?! Была же у вас?!

— Есть мнение, что они компетентнее. Вот теперь с самой неприятной темой покончено: к вечеру будут результаты её обследования и рекомендуемый курс лечения. Обсудим перед сном, а в квартире ты сегодня один.

Ну, не один — без матери, но не поправлять же.

— Да не верю я в ремиссию алкоголиков, — у меня это вырывается абсолютно неконтролируемо и на автомате.

— Посмотрим, — не соглашается японка. — Дальхис говорит, варианты есть всегда. Если всё действительно печально, нам с тобой нужно серьёзно решить, как оградить тебя от последствий треша.

— Боюсь, пока это нереально: мы в одной квартире живём и я не планирую смены апартаментов.

— Это решаемо. Ты же понимаешь, что я могу снять точно такую же в вашем блоке? Будешь жить с ней в одном подъезде, но разные двери.

— Вы же знаете, что я по максимуму рассчитываю на свои силы? Кстати, только за эту квартиру оплатил!

— Это всё неважно. — Мать Миру нервно дёргает головой влево-вправо. — Если у неё возникнет проблема с законом, причём степень тяжести неважна — это автоматически снизит ваш общий семейный рейтинг.

— Да я уже понял. — Хороших перспектив действительно мало.

— И, как следствие, отодвигаются твои полноценные права и гражданство. Это в лучшем случае. — Она многозначительно свистит, изображая сильный ветер.

— ... А проблемы с законом у такого контингента возникают не если, а когда. — Соглашаюсь уныло после некоторого размышления. — Мой небольшой опыт говорит, что это лишь вопрос времени — при таком-то образе жизни. Если не бросить пить.

— Именно.

***

Он не скандалил и не спорил.

Да — удивился, когда увидел и утренние приключения в собственной квартире, и капсулу уже у неё цоколе.

— ... проблемы с законом у такого контингента возникают не если, а когда. Мой небольшой опыт говорит, что это лишь вопрос времени — при таком-то образе жизни. Если не бросить пить. — Для шестнадцатилетнего пацана суждение было наредкость здравым и рассудительным.

Тика подумала, что ожидала более эмоциональной реакции.

— Вот поэтому я и взяла её в оборот с утра, — кажется, можно расслабиться. Контакт с парнем не нарушен. — Решила, что трезвая Наталья в любом сценарии лучше нетрезвой.

— Если бы это ещё от нас с вами зависело, — вздохнул Виктор. — Поговорка есть: сколько волка ни корми, он всё равно в лес глядит.

Похоже, к своей матери он относился ещё более сдержанно, чем она сама, только не показывал.

— Ждём результатов из клиники Дальхис. — Японка с удовлетворением отметила, что снова чувствует себя собранной. Гормоны, что ли? Если так швыряет туда-сюда. — И между собой давай договоримся: лечение твоей матери в любом случае марафон, а не спринт. Срывов и проблем может быть много — это не повод тратить нервы. Главное: ты больше не один в этой проблеме. Такую помощь от меня примешь?

Она прикинула про себя: если через суд, надавив на известные клавиши, взять опеку и над недееспособной Натали — её саму это особо не нагрузит. Но будет странно беспокоиться об одном только парне — и не подумать о его самом близком человеке, даже если это бывшая жена Сергея.

К сожалению, делить им больше нечего. Просто сейчас открытые опекунские действия с алкоголичкой не ко времени, придётся чуть обождать.

— Можно подумать, у меня есть выбор в этой ситуации, — сварливо ответил Виктор на её вопрос.

Но спорить снова не стал, а потом даже рассмеялся.

— Всё, с первым пунктом покончили? — Тика незаметно покосилась на подростка.

— Угу. Спасибо вам огромное... А что за завод? О чём говорил Фомичёв?

— Когда мы только приступали к сегодняшней работе, существовал и третий взгляд на вещи. Упрощенно — комбинация нашего и китайского вариантов.

— Отредактировать ген старения и перестрелять конкурентов?! — Виктор даже подпрыгнул на ходу.

— Нет, — японка против желания улыбнулась. — Редакция гена плюс его аппаратная поддержка: разработка такой оболочки импланта, которая продублирует импортированные программы и будет являться чем-то средним между подпоркой генетических изменений и их фундаментом.

— Звучит логично и более жизнеспособно, чем нынешние варианты. На мой дилетантский взгляд, по крайней мере. Тема не взлетела?

— Не то чтобы, там просто слишком много работы. Даже мы с китайцами сегодня мыслим категориями поколений: быстрее не получится.

— А там?

— А тот подход, если говорить о комбинациях шести с половиной нынешних направлений...

— Шесть факториал. Понятно.

Тика очень быстро посмотрела, что такое факториал (да, он же любит математику) и продолжила:

— Сергей всё и всегда делал добросовестно. По тем временам, в нашей молодости, результаты хотелось увидеть быстро.

— При своей жизни?

— Да. Хотя бы. В идеале — вообще ещё при молодости, но это уже из разряда утопии.

— Отец каким-то образом был связан с этим третьим направлением?

— Да. Мы и познакомились на одном из конгрессов, тогда ещё опытом обменивались.

— Ух ты. Я не знал.

— И не должен был, — она пожала плечами. — Он оказался даже более работоспособным, чем мы. Никто не ожидал, но за какой-то десяток лет, наладив отношения со всеми разработчиками, он в разделительных сегментах создал свой задел — тот самый завод, о котором говорил твой земляк.

Виктор выглядел ошарашено:

— Так мы — большие люди?

— Были там, — подтвердила она. — Пока доктрина не изменилась. Тебе, видимо, он не рассказывал, чтобы душу не бередить.

— Что делал завод?

— Это просто слово. На самом деле — научно-исследовательский институт и производства при нём, два в одном. Соединяло обе научные школы. Когда ваш русский сектор принял решение обособиться, следом из коллективной работы вышли и южане.

— А вы?

— Мы объединили юрисдикцию с китайцами, в рамках федерации.

— А разделительный сектор — это...?

— Свободная экономическая зона, на бумаге. А по факту — пограничная территория, за которую правдами и неправдами дерутся остальные игроки, которые с ней граничат.

— Кто?

— Мы, федерация; ваши, русский сектор; южане, — она немного удивилась.

Виктор что, настолько ничем не интересовался? Даже новости годами не читал?

— Ничего в голове нет на эту тему, — он почесал лоб. — Ни единого байта информации.

— Сергей же вынужден был убегать оттуда: какие-то проблемы с администрацией русского сектора.

— Какие?

— Насколько знаю, они хотели отжать всё за просто так или около того. Вроде бы, у вас смена собственника ТАКОЙ компании — норма при смене кабмина.

— А другие что?

— Твой отец крайне по тем временам дальновидно разделил процессы. Часть оставил в юрисдикции федерации, часть — в вашей, а какой-то кусочек — вообще у южан. Он ещё говорил, подлинные союзы возможны только если есть общая великая цель.

— Хренасе. Оказывается, я тоже сын олигарха?

— Бывшего, — подтвердила Хамасаки. — Сюда вы сбежали в одних трусах. Извини.

— Вы помогали ему на первых порах?!

— Нет. Он был очень похож на тебя: голодал, но не брал ни цента.

— А на какие деньги он возил вас на острова? — парень шмыгнул носом. — Тика, я очень хорошо понимаю, сколько это стоит. Стоило.

— Не понимаешь. — Она неожиданно поймала себя на том, что внутри закипает дух противоречия. — На его юрлицах, которые даже сейчас не закончили ещё деребанить до конца наши и ваши в разделительных секторах, была собственность! Формально — чужая и в управлении, аренда на девяносто девять лет.

— А в реале?

— Открывалась и управлялась на его биометрию. Транспорт дотуда часто был мой личный — у нас есть свой парк и летательных аппаратов... А останавливались по прилёте на ваших объектах.

— Хренасе.

— Я и хотела, обсудив это всё с тобой, начать деликатно зондировать: что-то из этого может отойти к тебе? На правах наследника? Раз отец сам не успел.

Рыжий шёл вперёд, как зомби — автоматически переставляя ноги и расфокусировано глядя сквозь асфальт.

— Кстати, я переписала на него и кое-какую свою компанию, — она подсветила перед ними голограмму. — Без этой системы контроля качества все производственные мощности HAMASAKI INCORPORATED не имеют особого смысла. Тоже для информации.

— Херасе. Херасе. — Виктор шёл вперёд, как заведённый, и повторял под нос одно и тоже.

— А потом — эта авария. Твой отец гибнет, мать в коме.

— А вы?

— Для меня как будто воздух вокруг закончился. Без него этот мир просто стал чёрно-белым, — она постаралась незаметно вытереть уголок глаза.

Парень вынырнул из прострации и посмотрел на неё. Затем решительно высвободил руку и обнял её за плечо.

— Я только тогда и узнала по-настоящему, какие у тебя проблемы в школе, — продолжила Тика. — Какое-то время металась, как муха в стакане, но затем ты очень быстро сам всё расставил на свои места.

— А ваш муж?

— Он явно знал о Сергее. Поначалу догадывался, потом однозначно выяснил. Но он не знал и не знает, что иммигрант Седьков — не просто муж алкоголички Натальи. ПРОСТИ!..

— Ничё страшного.

— ... А тот самый отпрыск семейства Фомичёвых, только по матери — потому жил на другой фамилии. Бывший ключевой собственник и идеолог самого большого генетического конгломерата разделительного сегмента. И нашего сектора.

— У вашего супруга такие плохие службы безопасности?

— Ты не до конца понимаешь, чем был ГЕНЕТИКС твоего отца.

— У меня есть уважительная причина — я только сейчас об этом услышал.

— Да. В общем, я именно поэтому в него и влюбилась поначалу. — Первое и последнее в жизни откровение на такую тему давалась неожиданно легко. — Когда всё только начиналось, я сочла его прожектёром.

— А он им не был?

— Скажем, у этого прожектёра оказались чертовски правильными руки. Он парадоксальным образом сочетал трудолюбие хань, аккуратность нихон и вашу нестандартную гениальность.

— Мне неясно, чего хочет этот Фомичёв, который на год младше. А вам?

— Видимо, что-то пронюхали о смене личности Сергея, когда он покидал тот сектор.

— Так у нас и документы не те?! Не родные?!

— Дошло? — Тика улыбнулась. — Да. Формально, Сергей Седьков не имел никакого отношения к ГЕНЕТИКСУ и тем более не вызывал ассоциаций с его владельцем.

— С целью безопасности?

— Да. Он всё надеялся, что смута в разделительном секторе уляжется рано или поздно и человечество снова будет единым. Он до последнего дня утверждал, что дел и места во вселенной хватит всем. Из-за идеализма, видимо, и ... — она не закончила.

Захотелось выть и скрести асфальт ногтями.

Тика утопила кнопку стабилизации гормонального фона в медрасширении.